В добрые советские времена в обществе бытовали такие выражения: "Народ и армия - едины!", "У пьющего народа не может быть непьющей армии!", "Чем больше в армии "дубов", тем крепче наша оборона", и ещё десяток-два подобных. К чему я начал свой рассказ именно с этого? Не стану "открывать Америку" и пытаться выдать свои мысли за что-то новое. Ни для кого не секрет, что всё, что происходило и происходит в нашем обществе, нашло своё отражение, порой даже крайне утрированное, в жизненных процессах армейской среды. Это не вызывает удивления по той причине, что в Вооружённых Силах СССР служили и служат теперь в армиях суверенных государств, выходцы из всех слоёв населения нашего великого государства. Они же приносили в воинские коллективы своё видение "справедливости и равенства". Кто хоть немного знаком с этапами развития внутренних отношений в Советском Союзе за последние десятилетия его существования, умеет хоть немного проводить трезвый анализ действительности, без особого труда сможет найти истоки появления в армии такого "бича современности", как "неуставные взаимоотношения". Родились они, как это ни парадоксально, не в армейской среде, а на "благодатной почве" профессионально-технических училищ. Именно оттуда, только уже в более извращённой форме, дополненные местными особенностями и постоянно совершенствующимися "традициями", перекочевали в Советскую Армию. И можно приводить ещё массу дополнений, аналогичных уже приведённому примеру. Однако, речь пойдёт несколько о другом, к чему я и перейду.
Кого-то может удивить название рассказа, состоящее всего из двух одинаковых букв "ВВ". Расшифровать сходу их может каждый на своё усмотрение, в зависимости от того, у кого какие ассоциации возникли в связи с этой аббревиатурой. Чтобы не появилось, избави Бог, всяких разнотолков, я выскажусь и приведу своё понимание, а заодно и свою задумку.
В прежние советские времена, не стану настаивать, что и сейчас, в среде военных бытовала поговорка: "В армии существуют три опасные ВВ: военный водитель, военный врач и взрывчатое вещество!" Думаю, многие из вас, её помнят, а кто забыл - после моего цитирования этого известного изречения - вспомнили. Вдаваться в подробности и приводить доказательства правильности и обоснованности данной поговорки мне бы не хотелось. Слишком много и пространно можно говорить на эту тему. Своё повествование я желал бы посвятить только одной составляющей данной поговорки - военным врачам.
Пусть меня простят представители нашей славной военной медицины, но "ажно чешется" привести ещё одно армейское выражение, касающееся их военной профессии. Вот оно. "Что такое ВОЕННЫЙ ВРАЧ? Во-первых, это не военный, а во-вторых - не врач!" Чтобы закончить серию иронических высказываний по персонам медицинской плеяды, приведу ещё одно высказывание в их адрес, уже народного творчества. "Врачи! Ничего не знает и ничего не умеет - невропатолог. Всё умеет, но ничего не знает - хирург. Всё знает, но ничего не умеет - терапевт. Всё знает, и всё умеет - патологоанатом". Хватит, а то можно дойти и до...
Храни вас Бог подумать, что я враждебно настроен в отношении врачей, а тем более - военных врачей. Скажу честно и откровенно. Испытываю тёплые и даже, в какой-то мере, трепетные отношения к эскулапам. Может быть, это по той причине, что мне не пришлось непосредственно сталкиваться, в "болевом отношении", с врачами. Судьба, до настоящего времени, избавила мой организм от серьёзного хирургического вмешательства с их стороны. Пока что "освобождён" я и от, даже периодического, но систематического общения с терапевтами. Изредка, чаще всего чисто с профилактической целью, случаются встречи и беседы с офтальмологами и отоларингологами (чуть не сказал как в анекдоте: глазник и ушник). В общем, здоровье в порядке, спасибо...
Вступительная часть затянулась, а пора бы уж переходить "на личности".
В первую очередь, прошу прощение у медицинских работников за возможные ошибки, допущенные в их профессиональной терминологии. Не обессудьте, но мои познания в медицине, как теоретические, так и практические, распространяются немногим дальше, чем названия некоторых отдельных болезней, постоянно находящихся "на слуху" у большей части населения, и умения наложить кровоостанавливающий жгут в область шеи. Хотя, по правде сказать, два года пребывания в Афгане дали мне довольно основательную практику в наложении повязок различного вида и сложности в случае ранения или травмы, а также оказания помощи (консультативной) при лечении несложных и самых распространённых заболеваний. Так что, ещё во времена моей службы в рядах Вооружённых Сил, при сдаче зачётов по военно-медицинской подготовке, я "был на коне", и без особой дрожи в руках выполнял практическую часть зачёта.
Второе, что я хотел бы отметить. В своих рассказах, повестях, романах, размещённых или опубликованных в ArtОfWare, один из самых, по моему, читаемых авторов, на творчество которого хочется сослаться - Александр Петрович Карелин - отразил деятельность и образ жизни врачей, воевавших в Афганистане так наглядно и полно, что, казалось бы, дополнить что-то новое - пустая затея. Откровенно говоря, этими литературными произведениями, написанными на документальной основе, зачитывался не только я сам, но и все работники нашего Бобруйского военного комиссариата. Объёмные произведения читались и читаются "на одном дыхании". Самое главное, на мой взгляд, это то, что в образе Александра Невского и мне, и другим виделись некоторые наши знакомые врачи. Такие же влюблённые в свою профессию, безотказные, готовые на всё, ради других, и в особенности, на благо больным и раненым. Не хотелось бы посягать на "лавры" Александра Петровича, но поведать о своих, родных и близких сослуживцах - просто необходимо. Как сказала в художественном фильме "Корона Российской империи" одна сестра милосердия: "Это мой долг"! Постараюсь его вернуть с лихвой.
Вполне понятное моё стремление поведать о военных врачах, с которыми судьба свела в уже далёкие 80-е годы прошлого столетия на территории многострадального Афганистана. Есть что вспомнить и о чём рассказывать. А значит - "флаг мне в руки"!
Для начала сообщу краткую информацию о медицинском персонале нашего 122 мотострелкового полка. Начальника медицинской службы полка я, к сожалению, не помню совершенно. Не исключается, что за два года службы "там" мне приходилось сталкиваться с ним, но не на его, а тем более, моей профессиональной основе. Кто в первое время был начальником полкового медицинского пункта, из моей головы выветрилось полностью. К счастью, и с ним мне встречаться было "не досуг". А вот двух врачей ПМП - старшего лейтенанта Сергея Казакова, который позже стал начальником полкового медицинского пункта и старшего лейтенанта Сергея Шевченко, забыть мне нельзя, невозможно, преступно. Ниже поведаю, почему. А вам решать, стоит это затраченного времени, или нет.
На этом перечень медицинских специалистов полка с высшим врачебным образованием заканчивается. Память запечатлела и сохранила ещё образы из состава среднего медицинского персонала полка. Это - начальника аптеки полкового медицинского пункта прапорщика Бориса Чернова и фельдшера прапорщика Валерия Зекова. К сожалению, в виду того, что медпункт не входил в перечень наиболее часто посещаемых мною мест, постоянных его обитателей мне приходилось встречать лишь изредка, да и то, мельком. Только поэтому столь скудны мои сведения о них. Не стану загружать вас информацией о санинструкторах и санитарах ПМП, полных и достоверных сведений о которых у меня вообще нет. К сожалению, а может быть и к счастью, женский персонал среди медработников полка отсутствовал напроч.
Да и вообще, в голове как-то появилась мысль, посвятить один из своих рассказов советским женщинам, побывавшим в той или иной роли в Афганистане и которых я непосредственно знал. Начал копаться в самых дальних и "запылённых" уголках своей память. Только вот одна незадача. До начала 1982 года в полку их не было совершенно, а после переезда в новый ППД - обслуживающий персонал женского пола в нашем 122-м мотострелковом полку можно было пересчитать, не выходя из десятки. Ничего об их деятельности, реально, я не знал, а выдумывать и пересказывать слухи и "байки" - совесть не позволяет.
В нашем батальоне медработники были представлены ещё более скупо. Батальонный медицинский пункт возглавлял прапорщик Толик Карабут. Подчинённых у него было очень даже не густо: пару санинструкторов, примерно столько же санитаров и водитель медицинской "таблетки". О нём я поведаю, с вашего разрешения, несколько позднее и не в этом рассказе.
