ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Чеботарёв Сергей Иванович
Гарнизон Хазрати-Султан. Окончание

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.29*4  Ваша оценка:

  Гарнизон Хазрати-Султан.
  Окончание.
  
  11
  
   Ещё один маленький эпизод, явно поднимавший значимость гарнизона Хазрати-Султан в моих собственных глазах. Можно было бы на нём просто не останавливаться, однако, имел он и вторую, может быть, более важную свою сторону. Рискну опять испытать ваше долготерпение.
  
   В ноябре 1982 года, в тот период, когда я был в очередном отпуске, на моём гарнизоне Хазрати-Султан произошло одно значимое для личного состава миномётной батареи событие. Можете поверить, что именно значимое. Вручение личному составу миномётной батареи боевых наград. Командир нашей миномётной батареи Павел Алексеевич Бурмистров в вопросах поощрения сержантов и солдат всегда занимал очень активную позицию. Вообще же, с награждением военнослужащих, отличившихся в боях, боевыми наградами, в тот период времени, было не совсем так, как должно было быть. Начальники в верхних штабах, как бы, жалели подписывать представления на награждения медалями и орденами. Зачастую сами представления от момента отправки из полка и до момента их прибытия обратно в полк в виде Указа, "гуляли" где-то в закоулках кадровых органов от полугода и дольше. Повторное представление на военнослужащих из полка не отправляли до прибытия Указа или же отказа в награждении. Сам же отказ, чаще всего, мог вообще не прийти. Вот и "зависало" представление к награждению в категории "не реализованных". К чему я веду речь? А вот к чему.
  
   Практически после окончания каждой рейдовой операции, Паша Бурмистров садился за стол и занимался оформлением представлений к награждению наиболее отличившихся сержантов и солдат нашей батареи. Его "голубой мечтой" было добиться того, что бы все достойные этого сержанты батареи, уехали из Афганистана с боевыми наградами. Можете мне поверить, что наград они были больше чем достойны. И воевали храбро, и командовали умело, и к своим обязанностям относились все добросовестно. Следующими по реальным заслугам, являлись наводчики миномётов. Многие из них, после увольнения в запас командиров миномётов, занимали их места, становясь сержантами. Так сказать, воспитание своих собственных кадров внутри подразделения. Капитан Бурмистров командовал нашей миномётной батареей чуть больше года, до тех пор, пока не был назначен на должность начальника штаба артиллерийского дивизиона нашего же полка. Бог и я свидетели, сколько бумаги пришлось перевести Паше на наградные представления. Ему отказывали один раз - он писал очередной. На его месте, другой бы просто сдался, "склеил ласты" и сидел бы потихоньку. Ан, нет. Как результат, почти через три месяца после окончания крайней рейдовой операции, в которой наш батальон участвовал в качестве рейдового, в полк пришли боевые награды, подтверждённые Указом, на группу сержантов и солдат миномётной батареи.
  
   Учитывая значимость события для всего личного состава батареи, по личному ходатайству капитана Бурмистрова П.А., решено было награды вручить непосредственно на гарнизоне, а не на командном пункте батальона. Миномётная батарея размещалась на трёх гарнизонах, находящихся друг от друга в 15-20 километрах. Однако, всё же само мероприятие проводилось именно на моём гарнизоне Хазрати-Султан. Вручение боевых наград проводил командир третьего мотострелкового батальона майор Аксёненко С.А. К сожалению, я не был свидетелем этого события. На память о нём у меня осталась только слабенькая, поблекшая от времени фотография, на которой запечатлены все, кто получил в тот день боевые награды¸ символизирующие достойную оценку их ратного труда. В числе награждённых - Паша Бурмистров. В центре группы - командир батальона. Наверное, у всех тех, кто был в тот день "именинником", остались на память такие же фотографии.
  
   К слову сказать, стараниями Павла Алексеевича Бурмистрова, его "голубая мечта" почти полностью исполнилась. Все сержанты были отмечены боевыми наградами. Всего же - заслуга Паши, - в активе миномётной батареи того периода жизни восемь орденов "Красная звезда", орден "За службу Родине" 3-й степени, семь медалей "За отвагу" и восемь медалей "За боевые заслуги". Мне кажется, это довольно внушительные цифры для одной миномётной батареи за период в один год. А если взять в учёт, что представлений ПО ЗАСЛУГЕ было написано раза в четыре-пять больше, то и вообще могла получиться внушительная цифра. Жаль, что не получилась.
  
  12
  
   Ещё один маленький эпизод, наверное, заслуживающий вашего внимания. С короткими комментариями. Дело касается такого вопроса, как, грубо говоря, советские военные по мелочам гробили национальную собственность Республики Афганистан. И я, в том числе.
  
   Я уже в этом рассказе останавливался на таком факте, что вдоль трассы Термез-Кабул тянулась старая линия проводной связи стационарного типа. Судя по массовым порывам проводов, ею уже очень давно никто не пользовался. Что собой представляла эта линия? Обычные металлические столбы из труб, высотой около пяти метров, врытые в землю. На столбах, по верхнему краю, имелась металлическая перекладина из уголка. К ней были приварены металлические штыри с керамическими изоляторами белого цвета. Вот на этих самых изоляторах крепилась медная проволока связи. Будь столбы деревянные, их местные афганцы давно перевели бы на дрова или прочие бытовые нужды. Металлический же столб, и рады были бы "прихватизировать", да слишком муторное это было занятие - извлекать столб из земли или перепиливать ножовкой по металлу. "Овчинка выделки не стоит"! Вот и стояли эти бедолаги, уже не используемые по назначению, и не применяемые в качестве вторичного сырья. Ржавыми, рыжими столбиками на фоне песка или "зелёнки". Естественно, афганцы были бы рады снять со столбов медную проволоку, дабы применить её в хозяйстве. Представьте себе, что от города Мазари-Шариф и до Айбака можно было поиметь более двухсот километров двухмиллиметровой проволоки. Мечта любого сдатчика цветного металла на постсоветском пространстве! Богатство, "висящее в воздухе". Только, вот беда. Дотянуться до линии связи, даже с кабины машины, было совершенно невозможно. Тем более, что провода были закреплены на изоляторах основательно. Со знанием и старанием. Близок локоть, да не укусишь. Вот и висела эта линия связи, не востребованной.
  
   До того момента, как мне довелось возглавить гарнизон Хазрати-Султан, на эти провода и вообще, линию связи, я внимания не обращал. Стоит себе, и, Аллах с ней, пусть стоит до тех пор, пока не перержавеет пятимиллиметровое железо столбов. Став же хозяином целого гарнизона, я сразу же "положил глаз" на это ценное сырьё. Проблема возникла у меня начиная с того моменты, как зародилась мысль о снятии медной проволоки. Линия связи шла на местности напрямую, по кратчайшему пути, и от самого моего гарнизона была далековато. К ней нужно было ехать аж за Хазрати-Султан, ближе к барханам, где-то в полутора километрах движения. Согласитесь, что не ближний свет! Как-то руки до этого мероприятия не доходили. До того момента, когда экстренно понадобилась крепёжная проволока для укрепления смотровой вышки и стяжки перекрытий землянок. Согласитесь, что лучше медной проволоки, которая, хоть и не имеет той прочности, что стальная или железная, но, в то же время, не поддаётся воздействию атмосферной коррозии, найти в округе ничего было нельзя. Конечно же, другой выход из положения мной был бы найден, не будь "бесхозного" запаса проволоки поблизости. Расплели бы буксирные троса, срастили бы концы до необходимой длины и вышли из положения. Мороки слишком много. Особенно, если есть возможность всё решить гораздо проще и легче.
  
   Так как эта проблема начала явно подпирать по своей срочности, в один из осенних дней, взяв с собой двоих военнослужащих срочной службы, на одном автомобиле ГАЗ-66, я выехал за гарнизон, добывать себе проволоку. Что бы не привлекать особо внимание к самому процессу снятия проволоки со столбов, решили выбрать участок линии связи, удалённый от населённых пунктов. Благо, для этого имелись все возможности. Подъехали к столбам, стоящим среди ровного поля и начали мозговать, как нам достать до проводов, не прилагая излишних усилий. Даже, скажем так, не столько "достать", сколько снять наибольшей длины. Как ни посмотри, столбы стояли на расстоянии около 50 метров один от другого. Проволока, хоть и провисла в центральной части пролёта, всё равно находилась довольно высоко. С помощью верёвки с закреплённой на конце сапёрной кошкой, удалось зацепиться за провод и совместными усилиями оборвать одну струну. В принципе, хоть оба оборванные конца оказались несколько различной длины - примерно по 20-25 метров каждый, но, вполне годными для применения. Однако, меня такой расклад дела не совсем удовлетворил. Хотелось бы собрать медную проволоку и быстрее, и большей длины. Вот в тот момент мне и пришла на ум идея, как это сделать. Просто и без лишних мучений.
  
   Вся идея заключалась в свойстве самих керамических изоляторов, на которых, в принципе, и крепилась сама проволока. Точнее, в их слабости к ударным воздействиям. При попадании в них пули, как правило, изоляторы разлетались на мелкие кусочки. Проволока оставалась висеть своей петлёй на штыре крепления изолятора. Оставалось только, взявшись за свободный конец, маховым движением сорвать петлю со штыря. Смею вас заверить, это делалось очень легко. В том случае, если ты на уроках физики в школе хоть немного что-то слышал и воспринимал с практической стороны, а не "курил бамбук".
  
   В тот день, расстреливая из автомата керамические изоляторы и параллельно снимая два провода, удалось на гарнизон привезти более полукилометра проволоки в бухтах. Этого запаса мне хватило довольно на долгое время. Мало того, мною были обеспечены сим крепёжным материалом, оба остальные гарнизона, на которых находились миномётчики нашей батареи, и даже дружественные подразделения, находившиеся на командном пункте батальона.
  
   Почин был положен. В последующем, по мере необходимости, мне пришлось ещё пару раз выезжать за проволокой в тот же район. Хотя, особо больших запасов медной проволоки, особой нужды делать не было. Даже, скажу большее. Запас запасу рознь. Зачастую на гарнизоне вообще было вредно иметь что-то в значительном количестве "про запас". Любое начальство, что не удивительно, любило ополовинивать запасы подчинённых, приезжая с проверкой. Так сказать, в качестве компенсации за затраченное время, усилия и "в знак уважения". Данную аксиому я понял довольно быстро, и если удавалось что-то и где-то "достать", старался сделать так, что бы это "что-то и где-то" не попадалось на глаза начальникам.
  
  13
  
   В качестве общей информации. Кроме гарнизона Хазрати-Султан, миномётной батарее нашего батальона были "нарезаны" ещё два гарнизона. Один из них, занимаемый двумя расчётами автоматических миномётов 2Б-9 во главе с командиром миномётной батареи находился почти напротив населённого пункта Самангани-Хурд. Это где-то в полутора километрах от командного пункта нашего батальона с правой стороны от трассы Термез-Кабул. Второй гарнизон размещался на возвышенности в отдельном, почти двухэтажном здании на северной окраине населённого пункта Ларган. Этот гарнизон занимал второй огневой взвод нашей батареи, во главе с командиром взвода управления миномётной батареи лейтенантом Сергеем Полушкиным. Говоря откровенно, этот гарнизон находился в очень плохом, бандоопасном месте. Наверное, в батальоне не было гарнизона, который по своему расположению вблизи дислокаций местных банд, плохому пути подъезда со стороны трассы, мог конкурировать с гарнизоном Ларган. Туда и в дневное время можно было ехать только через кишлак по отвратительной дороге. Ночью же вообще мало кто рискнул бы отправиться к Полушкину. И не только из-за опасности попасть в засаду "духов". Просто существовала большая вероятность сорваться в один из оврагов, которые сопровождали дорогу к гарнизону добрую половину пути.
  
