Пожалуй, ничего нового я для вас не сообщу высказыванием того, что с возрастом (ближе к пожилому), человек начинает задумываться больше над тем, что уже было ранее, чем, "заглядывать в будущее". В ряде случаев подобные воспоминания приводят к непроизвольному всплеску эмоций: "Ах, если бы жизнь вернуть назад, я бы в этой ситуации сделал бы что-то по-иному!". У большинства, что совсем не удивительно, "взгляд в прошлое" вызывает явно выраженный позитив, отражающийся доброй улыбкой. Оно и понятно. Воспоминания, как правило, в солидном возрасте, обращаются к светлым моментам жизни, реже "цепляясь" за то, что и вспоминать-то, по большому счёту, нет желания. Третий вариант - думы о том, что не вызывает сожаления, но и радости особой не приносит. Впрочем, в пенсионном возрасте, память носит явно избирательный характер, заставляя не только констатировать факт уже случившегося, но и стараться найти истоки случившегося, сделать какие-то выводы, дабы потом эти самые выводы, при наличии возможности, "слить в уши" молодому поколению, во избежание повторения ошибок старшего поколения. "Дурак учится на своих ошибках. Умный - на ошибках других".
Я, что вполне закономерно, тоже склонен к определённым воспоминаниям, возвращающим меня, в далёкое и не совсем, прошлое из моей жизни. Да и размышления, с попытками сделать определённые выводы, мне отнюдь не чужды. Наверное, "этое самое", довольно часто побуждает мои мысли совершать путешествие на три с большим гаком десятилетия назад. В Афганистан начала восьмидесятых годов прошлого столетия.
1
Как-то невольно приходится задумываться над таким вопросом: "Что оберегало наш 3-й горнострелковый батальон 122-го мотострелкового полка от внушительных потерь в личном составе? Ведь, довольно длительный период времени в той войне, мы являлись рейдовым батальоном полка. Случались, довольно часто, ситуации, когда наши соседи по дивизии, счёт 200-х и 300-х вели на десятки. Судьба? Рок? Удача? Или что-то иное?". К гадалке ходить не надо, что подобные же мысли посещали и посещают головы многих "афганцев", кому довелось в той войне, пройти "огонь, воду и медные трубы". Думаю, не грех, высказать свои мысли и сообщить вам свои выводы по данному вопросу. Если конечно это интересно. Подчеркну. Именно свои мысли и выводы, не привязанные к каким-то "научным исследованиям" бывших и настоящих военных теоретиков. Скажу по правде, я от чтения подобных теоретических выкладок, стараюсь уклоняться, дабы не присоединиться невольно к критикам всего того, что было во времена существования СССР.
Не секрет, что попадая в далёкие восьмидесятые года двадцатого столетия на территорию Афганистана, наши военные люди сразу же окунались в атмосферу реального ведения боевых действий. Причём, эти самые "боевые действия", разительно отличались от всего того, что советским людям доводилось до этого видеть в кино, читать в книгах, а для кадровых военных, изучать по предметам боевой подготовки. Что, мои слова вызвали улыбку? Не вижу к ней причины. Особенно у тех, кому пришлось реально воевать в тех условиях, а не выступать в качестве "теоретика из вышестоящего штаба". Со стороны-то оно, конечно, виднее и понятнее. Издалека царапин и неровностей не видно. Все дороги ровные, гладкие и прямые. Впрочем, вернусь.
В Афганистане "запах войны" встречал вновь прибывших советских граждан уже на первых ступеньках трапа самолёта. Снующий вокруг военный люд в полевой форме одежды и с оружием, заставлял быть как-то более собранным, настороженным. А тут еще на пересылке находились один-два словоохотливых "старожила", которые своим трёпом об окружающей опасности, гибели десятков наших военнослужащих где-то "совсем рядышком", вызывали у заменщиков совершенно разные ассоциации. Впрочем, вышеуказанным "трепачам", я их действия в укор не ставлю. Что бы мне не говорили, но именно они выступали в качестве своеобразного катализатора, вызывая более раннюю подсознательную реакцию внутреннего мира наших военнослужащих. Гнильца труса змеёй заползала в сердце, откуда её уже извлечь, было, весьма проблематично. Храбрец "без тормозов" сразу же рвался в бой, порой, не учитывая того, что, не имея достаточного опыта и навыков, он запросто может стать лёгкой добычей для басмачей. Серединка между этими двумя видами людей, становилась более собранной, вдумчивой, с задачей - выжить предстоящие два года, не потеряв при этом свои честь и достоинство. Причём, смею заявить, именно эта самая "серединка", была самой массовой среди военного люда нашей 40-й армии. Опять я в чём-то не прав? Попробуйте исправить. Только, попрошу, аргументировано.
