Часть VII. Статус Феникса. "Возрождение из пепла".
1
Как это было и в более ранние времена, за весь период службы в Вооружённых Силах до этого самого момента, очередной отпуск Владислава Птицы, после окончания Ленинградской военной артиллерийской академии имени М.И.Калинина пролетел как один день. В сущности, по складу своего характера, в связи с тем, что Владислав, что совершенно не удивительно, но относился к ярко выраженной особи из породы человеков, причём к той его категории, которые явно не относятся к подклассу "безразличных", его мысли во время отдыха в отпуске, нет-нет, да и "улетали" к новому месту службы. Как там? Что там? Есть ли жильё? Как встретят начальство и подчинённые? Что по уровню своей подготовки представляет собой отдельный противотанковый дивизион этой дивизии? Как он котируется у командования дивизии? Как... В общем, вопросы, свойственные любому человеку, любому руководителю, будь он по уровню своего служебного положения большой или маленький. Если их, все эти вопросы перечислять, уйдёт уйма времени. А ведь они в течение более месяца, неоднократно проносились в голове у Птицы, не получая, как правило, чёткого, вразумительного ответа. И чем ближе подходил срок отъезда из родного дома в Эстонию, тем больше хотелось, что бы это время пролетело скорее. Оно, по большому счёту, понятно, что на новом месте службы предстояло далеко не отдыхать, а работать. Работать много и без передыха, "подгоняя" уже свой дивизион под самого себя. Не зря в народе говорится: "Новая метла - по-новому метёт!" Каким бы ни был прекрасным коллектив, в который приходит новый руководитель, а некоторая его, имеется в виду коллектив, "ломка" всегда будет. Иначе, если ничего не изменять и не "строить заново", вышестоящие начальники запросто скажут, что руководитель не "на своём месте и бездельничает". Обычный "психологический этюд".
Наконец-то терзания Владислава Птицы окончились вместе с отпуском, и поезд понёс его навстречу неизвестности и замучившим его уже за месяц вопросам. Что бы не создавать первоначальные трудности для семьи, без которых можно было успешно обойтись, решено на семейном совете было, ехать в Эстонию сначала одному главе семьи. Кто его знает, есть там квартира для командира отдельной части, или, пока что это удовольствие "не светит". Логика вещей и устоявшаяся к этому времени система Советской Армии подсказывала, что в любом военном гарнизоне квартира командира части является неприкосновенным запасом, на которые никто и никогда из "низов" не претендует. К военных городках подобные квартиры, относящиеся обычно к категории самых хороших, так и называли - "командирскими". Но, "чем чёрт не шутит, когда Бог спит"? Да и то. Квартира то, может быть, и имеется, но, требует ремонта и "хозяйской руки". Не замечали раньше, какое первое действие производят любой новые руководители, придя на предприятие или в организацию, где более-менее водятся деньги? Правильно! Проводит ремонт своего кабинета. Как иногда подшучивают работники данного предприятия: "Что бы даже духа прежнего начальника здесь не было"! Видимо, так оно и есть. В общем, как итог, поехал Птица в столицу Эстонии город Таллинн в гордом одиночестве.
2
Что бы несколько сориентироваться, где предстояло в ближайшие годы служить Владиславу Птице, сделаем хоть приблизительную "привязку" данного военного городка на местности. Военный гарнизон, где дислоцировалась в то время гвардейская мотострелковая дивизия, в которую для дальнейшего прохождения службы и направили Птицу, находился возле населённого пункта Клоога. Сам этот городок размещался непосредственно на берегу одноимённого с городком озера Клоогу. Само озеро заслуживало своей красотой того, что бы посветить ему отдельное повествование. Только тратить на это усилия не станем. Об этом озере писали в Эстонии достаточно. Хотя, сами понимаете, учитывая то, что на его берегу дислоцировалась советская воинская часть, к зоне курортов и туристических маршрутов это озеро отнести никак не могли. Так что, пропустим данный вопрос и углубление в природные красоты окружающей местности. До самого города Таллина от военного городка на электричке ехать было около 50 минут. При любом раскладе, это соответствовало примерно 60 километрам по прямой линии. До ближайшего к гарнизону берега Балтийского моря было вообще всего ничего. Если идти пешком через лес, то около 45 минут. Ежели ехать на машине по дорогам - около 20 минут. Опять же, переведём в метрические единицы. Через лес - около четырёх с половиной километров, вкруговую - порядка 15-20 километров. Наверное, этого достаточно, что бы хоть грубо сориентироваться. Хотя, не в этом суть.
Наверное, следует несколько более подробно остановиться на некоторых аспектах, без которых вполне возможно появление вопросов с вашей стороны и выражение явного недоумения:
"Как же удалось простому офицеру, без связей, насколько можно судить по предыдущему повествованию, попасть в такое сказочное место службы? Столица Эстонии под боком. На берегу озера. Да ещё и море рядам. Мечта идиота!".
Вопрос, своевременный и не лишённый здравого смысла. Поэтому и покопаемся вместе в "недрах исторического прошлого".
Всё дело в том, что направили Птицу служить в это "сказочное" место уже в 1990 году. Если несколько более глубоко "окунуться в летописи" и поднять бумажную пыль со станиц исторических документов, то станет всё понятно. Действительно, это место для службы военного человека было на самом деле изумительное. Что ни говори, но в Прибалтийских республиках условия жизни всегда были на порядок лучше, чем в остальных, "задрипаных" республиках Советского Союза. Как-то наша Коммунистическая партия и советское правительство старались несколько меньше "грабить" прибалтийские народы СССР. Наоборот, с 1940 года стремились, как можно больше вкладывать денег в эти явно с сельскохозяйственной направленностью окраины нашей супердержавы. Огромные средства "грохнули" туда сразу же после Отечественной войны на восстановление народного хозяйства. Построили массу современнейших промышленных предприятий, включая и тяжёлой промышленности. В общем, жизнь литовцев, эстонцев и латышей явно отличалась в лучшую сторону от существования тех же русских, украинцев и белорусов. Об узбеках, туркменах, народах Закавказья говорить не станем. И так понятно.
В начале девяностых годов прошлого столетия в Советском Союзе явно стали заметны элементы "качания" государственной системы. Что тому виной? Политика Горбачёва? Маразм престарелых партийных, государственных и политических деятелей государства? Предчувствие в "верхах" скорого краха такого исполина, каковым являлся СССР? Не будем гадать, и заниматься запоздалыми предсказаниями. Известно только доподлинно, что именно в это время начали происходить определённые события, которые можно назвать "политическим и экономическим прогнозом" некоторой части влиятельных государственных деятелей страны. В то время ещё мало кто обращал на это внимание. А, стоило бы. Суть этих прогнозов вот в чём. Видимо в кулуарах власти уже начались неофициальные обсуждения будущего нашего государства. Будущее же "рисовалось" не совсем в "розовым цвете". Появились первые предпосылки к полнейшему развалу социалистического содружества и Варшавского Договора. Всё чаще в Прибалтике и Закавказье поднимались волнения и высказывались недовольства в сторону руководства Советского Союза. "Дело запахло жареным". Вот тогда-то и начали начальники, прогнозируя неминуемый вывод Советской Армии из этих прибалтийских республик, забирать своих родственников из подобных "сказочных" мест, поближе к исконно родным местам. Способ самый простой и вполне обоснованный. Замена офицерского состава. Из Подмосковья отправляли кого-то в Прибалтику, а на его, не менее "тёплое" место, садились сынки и внуки высокопоставленных советских чиновников. Принцип: "Крысы бегут с тонущего корабля", проявился во всей своей красе.
Вот именно таким образом, скорее всего, и удалось Птице получить назначение в Клоогу. Будь это двумя или тремя годами раньше, ему вероятность попасть туда явно бы не светила.
Что же представлял собой сам военный городок. Именно военный, так как, судя по всему, он и создан был когда-то, в далёкие времена именно для того, что бы расположить в нём воинское соединение. Не будем вдаваться в подробности, когда и как здесь впервые начали размещаться военные люди. Это, кажется, не имеет существенного значения.
Городок, как уже отмечалось, располагался на берегу озера Клоога. В целом, все воинские части данной мотострелковой дивизии размещались компактным единым лагерем стационарного типа. Каждый полк, отдельный дивизион и батальон имели собственную территорию со всеми соответствующими атрибутами: штаб, казармы, столовая, учебные корпуса, строевой плац, склады и так далее и тому подобное. За жилой и служебной территорией размещались территории парков для боевой техники. Капитальные боксы для хранения техники, в которых даже полы были бетонные, да ещё и покрашенные масляной краской. Так что, накануне любых итоговых проверок эти полы между стоянками техники, подметали домашними вениками и мыли с мылом. Естественно, все составляющие парковой службы были также сделаны капитально, на века. Выездные дорожки между хранилищами также были отлиты из бетона. Естественно, каждый парк боевой техники отгораживался от подобного же соседнего трёхметровым бетонным забором.
Сразу за линией парков начинался полигон дивизии. Понятное дело, что полигон этот был приспособлен только для выполнения боевых стрельб из всех видов стрелкового оружия, как-то: пистолетов, автоматов, пулемётов, включая и башенных на бронетранспортёрах, гранатомётов всех модификаций и даже артиллерийских систем, предназначенных для стрельбы прямой наводкой, но, только уже вкладным стволом калибра до 23-мм. Естественно, что на этом же полигоне были оборудованы автодром и танкодром. Так что проблема обучения водителей и механиков-водителей решалась прямо за забором парков боевой техники. В общем, полигон занимал относительно небольшую площадь, но, в то же время, давал возможность качественно организовать учебный процесс непосредственно рядом с этим военным городком.
Для выполнения стрельб штатным снарядом и пусков противотанковых управляемых реактивных снарядов, в распоряжении Прибалтийского военного округа имеется отдельный полигон. Этот полигон размещался в 150 километрах от военного городка мотострелковой дивизии. Именно туда вся артиллерия дивизии выводилась для проведения зимних и летних лагерных сборов. Что бы не тратить лишние деньги на перевозку боевой техники железнодорожным транспортом, артиллерийские части и подразделения, марш на этот полигон совершали своим ходом. Для этой цели составлялись две колонны - колонна гусеничной техники, которая передвигалась по просёлочным дорогам, дабы не портить покрытие асфальтированных дорог, и колонна автомобильной техники, которая следовала по кратчайшему маршруту уже по шоссе.
На некотором удалении от жилой и служебной территории дивизии, в противоположной от парков и полигона стороне, располагался жилой городок для семей военнослужащих. Вот здесь-то увиденному, действительно стоило удивляться. Если все составляющие самого места расположения воинских частей дивизии полностью соответствовали всем современным требованиям того времени, то уж жилой городок для семей военнослужащих продолжал жить на уровне начала двадцатого века. В лучшем случае, на уровне конца сороковых годов прошлого столетия. Всё дело в том, что семьи военных обитали в то время в одноэтажных домиках, которые у нас принято называть "финскими". Уж они-то точно застали то время, когда Советским Союзом руководил ещё товарищ Сталин. Печное отопление, отсутствие всякого стационарного водоснабжения, что, вполне естественно, повлекло за собой наличие всех общепринятых "удобств" только уже вне самого домика. В общем, смех и грех. И это в конце двадцатого века? Позор! Только вот выбирать явно не приходилось. Да и стоит что-то говорить и чему-то удивляться. Если исключить три года учёбы в Ленинграде, семье Влада Птица, не говоря уж о нём самом, с того самого момента, как он первый раз примерял на свои плечи погоны военного, всё время приходилось жить почти в аналогичных условиях. Привычка с годами укрепилась, и проживание в полупещерных условиях не вызывало внутреннего протеста. Хотя? Конечно, направляясь к новому месту службы, где-то в глубине души появлялся ма-а-аленький червячок надежды:
"Боже, дай нам возможность пожить хоть сейчас в относительном комфорте. Ведь живут же люди в многоэтажных домах, с отоплением, горячей водой и прочими удобствами? Дай и нам кусочек подобного счастья".
В общем-то, все остальные составляющие жилой зоны городка для семей военнослужащих были выдержаны в свете требований того времени. Магазины, школа, детский сад, Дом офицеров, дом бытового обслуживания. Только в виде своих более допотопных моделей. Есть и есть. Что вам ещё нужно? Правда, все эти минусы уходили на второй план, если брать в расчёт само место расположения этого военного городка.
Озеро Клоогу, в котором всё тёплое время купались и взрослые и детвора. Это же озеро было излюбленным местом для местных рыбаков. Вот уж здесь удовольствие от пары-тройки часов нахождения на берегу с удочкой, можно было получить сполна. Не просто с позёвыванием посидеть и впустую поглазеть на неподвижный поплавок, а именно потренировать с удочкой в руках все четыре конечности, мышцы брюшного пресса и спины, да и вообще всё тело. Без хорошего улова с озера приходили только то, кто шёл туда не с целью порыбачить в своё удовольствие, а с целью "поесть ухи". То есть, "удочки не брать, из автобуса не выходить" и вообще...
Ещё одним местом для рыбалки был Таллиннский залив. Конечно, для нормальной рыбной ловли на берегу моря требовался нормальный причал, каковым мог быть порт. Да не всех туда пускали. Смекалистые военные приноровились использовать для рыбной ловли базу подводных лодок Балтийского флота, которая находилась всё в том же Таллиннском заливе. И хотя это было "закрытое для посещений" место, но "голь на выдумки хитра". Выписывали сами себе командировочные предписания, заверенные печатью части, якобы для решения служебных вопросов. Договаривались с соответствующими военными морскими начальниками. И прямо на месте швартовки подводных лодок в своё удовольствие ловили морских рыбёшек. Да и то сказать. Не нужны были сухопутным советским офицерам могучие атомные подводные лодки Военно-морского флота Советского Союза. Нужна была только увлекательная рыбалка. Все это понимали. Поэтому, относились к данным "командировкам" с соответствующим пониманием. В принципе, чувство "локтя", единство славян, заброшенных волей судьбы в Прибалтику, пусть и входившую тогда в состав "единого и могучего Советского Союза", однако, с явной видимостью не любившую "оккупантов", было довольно сильными. Тем более это было наиболее заметно у военных. Что ни говори, но, какими бы добродушными, доброжелательными и приветливыми не были русские, белорусы и украинцы, однако, на любые показные националистические действия со стороны эстонцев они отвечали им с не меньшей откровенностью. Именно поэтому, в начале девяностых годов прошлого столетия взаимная неприязнь достигла наивысшего своего накала. Это чувствовалось во всём и везде. В этой республике, где изучение русского языка было обязательным во всех школах, тебя могли просто "не понять", когда ты что-то спрашивал не на эстонском языке. Это было уже суровая действительность последних годов существования СССР.