   Гарнизон командира батареи ничем особенно выдающимся не отличался. Клочок земли, огороженный колючей проволокой, на котором располагались огневые позиции 82-мм миномётов "Василёк", укрытия для машин и землянки для комбата и личного состава. Подобных ему мест по всей трассе было не один десяток. На этот гарнизон я заезжал каждый раз, когда ехал на командный пункт батальона по своим надобностям. В основном, что бы пообщаться с командиром миномётной батареи капитаном Пашей Бурмистровым. Когда же Паша ушёл на должность начальника штаба артиллерийского дивизиона нашего же 122-го мотострелкового полка, а на его место прибыл "репрессированный" начальник штаба, мои посещения стали крайне редкими и мимолётными. Просто мне не о чём было говорить с новым комбатом. Разный у нас был возраст, разные позиции, разные взгляды. Да и в воинском звании существовал изрядный разрыв. Майор - это уже старший офицер. Ну да это уже ненужные многим нюансы. В дневное время с командного пункта батальона на дорогу выезжал танк от танкового батальона и располагался вблизи этого гарнизона, только на противоположной стороне дороги, направив ствол орудия в сторону "зелёнки" Ларгана. Это должно было служить усилением "оборонной мощи" соседних гарнизонов и визуальным предупреждением для местных душманов. Хотя, я мог лично убедиться, что танкисты, выгнав свой танк на указанное место, занимались каждый тем, что ему лично хотелось в данный момент. Больше всего их заботило только то, что бы их самих не украли местные бандиты, или чтобы айбакские бачата не стащили оружие или что-то другое ценное с самого танка. В общем, сами понимаете, данная огневая точка имела чисто номинальное предназначение.
  
   Кстати, этот экипаж танка меня как-то несказанно удивил своей изобретательностью. Судя по всему, на этом танке стояли совсем слабые аккумуляторные батареи. О баллонах воздушного запуска, тем более, заряженных до нормы, механик-водитель и командир танка, видимо, слышали только в учебном подразделении. В общем, как-то вечером, перед своим возвращением на командный пункт батальона, танк просто не завёлся. Маховик крутнулся пару оборотов, и мужественно остановился, не желая поддаваться потугам стартера. Мне стало интересно, как же хлопцы выйдут из создавшегося положения. Вызывать тягач с командного пункта батальона - долго и муторно. До моего слуха дошло, что в канал ствола орудия зашёл снаряд. Этот звук ни с чем другим не перепутаешь. Механик-водитель закрыл свой люк. Грянул выстрел, трансмиссионное отделение танка окуталось дымом, двигатель заработал, а из люка башни вывалились дымящаяся гильза, которую наводчик сразу же положил под гусеницу танка. Танк завели, поставив на заднюю передачу, используя в качестве буксира силу отката выстрелившего орудия. Ну да это простое лирическое отступление. Хотя, на мой взгляд, интересное.
  
   Гарнизон Ларган имел совершенно иной вид и иное оборудование. Мысленно представьте себе. Небольшой кишлак, с узенькими улочками, привычными для глаза в этой местности, высокими дувалами и глинобитными домами. На северной окраине кишлака, метрах в двухстах от последнего жилого дома, на отдельном "пупке" горки, возвышающейся над окружающей местностью метров на 20-30, отдельный одноэтажный домишка, с площадью первого этажа, примерно как современная двух-трёхкомнатная квартира. Вот этот домишка был занят гарнизоном, управляемым лейтенантом Полушкиным. Нет, конечно, "слава" занятия данного строения Серёжке не принадлежала. Сделано это деяние было задолго до того, как гарнизон начали обживать миномётчики. Однако, и тем не менее. В том далёком 1982 году на гарнизоне Ларган размещался именно второй огневой взвод нашей миномётной батареи. Вокруг домишки по всему периметру отрыли траншеи в полный профиль с ячейками для стрелков. Вход в траншею начинался у самого входа в дом. С трёх сторон опорного пункта имелись окопы для миномётов, с нишами, в которых имелся солидный запас мин. Для укрытия машин были подготовлены капониры. Стоит отметить, что вся система обороны находилась как бы под землёй. Глядя на гарнизон, можно было видеть только сам дом, бруствера окопов и ограждение из колючей проволоки. Ну и ещё подсобные строения в виде пункта питания. МЗП прикрывали складки местности. Ни в дневное время, ни, тем более, в ночное, в полный рост по территории гарнизона старались не ходить. Да и вообще, сие оборонительное сооружение напоминало "Дом Павлова" в Сталинграде перед началом очередной атаки противника.
  
   Что же собой представлял дом изнутри. Если быть до конца откровенным, хоть я бывал в нём неоднократно, но конкретно рассказать, что и где размещалось в этом выдающемся архитектурном сооружении, даже не берусь. В памяти осталось только внешнее впечатление, что внутри дома всегда было очень сумрачно, даже в ясный, солнечный день, имелось несколько небольших комнатушек, в которых и размещались Сергей Полушкин с Гришей Лозой и остальными обитателями этой "ночлежки". Не подумайте только, что я пытаюсь чем-то ущемить своих сослуживцев. Да и упрекнуть Сергея и командира второго огневого взвода прапорщика Гришу Лозу у меня язык не повернётся. Порядок и в спальных помещениях, и на пищеблоке, и вообще на всей территории этого гарнизона был идеальный. Тщательно заправленные койки, вымытые полы, аккуратно разложенные вещи, блистающее смазкой стрелковое оружие и миномёты. Такое не часто можно было увидеть даже в некоторых казармах Союза. Однако, сами размеры помещений, скученность, необходимость использовать каждый свободный клочок помещения с пользой для дела, наложили свой отпечаток на это расположение. Самое плохое в этом строении было то, что в помещения проникало крайне мало света. Оконца, размещённые почти под самым потолком, размером с лист бумаги формата А4 или чуть больше, позволяли только проветривать помещения, но никак их не освещать. В дополнении к уже сказанному, в домике имелся узенький коридор, в котором освещение и вообще отсутствовало. Только не задавайте нелепый вопрос: "Что же электрический свет-то не включили?". И рады бы были, да где же его возьмёшь. В ближайшем обозримом просторе провинции Саманган, никаких средств электроосвещения в тот период времени не наблюдалось. "Лампочка Ильича" ещё своё движение в Афганистан не начинала. Единственным средством освещения были керосиновые лампы типа "Летучая мышь". Представьте себе, какой "аромат" распространялся по всему домику от такого средства освещения. О копоти и речь вести не хочется. Да! Насколько мне не изменяет память, в комнате начальствующего состава была афганская лампа на жидком топливе, которая более-менее нормально светила. В общем, сумрачная, в прямом и переносном смысле слова, картинка. Невольно в памяти всплывал рассказ "Дети подземелья". Опять же, не в упрёк Сергею будет сказано. Что досталось "по распределению", с тем и жили.
  
   На крыше этого строения соорудили из саманного кирпича солидную наблюдательную вышке, в которой в ночное время устанавливался пулемёт ПКМ, "одолженный" по указанию командира батальона в восьмой мотострелковой роте. Говоря откровенно, этот 7,62-мм пулемёт являлся основным огневым средством и серьёзным аргументом против местных "духов". Стрелять из него приходилось, по сути дела, каждую ночь. Днём его сносили вниз, тщательно чистили, и давали отдохнуть до следующих сумерек. Эта ежедневная чистка пулемёта являлась гарантом того, что просто так, ради скуки, из него ночные наблюдатели стрелять не станут. Слишком уж много мороки приносило впоследствии простое нажатие указательного пальца правой рука на спусковой крючок.
  
   Ладно. Это, будем считать, обычный "грунт" к последующему повествованию. Хотя, данным описанием гарнизона Ларган, мне хотелось бы просто подчеркнуть различные условия, в которых приходилось жить нашим военнослужащим в Афганистане. На гарнизоне Хазрати-Султан военнослужащие срочной службы жили значительно более комфортно. В пунктах постоянной дислокации полков для них создавались условия ещё более приближённые к тем, в которых они выросли. Что уж говорить о военнослужащих, которым довелось служить два года в некоторых привилегированных частях и подразделениях в Кабуле, Кундузе, Гераде? Вот такой расклад дела.
  
   Повторюсь, что на гарнизон Ларган я заезжал систематически. Особенно тогда, когда Паша Бурмистров покинул наш третий мотострелковый батальон. Посещал его не только, что бы пообщаться с Полушкиным, но и в силу внутренних переживаний за состояние дел в миномётной батарее. Положа руку на сердце, мне было не всё равно, какова дисциплина во втором огневом взводе, в чём нуждается этот гарнизон, чем ему можно помочь в материальном плане. Оторванные от всего мира, они не имели возможностей "попастись" в наших военных колоннах и что-то там достать стоящее. От гарнизона, где старшим был новый командир батареи, ждать помощи не приходилось. Тому вообще всё было "до высокого фонаря". Сидел себе потихоньку, не испытывая, как такового "дефицита общения" в ожидании предстоящей замены. Я его, в общем-то, особо и не виню. Снятый с должности за проступок подчинённого, он просто разобиделся на весь окружающий мир и решил спокойно дождаться своего возвращения в Союз. Даже из своей землянки выходил только по крайней нужде. Мне же, в силу привычки, нужно было везде "сунуть свой нос". Знал же я прекрасно, что в Ларгане всё идёт нормально. Всё равно меня туда тянуло. Не в качестве мелкой опеки, которая там и не требовалась, а в качестве дружеского участия.
  
   Что ещё меня привлекало у Полушкина, это то, что он был всегда в курсе дел командного пункта батальона. Что нового там произошло. Какие новинки вооружения и боеприпасов привезли на склад батальона. Какие ориентировки пришли из полка и дивизии. Даже и то, что из продовольствия завезли стоящего.
  
   И не только Сергей знал всё это, но и успевал вовремя получить для своих нужд. Помнится, уже в 1983 году из Союза в полк привезли новые, экспериментальные тогда гранаты. По форме и внешнему виду они напоминали такие знакомые по американским кинофильмам-боевикам гранаты-шары. Назывались они РГО и РГН. Что соответствовало: РГО - ручная граната оборонительная, а РГН - ручная граната наступательная. Сама рубашка со взрывчаткой имела форму шара в диаметре сантиметров 6-7. Взрыватели к гранатам, по своим размерам не на много уступали основному корпусу, имели полусферическую форму, белый, пластмассовый корпус с обычными для гранат атрибутами - кольцом с чекой и предохранительной планкой. Вместо тротила, в этих гранатах использовался гексоген, почти в два раза более мощная взрывчатка. Ещё одной особенностью РГО и РГН было то, что взрыватель имел двойное действие. Первое - как обычно. После отпускания предохранительной планки, происходил накол капсюля, и через 3-4 секунды следовал взрыв. Второе действие. Опять же, после отпускания предохранительной планки и броска гранаты, при ударе о землю или какую-то преграду, не дожидаясь истечения 3-4 секунд, следовал взрыв. Соответственно, это двойное действие взрывателя гранат имело как положительные, так и отрицательные качества. Что положительно. При броске гранаты на небольшое расстояние, противник не имел возможности подхватить гранату и бросить её обратно. Кроме того, при ударе о преграду эта граната уже не могла отскочить и закатиться куда-нибудь в сторону. В то же время, отрицательными свойствами становилась опасность их применения. Ни дай Бог, выронил гранату - спасение ждать неоткуда. Это всё в качестве общей информации для воспоминания.
  
   Почти сразу же, как только командир взвода обеспечения нашего батальона привёз на склад в Айбак новые гранаты, пара ящиков этих новинок оказались на гарнизоне Ларган. Полушкин подсуетился вовремя. Как раз в этот период времени, я, направляясь по какой-то надобности на командный пункт батальона, заехал по пути в Ларган, повидаться с дружком. Вот тут-то меня Сергей и удивил этими новинками. В то время, я, как и большинство молодых мужчин, подобного мне возраста, был помешан на всём, что стреляет, взрывается, летит по воле человека. Как же можно было упустить возможность лично проверить качество невиданных доселе взрывных устройств? Может быть такой возможности больше и не представится. Благо, ни на какой полигон нужды ехать не было. Вот он рядом, этот полигон. В какую сторону с гарнизона ни посмотри, везде крутой склон, изредка поросший неказистыми растениями. До ближайших домов населённого пункта Ларган более двухсот метров. Следующие жимые дома других кишлаков - и того дальше. Да и здесь и там, в сторону гарнизона смотрят глухие глинобитные дувалы. Где-то вдалеке, изредка невооружённым глазом можно зафиксировать какое-то движение. Однако, не разберёшь, человек это или зверь. В общем, полнейшая безопасность и идеальные условия дл наших испытаний.
  
   Вот и решили мы, не только самим испытать гранаты РГО и РГН, но и показать личному составу на практике, как пользоваться сим, смертоносным оружием. Собрали свободных от дежурной смены и отдыха сержантов и солдат гарнизона в траншею, проверили, что бы ничего и никого не было вне укрытия, предупредили наблюдателя на смотровой вышке о предстоящем "показном занятии", дабы он ненароком не попал под осколки, и приступили к испытаниям.
  
