"Цель оправдывает средства"! Довольно распространённое выражение, идущее в наши времена аж из прошлого столетия. А, быть может и ещё более ранних временных лет. Не стану с более точным определением момента рождения данного выражения заморачивать всем головы. Суть совершенно в ином. Всё правильно. Так оно было давно, так оно осталось сейчас. Этим выражением оправдывались многие поступки, включая и неблаговидные. От мелких и до глобальных. Понадобились доски для ремонта собственного дома - упёр их на ближайшей стройке. Ведь "цель оправдывает средства"! Понадобилось государству найти новые источники поставок дешёвого углеводорода - развязали войну с более слабым государством, у которого этой самой нефти - хоть залейся. "Цель оправдывает средства"! Наверное, что бы это выражение приобрело свою настоящую смысловую основу, следовало бы в самом его начале поставить небольшое корректирующее дополнение - "У порядочного человека...". Без каких-то разъяснений и конкретизации, типа: "А кого можно считать порядочным?", или: "Кто будет оценивать, использованные средства для достижения цели?" Скажете: "Слишком уж глубокие философские и психологические корни у этой проблемы"! Я же считаю, что мерилом всего должен являться сам человек. Ежели он не опустился в своём понимании порядочности, честности, благородства "ниже плинтусной доски". Ну да это только начало моего повествования, хотя в последующем, к этой теме ещё вернусь. И не без причины.
1
Прежде чем продолжать, хоть косвенно, но представлюсь. Не стану гадать, чем было вызвано желание тех, кто давал мне при рождении имя, однако именно Святой Николай - покровитель всех воинов на Руси, взял под своё крыло своего тёску на очень солидный срок, длиною в жизнь. Да и фамилия мне от отца досталась гордая и звучная, как у самой прекрасной хищной птицы. Догадались, какой? Не той, которая питается падалью. Той, которая предпочитает свой короткий век пить свежую кровь, а не питаться мертвечиной триста лет, как ворона.
Жизнь, скажу откровенно, с самого рождения меня не особо баловала. Больше того, предпочитала "бить наотмашь", наблюдая как я встаю опять на ноги. Каждый удар закалял меня, приучая быстро подниматься на ноги, дабы меня не добили ещё лежачего ногами. Это, до некоторой меры, сделало меня более устойчивым к трудностям, одновременно, не дало возможности превратиться в подонка. Вот за это судьбе спасибо. Говорю это, "не рисуясь".
Материнскую ласку я так и не познал. Мама умерла ещё тогда, когда моё детское соображение не могло постигнуть размеров подобной утраты. Отец сразу же спихнул малолетку в "Дом младенца". Так бы я и вырос "круглым сиротой" в детском доме, если бы бабушка с дедушкой, узнав о той участи, которую уготовил мне батяня, не забрали жить к себе. Именно они вырастили, воспитали, дали образование своему внуку, отдав всю свою душу, теплоту, внимание именно мне. Об этом я мог бы рассказывать долго и подробно. Да только, понять меня в полной мере может только тот, кто сам прошёл через подобное испытание. К счастью, у большинства из вас были отец и мать. Хорошие ли, не совсем хорошие. Но свои, которые сами выбрали себе жизненный путь быть родителями. Это их обязанность, которую выполняли, кто с любовью и полнейшей самоотдачей, а кто и "спустя рукова". Моих родных, бабушку и дедушку, никто насильно не обязывал возиться со мной. Они вызвались на это, чисто добровольно. Зато не всякая мать и отец смогли бы дать своему ребёнку то, что я получил от них. Конечно, не столько в материальном плане, сколько в моральном. Не было у них возможностей шиковать. Слишком уж мизерным был доход.
Рос я пацаном крепким, смекалистым, способным постоять за себя. Получал взбучки от ровесников и более старших по возрасту парней. "Отдавал долги" своим обидчикам, стараясь не задерживаться с ответом. Получал опять, и опять дрался, защищая свою гордую натуру. Кто-то потом старался меня больше не трогать. Некоторые становились закадычными друзьями. Бывали и такие, которых реально моя независимость раздражала, и они всеми силами стремились её подавить. Однако, что неоспоримо, одно дело безнаказанно бить другого. Другое дело, получать достойную "отдачу" за свои деяния. Постепенно от меня отстали, предпочитая "не связываться с этим бешеным". Хороший для меня урок, протяжённостью в целое детство, который пригодился мне всю мою последующую жизнь. Так проходило моё детство.
Потом была школа рабочей молодёжи, профессионально-техническое училище в городе Витебске и призыв на срочную службу в Вооружённые Силы Советского Союза.
2
Не знаю даже, повезло ли мне или нет в том, что в военном комиссариате решили направить меня на учёбе в учебную воинскую часть по подготовке младших специалистов артиллерии. Даже сейчас, с высоты нынешнего своего опыта и с учётом возраста, затрудняюсь с достаточной объективностью оценить тот, уже свершившийся факт. Больше склоняюсь к тому, что это было всё-таки, судьбоносное действие. Ведь оно определило направленность моей последующей военной службы. Ну да это уже чистейшей воды констатация свершившегося факта, который изменить ни тогда, почти сорок лет назад, ни, тем более сейчас, нельзя. А, оно нужно? Наверное, нет. Дурное и неблагодарное это дело, пытаться изменять то, что было предначертано судьбой. Конечно, я себя не отношу к той категории людей, которые попросту "склеивают ласты" и "плывут по течению". По принципу: "Всё, что предначертано Богом, не подлежит рецензированию". Скорее всего, наоборот. Мне ближе по своей сущности точка зрения Кузьмы Пруткова: "Хочешь быть счастливым - будь им". Однако, раз уж речь зашла о вышесказанном, не стоит от этого уходить. Ну, да ладно. Продолжим с прерванного.
Мулино. Прославленное в советские времена место подготовки сержантов для Вооружённых Сил СССР. Сколько мужчин, "рождённых в СССР", с гордостью показывают и сейчас свои дембельские альбомы, в которых первые листы заняты фотографии времён обучения в учебных подразделениях Мулино? Вот и мне довелось первые полгода своей военной службы, провести в одной из воинских частей учебной дивизии. Не вдаваясь особо в подробности, могу сообщить, что методика подготовки в учебке было в то время на довольно высоком уровне. Хотя, не стоит утаивать и такой факт, что офицеры, занимавшиеся непосредственной подготовкой переменного состава (курсантов), на своих должностях находились довольно длительный срок. Вроде бы, опыта у них хватало, если не сказать большего - было "выше крыши". Выработалась определённая методика проведения занятий. Они знали, чему необходимо учить своих подчинённых. Это, как говорится, одна сторона медали. Есть и вторая, к сожалению, изнаночная. А суть её, на мой взгляд, состоит в том, что длительное нахождение на своих должностях, привело к определённым негативным последствиям. Многие из них, имеются в виду командиры учебных взводов, уже просто "лежали на должностях", предоставив возможность непосредственно проводить занятия с курсантами своим сержантам. Которые, кстати, мало того, что относились к постоянному составу, то есть, все два года служили в одной и той же части, но и входили в категорию самых подготовленных младших специалистов. Так было во многих учебных подразделениях Советской Армии. Так было и в Мулино. Свежую струю в подготовку младших специалистов для армейских коллективов, вносили только вновь прибывшие в части офицеры, которые добросовестно занимались подготовкой подчинённых от года и до несколько большего срока. А потом... под впечатлением явно видимого безделья своих ближайших сослуживцев, постепенно переходили в их когорту. И становились обычными "получателями денежного содержания из казны". Эта информация остаётся только информацией. Как бы то ни было, но наибольший объём полученных знаний в учебке я почерпнул благодаря сержантам взвода, в котором учился.
После окончания учебного подразделения, получив сержантское звание, я был направлен для прохождения дальнейшей службы в город Брест. Естественно, тот, который находится в Белоруссии, а не во Франции. О таком "раскладе карт" следовало только мечтать. Попасть служить на Родину! Что ни говорите мне, но Белоруссия - это хорошее место службы. Хотя, говоря без каких-то тайн, долго служить в Бресте я не был настроен. Сразу же по прибытии в новую часть, мной был написан рапорт по команде, с просьбой включить кандидатом для поступления в Одесское артиллерийское училище. Ну да это, сказано опять же, чисто в качестве общей информации. Не в моём характере было даже в ограниченный промежуток времени относиться к порученному участку работы с прохладцей. Работать - так работать. Этому меня учили бабушка и дедушка. Этого требовали в школе и ПТУ. Поэтому-то я сразу же включился в жизненный ритм своей артиллерийской батареи.
