ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Цеханович Борис Геннадьевич
Становление молодого прапорщика

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.25*20  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение повести "Школа прапорщиков"
  Становление молодого прапорщика.
  (продолжение "Школы прапорщиков")
  
   А ещё через три часа мы заходили через КПП на территорию своего артиллерийского полка, которая теперь с точки зрения молодого, амбициозного прапорщика смотрелась дымящимся плацдармом, с которого и начинается моя настоящая военная жизнь.
   Но эффектного входа на дымящийся плацдарм не получилось по банальной причине - полк находился на зимнем полевом выходе. Вернее, заканчивал лагеря.
   Дежурный по полку задумчиво осмотрел наш маленький строй, выслушав, кто мы такие и в какие подразделения попали, потом неспешно изрёк с изрядной долей иронии.
   - Ну что ж вам повезло. Завтра на дежурной машине выезжаете на Либеррозский полигон в свои подразделения. А пока размещайтесь в комнате для приезжающих комиссий, - куда нас отвёл его помощник.
   Зря он это сделал, лучше бы в пустой казарме разместил, потому что когда мы назавтра суетливо загружались в дежурную машину чтобы быстренько умотаться с полка, комната для приезжающих комиссий была в полуразрушенном состоянии. Главное, ведь всё было нормально и прилично. Мы оформились в строевой части, потом закупили закуску и водку. Может наоборот - водку с закуской и вечером сели отметить в узком своём кругу вот такое неприметное прибытие в полк. Ведь никто не дебоширил, насколько мы потом помнили, не устраивал дикие пляски или групповой мордобой. Всё было в рамках, достойно и пристойно, но когда очнулись за десять минут до отбытия машины, то комната представляла из себя жалкое зрелище. Конечно, мы постарались за эти десять минут навести армейский порядок. Но даже заправленные койки, выровненные стулья и стол ни на йоту ни добавили порядка. Поэтому мы и шмыгали испуганными мышами, под насмешливым взглядом дежурного по полку, наблюдавшему нашу поспешную посадку.
   Слава богу, старший машины, как только последний из нас заскочил в кузов, сразу же тронулся с места и мы под общий облегчённый выдох выехали через КПП. Правда, минут через десять мы также одновременно и вздрогнули, ощутив через эфирное пространство возмущённый вопль дежурного, когда он заглянул в несчастную комнату. Наверняка были суровые и щедрые клятвы разобраться с ЭТИМИ ПРАПОРАМИ. Но было поздно, мы выскочили из-под его юрисдикции и появимся в полку лишь через неделю. А там новые задачи, новые впечатления и всё забудется.
   Три часа поездки в кузове ЗИЛ-131 пролетели быстро и в молчании. Каждый из нас ушёл в себя, мысленно и тревожно прокручивал скорую встречу со своим новым подразделением, с новыми подчинёнными. А отсюда и сильное волнение - Как его примут? Как он вольётся в воинский коллектив, который на годы станет его домом и семьёй? А вдруг не получится? И что-то пойдёт не так....!? Короче, таких мыслей и сомнений было много, отчего дорога в 150км совершенно не отложилась в нашем сознании. Я даже пожалел, что она оказалась такой короткой, когда выглянул из кузова и оглядел полевой лагерь, расположенный среди редко растущих и невысоких сосен, который был похож на разворошенный муравейник. В парке ревели двигатели машин, в разных направлениях суетливо бегали солдаты: одни что-то тащили из палаток в парк и грузили всё это в кузова. Другие с пустыми руками бежали из парка, для того чтобы нырнуть в палатки и выскочить оттуда с новым грузом и мчаться сломя голову обратно в парк. А над всем этим стоял командно-матерный ор, вносящий в эту суету элементы армейского порядка. Но мне этот порядок не понравился сразу, явив вполне законные подозрения, что как некий герой - "Попал с корабля на бал". Так оно и получилось. А вдобавок ко всему, по брезенту шуршал мелкий, нудный дождик.
   - Чего сидите? Все по своим подразделениям. Там вам задачу поставят.....
   Через пять минут плутания по полевому лагерю, я уткнулся в офицерскую палатку 9ой батареи, где тоже царила нехилая суета.
   - Разрешите войти..., - рявкнул я в полог грязно-песочного цвета, закрывающий вход в палатку и оттуда сразу вынырнул высокий капитан, а через несколько секунд там же нарисовались ещё две головы - кудрявая, явно нерусская и русская.
   - Товарищ капитан, прапорщик Цеханович прибыл в девятую батарею на должность командира второго огневого взвода для прохождения дальнейшей службы.
   Капитан нервно моргнул: - О..., Лёва, второй сошник пришёл. Теперь тебе на огневой позиции скучно не будет, - кудрявая голова на слова комбата заинтересовано вылезла из палатки ещё больше, превратившись в коренастого старшего лейтенанта, армянина, с огромнейшими ладонями.
   - Отлично... Давай знакомиться. Меня зовут - Лёва. Я старший офицер на батареи....
   Познакомились быстро: старший лейтенант Геворгян Лёва, комбат - капитан Чистяков Сергей, командир взвода управления лейтенант Денисенко Витя, старшина батареи прапорщик Корытов Саня.
   - Ну, всё ясно, повезло тебе, - резюмировал комбат, - а теперь, товарищ прапорщик, вещи ставьте в палатку и помчались на учения.
   Да..., на таких учениях я ещё не участвовал. Вернее, сами то учения были самые обычные: управление огнём артиллерии полка, переходящие в управление огнём дивизии. Трое суток и шесть боевых снарядов. А вот условия - погодные. Это было Монтана.
   Приехали мы, молодые прапора, на полигон в обед. Меня быстро представили личному составу батареи. Тут же выехали на само поле и встали на огневую позицию перед железнодорожным разъездом Тауэрн. Начали закапываться, а нудный дождик постепенно сменился сильным, ледяным ветром и к вечеру температура воздуха упала до минус пяти градусов. Мокрый песок мгновенно схватился толстой коркой льда, да так, что в местах под орудийные окопы приходилось вбивать ломы в качестве рычагов, и тросами, машинами выламывать целые глыбы.
   Если в первые сутки мы занимались в таких резких условиях оборудованием огневых позиций, то следующие двое суток, моей задачей было банальное шевеление личного состава огневиков, чтобы они не дай бог где-то заныкались и заснули на таком холоде. Я не думал, что могу не спать трое суток подряд, но оказывается мог. И не просто не спать, а ещё активно действовать.
   Когда мы выпустили свои шесть снарядов на оба управления - все были вымотаны донельзя. И только мысль и надежда, что вот-вот..., ещё пару часов... и мы окажемся в тёплых палатках лагеря - помогла выстоять. Весь полк, как только разгрузились в лагере, вырубился в палатках влёжку, практически на 14 часов.
   Следующий день был наполнен сворачиванием лагеря и подготовкой к совершению марша в Пункт Постоянной Дислокации. Как бы личный состав батареи и взвода принял меня безразлично, что несколько обескуражило меня. Хотя, с другой стороны понимал, вот такое стремительное и трудное вторжение нового командира взвода в жизнь батарейного коллектива, да ещё пропущенное через очень сложные и трудные условия учений, в определённой степени отвлекло от моей персоны излишнее внимание и какие-либо эмоции - отрицательные или положительные. Это пока, потому что всё будет впереди. В ППД, когда жизнь подразделения войдёт в привычную колею, когда у личного состава будет свободное время для оценки нового командира взвода. Когда все обменяются своими мнениями и суждениями о нём. Вот тогда и начнётся настоящие взаимоотношения. Понятно, что придётся пройти проверку на вшивость, на стойкость и целеустремлённость. Вот тогда-то придётся показывать свой характер, когда тебе нужно будет навязать свою волю пятнадцати подчинённым. Это молодой лейтенант, приходя в подразделение с училища, уже заранее защищён своими офицерскими погонами. Хотя у него тоже есть свои трудности в становлении, но у срочников на психологическом уровне уже забито - Офицер есть офицер. А тут приходит прапорщик, щегол, который ещё полгода тому назад ходил с тобой в одном строю в столовую и баню, точно также мёрз в карауле, носил ту же форму и спал рядом с тобой на соседней койке. И вдруг он уже стоит на более высокой ступени чем ты, да на офицерском довольствии, носит погоны, пусть и без просветов, но со звёздочками. И он уже КОМАНДИР со всеми вытекающими и ты обязан ему говорить ВЫ. А он входит в касту КУСКОВ и ХОМУТОВ традиционно неуважаемых среди срочников. "И я ему должен подчиняться?" - Примерно так думает большинство дедов и черпаков. Вот и начинается маята у молодого прапорщика. Хорошо если он сам по себе здоровый, сильный и с характером. А если ты в свои почти 21 год выглядишь чуть ли не семнадцатилетним сопляком и понимаешь, что физически ты средний. Хорошо хоть характер у тебя упёртый и упрямый, который не раз тебя вывозил на срочке. Но пока мои распоряжения выполнялись спокойно и без взбрыкиваний. Хотя они будут и взбрыкивания, и открытое неповиновение... А пока всё было нормально.