Наверное, достаточно заниматься описанием "общего пейзажа", и пора перейти непосредственно к служебной деятельности новоиспечённого командира отдельной артиллерийской части мотострелковой дивизии майора Владислава Сергеевича Птицы.
3
Не стоит, наверное, подробнейше заострять общее внимание на том, как был встречен этот офицер в штабе дивизии. Не первый раз происходило аналогичное в нашей армейской жизни. Подобное свойственно любым людям, не лишённым в данном случае, определённой заинтересованности в том, как будет в дальнейшем работать его подчинённый. В общем, командир дивизии, начальник артиллерии дивизии и все заместители данных должностных лиц, в определённой долей пристрастия побеседовали с новым командиром воинской части. И только после этого майор Птица был в официальной обстановке представлен своим непосредственным подчинённым, то есть, личному составу отдельного противотанкового дивизиона данной мотострелковой дивизии.
Кратко ознакомимся с тем, что представляла собой эта воинская часть. В первую очередь стоит отметить, что это была действительно отдельная воинская часть, со своим Боевым Знаменем, своей гербовой печатью, штабом, тылом, технической частью, и прочими атрибутами военной структуры. Пусть относительно маленькое, по сравнению с дивизией и полком хозяйство, но своё, не зависящее ни от кого другого. Да и, если уж говорить по существу, то руководить большим хозяйством, порой, бывает значительно легче, чем маленьким. Можно как-то перебрасывать силы и средства с одного аврального участка на другой, и, тем самым, не только не терпеть нехватки, но и существенно приумножать уже имеющееся. А тут. Не особо много сил имеется, для того, что бы ими варьировать. Тем более, стоит ещё учитывать тот аспект, что мотострелковая дивизия располагалась хоть и на самом побережье Балтийского моря, но считалась всё ещё вторым эшелоном Советской Армии. Это повлекло за собой то, что данное воинское соединение, а в его составе и отдельный противотанковый дивизион, были сокращённого состава. То есть, до полного штата военного времени в дивизионе не хватало почти восьмидесяти процентов личного состава. И это притом, при всём, что техникой, вооружением и боеприпасами, всеми видами имущества и продовольствия ОПТАД-н (отдельный противотанковый артиллерийский дивизион) был укомплектован до штатов военного времени. Поверьте, это довольно внушительные запасы, которые, частью хранились на объединённых складах дивизии, частью на собственных складах дивизиона.
По своей штатной структуре отдельный противотанковый дивизион дивизии ничем особенно не отличался от подобных воинских частей мотострелковых соединений. Командование, штаб, две противотанковые артиллерийские батареи, вооружённые в каждой батарее шестью 100-мм противотанковыми пушками МТ-12 "Рапира", две из которых были укомплектованы радиолокационными прицелами "Рута" и одна противотанковая батарея противотанковых управляемых ракет "Штурм-С", взвод управления и взвод обеспечения дивизиона, техническая часть, тыл, и дивизионный медицинский пункт. Вся "тягловая" боевая техника дивизиона была представлена гусеничными многоцелевыми тягачами легко бронированными (МТЛБ). Остальная техника, предназначенная для боевого, технического и тылового обеспечения, была уже колёсного типа. Говоря откровенно, техники для дивизиона было довольно таки много. Конечно, учитывая сокращённый состав части, много техники стояло на длительном хранении. Но и её нужно было обслуживать, следить за правильностью хранения, производить переконсервацию и регламентное обслуживание.
По закону, свойственному системе Советской Армии, командиру отдельной воинской части для принятия дел и должности в дивизионе было определено пятнадцать дней. Кроме документального и непосредственного ознакомления со всеми своими подчинёнными, в этот промежуток времени предстояло произвести полную инвентаризацию всего того, что числилось в дивизионе. Начали работать внутрипроверочные комиссии дивизиона, за работой которых внимательно следил Владислав. Ещё бы не следить! После подписания приёмного акта вся эта махина материальных средств, пусть и номинально, но "вешалась" непосредственно на него. Любая недостача, выявленная после принятия дел и должности, грозила крупными неприятностями для командира дивизиона. Если материальная ответственность могла как-то обойти его персону стороной, то уж дисциплинарное наказание становилось гарантированным на сто процентов. Неприятно. Лучше подобных экспериментов избегать всеми возможными и невозможными способами. Вот почему работа внутрипроверочных комиссий была под неусыпным его вниманием.
Параллельно с этим, уже с первого вечера нахождения в дивизионе, Влад Птица занялся изучением личных дел офицеров и прапорщиков. Конечно, он знал по своему личному опыту, что на бумаге может быть отражено не совсем то, что есть на самом деле. Однако же, кое-какие сведения, полезные для дальнейшей работы "выудить" из папок с делами офицеров можно было. В частности, нахождение офицера длительный промежуток времени на одной и той же должности являлся уже предупредительным "звоночком". Или он обладает какими-то качествами, которые не особенно нравятся начальству, как это было свойственно самому Владиславу. Или же, просто уже "лёг на должность" и по своим деловым качествам перестал быть перспективным. Да и служебная карточка могла подсказать много нужной информации. В общем, игнорировать личные дела офицеров совсем не стоило.
Первое полезное для себя открытие Владик сделал, знакомясь с делами командиров батарей. Оказалось, что в дивизионе служит выпускник Одесского высшего артиллерийского командного училища 1979 года капитан Николай Кеглу. Сокурсник Птицы по первому дивизиону. То-то лицо этого офицера сразу показалось ему знакомым. По документам следовало сделать вывод, что служит он, в целом, не плохо. Но вот засиделся на должности. Подошёл к тому критическому рубежу, когда, вроде, и опыта уже много, и выдвигать на вышестоящую должность поздновато. Следовало приглядеться к нему по внимательнее, и, как это было всегда и везде, в случае положительных результатов наблюдения, оказать посильную помощь своему однокурснику. Здесь уж солидарность со своими однокашниками, друзьями, знакомыми, выходит на первый план.
Вторая информация, опять же, полученная от прочтения личных дел, заключалась в том, что начальник штаба дивизиона уже в тот момент времени находился в состоянии близком к выдвижению на вышестоящую должность. Стоило ждать, что в скором времени он покинет дивизион, дабы стать на одну равную ступеньку со своим командиром. Странно было, что его не поставили раньше на ту должность, которую сейчас принимал майор Птица. Хотя, наверное, это место было заранее забронировано работниками кадровых органов именно для выпускника военной артиллерийской академии. Не поставишь же офицера с высшим военным образованием на ту же должность, с которой он прибыл на учёбу в академию? А распределять перспективных офицеров, каковыми по всем канонам были выпускники академии, нужно было в первую очередь. Вот Владислав и был направлен именно сюда. Не отправили бы Птицу - отправили бы кого-нибудь другого. Свято место пусто не бывает!
Однако, бумажки - бумажками, но живой человек требует непосредственного живого общения. Не будучи врождённым психологом, Владислав умел в личной беседе расположить к себе собеседника, вобрать необходимые о нём сведения, а потом всё проанализировать и составить своё личное мнение о человеке, оценить его положительные и отрицательные качества и сделать предварительные выводы о том, стоящий или пустой перед ним офицер. Чаще всего эти его первые выводы были правильными. Вот почему личные дела для Птицы были только теми документиками, которые позволяли в последующем составить план личной беседы с подчинённым.
С самого начала, что бы сохранить стандартный порядок ознакомления с военнослужащими воинской части, узаконенный в наставлениях и прочих законодательных актах Советской Армии, Влад Птица выслушал по очереди всех своих заместителей, начиная с начальника штаба дивизиона. Основной задачей, кроме той, что бы выяснить характер тех, кто ему докладывал, была ещё одна - узнать их мнение в отношении остальных офицеров и прапорщиков дивизиона. Не вдаваясь в излишние подробности, следует отметить, что цель была достигнута. Как того и стоило ожидать, начальник штаба дивизиона оказался из категории "дикорастущих". Вдобавок, не лишённый излишнего гонора и "обиженный" тем, что не занял место командира противотанкового артиллерийского дивизиона здесь. С этим ещё Владику в последующем предстояло бороться. Хотя, судя по всему, не долго. При первой же возможности этот офицер должен был уйти из дивизиона. В сторону командира противотанковой батареи капитана Кеглу существенных нареканий докладчиками высказано не было. Но и каких-то хвалебных слов Владислав тоже не услышал. Окончательно всё должно было проясниться и стать на свои места только в непосредственной беседе с ним самим.
Беседа с капитаном Кеглу прошла несколько не так, как это хотелось бы Птице. Всё-таки рамки служебной субординации сдерживали этого офицера от той доверительности, которую ждал Влад от своего однокурсника. Впрочем, этого и стоило ожидать. Поведи себя Николай Кеглу более вольно, это стало бы своеобразным "звоночком", предупредительным сигналом для командира дивизиона. А так хорошее мнение об офицере стало только значительно более крепким. И в мозгу появилась начальная, пусть и пока не окрепшая мысль о том, что бы сделать этого командира батареи своим первым заместителем - начальником штаба дивизиона. Мысль мыслью, но не стоило пока делать окончательного вывода. Дабы не ошибиться. К офицеру стоило присмотреться, "прощупать" его способности, положительные и отрицательные стороны, наклонности. Знаете, как это бывает? Вроде бы офицер толковый, грамотный, умеющий командовать и заставить выполнять свои волю и приказы. А когда дело касается так называемых "штабных" наклонностей - не получается у него ничего. Нет просто "планирующей жилки". Поэтому в своей беседе с капитаном Кеглу Владислав не высказал никаких своих соображений и зреющих планов. Зачем обнадёживать преждевременно человека? Поговорили о служебной деятельности, семейных делах. Вспомнили училище и общих знакомых. Узнали взаимные просьбы и требования. Разошлись с миром, пообещав, друг другу всевозможную поддержку.
В общем, прием дел и должности командира отдельного противотанкового дивизиона закончился. Майор Птица В.С. вступил в командование этой отдельной частью. Началась повседневная жизнь, связанная с управлением хозяйством дивизиона, боевой учёбой личного состава, бумажной рутиной и прочими атрибутами армейской жизни. Что-то - в отношении обучения подчинённых - было хорошо знакомо. В чём-то - в сфере тыла и технической части - приходилось всё узнавать и осваивать заново. Но, всё равно, работа была интересной, новой, требующей живого общения с различными категориями людей в диапазоне от рядового солдата и до командира мотострелковой дивизии включительно.
Первое время командование дивизии в лице командира дивизии и начальника артиллерии дивизии довольно часто наведывались в расположение этой воинской части. Оно и понятно. Оба эти должностные лица несли персональную ответственность за положение дел в отдельном противотанковом дивизионе. Постепенно, убедившись в том, что командир дивизиона "на своём месте", посещения стали довольно редкими. Чего мешать работать офицеру? Всё, что ему будет нужно из помощи, попросит сам. В общем, процесс пошёл. В будние дни - напряженная работа. В выходные дни, которые выпадали, не очень часто - походы в лес, на рыбалку, выезды коллективом офицеров и прапорщиков дивизиона с семьями на пикники.
4
Прогнозы Птицы, относительно начальника штаба противотанкового дивизиона полностью оправдались. Сперва по штабу дивизии пронёсся слушок о его переводе на вышестоящую должность на новое место службы. А потом и начальник артиллерии дивизии этот "слушок" подтвердил, правда, пока ещё полуофициально. За то время, пока Владислав командовал дивизионом, у него была возможность хорошо приглядеться к своим подчинённым. Возникшая в самом начале своего вступления в должность командира части мысль о том, что бы помочь своему однокурснику выкарабкаться с должности командира противотанковой батареи и занять более весомую должность начальника штаба дивизиона, постепенно получила своё практическое подтверждение. Капитан Кеглу оказался именно тем человеком, которому штабная и руководящая должность была не только по плечу, но и казалось, он был с рождения предназначен для работы начальником штаба. В первую очередь это стало видно после того, как командир дивизиона ознакомился с батарейной документацией этого офицера.
Все документы в батарее были выполнены тщательно и с любовью. Любой журнал, книга учёта, ведомость можно было по первому требованию предъявить проверяющим самого высокого уровня, и знать наверняка, что никаких нареканий за правильность и аккуратность оформления от них получено не будет. Учебно-материальная база батареи была лучшей не только в противотанковом дивизионе, но и находилась в числе передовых во всей артиллерии дивизии. Если учесть, что в мотострелковой дивизии было более тридцати артиллерийских батарей, то это был просто отличный результат. В целом, кроме высочайшей штабной культуры этого офицера отличало очень большое чувство ответственности за всё, что он делан. Хотя, были, с точки зрения военного человека, и некоторые слабые места, которые ранее мешали капитану Кеглу выдвинуться и занять более высокую ступеньку служебного положения.
Одним из этих слабых мест была природная скромность, и даже некоторая застенчивость этого офицера. Не умел он "показать товар лицом". Дрогой бы на его месте уже не один раз подчеркнул перед лицом вышестоящего начальства, что у него по многим показателям дела в батарее значительно лучше, чем у его соседей. Этот же, не только не "козырял" своими успехами, но и старался остаться в тени ближайших, более напористых своих товарищей. Мало того - больше того, он с удовольствием оказывал всевозможную помощь командирам других батарей в совершенствовании документации и учебно-боевой экипировки, порой даже выручая не очень добросовестных командиров тем, что давал при проведении всевозможных смотров свою собственную учебно-материальную базу. Результат? Вполне закономерный. Эти "одалживатели", не имея у себя ничего своего "святого", чем можно было гордиться, числились у начальства на хорошем счету. А Коля Кеглу, при всех его положительных качествах, находился в строю середнячков. Это была обычная система нашей жизни.