   Первой полетела граната РГН. Право её применения было, по справедливости, предоставлено Сергею Полушкину. Всё-таки, он сумел привезти новинку на гарнизон, и, что самое главное, являлся хозяином гарнизона и окружающей местности. Скажу как на духу. За прошедший период службы в Афганистане мне довелось применять гранаты Ф-1, РГ-42, РГД-5, РКГ- 3 и ПГ - 7 десятки раз. И в бою, и на показных занятиях и даже в целях их ликвидации, дабы освободить склад ракетно-артиллерийского вооружения от залежавшихся средств борьбы с бронированными объектами. Так что, новостью для меня разрыв гранаты быть не мог. Теоретически - не мог. На практике же оказалось, что не все ещё ощущения боевой жизни мне к тому времени удалось испытать. Сила взрыва новой гранаты была значительно большей, чем у привычных "консервных банок" и "яиц". Да и "эфка" уступала той же гранате РГН. Кроме силы взрыва, удивила и скорость разрыва гранаты - всё-таки она взорвалась от удара, а не через привычные три секунды, которые мысленно, чисто по привычке, отсчитал мозговой таймер. Вдобавок к этому, по камням, выложенным поверх бруствера окопа, густо застучали осколки. Вот вам и "радиус разлёта осколков 40 метров". Следующей в дело применили гранату РГО. Надо ведь опробовать и её! На этот раз бросал её я. Учитывая, что любую 400-грамовую железяку сферической формы я мог без особых усилий запулить за отметку в сорок пять метров, а с учётом солидного склона горы, то и значительно дальше, моя граната разорвалась с третьим ударом внутреннего метронома. По силе взрыва она особо не отличалась от предыдущего экземпляра. Зато по осколкам - разительно. Один из элементов "рубашки" гранаты изволил вернуться туда, откуда запулили до этого всё изделие. Благо, он ударился в солидный камень на заднем бруствере окопа и скатился нам под ноги. Попади этот кусочек железа в человека...
  
   В общем и целом, хоть гранаты мне понравились своей устрашающей силой, пусть я ими и восторгался, но мысленно для себя дал зарок, ни одного ящика этого изобретения на гарнизон не привозить. Тем более не иметь удовольствия видеть эти красивые "игрушки" в руках у своих подчинённых. Слишком уж опасны они, особенно в руках не профессиональных людей и "рядовых-необученных". Свой зарок, признаюсь, я выполнил.
  
   К слову сказать, в дальнейшем, до самого увольнения из рядов Вооружённых Сил в 2002 году, мне больше не довелось ни разу видеть гранаты РГО и РГН "в живую". То ли их ограничили в практическом применении. То ли вообще сняли с вооружения. Хотя, последнее - вряд ли. Слишком уж много их наштамповали в бытность Советского Союза. Да и на слуху, нет-нет, да и всплывали эти, порой, не всем понятные названия наступательных и оборонительных гранат.
  
  14
  
   Возможно, что всё предыдущее повествование кое у кого создало впечатление, что у нас, военнослужащих третьего мотострелкового батальона большего и дела не было, кроме как "искать на ж.. приключения". Частичка правды в этом есть. Но, только малая частичка, составляющая не более десяти процентов от истины. Служба на любом гарнизоне была не такой уж безоблочной. Если, конечно, не относиться к ней с полнейшим безразличием, по принципу: "День прошёл, ну и... Бог с ним!" Хоть наша северная зона Афганистана, являющаяся зоной ответственности 201 мотострелковой дивизии, и числилась в Кабуле в статусе "спокойной и тихой", однако опасности и угрозы для жизни у нас было больше чем достаточно. Что бы, не быть голословным, обращусь к своей памяти и приведу пару реальных примеров из своей практики.
  
   Ежели я не ошибаюсь, ранее я уже говорил, что вдоль трассы Термез-Кабул, на нашем участке ответственности батальона, было проложены две "нитки" трубопроводов - одна диаметра 100 миллиметров, другая - 150 миллиметров. Проложены они были прямо по грунту вдоль дороги. По трубам из Советского Союза постоянно под давлением перекачивались нефтепродукты в виде дизельного топлива, керосина и мазута. Что вполне логично, за эти самые трубопроводы отвечали гарнизоны нашего батальона. Естественно, в пределах своих возможностей. Как оно и положено, ежемесячно командование трубопроводного батальона составляло статистическую сводку о том, сколько топлива разного вида было перекачано с территории Советского Союза, сколько дошло до Кабула, где и сколько на промежуточных точках было передано организациям, и, в итоге, каковы потери были на том, или ином участке трубопровода. Эта справка становилась причиной того, что за ущерб государству "назначались" виновные, как правило, командиры общевойсковых батальонов, чьи подразделения должны были осуществлять охрану и оборону участка трубопровода. С получением соответствующих "подарков" свыше. Опять же, насколько я помню, первый такой "подарок из Кабула" наш командир батальона получил ещё в сентябре 1982 года. Так сказать, "по итогам эксплуатации трубопровода в августе 1982 года". Хотя в этот период времени за трубопровод отвечал ещё второй мотострелковый батальон нашего полка, на смену которого мы и пришли.
  
   Понятное дело, что на участках трубопровода случались аварийные ситуации, связанные с различными случаями жизни и деятельности: лопнула труба, ослаб соединительный хомут, врезалась машина, прорвало шланг перекачивающей станции и так далее и тому подобное. По вполне понятным причинам, зачастую "трубачи" стремились скрыть свои просчёты и ошибки, свалив вину на кого-то другого. Однако, насколько я владею информацией, любые потери топлива из трубопровода, должны были подтверждаться актами, подпись на которых должен был поставить командир батальона, осуществляющего охрану данного участка. Вот здесь уж просто так "подмахнуть" документ было небезопасно. Особенно, если брать в учёт тот момент, что сами военнослужащие перекачивающих станций трубопроводного батальона грешили тем, что зарабатывали деньги продажей дизельного топлива и керосина местным афганцам. Причём, довольно солидными партиями. Ну да это уже отдельный вопрос другого рассказа.
  
   Одновременно трубопровод был очень лакомой целью не только для местных банд, но и для простых мирных жителей. Банды, чтобы досадить советским войскам, попросту простреливали, подрывали и поджигали трубы. Лично пришлось несколько раз наблюдать, как в случае, если были пробоины трубы с поджогами топлива, пламя порой поднималось на участке местности возле труб на высоту метров 10-15, даже перекрывая огнём дорогу поперёк движения. Всякое движение автотранспорта в этот момент на трассе попросту останавливалось. Понятное дело, что никто не хотел рисковать и въезжать в зону огня. А вдруг да прорвёт в другом месте с выбросом пламени на тебя? После подобного инцидента с пожаром на трубопроводе, трубопроводчикам приходилось менять в местах пожаров не только ту трубу, которая было пробита, но и ближайшие пять-шесть труб, так как под воздействием огня они превращались в груду искореженного металла. Ну да это чистой воды диверсии. Случались же и такие случаи, что какоё-нибудь дехканин, исчерпав свои личные запасы керосина для лампы освещения, брал с собой жестяную ёмкость литров на 25, мотыгу и выходил к советскому трубопроводу. Удар киркой по трубе приводил к появлению дырки, из которой под давлением била струя топлива. Быстренько афганец набирал 25 литров керосина в свою канистру и давал дёру домой. Пока на промежуточной точке перекачивающей станции обнаруживали понижение давления в трубе, пока перекрывали подачу топлива в магистрали, на грунте оказывается несколько тонн горючей жидкости. Вот вам и простейшая арифметика. Ради 25 литров жидкого топлива, бывало уничтожено несколько тысяч литров. А какое дело местному жителю до материальных потерь шурави? Ведь это не его же личные потери?
  
   В какой-то момент времени командир нашего батальона поставил задачу всем военнослужащим жёстко пресекать подобные фокусы местного населения. Применяя для этого все доступные методы. Многие из вас сразу же поймут, что под этим подразумевается. Теперь, передвигаясь по дорогам, мы не только следили за тем, что бы, не попасть в засаду или возможный обстрел местных бандюков, но и за тем, что бы местное население держалось подальше от "ниток" трубопроводов. Данные действия привели к тому, что к нашим трубам стали бояться подходить все без исключения афганцы.
  
   Был и у меня случай, когда удалось предотвратить хищение топлива из трубопровода афганцем в районе населённого пункта Ларган. Возвращаясь от Полушкина к себе на гарнизон, мною был замечен "бабай", шествующий к трубам, проходящим в "зелёнке", с жестяной канистрой за спиной. Намерения его были более чем понятные. Остановив машину, я выскочил и крикнул, что бы он стоял на месте. Благо, пара слов на фарси, включая и "Стой", в моём словарном запасе имелись. Действия афганца имели совершенно противоположный моим предположениям смысл. Афганец со всех ног бросился от дороги в заросли кустарника. Пара выстрелов из автомата в его сторону, только убыстрили частоту движения его нижних конечностей. В качестве неоспоримого трофея нам досталась двадцати пяти литровая жестяная емкость из-под керосина, которую на гарнизоне долго ещё применяли по прямому предназначению. Да и в другом качестве её применять просто было уже невозможно. Скажу честно, что этот случай у меня на душе оставил неприятный осадок. Одно дело стрелять по врагу, а другое - по, возможно, мирному человеку. Но, что было сделано - то уже не вернёшь. Да и приказ командира батальона хоть и косвенно, оправдывал мои действия.
  
  
   Ещё один эпизод. Не скажу со стопроцентной достоверностью когда, но, уж точно с начала 1983 года в провинции Саманган прошла информация, о появлении в зоне ответственности нашего третьего мотострелкового батальона уникального диверсанта. Да не просто уникального, но и опытного, изобретательного, способного на совершение огромных гадостей советским войскам. Информация, скажем так, сообщена была "компетентными органами", в лице сотрудников Комитета государственной безопасности. Причём, насколько можно верить слухам, данные сведения были подтверждены ХАДовцами и активистами провинции. Поступила в батальон официальная ориентировка, что в районе Айбака и соседних населённых пунктах действует хорошо подготовленный минёр-подрывник, совершающий минирование военного транспорта советских войск, следующего по трассе Термез-Кабул. Удивительнее всего было то, что по описанию это был обычный бача, подобных которому в районах населённых пунктов Афганистана бегали десятки.
  
   Опять же, взываю к тому, что бы ваша память воскресила картинку тех далёких лет. Чем же занимались местные пацанята на дорогах возле духанов? Обычное дело! Занятия их были разнообразные, но, направленные всегда только на одно - добыть реальный прибыток. Часть ребятишек, босоногих и обтрепанных, зачастую напоминающих беспризорников России 20-х годов прошлого столетия, попросту попрошайничала, стараясь хоть что-то получить от сердобольных советских солдат и офицеров. Брали всё, что им давали, даже заведомо зная, что это им никак не пригодится. Только для того, что бы потом обменять у других мальчишек на нужную в хозяйстве вещь. Другие бача, более шустрые и смелые, старались хоть что-то стянуть у зазевавшихся шурави. Стоило только отвернуться в сторону, "щёлкнуть клювом", и у тебя на машине исчезало зеркало заднего вида, стекло фонаря сигнализации, а то и всё содержимое "бардачка" инструментов. Случалось, что более везучие из афганских пацанов, удосуживались стянуть с БТРа, прикреплённый к броне ящик с боеприпасами, а то и автомат, который какой-нибудь растяпа-солдат, повесил на передний клык буксировки бронемашины. Кто хоть раз попадался на подобный факт воровства, в последующем старался быть более внимательным, назначая специальных военнослужащих следить за тем, что бы детвора близко к машине не подходила. Только, разве за ними уследишь? Погонишься за одним, а другие уже забираются с противоположного борта, стараясь добыть прибыток. Следующая категория, более солидная и обстоятельная. Торгаши-разносчики. Наподобие русских лоточников восемнадцатого-девятнадцатого веков. Их работа имела вполне гарантированный доход. Как правило, это были или дети духанщиков, или наиболее предприимчивые из местной ребятни. Дети торгашей просто брали у отца наиболее ходовой товар, пользующийся у советских военнослужащих спросом, и выбегали к местам остановки колонн. Вторые, покупали товар в духанах, и продавали его потом нам с определённой наценкой. Зато уж их призывы к шурави звучали почти одинаково: "Чиво хочешь? Фанту папей! Сигареты есть! Е... интересуешься? Очень харашо, таварища" ! Поверьте мне на слово, у меня до сих пор зримо стоят в глазах эти картинки и в ушах звучат подобные призывы. Ну да это чисто информационный материал. Хотя и тесно связанный с дальнейшим смыслом этого эпизода.
  
