ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Чеботарёв Сергей Иванович
Паша.

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.42*4  Ваша оценка:
  Паша.
  
   Не стоит, на мой взгляд, удивляться подобному названию данного моего рассказа. Какое-то внутреннее чувство мне подсказывает, что большинство читателей будут согласны с моим дальнейшим утверждением. Суть его в том, что в нашей памяти, в нашем теперешнем восприятии окружающего мира, порой с младых времён и до довольно солидных лет, некоторые близкие и дорогие нам люди остаются всё теми же Андрюшами, Колями, Пашами, Витями. Не в том, порой насмешливом смысле, которое было свойственно в отношении определённой группы людей, и невольно порой приходит в голову сейчас: "Эй, Колька, беги сюда, принеси мне ведро воды!". А совершенно в противоположном восприятии - дружеском и порой даже трепетном. Естественно, эти люди, как и мы сами, уже в довольно солидном возрасте. Ведь время двигалось и для них самих, так же неумолимо, как и для нас. Однако, они наши близкие друзья. Друзья далёкой, ушедшей навсегда юности.
  
   Так вот. Это своё повествование мне хочется посвятить моему другу, побратиму по Афганистану, командиру третьей миномётной батареи, прекрасному офицеру и человеку, с которым мне довелось почти полтора года рука об руку, спина к спине воевать в те далёкие восьмидесятые годы прошлого столетия - Павлу Алексеевичу Бурмистрову.
  
   Начну с предыстории, что бы потом, в дальнейшем, не нужно было бы проводить дополнительные разъяснения.
  
   На первом этапе моего становления в Афганистане мне, скажем так, несколько не повезло. Хотя, это ещё с какой стороны посмотреть. Всё дело в том, что практически меньше чем через неделю после своего прибытия в 122-й мотострелковый полк, на первой же рейдовой операции, в которой мне довелось участвовать, третья горная миномётная батарея лишилась своего штатного командира батареи. В первый момент мы все думали, что отсутствие командира продлится не долго. Ну, полежит Витя Корниенко в госпитале месяц-другой. Заживёт у него осколочная рана в живот. Вернётся комбат в своё родное подразделение. Ан, не тут-то было! Месяц мы оставались без штатного командира батареи. По штату в миномётной батарее я, старший офицер батареи, являлся заместителем командира. Однако, командир взвода управления был старше меня по званию, по возрасту, да и опыт участия в ведении боевых действий имел уже около двух лет. Поэтому ему, старшему лейтенанту Чаусу Василию Ивановичу, на период временного отсутствия штатного командира, командованием батальона было предоставлено право управлять нашим подразделением. Что он и делал, правда, без особого на то рвения и желания. В общем, к обоюдному нашему удовольствию, реальное командование батареей имело весьма коллективный характер. Василий получал указания начальников и докладывал об их выполнении. Я "рулил" вопросами боевой подготовки и состояния техники. Остальные вопросы жизни и деятельности были равномерно распределены между прочими прапорщиками нашей батареи. В общем, налаженная жизнь в подразделении не только не опускалась на более низкий уровень, но и, наоборот, росла в нашем понимании значимости выполняемых действий.
  
   Примерно через месяц после ранения старшего лейтенанта Корниенко, к нам в полк пришло официальное сообщение из госпиталя о том, что наш командир батареи умер. Вполне естественно, с этого момента должность командира батареи стала вакантной. Командир взвода управления Вася Чаус сразу же от неё отказался наотрез. Не удивительно. В случае его добровольного согласия, ему "светило" продление службы в Афганистане ещё на полгода, а то и на более длительный срок. Это к тому, что он и так уже в ближайшее время "закрывал" второй год своей службы "за речкой". Перспектива добровольного продления службы здесь - не совсем приятное дело. Меня назначать командиром батареи не решались из-за слишком малого срока моего нахождения в батальоне и вообще в Афганистане. Поэтому, исходя из выше сказанного, следовало ожидать назначения на должность командира третьей горной миномётной батареи офицера "со стороны".
  
   Ждать этого события долго не пришлось. На должность командира нашей миномётной батареи к нам, из артиллерийского дивизиона нашего же полка, назначили старшего лейтенанта Бурмистрова Павла Алексеевича. Положа руку на сердце, признаюсь, что первоначально у меня к этому офицеру было отношение явно негативное. Скорее, просто предвзятое. Почему? Стоит на этом остановиться более подробно.
  
   Что собой представлял этот офицер по той поверхностной информации, которая была получена от офицеров артиллерийского дивизиона? Бурмистров уже в возрасте где-то около 25 лет экстерном сдал экзамены за курс Ленинградского артиллерийского училища. Среди командиров взводов он был явным "переростком". В его годы, в возрасте двадцати семи лет, некоторые уже командовали дивизионами. Да и скажу не утаивая, отношение у кадровых офицеров, окончивших военные училища, к другим офицерам, которые не имели удовольствия носить курсантские погоны, было всегда скептическим. Оно, в принципе, с одной стороны и правильно. Не освоив в полном объёме курс военного командного училища, довольно затруднительно в последующем управлять своим подразделением. Опыт с годами придёт, а вот знания приходится приобретать только своим умом. Если оного, имеется в виду ума, не достаточно - проблема останется не решённой весь последующий период службы. Сразу же оговорюсь. К Павлу Алексеевичу это не относилось ни в малейшей мере.
  
   Теперь, более подробно о личности Бурмистрове. Уже с учётом тех знаний, которые я приобрёл в процессе совместной с ним службы. Ростом он был около 180 см, крепкого телосложения, с фигурой борца, ладонь - как малая пехотная лопатка, добродушное, улыбчивое лицо, голова с явно выраженными спереди пролысинами, что делало его лоб очень внушительных размеров и "железный", настойчивый характер. В Афганистан по замене мы с ним приехали примерно в одно и то же время - весной 1981 года. Так что служить нам вместе предстояло ещё довольно длительный промежуток времени. Всего, при правильном раскладе карт судьбы - два года. С учётом того, что он уже тогда успел послужил в артиллерийском дивизионе нашего полка, и был переведён к нам из этой артиллерийской элиты полка - чуть меньше указанного срока. Удивительнее всего в Паше было то, что это действительно был человек уникальный. Прекрасный воспитатель, прирождённый, талантливый руководитель с очень общительным характером. Требовательный офицер, умеющий добиваться выполнения своих приказов и распоряжений без нервозности и криков - чисто силой убеждения в необходимости проведения именно данных действий. И как дополнение к характеристике - смелый, хладнокровный, надёжный и верный товарищ. С ним у нас с самого начала сложились полу деловые, полу дружеские отношения. По своему характеру я никогда не стремился к панибратским отношениям с начальством, воспринимая Пашу не только как надёжного друга, но и как принципиального командира. У нас с ним было чёткое распределение обязанностей и ответственности: я отвечал за состояние вооружения, боеприпасов, боевую подготовку огневых взводов батареи, он - за непосредственное воспитание сержантов и солдат, состояние воинской дисциплины и порядок, ведение отчётной документации батареи. Это меня вполне устраивало, так как по молодости лет я ещё не умел часами проводить нравоучительные беседы, был нетерпелив и скор на принятие решений, порой не совсем верных. В общем, о таком командире батареи я, и мечтать, не смел. За его "широкой спиной" и под прикрытием его авторитета нам, офицерам, прапорщикам, сержантам и солдатам, жилось в батарее очень спокойно и комфортно. Правда, этот Пашин авторитет приходилось постоянно подкреплять практическими действиями. Что заставляло постоянно находиться в положении лидера, как в вопросах внутреннего порядка, так и в вопросах дисциплины и исполнительности. Да и вообще во всех прочих вопросах жизни и деятельности любого воинского коллектива.
  
   По системе действий рейдового горнострелкового батальона, в полном составе миномётная батарея воевала довольно редко. Как правило, батальон делился на две части, каждая из которых "работала" самостоятельно, порой на расстоянии от прямой видимости до нескольких километров друг от друга. Соответственно, для огневого прикрытия каждой части батальона выделялась полубатарея, составляющая отдельную группу огневой поддержки. Одной такой группой, в составе первого огневого взвода, командовал я. Другую группу в составе второго огневого взвода, возглавлял Бурмистров. Третий огневой взвод автоматических миномётов "Василёк", или оставался в резерве командира батальона вместе с бронегруппой, или, уже без самих штатных миномётов, распределялся равномерно между нашими группами батареи, в качестве подносчиков боеприпасов. В результате этой системы нам с командиром батареи воевать вместе, полным составом батареи, приходилось довольно не часто. О состоянии и успехах соседней группы мы узнавали или по радиостанции, или, уже после окончания операции, из рассказов участников и очевидцев. В принципе, вполне возможно, что такая тактика применения артиллерии была свойственна не всем батальонам в Афганистане. Но для нашего района боевых действий, где в основном преобладали мелкие, мобильные банды, численностью от 50 до 200 человек, районы сосредоточения "духов" приходилось брать в "клещи", чтобы не дать им улизнуть из района блокировки. Я на этой особенности боевого применения нашей миномётной батареи заострил внимание только по той причине, чтобы с полным основанием охарактеризовать старшего лейтенанта Бурмистрова только теми примерами, очевидцем и участником которых я был непосредственно сам. Как-то не особо хочется передавать слухи и рассказы от третьего лица. Возможны искажения реальных фактов, а этого бы не особо хотелось делать.
  