А жизнь-то батареи была не совсем простой. В чём это заключалось? Да, только с том, что специфика батареи, дивизиона и полка имела определённые особенности. А, заключались они в том, что полкбыл, в общем-то, кадрированным. Развёрнутой в нём была только первая артиллерийская батарея. Что значит - развёрнутая? Это значит, что по штату в батарее были и командиры орудий, и наводчики, и даже, номера расчётов. В общем, из штатного состава военного времени, в батарее было почти семьдесят процентов личного состава. Солидная цифра. Не правда ли? Что, не совсем понятно? А, чего там понимать, если в остальных батареях полка было всего по два-три человека. В общем, основной составляющей по солдатам и сержантам срочной службы, была именно первая артиллерийская батарея. Это, первая составляющая особенностей жизни батареи. Вторая составляющая заключалась в самом характере национального состава нашей батареи. К сожалению, оспаривать данный факт никто, я думаю, не будет, рождаемость в СССР была в тот период времени далеко не равномерной. У славян в семьях было по одному-два, максимум до трёх детей. В республиках Средней Азии - от шести и более. К чему я веду речь? А к тому, что и в армии те же самые узбеки, азербайджанцы, армяне, туркмены и прочие азиаты, имели существенный численный перевес. Так было и в Бресте. Группировка "чурок" в батарее, полностью захватила власть в подражделении. Они делали то, что считали для себя выгодным. Сержанты их боялись, и даже не пытались оказывать активного сопротивления. Офицеры батареи, как это ни парадоксально, тоже не могли найти управу на азиатов. Обстановка уже складывалась, пожалуй, на грани катастрофы. Это, на мой взгляд. Кто-то, наверное, скажет, что я просто выдумываю и драматизирую события. Как это так? Офицеры не в состоянии справиться со своими подчинёнными? Так не бывает! Бывает, но не совсем так. Вполне естественно, что коалиция "чурок" в активный конфликт с офицерами не вступала. Оно и понятно, что так бы они могла нарваться на "контакт" с работниками прокуратуры. А это им, строго говоря, было ни к чему. Вот они и качали права только в отношении равных себе по статусу. К моменту моего появления в батарее, влияние азиатской диаспоры стало столь ощутимо, что остальные сержанты и солдаты срочной службы превратились в этаких рабов у "чурок". Не подумайте только, что я пытаюсь выставить себя в качестве Зорро. "Борец с несправедливостью и защитник угнетённых!" Скажу откровенно, мне в тот момент времени, исходя из возраста и тогдашнего понимания взаимоотношений между равными по возрасту, было, в общем-то, как-то безразлично, как и почему одна национальность подавляет всех прочих. Улица, школа рабочей молодёжи, профтехучилище научили меня отстаивать свои права и независимость, без надобности не вступая в конфликт для защиты более слабых. Каждый должен бороться за себя, приучаясь к этому с детства. Не научишься этому сам, привыкнешь к тому, что тебя постоянно берут "под крылышко", потом, при смене обстановки, тебе будет из раза в раз всё труднее. Ну, да это, высказывание собственной точки зрения, уводящее в сторону от основной темы. Поэтому, вернусь назад.
Получив под своё командование орудийный расчёт, я приступил к исполнению своих должностных обязанностей. Вполне понятно, что в моём расчёте были представители нескольких национальностей. Хотя, выходцев из Средней Азии было преобладающее большинство. Громко сказано? Действительно, звучит несколько абсурдно. Расчёт артиллерийского орудия, говоря попросту, самое маленькое подразделение. Пять-шесть человек, в лучшем случае, около десяти. Так вот, если среди тех же шести человек расчёта, славяне представлены всего одним или двумя человеками, преобладание над ними азиатов очевидно. Опять же. Суть, в общем-то, не в этом. Дело в том, что основным методом "боевой подготовки" личного состава батареи, было ежедневное направление сержантов и солдат на хозяйственные работы. Работ было изрядное количество. То, уборка территории, то, погрузочно-разгрузочные работы на складах, то работа на подсобном хозяйства, то... В общем, с самого начала я предпринял попытки заставить работать представителей азиатской мафии, наравне с остальными своими подчинёнными. Сразу же получил категорический отказ: "Нэ хачу, нэ буду". Пришлось заставлять, используя свое физическое превосходство.
В первый же день мне пригрозили: "Ну, ничего! Вечером с тобой разберёмся по полной программе".
Вечером, а вернее уже после отбоя, меня разбудили и сказали, что меня зовут в бытовую комнату "на разборки". Было бы не по-пацански, отказаться от подобного приглашения. Да и говоря по правде, в мыслях у меня даже не могло появиться то, что произошло дальше. В бытовой комнате меня ждали человек шесть здоровенных азиата. Не успел я даже сказать слова, как был сбит с ног ударом кулака в лицо. Потом меня долго и безжалостно били руками и ногами. Лицо после этого назвать подобным словом было уже невозможно. Сплошной синяк с кровоподтёками. Кое-как добрался я до умывальника, смыл кровь и грязь, и отправился опять спать. К утру, что вполне естественно, вид у меня был ещё более страшный. Самочувствие - и того хуже. Болело всё, куда достали кулаки и сапоги азиатов.
Когда меня в таком виде увидел командир батареи, он, не столько удивился, сколько испугался моего вида. Оно вполне понятно. Чрезвычайное происшествие в батарее. Открытое проявление неуставных взаимоотношений. Больше того, со стороны рядового состава в отношении командиров. Пусть, младших, но командиров.
"Кто это тебя так отделал? Что случилось?"
"Ничего страшного. Неудачно упал с лестницы".
Не мог же я ему рассказать, что меня жестоко избили. Как-то язык не поворачивался "заложить" своих обидчиков. Нет. Я не боялся их. Просто чувство юношеского понятия чести не позволяло втянуть в наши разборки командный состав батареи. Да и как на меня стали бы смотреть мои сослуживцы, если бы я назвал фамилии тех, кто меня ночью бил. В общем, командир батареи махнул рукой и отправил меня с подчинёнными на новые работы.
И опять я начал заставлять своих "чурок" выполнять работы наравне со всеми остальными. И опять: "Нэ хачу, нэ буду". И вновь принуждение всеми доступными и недоступными способами. "Ну ничего. Ночью опять с тобой побеседуем".
Я этого ожидал. По-иному быть и не могло. Здесь уж "нашла коса на камень". И они не имели обратного пути, так как, в случае предоставления мне поблажки, их полнейшая власть в батарее изрядно бы пошатнулась. Мне же отступать тоже было некуда. Всё та же гордость не позволяла. Пришлось сделать попытку создать хоть какую-то собственную коалицию из своих сослуживцев, что бы хоть немного уравновесить силы. Поэтому я переговорил кое с кем из славян, которые внушали доверие, что когда меня опять вызовут на разборки, мне окажут посильную помощь.
Ночью, как оно и должно быть, по вчерашней схеме меня разбудили и вызвали в бытовую комнату. Прежде чем идти туда, я разбудил тех, с кем договаривался днйм. Неожиданным для меня было только то, что никто из этих товарищей, так ко мне и не присоединился. Просто забоялись вступить в открытый конфликт с азиатской диаспорой.
"А, будь что будет! Отступать некуда. Придётся действовать в одиночку и на свой страх и риск".
Решение было принято. Я смело двинулся в бытовую комнату, где меня ждал всё тот же состав "чурок". Наглые, уверенные в своём превосходстве и безнаказанности. Только я был уже подготовлен к любым неожиданностям, внутри меня клокотала ненависть и желание отстоять себя любой ценой. Это мне и помогло.
Войдя в бытовку, я, не дожидаясь нападения, сразу же перешёл в наступление. Двумя сильнейшими ударами я сбил с ног ближайших от себя азиатов. Что было потом, вспоминается как в тумане. Я бил азиатов руками, ногами, головой. Был бы в руках нож - резал бы их до смерти. Бытовая комната была забрызгана кровью. Прибежавшие на шум драки мои сослуживцы пытались меня удержать, оттащить от "чурок". Однако, это им явно не удавалось. Только тогда, когда я окончательно выбился из сил - у любого человека есть определённый предел физических возможностей, - меня смогли увести из бытовой комнаты, в которой на полу остались шесть избитых до неузнаваемости тела. Напоследок, что я всё-таки смог сделать, это попросил внутренний наряд по батарее, основательно вымыть бытовую комнату, что бы, не осталось следов данной ночной разборки.
Наутро строй батареи представлял собой довольно необычный вид. Если у меня следы побоев за сутки стали менее бросающимися в глаза, то шесть представителей азиатов, были избиты изрядно. Командир батареи, узрев эту картинку, теперь никаких вопросов задавать не стал. Ему стало всё понятно. Разведя личный состав батареи на занятие и выполнение хозяйственных работ, он приказал мне зайти в канцелярию батареи.