   Марш мы тоже совершили как положено, в соответствии с боевым приказом. К вечеру прибыли в гарнизон. Ещё через два часа суеты, меня в канцелярию вызвал командир батареи.
   - Боря, по твоему жилью всё решил. Сейчас берёшь свои вещи и идёшь в общагу прапорщиков, которая "Палуба". Будешь жить в первой комнате, там хорошие прапорщики Шумкин, Лебедев. Они постарше буду тебя и такой же, как и ты молодой прапорщик Иванов. Он сегодня вселился в комнату. Знакомься с ними, приводи себя в порядок. А завтра начнём тебя по серьёзному вводить в коллектив.
   В полку были две общаги: офицерская - аккуратный кирпичный домик, построенный два года назад, где-то на 10 комнат. И знаменитая "Палуба". Это общежитие для прапорщиков и сверхсрочнослужащих. Оно располагалось уже в старинном, мрачном, в несколько этажей здании построенным далеко ещё до Бисмарка. Вот на первом этаже с отдельным входом и располагалась "Палуба". А название было такое от того, что как сразу заходишь так попадаешь в просторное фойе, и к двери, расположенной на высоте в 2.5 метра, в помещение самого общежития вела металлическая лестница с таким же мостиком, похожим на корабельный. Вот отсюда и такое название. Меня определили в первую комнату, жильцы которой встретили любопытными взглядами. Юра Шумкин, невысокого роста, коренастый, с располагающем к себе открытым лицом, тёмненький, командир огневого взвода второго дивизиона. Прапорщиком служит уже два года. Саня Лебедев, высокий, кучерявый, с оттопыренными ушами и хитроватым лицом. Арт. техник дивизиона. Тоже за плечами два года службы прапорщиком. Третьим был Слава Иванов. Такой же щегол, как и я. Только заканчивал школу прапорщиков в Союзе и прибыл сегодня на должность химика дивизиона. Сидел на кровати настороженный и напряжённый, тоже не зная что делать дальше.
   Юра Шумкин, выслушав меня, молча показал на свободную кровать, на которую я тут же уселся, поставив чемодан рядом. В комнате повисла тишина и молчание стало неприятно затягиваться.
   Чуть прокашлявшись, выразил неуверенное предложение: - Я вообще-то традиций не знаю, но думаю что нам, - я показал рукой на Славу Иванова, - наверно как-то надо влиться в коллектив....
   - Ну.., наконец-то..., родили дельную и правильную мысль, - оживился Саня Лебедев, а Шумкин застучал кулаком по стене и закричал.
   - Рома...., Серёга..., ходи к нам, молодёжь вливается...
   И как в фильме "Кавказская пленница", дверь открылась и больше не закрывалась, а комната заполнилась жителями Палубы. Прежде чем зайти в общагу, я зашёл в офицерский магазин, купил три бутылки водки "Лунников" и закуски. Слава Иванов достал из чемодана тоже три бутылки, но уже водки из Союза и закусь, которую он купил вчера, в Бресте. Стол сварганили быстро, после первых же рюмок быстро перезнакомились со всеми и застолье потекло. Я был после учений вымотан капитально и спать хотелось, поэтому меня хватило ненадолго. Парни к моему состоянию отнеслись понимающе: - Давай, давай, Боря, ложись... Ты ещё не втянулся, да после таких учений... Лучше поспи, а за тебя вон пусть Слава отдувается, должность у него "не бей лежачего" и в поезде благополучно продрыхал....
   Но перед тем, как свалиться и заснуть оказался свидетелем занятного эпизода. В середине вливания в комнату зашёл сверхсрочник, тоже с Палубы, с дальней комнаты. Усадили за стол, налили ему, а когда выпил, то он пожаловался на свои отпускные обстоятельства.
   Оказывается, он уже три дня был в отпуске и завтра уезжал в Союз в свой первый отпуск. Как мне объяснили, ехать ему в самую глухомань, в старинную деревню в самую середину Сибири, где-то северней реки Нижняя Тунгуска. Дней десять только надо добираться до дома. Сам он прилично выпивал и за год службы не сумел накопить денег. Гражданки у него было по минимуму, а всё остальное благополучно спускал. Как раз перед отпуском дали ему зарплату, на которые он надеялся купить подарки родным и кое-что прикупить себе. Но увлёкся обмыванием отпуска и денег осталось только для того, чтобы купить пару плавок, маек, несколько пар носков и кое-что из бытовой мелочи.
   - Чёрт побери, парни, сложил это всё я чемодан "Гросс Германия", закрыл и потряс им в воздухе. Открыл..., а всё что там было лежит в уголку чемодана жалкой кучкой. Блин, думаю - что туда положить? А потом сунул туда полевую форму, повседневную, парадную, шинель.... Бушлат ложить не стал и так всего как раз на чемодан набежало. Приеду в деревню... В первый день одену полевую форму и в ней по деревне буду гулять, на второй день одену повседневку и в хромачах пройдусь, а на третий день уже в брюках на выпуск. На четвёртый парадную форму в сапогах и перед стариками.., так с форсом.... И старики скажут - одет, обут как Енерал....
   Посмеялись и я заснул. Забегая вперёд скажу, не увидели мы больше этого сверхсрочника - в отпуске его насмерть заломал медведь.
   На следующий день привёл себя в порядок и пришёл в батарею. После всех построений, батарея ушла в парк для обслуживания техники, а меня комбат завёл в канцелярию. Положил перед собой штатно-должностной список батареи и начал меня вводить в курс дела и жизни подразделения.
   За дни учения, свёртывания лагеря, марша в Ошац я уже немного узнал личный состав батареи и своего взвода. А тут комбат стал подробно характеризовать каждого военнослужащего моего взвода.
   - Сержант Пикалов - командир четвёртого орудия и твой замкомвзвод. Увольняемый. Нормальный сержант, может рулить, но во взводе несколько чеченцев и ему бывает порой трудновато. Тем более у него в расчёте чеченец Музаев. Солдат молодой, прослужил более полугода и по идее должен был бы привыкнуть и влиться в службу, но... не получилось, трудно управляемый. Призван с гор, культуры общения с другими никакой. Одни дурные амбиции. Был бы старослужащим - быстро заломали, а так молодой солдат и приходится с ним работать по правилам. Про тебя с первой батареи и с дивизиона очень хорошо говорят, так что при тебе Пикалову будет гораздо проще. Командир пятого орудия младший сержант Осмаев. Чеченец. Как сержант тоже неплохой, служит год, но сам себе на уме. И так получилось, что все наши чеченцы либо с одной деревни с Осмаевым, либо с соседней и из-за этого он не может ими командовать. Или что-то потребовать. Командир шестого орудия сержант Прокошев, тоже увольняемый. Нормальный. Работать с ним можно. Рядовой состав управляемый, а в своей воспитательной работе можешь полностью опираться на рядового Мурманишвили..., который имеет большой авторитет среди солдат и сержантов и может на них влиять.
   Я немного удивился такому выводу, потому что Мурманишвили Георгий, был самым мелким солдатом взвода. Я уже знал, что ему 27 лет и он с высшим образованием. То есть будет служить один год до осени.
   А комбат продолжал: - Как видишь, взвод у тебя интернациональный, славяне только сержанты Пикалов и Прокашев. И есть ещё двое Разуваев и Климок.... Ты их пока не видел, но сегодня вечером они возвращаются в батарею. Нам, в артиллерийском полку, оркестра по штату не положено, поэтому командир полка полгода назад приказал начальнику клуба найти бойцов в полку с музыкальным образованием и организовать свой нештатный оркестр. Вот у нас в батарее таких нашлось двое. В лагеря они не ездили, а были собраны в одну команду и охраняли этот месяц расположение полка. Избалованные и к тому же увольняемые, но особо не обращай на них внимания. Они приписаны к клубу и в батарее появляются только на приёме пищи и на вечернюю поверку. А так они всё время в клубе.
   В таком же духе он рассказал и о других солдатах батареи и вкратце о задачах, какие я буду выполнять в процессе службы, закончив инструктаж словами: - Если будут возникать какие либо вопросы или трудности смело можешь обращаться к любому из нас. И не стесняйся, а пока посиди здесь с полчаса, перепиши своих подчинённых, подумай, а когда вернусь, пойдём в парк, где уже и начнёшь свою деятельность
   В пять минут переписал все данные своих бойцов в блокнот, прикинул и немудрящий планчик, где первым пунктом было культурно выполненный список взвода на ватмане, как в штатке, чтобы не стыдно было показать любому начальнику и одновременно, чтобы вмещался в удостоверение личности. После чего задумался.
   Срочку я служил в первом дивизионе и хотел туда снова попасть взводником, либо в свою первую батарею или же во вторую. Там меня все знали и я всех знал. А в процессе срочной службы как-то совсем не обращал внимание на другие дивизионы. Жил полностью жизнью своего дивизиона. А попал сейчас служить в третий дивизион, в девятую батарею и совершенно не знал офицеров и прапорщиков данного подразделения. Помнил их визуально по срочке, но никогда особо не обращал на них внимания. Так..., махнёшь рукой при встрече, отдавая воинское приветствие и всё. Но ничего..., думаю, всё будет нормально и вольюсь тоже нормально.