   В нашем коллективе третьей горной миномётной батареи Павел Алексеевич Бурмистров стал своим человеком как-то "сразу, резко, вдруг". Вроде бы и был с нами с самого начала нашего нахождения в Афганистане. В чём причина? Да, наверное, больше всего в том, что он умел быть в любом коллективе именно "своим человеком". Умел слушать. Умел и говорить. Обладал широким кругозором. Свои знания всегда подкреплял достоверными и неоспоримыми фактами. Рядом с ним, не скажу за других, но лично я чувствовал себя на уровне пятиклассника возле выпускника средней школы. А ведь разница в возрасте, по сути дела, между нами была незначительной. Это при всём притом, что Паша никогда не выставлял себя в образе "умудрённого опытом аксакала". Наоборот, в общении с ним всегда создавалось впечатление, что ты как бы разговариваешь со своим одноклассником, другом детства, с которым когда-то вместе лазил по крышам и втихаря курил запрещённые сигареты. И, в то же время, его начитанность, вкупе с превосходной памятью, знание практической жизни на более высоком уровне, чем это было доступно в то время нам, непроизвольно ставило его на более высокую ступеньку над нами не только как командира, но и как чисто эрудированного человека. Понятное дело, что в вопросах артиллерии и командир взвода управления старший лейтенант Чаус, и я, были подготовлены значительно лучше. Всё-таки за спиной были четыре года учёбы в военном училище, подкреплённые годами службы на офицерских должностях. Однако, стремление Паши Бурмистрова повысить уровень своей практической подготовки, умение без стеснения занять во время тренировок по выполнению нормативов, место одного из номеров расчёта миномёта, быстро стёрло видимую грань нашего преимущества. Так что, все скоро стали в равных условиях, не особо выделяясь, в общем строю братьев по оружию.
  
   Регулярные выходы в рейдовые операции ещё более сблизили весь коллектив командного состава батареи. Как это было всегда, на первом выходе как-то все подсознательно присматривались к новому офицеру. Как он себя поведёт в боевой обстановке? Можно ли на него полностью положиться в экстремальных условиях? Трус он, безголовый смельчак или вдумчивый командир? Пусть и бытует общеизвестное мнение, что первый бой - не показатель. В то же время, впечатление о поведении человека в первом же бою, редко бывает ошибочным. Трус со временем станет ещё более трусливым, боящимся за свою жизнь, шугающимся первого же выстрела. Безголовый смельчак - рано или поздно, но нарвётся на неприятность, по своей же глупости, "поймав" пулю или подорвавшись на мине. Ну, а вдумчивый, хладнокровный офицер, с ростом боевого опыта, увеличением знаний и навыков, станет незаменимым напарником во всех боевых делах. Не кривя душой, могу сообщить, что именно к последней категории Паша Бурмистров и относился. На первой же нашей совместной операции, он показал всем, что на него можно опереться в любой ситуации. А его сила и выносливость, ненавязчивое желание помочь всем своим подчинённым, до последнего солдата, заставили относиться к нему с величайшим уважением.
  
   Пример именно из реальной жизни того времени? Всегда пожалуйста. Тем более, что некоторые подробности одной из рейдовых операций, а вернее, только пары эпизодов из неё, стоит рассказать. Они повторялись в той или иной вариации ещё не раз на последующих рейдовых операциях.
  
   Подробно эту операцию описывать нет необходимости. О ней я рассказывал в рассказе "За одного битого...". Да и мало чего слишком интересного было в том десантировании с вертолётов и последующем движении по горным дорогам к месту, где нам пришлось наиболее туго. Поэтому, начну непосредственно с того, о чём и планировал рассказать. Без излишних подробностей.
  
   Было это в последних числах лета 1981 года. Наш третий горнострелковый батальон двумя группами был десантирован в район дислокации местных банд душман в ущелье Мармоль. Место - так себе, ничем особо не примечательное, расположенное в глубине горного массива. Конечно, если упустить тот нюанс, что в этой местности проживали воинственные, свободолюбивые племена пуштунов. От города Мазари-Шариф, к этому месту, куда нас зашвырнули вертолётами, нужно было "пилить" на колёсном транспорте почти половину светового дня. Не из-за того, что расстояние большое, а из-за того, что дороги никудышные. Как бы то ни было, батальон без девятой роты и зенитно-ракетного взвода, двумя группами на вертолётах был десантирован с двух направлений в районе ущелья. Только седьмая горнострелковая рота с полубатареей Бурмистрова была десантирована несколько раньше в глубине этого ущелья возле населённого пункта Шедиана, а мы, то есть, наша группа, на день позднее. Вроде, всё было сделано быстро и слаженно. Однако, ночью наша группа десанта подверглась нападению довольно крупной банды басмачей. С трудом отбились. Роту соседнего полка в этом бою потрепали изрядно. Днём "зализывали" раны и готовились к очередной, явно не спокойной ночи. Предполагалось очередное нападение этой же банды, которой, отходить, по большому счёту, было больше некуда. С противоположной стороны им "в затылок дышали" наши же войска, вошедшие в ущелье непосредственно через Шедианские ворота. В общем-то, пару-тройку дней мы так и продолжали действовать двумя отдельными группами батальона. Судя по радиосообщениям, батальонам "зелёных" и нашим десантникам удалось почти полностью окружить банды. Однако, ещё одна крупная банда основным составом успела отойти в глубину горного массива. Только на дальних подступах удалось вертолётам "достать" пару небольших отходящих групп "духов", да разведчики отметили клубы пыли над дорогами, скорее всего, поднятые афганскими бурубухайками. В общем, одним ударом с этими бандами покончить не удалось. Преследовать их "по горячим следам" не имело смысла. Куда к чёрту, на незнакомой-то местности. Того и гляди, нарвешься на мины или засады "духов". Бессмысленные жертвы этой войны нам были не нужны. Тем более, что "зелёные" (правительственные войска), которых мы должны были поддерживать своей огневой мощью, не спешили подходить на соединение с нашим батальоном. Им не нужно было торопиться, а что нам это нужно больше всего? Наш командир батальона приказал на третий день оставить занимаемые позиции и выдвигаться на соединение со своими войсками. За день прошли по горам относительно небольшое расстояние. По существу, с периодическими перепадами высот более полукилометра, пройти больше мы просто не могли. И так, от спусков по скалам, обмундирование большинства военнослужащих превратилось, в задней своей части, в лохмотья. К вечеру вышли на одну безымянную горку в более-менее плоской вершиной, и стали на ночёвку. Командир батальона дал команду "мыться, бриться, песни петь и веселиться". В общем, до следующего утра можно было отдыхать.
  
   На следующий день, выдвигаясь уже вместе с "зелёными", пошли на соединение со второй частью своего батальона. С грехом пополам, во второй половине дня, вышли на относительную равнину среди горных хребтов, где уже находилась техника бронегруппы и тылы батальона. Радости от этой встречи было не меряно. В общем-то, особых потерь за время боевой работы в разных друг от друга районах, не было. Десяток раненых - не в счёт. Тем более, что особо тяжёлых-то и не было. Временные потери. Хотя, всё равно, сержанты и солдаты после ранения в свои подразделения из госпиталей, как правило, не возвращались. Почему? Стоит только догадываться. Скорее всего, их отправляли дослуживать куда-то в более спокойные места, уже на территории Союза.
  
   День отдыха и приведения себя в порядок. На следующий день предполагалось выходить для блокировки одного, господствующего на местности перевала, который находился в руках "духов".
  
   5 сентября 1981 г. Дали команду на перекрытие горного перевала южнее населённого пункта Шедиан. В район перевала мы выходили в составе своей первой группы при поддержке части бронегруппы 149-го мотострелкового полка. На наше счастье, миномётчикам и пехоте с тяжёлым вооружением, большую часть пути двигаться пришлось на БМП-2. Вторая группа батальона должна была зайти с другой стороны этого же перевала.
  
   Миномёты взяли на вьюки, мины для удобства уложили не в стандартные вьюки, а в вещевые мешки. Почему? Да по той причине, что в стандартный брезентовый вьюк можно было уложить всего четыре мины. А в вещевой мешок втискиваются шесть мин, завёрнутых в плащ-палатку. Вес, естественно, больше, но и дополнительные две мины - в горах значат очень многое. Чтобы взять больше боеприќпасов к миномётам, решили нести в горы только два миномёта. Освобоќдившиеся номера расчётов в своих вещевых мешках несли по 6 миномётных мин. Каждая весит по 3,5 кг. Кроме этих 21 кг нужно было нести ещё автомат, 300 патроќнов к нему, две-три гранаты, сухой паёк на сутки, 1,6 литра воды, каску, саќпёрную лопатку. Вес получается приличный. Хорошо, если физически развит неплохо и фигурой Бог не обидел. А если сам щуплый и самым большим физическим упражнением до армии было поднятие ложки ко рту, дело совсем дрянь. А ведь и действительно, в моём первом огневом взводе был наводчиком миномёта Вася Горнак из Белоруссии. Ему по штатному расписанию приходилось переносить трубу миномёта, которая по своей длине не намного была меньше роста Василия. Да и вес трубы составлял около пятнадцати килограммов. Только вот выносливости Горнака можно было позавидовать. Идёт, вроде бы с великим трудом, из-за трубы миномёта, вещевого мешка и автомата его самого почти не видно, но никогда не попросил помощи. Молодец, бульбаш!
  
   Вот на этот самый вопрос выносливости и хотелось бы обратить особое внимание. Себя самого к категории "Геркулесов" я никогда не относил. Хотя, в горах всё, что положено иметь военнослужащему для своего собственного обеспечения, нёс сам, без посторонней помощи. Тяжело было первое время, но, ничего, постепенно привык и навострился равномерно распределять тяжесть. Хотя, скажу откровенно, сил для перекладывания дополнительной тяжести с чьих-то плеч на свои собственные, у меня не хватило бы. А вот у Паши Бурмистрова выносливость была на порядок выше, чем у меня. Судя по рассказам очевидцев, он, руководя второй группой, которая следовала к перевалу с другой стороны, без особых усилий брал у выдохшегося солдатика вещевой мешок с солидным весом в два десятка килограмм, и нёс его на себе, пока этот самый солдатик в движении отдыхал. Забирать личное стрелковое оружие Паша кому бы то ни было, категорически запрещал, дабы не оставить подчинённого невооружённым. Это было незыблемое правило. Что примечательного в описанном случае? Да только то, что офицер, а тем более, командир группы, имел неоспоримое право передвигаться относительно налегке. Всё-таки, ему нужно было руководить всеми действиями подчинённого подразделения, находиться и впереди цепочки, и сзади, то есть - везде. Обессиливший от усталости командир, не представлял бы уже ценности для своего подразделения. Значит, Паша был так уверен в своих силах, что не боялся взвалить, пусть и временно, дополнительный вес на свои плечи. Это стоит многого. В последующих рейдовых операциях мне и самому доводилось наблюдать подобные проявления заботы о подчинённых со стороны Паши. И, говоря откровенно, частенько было стыдно за себя, что подобное я сделать попросту не мог. Не имел права. Дабы не стать обузой для своих же подчинённых. Замечу сразу, что подобные забота и внимание к военнослужащим срочной службы, которые не имели достаточной физической подготовки, не только не умоляли достоинство нашего командира батареи, но и наоборот, служили поднятию его авторитета и уважения к нему. Не многие из офицеров нашего батальона были способны на подобное. Пожалуй, мало кому из них пришло бы в голову, взять у солдата на свои плечи дополнительный вес груза. И не из "барства". Просто, так уж считалось, что трудности предназначены для воспитания выносливости и стойкости человека. Нас этому учили в училище. Однако, как существенный недостаток, не учили состраданию к подчинённым. Сие есть факт.
  