Второй момент. Не умел капитан Кеглу требовать то, что ему было положено по закону. Это касалось и обеспечения личного состава батареи всеми видами довольствия, и выделения денежных средств на совершенствование батарейного хозяйства по статьям на боевую подготовку и приобретение канцелярских товаров, и ещё многого иного. Другой, более пробивной командир батареи, "вырывал" из начальника склада положенное по нормам и даже сверх положенного довольствия мыло, подшивочный материал, новые утюги в бытовую комнату, одеяла и прочее. А капитан Кеглу, не получив то, что ему положено, шёл, и за свои кровные деньги закупал всё то, что ему не додали на складе. Не подумайте, что он был обыкновенным "лохом". Просто его характер не позволял Николаю ругаться и бороться с обнаглевшими прапорщиками - начальниками складов. Ещё одна издержка советской системы.
Можно было бы ещё перечислять незначительные и более значительные моменты, характеризующие данного офицера, и вырисовывающие его положительные и отрицательные черты характера. Только, по большому счёту, разговор об этом носит только косвенный характер.
Продолжим на чём и окончили. Как только Влад Птица получил хоть и не подтверждённые официально, но вполне надёжные сведения о переводе своего начальника штаба дивизиона "вверх", он сразу же начал "готовить почву" для того, что бы первым кандидатом для назначения на освобождающуюся должность стал его командир батареи капитан Кеглу. Смысл в этом для него был огромный. В первую очередь, Владик был уверен, что с назначением этого офицера беспокоиться за те вопросы, которые непосредственно "курировал" начальник штаба дивизиона ему в последующем не придётся. А это, поверьте, огромный кусок работы, который сразу же мог стать второстепенным для командира воинской части. Во-вторых, с чисто психологической стороны, назначенный на вышестоящую должность с его "подачи" офицер, становился невольным "должником", что сулило иметь у себя в заместителях преданного человека, готового поддержать командира в любых жизненных ситуациях, и даже "прикрыть" в случае экстренных неурядиц. Что важнее их этих двух пунктов, сразу даже не определишь. Первый дополняет и является продолжением второго, и наоборот. В общем, разговор по поводу назначения Николая Кеглу на должность заместителя командира отдельного противотанкового артиллерийского дивизиона состоялся и с самим претендентом на данную должность, и с начальником артиллерии дивизии, и с начальником отдела кадров, и, как "заключительный аккорд", с командиром дивизии. Если командир батареи сразу дал согласие на своё назначение, и только выразил глубочайшее недоверие самой возможности данного назначения, то остальные должностные лица, с которыми разговаривал командир дивизиона, ничего вразумительно не обещали. Всё общими фразами:
"Постараемся что-либо сделать в меру своих возможностей. Ничего обещать не можем. От нас решение подобных вопросов особо не зависит. Пришлют из округа другого кандидата, и что-нибудь сделать будет невозможно. Конечно, кандидатура, может быть и неплохая, но..."
В общем, первый "пробный шар" был заброшен. Оставалось только ждать. Ждать приказа на сдачу дел и должности старым начальником штаба дивизиона и ещё одного приказа - уже на назначение нового заместителя командира части. Другой бы командир просто находился бы в ожидании. Влад же, постоянно напоминал начальству о своей просьбе. Причём, делал это очень настойчиво, так что скоро и начальник артиллерии дивизии, и командир дивизии его просьбу знали наперёд, ещё до того, как он открывал рот, с тем, что бы её напомнить начальству.
Ожидаемые приказы о кадровых назначениях наконец-то пришли. Пришли оба сразу. Причём, вопреки чаяниям Владислава, на должность начальника штаба дивизиона был назначен совершенно другой офицер, а не капитан Кеглу. Этого, в принципе, стоило ожидать. В Советской Армии не очень-то считались с мнением и желаниями командиров. Даже, пожалуй, зачастую стремились сделать всё вопреки этим желаниям. По принципу:
"Если командир очень рьяно настаивает, значит, у него в этом вопросе есть явная "шкурная" заинтересованность. Этого нельзя допускать. Сделаем всё наоборот".
Представьте себе состояние Птицы в тот момент, когда ему довели оба приказа. Хуже не придумаешь. Стыдно было перед командиром батареи за свои "радужные" прогнозы.
"Наобещал с три короба, а выполнить не смог. Или не захотел? Только "поработал языком".
Горько становилось и от того, что к его мнению никто не захотел прислушаться. А ведь это был, вполне возможно, самый лучший вариант, который попросту упустили. Кто может знать лучше подчинённого, чем командир, который общается с ним ежедневно? Да этот самый случай и показал Птице, что его авторитет вдивизии пока что не на том уровне, которого следовало добиваться. Что-то стоило поменять в своей методике общения с вышестоящим начальством, что бы добиться более весомых результатов. Было о чём задуматься. Капитан Кеглу смог-таки снять, хоть одну тяжесть с души Птицы, сказав:
"Ничего страшного, Владислав Сергеевич. Не стоит расстраиваться. Со мной это не впервой. Это не ваша вина. Просто я уже, наверное, прочно числюсь в списках бесперспективных командиров батареи. Возраст то мой уже подходит к критическому уровню. Да и, говорю, не кривя душой, мне работа командира батареи нравится. Всё в порядке".
А вот с начальниками, с которыми решался вопрос о назначении, теперь предстояло менять стиль работы. Следовало как-то показать, что командир отдельного противотанкового артиллерийского дивизиона это не "пустое место", не "ширма", которую можно без особых усилий подвинуть. Сделать это предстояло без нагнетания обстановки, дипломатично и с определённой долей настойчивости. Способов добиться своего, была огромная масса. Следовало только выбрать свой, возможно, тот, единственный правильный. Делать это всё нужно было продуманно и взвешенно.
Во всяком случае, что бы, не потерять себя самого в своих же глазах, Владу необходимо было предпринять ещё попытки, что бы позволить капитану Кеглу начать движение по служебной лестнице. Пусть и не в противотанковом дивизионе, то хотя бы в какой-то другой части. Жалко было отпускать толкового офицера из своего подчинения, но и быть "собакой на сене" не следовало. "Прозондировав почву" в отделе кадров дивизии, Владислав получил там достоверные сведения о том, что в артиллерийском полку этой же мотострелковой дивизии, в ближайшее время появится вакансия начальника штаба артиллерийского дивизиона. Самое то для Коли Кеглу. Воспользовавшись тем, что командир артиллерийского полка непосредственно относился к той же "кафедре", что и Птица, то бишь, к артиллерии дивизии, Влад предпринял попытку "просватать" капитана Кеглу в артиллерийский полк. Специально ради этого поехал в этот полк на встречу с командиром полка. Рассказал ему подробно эпопею с неудавшейся попыткой назначения офицера на должность своего заместителя и попросил оказать помощь с выдвижением его уже в артиллерийском полку. Не скупясь на "краски", расхвалил Николая Кеглу и добавил, что командование полка никогда не разочаруется в том, что взяло к себе этого офицера. К сожалению, видимо и здесь сработал закон всеобщего недоверия, царивший в Вооружённых Силах СССР:
"Что-то здесь не то. Если с такой настойчивостью предлагают взять к себе офицера, то видимо он изрядно надоел. Как известно, от неугодного и бестолкового офицера избавляются двумя способами. Или снимают с должности и полностью "стирают в порошок", или выдвигают на вышестоящую должность в другое место. В обоих случаях служить с ним больше не приходится. Может быть, и в этом случае просто "сплавляют" офицера? Следует поостеречься"
В общем, пусть и без излишней категоричности, но командир артиллерийского полка от предложения командира отдельного противотанкового артиллерийского дивизиона отказался. Сослался на то, что у него самого непосредственно в своём полку есть уже достойный кандидат на освобождающуюся должность. Человек, изученный основательно и не менее перспективный, чем капитан Кеглу. И здесь у Владика Птицы получился явный "прокол". Однако, не ошибается только тот, кто ничего не делает. Владислав Сергеевич Птица сделал всё, что только смог. Хотя, была ещё одна возможность, которую не следовало упускать. Ещё неизвестно, кто придёт к нему на должность начальника штаба дивизиона. Во всяком случае, в голове у Владика начал вызревать определённый план на дальнейшие действия. Возможно, что в этом плане немалую роль играла та настойчивость, с которой Птица привык делать все свои дела. А, быть может, дело было несколько в ином. В обычной неудовлетворённости от общего конечного результата предпринятого мероприятия. В уязвлённом самолюбии. Во всяком случае, следовало дождаться нового офицера и только после его тщательного изучения, принимать какие-то меры и действия.
Замена начальников штабов в дивизионе произошла. Бывший заместитель командира дивизиона сдал дела и должность и убыл к новому месту службы, а на его должность пришёл новый офицер.
Следует отметить один небольшой ньюансик, который знают все кадровые офицеры-артиллеристы, но совершенно, скорее всего, не ведают многие офицеры других воинских специальностей. Всё дело в том, что противотанковая артиллерия в вопросах профессиональной обученности офицеров стояла и стоит на несколько иной ступеньке, чем остальные представители "поклонников Бога войны". Это не ущемление гордости противотанкистов, а общеизвестный факт. Всё дело в том, что основной способ стрельбы противотанковой артиллерии, это ведение огня прямой и полупрямой наводкой. В обоих случаях наводчик орудия или боевой машины ПТУР непосредственно видит цель через оптический прицел. Соответственно, стрельба с закрытой огневой позиции противотанкистам просто не свойственна. Нет, конечно, что бы офицеры-противотанкисты совершенно не забыли Правила стрельбы и управления огнём артиллерии и не атрофировались полностью как артиллеристы, их в обязательном порядке заставляли выполнять учебные стрельбы на имитационных средствах с закрытой огневой позиции. Самые простенькие задачи, типа пристрелки по наблюдению знаков разрывов и с помощью дальномера. Более сложные задачи им выполнять не приходилось. Как бы то ни было, но офицер, прослужив лет пять в противотанковой артиллерии, терял основную массу знаний и навыков, так необходимых для специалистов пушечной и гаубичной артиллерии, и становился, по сути дела, "слабо обученным специалистом". Для того, что бы его назначить на вышестоящую должности в реактивную, пушечную или гаубичную артиллерию, требовалась непосредственная дополнительная подготовка данного офицера. Этими вопросами как раз и занимались на Центральных артиллерийских офицерских курсах в Ленинграде. Вообще-то, говоря откровенно, офицер, прослуживший какой-то срок в противотанковой артиллерии, свой дальнейший служебный рост продолжал уже именно как противотанкист. Так уж повелось. И ещё небольшое, но важное дополнения, основанное на опыте. Если артиллерист не в состоянии был твёрдо освоить стрельбу с закрытой огневой позиции специальными боеприпасами и с техническими средствами разведки, типа АРК, вертолёт, и так далее, его старались "сослать" в миномётчики или противотанкисты. Конечно, и там требовалось быть мастером своего дела. Но уж произвести расчёты и попасть в цель, которую видишь, было делом довольно простым. Больше в противотанковой артиллерии упор делался на тактические действия и личную отвагу. Меньше - на мастерство артиллериста. Пусть простят противотанкисты, но дело обстояло именно так, и, ни как иначе.
Так вот. В свете вышесказанного, к Птице на должность начальника штаба дивизиона прибыл офицер, явно не "лежащий душой" к выполнению задач с закрытой огневой позиции. В общем, из категории "ссыльных". Владу он как-то сразу пришёлся "не ко двору". Конечно, стоит взять в учёт и тот факт, что в связи с неудачей всего предприятия с назначением на эту должность Николая Кеглу, Владислав был довольно сильно раздосадован. И, поэтому, у него во всём его существе накопилось какое-то предварительное подсознательное не восприятие нового офицера. Такое свойственно всем без исключения людям. У кого-то оно имеет скрытую форму. У иного - "написано на лице". Поэтому, винить Птицу не станем. На первой же беседе с прибывшим офицером Владислав, не юля и не делая "хорошую мину при плохой игре", рассказал ему о неудаче с назначением к себе заместителем своего же командира батареи, и сказал ему следующее:
"Конечно, приказ о Вашем назначении на должность начальника штаба отдельного противотанкового артиллерийского дивизиона имеет законную силу, и оспаривать я его не имею право. Однако, мне было бы предпочтительнее видеть на этом месте капитана Кеглу. Я его хорошо знаю и уверен в том, что это должность предназначена именно для него. Поэтому, что бы у нас не возникало ненужных трений в процессе дальнейшей службы, я Вам советую постараться подыскать себе другую должность в дивизии. С переводом я Вам посодействую. Так будет лучше и для Вас и для меня".
Понятно, что подобный разговор начистоту был очень неприятен прибывшему офицеру. Да и вообще, прямота командира дивизиона его просто ошарашила. Можно было ожидать всего, только не этого. Хотя, вполне возможно, именно подобный разговор и подтолкнул офицера на определённые решения, которые помогли и ему и Птице.
Как бы то ни было, но уже через пару-тройку месяцев ему подвернулось место старшего помощника начальника штаба по мобилизационной работе одного из полков дивизии, и с помощью своего командира дивизиона этот офицер перешёл служить на равнозначную майорскую должность, только в другую часть. Подальше от артиллерии, поближе к бумажной работе. Знаете, оно то значительно легче, после окончания рабочего дня, открыть сейф с документами и подать команду:
"Бумаги! Равняйсь! Смирно! Вольно, отбой!".
Закрыть сейф и со спокойной совестью уйти домой, зная, что ни самовольные отлучки, ни прочие грубые нарушения воинской дисциплины документы, закрытые на замок, не совершат. Не будет драк, сна на посту, неуставных взаимоотношений. И никто в ночное время не вызовет офицера в казарму, разбираться со своими подчинёнными.
На этот раз Владиславу Птице в его делах сопутствовала удача. Немалую роль здесь сыграло то, что путём определённых действий и хорошими результатами на итоговой проверке командир противотанкового артиллерийского дивизиона приобрёл довольно устойчивый авторитет у командования дивизии. Теперь представление для назначения начальником штаба отдельного противотанкового артиллерийского дивизиона капитана Кеглу ушло из отдела кадров дивизии в штаб Прибалтийского военного округа без каких-то задержек. Результат? Положительный. Через какой-то незначительный промежуток времени рабочее место в штабе дивизиона занял этот офицер.
