ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Чеботарёв Сергей Иванович
Можно изменить девушке, но артиллерии - никогда!

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.16*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Семьдесят лет назад, в Советском Союзе был установлен новый военный праздник - 19 ноября - День артиллерии. Этим самым были отмечены заслуги советских артиллеристов на фронтах Великой Отечественной войны. Дата праздника не случайна. Именно в этот день в 1942 году массированным огнём артиллерии началось наступление наших войск под Сталинградом, закончившееся разгромом крупной группировки гитлеровских войск. Некоторую свою причастность к этому славному роду войск, я и хочу отметить в своём рассказе.
  "Можно изменить девушке, но артиллерии - никогда"!
  
  
   Когда-то, более тридцати пяти лет тому назад, будучи курсантом Одесского высшего артиллерийского командного ордена Ленина училища имени М.В.Фрунзе, я, как и большинство курсантов своего возраста, завёл себе блокнот, в котором записывал всевозможные "крылатые" фразы, стихотворения, послания и всякую подобную белиберду. Помните, как это бывало тогда? Не всё можно было слёту запомнить и сохранить надолго в памяти. Курсантский фольклор, тесно переплетавшийся с армейским "эпосом", создавал массу интересных выражений и песен, отражавших внутреннюю жизнь воинских коллективов. Что бы мне не пытались сейчас доказать, однако негативных явлений, связанных с человеческим фактором, в нашей жизни было, пожалуй, больше чем достаточно. Несправедливое отношение начальства к отдельным, "вольнолюбивым" подчинённым. Мелкие проявления превышения власти. Стремление провести "наказание коллективом", когда из-за одного провинившегося человека страдали массы ни в чём не повинных людей. Всё это в то время, находясь только на пути к последующему управлению своими подчинёнными, не всегда воспринималось с должным пониманием. Порой, возникали серьёзные обиды, выливавшиеся в появление определённых крылатых выражений, сатирических стихотворений и песенок.
  
   Кому в своё время пришлось носить военную форму с курсантскими погонами, несомненно, помнит расшифровку самого слова КУРСАНТ:
  
   "Колоссальная Универсальная Рабочая Сила Абсолютно Нежелающая Трудиться"
  
   Преувеличение? Не стану этого опровергать. В тоже время, "зерно" правды в этом присутствует. Ну да, суть несколько в ином.
  
   Тогда, во второй половине семидесятых годов прошлого столетия, в свой блокнот я записал довольно много подобных "крылатых" выражений, стихов, песен, что бы их не забыть, и иметь "под рукой". Записывал в этот же блокнот и афоризмы некоторых, не совсем грамотных начальников, имеющие ярко выраженную сатирическую направленность. В общем, глядя сейчас на то своё "произведение искусств" уже глазами кадрового офицера, не могу не отметить массы "крамолы". Но это уже сейчас. Тогда же, всё казалось интересным и правильным. Записи накапливались, расширялись, пока не заняли половину страничек блокнота. Среди этих записей, практически почти в самом начале блокнота, имелась и та, которая стала заглавием этого рассказа:
  
   "Можно изменить девушке, но артиллерии - никогда"!
  
   Во время одного из "шмонов" в прикроватных тумбочках курсантов батареи, этот мой блокнот попал в руки... не знаю даже кого. Знаю только, что в итоге он оказался на рабочем столе у командира нашего первого учебного дивизиона курсантов. На одном из построений дивизиона, меня вывели из строя, и подполковник Троян провёл воспитательную работу со всеми четырьмя сотнями второкурсников. Естественно, на моём примере. Как коренной одессит, Троян имел очень хорошо "подвешенный язык", обладал тонким чувством юмора, и умел своей речью прекрасно воздействовать на аудиторию. Этому у него можно было поучиться. Досталось мне тогда, перед строем сокурсников, довольно сильно. Пришлось, и покраснеть, и побледнеть, и испытать "мурашки по всему телу", и жар от макушки до каблуков. В общем, подобного испытывать никому не пожелаешь. Однако, в то же время, в конце "профилактической беседы", командир дивизиона сказал такую фразу:
  
   "Товарищи курсанты! Сами видите, что в этом блокноте имеется достаточно записей, за которые можно было бы курсанта Чеботарёва строго наказать. Однако, есть одна запись, которая мне понравилась и невольно послужила в его защиту - "Можно изменить девушке, но артиллерии - никогда"! Хорошее выражение. Главное, что бы оно отражало ваше внутреннее понимание. Поэтому, я его наказывать не стану".
  
   В тот момент, после "пропесочивания" перед строем дивизиона, мне было, как-то, безразлично, накажут меня или нет. Я уже был наказан тем сарказмом, который в течение десяти минут лился потоком на мою бедную голову. Однако, забыть этот эпизод и сейчас не могу.
  
   Кто же мог тогда предположить, что это крылатое выражение, написанное ещё в юношеские годы, станет моим путеводителем на всю последующую жизнь? Что артиллерия станет не только моей профессией, но и пламенной любовью? Что в жизненных передрягах, когда представлялась реальная возможность уйти от "тёплых", заснеженных полигонов с батареями отопления в окопах, в "холодный" кабинет штаба, я смогу мужественно отказаться от лестных предложений, и продолжить службу именно в артиллерии? Продолжил! И этим горжусь.
  
  1.
  
   Как же начиналась моя влюблённость в артиллерию, перешедшая в искреннюю любовь? Как-то, совсем даже нечаянно.
  
   В 1974 году, уже в десятом классе средней школы, когда началась настоящая подготовка к поступлению в военное училище, передо мной встал вопрос - "Куда пойти учиться"? Вполне понятно, что моим родителям хотелось, что бы я учился где-нибудь "под боком". В Белоруссии, в тот момент времени, училища имелись только в городе Минске. Да и то, не совсем подходящие под мои дальнейшие планы. Ни техническая направленность деятельности, ни политическая, меня не прельщали. Представить себя в виде офицера не командной должности я не мог. Любые лётные специальности мне были явно противопоказаны в виду слабого вестибулярного аппарата и дефектов зрения. В танковые войска, с ростом в сто восемьдесят сантиметров, меня вряд ли бы приняли. Связь, противовоздушная оборона, инженерно-сапёрные войска меня как-то не особо тянули. В принципе, наиболее приемлемыми были общевойсковые и артиллерийские училища. Опять же, "ребром" встал вопрос - в какое-же конкретное училище пойти? Из общевойсковых училищ, Московское ВОКУ сразу же отпадало, в виду слишком большого конкурса и общеизвестной "элитности". Киевское, с его направленностью на разведку, также не подходило в виду повышенных требований к здоровью и ... знанию иностранного языка. Все училища общевойсковой направленности, расположенные в Средней Азии и за Уралом, не особо радовали своей удалённостью и своеобразием климата. Оставалось только Ленинградское общевойсковое училище. Из артиллерийских училищ, наиболее привлекательными были Одесское, Коломенское и Сумское. Ленинградское артиллерийское больше специализировалось на артиллерийской разведке, которая в то время была несколько мне не понятной. Хмельницкое и Тбилисское комплектовались в то время "по остаточному принципу". Все знают, что это такое. Коломенское, как и Киевское общевойсковое, имело определённые ограничения по здоровью, так как готовило артиллеристов для воздушно-десантных войск. Сумское же училище, готовило офицеров самоходной артиллерии. Опять же, мой рост несколько ограничивал "удобство" нахождения в бронеобъекте. Вот таким образом, уже к декабрю 1974 года в моём активе значились только два перспективные объекты для моего поступления - Ленинградское общевойсковое и Одесское артиллерийское. И вот здесь-то решающую роль в окончательном выпоре сыграло то, что в Одессе жил мой родной дядя по материнской линии. Одно дело учиться в городе, где для тебя знакомых и родных нет вообще никого. Другое дело - иметь место, где можно было хоть иногда отдохнуть, пообщаться, высказать свои проблемы и печали. В общем, в Бобруйский военный комиссариат я шёл уже с готовым решением - пойду учиться в Одессу. Вернее, предприму попытку поступить именно в Одесское артиллерийское училище. Всё-таки, по статистике того времени, конкурс для поступления в военные училища составлял от десяти человек на одно место и выше. Можно было с лёгкостью "пролететь" мимо курсантских погон.
  
   Как мне далось поступление в военное училище описывать не стану. Слишком это долгая песня. Были трудности, не связанные с моими персональными знаниями. Экзамены я сдал со средним балом 4,5, то есть, два экзамена на пятёрки и два экзамена на четвёрки. Остальное - не столь важно. Так я стал курсантом.
  
   За четыре года учёты я не только полюбил выбранную профессию офицера тактической наземной артиллерии, но и стал настоящим её фанатом. В споры с другими офицерами за то, что важнее, пехота, танки, артиллерия, связь, авиация или любой другой род войск, не вступал, следую правилу:
  
   "Из двоих спорящих: один дурак, а второй сволочь".
  
   В то же время, был уверен, что свою профессию и направленность деятельности выбрал правильно. Училище закончил с твёрдыми хорошими и отличными знаниями и оценками. Хотя до "красного" диплома мне было так же далеко, как "до Луны раком". Ну да я особо и не расстраивался. Пусть не всё в учёбе шло так, как могло идти, но и от этого можно было получать какое-то удовольствие. На этом с учёбой заканчиваю. Только с учёбой в стенах Одесского высшего артиллерийского ордена Ленина училища имени М.В.Фрунзе. Любой, кому довелось быть кадровым военным, не даст мне соврать, что вся жизнь офицера состоит из последующей учёбы и сдачи экзаменов. Причём, периодичность экзаменов, в виде контрольных и итоговых проверок, была как в любом учебном заведении - два раза в год.
  
  2.
  
   После окончания Одесского высшего артиллерийского ордена Ленина училища имени М.В.Фрунзе, в звании лейтенанта, после завершения первого офицерского отпуска я отправился к месту службы в Приволжский военный округ. Есть в этом округе одно место, о котором, пожалуй, знало всё население Советского Союза. Тоцкие лагеря. Для тех, кто не в курсе дела, поясню. Именно здесь в первой половине пятидесятых годов прошлого столетия, был произведёт ядерный взрыв, после чего через зону радиоактивного заражения "пропустили" наших военнослужащих на боевой технике. Чисто с "научной" целью. "А как радиация влияет на боевую технику и организм человека"? Проверили. Изучили. Провели попытки лечения от лучевой болезни и "мужественно" захоронили умерших от этой самой болезни. Жертвы эксперимента, кто смог уцелеть, значительно позднее получали от государства какие-то льготы. На Тоцком полигоне, в воронке, оставшейся от взрыва, поставили памятный знак. А на всей необозримой территории полигона продолжали заниматься, проводить учения, стрелять, водить, в общем, топтать радиоактивную пыль советские военнослужащие Тоцкого гарнизона, курсанты Бузулукской "учебки" и военных училищ Приволжского военного округа. Разве думал тогда кто-то из начальства, что радиация способна "храниться" в земле десятки лет? Да и нормативы "лёгкого", "среднего" и "тяжёлого" облучения были тогда у нас изрядно завышенными.
  
   Продолжу. Прибыл я в штаб 213 мотострелковой дивизии, расположенной в военном городке Тоцкое-2. Дивизия эта в 1979 году развёртывалась до штата "Б". Нас, молодых лейтенантов этого года выпуска, в дивизию прибыло более двухсот человек. И надо же такому случиться, что для меня и ещё двоих лейтенантов-артиллеристов, место дальнейшей службы было уготовлено в 182-м отдельном ракетном дивизионе этой самой дивизии. В тот самый момент, когда кадровики мне сказали, что быть мне теперь начальником расчёта ракетной пусковой установки "Луна", для меня это было не только непонятно, но и абсурдно. Как так? Я, учившийся в артиллерийском училище четыре года, что бы командовать ствольной артиллерией, теперь должен перепрофилироваться на ракетчика? Да я и издалека эти ракетные установки никогда не видел. Не говоря уж о том, что боевую работу даже отдалённо себе не представлял. Поканючил я там, в отделе кадров немного, но, под давлением старшего по званию, вынужден был идти выполнять приказ. Так началась моя служба ракетчиком. Скажу так. Хоть в училище нас и знакомили с артиллерийскими системами большой и особой мощности, пусть войсковую стажировку мне довелось проходить на реактивных системах залпового огня БМ-24 (калибр 240 мм), однако пусковая установка и сама система работы стартовой ракетной батареи для меня была "тёмным лесом". Особенно, первое время. Конечно, со временем я научился всему, что мне было положено делать в объёме занимаемой должности. И, впоследствии, оказалось всё до предела просто. Пусть меня ракетчики извинят, но на личном опыте я убедился, что офицеры-ракетчики в звене до командира дивизиона включительно, являются просто исполнителями команд вышестоящего командования. Думать им нет особой необходимости. Судите сами. Куда и к какому времени дивизиону выдвинуться, где и во сколько занять стартовые позиции - указывается в распоряжении командира дивизии или более высокого начальника. Координаты цели, мощность боеприпаса, время пуска даются непосредственно в следующей команде. Остаётся, тупо выполнить распоряжение и команду, ничего не напутав и не затянув временные показатели. Конечно, и здесь есть свои нюансы, связанные с профессионализмом. Однако, это всё не то. Не зря, даже тогда, более тридцати лет назад, говорили:
  
   "Даже плохой артиллерист может стать хорошим ракетчиком. Но самый хороший ракетчик не сможет быть артиллеристом".
  
   Спросите, почему? Отвечаю. Легко научиться занимать стартовую позицию, производить "привязку" пусковой установки и её ориентирование, осуществлять загрузку ракеты, наведение и проведение пуска. Тем более, что это всё было более-менее знакомо по курсу обучения в артиллерийском училище. Проводить расчёты данных для проведения пусков ракет, также не сложно. Это тоже было знакомо. Тактику применения ракетных войск в той или иной мере мы изучали, хотя бы на примерах реактивных систем залпового огня большой мощности. То есть, при желании, путь к званию нормального начальника расчёта пусковой установки тактических ракет лежал для меня довольно на приличном расстоянии от колючего кустарника терновника. И я его прошёл без приложения чрезмерных усилий. В то же время, ракетчикам не дано было самостоятельно изучить Правила стрельбы наземной артиллерии. В качестве ознакомления они могли это сделать. Однако, что бы управлять огнём артиллерийского подразделения, им нужно было бы кардинально менять своё собственное мышление. Примеров в моей практике было достаточно. Даже людей в генеральском звании. Был у нас в первой гвардейской танковой армии Командующий ракетными войсками и артиллерией. Ракетчик по образованию и мышлению. Возымевший желание, после окончания Академии Генерального штаба, в меру своих возможностей изучить Стрельбу и управление огнём артиллерии. Не совсем нужное ему, в его звании и должности, занятие. Насколько я могу судить, это давалось ему с превеликим трудом. Хотя, это уже не относится к теме.
  
   Как я уже говорил, в отдельный ракетный дивизион нас, лейтенантов-артиллеристов, попало три человека. Причём, меня назначили начальником расчёта пусковой установки стартовой батареи, Славика Алымова, окончившего, как и я, Одесское артиллерийское училище - начальником разведки дивизиона - заместителем начальника штаба дивизиона. Лейтенанта Евдоховича - командиром ракетно-технического взвода (РТВ). Попросту говоря, взвода подвоза ракет. Мы со Славиком сразу же поставили себе задачу No 1 - всеми возможными способами вернуться обратно в артиллерию. И эту задачу целенаправленно выполняли, используя для этого каждое посещение ракетного дивизиона начальником артиллерии дивизии или Командующим ракетными войсками и артиллерией Приволжского военного округа. Начальник артиллерии нашей 213 мотострелковой дивизии со временем просто начал нас посылать... Командующий РВ и А округа, как более культурный человек, отделывался обещаниями "при первой возможности, когда подберём других офицеров, вернуть в артиллерию". Так мы и продолжали служить там, куда нас назначили, до того самого момента, когда начался ввод советских войск в Афганистан. Уже в январе 1980 года со станции Тоцкое в направлении города Термез был отправлен первый эшелон с командой из офицеров, прапорщиков, сержантов и солдат от нашей мотострелковой дивизии. С этим эшелоном из гарнизона убыли, по сути дела, все лейтенанты, приехавшие сюда полгода назад. Нас, выпускников 1989 года в Тоцком осталось буквально четыре человека. Трое нас, попавших в ракетный дивизион и один "репрессированный" лейтенант в артиллерийском полку, который удосужился к тому времени попасть под суд офицерской чести.
  
   Скажу честно, стать настоящим ракетчиком мне было не суждено. Может быть, в виду моего явного нежелания менять артиллерию на ракетные войска, или, что более актуально, самой судьбе было угодно, не особо утруждать меня премудростями службы ракетчика. В итоге, осенью 1979 года моя пусковая установка была выведена из строя упавшей с крыши трёхтонной железобетонной плитой. Я здесь не при делах! Пришлось мне её, родимую, сперва отвозить в город Сердобск Пензенской области для проведения среднего ремонта, а потом, буквально через полгода, для капитального ремонта в ремонтную базу, расположенную в Украине, в городе Шепетовка Хмельницкой области. Знаете такое место? Удивительно. Ведь именно там родился Николай Островский. Вот и получилось, что большую часть своего пребывания в этом дивизионе я оставался "безлошадным".
  
   Что бы "не тянуть кота за хвост", скажу, что уже осенью 1980 года, Командующий РВ и А Приволжского военного округа своё обещание выполнил. Из ракетного дивизиона в артиллерию мы со Славиком Алымовым вернулись. Славика прямиком направили в Афганистан, а меня перевели служить в город Бузулук командиром учебного взвода по подготовке командиров отделения артиллерийской разведки. Капитанская должность, спокойная, преподавательская работа. Хорошие условия жизни в современном общежитии, расположенном прямо на территории учебного артиллерийского полка. И об этом периоде службы можно очень многое рассказывать. Однако, остановлюсь только на учебно-материальной базе, существовавшей в то время в нашем полку.
  