В миномётной батарее медиков не было вообще. Справлялись своими силами. При случае, когда необходимо было оказать помощь при болях в голове и ногах, использовали одну таблетку, разломанную пополам. Представьте себе - помогало. А в горнострелковых ротах мендработники были представлены только санинструкторами. Должность, прямо сказать, условно-номинальная. Прямое использование в большинстве случаев - как автоматчика. Всё-таки, лишний "ствол". А уж в экстренном случае - оказывал первую помощь раненым и сопровождал их до медпункта батальона.
Военнослужащих с эмблемами "змея, плюющая в колодец" других батальонов я не знал совершенно, так как сталкиваться с ними мне не пришлось.
Как видите, медбратьев можно было пересчитать по пальцам, а для попадающих под аббревиатуру ВВ и вообще с лихвой хватит одной руки.
Почему же мне так запомнились врачи полкового медицинского пункта - старший лейтенант Сергей Казаков и старший лейтенант Сергей Шевченко? Ответ прост. Именно они посменно, в качестве "главного специалиста по оказанию первичной квалифицированной врачебной помощи" ходили с нашим батальоном в рейдовые операции. И не просто ходили, но и действительно постоянно оказывали квалифицированную врачебную помощь нашим раненым и больным. И не только нашим.
В середине 1981 году, в то время, когда я впервые встретился с врачами полкового медицинского пункта, им, как и мне было немногим более двух десятков лет. Вероятно, примерно одинаковый возраст позволил нам стать, если не близкими друзьями, то, по крайней мере, хорошими соратниками, приятелями, собеседниками. Почему не друзьями? Вывод напрашивается как-то сам по себе по той причине, что после двух лет совместного перенесения "тягот и лишений военной службы" мы расстались и смогли встретиться, да и то, виртуально, посредством Интернета, только через почти три десятка лет. Мне кажется, друзья, а тем более близкие, не "потерялись бы", на такой длительный промежуток времени, даже на просторах нашей необъятной Родина. Хотя, вспоминая весь процесс убытия из Афганистана, невольно пришёл к выводу - радость оттого, что покидаешь этот край, что, в конце концов, остался живым, перекрывала все остальные мироощущения, в том числе и печаль от расставания с друзьями-товарищами. Быстро уехал, не зафиксировал в блокноте адресов всех возможных контактов, а потом, через пару лет уже ничего исправить нельзя. Всё потеряно безвозвратно. Хотя, очень бы хотелось когда-нибудь встретиться, желательно ещё в том состоянии здоровья, когда рука способна удержать стакан, а ноги позволяют встать при третьем тосте. Увы и ах. Порой нас разделяет слишком большое расстояние. Благо, теперь есть Интернет, который в состоянии, хоть частично исправить, казалось бы, непоправимые ошибки тех лет. Для начала удовлетворимся хотя бы таким общением.
Начну описание наших славных и горячо любимых ВВ.
Сергей Казаков. Поверьте мне, в тот период времени нашей совместной службы, это был уже настоящий военный и прекрасный врач. Представьте себе: молодой, выше среднего роста, стройный, физически развитый, симпатичный мужчина, со щегольскими усиками на интеллигентном, благодушном и улыбчивом лице, всегда одетый в аккуратную, чистую форму, подтянутый... В общем, своим внешним видом категорически опровергавший бытовавшее в то время в армии понятие "пиджак", то есть офицер, окончивший гражданское высшее учебное заведение, а не военное училище.
Понятно, что кое-кто скажет, что годы учёбы на военной кафедре медицинского института способны сделать из студента военного человека. Не верю. Ибо сам в течение более двух десятков лет тщетно пытался увидеть превращение студента-"гадкого утёнка" в настоящего военного-"лебедя". Если в войска пришёл служить "гадкий утёнок", а не "лебедь", не жди каких-то "сказочных" превращений. Не отрицаю. Служба его немного "отшлифует", сотрёт шероховатости и стешет выступающие грани "вольной" гражданской, а тем более, студенческой жизни. Но остаточные симптомы всегда будут выдавать в нём "пиджака". Примеров перед глазами было достаточно, когда "пиджаки", даже с тремя большими звёздами на погонах, носили военную форму и передвигались свойственной именно только им, истинным и неисправимым "вечным студентам" и гражданским людям, походкой.
Кстати говоря, не в обиду будет сказано некоторым кадровым военным, в том числе и строевым офицерам, выскажу своё твёрдое убеждение, подтверждённое многолетними наблюдениями. Военное училище не всегда способно создать внешние атрибуты и имидж "военной косточки". Как это ни парадоксально, но военным человеком нужно родиться. Переиначу народную поговорку: "Родиться в гимнастёрке (мундире)". В худшем и крайнем случае - с детства жить в армейской среде, дышать этим воздухом, ощущать себя, пусть и "с боку припёка", но песчинкой армии. Училище способно придать твоей фигуре некоторую стройность, научить, даже уставшим и с тяжестями на плече, передвигаться той походкой, которой так восторгаются женщины. Многим из кадровых военных данная наука была под силу только во времена курсантской, лейтенантской, в лучшем случае, капитанской службы. А потом, внезапно стала мала форма в поясе и воротнике, появилась одышка даже при спуске по лестнице, и так далее, и тому подобное. Сухощавый, подтянутый офицер - вот визитная карточка любой армии. Только вот останутся ли эти навыки на всю жизнь? Чаще всего - да, останутся. Но не у всех. Раньше говорили: "Уволился из армии, снял портупею - и рассыпался!" Это - проверенный факт.
Так вот, Сергей Казаков в нашем полку был "лебедем". Только зная, что он врач, и окончил не военное училище, а военно-медицинский факультет, многие с неподдельным восторгом смотрели на этого истинного строевого офицера (совершенно без сарказма). А специалистом он был (и, твёрдо убеждён, остался) прекрасным. Уж об опыте и врачебной практике говорить не приходится. Вот этого, в особенности в областях хирургии и терапии, Сергей приобрёл "выше крыши".
Сергей Шевченко разительно отличался от своего "собрата по профессии". Несколько ниже среднего роста, щуплый, сухощавый, не особо выделяющийся из общей массы офицеров и прапорщиков. Лицо с характерным, сложившимся веками выражением рязанского или белорусского крестьянина. Улыбку на его лице можно было увидеть крайне редко. Хотя он был отнюдь не "бука" и не угрюмый. Просто держал себя в определённых, им самим установленных рамках. А зря. Улыбка у него была милая, добрая, приветливая. А глаза, умного, эрудированного и благожелательного человека были как-то примечательны во всём облике Сергея-2. Не вписывались они в общую картинку облика истинного славянина. И если бы не его постоянная привычка "прятать" глаза от внимательного наблюдателя, только они одни смогли бы сделать его облик красивым и притягательным. Нет. Я не хочу сказать, что лицо у Шевченко было невзрачное. Даже наоборот. Ни одной неправильной чёрточки в нём не было. Но вот так уж поставил себя человек, не знаю, по какой причине, чтобы всегда оставаться не на виду, в тени других. Всё в его облике выдавало застенчивость, некоторую замкнутость. "Ушёл в себя и скоро не вернётся". На мой взгляд, большая часть женского пола "глаз на него" сразу вряд ли бы положила. И, опять же, зря. Добрейшей души человек. Приветливый, умный, начитанный, отзывчивый. Мало говорит, но зато умеет внимательно слушать. Прекрасный специалист и человек. В общем, о нём я могу сказать очень много тёплых и хороших слов. Ну и что, что внешностью в "Илью Муромца" не вышел! "Пиджак", но какой ценный! Да и вообще, слово "пиджак" к нему, как-то, не "клеилось". Тем более, что в полку хватало других офицеров и прапорщиков, далёких от строевой службы. Не хочется повторяться, но по части опыта и практики они с Казаковым были почти на равных. Насколько я помню, если, конечно, чего-то не путаю, оба они на военно-медицинском факультете специализировались как хирурги, каковыми были по призванию и на самом деле. Что-то этот абзац рассказа весь получился в прошедшем времени. Уверен, что Сергей Шевченко и сейчас остался таким же, каким я его помню, и каким он был тридцать лет назад. Ведь так, Сергей? Откликнись, если сможешь.
