Нет в этом мире радости сильней,
Чем лицезренье близких и друзей.
Нет на земле мучительнее муки,
Чем быть с друзьями славными в разлуке
Рудаки - родоначальник поэзии на языке фарси
Братья.
Зададимся вопросом: что может объединить трех совершенно незнакомых друг другу офицеров разных возрастов, должностей и воинских званий, с разными характерами и темпераментами, имеющими различное образование, принадлежащим к разным видам Вооруженных сил? Что?!
Правильно - ответ верный! Афганистан.
Подружились мы быстро и поcле нескольких месяцев нашего знакомства присвоили друг другу высокое имя "Брат".
Старшим был "Антоныч" - майор Шебеко Николай Антонович, начальник автомобильной службы 103 воздушно-десантной дивизии из белорусского города Витебска.
Средний, Генка "Борода" - капитан Ломов Геннадий, начальник авиационного склада ГСМ (горюче-смазочных материалов) в Кабуле, до этого служивший на аналогичной должности на одном из аэродромов в жарком Туркестане.
Младшим был ваш покорный слуга, старший лейтенант, прибывший в составе 159 отдельной дорожно-строительной бригады из далекого и холодного Забайкалья, где возле поселка Бада (место дислокации авиационного полка) на одной из сопок, у подножия которой проходила построенная нами автомагистраль, был установлен постамент с бульдозером и памятной доской, на которой значилось, что здесь в 1979 году воинами-дорожниками 159 ОДСБ был уложен последний метр асфальта на участке дороги Улан-Удэ - Чита.
Сначала в Афганистане я познакомился с Геной Ломовым. В моем представлении еще по Забайкалью авиация, а особенно военная, была связана с высокой дисциплиной и порядком. А тут к нам в парк заваливает непонятного вида бородатый дядька без головного убора в вылинявшем до белизны грязноватом авиационном комбинезоне и коричневых военных туфлях с обрезанными носами, из которых торчат покрытые пылью пальцы босых ног. Видуха еще та.
"Слушай, старлей, мне надо обваловать емкости на аэродроме!", - обращается он ко мне. "А откуда Вы будете?", - на белорусский деревенский манер задаю я ему с издевкой свой вопрос. " Ты чего?! Меня вся 40-я армия знает! Со мной генералы каждый день за руку здороваются! Давай решай вопрос!"
В популярной форме объясняю зарвавшемуся авиатору, что его генералы мне не указ, что у меня есть свои начальники - будет их команда, будет выделена и техника. А вообще эти вопросы можно решить, конечно, и через меня, но только в виде нормальной человеческой просьбы, без "понтов".
Капитан, что-то угрожающее буркнув себе под нос, подняв тучу въедливой дорожной пыли, уезжает. Близится время приема пищи и долгожданного послеобеденного отдыха от изнуряющего летнего афганского солнцепека. Сворачиваем работы по ремонту и обслуживанию техники в парке. Командиры подразделений строят личный состав.
Снова пылит какая-то машина. В калитку воле КТП проскальзывает уже известная фигура летного капитана. "Давай без обид! Тебя как зовут? Меня Гена", - говорит он. "Вот другой разговор!", - отвечаю я. Знакомимся.
Просьба и задача понятная: для предотвращения воздействия взрывной волны обваловать каждую емкость и в целом весь склад ГСМ. Мера эта неотложная и необходимая в условиях войны для обеспечения бесперебойных полетов нашей авиационной техники с Кабульского аэродрома. Ставлю задачу командиру роты готовить к завтрашнему дню людей, экскаватор, бульдозер и прицеп с тягачом.
Рано утром по холодку небольшая колонна нашей техники медленно попылила в сторону аэропорта. Через неделю приезжаю на склад проверить, как идут работы по обваловке. Навстречу топает радостный капитан Ломов. "Ну, у тебя кадры, пашут целыми днями!", - довольный, сообщает он мне и просит оставить бойцов еще дней на пять, т.к. должны вот-вот подвезти новые емкости. Даю согласие.
Гена, радостно потирая руки, просит пройти в душевую. "Зачем?", - спрашиваю я. Капитан загадочно улыбается.