К слову сказать, что бы оправдать все предыдущие действия Владислава. Выбор Птицы полностью оправдался. Второй такой показательной документации штаба воинской части, какая стала с приходом капитана Кеглу на должность начальника штаба дивизиона, не было нигде, даже в самых передовых полках дивизии. Вопросы службы войск были подняты на высочайший уровень. Грубые нарушения воинской дисциплины среди личного состава дивизиона стали редчайшим случаем. Во всех вопросах, которых касалась рука начальника штаба дивизиона, начинали царить спокойствие и порядок. Конечно, не стоит всё приписывать одному человеку. Всё решалось сообща и коллегиально. Просто этот офицер умел любые идеи командира переводить в план, план - в скрупулёзные и целенаправленные действия, действия - в прогнозируемый результат. Для этого ему на первых порах пришлось здорово потрудиться, создать своей въедливостью и дотошностью непоколебимый фундамент, что бы потом только поддерживать всё достигнутое на должном уровне, изредка только внося дополнительные новшества.
Что бы в последующем не возвращаться к этому вопросу, следует отметить тот факт, что чуть больше чем через год, командир артиллерийского полка, тот самый, что отказал Птице с назначением Николая Кеглу на должность начальника штаба артиллерийского дивизиона, начал выпрашивать этого офицера уже на должность командира дивизиона. Как не жалко было Владу отдавать такого прекрасного начальника штаба дивизиона, но и становиться на пути служебного роста офицера было бы верхом непорядочности. Документы начальника штаба противотанкового артиллерийского дивизиона ушли в вышестоящий кадровый орган, и он был назначен командиром артиллерийского дивизиона в артиллерийский полк. Там он сумел поставить свою работу на таком же высоком уровне, как и на предыдущей должности. Только развал Советского Союза и катастрофическое сокращение Вооружённых Сил не позволили ему продолжить свой дальнейший карьерный рост. Пришлось ему уволиться из армии, и уехать на Родину в Молдавию.
Кстати говоря, по национальности Николай Куглу был гагаузом. Это такая небольшая народность, ведущая свои корни от персов. Только в своё время, ещё в период существования Российской империи, эта народность поселилась в Молдавии, приняла христианство и долгое время "верой и правдой" служила царю-батюшке. Учитывая то, что численность гагаузов в настоящее время очень небольшая, представителей кадровой "военной братии" в её составе имелось считанное количестве. За всю историю своего существования, эта народность ранее имела только одного офицера в чине майор. Вторым стал Коля Кеглу. Если бы не распад Союза советских социалистических республик, возможно, что он стал бы первым подполковником в истории гагаузов. Но, не пришлось этому сбыться.
5
Жизнь не стояла на месте. Служба продолжалась, но уже чувствовалось, что грядут серьёзные перемены, которые должны неминуемо затронуть и Вооружённые Силы Советского Союза. Шёл 1991 год. Владу Птице всего тридцать три года. Он уже командир отдельной части, подполковник с высшим военным образованием, орденоносец. Имеет прекрасную жену-друга, двух сыновей. В его отдельном противотанковом дивизионе весь механизм отлажен и действует чётко, как часы. Работа интересная, творческая, не дающая расслабиться. Времени хватало не только на работу, занятие домашними делами, но и на активный отдых. Рыбалка, походы всей семьёй на прогулки в лес за грибами и ягодами, пикники на берегу озера. Довольно часто в дивизионе организовывались поездки в город Таллин на экскурсии. Заодно жёны успевали наведаться в магазины, где изобилие в тот период времени не на много уступала Ленинградскому. Всё-таки Эстония к тому времени стала больше заботиться о себе, а не только о прокорме ближайшего города Ленинград. В общем, жить так можно было очень долго.
Татьяна, привыкшая за полтора года жизни в Ленинграде к работе, пошла, в этой же дивизии, служить на должность прапорщика. Конечно, предпочтительнее было найти работу на каком-то гражданском предприятии. Но, к сожалению, жизнь диктовала свои условия. Получить членам семьи советского военнослужащего прописку в Эстонии было делом просто невозможным. Прописка при воинской части для эстонцев не являлась законной. Без эстонской прописки оформиться на работу где бы то ни было, кроме как в военных городках, было невозможно. Вот и приходилось искать что-либо подходящее в воинских частях. Благо, образование Татьяны позволяло без каких-то затруднений получить воинское звание прапорщик. Тем более, что отказаться принять на работу жену командира воинской части, начальникам было как-то "не с руки". Вот и, пошла Таня служить в армию, на строевую должность с девятой сеткой разряда. Конечно, по сравнению с заработной платой, получаемой в Ленинграде, она стала приносить домой гораздо меньшие деньги. Но, и на том спасибо. Дети в школе или детском саду. Чего сидеть дома сиднем без дела?
Описываемый период времени соответствовал так называемой горбачёвской перестройке. В центральной части Советского Союза это время характеризовалось возникновением колоссальных трудностей. Богатейшее государство, в котором до этого многое можно было приобрести в любом магазине, откатилось на сорок пять лет назад, во времена, соответствующие послевоенному периоду конца сороковых годов прошлого столетия. Талонная система. На промышленные товары, на продукты питания, на водку. Из-под полы можно было приобрести всё по полуторной-двойной цене. На этом сумели нажиться многие работники торговли и сферы обслуживания. Кстати, отсутствие эстонской прописки лишало семьи военнослужащих право на получение талонов на промышленные товары. Кто помнит, в это время весь Советский Союз отоваривался только при наличии специальных книжечек талонов. Всё, включая от холодильника и телевизора, и до носков, было включено в данные книжки талонов.
В этот же период времени из Западной Европы начался ускоренный вывод советских войск. В кратчайшие сроки, определённые Центральным Комитетом Коммунистической партии Советского Союза, более чем миллионный состав всех четырёх групп советских войск, начал эшелонами вывозиться на территорию СССР. Зачастую в чистое поле, без перспективы получения жилья. Да! Правительства государств, с территорий которых уходили советские войска, гарантировали постройку в определённых районах жилья для семей военнослужащих, покидавших их страны. Только, к сожалению, для строительства этих жилых домов, оборудования военных городков, требовалось какое-то время. Порой, несколько лет. Ведь не появится же дом "по щучьему велению"? А войска уже вышли. Кому из государственных людей, принимавших это решение, было какое-то дело до того, что советские люди в последующем будут мучиться. Вы хоть раз слышали, что бы хоть один руководитель, даже районного звена, прибыв на новое место, сразу же не обеспечивался жильём для своей семьи? Это был нонсенс. Поэтому они и не желали знать, что творится там, "внизу". К этой проблеме мы ещё вернёмся, только чуть позднее.
В связи с выводом советских войск из заграницы, в частности из Польши и Германии, все бывшие западные приграничные округа, в том числе и Прибалтийский военный округ, становилась передовым рубежом обороны страны. В соответствии с этим, войска данных округов начали укомплектовывать личным составом до полного штата. Мотострелковая дивизия, в которой командиром дивизиона был подполковник Птица, развертывалась до полного штата за счет выводимых частей. К окончанию полного вывода всех войск из-за границы успели развернуть и пополнить военнослужащими срочной службы половину воинских частей этой дивизии. Одновременно с этими мероприятиями по укомплектованию личным составом, начали производить рекогносцировку секретных районов и рубежей боевого развертывания воинских частей дивизии, которые в точности совпадали с рубежами 1941 года. Кое-где, даже еще были видны старые окопы. В общем, жизнь пошла по несколько иному руслу. Представьте себе, с какими трудностями пришлось столкнуться командованию всех воинских частей дивизии. Военный городок был рассчитан до этого на размещение только сокращённого состава. Теперь же численность личного состава возросла более чем в четыре раза. Если раньше состав всей дивизии был около трёх тысяч человек, то теперь эта численность возросла до двенадцати тысяч. До полного штата в дивизии на тот момент не хватало ещё около восьми тысяч человек.
Однако, до полного штата дивизия развернуться так и не успела. У правительства Советского Союза стали возникать трудности с руководством Эстонии. В республиках Прибалтики, видя, что СССР начал "сворачивать" своё вооружённое присутствие в Западной Европе, пользуясь соглашательской политикой руководства Коммунистической партии Советского Союза, начали постепенно выживать русскоязычное население из своих, пусть пока ещё и не суверенных государств. Коснулись, как этого и следовало ожидать, подобные действия и военнослужащих. "Беловежское застолье" руководителей России, Украины и Белоруссии уже свершилось как факт. СССР - развалился. Начались глобальные трудности во всех пятнадцати новых суверенных государствах. В частности, правительство Эстонии ввело запрет на ввоз в республику молодого пополнения для комплектования воинских частей советских войск. Для несведущего человека этот вопрос не совсем понятен. А суть его в том, что в воинских частях служили одновременно военнослужащие четырёх призывов. Как правило, в равных долях. То есть, каждые полгода в частях увольнялось в запас примерно одна четвёртая часть солдат и сержантов срочной службы. На их место призывалось такое же количество молодёжи. Если молодёжь не прибывала в часть, то штатная численность личного состава воинских частей в этот период времени составляла только семьдесят пять процентов. В следующие полгода численность уменьшалась ещё на двадцать пять процентов. И так далее. Таким образом, через полтора года после введения Эстонией данного запрета на ввоз молодого пополнения из России, в частях могло не остаться ни одного военнослужащего срочной службы. Естественно, командование Прибалтийского военного округа принимало определённые меры к тому, что бы не допустить полного "обескровливания" частей и соединений. Делалось это по довольно простой схеме. Из Прибалтики в Россию начался поэтапный вывод частей и соединений советских войск. Технику и имущество вывозили эшелонами, а личный состав передавали в те части, которые продолжали оставаться на территории Литвы, Эстонии и Латвии. Вроде этим и запрет правительств не нарушался, и части могли хоть некоторый промежуток времени продержаться "на плаву". Хотя, проблема продолжала существовать. Пытались её решать ещё и тем, что стали в массовом порядке брать на службу жён кадровых военных. Ими укомплектовывали все возможные должности, от начальников складов и старшин подразделений, до связистов, писарей, делопроизводителей. Военнослужащих срочной службы, занимавших до этого момента данные должности, отправляли в подразделения на боевые должности.
Трудности стали возникать и с военнослужащими срочной службы, у которых срок службы ещё не подошёл к своему логическому завершению. Солдаты и сержанты - выходцы из республик Средней Азии, Закавказья, Молдавии, Украины, ставших к тому времени после развала Союза советских социалистических республик самостоятельными государствами, - начали самовольно оставлять те части, в которых служили, и убегать домой. При удачном раскладе этого побега, они у себя дома шли в военный комиссариат, где им делали отметку о том, что они уже отслужили в армии, а при малом сроке службы, отправляли дослуживать в одну их ближайших воинских частей, дислоцирующихся в данном суверенном государстве. Причём, почти как у казаков во времена царя - батюшки: "С Дона выдачи нет", беглецов обратно в те части, откуда они сбежали, вернуть было практически невозможно. Хоть в первое время и пытались направлять за беглецами на их родину офицеров частей.
В конце концов, положение в мотострелковой дивизии, в состав которой входил и дивизион подполковника Птицы В.С., стало просто катастрофическим. Все, кому довелось служить в Советской Армии в этот период времени, да и ещё в этих местах, вспоминают об этом с внутренним содроганием. Ещё бы! Дошло до того, что во всём гарнизоне для охраны складов было скомплектовано только три состава караула. Два из них были из офицерского состава. Все офицеры, от лейтенанта и до капитана включительно назначались часовыми на посты. Разводящих назначали из числа майоров. Начальники караулов - подполковники. Парки и расположения воинских частей и подразделений охраняли или офицеры, или те военнослужащие срочной службы, которые по состоянию здоровья просто не могли нести службу часовыми на постах. За рулём машин транспортной группы сидели прапорщики, которые не успели вовремя перевестись на территорию России к новому месту службы. В общем, сплошной ужас. Прискорбнее всего, что с каждым месяцем, с каждой неделей нахождения советского воинского контингента в Эстонии положение всё ухудшалось.
6
Грянул 1994 год. Новые на карте мира суверенные государства уже бывшего Советского Союза всеми силами добивались полнейшей самостоятельности во всех сферах деятельности, в том числе и в вопросах персональной вооружённой защиты своего суверенитета. А ведь на территориях многих, если не сказать всех бывших союзных республик СССР дислоцировались войска ещё вчерашней Советской Армии. Россия, как основной приемник СССР, взяла под свою юрисдикцию все эти войска, за исключением тех, которые ранее входили в состав Белорусского, Киевского, Одесского и Прикарпатского военных округов. Эти войска так и остались в подчинении вновь созданных правительств Белоруссии и Украины, превратившись в самостоятельные Вооружённые Силы данных государств. Пожалуй, и Прибалтика с республиками Средней Азии и Закавказья сделали бы то же самое с войсками, остававшимися на территориях своих государств. Да вот в чём беда. Практически все кадровые военные в войсках, продолжавших ещё находиться на территории перечисленных государств - офицеры и прапорщики - были по своей национальности, в большинстве своём, представителями восточно-славянской расы. И подчинялись они, что вполне естественно, может по привычке к воинской дисциплине, может и в силу личной заинтересованности, только правительству России. Вот и получалось, что для того, что бы заполучить всё то, что имелось ценного в воинских частях, дислоцированных на территории сопредельных с Россией государств, нужно было сперва разоружить эти самые части, убрать всех русскоязычных военных и на их места поставить своих, коренных выходцев, хоть что-то понимающих в военной службе. А таковых, если не считать сержантов и солдат запаса, было, к величайшему сожалению правительств вышеуказанных государств, сверх мало. Да и попытки разоружить части, в то время относившиеся напрямую к России, было довольно опасным мероприятием. "Русские своих в беде не бросают!" От такой авантюры могло бы кое-кому сделаться больно.