Какие мысли мне пришли в голову? Высказать их сейчас я даже затрудняюсь. Ждал любых неожиданностей. От разноса и наказания за избиение военнослужащих срочной службы, до возбуждения уголовного дела прокуратурой. Однако, дело приняло совершенно иное направление. В канцелярии батареи меня ждали все офицеры подразделения. Когда я зашёл, комбат налил стоящий на столе стакан водкой и сказал: "Пей! Заслужил. Ты молодец".
"Товарищи офицеры. Извините меня, но я не пью. Вообще не пью. Во время проводов меня в армию, я отравился "палёной" водкой. Дал себе зарок, больше сий напиток не употреблять. Хотя бы в ближайшее время".
Это было чистейшей правдой. То отравление привело к тому, что почти десять лет после этого, я вообще не пил водку. Да, слабенькие напитки, типа шампанского или сухого вина, я себе со временем начал позволять. Но, в очень ограниченном количестве.
На этом, к моему огромному сожалению, инцидент с нерусскими не закончился. Они, пусть и прекратили попытки силового воздействия на меня, но не оставили своих пререканий и сопротивлений моим приказам.
Случился ещё один серьёзный инцидент, который мог стоить мне жизни. Было это во время несения службы во внутреннем наряде. Я приказал дневальному пойти убирать умывальник и туалет. "Сам иди!", - последовал ответ. Пришлось тряхнуть его за шкирку. Вот тогда и понеслось. Чурбан выхватил штык-нож, висевший у него на ремне, и бросился с ним на меня. Я, осторожно отступая, спиной попятился во двор, потом, изловчившись, ударом ноги выбил у дневального оружие, и ударом кулака, свалил на землю. Больше применять силу не пришлось, так как он вырубился. Пришлось вместо него поставить дневальным своего подчинённого. Местная диаспора азиатов после этого воспылала ко мне удвоенной ненавистью. В принципе, мне уже был вынесен смертный приговор. Спасло меня то, что к этому времени пришёл на меня вызов для поступления в Одесское высшее артиллерийское командное училище. Для того, что бы я мог благополучно уехать в Одессу, двоим офицерам и старшине батареи пришлось провожать меня до станции и потом ещё три остановки ехать со мной в поезде. Только благодаря этому сопровождению, "чуркам" не удалось расправиться со мной силовым методом. Хотя они, как осатаневшие, перепрыгивали через забор части, бежали вдоль дороги и кричали, что всё равно меня убьют.
Что дали мне эти пара месяцев, которые я прослужил в Бресте? В плане профессионального роста - совсем не много. Да и о каком профессиональном росте можно говорить в части, которая с трудом справляется с неимоверной тяжестью возложенных на неё хозяйственных работ? О какой боевой работе можно говорить, если в полку имелось всего около сотни солдат и сержантов? Это - ёжику понятно. А вот в вопросах борьбы с неуставными взаимоотношениями, дедовщиной, я прошёл солидную школу. С тех пор любые проявления всякой неуставщины, стали для меня красной тряпкой. И первое, на что я направлял свою деятельность, по прибытию в новое место службы - наводил в своём подразделении, а потом и в части, строгий уставной порядок. Результат данных действий всегда оправдывал приложенные усилия.
3
Поступление в качестве курсанта для обучения в командное училище, стало, в последние несколько лет перед данным мероприятием, моей сокровенной мечтой. Нет, я не бредил погонами офицера с раннего детства. Всё было значительно прозаичнее. Что ни говорите, но в те времена офицеры находились в числе самых обеспеченных людей нашей страны. Для тех, кто не совсем владеет обстановкой семидесятых годов прошлого столетия, небольшая справочка. Представьте себе, что молодой советский инженер, приходя на завод, зарабатывал 120 рублей. В это же время, лейтенант обеспечивался окладом в 250 рублей. Все остальные, сопутствующие составляющие службы офицера, находились на теневой стороне жизни. Их видели только те, кто был с этим связан непосредственно. То есть, сами офицеры. Не стану сейчас подробно на этом останавливаться. В последующем своём рассказе, постараюсь что-то разъяснить. Если, конечно, у меня это получится. Во всяком случае, сделаю такую попытку. А там, будь что будет. Вам судить. Для меня же, прожившего всё свой детство, пусть и в относительном достатке, который могли обеспечить дедушка с бабушкой, начать жить самостоятельно и безбедно, было очень важно. Это, в большой мере, повлияло на решение стать кадровым военным. Не совсем понятно? Ну, уж извиняйте. Всё, что могу и как могу.
Продолжу. Полк остался в Бресте, а поезд уносил меня в Одессу, навстречу новой жизни, о которой я, по большому счёту, не имел представления. Или имел только поверхностное. Главное, очередное направление движения в моей жизни, которое я выбрал сам для себя, начало исполняться.
Дабы не утомлять всех излишними подробностями, процесс поступления в училище описывать не стану. Скажу только ради справедливости, что военнослужащим срочной службы, пожелавшим стать кадровыми военными, поступать в училища было несколько легче. Имелись некоторые послабления, о которых знали, порой, только члены приёмной комиссии. Ну да это, пожалуй, больше на уровне догадок. Факт остаётся фактом, что мне довелось перейти из категории абитуриента в курсанты Одесского высшего артиллерийского командного ордена Ленина училища имени М.В.Фрунзе (ОВАКОЛУ). Впереди были четыре года учёбы, с последующим присвоением воинского звания "лейтенант". Ну да это истоки и последствия.
Я - курсант. С сохранением воинского звания сержант. В системе училища сержанты, не назначенные на командные должности младших командиров, имели статус "свободный сержант". У них были определённые привилегии, которые заключались в том, что при несении службы во всех видах наряда, они назначались или дежурными по батарее, или разводящими, или помощниками дежурных различного уровня. Ну да это уже мелочи, не стоящие внимания.
После окончания формирования курсантских учебных подразделений, прошел процесс назначения младшего командного состава - командиров отделения, заместителей командиров взводов и старшин батарей. Чисто для общего информационного развития кругозора. Во многих училищах учебные курсантские подразделения имели смешанный состав. То есть, допустим, два взвода в каждой роте (батарее) было первокурсников, а два другие - третьекурсники. Соответственно, через год они последовательно становились не курс старше. После выпуска четвёртого курса из училища, в эти учебные подразделения набирались очередные первокурсники, и история повторялась. Соответственно, во взводах первокурсников командирами отделения и заместителями командиров взводов были старшекурсники. Это из категории сведений, которые я просто слышал от офицеров в войсках. У нас же в ОВАКОЛУ, система была несколько иной. Первокурсники составляли весь учебный дивизион, состоящий из четырёх учебных артиллерийских батарей. С момента формирования нашего дивизиона, в нём было более четырёхсот курсантов. Допустим, во второй учебной батарее, куда был зачислен и я, было около 116 человек - по 29 человек во взводе. Грубо говоря, если считать по этим цифрам, в дивизионе имелось 460 с хвостиком человек. Точнее уже сейчас вспомнить не могу. Да и нужно ли это? Вот вам и вся "арифметика Пупкина с картинками".
И вот в эту вторую учебную батарею, меня, с подачи командира дивизиона подполковника Троян, назначили старшиной. Он в моём личном деле прочитал, что я сирота, обучавшийся в школе рабочей молодёжи, профессиональном техническом училище, то есть, человек самостоятельный, наученный улицей многим "премудростям", способный постоять за себя и заставить других выполнять свои распоряжения. Старшина батареи. Почётная, но хлопотная должность. Особенно в первое время. Да и потом, на более старших курсах, проблем и трудностей меньше не становилось. Обрисую свою учёбу несколько более подробно. Кое-что будет, с моей точки зрения, интересно. Что-то - не совсем. Ну да это - вам судить. Можно попросту упустить эту часть моего рассказа.
Став старшиной учебной батареи, я одновременно, стал вроде этакого перекидного мостика, соединявшего командование батареи и курсантов. Вернее, даже не мостиком, а средством связи. Ни дай Бог кому-то познать всё то, что довелось узнать мне, сохранив эти сведения в тайне от своих сослуживцев. Сколько было интриг, действий на уровне подлости, в которые мне приходилось вынужденно окунаться. И, самое страшное, прикладывать все свои усилия к тому, что бы, получив определённые, на мой взгляд, не совместимые с честью указания командования батареи или дивизиона, по мере возможности "спустить их на тормозах". Сейчас уже не стоит скрывать тот факт, что набрав для учёбы в батарею более сотни курсантов, а на первый курс - более четырёх с половиной сотен человек, сразу же на этом курсе была поставлена задача, добиться любыми средствами отчисления так называемых "лишних курсантов" из батарей. Вот мне и пришлось получать указания от командования различного уровня, на создание условий в батарее, которые должны были привести к отчислению курсантов из училища. Об этом указании знал только ограниченный круг людей, кое из кого уже нет на белом свете. Ну, да, что было, то было. Во всяком случае, мне прямым текстом было приказано, сделать всё возможное для того, что бы штатно-списочный состав батареи, уменьшился минимум на двадцать человек. Вот вам и вся неприглядная картинка нашего тогдашнего существования. Выполнять подобные распоряжения для меня было невозможно. Не выполнять - опасно. Приходилось лавировать, скрывать он командования батареи, не только мелкие, но и серьёзные провинности курсантов. Понятное дело, что при отсутствии серьёзных проступков, могли вполне "зацепиться" и за всякую мелочь.