Душевая состояла из установленных на деревянных опорах дополнительных топливных самолетных емкостей и пространства между опорами, закрытого от постороннего глаза брезентом. Внутри этой душевой кроме кабины душа имелись столик и скамейки. Присели, разговариваем.
Солдат мечет на стол нехитрую закусь: тушенку, рыбные консервы, галеты, приносит флягу с неизвестным напитком. Гена придирчиво осматривает стол. Удивленно вслушиваюсь в их диалог с солдатом. Вопрос: А кислород? Ответ: уже полетел! Размышляю: какой кислород, куда полетел?? Но понимаю, что спрашивать в такой ситуации глупо - лучше помолчать. И правильно делаю.
Приносится из расположенной через дорогу кислородной станции полведра жидкого кислорода, которое устанавливается в четко определенном месте. Открывается кран емкости и вода тоненькой струйкой течет в кислород, который от соприкосновения с водой начинает парить и через небольшое время в верхней части ведра образуется кольцо изо льда. Это похоже на чудо! На улице стоит изнывающий зной.
Капитан наливает в кружки спирт. Пьем за взаимопомощь, взаимопонимание, дружбу. Запиваем холодной насыщенной кислородом водой. Оторваться от такого напитка невозможно, я забыл про спирт, закуску и только пью, пью.
Еще через неделю наши ребята полностью закончили обваловку склада, превратив его в неприступный объект, огражденный по периметру глубоким рвом и высокой насыпью. Вокруг каждой емкости также был насыпан вал грунта. При помощи автобурилки были просверлены ямы и установлены столбы ограждения под колючую проволоку. По просьбе Ломова ему вырыли экскаватором котлован под бункер - по аналогии с нашим под КТП в Теплом стане. Со временем на этом месте получилась неплохая землянка "в три наката", в которой было очень прохладно летом и тепло зимой. Правда, весной следующего года ее ненадолго затопило водой.
Установившиеся приятельские отношения между нами со временем переросли в дружбу. Да и как было не дружить с Геннадием, который обладал супердефицитом в Афганистане - спиртом. Нет - нет да и заедешь к нему с визитом, прихватив с собой свои любимые консервы "Снитки" (в Афгане наши батальонные острословы их переименовали в "Х..ки") или еще какой-нибудь презент и пустой тракторный термос, который Гена называл "фигней".
Ключи от 5-кубовой емкости, в которой хранились бочки со спиртом, были только у начальника склада и он не доверял их никому. Однажды увидев меня с термосом, он сказал: "Ты опять с этой фигней приехал? Извини, я занят! На ключи, наливай сам". И вот я в святая святых! Подумаешь, через шланг налить спирт. В емкости очень и очень жарко. Отвинчиваю крышку бочки, сую в нее шланг, дую в него и, услышав в ответ бульканье воздуха в спирте, втягиваю резко воздух из шланга в себя. Пары спирта обжигают гортань, сбивают дыхание, липкий пот обильно выступает через поры. Тоска! Несколько раз повторяю операцию - ничего у меня не получается.
Возвращаюсь в мокрой от пота форме с виноватым обескураженным, как мне кажется, видом к Гене. Тот все понимает и молча идет со мной к бочке, делает все точно также как и я, и спирт мощной парящей струей течет в термос. На мой немой вопрос Генка отвечает: "Я на этой должности с младших лейтенантов", - и, похлопывая себя по погону, продолжает, - "Видишь, уже капитан!"
В один из моих приездов к Ломову с моим другом и земляком Виктором Ореховым мы в известной теперь читателю душевой и познакомились с начальником автослужбы 103 вдд майором Шебеко Н.А. А поскольку Виктора у нас в батальоне называли человеком-оркестром, который мог играть буквально на любом инструменте: гитаре, ударнике, гармошке, расческе и т.д., знал много песен, то эти песни зазвучали и на аэродроме. Их подхватил и Николай Антонович. Пел он хорошо, приятным баритоном с легкой хрипотцой.
