ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Чеботарёв Сергей Иванович
Гарнизон Хазрати-Султан.

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.50*5  Ваша оценка:
  Гарнизон Хазрати-Султан.
  
   Воспоминания о том, уже довольно далёком по времени периоде, когда мне пришлось находиться на территории Афганистана, невольно заставляют и сейчас задуматься о том, кто и как в своё время там служил. И, говоря откровенно, на ум приходит такой радостный вывод, что мне, по сути дела, довольно сильно повезло с тем, как сложился расклад этих моих двух лет службы "за речкой". Судите сами.
  
   В мою бытность там, "за речкой", с мая 1981 года и по сентябрь 1982 года наш третий горнострелковый батальон находился в составе определённых избранных батальонов, непосредственно участвующих в рейдовых операциях. В среднем по времени, расклад был такой: от двух недель и чуть более - в пункте постоянной дислокации полка, следующие две недели - в рейде. В период зимнего периода времени, в полку находились более длительный промежуток времени, так как все "нормальные" банды рассасывались по своим кишлакам, и находились в ожидании прихода тёплого периода времени. Воевать в горах в холодное время года им было не с руки. Бывали, конечно, и в этот, зимний период, выходы из расположения полка. Зачастую, с целью сопровождения колонн, блокировок и "чисток" кишлаков. Это не в счёт. Хотя, память фиксирует и такие случаи, когда батальон непосредственно вёл боевые действия с бандами и в декабре и в первые месяца 1982 года. Продолжительность этих выездов батальона за предела пункта постоянной дислокации были не значительной. Порой от недели и до десяти дней. Да и гонялись, как правило, за очень уж надоедливыми бандами, которые даже в период ненастья не хотели угомониться и продолжали покусывать местные власти или советские колонны. Ставили эти банды на место, и возвращались домой, к "любимым" нарядам, стройкам, хозяйственным работам. В общем, чуть менее полутора лет, участие в боевых действиях с бандформированиями, было нормой жизни.
  
   В сентябре 1982 года наш батальон заменил на охранении в зоне ответственности нашего полка, второй мотострелковый батальон. Большинство подразделений батальона теперь были разбросаны по гарнизонам с задачей обеспечения охраны важных объектов на дороге Термез-Кабул, а также трубопровода и перекачивающих станций вдоль этой же трассы. По сравнению с предыдущим годом боевой деятельности, наступил период, который можно назвать "межбездельем".
  
  1.
  
   Опять же, предамся некоторым размышлениям и самоанализу. Скажу без излишней "рисовки". Перевод батальона в ранг охранных, у многих из нас вызвал определённыё позитивные эмоции. Почему? Могу объяснить. Всё дело в том, что нахождение в статусе рейдового батальона, имело массу своеобразных трудностей. Пока мы находились в рейдовой операции, приходилось постоянно быть в напряжении, готовыми к бою с душманами, под угрозой возможной гибели. Да и об отдыхе в это время думать просто не приходилось. Те редкие дни, когда удавалось получить день передышки, уходили на приведение себя в порядок, обслуживание техники и вооружения, отсыпание. К концу второй недели у всех прогрессировала такая смертельная усталость, что хотелось в любое время просто лечь и поспать, невзирая на то, рядом банда или на большом удалении, существует опасность, или нет. Всё становилось "по барабану". И вот, колонна батальона направлялась в пункт постоянной дислокации.
  
   Приехав "домой", первые три дня в батальоне отводилось на "возвращение к жизни". Отдыхали, чистились, мылись, ремонтировали всё то, что было неисправным и ... пьянствовали. На четвёртый день начиналось привлечение личного состава батальона к несению службы в нарядах и выполнению хозяйственных работ различного профиля. Если с хозяйственными работами у офицеров и прапорщиков проблем особо не возникало, так как, в худшем случае могли послать тебя только старшим на объект, то вот с несением службы в различного рода нарядах, вопрос был иного свойства. Порой доходило до такого, что наряды следовали с периодичностью через два дня на третий. Что это такое в мирное время, многие знают. А в условиях окружающей опасности, психологическая нагрузка возрастала в разы. Особенно в карауле. Приходилось в ночное время проверять каждую смену, дабы не дать людям заснуть на посту. Страшно было не то, что у сонного часового заберут оружие, проникнут на пост и что-то украдут. Боялись того, что заснувший часовой просто уже не проснётся. Или его уведут в банду, и станет он "без вести пропавшим". В общем-то, это касалось не только караула. В любом наряде можно было ожидать подобных неприятностей. Возникает вопрос, почему же наряды следовали так часто? Всё потому, что в пункте постоянной дислокации обычно находились только: управление полка, рейдовый батальон (в то время, как он был свободен от операции), артиллерийская батарея полкового артиллерийского дивизиона (постоянно находившаяся на охранении расположения полка, если не привлекалась к проведению рейдовой операции), разведывательная рота (которую, чаще всего, в наряды не ставили в виду её занятости по выполнению своего непосредственного предназначения), батарея противотанковых управляемых реактивных снарядов ПТУРС (постоянно находившаяся на охранении расположения полка), зенитно-ракетная артиллерийская батарея (постоянно находившаяся на охранении расположения полка, как и батарея ПТУРС), ремонтная рота, рота материального обеспечения и отдельные взвода полкового подчинения. С уходом нашего батальона в рейд, остававшиеся в ППД подразделения, взваливали на себя всю тяжесть несения службы в нарядах. Им завидовать не приходилось. Порой, для того, что бы собрать очередной суточный наряд, приходилось снимать людей с внешнего охранения, и создавать сборный караул. После возвращения батальона из рейда, вся тяжесть нарядов и внутренних работ, перекладывалась на него. Смею заверить, что уже через две недели нахождения в полку, уставали так, что выход на очередную операцию становился праздником. Чисто для статистики. За две с небольшим недели июля 1981 года я удосужился отстоять восемь нарядов, в числе которых - шасть караулов. Вот в подобном "водовороте" и приходилось вращаться до сентября 1982 года.
  
  2.
  
   Перейдя в категорию охранников, сразу же стало "легко и вольготно". Опять же, у кого-то может возникнуть вполне закономерный вопрос:
  
   "Почему? Ведь опасность, как была, так и остаётся. Её в тот период времени в Афганистане никто не отменял. Возможны и нападения на гарнизон. Отбиться двумя с половиной десятком автоматов от банды, допустим, в сотню голов - дело бесперспективное. Да и при передвижении по дорогам "по служебной надобности", вероятность возрастает в разы, так как раньше рейдовые батальоны ходили в составе единой колонны, а это, как ни посмотри, более сотни стволов пулемётов, а теперь приходилось ездить на одной машине. В общем, положение более шаткое".
  
   Попробую дать разъяснение. В меру своих сил, возможностей и понимания данного вопроса.
  
   Опыт ведения боевых действий в составе рейдового батальона научил, что при расположении на месте, важнее всего обеспечить себе надёжное боевое охранение. Вдобавок к этому, зная тактику действия местных банд, не составило большого труда, обойдя по периметру свой гарнизон, излазив прилегающую к нему местность на наиболее скрытых участках, найти вероятные опасные направления для обороны. Вполне естественно, что, заняв гарнизон, на котором до меня размещался мотострелковый взвод с тремя бронетранспортёрами БТР-70в, пришлось почти полностью перепланировать весь боевой порядок. Первые пару недель весь личный состав не выпускал лопаты из рук. Рыли окопы для миномётов, ячейки для стрелков, хода сообщения, укрытия для машин. Не забыли и запасные позиции с тыльной стороны гарнизона. Оно понятно, что оборона гарнизона была построена скорее на интуиции, чем на основе Наставления по инженерному делу.
  
