ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Чеботарёв Сергей Иванович
Взаимодействие

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:

  Взаимодействие.
  
   Периодически "пролистывая" в память "странички" своей службы в Советской Армии Советского Союза, а затем и в Вооружённых Силах уже суверенной Республики Беларусь, невольно ловлю себя на мысли о том, что со временем как-то наша и та и другая армии стали больше подчиняться законам "парадности", а не "боеспособности". Что приводит к подобным негативным мыслям? Поделюсь своими наблюдениями, а там уж делайте выводы. Может быть, я и не совсем прав.
  
  1.
  
   Вынужден отметить, что, как это ни прискорбно, но вопросы взаимодействия различных родов войск и служб, не говоря уж о целых видах Вооружённых Сил, в условиях мирного времени, постепенно или были полностью упущены, или осуществлялись довольно формально. Хотите конкретнее? Всегда пожалуйста. Причём, не передавая чужие мысли, услышанные от кого-то, а опираясь только на свой личный опыт и наблюдения. За время службы на офицерских командных должностях, мне довелось служить как, в так называемых, чисто профильных воинских частях, типа, отдельный ракетный дивизион, артиллерийский полк и артиллерийская бригада, так и в общевойсковых частях и соединениях. Что из того? Да только то, что во время службы в профильных воинских частях артиллерийской направленности, мне ни разу не довелось участвовать в учениях, на которых пришлось бы непосредственно контактировать с мотострелками или танкистами. И не только просто контактировать, но и тесно взаимодействовать. У нас, в артиллерии, как-то не принято было даже на командно-штабных учениях, взаимодействовать с теми, кого мы должны были непосредственно поддерживать огнём. Вот артиллеристы и "варились в своём собственном котле", не зная, по большому счёту, тактики общевойсковых подразделений и воинских частей. В узком смысле этого понимания. Нет, конечно, Боевой устав Сухопутных войск все мы тщательно изучали, сдавали по ним зачёты, зачастую не понимая, как это реально будут выглядеть действия противотанкового резерва (ПТРез) с подвижным отрядом заграждения (ПОЗ) мотострелкового полка или проведение контратаки вторым эшелоном этого же полка при поддержке артиллерии. Учения и управления огнём артиллерии проводили сами, занимаясь "на фоне тактической обстановки" чистым стрелкачеством. Та же картина, я уверен, была и в профильных воинских частях ПВО, связи, инженерных войск и так далее. Ну, не принято было в подобных организациях тесно или даже косвенно взаимодействовать с другими родами войск. Издержки производства? Не скажите! Скорее всего, не понимание важности данного вопроса во всех эшелонах военной власти. А, может быть, даже грубое пренебрежение соседними родами войск. "Щёголь - в кавалерии, умный - в артиллерии, пьяница - во флоте, а дурак - ...".
  
   На моё счастье, служба в профильных артиллерийских частях, и соединениях, у меня перемежевывалась со службой в общевойсковых частях. Здесь, скажем откровенно, картинка имела несколько иное направление. Не только в плане того, что в мотострелковых и танковых частях артиллерия и ПВО, считались "подсобными" подразделениями и предназначались для выполнения всяческих хозяйственных работ и несения службы в нарядах. Это уж издержки данных частей. Ни одного батальонного тактического учения с боевой стрельбой не обходилось без непосредственного участия артиллерии. А уж о полковых учениях и говорить не приходится. Как результат. Львиная доля снарядов, выделенных в учебном году на боевую учёбу, расходовалась во время разнообразных учений общевойсковиков. Причём, оценку действий артиллерии на батальонных учениях, выставлять было как-то не принято. Она в зачёт оценки батальона на БТУ не шла. Или, если уж быть более точным, оценивали артиллерию, но снизить или повысить общую оценку общевойсковиков, наши старания не могли. В любом случае, это было несколько более интересно, так как даже самый тупой и безразличный командир артиллерийского взвода, вольно или невольно контактировал со своими коллегами из пехоты и практически знал тактику их действий не только в объёме Наставления по ведению боевых действий артиллерии, но и Боевого Устава Сухопутных войск. Хотя, вынужден признаться, боевая стрельба артиллерии во время тактических учений общевойсковиков, имела чисто фоновый характер. По принципу: "Здесь не стоять - это маршрут выдвижения и рубежи развёртывания. Сюда не стрелять - испортите мишенную обстановку пехоте. В это время огонь не вести - помешаете стрельбе пехоты". В общем, бабахали в определённое время в определённое место без какого-то управления со стороны командира батальона. Он в это время был занят решением более важных для его персональной оценки задач. Как правило, артиллерией руководил или начальник артиллерии полка, или командир дивизиона. В общем, у каждого были свои частные проблемы, которые решались в индивидуальном порядке. Без артиллерии, по большому счёту, могли бы с успехом и обойтись, если бы не существовало строжайшее требований вышестоящего начальства, привлекать артиллерию на БТУ в обязательном порядке. Если я в чём-то не прав, готов выслушать опровержения. И даже поспорить. Только дело в том, что мне довелось служить в четырёх общевойсковых частях, и везде картина была схожая. Может быть с небольшими вариациями.
  
   Так было в Советской Армии во времена существования Советского Союза. Согласитесь, что на Вооружённые Силы в тот временной период денег не жалели. Благо, и деньги были, и возможности то же. Да и боевую мощь СССР никто оспаривать не решился бы.
  
  2.
  
   С развалом Советского Союза каждое обособленное государство бывшей супердержавы поспешило объявить о создании у себя собственных Вооружённых Сил, с замиранием сердца и выделением слюны от восторга, глядя на то "наследство", которое досталось ему от былой мощи Советской Армии. Было, чему радоваться. Даже, взять для примера, Беларусь. К началу девяностых годов прошлого столетия здесь размещался мощнейший военный округ, оснащённый самой современной техникой. Да ещё и имел внушительные склады со всевозможными запасами вооружения, боеприпасов и имущества не только для себя лично, но и для некоторых групп советских войск в Европе. Тек сказать, запасы второго эшелона. Однако, всё выше перечисленное нужно было содержать, хранить, обеспечивать и обслуживать. Непосильная ноша для небольшого, пусть и суверенного государства. Началась "антигонка вооружения". Войска - сокращали. Склады - распродавали, учитывая, что всё то, что производилось для армии и имело на ярлычках пятиконечную звезду, было наивысшего качества и пользовалось повышенным спросом. В общем, рассказывать в подробностях то, что творилось в конце прошлого - начале нынешнего веков - пустая затея. Кто это время застал в зрелом возрасте - знают и без меня. Более младшее поколение - попросту не поймут. Да и вопрос, по большому счёту, несколько в ином.
  
   Дело в том, что у суверенных государств бывшего СССР, появившихся на месте гибели гиганта, в тот период времени, денег стало катастрофически не хватать. Не только на содержание своих Вооружённых Сил, но и даже на мало-мальски сносное обеспечение населения. В то время появилось даже такое выражение в свете своего времени: "В условиях ограниченного финансирования". Допускаю, что это выражение ещё осталось в памяти тех военных, кому в то время, в девяностых годах, довелось служить в армии. Пожалуй, именно этот временной отрезок вынужденно и поставил армию на колени, с которых она с величайшими потугами до сих пор пытается встать.
  
   До сих пор на губах остаётся та горечь, которую оставили последние годы прошлого столетия. Чёрт с ними, с окладами денежного содержания, которые получали люди в погонах. "Пережили голод, - переживём и изобилие". Жалко то, что десятилетиями накапливалось в методике подготовки Вооружённых Сил, и буквально в одночасье, превратилось в "пепел и прах". Кадрированные воинские части и соединения. Ограниченное финансирование всей боевой подготовки. Учения ради самого слова - "учение". В это время я служил в 193-й четырежды орденоносной базе хранения техники и вооружения. Военнослужащих срочной службы мы учили только основам несения службы в нарядах, и как сопутствующему элементу - обслуживанию техники и вооружения стоящему на длительном хранении. Да и их, сержантов и солдат, было совсем мало. С офицерами-артиллеристами, только благодаря напористости начальника артиллерии части, проводились занятия по стрельбе и управлению огнём. Боевая работа на технике, тактика, огневая служба и прочие специальные предметы, проводились в основном в теоретическом виде. Ещё хорошо, что офицеры тогда были с солидным стажем службы, и в тот или иной промежуток времени, командовали развёрнутыми подразделениями. Хоть что-то, но помнили. Потом к нам начали прибывать молодые офицеры-выпускники из нашей Военной академии. С ними дело стало заметно притормаживать. Основы теоретических знаний они постигли в академии. А вот практики не было совершенно. И научить мы могли их только "на пальцах". Даже тогда, когда в группе артиллерии появился личный состав срочной службы, предназначенный для боевой работы, а не "отделение по обслуживанию техники и вооружения". В общем, до того момента, когда в 2002 году 193-я БХВТ прекратила своё существование, ни одного совместного с общевойсковыми подразделениями базы учения, проведено не было. Артиллерия варилась в собственном котле. Два раза в год выезжали на полевые выходы. Проводили батарейные и дивизионные учения (смешно сказать батарея из трёх самоходных орудий 2С-1 или одной боевой машины РСЗО "Град", а дивизион - соответственно, - из одной такой батареи), и управление огнём артиллерии бригады и корпуса. Причём последние два мероприятия - управление огнём, - стало приобретать вид явно показного для приезжающего начальства и гостей вертикали гражданской власти. То есть, вели огонь по заранее спланированным целям, изредка - неплановым. Что поделать? Денег мало, снаряды - в ограниченном количестве, топливо для техники - только что бы приехать на полигон, скупо провести минимальный объём занятий и возвратиться в часть. Бывало и такое, что топлива доехать назад до части, попросту не хватало, и часть техники приходилось тащить на буксирах. В общем, страх Божий, а не подготовка специалистов.
  
   Впрочем, тех, кому не приходилось в своей жизни и службе тесно взаимодействовать с другими родами войск и служб, это не особо загружало. Подумаешь! Пусть мотострелки и танкисты занимаются своим делом, а мы - своим. С одной стороны - это правильно. Однако, во время ведения реальных боевых действий, отсутствие опыта в организации взаимодействия, да и вообще, любого опыта прикрывать и поддерживать друг друга, может сыграть злую шутку. И "на пальцах" этому не научишь.
  
   Думаете, сейчас что-то существенно изменилось? Ошибаетесь. Полистайте военные газеты и журналы, посмотрите по телевизору "документальные" передачи военной тематики, и сами сможете в этом убедиться. Усиленно проводятся профильные учения с узкой направленность. Организуются стрельбы отдельных родов войск. Всё, вроде бы, на фоне тактической обстановки с современной окрашенностью. Однако, какое-то всё игрушечное, далёкое от действительности. Да и боятся, видимо, наши начальники, учить "тому, что необходимо на войне", связанному с явной опасностью для жизни. Когда же "клюнет жареный петух", учиться будет поздно. Да и жертв, может быть в разы больше.
  
   На этой тоскливой ноте я и перейду непосредственно к тому, как это самое взаимодействие непосредственно осуществлялось и протекало в Афганистане с 1979 по 1989 года, в период нахождения там советских войск. Хотя, в качестве уточнения, в основном буду приводить примеры только за период с начало лета 1981 года по конец весны 1983 года. Что бы, невольно не ссылаться на чужие рассказы.
  