Выход здесь был только один. Упрямо и целенаправленно добиваться от правительства России дипломатическим путём, скорейшего вывода российских войск с территорий суверенных государств. Решить то этот вопрос в верхних эшелонах власти было делом довольно простым, хотя и не совсем кое-кому выгодным с политической точки зрения. В той же России, ставший "у кормила власти" Борис Николаевич Ельцин, в упоении своей безграничной властью, готов был показать соседям своё могущество, и принять решение на вывод войск с территории любого государства в кратчайшие сроки. Оно и понятно, что содержать соединения и объединения своих войск за границей было делом не только хлопотным, но и материально нецелесообразным. Дарить всё вооружение, боеприпасы и имущество всё тем же соседям - "жаба задавит". А к этому времени на территорию России и так было выведено уже очень много воинских частей, соединений и объединений со всех концов европейской части мира. Все, более-менее свободные военные городки стали переполненными людьми в погонах и военной техникой. Поэтому очередные войска выводились на территорию Российской Федерации, как правило, "в чистое поле". Техника, вооружение, боеприпасы и имущество частей сдавались на базы и арсеналы, офицеров и прапорщиков увольняли из Вооружённых Сил, а прославленные воинские части прекращали своё существование. Сколько таких, прославившихся во время Великой Отечественной войны частей и соединений прекратило своё существование? Масса. Шести и восьми орденоносные гвардейские полки сдали свои Боевые знамёна в архив, оставшись только на листах документов и мемуаров ветеранов. Жаль! Только делать теперь уже нечего. Их не возродишь. Вместе с ними ушли в небытие и частички нашей истории. Одна частичка - мелочь. Десять частичек - кусочек. Сто частичек - глыба, внушительный "белый лист" в памяти потомков.
В этом же 1994 году в июле месяце подошло время вывода из Эстонии и той гвардейской мотострелковой дивизии, которая дислоцировалась в Клоогу. Именно той, в состав которой входил противотанковый артиллерийский дивизион Владислава Птицы. Как это испокон веков сложилось на Руси, "всякое нормальное дело нужно завалить на корню с первого же шага". Так было сделано и в этот раз. Вполне понятно, что лучше командира части и дивизии, никто не может знать, сколько сил, времени и материальных затрат необходимо для того, что бы произвести передислокацию вверенной ему части или соединения в новый район дислокации. Для этого у него имеются соответствующие расчёты, построенные на реальных возможностях. Так вот. Для передислокации этой мотострелковой дивизии в полном составе со всем, что у неё имелось, за исключением паркового и жилищного фонда, в самые сжатые, жесточайшие сроки, требовалось около трёх месяцев. Это с учётом того, что в составе воинских частей к тому времени осталось от трёх и до пяти процентов списочного состава. Для примера, в отдельном противотанковом дивизионе у Влада, из трёхсот человек по штату военного времени, к тому моменту было всего восемь (!) человек солдат и сержантов. Плюс к этому, ещё примерно два с половиной десятка офицеров и прапорщиков. Много это или мало? Наверное, меньше, чем можно себе представить.
В ответ на просьбу командования дивизии, подтверждённую аргументированными расчётами, о выделении трёх месяцев срока на передислокацию, Министерством обороны Российской Федерации на всё про всё было выделено ни много ни мало... ДВАДЦАТЬ дней! Вместо девяноста - двадцать. В четыре с половиной раза меньше, чем требуется. Что это? Явное предательство? Желание "подарить" Эстонии как можно больше материальных средств, которые просто физически невозможно демонтировать, загрузить и вывезти? Прямое издевательство над живыми людьми, которые были вынуждены выполнять работы почти в пять раз быстрее, чем в обычных условиях. Скажете, что человеку всё по силам? Может быть. Только вот попробуйте заставить бегуна на короткие дистанции пробежать сто метров не за пятнадцать секунд, а за три. Что он вам на это скажет? В общем, сроки были определены более чем жесткие. Просто не реальные. Важнее всего, что в Москве были полностью уверены, что это, имеется в виду передислокация дивизии менее чем за месяц, выполнить вполне возможно. Как обычно, поставив задачу, не поскупились на угрозы, свойственные духу времени. "Уволим, разжалуем, отправим в Сибирь, пойдёте под суд!" Примерно так же, как было и раньше: "Ссылка, Калыма, расстрел".
Всё последующее в военном городке Клоогу больше походило не на планомерную передислокацию мотострелковой дивизии к новому месту расположения, а на паническое бегство войск от наступающего на них противника. Представьте себе, что такое сняться с "насиженного места" такому внушительному хозяйству, каким являлась мотострелковая дивизия. Только одно стрелковое оружие составляло более 150 тонн груза. Да ещё и боеприпасы ко всем видам вооружения составляли более двух тысяч тонн. А имущество, а запасы продовольствия, а парковое и полигонное оборудование. Да и боевую технику, и вооружение нужно было всю перевозить железнодорожным транспортом. Только в одном отдельном противотанковом артиллерийском дивизионе под технику и вооружение требовалось три полнокровные воинские железнодорожные эшелона. В общем, нервотрёпки и трудностей в этот период времени хватало всем.
На погрузке техники и вооружения, боеприпасов и имущества, задействовал был весь личный состав частей и подразделений дивизии, включая и женщин-военнослужащих. Грузили весь световой день. В вечернее и ночное время готовили всё то, что предстояло загружать на очередной эшелон в следующий день. Параллельно, только уже в тёмное время суток, нужно было собирать дома свои личные вещи. Отдохнуть всем, задействованным на передислокации дивизии, практически было невозможно. Хроническая усталость накапливалась день ото дня и переросла в полнейшее безразличие. Что можно требовать от изнурённого страшнейшим физическим трудом организма? Попробуй-ка, потаскай целый день ящики с оружием или боеприпасами, вес которых колеблется от шестидесяти до девяноста килограмм. Да не просто "потаскай", а загрузи с грунта на машину, разгрузи их и перенеси в закрытый вагон. Да, что там говорить! Кто ни разу с подобным не сталкивался - не поймёт. Кому довелось такое испытать в течение одного-двух дней, скажет, что довольно трудно, но терпимо. А каково, если это изо дня в день на протяжении трёх недель? Ужас, да и только.
Самое было всем непонятное то, что устраивать подобный "аврал" не было особой необходимости. Дивизия могла себя обеспечивать в полностью автономном режиме, по крайней мере, ещё месяца четыре. Железнодорожные эшелоны, которыми производился вывоз всего, что имелось в дивизии на тот момент, являлись собственностью России. За электроэнергию, расходуемую на обеспечение жизни и деятельности военного городка плата была чисто номинальная, учитывая ещё и тот фактор, что она подавалась в Эстонию из той же России. Всем остальным, включая воду, канализацию, тепло и так далее, военной гарнизон обеспечивал сам себя. Что заставило спешить с выводом дивизии? Расход воздуха Эстонии на обеспечение дыхания русских людей? Или возможность начальства рапортовать правительству, что дивизия выведена из Прибалтики с опережением сроков? Один Бог знает всё это. Хотя, можно предположить и такой факт, что в первый момент начала вывода российских войск из Прибалтики всё было спланировано правильно и обосновано. Но потом, произошли определённые сбои в сроках вывода воинских частей и подразделений из этих суверенных государств. В результате, что бы выполнить соглашение о передислокации всех войск к указанному сроку, последним соединениям пришлось урезать время до такого, что они были не в состоянии выполнить все мероприятия без спешки и оставления своих мест дислокации без существенных потерь. Такое тоже возможно и полностью не исключено. В любом случае, этой мотострелковой дивизии явно не повезло.
Одним из требований командования дивизии и штаба Прибалтийского военного округа было то, что командиры воинских частей должны были лично производить загрузку своих воинских железнодорожных эшелонов на станции погрузки, отправлять их под руководством одного из своих заместителей или командира подразделения, и лично руководить разгрузкой прибившего эшелона в пункте назначения под городом Ельней. Теперь представьте себе варианты выполнения данного требования. Как это было во все времена существования Вооружённых Сил, любая погрузка, будь то техники или материальных средств, начиналась только с восходом солнца. Для того, что бы ограниченным комплектом личного состава произвести загрузку стандартным способом и закрепление подручным крепёжным материалом, допустим, пятидесяти единиц техники, уходило от шести до восьми часов. Проверка правильности закрепления техники и материальных средств на железнодорожном составе сотрудниками ВОСО и местными железнодорожниками - ещё пара часов. Оформление перевозочных документов, период ожидания отправки - ещё пару часов. И того, перед самым закатом солнца воинский железнодорожный эшелон начинает своё движение в пункт назначения. Учитывая то, что это мероприятие носит характер государственного значения, пропуск данного железнодорожного состава осуществляется, как правило, по принципу "зелёная улица". То есть, расстояние от Таллина до Ельни эшелон был в состоянии проскочить за восемь - десять часов, и прийти на станцию разгрузки к утру следующего дня, в крайнем случае, к обеду. Это планируемый идеальный вариант. За это же время командир части обязан в своей части организовать работы по подготовке через сутки новых материальных средств к погрузке, отдать указания своим подчинённым, и выехать на станцию предстоящей разгрузки эшелона. В любом случае, устав за время очередной погрузки, он должен в ночное время, как правило, на одной из личных машин своих офицеров (штатная машина УАЗ-469, вполне понятно, для этого не использовалась, так как у неё максимальная скорость движения была около девяноста километров в час, да и расход бензина довольно изрядный - десять-двеннадцать литров на сто километров) совершить переезд в город Ельню, что бы встретить там эшелон и организовать его разгрузку. Хорошо, если воинская часть не большая и всё её вооружение и имущество в состоянии загрузить на три-четыре эшелона. Не так много "челночных" поездок ему предстоит совершить. А что говорить о мотострелковом полке?
После загрузки второго эшелона, Влад Птица, проделав вышеуказанные мероприятия, отдав необходимые указания подчинённым, в ночное время выехал из Клоогу в Ельню на личном автомобиле Москвич-2141одного своего подчинённого. Как на грех, ночь было дождливая, что создало дополнительные трудности для передвижения на такое далекое расстояние. Вдобавок к этому, Владислав, сидевший на переднем сидении пассажира, уставший за период этой "глобальной гонки с преследованием", сразу же после начала движения, просто "отрубился". В общем, условия сложились очень непростые.
Трудно сейчас сказать с полной уверенностью, что случилось. То ли водитель, уставший за прошедшие сутки не меньше, чем все остальные, просто "прикемарил", то ли его ослепил свет фар движущейся навстречу машины, но, в результате того или иного, машина слетела с дороги и врезалась в довольно большую кучу щебёнки, оказавшуюся на обочине. Всё это произошло недалеко от столицы Эстонии и всего в тридцати километрах от военного городка. Как результат, Влад Птица очнулся уже в палате реанимационного отделения одной из городских больниц Таллина. Множественный перелом правой руки, очередное повреждение позвоночника, сотрясение головного мозга и ещё множество всяких "бяк" по мелочам.
Самое удивительное в этой истории заключалось в том, что остальные члены экипажа машины, совершенно не пострадали. Так, отделались испугом и царапинами. Почему так произошло? Всё дело в том, что подобные факты бывали в истории автомобильных аварий уже неоднократно. Наукой доказано, что во время аварий, как правило, меньше всего страдает водитель. Он постоянно находится в напряжённом состоянии и успевает, вполне естественно, сориентироваться, а порой даже и увести себя из-под удара. Обычное, рефлексивное движение, повернуть руль машины так, что бы или полностью избежать столкновение, или уж, если удара избежать попросту невозможно, то, хотя бы, направить его в противоположную от себя сторону. Даже если удар придётся на сторону пассажира. Закономерное действие самосохранения.
Что же касается пассажиров, в момент аварии находящихся в полусонном или, ни дай Бог, полностью "отключенном" состоянии, то для них вероятность уцелеть сводится к "нулю". Все мышцы у них в этот момент находятся в расслабленном состоянии. Для того, что бы организм успел сконцентрироваться и принять чисто интуитивно, оптимальное положение при встрече удара, нужно определённое время. А его-то, к сожалению, и нет. Для тех, кто хоть однажды прыгал с парашютом, это вполне понятно. Примерно так же, как если перед встречей с поверхностью земли, вися на стропах, полностью расслабиться. В этом случае, можно и "костей не собрать". Мало того, что ноги превратятся в "кожаные мешки, наполненные осколками костей", так ещё и весь остальной "каркас" превратится в груду обломков, в которых ни один анатом не разберётся.
Как уже было сказано несколько ранее, Владислав Птица после аварии очутился в реанимационном отделении одной из городских больниц Таллина. На этот счёт нужно сделать одно существенное разъяснение. К этому времени в суверенных государствах Прибалтики в силу вступил неукоснительный закон о проведении платного обслуживания граждан других государств, в число которых входили и россияне. Мало того, что для прибывших иностранных граждан все услуги были за деньги, так ещё и цены были явно "драконовские". День нахождения в эстонской больнице обходился в долларовом эквиваленте около одной третьей части зарплаты военного человека. Кто должен был погасить задолженность Министерству здравоохранения Эстонии? Россия таких обязательств на себя не брала. Что уж говорить о Министерстве обороны Российской Федерации. Военных госпиталей России на территории Эстонии практически не осталось. Последний военный госпиталь, расположенный в Таллине, проводил в это же время свою полную передислокацию. Ни одного развёрнутого лечебного отделения в нём не осталось. В общем, ситуация складывалась тупиковая. Вдобавок к этому, лечащие эстонские гражданские врачи категорически запретили производить эвакуацию Птицы любым видом транспорта, кроме как самолётом. Не мудрено. Очередная травма позвоночника привела к тому, что любое сотрясение тела Влада могло привести к летальному исходу.
Вот о лежал Птица в этой больнице, позабытый - позаброшенный всеми, кроме своей жены и пары-тройки сослуживцев. День лежал. Три дня. Неделю. Для него эти дни были сущим кошмаром. Что бы организм полностью не "сломался, прекратив всяческую борьбу", обезболивающие средства Владу кололи не чаще, чем шесть раз в день. Да и те относительно слабые средства, которые ему давали, не могли заглушить страшнейшую боль, которая царила во всём его организме. Она, эта боль, казалось, что полностью завладела всем существом подполковника. Порой, терпеть её было просто невыносимо. Особенно последние пару часов перед очередным уколом. О сне даже разговор вести было смешно. К третьим суткам такого полу бодрствования, полу дрёма вся нервная система превратилась в "постоянно кровоточащую рану". Любой шум, движение, изменение освещения вызывал всплески не контролируемой раздражительности. Не радовали частые посещения жены и более редкие посещения друзей и сослуживцев. Всё стало абсолютно безразличным, кроме всепоглощающей личной внутренней боли.