К слову. Профессия врача, сама по себе подразумевает гуманизм, доброту, внимание, сострадание и ещё n-е количество личных качеств, необходимых настоящему специалисту. Не стоит "загружать" себя и пытаться меня опровергнуть. Я и сам знаю, что во многих случаях врачами становятся "по указанию родителей", "мединститут находился в родном городе", "родственник (знакомый) был деканом в институте" и так далее и тому подобное. К величайшему всеобщему сожалению, по призванию врачами становятся, хорошо, если каждый третий или пятый из выпускников этих ВУЗов. Остальные - по возможности и необходимости. "Стерпится - слюбится"!
ВВ на войне - это вообще "очевидное-невероятное". А как иначе можно назвать человека, должность и специальность которого - нести избавление от боли, спасать от смерти людей. В тоже время - хорошо вооружённый и порой, приносящий эту самую смерть и раны другим (врагу). По данному поводу у меня уже не один раз в голове возникал вопрос:
"Интересно! А по какому принципу производилось награждение медработников в Афгане? По количеству спасённых ими людей? По количеству убитых врагов? В связи с полученными лично травмами и ранениями?"
Согласитесь! Ведь в наградном звучало бы абсурдно:
"Врач ПМП старший лейтенант В. вынес с поля боя и спас жизнь пяти раненым. В тоже время, в ходе боя участвовал в отражении атаки душман и лично убил пятерых мятежников!"
В годы Великой Отечественной войны награждение медработников, насколько мне известно, из мемуаров, литературных произведений и кинофильмов, производилось в зависимости от количества вынесенных с поля боя и спасённых раненых. А как сейчас - не стану гадать. Однако, правда, интересно!
Опять отвлёкся и углубился в дебри неразрешимых философских вопросов.
По поводу наших врачей. Как вы уже поняли из моего предыдущего повествования, врачей в полку было мало, крайне мало. Да и "корона" должностного положения, порой, не позволяла некоторым отдельным начальникам "снизойти" до простого приёма больных в медицинском пункте в пункте постоянной дислокации полка. Как результат - вся тяжесть проведения санитарных и лечебных мероприятий легла на плечи двоих, в лучшем случае - троих врачей. Если, вполне естественно, не брать в учёт, что во время рейдовых операций один из врачей убывал с горнострелковым батальоном на выезд. Что это такое - среднестатистический мужчина, носивший военную форму одежды, знает на своём опыте. В любой воинской части, когда бы ты ни зашёл в медицинский пункт, можно увидеть очередь перед дверью врачебного кабинета. Не меньшая очередь возле комнаты для перевязок процедур. Больные, или стремящиеся казаться таковыми - люди нетерпеливые, нервные, "ущербные", взбудораженные. Любое промедление с их лечением кажется "ущемлением личных прав и свобод". Вполне естественно для воинских коллективов, что в воинских частях пациент, имеющий более солидное звание, обслуживается в первую очередь. Это уж диктуется правилами воинской вежливости. Такая категория военных - наиболее трудная в оказании медицинской помощи. Они и опытные, они и знающие, они могут заранее сказать диагноз своей болезни. Остаётся только "самое малое" - вписать его диагноз в медицинскую книжку, и по "указанию свыше" назначить лечение. Трудно приходится врачу, у которого под халатом погоны с одним просветом и тремя звёздочками, если на виду у клиента погоны с двумя просветами. А если ещё и должность пациента медпункта в штатном списке полка находится где-то рядом с должностью командира полка - вообще беда. Я не ставлю себе задачи вызвать слёзы умиления и жалости к врачам полкового звена. И, тем не менее...
Теперь скажу пару слов об особенностях службы ВВ в Афганистане. В предыдущих своих рассказах я уже отмечал традиционный порядок возвращения нашего батальона из рейдовых операций. И данная традиция, не знаю уж кем введённая, была незыблема. Как в старые добрые исторические времена, "победителю - город на три дня на разграбление". У нас же, три дня давались на отдых. В этот период времени ни полковых, ни батальонных построений, как правило, не было как таковых, за исключением только экстренных случаев. Все силы бросались на обслуживание вооружения и техники, приведение себя и своей формы одежды в порядок, активный отдых. Кто и как из офицеров и прапорщиков распоряжался этим своим временем, за исключением определённого промежутка, выделенного на работу с солдатами и сержантами срочной службы, было личным делом. Такая традиция касалась только рейдового батальона. Врач, выходивший с нами на операцию, сразу же активно "впрягался" в напряжённый ритм деятельности полкового медицинского пункта. Время на отдых ему отводилось, в лучшем случае, только до утра следующего, после прибытия дня. Да и то, не факт. Вот и делайте выводы сами.
Вспоминается фраза, которую отдельные отцы-командиры любили повторять своим подчинённым: "Отдыхать будете на пенсии!" Интересно! А вот те, кто любил данной фразой укоротить время "после трудовой реабилитации" подчинённых, выйдя на пенсию, довольствовались только тем, что имели, или же нашли сразу денежную, но "не пыльную" работу? Насколько мне известно, и раньше и теперь, все хотели и хотят иметь приработок к пенсии, пока, конечно, "руки носят". О каком "пенсионном отдыхе", в таком случае, шла речь?
Хорошо, что в тот период времени и в том возрасте, в котором пребывали наши ВВ, хватало сил и энергии, чтобы выдержать всё это, имеется в виду, нагрузка. Помогала ещё их энергия, жизнерадостность, оптимизм, приветливость, чтобы не стать "цепной собакой" в приёмном кабинете врача. Утрите слёзы и слушайте (или читайте) далее.
Скажу откровенно, с практической работой врачей, сопровождавших нас в ходе проведения операций, мне пришлось воочию столкнуться только в конце лета 1981 года. До этого мы были знакомы, установили довольно дружеские отношения, общались на привалах и "ночёвках". Знали друг о друге только то, что сами о себе и по своему желанию рассказали в процессе бесед. В общем - обычные приятельские отношения сослуживцев-"однополчан". Хоть у меня, к указанному ранее сроку, за плечами уже было участие в трёх рейдовых операциях. На двух из них мы потеряли ранеными командира батареи Витю Корниенко и командира второго огневого взвода Мишу Грошека. Однако практическую работу врачей в те моменты я лично видеть не имел возможности. Старший лейтенант Корниенко получил осколочное ранение в живот ночью, и до моего прибытия к месту ранения его уже перевязали и отправили на БТРе в госпиталь Пули-Хумри. Прапорщика Грошека ранили днём, у меня на глазах. Первую помощь ему, до прибытия врача, оказал санинструктор роты. С его ранением "бой никто не отменял", поэтому я ушёл с расчётами миномётов вперёд, что лишило меня возможности лицезреть практическую деятельность нашего полкового врача.
А уж вот во время проведения рейдовой операции в районе населённого пункта Мармоль, мне удалось своими глазами видеть работу настоящего полевого хирурга. Причём не в кино или по телевизору, а наяву, "в живую". Случилось это в ночь с 30 на 31 августа 1981 года, захватив с собой рассвет и рождение последнего летнего дня. В эту ночь нам изрядно досталось от местных пуштунов, пожелавших, если не уничтожить полностью, то уж, в худшем случае, изрядно "потрепать" шурави в лице управления нашего батальона, 8-й горнострелковой роты, миномётчиков, разведчиков и связистов батальона, а также приданной нам горнострелковой роты 149-го мотострелкового полка 201 дивизии. В подробности боя углубляться не стану. При возникшем желании все это можно прочитать в рассказе "За одного битого...". Кроме меня к этой рейдовой операции неоднократно обращали свой взор те из авторов рассказов и воспоминаний, кому довелось служить на севере Афганистана в период 1981-83 годов. Желал бы только более подробно остановиться на деятельности в этот период лейтенанта Сергея Казакова.