  3.
  
   Скажу откровенно, что за два года своего нахождения "за речкой" во время проведения рейдовых операций, организацию взаимодействия всех возможных сил и средств я видел и ощущал наяву. Оно осуществлялось постоянно и целенаправленно. У каждого была своя конкретная задача, которую он решал в связке совместно с остальными, не пытаясь что-то изменить или дополнить в общем плане действий. Руководил всегда один командир, принявший решение и претворявший это решение в жизнь. Остальные только выполняли сие решение строго в рамках своих возможностей. Всё взаимодействие между мотострелками, танкистами, миномётчиками, артиллеристами, зенитчиками, связистами, сапёрами и вертолётчиками было отлажено и нацелено только на одно - выполнение поставленной задачи. Конечно, бывали и отдельные ошибки. Порой - весьма трагические. За них "назначали" ответственного "мальчика для битья" и отыгрывались на нём на полную катушку. Только, не ошибается тот, кто ничего не делает. Постараюсь вкратце рассказать примеры нашего взаимодействия в Афгане.
  
  4.
  
   Вначале коснусь только ведения боевых действий в составе нашего 122-го мотострелкового полка без средств усиления извне. Хотя, наверное, будет более правильным называть это боевыми действиями 3-го горнострелкового батальона с приданными и поддерживающими подразделениями, выделенными от 122-го мотострелкового полка. Кроме "рейдового" батальона в полку в масштабных боевых действиях никто, по сути дела, не участвовал. Именно масштабных, когда весь батальон задействуется для выполнения одной конкретной задачи. Если, конечно, не брать в учёт местные операции батальонов (максимально силами одной роты), стоящих на охранении и действия разведывательной роты полка. Согласитесь, что здесь масштабы уже не те. Это отступление только для того, что бы, не умалить заслуги остальных подразделений полка. Да и взаимодействия с другими родами войск в местных, зачастую засадных действиях, пронаблюдать просто не представляется возможности. Его-то и нет.
  
   В предыдущих своих рассказах я уже останавливался на том, в каком составе, как правило, действовал наш 3-й горнострелковый батальон во время рейдовых операций. Да и сменивший нас во второй половине 1982 года 2-й мотострелковый батальон, по традиции, так же усиливался приблизительно идентичными силами и средствами. Когда - большими, когда - меньшими. В зависимости от важности проводимого мероприятия.
  
   Коротко напомню. В батальоне действовали свои две горнострелковые роты, миномётная батарея, взвод автоматических гранатомётов, противотанково-огнемётный взвод, взвод связи, взвод материально-технического обеспечения и медицинский пункт. Всего всяким около четырёх сотен человек на трёх с половиной десятках бронемашин. Для проведения рейдовой операции - довольно существенная сила, особенно если учесть, что против батальона могла действовать одна-две банды, общей численностью в две-три сотни штыков. Однако, эта самая банда, как правило, ни взводных опорных пунктов, ни полноценных районов обороны не имела. Партизанская война не предусматривала позиционной обороны, и любые незаконные вооружённые формирования моджахедов, предпочитали в затяжной бой с "шурави" не вступать. Во всяком случае, это было, в основном, характерно у нас, в северной зоне Афганистана. Вот и приходилось, "ждать и догонять". Ждать, пока банда не соберётся в одном районе, и догонять, когда она начинает убегать. Однако, это уже всё - лирика.
  
   В постоянном составе подразделений, выделенных на усиление нашего батальона, была радиостанция от роты связи (Р-145), установка ЗСУ-23-4 "Шилка" и отделение сапёров из инженерно-сапёрной роты полка на БТР-60. В отдельных случаях придавались от одного экипажа до взвода танков, артиллерийская батарея своего артиллерийского дивизиона, реактивная артиллерийская батарея РСЗО "Град" из артиллерийского полка дивизии, ну и естественно, самолёты и вертолёты, которые в батальоне представлял авиационный корректировщик. Для корректирования огня артиллерии задействовали, или офицеров миномётной батареи, или офицеров-артиллеристов батареи ПТУР полка.
  
   Бывали, впрочем, исключения, когда наш батальон действовал только в своём штатном составе, да и то, не полном. Хотя, это не меняло сущности тесного взаимодействия между подразделениями батальона.
  
   Маленькое отступление, необходимое для последующего повествования. Для тех, кто имел счастье служить в Афганистане, это заявление ничего нового не скажет. Суть. Всякий кадровый военный, приехав "за речку", вольно или невольно, должен был коренным образом перестраивать не только своё мировоззрение, но и психику. Прослужив в Вооружённых Силах энное количество лет, любой офицер или прапорщик имел в коре своего головного мозга, как приобретённый рефлекс, определённые запреты, свойственные службе в мирных условиях. "Любое оружие заряжается только по команде". "Закончил стрельбу - разряди оружие". "Оставшиеся от стрельбы боеприпасы сдай на пункт боепитания". "В сторону людей и жилых построек оружие не направлять". "Следи, что бы при стрельбе, никто не оказался на линии ведении огня". "Неукоснительно следи за соблюдением мер безопасности подчинёнными". И так далее и тому подобное. Этих запретов была масса, свойственная каждому роду войск. Вдалбливались они порой, самым жестоким образом, сопровождаемым взысканиями, наказаниями, снятием с должностей, увольнением в запас. Лично мне в Афганистане, в первое время, было явно болезненно бороться с желанием делать всё так, как меня учили до того, в Союзе. Со временем всё стало на своё место, и заряженный автомат на плече, не вызывал какого-то дискомфорта. Правда, заряженным мой АКС-74 был только условно. Я так и не отучился от привычки, не иметь, при переноске автомата на ремне, патрон в патроннике. Закончил стрельбу, отсоединил магазин, извлёк оставшийся патрон из патронника, сделал контрольный спуск, поставил автомат на предохранитель, снарядил магазин до полной ёмкости (при наличии возможности и времени), присоединил его к автомату. Естественно, это относилось к тому времени, когда стрелять в ближайшие десять-пятнадцать минут, или больше, не планировалось. Однако, я всегда знал, что если автомат поставлен на предохранитель, прежде чем начать стрелять, нужно дослать патрон в патронник. Действие, отработанное до автоматизма. Постоянная уверенность в том, что от непроизвольного выстрела я застрахован. Кто-то может сказать, что я перестраховщик. Кто-то, кто не видел, как из-за нарушения подобной привычки, вследствие неосторожности, гибнут люди. А я видел. В общем, уже через месяц службы в Афганистане, многое из того, что в первое время вызывало удивление и подсознательный протест, стало привычным. Всё-таки, что бы мне не говорили, наиглавнейшей задачей любого нормального человека из состава Ограниченного контингента советских войск в Афганистане было выжить и вернуться домой. Честно выжить, без пятен на чести и совести. А уж всё остальное - сопутствующие составляющие. Включая и выполнение интернационального долга.
  
   Вернусь к вопросу о ведении боевых действий нашим третьим горнострелковым батальоном. Опыт проведения рейдовых операций к началу лета 1981 года (к моменту моего прибытия в этот батальон) в батальоне был накоплен внушительный. Не стану врать, так как точных данных у меня нет, но за спиной тех, кто вводился в Афган в составе полка первыми, была не одна сотня километров, проделанная по дорогам этой страны и не один бой, проведённый с бандформированиями "духов". Соответственно, взаимодействие между подразделениями батальона было организовано и отработано до мелочей. Порой казалось, что офицеры разных подразделений батальона понимают друг друга не только с полуслова, но и с полувзгляда. Первый свой рейд я вспоминать не стану. Те пять дней для меня были слишком уж полны новыми впечатлениями и бесценной наукой. Да и о взаимодействии во время охраны и обороны зернохранилища Айбака говорить сложно. Вроде, бой как бой, да большая часть его трудностей досталась пехоте. Противника я не видел, и из миномётов вел огонь с эффектом "на испуг". Абы только показать, что силы вокруг зданий собраны внушительные, и пытаться их штурмовать - пустая затея.
  
   Зато во время проведения рейдовой операции в направлении Шиберган - Меймене - Адисбаба мне удалось впервые наблюдать слаженность действий всех людей и всего оружия нашего батальона. С приданными средствами усиления. Когда голова колонны батальона вышла в небольшую долину перед кишлаком Карайлу, её душманы резво обстреляли из стрелкового оружия. Дальше для меня всё было как в немом, хоть и блеклоцветном кино. Одна горнострелковая рота сходу пошла вдоль высоток с правой стороны долины. Другая - повторила маневр, но только с левой стороны. Взвод 82-мм автоматических миномётов, под прикрытием брони взвода связь, развернулся в боевом положении перед входом в кишлак, и открыл огонь прямой наводкой по дувалу. Где-то, с правой стороны, короткими очередями выплёвывала 23-мм осколочные снаряды "Шилка". Естественно¸ окружающую огневую какофонию, даже близко нельзя ставить на одном уровне с немым кино. Просто все выше перечисленные действия происходили без особого голосового сопровождения, если только не учитывать краткие команды командиров батальона и рот. Да и говоря откровенно, перекричать шум боя с использованием только голосовых связок - дело явно невыполнимое. Поэтому, командиры в основном использовали жесты и личный пример. Не беря в учёт использование переносных радиостанций. Кстати, подчинённые их прекрасно понимали. В общем, по сравнению с этими действиями, американские боевики - детская забава, с Сильвестр Сталлоне - детсадовский мальчуган, в коротких штанишках. Хотя, по горам карабкались не артисты, с которыми проведена масса тренировок и дублей, а обычные 18-20 советские пацаны, которых обучила жизнь, и которые в своём возрасте уже имели солидный боевой опыт. И пусть плотность огня, на мой взгляд, была ощутимая с обеих сторон, у нас потерь не имелось. Кстати, из-за скоротечности вышеописанных действий, я по сути дела, только, успел развернуть свои 82-мм миномёты "Поднос", но надобность в них уже отпала. "Васильки" и башенные пулемёты БТР-70, обеспечили огневое прикрытие, а пехота по гребням гор, осуществила полуокружение кишлака. Только и банда, находившаяся за дувалами, "клювом мух не ловила", и успела на машинах дать дёру в сторону горного массива. Преследовать её, не имело смысла, так как "зелёные", идущие в колонне сзади нас, особого рвения для выполнения данной цели не проявили, а у нашего батальона задача заключалась только в том, что бы поддержать боевые действия "наших афганских боевых товарищей". К слову. Эти самые "афганские боевые товарищи", когда завязался бой, "мужественно", на безопасном расстоянии, дождались его окончания, и только после этого, резво рванули в кишлак. Естественно, за трофеями. И они их получили. Только и нам, кое-что перепало. В виде китайского чая прекрасного качества. Можно было-бы, и ещё кое-чем разжиться, да "зелёные" подсуетились быстрее нас, и выставили возле трофейных грузовых машин своих часовых. Ну, да, и Аллах с ними. До трофеев мы не падкие. Хотя, по слухам, там, в одном грузовичке оказалась очень крупная сумма афганской валюты.
  