Советских военнослужащих, наделённых открыто выраженной отвагой, я в данном повествовании затрагивать не хочу. О людях с подобными наклонностями, и мной, и другими уже было сказано немало. Да и что о них, собственно, можно сказать? Подобных людей в мире встречается не слишком много, но и не мало. Хотя, если судить в процентном отношении ко всему населению, то результат явно склоняется к ничтожно малому числу.
Вторая категория людей, у которых чувство личного самосохранения преобладает над всеми остальными особенностями внутреннего состояния, также говорить как-то нет особого желания. Что совершенно понятно, именно у данной категории человеческого общества, кроме страха за свою жизнь, явно просматривается ещё одна особенность - внутренняя подлость и желание подставить своих соратников (и не только), лишь бы "себе, любимому" было лучше. И о этой категории было говорено немало.
А вот к серединке - людям, наделённым всеми основными качествами, свойственными нормальному человеку, - я и хочу обратить ваше внимание. Тем более, что и сам отношусь к данной категории. Соответственно, именно этот фактор, существенно облегчает мне задачу. Прошу заранее прощения, если данное повествование в какой-то мере перекликается с моими предыдущими рассказами.
В моём первом огневом взводе, в нашей миномётной батарее, в соседних горнострелковых ротах, в батальоне в целом, "середнячками" являлось подавляющее большинство военнослужащих. Откуда я это взял? Да, по-моему, обычного, нормального человека, опознать весьма легко. Ценит свою жизнь и, что вполне естественно и нормально, жизнь своих сослуживцев. Обладает чувством самосохранения, что не мешает ему быть в постоянной готовности прийти на выручку товарищу. Способен, испытывать чувство страха, однако же, в силах это чувство подавлять. Во исполнении поставленной задачи готов совершить подвиг, и, в то же время, свою отвагу не выпячивает, а, наоборот, считает для себя непорядочным афишировать это. Везде, всегда и во всём старается научиться воевать так, что бы и жизнь свою сохранить, и товарищей не подвести, и долг свой исполнить. Пожалуй, без отдельных мелочей, образ "середняка" мне удалось сформулировать. С военной точки зрения и на фоне реальной войны.
Именно такие середняки и являлись главной ценностью любого воинского коллектива. Приходя в Афганистан молоденькими пацанами, ничего не знающими, ничего не умеющими, боящимися выстрелов, свиста пуль, разрывов гранат, мин и снарядов, они в спешном порядке учились у более опытных сослуживцев всему тому, что им будет необходимо на войне. Учились так прилежно, что любой "зубрилка" и отличник в школе, мог бы позавидовать их прилежанию. Научившись самым необходимым в бою азам, они не успокаивались, и стремились к совершенствованию своего мастерства, не боясь перенимать всё самое передовое в ратном деле у своих товарищей. Можете мне поверить, предела совершенства нет. Даже, казалось бы, самый умелый, многое знающий, с огромным практическим опытом вояка, в своей подготовке имеет определённые "белые пятна". Наука движется вперёд. Человеческий ум, фантазия, подталкиваемые желанием, изобретают всегда что-то новое, необычное, ранее не использовавшееся. Если бы это было не так, а по иному, человек до сих пор ходил бы, опираясь на четыре кости и использовал бы, в качестве оружия, незамысловатую дубинку. Ну а раз, "всё течёт, всё изменяется", то и эти изменения требуют своего скрупулёзного и детального изучения. Вот вам и стимул для постоянного совершенствования имеющихся знаний.