Не знаю точно, по жребию, по указанию свыше, по очереди или каким-то иным образом, но судьбе было угодно именно ему находиться с нашим батальоном в этом рейде. Как и все другие участники рейда, он был "навьючен" вооружением и имуществом в ходе передвижения весьма изрядно. Кроме всего, что должно было, как верблюда, обеспечить его автономную жизнедеятельность, а именно: автомат, гранаты, боеприпасы, сухой паёк, вода и прочие предметы первой необходимости в вещевом мешке, на плече у него постоянно была довольно внушительная сумка военного образца с нанесённым на ней красным крестом. Не знаю, как назывался этот переносной набор врачебной помощи, но вес у неё был довольно таки изрядный. Учитывая то, что в её недрах хранились дефицитные медикаменты строгой отчётности, поручить её переноску он не мог никому. Да и поручать то было некому. Все были нагружены не меньше чем Сергей. И, по моему, Казакову стало бы стыдно от одной мысли, что его "сундук" несёт кто-то другой, а тем более, солдат. Вот так, постоянно по месту нахождения сумки можно было в любой момент времени безошибочно догадаться, где находится главная "медицинская мысль" батальона и наоборот.
В ходе ночного боя при отражении нападения "духов" в нашей группе батальона, по моим сведениям и поверхностным подсчётам, потери были незначительные. Погибших не было вообще, да и ранения получили только пять человек. Двое из раненых - снайпер 8-й роты был ранен в руку, и командир миномёта - сквозное ранение обеих щёк без повреждения зубов - находились во время боя на моей позиции. Ещё троих ранило на позиции 8-й роты. После отхода душман, всех раненых перенесли или отправили на командный пункт батальона для оказания медицинской помощи. К слову сказать, до эвакуации им была оказана, хоть ночью и второпях, доврачебная помощь. Так что Казакову пришлось потратить время только на осмотр и оказание дополнительной, профессиональной помощи.
Но вот соседнюю роту 149 полка "духи" разгромили и рассеяли по окрестностям гор. От полного уничтожения горнострелков спас их пулемётный расчёт ПКМ, который имел подготовленную и удобную позицию, достаточное количество боеприпасов. Вот он то и дал возможность основной массе роты, хоть и не совсем организовано, но отойти. Кое-где это ночное столкновение советских солдат и душман дошло до рукопашной схватки. Это можно было явственно видеть по характеру ран у погибших и военнослужащих, пришедших после боя к нам на позиции. Прискорбно то, что потери этой роты оказались довольно серьёзными: 7 человек погибло, в том числе заместитель командира 149 полка по политчасти и командир миномётной батареи, и 14 человек ранено. До самого рассвета остатки роты рейдового батальона 149 мотострелкового полка по одному-два человека подходили с разных сторон к нашей обороне. Хорошо, что никто не попал под огонь охранения позиций 3-го батальона. А ведь, с испуганных ночным боем солдатских глаз, вполне могли.
Как это всегда бывает, вышедшие к нам остатки роты, а главное - раненые, появились почти в одно время - ближе к рассвету. Оно и понятно. Нападение басмачей и рассеивание роты произошло в течение 30-40 минут. Пусть гвардейцы выходили к нашей позиции разными дорожками и тропинками, но разница в расстоянии всех этих маршрутов была не существенная. Вот и получилось, что почти полтора десятка раненых практически одновременно "свалились на голову" одного полкового врача - лейтенанта (в то время) Казакова Сергея. Он уже во время боя оказывал помощь, делал перевязки раненым своего батальона. Естественно, Казакову пришлось в полной темноте, укрывшись плащ-палаткой, чтобы не попасть в прицел душманам, подсвечивая себе фонариком, оказывать помощь раненым. В этих "антисанитарных условиях" Сергей потерял скальпель из комплекта своего "сундука", который использовал для разрезания элементов одежды у раненых. По словам Серёги, для данных целей до рассвета в дальнейшем ему пришлось использовать или какой-то, невесть откуда взявшийся перочинный ножик, или штык-нож от автомата.
Несколько человек от остатков рассеянной роты вышли и на мой участок обороны. Большинство - без оружия, в особенности раненые. Чтобы не вносить сумятицы, с сопровождающими направил всех прибывших раненых и здоровых военнослужащих соседей на командный пункт батальона. Заодно, эти сопровождающие оказывали помощь раненым в передвижении. Вполне понятно, что к нам выходили солдаты и сержанты, получившие или ранения средней тяжести, или с более солидными ранами, но находящиеся в стрессовом состоянии. Все они тогда могли передвигаться вполне сносно. Хотя, попав в руки медицинских работников, да и ещё под прикрытием нашего батальона, почувствовав себя в безопасности, многие из них теряли силы, и из "ходячих" превратились в "глобально лежачих". Судя по характеру ранений, несколько человек из числа раненых участвовали в рукопашной схватке с душманами. У одного из них, это я помню очень хорошо, была рубленая рана предплечья, нанесённая, скорее всего, или афганским мечём, или саблей. От одного вида этой страшной раны даже у человека, с хорошими нервами по спине "бегали мурашки", а уж слабонервному, впору было бухаться в обморок. В обморок я не упал, хотя после ночного боя нервы были на пределе, в общем, "не к чёрту". Среди раненых, которых я видел сам, был ещё один солдат, получивший ранение в паховую область. Вот он то пришёл к нам явно "на автопилоте". Кто со мной из мужчин не согласен, может испытать на себе болевое ощущение в этой области тела человеческого организма. Даже просить о помощи ни у кого не нужно. Достаточно, лишь слегка ударить себя между ног. Нет желания поэкспериментировать? У меня тоже. Более подробное описание характера ранений смог бы произвести Сергей Казаков. Оставлю это для него. А вдруг?
И вот всем этим раненым нужно было оказать помощь. Что с успехом было проделано в импровизированном медицинском пункте на командном пункте батальона. Основная трудность, на мой непрофессиональный взгляд, заключалась в том, чтобы очень быстро провести осмотр раненых, определить характер и тяжесть ранения, при необходимости произвести квалифицированную хирургическую операцию и вывод из шокового состояния. А уж перевязку и дальнейшие специфические медицинские действа в состоянии были сделать наш фельдшер и санитарные инструктора.
Мне удалось застать Казакова за работой в самый её разгар, когда я пришёл на КП батальона с докладом и для уточнения задачи своей группе. Не стану вводить всех в заблуждение и рассказывать как я, поддавшись всеобщей человеческой слабости - "до бесконечности долго наблюдать за тем, как работают другие", стоял и смотрел на то, как оказывает Сергей со своей командой помощь раненым. Во-первых, у меня самого времени на это мероприятие не было - на позиции ждали два десятка уставших и не выспавшихся сержантов и солдат, у которых впереди был день солидной физической нагрузки. Во-вторых, увидев такое "праздное любопытство", командир батальона не то, что бы "стружку с меня снял", но и "расколол бы пополам". И, наконец, в-третьих, меня самого страшно злило и злит до сих пор, когда кто-то стоит и в упор смотрит, как я что-то делаю. Сразу же появляются ошибки, работа "не клеится" и навязчивой идеей становится желание, идущее от всего сердца, обложить "наблюдателя" матом. Что не редко и с большим успехом я и делаю.
В связи с вышеизложенным, я только издали поприветствовал Казакова (сомневаюсь только, что в пылу работы он заметил и отреагировал на мой жест вежливости), бегло, но с любопытством окинул взглядом "операционную и перевязочную" и поспешил к комбату. Только и этого беглого взгляда было достаточно, чтобы "картинка" запечатлелась в памяти на всю жизнь. Кто это когда-то видел, может представить и сравнить со своими наблюдениями.
Небольшая ложбинка или "седло" в природном ландшафте горы на высоте 2627,0 метров, общей площадью чуть больше дачной сотки. Скальная порода перемежевывается пятнами выгоревшей травы. Кустарник, да и вообще, какие-нибудь живые растения, высотой более 10 сантиметров, отсутствуют как таковые. Около двух десятков молодых парней, лежащих и сидящих на склоне горы в различных позах (у кого какое ранение, и в зависимости от места травмирования их организма). Вокруг них суетятся такие же молодые хлопцы в военной форме с засученными рукавами и красными от крови руками. В отличие от стационарных медицинских учреждений, белых халатов, или чего-то в этом смысле, поблизости (да и на обозримом далекé) не наблюдается. Даже в двух десятках метрах от медпункта ощущается приторно-сладкий запах крови и не способный его перебить, запах бинтов (есть у них какой-то свой, отличительный "аромат") и медикаментов. Звуки, издаваемые человеческими голосовыми связками, напоминают, что это не обычный привал воинского подразделения, а место, наполненное болью и страданиями. Хотя, вспоминая фильмы, показывающие эпизоды первичной обработки ран и хирургических операций, мне представлялось, что криков и стонов должно было быть значительно больше. Как видно, на самом деле наши человéки - более терпеливые создания.