   Действия минёра-подрывника, о котором идёт разговор, были тесно связаны с поведением местных пацанов. Только вот смысл его действий заключался совсем в ином. Да и задачи имели совершенно иную стоимость в денежном исчислении. Этот мальчишка, в возрасте около десяти-двеннадцати лет, точно так же выбегал к подъехавшим советским машинам, в зависимости от ситуации, или имитировал попрошайку, или торгаша-разносчика, но старался всегда оказаться в районе топливных баков техники. Заметив, что он вышел из поля зрения шурави, минёр извлекал из своих необъятных карманов магнитную мину, приводил таймер взрывателя в действие, и подвешивал смертоносную "игрушку" так, что бы её никто не мог заметить. Машина с "подарком" благополучно отъезжала от места краткосрочной остановки. Через какоё-то интервал времени, допустим, через час или два, происходил взрыв, в результате которого, как правило, данный образец техники превращался в груду металла. Страшнее всего, что вычислить виновника взрыва было практически невозможно, или, во всяком случае, довольно трудно. Кто его знает, от чего произошёл взрыв? Может быть, машина наехала на мину, установленную на дороге. А, вполне возможно, снайпер запалил бак бронебойно-зажигательной пулей. Во всяком случае, первое время в воинских частях и подразделениях были в полном недоумении от причин взрывов. Пока этим делом конкретно не заинтересовалась контрразведка. Вот тогда-то, в результате расследований обстоятельств дела, появилась версия о диверсии. В последующем она подтвердилась информацией, полученной из "местных источников". Стало дополнительно известно, что этот пацан обучался где-то в солидной пакистанской диверсионной школе, был обеспечен всем необходимым для жизни и практической деятельности, имел несколько схронов с запасом мин, и никогда не действовал два раза подряд на одном и том же месте. Вдобавок к этому, его работа приносила солидное вознаграждение, о котором могли бы позавидовать некоторые главари банд.
  
   В нашей провинции началась настоящая охота на этого минёра-подрывника. Все водители автомобильной и бронированной техники были предупреждены о грозящей им опасности - взлететь в воздух вместе со своим механическим транспортным средством. Кроме того, старшие машин и колонн были ознакомлены со строжайшим запретом останавливаться в населённых пунктах, тем более, возле духанов. Понятное дело, что этот запрет, действовавший и ранее, редко кто выполнял. Однако, и, тем не менее, бдительность наших военнослужащих повысилась. Взрыва техники стали происходить реже. Хотя, и вероятность того, что это дело рук данного бача была уже минимальной. Зато, афганские машины, особенно те, которые относились к государственным структурам, стали чаще взлетать на воздух. Я сейчас с достоверностью не могу сказать, что в последующем стало с тем минёром-подрывником. Ходили слухи, что он перебрался в другой район или провинцию, где продолжал свою разрушительную деятельность. Кто-то говорил, что его всё-таки сумели выследить и подстрелить. Достоверную правду об этом могут знать только всё те же "компетентные органы".
  
   Удивительнее всего, что отголоски этой истории каким-то краем коснулись и меня. Расскажу подробнее. Не знаю, как это покажется вам, читающим данный рассказ, но для меня этот эпизод не только интересен, но и памятен.
  
   Произошло это где-то в конце апреля 1983 года. Точную дату, что обидно, мой дневник не зафиксировал. Да и вообще, с сентября 1982 года записей в нём не особенно густо. Только самые ярко выраженные события жизни на гарнизоне. Остальное пришлось восстанавливать по памяти. Однако, продолжу. Апрель месяц. По идее, мне уже по всем неписаным законам воинского братства воинов-интернационалистов, следовало сидеть сиднем на своём гарнизоне, перебирать личные вещи, укладывая их в чемодан, да глядеть на дорогу - не едет ли мой заменщик. Так нет же. Всё ещё "осёдлывал" машину, ездил в Айбак, за дровами, на соседние гарнизоны. Правда, к боевым выездам на местные операции командир батальона меня уже не привлекал. Да и нужды больше в этом не было. Меня успешно заменили другие командиры взводов нашей миномётной батареи, которым свой личный опыт и знания я передал в меру сил и возможностей.
  
   В тот день я ехал именно на командный пункт нашего батальона в Айбаке. Ехал, в общем-то, расслабившись, так как наиболее опасный участок дороги был уже позади. Буквально в паре километрах виднелся кишлак Ларган. Движения на трассе практически не было. Ни в попутном направлении, ни во встречном. Довольно удивительное явление для этого участка дороги в это время суток. Изредка, с промежутком в пару-тройку километров, встречались отдельные афганские бурубухайки. И опять всё замирало. Меня это отсутствие машин на дороге особо не печалило. Нет машин, ну и хорошо. Зато никто не закрывает обзор во все стороны. Да и ехать можно было на максимально допустимой для машины ГАЗ-66 скорости. Это, скажу я вам, была ещё одна предосторожность при движении в Афганистане. В быстро движущуюся цель попасть труднее. Что из гранатомёта, что из стрелкового оружия. Глаза привычно производили прощупывание участков, представляющих вероятную опасность со стороны "духов". "Шестое" чувство подрёмывало, не подавая никаких импульсов в те места, где должна была включаться реакция. Полностью расслабляющая обстановка.
  
   Когда уже первые дувалы кишлака Ларган стали мелькать с левой стороны машины, отчётливо стал виден танк, выведенный с командного пункта батальона на свою дневную позицию, навстречу нам попалась машина "Татра", оборудованная под топливоцистерну. Можете представить себе эту машину? Этакая махина с полукруглой кабиной и капотом двигателя. Рама в виде трубы. Огромная бочка, ёмкостью этак тонн на двадцать. Когда бочку заливали топливом под горловину, казалось, что рессоры ходовой части выгибались в обратную сторону. Обычно эти "наливники" принадлежали государственным организациям. Даже окраске у них было практически одинаковая. Кабина - от светло серого цвета до "белой ночи", а бочка - серебристого. Давно стало привычным, что водители-афганцы к категории "лихачей" - малоподходящие кандидатуры. А уж водители наливников и вообще ездили со скоростью не более восьмидесяти километров в час. Это - пустые. Загруженные топливом - и того меньше. В общем, встречная "Татра" ехала со скоростью не более сорока километров в час. А то и ещё медленнее. Когда до ней осталось метров сто, внезапно произошёл взрыв или самой машины, или только самой цистерны. Моя команда: "Стой!" совпала со скрипом резины нашего ГАЗ-66 о дорогу. Мгновенно с водителем выскочили из кабины и залегли в кювете дороги. "Татра" медленно скатились с дороги и, остановилась. Вид у неё был такой, что на это нужно было посмотреть. Из наливной цистерны выбило оба дна, и теперь она представляла собой трубу, длиной около восьми метров. Это лишний раз доказывало что емкость цистерны была практически пустой. Будь бы там какое-то топливо, взрыв сопровождался бы солидным выбросом дыма и пламени. Переднее дно цистерны, сопровождаемое взрывной волной, начисто срезало всю кабину до капота. Вполне понятно, что водитель и возможные пассажиры уцелеть там не могли. Простейшее сопоставление фактов говорило о том, что этот взрыв следует отнести к категории диверсии. Просто так бочка взорваться не могла. Даже если её прострелили из стрелкового оружия, эффект был бы несколько иной. Вырвало бы заливные горловины и краны, но, никак не оба дна. Правда, соображения безопасности у меня хватило, не играть в следователя и не пытаться приблизиться к изуродованной машине. Будь это наша, советская машина, реакция и действие были бы совершенно иными. А в этой ситуации, даже особых переживаний за афганцев не появилось. Только боязнь за собственные жизни. Да и что говорить. Хоть за прошедший период службы "за речкой" повидать довелось многое, но именно в этой ситуации я трухнул здорово. Может быть из-за того, что был в некотором расслаблении. А тут - на тебе, довольно сильный взрыв в непосредственной близости. А может быть сработал закон самосохранения: "Замена в опасности"! В общем, что было, то было.
  
   Выждав несколько минут, и удостоверившись, что явно выраженной опасности в воздухе "не пахнет", я дал команду водителю садиться в машину и в спешном порядке поехал к нашему танку. Как и следовало ожидать, экипаж боевой машины даже не заметил, что на дороге произошёл взрыв машины. Хотя, от их позиции и до взорванной "Татры" было менее полукилометра. На правах офицера, я сделал внушение командиру танка, и дал команду выйти на связь с командным пунктом батальона. Сам по связи доложил о случившемся, и, получив команду следовать дальше в Айбак, поехал на командный пункт батальона. Вот так и закончился этот эпизод. В последующем у меня не возникло даже мысли поинтересоваться тем, какова была причина этого взрыва. Очень быстро этот случай был перемещён в архивный отсек памяти. Только гораздо позднее, анализируя происшедшее, у меня в голове мелькнула мысль, что, двигаясь по дороге несколько быстрее, я мог бы находиться во время взрыва рядом с "Татрой"-наливником. Могло произойти так, что это был бы последний день моего земного существования. Видимо, "ангел-хранитель" в этот момент находился где-то рядом и заслонил меня от опасности своим крылом.
  
  
  15
  
   Случались во времена нахождения в статусе гарнизона по охране объекта определённые развлечения, в которых принимали участие солдаты, сержанты, офицеры и прапорщики нашего батальона. Своих, внутренних развлечений у нас хватало. Если их было мало - придумывали сами. На отдельных из них я уже изволил останавливаться ранее. Другие постараюсь осветить в этой части рассказа.
  
   Чего больше всего не хватало 70% наших военнослужащих в Афганистане? Домашней еды, это бесспорно. Возможностей пройтись по мирному городу. Общения с женским полом, особенно для тех, кто ещё не перешагнул порог своего тридцатилетия. Всё это, перечисленное выше, зачастую было совершенно невозможным. Так сказать, несбыточной мечтой по эту сторону реки. А вот отрыв от цивилизации, невозможность пользоваться достижениями мирной науки и техники, простой дефицит нашей, родной культуры и искусства, ощущались реально. Возьмите обычное кино. То, что на территории Советского Союза было общедоступным и не всегда всеми ценимым. Вспомните, для примера, как часто вы, будучи в возрасте 18-22 лет посещали кинотеатр? В лучшем случае раз в месяц. А то и ещё реже. Телевидение потихоньку отбивало желание одеваться, заблаговременно бежать за билетами, потом сидеть в несколько неудобных креслах кинозала, упираясь коленками в спинку переднего ряда. Кино по телевизору, всё равно оставалось кино. Личный состав подразделений в Афганистане, находившихся в пункте постоянной дислокации, раз в неделю, а то и чаще, имел возможность пользоваться этим видом искусства. Да и артисты с концертами довольно часто приезжали в воинские части, дабы развеять "грусть-печаль" и показать, что не все в Союзе забыли о военнослужащих Ограниченного контингента советских войск в Афганистане. А вот те, кому довелось служить на гарнизонах охранения и блок-постах, были лишены подобного удовольствия напрочь. В лучшем случае, раз в два-три месяца замполит полка выпихивал начальника клуба на кинопередвижке, что бы тот поездил по гарнизонам и показал художественные фильмы. Во всяком случае, так было у нас. Начальника клуба полка, сколько я не напрягал свои извилины, визуально вспомнить так и не смог. Тем более по фамилии или имени. А ведь он был! Ну, да это дело третье. Что же было на гарнизоне Хазрати-Султан? Почти сразу же в сентябре 1982 года, с подачи командира нашего батальона майора Аксёненко С.А., мне выделили в постоянное пользование бензо-электрический агрегат АБ-1. Скажу не скрывая. Движку этому за его долгую жизнь, досталось изрядно. Через его цилиндр прошла не одна тонна бензина. По всем статьям, ему уже пора было идти на переплавку. То, что он отказывался заводиться - это дело не столь важное. Главное, что ему требовалась срочная реанимация по всем механическим и электрическим составляющим. Благо, среди личного состава гарнизона, оказались настоящие умельцы, сумевшие полностью разобрать его, подогнать детали, добываемые, где только можно, и после того, как я из своего отпуска привёз магнето, наш движок изволил завестись и дать, после нового своего рождения, первый ток. Это уже было кусочком забываемой всеми цивилизации. Ведь только на гарнизонах, где имелась перекачивающая станция с двигателем, существовало хоть какое-то электричество.
  