   Что меня очень сильно заинтересовало и удивило, так это то, что будущих сержантов в нашем полку обучали на сильно устаревшей военной технике. Говоря откровенно, многое из того, с чем пришлось столкнуться здесь, нам в училище даже и не показывали. Артиллерийская буссоль ПАБ-43. Появилась на вооружении в 1943 году. В шестидесятых годах ей на смену пришла перископическая артиллерийская буссоль ПАБ-2А с азимутальной насадкой, которая, стоит отметить, и до сих пор стоит на вооружении в армиях постсоветского пространства. Стереоскопический дальномер ДС-0,9. Тоже старьё, ещё бог знает каких годов. Лично у меня, признаюсь, так никогда и не получалось "поймать марки", что бы измерить дальность до цели. 85-мм полевые пушки Д-44 времён второй мировой войны. 82-мм батальонные миномёты БМ-37. 122-мм гаубица М-30 образца 1938 года. Для кого мы готовили командиров орудий, миномётов и отделений? Где ещё можно было увидеть в боевых частях на вооружении подобный "антиквариат"? Оказывается, кое-где эти образцы вооружения и техники ещё встречались.
  
   Командиром учебного взвода артиллерийских разведчиков я пробыл чуть более полугода. В апреле 1981 года, по моему собственному желанию, изложенному в многочисленных рапортах, пройдя формальный отбор, я был назначен в команду, которая формировалась для отправки в Афганистан. Из нашего полка "за речку" должны были убыть пять человек. Четверо из нас - выпускники 1979 года и один - Ваня Ясюкевич, - более раннего возраста. В конце мая месяца, отгуляв положенный нам очередной отпуск, мы, полностью рассчитавшись с частью, уехали в Куйбышев. Оттуда самолётом в Ташкент и в последний день мая 1981 года приземлились в аэропорту города Кабул.
  
  3.
  
   Период службы в Афганистане, признаюсь, положа руку на сердце, был самым памятным, познавательным и ценным в моей службе. Тот опыт, знания и уверенность в себе, которые я приобрёл "там", нельзя ни с чем сравнить.
  
   В прежние времена существовало масса выражений, построенных на опыте многих поколений. Одно из них гласит:
  
   "Армия, прожившая десять лет без войны, лавинообразно теряет свою боеспособность и превращается в красивую "игрушку".
  
   Не знаю, как остальные мои читатели, но я с этим полностью согласен. Не поймите только, что я ратую за войну. Наоборот. Пусть военные действия всеми армиями мира ведутся только виртуально, без стрельбы по живым мишеням и жертв. Пусть деградация Вооружённых Сил у всех их идёт одинаково. Как в статистических отчётах:
  
   "Боеспособность Вооружённых сил США, Великобритании, России за прошедший год снизилась на 11,3%, Китая, Франции, Японии, Германии - на 10, 5%, Италии, Израиля, Болгарии - на 10.3% и так далее".
  
   Хуже, если деградация военных структур происходит неравномерно. А в отдельных государствах, получивших возможность "обкатать" своих военнослужащих в процессе локальных войн, наоборот повышается опытность и боеготовность.
  
   О чём ведётся речь? Да всё о том, что, говоря без всяких оговорок, за время военных действий на территории Афганистана с 1979 по 1989 год, мало того, что чуть менее миллиона наших военнослужащих приобрели реальный боевой опыт, но и прошли опробования десятки и сотни образцов военной техники, вооружения, боеприпасов, экипировки. Вдобавок, этот самый опыт предпринимали скромные попытки распространить во всех Вооружённых Силах Советского Союза. На моей памяти в секретных комнатах воинских частей хранились толстые книги с анализом ведения боевых действий "за речкой". Именно в промежуток времени с 1979 по 1989 год вышли новые Правила стрельбы и управления огнём артиллерии, Наставления по ведению боевых действий артиллерии, Руководство по боевой работе подразделений артиллерии. Это только в сфере артиллерийской науки. Подобным образом перерабатывались Наставления, Руководства, Боевые уставы во всех других родах войск и служб. Тогда, в последние годы существования СССР, читая эти самые руководящие документы, душа радовалась, находя знакомые моменты, выраженные уже в качестве указаний. Значит, не зря гибли в Афганистане советские парни? Не зря мы все учились на своих собственных ошибках, дабы потом, подобные ошибки не совершали другие? Увы. С развалом Союза, суверенные государства в спешном порядке стали избавляться от "наследия великой державы". Уничтожая не только всё, что имело аббревиатуру СССР, но и ценные приобретения, оплаченные человеческими жизнями. Новые Руководства, Пособия, Уставы создавались в тиши кабинетов не совсем грамотными специалистами. Результат? Ай! Не хочется о нём даже говорить. Порой читаешь и диву даёшься:
  
   "Откуда только могли появиться подобные мысли? Неужели трудно было подождать пару дней, а не садиться за составление Руководящего документа в страшнейшем похмелье? Ведь даже в период создания Рабоче-крестьянской Красной Армии, опыт царской армии использовался в полном объёме для обучения красноармейцев. Мужики! Побывайте в войсках. Пообщайтесь с простыми взводными, ротными, комбатами. Они смогут предложить много стоящего. Не стесняйтесь "спуститься в низы" с вашего "министерского Олимпа". Это послужит на благо всех".
  
   Что-то я, подталкиваемый эмоциями, совершенно "сбился с курса" и потянул всех вас не в ту сторону. Начал о своей службе в Афганистане, а оказался в современном времени. Возвращаюсь назад.
  
   Итак, я в Афганистане. На дворе, точнее, в котловане города Кабул, по календарю - начало лета 1981 года. Реально же жара такая, что даже в форменной рубашке ходить невозможно. На пересыльном пункте лично у меня сложилось впечатление, что мой приезд на замену явился полной неожиданностью для работников кадровой сферы деятельности штаба армии:
  
   "Что с ним делать? Куда направить? Может быть, откомандировать обратно в Союз?"
  
   Только через пять дней я попал в штаб 201 мотострелковой дивизии. В своём полку оказался спустя одиннадцать (!) дней. Невольно заставил своего заменщика ждать лишние полторы недели. Это, так, к слову.
  
   И вот, я - миномётчик в горнострелковом батальоне. Напомню, для проформы. "Курица - не птица, Монголия - не заграница, прапорщик - не офицер, одесситка - не жена, миномётчик - не артиллерист" и так далее. Стать миномётчиком - было страшным наказанием для любого артиллериста того времени. Вместо чёрного, бархатного околыша на фуражке - красный суконный. Перспективы роста в карьерном отношении - никакой. Вечные наряды, работы, "затыкание дыр" у пехоты. Именно так и именно этому нас учили в училище. На деле же, здесь, в Афганистане всё оказалось совершенно по-другому. В первую очередь то, что фуражек, как и повседневной формы одежды мы не носили. Как приехал я сюда с чёрными петлицами, так и возвратился назад в той же форме. Наряды, работы и прочие "прелести" армейской жизни в пункте постоянной дислокации полка - поровну с пехотой. Ну, а во время рейдовых операций вопрос становился несколько в ином разрезе. Нас, миномётчиков, в рейдовых батальонах уважали и ценили. Пехоте, скажем прямо, во время рейдов доставалось трудностей на порядок больше. Хоть и ходили мы все "в одной связке", пусть и вес нашего вооружения давал дополнительную нагрузку на плечи, спину, ноги, но зато лезть напрямую под огонь снайперов и пулемётчиков не было необходимости. Опять же, отвлекусь. Выскажу всем известную истину:
  
   "Территория считается захваченной, когда на неё вступила нога солдата".
  
   Это означает, что только наша пехота становится гарантом разгрома противника. Не удалось пехоте пропылить по дороге вражеского государства, значит, и победы нет. Ни массированный налёт авиации, ни широкомасштабная специальная операция с использованием десятков и сотен диверсионно-разведывательных групп не в состоянии закрепить успех. Только пехота. В то же время, в одном из приказов Верховного Главнокомандующего И.В.Сталина есть такая, известная всем фраза:
  
   "Наступление пехоты и танков без артиллерии, это не наступление, а преступление".
  
   Лично для меня эта фраза вызывает невольное уважение к артиллерии и к самому себе в частности. Но, продолжу с прерванного. Так вот, прикрыть продвижение пехоты во время рейдовой операции, подавить огневую точку, обстрелять "профилактически" какой-то, угрожаемый участок - это была наша, миномётчиков работа. После ХОРОШЕЙ работы миномётчиков, пехота шла вперёд веселее. Знали, что после нашей стрельбы, вряд ли какой-нибудь шальной душман отважится высунуть голову. Бывало, конечно и такое, что из-за малочисленности рейдовой группы, общевойсковые командиры "нарезали" миномётчикам самостоятельный участок обороны. На это нужно было смотреть со всех сторон, дабы потом не обвинять пехоту в нарушении Боевого Устава Сухопутных войск. С одной стороны - Устав не велит. С другой стороны - нам было оказано доверие, связанное с уверенностью в качественном выполнении поставленной задачи. Подобному я, в силу привычки, не удивлялся. Воспринимал, как должное.
  
   Что лично я приобрёл за весь период службы в Афганистане?
  
   Верных друзей, на которых можно было всегда положиться. Знаю, что и сейчас, случись что-нибудь неординарное, они придут мне на помощь. Сделают, в меру своих сил и возможностей, для меня многое. К сожалению, они не всесильные. Да и возраст уже клонится к тому пределу, когда, и хочется, и возможности не те.
  
   Следующее. Огромный опыт применения артиллерии в мотострелковых подразделениях. Миномёт - это сила. Миномётная батарея - это подразделение, способное в любой момент поддержать боевые действие пехоты. Конечно, любой командир мотострелкового батальона мечтает о том, что бы его наступление или ведение обороны поддерживал артиллерийский дивизион ствольной артиллерии калибра покрупнее. Восемнадцать стволов - это не шесть. Да и свою миномётную батарею стоит поберечь. Заберут приданный дивизион, а вот она, родимая, своя миномётная батарея. Никуда не делась. Цела и невредима. С полным боекомплектом. Используй её так, как тебе хочется. Поверьте. Это не куркульство, а свойство натуры любого рачительного хозяина. Скажу ещё раз, хотя подобная мысль не нова. Миномёт, в опытных руках способен вершить чудеса. И стрельба по площадям. И поражение точечной цели. И уничтожение живой силы в окопах и на обратных скатах высот. И сильное психологическое воздействие на противника. Стоит конкретизировать все эти пункты? Думаю, нет смысла. Кто это когда-то слышал, а тем более, имел касательство - поймёт сразу. Непосвящённые - могут пропустить.
  
   Стоит, наверное, отметить, что Афганистан дал лично мне огромную уверенность в своих силах. Чисто для начинающих артиллеристов сообщу. В училище, на военных факультетах нас учили стрелять по Букварям. Написано в Правилах стрельбы порядок пристрелки по наблюдению знаков разрыва: получил перелёт - захватывай в широкую вилку; недолёт - споловинь её; к стрельбе на поражение переходи на середине узкой вилки. При проведении учебных стрельб, когда снарядов достаточно, это всё выполнялось неукоснительно. Нарушил Правила стрельбы - получи ошибку. Повторил ошибку - в активе уже две. Ещё где-то накосячил - "Слазь с коня, не мучай скотину". При поражении цели огневым налётом недобрал или перебрал с требуемым расходом снарядов - получи двояк за стрельбу. В реальном бою совершенно не так. Конечно, кое-какие ценные извлечения из Правил стрельбы мы применяли. Переиначивали, опираясь на свой личный опыт и интуицию. Применяли глазомер, использование фиктивных координат и прочее и прочее. Нигде, допустим, не было написано, что бы для определения дальности до цели использовать стрельбу из автоматического гранатомёта АГС-17 "Пламя". Зачем? Да ведь занести в горы гранату к АГС-17 гораздо легче, чем миномётную мину. Пристрелял из гранатомёта цель, определил по прицелу дальность, по подготовленным данным "бросил" туда мину. Как правило, попадание было в точку. Приехав после Афгана в Союз, я не испытывал особых никаких затруднений при выполнении учебных и учебно-боевых задач. Не было "трясучки" в руках, какого-то волнения, суетливых движений. Всё делал размерено, продуманно, порой в полуавтоматическом режиме. Зная заранее, что в самом исключительном случае, положительную оценку всё равно получу. В общем, весь опыт артиллеристов, пехоты, сапёров и других специалистов, воевавших в Афганистане, собрать бы в кучу, суммировать, провести анализ и использовать для обучения будущих специалистов. Вот это был бы толк. Тут вам и эффективность, и экономия, и результат. Только вот, насколько я сам убедился, наш опыт, наши знания уже никому не нужны. Так. Бред выживающих из ума, пусть не старцев, но - людей в возрасте.
  
   Очередной плюс службы в горнострелковом батальоне. Всё вооружение, состоявшее по штату в батальоне, кроме разве что зенитных ракет "Стрела" и ПТУР "Фагот", было мною опробовано. Из всего пострелял. Всё поводил. Оценил, где сам, где с использованием знаний профессионалов, качество вооружения, боеприпасов и военной техники. Научился практически применять подрывные заряды с электрическим и огневым методом подрыва. Как итог. Знаю, что себя и своих близких защитить смогу. Даже с риском для жизни. Удержать меня не сможет ничто. Даже жизнь человека.
  
   Приобретения можно было перечислять ещё очень долго. И в глобальном масштабе и по мелочам. Всё-таки, наиболее важным из них, на мой взгляд, является то, что для меня сейчас совсем не пустым звуком являются честь и достоинство. И не только как личные мои качества, но и как требования к окружающим меня людям. Если человек явно нечестен, имеет наклонности к совершению подлости, для меня он никогда не будет близок, даже в абстрактном понимании. К такому и отношение опасливое. Свои же честь и достоинство я готов отстаивать, невзирая на чины и звания. Конечно, начальничков, взявших в привычку оскорблять, "втаптывать в грязь" стоящих ниже их на служебной лестнице, у нас достаточно. Дашь им хоть один раз поблажку, не ответишь достойно на грубость - "сядут на голову". Вот и приходится "держать марку".
  
  4
  
   Азербайджан. Именно туда, после замены из Афганистана, меня занёс некий чёрт руками работников кадровых органов Советской Армии. Причём, почти на самый юг этой закавказской республики. Сначала, правда, пришлось побывать в штабе Закавказского военного округа в городе Тбилиси. Оттуда меня направили в штаб четвёртой общевойсковой армии в городе Баку. Штаб 60-й мотострелковой дивизии, где мне и предстояло продолжить службу, находился в городе Ленкорань. Остальные воинские части были разбросаны по всему югу Азербайджана. В частности, практически вся артиллерия дивизии располагалась в городке Порт-Ильич.
  
   Всё той же судьбе военного было угодно направить меня служить в первый артиллерийский дивизион 1073 артиллерийского полка на должность командира кадрированной артиллерийской батареи. Это означало, что у меня в подчинении оказались только три военнослужащие срочной службы, куча техники и вооружения, стоящих на длительном хранении в полуоткрытых хранилищах.
  
   Вообще, по своей штатной структуре это был уникальный полк. Первый и второй артиллерийские дивизиона имели на вооружении 122-мм гаубицы М-30 образца 1938 года получившие в войсках негласное наименование "кулацкий обрез". Тягачами служили автомобили ЗиЛ-131. Третий дивизион был вооружён 160-мм миномётами М-160. Да и тягачи у них были помощнее - Урал-375. Остальные подразделения, типа батареи управления и артиллерийской разведки, ремонтная рота и рота материального обеспечения имели примерно одинаковую структуру, как и в обычном артиллерийском полку. С тем учётом, что все они были сокращённого состава.
  
   Кроме артиллерийского полка на территории гарнизона располагался отдельный ракетный дивизион с пусковыми установками "Луна" и отдельный реактивный дивизион с реактивными системами залпового огня БМ-21 "Град". Начальником гарнизона, как это и положено, являлся командир полка. Все здания военного городка, включая и дома для проживания семей офицеров, были одноэтажные, древней постройки и сложены из известняка. Стоит отметить, что дома офицерского состава (ДОСы) были рассчитаны на четыре семьи. В них имелось четыре квартиры - две двухкомнатные и две однокомнатные. Остаточная стоимость всего четырёх квартирного ДОСа составляла 54 рубля (!). То есть, даже меньше стоимости самого материала, из которого были построены дома. В городке имелся магазин с продовольственным и промтоварным отделами. Все остальные атрибуты, сопровождавшие стандартные военные городки, типа почты, детского сада, школы, клуба, попросту отсутствовали. Буквально в нескольких сотнях метров от гарнизона плескалось Каспийское море. Жаль только, что до его побережья по прямой дорожке, дойти было невозможно. Довольно глубокое болото преграждало путь. До ближайшего пляжа нужно было топать или ехать где-то километр. Впрочем, "для бешеной собаки это не крюк".
  
   Не стану скрывать, что офицеры и прапорщики здесь служили по много лет. Прижились, привыкли к этим условиям жизни, соседству азербайджанцев, довольно скудному обеспечению. Да и чем здесь было плохо? Почти курортная зона. Ехать отдыхать, на море, не было нужды. Службу в гарнизоне назвать обременительной можно было только в качестве шутки. Все занятия офицеров сводились только к стрельбе на винтовочном артиллерийском полигоне (ВАП), который располагался прямо на территории военного городка и направлен был траекторией стрельбы пулемётов в сторону моря. Вернее - болота. Вот стреляли здесь офицеры-артиллеристы классно. Правила стрельбы и управления огнём, Курс подготовки артиллерии знали как "Отче наш...". Плановые стрельбы проводились два раза в неделю. Однако от скуки, офицеры дивизионов приходили на ВАП почти ежедневно, кроме выходных дней.
  