   Гарнизон, которым я командовал и называл "своим", находился на трассе Термез-Кабул в 22 километрах от Айбака, ближе к границе с СССР. Место это имело название по наименованию близлежащего кишлака Хазрати-Султан. Охраняли большой железобетонный мост через овраг, по которому протекала небольшая речушка Саманган. Мост, насколько я могу судить, был самым крупным из всех, которые имелись в зоне ответственности нашего полка. Естественно, железнодорожный мост через реку Аму-Дарья, не в счёт. Располагался гарнизон на небольшой возвышенности с левой стороны дороги. Самым ближайшим к гарнизону населённым пунктом афганцев был, как уже и говорилось, кишлак Хазрати-Султан. Располагался он где-то в полутора километрах к северо-западу от гарнизона, и своим краем находился в прямой видимости с наблюдательной вышки. Западнее гарнизона, в видимом невооружённым взглядом ущелье горного хребта, находился ещё один кишлак Саркие-Узбекиз. До него было где-то километра два. К нему от Хазрати-Султана вела грунтовая дорога, идущая вдоль гор. Правильнее будет сказать, что эта дорога вела от Хазрати-Султана прямо до Айбака. Так называемая, старая Кабульская дорога. Высота близлежащих горных хребтов колебалась от 1500 до 1650 метров. Не шибко, что бы высоко. По сведениям разведки и ориентировкам афганских активистов, в глубине ущелья кишлака Саркие-Узбекиз располагалась басмаческая зона, не предпринимавшая особо активных боевых действий против советских войск. Эту дорогу, на всякий случай, я пристрелял из миномётов, и не позволял афганским машинам без моего разрешения туда ездить. Скажу прямо, с моей стороны это было самым настоящим самоуправством, не подкреплённым никакими юридическими нормами и приказами. Хотя, моё самоуправство привело к тому, что меня в округе уважали, как начальника. Нужно тебе проехать в ущелье - остановись возле гарнизона и вызови начальника. Приду с переводчиком, узнаю цель поездки (хотя мне совершенно без разницы) и разрешу ехать (не было случая, что бы я не разрешал). Не сделаешь этого - можешь получить в борт или на крышу миномётную мину. С юга от гарнизона, где-то в пяти километрах, находилась топливоперекачивающая станция трубопроводного батальона, прикрываемая взводом от девятой мотострелковой роты. Нечто невзрачное и плохо оборудованное. Условия для жизни, что военнослужащих срочной службы, что командного состава, были поистине на грани каменного века. Находиться в землянках было просто неприятно. Поэтому, я приезжал туда только по крайней надобности за дизтопливом или керосином. В основном, предпочитал направлять туда кого-то из своих помощников. Остальные советские гарнизоны находились на более солидном удалении от меня, вдоль дороги. Хотя, ради интереса, я бывал и там.
  
   Отдельный элемент, не входящий, по большому счёту, в границы самого гарнизона. Для организации охраны и обороны моста в ночное время, на противоположной стороне моста был установлен ДОТ (долговременная огневая точка) со стандартным бронеколпаком. Конечно, сам ДОТ предназначался для установки в нём пулемёта ПКМ, однако, за неимением оного, приходилось усаживать в нём обычного автоматчика. Главное достоинство этой огневой точки было то, что в нём можно было закрыться, не боясь того, что тебя попросту украдут. А наличие телефонной связи, обеспечивало возможность вовремя поднять тревогу и дождаться подкрепления. Подходы к ДОТу со стороны поля, направленного к Хазрати-Султану, прикрывались минным полем и невзрывными заграждениями в виде МЗП (малозаметного препятствия), колючей проволоки и сигнальных мин. Установлено это минное поле было ещё до меня. Формуляр минного поля составлен не был. Мины, естественно, полностью заросли травой, в связи с чем, хождение по нему даже в дневное время представляло смертельную опасность. О чём весь личный состав гарнизона был строжайше предупреждён. Хотя, должен признаться, впустую. Всё-таки один мой подчинённый, по национальности чеченец, по просьбе своих земляков из предыдущего состава гарнизона, попытался достать спрятанные на минном поле вещи и деньги. Результат - остался на всю жизнь калекой без ступни ноги. Правда, после этого наглядного примера, "хождение" по минному полю военнослужащих срочной службы прекратилось на долгое время. Вообще-то, местное население знало о наличии возле гарнизона этого минного поля, и старались обходить данный участок местности стороной. Не знали, видимо, только представители дикой природы и домашний скот. Довольно часто в ночное время срабатывали сигнальные мины, заставляя меня направлять на противоположную сторону моста резервную группу дежурной смены. Да и ещё пару раз на минах подрывались корова и лошадь. Лошадь, естественно, "кошкой" вытащили с минного поля и закопали в землю, что бы, не допустить разложения, тошнотворного запаха и распространения заразы. А корова, как вполне закономерный трофей, пошла в пищу. Хозяева этих домашних животных, естественно, не обнаружились. Это дало возможность предполагать, в общем-то, больше в целях самоуспокоения своей совести, злонамеренной использование "духами" домашнего скота в целях разминирования прохода в минном поле перед гарнизоном.
  
   Что собой представлял МОЙ гарнизон? Участок относительно ровной поверхности земли, общей площадью чуть менее гектара. Это, если брать в расчёт ту местность, которую окаймляли столбы с колючей проволокой. Даже не совсем так, так как колючая проволока, усиленная МЗП окаймляла территорию только с двух сторон. Почему? Объясню в последующем своём повествовании. С южной стороны проходила трасса Термез-Кабул. Срез площадки гарнизона возвышался над дорогой в западной части метра на два, а в восточной - около шести метров. Видимо, при строительстве дороги пришлось срезать часть бугра, что бы бетонный мост через речушку сделать несколько ниже. Южную сторону гарнизона прикрывал забор из колючей проволоки, установленный на скате, так, что его верхний край не мешал вести огонь в эту сторону. Посредине забора имелась калитка, запиравшаяся металлическим засовом с внутренней стороны ограждения. С запада забор заканчивался обрывом. Западная сторона гарнизона была самой безопасной, так как представляла собой обрыв, глубиной около двадцати метров. По моим прикидкам, если бы на дне оврага, по которому текла речушка, построили девятиэтажный дом, крыша его вряд ли бы достала до края обрыва. Так как обрыв имел земляной вид и угол схода почти в девяносто градусов, подняться по нему бесшумно, даже хорошо подготовленному альпинисту, было весьма затруднительно. В любом случае внезапно могла произойти осыпь грунта. С этой стороны забора не было вообще. Беспечность? Может быть. Только учтите и такой момент, что найти столбы для забора в Афганистане, было делом крайне затруднительным. Тем более, что уже через четыре-пять лет нахождения во вкопанном состоянии, они требовали замены. Какое мне дело до того, что будет через четыре-пять лет? В общем-то, никакого. Только и зря тратить свои усилия и время на создание нового заграждения - неблагодарное занятие. В общем и целом, не было забора, и всё. Северная сторона выходила в чистое поле, на котором, метрах в трёхстах, раскинулся пункт постоянной дислокации батальона специального назначения. Моща, в количестве более шестисот активных штыков. Да ещё и огневых средств не меряно. Остатки забора из колючки с этой стороны можно было наблюдать с некоторыми разрывами. Но основу инженерного препятствия составляла всё тоже МЗП.
  
   МЗП. Кстати, весьма эффективная инженерная защита. Малозаметное препятствие, даже если его и заметишь, было более действенное средство, чем колючая проволока. Кто хоть раз пробовал ходить по разбросанной на земле и закреплённой колышками проволоке МЗП? Я, ради эксперимента, изволил испытать на себе все достоинства данного невзрывного прикрытия местности. При беге и быстрой ходьбе - гарантированное падение с последующим запутыванием всех конечностей и элементов вооружения. Медленно - тот же эффект, только в заторможенном виде. И, даже если попытаться передвигаться, ставя подошвы ног строго сверху вниз, всё равно, скоро запах земли ощутишь в пяти сантиметрах от носа. Единственно, что может помочь при преодолении МЗП - доска на всю длину заграждения. Только и это действие требует определённого времени и сноровки.
  
   Последняя, восточная сторона, имеющая продолжение плато, была огорожена более тщательно, чем все остальные три. Имелся выезд с гарнизона перегороженный шлагбаумом. Честно говоря, я и до сих пор не могу понять, для чего этот шлагбаумом был нужен. Как защита - нулевая. В качестве границы проезда - номинальная. Скорее всего, как атрибут военного назначения. При мне он был постоянно в поднятом состоянии, дабы не посылать людей из состава дежурной смены его постоянно открывать. Безалаберность? Не спорю. Это мой авторитет как командира, совершенно не подрывало. Естественно, что бы, не нарываться на неприятность со стороны старших начальников, стоило шлагбаумом просто снять. По принципу проверенной комиссией лопаты БСЛ-110, у которой при осмотре обнаружили десять недостатков. Выбросили лопату. Один недостаток - нет лопаты. Просто и на это мероприятие по демонтажу шлагбаума, не нашлось времени и желания. Стоит себе, и пусть стоит. Вот в принципе и всё об ограждении и фортификационном оборудовании гарнизона Хазрати-Султан.
  