Ещё один факт, о котором умолчать никак нельзя. К величайшему сожалению, такое бытовало в то время в наших Вооружённых Силах. Да и сейчас встречается довольно часто. Без всяких оправданий и аргументации, типа, "занятость", "пробелы памяти", "отсутствие времени". Скажем так. В этот "эстонский период времени" после автомобильной аварии, о командире отдельного противотанкового артиллерийского дивизиона мотострелковой дивизии, забыли все вышестоящие начальники. Ладно, Бог с ними, что они ни разу не посетили лежащего в больнице без движения своего подчинённого. Ну, не получилось выкроить время. Бывает. Так ведь и о том, что как-то нужно вывезти, эвакуировать, пусть и не товарища, то, хотя бы подчинённого, из далеко не дружественного для русских людей государства, никто не подумал. Ни командование дивизии. Ни штаб артиллерии дивизии. Это можно прировнять к тому, что бы оставить раненого на нейтральной территории после боя. Понятно, что для командования противотанкового артиллерийского дивизиона решение подобного вопроса было выше их компетенции. Но для штаба дивизии? Для штаба Прибалтийского военного округа? Вполне по силам. А время окончания передислокации дивизии уже подходило к своему логическому завершению. Единственным, кого действительно беспокоила судьба товарища, оказался начальник противовоздушной обороны дивизии. Именно он и поднял на совещании у командира дивизии, вопрос о проведении эвакуации подполковника Птицы в один из внутренних российских госпиталей. Неизвестно, что сыграло в этом свою роль - то ли вина за свою забывчивость, то ли что-то другое, - но вопрос этот был решён очень оперативно.
Для перевозки Птица в Военно-медицинскую академию Ленинградского военного округа был выделен специальный медицинский самолёт и сопровождающий его врач. Перевозка было совершена с соблюдением всех предосторожностей, свойственных полученным Владом травм. Вдобавок к этому, было разрешено сопровождать его до Санкт-Петербурга жене с детьми. Возвращение в те места, где совсем ещё недавно были проведены три чудесные года учёбы в военной академии. Только уже несколько в ином положении и статусе. К этому времени в самом Санкт-Петербурге у Влада Птицы была куча родственников: отец, который поменял квартиру в Новоград-Волынске на Санкт-Петербург, сестра с семьёй и ещё несколько дальних родичей. Остановиться семье Влада в экстренной ситуации, каковой и являлся данный случай, было у кого.
Кстати говоря, эстонские медики, после отправки подполковника Птицы на самолёте в Санкт-Петербург, выставили довольно внушительный счёт командованию Прибалтийского военного округа к оплате за его пребывание в больнице. Если бы этот счёт пришлось бы "погашать" самому Владиславу, он бы очень длительный период времени своей жизни не вылез из "долговой ямы". Это при учёте того, что денежное содержание командира отдельного дивизиона, подполковника, в тот период времени было чуть больше пятидесяти долларов США.
В Военно-медицинской академии города Санкт-Петербург, Владу Птице были сделаны новые операции на правой руке и позвоночнике. Руку практически собирали по частям. Раздробленность всех костей была такой основательной, что пришлось хирургам устанавливать более двух десятков шурупов, спиц и растяжек. Специалисты знают, что это такое. К слову сказать, что и на настоящий момент только в правой руке Влада остались пожизненно стоять, шестнадцать медицинских шурупов, которые извлечь практически невозможно. Или не целесообразно. Позвоночник тоже удалось "сложить" так, что бы осталась, хоть маленькая надежда на то, что человек сможет после излечения вести более-менее нормальный образ жизни. После всех этих медицинских мероприятий, тело Владислава представляло собой в некотором приближении фигуру средневекового рыцаря. Гипсовый "панцирь" прикрывал грудь и спину. Правая рука, загипсованная от кисти и до плеча, была вся в колечках, спицах и растяжках. Вдобавок к этому, рука оказалась подвешеной на специальных шарнирах и блоках. Ни о каком, самом малом движении, речи быть не могло. Полнейшая неподвижность в одной позе - лёжа на спине. Первое время об этом Владу думать просто не приходилось. Страшнейшие болевые ощущения, ещё раньше поселившиеся в его теле, его воспалённом мозгу, не позволяли думать ни о чём. Лишь бы хоть как-то пересилить постоянную боль. Боль в позвоночнике, руке, казалось, во всём теле. Скорее бы это всё закончилось! Казалось, что нет конца и края. Только это. Уколы уже не помогали. Даже более мощные обезболивающие средства, которые начали ему давать. Понимали врачи. Понимал и Влад. Бороться с болью нужно не методом нахождения под постоянным наркотическим воздействием, а какими-то иными способами. Сжав зубы терпеть, пересиливать себя, не выклянчивая очередной, может быть и внеплановый укольчик. Страшнее всего было не от того, что тебе вкалывали эти сильные обезболивающие средства, а от того, что слишком длительное принятие оных, могло привести к выработке постоянной зависимости от них. Что такое наркомания, Владу Птице было известно не понаслышке, ещё со времён нахождения в Афганистане. Пришлось там сталкиваться с советскими солдатами, для которых принятие наркотиков приобрело основной жизненный смысл. Уподобиться таким, как-то не хотелось. Конечно, Птица понимал, что профессиональные военные врачи Военно-медицинской академии не дадут ему "сесть на иглу". Однако, и самому об этом следовало позаботиться. Да и не только угроза наркомании пугала его. Само привыкание к обезболивающим средствам заставляло усиливать дозу, "угнетая" тем самым иммунитет.
Как бы то ни было, и что бы ни говорили, но, после прибытия Владислава в Военно-медицинскую академию Ленинградского военного округа первые десять дней были сплошным кошмаром. Постоянное полудремотное - полубессознательное состояние. Искусанные от боли в кровь губы. Воспалённые от повышенной температуры глаза, которые и открывать то не было сил. Боли в руке и позвоночнике, которые стали сопровождаться болевыми ощущениями во всей спине и вообще, всех конечностях из-за постоянной неподвижности и отёчности. Этого забыть было невозможно и после того, как данный период времени "канул в лета".
Постепенно боль начала отступать. Или, если сказать более конкретно и правдиво, немного притупилась, стала привычной. Как привыкли выражаться медицинские работники, кризис миновал и дело, пусть и медленно, но пошло на поправку. Началось плановое лечение. Не стоит, наверное, акцентировать внимание на том, что случай травмы подполковника Влада Птицы был из категории "тяжёлых". А если учесть и тот факт, что в период своей учёбы в Военной артиллерийской академии Владику приходилось неоднократно общаться с врачами Военно-медицинской академии города Ленинграда, и они, пусть и полу официально, но знали о его травме позвоночника в Афганистане, то сам случай этот стал в категорию "крайне тяжёлых". Что такое получить новую серьёзную травму на том же самом месте, где уже была предыдущая? Подобное даже затруднительно с чем-то сравнить. Несколько приближенно это примерно так же, как, переболев "желтухой" один раз, сразу же через пол года повторно заразиться этой же болезнью. Цирроз печени полностью обеспечен. Ладно. Оставим на время Влада бороться с недугом и вернёмся немного назад, к его семье.
7
Что бы, не было "белых пятен" в этом повествовании, придётся вернуться к тому моменту времени, когда произошла эта злополучная авария. С самим Владиславом в тот момент было всё понятно. Полностью обездвиженный, под воздействием всепоглощающей боль и лекарственных средств. Его мозг тогда был отключен от всех житейских проблем. Даже редкие посетители в эстонской больнице старались не "загружать" его вопросами, остающимися за стенами палаты. А ведь проблемы были. Серьёзные проблемы.
Не хотелось бы акцентировать внимание на вопросах безразличия, бездушия и прочих несовершенствах нашего тогдашнего общества, а, придётся. Так как всё это не осталось где-то на "развалинах супердержавы", не сгорело вместе с "единым и могучим". Как это ни страшно, ни прискорбно, но мы, все "чёрные" стороны и привычки нашей советской жизни, захватили с собой в "новые демократические и суверенные государства" в виде "семян", и это наше прошлое дало "обильные всходы", как крапива на неухоженном земельном участке. Разве не так? Чем хорошим сейчас могут похвастаться все наши общества стран СНГ? Законом "ЧЧВ - человек человеку - волк", - который принял более жестокие формы? Или "рыночными отношениями" частных предпринимателей, когда принцып "нае... ближнего, ибо он нае... тебя"? Никто никому не верит. Каждый привык ждать от других только неприятностей. Ну, да это уже "плач души". Ностальгия, по тому времени, когда друзья были вторым, порой более надёжным "плечом". Когда за товарища не жалко было жизнь отдать. Когда...
Какие же проблемы, кроме служебного характера, возникли там, где уже не было Владислава Птицы? Не станем обращать свой взор к тому, как заканчивали свою передислокацию из Клоогу воинские части мотострелковой дивизии. Заканчивали и заканчивали. В срок уложились. Оставили на своём прежнем месте кучу хлама и металлолома. Всё то, что не смогли демонтировать и вывезти. Просто не хватило времени. Как это и свойственно русскому характеру, что из ценного пришлось оставить в Эстонии, просто сломали, привели в полностью негодное состояние. Что бы "врагу не досталось".
Огромные трудности стали возникать с перевозом личных вещей и семей военнослужащих из Эстонии в Смоленскую область. Да не просто трудности, а даже катастрофическое положение. Учитывая то, что передислокация воинских частей из Прибалтики приняла массовый характер, возникли проблемы со способом перевозки личных вещей семей офицеров и прапорщиков. О выделении и последующей отправки железнодорожных контейнеров речь просто не велась. Найти трёхтонный или пятитонный контейнер было делом невозможным. Конечно, начальство со своими "связями", сумело правдами-неправдами добыть себе эту, по тому времени, роскошь. Остальные, а они то и составляли девяносто процентов от всего количества, вынуждены были отправлять вещи, естественно в ограниченном количестве, с воинскими эшелонами. Скажем правдиво, что в последних воинских железнодорожных эшелонах командование дивизии всё-таки додумалось выделить теплушки, для того, что бы можно было в них загрузить личные вещи. Только вот этого было не только мало, а сверх недостаточно. Огромное количество мебели, старой бытовой техники и вещей, которые не удавалось уже упаковать и отправить с эшелонами, осталось стоять в оставленных квартирах. В этот самый момент времени, каждый изголялся так, как он мог. Более пронырливые и пробивные удосуживались вывезти почти всё. Те же, кому характер и служебное положение не позволяли его использовать "в личных корыстных целях", смогли уехать только с чемоданами, в которых находилось только самое необходимое для жизни в первое время. В общем, только этот переезд основной массы семей военнослужащих военного гарнизона можно было приравнять к внушительному коллективному пожару. Система: "Каждый за себя" показала себя во всей своей красе.
В отношении Семьи Влада Птицы и вообще было всё за гранью понятия "плохо". Мало того, что постоянно находящийся на службе командир отдельной части просто не успел собраться дома вещи для переезда, откладывая это важное мероприятие на последний момент. Так и ещё за неделю до окончательного срока сам стал полностью не дееспособным. У его жена Татьяны, надежд на помощь извне, просто никаких не осталось. Вдобавок к этому, сама Татьяна, как уже было сказано ранее, служила в одной из воинских частей дивизии на должности прапорщика. Не стоит, наверное, подчёркивать, что её служба была связана с материальными ценностями. Нужно было их не только все собрать, загрузить в вагоны, перевезти под город Ельню, но и там складировать на новом месте и обеспечить их сохранность. Ведь никто за неё материальную ответственность нести не желал. И никого не интересовали те трудности, с которыми ей пришлось столкнуться в связи с травмами, полученными её мужем в аварии. В общем, и на службе проблем было "выше крыши".
Вдобавок к вышесказанному, приходилось каждый день ездить в больницу города Таллина, где в это время лежал Владислав Птица, что бы, не только его проведать и узнать у врачей, что нового в его состоянии здоровья, но и просто, обыденно, привезти что-то из того, что ему нужно было для питания. Вполне понятно, что в первый период времени ему есть можно было далеко не всё. Да и больничная пища, и по тем временам, и сейчас, не отличалась особо сильной питательностью и хорошими вкусовыми качествами. Вот и приходилось возить свежий сок, минеральную воду, фрукты. Но это, только одна сторона медали. В военном городке в это время одни оставались дети. Кто о них позаботится в это время? Кому есть дело до других людей, пусть и соседей? Конечно, друзья и соседи помогали в меру своих сил и возможностей. Но и им самим нужно было решать свои личные дела, связанные с переездом на новое место. Поверьте, это дело весьма хлопотное и длительное.
Результат вышесказанного вырисовался довольно скоро. Когда вопрос с перевозом Влада Птицы в Санкт-Петербург был решён окончательно, Татьяна успела собрать из личных вещей лишь самое жизненно необходимое. С собой в самолёт она смогла взять только немного своих вещей, одежду для детей по сезону, документы и деньги. Всё остальное было уложено в другие чемоданы, которые она попросила загрузить тот вагон, который был запланирован для вещей семей военнослужащих в воинской части, где она проходила службу. Основная часть личного имущества, которую не удалось взять с собой, осталась в их прежней квартире. Если говорить по большому счёту, то на новое место службы семья Владислава Птицы переезжала "налегке". Да и то, это мягко сказано. Всё, что приобреталось этой семьёй за более чем десять лет совместной жизни, или, лучше сказать, почти восемьдесят процентов всего имущества, остались в Эстонии. Попросту, в случае благополучного исхода с лечением подполковника Птицы, всё пришлось бы начинать с самого начала. Но, самое страшное в этой ситуации не то, что какое-то барахло пришлось бросить в Клоогу. Вещи - дело наживное. Страшно то, что впереди не вырисовывалось никаких радужных перспектив. С маленькими окладами денежного содержания, которые в то время имели кадровые военные, что-то существенное, типа холодильник, стиральная машина, телевизор, не говоря уж о мебели, приобрести было практически невозможно. Все деньки, за редким исключением, шли на питание и одежду. Вдобавок к этому, надежд на получение своей собственной квартиры не было совершенно. Ни о каком строительстве жилья для семей военнослужащих речи, у сразу вдруг обнищавшего государства, быть не могло. Куда, за какие-то два года существования такого мощного и богатого государства, как Российская Федерация, девались золотые запасы, природные ископаемые, сильнейшая промышленность, никто сказать не мог. Чёрт с ними, со слухами о "золоте Коммунистической партии Советского Союза", якобы вывезенном за рубеж. При всём всяком, это только ничтожная часть богатств России. Да и всё вывезти было просто невозможно. Значит, в этот самый период зарождения "новых русских" - будущих миллионеров и миллиардеров мирового масштаба, - началось страшнейшее разворовывание национального достояния Руси. Да, причём, в таких масштабах, что на жизнь основного большинства этой более чем 120-миллионного населения этой страны, просто ничего не осталось. Таковой итог.
