ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Чеботарёв Сергей Иванович
Что бы было, если бы...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.29*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Посвящается тем, кому я должен.

  Что бы было, если бы...
  
   Совершенно не переводимый на любой иностранный язык вопрос, свойственный в разговорной речи только славянам. Что, не так? Может быть, я и не прав. Хотя... В чём?
  
   Вопрос, в своей сущности, философский, уходящий своими корнями в далёкое прошлое. К тем временам, когда перешедший из состояния первобытной обезьяны в более развитую форму существования, первый человек (скажем так, что это не относится к Адаму), сидючи в пещере у огня, начал анализировать пройденный день, много дней, очень много времени своего личного существования. А пытался он найти ответ, по какой причине его одноплеменник попал в когти саблезубому тигру, а он сам, находясь значительно ближе от полосатого хищника (на направлении броска), остался целым и невредимым. С тех пор подобный вопрос задавали себе все жившие и живущие ноне на земле люди. Хоть раз в жизни, а, скорее всего, и значительно чаще. Конечно, статистическое исключение составляют те, у кого просто не было, и нет совершенно никакого мышления.
  
   Вот и мне доводилось предаваться подобным размышлениям. Чаще всего, что вполне закономерно, во время наступления очередной годовщины вывода советских войск из Афганистана. Знаете, как-то вся сама окружающая обстановка настраивает на определённые раздумья и занятия самоанализом. Судя по лицам встречавшихся мне в этот день воинов-интернационалистов на ранней стадии "отмечания", пока и я, и они ещё не совсем пьяные, подобные мысли посещали и их. Опять же, оговорюсь, исключительно не всех. Однако, пусть и не очень значительный процент, и в то же время...
  
   Ладно. Суть, в общем-то, не столько в этом. Представим себе, что это просто вступление и некоторое отступление. Хотя, всё-таки, займу ваше внимание ещё на несколько минут отвлечёнными словоизлияниями. Нужно это, скорее всего, не столько вам, сколько мне самому. Так сказать, для развития последующего повествования.
  
   Любому человеку, перешагнувшему отметку совершеннолетия, не один раз приходилось слышать распространенные выражения:
  
   "Так было предначертано судьбой!";
  
   "Всё в руках Божьих!";
  
   "Кому предначертано быть повешенным, тот не утонет!";
  
   "От судьбы не уйдёшь", и ещё довольно много в этом же контексте.
  
   Причём, дело хозяйское: хочешь - принимай вышесказанное на веру, хочешь - проверяй на себе. Косвенных примеров у нас на глазах и на слуху было и есть уйма целая. Даже глубокий анализ происшедших трагедий не сможет ни подтвердить, ни опровергнуть верность или абсурдность высказываний, приведённых выше. Судьба человека! Божий рок! Ангел-хранитель! Порой гадания старой цыганки, поймавшей тебя на улице за рукав, предсказавшей, что ты погибнешь под колёсами, становятся навязчивой мыслью, заставляющей мнительных людей держаться как можно дальше от всего, что имеет форму окружности. Я не ставлю перед собой задачу ругать или хвалить подобных людей. Это их личное дело. Наоборот, желательно было бы обратить их внимание на совершенно иной, человеческий фактор. Пожалуй, именно в этом факторе зачастую и скрыта наша судьба.
  
  1
  
   Не стану рассусоливать и бултыхаться вместе с вами в своём "доафганском" и "послеафганском" временном отрезке жизни. Мирная жизнь, спокойствие, как-то слишком сильно размывает общее восприятие жизненных трудностей. Самый яркий пример, на мой взгляд, зависимости людей от "судьбы", всё-таки вырисовывался во время опасностей боевой обстановки. Возможно, я опять ошибаюсь? Однако, это моё личное мнение. И я его постараюсь высказать. Так как смогу.
  
   Извините, но предамся небольшому размышлению, предшествующему основной теме. Ни для кого не является тайной, что все мы, практически без особого исключения, являемся людьми подчинённого порядка. В состав "особого исключения", по большому счёту, входят только президенты суверенных государств, да и то, не все. Что, разве не тек? Каким бы высокопоставленным ни был начальник, над его головой всегда "висит" кто-то более высокопоставленный. Что же говорить об остальном "низовом звене"? Все мы "ходим под Богом" и каким-то начальником. Вполне естественно, нашу зависимость от начальника никто отрицать не сможет. Хорошо, если начальник порядочный человек, которому свойственно понимание своих подчинённых и чувство элементарной справедливости. А, если нет? Если он - порядочная... сволочь, выскочившая "наверх" по головам и телам своих ближних? Мало подобных примеров? Больше, чем достаточно. Если не сказать грубее. И в старые времена, и сейчас, хороших начальников можно пересчитать по пальцам. И не они в этом виноваты. К величайшему сожалению, сама государственная система воспитывает их по принципу: "Можно быть хорошим или для начальства, или - для подчинённых. И то, и другое - практически невозможно". Вот и подстраиваются практически все руководители под создаваемую окружающую обстановку. Вынуждены подстраиваться. Не станешь подстраиваться под обстановку, исчезнешь из номенклатуры как мамонты во времена доисторические. Понадеешься на добропорядочность ближайших равных или младших по должности, "съедят" как травоядных гигантов плотоядные динозавры. Третий вариант случается крайне редко, и является скорее исключением, чем правилом.
  
   И, последний штрих к размышлениям, больше уточняющего характера, чем, самостоятельный. Начальники - это дело первостепенное во всей трудовой деятельности и службе. Однако, не последнюю роль в жизни имеют равные по статусу и подчинённые. Порой даже, надёжные сослуживцы и порядочные подчинённые выходят по своей значимости, в лидирующее положение. Прав я или не прав? У каждого по этому вопросу может существовать своё личное мнение. Своё же я постараюсь высказать на примерах службы в Афганистане в период с мая 1981 года, до подобного же месяца 1983 года. В общем-то, это своё повествование, я и хотел бы посвятить своим сослуживцам по третьему горнострелковому батальону 122-го мотострелкового полка 201-й мотострелковой дивизии.
  
  2
  
   Начну, пожалуй, с начальствующего состава нашего батальона. Можно было бы затронуть и более верхние эшелоны военной власти. Однако, это дело, на мой взгляд, скорее бесполезное, чем стоящее. В моём тогдашнем звании лейтенанта - старшего лейтенанта, и должности командира взвода, полковое, а тем более дивизионное и армейское начальство находилось в заоблачной для меня вышине. Я их видел довольно редко. А меня они и видеть не желали. Почему? Да просто неприятностей я им не приносил. В списках "Героев Апрельской революции" не значился. Мало ли подобных взводных было в полку, дивизии, армии? Есть в штате батальона - хорошо. Попал в списки медицинских или, ни дай Бог, безвозвратных потерь - проблема. Появляется необходимость "затыкать" дырку в штате. Мне, на моё счастье, не довелось доставить подобную проблему вышестоящему командованию. В общем, хотите вы, или не хотите, но выше командования батальонного звена, в этом рассказе я постараюсь не выходить. Так, с вашего разрешения, может быть разок-другой упомяну кого-нибудь "в суе". Не более того.
  
   Нашему третьему горнострелковому батальону в период моего нахождения в Афганистане, скажу откровенно, несказанно повезло с командирами батальона. Сразу же соглашусь с теми из вас, кто выскажет своё личное мнение, что и у них были классные командиры. Это ещё раз подтверждает, что мои слова нельзя отнести к пустому трёпу. Означает это только то, что хороших, да, чего там, отличных командиров, в Афгане хватало. Но, лучше по порядку.
  
   С момента самого начала моего ратного труда "за речкой" мне довелось служить в нашем же батальоне под командованием капитана Сергачёва Валерия Александровича. О нём я уже довольно подробно рассказывал ранее. Только в качестве небольшого напоминания, или даже, для того, что бы сориентировать тех, кто не имел возможности познакомиться с рассказом "Комбат".
  
   Каким же мне запомнился командир третьего батальона капитан Валерий Александрович Сергачёв? Довольно ещё молодой офицер, в возрасте около тридцати лет, среднего роста, стройный, худощавый, подтянутый, с волевым, несколько аскетическим лицом, довольно редко улыбающийся. Занимая довольно высокую для своего возраста и звания должность, он всегда стремился выглядеть серьёзным, хотя адекватно воспринимал шутки и юмор, и за столом был приятным собеседником. Что меня в то время довольно сильно удивляло, это то, что в батальоне в основном подчинённые были его ровесники, или же несколько более младшего возраста. И вот у этого ещё не совсем многоопытного офицера с армейской выслугой меньше десяти лет, хватало внутренней силы и чутья, не допустить в поведении с ним подчинённых даже намёков на панибратство и вольность. Кое-кто может мне сказать, что ничего странного здесь нет. "Ну, чувствовал человек, что нужно держать себя на должной высоте, которую определяет должность командира батальона". Так-то оно, так. Только это довольно непростое дело. Много нужно потрудиться, что бы стать для своих подчинённых незыблемым авторитетом. И не просто - потрудиться. Особенно в условиях боевой обстановки. Да ещё и командуя рейдовым батальоном, который, по большому счёту, половину своего времени проводит на операциях. Что бы заслужить уважение подчинённых, тут нужны и знания, и чутьё, и опыт, и ещё чёрт знает что. Всё это удавалось вышеуказанному офицеру в полной мере.
  
   Что ещё очень ценно, с моей точки зрения. За всех своих подчинённых капитан Сергачёв всегда стоял горой. Не простые это слова, а подтверждённые реальными фактами. Все его действия сами за себя говорили: "Ошибки, недостатки и проступки моих подчинённых лучше сказать мне, а я уже разберусь и, если виноват, накажу. А сами вы никого не трогайте!". Это правило все в нашем полку усвоили, и практически любые негативные явления нашей деятельности разбирались только внутри коллектива батальона. Это, по-моему, давало возможность разобраться в любой ситуации объективно, без давления чьих-то авторитетов, с учётом всех достоинств и недостатков провинившегося. Другие начальники нас не решались трогать, зная, что капитан Сергачёв пресечет подобные действия порой очень резко. Причём, в данном вопросе, для него должностей и званий начальников не существовало. Мог проигнорировать, "спустить на тормозах" неправомерный приказ даже полковника, если считал, что этот приказ имеет явные корыстные цели. Подобное было мной видено и во время рейдовой операции в районе кишлака Карайлу, и при проведении боевых действий в Мармольском ушелье.
  
   Ещё небольшой, но яркий штришок. Капитан Сергачёв В.А. имел огромный опыт ведения боевых действий, подкреплённый осторожностью, продуманностью всех действий и "нюх" на опасность, интуицию, "шестое чувство". Много раз мы имели возможность убедиться, что наш комбат интуитивно, "шестым чувством" чувствовал опасность, и, самое главное, не боялся к этому чувству прислушиваться. Что же в этом ценного? Ох, как много! Почти за год боевых действий под его командованием при моём непосредственном участии, наш батальон ни разу не "удосужился" попасть в засаду басмачей. А ведь они реально были. И нападения на колонну батальона соседнего полка, которая обогнала нас во время непланового привала, и обходы минных полей, не обозначенных на местности и картах.
  