Среди всего этого действа явственно выделялся один военный человек, в котором без ошибки можно было определить основного, главного. Первым характерным признаком, что это врач, и тем более, Казаков, было нахождение рядом с ним "сундука", к содержимому которого он постоянно "обращался". Второе, что было заметно даже издалека, это то, что все его указания выполнялись "в темпе вальса", старательно и качественно. Рядом с ним постоянно находился ассистент- "три П" - подай, принеси, пошёл... Может быть я немного и утрировал, но вот на самом деле осмотренного или прооперированного (в любом смысле этого слова) раненого без промедления принимал кто-нибудь из среднего медицинского персонала. А Сергей уже трудился со следующим. Ни одной бесполезно израсходованной минуты, ни одного лишнего движения. Всё чётко, продумано, взвешено, организовано и отлажено. Не знаю, как это у него получалось, только организации работы и коэффициенту полезного действия всего медпункта можно было позавидовать. Только за эту, виденную вскользь картину, можно было любому человеку воспылать чувством восхищения и благодарности к нашим военным врачам. Естественно, со временем, этот эмоциональный всплеск мог постепенно поблекнуть, стереться из памяти. Но ведь данный, описанный мной эпизод, был не единичным показателем профессионализма врачей, и конкретно - Сергея Казакова. Благо (это уж смотря для кого) с ним нам пришлось вместе пройти около десятка рейдовых операций. А по практической его работе, я уверен, преподаватель предмета "Основы полевой хирургии" поставил бы Сергею высший бал, и освободил бы от дальнейшего посещения занятий по своему предмету.
В общем и целом, ко времени пролёта вертолётов, вызванных для эвакуации раненых в госпиталь, все, кто пострадал в том ночном бою от оружия "духов", были тщательно осмотрены хирургом. Им оказали посильную в полевых условиях врачебную помощь, перевязали, "нашпиговали", кому это было необходимо, обезболивающими средствами, укрыли медицинскими накидками и подготовили к транспортировке. Вроде бы я перечислил все основные этапы оказания помощи. Если что и упустил - извиняйте. Не по злому умыслу, а по незнанию.
Усиленная группа от нашего батальона, отправленная на высоту, где ночью приняла бой рота 149 мсп, дополнительной работы нашим медработникам не принесла. К величайшему сожалению, все, кто остался на данной высоте, уже в медицинской помощи не нуждались. Погибших на вертолётах отправили в Кундуз, в морг дивизии. Общий подсчёт погибших и вышедших к нам показал, что без вести пропавших нет.
В этот день произошёл один курьёзный случай. Днём командир батальона решил провести в отдельных взводах батальона практическое занятие по метанию боевых ручных наступательных гранат РГ-42 ("консервная банка"). Это мероприятие проводилось в одной из горных лощин прямо недалеко от командного пункта батальона. Занятие закончено. Только вот результатом этого мероприятия стала не только практика в применении боевых гранат, но и наш прапорщик, раненый осколком гранаты. Он спал на противоположном от места метания гранат склоне этой же горы. После разрыва гранаты один из осколков "консервной банки" свернувшись в виде пропеллера самолёта, описал вокруг гребня горы кривую траекторию и, по закону подлости, пройдя через мягкие ткани, вонзился сзади в тазовую кость отдыхающего. Пришлось Сергею Казакову, не отошедшему ещё от напряжения ночной и утренней работы, в спешном порядке оказывать помощь ещё одному пострадавшему. Только вот на этот раз его хирургических знаний и опыта было недостаточно. Не по той причине, что слишком тяжёлое ранение. Напротив. Ничего, казалось бы, сложного и страшного. Только вот минимально необходимых условий для того, чтобы вскрывать рану и извлекать осколок, вокруг не было. Наложили повязку, выполнили мероприятия, сопутствующие такому ранению, вызвали вертолёт и отправили пострадавшего в госпиталь. В данном случае сработали интуиция и чутьё Сергея, что он не полез со скальпелем в рану. Понадейся он на свои знания и опыт, неизвестно к какому итогу привело бы это ранение и конкретно его вмешательство. От осколка пошёл воспалительный процесс в кости таза. Долго прапорщику пришлось лежать в госпиталях, сперва Кундузском, а потом и Ташкентском. Ни дай Бог, хирургическое вмешательство было бы зафиксировано на месте, в полевых условиях, на Казакова "спустили бы всех собак", обвинив во внесении инфекции и ещё других, сопутствующих смертных грехах. А так...
Очередной эпизод оказания экстренной помощи Казаковым мне пришлось увидеть в процессе проведения этой же рейдовой операции. Произошло это буквально через четыре дня 4 сентября 1981 года. После выхода и соединения со второй группой батальона, нам дали сутки на отдых и приведение себя в порядок.
В первую очередь с утра в этот день прочистили вооружение и стрелковое оружие. Последняя ночь лета всех нас многому научила. Стволы миномётов и автоматов были очищены до зеркального блеска. Магазины к автоматам полностью разобрали, вычистили и легко смазали смазкой. Боеприпасы вымыли и аккуратно уложили во вьюки. Никого заставлять и понукать не пришлось. Командиры отделений и миномётов сами проверили качество чистки и потом доложили ротным и комбату результаты.
Во время проведения чистки оружия в соседней роте случилось чрезвычайное происшествие, часто случающееся в любой обстановке в процессе обращения с оружием. У одного солдата в патроннике автомата оказался патрон. Не проверив оружие на заряженность, отсоединив только магазин, он произвёл случайный выстрел в грудь другому солдату, оказавшемуся рядом. Оба они были близкие друзья, поэтому и места нахождения во время чистки оружия у них, по стечению обстоятельств, оказались рядом. Одиночный выстрел, даже среди шума лагеря, услышали все. Времени для того, чтобы Сергей прибыл к месту трагедии, потребовалось буквально пару минут. Опять пришлось врачу "скрестить шпаги" со смертью. Пуля прошла рядом с сердцем. Солдат был ещё жив. Началась борьба за спасение человека. Однако, что может сделать один, пусть талантливы и расторопный хирург при спасении смертельно раненого, да и ещё в полевых условиях, без необходимого оборудования? К большому всеобщему разочарованию, на этот раз все его старания в борьбе с "костлявой" оказались напрасными. Мне запомнилось, что делал он несколько попыток, стремясь поддержать жизненные ритмы, удержать угасающую жизнь в холодеющем теле пострадавшего. При мне он проводил и массаж, и инъекцию в сердце. Да разве я смогу перечислить все те специфические действия, которые были проделаны профессионалом? Увы! Ничего не помогло. Человек умер от оружия друга. Как это всегда бывает, сразу же после этого случая командир батальона приказал ещё раз у всех проверить оружие на предмет заряжания. Как это говорится, "бьём по хвостам"!
Уже позднее, в разговоре, касающемся этой трагедии, Сергей Казаков мне признался, что результат этого выстрела был ему известен сразу, как только он увидел характер ранения. Оставалась только слабая надежда на сильное сердце, молодой организм и неимоверное везение солдата. Будь поблизости, хотя бы в 10 минутах движения, стационарная операционная с необходимым комплектом реанимационных приборов, человек, вполне возможно, остался бы жить. А так...
Рейдовая операция подошла к своему, возможно, что и не совсем логическому, концу. Вернулись в пункт постоянной дислокации полка, где нас "обрадовали" вестью, что в городке появились первые случаи заболевания гепатитом. Такую весть спрятать совершенно невозможно. Буквально через пару дней после возвращения в батальоне началась повальная эпидемия болезни Боткина ("желтуха").