Как последний штрих к переезду семью Птицы в Смоленскую область. Потери и неприятности этой семьи на этом не закончились. Приученная частыми переездами и неустроенностью жизни на новых местах службы Влада к определённой системе укладывания личных вещей в багаж и чемоданы, Татьяна Птица и на этот раз оказалась верна себе. Вещи детей, предназначенные на холодное время года - курточки, пальтишки, кофты, свитера, сапожки и прочее, - были уложены в отдельный чемодан. Именно этот чемодан и пропал в момент перевозки в железнодорожном вагоне из Эстонии в Смоленск. Это было самое страшное. Оставить детей без зимней одежды в условиях страшнейшего безденежья, да ещё и с приближением холодного времени года, было смерти подобно. Перспектив всё это приобрести, хотя бы поэтапно, не было никаких. Пришлось одалживать деньги, у кого только можно - у родственников, знакомых, друзей. А, как говорится, "Одалживаешь чужие деньги, а отдаёшь то - свои", - это стало не только серьёзной проблемой, но и постоянной "головной болью" этой семьи. Долго пришлось Владиславу и Татьяне "расхлёбывать" последствия передислокации дивизии из Эстонии в Смоленскую область.
Самое плохое в этом то, что никого из руководства страны и армии, подобные вопросы не интересовали. А, жаль. Именно в этот самый период времени, видя полнейшее безразличие правящей верхушки к себе, своим семьям, Вооружённые Силы России покинуло очень уж много толковых и перспективных офицеров. Что бы начать на "гражданке" свою новую жизнь. Начиная работать дворниками, охранниками в различных учреждениях и фирмах, таксистами, простыми рабочими. Это, при всём при том, что их обучила быть профессиональными военными, уметь родину защищать, или, пусть даже просто, "стоять на страже мирного труда народа", теперь исчезнувшая с карты мира страна. Они оказались в нынешнее время не нужны. Их, просто, "выбросили за борт". Плохо это или хорошо? Наверное, крайне плохо. Для того, что бы подготовить толкового командира батальона (дивизиона) нужно не менее десяти лет. Командира полка - более двенадцать. Бывший же командир батальона, находясь в запасе, совершенно "уйдя головой" от вопросов военной службы, уже через пять лет после увольнения из рядов Вооружённых Сил, теряет наполовину свои знания. А через десять лет по своим знаниям (но не опыту) он сравнивается с теми, кто вообще не служил. Что-то там помнит, но, смутно. Поэтому надежды на офицеров запаса - пустая затея. Сам же факт, выраженный в такой мудрой фразе, как: "Народ, который не желает кормить свою армию - будет кормить другую" - был и остался аксиомой.
Теперь по вопросу расквартирования гвардейской мотострелковой дивизии, выведенной из Прибалтика в Смоленскую область. Как это было в тот период времени обычным явлением, размещение воинских частей было спланировано "в чистом поле". Ни о каких военных городках, куда бы могли быть выведены части, разговоров просто не велось. Был определён участок местности, без каких бы то ни было построек, где разбивался полевой лагерь. Такой же полевой парк. Огораживалось забором из колючей проволоки место для складирования всех запасов материальных средств. Расставлялись палатки для размещения штабов и служб частей. В общем, условия, реально "приближённые к боевым". Ни о каком обеспечении семей военнослужащих хотя бы временным жильём говорить не приходится. "Устаивайтесь так, как сами сможете. В деревнях, расположенных поблизости, в Ельне, в Смоленске - где угодно". Об этом вопросе никто думать не хотел. А, зачем? "Спасение утопающих - дело рук самих утопающих!" Семьям офицеров и прапорщиков приходилось и ранее неоднократно с подобным сталкиваться за время их длительной службы. Привыкли уже к полнейшему безразличию руководства Советской, а потом и Российской страны к их личной судьбе.
Воинская часть, в которой в то время служила прапорщиком Татьяна Птица, своё новое место дислокации получила тоже в районе города Ельни. А вот место для размещения семей военнослужащих, опять же, этой части было определено аж под городом Смоленском. Это ни много ни мало - в 120 километрах от места теперь постоянной дислокации части. Кто принял такое "жизненно важное решение", сказать трудно. Во всяком случае, выдумал подобное уж явно не совсем здравомыслящий человек, у которого "во лбу" было в несколько раз меньше, "чем семь пядей". До такого нужно было ещё додуматься! Понятное дело, что брошенная на ровное поле дивизия не имела возможностей хоть как-то обеспечить семьи своих военнослужащих приемлемым жильём. Хотя, опять же, прежде чем принимать решение о передислокации дивизии, следовало бы хоть немного всё обмозговать и спланировать заранее. Не упуская и такой важнейший вопрос, как размещение семей. А оно было надо? Наверное, нет. Вот и весь разговор. К чему это привело? К тому, что кадровые военные перестали видеть своих жён и детей неделями, а то и месяцами. К тому, что семьи, абы как размещённые в пригороде Смоленска и близлежащих деревнях, оказались полностью лишёнными поддержки и помощи своих мужчин. А ещё? Как было сказано ранее, многие жёны военных находились на службе в воинских частях этой самой мотострелковой дивизии. Для того, что бы им прибыть в свои воинские части на службу и вернуться обратно домой к детям, приходилось совершать очень длительные переезды. Кто-то может сказать, что не стоило, наверное, мучиться. Уволились бы со службы и занимались домашним хозяйством. Оно-то хорошо - решать всё со стороны. А жить-то как? Напомню, что денежное содержание военных в то время было мизерным. Да и гражданские получали не очень много. После переезда в Смоленскую область, оставив большую часть вещей в Прибалтике, многие семьи просто оказались "у разбитого корыта". А жить то было нужно. И детишек - "будущее нашей страны" - тоже нужно было растить. Вот вам и вся арифметика.
Что бы хоть штрихами описать один день жизни и службы Татьяны Птицы, обратимся непосредственно к её воспоминаниям об этом времени. А в памяти то осталось только это:
"Итак, нашу дивизию бросили "в чистое поле" как картошку. В близлежащих деревнях возле города Ельни снять жилье было просто невозможно. И наша часть, где я служила, расположила семьи своих военнослужащих для проживания под Смоленском. Это 120 километрах от города Ельни. Долго сидеть с мужем в Военно-медицинской академии города Санкт-Петербурга мне в части не разрешили. И так часто шли на встречу, отпуская, то в больницу, то в Военно-медицинскую академию. Поэтому мне и приходилось разрываться между Смоленском и Санкт-Петербургом. Без кола, без двора с двумя детьми и недвижимым мужем в госпитале. Не работать тогда было просто нельзя. И я как робот, с замерзшими соплями и слезами каждый день, встав в три часа утра, по семь километров пешком добиралась до железнодорожной станции, затем два с половиной часа "дизелем" добиралась до Ельни и еще два километра шла пешком до поля, где дислоцировалась наша доблестная гвардейская дивизия. Восемь часов - рабочий день. И такой же путь обратно, под Смоленск. Добиралась обратно домой только вечером в 10 часов. Успевала приготовить поесть детям и, не раздеваясь, ложилась спать. Дети в тот период были почти как беспризорные".
Следует отметить, что кроме службы в Вооружённых Силах и постоянного беспокойства о том, как там, в ста двадцати километрах от места её работы, обстоят дела у детей, у Татьяны в это время была ещё одна "головная боль". Это неутихающее переживание о своём муже. От Смоленска до Санкт-Петербурга расстояние далеко не соизмеримое, чем от того же самого Смоленска и до Ельни. Каждый день не наездишься. Да и каждую неделю тоже. Удавалось приезжать в Военно-медицинскую академию города Санкт-Петербург не чаще чем два раза в месяц. Но и это в денежном отношении было весьма накладно. Только стоимость трёх билетов туда и обратно забирала из семейного бюджета довольно основательную часть дохода. Да ещё, плюс к тому, еда. Да, покупка детям тёплых вещей. Да, плата за аренду жилой площади. В общем, как Тане удавалось в этот период времени "свести концы с концами", сейчас не сможет сказать никто. Даже она сама. То, что было очень трудно - это явно мягкое выражение. От переживаний, неурядицы, безденежья, неустроенности, хотелось плакать навзрыд. Только слёзы помочь не могли. Пожаловаться тоже было некому. Глава семьи, муж, друг, твёрдое и надёжное в жизни плечё, в это время сам лежал беспомощным в одной из палат Санкт-Петербургской Военно-медицинской академии. Ему самому сейчас нужна было, ох какая поддержка. Слёзы на лице матери, в добавок ко всему, могли перепугать детей. Нельзя было им показать ту меру отчаянья, которая порой накатывала на Татьяну Птицу. Поэтому, она держалась. Держалась, сжав зубы. Улыбалась сквозь слёзы. Шутила через силу. В общем, Татьяна в этот тяжелейший для всей семьи период времени являлась тем скрепляющим стержнем, который способствовал и становлению детей, и выздоровлению мужа.
8
Пора, наверное, вернуться к основному герою этого повествования - Владиславу Сергеевичу Птице. Как уже было отмечено, болевой синдром надолго поселился в тренированном, поджаром теле этого кадрового офицера. Не просто боль, а боль всепоглощающая, заставляющая думать постоянно только о себе. Думать в те минуты, когда полубессознательное состояние сменялось моментами "прихода в себя". Этот период времени отложился в памяти Владислава довольно чётко. Хотя, как отложился? Это сказано с явным приближением. Просто те пятнадцать дней после повторной операции уже в Ленинградской Военно-медицинской академии, в течение которых болевые ощущения заполняли всё тело с максимальной силой, находящейся на грани переносимости, выделились в особый отсчёт времени. Видимо, именно в подобные минуты более слабые человеческие организмы "срывались с катушек" и начинали свободнее падение в бездну сумасшествия. Слабые организмы! Влад, к величайшему счастью, не относился к оным существам. Он сумел превозмочь свою боль. Добился перелома всего организма, в своём теперешнем состоянии, в сторону выздоровления. Что само по себе примечательно, это то, что всё его существо, где-то глубоко внутри, сумело отметить именно эту границу в пятнадцать дней, когда боль начала постепенно отступать. Именно не две недель, не восемнадцать дней, а чётко пятнадцать. Лечащий врач Владика Птицы, ведущие хирурги и травматологи академии, приходившие в составе медицинского консилиума в палату к этому больному, с удовлетворением могли констатировать, что кризис его подошел к своей верхней точке, перевалил её и начал своё движение вниз. Из состояния "крайне тяжёлого", Птица начал переход в состояние "средней тяжести".
Теперь в вопросе окончательного (скажем условно) выздоровления Владика Птицы, основным действующим лицом стал "товарищ ВРЕМЯ". Для того, что бы восстановить основные функции правой руки, сделать устойчивым к нагрузкам определённого рода позвоночник, нужно было длительное лечение. Лечение всеми имеющимися тогда в распоряжении медицины способами, от лекарственного до физиотерапевтического. Не исключая в промежутке между этими двумя основными методами, всех остальных, доступных современной науке.
Худшее из всего лечения было то, что "закованный" почти полностью в гипсовый "панцирь" Птица, оставался полностью неподвижным. Всё время в одном и том же положении - лёжа на спине с вывешенной на блоках рукой. Да и ещё несколько неудобств, связанных с подобной неподвижностью. Самостоятельно в туалет не сходишь. Только "утка", которую сам применить, без медсестры не в состоянии. Всё тело под гипсом уже через неделю стало свербеть от пота. Ни о каком мытье в бане, ни о каком, самом элементарном обтирании холодной водой (а ведь дело было то летом, в условиях жары) разговор просто не заводился. Даже, по большому счёту, о том, что бы просто почесаться рукой, "почухаться" спиной о тот же матрац, приходилось только мечтать. Конечно, медицинский персонал Военно-медицинской академии делал всё возможное, да, порой и невозможное, что бы поддержать терпимое санитарное состояние больного. Сердобольные медицинские сестрички и санитарки по несколько раз в день обтирали полу неподвижное тело Владика влажными полотенцами в доступных местах. Однако, все мужчины, кому с данной процедурой приходилось реально сталкиваться, знают не понаслышке, какие неудобства и смущения возникают, когда незнакомые женские руки касаются твоих интимных мест. Знаешь, что это нужно, что данная процедура неизбежна, а пересилить всё своё существо весьма затруднительно. Тем более, что подобные мероприятия с использованием специальных составов, углубляться в специальные медицинские названия которых нет необходимости, зачастую спасали от появления пролежней. Приходилось раньше слышать о таких негативных последствиях длительной неподвижности больных? Хорошо, если нет. Весьма гадкая вещь. Появляется довольно быстро у тех больных, которые не имеют возможность ворочаться на больничной койке значительный временной отрезок, соответствующий нескольким неделям. А вот избавиться от пролежней весьма проблематично. Особенно без помощи специалистов в сфере здравоохранения. Владу, говоря откровенно, даже при классическом медицинском обслуживании, каким славилась Санкт-Петербургская Военно-медицинская академия, тоже не удалось избежать "удовольствия" непосредственно познакомиться с пролежнями. Весьма жуткие и болезненные для него воспоминания.