   Позднее нам всё-таки удалось расквитаться с "зелёными" за их прыть в деле захвата трофеев. Как известно, афганцы в рейды выходили, по сути дела, налегке. Обмундирование по сезону, личное оружие с комплектом боеприпасов, запас питьевой воды и, в обязательном порядке, одеяло в виде скатки. Ни о каком вещевом мешке с запасом продовольствия и боеприпасов в штатной упаковке, речи не велось. Как правило, продукты им выдавали на один день, которые они и заворачивали в то самое одеяло, переносимое через плечё. В случае задержки на вторые сутки, продукты, в виде растительных, мясорастительных консервов и лепёшек, им сбрасывали с вертолётов или выдавали из запасов, уложенных в машинах. Подобное случилось и в кишлаке Карайлу. Прилетела пара вертолётов МИ-8 с афганскими отличительными знаками, и сбросила несколько мешков, в которых находились консервы. Учитывая тот факт, что в тот момент времени и мы, и "зелёные" находились вперемешку по всей территории кишлака, что-то упало к нам, а что-то - к афганцам. Под шумок, наши ушлые бойцы, мешка три-четыра из данной "посылки", слямзили и спрятали в своей технике. Естественно, все попытки "зелёных", отыскать пропажу, разбились о стену непонимания. Стоит отметить, что в мешках оказались болгарского производства консервированные фасоль и бобы в томатном соусе. Весьма вкусная вещь, по сравнению с нашими консервированными кашами. Во всяком случае, мне они пришлись по вкусу.
  
   Сразу хочется отметить один, немаловажный факт, имеющий непосредственное отношение к сути повествования. Не стану заявлять от имени всех, кто служил в Афганистане, однако, в нашем полку, нашем батальоне, к афганцам, служившим в регулярной армии этого государства, относились с недоверием. От тех, кого, в большинстве случаев, забирали служить в армию насильственно, ничего хорошего ждать было нельзя. Среди "новобранцев" встречались не только безразличные к событиям Апрельской революции, но и явные враги существовавшей новой власти. Ни для кого не секрет, что случаи мятежа в афганской армии против власти, имели не единичные случаи. Да и выстрел в спину "неверному шурави", у правоверных мусульман не считался преступлением. И с мятежем, и с выстрелами из-под тешка, мне приходилось сталкиваться. Видимо, по этим причинам, и не только, всякого рода взаимодействия с "зелёными" носили вынужденный характер, с явно выраженным внутренним сопротивлением. Естественно, были и исключения. К ним относились специальные отдельные батальоны, состоящие из идейных сторонников народной власти и активисты. Только их было незначительное количество, и мы их знали наперечёт. Да и взаимодействовать с подобными надёжными афганскими подразделениями, нам доводилось всего пару-тройку раз. Поэтому, вопрос взаимодействия с афганскими правительственными войсками, больше затрагивать не имеет смысла.
  
   Вернусь несколько в тему. Как мной уже было отмечено, в батальоне во время операций имелось инженерно-сапёрное отделение из состава инженерно-сапёрной роты полка. Практически всегда это отделение на БТР-60 выходило с нами в рейдовые операции. Во главе данного сапёрного отделения, старшим над всеми минёрами, был командир взвода. К сожалению, фамилию его я уже не помню. Работа у этого отделения была, вроде бы, незаметная, однако, весьма значимая для обеспечения боевых действий батальона. Ведь не секрет, что мины и взрывчатые вещества в Афгане широко применялись как местными бандами, так и нами. Причём, вынужден отметить, всевозможных мин и фугасов было заложено столько, что и до сих пор союзнические войска Соединённых Штатов Америки продолжают с ними сталкиваться. Инженерно-сапёрное отделение на марше, как правило, двигалось где-то в голове колонны батальона. В случае обнаружения мины на дороге, её должны были обезвредить или уничтожить. Конечно, если вовремя успели заметить. На моей памяти, к счастью, у нас на колонных путях, подрывов техники не было. Зато, стоило только сойти с трассы Термез-Кабул, вероятность подорваться на мине или фугасе, возрастала в разы. Это, что относится к борьбе с минно-взрывными заграждениями. Зато, свои минные поля нашим сапёрам приходилось ставить довольно часто. Вернее, "минное поле" - это громко сказано. На моей памяти, что-то подобное на незначительной площади сапёрам приходилось ставить всего несколько раз. Именно в классическом варианте. Растяжки из гранат Ф-1 и сигнальные мины в учёт не берутся. В районе ущелья Мармоль сапёры подобное минное поле соорудили. Причём, с внушительной пользой для батальона, результат которой все смогли видеть буквально в течение этого же дня. По данному минному полю группе нашего батальона пришлось позднее выходить для соединения с основными силами. Естественно, двигаясь за сапёрами. А минное поле осталось в "наследства" местным жителям. Минировать сапёрам пришлось и овраги в районе города Ташкурган, причём, как всегда, без последующего снятия мин. Как-то в районе ущелья Андараб сапёры устроили что-то в виде минного мешка. Это когда управляемые противопехотные мины направленного действия, типа МОН-50, МОН-100, МОН-200 были установлены на склонах гор ярусами, перекрывая вход в ущелье. При последовательном подрыве этих мин, практически ни сантиметра пространства дороги, не оставалось не поражённым осколками. Хотелось бы ещё заметить, что сапёры всегда следовали с батальоном при передвижении пешим порядком. Доставалось им, беднягам, изрядно, ведь кроме стандартной экипировки, свойственной любому военнослужащему батальона в горах, сапёр нёс с собой укомплектованную сумку минёра-подрывника, запас взрывчатки в 500-граммовых, 200-граммовых, 100-граммовых и 70-граммовых шашках и противопехотные мины. В общем, вес составлял весьма внушительную цифру. И если, допустим, миномётчики перед возвращением к машинам, обычно расходовали остаток мин, то сапёры приходилось всё переть на себе обратно. Как маленькое дополнение. Во время проведения рейдовой операции в районе ущелья Вальян, мы вечером попали под сильнейший ливень. Учитывая летнюю, промокшую до нитки одежду, ночную прохладу и отсутствие хоть какого-нибудь топлива, замёрзли мы на хребте горы, как те суслики. Требовалось хоть как-то обогреться, иначе к утру большинство солдат подхватили бы неминуемую простуду. Спасли тротиловые шашки из запасов сапёров. Откалывая по кусочку от шашки черенком штыка-ножа, подкладывали их в огонь, и согревались, не столько теплом, сколько видом пламени, так как согреть над этим импровизированным костром, можно было только кончики пальцев рук. Тротил при горении нещадно коптит. К утру все мои подчинённые, включая и меня, стали похожими на мулатов. До негритянского цвета кожи немного не хватало черноты. Зато, заболевших не было. Вот вам и неплановое взаимодействие. Вернее - взаимовыручка.
  
   Взаимодействие с полковой артиллерией. Честно говоря, непосредственно с полковой артиллерией нашему батальону тесно взаимодействовать приходилось не очень часто. Слишком уж разбросанными по всей зоне ответственности нашего полка, были батареи артиллерийского дивизиона. Одна артиллерийская батарея была передана на усиление 154 отдельного отряда специального назначения ГРУ СССР. Ещё одна батарея с управлением дивизиона стояла в районе города Айбак провинции Саманган. Третья артиллерийская батарея, как правило, находилась в пункте постоянной дислокации полка на охранении. Вот её-то и отправляли на усиление рейдовых батальонов. Не в укор артиллеристам (хоть я и сам артиллерист) будет сказано, однако два случая ляпсусов полковых артиллеристов у меня в памяти остались. Первый относится к периоду действий в районе кишлака Джар-Кудук в декабре 1981 года. Тогда уже артиллерийский дивизион полка должен был перевооружаться с 85-мм пушек Д-44 на 122-мм гаубицы Д-30. При поддержке действий пехоты и спецназовцев, снарядов не жалели, порой расходуя их даже ради того, что бы попросту израсходовать. Лупили, куда ни попадя. Вот и чуть не накрыли группу, в которой находился ваш покорный слуга. Благо, без серьёзных последствий, если таковыми не считать испуг. Второй раз артиллеристы явно подвели при проведении рейдовой операции в районе ущелья Вальян в конце мая 1982 года. Когда в кишлаке душманами оказалась зажата группа замполита восьмой горнострелковой роты Сергея Шестопалова, понадобилась артиллерийская поддержка и прикрытие этой группы дымовыми снарядами. Не знаю, кто тогда был прав, а кто - виноват, только дымовых снарядов на батарее оказалось "кот наплакал". Сделали пристрелку, первый залп, а когда Шестопалов с остатками группы пошёл на прорыв, нужные снаряды-то и закончились. И оказались они на открытом месте под прицелом "духов". Потеряли пятерых человек и вернулись обратно в дом. Обидно было до чёртиков. Что, трудно было выложить на грунт и подготовить к стрельбе, хотя бы возле основного орудия, все имеющиеся дымовые снаряды, что бы точно знать их количество? Прошляпили этот момент, понадеявшись на доклады командиров орудий. Для меня это был урок на всю жизнь. Если есть возможность - проверяй достоверность докладов подчинённых лично, не надеясь на других. Если доклад оказался явно "высосанным из пальца" - накажи со всей строгостью, дабы в последующем было неповадно. Вообще-то, наша полковая артиллерия была несколько оторвана от реальности текущего момента. Применяли её редко. Командование дивизиона было в отрыве от двух третьих основных подчинённых подразделений. Да и занимались артиллеристы явно не своим делом. Большую часть времени выполняли задачу по охранению самих себя, а, заодно, и ещё кого-то. Видимо поэтому, когда подходило время выполнять задачи по предназначению, навыков не хватало. Впрочем, не буду их ругать. У каждого в Афгане были свои, чисто специфические задачи, к которым нужно было приноровиться и научиться выполнять без нарушений. Любая смена обстановки, в той или иной мере, выбивала из колеи, и заставляла экстренно перестраиваться. Хорошо, если из напряжённой обстановки попадали в более спокойную, приводящую, хоть частично, к определённому внутреннему расслаблению. А ежели, наоборот? После привольной жизни, попасть сразу же в бой. Тогда уж точно - дело труба.
  
   Расчёт ЗСУ-23-4 "Шилка" в нашем батальоне находился чисто как средство психологического воздействия на непонятливых душманов. "Шайтан-арба". Средств воздушного нападения у басмачей отродясь не было. Поэтому вся радиолокационная аппаратура с "Шилок" была снята, что позволило увеличить возимый боезапас почти в два раза. Как таковую, нашу ЗСУ-23-4 применяли крайне редко, в большинстве случаев используя в качестве легкобронированной подвижной огневой точки при охранении командного пункта батальона.
  
   Танкисты. Те два-три танка, которые изредка придавались рейдовому батальону во время рейдовых операций, существенного значения для нас не имели. К мобильной технике танк можно отнести только с явным приближением. На марше, следуя в голове колонны, они тормозили всё движение. Жрали солярку и двигательное масло. В горах танки применять было и вообще затруднительно. Как по проходимости, так и по ведению огня из пушек в вертикальной плоскости. Вот как тягачи в труднопроходимой местности, особенно, по грязи, они были незаменимые. В общем, в состав усиления батальона танки входили не часто и только при действиях в зоне ответственности полка. Брали их или в Айбаке, или в Шибергане.
  