   Следующий шаг к возвращению к привычный нам мирной жизни советских людей, сделан был с помощью замполита и секретаря комсомольской организации нашего батальона. Не знаю, каким путём, и по нормам какого снабжения, но на командном пункте батальона имелся аппарат для демонстрации художественных кинофильмов. Знаете, этакий допотопный агрегат, использующий для своей работы электричество стандартного напряжения в 220 вольт и не совсем привычную плёнку, шириной в 16 миллиметров. Важнее всего было то, что фильмы под этот проекционный аппарат удавалось привозить в батальон довольно регулярно. Вот этот-то аппарат изредка удавалось заполучить на свой гарнизон. Благо, теперь не приходилось думать о том, где найти источник переменного тока. Возле нашего домика стоял бензоагрегат. Крутить фильмы можно было в Ленинской комнате. Благо, размеры её позволяли это делать. А, в качестве экрана, использовали обычную простыню. Поймите меня правильно. Платные или спонсорские сеансы просмотра советских кинофильмов для афганского населения я не устраиваю. Этого пункта в моих служебных обязанностях не было отродясь. Зато солдат и сержантов срочной службы моего гарнизона, пусть не очень часть, но с допустимой периодичностью, побаловать забываемым удовольствием мог. Понятное дело, что показывал фильмы не профессионал, а, такой же солдат, как и все остальные. Да и техника была уже на последнем издыхании. То от нагрузки глох движок, и его приходилось заново "приводить в чувство". То киноаппарат рвал плёнку или вообще отказывался её пропускать через свои линзы, выдавая на экране расплывающееся пятно плавящегося шедевра мировой кинематографии. В общем, в гражданском кинотеатре от такого кинопроката, киномеханик постоянно ходил бы с синяками под глазами. Там же, на гарнизоне, в кино ходили все, кроме дежурной смены. Заставлять никого не было нужды. Хотя, к слову будет сказано, фильмы все были очень старые. Чаще всего, военно-патриотической направленности. Типа "Чапаев". Ну и правильно. По большому счёту, большего в Афганистане предложить было нечего. Где-то и когда-то я слышан, что с приходом в Афганистан советских войск, на узлах армейской связи установили мощные приёмные ретрансляторы, позволяющие ловить программы советского телевидения. Не знаю, насколько это правда, но в Афгане телевизор посмотреть мне не удалось ни разу. Радиоприёмник, в виде японской магнитолы, основные радиостанции ловил, так что мы были в курсе жизни Советского Союза. Музыкальные кассеты с записями советских и мировых исполнителей на любой вкус, можно было без проблем купить в духанах. На прекрасной, японской плёнке и с хорошим качеством. У меня до сих пор есть такие кассеты с особо любимыми исполнителями и ансамблями. Впрочем, другие я и не покупал. И, до сих пор они ублажают мой слух в дальних поездках. Парой слов отмечу бардов-"афганцев". В начальный период пребывания советских войск в Афганистане, записей песен воинов-"интернационалистов" было весьма ограниченное число. В основном, песни Кирсанова. Всякий, уважающий себя офицер или прапорщик, ежели, конечно, медведь не оттоптал ему оба уха напрочь, имел пару-тройку кассет с его песнями. Что ещё нужно было там? Оговорился. Нужно было многое, а вот доступным - крайне мало. Ладно. На этом жалобы на наше общее культурное нищенство "там" закончу. Пора переходить к следующим развлечениям.
  
   Имело место ещё одно развлечение у военнослужащих Ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Развлечения, прямо скажем, связанные с жизнью и бытом населения этой, хранимой Аллахом, но проклятой Богом земли. О чём ведётся речь? А всё о том, что, даже находясь на территории этого мусульманского государства в статусе "оккупантов", наши офицеры и прапорщики, в ряде случаев, "водили дружбу" с местными активистами народной власти, командным составом вооружённых сил ДРА, сотрудниками ХАДа, цорандоя, и прочими малыми и большими друзьями Советского Союза. Если взять в учёт то, что очень многие из перечисленной категории афганцев, получали высшее и средне-специальное образование в учебных заведениях СССР, вполне понятно, что на русском языке они изъяснялись, не только терпимо, но и порой, очень хорошо. Эта самая "дружба" между афганцами и шурави, порой имела характер односторонней заинтересованности. Точнее? Нам от этого общения было ни холодно и не жарко. Особой выгоды получить советские военные от общения с афганскими представителями власти не имели возможностей. Так. Только ради удовлетворения личного любопытства. А вот со стороны афганцев заинтересованность просматривалась явно. Куда им приходилось бежать в случае явной угрозы для жизни? К шурави. Где можно было поживиться продуктами, медикаментами, боеприпасами, инструментом, строительными материалами, бензином и прочими, нужными вещами? Опять же - у своих "друзей". Однако, это уже относится к личным размышлениям, анализу и предположениям. Лично у меня как то не возникало особого желания заводить знакомства с афганцами той или иной политической и религиозной направленности. Ну, не доверял я им. И ничто не могло поколебать моих убеждений в этом вопросе. Лучше лишний раз подстраховаться, чем потом долго каяться.
  
   В чём же суть того "развлечения", о котором бы хотелось вам поведать? В том, что, хоть те же "поборники народной власти" в Афганистане, подчинялись законам, существовавшим на этой земле веками, то есть, законам ислама, они позволяли себе некоторые пункты оных наставлений Аллаха нарушать. А именно, употреблять спиртные напитки в компаниях с шурави. Пожалуй, тут даже невооружённым глазом наблюдается двойное нарушение - "сухого закона" и нахождения в обществе с "неверными". Ну да это их личное дело.
  
   Пару раз мне, невольно, пришлось созерцать подобные нарушения. И не только быть очевидцем, но и принимать непосредственное участие. Один раз, довелось быть в компании с командованием афганского батальона в вечернее время. Что характерно, но, насколько мне память не изменяет, и, если можно верить полученной от тех же самых афганских военных информации, оклад денежного содержания у офицеров правительственных войск зависел не от должности, на которой состоял этот офицер, а от воинского звания. Допустим, в той компании командования батальона, командир батальона был всего только старший лейтенант. Его заместитель - капитан. В общем и целом, в батальоне ни одного старшего офицера не было. И получал командир батальона меньше своего заместителя. Зато, как они же сами говорили, в штабе дивизии на должностях начальников складов состояли офицеры в звании полковников. В чём вся соль? А в том, что, получив высокие звания, отдельные, "несознательные" афганцы, стремились сбежать с командных должностей, и занять более безопасные должности в крупных гарнизонах. В денежном эквиваленте не теряя ничего. Ну да это уже второй вопрос. Первый же заключался в том, что накрыв стол для союзников, командование афганского батальона, нисколько не смущаясь, выкатило на стол водку, советского производства. Мало того, что водка оказалась на нашем столе, так её разлили в равных долях по всем пиалам, включая и хозяйские. На незатейливый, хотя, может быть, провокационный вопрос:
  
   "А как же запрет Аллаха употреблять правоверным спиртные напитки?", -
  
   последовал не менее дипломатичный ответ:
  
   "Сейчас ночь. Аллах отдыхает и не видит, что мы делаем".
  
   Вот вам и вера. Вот вам и влияние северных соседей, тем долее, что соседи, пусть и не непосредственные, славяне. Они-то, всё время своего существования не особо беспокоились о том, "как спасти свою бессмертную душу, и предстать перед взором Создателя без запаха перегара". Признаюсь, что такое высказывание этих офицеров, которые на людях всячески подчёркивали свою верность традициям своего народа, а в узком коллективе явно нарушали эти самые традиции, меня несколько озадачили, и дали повод ещё больше не доверять афганцам любых "мастей". Почему? Надеюсь, что это разъяснять никому особо не нужно. В общем, повторюсь "для закрепления пройденного", старался я всеми силами держаться подальше, как от "зелёных", так и от других представителей народной власти. Тем более, от "мирных жителей".
  
   Довелось мне также быть свидетелем проведения свадьбы у афганцев. Происходило это действие в самом Айбаке. Женился то ли сын одного из руководителей государственной власти провинции Саманган, то ли сам такой руководитель. Как-то скрупулёзно вникнуть в суть этого вопроса мне не хотелось. Важнее, пожалуй, было посмотреть сам процесс проведения данного обряда в Афганистане. Тем более, что даже ярые партийцы этого государства, не позволяли себе, по примеру большевиков в Советской России, игнорировать законы веры и народа. В общем, зрелище сулило быть впечатляющим и познавательным. Однако, главного и самого интересного увидеть не удалось. Да, в общем-то, не удалось увидеть вообще ничего. Сам процесс до окончания непосредственной свадебной церемонии от нас был полностью скрыт. То ли эти представители власти побоялись, пригласив на церемонию шурави, вызвать этим самым возмущение остальных гостей, то ли и действительно посчитали, что присутствие "неверных" может как-то отрицательно повлиять на дальнейшую жизнь молодой семьи. В общем, всё, что удалось увидеть, это - обычное застолье мужской половины гостей. Учитывая то, что в целях личной безопасности нами было поставлено условие накрывать праздничный стол в пределах видимости гарнизона и под непосредственным прикрытием миномётов, торжество и вообще было как-то скомкано. Неуютно чувствовали себя и мы, в окружении толпы бородатых дядек, не особо доброжелательные взгляды которых, невольно, покалывали нас со всех сторон. Да и сами хозяева торжества, как все восточные люди, ощутившие явное к себе недоверие со стороны шурави, обиделись. Всё-таки гость в доме - святой человек. Его никто не может и не должен обидеть. Никто, кроме явных врагов, которые могут прийти со стороны. Для "духов" закон гостеприимства действует только в отношении их самих. Вот и получилась у нас, несколько натянутая обстановка.
  
   Что собой представлял "стол". Расстеленные на земле ковры, на которых были поставлены блюда, называемые у нас "холодными закусками". Посуда, в виде плоских блюд, лоханок, в виде чайных пиал, только ёмкостью на пол литра, розетки со специями, травой, какими-то соусами. Много фруктов в неочищенном виде. Ни одной вилки или ложки. Правда, учитывая то, что мы руками есть пищу не привыкли, тем более горячие блюда, лично нам были предложены обычные ложки. Несколько в стороне, на огне висели огромные казаны, в которых готовилось мясо, плов и ещё какие-то горячие блюда. Конечно, по художественным кинофильмам у меня сложилась незыблемая уверенность, что доведётся увидеть целую тушу быка, жарящуюся над огнём, или, по меньшей мере, пара тушек баранов. Ничего подобного. Моя уверенность практического подкрепления не получила. Хотя, сразу же оговорюсь, свадьба была из категории богатых. Во всяком случае, подобного размаха мне лично ещё наблюдать не приходилось. Ни до этого, ни гораздо позднее. Вполне естественно, что на свадьбах современных "новых русских" и "звёзд эстрады" мне присутствовать, не было предписано судьбой. О чём я особо не жалею. На этом, пожалуй, со столом и закончу. Не стану выжимать жидкость из слюнных желез.
  
   Что сразу бросилось в глаза. Стол был накрыт ещё до прихода гостей. Этим делом занимались, судя по всему, женщины. Больно аккуратно всё было разложено и подготовлено. К нашему приходу ни одной женщины, в парандже или без оной, в окружность ближе двухсот метров не наблюдалось. Включая и невесту. То бишь, молодую жену. Для них стол был накрыт где-то в другом месте. На наш вопрос:
  
   "А где же молодая? Её нужно ведь поздравить".
  
   Нам ответили, что ей здесь присутствовать нельзя, все поздравления примет молодой супруг? И, если посчитает это нужным, сообщит об этом жене.
  