   Допускаю, что мои впечатления о Сергачёве, преклонения ему, даже некоторая доля восторга от этого человека и офицера связаны с тем, что я его видел как-то со стороны, со ступеньки своего служебного положения - командира взвода. Что-то я не знал. Многое просто не мог видеть. Однако, что бы мне не говорили о Валерии Александровиче негативное, я могу с полным основанием констатировать, что судьба, жизнь, состояние многих из его подчинённых в Афганистане находились в надёжных руках нашего командира батальона. За это ему огромное спасибо.
  
   Из Афганистана Сергачёв уехал учиться в академию в Венгрию. Позднее служил на командных должностях, в Управлении боевой подготовки Одесского военного округа и уволился в запас в звании полковника. Живя в Одессе, получил ещё одно высшее гражданское образование. Занимался и продолжает сейчас заниматься общественной деятельностью. Дай Бог ему успехов на этом поприще, да и вообще в жизни.
  
   Сказав "А", нужно говорить и "Б". На замену капитану Сергачёву на должность командира нашего третьего батальона прибыл майор Аксёненко Сергей Алексеевич. Что бы ни тянуть "кота за хвост", сразу же скажу, что замена была достойная. В полном смысле слова. Различались эти два офицера только в звании, возрасте, внешне и характером. Сергей Алексеевич был несколько с более плотной фигурой, старше прежнего командира на несколько лет и более добродушный. Чувствовалось, что боязнь за свой авторитет командира это для него уже дело прошедших лет. В общем, внешне это были два совершенно разные человека. Роднило их чувство собственного достоинства, отсутствие чинопочитания и справедливое отношение к окружающим. Майор Аксёненко по утвердившейся в нашем батальоне традиции, мог "глотку перегрызть" любому за своих подчинённых. Вполне естественно, что он сперва, присматривался к офицерам, прапорщикам, сержантам и солдатам батальона. Узнавал их положительные качества и "слабые места". К его чести стоит сказать, что этот период адаптации и знакомства, был весьма кратким. Да и что тут знакомиться? Заместители и командиры подразделений были офицеры уже с изрядным опытом, познавшие своих подчинённых в самых экстремальных ситуациях. Информацию о любом они могли выдать, не задумываясь, в лаконичной форме. Сергею Алексеевичу только нужно было теперь на основе полученных сведений, составить чисто свою оценку. В преобладающем большинстве случаев, это сделать было не трудно.
  
   Зато, попав в список благонадёжных, можно было быть уверенным, что даже в самых экстренных ситуациях, когда твой личный "влёт" был уже свершившимся фактом, командир тебя отстоит и защитит перед вышестоящим начальством. Как бы трудно это ни было. Потом внутренние разборки - это дело десятое. Да и не в разборках дело. Наказание могло было быть отложенным на неопределённый период времени, вплоть до полной реабилитации. Только, чем дольше затягивался этот период, тем хуже ты себя чувствовал. Не от предчувствия расплаты. Это - ерунда. "Меньше взвода не дадут, а дальше Кушки - уже послали". Просто чувство вины заставляло побыстрее снять с себя тяжесть неудовольствия комбата. А Сергей Алексеевич явно умел показать персональное неудовольствие. Зато, когда он начинал относиться к тебе так же, как и "до того как...", можно было радоваться. В общем, возможно, я несколько сумбурно изложил суть дела. Скорее всего, по той причине, что мне лично не довелось быть в числе тех, кого нужно было защищать перед начальством. На моей совести в тот период времени не имелось особых "тёмных пятен". И это - хорошо.
  
   Что ещё стоит, наверное, отметить. Майор Аксёненко в числе явных достоинств, имеет один, который не у всех можно выделить. Он имел феноменальную память, как зрительную, так и общую. Уже через пару месяцев он смог элементарно по фамилии и должности назвать любого своего подчинённого. А это, как ни считай, полтысячи человек. Да и сейчас, судя по нашему личному общению, он легко может назвать по фамилии многих сержантов и солдат и несколькими штрихами внешне описать того, о ком ведётся речь. И это - через почти три десятка лет!
  
   После окончания службы в Афганистане майор Аксёненко С.А. уехал учиться в Военную Академию. Служил на командных должностях и уволился из Вооружённых Сил России в звании полковника с должности командира полка.
  
   Что положительного сделали эти два командира батальона лично для меня? Скажу, не кривя душой. Научиться у этих офицеров было чему. Лишь бы было желание. Причем, положительные качества одного, добавлялись, положительными качествами другого. Да, по большому счёту, не в понятии "научиться" всё дело. Размышляя о периоде своей службы под их командованием, ловлю себя на том, что довольно часто был обязан им жизнью. Случись такое, что на их место пришёл бы какой-нибудь "дуролом", склонный к необдуманным поступкам и "размахиванию шашкой", или, наоборот, офицер, не имеющий собственного мнения и склонный выполнять любое указание любого, более старшего начальника, совсем неизвестно, что бы могло быть со всеми нами - военнослужащими третьего горнострелкового батальона. Уж очень много случаев имели место, когда батальон чудом избегал засад "духов", которые могли бы стоить серьёзных потерь. Причём, не только в полном составе всего батальона, но и в составе групп, взводов, рот. Кто его знает? Может быть, в чьём-то стволе автомата или "бура" лет тридцать назад находилась и моя пуля? В общем, есть, за что мне благодарить моих командиров батальонов в Афганистане.
  
  3
  
   Вторая категория людей, от которых я зависел. Командиры миномётной батареи третьего горнострелкового батальона.
  
   С первым своим командиром батареи мне довелось служить совсем недолго. Старший лейтенант Корнеенко Виктор на первой моей рейдовой операции, причём в самом её начале, получил множественное осколочное ранение в живот и в батарею из госпиталя уже не вернулся. Хотя, и ему довелось дать мне пару уроков командования огневыми взводами в условиях ведения реальных боевых действий. В общем-то, это были уроки, не связанные с боевой работой на огневой позиции. Для того, что бы определить уровень моих знаний и способности организовать работу на огневой позиции батареи, ему понадобилось только побеседовать со мной, и в парке дать возможность провести занятие с личным составом. Больше он в мои действия не встревал. А вот о том, как руководить, а более того, общаться с узбеками, которых в батарее было преобладающее большинство, беседовали мы каждый вечер. В общем-то, с глазу на глаз, хотя и в присутствии остальных офицеров и прапорщиков батареи. Последние были только в качестве безучастных зрителей, которым эта тема была, в общем-то, не интересной. Или, даже ближе к истине, приевшейся, не стоящей того, чтобы о ней говорить. Ну да это уже просто отступление. Как итог, старший лейтенант Корнеенко, к сожалению, был маленьким, промежуточным эпизодом в моей жизни, который, что бы я ни говорил, остался в моей памяти на всю мою жизнь. Почему? Скорее всего, по той причине, что это был первый мой начальник, погибший именно в бою. И его пример, пример того, что нужно делать, а чего стоит опасаться в Афганистане, практически с первых дней моего пребывания "там" и до самого крайнего дня, служил мне в деле сохранения своей жизни.
  
   После ранения и смерти Корниенко, в батарее следовал этакий промежуток времени - "межсезонья". Именно "межсезонья", а не безвластия. Вся жизнь следовала своим, установленным давно чередом. Только нагрузка на офицеров и прапорщиков батареи несколько увеличилась из-за того, что нас стало на одного человека меньше. Закончилось "межсезонье" без каких-то революционных ситуаций с приходом нового командира миномётной батареи.
  
   Старший лейтенант Бурмистров Павел Алексеевич. О нём, о его положительных качествах, таланте руководителя и воспитателя я могу рассказывать долго и без повторений. Да и рассказал уже вкратце в предыдущих рассказах. Чисто по теме данного повествования должен отметить, что лично для меня, кроме переданного богатого опыта в работе с подчинёнными, Паша был ещё и огромной сдерживающей и направляющей силой. Судите сами.
  
   Я - молодой, двадцатитрёхлетний офицер. В голове - ветер. В "пятой точке" - играет детство. Кажется, что в этой жизни нет ничего невозможного, кроме, разве что, возможности именно в этом возрасте стать генералом. Совершенно был уверен, что, что бы ни делал, ни погибнуть, ни получить серьёзную травму мне невозможно. Надежда не на собственную силу и здравый смысл, а на то, что где-то за спиной витает "ангел-хранитель". Готов, очертя голову, лезть в любую авантюру, выполнить невыполнимое. С кем в этом возрасте было по-иному? Все мы тогда, кто в большей мере, кто в меньшей, были подвержены подобной "болезни". Наверное, я, хоть и обладал здравым смыслом и умением, хотя бы косвенно, обдумывать и взвешивать ситуацию, сам в то же время способен был к необдуманным, чисто рефлексным поступкам. Вот тут-то и появился, на моё счастье, Паша Бурмистров. Умел он убеждать людей в их ошибках. Причём так спокойно и тактично, что к концу разговора с ним, сам уже был полностью уверен, что это не Павел Алексеевич внушил тебе, что ты не прав, а ты сам давно имел подобное же мнение, которое, просто, никому до этого не успел сказать. Осторожность, взвешенность всех действий, ежесекундная забота о своих подчинённых и сохранении их жизни - вот те плоды бесед и воспитания командира батареи, которые взросли на благодатной почве в каждом из нас, его подчинённом. Причём, в достаточном количестве. Только теперь это было "приправлено" дополнительной специей, которую можно назвать "заботой о своей личной жизни". Скажете, что это слишком себялюбиво? Это, с какой стороны посмотреть. Скажем так. В условиях боевой обстановки, в горах, в отрыве от основных сил, группа действует во главе с офицером. Не какой-то там спецназ. Обычная пехота или что-то им подобное. В случае гибели командира, группе, по большому счёту, грозит полная потеря боеспособности. Может быть не гибель, но, провал всех планов начальников. Почему? Да всё по той причине, что не учили и не учат сейчас у нас военнослужащих срочной службы самостоятельности при выполнении любых задач, включая и боевых. Тем более, в реальной боевой обстановке. Если, конечно, это не в кино. Там, по задумке режиссера, каждый военнослужащий, будь там рядовой, сержант или прапорщик, "царь и Бог на поле брани". Что-то я лично такого не наблюдал. Не довелось. А вот обратное, когда в случае выхода из строя командира, будь то офицер или прапорщик, группа становилась лёгкой добычей "духов" - достаточное количество раз. Может быть я не прав? Возможно, в других подразделениях и частях было иное? Тогда, извиняйте. Только вот начальство различных уровней даже старослужащего сержанта за командира группы серьёзно не воспринимало. Да и младший офицер, зачастую, не особо котировался в глазах тех же полковников и генералов. Как это в советские времена говорили, назначая старшим команды для установки забора: "Толкового офицера, не ниже майора". Слишком пространственное примечание получилось к вопросу, суть которого проста. Береги свою жизнь, не лезь на рожон, дабы этим самым сохранить жизнь своим подчинённым, которые полностью зависят от тебя. Конечно, всё это в пределах разумного. Что бы, не прослыть трусом и перестраховщиком. Да ещё и выполнить успешно поставленную задачу. Все понимают, что этим сказано? Не стану дальше разжевывать прописные истины.
  