   Прочее оборудование в чисто жилом отношении. Признаюсь, что в "наследство" мне от прежних хозяев досталось довольно неплохое для жизни и деятельности оборудование. Судите сами. Для проживания сержантов и солдат срочной службы были отрыты две солидные землянки, обращённые своими входами на север. Причём, судя по всему, их отделкой занимались ребятки "с руками", способные не только использовать различные подручные материалы, но и делать это более-менее качественно. Потолок в землянках был сделан из 100-мм труб, взятых в трубопроводном батальоне. Естественно, поверху труб настелили доски, которые потом засыпали грунтом. Ни крошки земли с потолка не падало, даже если на скате танцевать толпой. Стены и пол были сделаны из досок, взятых от снарядных ящиков. Имелись по два окошка, расположенные почти под самым потолком, что обеспечивало неплохое освещение в дневное время. Двери также были сделаны основательно, даже с элементами утепления на зимнее время. В каждой землянке стационарно установили печки-"буржуйки", которые потом обложили булыжником на цементном растворе. Кроме кроватей, прикроватных тумбочек, табуреток и пары столов, в каждой землянке имелась самодельная, вделанная в стенку возле входа, оружейная пирамида открытого типа на весь проживающий личный состав. Для удобства, на свободных стенах землянки, были сооружены настенные вешалки для шинелей, бушлатов и прочего обмундирования, полки для котелков, зеркала с полочками и прочая мелочёвка, что создавало в этих жилых помещениях казарменного типа, определённый уют. Стоит отметить, что после палаток в пункте постоянной дислокации полка, здесь, то есть в землянках, сержантам и солдатам срочной службы было значительно комфортнее и уютней. Летом слой земли не позволял нагреваться воздуху внутри землянки. Зимой, наоборот, тепло от печки сохранялось значительно дольше. В общем и целом, жаловаться на "пещерные условия жизни" военнослужащим срочной службы не приходилось. К слову сказать, но у нас в батальоне, практически на 90% гарнизонов, личный состав жил в землянках. Исключение составлял командный пункт батальона в Самангане, где жили в глинобитных домах, гарнизон Ларгана, где также имелся двухэтажный дом с башней, и КНП 7-й мотострелковой роты на источнике, где вообще гарнизон размещался в бывшем отеле, правда, уже довольно обтрёпанном временем.
  
   Самым, пожалуй, примечательным на моём гарнизоне был домик для офицеров и прапорщиков. Не скажу доподлинно, каким образом сия конструкция очутилась здесь, но этот домик был сделан из сборных конструкций модульного типа. То есть, стены представляли собой фанерные каркасы, между которыми находился утеплитель. Размеры домика были довольно внушительные. Представьте себе, что имелся тамбур, размером шесть на два метра. Стенка с дверью отгораживала наружный вход от большого помещения, размером шесть на шесть метров, в котором со временем была устроена настоящая Ленинская комната батареи. Следующая стенка отгораживала само помещение для отдыха командного состава гарнизона. Помещение, скажем так, не особо большое. Где-то шесть на три метра. В комнате было всё только то, что крайне необходимо для жизни: три солдатские кровати, три тумбочки, три табурета, стол, вешалка настенная, печка-буржуйка. Вот, в принципе, всё. Окна во всём этом домике были стандартные, только само их расположение обуславливалось определёнными принципами безопасности. В Ленинской комнате они выходили на южную сторону. В комнате отдыха - на восток. В тамбуре - на север. Хотя, о какой безопасности можно говорить, имея дело со сборными конструкциями? Пуля любого стрелкового оружия прошивала обе стенки домика насквозь. Так что за ними прятаться было бесполезно. Да и обороняться весьма проблематично. Единственный плюс - противник не мог видеть, что находится непосредственно за фанерой.
  
   Рядом с этим домиком, с промежутком около трёх метров, из саманного кирпича был построен ещё один домик, в котором поместили кладовую для вещевого имущества миномётной батареи. Можно теперь только предполагать, что с самого начала этот домик имел предназначение чисто для проживания командного состава гарнизона. Добротное строение, размером шесть метров на пять. Это было хозяйство старшины батареи, поэтому оно меня мало интересовало. Единственно, только в отношении общего порядка, да нахождением в нём моей личной повседневной формы одежды и чемодана.
  
   Между двумя вышеуказанными домиками, были поставлена наблюдательная вышка, высотой около десяти метров. Сварганили вышку из всё тех же труб для перекачки горючего. В светлое время суток на вышке постоянно находился вооружённый наблюдатель с биноклем. Основной его задачей являлся осмотр окрестностей в целях безопасности. Учитывая то, что у наблюдателя было связь с дежурным по гарнизону из числа сержантов, всё, что смогло хоть малость его заинтересовать, сразу же сообщалось в землянку, а уж оттуда, после ряда уточнений - мне. Не менее важной, пусть и неофициальной задачей наблюдателя являлось - не "проморгать" появление вблизи гарнизона начальства любого уровня. Не любит ведь начальство, когда его не встречают ещё на подходе к расположению воинского гарнизона. Хотя, что характерно, всегда стремится подкрасться незаметно, а потом уж "намылить холку" командиру, за "отсутствие порядка и организации службы войск". Хотя, стоит отметить, опасность появления начальства на гарнизоне могла проявиться только со стороны трассы Термез-Кабул в виде бронетранспортёра, что неминуемо давало мне фору во времени около пяти минут пока БТР свернёт с дороги и подъедет к въезду к шлагбауму, или со стороны десантно-штурмового батальона, с прилётом вертолётов. В этом случае наблюдатель держал под визуальным контролем пути подхода к гарнизону с северной стороны до самого отлёта вертушек. Во втором случае минут десять у меня имелось точно, так как от моего ограждения и до въезда в ППД этого батальона, проверяющим нужно было солидное расстояние протопать ножками. Да и ещё, не зная подхода к гарнизону, можно было попасть на проволоку МЗП, что давало мне дополнительное время для того, что бы сориентироваться.
  
   Дальше, за вторым домиком, располагалась небольшая землянка, в которой находился склад с боеприпасами. Здесь хранился весь запас дополнительных боеприпасов, в виде миномётных мин, гранат к противотанковому гранатомёту РПГ-7в, ручных гранат, патронов к автомату, сигнальных и осветительных ракет, дымов, мин, и даже взрывчатого вещества со средствами взрывания. Вполне естественно, этот склад был всё время в открытом состоянии. Хотя и имел дверь, закрывающуюся снаружи на крючок.
  
   Следующая достопримечательность моего гарнизона, о которой следует рассказать. Между линией домиков и позицией обороны с южной стороны, была построена баня, в которой вполне можно было мыться, заниматься стиркой белья и формы одежды. Сооружение, прямо скажу, самого незатейливого вида. Обычный домик из саманного кирпича, размерами где-то три на три метра. Со стороны входа в домик было пристроена глинобитная стенка в виде ещё одной комнаты, только уже без крыши. Это - раздевалка. В самой бане находились две ёмкости ЦВ-4 на 400 литров воды каждая, и полевая кухня КП-2-48, снятая с колёсного хода. Именно эта кухня и использовалась для подогрева воды. В одной её ёмкости лежали камни-булыжники, которые использовались для создания пара в помещении. Топилась кухня с помощью форсунок, которые, впрочем, довольно часто приходилось ремонтировать, так что, как резервный вариант, пришлось сделать самодельную капельницу из ресивера автомобиля и трубок, подающую керосин или дизтопливо на обычную алюминиевую миску, стоящую под котлами. Конечно, эта система нагревала воду дольше, да и давала больше копоти, однако же, своё предназначение полностью оправдывала. Зато проблем с керосином или дизтопливом не было никогда. На ближайшем гарнизоне трубопроводчиков, можно было всегда залить литров двести того или иного топлива. Одно время у меня появилась мысль использовать это горючее для обогрева землянок, однако, в целях пожарной безопасности, пришлось от этого отказаться. При мне печки топили только дровами, причём, даже для разжигания печей горючее не использовали. Видимо поэтому, даже предпосылок пожара у меня на гарнизоне не было.
  