   Что было потом, в процессе застолья, описывать нет смысла. За исключением только того факта, что спиртных напитков за столом не было вообще. Даже слабоалкогольных. Какой-то компот, соки, чай и обычная холодная вода. Несколько молодых парней проворно бегали вдоль гостей, следя за тем, что бы у них пиалы и блюда не были пустыми. Их можно было назвать официантами, если бы дело происходило в ресторане. А так - просто прислуга. Из-за несколько тягостной обстановки за столом, незнания языка, долго мы на этом мероприятии присутствовать не стали. Соблюли закон вежливости и, где-то через час, откланялись. После этого, я дал себе зарок, в подобные компании не ходить вообще. Даже ради любопытства. Если хочешь отдохнуть и повеселиться, выбирай себе в компанию людей, соответствующих твоим наклонностями. Не говоря уж об интеллектуальном и временном развитии, то есть, возрасте.
  
   Что ещё, как это ни кощунственно звучит, вызвало мой живейший интерес, так это похороны у афганцев. Довольно с близкого расстояния этот процесс довелось мне увидеть, приехав как-то на гарнизон Ларган. В отличие от православных традиций, похороны осуществлялись во второй половине дня, но до захода солнца. Гроб также отсутствовал. И не только по причине дефицита досок для его сооружения. Тело умершего несли на носилках, завёрнутое в саван. Перемещение всей процессии происходило рысцой, как будто бы все стремились сократить время нахождения покойника среди живых. И на самом кладбище всё обошлось без торжественных речей и долгих прощаний. Положили в не особо глубокую яму, засыпали остатками грунта, обложили камнями и водрузили над могилой шест с кусочком материи. Что знаменовал собой этот материал по цвету, могу судить только по слухам? Погиб за ислам - один цвет. Неотомщенная смерть - другой. Умер от старости - третий. Только вот само кладбище издалека представляло собой вид, напоминающий средневековое войско, выстроившееся перед битвой, с пиками вверх. Мне доводилось видеть до этого довольно большие кладбища, занимающие площадь более гектара. Допустим¸ в городе Пули-Хумри. Там оно находилось недалеко от дороги на возвышении. Могил практически было не видно. Только высокие шесты с разноцветными флажками. Ни одного памятника, надгробья. Все перед смертью там были равны. В отличие от наших современных кладбищ. Чем богаче родственники умершего, тем вычурнее памятник.
  
   На этой печальной ноте я и закончу данную часть рассказа.
  
  
  16
  
   Вопрос о партии. Наверное, этот вопрос сейчас несколько не актуален. Даже больше того, его обычно все стараются всеми силами игнорировать. Не стоит строить каких-то иллюзий в отношении того, что в ряде государств постсоветского пространства коммунистическая партия вообще находится в полулегальном состоянии. Это сейчас. Три десятка лет назад, в восьмидесятых годах прошлого столетия, Коммунистическая партия Советского Союза была ого-го, какой силой. Особенно это ощущалось в Вооружённых Силах СССР. Более того. Любой офицер, не являющийся членом партии, терял всякую перспективу на получение вышестоящих должностей и, соответственно, званий. Вот это я смог прочувствовать на своей шкуре.
  
   В своё время, учась в Одесском артиллерийском училище, уже на втором курсе у меня появилось желание вступить в КПСС. Не стану скрывать, что данное решение было продиктовано не столько собственным решением, сколько с подсказки отца, кадрового военного, который по многолетнему опыту знал досконально суть данного вопроса. В общем, как это и положено, прежде чем писать заявление в партийную организацию, предпринял я попытку прозондировать перспективы получения рекомендаций от членов партии со стажем. Естественно, обратился с подобной просьбой к командиру нашего учебного дивизиона. В ответ я услышал предложение "взаимовыгодного обмена":
  
   "Я тебе дам рекомендацию, но взамен ты мне будешь регулярно давать полную информацию о том, что происходит в вашем взводе".
  
   Не вдаваясь дальше в подробности, скажу, что до 1982 года я так и оставался комсомольцем. Что, признаюсь, несколько затормозило мой карьерный рост в армии. Особенно наглядно я прочувствовал сий факт именно в Афганистане. До этого должность командира взвода меня вполне устраивала. Когда же стаж в этой должности подошёл к трём годам, как-то захотелось попробовать себя в должности командира батареи. Возможности стали появляться уже весной 1982 года. Сами понимаете, вакансии в Афгане возникали "сразу, резко, вдруг". Одно представление на вышестоящую должность. Не реализовано. Вернее, реализовано явно не в мою пользу. Через пару месяцев - другое представление. Опять, остался с итальянской фамилией - "пролетелли". Вот тогда мне командир батареи Паша Бурмистров и разъяснил, что до тех пор, пока в моём кармане не появится красная книжка члена КППС, или, в худшем случае, кандидатская книженция, перспектив у меня практически нет.
  
   Вплотную заняться вопросом вступления в партию мне удалось только летом 1982 годы. Дело это, как ни странно, оказалось не очень трудоёмким. Учитывая длительность моего пребывания в батальоне, заработанный авторитет, рекомендации мне дали сразу. Партийное собрание батальона прошло без "глупых вопросов". Что интересно, так это то, что само партийное собрание батальона прошло в третью годовщину моего выпуска из училища. Продолжение этого мероприятия несколько затянулось, и осуществилось только тогда, когда наш батальон был поставлен на охранение. Партийный комитет полка, где меня также все знали "как облупленного", состоялся только через месяц. Буквально на следующий день - вызов в Кундуз, в штаб 201 мотострелковой дивизии на партийную комиссию. Там, как это и положено, задали несколько формальных вопросов по знанию Устава КПСС, чем-то поинтересовались в вопросах служебно-боевой деятельности, и отпустили "с миром". Отпустить-то, отпустили, только, если из батальона, да и из полка, я имел возможность вернуться на своей машине, то из Кундуза пришлось ждать попутного вертолёта. Через три недели после описанного события, кандидатская карточка была у меня на руках. Правда, что бы её получить в Кундузе, мне пришлось находиться в этом гарнизоне шесть дней. То не было времени у начальника политотдела дивизии, то задул "афганец" и всякие полёты вертолётов полностью отменили. В общем, морока с процедурой вступления в партию в Афганистане ещё та. Чисто в плане перемещения из одной точки в другую.
  
   В осенний отпуск 1982 года я поехал уже в качестве кандидата в члены КПСС.
  
   Ещё один курьёз, о котором в то время говорить было не столько неловко, сколько небезопасно. Приехав в свой очередной отпуск в Белоруссию, буквально на следующий день на меня была предпринята активная "атака" со стороны моей мамы. Видимо план этой "атаки" обдумывался довольно длительный период того времени, когда я служил "за речкой". Толчком к ней, вероятнее всего, были переживания родителей за мою жизнь, которые, впрочем, по своей беспечности, стимулировал я же сам. Суть дела в том, что мама, - член КПСС с почти тридцатилетним стажем, - настойчиво предлагала мне креститься в церкви. До этого, что вполне понятно, я был "нехристем". Сперва, я возмутился этому предложению:
  
   "Как так? Я, коммунист, почти что атеист, пойду в церковь, где поп со мной будет проводить религиозные ритуалы? Да ни в жизни! Что будет, если кто-то узнает и "раззвонит" об этом по всей округе? Не видать мне партийного билета, как своих ушей. А, значит, и служебная карьера на этом закончится. К выходу на пенсию, в лучшем случае, буду в воинском звании не старше капитана".
  
   Впрочем, мои сопротивления были сломлены уговорами и увещаниями ("Сынок, сделай это ради моего спокойствия!") буквально через неделю. Чего не сделаешь ради родной матери? Получив моё согласие на совершение "обряда священнодействия", мама деятельно принялась за осуществление задуманного мероприятия. Уже на следующей неделе я, в её сопровождении, направился в местную Свято-Георгиевскую церковь, где меня, дылду ростом в сто восемьдесят сантиметров, боевого офицера, батюшка "принял" в православную веру, выдав соответствующий знак в виде нательного крестика. Просьба и план мамы были успешно выполнены. Не скажу доподлинно, что меня впоследствии оберегало от многих неурядиц, но, где-то в глубине своего сознания, я ощущал незримую поддержку каких-то внешних сил. Возможно, что эти силы исходили не столько от веры в Бога, сколько от веры в своих родителей. Крест, полученный мной в Свято-Георгиевской церкви, хранился в шкатулке у мамы десять лет. И только после развала Советского Союза, когда всем членам партии были переданы на руки их учётные партийные карточки, я смог открыто носить этот самый крестик на шее. Что и делаю постоянно, не исключая и сегодняшний день. Как-то с ним спокойнее. Да и привычка - дело серьёзное.
  
   В общем, считайте это некоторым дополнением темы о партии.
  
   По истечении шести месяцев, в конце февраля 1983 года, согласно постановлению Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, мне было предложено готовить документы для вступления в члены КПСС. Да-да! Не удивляйтесь этому малому кандидатскому стажу. Хотя в этот период времени официально и не говорили о том, что в Афганистане идёт настоящая война, в которой принимают деятельное и непосредственное участие советские войска, многие законы военного времени, в числе которых было и сокращение кандидатского стажа в два раза, действовали. Что ещё раз подчёркивало серьёзность положения. Причём, этот полугодовой кандидатский стаж, как и во время Великой Отечественной войны, был установлен не для того, что бы, просто подчеркнуть значимость события в жизни военной братии, а для того, что бы не потерять очередную единичку в партийных рядах. Всё-таки, как это ни удивительно, в Афганистане убивали. Как бы то ни было, но уже почти перед самой своей заменой, я смог повторно пройти весь круг мероприятий с вступлением в партию. В батальоне это было сделано относительно быстро. Потом, как и должно было быть, до партийного комитета полка пришлось подождать чуть более двух недель. "Молодой коммунист, как и вино, должен "созреть" в своём решении". Дальше пошло более быстро, так как партийный комитет полка попросту "привязали" к предстоящему заседанию партийной комиссии дивизии. А вот уж с возвращением на свой гарнизон пришлось задержаться, хотя это особого значения в тот момент не имело. Подумаешь, ну пришлось несколько дней провести в Кундузе. Не велика разница, где находиться. То ли на своём гарнизоне, то ли в спокойной обстановке, ночуя в разведывательном батальоне дивизии. Благо и там имелись знакомые, сослуживцы и просто приятели. Тем более, что этот процесс прохождения всего "круга", мы осуществляли вдвоём с командиром взвода связи батальона Геной Жердевым. В компании было как-то проще и веселее. Получали партийные билеты чуть менее чем через полтора месяца, почти перед самыми майскими праздниками. Даже, если уж быть более точным, Первое мая я начал встречать в Кундузе, а в обед был уже на гарнизоне. Кстати говоря, именно в этот свой прилёт в штаб дивизии, удалось попасть в отдел кадров и "утрясти вопрос с заменой в Союз. Мне дали команду, не дожидаясь прибытия на мою замену другого офицера, сдавать дела и должность, и убывать из Афгана в Закавказский военный округ. Ну да это уже тема следующей части моего рассказа.
  
   Вот так я и стал партийным человеком, что открыло в последующем, возможность продвижения по служебной лестнице. Правда, "дверка" к служебному росту, оказалась для меня довольно узкой, сзади меня никто не "подпихивал", спереди руку не подавал, что, в итоге, привело к тому, к чему привело. Широких, красных, генеральских лампасов на своих форменных брюках я так разглядеть и не смог. Да и третья звезда на погоны с двумя просветами "пролетела мимо". Впрочем, в этом я уж сам виноват. Не захотел после срока максимальной выслуги продолжать службу вдалеке от дома родного. Видимо, устал.
  
  17
  
   Как мной было отмечено ранее, 1983 год я встречал уже в качестве полноправного заменщика. Смею предположить, что не всем кадровым военным за их службу довелось познакомиться с подобным понятием. Наиболее оно было актуально для тех, кто служил за границей, во всевозможных группах войск. Для территории Советского Союза понятие замены было более знакомо только в Забайкальском и Дальневосточном военных округах. Да и то, не во всех районах. Во всяком случае, состояние "заменщика" имеет определённую прелесть, не свойственную никаким прочим ощущениям. Хотя, замена из групп войск, находящихся в Европе, многим казалась личной трагедией. Ещё бы! Из состояния обеспеченности вновь попасть в атмосферу всеобщего прозябания. Ну, да это уже тема совершенно другого повествования. Не скажу только точно, поднимется ли моя рука на подобное повествование. Наверное, вряд ли.
  
   Итак, заново вернёмся к вопросу замены из Афганистана. Этого момента ждали все военнослужащие Ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Остальную часть советских граждан, побывавших "за речкой" затрагивать не стану. Их стремления, вернуться ли в Союз или задержаться в Афганистане, я не ведаю. Поэтому, упускаю.
  