   После Афгана, что вполне естественно, Правила стрельбы и управления огнём, Курс подготовки артиллерии я не знал совершенно. Тем более, что Правила стрельбы ПС-83, в виде проекта, буквально пару месяцев до моего приезда, в новой редакции пришло в полк. Забыв за два года по теории практически всё, чему меня учили в училище, я со "свежей головой" взялся за изучение новых книжек. Легче было в том смысле, что ПС-83 во многих вопросах были переработаны с внедрением опыта боевых действий в Афганистане. В общем, мне, как не совсем ещё освоившемуся офицеру, дали небольшой срок для подготовки, оказывая в этом всестороннюю помощь. Остальные офицеры занимались практическим выполнением огневых задач на имитационных средствах с полной нагрузкой, не щадя своего времени и сил. Не верите? Я тоже, сперва, не поверил своим глазам, пока не понял, в чём заключается стимул такого рвения. Всё оказалось банально простым. В кадрированных дивизионах по штату было пять офицеров - командир дивизиона, начальник штаба дивизиона и три командира артиллерийских батарей. Обычно на винтовочный полигон приходило по три - четыре офицера от каждого дивизиона. Каждый дивизион занимался в своём отдельном классе. Принцип занятий был следующий. Первые полчаса офицеры попросту "разогревались", решая задачки по привязке и полной подготовке. После этого начиналась непосредственная тренировка по выполнению огневых задач. Руководителями стрельбы были по очереди все офицеры. Главная задача заключалась в то, что бы поставить как можно более сложную задачу и "завалить" стреляющего. До полудня каждый офицер выполнял где-то по две огневые задачи. После этого подводился итог дня. Определялись двое хуже всех выполнившие огневые задачи. Самый худший отправлялся через забор в ближайший азербайджанский магазинчик-павильон, называемый, в виду его полной прозрачности, "стекляшкой", за спиртным. Следующий, по результатам стрельбы офицер, сопровождал первого для того, что бы обеспечить компанию закуской. Ну, а лидеры по стрельбе, оставались ждать того момента, когда можно буден начинать возлияние. Учитывая то, что местные погодные условия не располагали к употреблению водки, покупали вино. В то время в этом самом магазинчике-павильоне продавалось прекрасное сухое вино, включая и производство Болгарии. Вот его-то и приносили в качестве уплаты за плохую успеваемость. Причём, я заметил, порой "плохим результатом" могла оказаться и хорошая оценка. Главное - хуже, чем у остальных. Скажу вам, что это не самый лучший способ заставить офицеров-артиллеристов заниматься повышением уровня своей профессиональной подготовки. Зато - результативный. На всех итоговых и контрольных проверках офицеры полка показывали неизменно только хорошие и отличные результаты. Среди командиров батарей один старший лейтенант неизменно, из года в год, занимал первые места в округе по своей личной подготовке. Хотя и был хроническим алкоголиком, то получавшим звание капитана, то терявший оное за личные прегрешения.
  
   В гарнизоне Порт-Ильича я в то время был первым и единственным "афганцем". Да и к тому же, награждённым орденом Красная звезда. Отношение ко мне было неоднозначным. Кое-кто увидел во мне своего конкурента на занятие вышестоящих должностей. Начальники штабов дивизиона интуитивно стали предполагать во мне угрозу для себя в виде "подсиживания". Только это, зря. Местные азербайджанцы побаивались меня за вспышки бешенства, которые в перовое время сопровождали любое посещение их магазинов при попытке продавцов меня же "общитать" в денежном выражении. В общем, положение моё было несколько необычное. В этот же период моей службы в Порт-Ильиче, мне поступили почти сразу два выгодные и лестные предложения. Начальник артиллерии дивизии предложил мне перейти на должность командира стартовой батареи с последующим повышением до начальника штаба отдельного ракетного дивизиона. И та и другая должности были майорские. Вот вам и результат того, что в моём личном деле оказалась отметка о службе в ракетном дивизионе на такой же системе вооружения. Этот вариант меня совсем не устраивал, и я категорически отказался. Второе предложение поступило уже от политребят. Замполит полка, учитывая тот момент, что я был молодым коммунистом, секретарём партийной организации дивизиона, начал "сватать" меня на должность освобождённого секретаря комсомольской организации полка. Здесь перспективы нарисованы мне были вообще впечатляющие. Через два года гарантированное поступление в Военную политическую академию имени Ленина, должность замполита полка, и так далее и тому подобное. Не жизнь, а лафа. Никаких нарядов. Никакой ответственности. Сиди себе и перелистывай бумаги, не забывая полотенцем "вытирать пот со лба" и пыль с пальцев. Пусть простят меня "братья-политбатраки", только этот вариант мне вообще был не в тему. Почему-то я недолюбливал политработников. Чем-то они мне не нравились. Хотя в открытую, я этого не показывал. Что бы себе самому не навредить, втихоря показывал им дулю в кармане. Вот так я и остался артиллеристом. Хотя и в последующем предложения уйти из артиллерии получал. Но об этом позднее. Не сейчас.
  
   В составе полка мне довелось участвовать в мобилизационном развёртывании воинских частей дивизии, проведении боевого слаживания батареи и тактических учений всей дивизии с боевой стрельбой. Скажу откровенно, это дело для меня было новым. Принял я в процессе мобилизационного этапа, как сейчас помню, сорок два человека "партизан". Все - местные жители основной национальности республики. Переодели, вооружили, сняли машины и орудия с длительного хранения. Подготовили всё к совершению марша. В составе колонны полка совершили марш своим ходом на полигон в район города Баку. Там провели занятия по подготовке приписного состава. Скажу вам честно. Более трудного занятия, чем обучать в течение недели азербайджанцев стать командирами орудий, наводчиками, радиотелефонистами и вычислителями, я раньше не испытывал. По вечерам, разговаривая в командирами батарей нашего дивизиона, я просто порой впадал в панику. Как я буду выполнять огневые задачи? Самому метаться от ячейки управления к орудиям? Не успею. Командиры огневых взводов, такие же приписники, только с высшим образованием. То, чему их учили на военных кафедрах институтов, давно забыли. Они - помощники, хоть и старательные, но, не подготовленные. В крайнем случае, с грехом пополам, смогут выполнять обязанности наводчика. Однако, это только два орудия, а не все четыре. В общем, ни терять, ни находить мне было тогда уже нечего. Как будет, так пусть и будет. Что бы мои абреки не "посеяли" где-то автомат, я всё стрелковое оружие собрал и закрыл в салоне радиостанции Р-142. Так было надёжнее.
  
   Начался этап учения. Буквально при втором выстреле у одной моей гаубицы М-30 оторвало переднюю гайку штока накатника. Вместе с крышкой она улетела куда-то в поле, и найти её не смогли. Ствол орудия остался в откатившемся после выстрела состоянии. Стрельбе "Стой!". Проверка, осмотр, сверка актов подготовки орудий к стрельбе. Комиссия установила, что всё дело в старении металла. Ведь первый выстрел орудие выдержало? Давление в накатнике в пределах нормы? Тормоз отката заправлен жидкостью до установленных норм? Всё в порядке. Вот вам и артиллерийские орудия, которые, может быть, в своё время вели огонь по фашистским войскам. Железо, есть железо. И оно имеет предел своего долговечности. Главное, что нет моего недосмотра, просчёта, халатного отношения к выполнению служебных обязанностей. Можно продолжать стрельбу. Теперь мне стало дышать легче. Поставил радиостанцию возле основного орудия. Стол с прибором управления огнём - рядом. Успевал, и получать команду, и рассчитывать установки для стрельбы, и передавать данные на соседние орудия, и наводить орудие в цель. "Человек-оркестр". Благо, что интенсивность стрельбы была относительно слабенькой. Увеличь на командно-наблюдательном пункте дивизиона скорость засечки целей, с последующим их поражением, я бы ничего не успевал делать, и в скором времени запросто свалился бы возле своей радиостанции, ПУО и ячейки управления. А так, всё получилось удачно.
  
   Стрельбы закончились. Предстояло возвращение обратно на зимние квартиры. И вот тут-то мои приписнички начали разбегаться. Забыл ранее сказать, что и Ленкорань, и Порт-Ильич располагались в пограничной зоне. Без специальной отметки в паспорте или наличия командировочного предписания (отпускного билета), въехать туда было невозможно. Паспорта и военные билеты, в качестве предосторожности, у военнообязанных запаса изъяли сразу же на пункте приёма личного состава. Они остались полностью без документов. Как местные аборигены смогли миновать пограничный контроль и попасть к себе домой, уму непостижимо? Однако, факт остаётся фактом. На полигон я поехал с сорока двумя приписниками и тремя солдатами срочной службы, обратно вернулся только с четырьмя военнообязанными запаса и всё теми же тремя солдатами. Благо, что нашлись водители для всех моих машин.
  
   Вернувшись в Порт-Ильич, технику и вооружение поставили в парке, не загоняя её в хранилища. Ведь всё грязное, не обслуженное. На следующий день начали подходить беглецы:
  
   "Командир. Отдай документы. В военном комиссариате не выдают справку о том, что мы были на сборах. Без справок обратно на работу не берут. Теряем деньги".
  
   "Ан, нет, ребятки. Просто так даже коты не рождаются. Кто будет мыть машины и орудия, ставить их на хранение? Дядя? Помоете технику, поставите в хранилище, сдадите оружие, обмундирование, имущество, вот тогда и поговорим".
  
   Признаюсь, что таких ленивых людей, как мои азербайджанские друзья, свет не видывал. Сами они машины и орудия мыть не стали. Скинулись деньгами, отогнали машины с орудиями на сцепке на автомобильную мойку, заплатили работнику и потом пригнали чистенькие автопоезда в парк. Всё, что я им сказал, сдали на склады и принесли об этом расписки. После этого, дав им квиточки, что со мной они рассчитались полностью, я отправил своих временных подчинённых к начальнику штаба дивизиона за окончательным расчётом. Здесь их ждал очередной сюрприз. За все их деяния им пришлось расплатиться по полной. Вспомнили им и то, что они сбежали со сборов, что порой игнорировали указания офицеров и ещё массу прегрешений. Думая, после этого, в последующем, именно эти военнообязанные запаса вели себя с военными более осторожно. Хотя, как сказать?
  
   Через год в полк поступила разнарядка направить двух офицеров в должности командира артиллерийской батареи к новому месту службы. Мне, как перспективному офицеру, представляющему определённую "угрозу" для остальных офицеров в их карьерном росте на спокойном месте, каковым являлся Порт-Ильич, было предложено сделать свой добровольный выбор и убыть в неизвестность.
  
   Одно предложенное место - на Курильские острова. Заменяемый район. Год за два. Двойной оклад денежного содержания. "Море" красной икры. Рыбы копчёной, сушёной, варёной - хоть завались. Побережье Тихого океана прямо за окнами дома. Развёрнутая до полного штата батарея. Перспективы служебного роста. Через пять лет - любое место службы на территории Советского Союза или за границей.
  
   Второе место - Группа советских войск в Германии. Тоже на пять лет. Кое-что соответствует Курильским островам, а, кое-что и значительно лучше. Правда, карьерный рост - вопрос открытый.
  
   Посоветовавшись с женой, решили мы, дабы не искушать судьбу, и не пытаться объять необъятное, выбрать всё-таки Германию. Дальнейшее было делом техники. Сдача дел, материальных ценностей и должности командиру соседней батареи. Сборы и загрузка контейнера, который предстояло отправить в Белоруссию, так как окончательного адреса в Германии я ещё не знал. Прощальное застолье и перелёт в Минск. Оттуда, в одиночку, отправился к новому месту службы.
  
  5
  
   Германия. Вернее даже, Германская демократическая республика (ГДР). Тогда это государство ещё не пытались называть Восточной Германией. Да и Федеративную республику Германии (ФРГ) Западной Германией не обзывали. Предпочтительнее было именовать ГДР и ФРГ. ГДР - свои, союзники. ФРГ - чужие, враги. Путь в эту республику лежал от границы СССР через Польшу. Проезжая на поезде через эти два государства социалистического лагеря, невольно удивлялся тому разительному расхождению образа жизни этих соседних государств. В Польской народной республике (ПНР) всё дышало частнособственничеством, торгашеством, и ещё чем-то неуловимо враждебным. Нет. Не в отношении людей. В отношении мировоззрения и идеологии. Нам, советским людям, воспитанным в духе "преданности партии и народу" было как-то странно видеть систему, существовавшую в тогдашней Польше - "Я, мне, моё", "ЧЧВ - человек человеку ВОЛК", "Обмани ближнего, ибо он обманет тебя и возрадуется". Во всяком случае, так мне всегда казалось. И тогда, и теперь. Особенно при общении с поляками, как в самой Польше, так и в Германии.
  
   Как бы то ни было, в итоге своего "путешествия", переехав на поезде через реку Одер, я оказался во Франкфурте. Невольно в памяти проплыла картинка из любимого кинофильма "Щит и меч". Вот так же, по такой же схеме, Йоган Вайс прибыл в фашистскую Германию. Сразу с поезда нас, прибывших по замене в Группу советских войск в Германии (ГСВГ) представители местной пересылки забрали в специальный городок. После этого, в рабочем порядке стали распределять приехавших офицеров и прапорщиков по местам последующей службы. Происходило это довольно быстро. Чувствовалось, что работа у кадровых работников, находившихся на пересылке, привычная и отлаженная. Списки прибывавших на замену уже у них имелись. Поэтому, необходимо было только в них внести соответствующие статистические данные, выписать предписание до следующей точки пути, и отпустить прибывшего "с миром".
  
   Как ни странно, меня, вызвали в кабинет на беседу в числе последних. По привычке, я это отнёс к тому, что моя фамилия начинается на букву "Ч". Во всех журналах, как правило, я, или завершал список, или находился в числе крайних. С этим уже ничего не поделаешь. Однако, войдя в кабинет, в котором сидел подполковник-кадровик с парой клерков, атмосфера в нём меня интуитивно насторожила. Что-то в поведении подполковника было неестественное. Ощущалась некоторая нервозность. Последующий разговор поверг меня в шок. Передам его в несколько сжатой форме.
  
   "Товарищ старший лейтенант. Дело в том, что Вас прислали в ГСВГ по ошибке. На настоящий момент свободных должностей для Вас у нас нет. Придётся Вам возвращаться к прежнему месту службы".
  
   "Извините меня, товарищ подполковник. О какой ошибке может идти речь? В Закавказском военном округе я дела и должность сдал. Все личные вещи отправил в Белоруссию. Жена сейчас живёт в Минске и ждёт вызов на убытие ко мне. Кто мне компенсирует все расходы? По-вашему, что, офицер это бессловесное животное, с которым можно делать всё, что угодно? Никуда я не поеду! Раз прибыл сюда служить, то и буду служить только здесь".
  
   "Хорошо. Постараемся решить Ваш вопрос. Вам придётся некоторое время пожить на пересыльном пункте. Устраивайтесь в общежитии и ждите".
  
   Говоря откровенно, вырвавшись из Закавказья, я уже совершенно не хотел туда возвращаться. Пусть там было не самое плохое место службы, но и не самое хорошее. Случись так, что нужно было бы возвращаться в Белоруссию, я бы ещё подумал, что выгоднее - ГСВГ или БВО. В том варианте, который просматривался сейчас, решение было однозначным - приложить максимум усилий, что бы остаться в Германии.
  
   В общежитии, где меня поселили, из обитателей было всего несколько человек. В основном те, кому предстояло продолжить своё движение к новому месту службы во второй половине дня. Да они даже вещи свои не распаковывали. "Сидели на чемоданах". Не испытывая в тот момент "дефицита общения", я сдал свои вещи в камеру хранения общежития, и отправился в город, что бы просто поглазеть на местную жизнь, а, заодно, обменять в местном обменном пункте свои кровные двадцать пять рублей, которые разрешалось перевозить через границу, на местные марки. Вообще-то, тогда можно было провозить тридцать рублей. Однако пятёрку я потратил ещё в Бресте, купив какую-то вещицу. В результате обмена, у меня оказалось восемьдесят марок. Это при существовавшем курсе обмена в 3,2 марки за один советский рубль. Не скажешь даже, что целое состояние. Какой-то промежуток времени продержаться можно.
  
   Особо долго я по городу не бродил. Посмотрел ещё раз железнодорожный вокзал. Заглянул в пару магазинов. Вспомнил, что когда-то изучал немецкий язык. Что удивительно? Иностранные языки мне всегда давались с великими потугами. Не задерживались в моей голове всяческие склонения, наречия и прочая лабуда. Однако, услышав разговорную немецкую речь, я, в большинстве случаев, мог по смыслу догадаться, что говорили. Ответить, в связи с отсутствием словарного запаса, не мог. Вернее мог в объёме статистического советского офицера, у которого всегда имелся тот минимальный запас слов и фраз, который обеспечивал понимание коренных немцев, типа:
  
   "Цвай сосиска унд порезать" (две сосиски порезать), "Гросс бир" (большой бокал пива), "Кукен" (смотрю) и так далее.
  
   Вернулся на пересылку уже ближе к вечеру. Новые поезда с заменщиками, судя по всему, пока ещё не прибывали. Кроме меня в общежитии остался ещё один офицер. Познакомились. Оказалось, что у него положение было "зеркально" как и моё. Одногодок. Старший лейтенант. "Афганец". Год как вернулся "из-за речки". Служил где-то в Туркмении. Направили в Германию, а места службы свободного не оказалось. Тоже сказали, ждать решения вопроса.
  
   Вот с ним-то, Мишей Куклевым, мы и начали свою эпопею с ожиданием. Вопросы наши во Франкфурте решались довольно долго. Что бы мы особо не скучали, и не занялись непотребиной, начальство пересылки нас изредка озадачивало. То в Потсдам поехать на автобусе на вещевые склады, то кого-то встретить и сопроводить. Благо, через неделю не только нам надоело это "сидение", но и мы надоели местной администрации. Выписали нам предписания и отправили обоих в Дрезден в штаб 1-й гвардейской танковой армии. На старом предписании, которое у меня сохранилось до сих пор, карандашом сделана надпись:
  
   "Должности для офицера в ГСВГ нет".
  