   На гарнизоне имелся, что вполне естественно, пищеблок. Солидное название, не правда ли? Видимо стоит отметить, что вопросу приготовления пищи для личного состава первого огневого взвода миномётной батареи, отводилось первостепенное значение. Почему? Удосужившись в сентябре 1981 года подцепить желтуху, насмотревшись на все виды инфекционных заболеваний и в полку, и в госпитале, я просто не хотел, что бы у меня весь личный состав был "выбит" этими болезнями. Да и от нормального питания личного состава многое зависело. Тем более, что я и сам имел тогда неплохой опыт в приготовлении пищи, учитывая двухлетнюю практику проживания в офицерском общежитии в Союзе. Сразу же пришлось несколько дооборудовать свой пункт хозяйственного довольствия. В наследство мне досталась кухня КП-125 на колёсном ходу. По своим техническим характеристикам, с её помощью можно было прокормить ещё три такие гарнизона. А уж один - с весельем и отвагой. Размещалась кухня под навесом в небольшом овражке. Или, если будет угодно, впадине площадки гарнизона. Рядом находились ящики с посудой, шкафчики для инвентаря, стол разделочный и прочая мелочёвка, которая с назначением мной поваром одного солдата-узбека, постепенно совершенствовалась. Метрах в десяти от кухни, также под навесом, стоянии столы и лавки для приёма пищи личным составом в тёплое время года. Ближе к домику для отдыха командного состава, имелась землянка для хранения продуктов, которая всё время была на замке. Продукты для приготовления пищи на день выдавал или я, или старшина батареи. Учёт и отчётность здесь были тщательными и полными. Вообще-то, от старого гарнизона нам кое-какие продукты остались. В частности, на складе находилось около полутора десятков ящиков с рыбными консервами в томатном соусе: килька, камбала, бычок. Мясорастительные консервы, в особенности с перловой кашей, рисовой кашей с бараниной, тоже было ящиков пять. А это, как ни посчитай, сотни банок консервов. Перловая крупа, пшено, сечка, горох и специи лежали в такой количестве, что можно было автономно кормить весь личный состав гарнизона пару-тройку месяцев без проблем. Томатная паста, огурцы и помидоры консервированные, сухая картошка и лук, уксус, мука - всё это лежало без надобности. Вот сахар, сгущенное молоко, чай, тушёнка напрочь отсутствовали. Да и хлеб, в виду его быстрого прихода в негодность - тоже. Когда я первый раз зашёл на склад продовольствия гарнизона, и увидел эти запасы, у меня возникло впечатление, что прежний гарнизон вообще не питался несколько месяцев. Всё оказалось гораздо проще. Людям до такой степени приелась однообразная пища, что они зачастую просто не хотели её есть. Или ели крайне мало. Запасы накапливались месяцами. Прежнее командование не удосуживалось разнообразить способы приготовления еды, пустив всё на самотёк. А зря. Можно было просто посидеть, подумать, проявить определённую смекалку, постараться что-то приготовить из домашнего ассортимента. В свете ранее изложенного, возникал простой вопрос. Что же делать с этими запасами продовольствия. Нашёлся и ответ. Что бы, не плодить новых запасов консервов, нами было решено в ночное время выдавать дежурной смене рыбные или мясорастительные консервы (по желанию) и хлеб, что бы имелась возможность перекусить бодрствующей смене. Запасы начали уменьшаться, хотя и не существенно. К слову сказать, на пищеблоке гарнизона, пусть и не очень часть, готовили беляши, пирожки с мясной начинкой и даже пельмени. Часто из говяжьей тушёнки, хотя бывало и из натурального мяса. Да и салатами не брезговали, выдавая их вместо цельных овощей.
  
   Ещё одно существенное дополнение к вопросу о питании личного состава. Все помнят, что в основном в Афганистане продукты питания поставлялись в консервированном виде. Картошка, лук - высушенные. Свекла и морковь - консервированные. Мясо - в банках. Рыба - в банках. Хорошо, если с добавлением масла. Обычно же - в томатном соусе. Правда, случалось, привозили солёную сельдь. Сыр и масло сливочное - в банках. Огурцы и помидоры - в банках. Мне для личного состава гарнизона раз в месяц приходилось получать продукты на складе батальона. Первоначально я эту функцию, как это и положено Уставом, переложил на старшину батареи. Однако, пару раз убедившись в том, что кое-что ему попросту не додали, в виду его малого срока службы в Афгане, и, пользуясь его миролюбивым характером, я взял обязанность получать продукты для гарнизона на себя. Не стану скрывать, пришлось пару раз серьёзно поругаться с командиром взвода обеспечения батальона, который всё пытался не додать тушёнку, масло, сахар, подсунуть вместо гречневой крупы пшено, "зажать" рыбные консервы в масле, и всё стало на свои места. Теперь, всё, что получалось батальоном, в нужном количестве (по нормам снабжения) привозилось на мой гарнизон. Поверьте мне. Если в солдатский котёл закладывать продукты по норме, готовить по технологии, добавляя в это дело частичку души, солдаты голодными не будут. Конечно, пришлось повозиться с поварами, которые назначались из моих же подчинённых. Благо, узбеков и таджиков во взводе было достаточно. Зато, подобрав то, что нужно, назначая ему в помощь пару человек, удалось решить вопрос организации питания на гарнизоне с требуемым качеством. Это не хвастовство. Нет смысла заниматься самовосхвалением, если сам же питаешься из общего котла. Конечно, можно было, используя служебное положение, брать на складе нужные продукты и готовить самим себе отдельно, как это, довольно часто, делалось в отдельных местах Афганистана. О каком авторитете командира и справедливости можно было бы после этого говорить? Как на тебя после этого смотрели бы твои же подчинённые? Вот и я об этом же.
  
   Пора, на мой взгляд, заканчивать с обрисовкой гарнизона Хазрати-Султан. Последний элемент любого расположения войск в полевых условиях. Место для размещения боевой техники. Было на гарнизоне такое место. Скажем прями, хорошее место, если учесть тот факт, что из четырёх ГАЗ-66, три находились под навесом. Последняя, предназначенная для подвоза воды и прочих хозяйственных нужд, стояла, как правило, недалеко от пищеблока. Тент с неё сняли, на кузов установили на лежаках бочку в 1,2 тонны для воды, снятую с колёсного хода. Воду, на наше счастье, можно было брать на водонасосной станции десантно-штурмового батальона, которая была развёрнута под мостом на берегу речушки. Вот уж этой воды всегда было в волю. Не нужно было экономить. Двухсотлитровая бочка умывальника, душевая емкости в бане всегда были наполнены до краёв. Единственным недостатком у воды, качаемой из реки, было то, что она имела сильный запах хлорки. Эту дрянь, по требованию начальника медицинской службы ДШБ, не жалели. Вот поэтому, когда удавалось поехать в Айбак на командный пункт батальона, всегда оттуда привозили полную бочку чистой воды, которую использовали только для приготовления пищи.
  
   Ну и напоследок, отхожее место. Без него обойтись было никак нельзя. Находилось оно, как это и положено, возле самого ограждения с северной стороны гарнизона. Обычное дощаное строение полевого типа с дверями. Если бы этого строения на гарнизоне не оказалось бы, через две недели вся местность внутри ограждений была бы "заминирована". Вопрос посещения этого строения с двумя нулями, с первого же дня был на особом контроле. Ни дай Бог, где-то, в неположенном месте, обнаруживался остаточный продукт жизнедеятельности. Начинались усиленные разборки с последующим захоронением найденного "продукта" всем составом гарнизона. Знаете, действовало безотказно. Скажу даже больше. Мне в последующем не приходилось даже принуждать военнослужащих срочной службы наводить порядок в отхожем месте. Очередная дежурная смена сдавала сий объект в идеальном порядке, при необходимости даже используя воду из бочки каковой было вволю.
  
  3.
  