   В парке, хоть я и знал уже, но комбат всё таки вновь показал мои орудия и тягачи, пожелал удачи и ушёл по своим командирским делам, а я стал более плотно и в спокойной, рабочей обстановке знакомиться со своим хозяйством. Переписал все номера орудий, приборов взвода в блокнот. Каждому орудию сделал "Отбой" и "К бою" и сам лично поучаствовал в этом, чтобы проверить работу всех механизмов. Потом около каждого орудия, в процессе обслуживания техники, поговорил, вернее, перекинулся словами, с каждым солдатом и сержантом. Ещё раз с интересом оглядев рядового Мурманишвили, решая про себя вопрос - Чем мог воздействовать на сослуживцев вот этот солдат? Каратист что ли? Или боксёр? Но вроде бы нет....!? Посмотрел и решил сегодня вечером более плотно нужно поговорить с ним, заодно и познакомиться с Разуваевым и Климок.
   После чего отошёл к столу старшего офицера батареи Лёве Геворгян.
   - Познакомился с подчинёнными? Ну и как твоё мнение?
   Я пожал плечами: - Да рано ещё мнение своё говорить, работать надо. Тогда и будет....
   - Тоже верно. А теперь давай разберёмся с нашими делами, чтобы потом у нас всё было легко и ровно. Ты два года всю нашу артиллерийскую кухню прошёл сам. Но тогда ты был сержантом и видел всё под другим углом, а сейчас ты командир взвода. А это совершенно другой расклад. Артиллерийская батарея всегда делится на две части, независимо сколько там взводов. Это ты тоже прошёл в своей первой батарее. Есть взвод управления батареи, у которого своя специфика, а есть огневики. Взвод управления - у них свои занятия, свои места занятий и на учениях или войне они всегда будут жить отдельно от нас, на передке, на НП, в пяти-шести километрах впереди нас.
   Ну, а огневики, то есть мы, все крутимся на огневой позиции и тут взводов нет. И мы с тобой работаем в общей упряжке и на общий результат. Взвода появляются только, когда идёт социалистическое соревнование. Тебе мысль понятна?
   - Конечно, товарищ старший лейтенант....
   - Так... Давай без званий. Я Лёва, ты Боря. Комбат есть комбат. К нему либо - товарищ капитан, или - комбат. Конечно, при старших начальниках - всё по званию. А так, среди своих по имени. Ну, если ты всё понял - тогда сработаемся. Ты займёшься орудиями, их техническим состоянием, ЗИПами, а я буду отвечать за автомобильную технику. Занятия будем проводить вместе.... Ну.... А всё остальное в процессе... Да.., ещё ты отвечаешь за группу самопривязки. Сам её готовишь из своих.
   Время до обеда прошло незаметно, нашего особо вмешательства не требовалось и мы сидели за столом втроём. Третьим был командир взвода управления лейтенант Денисенко. Его взвод расположился тоже перед боксом и обслуживал свои приборы. Иной раз Лёва и Денисенко отходили к своим подчинённым, проверяли, делали замечания или хвалили за проделанную работу. Я тоже контролировал своих, но особо пока не лез.
   Сегодня я уже стоял на довольствии в офицерской столовой и с удовольствием поел горячие блюда. Как последний раз кушал в школе прапорщиков почти неделю назад, так сейчас впервые за эти дни с удовольствием поел первое, второе и всё что подавали. Было очень вкусно и сытно. Конечно, были и досадные моменты, но так мелочь и я особо не обращал внимание. Красивая, стройная, грудастая официантка Катя совершенно игнорировала меня и подала пищу в последнюю очередь, но я всё равно получил удовольствие, наблюдая за ней и глядя на её стройные ножки, а когда она слегка наклонилась, расставляя тарелки на столе, заглянул в её декольте. А там....
   После ужина вызвал в канцелярию Мурманишвили. Посадил напротив себя и сидел и молчал, не зная с чего начать. Мне 21 год. Ни тихий, ни скромный, вообще то общительный, язык подвешенный. Правда, когда иной раз задумчиво рассматриваю себя в зеркало, бываю очень недовольный своим внешним видом - ПАЦАН. Семнадцатилетний пацан и моя офицерская форма лишь чуть-чуть прибавляет возраст. А напротив меня сидит мужчина, кавказский мужчина. Пусть он и роста маленького, и сидит спокойно, послушно приготовившись выслушать, что ему скажет новый командир взвода, но в нём всё говорит, что это взрослый мужчина. И от этого ты пасуешь, понимая, что говорить ему просто нечего и слушать он будет больше от того, что на погонах у тебя звёздочки и ты при должности. А если понадобиться, он тебя сам многому чему научит. Но говорить ведь что-то надо и я начал потихоньку выяснять, что меня интересовало в первую очередь. А уж потом, в ходе совместной службы узнаю о нём гораздо больше. Надо сказать, хоть и отвечал он на мои дежурные вопросы охотно и может быть не совсем полно, когда командир первый раз разговаривает и знакомится со своим подчинённым, но я был раздосадован. Считая, что к разговору не был готов именно я. Не продумал до конца - какие надо задавать вопросы, что узнать.... Но впечатления от самого солдата осталось приятным - культурный, грамотно выражает свои мысли, по-русски говорит хорошо, воспитан... А что я хотел? Высшее образование - есть высшее образование. Да ещё когда ты из хорошей семьи и работа у тебя до армии была сугубо творческой. Но к моему удивлению в спорте хиловат. Не каратист, ни боксёр, подтягивается на "троечку", подъём переворотом за четыре месяца научился делать два раза. Тогда за счёт чего он имеет авторитет в батарее? Надо бы у Лёвы спросить, но хочется самому разобраться.
   После разговора с Мурманишвили, вызвал в канцелярию Климок и Разуваева. Вести разговоры с ними уже не хотел, лишь так..., посмотреть на них, задать пару вопросов и всё.
   Они мне сразу не понравились, как только вошли в канцелярию. Здоровые, откормленные лбы, с наглецой в глазах, типа - "Ну..., ну..., посмотрим что ты за зверюга...".
   Садить их за стол не стал, а сам встал и подошёл к ним, уже прекрасно понимая, что я им тоже не глянулся, что и явно читалось в их глазах - "Тююююю...., и этот молокосос наш командир взвода....?"
   Посмотрел на них и отказался от вопросов, сказал лишь пару стандартных фраз и отпустил их, понимая, что через них я хлебну много неприятных моментов. А понимая это, понимал что теперь я в них уцеплюсь и заставлю на себя смотреть совершенно по-другому.
   Следующим, с которым в этот вечер хотел поговорить был Музаев. Невысокого роста, но плотного и крепкого телосложения, смотрел исподлобья хмуро и настороженно. По-русски говорил неплохо. Чувствовалось в нём внутренняя упёртость и некое неприятие всего окружающего, как будто человек попал во враждебное окружение. Остальные чеченцы, которые служили в батарее, до армии жили на равнинной части Чечни и были совершенно другие. Открытые, общительные... Конечно, у них были свои вывихи, но в целом они были управляемые и адекватные. А Музаев был с глубокой горной части республики, где обычаи и традиции были гораздо жёстче и отношение даже к равнинным чеченцам были порицательными. Образования 6 классов, до армии вырос и прожил в небольшой горной деревни, можно сказать в замкнутом коллективе, поэтому имел низкий уровень общественного поведения, из-за чего у него были сложные отношения со всеми солдатами и сержантами батареи, кроме своих земляков. Хотя и здесь они были достаточно прохладными.
   Разговора с ним у меня тоже не получилось. Солдат замкнулся в себе, отвечал односложно и неохотно. Трудный солдат.
   Так у меня закончился мой первый день службы в качестве командира взвода. В течение недели плавно влился в рабочий ритм, огляделся внутри батареи и дивизиона и теперь имел своё мнение о коллективе офицеров и прапорщиков батареи и дивизиона.