   В середине января месяца 1983 года, ко мне на гарнизон, по пути к себе "домой", заезжал Паша Бурмистров и привёз сведения, что в штаб полка пришли списки на замену офицеров и прапорщиков, у которых в 1983 году истекает срок пребывания в Афганистане. Согласно этим спискам, я должен был замениться в Союз в феврале месяце. К сожалению, в Закавказский военный округ. Конечно же, хотелось бы попасть служить в Белорусский военный округ, поближе к родному дому. Только, учитывая то, что я всё ещё находился в статусе холостяка, выбор места дальнейшей службы мне никем не предоставлялся. По принципу - "Куда пошлют". Хотя, судя по рассказам сослуживцев, Закавказье являлось не самым плохим местом для службы советских офицеров. Азербайджан, Армению и Грузию - никак нельзя было сравнивать с Туркменистаном, Узбекистаном и Казахстаном. И более цивилизованные республики, и до Белоруссии гораздо ближе. В общем, расстраиваться местом предстоящей службы было преждевременно. Зато срок замены очень сильно воодушевлял. Судя по прогнозам, служить на территории этого государства мне оставалось всего около полутора месяцев.
  
   В то же время, у меня перед глазами, да и в памяти уже имелись реальные примеры выполнения графика замены офицеров и прапорщиков из Афганистана в Союз. Кроме того, слухи, подтверждённые действительностью, говорили о том, что довольно часто в Афганистане офицеры и прапорщики, более близкие к Управлению кадров 40-й армии в Кабуле, попросту перекупали там для себя замену. Рассказать, как это делалось? Думаю, что не стоит. Не зря ведь существует выражения, может быть несколько по-иному трактуемые: "Кадры решают всё!" и "Выше Кадров только небо!". Так было раньше. Так делается теперь. И будет делаться в будущем. "Мафия бессмертна!" А славянская мафия, и вообще, не имеет себе равных в мире.
  
   Продолжу. Итак, оставалось только ждать. Замена уже не только была близко, но и казалось, что ощущаешь её запах. Знаете, чем пахнет замена из Афганистана? Нет, не цветущими тюльпанами на поле за речкой Саманган. И не испарениями, выделяющимися из земли под уже жаркими лучами весеннего солнца. И не пылью, поднятой "афганцем". Совершенно иным. Не поверите! Пахнет она молодыми почками берёзы, свежим, парным молоком и ... пивом. Именно пивом, а не водкой, шампанским и прочими горячительными напитками, пусть и изготовленными в центральной части Советского Союза, без добавления некоторых нефтепродуктов. Во всяком случае, так мне казалось тогда "за речкой", зимой-весной 1983 года.
  
   "Хуже всего, ждать и догонять". Так было и у меня. К сожалению, никаких связей у старшего лейтенанта ни в Кундузе, ни в Кабуле не было. Понятное дело, что проинформировать о прибытии замены меня никто не мог. Приходилось находиться в постоянном ожидании того счастливого момента, когда бы ко мне на гарнизон прибыл офицер и сообщил бы мне, что именно он предназначен занять моё место командира первого огневого взвода миномётной батареи. Казалось, что более счастливого момента, чем этот, не могло и быть. Это уже из категории эмоций, далёких от суровой действительности. Коротать время помогало только то, что характер не позволял просто так лежать в ожидании на койке. Привычка отвечать за результаты своей деятельности, стараться, что бы всё на гарнизоне было в идеальном порядке, заставляли продолжать работы по благоустройству землянок личного состава, пищеблока, системы охраны и обороны. Сами можете представить себе объёмы данных работ. Нет предела совершенству. Да и не стоило сбрасывать со счетов тот факт, что к этому времени местных связей у меня, что в батальоне, что в полку, имелось море. Все знакомые. Все, в меру своих возможностей, готовы были оказать помощь. Там "урвёшь" десяток обрезных досок. На складе ракетно-артиллерийского вооружения спишешь без сдачи несколько ящиков от противотанковых гранат. Добудешь пару килограмм гвоздей. Да мало ли, что можно было найти нужного на складах? В хозяйстве всё пригодится. Порой, брал даже то, что именно в данный момент не представляло ценности. Про запас. По принципу: "Дают - бери, бьют - беги". Как-то подсознательно понимал, что прибывшему мне на замену офицеру придётся послужить минимум годик, что бы приобрести подобные возможности. Вот и старался подготовить ему материальную базу дальнейшей деятельности.
  
   Вынужден констатировать как факт, что моё ожидание прибытия замены изрядно затянулось. Сами понимаете, весь этот период сопровождался и приятными событиями, и трагическими новостями. В последний день января месяца у меня на гарнизоне случился "самострел". Молодой солдат осеннего призыва 1982 года из автомата прострелил себе ногу. Зачем? Всё затем, что бы уклониться от службы в Афганистане. Раненые солдаты обратно в свои подразделения не возвращались. Во всяком случае, в мою бытность, такого не было ни разу. Куда их направляли дослуживать, я даже и не знаю. Этот безголовый юнец, как это и должно было быть, попал в поле зрения следственных органов. "Самострел" от реального ранения отличить весьма легко. Дальнейшую его судьбу я не знаю, хотя предположить могу.
  
   Ещё одно печальное событие. 18 февраля 1983 года в 12 часов дня, в районе населённого пункта Балх в засаду попала сводная колонна машин от танкового батальона нашего полка. Басмачи отсекли последний БТР прикрытия и расстреляли его в упор из гранатомётов. В результате погибли командир роты старший лейтенант Дусь и командир взвода связи Игорь Смирнов. Три человека получили тяжёлые ранения. Вроде бы, засады "духов" в зоне ответственности полка уже были делом привычным. Да и потери случались. К подобному даже стали привыкать. Зачастую, подобная информация к нам в батальон могла и не дойти. В данном случае всё дело заключалось в том, что и Дуся я знал довольно хорошо, а с Игорем Смирновым вообще был дружен. Хотя в последнее время встречаться с ним доводилось очень редко. Что ни говори, но 230 километров между нашими гарнизонами - расстояние очень приличное. Пока наш батальон ходил на операции, встречались мы значительно чаще. Да и Игорь изредка приезжал в пункт постоянной дислокации полка, останавливаясь там на ночёвку. И Дусь и Смирнов числились уже в статусе заменщиков. Им до Союза оставалось ждать всего месяц-два. И вот, теперь предстояло вернуться домой до срока, в цинковых гробах. Обидно. Да и злость захлёстывала всё существо. Понятное дело, что война. Здесь порой стреляют. И убивают. Только вот, зачем она забирает обычно лучших? Уже сейчас, в Интернете удалось найти последнюю фотографию Игоря Смирнова. За месяц до гибели. Знакомая фигура. Знакомое выражение лица. Но и сейчас не хочется верить, что его более тридцати лет нет в живых.
  
   Как мной было отмечено несколько ранее, положительные эмоции были вызваны моим вступлением в члены партии. Почему? Да просто потому, что, если бы мне не удалось данное мероприятие закончить непосредственно в Афганистане, кандидатский стаж у меня мог бы затянуться на полтора года. Требования, что для того, что бы дать тебе рекомендацию, тебя должны знать не менее года, были твёрдым законом. Вот и считайте. Заменись я из Афганистана в феврале 1983 года, мне пришлось бы ждать в Союзе ещё год, то есть, до февраля 1984 года. Соответственно, перспектива получения должности командира батареи там, откладывалась бы на этот же период. Где-то подсознательно, я предполагал, что мою замену в феврале месяце могли "прикрыть" политребята, дабы полностью закрыть вопрос с моим членством в КПСС. Но, это только предположения. Не лишённые основания. В общем, в конце февраля я был принят в партию. Партийный билет получил в конце апреля.
  
   А замена в Союз тех, кто прибыл в Афганистан в 1981 году уже шла полным ходом. Постепенно уезжали служить в новых местах те, с кем мне довелось служить в полку почти два года. 4 апреля уехал на Дальний Восток командир первого огневого взвода второй миномётной батареи старший лейтенант Саня Степуренко. С ним мы учились в одном взводе в училище. Перед отъездом он меня уговаривал ехать служить вместе с ним. Чудак! Как будто бы, этот вопрос можно было решить просто так, по своей воле. Не колхоз, чай, а Советская Армия. В том-то и проблема была в нашей армии, что место службы выбирали себе только ребятишки, "поддерживаемые волосатой рукой". Простой "смертный" офицер ехал служить туда, куда его "Родина послала".
  
   На следующий день 5 апреля утром ко мне на гарнизон заезжали попрощаться бывший командир нашей миномётной батареи капитан Бурмистров Павел Алексеевич и командир восьмой мотострелковой роты нашего батальона капитан Тенишев Валерий Шакирович. Для них в этот день служба в Афганистане благополучно завершилась. Именно с отъездом этих двух офицеров, с которыми я был весьма дружен, мне стало особенно тоскливо. По сути дела, тех, с кем я начинал службу в батальоне летом 1981 года, в батальоне осталось всего пара человек. Нет ничего более худшего, чем оставаться "напоследок". Чувствуешь себя каким-то ущербным, чем-то обделённым.
  
   Через два дня, 7 апреля, заменился с Союз заместитель командира восьмой мотострелковой роты по политической части нашего батальона старший лейтенант Шестопалов Сергей. Учитывая тот факт, что одновременно с ним в очередной отпуск с моего гарнизона уезжал командир взвода автоматических миномётов "Василёк" прапорщик Бондарчук, я и Сергея, и Колю отвозил на машине ГАЗ-66 до Хайратона. И мне эта поездка была в качестве разрядки, и им было удобнее ехать на машине, а не на БТРе. Более комфортно, хотя и с некоторым налётом опасности. Проводил обоих до моста и сам со своего бережка полюбовался землёй Союза. Вроде бы, для глаза особой разницы между афганским и советским берегами Аму-Дарьи не заметно, однако, всё равно, та сторона милее. Казалось, что и песок там более приятного цвета. И деревья более зелёные. И вода возле берега чище. И вообще, там, это не здесь. Наверное, для своего внутреннего успокоения, лучше бы я к границе не ехал. В то же время, появилась реальная возможность побывать в пункте постоянной дислокации полка. Для чего? Повод найти всегда можно. Что-то получить. С кем-то встретиться. А главное - узнать в штабе полка обстановку по своей замене. Хотя, результат можно было заранее прогнозировать с вероятностью в девяносто процентов. Ничего неизвестно, и никого мне пока на замену нет. Отсутствие результата - тоже результат.
  
   Через две недели после убытия в отпуск прапорщика Бондарчук, опять же в очередной отпуск с моего гарнизона уехал старшина батареи прапорщик Женя Овчинников. В результате, из командного состава на своём гарнизоне я остался в единственном числе. Удивительное дело, но, ни о какой плановости отпусков, почему-то у нас разговор не вёлся. Кто-то составил график, и его менять, исходя из создавшейся обстановки, не стремился. В сущности, мне было "по барабану", есть у меня помощники в Хазрати-Султане, или нет. Справиться со всеми задачами не представляло трудности. Тем более, что система была налажена основательно, и без участия извне, могла ещё долго двигаться по налаженной колее. Просто изредка возникала необходимость немного "подправить" это направление, дабы подчинённые чувствовали, что командир за всем следит, а не "лёг на должность". Что я успешно делал, правда, порой, в силу привычки, несколько излишне часто. Ну да это не недостаток, а, наоборот, положительное явление. Кстати, и Овчинникова к границе я вёз на машине взвода. Можно было данную поезду и не осуществлять, так как через гарнизон регулярно шли в сторону Союза наши колонны, которые всегда, без особого нодовольства, могли забрать с собой попутчика. Видимо, мне самому хотелось в очередной раз побывать вблизи советской границы, поглядеть на родину, ощутить близость своего предстоящего отъезда. На гарнизоне во время моего отсутствия старшим остался мой заместитель командира взвода - сержант. В том, что здесь ничего не случится, я был полностью уверен. Хотя, на всякий случай, "проинструктировал его до слёз".
  