   Что ещё положительного, достойного всяческих похвал было в Павле Алексеевиче Бурмистрове в то славное время. Это - огромная совестливость и справедливое отношение ко всем окружающим. К отображаемой мной теме рассказа можно отнести такой факт, как разделение миномётной батареи на подгруппы, действующие во время рейдовых операций. Понятное дело, что мой первый огневой взвод действовал только под моим командованием. Соответственно, второй огневой взвод батареи входил в группу Паши. А вот усиление этих двух групп от взвода управления и третьего огневого взвода "Василёк" распределял, вполне естественно, командир батареи. Зная всех сержантов и солдат батареи "как облупленных", он уж имел полную возможность отобрать себе в группу на усиление самых лучших. Кто ему мог в этом помешать? Ну, побурчал бы я. Да и заткнулся. В моей полубатарее, например, ходил рядом со мной лучший радиотелефонист батареи Курамшин Саид Рафатович. За связь я был спокоен в любое время суток. Да и в деловых качествах этого солдата - также. Ещё в мою подгруппу входил самый взрослый и толковый сержант нашей батареи, заместитель командира взвода "Василёк" Коровников Сергей Егорович. О нём разговор будет несколько позднее. Да и вообще, в каждой из создаваемых групп, личного состава было в равном количестве. Если же число выходящих в пешем порядке в горы было нечётным, можно было с полной уверенностью говорить, что этот "нечётный" солдат будет именно в моей группе. А это - дополнительно шесть мин к миномёту. В общем, и это была своеобразная учёба для меня. Только в равных условиях можно иметь равные шансы. Никакой личной выгоды для себя, даже если облачён определённой властью.
  
  4
  
   Пожалуй, с командованием среднего звена можно и закончить. Пора, мне кажется, перейти к тем, кто находился рядом со мной на одной ступеньке. В батарее, да и вообще в нашем батальоне это - командиры взводов. Что бы мне не говорили другие, однако в Вооружённых Силах тех времён субординации являлась незыблемым правилом, нарушить которое могли только отдельные, редкие исключения. "На короткой ноге" можно было находиться только с теми, кто стоял всего на одну ступеньку служебной лестнице выше тебя. Да и то, не всегда и не со всеми. Особенно это касалось строевых подразделений, каковыми была миномётная батарея и батальон. Командир батальона и его заместители для нас, взводных, "парили" где-то далеко в вышине. Зато такие же, как и мы, командиры взводов и даже командиры рот были близкими, и подчас, родными людьми. С кем-то из них я был очень дружен. С другими поддерживал просто дружеские отношения. В то же время, в большинстве случаев, не задумываясь, рискнул бы жизнью ради их спасения. Не примите эти слова за браваду. Всё вполне закономерно. Ведь и они бы никогда не отказались бы мне помочь, окажись я в плачевном положении. И это тоже не просто слова, а уверенность, подкреплённая фактами.
  
   Наиболее тесная связь связывала командиров взводов нашей батареи. Это не мудрено. Ведь практически всё время мы проводили вместе. Во время рейдовых операций передвигались в одной колонне, пусть и в разных машинах. В период передвижения по горам, пусть и в различных группах, имели визуальный контакт между собой. Если же нет - то уж по связи точно. Принимали пищу вместе. Отдыхали рядом. На "зимних квартирах" и вообще всё делали совместными усилиями, будь то несение службы в нарядах, выполнение хозяйственных работ, занятия или же обычное застолье. Вполне естественно, что характеры и мировоззрения у всех нас были разные. Да и закадычные дружки у каждого были свои. Не буду даже пытаться брать грех на душу и доказывать, что вся наша шестёрка командного состава батареи являлась компанией "не разлей вода". Однако, в то же время, любое застолье проходило с полным участием всех офицеров и прапорщиков. Если, естественно, служебные дела, отпуск или болезнь (ранение) не уводило кого-то за пределы гарнизона. В любом случае, показателем нашей дружбы может служить хотя бы то, что в памяти накрепко остались их имена, фамилии и "фотографии" их лиц тех времён.
  
   Не стану перечислять всех офицеров и прапорщиков батареи и описывать их положительные и отрицательные воздействия на время моего пребывания в Афганистане. Не всё здесь будет интересно. Как я уже отмечал, с кем-то я был очень дружен. С другими разнился характером. Да и срок нахождения в Афгане у нас был несколько разный. Избави Бог понять меня, что разница во времени создавала "дедовщину" среди командиров взводов. Забота, внимание, желание быстрее адаптироваться с обстановкой, набраться опыта - это было. Превосходство - нет. Судите сами. В большинстве случаев я и не знал, порой, кто из наших офицеров и прапорщиков награждён какими боевыми наградами. Не бытовало у нас такое, что бы показывать свои заслуги. Вот показать свой профессионализм - это пожалуйста. В этом зазорного никто не видел. Пусть меня не осудят за то, что я не всех отметил в этом повествовании, но расскажу только о тех, кто существенно повлиял на то, что моя служба "за речкой" сложилась так, а не иначе.
  
   Первого, кого хочется мне отметить, был командир третьего огневого взвода 82-мм автоматических миномётов "Василёк" прапорщик Майборода Виктор Васильевич. Примерно моего возраста. Урождённый украинец. Превосходный воспитатель подчинённых. Отзывчивый и приветливый человек. Прекрасный исполнитель песен под аккомпанемент гитары. Сочинитель песен собственного репертуара. С хорошим, мягким чувством юмора. Именно юмором мягким, а не с жестким сарказмом. Превосходный рассказчик, в том числе и боевых эпизодов из личного опыта. Непревзойдённый мастер в боевом использовании своих миномётов. Да и любил он "Васильки" самозабвенно. Эта любовь передавалась и его подчинённым. Да и нас, "самоварщиков" он сумел не только заинтересовать этим грозным оружием, но и научил почти всему тому, что умел сам. Стать на одном с Витьком уровне, а, тем более, превзойти его в профессионализме, было делом немыслимым. Когда Майборода садился на станину миномёта, глазом "впивался" в наглазник прицела, руками брался за рукоятки наведения, казалось что он сливался со своим шестисоткилограммовым другом. Выстрел мины в цель производился не только механизмами миномёта, но и всей душей этого прапорщика. Это, скорее всего, помогало ему поражать любую цель в пределах технических возможностей "Василька" с первого, в худшем случае, со второго выстрела. Грех было бы соврать. Сам видел, как на расстоянии около ста метров, он попал из миномёта в штатную мину, стоящую на хвостовом оперении. Пожалуй, не все это смогли бы, пожалуй, сделать и из автомата.
  
   Это только лирика, предшествующая главному. Кроме личных человеческих и профессиональных качеств, сблизило меня с Витей и то, что практически до конца лета 1982 года он был моим неизменным спутником во время наших походов по горам. Исключение составляли лишь те моменты, когда его огневой взвод оставался в резерве командира батальона с бронегруппой батальона. В этом случае его нахождение вместе с подчинёнными было крайне необходимо. А так, моя подгруппа миномётной батареи, была усилена половиной личного состава третьего миномётного взвода во главе с его командиром. Данное усиление лично меня устраивало. И не только устраивало, но и радовало. В процессе наших совместных походов, у нас выработался определённый порядок распределения нагрузки. Как правило, моё место при движении, было в голове колонны группы. Соответственно, роль "пастуха" доставалась Вите Майбороде. Не поймите это как явное оскорбление моих подчинённых. Совершенно не стремлюсь сравнить солдат и сержантов со стадом. Однако, и, тем не менее, подгонять их при переходах по горам было делом обыденным. И, не всегда лёгким. Не стоит забывать, что на плечах офицеров и прапорщиков груз был, как правило, равнозначным с грузом их подчинёнными. Хотя, кое-кому из солдат и сержантов доставалось переносить довольно неудобные тяжести, в качестве трубы миномёта или двадцатипятилитровой ёмкости с водой. Кроме того, мало того, что начальнику группы приходилось почти постоянно находиться в голове своей колонны, дабы командир батальона имел возможность без промедления поставить задачу на подавление проявившей себя цели, так ещё и контролировать движение военнослужащих группы, что бы, ни дай Бог, они не отстали, нужно было постоянно. Вои и метался порой этот самый командир группы вдоль колонны, то, пропуская её "через себя", то, ускоренным темпом выдвигаясь в голову колонны, обгоняя идущих в постоянном темпе солдат. Занятие, прямо вам скажу, не из приятных. Кому не довелось подобного испытать на себе, может не понять. Именно в подобных случаях, просто незаменим был человек из командного состава, который бы мог успешно освободить начальника группы от таких "челночных" передвижений к поставленной цели. Лично для меня прапорщик Майборода и был этим лицом. Когда он находился в хвосте колонны, беспокоиться не приходилось. Где ласковым словом, а где и более суровыми, но действенными мерами, он умел поддерживать самых "дохлых" военнослужащих в нужном темпе движения. Поэтому, даже с получением внезапной команды на открытие огня, пока я выбирал места для развёртывания миномётов, хвост колонны группы подтягивался к месту огневой позиции.
  
   Это только один, пусть и незначительный элемент нашей совместной с Витей Майдородой службы. Хотя, какой же он незначительный? Думаю, что в Афганистане - более даже чем значительный. Не таким уж я был выносливым и физически подготовленным, что бы выдерживать "челночный бег" вдоль колонны. Пожалуй, меня и самого пришлось бы в конце пути подгонять не совсем ласковыми словами. Понятное дело, что до подобного я бы не опустился, из простого чувства гордости, но к концу дневного перехода приходил бы совершенно без сил. А работы и перед очередной ночёвкой предстояло весьма много.
  
   Теперь, наверное, стоит затронуть более существенный момент нашего с Витей взаимодействия. Это касается непосредственной боевой деятельности. В первых числах сентября 1981 года нам с ним в составе полубатареи, пришлось выдержать серьёзный ночной бой против довольно солидной группы басмачей. Было это во время рейдовой операции в ущелье Мармоль. В предыдущих рассказах я более подробно останавливался на этом эпизоде, поэтому повторяться особо не стану. Несколько только конкретизирую ситуацию. Во время того памятного боя, мы с Витей были в одном окопе. Рядом с нами находился наш связист Саид Рафатович Курамшин. Несколько позднее, но уже в начале боя, к нам в окоп приполз раненый в руку снайпер из восьмой горнострелковой роты. Прискорбнее всего, что возможность отражать атаку "духов" имели только двое - я и Майборода. То есть, плотность огня была искусственно понижена до 50%. Да и вообще, из двух десятков автоматных стволов, находившихся на моём участке обороны, во время того боя измазанными пороховым нагаром оказалось значительно менее половины. Понимаете, о чём ведётся речь? Дело не в возможностях отражать атаку, а в крайней растерянности моих подчинённых. В общем-то, суть даже не в этом. Не смогу сейчас сказать более конкретно, кто кому спас жизнь - Витя мне, или я ему. Истина, в общем-то, в другом. Наш дружный огонь из двух автоматов, а потом огонь гранатами РГД-5 и Ф-1, не позволил душманам подойти на то критическое расстояние, которое предшествует рукопашной схватке. Дойди дело до этого, всем нам пришёл бы конец. Если в рукопашной один на один, существовала бы хоть какая-то вероятность остаться в живых, то устоять против трёх - четырёхкратного превосходства противника - дохлый номер. Знаете. После этого боя наша дружба с Витей ещё более укрепилась. Да и появившаяся уверенность позволила в последующем доверять друг другу полностью. Поверьте. Это огромное дело - иметь возможность без всяких сомнений в голове, доверить свою жизнь сослуживцу. Особенно, "за речкой".
  