   А вот вам ещё один из случаев, который раскрывает черты характера Паши в самом лучшем свете. В конце мая месяца 1982 года батальон участвовал в проведении операции в зоне ответственности 395-го мотострелкового полка нашей дивизии. Шёл пятый день операции. В основном проводились блокировки и "чистка" населённых пунктов в районе Чирикарской долины. В большинстве случаев такие "чистки" проводятся без особой стрельбы, однако забирают довольно много времени. Нашей задачей, как и прежде, было - быстро занять господствующие высоты вокруг кишлака, отрезать пути возможного отхода банды и неблагонадёжных местных жителей в горы. Остальная работа выполнялась "зелёными" совместно с контрразведчиками и представителями местной власти.
  
   В 4.00 24 мая 1982 года мы выехали прочёсывать ущелье Вальян. Знакомое место, знакомая обстановка. И банда одна и та же. Месяц назад мы были в этом ущелье и имели возможность "познакомиться" с бандой накоротке. Этот район славился богатством и независимостью здешнего главаря банды. Ущелье выходило двумя своими "рукавами" на дорогу Термез-Кабул. Объехать эти выходы из ущелья было практически невозможно - дорога зажата между гор. Левой своей стороной ущелье подпирало перевал Саланг. Весь афганский транспорт, перевозящий грузы от границы с Союзом в южные районы Афганистана и обратно подвергался взиманию неофициальной "пошлины" со стороны банды. Да и местное население кишлаков, расположенных в самом ущелье, находилось во власти этой самой банды. Последнее время участились случаи нападения на наши колонны. А ведь банда совсем небольшая, стволов около 200. Вот эту банду мы и должны были потрепать. Подробно рассказывать всю эпопею не стану, а приведу только сам эпизод, который касался непосредственно Паши Бурмистрова.
  
   Ближе ко времени обеда этого же дня поступило сообщение по радиостанции, что в соседнем кишлаке "духи" зажали замполита 8-й горнострелковой роты старшего лейтенанта Серёжку Шестопалова и с ним 7 человек. Серёга с отделением должен был проверить одну ориентировку, которую командованию полка дали вертолётчики, но немного ошибся в направлении и выскочил на окраину кишлака. Здесь и напоролся на большую группу басмачей. Хорошо, что противника увидели первыми и огнём прижали к земле. Это дало возможность всей группе забежать в дом и занять оборону. Правда, одного солдата тяжело ранило. Благо, дом оказался двухэтажный, прочный, свободный от местных жителей, и со всех сторон имел отличные сектора обстрела. Для семи хорошо вооружённых человек оборонять его не составило особой трудности. Боеприпасов было вполне достаточно. Значительную проблему составляло только то, что с ними был раненый, который самостоятельно передвигаться уже не мог. Для того, чтобы прорваться из данного дома к своим, соорудили носилки. Первоначально командир батальона приказал только обороняться и попыток прорыва не предпринимать. Попытались деблокировать попавшую в засаду группу частью сил 8-й горнострелковой роты. Нарвались на плотный огонь "духов". Почувствовав добычу, душманы решили группу Шестопалова из кишлака живыми не выпускать. Мало того, что за каждого убитого "шурави" получили бы солидную награду в денежных знаках, так и захватили бы ещё восемь "стволов" автоматического оружия. Тем более, что группу Серёги "духи" серьёзно в расчёт не брали, и надеялись расправиться с ними довольно быстро. Обычно, почувствовав давление с нашей стороны, они отходили и в активный бой не ввязывались. А здесь вцепились мёртвой хваткой.
  
   С нашей стороны предпринимались новые попытки прорваться к группе, но в связи с тем, что все подразделения батальона были относительно мелкими группами разбросаны вдоль ущелья, собрать более-менее мощный кулак для оказания помощи группе Шестопалова, не представляло возможности. Тем более, что во второй половине дня люди от усталости буквально валились с ног, и при проведении прорыва не могли полноценно выполнять поставленную перед ними задачу. Одну из попыток выручить группу Шестопалова я всё-таки хочу отобразить. Так как мы все находились на связи в сети командира батальона, я по радиостанции мог слышать переговоры командиров рот с комбатом. Радиопереговоры остаются именно таковыми и не могут заменить рассказ непосредственного участника тех событий. Слишком уж сжатая получилась бы информация. Поэтому, изложу то, как об этом эпизоде рассказал бывший командир восьмой горнострелковой роты капитан Тенишев Валерий Шакирович. Уж его-то словам можно доверять полностью:
  
   "Выйдя на отрог гребня от господствующей высоты, которую взвод лейтенанта Мирбека Дюшеева должен был занять, мы оказались приблизительно метров на 900 ниже по высоте и в 1,3 километрах в стороне от главных сил роты. На противоположном гребне, примерно в полутора километрах от себя заметили отходящую группу душманов. Дальность ведения огня из АК-74 предельная, но в данной ситуации, имея снайперскую винтовку СВД и сделав несколько выстрелов, чтоб себя не обнаруживать, всё-же заставили их ползать по камням, что бы не расслаблялись. Спустившись ниже по гребню (передвижение в горах только по гребням и через господствующие высоты - тогда ты хозяин положения, даже перед превосходящими силами любого противника), внизу в ущелье заметили отдельно стоящий двор, а на крыше дома просматривались в бинокль следы сгоревших шашек оранжевого дыма. Всё стало ясно - в этом дворе Серёга Шестопалов со своей группой - всего 8 человек".
  
   Дополню некоторыми подробностями уже от себя.
  
   Место блокировки группы обнаружено, двор и окружающая местность просматривается относительно неплохо, связь и взаимодействие организованы. Осталось "испросить" разрешения у командира батальона, и, с Божьей помощью, положительно разрешить этот трагический эпизод рейда в Вальянское ущелье.
  
   Как я уже отмечал раньше, так как мы все находились на связи в сети командира батальона, я по радиостанции мог слышать переговоры командиров рот с комбатом. И вот слышу: "Я, 80-й! 80-й и 40-й, идём на прорыв к 81-му!". По таблице позывных я знал, что 80-й - это командир 8-й горнострелковой роты, а 40-й - командир миномётной батареи. Соответственно, можно предположить, что на прорыв пойдут, по крайней мере, человек 30-40. Но никто не мог предположить, что с командиром 8-й горнострелковой роты всего три человека, а с командиром батареи только радиотелефонист. Да! С ними ещё и заместитель начальника штаба батальона капитан Коля Маркевич. Семь человек, из которых трое -опытные офицеры, готовы были пойти в бой против более чем полусотни вооружённых духов. Лишь бы помочь своим товарищам выйти живыми из создавшегося катастрофического положения.
  
   Опять прибегну к монологу Валеры Тенишева:
  
   "Получив подтверждение по радиостанции, что это он, стали оценивать обстановку как подойти к этому самому дому. Решение принято: оставив 3 человек с СВД на склоне для прикрытия огнём остальной группы, спуститься к кишлаку. Уточняю - под небольшим прикрытием спуститься. Спустившись в ущелье, и не дойдя до двора метров 400, мы попали под хороший и довольно таки прицельный огонь. Единственное что я успел крикнуть в данной ситуации всем:
  
   - Не останавливаться, перебегать из стороны в сторону, подпрыгивать, кувыркаться и не останавливаться. Если встал, то ты мгновенная цель.
  
   В 40 метрах найдя не большой камень, вчетвером укрылись за ним. А "духи" так пристрелялись, что нельзя было высунуть голову. У меня х/б было прострелено в двух местах и пробита командирская сумка.
  
   Время было вечернее. По радиостанции (садились аккумуляторные батареи - она работала только на приём, что бы хоть как-то контролировать ситуацию) вышел в эфир связался с Серовым (командный пункт полка) изложил обстановку. Один из вариантов: артиллерия дымовыми снарядами 3-4 залпа в 200 метрах от дома поработает - есть вариант Шестопалову выйти. Вертушки пронеслись по "зелёной зоне", отработали не плохо, артиллерийская батарея дала залпы, только в 600-700 метрах в стороне (корректировать огонь мы, опять же не могли, аккумуляторные батареи сели почти полностью, связь на передачу пропала). И главное что сыграло в тот момент. Команда командира полка подполковника Серова:
  
   - Я уже половину боекомплекта артиллерии израсходовал! Вы что там трусы что ли!
  
   Я этого сам не слышал. Мне потом это рассказал Серёга Шестопалов когда вышел. В эту самую минуту я по условному сигналу на другой частоте ставил задачу командиру взвода Дюшееву - что бы спустился на высоту надо мной. Командир взвода Гена Агеев держал главную высоту и готовился к ночи. Переключил радиостанцию на прежнюю частоту, и своим ушам не поверил: остался в живых Сергей Шестопалов, Хрол (паренёк из Белоруси) и толковый таджик Умаров. Остальные убиты всего за какие-то 2-3 минуты. Не обдуманное указание Серова сидящего в 10-15 км внизу ущелье в БТР-50ПУМ, не представляющего всего того, что происходит, задевшее самолюбие Сергея Шестопалова - и результат.
  