Не удалось и мне избежать этой участи. Уже 12 сентября почувствовал недомогание. Начались головокружения, ослабло зрение, совершенно пропал аппетит. Отправился в медицинский пункт полка с основной целью - узнать, что же такое со мной творится. Скажу откровенно, не особо меня тянуло посещать данное учреждение. Почему-то, при виде больных в военной форме, у меня непроизвольно появлялось раздражение. Да и теперь нередко проявляются такие же чувства. Так и кажется, что большая часть этих больных стремится своим видом "надавить на жалость и слёзные железы". Возможно, что я не прав, однако совладать со своими чувствами не получается. Не люблю болеть сам и другим советую, как можно реже встречаться с эскулапами.
Очередная удача. На приёме столкнулся с дежурным врачом полкового медицинского пункта Казаковым Сергеем. Сразу же, по внешним симптомам, диагноз он мне вынести не смог. Вроде бы белки глаз обычного цвета, никаких других, явно выраженных, признаков болезни тоже нет. Да и на простудное заболевание не особо похоже. Серёга мне и говорит:
"Нюхом чувствую, "желтуха". А твёрдой уверенности нет. Давай, проведём один провокационный тест?"
Достаёт из шкафчика спирт, наливает мне грамм 50 и говорит:
"Пей!".
Представьте моё состояние. Тут есть совершенно ничего не хочется, даже через силу. А он мне предлагает на пустой желудок выпить спирт. Сплошное издевательство над, не совсем здоровым организмом. Только делать нечего, раз сам, по своей воле, заявился к врачам на консультацию. Чего добивался, на то и нарвался.
После исполнения этого приказа, Казаков провёл краткий инструктаж, что нужно делать, за чем понаблюдать в течении суток, и сказал, чтобы утром на следующий день я вновь прибыл на приём в медпункт.
Утром следующего дна Сергей встретил меня в кабинете словами:
"О-о! Созрел!"
За ночь мои глаза, под воздействием дозы принятого спиртного, приобрели цвет осенней луны. Даже несведущий в вопросах медицины сразу же поставил бы мне правильный и единственно верный диагноз.
20 сентября я уже лежал в военном госпитале города Термез. Этап подготовки меня самого и документов к пересечению государственной границы описывать не стану. Многим это будет не интересно. Да и действительно, что может быть интересного в работе канцелярий разного уровня? В памяти только отразилось отношение к больным инфекционными болезнями таможенников и пограничников. Отвозили нас в Термез на санитарной машине полка. Благо, до границы всего каких-то 50 километров. Личных вещей с собой особо не брали. У меня был дипломат из жёлтой кожи и завёрнутая с наволочку детская дублёнка для пятилетней племянницы. Узнав от сопровождающего нас медика, что все мы больные "желтухой", нам задали только один символический вопрос:
"Запрещённого ничего не везёте?"
Получив соответствующий ответ, не глядя на личные вещи, за уголок (как будто бумаги смертельно заражены) взяли документы, ляпнули штемпель в паспорт и сказали, чтобы мы быстрее убирались с таможни. А то нам доставляло огромное удовольствие торчать в "отстойнике", где превращённый колёсами тысяч машин в, похожий на цементную пыль, песок доходил почти до щиколоток!
У меня в тот момент никаких, а в особенности негативных мыслей, не возникло. А вот уже, во время нахождения в госпитале, от безделья, в голове проскочила коварная мысля. Появись вдруг у меня желание перевезти через границу оружие, наркотики или ещё какие-нибудь запрещённые вещи, лучшего прикрытия, чем инфекционная болезнь, в то время найти было трудно. Естественно, у нормального человека в голове такой план родиться не сможет. Нужно быть окончательно свихнувшимся, чтобы специально себя инфицировать ради того, чтобы обмануть и "обойти" таможню. Однако, вполне возможно, что такой канал незаконного преодоления таможни кто-нибудь и использовал. Только об этом нужно интересоваться непосредственно у работников пунктов пропуска. Уж они-то должны быть доподлинно информированы.
Честно скажу, условия размещения в этом госпитале Термеза оставляли желать лучшего. Стационарное здание этого военного лечебного заведения (кстати говоря, очень маленькое) было в то время на ремонте. Больные размещались в больших армейских палатках - офицеры с одноярусными койками, сержанты и солдаты - с двухъярусными. Места хранения личных вещей оборудовано не было. В результате, вещи офицеры и прапорщики хранили в этих же палатках. Воровство процветало как экзотические растения в тропическом лесу - днём присматривают что украсть, а ночью - воруют. Остался и я без денег, документов, личных вещей. Мой дипломат со всем необходимым для жизни стал "собственностью" кого-то другого. В общем, воспоминания об этом случае и месте - самые негативные. Хотя, на уровень лечения пожаловаться грех. Всё делалось для того, чтобы быстрее поставить больных на ноги. Потом офицеров и прапорщиков отправляли на реабилитацию в один из военных санаториев или, на полузаконном основании, в отпуск домой. В тот период времени санатории Министерства обороны СССР были забиты выздоравливающими до отказа. Во второй половине 1981 года в войсках ОКСВА были страшнейшие эпидемии заболевания "желтухой", малярией, тифом. Поэтому отправка с дома отдыха и санатории ещё большей массы военных из Афганистана, создавала дополнительные трудности медицинским работникам. Выбор мог сделать каждый выздоравливающий на вполне добровольной основе. Не берусь проводить статистические подсчёты, но вполне естественно, большинство офицеров и прапорщиков выбирали поездку домой, в отпуск. Подальше от строгих распорядков, больничного запаха, и, может быть, общения с такими же, как и они, военными больными.
Вот и я выбрал для себя отдых (реабилитацию) в домашних условиях. А чего ещё можно желать? Семьи в то время у меня ещё не было. Забот - никаких. Отдыхай себе вдалеке от суровой военной действительности, в теплоте материнского внимания и заботы. Как отдыхать - решать самому. Опять же, рассусоливать эту тему не стану. Скажу только, что отдыхал морально и физически в своё удовольствие. Естественно, все указания врачей, данные мне перед отъездом из госпиталя, выполнял неукоснительно:
спиртное не употреблять, в особенности коньяк и вино (я и не особо стремился);
соблюдать щадящую диету (будем считать, что выполнял);
больше есть фруктов и овощей, если только они не красного цвета (это в любое время и в любом количестве, пусть без перца и помидоров);
избави Бог подвергать организм физическим нагрузкам (а кто рвётся добровольно выполнять работу, лёгкую или тяжёлую?).
25 ноября 1981 года утром я вернулся из "полулегального" отпуска в госпиталь Термеза. Там мне предстояло забрать свои документы и убыть в часть для дальнейшего прохождения службы. Особо слоняться по территории госпиталя, знакомой до боли и приевшейся за месяц болезни, не хотелось. Документы же, как это бывает в период эпидемий и запарки, готовы ещё не были. Сообщили мне, что придётся подождать час-полтора. Знакомые всем слова. Где час-полтора, там и три-четыре. В город идти, любоваться "прелестями восточной жизни", как-то не тянуло. Наученный ташкентским "гостеприимным" обиранием приезжих из Афганистана в тот промежуток времени, не горел особым желанием общаться и с Термезскими местными аборигенами. Я, уж было, приготовился к длительному и томительному ожиданию на скамейке, в теньке каштанов возле клумбы. И вдруг, о счастье, увидел идущего мне навстречу, в больничной одежде, улыбающегося и неунывающего Серёжку Казакова.
Взаимные приветствия, объятья, обмен информацией по существенным и не очень вопросам. В общем, как это бывает обычно при встрече друзей, не видевшихся в течение двух месяцев. Хочется поскорее узнать какую-то наиболее важную новость, которая, вполне возможно, способна внести изменения в существующие условия жизни и службы. А уж потом, можно перейти к подробностям и незначительным эпизодам. Многие, наверное, замечали, что такое построение разговора при встречах, наиболее характерно для большинства людей. Исключение составляют только женщины. Предугадать направления их разговоров не в состоянии даже они сами.