   Несколько коснусь тех сил и средств, которыми я располагал на гарнизоне. Скажем так, что состав моего гарнизона, по имеющемуся вооружению и личному составу, был весьма скромный. Начальником гарнизона, непосредственно отвечающим за охрану и оборону моста, состояние дисциплины, порядка, обеспеченности и прочее, и прочее, как вы все понимаете, был я, старший офицер миномётной батареи - командир первого огневого взвода, старший лейтенант. Учитывая важность выполняемой задачи и удалённость гарнизона от командного пункта батальона, мне, на усиление, дали один расчёт 82-мм автоматических миномётов "Василёк" во главе с командиром этого миномётного взвода. Так как на гарнизоне имелось отдельное здание под кладовую батареи, старшина батареи также поселился у меня. Вот и получилось, начальник гарнизона с двумя заместителями - весь командный состав. Средства. Взвод 82-мм переносных миномётов 2Б-14 "Поднос" в количестве трёх единиц, усиленный 82-мм автоматическим миномётом 2Б-9 "Василёк" - вот и все. Четыре автомобиля ГАЗ-66. 28 человек личного состава. Ни единого пулемёта, ни одной единицы бронетехники. В случае попытки со стороны "духов" вывести мост из строя, честно и откровенно скажу, шансов отразить нападение было бы не много, если бы метрах в 300 не располагался 1-й отдельный мотострелковый (десантно-штурмовой) батальон. Благодаря соседям, я чувствовал себя относительно спокойно. Хотя, не исключал возможности в случае ослабления, или, ни дай Бог, развала дисциплины, порядка, службы войск на гарнизоне, потерять весь личный состав без единого выстрела. Поэтому, на соседей надеялся, а требовательность к подчинённым и порядку в течение всего времени командования, не ослаблял. Уже сейчас, вдумываясь в то, нужно ли было охранять тот самый "стратегический" мост, невольно ловлю себя на мысли, что душманам подрывать его было без особой надобности. На восстановление моста могло уйти уж очень много времени. Это означало бы, что движение по трассе было бы полностью парализовано. Конечно, это существенно затруднило бы снабжение советских войск всем тем, что перевозилось из Союза на автомобилях. Выход из такого положения найти было не очень трудно. Буквально километрах в трёх, проходила старая Кабульская трасса. Пусть и не такая, хорошо подготовленная для движения автотранспорта, однако, вполне сносная. Кроме затруднения, которые могли возникнуть у "шурави", изрядные трудности пришлось бы преодолевать и самим афганцам. Ведь все грузы государственного значения из Хайратона вглубь страны, афганцы перевозили именно по этой дороге. Или государственным транспортом, или частниками на "бурубухайках" и "наливниках". Спросите:
  
   "А какое дело "духам" до государственных афганских грузов? Прервали перевозки - молодцы. Нанесли вред народной власти".
  
   Так-то оно, так. Да, не совсем. Во-первых, терялась бы возможность разграбить колонну, следующую из Союза. Во-вторых, прервались бы поставки продовольствия, медикаментов, горючего и прочего дефицита в провинции, а уж оттуда, неофициальным путём, в банды. Таким образом, только совершенно неумный человек мог бы позариться на подрыв моста. Шума много, результат - отрицательный. Однако, и, тем не менее, охраной моста пришлось заниматься именно гарнизону Хазрати-Султан.
  
   Как была организована служба на гарнизоне. Приходится признаться, что продумывать систему охраны и обороны пришлось самому, естественно, посоветовавшись с командиром батареи и пехотными командирами наших рот. Хотелось же сделать так, что бы имелось хотя бы три дежурные смены. Особенно с начальный период нахождения на гарнизоне. Для того, что бы привести всё в порядок, отрыть новые окопы, пристрелять окрестности вокруг гарнизона из миномётов, обустроиться в вопросах жилья, требовалось не только время, но и наличие большого количества рабочих рук. Не хотелось, как-то, с первого же дня, приучать дежурную смену к тому, что их можно привлекать на выполнение второстепенных работ. Подобные вольности могли привести к дальнейшему привыканию. Особенно часто приходилось первое время ругаться со своими помощниками. Знаете, как это бывает зачастую? Вышел прапорщик на порог домика, потянулся, зевнул, увидел первого же попавшегося военнослужащего срочной службы, и, с лёту, озадачил его. Принеси воды. Позови повара. Узнай, нагрелась ли баня. И так далее и тому подобное. Это было условно допустимо в пункте постоянной дислокации, когда любой, праздношатающийся солдат, воспринимался как бездельник, которого можно привлечь к работам по своему усмотрению. Дежурная смена охраны и обороны гарнизона, напротив, всегда должна была быть в готовности по первому сигналу разобрать оружие и следовать на усиление постов.
  
   В дежурную смену, как правило, входили: дежурный по гарнизону - сержант; дежурный водитель; человек шесть солдат. На посту постоянно находились два человека. Один - на вышке в качестве наблюдателя. Второй - патрулировал в районе землянок расположения личного состава, вдоль окопов обороны, пункта хозяйственного довольствия. Этакий, блуждающий стрелок. Дежурный зачастую находился или в Ленинской комнате, или в одной из землянок.
  
   Порядок организации службы ночью. В ночное время дежурная смена усиливалась ещё двумя человеками, которые несли посменно службу в ДОТе за мостом. Днём они отдыхали до обеда. Как уже было сказано, на дальнем ДОТе за мостом, закрывшись в бронеколпаке, дежурил один человек. Ему, пожалуй, было более всего страшно нести службу ночью. Даже, если брать во внимание то, что подойти к ДОТу можно было только со стороны моста, в секторе около 120№. Всё остальное пространство огораживалось минным полем, и учитывая, в добавок ко всему, что по всему остальному периметру имелась колючая проволока и МЗП, за исключением только узенькой тропинки, подойти к доту было не просто. Однако, сидеть в одиночку - более чем неприятно. В тоже время, выделить туда двух и более человек, я не имел возможностей. Этим только измучил бы вконец свой личный состав. Смену часового за мостом производил дежурный по гарнизону, беря с собой нового караульного и ещё одного человека из бодрствующей смены. Благо, что идти было всего-ничего - какие-то сто метров. Вдобавок ко всему наличие дежурной телефонной связи с ДОТом, позволяло постоянно поддерживать взаимодействие и предупреждать о выходе смены. Телефон с ДОТа утром снимался и уносился на гарнизон, дабы у местных афганцев не появился соблазн его слямзить, а потом нам же продать. На самом гарнизоне, что вполне понятно, наблюдатель с вышки снимался и выставлялся в качестве часового у ещё одного бронеколпака, установленного на возвышении в направлении моста. Второй часовой, так же, как и днём, совершал обход территории гарнизона по тому же маршруту. Смену часовых производил всё тот же дежурный по гарнизону. Хотелось бы сделать маленькое уточнение. В принципе, часовыми всех этих военнослужащих можно было назвать только условно, так как они были вооружены автоматами. Караула, как такового, я назначить не мог. Да и головной боли при этом, было бы в несколько раз больше. Приказ, документация, караульное помещение, администрация и прочее и прочее. В общем, пусть их всех и называли часовыми, но они были обычными дневальными.
  
   В светлое время суток дело обстояло значительно проще. С дальнего ДОТа охранение снималось. Дежурная смена оттуда ложилась после завтрака отдыхать в землянку, с твёрдой уверенностью, что их до обеда никто не потревожит. Остальная смена продолжала охранять гарнизон обычным порядком, только с той особенностью, что часовой возле ближнего дота, поднимался на вышку в качестве наблюдателя. Это были глаза и уши гарнизона. Кроме того, что ему предписывалось наблюдать за подступами к гарнизону, дабы не допустить каких-то эксцессов, он наблюдал и за дорогой в пределах видимости. В случае каких-то аварий, пожаров, пробития трубопровода, информация шла мне, а я, по радиостанции, передавал её на командный пункт батальона и в ближайший гарнизон трубопроводчиков.
  
   Ежедневно, как это и предписано Уставом, проводился инструктаж новой дежурной смены и развод. В любую погоду, в любых условиях обстановки, подобные мероприятия проводились мной лично, а в моё отсутствие - командиром взвода "Василёк". К этому привыкли сразу. Важнее всего, что подобная официальность в выполнении ритуала, стимулировала чувство ответственности у сержантов и солдат. Ведь не просто так, ради собственного удовольствия, старший лейтенант ежедневно проводит инструктаж новой смены наряда, разводит для несения службы, назначает пароль на очередные сутки? Мог бы просто проинструктировать только нового дежурного, не сходя с койки и сказать, что бы он всю остальную процедуру провёл самостоятельно. Кстати, отдых перед заступлением личного состава на дежурство, также был делом обязательным, и сорвать его могли, только, экстренные, авральные мероприятия, которые, скажем так, случались не часто.
  