   Командир батареи капитан Чистяков был на хорошем счету у командования полка. Грамотный офицер и как командир был на своём месте. Всё у него в батарее под контролем и жизнь подразделения планирует на несколько ходов вперёд. Была у него своя забавная особенность: получил в училище сотрясение мозга, после чего у него на всю жизнь остался нервный тик. Так-то ничего, но когда попадал под горячую руку вышестоящего начальства, которое не знало об этой особенности, то в разгар горячего выговора Чистяков начинал часто моргать и получалось - он моргает, а начальству кажется что тот нагло подмигивает. Вот тогда рёв в децибелах становился, как у тяжёлого самолёта, идущего на взлёт. Старший лейтенант Геворгян: то что батарея у командования была на хорошем счету большая заслуга была и Лёвы, как старшего офицера на батарее. Солдаты его уважали за справедливость и ровность характера, никогда он не ставил перед ними невыполнимых задач, поэтому они охотно выполняли все его приказы и распоряжения. Физически сильный, тем более что у него ладони были как совковые лопаты и он мог бы и на одной своей физической силе в командовании и воспитании личного состава выезжать. Но нет, он работал с ними и обучал терпеливо, без излишней кавказской горячности. И сам был очень трудолюбив. Тоже имел некоторые моменты, над которыми все втихушку посмеивались. Огромные ладони и если он их сжимал, то кулаком можно было закрыть любую голову солдата. Из-за чего ему приходилось в отпусках шить на заказ десяток пар кожаных перчаток, потому что в магазинах такие размеры просто не продавались. Но и терял их он со скоростью одна пара в две недели, отчего к концу зимы, в холодную погоду, ходил в обычных брезентовых рукавицах, которые хоть и с трудом, но налазили на его руки. Ещё один бзик - любил хорошие зажигалки, но считал, что если она не зажигается с трёх раз, её надо тут же выбросить. И выбрасывал, несмотря на дороговизну и редкость. И бойцы даже очередь устраивали, кто в этот раз подберёт дорогую и блестящую зажигалку. Лейтенант Денисенко, командир взвода управления батареи. Был с ленцой и специфика работы со взводом, где было всего восемь человек, позволяло ему быть несколько в сторонке от общей жизни батареи. Прапорщик Корытов, старшина батареи. На три года старше меня, и естественно опытней меня, но как старшина был посредственный, жил только сегодняшным днём, из-за чего часто влетал и подводил комбата.
   Восьмой батареей, которая проживала вместе с нашей на одном этаже, командовал капитан Евминов. Хитрован и как Плюшкин всё тащил к себе в батарею и если что-то нужно было найти, можно смело идти к нему и у него это есть. Но хрен выпросишь. Мечтой у него было объехать все свалки ГДР с тремя грузовыми машинами. Тоже батарея была на хорошем счету. СОБом у него был старший лейтенант Мусин, мой тёзка. Своеобразный человек, мог хорошо поддать, но в тоже время мог, если нужно, и пахать круглыми сутками.
   Седьмая батарея жила этажом ниже и из них я знал только старшего лейтенанта Мишу Григорян, который за эту неделю несколько раз приходил к своему земляку Лёве. Если Лёва был простого происхождения и это на нём прямо читалось, что не умоляло его достоинств, то Миша Григорян имел внешний вид утончённого армянина и с такими же манерами. Как просветил меня Витя Денисенко, Григорян имел богатую родню, которая была при власти и при хороших должностях. Да и я сам успел заметить, что Миша в общении с Лёвой допускал некую долю высокомерия.
   Опять же от Вити узнал и другие интересные подробности о их отношениях. Лёва и Миша жили в одном подъезде, только Лёва этажом ниже. Лёва был женат на армянке, а Миша на красивой русской женщине. Лёва всегда помогал своей жене, когда выпадала свободная минута. Мыл посуду, гладил бельё после стирки, когда было дежурство по этажу, помогал мыть лестничную площадку. А немецкие лестничные площадки в старых немецких домах, это вам не площадки в хрущёвках. Это солдатские плацы по размерам. Ну и делал другие дела, которые по мнению Миши Григоряна настоящий армянский мужчина не должен делать. Так как Миша считал себя настоящим армянским мужчиной, то частенько раздражённо делал замечания своему земляку по этому поводу. И Лёве иной раз, приходилось выжидать, когда Миша уйдёт на службу, чтобы помочь жене помыть лестничную площадку. Чтобы Миша не видел его за этим не мужским делом.
   - Знаешь, Боря, - продолжал делиться Денисенко информацией, - у Миши чётко расписано, что есть мужские обязанности, а что есть женские и твёрдо им следует. Один раз Миша как-то пригласил офицеров, в том числе и меня, к себе домой на посиделки. Хорошо мы тогда посидели, а утром я зашёл к нему, так как договорились об одном деле. Жена его немного приболела и не помыла посуду. Вот она просит при мне - Миша, я что-то плохо себя чувствую, помой пожалуйста посуду. Миша отвечает - Хорошо дорогая.... Открывает окно кухни, сгребает всю посуду и выкидывает её с третьего этажа на улицы. И мило улыбаясь жене, говорит - Мне, дорогая моя, проще купить новую, чем помыть.... Вот такой Миша Григорян.
   Я тоже, постепенно, не форсируя события, брал бразды власти во взводе, приглядывался к солдатам, исподволь изучал их, пытаясь разглядеть их сильные и слабые стороны, чтобы потом через них более эффективно влиять на подчинённых. Давал возможность и им притереться ко мне. Всё вроде бы было внешне нормально. Солдаты выполняют мои приказы. Кто спокойно и адекватно, кто без особой охоты, кто-то делает попытки обсудить мои приказы, правда, в разумных пределах и потом с недовольным видом всё-таки выполняет их. Если во взводе таких моментов было меньше, то вот солдаты и сержанты взвода Геворгяна ревниво относились, когда я начинал и там командовать в отсутствие их командира. На занятиях, когда Геворгяна не было, всё было нормально. Занятия - это святое, а вот вне занятий начиналось противостояние. Тогда приходилось в повышенном тоне объяснять "армейские прописные истины" - кто они такие и кто я такой. Такая же ситуация была и со взводом управления батареи, куда я вообще не лез, лишь только по делам службы и когда все мы участвовали в обще батарейных мероприятиях. Но надо сказать, пока всё это было в нормальных рамках, так как бойцы боялись, что я мог пожаловаться либо Лёве, либо комбату. А последующие за этим репрессии могли быть довольно жёсткими. Но я хоть и был молодым прапором, но прошёл хорошую школу сержантской службы и на отлично знал командирскую аксиому - "Чтоб у тебя всё было нормально с подчинёнными - ты должен навязать им свою волю и заломать их сам". Вот тогда и служба покатится, как по рельсам и авторитет у тебя будет заработан честным путём. Поэтому только всё сам.
   Во вторник, решил сбегать на подъём и посмотреть, как замкомвзвод проводит утреннюю физическую зарядку. Прибежал заранее и в коридоре батареи встретил своего полусонного замкомвзвода, вяло тащившегося в туалет. Доложил, что во взводе всё в порядке и скрылся в туалете.
   Через пару минут прозвучала команда "Батарея Подъём!", а ещё через пару минут зашёл в помещение взвода, дав возможность замку произвести подъём подчинённых. Сам, ещё полгода назад, был срочником и понимал, что молодёжь и черпаки по команде "Подъём" мигом соскакивают с кроватей и одеваются, готовясь к зарядке. Увольняемые, кто-то всё-таки встаёт, чтобы не нарваться на звиздюлину от офицера, случайно забредшего в расположение и бредёт на спортгородок, чтобы там перекурить. Но были и стойкие дедушки, которые играли в русскую игру "Авось" - авось не забредёт и тогда я посплю лишние сорок минут. А если и забредёт, то либо скинут с кровати, либо если успею сам соскочить, то получу пинок под зад. А может и увернусь....
   Поэтому дал пару минут Пикалову, чтобы тот предупредил стойких - "Командир взвода пришёл" - после чего зашёл в расположение. Всё как обычно, когда на подъёме командир, все споро одеваются, чтобы по команде дежурного по батарее построиться в коридоре перед выходом на зарядку. Всё как обычно, кроме одного - Климок и Разуваев лежали в кроватях и не собирались даже вставать.
   - Не понял...!? - На повышенном тоне задал вопрос, - А вас что, команда Подъём не касается?
   - Здравия желаем, товарищ прапорщик, - хором, с наглецой и хорошим вызовом поздоровались бойцы и жизнерадостно ответили, - так точно не касается. Мы дедушки... Нам не положено...
   Подавив в себе мгновенную вспышку ярости, ровным и спокойным голосом спросил: - А Пикалов, он что не дедушка?
   - Пикалов сержант и замок и ему положено. Никуда не денешься.... Службассс...
   - Встать! - Скомандовал я, надеясь что в моём голосе присутствует изрядное количество металла, но те только рассмеялись, видать, не обнаружив этого металла вообще. А тем временем, взвод продолжал копошиться в расположении, с нездоровым интересом наблюдая развивающееся противостояние и ожидая моих следующих решительных движений, хотя в коридоре дежурный по батарее во всю голосил команду "Строиться".
   Я стоял под перекрёстными взглядами подчинённых и суматошно просчитывал целый ряд вариантов развития ситуации. Причём100% проигрышной ситуации. Это через полгода, когда у меня будет заслуженный авторитет и уважение, такие ситуации буду решать на раз-два. А сейчас любое моё телодвижение, любое решение ведёт к проигрышу - как бы я не желал победы.
   Исподлобья оглядел взвод и скомандовал: - Пикалов, выводи взвод на физзарядку, а я тут буду разбираться.
   Пока бойцы гурьбой вываливали в коридор, мы молчали. Дверь закрылась и я спокойным тоном, хотя внутри меня всё бушевало, спросил: - А если прикажу - Встать?
   Надо сказать, что в те благословенные времена, мы не знали тогда что такое "ответственный офицер" и даже представить себе не могли, что этот офицер ещё и остаётся на ночь и на целые сутки, контролирует, а по сути сторожит солдат. Тогда всеми такими мероприятиями рулили сержанты. А слово ПРИКАЗ - его ослушаться не смел НИКТО. А то можно запросто загреметь в дисбат минимум на полгода. Или поиметь другие весьма неприятные моменты, но уже местного значения.