   Были, к сожалению, у Вити некоторые проблемные вопросы, с которыми приходилось бороться. Мне - чисто по-дружески. Паше Бурмистрову - нередко с применением своей командирской власти. Всё дело в том, что многие из тех, кто "имел счастье" войти в Афганистан в начале 1980 года в составе колонн полка, пристрастились там, в связи с явным дефицитом спиртного, к употреблению крайне насыщенного напитка из чайных листьев, именуемого в определённых кругах "чифирем". Конечно, не стоит отрицать, что напиток очень бодрящий, даже, пожалуй, изрядно дурманящий. К сожалению, как и все тонизирующие средства, имеющий побочные эффекты. В частности, его постоянное употребление можно привезти основной рабочий орган человека - сердце - в неработоспособное состояние. Вот и у Майбороды от частого употребления чая в пропорции 50-грамовая пачка чая на солдатский чайник воды, появились проблемы с сердцем, выражавшиеся в так называемой аритмии. Страшнее всего, что были с ним случаи остановки сердца, благо в дневное время и в присутствии людей. С трудом, но удалось запустить его, благо, опыт подобных мероприятий имелся. Что стало с прапорщиком Майборода В.В. после его замены из Афганистана - не известно. Затерялся он на бескрайних просторах нашей необъятной Родины. Может быть, живёт сейчас где-то на Украине. А, может быть и нет. Гадать не стану. Хотелось бы, что бы он отозвался.
  
   На замену командира взвода управления батареи старшего лейтенанта Чаус Василия Ивановича, в декабре 1981 года в миномётную батарею прибыл лейтенант Полушкин Сергей Владимирович. Настало время мне, как более опытному офицеру, обучать и передавать свои знания молодому офицеру. Хотя, не очень то на много он был меня младше. Наставничество, пусть и непрошенное, сближает людей довольно быстро. Да и тебе самому идёт на пользу. Знаете, это, как и у любого человека, прежде чем чему-то учить, приходится самому переосмысливать всё то, что уже прошёл до этого момента. Особенно, если дело касается выбора, что полезно для обучения, а что может послужить во вред. Вот и мне приходилось мысленно "перелопачивать" весь тот практический опыт и теоретические знания, которыми меня "напичкали" пол года назад мои же товарищи, и чему я успел научиться в процессе рейдовых операций. Поверьте моему слову, этот анализ "пройденного пути" был более полезным, чем все указания и нравоучения старших товарищей. Как-то стало самому ясно, в чём я ошибался, где находился "на волоске от гибели" по своей личной вине, что можно было сделать лучше и с меньшей затратой усилий. Поэтому, в какой-то мере Сергей Полушкин, своим прибытием к нам в батарею, послужил катализатором в вопросах самообучения. В последующем мы с ним довольно сильно сдружились. Были хорошими помощниками командиру батарее Паше Бурмистрову, инициативными проводниками его распоряжений и своих задумок при руководстве подчинёнными. Да и тот момент, что нам обоим довелось застать первый афганский состав миномётной батареи, имел определённое значение. Как-то невольно сравнивались они с вновь прибывшими им на замену. К нашему общему прискорбию, приходилось порой говорить, что "до него был лучше, надёжнее, профессиональнее".
  
   Сергей Полушкин, как правило, действовал во время рейдовых операций в группе командира батареи. По сути дела, именно на его долю выпадало непосредственное руководство группой, так как Паша Бурмистров предпочитал находиться рядом с командиром батальона или командиром роты, действуя больше, как артиллерийский корректировщик. Нахождение Сергея в другой группе не позволяло, порой, видеть его непосредственную деятельность. В то же время, после возвращения с выхода, мы с ним довольно часто обменивались своими впечатлениями, разбирали, что было плохо, а что хорошо. Искали новые подходы в обучении подчинённых "тому, что необходимо на войне". Именно во время подобных разговоров, к которым неизменно присоединялись все остальные офицеры и прапорщики батареи, рождалась истина. В частности, у нас в батарее не прижился способ "спаривания" магазинов автомата с помощью изоляционной ленты. Единодушно, после непосредственного применения во время операций, было отмечено, что магазин, не присоединённый непосредственно к автомату быстро забивается пылью и может дать сбой при стрельбе. Вдобавок к этому, спаренные магазины, после полного израсходования боеприпасов, уложить в подсумок невозможно. Он оказывается брошенным на землю, что ведёт, порой, к утрате сразу же двух магазинов. Это, конечно, не беда. В пункте постоянной дислокации запасных магазинов к автомату было порядочное количество. В ППД? А на операции. Опять неудобство. Предпочтение среди офицеров и прапорщиков было отдано магазинам от ручного пулемёта емкостью на сорок пять патрон. Да и с вьюками для переноски мин к миномётам мы решали вопрос методом обсуждения. От них полностью отказались из-за малой ёмкости и неудобства. Стали использовать вещевые мешки, в которые мины укладывали завёрнутыми в плащ-палатки. И предохранитель от двойного заряжания перестали носить в горы, что бы, не тащить лишние два килограмма. И от биноклей отказались, хотя в батарее их было достаточно. Миномётный прицел более удобен. Тем более, что его всё равно приходится нести с собой. В общем и целом, рационализаторства у нас хватало. Главное - обсуждаемого долго и тщательно перед его применением. Что-то прижилось прочно. От чего-то, пришлось со временем отказаться, заменив более совершенным изобретением. Всё равно, наша совместная службы с Сергеем Полушкиным имела весомые результаты и для меня и для него. Немалая вероятность того, что мы оба остались живыми, более того, даже не потревоженными "афганским металлом" - заслуга наших совместных действий.
  
   После замены из Афганистана Сергей Полушкин был направлен служить в Белорусский военный округ. Более того, в город, который находился от моего родного дома всего в сорока километрах. Нам удалось с ним там встретиться. Правда, всего один раз. Отпуска у кадровых военных не частое явление и имеют протяжённость всего до полутора месяцев. Разбросала нас служба по всему Советскому Союзу. Служил Сергей и в Германии, откуда его часть, после ликвидации Западной группы войск, была выведена под Челябинск в город Чебаркуль, где и прекратила своё существование. Пришлось Полушкину с семьёй остаться жить на Урале, уволившись из армии с должности командира артиллерийского дивизиона. Далековато это от Беларуси. Мала вероятность того, что нам когда-то удастся встретиться. Однако, надежна ещё теплится в сердцах. "А чем чёрт не шутит, когда Бог спит?"
  
   Остальных офицеров и прапорщиков миномётной батареи я тревожить своим вниманием не стану. Впустую сотрясать воздух - считаю не целесообразным. Придумывать что-то, что бы могло создать видимость влияния их службы на мою судьбу - неблагодарное занятие. Да! Были сослуживцами. Не спорю, что приятно было бы встретиться, поговорить, предаться общим воспоминаниям. Только несколько разными мы с ними были людьми. Не всё в некоторых из них нравилось мне. Определённую отчуждённость испытывал и я с их стороны. Поэтому - упущу данный момент.
  
  5
  
   Несколько вскользь упомяну своих сослуживцев по нашему третьему горнострелковому батальону - командиров горнострелковых рот, линейных и отдельных взводов. Как оно бывает всегда, те, к кому испытываешь определённую симпатию, остаются в твоей памяти надолго, если не на всю жизнь. Враги и недоброжелатели также определённый, довольно длительный промежуток времени фиксируются в вашей голове. Хуже всего обстоят дела с теми, которые или просто числятся в списках сослуживцев, или просто являются приятелями. По принципам: "Знать - знаю, а дружить - так нет", "Седьмая вода на киселе". Как это ни удивительно, но именно подобная категория людей испаряется из нашей жизни практически сразу после расставания с ними. Ну и Бог с ними. Не могу вспомнить, значит, и рассказывать нечего. Враги и недоброжелатели, пожалуй, свою лепту в мою судьбу пусть и внесли, но не стоят того, что бы отмечать себя в этом рассказе. Поэтому, коснусь тех людей, которые мне были приятны, к которым тянулось сердце и тогда и сейчас.
  
   Хорошие отношения у меня в батальоне сложились с офицерами и прапорщиками восьмой горнострелковой роты. Командир роты капитан Тенишев Валерий Шакирович служил всегда для меня примером общевойскового командира. Может быть, причиной этого являлся тот момент, что чаще всего во время рейдовых операций моей полубатарее приходилось действовать и поддерживать огнём именно эту роту. Само по себе это довольно большое дело. О взаимовыручке и взаимопомощи между пехотой и миномётчиками я уже говорил довольно много. И о том, что довольно часто миномётчики использовались непосредственно как пехота - сказано достаточно. В этих случаях командир роты давал мне определённые средства усиления, в виде снайперов и пулемётчиков. Но это только общая картинка нашей "корпорации". Валерий Шакирович, без сомнения, был и остаётся настоящим офицером, прекрасным организатором и воспитателем, заботливым о своих подчинённых, готовым на всё, что бы сохранить их здоровье и жизнь. А ещё, память мне навязчиво подсказывает, лучшего изобретателя в вопросах разнообразных способов создания гадостей для борьбы с противником, найти было проблематично. И об этом свои слова я уже говорил ранее.
  
   Теперь о той науке, которую преподал лично мне капитан Тенишев В.Ш. Первый урок, который я усвоил именно у него, было то, что не все офицеры, далёкие от пехоты, знали и знают. Получив в "наследство" от уехавшего в Союз старшего лейтенанта Микушева автомат АКС-74 No 410873 я, как любой не безразличный к оружию мужчина, был безмерно счастлив. Ещё бы! Своё личное оружие, которое находится рядом с тобой и днём и ночью. Магазины постоянно снаряжены до полной ёмкости. Патронов - без счёта. В этом я убедился при приёме должности, когда в одной из машин мне показали ящик от 85-мм снарядов к пушке Д-44, почти до самого верха заполненный россыпью 5,45 мм патрон, как с пулей ПС, так и трассирующих. Даже примерно их количество можно было определить в районе 150 тысяч штук. В общем, мой восторг можно было понять. И вот в это время Валера Тенишев меня "остудил" простым вопросом:
  
   "А ты уверен, что сможешь попасть из этого автомата туда, куда тебе будет нужно"?
  