   Следующее мероприятие, которое проводилось по очереди всеми из командного состава гарнизона - проверка несения службы дежурной сменой в ночное время. Вот здесь-то, как таковой, системы не было. Обычно, в вечернее время, между собой решали, кто в эту ночь осуществит проверку. Методом договора, а не в приказной форме. Так было надёжнее. Время нужно было выбирать самому. Слава Богу, музыкальные часы с будильником были у каждого. Важнее всего было то, что бы сама проверка начиналась внезапно, в неожиданное время. Для чего это всё делалось? Что бы военнослужащие, несущие службу на постах, не расслаблялись. Кто его знает, во сколько офицер или прапорщик соизволит проснуться и пойти "гулять" по гарнизону? Может, в час ночи, может - в пять часов. А, может быть, в эту ночь проверка не запланирована. Зато уж результат обнаружения спящего на посту был известен заранее. Подъём всего личного состава гарнизона, занятие обороны, усиление поста за мостом, эвакуация "раненого" и прочие мероприятия воспитательного характера. Здесь уж каждый из проверяющих службу войск на гарнизоне, мог изголяться так, как ему захочется. Скажете, что это явное издевательстве и глумление над подчинёнными? В таком случае, любые занятия и учения можно подвести под подобную же категорию. Ещё А.В.Суворов говорил: "Тяжело в учении - легко в бою"! Кстати, что бы никто из начальства не смог обвинить проверяющего в превышении власти, у нас всех троих, имелись "дежурные" конспекты на проведение занятий по практической отработке вопросов занятия обороны и отражению нападения. Зато результат, поверьте мне, был преотличнейший. На постах предпочитали нести службу так, что бы товарищи имели возможность ночью хорошо отдохнуть. Так было выгоднее для себя самого. Кстати говоря, требовательность в вопросах службы войск, твёрдое выполнение заведённого порядка, существенно укрепляло воинскую дисциплину на гарнизоне. Во всяком случае, я был всегда уверен, что пререкания со стороны своих подчинённых вряд ли услышу. Любой мой приказ выполнят быстро и качественно. Можно не проверять. Хотя, время от времени, стоит, и проверить, дабы не приучить к бесконтрольности. Не скажу, что делать подобное было легко. Порой, вместо того, что бы что-то делать по распорядку дня, хотелось просто полежать, послушать радио, расслабиться и даже "снять стресс" употреблением спиртных напитков. Приходилось себя пересиливать и делать то, что должен был делать.
  
  4.
  
   Надеюсь, я не утомил всех такими подробностями? Пожалуй, пора переходить к тому, что же интересного происходило на гарнизоне за те восемь месяцев, что мне довелось быть на нём начальником. С вашего позволения, без особой хронологии. Только определённые случаи, которые запомнились среди почти двух с половиной сотен дней однообразного житья. Стоит отметить, что после бурной жизни в качестве рейдового батальона, жизнь в охранении сперва показалась однообразной и "пресной". Постоянно приходилось что-то придумывать, изобретать, что бы, не скатиться самому в пропасть безделья и не позволить этого своим подчинённым. Слава Богу, пришлось до этого поездить по Афганистану довольно много, и повидать не один десяток гарнизонов, где о воинской дисциплине и порядке остались только жалкие воспоминания. Но, не будем об этом.
  
   Боевая подготовка с личным составом. Вы, не поверите! Это не выдумка, а самая настоящая реальность. Не только моя инициатива, но, несомненно, моё исполнение. Вдохновителем оного, по большому счёту, был командир нашей миномётной батареи капитан Бурмистров Павел Алексеевич. На моём гарнизоне составлялись расписания занятий с личным составом батареи, где планировались все мероприятия боевой и политической подготовки с личным составом батареи. Это, в то время, как сам командир батареи находился на гарнизоне, расположенном в двадцати километрах от меня, под Айбаком. Не стану фантазировать и вводить всех в заблуждение, что занятия проводились в строгом соответствии с расписанием. Это было бы просто напряжно, и отвлекало бы от выполнения прочих, пусть и рутинных мероприятий обеспечения жизни и деятельности гарнизона. Однако, хоть пару дней в неделю, занятия с расчётами миномётов проводились в обязательном порядке. Учитывая тот момент, что в непосредственной близости с границей гарнизона, находился глубокий овраг, по которому протекала речка Саманган, там было кустарным методом оборудовано стрельбище. Пару раз в месяц, а порой и значительно чаще, в зависимости от желания, мы выводили туда военнослужащих срочной службы пострелять из своих автоматов. Лимит боеприпасов не устанавливался. После выполнения стрельб всем личным составом, можно было повторить данное мероприятие до тех пор, пока все сержанты и солдаты не набивали руку. Не хвалясь. Практически все мои подчинённые умели неплохо обращаться с оружием. После стрельб, что вполне естественно, чистили оружие и перезаряжали магазины. Да и вообще, помня свой печальный опыт, вооружение обслуживали часто и очень тщательно. Политическая подготовка проводилась по вторникам без каких-то ограничений. Это было дело "святое", контролируемое "апостолом" Политического Управления Вооружённых Сил СССР в лице заместителя командира батальона по политической части. Учитывая, что среди подчинённых могли быть его тайные информаторы, рисковать с этим вопросом не стоило. В общем, была у нас плановая боевая подготовка, невзирая на однообразие и рутинность жизни.
  
   Однообразие жизни и службы на охранении изредка скрашивалось приказами командира батальона выехать для огневого прикрытия проведения разведывательных действий против местных банд "непримиримых". Как правило, выезжали или я с двумя расчётами 82-мм миномётов "Поднос", или командир третьего огневого взвода с расчётом 82-мм автоматического миномёта "Василёк". Что удивительно, но наиболее часто подобные выезды происходили именно в район Айбака. Гарнизон трубопроводного батальона в районе кишлаков Дальхаки и Кокджар был наиболее часто посещаемым миномётчиками с моего гарнизона. Обычно, выезжали туда во второй половине дня на одной машине, в которой находились два "Подноса" и человек пять военнослужащих срочной службы. В двух свободных окопах внутри ограждения гарнизона трубачей, разворачивали миномёты, которые до тёмного времени закрывали брезентом. Машина ГАЗ-66 оставалась в окопе для БТР-70 гарнизона, который переходил на свою запасную позицию в сторону возможного возвращения разведчиков из вылазки. Личный состав уходил в землянку, откуда имел возможность выйти, только при крайней необходимости. Сами понимаете, какой. Я находился в другой землянке, в которой жили офицеры. Заранее, на указанной частоте, договаривались с разведчиками о системе взаимодействия. Чаще всего офицер из управления батальона, перед началом действий разведчиков приезжал ко мне на этот гарнизон, и конкретно организовывал руководство прикрытия огнём. Когда, куда, где, какими силами и средствами, и по какому сигналу. Допустим:
  
   "По сигналу трёхзвёздной ракеты зелёного огня, осветительной миной ослепить "духов" в квадрате 24 00, по улитке 7, и открыть огонь осколочными минами в этом же квадрате по улитке 8. В случае, если в районе кишлака Кокджар начнётся стрельба, прикрыть огнём отход разведывательной группы к гарнизону выставлением створа залпами осветительными минами в направлении 45-00 с периодичностью в пять минут".
  
   И так далее. В общем, оговаривались всевозможные варианты действий. Заодно сообщался срок готовности, привязанный к выходу разведывательной группы и сигнал на окончание прикрытия. С наступлением сумерек, миномёты расчехлялись, готовились боеприпасы, средства подсветки прицела, и расчёты усаживались в окопах, в томительном ожидании. Я, приготовив все необходимые данные на открытие огня в различных ситуациях, также садился в кабину машины возле радиостанции, в готовности бодрствовать всю ночь. Как правило, подобные вылазки разведчиков заканчивались тихо часам к четырём-пяти утра. Или они выходили к гарнизону, или по радиостанции давали сигнал "Отбой". Мы сворачивали миномёты, загружали их на машину, и совершали переезд в себе "домой". После завтрака все участники выезда ложились отдыхать, зная точно, что их до обеда никто не потревожит. Это в том случае, если всё проходило нормально. Правда, порой приходилось прикрывать отход разведчиков, вступивших в огневое соприкосновение с басмачами. С моей стороны, признаюсь честно, стрельба из двух миномётов велась наугад. Важнее всего было просто показать, что мы своих в обиду не дадим, и готовы их прикрыть всеми имеющимися средствами. А вот световой створ залпами из двух миномётов, чётко ориентировал ночью разведку, куда нужно выходить под прикрытие пулемётов БТР. Во всяком случае, потерь у разведки в тех выходах, в которых пришлось участвовать мне, не было. Да и у меня - тоже. Впрочем, самым, пожалуй, опасным в подобных выездах, было перемещение по дорогам. И, не удивительно.
  