   На этом закончу повествование о взаимодействии подразделений полкового подчинения, и перейду на более высокий уровень.
  
  5.
  
   Взаимодействие с подразделениями и частями дивизионного и армейского подчинения. Как бы то ни было, приходилось нам взаимодействовать с такими же, как и мы, рейдовыми батальонами других полков дивизии. Поддерживала нас и артиллерия артиллерийского полка. Взаимодействовали мы с 154 отдельным отрядом СН (1-й отдельный мотострелковый батальон) армейского подчинения. О транспортных вертолётах, огневой поддержки и штурмовиках и вообще говорить не приходится. То они были из вертолётной эскадрильи нашей дивизии, то прилетали бог знает откуда, вплоть до территории Союза. Да, чуть не забыл. Мотоманевренные группы пограничных войск КГБ СССР. Эти группы и вообще подчинялись, насколько я знаю, начальству, сидящему на территории Советского Союза. Но, об этом "дистанционном управлении", несколько позже. И все они должны были поддерживать, усиливать, прикрывать огнём, десантировать, эвакуировать, обеспечивать ведение боевых действий воюющих подразделений. Причём, не просто так, как на карте или макете местности, а реально, в условиях быстротекущего боя, когда любое промедление - смерти подобно, любая ошибка - может привести к глупой гибели советских военнослужащих.
  
   Начну с ближних соседей по нашей 201-й мотострелковой дивизии. Накоротке коснусь рейдовой операции, которая проводилась ближе всего к пункту постоянной дислокации нашего полка, почти рядом с Мазари-Шариф. Мармоль. Конец августа - начало сентября 1981 года. Лично для меня именно эта рейдовая операция послужила ярким и запоминающимся примером, к чему может привести полное отсутствие взаимодействия между войсками. Советскими войсками. Конечно, хорошо учиться на примерах чужих, но очень больно - на своих собственных ошибках. Зато, подобные примеры, если они не стали финальными в твоей жизни, запоминаются до гробовой доски. И только полный идиот, забудет их потом.
  
   Подробно описывать весь ход данной операции не стану. Остановлюсь только на вопросах, связанных непосредственно с взаимодействием. Итак. В последний день лета 1981 года часть управления нашего батальона во главе с командиром батальона капитаном Сергачёвым В.А., восьмая горнострелковая рота, усиленный первый огневой взвод миномётной батареи, часть отдельных взводов батальона: автоматических гранатомётов, связи и противотанково-огнемётного, были высажены вертолётным десантом посадочным методом в глубину "пуштунской республики" Мармоль. Десантировались мы недалеко от горы с высотой 2627,0, километрах в трёх от населённого пункта Сари-Шор и в пятнадцати километрах от населённого пункта Шадиан. Именно эту высотку и оседлала наша группа, заняв классическую схему обороны: ротный опорный пункт в одну линию, взводный опорный пункт миномётной батареи (именно опорный пункт, а не огневую позицию, так как впереди у меня никого не оказалось и основу обороны составляли одиночные окопы для стрельбы), и отдельные взвода батальона с управлением батальона - в качестве второго эшелона наших позиций.
  
   Одновременно с нами, в том же районе, высадилась горнострелковая рота с одним или двумя миномётами рейдового батальона 149-го мотострелкового полка. По задумкам командования дивизии, эта рота временно переподчинялась нашему батальону и должна была действовать в интересах всей сводной группы. Должна-то, должна, да вот, система управления в этом вопросе дала сбой. С ротой 149-го мотострелкового полка десантировался аж целый заместитель командира полка по политической части. Не в качестве руководителя, а так, как наблюдатель. Для сего? Что его вообще, понесло в горы, да ещё и во время проведения операции в таком районе, где уже сложили головы не один десяток "шурави"? Думаю, ответ на эти вопросы очевиден. То ли дурь командования, то ли какие-то амбиции (как же, капитан из другого полка, пусть и командир батальона, будет командовать целым подполковником - заместителем командира полка), заставили эту роту держать радиосвязь не с капитаном Сергачёвым, а с командованием своего батальона и полка. Учитывая тот факт, что высадка десанта производилась поздно вечером, связь с ротой 149-го полка установить так и не удалось. В общем, группа нашего батальона действовала сама по себе, выполняя поставленную задачу, а соседняя рота - сама по себе, со своей собственной задачей. И мы, и они знали только приблизительно местоположение соседа и начертание переднего края. Это при том, при всём, что по прямой расстояние между нашими флангами было около двух километров. Естественно - по прямой. С учётом перепадов высот, расстояние было раза в полтора-два больше. В общем, именно тогда и в том месте, и взаимодействие, и управление между нашим батальоном и ротой соседнего полка, отсутствовали как таковые.
  
   Ночная атака духовской банды, лично для меня была совершенно неожиданной. Как-то я ещё не имел опыта непосредственного отражения атаки противника, не в учебном, а в реальном бою. Да ещё и ночью. Обычно, мы гонялись за душманами, пытались их догнать, блокировать, уничтожить, при прорыве басмачей, опять догнать, блокировать, уничтожить и так до бесконечности. А тут - на тебе! Сами басмачи решили сделать "шурави" секир башка. В общем, мои два десятка миномётчиков ночную атаку на нашу позицию, с трудом, но отбили. Восьмая горнострелковая рота, на передний край которой после нас вышли душманы, тоже со своей задачей справилась успешно. А вот роте 149 полка, досталось весьма изрядно. Хотя, нападение на них внезапным назвать просто язык не поворачивается. Моя группа вела бой по времени где-то от 10 до 30 минут. Восьмая рота сумела плотностью огня заставить отойти "духов" где-то минут через десять. Потом, около часа вокруг нас была относительная тишина, скрашиваемая только отдельными нервными выстрелами и короткими очередями. Этого времени банде оказалось вполне достаточно, что бы по горам, в кромешной темноте, выйти к новой цели. Вероятнее всего, что в той роте попросту посчитали, что банда ушла, успокоились и потеряли бдительность. Что произошло потом, мы могли судить только по звукам боя, который в горах распространяется прекрасно. Сперва, был слышен сплошной гул перекрывающих друг друга очередей и частых одиночных выстрелов. Совсем не долго. Потом раздавалась только очаговая стрельба, со значительными временными интервалами. Всё это - где-то в течение часа с небольшим. Ближе к рассвету, всё стихло, и ни один звук, напоминающий бой, не раздавался в горах. Хотя, я не совсем прав. С первыми лучами солнца, подсветившими горные вершины на востоке, к нашей обороне со всех сторон начали выходить оставшиеся в живых солдаты и сержанты роты 149-го полка. Естественно, не беззвучно, как призраки, а сопровождаемые реальными шагами и шорохом осыпающихся камней.
  
   Итог? Весьма плачевный. Хотя, мог быть ещё страшнее. Из 60-70 человек той роты, которые высадились с вертолётов накануне вечером, семь человек погибло и четырнадцать получили ранение. Реально, из всей обороны роты остался один очаг, вокруг расчёта пулемёта ПКМ, который, по сути дела, спас остатки роты от полного её уничтожения. Среди погибших оказались замполит полка и командир миномётной батареи. Говоря откровенно, если в группе нашего батальона нервное напряжение того ночного боя держалось практически сутки, до того момента, когда нам удалось хоть немного отплатить этой же самой банде, то настроение оставшихся в живых военнослужащих роты соседнего полка, описывать не берусь. Радость от того, что остался жив, не в состоянии перекрыть полученную психологическую травму. Хотя, со временем и это проходит, делая из одного - настоящего бойца, а из другого - неисправимого труса.
  
   Днём на тропе, по которой накануне ночью к нам поднималась банда, устроили минную засаду, предварительно пристреляв её из миномётов. Выше минного поля поставили пост от восьмой роты во главе с замполитом роты Сергеем Шестопаловым. У них имелись ночные прицелы к винтовкам СВД. С наступлением сумерек, эта же банда вновь начала подъём к нашим позициям. Этот новый эксперимент вышел им боком. Когда банда втянулась на минное поле, по команде Сергея Шестопалова, переданной по радиостанции, я, по пристрелянным данным, накрыл её из миномётов. Уходя от разрывов мин, басмачи выскочили на противопехотные мины. Их потери за этот скоротечный бой, превзошли все наши совместные потери предыдущей ночи. Для них это был хороший урок. Довольствуйся тем, что уже получил, воспользовавшись внезапностью, и не помышляй о большем, воюя с "шурави". Мы ведь не лохи, хотя и умеем наступать на одни и те же грабли повторно.
  
   Хотелось бы отметить, что в дальнейшем, даже на этой самой операции, нам доводилось неоднократно тесно взаимодействовать с соседним полком из Кундуза. Успешно и результативно. Даже во время последующего штурма перевала. Тогда нашей группе были приданы БМП-2 из всё той же горнострелковой роты, которые пришли бронегруппой через Шадианское ущелье на усиление вместе с нашими БТР-70. Здесь уж о провалах со связью и управлением говорить нет смысла. Всё было чётко рассчитано и спланировано.
  