Больше всего меня поразили спетые в его исполнении под гитару слова песни: "Не надо грустить, господа офицеры. Что мы потеряли, того не вернуть. Уж нету Отечества, нету уж веры, И кровью отмечен ненужный наш путь". Теперь вот думаю, какие пророческие это слова: и не понятно, за что гибли и теряли свое здоровье наши военнослужащие в Афганистане, и великого государства нашего уже нет, и разделили моих родственников и друзей границы, так называемых, независимых государств, которые проводят по отношению друг к другу не совсем добрососедскую политику, некоторые враждуют между собой, а с Грузией война была...?
Николай Антонович обладал колоритной фигурой: среднего роста, широкий торс и мощные плечи опирались на узкий таз и небольшие ноги, голова слегка наклонена вперед и вниз и поэтому большие на выкате глаза смотрят на собеседника исподлобья внимательно и оценивающе. Десантная молва донесла до наших ушей слухи, что за глаза начальника автослужбы называли "бычьим глазом".
Майор Шебеко Н.А. закончил Калининградское военное инженерное училище и как инженер и автомобилист критически отзывался об офицерах-десантниках, получивших образование в Рязани. Антагонизм этих отношений был понятен мне по опыту взаимоотношений между строителями и механиками. Для первых важно выполнить основную задачу, а бережное отношение к техники и своевременное проведение ее технического обслуживания и ремонта - это второстепенная задача. Действует принцип "давай-давай!", в результате которого машины работают на износ, время на поддержание техники в исправном состоянии в достаточной степени не выделяется. А вот когда не выполняется основная задача из-за слабого технического обеспечения, то на ковер вызываются начальники технических служб.
Понятно, что у меня с Николаем Антоновичем на этой почве установились быстро партнерские и дружеские отношения. Мы понимали друг друга с полуслова. Он относился ко мне по-отечески и старался помочь если не практически, то советом. Проблема с запасными частями к ГАЗ-66, нужны консультации по организации охраны наших колонн на марше - еду к десантникам. Если мне приходилось бывать в районе аэропорта, то я обязательно заезжал к Антоновичу в рембат когда по делу, а другой раз чтобы просто увидеться, обменяться новостями. Его рабочий кабинет находился в зарытом на глубину 1-1,5 м окопе, сверху которого была натянута небольшая палатка. Внутри было жарко, поэтому Антоныч сидел голым по пояс за единственным столом, рядом стоял еще один стул для посетителя.
Ритуал наших встреч практически всегда был одинаков: "Разрешите, тов. майор?!", " А, Леша, привет! Как дела? Пить будешь?", "А есть?", "Обижаешь!". На грунтовом полу кабинета в углу лежали крышки, которые прикрывали глубокие шурфы, из которых за веревки извлекались две фляги. В одной был холодный хлебный квас, в другой спирт. "А закусь?", - следовал мой вопрос. "Десантный вариант!", - отвечал гостеприимный хозяин и выдвигал ящик стола, в котором лежала неочищенная луковица, разрезанная на четыре части и ломтики черного хлеба.
Однажды уговорил я своего старшего брата приехать к нам в гости в расположение батальона. Время приезда было заранее известно и поэтому мы сумели встретить гостя по афганским меркам самым достойным образом: раздобыли в роте тяжелых машин водочки, повар приготовил свои фирменные отбивные, а на десерт был подан из неприкосновенного запаса начпрода кофе и шоколад. Антоныч был приятно удивлен и, прощаясь, долго благодарил за оказанный ему прием. А у меня появилась возможность периодической критики "десантного варианта"
Критика критикой, но лучшей чем у десантников в рембате бани не было ни в одной из частей Кабульского гарнизона. Это было уникальное сооружение: две парилки - финского типа и русская, бассейн приличной ширины и длиной 12 - 15 метров, по дну которого были проложены пол-дюймовые трубы с отверстиями в них. А вдоль бассейна талантливым художником-десантником было нарисовано панно, на котором очень натурально были изображены дорогие нашему сердцу березки. Хорошенько попарившись с белорусским березовым или джелалабадским эвкалиптовым веником, ныряешь в холодную воду бассейна, через которую несутся навстречу тебе мелкие "пузырики" кислорода. Плывешь по бурлящей водной поверхности бассейна, вдыхаешь кислородный коктейль, любуешься нарисованной панорамой леса и совершенно забываешь об окружающей тебя не очень радостной действительности. А наверху, укутавшись в простынь, как патриций, стоит Антоныч и поторапливает тебя - в комнате отдыха уже накрыт стол и можно с друзьями немного выпить, перекусить, попить чайку, поговорить о чем угодно.