   В штабе первой танковой армии, франкфуртская картинка повторилась полностью. Нет должностей, и точка. Опять общежитие. Деньги к тому времени мы оба полностью истратили. Пару дней нас обеспечивали питанием в солдатской столовой батальона охраны и обеспечения штаба армии. Потом и вообще отказались кормить. Представляете? В середине восьмидесятых годов прошедшего столетия, советский офицер на действительной службе оказался без средств к существованию, полуголодным. Странно и непонятно было то, что никого из местных начальничков подобное положение дел совершенно не волновало. О нас с Мишей, как будто бы забыли. Никуда не вызывали, ничего не предлагали, ничем не озадачивали. Как будто бы нас и на свете не было. К концу второй недели пребывания в Германии, у нас терпение иссякло. Обратились в отдел кадров, где получили категорический ответ: "Ждите"! Тогда мы сели с Куклевым, и написали письмо в Москву, Генеральному секретарю ЦК КПСС Черненко. Слёзно описали свои мытарства и попросили помощи. Отправили своё обращение заказным письмом с местного почтового отделения. Предстояло теперь, в прямом смысле, выполнять установку кадровиков - ждать.
  
   Ждать то можно было, только не с пустым желудком. Молодой организм требовал пищи. Помогла изобретательность и умение преодолевать трудности. Удалось узнать, что совсем недалеко, буквально за Дрезденом, имеются вишнёвые сады-плантации, на которых наёмным трудом собирают вишню. Переоделись в гражданскую одежду и отправились туда. Собирали вишню в вёдра, а потом сдавали немцу, получая за это жетоны. За счёт ловкости и некоторого надувательства честных немцев, нам за два часа удавалось каждому получать по двадцать жетонов. На выходе жетоны менялись на деньги - один жетон - 2,5 марки. В результате, за два часа работы удавалось заработать по пятьдесят марок. Если посчитать, то такими темпами можно было в месяц иметь более тысячи немецких марок "на нос", что в то время было больше заработной платы младшего офицера Советской Армии. Конечно, мысли об этом тогда не возникало. Просто, побывав на этой самой немецкой плантации пять дней, мы создали себе внушительный запас денежных средств для последующего безбедного ожидания.
  
   К концу месяца описанных выше мытарства, пришёл ответ на наше письмо из Москвы. В спешном порядке нас вызвали в отдел кадров армии. Пожурили за то, что мы изволили написать жалобу, выписали предписания и отправили обоих, с назначением на должности, в военный городок Цейтхайн. Было такое место в Германии. Неофициально его называли: "Не доехал семь километров до Германии". До ближайшего города Риза было ровно семь километров. Бывшая территория нацистского концентрационного лагеря. Скученность воинских частей. На территории гарнизона размещались три гвардейские танковые полка, зенитно-ракетный полк, отдельные батальоны девятой гвардейской Бобруйско-Берлинской танковой дивизии, и армейская артиллерийская бригада. Жилой городок для семей военнослужащих был практически весь современной постройки. Все атрибуты, свойственные подобным военным городкам, присутствовали в полном объёме: школа, детские сады, Дом офицеров, магазины, банно-прачечный комбинат и прочее.
  
   Попал я служить в 308-ю армейскую артиллерийскую бригаду. Особенностью бригады было то, что управление бригады, два пушечные самоходные артиллерийские дивизиона и подразделения обеспечения размещались в этом гарнизоне, а два тяжёло-гаубичные дивизиона и разведывательный артиллерийский дивизион - в двадцати километрах в городе Ошац. Начальник штаба нашей бригады называл всё то, что размещалось в гарнизоне Цейтхайн "краем пуганых идиотов", а гарнизона Ошац - "краем непуганых идиотов". Каждый догадается почему.
  
   Принял я четвёртую пушечную самоходную артиллерийскую батарею второго самоходного артиллерийского дивизиона бригады. На вооружении батареи состояли восемь 152-мм самоходных пушек 2С-5 "Геоцинт-С". Мощная и маневренная артиллерийская система, имеющая некоторые особенности своей конструкции. Всё дело в том, что из-за длинного ствола, артиллерийская часть выходила за габариты гусеничной базы. Спереди выглядывал дульный тормоз. Сзади - рама механизма заряжания с "улиткой". Как-то эта особенность сыграла со мной злую шутку. Произошло это на Магдебургском полигоне в самый разгар лета. Выполнили мы тогда стрельбу прямой наводкой. Результаты стрельбы превзошли все мои ожидания. Что ни выстрел - то попадание в цель. Снайперская винтовка сверхкрупного калибра. БРДМ-1, используемая в качестве мишени, к концу стрельбы полностью развалился на составные бронированные листы. В прекрасном настроении повёл колонну батареи в полевой лагерь. Восемь орудий да две командирские машины управления подняли на дороге столбы пыли. Видимость снизилась до нуля. Дал команду увеличить дистанцию. Поздно. Следовавшее за моей машиной орудие сбросило скорость. Следующее за ним орудие, не успев остановиться, сходу ударило своим дульным тормозом в раму досылания впереди идущей самоходки. Произошел искусственный откат ствола, в результате которого раму автомата досылания второго орудия сорвало с креплений. Третье орудие, повторило полностью "подвиг" второго. В итоге, три рамы автомата досылания снарядов в батареи были выведены из строй. Конечно, орудия могли и после этих поломок вести огонь. Только вот теперь стали относиться к категории "временно ограниченно боеготовых". Самое страшное заключалось в том, что всё, что касалось 152-мм самоходных пушек 2С-5 "Геоцинт-С", в тот период времени находилось под грифом "Секретно". Сами рамы автоматов досылания сделаны были из дюралюминия. Для их ремонта требовалась аргонная сварка, каковой в бригадной ремонтной роте не оказалось. Пришлось обращаться к немецким шефам. Полностью разобрали неисправные рамы. Для образца сняли одну нормальную. Всё это отвезли к немецким товарищам и через неделю забрали обратно готовые, которые невозможно было отличить от новых рам автоматов досылания. На этом, в общем-то, инцидент окончился. Благополучно для моей личной послужной карточки.
  
   Вообще, штатная структура артиллерийских батарей в бригаде была довольно интересной. С подобным мне пришлось сталкиваться впервые. Старший офицер батареи был одновременно и заместителем командира батареи. Освобождённая должность. Кроме него существовали два командира огневых взвода и командир взвода управления. Восемь орудий в батарее повышали огневую мощь подразделения почти в полтора раза. Правда, старшины батареи не было. Он был в дивизионе в единственном числе.
  
   Коллектив в батарее подобрался сильный и толковый. Результатом этого было то, что на ближайшей итоговой проверке батарея получила отличную оценку. Это послужило тому, что мою батарею привлекли к эксперименту по действию самоходной артиллерийской батареи из засады. Могу предположить, что с подобным термином большинству артиллеристов сталкиваться не приходилось. Если коротко, то это представлялось так. Готовилась огневая позиция батареи, на которой чёрно-белой лентой с шестом размечалось положение левой гусеничной ленты самоходки. После этого батарея уходила в район сосредоточения, расположенный где-то в километре от огневой позиции. С получением координат цели, батарея совершала перемещение, и сходу занимала позицию. К этому времени все исчисленные данные для поражения цели были готовы и переданы на орудия. По готовности орудий, открывался огонь. Произведя огневой налёт, батарея оставляла огневую позицию, и уходила в укрытие. В результате таких действий, пребывание самоходок на открытой местности сокращалось в несколько раз. Засечь её существовавшими тогда средствами разведки было проблематично. Тем более, если даже и засекали, времени на то, что бы её "накрыть огнём", у противника не оставалось. Жаль только, что этот эксперимент не получил "добро" на практическое применение.
  
   Где-то через год, в сентябре 1985 года, в артиллерии первой танковой армии провели ещё один эксперимент, касающийся теперь кадровой политики. В нашей бригаде отобрали трёх командиров артиллерийских батарей и предложили им сразу же пойти на должности командиров артиллерийских дивизионов. "Перепрыгнув" через должность начальника штаба дивизиона. Двое из них, включая и меня, были из второго самоходного дивизиона, и один - из первого. От такого лестного для собственного восприятия предложения, отказаться было невозможно. Хотя, в глубине души, я понимал, что руководить таким хозяйством, как дивизион, не пройдя перед этим, должности начальника штаба дивизиона, будет совсем не просто. Тем более, когда дело касается молодого офицера, только что получившего очередное воинское звание капитан.
  
   В итоге я принял под своё командование четвёртый тяжёло-гаубичный артиллерийский дивизион в своей же самой 308-й армейской артиллерийской бригаде. Размещался он, как и третий дивизион с разведывательным артиллерийским дивизионом, в городе Ошац. На вооружении состояли 152-мм пушки-гаубицы Д-20. Буксируемый вариант с весом одной системы в пять с половиной тонн. Тягачи - дизельные автомашины Урал-4320. Стоит отметить, что третий и четвёртый артиллерийские дивизионы артиллерийской бригады незадолго перед тем, как мы получили назначение на их командование, выполняли особую задачу командования нашей армии по строительству объектов на полигоне Кенигсберг. Говоря иным языком, личный состав дивизионов почти два года, вместо боевой подготовки занимался не свойственными им действиями - строил здания и оборудовал директрисы полигона. Перерасход моторесурсов машин только моего нового хозяйства за прошедший год составлял 98 тысяч километров. Соответственно, износ техники был жутким. Мои заместители - начальник штаба, заместитель по политической части, заместитель по вооружению, - были значительно старше меня, как по возрасту, так и по званию. Заместитель по вооружению и вообще был предпенсионного возраста, да ещё и алкоголик. Держали его на должности только потому, что служить ему осталось чуть более года. Признаюсь, что в дивизионе меня сразу же серьёзно не восприняли. Пришлось приложить немало сил, проявить изрядное упорство и изобретательность, что бы направить всю деятельность подразделения в нужном русле. Довелось налаживать боевую учёбу, о которой большинство военнослужащих дивизиона напрочь забыли. Или не знали. Скажу вам без прикрас. Трудное это дело, из строителей делать артиллеристов. И дело не только, и не сколько в солдатах и сержантах. Самые большие проблемы, как это ни удивительно, возникли с офицерским составом. Привыкнув к длительным командировкам, к безделью во время выполнения военнослужащими срочной службы строительных работ, командиры взводов, да и батарей, попросту переводили попусту отпущенное им для занятий с личным составом время. Достаточно было мне уйти из парка боевых машин, где, по сути дела, первое время проводились почти все занятия по технической и специальной подготовке, как руководители занятий объявляли перерыв, который мог протянуться и полчаса, и час, и гораздо больший промежуток времени. Приходилось ругаться, наказывать, назначать дополнительные занятия. Первое время ничего не помогало. Ну, не понимали многие, чего от них хотят. Нужно было перестраивать сознание, образ жизни, на новый лад. С этим я промудохался почти полгода. На ближайшем зимнем полевом выходе армейской артиллерийской бригада, дивизион по итогам боевых артиллерийских стрельб с грехом пополам получил удовлетворительную оценку. Учитывая, что это был первый полевой выход дивизиона за последние два года, результат можно было считать положительным. В то же время, слабая удовлетворительная оценка, немного подстегнула офицеров. Наконец-то они поняли, что период разгильдяйства и статуса "строитель" ушёл в небытие. Началась "суровая собачья жизнь".
  
   В этот период времени огромную помощь мне оказал заместитель командира бригады подполковник Федосов. Он в нашем гарнизоне был старшим, и соответственно, курировал всю жизнь и деятельность наших трёх дивизионов. Вот у него стоило поучиться мастерству артиллериста. Контрольные занятия с артиллерийскими батареями он проводил лихо, используя свою личную методику. Ему не нужно было готовить контрольные данные по учебным целям, проверять точность привязки, ориентирования орудий, наведение в цель. Всё делалось гораздо проще. Где-то вдалеке на местности, выбиралась отлично видимая точка, имеющая конкретные координаты, допустим, водонапорная башня или крест кирхи. Батарея занимала по команде неподготовленную огневую позицию в указанном месте, так, что бы будущая цель находилась в зоне видимости. По готовности огневой позиции давались координаты этой цели. Следовал доклад об открытии огня учебными боеприпасами. Теперь нужно было только головку панорамы повернуть вперёд, и определить, на сколько делений угломера допущена ошибка. Все эти действия сопровождались щелчками кнопки секундомера. Всё было просто, до безобразия. Когда его маневры раскусили, пытались обмануть, отыскивая ярко выраженную на местности точку и наводя орудие в неё. Методика заместителя командира бригады несколько усовершенствовалась. Теперь на местности выбиралась цель в группе ярко выраженных объектов. Поди, угадай, какую из них выбрал Федосов? Вот так мы и учились на практике.
  
   К сожалению, в должности командира тяжёло-гаубичного артиллерийского дивизиона мне довелось быть чуть более полутора лет. Так сложились обстоятельства, что во время летнего лагерного сбора, в моём дивизионе под колесо орудия попал солдат. Попросту он заснул, сидя на кузове тягача и вывалился через задний борт. Спасти его, после того, как колесо пяти с половиной тонной махины проехало по животу, не удалось. Сами понимаете, что вины моей здесь не было. Обычное нарушение мер безопасности. Но ведь должен же, быть кто-то виноват? "Назначили" меня. Понизили в должности до начальника штаба этого же дивизиона. Перспектива оставаться в том дивизионе, где до недавнего времени был командиром, меня далеко не радовала. Попросил в официальном порядке, перевести меня в любую другую часть на равнозначную должность. Скорее всего, здесь решающую роль сыграла обида на командование бригады. Ведь за проступок, который военная прокуратура квалифицировала как несчастный случай, мне влепили взысканий на полную катушку. С должности слетел. Строгий выговор с занесением в учётную карточку по партийной линии получил. Очутился в положении прокажённого. В общем, моему рапорту дали ход, и перебрался я служить начальником штаба гаубичного самоходного артиллерийского дивизиона в 302 мотострелковый полк 9-й гвардейской Бобруйско-Берлинской танковой дивизии.
  
   В то время полк дислоцировался в городе Риза. Вот здесь-то я действительно ощутил себя в полной мере в Германии. Городок - средней руки, расположенный на берегу реки Эльба, как раз на середине железной дороги, соединявшей Дрезден и Лейпциг. Говорили, что во время последней войны, здесь была база по ремонту немецких подводных лодок. Вполне могу такое допустить. И возможности, и условия для этого были. Прямой выход в Балтийское море. А главное - полнейшая безопасность и секретность. Вторым аргументом в пользу этой версии было то, что сам мотострелковый полк занимал военный городок, в котором ранее размещался танковый полк СС. Главное предприятие города - сталелитейный завод. Остальное всё - мелочёвка, полукустарного размера. Зато торговая инфраструктура города была достойна "щенячего" восторга. Там можно было купить всё, что только душа пожелает. И всё, что производилось в ГДР. Было где отдохнуть. Гаштеты, кафе, рестораны - пожалуйста. Было что купить. Было чем заняться в праздничные и выходные дни.
  
   Как уже отмечалось, 302-й мотострелковый полк занимал военный городок, в котором ранее размещался танковый полк СС фашистской Германии. Вполне понятно, что своей постройкой, большинство зданий городка, были обязаны эпохе сороковых годов прошлого столетия. Единственным, новым зданием военного городка, была четырёх этажная казарма. Да и то, свои лучшие времена она пережила десяток лет тому назад. В парке боевых машин большинство боксов для хранения техники помнили ещё танки Т-V. Удивительнее всего, что над хранилищами для техники, имелся второй этаж, в котором, судя по всему, находились помещения для жизни экипажей танков. Прямо в полу спальных помещений имелись люки, через которые экипажи могли сразу же попасть к своим боевым машинам. В коридорах до нашего времени остались пирамиды для хранения оружия. Везде имелся водопровод с горячей водой. Продуманности немцев можно было только подивиться. Дома для проживания семей офицеров и прапорщиков значительно уступали по своей комфортности казарме. Допустим, в двухкомнатной квартире, которую довелось занять мне, отопление было печное. Туалет и ванная - одна на весь этаж. Правда, у себя в кухне мне удалось поставить газовый титан и ванную. Благо, кухня была просторная, и места в ней хватило с избытком. Во всяком случае, в Ризе условия для жизни были гораздо более комфортные, чем во всех остальных гарнизонах Германии, где мне довелось жить до этого.
  
   302 мотострелковый полк. Единственный полк дивизии, не получивший наименования "гвардейский". Да и орденов у него на Боевом знамени не оказалось. Просто он был сформирован и вошёл в состав дивизии уже после войны. В 1987 году в полку прошла реорганизация штатной структуры. В ответ на создание американцами экспериментальной дивизии-86, в 1-й танковой армии была создана дивизия-87. Не стану вдаваться в подробности, что же изменилось в танковых полках, но в нашем мотострелковом полку здорово усилилась огневая мощь. Мысленно представьте себе классический состав мотострелкового полка Советской Армии. Два-три мотострелковых батальона, танковый батальон, артиллерийский дивизион, разведывательная рота, противотанковая артиллерийская батарея, зенитно-ракетная батарея, рота связи, ремонтная рота, рота материального обеспечения и несколько отдельных взводов. Что же изменилось у нас? В первую очередь то, что в каждый мотострелковый батальон, кроме трёх мотострелковых рот и миномётной батареи, ввели танковую роту на тринадцати танках. Танковый батальон так и остался трёх ротного состава с сорока танками Т-80. Гаубичный самоходный артиллерийский дивизион тоже не претерпел изменений. Восемнадцать 122-мм самоходных гаубиц 2С-1 "Гвоздика" составляли его вооружение. Зенитно-ракетная батарея была преобразована в зенитно-ракетный артиллерийский дивизион. Основное вооружение - "Тунгуски". Не считая "Стрел-10" и "Игл". Вместо противотанковой артиллерийской батареи - противотанковый артиллерийский дивизион, в котором были две батареи 100-мм противотанковых пушек МТ-12. На двух из шести пушек в каждой батарее устанавливался радиолокационный прицел "Рута". Третья батарея - девять установок ПТУР "Конкурс". В остальных подразделениях полка ненамного увеличили количество личного состава, вооружения и техники. Что здесь удивительного и экспериментального? 26 дополнительных танка, 12 противотанковых орудий МТ-12, 4 "Тунгуски", 4 "Стрелы-10" и ещё всякая мелочёвка. Это, если не учитывать отдельный взвод визирования, относившийся к сверхсекретному вооружению, по слухам, напоминающему лазерное оружие.
  