   Поэтому на моё такое простенькое решение Климок и Разуваев синхронно поморщились и Климок недовольно спросил: - Вам, товарищ прапорщик, так надо всё это? Ну..., встанем..., что дальше будете приказывать "выйти в коридор", "убыть на физзарядку", и так далее. Вы лучше к нам не лезьте. У нас свой музыкальный колхоз, а вы рулите в своём колхозе, потому что вы, где на нас сядете, там и слезете. Давайте расходиться миром, у вас, что кроме нас не кем командовать? Тем более, после завтрака и до самого отбоя вы нас просто не будете видеть... У нас совершенно другие дела.
   А Разуваев ехидно добавил: - Вы только сразу не бежите жаловаться к Геворгяну или комбату. Некрасиво это будет с вашей стороны....
   Пока они так балагурили, я уже принял решение. И как это было не неприятно, но сейчас я вынужден буду благоразумно отступить, не доводя ситуацию до ненужного обострения. Пусть эти скоты какое-то время почувствуют себя победителями. Пусть ехиднячают за моей спиной. Хреново, конечно, когда взвод придёт с физзарядки, а они будут валяться на кроватях и подкалывать остальных. Да ещё наплетут бойцам, как они круто базарили с командиром и поставили его на место. Хрен с ними, сцеплю зубы, вытерплю, но потом победителем буду я. Как это я сделаю - я ещё и сам не знал. Но это обязательно будет.
   - Хорошо, сегодня продолжения спектакля "командир - подчинённые" не будет. Жаловаться, конечно, я ни к кому не побегу. Не такой я. Как-нибудь сам справлюсь с вами. А в одном вы здорово ошибаетесь, хоть и дедушки - здесь не колхоз, а армия. И во взводе будет один командир, а остальные, в том числе и вы оба, будете выполнять то, что я прикажу. Вот с завтрашнего дня этим и займёмся. А пока можете расслабиться. - Развернулся и ушёл из расположения.
   День прошёл в поганом настроении, хотя виду я старался не подавать и всё думал, думал, как мне красиво выйти из этого положения. Не только красиво, но ещё и победителем. Но ничего путного не приходило в голову.
   Поэтому на следующий день примчался на подъём. И когда Разуваев и Климок снова не поднялись просто, сдёрнул с них одеяла, на что они молча снова натянули их на себя. Взвод выгнал и уже сам лично провёл физзарядку, но со всей батареей. Активно так провёл, что некоторые из бойцов даже взвыли и стали выказывать претензии, типа: если вы не можете справиться с двумя своим солдатами, то мы тут причём. Вот свой взвод и гоняйте....
   Но я только зло сверкнул глазами. На следующее утро всё повторилось заново: сдёрнул одеяла и снова на зарядке, за 40 минут, умудохал батарею. И так продолжалось целую неделю. Недовольство мною в батарее нарастало, но в тоже время бойцы стали нехорошо коситься и в сторону Разуваева и Климок. Но сдвигов не было, ситуация оставалась патовой и чтобы её переломить в свою сторону - нужен был некий толчок или неординарное решение. А откуда у молодого и неопытного прапорщика может быть неординарное решение? Да ни откуда... Так.., бродили прямые и ясные мысли - ворваться утром в помещение взвода и отмудохать сраных дедов. Только это решение больше было похоже на горячечный бред. Потому что они просто не дадут себя отлупить. Скрутят, завернут ласты и будешь биться в бессилье в их руках на глазах у взвода. А они потом будут, наивно хлопая глазами, гнать какую-нибудь пургу офицерам и взвод ещё будет поддакивать. Так что свою попытку воздействовать на них через коллектив - продолжал.
   Мы сидели с комбатом одни в канцелярии. Я писал конспект на завтра, а комбат что-то задумчиво чиркал в своём блокноте. Потом закрыл его, помолчал, глядя на меня, и начал говорить: - Боря, батарея на тебя жалуется. Говорят, каждое утро прибегаешь на подъём и потом их гоняешь до седьмого пота, как какую-то десантуру. Что ты на это скажешь?
   - Да нормально я с ними занимаюсь. Я ведь сам на зарядке в сторонке не стою, а вместе с ними всё делаю и ничего. Нормальные нагрузки. - Буркнул и ушёл от ответа.
   - Я понимаю, что тебе надо становиться в коллективе батареи, но и палку перегибать не надо. А если у тебя что-то там не получается, или нужна помощь так скажи. Мы ведь поможем, - продолжал жать на меня Чистяков.
   Появилось мимолётное желание всё выложить комбату и тем самым разрубить этот "гордиев узел" разом, но оно только появилось и тут же исчезло.
   - Спасибо, товарищ капитан, со своими проблемами я и сам справлюсь. И не такие они уж сложные.
   - Ну, смотри.... Тебе виднее, а так ведь..., - командир не договорил и разговор иссяк. Уже потом, спустя несколько месяцев я узнал. Офицеры и прапорщики батареи знали о моих проблемах, но не вмешивались, лишь страхую меня издалека, чтобы я не наделал сгоряча глупостей или же не довести дело моего становления до банального ЧП. Хорошо если полкового масштаба. Но этого я не знал, ломая голову над словами комбата и над решением - Что всё-таки делать? Что нужно предпринять, чтобы вылезти из тупиковой ситуации, которая затянулась до неприличия?
   Вот и шёл в мрачном настроении на ужин в офицерскую столовую, а невольным попутчиком у меня оказался прапорщик Янковский, старшина батареи. Это он привёз нас, молодых сержантов, два года назад из дивизии в полк и ещё тогда, на мосту через реку Эльба, рассказывая чем знаменит этот мост и город Торгау, он показался мне хорошим человеком и прапорщиком. Последующие месяцы службы только подтвердили моё мнение. До пенсии ему оставалось два года и для меня, в сущности пацана, он казался мудрым отцом. Вот он и шёл рядом со мной, так как жил рядом с офицерской столовой. Расспрашивал о первых шагах службы, спросил и о проблемах. И тут я решился и поделился с ним. А вдруг, умудрённый жизненным и военным опытом, что-то подскажет.
   - Ну-ка.... Ну-ка..., расскажи поподробнее, - предложил он и внимательно стал слушать мой печальный рассказ.
   - Даааа... Ситуация..., - задумчиво протянул он и немного подумав, продолжил, - тут нужен неожиданный ход, неординарный и такой, чтоб они не знали, как реагировать... Тут нужно подумать...
   Так молча мы и пришли к столовой. Распрощались, я ушёл ужинать, а он домой. После ужина в комнате никого не было. Юрка Шумким заступил дежурным по парку, а Саня Лебедев с Ивановым умотали в город пивка попить. Поэтому я завалился на кровать с книжкой, но пролежал минут пятнадцать, ничего не видя перед собой и размышляя над проблемой, и даже слегка вздрогнул, когда в дверь комнаты громко постучали. Это был прапорщик Янковский, который пришёл ко мне с пакетом, откуда достал несколько бутылок пива и пару пачек солёных палочек к нему.
   Всё это он выставил на стол, рассказывая, как он размышлял над моим случаем.
   - Садись, Боря, попьём пивка и между делом я тебе подскажу, как тебе поступить. И дело сделаешь и ещё потом рассказывать будешь, делясь своим опытом. Через три дня только так они у тебя вскакивать будут.... Да ещё первыми во взводе.
   На следующее утро, я как обычно влетел в расположение взвода по команде "Батарея Подъём!". И стал подгонять своих подчинённых, для выхода на зарядку. Надо сказать, что моё противостояние с Разуваевым и Климок, принизило и так мой низкий уровень авторитета, как командира взвода, и бойцы стали огрызаться и нехотя выполнять мои приказы. Поэтому, в предверие вступления в новую фазу борьбы за свой командирский авторитет, я сегодня суетился гораздо больше, чем обычно, вызывая удивление у солдат и сержантов. Разуваев и Климок тоже не спали, ожидая моих предсказуемых, дежурных действий в виде сдёргивания с них одеял, но я подгонял остальных, совершенно не обращая на них внимания.
   - А мы? А нас? - Удивлёнными возгласами напомнили о себе нарушители.
   - А что вы!? - Я подошёл к их кроватям и под изумлёнными взглядами солдат и сержантов стал заботливо поправлять на них одеяла, подтыкивая их, чтобы было теплей. - А вы сегодня лежите, А вот завтра я за вас возьмусь вплотную и через три дня вы вперёд остальных подыматься будете.
   - Ни фига себе..., - выразили удивление дембеля, - Геворгяну с комбатом что ли пожалуетесь?
   - Ну, если я раньше не жаловался, то и сейчас не буду. Так... взвод, чего стоим - на выход вперёд...
   Озадаченный взвод выскочил на построение в коридор, а Разуваев и Климок остались лежать, бурно гадая - Что им приготовил прапор?