   От всего этого я оторопел, а главное от того, что ни как уже не мог повлиять на ситуацию. Всё-таки правильно в пословице говориться: "Не возможно победить стадо баранов возглавляемое мудрым и храбрым львом, а вот стадо львов возглавляемое бараном - обречено на гибель".
  
   По темноте мы отошли наверх. Я заменил на радиостанции аккумуляторные батареи, но на связь с Серовым не выходил. Все изрядно выбились из сил. Кончилась вода. Когда шли напрямую по осыпи, я замети родничок. Ещё сказал Паше Бурмистрову: "Надо запомнить - он нам может пригодиться". Придя на высотку, занятую взводом Дюшеева, дал команду по цепочке всем солдатам на ремнях собрать свои фляги. Родничок в кромешной тьме и приличном откосе на ощупь я нашёл. Набрав воды, мы вернулись к роте. Были лихие головы ещё раз пойти за водой, но я их резко остудил: горы ночью это не Бродвей".
  
   Поверьте мне. Более кратко и ёмко описать этот промежуток времени, чем это сделал Валера Тенишев, трудновато. А, самое главное в этом рассказе - достоверность. Наиболее ценное из этого рассказанного эпизода то, что в нём прекрасно наблюдается дружба, взаимопомощь, готовность пожертвовать собой ради другого у военнослужащих нашего батальона. Среди них, как вы понимаете, был и Павел Алексеевич Бурмистров. Причём, не в роли пассивного наблюдателя.
  
   В 4 часа утра 25 мая 1982 года остаткам группы Шестопалова удалось выйти к своим. Как это ни парадоксально, но удалось пройти через цепи басмачей всем троим, оставшимся в живых - Серёжке, сержанту командиру отделения и солдату-таджику.
  
   Выводы из всего, что мной рассказано, делайте сами. Случай с группой старшего лейтенанта Шестопалова дал возможность ещё раз убедиться в крепости дружбы, бытовавшей нашем батальоне, готовности к самопожертвованию, ради спасения сослуживцев. И, одновременно, напомнил, что наш противник не всегда стремится уйти при появлении шурави, способен вести упорный огневой бой с равными, а порой и превосходящими силами советских войск, наносить нам чувствительные потери. А Пашу Бурмистрова характеризует с самой лучшей стороны. Даже без разъяснений и комментариев.
  
   Хотя, кое-что стоит дополнить. На мой взгляд, это дополнение имеет определённое значение в раскрытии личности Паши. Дело в том, что, как мной было сказано ранее, наша миномётная батарея, в случае действий батальона двумя отдельными группами, делилась на полубатареи. Одной группой командовал я. Второй - Паша Бурмистров. Только вот особенностью второй полубатареи было то, что в ней, кроме командира батареи был ещё один офицер - командир взвода управления, и прапорщик - командир второго огневого взвода. Исходя из этого, Бурмистров с чистой совестью оставлял за себя, если это можно так выразиться, Василия Чауса, а потом - Сергея Полушкина, которые, и руководили непосредственно личным составом подгруппы. А сам он, вместе с командиром роты уходил вперёд, являясь заодно дополнительным артиллерийским корректировщиком. Кто представляет себе особенности действий артиллерийского корректировщика, сразу меня поймёт. Именно эти офицеры обязаны были находиться в самых опасных местах. Попала, допустим, группа в засаду или под обстрел "духов" - все окружающие "роют землю носом". А вот артиллерийскому корректировщику это делать, не дозволено. Нужно корректировать огонь своей артиллерии, что бы подавить её залпами сопротивление душманов. Хочешь - не хочешь, а высовывай голову из-за укрытия. Сколько наших корректировщиков было ранено и убито именно в такие моменты? Да и вообще, нахождение в боевых порядках пехоты во время проведения рейдовых операций, дело весьма опасное. А в авангарде - вообще можно не комментировать. Именно в этом самом авангарде Пашу Бурмистрова можно было видеть чаще всего.
  
   Теперь, с вашего позволения, обращу внимание на то, что делал и что сделал наш командир третьей горной миномётной батареи старший лейтенант Бурмистров Павел Алексеевич непосредственно в самой миномётной батарее. Просто отдельные штрихи и эпизоды с их "расшифровкой". Думаю, это того стоит.
  
   Пару слов о воспитательной работе с военнослужащими срочной службы, которая проводилась в батарее. Сами понимаете, что этот вопрос в армейской среде всегда стоял во главе угла. А если учесть тот факт, что в миномётной батарее, в отличие от мотострелковых рот, заместитель командира по политической части штатом предусмотрен не был, то и заниматься политико-восспитательной работой с личным составом подразделения, приходилось непосредственно самому командиру батареи. С приходом в батарею Паши, именно он негласно забрал у нас эту обременительную ношу, занявшись воспитанием сержантов и солдат срочной службы непосредственно. Вполне понятно, что не в полном объёме. Однако, значительную её часть. Любил он это дело! Естественно, что и с командиров взводов подобная воспитательная работа не снималась. Только оставалась в более узком своём значении. Не любил я, скажу честно и откровенно, разводить длительные монологи воспитательного плана со своими подчинёнными. Казалось, что от "пустого сотрясания воздуха" особого толка мало. Что поделать? Опыт и мудрость приходит с годами. Только по-прошествии определённого промежутка времени, я понял, как был тогда прав Паша. Не зря ведь говорится в народе, что "вода камень точит". Так и в воспитательном процессе. Чем чаще человеку говорят, что это делать нельзя, это - преступление, это - может привести к необратимым процессам, тем сильнее у него в мозгу, часто, чисто подсознательно, закрепляются подобные высказанные мысли. Тем и сильна психология. А Паша - психолог от Бога. Умел он разговаривать во время беседы негромким голосом, применяя народные выражения и шутки, к месту используя официальные и неофициальные сведения о своих подчинённых. В общем, сказав с позиции нынешнего опыта, в данном вопросе Паша лично меня опережал лет на десять. Результат? А он налицо. Не скажу, что дисциплина в миномётной батарее была достойная примеру и подражанию - это было бы с моей стороны чистым преувеличением. Но и жаловаться на что-то - явный грех. Управляемые подчинённые. Отсутствие явно выраженных грубых нарушений воинской дисциплины. Неплохая обстановка в коллективе. Были, естественно, определённые жизненные "извержения вулкана", связанные с отдельными личностями. Не все, к сожалению, поддаются воспитанию. Но и с такими, "непробиваемыми", Паша много беседовал, прежде чем принимать какое-то решение. В общем, Бурмистров, взяв на себя воспитательные функции, освободил остальной командный состав от огромного куска работы, предоставив тем самым офицерам и прапорщикам батареи возможность больше заниматься другими делами служебного плана. Чем мы с успехом и занимались.
  
   Следующее деяние командира миномётной батареи Павла Алексеевича Бурмистрова, на котором нельзя не остановиться. Касается оно младшего командного состава миномётной батареи - сержантов. Тем, кому пришлось служить на офицерских должностях, меня поймёт. Сильный сержантский состав в подразделении - половина успеха. Это и спокойствие в коллективе. И управляемость подразделением в любых условиях обстановки. И воинская дисциплина. И внутренний порядок. И ... многое другое. Хочется сразу же отметить, дабы позднее не возникало вопросов. Система подготовки сержантского состава в учебных подразделениях Советской Армии восьмидесятых годов прошлого столетия, оставляла желать лучшего. Не только тем, как проходила практическая профессиональная подготовка будущих младших командиров, но и самим отбором кандидатов в курсанты. Есть ли смысл скрывать тот факт, что в учебные подразделения, зачастую, военными комиссариатами отправлялись лица, явно не способные не только командовать, но и даже правильно выполнять команды других? Причём, уже в учебных подразделениях таковых выявить не составляло большого труда. Исполнительные, преданные парни, но, порой, полностью безголовые и лишённые даже примитивных зачатков командирских качеств. Что с ними было делать? Отчислить из учебного подразделения морально и профессионально непригодного курсанта было нельзя. Вместо него-то нового и более лучшего прислать не могли. А план выпуска из учебки, никто не отменял. Вот и мучились командиры учебных взводов, с совершенно бестолковыми будущими сержантами, пытаясь сделать из них хоть каких-то младших командиров. Порой, безрезультатно. После выпуска из учебного подразделения, подобные "профессионалы" поступали в войска, где мучения командиров всех степеней продолжались. Не удивительно, что в учётных карточках военнообязанных, которые ныне находятся в военных комиссариатах, довольно часто можно увидеть, как после окончания учебного подразделения, младших сержантов снимали с должностей и назначали на должности рядового состава. Не потянули они. Не смогли стать достойными сержантами. Да и не только - достойными, но и хоть какими-то.
  
   К чему всё это, сказанное выше? А к тому, что и в нашей миномётной батарее были подобные сержанты, прибывшие к нам из учебных подразделений весной 1981 года. Немного, что удивительно, но пару человек, на моей памяти, существовало. Это, если учесть, что всего в батарее по штату было девять командиров миномётов (шесть - переносных 82-мм "Подноса" и три - автоматических "Василёк"), командир отделения разведки, командир отделения связи и командир отделения тяги. Всего - двенадцать сержантов. Вот на воспитание именно этой категории военнослужащих срочной службы и заострил своё особое пристальное внимание Паша. И, не безуспешно. В первую очередь он добился того, что статус сержантов и в батарее, и в батальоне, начал постепенно повышаться. Чем это достигалось? Всё очень просто. Если во все времена на выполнение работ любого плана отправлялась команда, допустим, в двадцать человек, среди неё было три-четыре сержанта, которые просто, наравне с остальными, выполняли работу физического плана. Бурмистров добился того, что данная команда разбивалась на отдельные группы, каждой из которых руководил сержант. Он же отвечал за срок и качество выполнения работы своей группы, работая, порой, также наравне с остальными своими подчинёнными. Что это давало? Поднятие авторитета сержантов и обучение их непосредственно управлять подчинёнными. Опять же, повторюсь, подобные действия Паши были вполне успешными. Со временем офицеры и прапорщики батареи привыкли к установленным Бурмистровым правилам, и порой чисто автоматически, при распределении подчинённых по объектам работ, составляли отдельные группы во главе с сержантом.
  