   Приведу простой пример. Как-то командир батальона поставил мне задачу, выслать для прикрытия действий поисковой группы, автоматический миномёт "Василёк" с расчётом. В подобных случаях руководство данным выездом возлагалось на командира третьего огневого взвода автоматических миномётов. Уехали они во второй половине дня, а возвратиться должны были - утром следующего дня. Подобные приказы мне доводилось получать довольно часто, так что относить подобное мероприятие к категории "из ряда вон выходящего" не приходилось.
  
   Наутро следующего дня, ещё до подъёма личного состава, ко мне поступило сообщение, что машина с миномётом, возвращаясь на гарнизон, попала в аварию и полностью выведена из строя. Понятное дело, я, как старший начальник на гарнизоне, полностью отвечал за исправность техники и вооружения, жизнь и безопасность всего личного состава. В спешном порядке я взял с собой пару человек солдат, и на машине ГАЗ-66 убыл к месту аварии. Так как сведения ко мне поступили непосредственно с командного пункта батальона, сообщать туда о случившемся было то же самое, что играть в "испорченный телефон". Место аварии, скажем так, находилось от гарнизона Хазрати-Султан где-то в восьми километрах, а от района ночных действий расчёта - километрах в пяти. Что я увидел, прибыв к указанному мне месту? Машина ГАЗ-66 слетела с бетонного мостика дороги над промоиной водостока. Когда строили эту трассу, что бы исключить подмывание остова моста и полотна дороги потоками воды, сходящими с гор, русло укрепили каменными плитами. Вот в эти плиты машина и врезалась своим передним бампером. От удара, по инерции, кузов с расчётом и закреплённым в нём шестисоткилограммовым миномётом, сорвало со стремянок и отбросило в сторону. Водитель и старший машины не пострадали. Наводчик и номер расчёта - отделались ссадинами и ушибами. Погиб только командир миномёта младший сержант Миша Ашихмин. Погиб нелепейшим образом. Учитывая то, что в кузове "Василька" имелось только два штатные места для расчёта миномёта, он сидел на станинах миномёта, подложив под мягкое место, не менее мягкую ватную подушку. Во время движения слушал радиоприёмник, держа его обеими руками. Вполне понятно, что третьей руки, что бы держаться за поручень, у него не оказалось. Когда машина слетела с моста и потеряла кузов, Ашихмин, мало того, что ударился головой о ящики с кассетами мин, так ещё и со всего маха, опять же, по инерции, навернул себя приёмником в лоб. Из кузова его извлекли уже без признаков жизни. Виной этой аварии стал обстрел машины из стрелкового оружия, вследствие которого, водитель испугался, не справился с управлением и слетел с моста за пределы дорожного полотна.
  
   С командного пункта батальона приехал командир батальона и привёз с собой машину МТО. Конечно, разговор к командиром батальона был не из приятных. Да и у самого на душе было прескверно. Не столько из-за серьёзного повреждения техники, сколько по поводу гибели сержанта. Конечно, на смерть довелось до этого посмотреть многократно. Чужую, имеется в виду афганцев, уже не воспринимал как какую-то трагедию. Порой даже ловил себя на мысли, что не зафиксировал в сознании каких-то подробностей от увиденного трупа жителя чуждой страны, типа его позы, одежды, следов причины гибели. Только - было при нём оружие или нет. А вот гибель советских военнослужащих до последнего дня пребывания в Афганистане оставляла тяжёлый осадок в душе. Особенно - сослуживцев, которых хорошо знал.
  
   Ещё одно маленькое уточнение. Обычно тела погибших во время рейдовых операций солдат, сержантов и офицеров на виду у остальных были не очень продолжительное время. Это вполне естественно. И погибших сразу на месте, и умерших в результате получения ранения¸ несовместимого с жизнью, сразу же под своё наблюдение принимали врачи или фельдшера. Не говоря уж о раненых. Экстренно вызывали вертолёты для осуществления их эвакуации. Если же вертолёты прилететь не могли по погодным условиям или же другой причине, командование батальона выделяло бронетранспортёры с прикрытием, на которых и производилась перевозка раненых и погибших в ближайший госпиталь. Таким образом, видеть погибших, по продолжительности, представлялось весьма малая возможность. И, на мой взгляд, здесь дело было не только в оперативности действий командования. Немалую роль имел чисто психологический фактор. Как говорится в народе: "Долгие проводы - долгие слёзы"! Чем меньше тела, накрытые медицинскими накидками, были на глазах личного состава батальона, тем выше оставался боевой дух военнослужащих. Естественно, мысли солдат и сержантов "очистить" от самого факта гибели их товарищей было трудно, однако и постоянный стимул возобновления этих самых мыслей, с глаз убирали. Да и ещё старались сразу же загрузить свидетелей трагедии новыми боевыми задачами. Чем труднее - тем лучше. Думать уже приходилось не столько о погибших, сколько о себе и о том, как более успешно выполнить приказ.
  
   В выше приведённом случае с Мишей Ашихминым, никаких задач, способных "перебросить" моё внимание с его тела на другие жизненные проблемы, поставить мне не могли. Пустая трата времени. Что в тот момент могло быть важнее? Проблема извлечения шасси машины и кузова из оврага? Пустяк, требующий только приложения определённых усилий и времени. Ликвидация взведённых от удара мин боевого комплекта? Тоже не большая проблема, способная подождать своего решения и день, и два, и значительно больший срок. Доклад командованию полка о чрезвычайной ситуации и подготовка версии случившегося? Тоже мелочь. Вот поэтому-то я и не мог переключить своё внимание с погибшего сержанта на что-то иное. Скажу без ложного жеманства. За всё время службы в Афганистане, больше всего переживаний принёс мне именно этот случай. Внутренних переживаний. Где-то в глубине сердца, гвоздём в мозгу. Отдавая себе отчёт в том, что молодой парень погиб не в бою, а "по воле рока". Видимо, именно поэтому, уже более тридцати лет его имя накрепко приколото всё тем же "гвоздём" к памяти. Сознание постоянно включает виртуальную зрительную память, в которой встают картинки его лица и того злополучного радиоприёмника, который, возможно, стал косвенной причиной его смерти. Во всяком случае, уже тогда, в тот день, вернувшись на гарнизон, я строжайше запретил пользоваться в движении на автотранспорте радиоприёмниками. Понимаю, что это был не всем понятный и не совсем правильный приказ. Построенный, скорее на эмоциях, а не на своей аргументированности. Однако, отдавая тот приказ, я вполне обосновано рассказывал своим подчинённым, что может произойти, если пуля попадёт в этот приёмник и создаст дополнительные осколки (не знаю сейчас, какие), или при подрыве мины под машиной, приёмник может быть причиной получения травмы. В тот момент я что-то придумал. И даже смог убедить в правильности своего отданного приказа. Во всяком случае, этот приказ выполнялся неукоснительно. Первое время под давлением контроля с моей стороны, а потом - в силу привычки.
  
   Не стану больше задерживать ваше внимание на этом эпизоде. Подобное случалось в Афганистане много раз в других подразделениях и частях. Машину вытащили из канавы. Подняли и загрузили на кузов Урала кузов комплекса. Автоматический миномёт "Василёк", что бы, не создавать себе трудностей, зацепили за крюк машины, на которой я приехал к месту трагедии, и буксировали своим ходом. Погибшего Мишу Ашихмина командир батальона забрал на свой командный пункт. Вернулись на гарнизон. В этот день мои подчинённые совершенно не донимали меня никакими проблемными вопросами. Весь коллектив действовал с чёткостью хорошо отлаженного хронометра. С одной стороны это было хорошо. Можно было просто полежать на койке, погружённым в свои собственные мысли. С другой же стороны, наверное, было бы лучше, что бы меня чем-то заняли, загрузили, вывели из себя. Покричал бы. Поматерился. Даже "спустил бы всех собак". Скорее всего, стало бы легче. А так... вечером просто изрядно выпил, невзирая на то, что до этого мой организм напрочь отторгал водку. Выпил за упокой души Миши. Что бы подобное больше не случалось на гарнизоне.
  