   Весь день я ловил на себе заинтересованный взгляды личного состава батареи, которая активно обсуждала возможные и невозможные варианты развития событий, но не смогла угадать даже приблизительно. А на следующий день, как только прозвучала команда "Подъём", я ворвался помещение взвода с двумя вёдрами воды. Бойцы шарахнулись от меня в разные стороны, а я подскочил к кроватям нарушителей, со стуком и расплескав воду поставил вёдра на пол, и содрал одеяла с Климок и Разуваева, после чего мигом вылил воду сначала одному, после другому в кровати. Климок от великого удивления растерялся и замер на мокрых простынях, не зная как реагировать на это, а Разуваев с возмущённым воплем: - Ты чё делаешь???? - Дёрнулся с постели и тут же со звонким, хлёстким ударом получил пустым ведром в лоб...
   - Лежать, суки...., - взревел я благим матом и вновь замахнулся жестяным сосудом. И видать столько наконец-то прорезалось в моём голосе металла, что Разуваев откинулся на подушку и замер там без движения, только выставив для защиты руки вперёд.
   - Вот так-то, - хриплым, почти сорванным голосом, удовлетворённо произнёс я, - а теперь лежите. Разрешаю на зарядку не идти, отдыхайте, - накрыл их одеялом и заботливо подтыкал по бокам.
   Конечно, как только я со взводом удалился из расположения на зарядку, так сразу дембеля встали с мокрых постелей и поменяли их на сухие. Забрав у молодых солдат. Но теперь во взглядах солдат я увидел и уважительные проблески и они с интересом ждали продолжения.
   А продолжение случилось на следующее утро, в том же самом ракусе, только ведром по башке пришлось ударить уже Климок. Аж ведро погнулось. И так каждый подъём на протяжении пяти дней. Знал, что они тут же забирали себе сухие матрасы, но ждал, а в батарее нарастало напряжение, уже направленное против музыкантов. Уж не знаю - знали ли офицеры батареи, что я делаю и как борюсь за своё реноме, но никто мне не мешал.
   И вот она Победа! Я ворвался во взвод как обычно с полными вёдрами воды и уже на пороге вынужден был их поставить на пол. Разуваев и Климок, оказывается, до этого времени смирно сидели на табуретках, но когда я влетел в помещение, вскочили и скороговоркой одновременно заговорили: - Всё..., всё.., всё..., товарищ прапорщик... Хватит, мы всё поняли. Всё. Мы идём на зарядку.
   - Понятненько... Тогда, товарищ Климок и Разуваев, взяли по ведру и быстренько вылили в туалет.
   А когда те послушно с вёдрами вышли из взводного помещения, добавил, уже обращаясь ко взводу: - Ну что? Бодаться или пучится передо мной кто-то ещё хочет? Или служить нормально будем?
   Все продолжали молча копошиться с одеванием, а за всех ответил замкомвзвод Пикалов: - Всё будет нормально, товарищ прапорщик.
   К вечеру я знал все подробности. Сухие постельные принадлежности у молодёжи закончились и как только черпаки поняли, что следующие они... То быстро столковались с дембелями батареи и дивизиона, которые с интересом наблюдали наши события со стороны в соседнем подразделении. Это были дембеля, которые служили и пахали на службе, ходили по нарядам и участвовали во всех учениях и лагерях, поэтому воспринимали приблудную "службу" Разуваева с Климок в левом оркестре довольно прохладно, считая, что тех надо немного встряхнуть. Поэтому получить "Добро" от них не составило труда. И сегодня ночью их подняли и очень хорошо отлупили в умывальной комнате, предупредив, что если и дальше будут дёргаться - то будет ещё хуже.
   Последующая неделя прошла у меня в эйфории. Мои позиции в батареи существенно укрепились. Какие либо проблемы в отношениях с личным составом пропали. Занятия, повседневная жизнь, проходили гладко. Но как всегда, по законам физики - если где-то убыло, значит где-то прибыло.
   Залихорадило у меня Музаева. Главное непонятно - с чего? Были к нему определённые нарекания, мелкие проблемы, но в принципе всё в рамках. А тут как сорвался. Начал ссорится с сослуживцами не только своего взвода, но и других. Я к этому времени сумел разобраться с авторитетом Мурманишвили. Этот взрослый солдат, с хорошим жизненным багажом, имел острый и быстрый ум, и несмотря на свой маленький рост и не особые физические данные, он не боялся высказывать своё мнение прямо в лицо. И если где-то, в какой-то момент назревал нехилый конфликт, он мог его остановить сильным, острым словом, припечатав "к столбу позора" виновника. Вот за это его здорово уважали и побаивались его языка. По моей просьбе он попытался поговорить с Музаевым и выяснить причину такого поведения. Но тот сразу же накинулся с кулаками на Мурманишвили, так что его еле оттащили в сторону. Короче, достал он всех.
   Я уже перестал бегать на подъём, а тут решил проверить - Как там мои Разуваев и Климок? Не забили ли они на меня большой и здоровый...., думая что я больше не буду проверять?
   В этот раз я пришёл через несколько минут после подъёма и с удовлетворением увидел обоих в строю. Замкомвзвод Пикалов сегодня стоял дежурным по батарее, доложил мне, что во взводе без происшествий, но доложил без особого энтузиазма, на что я сразу обратил внимание.
   - Пикалов, проблемы какие-то?
   - Аааа..., задолбал меня уже этот Музаев, товарищ прапорщик... Пора ему уже за такие финты в рыло заехать, больше ничего не понимает... Да сами знаете, замполиты вой подымут, да и земляки его начнут тут становиться на его защиту. Хотя..., земляков он тоже достал... Вы уж как-нибудь сами его крутите. А я не знаю что делать.
   - Да, кстати, я его в строю не вижу. Он в наряде с тобой?
   - Нет, в расположении. Не хочет на зарядку идти, - отвернув лицо в сторону, угрюмо пробурчал замок.
   - Ну, ни фига себе!? Только с одними разобрался, теперь с этим.... Чёрт....! Ладно, отправляй на зарядку батарею, а я сам тут разберусь.
   Строй батареи по команде дежурного повернулся и начал выходить из коридора на лестничную площадку, кроме четверых человек сказавшимися больными. А я направился в расположение, где на табуретке в одиночестве сидел Музаев. Зло сверкнул глазами на меня и опустил взгляд на пол, продолжая сидеть. Я сел напротив и после недолгого молчания спросил.
   - Музаев, ты заболел что ли?
   - Нет..., - отрезал солдат.
   - Музаев, что с тобой последнее время твориться? У тебя испортились отношения с сослуживцами и даже с земляками. Тебе что, плохое письмо с дома пришло?
   - Это мои дела. Как хочу, так и веду себя, - с вызовом отфутболил мой вопрос, глядя в пол.
   Понятно. Поговорить по-человечески, открыто не получится. Музаев уже принял для себя решение и теперь будет твёрдо придерживаться позиции конфронтации со всеми. А в этот момент - со мной, с командиром взвода. Поэтому разговаривать с ним надо с позиции силы и тоже твёрдо. Я встал с табурета: - Нет, Музаев, здесь даже командир полка не ведёт, как он хочет. Тут ведут себя как положено. И ты тут не один служишь, а в коллективе. Не хочешь делиться своими проблемами - зря, потому что это уже наши общие проблемы. И тогда я просто вынужден поступать по-другому и жёстко. И ты тут не дома, а в армии. Не хочешь идти на зарядку - значит, я тебя заставлю.
   Музаев снова поглядел на меня, но уже оценивающе, после чего последовал твёрдый ответ: - Я на зарядку не пойду.
   - Если ты не пойдёшь, я тебя вытащу силой или выкину из расположения, - у меня просто не было другого выхода. Именно в этот момент решался вопрос будущих наших с ним отношений. Если я сейчас спасую, то потом мне будет трудно с ним справляться и это будет постоянная моя головная боль. Но с другой стороны, моё заявление "выкинуть его из расположения", было тоже чересчур самонадеянным. Ребята с Северного Кавказа, как это не прискорбно для нас славян, гораздо здоровее и сильнее в физическом плане. И хоть Музаев и моложе меня на три года и ниже на голову, он был сильным и крепким. И если сойтись с ним в рукопашную схватку, то победить его я смогу только с помощью разных приёмчиков, которых я к великому сожалению знал всего раз-два и обчёлся. И то они тут не канают. Поэтому предпринял ещё одну попытку решить всё миром.
   - Музаев, если я сейчас буду действовать силой, то у нас у обоих будут проблемы. У меня одни, у тебя другие. Большие проблемы, потому что об этом узнают все. Меня будут ругать и тебе тоже достанется. И ты героем отнюдь не будешь. Подумай об этом. Мне эти проблемы совсем не нужны, да и тебе тоже. Не пойдёшь - у меня другого выхода не будет, как применить к тебе силу... Не вынуждай.
   Музаев поднял голову и несколько секунд смотрел на меня и видать у него в голове всё-таки что-то щёлкнуло и в положительную сторону. Он посидел немного, а потом с глубоким вздохом непонятного сожаления медленно поднялся с табурета и направился на выход из расположения. Я за ним, с облегчением в душе. В коридоре, под удивлёнными взглядами суточного наряда и кандидатов на санчасть, мы молча прошли к дверям и вышли на лестничную площадку, где я уже спокойно вздохнул, прикинув про себя - Сейчас он позанимается немного, развеяться немного, потом завтрак... Я в это время общаюсь с его земляками, пытаясь выяснить причину такого его поведения. А после построения, завожу в канцелярию и разговариваю с ним. По нормальному разговариваю.