   Поднятие авторитета сержантов в глазах остального личного состава проводилось с подачи Паши Бурмистрова ещё и тем, что к осени 1982 года в батарее практически все сержанты стали обладателями боевых наград. Вот вам простой перечень. Орденом Красной звезды было награждено 3 человека, медалью "За отвагу" - 5 человек, медалью "За боевые заслуги" - 2 человека. Это - только сержанты. И не за "просто так". Реально вся батарея за год командования ею Бурмистровым, участвовала во всевозможных рейдовых операциях. За это время все сержанты имели возможность отличиться в той или иной мере. Главное было - заметить эти заслуги и вовремя представить отличившегося военнослужащего к награждению боевой наградой. Этим-то неустанно занимался непосредственно командир батареи. Причём, в случае неудачи с одним представлением к награждению, ходил в штаб части, ругался с кадровиками, доказывал командованию правильность своих действий, и опять писал новые представления. Это имело свой положительный результат. В первую очередь, авторитет Бурмистрова и в батарее, и в батальоне, и в полку, был на самом высоком уровне. Об уважении и говорить нет смысла. Слово командира батареи, а, тем более, его приказ, действовали на любого солдата или сержанта с первого раза. Повторения не требовались. Во-вторых, уже сами приказы и указания этих самых сержантов, награждённых боевыми медалями, обладали совершенно другим весов на их подчинённых. Раз имеет медаль, значит, заслуженный человек, опытный, способный сохранить жизнь своего подчинённого. В-третьих, в батарее, среди солдат, появился стимул добиваться назначения на должности командиров отделений (миномётов). Кстати, уже во второй половине 1982 года, значительная часть новых командиров отделений, была выращена в самой миномётной батарее. И, смею заверить, сильные были сержанты. Ещё бы! Сами выбирали среди своих же подчинённых. Сами готовили. Сами отвечали за полученный результат. В общем, и этот вопрос Пашей был решён со свойственной ему основательностью, обдуманностью, плановостью, аргументированностью. Немножко уточнений. Вопрос награждения военнослужащих срочной службы боевыми наградами только на сержантах не замыкался. Рядовой состав тоже медалями обделён не был. И, естественно, по заслугам. Реальным заслугам, а не за то, что сделал что-то нужное и приятное лично командиру батареи.
  
   Опять же, позволю себе ещё раз, вновь обратить ваше внимание на вопросе воспитания подчинённых. Может быть сказанное мной ниже, кого-то невольно позабавит. И, тем не менее. Вопрос заключается в том, что осенью 1982 года наш третий горнострелковый батальон, сменив второй мотострелковый батальон полка, стал уже не рейдовым, не горным, а чисто мотострелковым. Основная масса подразделений батальона, заняв гарнизоны вдоль трассы Термез-Кабул, приступила к выполнению охранных мероприятий. Естественно, подразделения начали выполнять свои задачи, находясь в раздробленном состоянии. Допустим, наша миномётная батарея занимала три самостоятельные гарнизона, находящиеся друг от друга на значительном расстоянии. Начальниками на этих гарнизонах были офицеры батареи. Всё хозяйство своё. Безопасность и ответственность - полностью на плечах начальника гарнизона. В общем, в должности всего лишь командира взвода, приходилось решать довольно обширный перечень всевозможных вопросов. Не стану заострять внимание на всех этих вопросах, так как, по большому счёту, это не существенно. Обращу ваше внимание на совершенно другой факт, который, в моём понимании, являлся не совсем обычным. В чём его суть?
  
   На гарнизоне, где мне довелось быть начальником, прежние его обитатели удосужились, не знаю каким путём, достать и установить небольшой домик модульного типа. Знаете, этакое сооружение, сделанное из сборных щитовых конструкций, представляющих собой листы фанеры сантиметровой толщины, между двумя щитами которой, находился пенопласт. Стенки - довольно тёплые. Весь домик состоял из небольшого тамбура, довольно солидного помещения размером около пятнадцати квадратных метров, и ещё одной комнатушки, размером около шести квадратных метров. В последней комнате обитали офицеры и прапорщики гарнизона в общем числе трёх человек - я, командир третьего огневого взвода и старшина батареи. Учитывая тот факт, что на моём гарнизоне находилась кладовая нашей миномётной батареи, и размещался первый огневой взвод, усиленный одним миномётным расчётом "Василёк", было решено, здесь же создать, так называемую Ленинскую комнату, и расположить всю служебную документацию миномётной батареи. По принципу - всё в одном месте. Понятное дело, что своеобразная ротная документация была именно здесь, включая расписания занятий, которые, скажем откровенно, проводились в лучшем случае на двадцать процентов от запланированных, листы нарядов, оформляемые по стандарту из месяца в месяц, и прочих составляющих. Впрочем, не в этом дело. Гордостью и моей, и Паши Бурмистрова, была Ленинская комната. За свою службу мне пришлось много повидать Ленинских комнат. Были и показные, которые открывались только тогда, когда приезжала какая-то комиссия. Были и изготовленные по единому шаблону полупромышленным методом. Красивые, сверх объёмные, с массой нужной и ненужной информации. Которую, впрочим, наши солдаты предпочитали, не только не запоминать, но и даже не замечать. Что же было особенного в НАШЕЙ комнате? Первое, это то, что стендов в ней было совсем не много. Тяжело в Афгане было достать материал для стендов. Рейки - на вес золота. Прессованный картон (ДВП) - вообще дефицит. Как и где Паше удалось раздобыть каркасы для стендов - сказать не смогу. Достал, как шахтёр, "из-под земли". Сейчас я уже не смогу вспомнить содержание всех стендов. Но три из них - могу привести почти дословно.
  
   Один из них имел название "Они выполнили свой долг перед Родиной". На нём, на фоне рисунка склонённого красного знамени, были написаны фамилии тех военнослужащих нашей батареи, которые погибли на земле Афганистана с момента ввода сюда нашего 122-го мотострелкового полка. Было там всего девять фамилий. Знаете, этот стенд, с моей точки зрения, вывешенный прямо напротив входа, действовал на любого входящего в помещение, наиболее сильно. До усиления сердцебиения.
  
   Второй стенд - "Их наградила Родина", - был разделён на четыре колонки, по количеству видов наград, полученных всеми моими сослуживцами. Ордена - отдельно, медали - отдельно. Эти два стенда постоянно дополнялись, так что к моменту моего отъезда из Афганистана, имели довольно внушительный вид. Впрочем, я несколько оговорился. Первый стенд с момента своего создания дополнился только двумя фамилиями. А вот второй... Судите сами. Орденом Красной звезды было награждено 12 человек, орденом "За службу Родине" III степени - 1 человек, медалью "За отвагу" - 9 человек, медалью "За боевые заслуги" - 9 человек. Всего - тридцать одна награда. Причём, двое из военнослужащих батареи имели по две награды. Впечатляет? Это при общей численности миномётной батареи в шестьдесят человек.
  
   Ну и третий стенд - "Ими гордится батарея". На нём были помещены фотографии тех военнослужащих срочной службы, которые по всем показателям были лидерами в боевой подготовке и воинской дисциплине. По мере увольнения в запас отслуживших положенный срок сержантов и солдат, фотографии на этом стенде менялись. Снятые фотографии я складывал у себя, и, заменившись в Союз, вывез с собой. Они и до сих пор хранятся у меня. Эта Ленинская комната, которая в нашем батальоне, насколько я помню, была создана первой (не считая отдельных стендов и плакатов, вывешиваемых в спальных помещениях личного состава), а, скорее всего, была даже единственной. Мало где имелась возможность выделить отдельное целое помещение для подобной цели. Зато, когда нужно было провести любое мероприятие воспитательного характера с личным составом батареи, лучшее место найти было трудно. Прав я, или не прав?
  
   Ладно. Оставим политико-моральное состояние личного состава, как пройденный вопрос, и перейдём к "прочему". Что ещё хочется рассказать о Павле Алексеевиче? Хотя, здесь и в памяти "ковыряться" не нужно. Всё, как-то, само всплывает на поверхность, в хорошем смысле этого слова. Вот вам ещё один жизненный эпизод.
  
   Как-то на одной из рейдовых операций весной 1982 года, случился такой случай. Наш батальон, спешившись с боевых машин, и оставив технику бронегруппы в ущелье, у подножья гор, пешим порядком ушёл на очередную блокировку местной банды. Как это было и раньше, каждая подгруппа миномётной батареи, взяла с собой по два переносных миномёта "Поднос". Остальные миномёты остались в ящиках в кузовах машин. С нашими машинами ГАЗ-66 остались только одни водители во главе со старшиной батареи. Самое привольное для них время. Занимались, кто, чем может и хочет. Кто-то обслуживал свою машину, у которой появились некоторые проблемы. Другие - просто уселись в кабинах, предавшись дрёму, что бы возместить ранний подъём и предрассветный марш к месту блокировки. Ну, а самые любопытные, из числа старослужащих, сели возле радиостанции, установленной стационарно в кабине машины командира батареи, и начали прослушивать сеть командира батальона. Естественно, не встревая в переговоры. Худо - бедно, но таким методом можно вполне сносно находиться в курсе того, чем в данную минуту занимаются их товарищи и когда они должны вернуться назад. Тогда имеется возможность вовремя подготовиться к переезду к новому месту "работы". В общем, не станем вдаваться в подробности, с какой целью наши водители прослушивали радиосеть. Главное, что это им не запрещалось. Наоборот, подобные действия только поощрялись, исходя из того, что все водители научились довольно сносно пользоваться радиостанцией. Суть не в этом.
  