Построили свою баньку и мы. И довольно быстро, а все благодаря нашему комбригу Ковшову В.Д. Как только нам было определено конкретное место расположения батальона, мы активно начали его обустраивать: был построен палаточный городок со всеми необходимыми службами, в парковой зоне с использованием природного камня, которого кругом много, соорудили так называемые горячие цеха, в которых хотели разместить аккумуляторное, кузнечное и медницкое отделения. Однако в штабе бригады был разработан новый генеральный план размещения частей в Теплом стане. И согласно этому плану создавалась еще одна центральная подъездная дорога к паркам и хозяйственным службам батальонов (что было, конечно, правильным решением) и наше техническое сооружение оказалось в хозяйственной зоне. На совещании у комбата долго соображали, что делать с возведенными стенами. Разрушить было жалко, использовать по назначению неудобно. А для меня этот вопрос был вообще жизненно важным, т.к. это здание я сам задумал и строил. Поэтому, жалея свой и солдатский труд, предложил комбату использовать помещение по прямому назначению. Петр Иванович посмотрел на меня с большим недоумением - "крыша", что ли, поехала? А я в ответ - название оставляем прежнее "горячие цеха", а разместим в них баню. Известное дело в армии: проявил инициативу - сам и воплощай идею в жизнь! Не буду рассказывать, какого труда стоило в полевых условиях оснастить всем необходимым отделения бани, но пробную топку и помывку офицерского состава и прапорщиков мы организовали в самом конце декабря 1980 года. Новый 1981 год встречали с гостями из соседних батальонов в обновленных "горячих цехах"! После торжественного новогоднего ввода в эксплуатацию баня использовалась и для помывки личного состава.
К десантникам с определенной периодичностью прилетал самолет из Витебска и тогда в качестве подарка я получал от Антоныча свои традиционные два березовых веника. Один торжественно вручался нашему комбату Лукашенко, а второй оставался у меня. Использовались веники на все 100, а может, и более процентов.
О моих друзьях и названных братьях можно говорить много, на память приходят различные истории, которые с нами приключались в Афганистане.
Это и наша рыбалка на озере, которое располагалось под Кабулом по направлению на Газни, где мы пытались заставить выпить спирт американцев, играющих в гольф на специально оборудованном для этой игры поле.
И наша поездка с Антоновичем по моей просьбе на его БТР-70 и моем ЗиЛ-130 за запасными частями в армейский автомобильный рембат в Баграм. Туда мы ехали вместе на БТРе, а обратно вечером на закате солнца майор Шебеко не терпящим возражения тоном скомандовал: "Порядок движения колонны следующий: я на машине с запчастями впереди, Вы, тов. ст. лейтенант, на БТРе прикрываете меня сзади!"
И помощь Антоновича в разрешении конфликтной ситуации, когда мы с немцем-водителем, выполняя срочное задание комбата, в Хайрхане сбили возле автобусной остановки афганца.
Мелькают годы, проходят десятилетия, а память цепко удерживает образы моих дорогих друзей. Где они, что с ними, живы ли они?
Недавно узнал от нашего комбрига генерал-майора в отставке Ковшова В.Д., что нет уже в живых комбата Петра Ивановича Лукашенко. Дивного человека, настоящего замполита и командира, умеющего объединить людей для качественного выполнения поставленной задачи, тонкого психолога человеческих душ. Кажется, совсем недавно читал статью-передовицу в газете "Красная звезда" о Петре Ивановиче - командире военно-строительного отряда в Чернигове, кажется, совсем недавно разговаривал с ним после его увольнения из армии. Кажется, кажется ... .