   Служба моя в гаубичном самоходном артиллерийском дивизионе, по традиции, сопровождавшей меня всю службу, началась с определённых трудностей. Лично для меня. Дело в том, что буквально через месяц, после моего прибытия, командир дивизиона был откомандирован на замену в Афганистан. Как это и положено, ему был предоставлен очередной отпуск сроком на 45 дней без учёта дороги. В общем, учитывая движение в Союз, отпуск, поездку в Афганистан, к новому месту службы он должен был приехать, где-то через два месяца. Замена могла занять до двух недель. Отпуск заменяемого из Афганистана и перемещение его в Германию - ещё два месяца. В общем, по моим расчётам, мне предстояло в одиночку командовать дивизионом почти полгода. Забегая вперёд, могу сообщить, что мой прогноз полностью оправдался. "Рулил" дивизионом я чуть больше шести месяцев. Благо, что с остальными заместителями командира дивизиона мне тогда сказочно повезло. Заместитель по политической части полностью освободил меня от воспитательной работы, взвалив всё это на свои плечи. Заместитель командира дивизиона по вооружению постоянно пропадал в парке, гоняя всех и вся. Такой ухоженной техники, такого показательного хранилища боевой техники, во всей нашей армии не было нигде. Механики-водители, во время обслуживания техники, ходили в тапочках, снимая сапоги при входе. Все занятия на боевой технике проводились только за воротами бокса. Гусеничные машины дивизиона, заходили в хранилище по специальным прорезиненным лентам, и стояли на своих штатных местах на деревянных брусах. Крашеный пол. Лестницы у каждой самоходки. Бирочки, мешки с песком, стенды, плакаты, наглядные пособия. Доставалось даже мне, если я с улицы заносил в хранилище грязь на подошвах сапог. В довершении ко всему, везение сопутствовало мне ещё и в том, что офицеры дивизиона знали своё дело, умели руководить подчинёнными, и не допускали любых нарушений воинской дисциплины. С вычислителями во взводе управления дивизиона вообще проблем не было. Как раз при мне, три вычислителя из дивизиона изъявили желание поступать учиться в военные училища. Их отправили во Франкфурт для подготовки и сдачи экзаменов. Через полтора месяца они все вернулись обратно, "мужественно завалив" экзамены. Их места уже были заняты другими специалистами, прибывшими к тому времени из учебных подразделений. Пришлось назначать неудавшихся курсантов, на должности радиотелефонистов во взвод управления дивизиона. В итоге, вместо двух вычислителей, у меня оказалось целых пять.
  
   Следующая проблема, внезапно ставшая у меня на пути, заключалась в том отношении полкового начальства к артиллерийскому дивизиону, какого мне до этого встречать, ещё нигде не доводилось. До того судьбой мне было предписано служить в чисто артиллерийских частях, где отношения строились на равнозначности всех подразделений. Афганистан - явление исключительное. Здесь же, в мотострелковом полку дело обстояло совсем по-иному. Даже не особо сведущему в военных вопросах человеку сразу стало бы ясно, что на первом месте у командования полка стояли мотострелковые подразделения. О танкистах речь вести было затруднительно, так как все танки полка размещались в гарнизоне Цейтхайн. Зато полковой артиллерийский дивизион являлся "палочкой-выручалочкой" во всём, что было связано с хождением в наряды, выполнением хозяйственных работ, выделением личного состава в командировки. Не стану скрывать, этот вопрос меня сразу же привёл в сильное волнение. Несправедливое отношение к артиллеристам в душе подняло бурю протеста. Главное же, что больше всего беспокоило, так это то, что о каких-то плановых занятиях с дивизионом говорить просто не приходилось. Расписания составлялись. К занятиям готовились. Только вместо занятий, прями с построения подразделений полка, личный состав дивизиона расползался по многочисленным полковым объектам. Единственно, что удавалось изредка "отбить", так это механиков-водителей да ячейки управления. Пока старый командир дивизиона был у власти, я особо не трепыхался. Ему же, судя по всему, данное положение дел "на мозоль не давило".
  
   С убытием командира дивизиона в Союз, я, сначала пытался методом договоров хоть как-то изменить данную "традицию". Признаюсь, меня резко оборвали и сообщили, что на первом месте в полку стояла, и будет стоять боевая подготовка мотострелковых батальонов. А уж потом, может быть, займутся артиллерией. Начальник артиллерии полка, как ни странно, заинтересованность в оказании мне помощи, не выказал. Занял позицию выжидания. Благо, рядом с нами, в Ризе находился штаб нашей гвардейской танковой дивизии. Начальник артиллерии дивизии в полку был довольно частым гостем. Оно и понятно. Пешком от штаба дивизии до полка было десять минут хода. Ближе нас из артиллерии ничего не располагалось. С ним мы не раз обсуждали создавшееся в полку положение. Однако, его последующее рьяное "вмешательства в дела полка" привело к тому, что командир полка вызвал меня и сказал:
  
   "Что хочешь делай, но что бы ноги этого полковника на территории полка не было. Можешь выставлять наблюдателей и заслоны, можешь ломать ему ноги. Если увижу его здесь, накажу тебя".
  
   Нормально? Вот и я не знал, как мне теперь выкрутиться. То, что мне влепят взыскание ни за что, сомневаться не приходилось. Пришлось заключить с начальником артиллерии дивизии свой договор и составить "заговор". Заключался он в том, что бы, грубо говоря, "подставить" командование полка на ближайшей итоговой проверке, которую должна была проводить комиссия дивизии.
  
   Психологически готовить командование полка к предстоящей встряске, я начал заранее, почти за два месяца до самой проверки. Ходил, и при всяком удобном случае "ныл", что артиллерийский дивизион давно не занимался боевой подготовкой. Из-за отрыва офицеров, занятия на малом артиллерийском полигоне по стрельбе и управлению огнём проводятся нерегулярно. Есть вероятность того, что дивизион завалит предстоящую проверку. От меня просто отмахивались, как от назойливой мухи. В принципе, мне это и было нужно. Пусть не всё, о чём я говорил, было абсолютной правдой, так как в любое удобное и не совсем время, с офицерами и личным составом мы все же занимались. Однако, этого было явно недостаточно. Да и тем более, стоило брать в учёт то, что эти меры принимались в ущерб личному времени офицеров. Нарушение прав и свобод? Попробовали бы вы подобное сказать тогда в любой воинской части ГСВГ! Выражение - "Ненормированный рабочий день", прикрывало любые незаконные действия начальства. Уйти из дома в шесть часов утра, а вернуться обратно в двадцать два, а то и позднее - было в порядке вещей.
  
   Итоговая проверка. По артиллерии её проводил лично начальник артиллерии дивизии. По всем предметам обучения, кроме специальной подготовки и стрельбы и управления огнём офицеров, дивизион получил, пусть слабые, но положительные оценки. В то же время, двояки по основным предметам обучения, привели к предварительной оценке дивизиону за год к общей двойке. Итог? Раз артиллерийский дивизион оценен неудовлетворительно, общая оценка полку, пусть все остальные подразделения отличники - неудовлетворительно. Удар был нанесён мастерски и вовремя. Ни командир полка, ни его заместители, в течение всей проверки даже не поинтересовались, как артиллерия сдаёт проверку. Всё внимание было отдано только пехоте и разведке. Когда же картинка стала на своё место, началась настоящая паника. Меня, замучили, застращали, пообещали все кары, которые только может выдумать мозг человека, если я не исправлю оценку.
  
   "А что я могу сделать? Я ведь предупреждал заранее, что дивизион совершенно не подготовлен. Меня не слушали. Из двадцати занятных дней в месяц, дивизион не занимался и двух дней. Какой результат можно было ожидать? Особенно по тем предметам, которые требуют коллективной работы всех военнослужащих. "За что боролись, на то и напоролись".
  
   Конечно же, исправить можно было всё. Но, только после того, как командир полка клятвенно пообещал пересмотреть своё отношение к артиллерийскому дивизиону. В итоге, дивизиону авансом поставили удовлетворительную оценку. Такую же оценку получил и полк. Зато, этот урок все начальники усвоили надолго.
  
   В последующем, до самого последнего дня моего пребывания в полку, проблем с занятиями артиллеристов не возникало. Более того, появилась реальная возможность проводить углубленные занятия по специальной подготовке. Именно в этот период времени в практику подготовки артиллерийских подразделений ввели так называемые ежемесячные недельные полевые выходы. Для нас это было действительным подарком. Представьте себе. Дивизион в полном составе своим ходом выходит в Цейтхайн, где в то время имелся солидный участок местности, отданный советским войскам в качестве полигона. Часть его использовалось под различные директрисы, а часть - для проведения занятий на местности. Стрелять там можно было только из стрелкового оружия или вкладным стволом. Штатным снарядом никто стрельбы не проводил. Зато раздолье было для занятий по тактической и специальной подготовке. Как правило, наш дивизион размещался в районе бывшего полевого аэродрома. Уходили из полка рано утром в понедельник, а возвращались или вечером в пятницу, или утром в субботу. Полностью "автономное плавание". Кухня своя. Палаточный лагерь. С утра и до вечера занятия в составе батарей. Во вторник и четверг - ночные занятия. В конце недели - управление огнём дивизиона. Первое время довольно часто к нам, с целью контроля, заезжали начальники из полка и дивизии. "А чем это вы здесь занимаетесь"? Можете поверить, что весь личный состав дивизиона так истосковался по нормальной жизни, что занятия все проходили живо, интересно, с великим толком. Постепенно в этот ритм учёбы втянулся весь наш дивизион. На эти недельные полевые выходы выезжали с радостью.
  
   Стоит отметить, что этому желанию ехать на полигон, в немалой степени способствовало то обстоятельство, что обеспечение всей жизни и деятельности у нас было полное. Особенно это касалось питания. Перед полевым выходом командир взвода обеспечения продукты на складе полка получал по норме. Даже контролировать его не было необходимости. Приготовление пищи было делом святым. В котёл закладывалось всё по норме солдатского пайка. Так, как питались все военнослужащие дивизиона на полигоне, что во время недельных полевых выходов, что во время месячных лагерных сборов, проводимых два раза в год, в полку можно было только мечтать. В чём тут дело? Да только в том, что с самого первого дня командование дивизиона дало понять всем тем, кто хотел поживиться за счёт солдатского котла, что воровство продуктов - дело наказуемое.
  
   Ещё один небольшой моментик в отношении питания личного состава дивизиона. Интересный, но с некоторым налётом нарушения закона. Наверное, все помнят, что в группах войск за границей, существовал такой термин, как "боевой рацион". Это, когда в каждой боевой машине на экипаж закладывался сухой паёк в виде мясных и мясорастительных консервов. Учитывая то, что сержантам и солдатам срочной службы, в силу их "пофигизма", был совершенно безразличен тот факт, что материальную ответственность за эти консервы несёт офицер, довольно часто случалось такое, что при очередной проверке в ящиках не доставало определённого количество банок с мясными консервами. В батареях и взводах с этим приходилось бороться командирам батарей и взводов. Чтобы не допустить недостачи продовольствия в подразделении, большинство командиров хранило боевой рацион в металлических ящиках в своих кладовых. По тревоге эти ящики несли к технике в парк.
  
   Кроме этого запаса, в дивизионе имелись ещё дополнительные консервы, которые хранились в специальном прицепе взвода обеспечения дивизиона. Как-то во время лагерного сбора артиллерии дивизии на полигоне Либерозе, прицеп с дивизионными запасами консервов изрядно "пощипали". В общем, и целом оказалось, что, вскрыв сверху тент и деревянную обшивку, воры залезли в прицеп, и украли три ящика с тушенкой, мешок сахара и ещё что-то по мелочам. Сахар купить проблемы не составляло. Мелочь также удалось собрать из личных запасов офицеров. А вот с тушенкой прямо зашли в тупик. В магазинах она не продавалась. Была на складе полка, но для этого нужно было доложить начальству. Расследование, наказание виновного или невиновного, удержание стоимости украденного, если память мне не изменяет, в трёхкратном размере, и потом уж, восполнение недостачи. И муторно, и обидно, и расход денег большой. Да и командование дивизиона гарантированно получало взыскание за бесконтрольность. Решено было этот факт скрыть, и восстановить недостачу во время очередных полевых выходов. Командир взвода обеспечения договорился с начальником продовольственного склада, что в очередной раз ему выдадут на полигон не мясо, а мясные консервы. Вышли на полигон. Теперь нужно было подумать о том, чем же заменить тушенку без ущерба для солдатского питания. Вопрос решился довольно легко. Пара прапорщиков-охотников, выехали в окружающие леса и подстрелили двух косуль. Они в этой местности водились. Охота на них, естественно, была категорически запрещена. Немцы-егеря за этим следили рьяно. Однако, всё обошлось. Разделали туши в укромном месте, закопали глубоко в землю шкуры, головы, ноги. Всё тщательно замаскировали. Туши разделали и этим кормили личный состав. Мясо оказалось вкусным. Впрочем, подобный "подвиг" при мне больше не повторяли. Слишком опасное это было занятие. Попадёшься - прямой путь в Союз. Да и штраф давали такой, что можно было потом несколько лет рассчитываться с государством. Однако, это нарушение позволило избежать не меньших проблем.
  
   Хочу остановиться ещё на одном, немаловажном моменте. В период моей службы в 302 мотострелковом полку, на замену в полк прибыл новый командир. Подполковник Пиантковский. Смею вас заверить, что более чем за четверть века службы, мне довелось на своём пути встретить достаточно много, общевойсковых и артиллерийских начальников. Были среди них дуроломы. Многие позднее просто "выпали из памяти". Нечем их было вспоминать. Ни хорошим, ни плохим. Изредка встречались "звёзды". Так вот. Подполковник Пиантковский, на мой взгляд, был очень яркой звездой. Как только он прибыл в наш полк, начались определённые изменения в жизни и деятельности всего многотысячного коллектива. В первую очередь, командир отменил график проведения общих совещаний командиров подразделений. Знаете, как это было обычно в Советской Армии? Собираются, допустим, в 18 часов командование полка, начальники служб, командиры подразделений в тактическом классе. Начинаются разборки, подведение итогов за день, постановка задач на следующий день. Сидишь, и как дурак, слушаешь, что нужно сделать завтра командиру роты материального обеспечения, или методику проведения БСВ (боевых стрельб взводов) в пехоте. Такие совещания в мотострелковых и танковых полках затягивались порой часа на два. Потом командиры подразделений шли в свои казармы и подобным образом ставили задачи командирам рот (батарей). Следующая ступенька - постановка задач командиром батареи командирам взводов. Как итог. Часов в десять вечера командиры взводов начинали подготовку материальной базы на следующий день. Неразумная трата времени.
  
   Подполковник Пиантковский кардинально изменил эту систему. Им было установлено, что в промежуток времени, с 16 до 18 часов, командиры подразделений "в рабочем порядке", прибывали к нему в кабинет для получения (уточнения) задачи. К этому времени у него имелись предложения и проблемные вопросы начальников служб и заместителей. Допустим, выдался у тебя свободный промежуток времени в 16.35. Прибыл к командиру полка. У него в это время находится командир разведывательной роты. Подождал пару минут, и после выхода последнего, зашёл в кабинет к командиру полка. 5-7 минут - и ты свободен. Можешь идти уточнять задачу своим подчинённым. Что здесь хорошего? Во-первых, по примеру командира полка, работа стала плановой, без долгих совещаний, которые до этого являлись показателем личного рвения. Во-вторых, времени для подготовки к выполнению поставленных задач, стало значительно больше. В-третьих, не приходилось теперь слушать "бред" отдельных говорунов, которые ради показания своей значимости, могли на совещаниях рассказывать одно и то же каждый раз, из совещания в совещание. В общем, польза от этого нововведения была огромная.
  
   Преобразования нового командира полка коснулись и столовой. Так, провели поэтапно перепланировку, ремонт столовой, и теперь военнослужащие срочной службы питались "поточным методом". Знаете, примерно как в общепитовской столовой. Сейчас уже во всех войсковых столовых питаются подобным способом. Ничего нового в этом теперь нет. Учтите только, что то, что я сейчас рассказываю, происходило примерно в 1987 году. Тогда это новшество только начиналось на уровне эксперимента.
  
   Внесены командиром полка были изменения в существующую систему службы войск, проведения занятий по боевой подготовке, оборудования казарм для личного состава. Допустим, первыми к благоустройству своей казармы приступили артиллеристы. Жил артиллерийский дивизион на четвёртом этаже, занимая пол коридора. Чердачное, или мансардное помещение над казармой также было нашим. В казарме существовала система "кубриков". На каждый взвод - своё помещение. Провели поэтапно ремонт всех помещений, используя материалы, которые нужно было "доставать". Покрасили в светлые тона мебель. На тумбочки постелили салфетки. Поставили вазочки для цветов, графины для воды. В казарме появилась громкоговорящая связь, по которой в дневное время транслировались песни. Кроме оповещения личного состава, вызова на совещания и прослушивания новостей, по инициативе заместителя командира дивизиона по политической части, утром солдаты и сержанты срочной службы имели возможность услышать поздравления тем, у кого был день рождения. Заодно, сообщалось решение командира дивизиона о том, что именинникам предоставлен выходной день. Мелочь, а приятно! В общем, по тем временам, наша казарма была несколько непривычной для глаз военного человека, но, отличалась уютом. Где взяли на всё это деньги? Заработали у немцев. Да-да. Именно заработали. Пусть и полуофициальным путём.
  
   Скажу, уже в контексте имеющегося опыта. Те преобразования, которые мне довелось видеть в 302 мотострелковом полку в период командования им Пиантковским, постепенно становились нормой жизни наших Вооружённых Сил. Где-то раньше. Где-то позже. Что-то знакомое можно сейчас увидеть и в Беларусь. Жаль, что подобные экспериментаторы встречаются редко. Жаль! Иначе, насколько прогресс мог бы глубже проникнуть в жизнь военного человека за прошедшие четверть века.
  