   "Конечно, уверен. Я ведь стреляю из автомата довольно неплохо. При выполнении учебных стрельб оценку ниже "хорошо" никогда не получал. Думаю, что этот результат вполне терпимый".
  
   "Э, лейтенант, да тебе ещё предстоит многому поучиться. Быть хорошим стрелком - не последнее дело. Однако, любое оружие нужно "подгонять" под себя, свой глаз, свои пальцы. Ничего, в этом я тебе помогу".
  
   И действительно помог. Буквально на следующий день мы вышли с офицерами за пределы расположения полка, и на импровизированном полигоне, обращённым в сторону гор, устроили стрельбы из стрелкового оружия. Началось всё с того, что мне просто предложили попробовать точность стрельбы из моего личного автомата. Результаты, говоря откровенно, были терпимыми. Однако, моих "учителей" они явно не совсем устроили. Поставили станок для пристрелки стрелкового оружия, разложили кучу всевозможных причиндалов, о которых я в то время ещё ничего не знал, закрепили в станке мой АКС, уложили меня за станок, и началась пристрелка. На мой взгляд, весь процесс занял не очень много времени. Подвинтили мушку до нужного уровня, выгнали её по направлению с помощью мушкагона, и, о, чудо, автомат начал стрелять туда, куда я хотел. Мало того, что я стал собственником оружия, являвшегося "продолжением глаза", так ещё и познакомился с полным комплексом "приведения оружия к нормальному бою". До этого момента, не говоря уж об обучении в военном училище, я себе не мог представить, что подобный процесс существует. Да, мы стреляли из автоматов, которые были закреплены в училище лично за нами. Тем более выполняли учебные стрельбы в воинских частях, как правило,из тех автоматов, которые для нас пристреливали специально. Но такого, что бы подгонять оружие под себя - даже не представляли. В последующем, в процессе своей армейской службы, для меня этот процесс не являлся "волшебством".
  
   За время совместной службы с капитаном Тенишевым В.Ш. от него мне довелось узнать довольно много для себя полезного. В первую очередь это касалось обучения владению различными образцами стрелкового оружия, стоящего на вооружении в горнострелковых ротах. Это и 7,62-мм снайперская винтовка СВД, и 5,45-мм ручной пулемёт РПКС-74, и 7,62-мм ротный пулемёт ПКМ, и 7,62-мм автомат АКМС-47 с ПБС, и гранатомёт РПГ-18, и гранатомёт РПГ-16, и 9-мм пистолет ПМ с ПБС, и 9-мм пистолет АПС, и подствольный гранатомёт к АКС-74, и автоматический гранатомёт АГС-17 "Пламя", и 14,5 крупнокалиберный пулемёт КПВТ, и прочее, и прочее. Не говоря уж о трофейных образцах оружия различных стран и разнообразного производства, от заводского, до самопального. Да и в обучении меня минно-взрывному делу Валера приложил свою руку. Было у него чему поучиться. Подчеркну, однако, что не это - самое главное. Не научил бы он - нашёлся кто-нибудь другой из офицеров батальона. "свято место пусто не бывает". Важнее всего, я в этом, несомненно, уверен, что капитан Тенишев В.Ш. являлся образцом чуткого и бережного отношения к своим подчинённым. Без излишнего "сюсюканья", не допуская каких-то послаблений и вольностей, он постоянно, изо дня в день, заботился о солдатах и сержантах срочной службы как родной отец. "Строгий, но справедливый". Впрочем, подчинённые платили ему за его заботу такой же полновесной монетой.
  
   Следующий мой сослуживец, о котором не могу не сказать пару слов - заместитель командира восьмой горнострелковой роты по политической части старший лейтенант Шестопалов Сергей. Не стану предпринимать попыток открыть что-то новое, однако постараюсь высказать своё личное мнение наиболее доступным мне методом. Немало существовало и есть в армейском строю настоящих офицеров-командников с ярко выраженными наклонностями воспитателей. Это качество вполне закономерное для строевых офицеров. Вопрос обучения и воспитания своих подчинённых у командиров взводов, рот, батальонов и полков обычно стоит главенствующим в их служебных обязанностях. Гораздо реже встречаются настоящие политработники с ярко выраженными командными качествами. Лично мне за более чем четверть вековую службу довелось таковых встречать только дважды. Может быть, я ошибаюсь, и было их значительно больше? Вполне возможно. Просто некоторые политработники, почувствовав своё истинное призвание, перешли на командные должности, а я этого не знал. Хотя, вряд ли. Не очень то с большой охотой партийно-политический аппарат Вооружённых Сил СССР отпускал из своих рядов кадровых замполитов. "Опустить ниже плинтуса", сгноить на мало перспективных должностях - это, пожалуйста. Впрочем, отклонился от намеченного курса. Что касается Серёжки Шестопалова. Это был пример настоящего, заботливого заместителя командира роты по политической части с явными наклонностями строевого офицера. Причём подобные наклонности у Сергея особо заметно проявлялись во время непосредственного участия в боевых действиях. В пункте постоянной дислокации, во время передвижения на маршах и в период отдыха, он добросовестно исполнял свои обязанности воспитательной направленности. В общем, что бы не углубляться в мелочное перечисление его служебных обязанностей, делал всё то, что ему положено. Делал Шестопалов это дело с большой любовью и терпением. Во время же "блуждания" по горам, лучшего командира группы найти было трудно. Мало того, что он в совершенстве владел всеми видами вооружения, которое было в роте, так и ещё обладал плещущей через край отвагой, хладнокровием и умением мгновенно принимать правильные командирские решения. В купе с выносливостью, все эти качества создавали у Сергея "напиток успеха", который все два года нашей совместной службы с ним, не только не терял своей "крепости", но и с накоплением опыта становился всё более "выдержанным". На мой взгляд, стоило ему возглавить кукую-то отдельную группу, появиться с пулемётом ПКМ в руках на каком-то участке обороны, где "духи" наседали наиболее круто, как успех был нам гарантирован. На моей памяти были пара-тройка случаев, когда из-за ошибок "верхнего" начальства Шестопалов попадал в такие ситуации, что нам уже казалось, не увидим его живым. Однако, и, тем не менее, ему удавалось справиться с подобными ситуациями более-менее успешно. Почему, "более-менее"? Сам он не получил в боях ни единой царапины. А вот потери, пусть и не по его вине, в его группе случались. Хотя, с другой стороны, не обладай Сергей Шестопалов всеми теми качествами, которые были ему присущи, быть бы всей группе среди "безвозвратных потерь".
  
   У вас может возникнуть вполне закономерный вопрос: "Как же мог повлиять Шестопалов на мою службу в Афганистане"? Обучение личным примером. Казалось бы, разве может одногодок научить чему-то своего сверстника? Может и многому. Конечно, чаще всего в молодости бывает и такое, что учат не совсем законным делам. А вот меня Сергей научил быть более выдержанным, хладнокровным, стойким. Нет, не таким как он сам. До него мне было, ох как далеко. И, что важно, от него я научился применять принцип: "Делай что я" в прямом своём смысле, а не в контексте: "Делай, что я СКАЗАЛ". К великому сожалению, последние пару десятилетий существования Советской Армии в ней в основном главенствовал именно последний вариант. Личный пример, "рассказ, ПОКАЗ, тренировка", чаще всего более доходчивы в обучении и воспитании подчинённых.
  
   Да и ещё. Восстановив в памяти тот злополучный ночной бой в ущелье Мармоль, я невольно ловлю себя на такой мысли:
  
   " Что бы было, если бы, после неудачи на участке обороны моей группы, "духам", направившим свой очередной удар левее моего фланга, удалось бы смять правый фланг обороны восьмой горнострелковой роты? У них появилась бы реальная возможность обойти нас сзади, вырезать или расстрелять все два десятка моих подчинённых вместе со мной. А ведь немалая заслуга в отражении атаки басмачей на восьмую роту принадлежит Сергею Шестопалову. Именно он с пулемётом ПКМ в руках, стреляя практически стоя в рост, не только укрепил боевой дух своих подчинённых, но и внёс панику в ряды басмачей".
  
   Скажете, что я слишком превозношу заслуги человека, который мне очень нравится? Отнюдь. Я, конечно, сам этого видеть не мог, так как находился метрах в трёхста или даже больше от места событий. Да и покров ночи, хоть и прерываемый всплесками огня из стволов стрелкового оружия и разрывами гранат, не позволял вести визуальное наблюдение. Однако, для того, что бы составить общую картину боя, даже для человека с полным отсутствием воображения, вполне достаточно было тех восторженных рассказов сержантов и солдат роты (непосредственных участников этого боя) о действиях замполита Шестопалова. Второе сомнение, которое может у вас возникнуть. На кой чёрт басмачам понадобилась бы уничтожать именно мою группу? Что ценного в двух десятках шурави? Четыре причины. Малочисленность группы. Возможность ликвидации двух десятков "неверных" с минимальными потерями. Захват двух десятков стволов стрелкового оружия. Самое главное - получение в качестве трофеев двух 82-мм миномётов. Разве этого мало? В общем, что не случилось - того и нет. А Сергею Шестопалову я подсознательно и искренне благодарен.
  
   Вспомню и ещё одного своего сослуживца и друга, который здорово мне помогал все два года службы "за речкой". Врач полкового медицинского пункта, а потом и начальник этого пункта старший лейтенант Сергей Казаков. О нём я уже писал в отдельном рассказе, поэтому не стану "окунать" вас заново в подробности. Хоть мне и не довелось (слава Богу) попасть под его скальпель, однако же, его врачебный опыт и интуиция мне пригодились. В сентябре 1981 года он сумел не только определить у меня "желтуху", но и ещё в конце инкубационного периода спровоцировать искусственно её проявление. Кто знает, какими последствиями могла закончиться у меня эта болезнь, протянись процесс её выявления ещё несколько дней. А так, мне удалось перенести её в состоянии средней степени тяжести. Да и в госпиталь в Термезе я попал практически через день после "пожелтения". И это очень оперативно, если взять в учёт, что оформление визы в паспорт могло затянуться на неделю. При чём здесь Казаков? Просто он растормошил строевую часть, позвонил начальнику медицинской службы и ускорил процесс в разы.
  
   Находясь с батальоном большую часть рейдовых операций, Сергей Казаков не скупился делиться с нами своими познаниями в вопросах медицины. Нет, конечно же, не углубленно, учитывая то, что мне сие было, в общем, без надобности. Во всяком случае, оказывать первую, так называемую, не квалифицированную помощь, включая и введение инъекции обезболивающего средства Промодол, я научился. Не говоря уже о наложении повязки любой сложности. В Афгане это было необходимо. Да и после возвращения в Союз для меня сдать практический зачёт по военно-медицинской подготовке не представляло проблемы.
  