   Дабы не возвращаться позднее, отмечу то взаимодействие, которое осуществлялось у нас постоянно и очень тесно с военно-воздушными силами нашей 40-й армии. Кто не в курсе, дам небольшую информацию, чисто статистического характера. На территории Афганистана пилотируемых летательных аппаратов было очень много. Чисто по номерам полевых почт воинских частей, я насчитал девяносто восемь частей и подразделений летунов различной направленности. Естественно, львиную долю из них составляли части управления, обеспечения и обслуживания. Но ведь все они непосредственно входили в смешанный авиационный корпус ВВС 40-й армии. С территории Союза в периодическом порядке действовали ещё почти два десятка боевых воинских частей, которые в той или иной мере оказывали помощь нашим войскам при ведении боевых действий. Пожалуй, во многих военных округах и группах войск за границей, таких мощных сил ВВС не имелось, как в нашей 40-й армии. Понятное дело, что на один летающий экипаж той или иной направленности, приходилось порой сотня человек всевозможных управленцев, технарей, обеспеченцев и охранников. Речь, по большему счёту, не об этом. Ведь и к нам на операции прилетали отнюдь не десятки боевых машин. На моей памяти, максимальное количестве вертолётов, действовавших одновременно над нашими головами, не превышало десятка единиц. Обычно же, вертолётную поддержку оказывали две пары вертолётов МИ-24 и МИ-8. Пока Ми-24 производили штурмовку позиций душманов, Ми-8 осуществляли их прикрытие. Потом задачи менялись на противоположные. А вот в районе кишлака Джар-Кудук, вертолётчики впервые продемонстрировали нам знаменитую "карусель". Во всяком случае, я её видел именно впервые. По сути дела, вся возможная противовоздушная оборона "духов" к тому времени уже была полностью подавлена, и остерегаться хлёсткой очереди 12,7-мм пулемёта ДШК не приходилось. О "Стингерах" тогда даже ещё и не говорили. Впечатляющее зрелище, когда занимаешь место на галёрке импровизированного театра. Но, совсем не хотелось бы мне попасть туда, куда были направлены прицелы вертолётов. Это, что касается чисто воздушной огневой поддержки. Для этой цели с командованием батальона почти всегда находился авианаводчик. Что стоит заметить, так это, порой, непродуманность в обеспечении безопасности самих авианаводчиков. В чём это заключалось? А в том, что все мы, личный состав рейдового батальона, ходили постоянно в однообразной хлопчатобумажной форме старого образца и панамах. "Афганки" песчаного цвета, ещё и в проекте не существовали. Кстати, нашивание "афганцами" карманов на старое хлопчатобумажное обмундирование для увеличения носимого комплекта всяческих мелочей, послужило прообразом создания новой формы, получившей в армейском обиходе название "афганка". Однако, непроизвольно отвлёкся, "зацепившись" за уголок воспоминаний. Вернусь к авианаводчикам. Зачастую эти самые авианаводчики прибывали к нам перед проведением очередной рейдовой операции одетые в ту форму, которую они привычно носили у себя на аэродроме. Кто в голубой, кто в жёлто-песчаной. На общем фоне нашей однообразной формы, они явно выделялись даже с солидной дальности наблюдения. Это, согласитесь, было не только неразумно, но и крайне опасно. Душманские снайпера вообще стремились в первую очередь поразить выстрелом тех, кто хоть чем-то выделялся из общей массы. Как формой одежды, так и жестами, командами, инициативой. Командование батальона, вполне естественно, старалось всеми силами подобные "выделения" не допустить. Находили другую одежду для авианаводчиков, старались, что бы они как можно меньше выделялись со своими радиостанциями из общей массы, назначали им "телохранителей" и прочее, и прочее. В общем, в батальоне авианаводчик был желанным, дорогим и бережно охраняемым человеком. От его действий, порой, зависели не только успех операции в целом, но и, что более важно, жизнь наших парней. Конечно, бывали и у лётчиков ошибки. Чего греха таить, нередко неуправляемые реактивные снаряды накрывали свои войска, благо, что именно они, как правило, становились увертюрой огневого налёта. Автоматические пушки и пулемёты, на наше счастье, были уже десертом. Будь всё наоборот, более результативный огонь из автоматических пушек и пулемётов, наделал бы гораздо больше гадостей. Впрочем, на мой взгляд, огневое поражение басмачей с воздуха, было не самым важным в работе вертолётчиков. Для нас это был чисто психологический эффект и возможность во время авианалёта передохнуть. А вот проведение десантирования посадочным методом, подвоз воды, боеприпасов и продовольствия, эвакуация раненых - неоценимая помощь пехоте, предоставляемая вертолётчиками. И ещё, производство освещения местности в ночных условиях САБами. Причём, всё это производилось практически постоянно, без задержек, в срочном порядке. Если, конечно, позволяли погодные условия. Так что, говоря о взаимодействии между участниками боевых действий, упустить этот пункт - взаимодействия с авиаторами - преступление. И, уже не в контексте взаимодействия. Чисто по вопросу передвижения на территории Афганистана и из Афгана в Союз. Львиная доля всех перевозок осуществлялась именно авиацией различных видов. Причём, бесплатно и, по сути дела, без каких-то бюрократических проволочек. Хотя, говорят, что в Кабуле, что-то в виде получения разрешения и пропуска на борт летательного аппарата всё же существовало. В моё время, что бы улететь из Ташкургана, Кундуза, Айбака, Мазари-Шариф, Пули-Хумри, Хайратона в какую-то другую точку нашей зоны ответственности, и даже в Кабул, достаточно было просто договориться с лётчиками. Что было вполне решаемо. Особенно во второй половине своего пребывания в Афгане. Не задавайте только вопрос: "Почему?" Впрочем, пора переходить к другим составляющим своего повествования.
  
   Взаимодействие с воинскими частями армейского подчинения. Довелось нам первый раз осуществлять подобные действия в декабре 1981 года. В первый раз именно в период моего пребывания в Афгане. Всё когда-то бывает в первый раз именно у тебя. Вероятно, что батальону доводилось ранее с подобным сталкиваться. Хотя, именно с этой частью - точно впервые. Действовали мы с 1-м отдельным мотострелковым батальоном армейского подчинения. Так все его официально в то время называли. Настоящее его название не афишировалось, хотя это был 154 отдельный отряд специального назначения ГРУ Вооружённых Сил СССР. На территорию Афганистана этот отряд (буду в дальнейшем называть его 154 оо СН) был введен 30 октября 1981 года. По сути дела, весь личный состав этой воинской части, в Афганистане находился, к описываемым мной событиям, всего только месяц. Как таковых крупных операций они ещё не проводили, и в подобных, не участвовали. Хотя, прочитав воспоминания командира 154 оо СН Стодеревского И.Ю., в свой первый месяц боевой деятельности в Афганистане, этот отряд времени даром не терял. Борьба с бандформированиями провинции проводилась постоянно и повсеместно, хотя и небольшими силами, отрывая для этих целей одну-две роты. Впрочем, эту уже не так существенно, ведь это уже относится непосредственно к действиям конкретного отряда.
  
   На операцию, о которой я хочу поведать, наш батальон выехал в полдень 1-го декабря 1981 года. Я только два дня назад вернулся из Союза после лечения от желтухи. До лагеря 154 оо СН, который находился в районе города Акча, добрались в этот же день. Пять дней совместно с отрядом "катались" по провинции, пытаясь то прорваться к населённому пункту Сари-Пуль, то "почистить" кишлаки в районе Джаркудук. В общем, рутинная, неинтересная деятельность, которая имела незначительную результативность, но принесла нам определённые потери в технике. Только 6-го декабря началась именно интересная работа. Блокировка и уничтожение крупной басмаческой банды в горном кишлаке Джар-Кудук. Не путайте с Джаркудуком. Это, по сути дела, два, совершенно разные населённые пункта, находившиеся на солидном расстоянии друг от друга. На картах они в названии различались именно большой буквой и дефисом. В Джаркудуке размещались танкисты нашего полка с каким-то отрядом спецназа КГБ СССР, а в Джар-Кудуке - басмаческая банда, на базе которой готовились специалисты для других банд севера Афганистана. По замыслу командования, этот кишлак, сперва, нужно было блокировать с трёх сторон - запада, юга и востока, - десантированием с вертолётов посадочным методом. Потом, уже вторым заходом вертолётов, долину перекрыть с севера ещё одним вертолётным десантом. Третий этап заключался в подходе бронегруппы сводного отряда вместе с батальоном Цорандоя и артиллерией поддержки. Что этими действиями пытались достигнуть? С запада, юга и востока действовали три роты специального назначения от 154 оо СН. Они то и должны были оседлать господствующие высоты вокруг кишлака, и тем самым, не позволить душманам организовать оборону или уйти в горы. Единственная сносная дорога из кишлака, ведущая на север, уже была перекрыта бронетехникой, поэтому всякие попытки "духов" уйти по ней, были обречены на провал. В качестве инструкторов при миномётчиках и артнаводчиков, в каждую роту отряда СН направили офицеров нашей миномётной батареи.
  
   Мне довелось воевать с 1-й ротой специального назначения, которую десантировали западнее Джар-Кудука. Командовал ротой в то время старший лейтенант Сергей Руковишников. Вертолёты с первого захода плюхнулись в низинке, метрах в 200-300 от пупка горы, на которой явно было видно какое-то оборонительное сооружение душманов непонятной формы. Пока рота начала подниматься к этому опорному пункту, взлетевшие вертолёты МИ-8 обработали этот пупок НУРСами, после чего - улетели за второй группой десантирования. Во время воздушной штурмовки, душманы, находившиеся в опорном пункте, спрятались в норы, отрытые прямо в окопах. С отлётом вертушек, они заняли свои места и открыли огонь по наступающей роте. Говоря откровенно, мне первый и последний раз в жизни тогда довелось видеть воочию атаку опорного пункта в лоб под довольно плотным огнем противника. Если к этому прибавить ещё и то, что в центре опорного пункта стоял 12,7-мм крупнокалиберный пулемёт ДШК, то подобная атака может показаться просто абсурдной. Пулемёт, к счастью, удалось почти сразу подавить выстрелом из гранатомёта "Муха". Да и, скорее всего, басмачи также подобной наглой атаки не ожидали. Поэтому, пусть и с потерями, но опорный пункт удалось взять. С нашей стороны - двое убиты, четверо раненых. Полтора десятка "духов" в опорном пункте прекратили своё существование. Статистика вполне сносная. Да и подобную атаку в лоб можно оправдать необходимостью. Хоть мы этого не знали и попросту видеть не могли, но на помощь гарнизону опорного пункта из кишлака спешила подмога, численностью около полусотни вооружённых басмачей. Рота спецназа опередила эту самую подмогу, буквально метров на двести. Если бы наша группа хоть немного замешкалась и душманам удалось бы занять оборону в опорном пункте, потерь с нашей стороны было бы в разы больше. Да и то сказать, при действующей численности роты спецназа около 70 человек, соотношение сил стало бы один к одному. Для наступления попросту неприемлемо. В общем и целом, роте удалось захватить опорный пункт раньше и сосредоточенным огнём заставить спешащую на помощь группу "духов" залечь, а потом и вовсе ретироваться обратно в кишлак. Опорный пункт остался за нами. Коротко об опорном пункте. Прямо на пупке горы, метров тридцать в диаметре, была отрыта кольцевая траншея неправильной окружности с несколькими ячейками для огневых средств в разные стороны. На самом пупке располагалась огневая точка 12.7-мм пулемёта ДШК, к которой вели соединительные хода сообщения. В стенках кольцевой траншеи имелись солидные ниши укрытий, ведущие в толщу земли. Этот опорный пункт позволял с лёгкостью разместить до сотни вооружённых людей. Благо, что дежурная смена составляла всего полтора десятка "духов". На память о том опорном пункте душманов у меня остались маленький Коран, чётки из полудрагоценного камня и перстень жёлтого металла. Был ещё и пистолет неказистого вида, но я его сдал, как трофейное оружие. Просто он мне не приглянулся. Когда с севера десант нашего 3-го горнострелкового батальона завершил полное окружение кишлака, кольцо окружение начали постепенно сжимать. Рота, в которой я находился, заняла высотки в непосредственной близости от западной окраины Джар-Кудука.
  
   В этот день наши активные действия, по большому счёту, закончились. Окружение было плотным и через наши позиции пройти стало попросту невозможно. Окопались. На ночь, в предчувствии возможного прорыва басмачей, как со стороны кишлака, так и с внешней стороны, была организована круговая обороны с выставлением посменных постов. Меня, как "гостя", от дежурства ночью освободили. Хотя я и сам изредка поднимался, когда начиналась стрельба. Чисто в силу привычки. Стоит отметить, что служба в роте СН была организована на высшем уровне. Каждый знал свою задачу. Вера в надёжность дежурной смены была абсолютная. Для усиления имелась группа немедленного реагирования, которая спала в пол глаза. Зато уж отдыхающую смену никто не тревожил. Эта организация позволила всем неплохо отдохнуть и подготовиться к следующему дню. Правда, попытка душманов прорыва с внешней стороны блокировки было всё-таки предпринята. Её, сперва, отбили огней из стрелкового оружия, а потом уж батарея РСЗО "Град", стрелявшая по ущелью, в котором копошились басмачи, идущие на помощь, отбила всякое желание оных продолжать бесплодные попытки подобных прорывов. В общем, скажу так. Кто попал в подобную обстановку впервые, в такую ночь не отдохнул бы. Для обстрелянных и спокойных людей это было несколько привычнее. Я, например, отдохнул прилично, хотя и стрельба, и рёв реактивных снарядов, пролетавших над головой, заставлял подниматься, что бы полюбопытствовать: "Что здесь происходит?", перекурить на пару с дежурным офицером, и вновь улечься спать.
  