   Суть дела в том, что при движении по горам, пешая колонна батальона попала под обстрел засады "духов". Причём, никто из нас этих самых душман не видел. Плюхают вокруг тебя пули, а определить, откуда ведётся огонь, невозможно. Поди, засеки этих самых стрелков, которые, сделав одиночный, прицельный выстрел, прячутся за укрытие. И, как на грех, оказались мы на открытой местности, то есть, на скате горы, направленной в сторону противника. Залегли. Ни миномёты, ни автоматические гранатомёты "Пламя", развернуть нет возможности. Достаточно сделать попытку приподнять голову из-за укрытия, как рядом шлёпает пуля. Дело, говоря образно, швах. Этак можно пролежать здесь до темноты. Банда успеет, не торопясь, выйти из района блокировки. Прямой срыв выполнения задачи. Всё это, вполне понятно, было отражено в радиопереговорах командира батальона и командиров подразделений. И вот, через какой-то небольшой промежуток времени, в той стороне, где могла находиться засада "духов", начали рваться мины. Почему, именно мины? Любой, кто имел дело с 82-мм миномётами, сразу же сможет отличить их разрыв от взрыва другого боеприпаса. Даже, интуитивно. Во всяком случае, эти хаотические разрывы, видимо спугнули басмачей, сидевших в засаде. Как бы то ни было, выстрелы из стрелкового оружия прекратились, и через несколько минут мы смогли уйти на противоположный скат горы и продолжить движение к заданной точке. Остался только один не выясненный вопрос. Кто же стрелял из миномёта, и дал нам возможность выйти из затруднительного положения? Предположений было больше чем достаточно. Однако, "гадания на кофейной гуще" ни к чему не привели. Только уже после возвращения к технике бронегруппы, мы узнали, что это наши водители, услышав по связи о засаде "духов", вытащили из кузова оставленный миномёт, кое-как развернули его в боевое положение, наугад произвели наведение, и на максимальном заряде, что бы ненароком не попасть по своим товарищам, выпустили несколько мин. Благо, этого добра в кузовах машин было не меряно. Аж по 330 штук мин в каждой машине. Всё-таки, новичкам всегда везёт. Начинающий рыбак ловит рыбы больше, чем опытный. Неопытный охотник попадает в зверя с первого выстрела. Водитель, не имеющий навыков наведения миномёта, поражает цель с первой мины. Так произошло и в этом конкретном случае. Что бы мы теперь не говорили, но именно наши водители позволили батальону обойтись в данном конкретном эпизоде, без потерь и выполнить поставленную батальону задачу в срок.
  
   Однако, это только начало рассказа. Или, предыстория. Что же произошло дальше? Случай-то, не совсем обычный, хотя, довольно поучительный. Система - оставлять в составе бронегруппы минимальное количество военнослужащих, только способных организовать свою охрану и оборону - существовала в нашем батальоне издавна. Все, способные выйти пешим порядком в горы, брались в боевые группы, дабы создать наибольшую их боеспособность. Говоря откровенно, при выходе в горы, командование батальона знало, что резерва, как такового, в составе бронегруппы нет, и надеяться на их помощь не приходится. А тут - на тебе! Помощь, не жданно, не гадано. И откуда? В итоге, командир батальона поблагодарил наших водителей за проявленную инициативу. Молодцы! А вот командир миномётной батареи Павел Алексеевич Бурмистров, в отличие от всех нас, сделал нужные выводы из этого случая, и поставил мне задачу, обучить наших водителей работать с миномётом. Раньше, во время плановых и неплановых занятий, водительский состав первого и второго миномётных взводов батареи, занимался своими непосредственными делами - обслуживали боевые машины. В третьем миномётном взводе 82-мм автоматических миномётов "Василёк", водитель, согласно "Руководства по боевой работе", действовал в составе расчёта, выполняя роль подносчика мин. Поэтому, с этим взводом, а вернее с его водителями, проблем не существовало вообще. Учитывая то, что на любых занятиях по боевой работе, постоянно отрабатывались вопросы взаимозаменяемости в расчётах, наводчики умели действовать за командиров миномётов, заряжающие - за наводчиков, подносчики - за заряжающих и наводчиков. Теперь же, внимание уделялось и тому, что бы водители огневых взводов, умели составить свой, отдельный расчёт, и могли самостоятельно вести огонь из миномёта. Смею уверить вас, что на обучение водителей всем этим примудростям, много времени не ушло. Учитывая то, что все водители были выходцами из славянских народов, а, больше того, отличались старательностью и сообразительностью, через небольшой промежуток времени, их, самостоятельный расчёт, успешно соревновался с лучшими огневыми расчётами батареи. И, не только соревновался, но и при выполнении отдельных нормативов, выходил победителем.
  
   Опять же. Ещё к одному достоинству Паши стоит отнести и тот момент, что он умел поднять дух состязательности среди военнослужащих срочной службы на очень высокий уровень. Как это называлось в то время казённой фразой - социалистическое соревнование. Представите себе, что во время общих тренировок расчётов, тот расчёт, который выполнял норматив быстрее всех на отличную оценку, освобождался от тренировки до тех пор, пока остальные расчёты не выполняли этот же норматив на "отлично". Если же расчёт, действуя в сокращенном составе, оставлял позади остальных, то его отдых становился более продолжительным. Причём, не удивительно, что в период этого заслуженного отдыха, никто, в добровольном порядке, не уходил с места занятия, своим подтруниванием над менее удачливыми товарищами, и пристрастным наблюдением за ходом выполнения норматива, заставляя их прилагать все свои усилия к тому, что бы быстрее суметь занять место среди отдыхающих.
  
   Кстати и насчёт работы сокращёнными расчётами. Один, маленький пример. Для тех, кто когда-нибудь видел, как приводится в боевое положение 82-мм автоматический миномёт "Василёк", закреплённый в кузове комплекса 2К-21, а потом - возвращается обратно для дальнейшей транспортировки. Этот миномёт в боевом положении весит 622 килограмма. Расчёт, вместе с водителем, составляет четыре человека. Что бы выполнить весь комплекс мероприятий по снятию миномёта с кузова нужно приложить массу усилий всего за полторы минуты. Причём, и скатить миномёт с помощью полиспаста из кузова, и поднять обратно, можно, только усилиями всего расчёта. Так вот. Был в третьем огневом взводе 82-мм автоматических миномётов "Василёк" заместитель командира взвода сержант Коровников Сергей. По сути дела, во время нахождения батареи в пункте постоянной дислокации - заместитель старшины батареи. Человек, на которого можно было легко возложить любую задачу по управлению личным составом срочной службы, и быть совершенно уверенным, что никаких проблем не будет. Насколько я помню, по возрасту он был мой ровесник. Или на год меня моложе. До службы в армии Сергей успел поработать в шахтах Донбасса, походить матросом на судне. Да и обзавестись семьёй с ребёнком. Довольно крупный парень с хорошо развитой, спортивной фигурой. Именно Сергей Коровников, умел в одиночку выполнять нормативы по приведению "Василька" в боевое положение и производить его отбой. Этот пример довольно изрядно подхлестнул остальных его товарищей к тому, что бы делать попытки выполнить подобное, если и не в одиночку, то, хотя бы, вдвоём, в худшем случае - втроём.
  
   С Пашей Бурмистровым мне довелось вместе служить и воевать до ноября 1982 года. Большую часть рейдовых операций мы прошли с ним плечом к плечу. С полной ответственностью за свои слова, не скрывая и не пытаясь показаться в лучшем свете, заявляю: ни разу ни у меня, ни у него не возникло необходимости поругаться, перейти на официальный тон, типа: "Я Вам приказываю, товарищ старший лейтенант!". Почти полтора года мы прожили душа в душу. Вместе решали все вопросы, преодолевали трудности, радовались успехам, огорчались неудачам.
  
   Вот такой командир был в 3-й горной миномётной батарее на момент моего нахождения на территории Афганистана.
  
   В конце 1982 года в артиллерийском дивизионе нашего полка случилось чрезвычайное происшествие - пропал сержант. То ли его "духи" украли, то ли он сам куда-то ушёл. В то время никто этого ещё не знал. Включая начальников всех степеней. Просто, советский военнослужащий пропал без вести. Это уже позднее стало известно, что этот самый сержант добровольно перешёл на сторону басмачей. И не просто перешёл, а несколько позднее возглавил одну из местных банд "непримиримых". Командира дивизиона и начальника штаба дивизиона за исчезновение данного военнослужащего, сняли с должностей и назначили с понижением. Как лучшего и перспективного командира батареи капитана Бурмистрова П.А. назначили начальником штаба дивизиона. Таким образом, Паша ушёл в артиллерийский дивизион, а на его место, в качестве одной из фигур рокировки, прибыл бывший начальник штаба. Не стану вдаваться в подробности, как были его фамилия и имя. Не стоит. Ничего выдающегося, связанного с новым командиром батареи, я вспомнить не могу. Помню, что он постоянно сидел на своём гарнизоне, выезжал куда-то крайне редко, занимался чем-то, что было его личным хобби. Поэтому, в своём рассказе я его упоминать (пусть меня за это извинят) больше не буду. Паша, что хорошо, нас не забывал. Благо, местом его нахождения, был один из гарнизонов, находящийся в зоне ответственности нашего батальона. Проезжая мимо гарнизонов, где стояли миномётчики батальона, он, при наличии времени, обязательно заезжал повидаться. Понятное дело, что у начальника штаба артиллерийского дивизиона, забот и обязанностей всегда было много. Однако, каждая встреча с Пашей была для нас в радость. Хотелось просто усадить его на лучшее место, накормить тем, чего нет у него на гарнизоне (что было довольно затруднительно, из-за того, что однообразный армейский рацион подобного не предполагал), налить чарку горячительного напитка, зная, что он обязательно откажется. А, самое главное, что Бурмистров, даже уйдя в совершенно другое подразделение, не перестал быть своим КОМАНДИРОМ, своим ЧЕЛОВЕКОМ, не стеснявшимся интересоваться всем тем, что касалось нашей жизни и службы. Да и не в стеснении тут было дело. Ему действительно было всё интересно, на самом деле.
  