Уже через полгода, с приходом нового молодого пополнения, эти самые "середняки", приступали к передаче своего, пусть пока и не весьма богатого опыта, вновь прибывшим. Кстати, не лишним будет отметить, наиболее эффективным методом самоподготовки был и остаётся способ обучения товарищей. Судите сами. Рассказываешь ты своему сослуживцу, как, наиболее надёжно, допустим, определять глазомерно дальность до цели в горах, что бы с первого выстрела поразить врага. А тебе, возьми и задай вопрос: "А, почему так, а не иначе?". Вроде бы, ты всё делаешь так, как тебя учили более старшие товарищи. И на практике выходило всё удачно и надёжно. Однако, до того момента, пока тебя не спросили: "А, почему?..", ты как-то не задумывался над данной аксиомой. Теперь же, и у тебя появилась мысль, докопаться до сути, что бы всё стало просто и доступно. Кто-то, скажет сослуживцу, что разберётся с данным вопросом позднее и ответит на поставленный вопрос. Человек же, обладающий определённым мышлением, смекалкой и внутренним психологическим чутьём, начнёт разбираться вместе с этим самым сослуживцем в сути вопроса. И, правильно сделает. Если неопытный сослуживец задал подобный вопрос, требующий углубленного изучения, значит, твоё обучение для него не простое заучивание прописных истин, а, стремление постичь всё логическим путём. Для меня, допустим, подобный способ подготовки подчинённых и совместное с ними обучение, всё время был и остаётся до нынешнего времени, наиболее приемлемым и эффективным. Смею предположить, что, у преобладающего большинства кадровых военных, занимающихся подготовкой и воспитанием подчиненных, метод самостоятельной подготовки в процессе проведения занятий, также актуален. Знать всё попросту невозможно, но стремиться к этому необходимо. Человек, посчитавший себя "знатоком", и переставший заниматься собственным самообразованием, уже через небольшой промежуток времени, безнадёжно отстанет по уровню знаний от окружающих. Тем более, военный. В советские времена существовал анекдот:
" - Чем отличается профессор от офицера?
- Профессор знает всё, но преподаёт только один предмет.
- Офицер ничего не знает, но преподаёт много предметов".
Стоит продолжить. Лично мои наблюдения показали, что уже через год службы в Афганистане, военнослужащих трудно было узнать. И не только потому, что они повзрослели на этот самый год. И не стойкий загар, который не успевал сойти за короткую зиму, выделял их в массе им подобных. Да и не переход из категории в категорию (из "салаги" в "черпаки" и т.д.). Появлялась этакая уверенность в своих силах, спокойствие, чувство собственного достоинства. Особенно, если военнослужащий срочной службы уже успел себя положительно зарекомендовать в воинском коллективе. Если же нет, дело могло принять печальный оборот. Только об этом, несколько позднее. Да, что там говорить? Вспоминая свою первую рейдовую операцию, я невольно ловлю себя на мысли, что практически, более половины моих действий, при её подготовке и проведении, не имели никакого практического смысла. А вторая, оставшаяся половина, была явно не уверенной во всей сути. В общем, в течение этой недели, для офицеров и прапорщиков батареи, я был, если и не обузой, то уж, во всяком случае, малополезным приложением к подразделению. Благо, что на этой операции все, кроме меня, имели уже солидный боевой опыт, включая сержантов и солдат срочной службы. Я то, был в тот момент, в большинстве ситуаций, бесполезен, но сама первая операция меня уже многому научила. Не всему, конечно, но многому. Буквально после этой операции, в батарее, как и в прочих подразделениях нашего батальона, началось массовое увольнение в запас сержантов и солдат. Естественно, всё это происходило по принципу: "есть замена - увольняйся". Вот и получилось, что, практически около семидесяти процентов военнослужащих срочной службы в батарее, прибыли из Союза. Опыта у них не было никакого. О знаниях и навыках говорить просто не приходилось. Благо, хоть сержанты - командиры миномётов и отделений, - прошли учебные подразделения, и знали, с какой стороны нужно подходить к миномёту и с какого конца запихивать мину. Да и у них опыта было "с гулькин нос". Поэтому