   О мелких болячках, травмах, различного вида аллергических проявлениях, с которыми мне приходилось обращаться к Сергею, упоминать не буду. Скажу только то, что в любой момент можно было к нему обратиться, получить не только необходимое лечение с применением некоторых методов народной медицины, но и получить исчерпывающую информацию о заболевании и способы дальнейшей профилактики. Чувствуете, как я сейчас "подкован" в медицинских вопросах? А ведь фундамент знаний и навыков был заложен именно Сергеем Казаковым тогда, в далёкие восьмидесятые годы прошлого столетия. Непередаваемая словами благодарность ему за это.
  
   Ещё одни воспоминания вскользь. Командир взвода автоматических гранатомётов АГС-17 "Пламя" старший лейтенант Лучников Игорь Борисович. Именно с ним у меня был связан один эпизод, который мог стоить мне жизни. Батальон в то время уже был назначен на охранение трассы Термез-Кабул и располагался на охранении. Не стоит создавать секрета там, где это не нужно. Все проблемы обеспечения жизни и деятельности подчинённого личного состава легли на плечи начальников гарнизонов. Получение на складе батальона продуктов питания, постельного белья, имущества и боеприпасов, подвоз воды из ближайших водоисточников, банно-прачечное обслуживание, и в конце-концов, добыча дров для топки печек. Если, допустим, кое-где кухни, в которых готовили пищу, были оборудованы форсунками, работающими на дизельном топливе, то на моём гарнизоне этой роскоши не оказалось. Вернее они были, но, как это свойственно нашей армии, находились в не работоспособном состоянии. Вот вам и новая проблема. Дрова. Впрочем, решить её удалось довольно легко.
  
   Возле самого крайнего 17-го гарнизона нашего батальона, занимаемого взводом АГС, находилось несколько полностью покинутых местными жителями кишлаков. Нахождение рядом с этим гарнизоном заброшенных кишлаков сделало его в холодное время года местом своеобразного "склада дров" для находящихся поблизости гарнизонов. Хоть стены домов местных жителей были сложены из саманного кирпича, но придумать что-то более совершенное для перекрытия потолков, кроме как деревянных столбов и брёвен, местные жители-афганцы пока что тогда не смогли. Вот и научились мы извлекать эти самые брёвна и доски из глинобитной массы заброшенных домов. С помощью кирки и лома такая работа представлялась довольно тяжёлой. А вот использование взрывных свойств тротиловых шашек - это всегда пожалуйста. Представляете себе подобное действие? Наверное, представляете. Обычное дело. В стене, в нижней её части, делается отверстие определённого размера. В него закладывается взрывчатка. Что бы взрывная сила не уходила в сторону, взрывчатку засыпали землёй или обломками глины. Бах! Стена рухнула и брёвна вышли наружу. Теперь, извлекай их, миленьких, из кучи камыша, травы и глины, грузи на машину, вези на свой гарнизон и используй в качестве дров или строительного материала. Возможно, кто-то по своему незнанию скажет, что это, в сущности, незаконно. Ну и что. Мало ли в военное время нарушалось законов. Вот именно поэтому и повадились со всех близлежащих гарнизонов ездить на этот гарнозон "за дровами". К сожалению, более близкого и относительно безопасного места в округе не было.
  
   Один самый доступный заброшенный кишлак находился метрах в трёхстах от гарнизона Лучникова. Мы были уверены на все сто процентов, что "Шакро" всегда прикроет и подстрахует. Не даст в обиду однополчан. Мне довольно часто приходилось вывозить оттуда брёвна, которые уже на своём гарнизоне мы распиливали и рубили на дрова. Да и как строительный материал использовали не редко. Обычно это делали во время получения продовольствия на складе батальона. Всё равно нужно было ехать в город Саманган. А оттуда до Игоря - рукой подать. Заезжал я на командный пункт батальона на машине ГАЗ-66, на кузове которой находилась бочка в 1200 литров, получал продукты, заполнял бочку водой из скважины, брал на склада взрывчатку и остальные причиндалы для производства взрывных работ, и ехал на гарнизон No17. Со мной, кроме водителя, как правило был ещё кто-нибудь из солдат. Больше брать никого не было возможности. На обратном пути кузов машины был загружен под завязку. А в кабину, на кожух капота, можно было посадить только одного.
  
   Случай, о котором я хочу рассказать, произошёл уже весной 1983 года. До замены мне оставалось всего ничего. Отправился я, как обычно, в начале месяца на штатные заготовки продовольствия. Получил всё нужное в батальоне, залил воду по самую горловину, что бы качка машины была меньшей, "затарился" тротиловыми шашками, к которым мне в "довесок" присоединили гранаты к РПГ, не сошедшие при выстреле, и отправился к Лучникову. Как обычно, прежде чем ехать к кишлаку на облюбованное мной место, заехал непосредственно на гарнизон и договорился с Игорем, что он поставит дополнительного наблюдателя в сторону наших "работ", и прикроет нас, что бы не позволить "духам" незаметно подкрасться к работающим в поте лица товарищам, в случае чего, огнём АГС и башенных пулемётов.
  
   Отправились мы в кишлак. Выбрали себе домик, где, по моим расчётам, в потолочном перекрытии имелись нужные мне брёвна, расковыряли в нижней части стены в углу нишу для закладывания заряда. Своих солдат с машиной я отправил метров на сто от дома, в прямой видимости, что бы не пострадали от взрыва. Сам заложил заряд и поджёг бикфордов шнур. Понятное дело, что никаких расчётов мощности заряда я не делал. Да и зачем? В общем, как и планировалось, от взрыва две стены полностью завалились, прихватив с собой и часть третьей. Брёвна перекрытия, хоть и присыпанные развалившейся глиной, оказались снаружи. Бери и грузи на машину. Подъехали на машине мои солдатики. Начали мы извлекать брёвна и готовить их к погрузке. Что бы облегчить работу, я решил подогнать ГАЗ-66 задним ходом ближе к брёвнам. Сам сел за руль. И, вот беда! Не заметил яму, в которую и въехал левым задним колесом. Машина накренилась, и под тяжестью дополнительных 1200 литров воды в бочке, легла на бок. Ни поломок, ни даже мелких повреждений. Вылез я из кабины и начал чесать затылок. Положение, скажу я вам, аховое. Мы остались втроём без транспорта. До гарнизона три десятка метров. Появись рядом где-то "духи", даже уйти по открытой местности не успеем. Даже под прикрытием огня гарнизона. Да и машину бросать жалко. Вот вам и заготовил дрова. Тут, вижу, что ко мне катит БТР-70, во главе с Игорем Лучниковым. Оказывается, наблюдатель увидел как моя машина сделала кувырок, доложил начальнику гарнизона. Тот, поняв, что положение бедственное, в любой момент могут появиться "духи", которых в этой местности было довольно много, и поспешил на помощь, на всякий случай, выставив дополнительный заслон имеющимися у него средствами.
  
   Скажу кратко. Машину с помощью БТР-70 поставили на колёса. Загрузили общими усилиями бочку и брёвна. Выкурили "сигарету дружбы". Поблагодарил я Игоря за помощь с использованием русского языка. Пожали друг другу руки и разъехались по своим гарнизонам. Чем ещё, кроме "Спасибо", я мог его отблагодарить? Водки в магазинах не найти. Деньгами и подарками можно обидеть. Зато, благодарность ему, вместе с памятью осталась на всю жизнь. Спасибо тебе, Игорёк, за всё.
  
  6
  
   Самое время обратить свой взор к военнослужащим срочной службы, с которыми мне довелось два года находиться в одинаковых условиях под одним и тем же небом. Естественно, всех упоминать здесь не имеется смысла и не представляется возможным. Да и были такие люди, о которых, и вспоминать-то, желания нет.
  
   Начну, пожалуй, со своего заместителя командира первого огневого взвода сержанта Фаворского Юрия Георгиевича. Доподлинно и без бравады скажу, что если бы не он, мой жизненный путь был бы, пожалуй, закончен 31 августа 1981 года. Как это было? Могу рассказать.
  
   31 августа 1981 г. Накануне вечером часть нашего третьего горнострелкового батальона была высажена в глубине Мармольского ущелья с целью, перекрыть возможный отход банд из района блокирования. Заняли позиции на верхушке горы высотой 2580. Командир батальона распределил участки обороны. Что вполне закономерно для пехоты, моей группе миномётчиков дали свой, самостоятельный участок обороны впереди командного пункта батальона. На правом фланге моей огневой позиции, или, лучше выразиться по-пехотному, взводного опорного пункта, у меня никого из соседей не оказалось. Правда и скат горы там составлял около 80˚. Без специальной подготовки и горного снаряжения даже при свете дня не всякий рискнул бы спуститься, не говоря уж о подняться, по такому крутому склону. Слева, метрах в 300, на соседней горке размещалась оборона 8-я горнострелковой роты. Сзади в 200 метрах тыл мне прикрывали противотанковый взвод и взвод автоматических гранатомётов батальона. Для надёжности обороны и самоуспокоения, попросил у командира 8-й роты усилить меня огневыми средствами, так как кроме автоматов и гранат в группе больше ничего не имелось. "С барского плеча" Валера Тенишев подкинул пулемётчика ПКМ и снайпера. Пока ещё было более-менее светло, распределил каждому расчёту места для занятия обороны. А темнело ведь очень быстро. Что ни говорите, однако подкрадывалась осень, и световые дни заметно сократились. Приказал всем зарываться в землю. Окопы отрывали на двоих человек. Так удобнее, если учесть, что в ночное время один человек отдыхает, другой - находится в охранении и готовности к открытию огня. Для двух миномётов оборудовали окопы с круговым сектором обстрела. Поработать пришлось всем изрядно. Мои подчинённые знали, что пока не зароются в землю, отдыхать не дам никому. Пусть сурово, зато оправдано. Для себя сами с прапорщиком Витьком Майбородой и связистом Саидом Курамшиным оборудовали отдельный окоп на переднем крае в центре позиции. И управлять огнём проще, и самим принимать действенное участие в отражении возможной атаки лучше всего. Хотя, не стоит отрицать и тот факт, что выбор места для своего окопа был сделан чисто по наитию, интуитивно. Ведь все артиллерийские руководства трактовали расположение окопа командира взвода за окопами миномётов. Справа прикрывать фланг и открытый скат горы я поставил пулемётчика из восьмой роты. Окоп снайпера располагался метрах в 10 впереди моего окопа. К 12 часам ночи кое-как смогли закончить окапываться. Полностью обошёл все окопы, проверил их готовность и только после этого назначил время дежурства, старших смен, порядок несения службы и непосредственно состав смен. Дал команду свободным от дежурства ложиться отдыхать. Улеглись отдыхать в своём окопе и мы с Майбородой.
  