   Музаев и я спустились на площадку между третьим и вторым этажом, и в это время нам навстречу попался земляк Музаева с восьмой батареи. Надо сказать, не очень хороший парень, с какой-то внутренней гнильцой. Вот и сейчас, ощерился в нехорошей ухмылке и издевательски закричал: - Под конвоем что ли?
   Это была последняя капля той плотины внутри солдата, которая и сумела сломать её. Музаев остановился, как вкопанный, а потом резко развернулся, оттолкнул меня с воплем: - Да пошли вы все на фуй...., - и побежал наверх, обратно в батарею.
   - Идиот, скотина..., - бросил я растерявшемуся чеченцу с восьмой батареи и кинул за своим подчинённым.
   - Музаев, Стой! - Крикнул, взбегая по ступенькам и успел ухватить того уже в коридоре перед тумбочкой дневального. Но тот в резком рывке вывернулся и ударил сержанта Пикалова, который спешил мне на помощь. Я от рывка поскользнулся на кафельном полу, потеряв на этом несколько секунд, и ринулся за солдатом, который бежал к окну в торце коридора.
   - Чёрт его знает, что у него в башке. Сейчас же выбросится..., - мелькнула молнией мысль и я наддал ходу. Но Музаев не стал прыгать в окно, а свернул в дверь туалета, куда я подскочил спустя несколько мгновений и с одного взгляда мне стало понятно, почему он сюда стремился.
   Музаев выхватил из стойки с хоз инвентарём тяжёлый лом и уже занёс его над головой, встречая меня. Последнее, что я видел, это опускающийся на мою голову лом. Говорят, когда человек падает с какого-нибудь этажа на асфальт, успевает вспомнить всю свою жизнь. Я в этот момент не успел вспомнить даже одно единственное банальное слово ЗВИЗДЕЦ, как наступила темнота, в которой я и увидел это слово в яркой вспышке....
   Первое что увидел, когда у меня прорезалось зрение, это валяющийся на полу Музаев, разбитая кафельная плитка, лом рядом и трудолюбиво пинающая Музаева толпа солдат, среди которых выделялся высокий дежурный по батарее. Пинали и те, кто сказался больным. Через дверной проём, кривя разбитые губы и вытирая кровь с подбородка, просил остановиться гнилой чеченец с восьмой батареи. Сам Музаев извивался под ударами солдатских сапог, в попытке закрыть наиболее чувствительные участки тела. Но как это не странно били его хоть и со злостью, но аккуратно. Так чтобы не было особо видно.
   Всё это я охватил одним взглядом, после чего занялся ревизией своего тела. Первым делом осторожно пощупал голову, ежесекундно ожидая ощутить под пальцами липкую кровь, разбитый в хлам череп и, как я читал в одной книге, жирноватые мозги. Но ни крови, ни ошмётья мозгов, ни на голове, ни в фуражке я не нащупал. И тут вывод мог быть один: как это ни прискорбно, но мозгов у меня нет и даже удар ломом не смог выбить из черепа даже граммульку оного.... Или же второй вывод, более обнадёживающий - сумел избежать удара. Но тогда другой вопрос - Отчего тогда нырнул в темноту и ничего не помню? Ещё несколько секунд безучастно смотрел, как месили Музаева, а потом очнулся и кинулся отталкивать пинающих от тела солдата: - Стой...! Стой! Хорош...! А то забьёте его совсем....
   Оттолкнув последнего, я наклонился над Музаевым и потряс его за плечо: - Музаев..., Музаев..? Ты как?
   - Да чего вы, товарищ прапорщик, над ним трясётесь? Он вас чуть не убил, а вы Музаев..., Музаев... Надо его вообще прибить, эту суку.... И тебя тоже, - вызверился неожиданно Пикалов на бойца с восьмой батарее, который в испуге отшатнулся от двери.
   - А я то что? Я то причём? - Возмущённо заорал чеченец, разбудив во мне злобу на тупого и гнилого земляка моего солдата. Выпрямился, вышел в коридор и с силой врезал тому в челюсть.
   - А вот за то... Стоять здесь, сука.... Я с тобой ещё разбираться буду.
   Когда вернулся обратно в туалет, Музаев уже сидел на заднице и хмуро потирал отбитые места. Хорошо, что на лице был только один, пока ещё небольшой синяк, но к вечеру он обещал налиться качественной синевой.
   - Так..., всем разойтись. Музаев и ты, - я ткнул пальцем в другого чеченца, - оба зайти в нашу канцелярию и ждите там меня.
   Думал, что Музаев начнёт опять кочевряжиться, но тот молча встал с пола и оба послушно ушли в канцелярию.
   Я снял фуражку и снова озадаченно пощупал голову: - Пикалов, а кто у него выбил ломик из рук? Кому я там Спасибо должен говорить?
   Пикалов округлил в удивлении глаза: - Так вы и выбили у него ломик...
   - Как я? Я помню только, как лом на голову опускается и всё. Потом темнота... Очнулся, а вы долбаете его сапогами...
   - Не..., вы товарищ прапорщик. Я ж за вами бежал и всё видел. Когда он действительно опускал лом вам уже на голову, вы как-то красиво и ловко ушли в сторону и врубили ему поддыхало. Вот лом и улетел у него из рук, а сам он свалился. А тут мы подоспели и стали его херачить. Жалко, рано вы нас оттащили.... Достал он всех уже....
   Я хмыкнул озадаченно про себя, раздумывая над словами сержанта, в части моих действий. Шансов уйти из-под удара тяжеленой железяки абсолютно не было и если бы я сам попытался как-то избежать смертельного удара, так бы сейчас и валялся в туалете, остывающим телом. А так, видать, при смертельной опасности, организм выключил меня и действовал сам, чисто на инстинктах.
   В канцелярии я сразу жёстко начал расставлять все точки над i: - Музаев, ты понял, что если и дальше ты так себя будешь вести, то тебя однажды ночью просто забьют? Ты видишь, что тебя лупили ногами все, кто был в батарее? Никто за тебя не заступился, даже твой земляк зассал, получил по харе и понял, что если он сунется, то его тоже отхерачат. Ты меня понял, что тебе нужно сейчас затихариться и хорошо подумать над своим поведением? Ты понял? Кивни головой... Хорошо, принято.
   Тут же ткнул пальцем в грудь другого чеченца: - Ну ты, чмо.... Следи за базаром и на будущее. Если ещё где перейдёшь мне дорогу - пришибу. Ну, а теперь оба слушайте - ничего тут не было. Ничего. Ни ломиков, ни драки, ни сапогов. И я ничего не видел. Вам это понятно? Не хер тут волну подымать. Помахали кулаками и сапогами и всё забыли. Это хорошо, что поняли. А теперь идите и приводите себя в порядок.
   Хотя происшедшее с Музаевым здорово сработало на мой авторитет, но окончательно я стал своим в батарее чуть позже.
   Рабочий день мой заканчивался в 19 часов, после чего выдвигался на ужин, а там свободное время и, если была хорошая погода, с удовольствием гулял в городе или шёл в кинотеатр, а после кино ещё гулял по уже практически ночному городу. Немцы ложились спать рано и также рано вставали и шли на работу. И вот в один из таких поздних вечеров, я забрёл на дальнюю окраину города и собирался уже повернуть обратно к нашему городку, как вдруг из боковой улочки донёсся громкий немецкий говор и явно пьяный, куда периодически вплеталась и русская речь. Тихо прокрался к выходу из улочки и осторожно выглянул из-за угла.
   - Баааааа..., - я был удивлён. Под ярким уличным фонарём стоял взрослый, уже в приличном возрасте, пьяный немец с бутылкой водки в руке и что-то увлечённо толковал моим сержантам Пикалову и Прокошеву, которых больше интересовала бутылка водки в руке немца, чем его многословный рассказ, да ещё на языке малопонятном им. А немец, размахивая бутылкой, и исходя из его возраста, явно делился своими впечатлениями о войне и русском плене.
   Внезапно вспомнив о бутылке, он поднёс её ко рту и, сделав несколько глотков, сморщившись от горечи, протянул её сержантам. Пикалов только поднял руку, чтобы взять её, как из-за его спины протянулась уже моя рука и перехватила бутылку.
   - Что за херня? Кто тут выёбыва....? - Возмутился Пикалов и вместе с Прокошевым воинственно повернулись ко мне, демонстрируя немедленный силовой отпор наглецу.
   - Здорово, бойцы! - Я отсалютовал бутылкой и сделал пару глотков оттуда, глядя поверх её на растерявшихся подчинённых.
   - Здравия желаем, товарищ прапорщик, - одновременно ответили сержанты, преданно глядя на меня, справедливо предполагая, что им светит в очень ближайшем будущем хорошая звиздюлина. Поэтому преданность в глазах, даже увеличилась в несколько раз за считанные секунды.