мне довелось не только наблюдать становление молодых людей с первых их шагов, но и учить их, "подгонять" батарею под свои личные требования и требования боевой обстановки, добиваться понимания не только с первого слова, но и с кивка головой. Первая для пополнения батареи, и уже вторая для меня самого рейдовая операция, была одинаково трудной, что для меня, что для моих подчинённых. Для них потому, что в самую июньскую жару приходилось подвергаться серьёзным физическим нагрузкам, да ещё и впервые столкнуться с реальной для жизни опасностью. Для меня же, по той причине, что пришлось всю ответственность за действия неопытного коллектива, взять на себя. Естественно, немного покривил душой, не только на себя одного, так как подобная ответственность лежала на всех офицерах и прапорщиках батареи. И, всё время учиться и учить. Учиться тому, что в реальных условиях боевых действий оказалось слабым местом в подготовке подчинённых с последующими для себя выводами, а учить всему этому, пусть и в спешке, по горячим следам, но, на благо себе, взводу и батарее. В общем, каждая последующая операция чему-то учила всех. На дневных привалах проводилась практическая "работа над ошибками" с объяснениями и тренировками. Времени даром не теряли, что в последствии оказалось правильным. Так вот, третья рейдовая операция и каждая последующая, для меня и подчинённых были уже в несколько раз легче. Уже через полгода, я мог при передвижении, что на машинах, что в пешем порядке, позволить себе несколько расслабиться и даже придаваться некоторым мечтам и внутренним мыслям. До первого выстрела или команды. Да и подчинённые мне сержанты и солдаты батареи, знали, что от них требуется в тот или иной момент. Я уже знал досконально, кто и на что способен, на кого можно положиться без оглядки, а кто до сих пор требует контроля. В принципе, сами командиры миномётов знали "слабые места" в своих и соседних расчётах, могли распределить эти "слабые места" между всеми остальными военнослужащими, дабы они не мешали слаженной работе. Естественно, всё это делалось с юношеским максимализмом. Не работать вместо кого-то, а заставить работать этого "кого-то". Не без фанатизма. Впрочем, хронические "слабые места" более двух месяцев в батарее существовать не могли. Или же, резво исправлялись, становясь, если не "передовиками производства", то уж точно, далеко не балластом, или, пусть с большими потугами, покидая коллектив, и переходя в другие (тыловые) подразделения, как в нашей части, так и к соседям.
Хотя, случались одиночные случаи, когда в яркой форме проявлялись и случаи трусости. Благо, что подобный случай выявился у нас, в миномётной батарее, не в боевой обстановке. Попросту, до участия в рейдовой операции этот выродок так и не дошел. Как-то ранее я о нём писал. Попав к нам в миномётную батарею, этот "мастер по пошиву модельной женской обуви", всеми праведными и неправедными путями, стремился перевестись куда-нибудь на должность, не связанную с опасностью для жизни. Законным методом это не получилось. Начались побеги из подразделения. Куда? Дальше колючей проволоки ограждения вокруг полка, суваться было опасно. Однако, и на территории полка, мест, что бы можно было бы спрятаться, имелось более чем достаточно. А мы, по обычаю, думать о самом худшем (вдруг, да переметнётся в банду, или, уйдя с территории части, нарвётся на пулю), как дураки, искали его, где только возможно. Находили, беседовали, привязывали, назначали к нему конвой, отрывая таких же, как и он военнослужащих, от более важных дел. А он, при первом удобном случае, вновь убегал и прятался. В общем, попортил этот выходец из столицы Украины, нервов нам изрядно. В заключение, заразился он нарочно "желтухой", попал в госпиталь в Термез, откуда, с успехом бежал к себе на родину. А там уж мамочка подсуетилась, и вместо трибунала за дезертирство, получил этот "герой" "белый билет" и негодность к службе в армии. Можно было бы во всеуслышание, назвать его фамилию, да, как-то мараться не хочется. Дерьмо, оно и есть дерьмо, хоть положи его в золотой сосуд. Свидетели и очевидцы его похождений, сразу же вспомнят и его фамилию, и его внешний вид, соответствовавший фамилии.