   Буквально через тридцать минут я проснулся от интенсивной стрельбы. Огонь вёлся в нашу сторону с довольно большой плотностью. На позицию моей группы напала банда. По плотности огня и количеству одновременных подбадривающих себя криков нападавших, по моим скромным прикидкам внизу находилось около 300 человек "духов". На нашу беду от подножья горы, на которой оказалась в обороне моя группа миномётчиков, к её вершине, вела горная тропинка, о существовании которой я не имел понятие и не удосужился разведать сразу же после десантирования. Что поделать? "Опыт, как и и...я приходит с годами". Видимо, находящаяся где-то поблизости банда или её информаторы, заметили высадку десанта с вертолётов, подсчитали примерную численность всех высадившихся на вершинах гор (один вертолёт МИ-8 поднимает 10-15 человек, а если учесть вооружение, то десяток выйдет самое максимальное) и басмачи решили под покровом ночи вырезать мою отдельную группу только холодным оружием. Можно предположить, что за подготовкой огневой позиции душманы наблюдали уже давно. Пока на позиции было заметно движение - они тихонько ждали. После окончания движения, выждав около получаса, что бы шурави успели крепко уснуть, "духи" начали движение непосредственно к району нашей обороны. Подошли они почти вплотную, на дальность около 50-60 метров. Судя по тому, что шли очень тихо, своё стрелковое оружие применять вообще не собирались. Ночь, как назло, была непроглядная. На небе ни тебе луны, ни тебе звёзд. Хоть глаз выколи! Казалось, что отойди на пару шагов от окопа, и обратно вернуться уже не найдёшь дороги. И тут, на тебе, напасть. Нападение банды.
  
   Спасло нас всех то, что охранение на позиции моей группы бдительно несло службу. Старший смены, мой заместитель командира взвода сержант Юра Фаворский, заметил в кромешной темноте какое-то подозрительное движение. Зная, что впереди своих подразделений нет, и быть не может, он выстрелил короткой очередью из автомата в сторону этого движения. Стрелял чисто для проверки и того же самого самоуспокоения. Душманы видимо подумали, что шурави их обнаружили, не выдержали и открыли ответный огонь. Это послужило сигналом к отражению атаки. Последующий бой описывать не стану. С большим трудом, малыми силами, отбились. Потерь безвозвратных за время этого боя у меня не оказалось. Все сержанты и наводчики миномётов действовали правильно, самоотверженно, защищая не только свою жизнь, но и жизнь тех, кто на этот раз сплоховал. Что бы было, если бы Фаворский в это время просто прикорнул или побоялся стрелять в неизвестность, дабы не потревожить меня и остальных отдыхающих? Взяли бы нас, несчастные два десятка советских военнослужащих, в ножи и порубили бы афганскими мечами. Один образец такового остался лежать на месте, где погиб один из нападавших душман. И Фаворскому Ю.Г. я должен высказать свою искреннюю благодарность за то, что до сих пор числюсь в списках живых. В качестве восполнения того, что не сделал этого сразу в то далёкое уже время. Было как-то не до того, да и возраст сдержал меня от проявления излишних эмоций в отношении подчинённого. На память о том бое у меня так и осталась прядь седых волос, появившаяся в двадцать три года отроду. А у сержанта Фаворского появилась боевая медаль "За отвагу". И не только за этот ночной бой. Скорее наоборот. За ту рейдовую операцию боевые награды не получил ни один человек из нашего батальона. Так уж получилось, что за чужие ошибки ответили мы.
  
   Особую признательность в моём сердце вызывает заместитель командира третьего огневого взвода 82-мм автоматических миномётов "Василёк" сержант Коровников Сергей Егорович. Настоящий человек, прекрасный сержант, надёжный друг во всех делах. Оговорюсь. Свою дружбу Сергею я предложить открыто не смог. Связывали рамки служебного положения и несколько абсурдные понятия офицерского этикета. Не могло в то время, по моим понятиям, проявляться предпочтение одного военнослужащего срочной службы перед другими, вызванного дружбой. Хотя, никаких препятствий для настоящей воинской дружбы между нами не было. Даже, наоборот. Все симптомы говорили о ней. Возраста мы с ним были практически одного. За его силу, профессионализм, умение воспитывать подчинённых, храбрость в боевой обстановке, рассудительность, умный подход к решению любых поставленных задач, я его очень уважал. Да и не я один. Все офицеры и прапорщики миномётной батареи и даже нашего батальона, искренне уважали этого сержанта. Командиры рот и взводов даже завидовали нам, миномётчикам за то, что у нас есть такой человек, на которого можно полностью положиться. Вполне естественно, что и в остальных подразделениях батальона имелись подобные Сергею Коровникову сержанты. Не может быть такого, что среди пяти сотен личного состава батальона он был единственным экземпляром. Но ведь и принцип - "Хорошего - много не бывает", имел место. Разве в любой роте было бы плохо, если бы в каждом взводе на должности заместителя командира взвода был сильный руководитель? Отлично! Превосходно! Выше всяких надежд!
  
   Но у Сергея были ещё качества, которые значительно выделяли его из общей массы таких же, как и он, "армейских звёзд". Возраст здесь не самое главное. Были у нас и другие военнослужащие, которые старше на пару-тройку лет остальных своих сослуживцев. Дело, в общем, не столько в возрасте. Коровников после окончания школы и до службы в армии, успел в своей жизни испытать довольно много трудностей. Пришлось поработать ему и шахтёров, добывая из недр земли уголь. И морскую качку испытать далеко не в качестве пассажира. Вдобавок ко всему этому, в Афганистан он приехал уже женатым человеком, имея сына. Видимо эти трудности в купе с полученным от родителей несгибаемым характером, сделали его превосходным руководителем равных ему по должности и младших товарищей. Сколько я его помню с момента своего прибытия в батарею, он являлся на "зимних квартирах" постоянным нештатным заместителем старшины батареи. Не путайте с каптёрщиком. Именно заместителем старшины. В чём разница? Кто этого не знает, видимо, в армии не служил. Хотя, кое-где, допустим, бытовало и такое, что каптёрщик, (или, если правильнее, каптенармус) в отсутствии в подразделении офицеров и прапорщиков, запросто "рулил" этим подразделением. Так вот. При нештатном каптёрщике батареи, из числа солдат, каковым у нас был рядовой Юсупов А.У., Коровников запросто исполнял, в отсутствии оного, все обязанности старшины батареи. Водил батарею на приём пищи в столовую, в баню, к месту построения и развод, назначал и доводил список лиц назначенных в наряд на следующий день, проводил вечернюю поверку, занимался получением и сдачей на склады части всевозможного имущества, готовил экипировку к выезду на операции и прочее и прочее. Не стоит сразу же делать вывод, что старшина у нас ничего не делал вообще. Если учесть, что прапорщику Ганиеву пришлось в Афганистане прослужить без малого три года, то его можно понять. Нашёл и подготовил себе помощника, а, если точнее, то замещающего из числа сержантов, и решал только организационные вопросы. Да и говоря, положа руку на сердце, контакт между военнослужащими срочной службы был более прочным, что только способствовало качественному выполнению задач различного характера. В общем, как ни посмотри на нештатную должность Коровникова, был он для всех нас незаменимым помощником и проводником всех приказов и распоряжений. Главное, ему не нужно было повторять несколько раз и контролировать исполнение. Своевременность и качество были гарантированы.
  
   Это только стандартная сторона общей характеристики Сергея Коровникова. Без "натяжек", привирания, фантазирования и выдачи "желаемого за действительное". Как было, так и говорю.
  
   Важнее, пожалуй, были наши взаимодействия с заместителем командира третьего огневого взвода 82-мм автоматических миномётов "Василёк" сержантом Коровниковым Сергеем Егоровичем во время проведения рейдовых операций. Вы уже, наверное, заметили, что я предпочитаю больше рассказывать о тех, кто находился рядом со мной, кого я мог видеть своими глазами, запомнить по тем поступкам, которые свершились в моём присутствии. Как-то неуютно себя чувствую, если приходится передавать чужие впечатления и мнения. Сразу же появляется немалая вероятность "субъективного налёта" передаваемой информации. Так и в данном случае. Сергея мне пришлось видеть непосредственно в боевой обстановке. Так уж получилось, что он всегда входил в состав той подгруппы, где был его командир взвода прапорщик Майборода В.В. А последний, почти всегда, входил от миномётной батареи в состав моей группы. Вот и сложилось, что Сергей зачастую во время наших пеших походов по горам, не для прогулок, а для выполнения боевых задач, находился рядом со мной. Именно рядом. Можно было всегда видеть, что не во исполнении моего приказа, а по собственной инициативе, сержанты Коровников С.Е. и Фаворский Ю.Г., радиотелефонист рядовой Курамшин С.Р. (связист взвода управления батареи) следовали рядом со мной. Тогда, более тридцати лет назад, это воспринималось больше как их желание своевременно получить от меня нужные указания. Хотя, это, наверное, не совсем правильно. Со своим хорошо поставленным громким голосом я мог бы отдать любые приказания на удалении более ста метров. Причём, не напрягая особо голосовые связки. Опыт управления огнём батареи, занимающей по фронту более двухсот метров, без каких-то средств усиления, типа мегафон, у меня имелся. Так что, анализируя сейчас поведение этих двух сержантов, отдаю себе отчёт, что находились всегда они рядом со мной совершенно по другой причине. Видимо по взаимному сговору они просто страховали меня от возможных опасностей, порой прикрывая собой. С их стороны это было опасно и совершенно неосторожно. Любому понятно, что первичной целью душманского снайпера всегда были офицеры и командиры любого уровня. Хоть по форме одежды мы от солдат практически не отличались, однако хороший наблюдатель по поведению мог легко отличить командира от простого солдата. Естественно, стрельба по мне могла задеть и их. Вот такой расклад дела.
  
   Следующий момент. Сергей Коровников обладал внушительной силой и неимоверной выносливостью. Да и фигура у него была солидная. Крепкий парень, которому довелось накачать свои мышцы не в тренажёрном зале, а в шахте, вырубая уголёк для страны, легко и просто по ложементам с использованием полиспастов, в одиночку закатывал в кузов комплекса 2К-21 автоматический миномёт 2Б-9 весом 622 килограмма. Во время переходов по горам ему приходилось переносить на своих плечах весь неприкосновенный запас воды для группы. А это жестяная афганская фляга ёмкостью в двадцать пять литров. Это, не считая вещевого мешка, оружия и боеприпасов. Мало того, что он сам нёс на своих плечах солидный груз, так и удосуживался помогать товарищам, выбившимся из сил, беря у них какие-то вещи из их имущества. Не всякому такое было под силу.
  
   Во время боя Сергею также равных не было. Зарекомендовав себя только положительно в злополучном ночном бою, весь остальной свой период службы он не дал ни разу повода усомниться в личных качествах. Так как в горах его автоматический миномёт был мало эффективен, а подменять штатный миномётный расчёт "Подноса" было не принято, он обычно или занимал место стрелка рядом со мной, или помогал готовить мины к стрельбе. Сами понимаете, что такое быть "на подхвате". Вроде бы и при деле, а вроде и нет. Зато, назначить его старшим дежурной смены во время ночёвок, было делом верным. Так как в моей группе, кроме меня был только прапорщик Майборода, то Коровникова мы могли привлечь в качестве старшего на равных правах. В общем, надёжнее человека можно было и не искать. Научил он меня многому. И порядочности. И верности. И профессионализму. И отсутствию суетливости в делах. Понятное дело, что, как и у любого человека, у меня все эти качества присутствовали. Опять же. Хорошему учиться можно всю жизнь, накапливая знания и опыт, порой, даже копируя того, кто тебе по душе. Да и вообще. Не зря ведь у него на груди сияет самая ценная медаль "За отвагу". Награда, полученная на войне. Заслуженно.
  