К слову сказать, подобные мои лавирования, чуть не стали для меня поводом для исключения из списков обучающихся в училище. Первый командир батареи, который, по большому счёту, больше всего и давил на меня, что бы я создавал курсантам невыносимые условия жизни и учёбы, во время первой же экзаменационной сессии, видя, что его требования по дискредитации моих сокурсников мной выполняются "с прохладцей", подстроил так, что на экзамене по истории КПСС, я получил неудовлетворительную оценку. Что ни говорите, но в первое время, учитывая недостаточный ещё опыт, я не умел ещё лавировать между требованиями командованием и дружбой товарищей. В общем-то, сделать так, что бы я "завалил" экзамен, было не сложно, учитывая то, что связи с преподавателями у командира батареи были довольно крепкие, а мои знания по истории КПСС - слабыми. Всё - одно к одному. Пришлось мне искать помощь у командира дивизиона. Отправился я к нему с просьбой посодействовать мне в исправлении данной оценки. Сделано это было легко и без особых проблем. Командир дивизиона договорился с начальником кафедры, и мне, по сущности, нужно было только прийти на первую кафедру с зачётной книжкой. Оценка была исправлена на положительную, что, само по себе, было изрядным ударом для комбата. В качестве небольшого дополнения. Разногласия между командиром батареи и командиром дивизиона привели в конечном итоге к тому, что, в конце концов, командир батареи перешёл служить преподавателем в соседнее объединённое училище.
Лавирование между начальниками и подчинёнными. Неблагодарное и мерзкое это дело. Скажу откровенно, это действие мне стоило здоровья, нервов и даже неприязни со стороны моих же однокашников. Чему удивляться? Старое, как жизнь правило: "Можно быть хорошим или для начальства, или для подчинённых". Одновременно и для тех и для других - это "высший пилотаж". К сожалению, уже сейчас могу сказать, что я был на грани скатиться в категорию неугодных людей, и в глазах командования батареи, и в глазах своих товарищей. Однако, как определённую заслугу для себя считаю то, что из второй учебной артиллерийской батареи никого не отчислили за какие-то нарушения воинской дисциплины. Были случаи, что уходили из училища по собственному желанию. Случалось - по состоянию здоровья. В результате, почти все, кто в 1975 году поступил в ОВАКОЛУ вместе со мной, и обучался в одной со мной батарее, стали в 1979 году лейтенантами. Перед теми, кто покинул стены училища до выпуска, я себя виноватым совершенно не чувствую. Всё делал по совести, прикрывал где только мог. Помогал в трудных ситуациях. В общем, оставался человеком.
А вот обратные "подставы" со стороны однокашников в отношении меня изредка бывали. Пусть не часто и не от всех, но, имели место отдельные случаи. Одной из таких неприятность была связанна со снятием меня с должности старшины батареи. Случилось это во время нахождения в учебном центре Чабанка. Был в третьем учебном взводе нашей батареи парнишка, по рождению - молдаван. Поступил в училище из армейской среды. Что бы, не перейти на прямые обвинения, которые могут быть восприняты как месть за доставленные мне неприятности, скажу коротко - курсанты взвода сразу же не воспылали к этому молдаванину особой симпатией. Не особо радовались его обществу. А, учитывая то, что человек этот предпринимал всяческие попытки ответить взаимностью, применяя не совсем порядочные методы, пропасть между ним и некоторыми прочими курсантами увеличивалась, впрочем, не перерастая в ненависть. Особо острые на язык ребятки, попросту, говоря языком одесситов, его "чмырили". Вот и в Чабанке произошел один такой случай. Этому Андрюше в столовой "не нашлось место" для того, что бы обедать. Знаете, как это бывает? На зимних квартирах курсанты питались, сидя за столами по четыре человека. Каждый знал свой стол и с кем он за ним принимает пищу. В учебном центре пищу принимали за большими столами на десять человек. Здесь уж, кто и как сумеет занять место. Вот Андрею место и не нашлось, так как за всеми тремя столами взвода ему говорили, что все места заняты. Тогда он подошёл к столу, где сидел я, и с возмущением сообщил мне, что ему негде сесть.
"Ради Бога, Андрей! Садись на моё место, а я найду себе другое".
Но и когда он сел на моё место, его, грубо говоря, попросту выгнали из-за стола. Как это делается в обществе равных по возрасту и статусу людей, вполне понятно. Без применения физической силы, чисто моральным способом. Раздосадованный подобным к себе отношением, злой на весь окружающий мир, вышел Андрей из столовой, где в прямом смысле слова, "нарвался" на командира нашего учебного дивизиона, который стоял возле столовой с офицерами. Что побудило его к последующим действиям, сказать даже теперь затрудняюсь. Он просто на вопрос командира дивизиона: "В чём дело? Почему ты не обедаешь?", ответил: "Старшина батареи не обеспечил мне место за столом, и мне негде было есть".
Реакция командира дивизиона была несколько неожиданной для меня. По уму, следовало бы провести хоть какое-то расследование, выслушав обе стороны. Кто прав, а кто виноват. Однако, данных действий не последовало. Мне попросту объявили, что я снят с должности старшины батареи, за ненадлежащее исполнение возложенных на меня обязанностей, и на моё место назначен другой сержант. Вполне возможно, что у вас появилось какое-то ложное впечатление, что сняли меня за более серьёзные проступки, чем я вам сейчас рассказал. Я, честно говоря, совершенно не переживал по случаю отрешения от данной должности. Обязанности старшины батареи особых преимуществ не давали, зато работы было выше крыши. Для чего все мы поступили в училище? Что бы учиться. Учиться стать офицером. Всё служебное время было рассчитано только на учёбу и несение службы в наряде, что тоже являлось своеобразной учёбой. Довольно часто служебные обязанности старшины, заставляли меня пропускать плановые занятия. Время проведения самостоятельной подготовки после обеда, вообще для старшины не существовало. Инструктаж внутреннего наряда. Получение материальных средств и имущества со складов. Подготовка экипировки курсантов для занятий на следующий день. Наведение порядка в кладовых и общественных местах батареи. Ремонт расположения батареи. Да, мало ли всяких задач, входящих в перечень обязанностей старшины подразделения? Естественно, будучи старшиной, учиться на одном уровне с остальными моими товарищами, для меня было затруднительно. Понятное дело, что зная подобные трудности, с которыми сталкивались старшины, преподаватели делали нам определённые послабления. В тоже время, послабления не увеличивали личные знания подобных "льготников". Так что, это была "палка о двух концах". Вот именно в связи с вышесказанным, снятие меня с должности, стало для меня некоторым облегчением.
Именно с момента освобождения от исполнения обязанностей старшины батареи, для меня настало время настоящей учёбы в училище. А старшина батареи, назначенный вместо меня, руководил курсантами всего пару месяцев. Не получилось у него это мероприятие. Не пошло дело. Заменили его на должности старшины, на того самого Андрея, с которым, по существу, связан был вышеописанный инцидент. Здесь дела пошли вообще из рук вон плохо. Ну, не воспринимали его курсанты серьёзно. Не могли примириться с тем, что ими командует более слабый по интеллекту человек. Сами понимаете, в нашем училище обучались хорошо эрудированные молодые люди. Да, к тому же, почти четверть из них были одесситами, с раннего детства, наученные отличному владению языком. Издевательства в отношении к новому старшине, как скрытые, так и явно выраженные, привели к явно видимому падению дисциплины в батарее. Это, вполне естественно, сразу же заметили офицеры батареи и дивизиона. Чем это могло грозить? Представьте сами. В любом воинском коллективе, система самоуправления не приемлема. Это показало время Гражданской войны в России после революции 1917 года. Единоначалие, введённое в Советской Армии во время Великой Отечественной войны, показало, что это самая жизнеспособная составляющая армии. В нашей второй учебной батарее, дисциплина грозила скатиться именно на стезю самоуправления. Допустить подобного, командование не могло. Предстояли серьёзные изменения, которые без определённой ломки, свершить было уже невозможно. И началась подготовка к оной ломке.