   Двадцать восьмого апреля 1983 года из полка поступила команда, прибыть в Кундуз, в Политотдел дивизии за партийным билетом. Со мной за пару, должен был ехать начальник связи нашего батальона старший лейтенант Жердев Гена. Понятное дело, что добираться нужно было своим ходом. Надо, значит, надо. Как раз, кстати, в соседний с моим гарнизоном десантно-штурмовой батальон прилетела пара вертолётов, которая должна была по своему маршруту возвратиться в Кундуз. Удалось договориться с лётчиками, что бы они по пути залетели в Саманган, захватили Генку. После этого, полетели в Пули-Хумри, в место дислокации 395 мотострелкового полка, и уж оттуда - в Кундуз. От моего гарнизона и до Кундуза, дорога заняла более пяти часов. Вылетели в 11.10 и добрались только в 16.45. Зашли в Политотдел дивизии и доложились о прибытии. Нам пообещали завтра выдать партийные билеты. Заодно я заскочил в отдел кадров дивизии и в очередной раз поинтересовался решением вопроса с моей заменой. Мне было клятвенно обещано, в ближайшие дни решить этот вопрос. Знаю я, цену подобных обещаний. Зачастую они даются только для того, что бы попросту от них отстали. В то же время, хотелось верить, что что-то изменится. Следующее, что предстояло решить, это то, где переночевать и поесть. Сами понимаете, что гостиниц в Афганистане не было, да и платных столовых - тоже. Впрочем, вопрос питания оставим на опосля. А вот место для отдыха мы с Генкой нашли в разведывательном батальоне дивизии. Благо, что там знакомые были. Некоторые из них - выходцы из нашего полка. Так что, вопрос с ночлегом решился довольно просто. Тем более, что одна рота батальона в это самое время была на операции.
  
   Теперь, мимоходом, остановлюсь на вопросе питания. Думаю, что стоит коснуться и этой проблемы. Начну "от печки". Не секрет, что в Афганистане такой проблемы, как накормить одного-двух человек в войсковых столовых, попросту не существовало. На моей памяти, ни разу продовольственный аттестат мне, уезжая в командировки, выписывать не пришлось. Запросто заходил в любую офицерскую столовую той части, которая находилась поблизости, и ел то, чем кормили всех остальных офицеров и прапорщиков. Ни у кого даже в голову не мог прийти вопрос, а чего мы здесь едим. В первую очередь, традиции восточного гостеприимства играли здесь не последнюю роль. Во-вторых, любой кадровый военный знает закон продовольственного обеспечения - "Десять человек могут накормить одного". То есть, если на довольствии в части стоит сто человек, дополнительно можно накормить ещё десять человек. Причём, этот закон действовал не, только в Афганистане, но и вообще, во всей Советской Армии. Вдобавок к этому, что бы как-то узаконить питание военнослужащих других частей в столовой штаба дивизии, постоянно на довольствии в Кундузе стояли десять человек от нашего полка. Есть командированные от полка или нет, но в столовую выдавали на десять порций больше. Так же было и от 395 мотострелкового полка. Для воинской части с более чем двумя тысячами человек, это было не существенно. Исходя из этого, никогда в просьбе накормить, отказ никто не получал. До определённого момента. Прискорбно, но факт. Именно в предпоследнюю свою поездку в Кундуз, нам довелось подобное услышать.
  
   Вечером 28 апреля, мы с Генкой в столовую не пошли. Сами понимаете, почему. Небольшое застолье в одной из комнат разведывательного батальона, сполна перекрыло позывы желудков, идти в общественную столовую. Зато вот утром 29 апреля, сразу же отправились в офицерскую столовую штаба дивизии. Вполне понятно, что, учитывая понятия культуры, пошли туда в последнюю очередь. Дабы не занимать места тех, кто спешил по своим неотложным делам. Зашли в зал тогда, когда в нём оставалось пара десятков человек. Мест свободных было достаточно. Заняли один из свободных столов. К тому времени в столовых дивизии официантами уже работали женщины-вольнонаёмные. Одна из них, подошла к нашему столу, спросила, откуда мы, и подняла шум, что посторонние пришли кушать "на халяву". Скажу честно, это меня, в начале, просто ошарашило.
  
   "Как так? О какой "халяве" ведётся речь? В чём, по большому счёту, проблема. Видано ль такое, что бы военнослужащий в Афганистане, рядом со столовой, остался голодным?".
  
   Пришлось вызывать начальника столовой и решать вопрос с ним. Откровенно, чувствовали мы себя очень неуютно. Как будто бы, что-то украли, и нас поймали с поличным. Удивительнее всего было то, что экономить то этой было столовой без надобности. Это в Союзе, персонал столовой, правдами и неправдами стремился экономить, что бы потом сэкономленное украсть и отнести домой. "На благо семьи". А здесь, куда понесёшь? В общежитие? Да у любого нормального командира подразделения в комнате всегда имелся запас мясных, мясорастительных и рыбных консервов. Без всякой кражи. Не в ущерб желудкам подчинённых. Во время рейдовых операций нам столько сбрасывали вертолётами продуктов, что, порой, унести их не представлялось возможным. Что бы не оставлять консервы басмачам, довольно часто мы их просто расстреливали из автоматов. В жару они портились буквально за день. В общем, этот случай в столовой у меня до сих пор вызывает нехорошие воспоминания. Даже во рту появляется противный привкус. И всё же, назло этой официантке, мы до конца пребывания в Кундузе, ходили в эту же столовую, садились за этот же столик и принимали пищу, несмотря на злобные взгляды. Было от чего, этим взглядам появиться. Начальник столовой объяснил ей популярно, в чём заключаются её обязанности, а куда её заглядывать вредно.
  
   Пусть этот день начался не особо приятно, зато потом меня ожидали два значимых события. В первую очередь, мне вручили партийный билет. В то время это имело большое значение. Хотя, само вручение прошло "в рабочем порядке". Расписался, вручили, пожали лапу, отпустили. По молодости лет, я это представлял несколько по-иному. Ну да, Бог с ним. Вполне понятно, что второе место, которое я посетил в штабе дивизии, был отдел кадров. "Куй железо, пока горячо". Так и у меня. Пока есть возможность напоминать начальству о себе, надо её использовать. Моё посещение имело положительный результат. Скорее всего, вчерашнее моё напоминание о себе, дало толчёк к решению моего вопроса. Офицер-направленец на наш полк, передал мне приказ о сдаче своей должности старшего офицера батареи командиру взвода управления батареи лейтенанту Сергею Полушкину, и убытии в Союз без замены. Видимо, мой заменщик уже определенный промежуток времени служил где-то в ином месте. Другой причины предположить я просто не могу. О худшем думать не хочется. Вот вам и "белая полоса" в тельняшке нашей жизни.
  
   В этот раз в Кундузе нам пришлось "прокуковать" ещё два дня. "Афганец" испортил все планы. Не лётная погода. Вертолёты, свесив лопасти несущих винтов, понуро стояли на своих площадках. Даже метеооблёты по утрам не совершались. Колонн своих из полка тоже, как на грех, не было. В общем, два дня - коту под хвост. Несколько нервничал по той причине, что на моём гарнизоне старшим оставался прапорщик Гриша Лоза - командир второго огневого взвода нашей батареи. Его, в связи с отсутствием командного состава гарнизона, временно откомандировали ко мне с Ларгана. Вот вам и неудобства одновременного отпуска двух прапорщиков из нашей миномётной батареи. Ну да, мои тревоги были напрасными. Созданными, "на ровном месте", моей мнительностью.
  
   "Ах! Как же это? Без меня всё развалится. Всё пойдёт на перекосяк".
  
   Это в то время, когда в Афганистане мне оставалось быть всего-ничего. Неужели я думал, что буду здесь вечно? В общем, Первого мая, в праздничный день, уже в шесть часов утра, мы с Геной Жердевым были на аэродроме. Погода, к нашей радости, утихомирилась. Небо прояснилось, давая явные предпосылки к тому, что вертолёты наконец-то поднимутся в небо. Три дня "афганца" создали сто процентную гарантию того, что сегодня пара вертолётов обязательно повезёт почту и документы к нам в полк. А уж из полка добраться к себе на гарнизон - плёвое дело. Так оно и получилось. В девять часов двадцать минут утра мы были уже в воздухе. В 14.40 я вышел из машины возле своего гарнизона. Никаких замечаний по организации службы личным составом взвода делать не пришлось. Всё было в ажуре. Сразу же после доклада обстановки, отпустил Гришу в Ларган. Там ему привычнее. Да и в помощи я не нуждался. С этого момента начался отсчёт времени крайнего этапа моего пребывания здесь, "за речкой".
  
   Девятого мая пришлось встречать ещё на своём гарнизоне. Постепенно заканчивал сдавать дела и должность старшего офицера на батарее, а заодно и начальника гарнизона Хазрати-Султан Серёге Полушкину. Он уже окончательно перебрался ко мне на гарнизон. Хотя, о какой сдаче могла идти речь? Что бы передать вооружение, технику и боеприпасы, нужно было всего один день. На гарнизоне и вообще всё было в полном порядке. Полушкин, кроме того, пришёл не из-за "тридевять земель". Свой, родной офицер батареи. Всё знал. Полностью владел обстановкой. Ничего ему особо рассказывать и показывать, не было нужды. Просто мы исполняли формальность. Я же ожидал приказ из полка на поездку в Кундуз за предписанием. Только 13 мая команда поступила. Срочно прибыл в полк. С грехом пополам удалось втиснуться в вертолёт, летевший в штаб дивизии. В Кундузе был в 18.40. Вполне понятно, что в штабе уже никого не оказалось. Пришлось устраиваться на ночлег и ждать завтрашнего дня. С утра 14 мая удалось сделать все дела, которые привели меня сюда. Предписание в управление кадров Краснознамённого Закавказского военного округа на руках. Отпускной билет с 20 мая и до 6 июля выписан. Открепительный талон члена КППС в кармане. Повидался со всеми, кого я знал, и кто меня помнил, уже в час дня я был готов уехать в полк. Дудки! Непреодолимым препятствием опять же встал транспортный вопрос. Когда и на чём? Пришлось ещё одну ночь пробыть в Кундузе.
  
   Обратный путь из Кундуза до гарнизона вообще интересен. В 9.50 вылетел на вертолётах в Хайратон. От Хайратона до пункта постоянной дислокации полка ехал на санитарной машине. От полка до Источника доехал на БТРах седьмой мотострелковой роты нашего батальона. От Источника до своего гарнизона довезли КамАЗы попутной колонны. У себя был только в 17.30. Вся дорога заняла более семи с половиной часов. В принципе, все мои вещи были уже собраны. Да и что там, вещей? Повседневная форма одежды, висевшая в кладовой все эти два года. Один чемодан, в котором лежали самые необходимые вещи. Всё, что представлялось лишним, оставил на гарнизоне. Как ни посмотри, но в Союзе, на новом месте службы, мне предстояло получать почти всё новое. Зачем, допустим, тащить с собой бушлат? Да и зимняя шапка, хлопчатобумажное обмундирование, юфтевые сапоги - без надобности. Вот и остались они в Афганистане. Может быть, кому-то сгодились.
  
   16 мая в 6.00 Полушкин повёз меня на командный пункт батальона. По пути заехал на 16-й гарнизон, в Ларган и попрощался с сержантами и солдатами своей батареи. В 8.00 меня проводили перед строем батальона. На память подарили музыкальные часы и теневые очки. В 9.30 мы были уже в пункте постоянной дислокации полка. К 11.20 все документы были оформлены, и я начал движение в Хайратон. Не доезжая пары километров до перевалочной базы, в районе сероводородных источников, остановились, и я напоследок уничтожил гранату Ф-1, которая два года проходила со мной в кармашке для маслёнки подсумка магазинов. Так сказать, в виде последней надежды. До границы доехали к 13.10, а прошёл таможню в 16.08. На этом моя служба в Афганистане закончилась. Остались только воспоминания. С ними тесно связаны и друзья, с некоторыми из которых до сих пор поддерживаю связь.
  
   Пожалуй, больше рассказывать о заключительном периоде моей служба "за речкой", связанным с гарнизоном Хазрати-Султан нечего. Пусть служба на гарнизоне существенно отличалась от предыдущего периода рейдовых операций батальона, но и в ней было что-то интересное. Согласны? Хотя, особой гордости этот промежуток времени мне не прибавил. Чего-то добился? Может быть. Исполнял свои обязанности с душой? Так ведь нужно было это не только мне, но и моим подчинённым. В общем, что в рассказанном мной хорошо, а что не очень - судить вам.
  

Оценка: 6.29*4  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023