   - Ооо.., герр официрррр..., - радостно изумился немец, моему такому внезапному удивлению и сразу же стал дальше рассказывать, как я и догадался ранее, о русском плене, даже не обращая внимание, что его новый слушатель в это время спокойно общался со своими.
   - Так, так, так... Комбат спокойно отдыхает, командир взвода тоже гуляет ни о чём не горюя, а в это время во взводе непорядок. Младшие командиры ушли в самоволку, а рядовые, посмотрев на них, тоже наверно умотали. Только на другую окраину, чтобы не пересекаться. И что теперь будем делать?
   - Товарищ прапорщик, - виновато забубнили сержанты, - да мы в первый раз....
   - Ага..., только мне не звиздите. Первый раз.... и сразу попали в ту часть города, которую офицеры и прапорщики вообще не посещают и где можно шарахаться спокойно. Я вот когда служил, у меня даже мысли не было за забор сгонять и не парился особенно по этому поводу.
   - Товарищ прапорщик, - гудели провинившиеся, - дембель скоро, а мы ничего и не видели и не знаем... Мы больше не будем... Честное слово.
   А немец в это время разливался немецким соловьём, даже не замечая, что его никто не слушает.
   - Хорошо. - Податливо и обнадёживающе быстро согласился я, - Вы должны наверно понимать, что в армии наказывают не зато, что совершил, а зато что попался. Поэтому на первый раз я поступлю следующим способом. Мы сейчас устроим соревнование. По физической подготовке. Я указываю вам маршрут и вы бежите в казарму. Я бегу другим маршрутом, более коротким и тоже в казарму. Если вы прибежите вперёд меня - что ж, я закрою на эту самоволку глаза. Если я - то сдам вас комбату. Считаю, что это справедливое решение.
   - Мы согласны, - поспешно заверили сержанты, боясь что командир передумает.
   - Отлично, тогда слушайте, как вы побежите..., - дальше я указал им маршрут в два раза больший чем у меня. А мне бежать придётся напрямую и всего около двух километров, поэтому с азартом предложил, - я вам даже небольшую фору дам. Постою тут немного с немцем. Приготовились, Внимание.... Марш!
   Сержанты рванули как на стометровке и уже через десять секунд исчезли в глубине улочки, а я сделав пару глотков крепкой водки, поставил бутылку к ногам немца, который продолжал рассказ о событиях почти тридцатилетней давности. По моему он даже не заметил как и я побежал и скрылся в темноте.
   Первая половина дистанции бега у сержантов и у меня были лёгкие - под уклон. Мне нужно было пробежать километр вниз, пересечь улицу, идущую на вокзал, потом улочками по ровной местности, мимо тепличного комплекса, потом метров пятьсот умеренного подъёмчика и расположение полка.
   А вот у сержантов только первый километр по улицам вниз и по большой дуге, а потом километр нормально и ровно, но потом начинается крутой подъём улицы Dresdenerstrasse, которая вела к нашему городку. Тут идти то иной раз вверх запыхаешься, а бежать.... Да ещё чтоб "кровь из носу" уложиться!? Я был уверен, что выиграю этот забег, поэтому когда забегал в подъезд казармы уже прикинул про себя - сдавать парней не буду, сам с ними разберусь.
   Вверх до третьего этажа шёл спокойно, чтобы восстановить дыхание, поэтому в расположение батареи зашёл с невозмутимым видом. Дежурный по батареи чётко доложил, что в батарее всё в порядке....
   - Точно всё в порядке? - Пристально глядя на сержанта перепросил того.
   - Так точно, товарищ прапорщик, - твёрдо ответил дежурный.
   - Ну, тогда пошли ко мне во взвод и посмотрим - Всё ли там в порядке?
   Включил свет и тут же увидел безмятежно спавших Пикалова и Прокошева. Всё бы ничего, но эту безмятежность нарушали красные и потные лица и едва сдерживаемое бурное дыхание.
   - Ну вот, товарищ прапорщик, как видите у вас во взводе всё в порядке, - констатировал дежурный, с едва заметной ехидцей за спиной.
   - Да..., вижу почти всё в порядке. Только вот у Прокашева и Пикалова что-то цвет лица не такой.... Какой-то болезненно-потный и дышат нехорошо.... Может заболели? Пошли посмотрим.
   Мы двинулись в глубину комнаты, а с некоторых коек послышались сдавленные смешки и придушенное хрюканье. Первая была койка Пикалова и я резким рывком сдёрнул одеяло и тут же грянул здоровый солдатский смех. Пикалов продолжал старательно делать вид, что спит, даже не замечая, что в кровати он спит по полной форме и в пыльных сапогах, да ещё весь мокрый от пота.
   - Наверно Прокошев такой же больной? Надо проверить, - с деланной озабоченностью в голосе проговорил я и сдёрнул с командира расчёта одеяла. Теперь смеялись все: и взвод, и дневальные, заглядывающие в открытую дверь, дежурный по батарее. Смеялся я и старослужащие других взводов, видать знающие подоплёку этого происшествия и подошедшие из своих расположений. Смеялись даже сами самовольщики.
   А когда закончили смеяться, новый взрыв смеха потряс расположение, когда сержант Прокошев жалобно спросил: - Товарищ прапорщик, так всё ж по-честному? Мы ж обогнали вас!?
   На громкий хохот примчался и наряд по 8ой батарее и своими бестолковыми вопросами: - А чё тут у вас? Чё ржёте? - Вверг всех в новый приступ смеха. Все смеялись, тыкали пальцами в Пикалова и Прокошева и не могли от смеха толком ничего объяснить. Смеялись и от эмоционального рассказа с активным размахиванием руками, уже самих виновников, как они мчались взбесившимися паровозами по улицам города.
   Наконец-то закончили смеяться, хотя ещё многие и всхлипывали от смеха, поэтому я вынес свой вердикт: - Хорошо. Подтвердили, что физическая подготовка у старослужащих на высоком уровне, особенно когда "петух жаренный в жопу клюёт". Забудем для начала. Но как командир взвода нужно делать выводы. Поэтому в это воскресенье я организую коллективное увольнение. Погуляем по городу и по всем интересным местам, пофоткаемся, но чтоб парадка была подготовлена, поглажена и чистая....
   И в воскресенье, с разрешения комбата, весь свой взвод и по несколько человек с других взводов повёл в город. С этих пор я стал "своим" в батарее. И теперь служба командиром взвода была в удовольствие. Активно участвовал в занятиях и помогал старшему офицеру на батарее в обучении молодняка и в совершенствовании навыков у старослужащих. И Лёва Геворгян учил всему, чего мне не додали в школе прапорщиков, а я всё это схватывал прямо на лету во всю применял на следующих занятиях. Меня стали хвалить не только на уровне дивизиона, но и отмечать в лучшую сторону и со стороны командования полка. Отмечать бы ладно, а ещё и ставить в пример другим, особенно прапорщикам, которые не были связаны с личным составом - кладовщики, техники, химики-инструкторы. Но вот это здорово не понравилось прапорщикам автомобильной службы, где лидером был здоровенный прапорщик Коля Бургард. Они частенько собирались компанией и квасили, обсуждая полковые сплетни и последнее время всё больше скатываясь на вопросе, как проучить этого молодого прапора и тем самым поумерить его пыл. И так незаметно родился простенький планчик деревенского уровня, где все вопросы сложные и простые решались коллективным мордобитием виновника. Так и меня, решили подловить в городе и почесать об мою рожу кулаки, при этом приговаривая - "Цеханович - будь как все! Ты чего тут всю картину портишь? Не надо высовываться! Жили до тебя спокойно и хотим дальше так жить! Поэтому - СТОЙ!". Вот так, немудряще решили обломать крылья. Как уж об этом узнали офицеры батареи, я не знаю, но комбат поставил задачу разрулить эту проблему СОБу. Лёва тоже особо не задумывался, а пришёл вечером на склад к Коле Бургарду, где он квасил со своими друзьями, и просто сказал: - Коля - не надо. Это мой второй сошник. Ты ж меня знаешь, потом ведь трудно тебе будет жить. Да и я тоже могу пострадать. - И Лёва для большей наглядности поднёс свой кулак к лицу Бургарда, закрыв им практически всю голову совсем не хилого начальника автомобильного склада.
   - Вот я и говорю - А мне эти проблемы нужны? - Такой весомый и наглядный аргумент для Коли Бургарда и остальных его друганов, сидевших на складе, у которых лица были гораздо меньше, чем у их лидера, соответственно и ущерб больше, если туда прилетит кулак СОБа 9ой батареи, был более чем убедительным. Поэтому они горячо заверили Геворгяна в непонятной путанице с его вторым сошником и что они ни-ни.... Даже не помнят, что такой служит в полку. Но Лёва для убедительности молча со стола взял яблоко в руку и так простенько раздавил его и ушёл.
   Об этом я узнал спустя два месяца, когда окончательно занял своё твёрдое место в полковом коллективе.
  
  Екатеринбург
  Июнь 2017 года
  
  
  
  
  
Оценка: 9.25*20  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023