Началась она, как это ни удивительно, с меня. Вызов к командиру дивизиона в кабинет во время самостоятельной подготовки, для меня, по большому счёту, был неожиданным.
"Ну, как дела, Николай? Как учёба? Как ты сам оцениваешь обстановку в батарее?"
"Дела, товарищ подполковник, у меня вполне нормальные. Только сейчас я смог начать нормально учиться. Навёрстываю всё то, что мной было упущено раньше. Самоподготовка, постоянное нахождение на занятиях, равные условия с остальными курсантами. О чём ещё можно мечтать? Я доволен больше, чем могу сказать это словами. Обстановка в батарее? Что о ней говорить. Меня всё устраивает. Может быть, вас что-то беспокоит? Вам виднее".
"В общем, так, товарищ сержант. Я предлагаю Вам опять принять должность старшины батареи".
"Товарищ подполковник! Я не хочу опять влезать в это ярмо. Хочу нормально учиться. Освободите меня от подобного предложения".
"В общем так, Николай. Пока принуждать тебя не буду. Подумай немного и потом скажешь мне своё решение".
На этом наш разговор тогда и закончился. Я с облегчением вышел из кабинета и отправился в класс, где занимался самоподготовкой наш учебный взвод. О предложении командира дивизиона сразу же перестал даже думать. "Отмахался" вроде, и хорошо.
Однако, дело на этом не закончилось. Скажу даже больше. Продолжение разговора произошло очень даже скоро. Буквально через три часа, меня вновь вызвали к командиру дивизиона, и беседа приняла совсем другое направление.
"Ну что, товарищ сержант, подумали над моим предложением?"
"Так точно, товарищ подполковник, подумал. Не хочу я быть старшиной батареи. Дайте мне возможность учиться, как и все остальные. Ну, не по нутру мне это предложение".
"Я так и думал. Тогда выбирай. Или быть старшиной батареи и учиться, или покинуть училище. Третьего варианта нет".
Что мне оставалось делать? Выбор был не велик. Уж очень хотелось учиться. Тем более, что первый курс, который в училище называли "Приказано выжить", остался позади. Самое время только получать знания. Хотя и до окончания училища было далеко. Времени мне на размышление предоставлено не было. Скрипя сердцем, я согласился на предложение вернуться на должность старшины второй учебной батареи.
На этой должности я и находился до окончания училища и выпуска в звании "лейтенант". Многое мне удалось сделать в интересах своих однокашников. А, главное, сам не навредил и постарался не дать навредить другим. Нужно ли было это делать? Наверное, нужно. Приведу один пример.
Уже на третьем курсе, когда появилась уверенность в своих возможностях и силах, решил я обратиться с личной просьбой к начальнику учебного отдела училища полковнику Лункину. Был в училище такой офицер, которого знали все. Порядочный и честный человек, о котором осталось только хорошее мнение. Именно у него в кабинете хранилась гербовая печать училища. И только он один имел право ставить эту печать на все виды документов. Зашёл я к нему в кабинет.
"Товарищ полковник. Разрешите обратиться с не совсем обычной просьбой"?
"Давай. Какая проблема тебя привела ко мне"?
"Разрешите мне сделать бланки чистых увольнительных записок с печятями"?
"Это ещё зачем? Ты же знаешь, что это не законно. Печать на чистые увольнительные не ставятся. Только на заполненные. Да и вообще, эти право предоставлено только командиру батареи. Как видишь, уже будет двойное нарушение. Хотя, не тушуйся, говори. Выслушаю. А там решим, что делать с этой твоей просьбой".
"Дело в том, товарищ полковник, что существует довольно большая проблема, на которую никто пока не обращает внимание. У нас в батарее уже сейчас некоторые курсанты обзавелись семьями. Кое у кого есть дети. Представьте себе ситуацию, что возникла какая-то семейная проблема. Пришла на контрольно-пропускной пункт жена. Курсанту нужно срочно выйти в город, а увольнительную записку взять негде. Что делать? Совершать самовольную отлучку? Хорошо, если не попадётся патрулю. Последует неминуемая расплата за содеянное нарушение. Да и не только в наказании дело. А так, если у меня будут чистые документы, дающие право на выход за пределы училища, это снизит возможный уровень грубых нарушений воинской дисциплины".
Конечно же, у меня была уже подготовлена стандартная пачка чистых увольнительных записок. Этак, штук на пятьдесят. Вот её-то я и достал.
"Ладно, старшина, поставь десяток печатей. Только не наглей"
Взял я печать, и, продолжая разговаривать на посторонние темы "ни о чём", начал её ставить на бланки. Сам слежу за реакцией полковника Лункина на мои действия. А он, как будто не замечает моего рвения. Занимается своими делами. Так я и поставил печати на всю пачку.
Закончил я ставить печати, отдал её начальнику учебного отдела, и положил пачку в карман. Лункин мне и говорит:
"Ну что, закончил? Сколько поставил"?
"Честно, товарищ полковник, всю пачку".
"Молодей, что сказал правду. Если бы соврал, не получил бы ничего. А так, приходи в любое время с любыми вопросами. По возможности, будем пытаться их решить совместными усилиями".
Так в последующем оно и было. Конечно, я чрезмерно не наглел. Однако, кое-какие проблемы, без ведома командира батареи, удавалось урегулировать.
На построении личного состава батареи, во время вечерней поверки, я объявил всем, что если возникнут экстренные потребности выйти в город, пусть обращаются ко мне. Конечно, здесь приходилось разбираться с каждой просьбой отдельно, что бы, не допустить обмана. Да и запасы увольнительных были не безграничные. Однако, по крайней мере, кому-то удалось помочь. Это, пожалуй, на мой взгляд, спасло "вынужденных самовольщиков" от отчисления из училища.
Летом 1979 года состоялся выпуск нашего курса из стен Одесского высшего артиллерийского командного ордена Ленина училища имени М.В.Фрунзе. В одночасье все вчерашние старшины, заместители командиров взводов, командиры отделений и просто курсанты, стали лейтенантами. Все - равные. Никто в этот день уже не имел права командовать друг другом. Казалось бы, мог настать час расплаты. Однако, ничего не произошло.
Вечером в день выпуска, 21 июня 1979 года, пришёл в комнату, где я жил, мой однокашник, и пригласил меня в ленинскую комнату батареи. В голове невольно промелькнуло воспоминание, связанное с бытовой комнатой в городе Бресте. Морально я подготовился к не совсем для меня приятному разговору в той или иной форме. В то же время, отступать я не любил и не умел. Поэтому, оделся в новенькую лейтенантскую форму, и пошёл в ленкомнату. Там меня ждала неожиданность - накрытый стол, с водкой, вином и шампанским. Так как я всё так же воздерживался от употребления водки, мне налили стакан шампанского, и я услышал много слов благодарности в свой адрес. Это было очень приятно. Значит, мои усилия не пропали даром. Значит, забота о курсантах - моих сослуживцах, - была замечена. Приятно, чёрт возьми.
4
После первого офицерского отпуска в Витебске, началась моя офицерская служба. И первой задачей, которую я стремился решить на любой должности, в любой части, оставалась борьба с неуставными взаимоотношениями и издевательством среди военнослужащих срочной службы. Любыми средствами. Преодолевая любые трудности. И сейчас я уверен на все сто процентов, что успехи в решении этой задачи, помогали мне решать потом все остальные, не менее важные задачи.
Как это ни парадоксально, но службу офицером я начал на должности командира учебного взвода курсантов в учебной дивизии Московского военного округа.
Пропущу первые два года службы офицером, и сразу же обращу ваше внимание на май 1981 года. Именно тогда меня и направили служить в Афганистан. Судьбе было угодно, что бы я попал в Афгане в 66-ю отдельную мотострелковую бригаду. В то время уже получившую на своё Боевое Знамя, орден Ленина. Первая гаубичная артиллерийская батарея артиллерийского дивизиона. Место дислокации батареи - Джелалабад. Основная задача - огневая поддержка боевых действий мотострелкового и десантно-штурмового батальонов.
Небольшое информационное отступление, по составу артиллерии 66-й отдельной мотострелковой бригады. Это только с той целью, что бы нарисовать картинку огневой поддержки действий пехоты и десантников во время рейдовых операций.
Итак, стандартный мотострелковый батальон бригады. Миномётные батареи мотострелковых батальонов в своём составе имели не четыре, а пять взводов: взвод управления, два огневых взвода 82-мм миномётов 2Б14 "Поднос" по три миномёта в каждом и два огневых взвода 82-мм автоматических миномётов 2Б9 "Василёк" по три миномёта в каждом. Таким образом, в батарее было двенадцать миномётов. Не на много меньше, если считать по количеству стволов, чем в нормальном артиллерийском дивизионе. Противотанковый взвод мотострелкового батальона имел на вооружении только шесть станковых противотанковых гранатомёта СПГ-9.