Сергей к моменту моего приезда в Термез уже заканчивал установленный медициной курс лечения. Удивляюсь, как ему удалось так долго продержаться и не заболеть "желтухой" в самый разгар эпидемии! Ведь, в отличие от нас, грешных, Казакову и Шевченко каждый день приходилось вплотную общаться с больными гепатитом. И всё же он подхватил эту заразу на более чем месяц позднее меня. В госпитале Термеза, учитывая, что ему и до этого приходилось бывать в нём по служебным делам, отношение к Сергею было несколько иное, чем к общей массе больных и выздоравливающих. И то, что он медицинский работник, и то, что общительностью не обижен, и то, что готов всегда и во всём помочь, позволило ему находиться в более привилегированном положении. Не подумайте только, что ему предоставили отдельную палату "люкс", улучшенное питание и обслуживание. Это, как раз-то у него, было, как и у всех. А вот более свободное передвижение по всей территории госпиталя и за его пределами, возможность совершенствовать свою врачебную практику в период выздоровления - это ему предоставили. Естественно, что за все эти привилегии ему пришлось "отрабатывать" в качестве "дополнительного врача" госпиталя. Только поэтому я имел возможность увидеть Казакова вне пределов карантинной зоны инфекционного отделения.
Когда первая волна обмена новостей схлынула, а новости, как это и стоило ожидать, были в основном у Сергея, был произведён, характерный для военных, расчёт времени:
"Когда тебе сказали забрать документы? Твои планы? Ты торопишься? Ну тогда... А не выпить ли нам чего-нибудь "горячительного", в часть встречи?".
Не знаю, что изобразила мимика моего лицо в тот момент, невольно отреагировав на услышанное предложение - удивление или испуг, только в том, что оно отразило мои внутренние эмоции, я уверен абсолютно, так как услышал смех и фразу:
"Чего ты так испугался? Всё нормально! Как врач могу тебе с полной ответственностью сказать, что ничего страшного ни с твоей печенью, ни вообще, с твоим здоровьем от 100 грамм водки, или, лучше, спирта, не произойдёт. Обычное профилактическое средство. А вот от коньяка и других напитков, содержащих элементы брожения и дубильные вещества - лучше воздерживаться".
Пришлось поверить Сергею и нарушить, установленный в течение ближайшего полугода самим для себя, полный запрет на спиртное. Ну, как я мог не поверить знакомому доктору? Естественно, в тот день я употребил спиртное чисто символически. Во-первых, не люблю в военной форме ходить в состоянии подпития. Не солидно это! Во-вторых, после получения документов в госпитале предстояло ехать на пересыльный пункт и продлять визу в заграничном паспорте на право проезда в Афганистан. Это - более серьёзный аргумент, так как, по рассказам однополчан, на пересылке в Термезе зверствовал начальник по фамилии Орлик. Я его не видел, но и особого желания встречаться с ним не имел.
Вот так мне и запомнились последний перед болезнью и первый после частичного выздоровления случаи моего употребления спиртных напитков под контролем и при непосредственном участии военного врача Сергея Казакова. Серёга! Если ты читаешь эти строки, хочу задать тебе провокационный вопрос: "Как твоя печень?" Моя, слава Богу, и "тьфу-тьфу-тьфу" через левое плечё, чтобы не сглазить, меня не беспокоит и даже не напоминает о себе. Насколько я помню, ни диетами, ни какими-то ограничениями медицинского плана в период болезни и выздоровления, ты себя не обременял? Сказались ли твои действия на нынешнем состоянии твоего здоровья? Если всё прошло без последствий, советую тебе сесть за написание научной работы на тему: "Вирусный гепатит. Профилактика и лечение проверенными военными способами". Позволю себе спрогнозировать, что успех данного труда будет оглушительный.
Небольшое дополнение в виде комментария на тему инфекционных заболеваний на территории Афганистана. Понятно любому, что ВВ, используя свой опыт, на эту тему могут сообщить гораздо больше мыслей и фактов. Я выскажу только то, что знаю, и видел сам.
Эта страна, имеется в виду Афганистан, живущая на грани XIII - XIV века была, да, наверное, и остаётся инкубатором всевозможных инфекционных болезней, среди которых "желтуха" считается чем-то наподобие того, чем у нас является насморк и ОРВИ. Микробы и вирусы бытуют там повсеместно и в любое время года. Чтобы сохранить здоровье наших сержантов, солдат, прапорщиков и офицеров, медицинскому персоналу всех степеней приходилось прилагать титанические усилия. Описание таковых попыток можно с успехом прочитать в произведениях А.П.Карелина. Один из его рассказов посвящён описанию случая применения для профилактики инфекционных болезней раствора марганцовки. У нас в полку в 1981-1983 году подобных попыток, к счастью, не наблюдалось. А вот использование отвара или настоя верблюжьей колючки осуществлялось ещё до моего приезда "туда". Так что первооткрывателями этого прекрасного и полезного напитка были явно не сослуживцы из медроты Александра Невского. Это так, к слову.
К чему я веду речь. Хочется отметить один факт, говорящий в пользу врачебного персонала полков и бригад. За вспышки инфекционных заболеваний в воинских частях от начальства медикам доставалось очень сильно. Потери от "желтухи", дизентерии, малярии, тифа и других видов заразы были порой такие ощутимые, что в ротах, батареях и эскадрильях оставалось по 30-40% от списочного состава. Батальоны становились временно не боеготовыми или ограниченно боеготовыми. Однако, если посмотреть на эту проблему со стороны солдатского строя, и их глазами, то картинка представится совершенно иной. Компактное проживание военнослужащих создавало явные предпосылки к передаче инфекции. Скрытый, или инкубационный период развития болезни, доходящий порой до двух-трёх недель увеличивает угрозу заражения всего подразделения в десятки раз. В довершении, в пользу распространения заразы срабатывает ещё и человеческий фактор. Всё дело в том, что имели место случаи, причём, не единичные, что некоторые военнослужащие, желавшие "откосить" от службы, принимали все меры, чтобы заразиться инфекционной болезнью. Для этого большого умения не нужно. Описывать методику и способы заражения не буду. От одной мысли об этом становится гадко. Заразившись сам, такой подонок, непроизвольно, в процессе инкубационного периода, заражал и своих товарищей. Начиналась цепная реакция. Врачи, в данном случае, были бессильны. Знаю об этом не понаслышке. Был у нас в миномётной батарее один такой, поздно зафиксированный случай. Да плюс к этому, пару случаев заболевания вызывали явное подозрение на умышленное самоинфицирование. Да только, поди, и докажи. И опытнейшие следователи военной прокуратуры в данных случаях не помогут.
Приведу ещё один случай, характеризующий повседневную деятельность врачей нашего полка. Это произошло со мной 23 апреля 1982 года. В самом разгаре была рейдовая операция, в которой участвовал наш 3-й горнострелковый батальон совместно с Ташкурганской мотоманевренной группой Пограничных войск СССР по ликвидации главарей банд в населённом пункте Ташкурган. Судя по числу и месяцу, весна была в самом разгаре. Что же касается до погодных условий, то по меркам средней полосы России, можно было подумать, что на дворе уже середина лета. Солнышко днём пригревало с явно не весенней интенсивностью. Небольшой, но довольно прохладный ветерок был не в состоянии отбить желание сбросить хлопчатобумажную куртку и подставить в дневное время, истосковавшееся по теплу тело, солнечным лучам. Что многие, в том числе и я, с успехом выполняли. Последствия увлечения ультрафиолетом не заставили себя долго ждать. Меня немного начало знобить, и по груди пошла сыпь. Сходил на консультацию к доктору Серёге Казакову, выехавшему с нами на операцию. Одного его беглого взгляда было достаточно, чтобы поставить диагноз и вынести неутешительный вердикт. Сергей сказал, что ничего страшного, просто - солнечная аллергия (реакция организма на длительное пребывание раздетым в весеннее время под солнцем) и дал таблетки димедрола. Я раньше о таком заболевании и не слышал. На ночь я вызвался дежурить (назначил сам себя) в первую смену. Сменился в районе часа ночи, принял две таблетки димедрола и заснул как убитый. До этого мне как-то не приходилось принимать такое лекарство. Оказалось, что это средство довольно быстро дурманит и вызывает сонливость. Проспал завтрак, а если бы не разбудили, то проспал бы и обед. Теперь то уж я хорошо знаю это снотворное средство. Хотя, сделал для себя вывод, злоупотреблять им не стоит. Как Казаков и прогнозировал, через пару-тройку дней все симптомы болезни исчезли. Да и организм уже начал привыкать к солнцу и теплу. Нет. Я не хочу данным эпизодом подчеркнуть талант Казакова. Что для меня является загадкой, для профессионального врача - прописные истины. Кто на что учился. Но ведь и среди врачей встречается довольно много неучей и "дуболомов". Попадись я к такому в руки, начал бы он меня лечить от экземы или ещё от какой-нибудь другой болезни. Результат был бы совершенно непредсказуемым.