   Следующие два дня возились с местными жителями, добивали оставшихся душманов, ликвидировали исламские комитеты со всей их документацией, собирали трофейное оружие, технику, боеприпасы, имущество, средства связи. Ничего особо примечательного. Разве что, когда рота налегке седьмого числа спустилась в кишлак, оставив меня с миномётчиками и двумя расчётами ПКМ на месте ночёвка, мне довелось немного порезвиться. Дело в том, что по договорённости с командиром роты, он должен был предупредить меня о своём возвращении по радиостанции и обозначить прибытие наземным сигнальным патроном оранжевого огня. Все остальные группы, независимо от принадлежности, пытающиеся выйти из кишлака, я должен был, или возвращать назад, или, в случае попытки прорыва, уничтожать. Огневых средств для этого, у меня было предостаточно. Для выполнения поставленной задачи, я организовал дежурство и наблюдение имеющимися силами. Ближе к обеду, наблюдатель мне доложил, что на окраине кишлака замечено какое-то движение. Прилёг возле расчёта пулемёта ПКМ. На кривой улочке, ведущей в глубину кишлака, появилась группа людей, человек пять. Вроде, по форме можно было определить, что это свои. Да, чем чёрт не шутит? Пулемётчик, более глазастый, чем я, сказал, что вроде бы, кто-то похож на их замполита. Вот я и решил их проучить, а, заодно, научить вниманию, бдительности и недопущению беспечности на вражеской территории. Забрал пулемёт у наводчика, и при выходе вышеуказанной группы на ровное место перед дувалами, сделал метрах в двадцать перед ними очередь десятка в полтора патронов. Группу, как ветром сдуло. Потом из-за угла дувала, выглянула голова, осмотрелась по сторонам, увидела ощетинившуюся оборону на горке и смотрящий на них ствол пулемёта, и вновь спряталась. Через минуту из-за дувала раздались крики, что это идут свои, и стрелять не нужно. Свои, так - свои. Крикнул, что бы они поднимались на горку к нам. Поднялись. На их зимних куртках погон со знаками различия, в отличие от моей формы, не было. Хорошо, что я сам стрелял на предупреждение. Меня даже поругать постеснялись. Тем более, что сделано всё было правильно. Если бы я приказал стрелять пулемётчика, ему бы, уж точно, досталось на орехи. Для проформы, что бы не пришлось самому оправдываться, я пришедших ещё и отругал, сказав, что стрелял чисто на испуг, а ведь мог бы дождаться, пока они все окажутся на ровной местности, и положить одной очередью. Мне и моему "гарнизону" это было чистым развлечением, что бы хоть как-то скрасить вынужденное безделье. А как противоположной стороне? Думаю, наука для них даром не прошла.
  
   Восьмого числа, во второй половине дня, рота СН, в которой находился и я, пройдя через весь кишлак, вышла к нашей бронегруппе. Командир нашего батальона капитан Сергачёв В.А., сказал мне, что на этом моя миссия при роте специального назначения закончена, и я могу возвращаться к себе в батарею. Что я с радостью и сделал. Через небольшой промежуток времени поступила команда "По местам", и обе колонны - нашего батальона и 154 оо СН, - отбыли каждый в своём направлении. Мы поехали в Шиберган, где находился командный пункт танкового батальона нашего полка, а 154 отряд СН - к себе под Акчу.
  
   В последующем лично мне воевать с подразделениями 154 оо СН больше не довелось. Хотя, с сентября 1982 года, когда я занял гарнизон под Хазрати-Султаном, этот отряд был до самой моей замены непосредственным соседом. В гости к ним я ходил очень редко. Вместе с командиром своей батареи организовали взаимодействие, прикрывали друг друга на водонасосной станции, которая находилась у меня под мостом, проводили взаимное информирование (при необходимости). С другой стороны, под боком у такой внушительной силы, чувствовал я себя в относительном спокойствии. И в то же время, скажем так. Слишком уж засекреченным был этот самый 1-й отдельный мотострелковый батальон (154 оо СН). Да и гости, прилетавшие в отряд на вертолётах из Кундуза, Кабула и даже Ташкента, доставляли лично мне определённые неприятности служебного порядка и ненужные переживания. Гости - высокого полёта. А так, больше никаких хлопот соседи не приносили. В довершение к уже сказанному. Чисто свои выводы и наблюдения. Отряд воевать умел хорошо, однако, любил воевать в одиночку, своими силами. Насколько я могу судить, доверие их нужно было заслужить. Да и то, совсем не факт, что после этой самой "заслуги", они захотят воевать с тобой бок о бок. Ну да, это уж их проблема. Да и то, в прошедшем времени. Знаю точно, в декабре 1981 года взаимодействовали мы с этим отрядом здорово и плодотворно.
  
   Пограничные войска Комитета государственной безопасности СССР. Кто не в курсе дела, даю бесплатную информацию. На территории Афганистана присутствовали не только отдельные представители данных войск, но и целые воинские подразделения, составлявшие, по своей сути, отдельные усиленные батальоны. Назывались они ММГ - мотоманевренные группы Пограничных войск КГБ СССР. Довольно интересная, по своей структуре, организация. Любая ММГ пограничников, по своей штатно-численной структуре и имеющемуся вооружению, на порядок была мощнее любого горнострелкового и десантного батальона. Сравниться по силе с ними могли только отдельные отряды специального назначения ГРУ СССР. Сужу чисто по ММГ пограничников, которая, в 1982 году дислоцировалась в старой афганской крепости города Ташкурган. Признаюсь откровенно. Когда именно эти пограничники вошли на территорию Афганистана и стали в Ташкургане, мне совершенно не известно. Хотя, этакая мощная организация, проходя мимо пункта постоянной дислокации нашего полка, не могла остаться незамеченной для любопытного взгляда. Более того, в старой афганской крепости, которая находилась совсем недалеко от трассы Термез-Кабул, их нахождение для меня было по первому времени, совершенно незаметно. Всё было покрыто тайной, как это свойственно Комитету государственной безопасности. Принцип черепахи: "Не высовываться". Более того. В расположении этой самой ММГ, мне побывать так и не удалось. И видел я стены крепости только издалека. Во-первых, город Ташкурган славой гостеприимства афганцев для шурави, не пользовался. Во-вторых, меня никто туда, я имею в виду ММГ, не приглашал. Ну, и в-третьих, находясь всего в восемнадцати километрах от пункта постоянной дислокации нашего полка, ММГ как-то ускользнула от моего внимания. Когда выезжали в рейдовую операцию батальоном, или же, возникала иная необходимость движения по трассе в сторону Айбака, если и делали какую-то остановку на привал, то уж на источнике. И места для стоянки колонны имелось в достатке, что бы не перекрыть движение остальным ездунам, и удовольствий на источнике было на порядок больше.
  
   Чем занимались пограничники на удалении более чем в семьдесят километров от государственной границы в глубине Афганистана? Могу только предположить, так как достоверных сведений не имею. Поэтому, гадать не стану, да и вводить остальных в заблуждение, тоже. Это была особая воинская часть, связанная своим непосредственным начальством по рукам и ногам строжайшими инструкциями. Командир мобгруппы был полностью лишён самостоятельности. При нём постоянно находилась оперативная группа из Термезского погранотряда в количестве трёх человек, и он был обязан согласовывать с ней все свои действия. Хорошо это, или плохо? На мой взгляд, хуже не придумаешь. Особенно если взять в учёт, что все наши войска в Афганистане постоянно находились в состоянии боевых действий. Порой несколько минут промедления в действиях, могли стоить другим жизни. Чисто в качестве примера. Как-то раз в районе города Ташкургана, одна из транспортных колонн 40-й Армии попала в засаду. На помощь ей пришли подразделения нашего 122-го мотострелкового полка, которым пришлось для этого пройти около 20 километров. Подразделения 154-го оо СН, пройдя 30 километров, также пришли на выручку незнакомых товарищей. Мобгруппа погранвойск не пришла, хотя размещалась в крепости этого самого города Ташкурган, буквально в 3 километрах от места боя. Им это не разрешило сделать командование погранотряда, который размещался в Термезе, почти в сотне километрах от места события. Видимо, с высоты руководящих кресел в Союзе, гораздо виднее, нужно выручать советских военнослужащих, погибающих в Афганистане, или же можно это проигнорировать. Для моего понимания это остаётся "чёрной дырой". Да и вообще, всевозможных ограничений у наших соседей-пограничников, было более чем достаточно. Иногда, доходящих до абсурда: "Без поддержки авиации работать запрещено", "Действовать только в зоне, чётко определённой командованием в Союзе", "Никаких решительных боевых действий, без указания сверху, не предпринимать", "Если во время проведения спланированной и утверждённой операции, что-то выйдет за пределы ограничений, боевые действия прекращать, и возвращаться в ППД", и прочее и прочее.
  
   Существовало что-то наподобие анекдота, который, с чувством горечи, рассказывали сами командиры подразделений ММГ пограничников. Для того, чтобы пограничникам ММГ выйти на операцию надо спросить разрешение Термеза. Термез должен спросить разрешение Ашхабада (там был штаб Среднеазиацкого пограничного округа). Ашхабад оповестит об этом руководство КГБ СССР в Москве. КГБ уточнит у американского ЦРУ, собираются ли душманы нападать на мобгруппу, и если нет, то тогда выход разрешат. Я, конечно, понимаю бойцов и командиров мотоманевренной группы. Им было неловко в глазах остальных окружающих их воинов-интернационалистов. Однако, ограничения имелись, и через них переступить было невозможно. На этом, пожалуй, информационную часть и закончу.
  
   Перейду к рассказу о том, как нашему батальону довелось взаимодействовать с ММГ пограничников, находившихся в городе Ташкургане. Произошло это во второй половине апреля 1982 года. Для нашего 3-го горнострелкового батальона выход на эту операция был явно непланового характера, да ещё и в самый, как говорится, раз. Буквально неделю назад до данного выезда, мы вернулись с рейдовой операции в районе Пули-Хумри - Вальян. Приехали накануне начала проверки, которую должны были проводить представители Туркестанского военного округа (наподобие полугодовых проверок войск в Союзе). За неделю отдохнуть и прийти в себя успели, а вот под проверку попадать совершенно желания не было. В общем, 14 апреля 1982 года, батальон в семь часов утра, по тревоге, выехал в город Ташкурган. Вдаваться в подробности данной операции не стану, так как её описание уже мной сделано ранее и в другом повествовании. Коснусь только самих взаимодействий с пограничниками. Это того стоит.
  