Десантно-штурмовой батальон и вообще был "нашпигован" артиллерийскими средствами под завязку. В состав каждой десантно-штурмовой роты десантно-штурмового батальона входил миномётный взвод из четырёх 82-мм миномётов 2Б14 "Поднос". В самом батальоне имелась миномётная батарея 120-мм миномётов 2Б11 "Сани", а после апреля 1984 - 120 миллиметровых самоходных орудий-миномётов 2С9 "Нона". Противотанкового взвода в этом батальоне не было. Да, в принципе, он там был без надобности.
Артиллерийский дивизион состояли не из "классических" трёх артиллерийских батарей, а из пяти - четыре гаубичные 122-мм гаубиц Д-30 и батарея 122-мм реактивных установок РСЗО "Град-1" на базе ЗиЛ-131. В начальный период действий бригады тягачами для гаубиц Д-30 были грузовые автомобили ЗиЛ-131. Однако, уже через год, потери тягачей стали катастрофическими, что привело к частичной потере подвижности артиллерии бригады. Видимо, это повлияло на то, что новый комплект средств буксировки артиллерийских систем был представлен легкобронированными гусеничными машинами МТЛБ (многоцелевой тягач лёгкий бронированный). Маневренная, очень устойчивая на грунте, довольно неплохо проходимая машина. А, главное, бронированная и оснащённая башней с 7,62-мм пулемётной установкой ПКТ. Семь тягачей в батарее обеспечивали хорошее огневое прикрытие огневой позиции.
Противотанковая батарея бригады также имела несколько необычную структуру. Те же три противотанковые взвода, только вот на вооружении были не комплексы "Конкурс" на базе БРДМ-2, а переносные противотанковые комплексы 9К111 "Фагот". В каждом взводе было по шесть установок, которые перевозились на БТР-80. Итого, десять БТР-80, двадцать пулемётов и восемнадцать установок ПТУРС. Хотя, это было уже потом, после моего отъезда по замене из Афганистана. В период моей службы "там", противотанковая батарея имела примитивное вооружение в виде ПТУРС "Малютка" 9П110. Именно это вооружение было введено в Афган как наследство от 186 мотострелкового полка из состава 68 мотострелковой дивизии Среднеазиатского военного округа. Четыре командирские БРДМ-2, как правило, использовались в интересах тыловых подразделений бригады. Попросту - сопровождали колонны различной направленности.
Вот вам и коротенькая справка об артиллерийском вооружении, находившемся непосредственно в Джелалабаде. Хотя, нет. Немного ввёл в заблуждение. Ведь артиллерийский дивизион был разбросан по местам дислокации мотострелковых батальонов. В самом полку располагалась первая артиллерийская батарея и позднее, реактивная артиллерийская батарея.
Не стану вдаваться в подробности проведения рейдовых операций, в которых мне пришлось участвовать. Это заняло бы очень много времени. Не принимайте это как хвастовство. Судите сами. Что такое рейдовая операция? Понятие, скажем так, чисто условное. Любой выход из расположения бригады мотострелкового или десантно-штурмового батальона для проведения боевых действий против бандформирований, можно назвать этим словосочетанием. Будь то выход на сутки или две недели. Поделить эти операции можно на мелкие, средние и крупные. В крупных участие принимало до трёх батальонов бригады. Мне, к сожалению, а, может быть, к счастью, довелось принять участие более чем в шести десятках подобных выходов. Трудное это было дело, смею вас уверить. Об опасностях, которые сопровождался каждый выход за пределы расположения бригады, речь не ведётся. И в самом гарнизоне можно было попасть под обстрел реактивных установок или миномётов. Да и обстрелы из стрелкового оружия - дело весьма опасное. Всё дело в усталости, которая, казалось, становилась на грани предела. В чём проблема? В том, что оба батальона, на операции выходили по очереди. Вернётся мотострелковый - готовится десантно-штурмовой. Один отдыхает - другой воюет. А вот для нашей первой артиллерийской батарее, порой, отдых был непозволительной роскошью. Бывало, к примеру, такое. Возвращается к обеду мотострелковый батальон со средствами усиления с операции. Обслужили вооружение, пополнили боеприпасы, заправили под завязку технику. Личный состав - в баню и отдыхать. Вечером вызывают командира батареи на совещание к командиру бригады, и ставят задачу - утром выход на следующую операцию с десантно-штурмовым батальоном. Куда, на какой срок - узнаете в ходе действий. Конечно, подобное было не всегда. Бывало, что пару-тройку дней на отдых выделяли. Хотя, случалось, что отдых становился более продолжительным. А, в общем, дело уже не в отдыхе. Физический отдых - дело относительное. Другое дело - отдых моральный. Вот его-то, порой, явно не хватало. Опять, всё заключалось в определённых особенностях положения артиллеристов на операциях. Что за особенности? Расскажу, исходя из своих наблюдений. И пусть пехота меня извинит за не совсем приятные слова.
Выход на операцию. Мы, то есть, артиллерийская батарея, выделены для огневой поддержки. На первом этапе - выдвижении к месту проведения действий, - всё, вроде бы, в пределах нормы. Идём одной колонной. Пехота прикрывает движение всей колонны. До первых проблем. Ни дай Бог, подрыв на дороге одного из тягачей артиллеристов. Можно прощаться с этой машиной. Колонна пехоты ждать не будет. У них задача - в кратчайший срок, указанный в приказе, выйти в район предназначения. Приходилось останавливаться только своей колонной батареи, совместными усилиями устранять повреждения и только потом, на максимальной скорости, догонять пехоту. Что характерно, охрана артиллерии от пехоты была не предусмотрена. Что поделать? Хоть и свои мы были для батальонов, но... не совсем свои. Своими были миномётчики. А мы...
Вторая особенность - прикрытие огневой позиции. Что ни говорите, однако огневую позицию гаубичной артиллерийской батареи, размещали километрах в пяти от района ведения боевых действий. В худшем случае - в трёх, что бы иметь достаточный запас манёвра огнем. В последующем, перемещались за ушедшей вперёд пехотой, что бы не оставить их без прикрытия. Это была наша обязанность. А вот обязанности пехоты прикрывать огневую позицию артиллерии своими бронемашинами, просто не существовало. Как в поговорке: "Дружба - дружбой, а табачок - врозь"! Обидно было видеть такое. Хоть и понимали, что лишних сил в батальонах не было. Однако, хоть бы предложили, чисто для проформы, прикрыть огоньком. Мы бы, понимая их затруднения, запросто отказались. Ну да ладно. Справлялись сами. Тренировали механиков-водителей и расчёты орудий до посинения или до покраснения, менять перебитые гусеницы на тягачах, колёса на орудиях, катки, ведущие колёса и прочие причиндалы, обеспечивающие подвижность батарее. Да и на самой огневой позиции, механики- водители, в то время, когда расчёты вели огонь, заняты были охранением боевых порядков. Сидели за пулемётами и внимательно наблюдали в назначенных секторах, что бы "духи" не подошли. В общем, полнейшее самообеспечение и самооборона.
Знаете, какие впечатления у меня осталось от афганских дорог? Самое противоречивое. Подрывы на дорогах. Приходилось вам, сидя в люке МТЛБ, передвигаться по дорогам в ожидании подрыва? Гадкое ощущение. Едешь и ждёшь, когда же тебе дорога даст пендаля под зад. Хорошо, если обычная противотанковая "итальянка". Почешешь копчик, сменишь искореженные траки гусянки, и - полный вперёд. Дай Бог, если вокруг места подрыва душманы не натыкали противопехотных мин. А так, без потерь обойтись трудно. Особенно ночью. Тут уж держи ухо востро. Главное - "не щёлкай клювом". Ни одного лишнего шага в сторону обочины. А если машина подорвётся на фугасе - дело вообще "труба". Солидный духовский фугас нНаш тягач МТЛБ может превратить во вскрытую консервную банку. Тут уж о проведении каких-то восстановительных работ речи быть не может. Как правило, машина подлежит утилизации.
Что ещё вспоминается? Поездки по горным дорогам. МТЛБ, как это ни удивительно, машина довольно широкая. База гусениц у неё, пожалуй, шире, чем у БТР и БМП. Вот и представьте себе движение по серпантину. С правой стороны, допустим, можно коснуться рукой стены, проходящей возле борта машины, а с противоположной стороны, половина гусеницы висит над пропастью. Сами понимаете, что устойчивость всего автопоезда, порой зависела от устойчивости прицепленной сзади трёхтонной гаубицы. Уйди она под откос - потянула бы за собой и МТЛБ. Благо, опыт механиков-водителей спасал от аварий. Во всяком случае, крупных и серьёзных.