   В качестве небольшого итога данной части повествования. Постоянные занятия, полевые выходы, минимальный отрыв личного состава на второстепенные мероприятия, позволили нашему артиллерийскому дивизиону в скором времени выйти в число лидеров в дивизии. Дивизион стал в почёте. Его хвалили, ставили в пример на всех уровнях, старались всячески помочь. Но, не это самое главное. Важнее то, что теперь командование полка, поняв несомненную выгоду, стремилось всячески освобождать нас от лишней нагрузки. Мало того. Все статьи расхода денежных средств полка оказались для нас открытыми. Благодаря этому мне удалось сделать в учебном корпусе полка отличный миниатюрный артиллерийский полигон (МАП) для занятий по стрельбе и управлению огнём. Смею уверить, что такого ни у кого тогда не было. Он был в единственном экземпляре. С помощью старого оптического прицела орудия удалось сварганить "световую пушку". Закреплена она была на специальном станке, который можно было вручную наводить по переданным стреляющим данным. На мишенном поле все цели, ориентиры, боевой порядок, светились лампочками, включаемыми с пульта руководителя стрельбы. Имелись движущиеся цели. Можно было имитировать пристрелку снарядами с дистанционной трубкой на воздушных разрывах. Всё это делалось с использованием электромоторчиков. Благо, в магазинах у немцев можно было купить любые комплектующие. В общем, создание этого полигона заняло у меня почти полгода. Зато потом, при приезде любого начальства, было что показать. Да что, показать! Занятия с офицерами стали намного эффективнее. Два раза в неделю, независимо от занятости, все должны были выполнить учебную задачу на МАПе. Даже если ты проводишь занятия с личным составом в парке. Тебя подменят и вытащат стрелять. Благо, что до бокса для хранения техники от МАПа было ... 20 метров. Протянули в хранилища из учебного корпуса телефонную линию, и команды выполняющего огневую задачу теперь шли прямо на огневую позиции. Вот вам и комплексная тренировка.
  
   Отслужив положенные пять лет в Группе советских войск в Германии, ставшей к тому времени уже Западной группой войск, летом 1989 года я заменился в Краснознамённый Белорусский военный округ.
  
  6
  
   Белоруссия. Почти полтора десятка лет службы в армии, "голубой мечтой" для меня было вернуться служить на Родину. На малую родину. В те года весь Советский Союз был для нас Родиной. В дополнению к тому хорошему, что являлось прибытием служить в Белоруссию, мне ещё повезло и в том, что очередным местом службы стала Марьина Горка. Городок, находящийся в ста километрах от родного города Бобруйск на железной дороге Минск-Гомель.
  
   В то время в военном городке размещалась восьмая гвардейская четырёх орденоносная танковая дивизия и пятая бригада специального назначения. Дивизия была сокращённого состава. Все казармы воинских частей дивизии размещались вдоль центральной дороги. За дорогой, с противоположной стороны от казарм, шли строевые плацы, военторговские магазины, полковые клубы и прочие обеспечивающие здания. За казармами шла линия солдатских столовых, в непосредственной близости от которых размещались склады. Очередную, причём, сплошную линию, составляли парки боевой техники. От КПП, расположенного возле штаба дивизии, до последней казармы было три километра. Место проведения кроссовой подготовки всей дивизии. Причём, повинуясь незатейливому рельефу, дорога шла под уклон от штаба в сторону бригады специального назначения. За военным городком начинался полигон, на котором находились директрисы, стрельбища и винтовочный артиллерийский полигон.
  
   Рядом с военным городком, отделённым бетонным забором, размещался жилой городок для проживания семей военнослужащих. В нём имелись все атрибуты, свойственные гарнизонам того времени. Всё для того, что бы семьи офицеров и прапорщиков не испытывали ни в чём дискомфорта. Ни в чём, кроме наличия рабочих мест для второй половины семьи. Вот с этим был явный дефицит. Работы для женщин не было совершенно никакой. Если ещё для учителей, врачей и продавцов что-то можно было с великим трудом найти, то об остальных женских специальностях даже говорить не стоило. Спасало только то, что в часе езды на электричке, находился Минск. Большинство женщин, желающих укрепить бюджет семьи, устраивались на работу именно там. Хотя, и для этого нужно было приложить солидные усилия. Не везде в Минске принимали на работу без столичной прописки. Помогало только то, что наши законы, что советского времени, что нынешнего, можно было с успехом "обойти".
  
   Попал я служить на должность начальника штаба реактивного артиллерийского дивизиона в 732 гвардейский артиллерийский полк дивизии. Дивизион, как и весь полк, был кадрированным. Всего военнослужащих срочной службы было около десятка. Только для того, что бы обслуживать технику и вооружение, да два раза в год, во время лагерных сборов, обеспечить выполнение боевых артиллерийских стрельб. На вооружении состояли 122-мм реактивные системы залпового огня БМ-21 "Град". Хорошая и надёжная система. Созданная с умом и любовью. Единственным слабым местом РСЗО была ходовая база. Что ни говорите, но шасси Урал-375 являлось мало экономичной машиной. 100 литров бензина АИ-98 на 100 километров пробега - это чрезмерно расточительно даже для нефтяных магнатов. Машина, понятное дело, создана была для того, что бы по своей мощности заменить ранее существовавшие слабосильные тягачи. Требование времени. В то же время, если посчитать, сколько топлива "сожрали" все подобные машины за историю своего существования, можно было бы конструкторское бюро, создавшего этого бензинового монстра, расстрелять несколько раз. Однако, в советские времена с бензином особых проблем не было. Особенно в армии. На государственных заправках один литр бензина стоил 8-12 копеек. Даже молоко в то время было дороже. Офицеры, имевшие личные автомобили, никогда не знали проблем с тем, где можно заправить своего железного коня. О реактивщиках и вообще речи не велось. Ну да это, так, походя.
  
   Мне не довелось долго служить в Марьиной Горке. В 1990 году начался период "Великой оттепели". Миша Горбачёв, со своей "перестройкой" приступил к медленному и уверенному развалу супердержавы. Поэтапно стали выводить советские войска из групп советских войск в Европе. Где их размещать? Новых военных городков нет. Пока немца, поляки, чехи построят обещанные городки, может пройти масса времени. Единственный выход - ликвидировать воинские части на территории СССР, а на их место ставить выводимые из Европы. Так произошло и с восьмой гвардейской танковой дивизией. Пришёл приказ о её расформировании. Всё артиллерийскую технику мы должны были сдавать за Урал. Тягачи - или в Казахстан, или на местные автомобильные базы. Оружие и имущество - в арсеналы. Для тех, кому довелось участвовать в подобных мероприятиях, ничего нового я не скажу. Всё понятно. Со всем сталкивались. Мне, например, в звании майора пришлось стать начальником караула по сопровождению боевых машин "Град" нашего дивизиона в Свердловск. Целый железнодорожный эшелон. Не совсем приятное времяпровождение. Единственным плюсом для меня было то, что железнодорожные коменданты станций все были младше меня, как по званию, так и по возрасту. Капитан или старший лейтенант не решались со всей требовательностью проверять караул, возглавляемый майором. Всё-таки, субординация не позволяла "наехать" на меня. Да и придраться то, по большому счёту, было не к чему. Дисциплину я держал жёстко. Порядок в вагоне был идеальным. Самому было приятно ехать не в свинарнике, а в более-менее комфортных условиях.
  
   После окончания расформирования дивизии, по взаимовыгодной договорённости с Начальником ракетных войск и артиллерии нашей 5-й гвардейской Краснознамённой танковой армии, меня отправили учиться в город Ленинград в Центральный артиллерийские офицерские курсы (ЦАОК). Было такое учреждение, предназначенное для повышения квалификации офицеров-артиллеристов. Особенно для тех, кому предстояло пойти на вышестоящие должности. А в описываемый период медленного развала Советской Армии и хронического лавинного расформирования воинских частей, ещё и для тех, кому предстояло подыскивать новые должности в кадровых органах, но пока деть было некуда. Представьте себе, что на ЦАОКе я встретил своего командира дивизиона по Германии. Он заменился в Союз где-то в 1987 году. За прошедшие три года ему "посчастливилось" два раза попасть под расформирование, будучи командиром полка. Подписание акта о расформировании, сопутствовало направлению на шестимесячные курсы в ЦАОК. Опять, это только общий штришок к картинке того времени. Должен сказать честно, три месяца учёбы в Ленинграде мне особо существенного в знаниях не прибавили. Несмотря на старания преподавателей, нового для меня они сообщить ничего не могли. Руководящие документы по артиллерии я знал не хуже их. Благо, занимался сим постоянно и скрупулёзно. На практике же, подготовлен был по некоторым вопросам даже лучше. Что бы мне ни говорили, но "полевой" офицер здорово отличается от "паркетного". Не всё соответствует действительности, что написано в Руководствах и Наставлениях. Тупое их выполнение, без вдумчивости и инициативы, к добру не приводит. Когда-то споткнёшься на том, что считал аксиомой. Это - из личного опыта. Что положительного я вынес из поездки в Ленинград на курсы? Только то, что за три месяца пребывания в этом красивейшем городе, в котором, ни за какие деньги жить постоянно бы не согласился, удалось в очередной раз побывать в музеях, на выставках, в исторических местах. Последний раз перед этим, я был в Ленинграде в 1979 году. За десяток лет многое изменилось. Включая и тот момент, что я за прошедшие годы многому научился, вычитал из книг, познакомился по рассказам собеседников. Теперь появилась возможность это всё "отшлифовать" и систематизировать. Да и взглянуть другими глазами.
  
   В конце мая 1990 года я через штаб 5-й танковой армии, расположенный в городе Бобруйске, получил назначение в 193 танковую дивизию, располагавшуюся здесь же, в Бобруйске, только на окраине города. Военный городок Киселевичи в то время отличался тем, что из транспорта туда ходил только один автобус. Да и тот, с большими перерывами. Другого транспорта, кроме такси, вообще не имелось. Пешком до центра города можно было добраться за полчаса. Место расположения воинских частей дивизии, которая, на удивление, хоть гвардейской не являлась, но имела почётное наименование Днепровской и на Боевом знамени - четыре ордена: Ленина, Красного Знамени, Суворова и Кутузова первых степеней, было уникальным. По сути дела гарнизон размещался в сосновом лесу. Казармы трёх танковых, мотострелкового и артиллерийского полков - современной постройки. Остальные воинские части размещались в старых, красного кирпича казармах, рождению которых были обязаны хрущёвским временам. В городке для проживания семей военнослужащих часть двухэтажных домов напоминали о том же времени, когда ещё только начинали строить четырёхэтажные "небоскрёбы". Встречались и финские домики, и откровенные бараки. Хотя, уже в то время начали возводить девятиэтажные дома. Стоит сказать, что в этом жилом городке ежегодно в эксплуатацию сдавали один-два дома. Магазин, школа, офицерская столовая, комбинат бытового обслуживания, детский сад, дом офицеров, общежитие - всё было налицо. Что удивительно, так это то, что в жилом городке существовал пропускной режим. То есть, имелся контрольно-пропускной пункт, где солдаты проверяли документы. Впрочем, не особо строго. Тем более, что в городок можно было проникнуть совершенно другим путём. Причём, не одним.
  
   В отделе кадров дивизии, куда я прибыл, мне предложили на выбор должности начальника штаба дивизиона: в артиллерийском, танковом и мотострелковом полках. Такого изобилия должностей я давно не встречал. Чувствовалось, что в дивизии ощущается "голод" с кадрами. Раз уж мне предложили выбор, решил, не "мудрствуя лукаво", пойти в танковый полк. Тем более, что танкисты, что ни говори, но в вопросах боевой подготовки несколько менее замороченные, чем пехота. Может быть, хоть с нарядами теперь будет попроще. Так я и оказался в 251 танковом полку. Полк размещался на трёх этажах четырёхэтажной казармы современной постройки. Последний этаж был отведён отдельным батальонам дивизии. Думаю, все уже поняли, что и дивизия, и полк были сокращённого состава.
  
   "По широкой, по долине,
   Едет полк в одной машине.
   Нам не страшен серый волк.
   Мы - кадрированный полк".
  
   В отличие от существовавшей тогда штатной структуры, артиллерийский дивизион полка на вооружении имел не 122-мм самоходные гаубицы 2С-1, а буксируемые 122-мм гаубица Д-30. Тягачами к ним были МТЛБ - гусеничные многоцелевые тягачи лёгкие, бронированные. Буквально незадолго до моего прибытия в полк, здесь случился пожар в хранилище артиллерийского дивизиона, в результате которого пострадала техника взвода управления дивизиона. Подвижный разведывательный пункт ПРП-3 и топопривязчик на базе УАЗ-452, стали не годными к дальнейшей эксплуатации. Топогеодезический привязчик, с грехом пополам, где-то нашли в других частях. Сказать по правде, ломьё было исключительное. Рабочим на нём был только руль. Вся аппаратура давно не запускалась, да и запустить её было уже нельзя. Якобы "законсервированный двигатель", все свои ресурсы давно исчерпал. В добавок к этому, в связи с дефицитом резины на полковой командирский УАЗ-469, с топопривязчика сняли новые покрышки, и поставили изношенную, наварную резину. В общем, принимая технику взвода управления у одного из командиров батарей, я в актах всё это указал, за что и получил первый нагоняй от командира полка. А как он думал? Взять на себя ответственность и потом расплачиваться своими же деньгами? Нет уж. Извините. Научен горьким опытом. Материальная ответственность не терпит "приблизительно" и "условно".
  
   В следующем, 1991 году, как это делалось в те времена из года в год, уже с февраля месяца в дивизии начали подбирать офицерские кадры для отправки "на целину". Был тогда подобный термин. От 5-й танковой армии формировался целинный батальон пяти ротного состава. Ясное дело, что меня, как вновь прибывшего офицера, сходу впихнули на должность заместителя начальника штаба батальона. Не удивляйтесь. Командиром батальона назначили целого полковника. Начальником штаба - подполковника. Командир роты - майор. Командир взвода - капитан. Уже с февраля месяца завертелось. Подготовка техники. Отбор и беседы с личным составом. Проведение занятий. Взвода собирались из различных частей. В каждой части имелась техника, прошедшая капитальный ремонт, но, предназначенная именно для отправки "на целину". После возвращения в часть, её в полку ремонтировали, придавали "товарный вид", и ставили в отдельном месте до следующего сезона. В целинном взводе должно было быть 25 машин. В роте - 101. В батальоне, с учётом ремонтников, обеспеченцев, и прочего, порядка 520 машин. Всех водителей, предназначенных для управления этими транспортными средствами, набирали в той местности, куда направлялся "для оказания помощи по уборке урожая" батальон. Вернее, оговорюсь. В каждом взводе имелось, кроме командира взвода - офицера, ещё и техник взвода - прапорщик, начальник столовой - прапорщик или старшина, три солдата срочной службы. В управлении батальона - взвод управления, в котором были писаря, складчики, водители автомобилей управления и ещё кое-кто. В целом, суть не в том.
  
   Полгода наш целинный батальон находился на уборке урожая в Рязанской области. Управление батальона размещалось в какой-то заготовительной конторе города Шатск. Чем только не занимались роты батальона? Какие грузы не перевозили? Лишь бы только не простаивать и выполнять план. В общем, это отдельный и не совсем интересный вопрос. Важным здесь, на мой взгляд, можно отметить только то, что в этот период произошел в Москве политический переворот, создан был ГК ЧП, который разогнали, и с этого начался финиш СССР. Во время создания ГК ЧП, замполит батальона, то ли но своей инициативе, в чём я глубоко сомневаюсь, то ли по указанию сверху, организовал сбор подписей в батальоне в поддержку этого самого Государственного комитета. Большинство подписалось. Часть, в том числе и я, попросту игнорировали сий момент, предпочитая оставаться в стороне от подобных авантюр. Только, не стоит теперь обвинять меня в беспринципности:
  
   "Из-за таких, как ты, развалился Союз"!
  
   Взгляните на произошедшее с другой стороны. Все революции и перевороты происходили и происходят только в столицах государств. Остальное население не имеет никакого влияния на события. Зачем пытаться укусить себя самого за задницу? Будет твоя подпись на каком-то воззвании, или нет, положение не изменится. Вспомните последний советский всенародный референдум по решению вопроса, быть СССР или нет. Большинство высказалось - быть. Ан, нет! Дудки! Мнение народа не совпало с решением верхушки власти. Раз! И нет супердержавы. А вот последствия для тех, кто подписал воззвание в пользу ГК ЧП, были. Замполита сразу уволили из армии. Кто-то из руководителей среднего звена попал в "чёрный список". Остальные, отделались лёгким испугом.
  
   Результат моего пребывания "на целине". Познакомился ещё с одной сферой деятельности армии того времени. Увидел своими глазами поголовное пьянство рязанских мужиков. Пожил в таких условиях, в каких до этого не доводилось жить. Причём здесь, в Шатске, все жили в то время, примерно так же. И самое крайнее, получил на грудь серебряную медаль Выставки достижений народного хозяйства (ВДНХ) СССР.
  