   Уехал из Афганистана капитан Бурмистров Павел Алексеевич 5 апреля 1983 года. Уезжая к границе, Паша, вместе со своим закадычным другом и нашим боевым товарищем командиром 8-й мотострелковой роты капитаном Тенишевым Валерием Шакировичем, заезжали на мой гарнизон попрощаться. Обменялись адресами, обещаниями найти друг друга, и расстались. На долго, а, могло так случиться, навсегда. К величайшему сожалению, больше никаких сведений о Бурмистрове Павле Алексеевиче я, до недавнего времени, не имел. Хотя, очень хотелось узнать, где он, что с ним, как его дела на настоящий период времени. Это было моим сокровенным желанием более четверти века. Солидный срок, не правда ли?
  
   Однако, буквально пару лет назад, благодаря "всемирной паутине", нам удалось-таки найти друг друга. И, не только найти, но и встретиться наяву. Не стану заострять ваше внимание на самой встрече - многим это будет не особо интересно, - а просто поведаю дальнейшую судьбу этого человека. И не своими словами, а именно его собственными. Вот его рассказ, без искажений и каких-то дополнений. Всё доподлинно, что бы, не внести в рассказ каких-то дополнительных негативов. Итак, слово передаю Паше Бурмистрову:
  
   "Как ты помнишь, в начале апреля 1983 года мы, одновременно с Валерой Тенишевым убыли по замене из Афганистана. Положенный после замены отпуск провёл с семьёй в посёлке Керро Ленинградской области. После отпуска, в назначенное время, прибыл в Управление кадров Ленинградского военного округа, куда мне было выписано предписание. Там я сказал, что у меня есть однокомнатная квартира под Ленинградом и что раньше я служил в воинской части, расположенной в Керро. Сам можешь представить, как отреагировали кадровые работники второго по величине города СССР на такое моё заявление. Мне в Управлении кадров сразу же заявили, чтобы я даже и не мечтал устроиться в Ленинграде или даже в районе Ленинграда. Хотя, говоря по правде, я и не просился служить ни там, ни там. Просто логичным было бы отправить офицера служить туда, где у него есть жильё. И семья обеспечена местом проживания, и какую-то часть трудностей, связанных с предстоящим переездом, удастся снять с плеч самого военнослужащего. Только это уж моральный аспект, на который в армии обращали внимание крайне редко. "Не важно, как ты служишь - главное, чтобы мучился!" Тогда я попросил, отправить меня служить туда, где можно было бы сразу устроиться с семьей. Сыну нужно было в этом году идти в школу в первый класс. Это моё заявление вызвало ещё большую бурю эмоций. На меня стали почему-то кричать, что я захотел служить на Севере. Что такое Север я в то время и понятия не имел. После такого "тёплого приёма", мне сказали, иди домой и прийти в управление кадров Ленинградского военного округа спустя несколько дней. Дальше - та же история. Ребята из части, где я служил раньше, до отправки в Афганистан, и с которыми мне удалось встретиться в части - еще те жуки. У них все было "повязано". Они из Ленинграда - ни ногой. Эти мои сослуживцы сразу сказали, что меня в управлении кадров "разводят". Сразу подсказали, что у меня есть два варианта действий. Первый вариант - пойти в политуправление округа и записаться на приём к Члену Военного Совета округа. "С твоими "заслугами" ты убьешь всех наповал, тебе найдут место службы, а им (кадровикам) головы открутят". Второй вариант - бакшиш кому нужно, и все будет в порядке. Первый вариант - не мой метод. Со вторым вариантом сослуживцы в штаб ЛенВо ездили сами. Не знаю, что повлияло на решение моего вопроса, только я, спустя несколько дней, забрал в управлении кадров округа предписание в 54-ю мотострелковую дивизию, дислоцировавшуюся в посёлке Алакуртти Мурманской области.
  
   Прибыл я к новому месту службы в конце мая 1983 года, перед самым началом летнего периода обучения. В отделе кадров мотострелковой дивизии мне сказали, что должностей для меня нет, и они вообще не знают, что со мной теперь делать. Начальник отдела кадров дивизии созвонился с управлением кадров округа, и ему была поставлена конкретная задача, как быть с определением моего нового места службы. Решено было отправить местного начальника штаба артиллерийского дивизиона 281-го мотострелкового полка в город Петрозаводск по причине, что он давно туда просился. На его место меня и назначили.
  
   54-я дивизия была сокращенного состава, в которой два полка (мотострелковый и танковый) были полными или наполовину развёрнутые, но с "интересным" штатом. Эти два полка в составе дивизии предназначались для прикрытия государственной границы. Вот начальником штаба артиллерийского дивизиона этого "интересного полка" я и был назначен. На весь дивизион - 3 взводных, 3 командира батареи, замполит, начальник штаба и командир артиллерийского дивизиона. Черте что. Ни старшины, ни зампотеха, ни начальника разведки. Про троих взводных я уже сказал. Из них только один кадровый офицер. Но воспитывать его пришлось долго и усердно. Сейчас он при генерале Рогозине в НАТО. До сих пор благодарит за школу. Ну, это так, к слову. Остальные двое взводных - "двухгодичники", у которых только одна цель и направление всех мыслей - отслужить свои два года и забыть армию, как кошмарный сон.
  
   Вот и началась моя служба на Севере. Ни дня, ни ночи спокойной. Словами обычными службу в таком "смешном" полку не описать. Кого ставить в наряды не знаешь. Уборка снега, нарезание дерна, обслуживание техники и так далее, и тому подобное. В учениях и стрельбах с каждым мотострелковым батальоном артиллерийский дивизион обязательно принимал участие. Ежегодно проверки и инспекции из Москвы и Ленинграда. Полковые и дивизионные учения тоже ежегодно. Но мы ребята крепкие. Весной 1984 после дивизионных учений с боевой стрельбой Москва поставила нашему артиллерийскому дивизиону хорошую оценку. И это при нашей то "современной" технике, типа ГТТ - гусеничный тягач тяжёлый образца конца 50-х годов. Только на упомянутых учениях в условиях Заполярья, чтобы выйти в район и занять огненную позицию дивизиона, на 5 тягачах сожгли главные фрикционы. При всём этом, в процессе этой же итоговой проверки, одновременно на учении дивизии, артиллерийская батарея артиллерийского полка получила двойку. Весь артполк на эту батарею "пахал" и "напахал" на неудовлетворительную оценку. Я рассказываю об этом потому, что именно этот эпизод изменил дальнейшее направление моей службы.
  
   Учения и проверка прошла. Я занимался оформлением различных списков и ведомостей, которые необходимо было сдать в штаб полка. Комиссия из Москвы только что уехала, а представители штаба округа всё еще оставались в нашем полку. Настроение, как это бывает обычно после удачного завершения мероприятия, было хорошее. Я написал рапорт, с просьбой отправить меня на ЦАОК (Центральные артиллерийские офицерские курсы в Ленинграде), в связи с тем, что мне начальник артиллерии дивизии обещал отправить туда на учёбу для повышения квалификации. Подошел к своему командиру артиллерийского дивизиона, сказал, что иду в штаб сдавать списки по проверке, и попросил подписать рапорт, который тоже хотел сразу же отдать в строевую часть. Почему спешил? Дело было в том, что буквально через несколько дней, я должен был убыть в очередной плановый отпуск. Но командир дивизиона мне категорически отказал. Я понимал, почему он не подписывает рапорт. Где он найдет еще такого дурака, который сделал его дивизион лучшим в дивизии по вопросам дисциплины, службы войск и состояния техники (вопросы за которые я отвечал непосредственно). И при всём этом ему через год должна была быть замена с Севера. Он думал только о себе, хотя при этом карьерный рост ему не светил. Он был весьма посредственным командиром дивизиона. Так и закончил службы в должности командира кадрированного артиллерийского дивизиона.
  
   Психанув, я пошел в штаб сдавать списки. Прихожу к начальнику штаба полка, а в его кабинете ведет прием начальник управления кадров округа. Все еще находясь в эмоциях, я попросил (ребята все свои) пропустить меня "без очереди". Зашел, представился и попросил перевести меня на любую другую "не строевую" должность. Он посмотрел в свои списки и сказал, что по итогам проверки, я буду представлен к назначению на должность командира артиллерийского дивизиона в город Мурманск. Пришлось просить не делать этого и объяснять, что перспектив у меня, в связи с отсутствием специального военного образования, нет никаких, и мне придётся быть командиром дивизиона до 45 лет, то есть, до выхода на пенсию. Начальник управления кадров округа вызвал начальника штаба и командира полка для разговора. Те тоже опешили от моей просьбы. Стали объяснять, что все решат с поступлением в Военную артиллерийскую академию (у начальника штаба полка отец был генералом в Главном управлении кадров Министерства обороны СССР). Но я просил пойти мне на встречу. Начальник управления кадров округа сказал, что рассмотрит мою просьбу. На этом и расстались. На следующий день я получил отпускной и должен был по-прошествии нескольких дней уехать из гарнизона в Ленинград. Но через два или три дня меня вызвали в штаб, забрали отпускной и дали предписание в танковый полк этой-же дивизии, на должность старшего помощника начальника штаба полка по кадрам и строевой части.
  
   Так я стал на первую ступеньку кадровой работы. Вот тут-то все местные старшие артиллерийские начальники на меня и обиделись. Начальники артиллерии моего полка и дивизии, а также и командир артиллерийского полка с ними заодно. Командир артиллерийского полка нашей дивизии и вообще хотел меня забрать к себе. Хотя, вполне может быть, что такое желание у него сформировалось только тогда, когда этот вариант, с переводом меня в артполк, стал практически невозможен. Но я им всем говорил раньше о том, что свои обещания надо выполнять. Дал слово - сдержи. Не уверен, что сможешь выполнить обещание - лучше не обещай. Ведь всего-то дела - просил отправить учиться на ЦАОК. Ведь трудно быть без специального образования самоучкой.
  
   Отпахал два года старшим помощником начальника штаба полка по кадрам и строевой части и через сложный отбор, описывать который не вижу смысла, в апреле 1986 был назначен начальником отдела кадров этой же мотострелковой дивизии. После этого назначения все предыдущие недруги со мной "помирились". Весной 1988 года с очередной проверкой дивизию проверяла Москва (Командование Сухопутные войска). Трудно понять, чего к нам любили так часто приезжать с проверками? Конечно, стоит учитывать, что и командировочные приличные, и рыбу можно по бросовой цене вывезти не меряно. Только к этим проверкам привыкли, адоптировались к "лампасам" и большим звёздам.
  