   Скажу сразу и откровенно. В более скрупулёзно продуманной, спланированной и красиво исполненной рейдовой операции, мне ни до того, ни после того, участвовать не доводилось. Не будь цель этой операции такой мелкой, в рамках даже дивизионного масштаба, её можно было бы преподавать слушателям академии, как образец тактического мышления и предусмотрительности. Однако, к сути.
  
   Как уже отмечалось ранее, выход на данную рейдовую операцию носил явно неплановый характер. Какие факты об этом говорят? Самые достоверные. Командование полка не поднимало бы столько шума по вопросам подготовки к сдаче проверки, если бы знало о том, что батальона, как такового, в расположении полка в этот период не будет. А так, всех нас попросту затретировали за те семь дней, что мы вернулись с Вальяна. "Зелёных", то есть правительственные войска, об операции заранее также не предупредили. Это - не удивительно. С подъёма взяли вооружение, имущество, загрузились в транспорт и - вперёд. Двигались мы из пункта постоянной дислокации полка ускоренным маршем, чтобы внезапно охватить Ташкурган со всех сторон, занять господствующие высоты и полностью блокировать населённый пункт. Задачи подразделениям были поставлены ещё в пункте постоянной дислокации полка, поэтому при подходе к городу Ташкурган, колонна сходу разошлась веером и устремилась к своим позициям. Миномётная батарея заняла огневые позиции с юго-западной стороны Ташкургана, метрах в 200-х от командного пункта батальоны. Южную, юго-восточную и восточную стороны перекрыли подразделения ММГ пограничников. Западная сторона кишлака была блокирована взводами 8-й горнострелковой ротой. С севера подходы к городку контролировала 7-я горнострелковая рота. К слову сказать, пограничники занимали самые опасные подходы к Ташкургану, так как именно с востока и юга начинались горные массивы, контролируемые бандами Мармоля. Западная и северная окраины города выходили на равнинную местность, пусть и густо пересечённую арыками, идущими от реки Саманган, однако, весьма неплохо просматриваемую. Итак, "мешочек" стал плотно завязанным. Теперь главное было - не дать возможности "духам" выскользнуть из него. Прочёсывать городок планировалось силами "зелёных" из афганской дивизии, размещавшейся в городе Мазари-Шариф, совместно с Цорандоем и ХАДОМ (контрразведчиками ДРА). По плану они должны были подойти к городу значительно позднее. К вечеру этого же дня, командир батареи старший лейтенант Паша Бурмистров с частью личного состава батареи (два расчёта "Василёк", второй огневой взвод "Подносов") вернулись в полк, строить в планируемом новом ППД полка комнаты для хранения оружия и кладовые. Я с полубатареей, состоявшей из моего первого огневого взвода 82-мм миномётов "Поднос" и первого расчёта 82-мм автоматических миномётов "Василёк" остался старшим над миномётчиками. К вечеру произвели полное инженерное оборудование огневых позиций, машины укрыли за ближайшими холмами и развалинами зданий. В общем, мы стали практически полностью укрытыми и невидимыми для противника, который о местах нашего расположения теперь мог узнать только после тщательного наблюдения. Стоит отметить, что с момента нашего появления возле города, всякое движение в нём полностью прекратилось, как будто бы, населения города не стало вообще. Понятное дело, что за нами наблюдали десятки внимательных глаз, фиксируя каждую огневую точку шурави. До наступления темноты из миномётов пристрелял подходы к городу и близлежащие овраги на флангах и в нашем тылу. Опыт подсказывал, что атаки басмачей могут быть не только из кишлака, но и снаружи блокировки.
  
   Общая цель всех данных мероприятий. Оперативная разведка мотоманевренной группы пограничников во взаимодействии с другими советскими разведывательными органами в этом районе, установили, что в городе Ташкургане собираются главари банд местного значения для проведения совещания и дальнейшей координации совместных действий. В основном - главари банд из Мазари-Шариф, Мармоля, Шадиана, Айбака и прочих "злачных" мест ближайшей округи. Собираются незначительными силами, в основном отрядами телохранителей человек по 15-20. Было решено советским командованием в этот момент город окружить, закрыть все выходы, произвести "зачистку" и уничтожение данных мелких отрядов, и этим самым лишить банды руководства. Ведь не секрет, что при ликвидации главаря банды и его заместителей, банда, зачастую, попросту рассыпалась. Наиболее активные и непримиримые члены банды, переходили к другим главарям. "Болото", взятое силком из кишлаков, составлявшее большинство, возвращались к родным домам. Именно поэтому, цель оправдывала средства. Кстати, телохранителями у главарей банд, зачастую, были самые кровожадные, отпетые мерзавцы и проверенные делом душманы.
  
   На следующий день осуществления окружения, после обеда, из Северного городка Кундуза, под охраной пехоты подошла реактивная артиллерийская батарея 122-мм реактивных систем залпового огня БМ-21 "Град" артиллерийского полка 201 мотострелковой дивизии. Она должна была обеспечивать огневое прикрытие проведения операции. Сильнейшее психологическое "оружие убеждения" басмачей, страшное не столько точностью своего попадания, сколько массовостью выпускаемых снарядов, громом залпа, клубами дыма и пыли. Даже если из 240 снарядов, выпущенных одним залпом батареи за 20 секунд, пара-тройка снарядов попадёт в цель, остальные, любого нормального человека испугают до полусмерти. "Зелёные" пока не появились. Видимо командование решило потрепать "духам" нервы и заставить проявить себя активными действиями. Воин, потерявший уверенность в себе, уже не воин.
  
   После обеда этого же дня, пока у меня и у солдат было ярко выраженное желание, проводили тренировку расчётов в действии при ведении огня на 360º. Сужу по своему опыту. Если перед началом любого занятия и тренировки доходчиво объяснить подчинённым, какой цели мы добиваемся, любые действия приобретают смысл и проводятся с желанием. Особенно, если на кону стоит жизнь. Для 82-мм миномётов "Поднос" ведение огня в любом направлении - вполне привычное и заранее натренированное действие. А вот для расчёта "Василёк" работа была довольно трудная. Переведи автоматический миномёт из боевого положения в походное, разверни в требуемое направление, опять переведи в боевое положение. Всё это занимало около 3-4 минут. Решил не портить технику понапрасну и расположить "Василёк" по центру огневой позиции, стволом в сторону Ташкургана, а "Подносы" - дугой с двух сторон от него. Продолжали заниматься совершенствованием инженерного оборудования своих огневых позиций. По возможности, оборудовали траншеи к миномётным окопам, одиночные окопы для ведения огня из автоматов, укрытия на случай обстрела со стороны кишлака. Благо, грунт на сопках был лёгкий, песчаный, копать было одно удовольствие. Рядом с огневой позицией миномётной батареи командир батальона поставил гусеничный тягач БТС ремонтной роты. Как ни посмотри, но на командирской башне этого тягача был установлен 12,7-мм крупнокалиберный пулемёт ДШК. Существенный аргумент в мою пользу в случае атаки "духов".
  
   Практически каждую последующую ночь басмачи предпринимали попытки прорваться или втихую выйти из города за пределы нашей блокировки. В основном, это делалось мелкими группами, как можно предположить, членами одной из банд, пришедших в Ташкурган. Фактически с полуночи и до рассвета огонь вёлся с нашей стороны и со стороны противника попеременно по всему периметру блокировки. Самое интересное, что я заметил за время совместной операции с пограничниками, хоть солдаты там были такие же, как и у нас, но с дисциплиной у них была гораздо строже. По позициям ни ночью, ни тем более днём, они просто так в полный рост не ходили. Ответный огонь имел строго направленный и целеустремлённый характер. Просто так, от скуки никто, не стрелял. Стоит заметить, что вообще-то у нас, в батальоне, было, не знаю кем установленное, негласное правило, в ночное время периодически вести проверочный беспокоящий огонь, с целью показать, что служба организована и все находятся в готовности к отражению возможного нападения. Бывало и так, что проверка бдительности службы осуществлялась методом серии выстрелов вверх или в сторону противника, например: старший смены делал одиночный выстрел трассером вверх, первый пост - два выстрела, второй пост - три выстрела и т.д. Это была уже сложившаяся система в ротах рейдового батальона, хотя от этой системы мы стремились постепенно уходить. Проверка бдительности охранения выстрелами - методика действий ленивого, не желающего постоянно ножками обходить всю систему постов. Да и командир батальона нередко давал нагоняй командирам рот за беспричинную стрельбу на позициях. Пограничники ММГ в нашем районе, скорее всего, выполняли больше разведывательную деятельность и борьбу с бандами методом засад. Они, вероятно, привыкли к "тихой" работе и редкому, только в экстренных случаях, использованию огневых средств. Видимо поэтому, и дисциплина боя была у них, намного отличающейся от нашей.
  
   Апрель месяц. В средней полосе Советского Союза только-только начинают, сквозь почерневшие снега пробиваться ручейки. Здесь вам было - не там. Солнце днём припекало прилично, как в июне на юге Украине, давая возможность подрумянить побелевшую за зиму кожу. Не удивительно, что все "афганцы" даже зимой в Союзе выделялись своим загаром, если начинали загорать уже в апреле месяце. Но это у нас, на севере Афганистана. А что говорить про южные районы? Чего-чего, а ультрафиолета в Афганистане для всех отпускалось без всяких очередей и в любом количестве.
  
   Уже четвёртый день мы стояли на блокировке Ташкургана. После ужина всех штатных и приданных командиров подразделений собрал командир батальона капитан Сергачёв и сообщил, что ночью ожидается очередной прорыв бандитов, на этот раз с использованием, в качестве прикрытия, женщин и детей. Если бы эти слова я услышал год назад, то подумал бы, что каким-то, фантастическим образом, очутился в сороковых годах на советско-германском фронте. Использовать мирное население в качестве живого щита при прорыве, да ещё и ночью - верх садизма. Это практически равнозначно, на месте расстрелять ни в чём не повинных женщин, стариков и детей. Ведь всё равно мы ночью не сможем увидеть, кто движется в сторону охранения. А значит, откроем огонь на поражение. Пуле совершенно безразлично, кто перед ней - душман или ханум. Мне было приказано подготовить на ночь осветительные мины. Этого добра с собой взяли вполне достаточно. Задача поставлена, значит, будем светить. Хоть всю ночь. Ящики с минами были разложены в окопах и готовы к применении. Солдаты разбиты на две смены дежурства. Отдых решено было организовать прямо на огневой позиции. В машинах разрешил отдыхать только водителям и заместителям командиров взводов. Остальной личный состав отдыхающей смены спал, не снимая сапог и снаряжения, прямо в окопах. Приходилось, в меру своих возможностей, перестраховываться. Сержанты и солдаты уже более-менее привыкли к вынужденному ночному бдению.
  