   Ещё один, интересный эпизод "бурной деятельности" последнего руководства и правительства Советского Союза. Связан он был именно с промежутком времени 1990-1992 года. Кто-то, вполне возможно, помнит договор о сокращении обычного вооружения в Европе? Вот под эту марку в Белорусском военном округе все артиллерийские системы калибра более 100 мм вывезли за Урал. Под эту раздачу попала и наша дивизия. В Свердловск эшелонами были отправлены 18 единиц 152-мм самоходных гаубиц 2С-3 и пять дивизионов 122-мм гаубиц Д-30. Как будто бы в насмешку, на место бывших серьёзных артиллерийских систем, были выданы 76-мм пушки ЗИС-3. Бывшие штатные тягачи МТЛБ отвезли в степи Казахстана. Вместо них нам поставили машины ЗиЛ-131. Приезжавшие к нам инспекции военных представителей капиталистических государств долго смеялись, увидев это "грозное" оружие времён второй мировой войны. Да и нам самим было обидно, что маразм отдельных людей привёл армию к таковому печальному положению. Как общий вывод. Отправка артиллерийских систем калибра от 122-мм и крупнее за Урал, привела к тому, что в Белоруссии практически артиллерии полкового звена не осталось. Понятно, что в артиллерийских частях армейского и центрального подчинения что-то задержалось. Однако, это уже была "капля в море", не способная исправить создавшегося положения. "Палочкой-выручалочкой" стал вывод на территорию Белоруссии 30-й Иркутско-Пинской мотострелковой дивизии из Чехословакии, 6-й и 11-й танковых дивизий из Германии. Их указанное разоружение просто не коснулось, поэтому "потешных" 76-мм пушек не было. Благодаря этим дивизиям, вновь созданные в последующем механизированные бригады Вооружённых Сил Беларуси, на своё вооружение получили 122-мм самоходные гаубицы 2С-1.
  
   Сами понимаете, что после 1991 года, завершившего бренное существование Советского Союза, начался совершенно иной период времени. Белоруссия объявила о своём суверенитете. Из армии во все стороны к себе домой побежали военнослужащие срочной службы. Да и большинство офицеров, начали перебираться к местам, где родились. Вообще, 1992 год и несколько последующих, остались в памяти моего поколения чёрным пятном. Сколько судеб тогда сломалось, как копья на рыцарских турнирах? Сколько "хищной рыбки" завелось в той "мутной воде"? "Новые русские". Олигархи. Миллионеры и мультимиллионеры. Да, чёрт с ними. Не зря ведь, золото, в отличие от г... тонет.
  
   Первое, с чем довелось столкнуться сразу же после объявления Белоруссией суверенитета, это с попыткой принудительного ввода в Вооружённых Силах белорусского языка, отменой старых праздников времён Советского Союза и введением новых, отрытых, неизвестно где, среди "болота" истории. Страшные и странные это были действия. Для меня, неплохо понимающего большинство славянских языков, было совершенно непонятно, почему я, три с половиной десятка лет до этого говоривший только на русском языке, должен сейчас переходить на белорусский. Нет. Я с удовольствием слушаю белорусскую речь. Люблю белорусские песни. Мне нравится читать газеты, статьи в которых написаны на этом языке. В то же время, становится противно, когда некоторые деятели, знание белорусского языка которых остались на уровне шестого класса средней школы, пытаются изъясняться на нём. Зачем? Не умеешь - не пробуй. Если уж возникла острая необходимость - выучи язык так, что бы, не было за себя стыдно. Прав я, или не прав?
  
   Второй ляпсус - принятие Присяги на верность белорусскому народу. Я мог бы понять, если бы сменил гражданство и уехал служить в государство, не входившее ранее в СССР. А так ведь, белорусский народ составлял частичку советского народа. Неужели я, поклявшись в верности советскому народу, не имел в виду и белорусский народ? Абсурд, имевший свой продолжение. Десять лет назад, когда моей дочери нужно было получать свой первый паспорт гражданки Республики Беларусь, с меня начали требовать справку о том, что я белорусскую Присягу принимал. Именно на основании этой справки я когда-то получал свой личный паспорт. Теперь же оказалось, что та справка где-то затерялась, в результате чего, документы членам моей семьи выдать нельзя. Правда, мне удалось с большим трудом доказать, что они, в паспортном столе, неправы. Жаль только, что нужно было подобное доказывать.
  
   Третье. 1992 год. Началась реорганизация Вооружённых Сил Республики Беларусь. Вернее, реорганизация соединений и объединений Краснознамённого Белорусского военного округа в Вооружённые Силы Республики Беларусь. Через подобное прошли армии всех ныне существующих суверенных государств постсоветского пространства. Всем понятно, что любая реорганизация имеет ярко выраженную направленность на значительное уменьшение численности структурных подразделений. Бог с ним, с сокращением военнослужащих срочной службы. Не большой убыток для молодых пацанов, которые и так без желания идут служить в армию. А вот что делать с офицерскими кадрами? Их не подготовишь за десять дней проведения боевого слаживания. Да и за год, пожалуй, трудно сделать такое. Не зря ведь говорят, что, для того, что бы подготовить командира батальона, нужно минимум десять лет. Вспоминая первую реорганизацию в белорусской армии, с горечью должен отметить, что в тот период из нашей армии "в народное хозяйство" ушло, очень много толковых, грамотных офицеров, у которых выслуга подходила под те пределы, когда уже можно было получать пенсию. Определённую группу подобных офицеров попросту "ушли", не найдя им место в новой армии. Кто-то может мне сказать, что "офицеров бывших не бывает". Толковый офицер таковым и останется, даже находясь на гражданке. Так то, оно, так, да с некоторой поправкой. Всем понятно, что какую-то часть своих знаний, навыков офицер утратит. Через десять лет бывший командир роты и батальона с великим трудом сумеет исполнять обязанности на ступень, а то и две, ниже своего предназначения. Через пятнадцать-двадцать лет, у него останутся только приятные воспоминания о том, как он сам служил. В общем, офицер запаса, это не действующий офицер.
  
   Реорганизация Вооружённых Сил Республики Беларусь коснулась и 193 танковую дивизию. В тот год нам, в некотором смысле слова, повезло. Дивизию не ликвидировали полностью, а попросту переформировали в БХВТ - базу хранения вооружения и техники (механизированную). Три танковые группы хранения (батальона), составляющие отдел хранения танкового вооружения; две мотострелковые группы хранения (батальона), составляющие отдел хранения мотострелкового вооружения; отдел хранения артиллерийского вооружения в составе группы хранения самоходной артиллерии, группы хранения реактивной артиллерии, смешанной группы хранения артиллерии, отделений хранения БУАР, ремроты и РМО; отдельные группы хранения с направлением на разведку, связь, инженерные войска, ремонт и обеспечение. Понятное дело, что выбор у командования, занимавшегося отбором офицеров, был солидный. Можно говорить даже о конкурсе, так как претендентов на одну должность приходилось от трёх и до пяти человек. В общем, штат был укомплектован, и далее все усилия были направлены на то, что бы оставить на базе требующуюся технику, сдать излишествующую, подписать акты о ликвидации батальонов, полков, дивизии, и приступить к новой жизни.
  
   Мне удалось, благодаря хорошей репутации, "зацепиться" в БХВТ за должность начальника штаба группы хранения вооружения и техники (самоходной). По штату в группе было всего шесть офицеров и девять солдат. Боевую технику мы получили из 30-й мотострелковой дивизии. С этим получением была целая эпопея. Заключалась она в том, что в Минске наряды на получение самоходок 2С-1 выписали на Марьину Горку, где располагались основные части той дивизии. Прибыв туда с командирами батарей, и увидев ту рухлядь, которую нам предложили принять, сразу поняли, что если не удастся "откреститься" от этого металлолома, в последующем проблем будет масса. Представьте себе самоходные артиллерийские установки с датой изготовления 1980 год. Что только можно было на них сломать - сломали. ЗиП (запасные части и принадлежности) - практически в виде пустых ящиков. Аккумуляторное хозяйство только числится. Повреждения ходовой части, автоматов заряжания таковы, что без капитального ремонта не обойдёшься. Переписали мы все обнаруженные недостатки, и с этой бумагой я отправился к начальнику артиллерии нашей 5-й танковой армии. Благо, и наша 193 БХВТ, и вновь формируемая 30-я БХВТ входили в состав одной и той же армии. Удалось доказать, что, если мы составим акты приёма техники в том виде, в котором она находится на настоящее время, шуму в Министерстве обороны будет больше, чем достаточно. В связи с этим, было принято решение на принятие самоходок в этой же самой дивизии, только уже 1985 года изготовления и в совершенно других частях. Две недели осуществлялся прием и перевозка полученной техники. Потом, более трёх месяцев ставили технику на длительное хранение. Кому когда-то пришлось "вариться в такой каше", знает это и меня поймёт. В это время задумываться о чём-то постороннем времени не оставалось. Наконец-то составили акты о постановке всей техники артиллерийского отдела на хранение. Началась обычная жизнь.
  
   Впрочем, не совсем обычная. Скажем прямо, трудная жизнь, именно в тот "переходный" период. Заработная плата офицеров и прапорщиков в пересчёте на у.е. (условную единицу) составляла от тридцати долларов и чуть выше. В магазинах на тот момент было пусто. А если и имелся товар, то он по своей цене был недоступен для среднестатистического гражданина Беларуси. Хотя заработная плата по своим цифровым показателям была солидная. В сравнении с советским заработком. Счёт денежных знаков рос из месяца в месяц. Именно тогда шутка военных, служивших в Монголии, стала реальностью - "получали монгольские тугрики чемоданами". В общем, вспоминая те первые годы самостоятельности Беларуси, невольно содрогаешься. Сколько же нужно было терпения и веры в "светлое будущее" нашим людям, что бы, не "съехать с катушек"? В это же время, отдельные предприимчивые люди набивали карманы на бедах окружающих. Ведь "зарождалось предпринимательство". "Рыночные отношения". Невольно ассоциируется с выражением: "Ругаешься, как рыночная торговка". Продавали всё, что можно и нельзя. Воровство стало зачастую образом жизни. Ну, да ладно. Пережили. Пусть с потугами. Пусть отказывая себе в самом необходимом. Слыша повсюду восхищения бывших партийных боссов "торжеством демократии". Демократия - не кусок хлеба. Духовное понятие, не связанное с материализмом.
  
   Постепенно прижились и в новом измерении своего бытия. Славяне умеют преодолевать те трудности, которые создают сами же. Нормой нашего существование стало то, что цены на ВСЁ росли, практически, ежедневно. Старые цены советских времён, когда один и тот же товар из года в год не менял своё значение, вызывал ностальгию. От тех, прежних цен отталкивались, что бы определить величину роста инфляции. Эталоном служили спички и подсолнечное масло. Спички - 1 копейка, масло - 1 рубль и 1 копейка.
  
   Что изменилось в военной службе? Приходится констатировать, что с рождением новой белорусской армии, большинство того положительного, оставшегося от Советской Армии, постепенно отошло истории. Новые традиции и ритуалы выглядели абсурдными, построенными "на песке". Вспомним, хотя бы, такой пункт, который был введён в Устав. Дословно я его не помню, но смысл, в следующем. Если военнослужащий СЧИТАЕТ, что начальник отдал ему неправильный приказ, он вправе этот приказ не исполнять. Последствия данного пункта? Однозначные. Не выполнил приказ, который тебе не выгодно исполнять, и прикрылся от наказания тем, что, на твой взгляд, приказ был не правильным. Зато вот большинство того действительно отрицательного, доставшегося нам в "законное" наследство, нашло своё продолжение в Вооружённых Силах Республики Беларусь. Что я имею в виду? Элементарное хамство и неуважение подчинённых. Нахамить, обложить матом, унизить при всех. Показать, что ты - "пан", а он - "холоп". Это, на мой взгляд, было обычной невоспитанностью. Почему, было? И сейчас нередко встречается. Начиная с самого верха. "Тыкать" подчинённому, с уверенностью, что не услышишь подобного в ответ. Называть его дебилом, зная, что не получишь по морде. Нужно было обладать неистребимым чувством собственного достоинства и определённой смелостью, что бы отстоять свою честь и не перестать самого себя уважать. Благо, в этом я преуспел. Несколько мелких, да и крупных стычек с начальством позволили мне завоевать определённый авторитет в части. Да и начальники различных категорий предпочитали со мной держаться настороже, зная, что отпор получат незамедлительно. Пусть, с последствиями для меня самого.
  
   Через полтора года после формирования БХВТ, мне было предложено занять должность начальника штаба артиллерийского отдела. Работа для меня была хорошо знакомая. На всех учениях меня постоянно брали в качестве усиления в штаб артиллерии. Поэтому моё согласие привело к тому, что перед новым 1994 годом на моих погонах появилась ещё одна звезда. Подполковник - это уже солидно. Начался новый период службы. Тем более интересный, что в БХВТ прошла очередная реорганизация штатной структуры. Не знаю достоверно, что повлияло на решение Министерства обороны, но наши подразделения частично развернули до таких штатов, что в подразделениях можно было проводить занятия по боевой подготовке. Естественно, это привело к некоторым изменениям в названиях. В частности, артиллерийский отдел стал называться 1931 группой артиллерии. Группам хранения вернули их реальные боевые наименования: гаубичный самоходный артиллерийский дивизион, реактивный артиллерийский дивизион, противотанковый артиллерийский дивизион. Да и подразделения обеспечения группы артиллерии стали уже не отделениями хранения, а батареей управления и артиллерийской разведки, ремонтной ротой и ротой материального обеспечения. В общем, пусть сокращённого состава, но полноправный артиллерийский полк. Все полевые выходы с этого момента группа артиллерии проводила со штатным вооружением и техникой. Пусть не в полном своём составе, однако же, приближенно к тому, как оно должно было быть в нормальной артиллерии.
  
   Интересное это было время. Интересное тем, что боевая учёба строилась на том, как научить весь личный состав группы артиллерии лучше владеть штатной техникой и вооружением, подготовить офицеров самостоятельно выполнять огневые задачи в объёме занимаемой должности, добиться управляемости батарей, дивизионов, группы в целом. Ещё раз убедился, что в любом мероприятии самое главное заключается в том, что бы увлечь людей, сделать работу интересной, воспламенить чувство состязательности. Смею надеяться, что это нам, командованию группы артиллерии удалось в полной мере. Да и вообще, офицерский состав 1931 группы артиллерии с самого первого момента её существования был сильным. В своё время артиллерией нашей 193 БХВТ командовал подполковник Бобриков Сергей Валентинович, выросший впоследствии в Вооружённых Силах Республики Беларусь до звания генерал-майор. Четыре офицера, которых я знавал ещё в званиях капитан - майор, стали полковниками. Много выпускников Военной академии Республики Беларусь, пришедших в группу артиллерии молодыми лейтенантами, сейчас уже носят погоны старших офицеров. В этом явно есть заслуга всего нашего коллектива.
  
   Чем же мы занимались в части, в широком смысле этого понятия?
  
   Само собой понятно, что основной задачей БХВТ определялось - содержать технику и вооружение будущей механизированной бригады в исправном состоянии. Этому уделялось первостепенное значение. Уж со своим вооружением нам приходилось возиться больше, чем достаточно. Если взять в учёт ещё и тот момент, что требуемого обеспечения для проведения различных видов технического обслуживания мы просто не видели. В связи с "ограниченным денежным финансированием", приходилось правдами и неправдами изыскивать материалы на предприятиях местной промышленности. В частности, большая проблема возникла в своё время с заменой шлангов высокого давления на самоходках, тягачах МТЛБ и автомобильной технике. Помогли в этом специалисты завода РТИ. На бывшем опытно-механическом заводе для нас изготавливали некоторые запасные части и инструмент. Автомобильные парки помогали с запасными частями для двигателей и агрегатов. Понятное дело, что всё это делалось не за "Спасибо". Такой разменной монеты, к сожалению, не существует. Сбрасывались офицерами, отдавали дополнительные премии, производили обмен. В общем, как это принято говорить, "крутились" в рамках закона.
  
   Несение службы в нарядах. Вот этого у нас хватало. Если взять в учёт, что полновесный наряд части могли выделять только от трёх танковых батальонов, двух мотострелковых батальонов, группы артиллерии и зенитного дивизиона, каждый четвёртый день от нашей группы артиллерии почти восемьдесят процентов личного состава уходили нести службу. В период времени, когда дополнительно выделялся гарнизонный караул, частота заступления в наряды, значительно увеличивалась. Это несение службы в нарядах различной направленности, вполне понятно, также было направлено на сохранность техники и вооружения базы.
  
   Боевая учёба. Плановость выполнения расписаний занятий стала незыблемым требованием жизни группы артиллерии. Диктовалось это тем, что при выходе два раза в год в лагерные сборы на полигон Репище, нам предстояло показывать свою полевую выучку стрельбами боевым снарядом. Той недели, которая давалась всем подразделениям артиллерии до начала учений и управлений огнём артиллерии, просто не хватало на то, что бы подготовиться к этим серьёзным экзаменам. По сути дела, лагерные сборы предназначались для того, что бы показывать достигнутые за полгода результаты. Отшлифовать полевую выучку. Именно поэтому, находясь в пункте постоянной дислокации в Киселевичах, любую свободную от нарядов и работ минуту, старались использовать плодотворно, уча военнослужащих срочной службы, мастерскому выполнению своих обязанностей, "сбивая" ячейки управления, слаживая батареи и дивизионы.
  
   Лагерные сборы на Репище. Не стану скрывать, что эти полевые выходы на полигон, стали для группы артиллерии своеобразным праздником. Четыре недели можно было заниматься только своим, любимым делом. Думаете, преувеличиваю? А вот и нет. Любое дело, которое тебе по душе, подкреплённое определёнными стимулами внешнего воздействия, должно стать любимым. Подобными стимулами становилось освобождение от всяческих нарядов, рутины бумажной работы, домашних проблем. Судите сами. Почти месяц офицеры и военнослужащие срочной службы жили исключительно на полигоне. Выставление наряда по учебному центру было только в малом количестве. Питание, первое время, обеспечивалось в столовой артиллерийского полка корпусного подчинения. С утра и до вечера основное заключалось только в занятиях по боевой подготовке. Нагрузка несколько увеличивалась уже в период проведения боевых артиллерийских стрельб, когда запланированы были и ночные занятия. Самое же интересное было в том, что именно на полигоне можно было показать свои навыки, превосходство перед другими. Дух состязательности между воинскими частями сохранялся всегда. Признаюсь, что порой в соревнованиях за право быть сильнейшим, отдельные командиры применяли не всегда честные методы. Как во время "предвыборной гонки". Главное - не столько себя показать с самой лучшей стороны, сколько "облить грязью" соперника. Бывали подобные случаи. К слову сказать, наша группа артиллерии подобными вещами не занималась. Не было смысла. Итак, лидирующее положение нашими дивизионами было занять основательно, заслужено, на долгий срок. Согласен, что роль лидера обязывала постоянно совершенствоваться в своём мастерстве. Наши соперники сразу же перенимали любые новаторства в наших же действиях. Уже на следующих состязаниях и у них наши нововведения явно просматривались. Будешь "топтаться" на месте - останешься в "хвосте" на следующих состязаниях. Вот и приходилось постоянно "шевелить извилинами". Причём, зачастую, это было уже коллективное действие, всем офицерским составом.
  