Пара зарисовок того времени. Употребление спиртных напитков. Учитывая тот факт, что доставка водки и других алкогольных напитков в Джелалабад было дело затруднительным, в бригаде имело место изготовление браги, с последующим перегоном оной в более качественный напиток - самогон. И в Афганистане все крепкие спиртные напитки мной не употреблялись. Всё из-за того самого отравления "палёной" водкой перед самым призывам в армии. Впрочем, слабенькие спиртосодержащие жидкости, полностью мной не отвергались. Например, брага. Не удивительно, что в батарее тоже занимались приготовлением напитка из сахара, дрожжей и воды. Специалистом по приготовлению был наш старшина. Причём, что бы быть полностью справедливым, не всегда это дело было добровольным. Довольно часто команду "разчинить" брагу давал начальник артиллерии бригады. В ущерб батарее. Что поделать? Подчинённые обязаны выполнять распоряжения начальников. Даже если они носят противозаконный характер. А, попробуй возмутиться! Себе дороже. Хотя, как то у меня случился открытый конфликт с начальником артиллерии, стоивший мне лишения боевого ордена. Не подумайте только, что у меня забрали орден. Попросту представление к награждению было приостановлено уже в Кабуле. Ну да, пусть это останется на его совести.
Дело было на одной из рейдовых операций. Попал наш батальон под огонь довольно солидной засады "духов". Да так, что и головы поднять не могут. Артиллерийский корректировщик в срочном порядке вызвал огонь артиллерии. Вполне естественно, основной артиллерией на операции была первая артиллерийская батарея. Как это было всегда, к каждому орудию было выгружено по половине боекомплекта. Обычно этого вполне хватало на то, что бы провести огневой налёт. В перерыве между ведением огня, появлялась возможность убрать пустые ящики укупорки и пополнить запас снарядов из транспорта батареи. Система была отработанная до автоматизма. А тут, в описываемом случае, выложенных боеприпасов просто не хватило. Пришлось на руках носить снаряды и заряды без укупорки из тягачей. Пустые ящики были разбросаны по всей огневой позиции. Именно в это время на огневой позиции появился начальник артиллерии. И в перерывах между залпами гаубиц, раздался его рёв:
"Что за бардак на огневой позиции? Прекратить огонь! Немедленно убрать пустую укупорку. Навести порядок"!
"Товарищ полковник. Не могу остановить стрельбу. Пехота просит огневой поддержки. Судя по всему, у них сейчас "жарко".
"Вы что, старший лейтенант, не поняли меня? Прекратить стрельбу до полного наведения порядка",
"Да поймите же, товарищ полковник. Это же будет преступлением в отношении тех, кто находится сейчас в горах".
"Делайте то, что вам говорят. Прекратите разводить демагогию".
И так разгорячённый остротой создавшейся обстановки, я не выдержал того бреда, который нёс начальник артиллерии бригады, выхватил свой пистолет, передёрнул затвор, сделал выстрел вверх и предупредил:
"Если Вы, товарищ полковник, немедленно не оставите огневую позицию батарею, следующий выстрел будет Ваш".
Видимо мой вид и бешенство в глазах, заставили начальника артиллерии сесть на свой БРДМ-2 и т "темпе вальса" ретировать с огневой. Вполне естественно, что в промежутке между ведением огня, порядок на позиции был наведён. Меня и самого не радовали разбросанные ящики укупорки. Однако, этот инцидент мне ещё припомнили, и вспоминали до самого отъезда из Афгана. Что, по большому счёту, не повлияло на мои отношения с остальным командным составом бригады.
Новый 1983 год я встречал, будучи уже командиром противотанковой батареи бригады. Повышение в должности имело несколько преимуществ. Во-первых, вышестоящая должность, полученная в Афганистане, было делом хорошим. Любой офицер, выбравший направлением своего жизненного пути, служение государству, каким бы оно не было, всегда рад продвижению по служебной лестнице. Рад был и я. Во-вторых, с получением должности командира батареи ПТУР, закончились мои выходы на операции. Хотя, опасность погибнуть, от этого не уменьшилась. А если уменьшилась, то не очень значительно. В любой воинской части, находившейся в Афганистане, батарея ПТУР имела, как правило, одну и ту же задачу - выполнять охранные функции пункта постоянной дислокации. Вот и моя батарея стояла в охранении расположения бригады. Техника в батарее была не просто старая, а древняя. Редко где в Советской Армии к тому времени остались на вооружении боевые машины ПТУР 9П-110 "Малютка". Ходовая часть - БРДМ-1. Кто-то, может быть, где-то видел подобные бронированные машины на инженерных городках или директрисах прямой наводки на полигонах. Этакие четырёхколёсные, длинноносые, похожие на крокодилов вездеходы. В моё время к этим машинам уже было проблематично найти запасные части. Противотанковые управляемые по проводам ракеты "Малютка" использовались пока на БМП-1. Этакие остроносые ракеты, с четырьмя солидными крылышками. Для того, что бы проверить исправность аппаратуры управления и самих снарядов, а, заодно, своих способностей, вывести снаряд на цель, я провёл пуск боевой ракеты по горам. Ничего. Впечатляюще и поучительно.
В принципе, на этом описание периода своей службы в Афганистане, я и закончу. Что-то очень уж интересное, вспомнить затрудняюсь. Всё однообразно, прогнозируемо, обыденно. Так, потихоньку, подошёл срок замены в Союз.
5
Опять на территории Советского Союза мне довелось продолжить службу в учебном артиллерийском полку. Только теперь уже в должности командира учебной артиллерийской батареи. Должность - майорская. Скажете - повезло? Не скажите. В учебках бывало и такое, что, придя на какую-то должность, служили на ней же до выхода на пенсию. Причём, не меняя места жизни. Сперва, предпринимая попытки получить очередную должность. А, по прошествии определённого промежутка времени, став просто бесперспективными офицерами, прекращали все свои потуги, становясь больше обузой для армии, а не подвижником. К счастью, мне повезло больше, чем многим другим. Энергии у меня хватало, служебных амбиций - тоже. Тем более, что прибыв в часть и приняв должность командира батареи, я сразу начал приводить в действие основную линию своей службы - борьбу с неуставными взаимоотношениями. И, не безуспешно. Конечно, первое время было трудненько. Командиры учебных взводов - капитаны предпенсионного возраста. Все мои начинания в борьбе за дисциплину и порядок, встречали, если и не сопротивление, то, безразличие. "Тебе надо - ты и старайся! А нам и так хорошо". Да мне они, командиры учебных взводов, были нужны чисто номинально. Основную работу мне пришлось проводить с сержантами постоянного состава батареи. Именно они и являлись "носителями" всего, связанного с неуставными взаимоотношениями. Курсанты-то, были все одного призыва. Тем более, что срок службы ещё не доходил у них до первых полугода. А вот "ломать хребет" кое- кому из сержантов, пришлось. Первые шесть месяцев приходилось не только задерживаться на работе допоздна, но и появляться внезапно среди ночи. В конце концов, сержантам надоело находиться в постоянном напряжении, выискивая возможность показать проявления "своей власти", и они затихли. Или, может быть, просто смирились с моими требованиями. В общем, и на этот раз у меня всё получилось. Параллельно я предпринял попытку вывести из состояния "ступора" своих командиров взводов, заставить их более ответственно относиться к проведению занятий. И также, как и с дисциплиной, помог способ постоянного контроля за их действиями. С кем-то дело пошло вполне успешно. С другими пришлось распроститься, заставив их перейти на другие должности. В общем, и здесь всё удалось. А, самое главное, мои старания были замечены и оценены по заслугам.
Предложили мне должность начальника штаба дивизиона. Глупо было отказываться от такой перспективы. Хоть должность была всё той же, майорской, однако по своему рангу - выше. Так я и стал начальником штаба учебного артиллерийского дивизиона.
Опять же, наскоро "перелистаю" пару страничек своей службы. Хоть и не слишком много. Начальником штаба дивизиона я пробыл относительно небольшой промежуток времени. С приходом нового командира полка, отношения у меня с ним установились самые позитивные. Встречается такая категория руководителей, которые стараются найти в каждой воинской части своих единомышленников, создавая из них надёжную "команду". Так получилось и в случае с этим командиром полка. Присматривался он ко мне относительно недолго. Как-то уже поздно вечеров, вызвал он меня к себе в кабинет. Не удивляйтесь подобному. Я, с переходом на новую должность, занялся воплощением своих привычных начинаний, уже в масштабе всего дивизиона. Бóльшие размеры подразделений - бóльшие возможности для деятельности. Вот и приходилось опять задерживаться на работе далеко после отбоя. Поэтому в момент вызова меня в кабинет командира полка, долго меня ждать не пришлось. Пара минут, и я уже был у него.