   О сержанте Коровникове С.Е. можно говорить ещё очень даже много. Нравился мне этот человек тогда. Не ослабла эта симпатия к нему и сейчас. Долго мне пришлось искать, где сейчас живёт он. И вот только сейчас, через тридцать лет, удалось его найти. Пока о его послевоенной жизни я ничего не знаю. Но, обязательно узнаю и расскажу всем вам.
  
   Ещё пару примеров я всё-таки приведу вкратце, дабы не злоупотреблять вашим терпением. Радиотелефонист рядовой Курамшин Саид Рафатович. Больше года на всех рейдовых операциях с этим человеком мы были рядом. Именно он постоянно обеспечивал меня радиосвязью с командиром батальона, порой прикрывая меня своим телом. Татарин по национальности, среднего роста, худощавый, даже излишне, несколько сутулый, возможно от привычки распределять вес радиостанции по всей спине, ничем особо внешне не выделяющийся. И гражданская профессия у него была самая, что ни на есть мирная - преподаватель трудового обучения в школе. Всегда меня удивляла неимоверная выносливость и жизненный оптимизм Саида. Кроме обычной экипировки солдата, которая вместе с автоматом составляла около 10 килограмм, ему досталось постоянно переносить радиостанция Р-107 М. А это довольно тяжёлая и неудобная штуковина.
  
   Продолжу более конкретно свой рассказ о Саиде Курамшине. Сила привычки - большое дело в любой нашей работе. Почувствовав надёжность своего "персонального" связиста с первых совместных операций, я настоял на том, чтобы связь мне во всех дальнейших рейдах обеспечивал только именно Саид. Можете мне поверить, в этом решении в дальнейшем я не разочаровался. Человек понимал меня не только с полуслова, но и с полувзгляда. Мне не надо было, как это часто показывают в фильмах, говорить: "Где связист? Дай связь с комбатом!". Связист всегда был рядом со мной, и достаточно мне было протянуть руку, как наушники с тангентой оказывались у меня в руке. Запомнился мне эпизод, когда во время рейдовой операции в районе ущелья Мармоль нам пришлось отражать ночную атаку басмачей 31 августа 1981 года. Да и забыть его я не смогу, наверное, до самой смерти. Бой этот я уже упоминал в данном рассказе. Дополню только подробностями, связанными с Саидом Курамшиным. Ошибкой моей было то, что свой окоп мы отрыли больше для удобства отдыха, а не для ведения боя. Ни в одном наставлении окопов такой формы и размеров не найдёшь. Это даже не окоп, а углубление в земле, способное разместить для отдыха и отражения нападения трёх человек, в положении лёжа, широкой стороной направленное в сторону возможного подхода противника. Глубина окопа где-то сантиметров 80, так что огонь можно вести из положения с колена. В результате из своего окопа стрелять тогда мы могли только с прапорщиком Майбородой. Курамшин с радиостанцией размещался у нас за спинами. В первые минуты боя получил ранение в правую руку снайпер, приданный мне из восьмой горнострелковой роты. Вдобавок ко всему, он приполз в наш окоп, не забыв притащить в левой руке свою винтовку СВД. Курамшин на скорую руку сделал ему перевязку и уложил рядом с собой за нашими спинами. В нашем окопе развернуться стало совершенно невозможно, хотя в запале боя это особо не чувствовалось. Только после боя в голову пришла шальная мысль, что если бы духи подошли вплотную к окопу, достаточно было бы одной очереди из автомата, или одной гранаты, чтобы прекратить существование всех нас четверых. В бою же отчаяние удесятерило силы и позволило предпринять всё возможное, и даже сверхвозможное, чтобы не допустить прорыва банды. Поверьте, это только в боевиках автомат способен стрелять очередями с одним и тем же пристёгнутым магазином минуту и даже больше. В реальности магазин на 30 патрон "вылетает" одной очередью за 3 секунды, и даже, если у тебя пять магазинов, этого хватит, в лучшем случае, на 3-4 минуты ночного боя. Благо, интуиция нам с Витей Майбородой подсказала вести огонь по очереди, чтобы во время перезаряжания автоматов, плотность огня не ослабевала. Опустошённые магазины мы бросали на дно окопа, где их подбирал Саид и набивал патронами. С учётом его запасов у нас имелось 14 магазинов, плюс по 450 патронов у каждого в пачках. Естественно, полностью по 30 штук патрон в магазин Саид набивать не успевал, поэтому, сколько набьёт, столько и передаёт нам. К слову сказать, норматив по снаряжению магазинов патронами Курамшин выполнил на отлично, и этим, заработал право на жизнь не только себе, но и нам, да и, возможно, всей моей группе. Ведь кроме двух наших "стволов" я слышал со стороны обороны ещё от силы 5-6 автоматов. Да с правого фланга уверенно и деловито давил на психику наступающих душманов пулемёт ПКМ. А это значит, что две трети моей группы не смели поднять голову из окопов, а тем более, вести огонь по нападавшим. В какой то момент сложилось впечатление, что банда подошла метров на 25-30 и достаточно одного рывка, чтобы бой перешёл в рукопашную схватку. Отбиться от превосходящего по численности противника мы были не в силах. В дело пошли гранаты: сначала наступательные РГД-5, а потом и Ф-1. Благо, гранат у нас троих было более 15 штук. По нашему примеру пустили в ход гранаты и остальные из моей группы. Огонь духов начал ослабевать. Банда с моего участка отошла и попыталась прорвать оборону восьмой горнострелковой роты. Эта попытка имела более плачевный результат, чем на моём участке обороны, так как вооружение роты было более солидное, чем в миномётной батарее. Этот бой сделал мою привязанность к Саиду ещё прочнее. Весной 1982 года Курамшин С.Р., отслужив положенный срок, уволился в запас и уехал к себе на родину. Уехал с боевой наградой, которую заслужил. Медаль "За отвагу" даётся не зря. Значит, эта отвага была, имела место. Долгое время мы с ним переписывались, но так уж случилось, что почти одновременно он изменил свой адрес жительства, а я место службы, и наша связь оборвалась.
  
   Ещё раз, напоследок, испытаю ваше терпение. Просто не хотелось бы обойти стороной этого человека. Наводчик миномёта рядовой Горнак Василий Фёдорович. По национальности белорус, с характерными для белорусов чертами лица и неистребимым акцентом. Маленького роста, худощавый, даже несколько хрупкий, настоящий уроженец села, умеющий делать всё, что необходимо в хозяйстве и жизни. Родители не пожалели для него времени и старания, чтобы воспитать настоящим человеком. И спасибо им - это удалось в полной мере. Не стану уже сейчас скрывать, это был мой любимец, хотя ни своими действиями, ни отношением, я в те далёкие годы, этого старался не показывать, зная, как ревниво относятся к любимцам командиров остальные солдаты и сержанты срочной службы. А характер у Васи был действительно золотой. Спокойный, уравновешенный, миролюбивый, готовый в любую секунду прийти на помощь не только другу, но и незнакомому человеку. Особенно мне жалко было Васю Горнака, когда мы выходили пешим порядком в горы. Труба миномёта по длине была почти такого же размера, как и рост Василия. Надев вьюк с трубой, Горнак становился похожим на муравья, который старался перетащить спичку, или на завод, над которым возвышается труба котельной. Я и сейчас не могу понять, откуда у него брались силы нести всё, что было на нём навешено. Причём, в самые тяжёлые моменты, когда, кажется, сил больше нет, Вася отказывался от предложенной ему помощи и продолжал с упорством всё того же муравья, тащить поклажу. И за прицелом миномёта, на своём штатном месте, Горнак научился работать качественно, с крестьянской основательностью и смекалкой, используя не только свой личный опыт, но и перенимая передовые технологии других наводчиков, которыми, к слову будет сказано, все наводчики в батарее обменивались бескорыстно и постоянно. Когда осенью 1982 года командиры миномётов, отслужив свой срок, должны были увольняться в запас, я предложил Горнаку В.Ф. назначить его на место Фаворского Ю.Г. От этого предложения Горнак честно отказался, признавшись, что у него нет командирских качеств. А согласиться, ради того, чтобы получить сержантские лычки, и потом подвести своих командиров, он не хочет. Вместе с Горнаком мы служили до конца моей службы в Афганистане. Из Афгана Горнак В.Ф. вернулся с боевой медалью "За отвагу".
  
  7
  
   Можно было бы ещё приводить примеры того, как где-то, когда-то, кто-то из моих сослуживцев мне помогал, или учил. Можете мне верить или не верить, но в Афганистане пришлось все два года учиться. В начальный период - практически всему, что необходимо на войне с бандами. Потом - в менее глобальных масштабах. Хорошо, что делились своими знаниями и опытом все. Не боясь того, что разгласят "свою личную тайну". Основная цель - помочь однополчанам, снизить трудности и потери до минимума. Лично я благодарен всем сержантам, солдатам, прапорщикам и офицерам нашего батальона и полка за хорошую учёбу. Благодаря этому я остался целым и невредимым.
  
   Возможно, у некоторых из вас возникло впечатление, что, я обязан в чём-то слишком многим людям, с которыми мне пришлось служить в Афганистане? А, почему бы, нет? Так оно было на самом деле. Все мы зависим от обстоятельств, которые нас повсеместно окружают. Представьте себе, такой пример. Во время боевых действий вы в одиночку оказались на линии огня снайпера. Выбора, как такового у него особо нет, и он обязательно выстрелит именно в вас. Если, конечно, у него имеется такая задача. Если же рядом с вами ещё несколько человек, то шансы уцелеть у вас увеличиваются в разы. Вот вам и вся "теория вероятности". Вот вам и "что бы было, если бы...". В любом случае, я благодарен судьбе за то, что "за речкой" тридцать лет назад она свела меня с теми людьми, именно с которыми мне непосредственно пришлось служить. За то, что мне довелось вернуться из этой "командировки" в мае 1983 года живым и невредимым. За дружбу, которая сохранилась, несмотря на прошедшее время. За желание найти и встретиться с однополчанами. В общем, за всё то, что было сделано и за то, что сделать не пришлось. И ещё. Хочется верить, что какую-то благодарность заслужил и я сам. Ведь делал же всё от меня зависящее, что бы никто в бою и повседневной жизни не пострадал? Ведь так получилось, что за два года службы в моём первом огневом взводе миномётной батареи не погиб ни один человек? Значит, делал я, вроде бы, всё правильно? Вот и славненько.
  
  
  
  

Оценка: 6.29*4  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023