   Боевые артиллерийские стрельбы. Не знаю, как для кого, но лично для меня каждые стрельбы боевым снарядом имели какую-то, непередаваемую словами прелесть. Благо, что боеприпасов, хоть они и давались по нормам, определённым приказом Министра обороны, но хватало с лихвой. Если взять в учёт ещё и экономию во время выполнения индивидуальных стрельб офицерами, то на заключительном этапе боевых стрельб - управлении огнём артиллерии корпуса, - у нас оставалось достаточно боеприпасов, что бы "поставить жирную точку" массированным огнём из всех имеющихся стволов.
  
   А вообще, скажу не тая, кое-что в наших лагерных сборах мне откровенно было не по душе. Да, при выполнении индивидуальных огневых задач никаких послаблений офицерам не делалось. На какую оценку выполнил огневую задачу, ту и получил. Тактические учения с батареями и дивизионами проводились также без каких-то условностей. Любое послабление потом могло выйти боком, так как одним из постоянных элементов каждого полевого выхода артиллерии корпуса, были состязания на звание лучшего дивизиона, лучшей батареи. Его проводили офицеры штаба артиллерии корпуса, стремясь при этом не только выявить реальное состояние артиллерийского подразделения, но и подготовить это подразделение к последующему состязанию на уровне артиллерии Министерства обороны. Наш самоходный артиллерийский дивизион почти всегда участвовал в этих состязаниях. Управление огнём артиллерии бригады проводилось, как правило, под руководством командира бригады. Понятное дело, что документы для проведения этой тренировки разрабатывались мной. Только вот наш командир части имел привычку зачастую отходить от предложенного ему плана. Он мог просто так, на местности, указать какую-то точку, обозвав её какой-то целью. Требовалось в установленные сроки поразить её. Причём, полковник никак не мог понять, почему даже если разрывы снарядов не попали прямо в цель, оценка всё-таки отличная или хорошая. Даже предоставляя ему документальное обоснование поставленной оценки, трудно было убедить общевойскового командира, привыкшего "считать пробоины в мишени", что артиллерия бьёт по площадям, а не непосредственно в точку. А вот уже при управлении огнём артиллерии корпуса, само это деяние сводилось к показухе. Самой, что ни на есть, откровенной. Оно и не удивительно. Ведь на эту тренировку, как правило, приглашались представитель городских властей, гражданские люди, которым нельзя было показывать те "ляпсусы", которые зачастую случаются в артиллерии. В общем, во время этого управления огнём, на полигоне было "море огня", в котором трудно было бы разобраться даже специалисту.
  
   Традиционно, некоторые периоды службы в Бобруйске, стали для меня очередными испытаниями для нервов. В частности, лично для меня памятен период времени с конца 1995 года до лета 1996 года. В конце осени 1995 года начальник артиллерии БХВТ подполковник Воропаев В.А., которому мы были обязаны за первичное сплочение коллектива группы артиллерии, уволился в запас и уехал жить в Россию. Его обязанности стал выполнять командир группы артиллерии подполковник Гурьянов В.Ю. Естественно, с него обязанности командира группы артиллерии никто не снимал. Тянул он две должности разом. Довольно внушительная тяжесть для одних плеч. Помогали ему мы, два его заместителя, как только могли. Каждый по своему направлению деятельности. Однако, уже весной 1996 года у Валеры терпение иссякло, и он также уволился из нашей армии. С момента его ухода, именно на мои плечи легли ещё две должности. Пришлось исполнять обязанности и начальника штаба группы артиллерии, и командира, и начальника артиллерии части. В эти почти три месяца моего "единовластия" в артиллерии БХВТ, труднее всего было со временем. Его катастрофически не хватало. Если для того, что бы "бумажная работа" начальника штаба группы артиллерии не оказалась в завале, я взял на помощь одного толкового командира батареи капитана Мамкина А.Е., то уж остальными двумя должностями приходилось заниматься только самому. Наверное, многие знают, что любая командная должность больше всего носит характер административной. Контакты с начальством. Организационные и договорные мероприятия. "Контроль сверху", встречи проверок. И так далее и тому подобное. На это уходит львиная доля всего времени. Как мне удалось до начала июля месяца выдержать эту нагрузку? Сам себе просто удивляюсь. Однако, выдержал.
  
   И вот, в часть прибыл новый начальник артиллерии подполковник Бобриков С.В. С самой первой нашей встречи, этот офицер мне понравился. Спокойный, уравновешенный, доброжелательный и общительный. Больше всего в нём меня подкупала инициативность и новаторство. Достаточно было к Сергею Валентиновичу прийти с каким-то предложением, обосновать его целесообразность, что бы быть потом уверенным, что все преграды, способные возникнуть на пути претворения в жизнь этого предложения, будут устранены.
  
   Через месяц к нам назначили нового командира группы артиллерии майора Губенко В.В. С моих плеч "упала" ещё одна нагрузка. Теперь можно было заниматься исключительно только своими непосредственными обязанностями.
  
   Период времени, в течение которого нашей артиллерией руководил подполковник Бобриков С.В., в моей памяти оставил самый хорошие воспоминания. "Человек на своём месте". Это сказано про него. Пожалуй, на любой должности он был на своём месте. Мне нравились его афоризмы:
  
   "Никому не верь и никто не подведёт"!
  
   "Военное счастье" без надобности, если относишься к делу с душой и исполняешь свои обязанности добросовестно".
  
   Многое нам удалось сделать с Сергеем Валентиновичем. Переломив ожесточённое сопротивление со стороны корпусного начальства, добиться того, что на полигон стали выезжать со своим пунктом хозяйственного довольствия. Теперь для своего личного состава пищу готовили сами. Это существенно улучшило питание группы артиллерии. Прекратилось воровство продуктов. В котёл кухонь закладывалось всё, что туда должно было попасть по нормам. Наши военнослужащие в то время говорили:
  
   "Когда питались в столовой артиллерийского полка, нас кормили кашей с мясом тушёным. А сейчас, у себя, мы едим мясо тушёное с кашей".
  
   Весомая оценка нашего старания. Хотя, свой пункт хозяйственного довольствия прибавил много дополнительных трудностей по его оборудованию. Порядок, требующиеся по инструкции компоненты ПХД, документация, соблюдение мер санитарии и так далее. Зато и результат был налицо. Приходилось, конечно, по очереди контролировать закладку продуктов в котёл. Да, заодно, отбиваться от всяческих посягательств со стороны начальства на то, что хранилось в прицепе с продуктами. В общем, справились.
  
   Много нового, положительного подполковник Бобриков сделал по благоустройству казармы для личного состава группы артиллерии. Причём, стоит отметить как положительный факт то, что в нашу казарму он приходил не с тем, что бы, просто проверить порядок, а при отсутствии оного - поругать офицеров. Он приходил работать. Порой, по своей инициативе, приносил с собой строительные материалы и заставлял командиров подразделений прямо при нём что-то переделывать, обновлять, улучшать. Результат? Порядок в расположении группы артиллерии был лучше, чем на первом, показательном этаже. О расположении танкистов и вообще разговор вести не станем. Всё было сделано согласно требований Устава и Наставлений. Да и самим солдатам эти мероприятия по благоустройству казармы нравились. В уютном помещении и жить было приятно.
  
   Во время проведения артиллерийских стрельб боевым снарядом, довольно часто офицеры, под руководством начальника артиллерии БХВТ проводили собственные эксперименты. Основным требованием к данным действиям было только соблюдение мер безопасности. Как-то во время выполнения индивидуальных огневых задач офицерами, начальник артиллерии нашей части подполковник Бобриков С.В., организовал показное занятие для всех офицеров группы артиллерии. Исполнителями его задумки стали офицеры -"афганцы". Суть действий заключалась в том, что мы по очереди поражали указанные нам цели с произвольной точки. Но, не это самое важное. Никаких вообще приборов, кроме бинокля, у выполняющего огневую задачу не было. Даже "тупого" карандаша и листа бумаги, не говоря уж о приборе управления огнём (ПУО) и дальномере. Подчёркиваю. Бинокль, Таблицы стрельбы и своя голова. В общем-то, подобное у нас было и в Афганистане. Знаете? Как это ни удивительно, но мы все успешно выполнили поставленные нам задачи. Значит, навыки, приобретённые "там" за два года службы, не утратились. Для меня и самого было интересно поучаствовать в этом эксперименте. Важнее всего, на мой взгляд, было то, что мы смогли реально подтвердить правдивость своих рассказов о службе в Афганистане. Показать, что это реально возможно. Что так было.
  
   В общем, с Сергеем Валентиновичем нам здорово повезло. Жаль только, что где-то, через два года ему предложили должность командира артиллерийской бригады в Осиповичах. Потом - Академия генерального штаба. Командование соединением в городе Борисов. Звание генерал-майора. Теперь он - Начальник Военной Академии Республики Беларусь. Что ж. "Большому кораблю - большое плавание"!
  
   Часто я задумываюсь о том, что в моей службе всегда встречались люди, которые меня чему-то учили. Тот становился наставником в овладении навыками стрельбы и управления огнём артиллерии. Этот - учил правильности проведения занятий с личным составом. У третьего я постигал азы штабной культуры. Так было всегда. На этом строилась наша армия. Чаще всего, "принудительное наставничество" не давало того результата, который достигался в добровольном порядке. Однако, должен констатировать, что на моём офицерском пути были два человека, которые меня научили тому, чему я должен был и хотел научиться. Эти офицеры - мой командир батареи в Афганистане Бурмистров Павел Алексеевич и начальник артиллерии в Бобруйске Бобриков Сергей Валентинович. Чему такому особенному они научили вашего покорного слугу? Очень многому. Они научили меня уважению к сослуживцам, умению терпеливо относиться к подчинённым, бережному отношению к ним. Тому, что повысить голос на подчинённого, кто младше тебя по званию и должности, это значит унизить самого себя, а не того, на кого "гаркаешь". Понятное дело, что в пылу "разборок" любой человек может сорваться. Не грех после этого и извиниться за грубость. Именно за грубость, а не за то, что ты высказал виновному. Можете мне поверить, а если не верите, то проверьте сами. Подобные поступки воздействовали на провинившегося во много раз сильнее, чем привычная всем грубость. Согласен, что это значительно труднее, однако, результативнее. Спасибо вам, Павел Алексеевич и Сергей Валентинович за науку. Она для меня была ценным приобретением, не раз помогавшим в жизни.
  
   Пора закругляться. Финал бывает у всего. Подобным финалом для нашей 193-й БХВТ стала Директива Министра обороны о расформировании части. Это произошло в конце 2001 года. В кратчайшие сроки вся техника и вооружение были переданы в другие воинские части. Стрелковое оружие, боеприпасы и имущество сданы на базы и арсеналы Министерства обороны. Жилой фонд военного городка передан на баланс города. Часть офицеров, у которых не возникло желание в дальнейшем продолжать службу в армии, уволились в запас. Остальных - перевели служить в другие воинские части. Буквально три месяца потребовалось для того, что бы акт ликвидации нашей части был подписан. Прекратило существование прославленное соединение, на боевом знамени которого красовались четыре боевые ордена. Эксперимент оказался удачным. Новые нормативы ликвидации воинских частей полностью подтвердились.
  
  7
  
   Как вы понимаете, в числе тех, кто оставил ряды Вооружённых Сил Республики Беларусь, оказался и я. Оказался по собственному желанию. Двадцать семь годов службы в календарном исчислении. Тридцать один год со льготными. Право на получение пенсии в размере 80%. Дальнейшая служба в армии не имела смысла. Пусть и предлагали мне продолжить службу на вышестоящих должностях. Только вот должности эти находились далеко от дома. Да и забирать эти самые должности у других, перспективных офицеров, не имело смысла. Поэтому моё решение было однозначным. В начале мая 2002 года я прибыл в военный комиссариат города Бобруйска, для постановки на учет в качестве офицера запаса.
  
   Краткий итог моей службы в артиллерии.
  
   С июля 1975 года по май 2002 года я служил только в ракетных войсках и артиллерии. Даже тогда, когда мне приходилось находиться в длительных командировках, или ожидать назначения на очередные должности, артиллеристом я так и оставался. И этим горжусь.
  
   Когда, кем, на чём мне пришлось служить:
  
   С 20 июля 1979 г по 22 октября 1980 г - начальник расчёта пусковой установки тактических ракет "Луна" в 182 отдельном ракетном дивизионе 213 мотострелковой дивизии, Тоцкое-2, Приволжский ВО.
  
   С 22 октября 1980 г по 29 мая 1981 г. - командир учебного взвода артиллерийской разведки 162 учебный артиллерийский полк 43 учебной мотострелковой дивизии, Бузулук, Приволжский ВО.
  
   С 29 мая 1981 г. по 15 мая 1983 г. - командир огневого взвода - старший офицер на батарее 82-мм миномётов 2Б-14 "Поднос" 122-мотострелковый полк 201 мотострелковой дивизии 40 общевойсковой армии, Ташкурган, Краснознамённый Туркестанский ВО.
  
   С 3 августа 1983 г. по 16 июля 1984 г. - командир артиллерийской батареи 122-мм гаубиц М-30 1073 артиллерийский полк 60 мотострелковой дивизии 4 общевойсковой армии, Порт-Ильич, Краснознамённый Закавказский ВО.
  
   С 16 июля 1984 г. по 5 сентября 1985 г. - командир артиллерийской батареи 152-мм самоходных пушек 2С-5 "Геоцинт" 308 артиллерийская бригада 1 гвардейской танковой армии, Цейтхайн, ГСВГ.
  
   С 5 сентября 1985 г. по 30 декабря 1986 г. - командир артиллерийского дивизиона 152-мм пушек-гаубиц Д-20 308 артиллерийская бригада 1 гвардейской танковой армии, Ошац, ГСВГ.
  
   С 30 декабря 1986 г по 1 мая 1987 г. - начальник штаба артиллерийского дивизиона 152-мм пушек-гаубиц Д-20 308 артиллерийская бригада 1 гвардейской танковой армии, Ошац, ГСВГ.
  
   С 1 мая 1987 г. по 14 августа 1989 г. - начальник штаба артиллерийского дивизиона 122-мм самоходных гаубиц 2С-1 "Гвоздика" 302 мотострелковый полк 9 гвардейская танковая дивизия 1 гвардейской танковой армии, Риза, ЗГВ.
  
   С 14 августа 1989 г. по 3 мая 1990 г. - начальник штаба реактивного артиллерийского дивизиона 122-мм реактивных установок БМ-21 "Град" 732 гвардейский артиллерийский полк 8 гвардейской танковой дивизии 5 гвардейской танковой армии, Марьина Горка, Краснознамённый Белорусский ВО.
  
   С 3 мая 1990 г. по 11 августа 1992 г. - начальник штаба артиллерийского дивизиона 122-мм гаубиц Д-30 251 танковый полк 193 танковой дивизии 5 гвардейской танковой армии, Бобруйск, Краснознамённый Белорусский ВО.
  
   С 11 августа 1992 г. по 4 сентября 1994 г. - начальник штаба группы хранения вооружения и техники 122-мм самоходных гаубиц 2С-1 "Гвоздика" 193 базы хранения вооружения и техники 5 гвардейской танковой армии, Бобруйск, Министерство обороны Республики Беларусь.
  
   С 4 сентября 1994 г. по 5 мая 2002 г. - начальник штаба - заместитель командира группы артиллерии 193 базы хранения вооружения и техники 5 гвардейского армейского корпуса, Бобруйск, Министерство обороны Республики Беларусь.
  
   Как видно из этого перечня, поездить по европейской части Советского Союза, захватив "для комплекта", Среднюю Азию и Закавказье, мне довелось достаточно. Во всяком случае, воспоминания под названием "Двадцать пять лет без подъёмных" уж точно писать не придётся. Да и артиллерийские системы, на которых довелось служить, составляют внушительный перечень. Единственно, где мне не довелось служить, так это в противотанковой артиллерии. Хотя, это ещё, как сказать. Всё-таки, являясь начальником штаба группы артиллерии, в подчинении имел противотанковый артиллерийский дивизион стандартной структуры. Да и стрелять из противотанковых пушек МТ-12 доводилось много раз. Вот ПТУР пускать не пришлось. Здесь у нас был один специалист, только которому доверяли производить пуски этих дорогостоящих "игрушек". Что ни говори, но при сходе с направляющей одной боевой ракеты "Фагот", в небо улетал автомобиль "Жигули". Посмотреть мне свет тоже довелось. Благодаря службе в артиллерии. Практически во всех крупных городах европейской части СССР, в тот или иной промежуток времени, побывал. Москва, Ленинград, Минск, Киев, Одесса, Волгоград, Душанбе, Ташкент, Тбилиси, Баку, Ереван, Куйбышев, Оренбург, Ульяновск, Казань. Можно было бы этот список продолжить. Да, наверное, не стоит. Лишняя трата времени и сил.
  
   Надеюсь, что мне удалось хоть немного подтвердить свою причастность к "Богу войны". Всё-таки, приятно, что я выбрал себе в молодые годы судьбу, тесно связанную с артиллерией. Полюбил этот род войск. Сумел стать в нём профессионалом. Да и сейчас, спустя более десятка лет, я ощущаю себя причастным к артиллерии. Интересуюсь всем, что связано с ней. Праздную из года в год наш праздник. Дай Бог, что бы это увлечение продлилось ещё многие года, что бы из памяти не исчезли приятные воспоминания. Скрещенные артиллерийские стволы на петлицах - моя гордость.
  
   "Слава тем, у кого на погонах
   Золотые скрестились стволы"!
Оценка: 8.16*9  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023