   Через пару дней, поехав на командный пункт батальона, объяснил командиру батальона, что использовать те мины, которые лежали в кузове комплекса просто страшновато, в связи с тем, что их взрыватели могли от удара взвестись. В итоге, я получил на складе тротиловые шашки, средства взрывания и подрывную машинку. Все 226 мин, находившихся в кассетах и ящиках, перенесли в овраг русла реки, сложили в одной из естественных пещер, переложив тротиловыми шашками. Вставили электродетонаторы, и с помощью подрывной машинки осуществили взрыв. Осматривая после взрыва вход в обвалившуюся пещеру, нами было найдено несколько мин, у которых просто треснули корпуса без детонации тротилового состава. Это ещё раз меня убедило в инертности заряда миномётных мин. А ведь тротиловых шашек было использовано очень даже много - около тридцати штук. В среднем, на каждые десять мин была заложена одна 200-грамовая шашка. Лишний раз подтвердилась моя уверенность, что тротил без взрывателя безопасен полностью. Более безопасной может быть только жевательная резинка. Остатки невзорвавшихся мин, вполне естественно, занесли в пещеру, после чего очередной шашкой подорвали свод пещеры, сделав совершенно невозможным извлечение этих боеприпасов "духами" и использования их взрывной силы против нас самих.
  
   Машину отремонтировали своими силами. Так как от удара о бетонную стенку, у неё несколько повело раму, из Айбака привезли новую раму ранее разобранной трофейной машины, которую мои же водители "раскидали" на запчасти где-то полгода назад. Полностью разобрали попавшую в аварию машину и перебросили всё на новую раму. Закрепили кузов комплекса. Получили на складе новый тент комплекса. Через две недели никто даже сказать не мог, что эта машина ещё недавно была на грани своей отправки в капитальный ремонт. Вот так всё и закончилось.
  
  5
  
   Случались возле гарнизона Хазрати-Султан и аварии. Две из них мне запомнились очень хорошо.
  
   Один раз с моста упала советская боевая машина пехоты. Дело было так. Уже в зимний период времени 1983 года, от границы с Советским Союзом в сторону Кабула, перегоняли своим ходом боевые машины пехоты БМП-1. Колонна была не очень большая - где-то около шести машин в сопровождении машины МТО. В каждой боевой машине находился механик-водитель и наводчик-оператор. Боекомплект, что волне естественно, в каждую машину был загружен полностью. Колонна шла на довольно хорошей скорости. И вот, одна машина, где механик-водитель видимо был не очень опытный, при сходе с асфальтового покрытия на бетонную поверхность моста, пошла юзом, не удержалась в пределах моста, сбила бетонное ограждение, и рухнула в ущелье. Что такое пролететь почти пятнадцатиметровую высоту и рухнуть на землю всеми своими пятнадцатью тоннами массы, каждый может себе представить. От такого удара, башню сорвало с погона, ходовая часть БМП, как на пружинах, отскочила в сторону и оказалась лежащей на боку. Наводчик-оператор погиб сразу на месте. В башне уцелеть шансов не было. А вот механик-водитель, как это ни странно, остался жив. Хотя, когда его извлекли из люка, предварительно определили (так как он был без сознания) что у него повреждён позвоночник. Боевую машину пехоты перевернули, поставили на гусеницы. Проверили, завели, и она самостоятельно по спуску возле водонасосной станции ДШБ поднялась на дорогу. Башню загрузили на машину, и после двух часов устранения результатов аварии, колонна продолжила движение в пункт своего назначения. Вот такой был случай. Исходя из того, что в нашей дивизии уже к этому времени боевых машин пехоты БМП-1 на вооружении не было, технику эту, скорее всего, гнали в кабульскую дивизию.
  
   Второй раз, опять же с моста, упала афганская "бурубухайка", нагруженная мешками с фруктами, в виде апельсинов, мандаринов и гранат. Если память мне не изменяет, машина была марки Ford. Как это принято было у афганцев, борта у неё, дабы повысить вместимость кухова, нарастили до безобразия. Получилась не машина, а сарай на колёсах. Всё это "строение" разрисовали картинками и орнаментом. Над бортами, высотой более двух метров, возвышалась куча мешков, на которых ещё сидели попутные пассажиры. То ли водитель уснул за рулём, то ли не справился с управлением, но только "подвиг" БМП он с успехом повторил. Пассажиры, увидев, что машина катится к пролому в ограждении моста, как обезьянки, посыпались сверху кузова машины. Реакция у них оказалась отменной. Ни один в ущелье не упал. Зато машина оказалась полностью разбитой. Пока пассажиры бегали в кишлак Хазрати-Султан за помощью, пока приехала пустая машина, что бы забрать мешки с грузом и останки машины, мои солдатики успели подсуетиться в купе с военнослужащими водонасосной станции, и несколько мешков с гранатами и апельсинами, оказались в распоряжении гарнизона. Чтож. Законный трофей и "плата за повреждение моста". Признаюсь, я их за подобные случаи мородёрства особо то и не ругал. Хотя и за подобную предприимчивось не хвалил. Просто сделал вид, что ничего не видел. Впрочим, они, то биш, мои подчинённые - молодцы. Мешки с фруктами прямо сразу на гарнизон не потащили. Часть спрятали в дальнем ДОТе, а часть в укромном месте соседнего с гарнизоном оврага. Так что, даже если бы афганцы подняли шум из-за пропавшего товара, пожаловались бы нашему начальству, обыск на гарнизоне ничего не дал. Забота о чести своего гарнизона - хорошая черта, о многом говорящая. Ещё, что стоит заметить по данному конкретному факту, это то, что своё "прибыток" они не затихорили. Принесли нам в домик часть фруктов, честно признавшись, что слямзили их с упавшей афганской машины. Признаюсь честно, что мне это было приятно. Так сказать, обратная забота. Не только с моей стороны, но и со стороны подчинённых. Конечно, этим самым большую часть ответственности за свершившееся правонарушение они автоматически переложили на мои плечи. Но, в то время, об этом я как-то не задумывался. Да и серьёзных последствий не ждал. Опыт учёбы в Одесском артиллерийском училище помог заблаговременно подготовить несколько неоспоримых "отмазок" на случай возможных разборок со стороны начальства, типа того, что эти фрукты остались лежать под мостом, не замеченные афганцами, или, куплены в складчину солдатами гарнизона на их же законные деньги, дабы подвитаминить стандартный продовольственный паёк. В принципе, эти "отмазки" в последующем не пригодились. Слишком уж мелкое это нарушение, что бы за него поднимать шум.
  
   Вообще-то, меня всегда удивляло в восьмидесятых годах прошлого столетия, как производились перевозки автомобильным транспортом местными афганцами. О самих машинах много рассказывать нет нужды. Кто имел возможность своими глазами видеть те самые машины, сразу же зримо их представит. Кому же не посчастливилось этого наблюдать, вряд ли поймёт. Не скажу за все государства Ближневосточной зоны, а, наверное, проще будет сказать, мусульманского мира, но Афганистан славился своим разукрашиванием грузового автотранспорта. На бортах кузовов можно было видеть не просто орнамент с отдельными эпизодами, а, пожалуй, целые картины со своей законченной целостностью. В кабинах также навешано было всевозможных занавесок, картинок, висюлек, бахромы столько, что порой трудно было за всем этим разглядеть и водителя, и пассажиров. В общем, это нужно видеть. Интереснее всего, что любой собственник машины тогда наращивал борта до неимоверной высоты. Да и сами машины, пусть и не суперсовременные, но были довольно мощные. В большинстве своём - импортного производства. Остальные представители механических транспортных средств Афганистана - советского. Но и грузили на эти машины столько, что рессоры, казалось, выгибались в обратную сторону. Вопреки законам физики и здравому смыслу, эти автомашины дерзко передвигались по шоссейным дорогам, упорно преодолевали горные перевалы и позволяли себе по грунтовым дорогам забираться в такие районы, куда не решались заезжать даже шурави на танках и БМП. Самое удивительное было в том, что из-за загруженности кузовов, центр тяжести становился на метр, а то и больше выше допустимого. Вот и переворачивались "бурубухайки" при любом наклоне влево или вправо. А ведь наверху груза, в кузове, сидели ещё и пассажиры. Не в мягких креслах, держась за поручни, а просто так, на мешках и прочем барахле. В случае перевёртывания машины они рисковали не просто получить ссадины и шишки, но и лишиться жизни. Что-что, а подобных примеров довелось видеть массу. В общем, приходилось только дивиться подобному.
  
  Продолжение следует.
  
Оценка: 9.50*5  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023