Перейду от негативных случаев к тому, чему рассказ, собственно, и посвящаю. Даже больше. Постараюсь напрямую выложить основную мысль, замысел всего повествования. А заключается он в том, что не только во время нахождения советских войск в Афганистане, но и во все времена, когда людям в военной форме доводилось непосредственно сталкиваться с опасностью для жизни, и не единичной её формой, в виде эпизодов, а на постоянной основе - скажем, война или участие в локальном военном конфликте, - жажда жизни становилась стимулом к массовому появлению профессионалов своего дела. Если, конечно, судьбой был отмерян срок, для того, чтобы себя основательно подготовить.
Подобных профессионалов, мастеров своего дела, в Афганистане мне довелось встречать достаточно большое количество. Что бы, не отнимать зря время, об офицерах и прапорщиках речь вести не стану. Оно и так понятно, что большинство из кадровых военных, кому в Афгане довелось непосредственно участвовать в боевых действиях, обязаны были быть мастерами своего дела в полном смысле этого слова. От их профессионализма, по большему счёту, зависела не только жизнь и здоровье подчинённых, но и выполнение боевой задачи без потерь. В нашей миномётной батарее весь первый командный состав заслуживал того, что бы быть, без преувеличения, примером не только в своём собственном подразделении, но и для соседей. Командиры батареи Витя Корнеенко и Паша Бурмистров, командиры взвода управления Вася Чаус и Сергей Полушкин, командиры огневых взводов Миша Грошек и Витя Майборода. Уже следующий командный состав, не имея практического опыта ведения боевых действий, здорово отличался от уже перечисленных. И не только в плане практического применения миномётов в бою, но и даже правильной реакцией в той или иной обстановке. Понятное дело, что опыт - дело наживное. Пара-тройка рейдовых операций в состоянии были выработать именно те навыки, которые, скажем откровенно, здорово атрофировались в период длительного нахождения в качестве охранения объектов и службы в пункте постоянной дислокации полка. Да и о профессионализме кадровых военных в немалой степени говорят те награды, которые имеются у них за Афганистан. Хотя, как уже не раз отмечалось, отсутствие наград ни в коей мере не говорит об отсутствии заслуг, а, тем более, мастерства.
А вот о военнослужащих срочной службы, которые вместе со мной служили в третьей миномётной батарее, стоит поговорить. Естественно о тех, кто был на голову выше своих сослуживцев-товарищей. Конечно, можно было бы перечислить всех подряд, кто с честью отслужил положенный срок в нашей батарее. Все они заслуживают уважения хотя бы за то, что сумели выжить, не запятнав себя трусостью и увиливанием от трудностей. Просто, я думаю, перечислять всех поголовно, не имеет смысла. Рассказ потеряет свой стержень. Тем более, что ярко выраженных храбрецов, бездумно рвущихся в бой, в батарее я, как-то, не помню. О "балласте" я уже вскользь рассказал ранее. Теперь стоит обратить взор на тех, кто по своей подготовленности был в лидерах среди "серединки". Именно "серединки", а не "серой массы".
2
В первую очередь, что вполне естественно, затрону сержантов. Кстати будет сказано, благодаря стараниям нашего командира батареи Павла Алексеевича Бурмистрова, большинство из них получили боевые награды. А начну, как это и должно быть, согласно штата миномётной батареи.