Может быть, ещё стоило рассказать о том, как наши полковые врачи, в их числе Казаков и Шевченко, пытались спасти солдата, зараженного бешенством? К сожалению, из-за позднего обнаружения данного заболевания, старания врачей были напрасными, и, не доехав до границы, человек в мучениях покинул данный мир. Или о том, как им же приходилось бороться с наркоманией, алкоголизмом и увлечением "чифиром", прогрессировавшими в подразделениях обеспечения полка? Лично мне пришлось видеть, будучи дежурным по полку, как некоторые военнослужащие срочной службы, обкурившись наркотическими средствами типа "чарз", добавляли для "кайфа" определённую дозу алкоголя, после чего их, в прямом смысле слова, медикам приходилось "вытаскивать" с того слова. Будет ли только это интересно читать? Тем более, сейчас, когда в современном обществе подобные случаи стали уже правилами, а не исключениями. Рутина! Повседневная деятельность преобладающего большинства хороших врачей. Не стоит тратить на это время.
В принципе, на этом можно было бы рассказ и закончить. Лично мне больше с Сергеями Казаковым и Шевченко по вопросам их профессиональной деятельности вплотную и непосредственно сталкиваться не приходилось. Общались, дружили, заходили, друг к другу в гости, сидели за столом, не всегда и праздничным. Как это бывает обычно в воинских коллективах. Да и их последующую работу в боевых условиях лично наблюдать не представилось возможностей. Как-то так получалось, что выполнять свои обязанности в ходе рейдовых операций им приходилось где-то вдалеке от позиций миномётной батареи. Или, если уж быть до конца точным, огневые позиции миномётов с расчётами обычно предпочитали располагать подальше от командного пункта батальона, и, естественно, от медицинского пункта. Однако знаю, вся их деятельность была такой же благородной, самоотверженной, не жалея всех своих знаний и сил. Только вот, лично я этого уже не мог видеть. А описывать чужие рассказы и слухи нет желания. Хотя, в тоже время, от одного сознания, что где-то рядом находится опытный и знающий человек, который сделает всё возможное и невозможное, чтобы выручить тебя от беды, которая может с тобой приключиться в любой момент, на душе становилось спокойно. Знаете это ощущение рядом надёжного плеча друга?
Почему-то так получилось, что в этом своём рассказе основное внимание я уделил Сергею Казакову и его врачебной деятельности. Вроде как о втором враче полкового медицинского пункта Сергее Шевченко и сказать нечего? Вовсе нет. Шевченко просто несказанно везло. В первую очередь по той причине, что ему реже пришлось попадать в такие условия, в каких приходилось действовать Казакову. Не стану отрицать, что таких ярких моментов деятельности, которые были отражены в рассказе, с Шевченко, на моей памяти, и у меня на виду, не происходило. Уверен, что найдутся люди, которые смогли бы рассказать о Сергее много чего интересного. Оставлю им эту возможность. Тема хорошая, емкая, благодарная.
Вдобавок к этому, Казаков, в отличие от Шевченко, по складу своего характера был всегда у всех на виду. Ну, не умел он просто так посидеть, углубившись в свои мысли, хотя, может быть, и желал этого. Его кипучая натура требовала практической деятельности, общения с окружающими, оказания помощи, и не только медицинской. Всем, кто в этом нуждался. Нет, избави Бог, не так, как это бывает в некоторых отдельных случаях, когда к тебе кто-либо привяжется и не отстаёт, как надоедливая муха. Сергей делал это не навязчиво и тактично. Внутренне, подсознательно ему были обязаны в чём-то добрая треть военнослужащих, находившихся в пункте постоянной дислокации 122 мотострелкового полка. Поэтому, на любую просьбу Сергея отказов не было. Просто язык не поворачивался сказать ему: "нет". Хотя, люди то ведь разные бывают. Может быть, случаи такие были?
Пора, наверное, заканчивать тему деятельности советской военной медицины в Афганистане. Хотя, по совести говоря, ничего нового и необычного я вам рассказать не смог, да и не имел возможности. По большому счёту, это даже очень хорошо. Значит, преобладающее большинство наших врачей, с кем нам пришлось столкнуться "за речкой", были подобными Сергею Казакову, Сергею Шевченко, Александру Карелину и многим другим ВВ. Незначительный процент медиков, воспоминания о которых, или напрочь стёрлись из памяти, или вызывают "зубную боль", не в состоянии стать "ложкой дёгтя в бочке мёда" и повлиять на общее мнение о медицинских работниках, сделавших всё возможное, а порой, невозможное, чтобы число жертв "той войны" было уменьшено до предела и сведено к цифре, известной сейчас многим в нашей стране.
Непроизвольно, в процессе обдумывания и анализа периода службы в Афганистане, меня посетила одна мысль. Уверен, что для многих из нас она не новая. Что приобрели все воины-интернационалисты от пребывания в этом государстве? Естественно, война это - школа жизни. Причём, то, чему научился человек на войне за год-два, многим другим приходится приобретать всё свою жизнь. Да и то, большинство из них - "двоечники". Им не под силу познать многое из того, что постиг солдат, знающий, где проходит грань между жизнью и смертью.
Скажу о своих "приобретениях" на войне.
1. Я знаю не на словах, а на деле, что такое настоящая дружба, самопожертвование, взаимовыручка.
2. Для меня не пустые слова: "воинский коллектив", "честь", "совесть", "Родина"".
3. В своей специальности я научился практическому мастерству владения оружием, уверенности в правильности принятия своих решений, интуиции и глазомеру.
4. В условиях южного климата мой организм приноровился к жаре, ветру, перепадам температур, проливным дождям, осеннее-весенней слякоти, грязи и прочим условиям, свойственным южным государствам с горно-пустынной местностью.
5. Служба "там" научила меня "тому, что необходимо на войне" - убивать врагов и уметь уцелеть самому, без ущерба для своих товарищей.
Не хочется заострять внимание на ранениях, увечьях, контузиях, неврозе, психозе, склерозе и других поганых "приобретениях" медицинского характера. Это уже отдельная статья.
Многие из вас, проведя беглый анализ своих "приобретений" в Афгане, в основном согласятся с этими, названными мною пунктами. Хотя, не подлежит сомнению, к этим пяти можно смело добавить ещё с десяток. Только вот остались ли они актуальными и нужными в нашей дальнейшей жизни? Я, вполне естественно, не имею в виду первые два. Они, у меня, во всяком случае, сохранились на всю оставшуюся жизнь. Остальные же, со временем потеряли своё практическое значение и необходимость. У большинства. А вот у медицинских работников, в особенности у ВВ, на всю жизнь важным, наиболее применяемым остался и третий пункт. Опыт, навыки и отработанные до автоматизма движения и действия, как говорится, не пропьёшь.
Скромно надеюсь, высказанные мною слова искренней признательности и глубокого уважения в адрес всех врачей, фельдшеров, санинструкторов, медбратьев, медсестёр и санитаров, боровшихся в неимоверно трудных условиях, порой в атмосфере смертельной опасности, за жизни и здоровье всего личного состава Ограниченного контингента советских войск в Афганистане, поддержат многие из числа тех, кто выполнил свой интернациональный долг. Тем немногим, которые запомнили свои контакты с военными медиками только с позитивной стороны, могу посочувствовать. Значит в своей "предыдущей жизни" вы изрядно нагрешили, что судьбе было угодно свести вас с людьми, для которых "Клятва Гиппократа" была только пустой формальностью. Просто простите их! Поверьте! Таким "специалистам" жизнь не в радость, работа - в тягость, выбранная профессия - "кислятина" и неразрешимая проблема.
Всё! Надоел всем своей философией и пустыми разглагольствованиями. Разучиваюсь говорить кратко и ёмко. Придётся поработать над "техникой" письма.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023