   Шестой день. После завтрака командиров подразделений собрал командир батальона. По данным разведки пограничников (они перехватили курьера от бандитов, заблокированных в Ташкургане, с запиской в местные банды) в ближайшие ночи ожидался прорыв двух крупных банд из ущелья Мармоль в город с целью выручить попавших в окружение главарей "духов". Перехваченную записку "благополучно" доставили в банды и обратно перехватили ответ о готовности прорыва, с целью деблокирования, именно с той стороны, где был расположен командный пункт батальона и проходился стык с пограничниками. Там, напомню - ближе всего к городу подходили горы. Все мы начали ускоренную подготовку к отражению прорыва извне. В основном, этим занимались пограничники, так как их подразделения находились именно на острие возможного прорыва. С ними только уточнили порядок взаимодействия, сигналы и границы минных полей, установленных в оврагах и ущельях. Дополнительно сапёры получили задачу установить мины направленного действия и в некоторых местах создать минные ловушки. В ожидании действий извне, "духи" попытки прорыва из города пока не возобновляли. Наши вертолёты в 300-400 метрах от нас бомбили город. На этой операции бомбёжки приобрели систематический характер. Даже ночью прилетали вертолёты и сбрасывали осветительные бомбы. Одна такая "люстра" способна была полностью осветить все окрестности города где-то минут на 5-7. Моя же мина освещала местность только на 40-50 секунд да и то, её крайне ограниченный участок. Пару раз по городу давала залп батарея "Град". Эффект солидный, но уж очень сильно разбрасывают боевые машины реактивной артиллерии свои снаряды. Так и кажется, что могут накрыть нашу пехоту, особенно тех, которые сидят в направлении стрельбы. К ночи я развернул 82-мм автоматический миномёт "Василёк" в сторону возможного прорыва банд извне. На всякий случай, пристрелял из "Подносов" подходы к огневой позиции. В район возможного прорыва стрелять пока запретили, да и вообще, предупредили, что любые действия в районе возможного прорыва и запланированных боевых действий душман, должны носить случайный характер.
  
   Седьмой день операции. Наконец-то мы дождались ночной попытки прорыва банд мятежников из ущелья Мармоль в город. Пограничники, используя своих информаторов и разведывательные данные, точно узнали место проведения прорыва банд со стороны гор. Поэтому душманам был устроен настоящий "огневой мешок". К городу банды извне могли и должны были двигаться только по лощинам, чтобы, возможно дольше скрыть от нас свои намерения и численность своих сил. Прямо возле города, в 200-300 метрах от его окраины, одна из таких лощин давала им возможность сконцентрироваться для нанесения внезапного удара. Вот именно вокруг этой лощины пограничники и расположили свои огневые средства: спаренные зенитные установки ЗУ-23-2, автоматические гранатомёты АГС-17 "Пламя", крупнокалиберные (ДШК и КПВТ) и ротные (ПКМ) пулемёты. Лощина была пристреляна миномётной батареей пограничников и моими миномётами. На склонах лощины разместили управляемые мины направленного действия, типа МОН-50 и МОН-100. Но самый большой сюрприз ждал "духов" именно в том, что они меньше всего ожидали, и в чём надеялись иметь максимальное преимущество. Прорыв был рассчитан на внезапность и ночные условия. С первым условием пограничниками вопрос был сразу решён положительно. Далее, пограничники, чтобы устранить второе преимущество басмачей, установили вокруг лощины зенитные прожектора, что не только свело все усилия бандитов на "0", но и дало огромное преимущество нам. Как это и предполагалось, атака банд началась почти сразу после полуночи. Вдобавок ко всему, атака на лошадях. Этакая, кавалерийская атака "лавы казачьего полка". Представьте себе, ночную атаку более чем трёх сотен конных наездников, вооружённых преимущественно автоматическим оружием. Я впервые мог наблюдать и участвовать в отражении атаки кавалерии. Вообще-то, говоря откровенно, если бы эта атака была для ММГ-2 пограничников и нашего батальона внеплановой, внезапной, сомневаюсь, что нам удалось бы её успешно отразить. А так, атака "духов" превратилась в "Ледовое побоище" басмаческих банд. Жалко было только лошадей, так как в свете зенитных прожекторов, под ливнем пуль, снарядов, мин и осколков они метались и гибли десятками. Весь бой длился буквально около десяти минут или даже меньше по времени. В результате этого скоротечного боя, были убиты 108 басмачей и более двух десятков взяты в плен. Остальные нападавшие, оставшиеся в живых или даже убитые, но чудом удержавшиеся на лошадях, в панике ускакали обратно. Преследовать банды в условиях ночи и сильно пересечённой местности, ни пограничники, ни мы не решились. Тем более, что поступил строгий приказ от этого рискованного и бесперспективного мероприятия воздержаться. Да и особого желания к этому у нас не возникло. Остаток ночи прошёл в полной тишине, тишине, в смысле стрельбы, относительной. Ни со стороны города, ни с нашей стороны огневого воздействия больше не было. Особо подводить итоги прошедшей ночи никто не стал. Да все, в том числе и я поняли, что командование пограничников ожидало бóльших результатов от этого ночного боя. Оно и понятно. Если бы атаковали не три сотни, а в два-три раза большее количество мятежников, то и потерь с их стороны было бы пропорционально больше. А это значит, больше активных стволов душман выбыло бы из "списочного состава" местных банд. Но и такой результат - тоже результат.
  
   Десятый день рейдовой операции в городе Ташкургане. "Зелёные" начали прочёсывать город. Предварительно, если без сюрпризов, прочёсывание могло занять дня два-три. Всё-таки, это не мелкий кишлак, и домов в нём было довольно много. По итогам дневного прочёсывания было убито четыре главаря банд, взято в плен 37 басмачей, собрано 36 единиц стрелкового оружия, один 82-мм миномёт (странно, что из этого миномёта по нам не стреляли), гранатомёты, много боеприпасов.
  
   Двенадцатый день нашего вынужденного сидения на одном месте. Подразделения нашего батальона и ММГ пограничников, так и оставались на тех позициях, которые заняли в первый день операции. Все работы по инженерному оборудованию позиций давно были завершены. Со входом в город "зелёных", огонь в сторону города вести строжайше запретили. Наблюдать за городом попросту надоело. Казалось, что с закрытыми глазами сможешь уже описать весь окружающий тебя рельеф местности, каждый изгиб дувала, каждую отметину от пуль на строениях. Утром в 10 часов 15 минут всё население города начали выводить из Ташкургана на открытое место, недалеко от нас. Теперь началось "просеивание всех через мелкое сито". Мало того, что нужно было иметь документы, подтверждающие, что ты лояльно настроенный к правительству человек и живёшь в данной местности, надо было пройти ещё специальную проверку контрразведчиков, как афганских, так и наших. А здесь помогали и информаторы, и данные оперативной разведки КГБ, да и просто метод сличения показаний местных жителей. Самое главное, на площадке были собраны уже только безоружные люди, не представляющие опасности для нас. В 16 часов всем, принимавшим непосредственное участие в этой рейдовой операции, дали команду свернуть боевые порядки и вытянуться в колонны в сторону пунктов постоянной дислокации. В 16.30 колонна нашего батальона начала движение с операции домой. В 18.00 техника была поставлена в парк, оружие сдано на свои места в комнаты для хранения оружия. Операция закончилась. Анализируя все операции, в которых мне пришлось участвовать до этого момента и в последующем, должен констатировать, что это была самая продуманная, хорошо организованная и результативная операция. Уничтожены главари около 15 банд, захвачено достаточно много оружия, и самое главное, с нашей стороны (я имею в виду наш батальон) потерь не было вообще. Здорово воюют пограничники. Без особого риска и потерь.
  
   Несколько слов по взаимодействию с реактивным артиллерийским дивизионом артиллерийского полка 201 мотострелковой дивизией. По сути дела, взаимодействие с одной из реактивных артиллерийских батарей этого дивизиона, принимавших участие в различных рейдовых операциях с нашим батальоном, даже командир нашего батальона непосредственно не организовывал. Всё взаимодействие, организуемое заместителем командира нашего полка подполковником Ковалёвым А.И., заключалось в сообщении, где находятся в настоящий момент времени свои войска, и куда следует нанести огневой налёт. Как мной уже отмечалось, залп реактивной батареи из 240 стволов, слишком уж рассеивал снаряды, накрывая участок местности размером 300 на 200 метров. И это только при стрельбе на средние дальности. С увеличением дальности стрельбы ближе к максимальной, рассеивание снарядов становилось ещё большим. Да и о точности накрытия цели можно говорить только условно. В горах, без проведения пристрелки, даже если просто пофантазировать и предположить, что залп производился с расчётом данных полной подготовки, о какой точности стрельбы можно вести речь? Сказали: "Дать полный залп по ущелью, расположенному в пятнадцати километрах от огневой позиции" - получите этот залп. А кто там потом сможет оценить его качество? Разве только спросить у тех душманов, для которых и производился этот фейерверк. Психологически они, естественно, будут находиться в паническом состоянии. Ну и это дело. Допуская, что при проведении операции в районе Джар-Кудука, залп реактивной батареи себя полностью оправдал. От попыток прорваться извне на помощь басмачам, находящимся в блокированном районе, банда отказалась. А вот для чего стреляли по городу Ташкургану - ума не приложу. Запугать находящихся в окружении главарей банд? Вынудить их сразу же, сломя голову, бежать сдаваться? Сомнение меня берёт, что идейные наши враги, каковыми являлись те, около трёх сотен басмачей, побегут сдаваться, зная, что им, даже в случае добровольной сдачи в плен, неминуемо придёт конец. Или шурави пристрелят при выходе из города, или потом, уже в плену, ликвидируют ХАДовцы. Оставлять в живых таких фанатиков - себе дороже. А вот местные жители от залпа реактивной артиллерийской батареи, явно понесли непоправимый урон. Многие погибли. Всё-таки, город - есть город. Скученность жилья, под кровом которого прятались люди, предполагал существенные потери. Кто уцелел, тот, естественно, понёс материальные потери. В общем, с точки зрения военного, накрытие города огнём артиллерии, было необходимым и оправданным. А, по человечески, жалко невинных жертв. Хотя и вертолёты свои бомбы сбрасывали абы куда, и штурмовку производили чисто по наитию. Однако, это уж точечные, одиночные удары, а не масса снарядов из 240 штук. А, впрочем, война - есть война.
  
   Вроде бы, пусть и несколько сумбурно, я вопросы взаимодействия различных родов войск и служб в Афганистане осветил. По воспоминаниям командира взвода с учётом опыта и знаний более солидных должностей. И взаимодействие, и оказание всесторонней и немедленной помощи в любых ситуациях боевой обстановки на территории этой страны, советскими войсками организовывались и осуществлялись постоянно. Конечно, случались и исключения, характерные любому живому коллективу. Кого-то связывали по рукам и ногам ограничения, установленные начальчками. У отдельных людишек попросту не хватало ума, что бы сделать как лучше, не только себе, "любимому", но и другим. Случалось и такое, что отсутствие боевого опыта и реальная возможность для взрослого дяди: "поиграть в войнушку по-заправдашнему", заставляли нарушать святые каноны организованного взаимодействия и единого управления. Я на этом останавливаться больше не стану, что бы, не уклоняться в сторону. Всё это мной уже было ранее поведано. Знаю одно. Где вопросы взаимодействия и управления были продуманы и организованы на должном уровне, там и потерь было меньше. А то и вообще, бой заканчивался поражением противника без каких-то потерь с нашей стороны. Вот и делайте выводы. Я для себя их сделал уже давно. С пользой для дела.

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023