Взвод управления батареи. Сразу же стоит оговориться, что этот взвод, хоть и проходил подготовку в свете своего предназначения - обеспечивать ведение артиллерийской разведки и управление огнём батареи при поражении противника, - выполнял, в общем-то, только одну основную функцию - обеспечение связью батарею. Да и то сказать. В общем-то в нашей батарее и средств разведки не было никаких. Перископическая артиллерийская буссоль ПАБ-2, да зенитный дальномер ЗД-1 практически не использовались. И если ПАБ-2, на всякий случай, на операции мы с собой брали, и даже использовали изредка на огневой позиции для ориентирования миномётов, то дальномер ЗД-1, на моей памяти, комнату хранения оружия не покидал. Понятное дело, что отделение разведки использовалось только в качестве усиления огневых взводов и в качестве дополнительных стрелковых огневых средств. Что бы не делить отделение (командира отделения и дальномерщика), входили они в полубатарею, возглавляемую командиром батареи. Почему именно так? Да только по той причине, что в состав её, по традиции, постоянно входил командир взвода управления. Ему и карты в руки, что бы руководить своими подчинёнными. Чего не скажу про отделение связи. Шестеро связистов делились по три человека в каждую полубатарею. Хотя, при передвижении в горах, с собой каждая группа брала, как правило, только по одной радиостанции Р-107 м. Уж больно эти железяки были тяжеленные. Зато, в надёжности могли поспорить с любыми, более современными радиостанциями ротной сети. А об аккумуляторных батареях речь вообще отдельная. Слишком АКБ были ненадёжными, тяжелыми и маломощными. Вот и приходилось запасные АКБ носить отдельному человеку. К чему я веду? А всё к тому, что по назначению взвод управления батареи использовался половинчато. Командир взвода управления, не в боевой обстановке, проводил подготовку своих подчинённых по их штатным специальностям. Натаскать в теоретическом плане двоих артиллерийских разведчиков и шестерых связистов, было делом довольно простым. Учитывая то, что в реальной обстановке эти специалисты могли быть использованы несколько в ином плане, довольно часто они привлекались к занятиям с миномётными расчётами. Взаимозаменяемость при боевой работе, была нашим неписаным законом при любой подготовке. Ведь никто не мог прогнозировать возможные потери в бою. Соответственно, на место выбывшего из строя специалиста, должен был стать кто-то другой.
Перейду к конкретике. Я уже отмечал ранее, что практически все сержанты в батарее прибыли в Афганистан почти одновременно со мной. Реально к июлю 1981 года в нашей миномётной батарее, из пятидесяти четырёх военнослужащих срочной службы, осталось только восемнадцать человек, прибывших в батарею 2 января 1981 года. Среди них - трое сержантов. Если быть более точным, то массовая замена военнослужащих срочной службы в батарее, произошла 5 июля 1981 года. Для сержантов это означало, что они подлежали замене из Афганистана в ноябре-декабре 1982 года. Практически всё становление сержантов, процесс подготовки, набирание боевого опыта и так далее, прошел на моих глазах, и, не стану особо скромничать, в том числе и под моим руководством. Да и знал я всех сержантов батареи того призыва, наперечёт. Кто и как всесторонне подготовлен, кто на что способен, на кого можно было положиться без оглядки, а кто требует контроля. Стоит отметить, что в подавляющем своем большинстве, сержантский состав был полностью надёжен.
Командиром отделения разведки взвода управления батареи у нас был сержант Гайжаускас Овидиус Юозович. Литовец из Клайпеды. Вообще-то в батарее он был единственным представителем из Прибалтики. Я не стану утверждать, что он в чём-то себя выпячивал или стремился "броситься в глаза". Как все литовцы (или большинство из них), делал любую работу обстоятельно и продумано. Подготовлен был как артиллерийский разведчик хорошо, однако с лёгкостью мог выполнять любую работу у миномёта. Причём, не только "Подноса", но и "Василька". Что мне в нём очень нравилось, так это величайшая порядочность, ответственность за выполняемые действия и неутомимость. Я ни разу не слышал от него слов жалобы. Вижу, что ему очень тяжело, однако, сжимает зубы до желваков на скулах, и продолжает идти вперёд. Да не просто идти, но и поддерживать на ходу своих, выбившихся из сил товарищей. Учитывая специфику действия нашей батареи двумя группами, мне не всегда доводилось видеть его в бою. И, в то же время, когда мы действовали одной группой в составе батареи, сержант Гайжаускас "труса не праздновал". И не зря за свою службу в Афганистане, Овидиус был награждён медалью "За отвагу". Пожалуй, более почётной награды для солдата быть не может. Если не брать в расчёт орден "Славы".