"У меня есть к тебе, капитан, предложение. Как ты смотришь на то, что бы быть назначенным на должность командира дивизиона"?
"Да я, товарищ полковник, всего только полгода, как назначен на должность начальника штаба дивизиона. Вы, наверное, шутите"?
"Интересный ты человек, капитан. Ты что, думаешь, для того, что бы просто пошутить, я тебя вызвал среди ночи"?
"Нет, конечно. Я так не думаю. Однако..."
"В общем, я тебе всё сказал. Если бы знал, что ты не справишься, не делал бы тебе такое предложение. Так что думай. Времени у тебя не много. Если сказать более конкретно, времени нет вообще. В лучшем случае - до утра. А там, сам понимаешь, наверху могут найти своего кандидата".
Думать долго я не стал. Согласился, и не раскаиваюсь в этом. Жизнь уже научила известному правилу: "Бьют - беги, дают - бери". Так я стал командиром учебного артиллерийского дивизиона. Хоть должность, в отличие от училища, была только подполковничьей, но, статус - довольно высоким. И вновь началась работа по подгонке нового подразделения под свои требования.
Всю мою службу меня выручало неординарное отношение ко всем делам служебного плана. Порой, не так, как рекомендовали методики Советской Армии. Допустим, тот же учебный артиллерийский дивизион, который я принял в звании капитана. Дивизион-то был не совсем обычный. В нём готовились механики-водители самоходных артиллерийских орудий 2С-1 и 2С-3. Согласитесь, не совсем обычная должность для артиллериста. Больше с уклоном на техническую направленность. Всё дело в том, что сами самоходки относились к разным службам: 2С-1 на базе МТЛБУ - к автомобильной службе, а 2С-3 на базе СУ-100 - к бронетанковой. Да и сам учебный дивизион входил в штат артиллерийского полка. Вот, видимо поэтому, командиром в этом дивизионе был чистый артиллерист. В то же время, службу себе выбирать не приходилось. Тем более, что, всё-таки, это был дивизион, а не батальон.
Первое, что для меня стало не совсем приятным на новом месте службы, была сама система проведения занятий. Представьте себе, что реально в процессе занятия, непосредственно процессом обучения были охвачены только меньшая часть курсантов, порой до десяти-пятнадцати процентов учебных подразделений. Вот вам простой пример. Допустим, занятие по технической подготовке. Командир взвода в парке боевых машин показывает курсантам на одной самоходке порядок обслуживания двигателя ходовой части. Вокруг него может разместиться от шести до десяти человек. Остальные стоят сзади. Потом, происходит очередная смена обучаемых. И опять, 20-30% занимаются, остальные - стоят без дела. Решил я попробовать изменить систему проведения занятий. Выводил в поле весь дивизион, и организовывал до тридцати и более учебных мест. Там были представлены все предметы боевой подготовки сержантов и солдат: техническая, специальная, тактическая, огневая, строевая подготовка, защита от оружия массового поражения и даже элементы физической подготовки. Охват курсантов становился практически стопроцентным. Что бы не приводить обучаемых к полнейшему отупению, занимаясь долго на одной точке, смена мест занятий производилась с периодичностью в десять-двадцать минут, в зависимости от объёма информации. Причём, точки с физическими нагрузками, чередовались с точками, где курсанты могли отдохнуть, переключившись на восприятие устной информации.
Скажу прямо, мою методику в начальное время кое-кто из командного состава полка воспринял негативно. Допустим, тот же заместитель командира полка. Придя как-то на занятие и увидев то, что я "начудил", он сказал:
"Ты что, капитан, совсем одурел? В расписании занятий у тебя определена техническая подготовка. А ты здесь устроил цирк. Больше заняться нечем? Прекрати этот бардак".
Пришлось давать объяснения. Даже показать на примере. Обойдя все учебные места, осмотрев всё непосредственно на местности, заместитель командира полка пожал мне руку и поблагодарил за инициативу. В последующем мою методику постарались распространить не только в нашем полку, но и в учебной дивизии. Скажу прямо. Не всем она пришлась по душе. Для того, что бы организовать подобное занятие, нужно очень многое продумать и рассчитать. Шаблонных методов в подобном деле нет и быть не может.
Опять сделаю небольшой скачёк через время. Это, только для того, что бы, не утомлять вас ненужными подробностями. Скажу только, что в учебном артиллерийском полку я мог бы служить до самой пенсии. Перспектива, в общем-то, довольно неплохая. Если есть налаженная система, поддерживать её на необходимом уровне, не очень трудное дело. Так было и в моём случае. Однако, к этому времени произошёл развал Советского Союза. Всё, что было создано десятилетиями в Советской Армии, где в медленном темпе, где в виде лавины, начало разваливаться. Внезапно "пропали" деньги, которые шли на обеспечение армии до этого момента. Заработная плата офицеров в начале девяностых годов прошлого столетия составляла 10-15 условных единиц (долларов). Выведенные из-за границ воинские части и соединения, расформировывались и исчезали из истории Вооружённых сил. Тысячи, десятки тысяч офицеров, оказались безработными, уволенными без пенсии и какой-либо перспективы для её получения в будущем. В общем, дело приобрело совсем безотрадный вид. Для многих военных появилась только одна задача - любыми средствами задержаться в армии. Превозмочь любые трудности, отсутствие зарплаты по полгода, потерю всяких перспектив на будущее.
Именно в подобный период времени у меня произошёл "залёт", морального плана. Будь в Вооружённых Силах России в тот период времени Коммунистическая партия, моя службы на этом бы и закончилась. Членство в партии - то же. Ещё бы. "Совращение" жены замполита дивизиона, вышедшее из категории тайны. Сами понимаете: "Сучка не захочет, кабель не вскочит"! Да и ещё. "Виновница торжества" сама рассказала мужу о свершившемся факте. Жалоба замполита в вышестоящий орган, привёл к тому, что повёз меня поезд к новому месту службы в далёкое Забайкалье.
6
Здесь, в Забайкальском военном округе, в городе Чита, меня ждало не совсем обычное назначение - командир отдельного дисциплинарного батальона окружного подчинения. Батальон находился на окраине самого главного окружного города, где и располагался штаб округа. Номинально я подчинялся непосредственно командующему округа. Реально моими действиями должен был руководить начальник управления службы округа.
Должен сказать честно, положа руку на сердце, расположение батальона, казармы для переменного состава, да и сами осужденные в дисциплинарном порядке военнослужащие, имели вид явно удручающий. Всё было изрядно запущено, давно не ремонтировалось, грязное, исписанное всевозможными надписями, имевшими разнообразный смысл.
Особенно меня бесило видеть самих заключённых. Описать это можно и обычными словами. Однако, что бы получить истинное впечатление, нужно посмотреть своими глазами. В том дисциплинарном батальоне система жизни заключённых была на уровне самой затрапезной тюряги времён сороковых годов. Только сроки нахождения имели более сжатые сроки. Те же "смотрящие". Были "опущенные", "петухи" и прочие униженные люди, попавшие в дисциплинарный батальон, порой, по глупости или недоразумению. Попав сюда, они стали объектом страшнейших унижений со стороны своих же товарищей по несчастью. Это при всём притом, что основой жизни в батальоне, продолжал оставаться всё тот же Устав Вооружённых Сил. Можно, вполне естественно, предположить, что, до моего прибытия в эту часть, вышестоящее командование и военнослужащих постоянного состава, положение дел в батальоне вполне устраивало. Меня же, как только я увидел передвижение взводов заключённых по территории дисциплинарного батальона, вид строя, вначале удивил, а, когда я получил в ленивой форме разъяснения, просто возмутило. Представьте себе, обычный вид строя взвода в движении. В колонну по три, строго соблюдая интервалы и дистанцию между военнослужащими. Это - по требованию Строевого устава. В дисциплинарном батальоне тогда вид взвода имел несколько иную картинку. Спереди шли три-четыре шеренги "избранных". Разрыв строя. Очередные пара шеренг тех, кто относился к "болоту", но ещё не был "опущен по полной программе". Очередной промежуток строя. Очередные пара шеренг "чмырей". Общий строй замыкают шеренги "петухов", "машек", "катек" и прочих "опущенных". И как, по вашему, я должен был относиться к подобному беспределу? Лично я, сразу же для себя поставил ближайшей задачей, сломать эту систему, заменив её строгим уставным порядком. Скажете, что это нереальная задача? Возможно, что и так. В одиночку справиться с ней - действительно невозможно. А вот всем коллективом офицеров батальона - вполне реально.