Постепенно, с наступлением осенних холодов, состояние подполковника Птицы начало вступать в фазу глобальной нормализации. Первым серьёзным успехом для него стали вполне успешные попытки встать на свои собственные ноги. Вспомните "Повесть о настоящем человеке" Бориса Полевого. В школьном возрасте большинство из нас не могли реально осознать, что это такое - учиться ходить по-новому. Да, было понятно, что без обеих ног очень трудно передвигаться. Трудно и больно. Но это было написано на бумаге. В то же время, осознанному пониманию не совсем было доступно. Сейчас уже что-то доходит. Ведь не секрет, что для тех, кому довелось довольно длительный период времени находиться в только лежачем положении, одной из проблем становилось почти полное атрофирование всей системы жизнедеятельности. Серьёзнейшая проблема. Мышцы рук, ног, спины, брюшного пресса, до такой степени привыкали к безвольному, расслабленному состоянию, что просто совершенно отказывались выполнять те функции, для которых, собственно говоря, предназначались. Что бы их заставить передвигать бренное тело больного, становились нужны колоссальные усилия и длительные, изнурительные тренировки. Это, не просто так - разминал руки-ноги, сделал несколько упражнений, сел на край кровати, встал самостоятельно на ноги. Как бы ни так. Порой каждое из перечисленных действий занимало не один день. Особенно этап: "сел на край кровати, встал самостоятельно на ноги". Конечно, сказать просто. Сделать - труднее. Мало того, что всё тело тебе не подчиняется в силу своей слабости. Так ещё и голова начинает воздвигать серьёзные препятствия. Какие? Самые обыкновенные. Вестибулярный аппарат человека, у которого голова довольно длительное время покоилась на подушке в одном и том же положении, тоже становился не только не помощником, но и явным "противником" больного. Опять же, маленький пример из обыденной жизни каждого человека. Попробуйте сразу же после ночного сна резко встать на ноги. Голова то, и "поплывёт" неизвестно куда. С чем это связано? Спросите у специалистов. Они вам в течение короткой получасовой лекции всё "разжуют".
Рано или поздно, но этому суждено было случиться. Владик смог, после долгих тренировок и не совсем удачных попыток, сначала, с помощью медицинского персонала Военно-медицинской академии, а потом и полностью самостоятельно, стать на ноги. Это была настоящая победа. Не многим подобное удавалось после получения аналогичных травм позвоночника. Перспектива остаться "полностью лежачим", или, в лучшем случае, перекочевать с больничной койки в инвалидную коляску, пугала своими "чёрными" перспективами. Влад просто не представлял себя в качестве инвалида. Тридцати шести летний мужчина. В полном расцвете сил и энергии. С огромными жизненными планами. И вдруг - калека. Этого не должно было быть. Нужно было бороться. Бороться со своими внутренними недугами, "аки Геракл со львом". Говоря откровенно, хоть лечащий врач Птицы и уверял его в том, что он сможет вернуться к полноценной жизни, однако, будучи неплохим физиономистом, Влад видел, что язык военного врача говорил одно, а в глазах таилась явная неуверенность в том, что собственно говорилось. Оно и понятно. Часто вам доводилось встречать такого врача, который бы заранее сказал своему пациенту, что никаких надежд на выздоровление нет. То - то и оно, что подобное, скорее редчайшее исключение, чем правило. "Выбить" последнюю надежду из головы человека, это явно противоречит врачебной этике. Да Влад и сам понимал прекрасно, что "спасение утопающего - дело рук самого утопающего". Никто посторонний ему не поможет, если он просто "склеит ласты" и станет "плыть по течению". Вот поэтому он и собрал всю свою волю "в кулак", "сжал зубы" и, превозмогая боль, начал ежедневные, изнурительные тренировки. Это стоило наблюдать! Подстать тем невыдуманным героям, которых прославили наша отечественная литература, включая, как художественную, так и документальную. И, не зря ходила молва о том, что человек в состоянии преодолеть любые трудности. Что, в обычной, повседневной обстановке, им используется только двадцать пять процентов своего внутреннего потенциала. Остальные семьдесят пять процентов находятся в состоянии "полудрёма". Не стоит гадать, сколько процентов резерва использовал Птица в своей борьбе за желание встать на ноги. Это, скорее всего, не сможет сказать и он сам. Главное - результат. Отличный, в его положении, результат. Уже к началу декабря месяца 1994 года Владислав мог самостоятельно передвигаться по коридорам лечебного корпуса. Это было неожиданно даже для умудрённых опытом профессоров, которые имели возможность видеть его состояние сразу после эвакуации из эстонской больницы, познакомиться со всеми нюансами его истории болезни, наблюдать его "битву за выживание". Вполне понятно, что все военные врачи были заинтересованы в том, что бы поставить офицера "на ноги". Без активной помощи Птицы этот процесс мог принять значительно более затяжной характер. Однако, он встал. В кратчайший срок. И не только встал, но и продолжил тренировать весь свой организм. Что там говорить. Результаты более позднего времени. Уже менее чем через год после аварии, он смог отжиматься от пола тридцать раз и подтягиваться на перекладине восемь раз. Это при всем при том, что в правой руке продолжали "сидеть" шестнадцать медицинских шурупов.
Опять вернёмся к состоянию дел во всех суверенных государствах, образовавшихся на развалинах Советского Союза в середине девяностых годов прошлого столетия. Зачем? А просто для того, что бы в очередной раз констатировать такой общеизвестный факт, что любая, самая что ни на есть "прогрессивная, мирная и демократическая революция" в любой стране мира, способна отбросить даже сверх богатое и развитое государство в своём развитии не на одно десятилетие назад. Доказательства? А нужны ли они тому, кто хоть немного изучал мировую историю? Революция - это смена правящей верхушки, приход к власти нового социального слоя, который ещё не успел, за незначительностью срока нахождения "у кормушки", откусить свой изрядный кусок благ от общего пирога национального достояния. А как же остальные жители данного государства, у которых не было возможности сделать подобное? "Кто не успел - тот опоздал!" Не "щёлкай клювом" в тот момент, когда более пронырливые несут в нём свою добычу. Пусть это будет небольшим отступлением от нашего повествования.
Не станем "открывать Америку", констатируя такую неоспоримую истину, что в 1994 году Россия, под руководством своей правящей верхушки, "уверенно и целенаправленно" продвигалась к "рыночным отношениям". Рыночным отношениям в своём узком, с явно славянской направленностью, понимании. Не хотелось бы, углубляться в действующие тогда политико-экономические отношения, бытовавшие во всей европейской части бывшего СССР. Это только лишний повод "погрязнуть" в ничего не стоящем "трёпе". Ну, появились у нас "внезапно" самые богатые люди на планете. Появились "на ровном месте и из ничего". Вернулись "самостийные" государства к тому времени, когда понятия "безработица и беспризорники" являлись вполне нормальным явлением - двадцатые - тридцатые годы этого же столетия. Суть не в этом. Хотя, это отступление непосредственно касается времени нахождения на излечении в Санкт-Петербургской Военно-медицинской академии подполковника Владислава Сергеевича Птицы.
Основная составляющая вопроса в том, что обеспечение лекарственными средствами этой прославленной Военно-медицинской академии, стоящей, пожалуй, на одном уровне самыми передовыми и ведущими клиниками России, производилось в то время из рук вон плохо. Если раньше все медицинские учреждения города на Неве зачастую обращались за помощью в получении каких-то, явно дефицитных лекарственных средств, именно в эту академию, то теперь и это учреждение здравоохранения начало порой испытывать настоящий "фармацевтический голод". И надо же такому случиться, что это происходило именно тогда, когда судьбе было угодно отправить туда в качестве пациента Влада. Сплошное невезение. А Владиславу то требовались специальные и дорогостоящие лекарства. Иначе возможность возвращения, пусть и условно, к нормальной жизни, ставилась под вопрос. Приходилось всем родственникам и знакомым, напрягая все усилия, используя всевозможные связи и знакомства, по крупицам, по 10-20 процентов от требуемого, доставать всё, что предписывалось лечащими врачами Владика. Не успевали "достать" одну партию, как требовалось искать "продолжение". И так, почти год его непосредственного нахождения в Военно-медицинской академии. А потом ещё более полутора лет, пока он являлся периодическим пациентом других военных лечебных заведений. Врагу такого не пожелаешь. Казалось, что по своему весу и объёму лекарственные средства, принятые Птицей в виде таблеток, порошков, капельниц и уколов, значительно превзошли само тело Владислава. Не доводилось слышать подобное? Дай Бог, что бы и дальше пребывать в подобном счастливом неведении.
На дворе уже был декабрь месяц 1994 года. Зимний Санкт-Петербург поражал всех обилием снега, замерзшей почти до середины своего русла Невой и довольно чувствительно пощипывающим нос и уши морозом. Почти пол года нахождения "безвылазно" в лечебных заведениях давали о себе знать. Казалось, что даже высоченные потолки лечебного корпуса Военно-медицинской академии начали "давить" всей своей массой на голову Птицы. Постоянно сопутствующий все жизненные процессы настойчивый запах лекарственных и перевязочных средств, кварцевой лампы и крови, заставлял просто задыхаться при выходе на свежий воздух. Примерно так же, как в анекдоте о коренном жителе города, который, попав в лес, потерял сознание от избытка кислорода. Для того, что бы вывести этого горе-туриста из шокового состояния, пришлось подсунуть его под выхлопную трубу автомобиля. Так и у Влада. При выходе из больничного корпуса в прилегающий сквер, начинала кружиться голова. Порой, до головной боли. Вся окружающая обстановка приелась до оскомины. Хотелось просто сменить эту обстановку. Ещё больше тянуло к семье. Обнять в домашней обстановке жену и детей, сходить с ними на элементарную пешую прогулку, посидеть в кресле перед телевизором, пообщаться. Да, просто посидеть и помолчать. В окружении родных людей. Много ли нужно человеку для "полного счастья"? Мизер. Зная свою ближайшую перспективу - находиться в Военно-медицинской академии ещё минимум пол года, - Владислав начал постепенно "прощупывать почву" на предмет встречи Нового 1995 года в кругу семьи в городе Смоленске. Хорошо, что первые попытки "прозондировать обстановку" он предпринял почти за месяц до планируемого срока поездки. Сделай он это несколько позднее, все его попытки были бы безрезультатными. А так. "Вода камень точит". На первые же его намёки своему лечащему врачу о поездке в Смоленск, он получил категорический отказ.
"Вы что. С ума сошли? О какой поездке может идти речь. Да Вас сейчас ещё немыслимо самостоятельно, без сопровождения медсестры, выпускать из палаты в коридор отделения. Мало того, что повторное повреждение позвоночника ещё далеко от восстановления. Так ещё и нарываетесь на новую травму? Достаточно одного неосторожного наклона или вообще, изгиба тела, даже без какой-то нагрузки, и дело может принять летальный исход. Даже и не за-за-заикайтесь ни о какой поездке. Кто на себя возьмёт такую ответственность? Я? Да никогда в жизни! Зарубите себе это на носу".
Правда, после первого разговора последовал второй, третий... С каждым разом непреклонность лечащего врача приобретала более мягкие формы. От прямого отказа в содействии поездки Влада домой, военный врач перешёл, сперва, к уговорам об отказе от этой "авантюры", а потом и к советам, что можно попытаться сделать, что бы добиться своей цели с минимальным ущербом для всех. Только в одном он был совершенно категоричен. Для того, что бы Владиславу Птице можно было бы покинуть расположение Военно-медицинской академии, его груди и спина должны быть затянуты в специальный корсет. Подобные корсеты изготавливали только по индивидуальному заказу здесь же в Санкт-Петербурге. Для этого имелась специальная мастерская одного научно-исследовательского института. Вот туда-то, после продолжительных и настойчивых "слёзных просьб", на транспорте академии, в сопровождении медицинской сестры, и доставили Владика.
Сама мастерская представляла собой несколько неказистых комнаток, в которых размещались не совсем понятные для обычного понимания, какие-то специальные печи, прессы, станки и другое оборудование. В отдельной комнате находились уже готовые изделия, предназначенные для временного или постоянного исправления разнообразных дефектов человеческого тела. Сколько же выдумки и труда тратили сотрудники мастерской, что бы оказать такую необходимую помощь своим клиентам? Может возникнуть вполне закономерный вопрос. А нужны ли были данные изделия чисто ортопедического медицинского назначения гражданам России? Вернее сказать, нужно ли подобное производство в данном государстве? Кто-то, наверное, скажет, что вполне без них можно было бы обойтись. Элементарно просто! Кто с этим не имел непосредственно дело, уверен в своей правоте. Да оно-то и на самом деле правильно. В Западной Европе и Соединённых Штатах Америки имеются достаточное количество подобных мастерских и предприятий, специализирующихся на производстве всевозможных корсетов, протезов, колясок и прочих причиндалов для тех¸ кто по воле случая попал в категорию инвалидов. Нет ноги и нужен протез - пожалуйста. Потерял руку - "любой каприз за Ваши деньги". Повредил позвоночник - закрепляющий корсет, хоть из золота. Плати деньги в валюте и пользуйся на здоровье. Однако цены, скажем прямо, не для нашего человека. Порой тот же корсет оценивался в долларах США пятизначными цифрами. Для того, что бы его приобрести, нужно было до конца жизни работать всей семье. Сравните для примера, пятьдесят $ США зарплата в месяц и пятьдесят тысяч $ США стоимость изделия. Каких-то чуть более восьмидесяти лет работы только на оплату подобного изделия! "Да ни в жисть" рука не поднимется сделать подобное приобретение. В России же подобные изделия, сделанные, вполне возможно, на порядок из более худшего материала, стоили на три порядка дешевле. Да и то сказать, что в ряде случаев необходимые изделия учреждениями здравоохранения выдавались бесплатно. Государство за это платило. Пусть - отечественного производства, пусть - значительно более низкого качества, но - бесплатно.
Вот в одну из таких мастерских и привезли Влада Птицу. Привезли с ярко выраженной целью, заказать закрепляющий корсет для всего позвоночного столба, от шейно-воротниковой зоны и почти до самого копчика.
Заведующий данной мастерской, увидев Влада Птицу в больничной одежде, да ещё и в сопровождении медицинской сестры и сразу же стал каким-то насупленным и несколько недружелюбным. В процессе разговора, который завёл Владислав, всё довольно быстро выяснилось. А разговаривать в том тоне, который сразу же располагает к себе собеседника, Птица умел. Не станем углубляться конкретно в дословную передачу этого разговора. В нём было довольно много шутливых фраз, дипломатически оплетающих содержание просьбы. Да и "слёзные мотивы" в сочетании с некоторой долей лести, занимали в нём значительную часть содержания. В общем, для тех, кто когда-то выступал в роли полу бесправного просителя, да ещё и обделённого какими-то полномочиями, суть должна быть понятной. Хотя, все мы, переступая пороги государственных учреждений, в присутствии определённых должностных лиц, становимся и бесправными и обделёнными какими-то полномочиями. Даже если чувствуем за собой правоту. Умеют в нашем обществе чиновники создавать свою значимость "на ровном месте" и принижать значимость обычных граждан, "опуская их ниже плинтуса". Это не просто наблюдения и констатация фактов. Скорее это обычный "психологический портрет" и самих чиновников и наших "просителей".