Первый огневой взвод. Одним из самых любимых мной сержантов в батарее был мой заместитель командира взвода сержант Фаворский Юрий Георгиевич. Коренной россиянин из Кирова. Спокойный, уравновешенный, несколько медлительный, что в действиях, что при разговоре. Возможно, что он при этом, несколько стеснялся небольшого дефекта речи. Однако, что удивительно для воинского коллектива, над его речью никто подтрунивать не решался. В боевой обстановке, а она сопровождала нас всегда, более надёжного человека найти было затруднительно. Я мог на него полностью положиться, зная, что поставленную задачу он выполнит, не только качественно, но и с долей полезной импровизации. Как командир миномёта он был действительно профессионалом. Хотя, первое время, я, не особо доверяя командирам миномётов и наводчикам, к миномётному прицелу старался стать лично. Признаюсь, что и в этих моих действиях, присутствовала доля личной заинтересованности, а не столько недоверие к подчинённым. Во-первых, я сильно экономил мины, зная, что в горах их пополнить затруднительно. Во-вторых, становясь к прицелу, я быстро набрался именно того опыта, который был крайне необходим при выполнении поставленных задач. Да и непосредственно у прицела миномёта, было всё проще, понятнее, надёжнее. Включались интуиция и глазомер, которые позволяли поставить именно те установки, которые требовались для успешного поражения цели. Невольно там, в Афганистане, я ловил себя на мысли, что скомандовал бы несколько иные прицел и упреждение, чем установил сам лично на прицеле. И выстрел доказывал мою правоту. Впрочем, при выполнении стрельбы моими подчинёнными, лично я требовал от них неукоснительного выполнения своих команд. Хотя, в последующем, ставя задачу уже в стороне от прицела, мог позволить командирам миномётов и наводчикам, полагаться на своё чутьё. Впрочем, я несколько отвлёкся от описания сержанта Фаворского. Вернусь к его добросовестности. Бдительность Юрика при несении им службы в качестве старшего дежурной смены, в ночь на первое сентября 1981 года, спасла не только мою жизнь, но и жизни двух десятков людей, находящихся рядом с ним на позиции взвода. Если бы не его добросовестность и какое-то внутреннее чутьё, банда басмачей могла бы подойти вплотную к нам, и, возможно, попросту вырезала бы всех поголовно. Ну а там, и до управления батальона было рукой подать. Очередь из автомата по какому-то подозрительному движению на склоне горы, сорвала планы духов. Завязался бой, в ходе которого, пусть и с трудом, но отбить атаку превосходящих сил противника, нам удалось. У меня была возможность в этом бою убедиться ещё раз в надёжности этого человека. А в последующем, уверенность в моём заместителе, только окрепла. За все полтора года совместной службы, сержант Фаворский Юрий Георгиевич меня ни разу не подвёл. Лично от меня ему огромное спасибо. А от Родины ему осенью 1982 года была вручена медаль "За отвагу".
Ещё один командир миномёта из моего взвода, младший сержант Мамедтаганов Тувакберды Аннакурбанович, был отмечен боевой наградой - орденом "Красная звезда". Я не стану утверждать, что этот сержант был выдающейся личностью в моём взводе. В общем-то, он особо ничем не выделялся. Сержант, как сержант. Неплохо знал миномёт. Мог самостоятельно выполнять поставленные ему задачи. В общем, подготовлен был в качестве "золотой половинки". И не лидер, и не "болото". Однако же, в ходе проведения боевой операции в районе Шиберган-Меймене, он, с риском для жизни, пришел на помощь начальнику артиллерии полка. При этом получил ранение. Я в этой рейдовой операции не участвовал, так как в тот момент находился на излечении в Союзе, поэтому, подробностей сообщить не могу. Однако, ни тогда, в далёком ноябре 1981 года, ни теперь, боевые награды просто так не даются.