   Мою работу на этой проверке лично оценивал начальник управления кадров Сухопутных войск СССР. По большому счёту, работу я знал, документы были оформлены на высшем уровне, и в дополнение ко всему, в этот год я должен был заменяться с Севера. Начальник управления кадров Сухопутных войск пошушукался с начальником управления кадров Ленинградского военного округа, после чего я был вызван к ним и эти начальники мне сказали, что моя замена откладывается еще на один год, в связи с тем, что управление кадров округа имеет на меня свои виды. "Иди, работай и жди решения". В декабре 1988 года округ запросил на меня документы на должность старшего офицера управления кадров округа. Документы шли через штаб 6-й общевойсковой армии. Представление пришло в округ, а партийная характеристика застряла в политотделе 6 ОА. Никто не мог дать толкового ответа, где она и почему не пришла вместе с остальными документами. В январе 1989 года в дивизию приходит телеграмма от командарма, с требованием сдать должность и прибыть для прохождения службы в штаб 6 ОА. Начался сплошной дурдом. Командарм не захотел отдавать меня округу, а оставил у себя в отделе кадров армии. Пришлось ехать. Находясь там, узнал, что моя партийная характеристика находится у Члена Военного Совета армии. Задержал он её по той причине, что я когда-то имел наглость высказать ему свое мнение, которое ему не понравилось. В связи с тем, что мнение было правильное, то наказать меня он просто не смог. А вот положить под сукно нужный в данный момент документ он мог. При этом самое гнусное, что он ежедневно вызывал начальника отдела кадров армии и требовал, чтобы меня убирали из штаба армии. Видите ли, моя физиономия генералу не травится, и вообще, он даже одним воздухом со мной дышать не желает. Пошли качели - командарм хотел, чтобы я остался, а Член Военного Совета армии - нет. Так было более месяца. Как-то я встретил командарма в коридоре штаба и попросил у него разрешения вернуться обратно в дивизию. Сказал, что Член Военного Совета всех издергал пока я здесь. Меня он напрямую не трогает, а всех кто вокруг меня - уже достал. Короче, он разрешил, и я уехал к себе в дивизию.
  
   В связи с тем, что без партийной характеристики меня побоялись напрямую забрать в управление кадров округа, меня, в конце концов, перекинули в учебную мотострелковую дивизию под Ленинград, где я пробыл один год. После этого, без особых трудностей я был переведён в Управление кадров Ленинградского военного округа. Был на должностях старшего офицера управления кадров, начальником отдела, заместителем начальника управления кадров. Была перспектива стать руководителем данного ведомства, но подвело отсутствие соответствующего уровня образования".
  
   На этом, по моему разумению, стоит прервать монолог этого офицера. Достаточно. Как видите, судьба и военная служба Павла Алексеевича Бурмистрова, не совсем обычная. Стоп! Нет! Именно обычная для многих "афганцев". Не будем только возвращаться заново к тому, о чём уже говорилось. Только немного добавлю некоторые факты, которые были сказаны позднее, во время обычной беседы двух сослуживцев лицом к лицу. Можно было бы полностью передать весь наш разговор, только, наверное, многое будет лишним, заняв, к тому же, дополнительное время.
  
   Будучи начальником отдела и заместителем начальника Управление кадров Ленинградского военного округа, Павлу Алексеевичу Бурмистрову, довелось участвовать в отборе и отправке офицеров округа в Чечню. Всем вполне понятно, что именно это мероприятие в тот период времени, было самым злободневным. Многие офицеры правдами и неправдами стремились избежать подобного испытания, или пройти службу в этой горячей точке "заочно". Всё почти так же, как и с Афганистаном. У кого были хорошие связи - "откашивали" это мероприятие. Простой "сын крестьянина", удостаивался подобной чести служить в "горячей точке" дважды. В общем, именно в это время Бурмистрову довелось окунуться в подобное дерьмо, по самые "не хочу". Было всё. Предлагали взятки. Запугивали влиятельными лицами. Отказывались ехать в Чечню вплоть до увольнения из армии. Единственно, чего удалось избежать Паше - упрёков:
  
   "А сам-то чего не едешь? Слабо? Или, отправлять других проще, чем самому показывать пример патриотизма и храбрости?"
  
   Почему не говорили подобного? Просто потому, что на груди этого офицера были видны знак "Воина-интернационалиста" и орденские планки двух орденов - "Красной звезды" и "За службу Родине" III степени.
  
   Кстати, в Чечне Паше Бурмистрову всё-таки довелось побывать. И, не один раз. Пусть это были не особо длительные командировки. И не только не в штабе группировки (хотя он был и там), а в местах выполнения боевых задач. Свидетельством этому могут служить фотографии, где он вместе с офицерами из Ленинградского военного округа на огневой позиции дивизиона 152-мм самоходных гаубиц 2С-3м, на аэродроме возле вертолётов и в прочих местах. Спрашивается: "Оно ему было нужно"? Вполне можно было бы, просто поинтересоваться в местных кадровых органах: "Как там наши офицеры? Есть ли у них проблемы? Что можно сделать для того, что бы им служилось здесь комфортно?" И, услышав не вполне вразумительные ответы на поставленные вопросы, считать свою миссию полностью выполненной, с чувством исполненного долга, возвратиться в Санкт-Петербург. Так нет же. Его тянуло лично пообщаться с офицерами. Задать интересующие вопросы непосредственно "виновникам торжества". Записать семейные проблемы и пожелания. Занести всё это в особую тетрадь. Вернуться в Управление кадров округа, и с неимоверной настойчивостью добиваться того, что бы проблемы офицеров были решены в кратчайший срок, а их минимальные пожелания - выполнены. Это - не стандартные фразы "ради красного словца". Полковник Бурмистров Павел Алексеевич не стеснялся позвонить в отдалённый гарнизон округа и посоветовать командиру дивизии оказать помощь семье офицера в обеспечении более приемлемой квартирой. Или, в выделении места детворе в детском садике. И, даже, в обеспечении жены офицера работой. Если же подобный "совет" не воспринимался начальничками серьёзно, с не меньшей настойчивостью Паша шёл к командующему округом, что бы добиться выполнения тех обещаний, которые он дал офицерам в Чечне. Хотя, обещания Бурмистров давал в пределах разумного и имеющихся возможностей. И всегда выполнял.
  
   После увольнения в запас, Бурмистров работал в одной из солидных организаций города Санкт-Петербург. Причём, занимал в ней одну из ведущих должностей. Только и здоровье, которое не прибавилось в период службы в Афганистане и на Севере, начало давать сбои. Это притом, что до установленного законом пенсионного возраста мужчины, было относительно далеко. Решение было принято - оставить работу и заняться самим собой. Благо, пенсии на жизнь хватало. Поэтому сейчас Павел Алексеевич Бурмистров - обычный военный пенсионер.
  
   Традиционное окончание описания судьбы и военной службы человека. Стандартный вопрос: "А что же приобрёл Паша за столь длительный срок служения Родине"? Не возмущайтесь только "шкурностью" данного вопроса. Незачем говорить казённые фразы о том, что мы все служили своей стране не из корыстных побуждений, а за совесть. Подобные фразы уже не модные. Да и раньше они были больше свойственны профессиональным политработникам, многие из которых вспоминали о совести только во время партийных собраний. Не зря ведь народная мудрость гласит, что "рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше". Жаль, что военному человеку чаще всего не удаётся организовать собственный поиск "где лучше".
  
   Не шибко благосклонна была судьба к Паше. Задрипанный военный гарнизон в районе Корельского перешейка. Афганистан. Служба на Севере. И только в конце службы - Санкт-Петербург. Конечно, своя квартира в этом городе, пусть и на окраине - дело хорошее. И солидная пенсия в ещё не приклонном возрасте - тоже здорово. Да и два боевых ордена на груди - почётное явление. На этом, пожалуй, положительные "приобретения" можно закончить.
  
   Теперь - та ложка дёгтя, которая портит бочку мёда. Не прошли даром года, проведённые Павлом Алексеевичем и членами его семьи, в экстремальных условиях. И Афганистан, даже с огромным приближением, нельзя считать местом курортным. А уж о Севере говорить совсем не приходится. В общем, подорвал себе здоровье этот человек. Пошаливает сердечко. Возникают другие проблемы и с другими жизненно важными органами, которые без врачей-специалистов решить невозможно. Конкретизировать не хочется. И с детьми не всё в порядке. Старший сын не смог перенести последствий жизни на Севере. В общем, хвастаться особо хорошим не приходится. Главное на настоящий период времени, что Паша так и остался позитивным человеком, не теряющим своего оптимизма.
  
   Что хотелось бы сказать в заключение этого повествования. На моём жизненном пути встречалось много начальников, которых можно с уверенностью отнести к выдающимся личностям. Приходилось также служить, как это ни прискорбно, под руководством дураков и явных сволочей. В судьбе любого человека случается подобное. Только вот память о таких, как Павел Алексеевич Бурмистров, согревает душу всегда. Невольно говоришь себе: "Не всё в нашей жизни в траурных тонах. Ведь есть же на свете порядочные, душевные, отзывчивые люди? Их ведь больше, чем негодяев? В них можно и нужно верить. А, иначе, стоит ли дальше жить на Свете?"
  
   Так что, Паша, спасибо тебе за то, что ты встретился в моей службе, на моём жизненном пути. Спасибо за ту школу доброты и мудрости, которую я прошёл под твоим непосредственным руководством. Пусть тебе до конца твоего века (столетнего юбилея) сопутствуют только удача. Не болей. Будь бодрым и позитивным. Ты, Паша, нужен нам, твоим друзьям, всем тем, кто тебя знал и знает. Не огорчай всех нас хворобой! Но и не советую тебе скрывать свои проблемы, бороться с ними в одиночку. Вместе мы их решим с меньшими потерями.
  
  
  
  
  
  
Оценка: 7.42*4  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023