Перейду к сержантскому составу второго огневого взвода. Заместитель командира второго огневого взвода сержант Воробьёв Сергей Алексеевич. Стоит заметить, что сержанты Фаворский и Воробьёв были чем-то по характеру и поведению похожи. Оба среднего роста и довольно крепкого телосложения. Оба спокойные, неторопливые и рассудительные. Даже говор их был чем-то схож. И так же одинаково в бою они оба преображались. Естественно, тогда, когда приобрели необходимый опыт. Умели командовать, подсказывать, учить, да и, при необходимости ускорения процесса, отстранить "неумеху", и сделать за него работу. Что мне нравилось в Воробьёве, так это методика "прополаскивания мозгов". Умел он внушать нерадивым подчинённым, что "так делать нельзя". Я не стану с полной убеждённостью говорить, что сержанты в батарее полностью обходились без рукоприкладства. Всё равно, мне никто не поверит. Тем более, что и на занятиях случалось, что, обучая своих подчинённых каким-то своим наработкам приемов ускорения работы на огневой позиции, изредка сам процесс убыстрялся "затрещиной". Однако, стоит отметить как факт, просто так, из злобы или в качестве укрепления авторитета, более старшие по периоду службы, младших не били. За дело - бывало. Причём, не обидно и с соответствующими комментариями причины. Да и то! Опасное это было мероприятие - незаслуженно издеваться над своими сослуживцами. Так можно было во время проведения рейдовой операции, заработать пулю в спину. А там - поди докопайся и докажи, откуда "прилетел привет". И у душманов имелись автоматы калибра 5,45 мм. Опять отвлёкся с комментариями. Сержант Воробьёв Сергей Алексеевич. По национальности он был чувашам из города Канаш. Хотя, судя по внешнему виду, примесей русской крови у его предков было более половины. То есть, я хочу сказать, что внешне ничего, что бы в нём выделяло его национальные особенности, в глаза не бросалось. В общем-то, я всегда считал, что он исконно русский человек. Учитывая то, что второй огневой взвод в полном составе входил в состав полубатареи, которой командовал командир батареи, в бою Воробьёва мне видеть удавалось не особенно часть. Хотя, отзывались о нём всегда хвалебно. Да и медаль "За отвагу", ему вручили не зря. Было за что.
Командиром шестого миномёта во втором огневом взводе был старший сержант Голтанов Виктор Михайлович. Среднего роста, худощавый, с типичной внешностью парня из российской глубинки. Родом из Рязанской области. Жизнь в сельской местности наложила свой отпечаток на характер этого человека. Простой в общении, несколько стеснительный при разговоре, не пытающийся постоянно в спорах "вставить свои три копейки". Если уж что говорит, то обдумано и взвешено. Хотя, интуитивно я чувствовал в нём, свойственную всякому русскому человеку, этакую долю хитрецы, желание отстоять собственные интересы. Пусть и не открыто. Пусть и "окольными путями". В общем, человек с ярко выраженными особенностями крестьянской хватки. Что стоит отметить, так это его умение не спеша, основательно обучать свой расчёт всему тому, что умеет сам. А при приведении состязаний среди расчётов, когда у него имелась возможность следить за соревнующимися соседними расчётами со стороны, я видел у него стремление перенять что-то новое, необычное, удобное для работы. Причём, если с первого раза он что-то не совсем понимал, для него не было ничего зазорного подойти, расспросить, попросить показать, а то и потренироваться здесь же, под руководством того, чьим плодом было это "поухау". Опять же, по отзывам тех, кому довелось неоднократно участвовал вместе с ним в боях, в момент опасности, хладнокровию Голтанова можно было позавидовать. Умел он быть собранным, волевым, деятельным. И командовать умел. В общем, к осени 1982 года это был в полном смысле слова, профессионал своего дела, которому и поручить можно было любую задачу, и довериться безоглядно. Домой он уехал с медалью "За отвагу" на груди, и в звании старшего сержанта.
Третий огневой взвод 82-мм автоматических миномётов "Василёк". Не стоит даже отрицать, что это был элитный взвод батареи, которому, скажем откровенно, доставалось порой трудностей и опасностей больше, чем всем остальным. Почему? Да просто потому, что когда командиру батальона требовалось быстро и результативно создать "море огня" в районах скопления противника, он направлял взвод "Васильков". 40-60 прицельных выстрелов прямой наводкой, это вам не 15-20 мин из "Подноса" навесной стрельбы в одинаковый промежуток времени. Конечно, методика прикрытия "Васильков" при развёртывании на огневой позиции бронёй БТР-70, была отработана в нашем батальоне до мелочей, однако, избежать обстрела расчётов, работающих при переводе автоматических миномётов в боевое положение, было трудно. Да и потом, при ведении огня, эти расчёты работали без какого-то прикрытия. При действии в составе батареи в полном составе, 82-мм миномёты "Васильки" устанавливали на самых опасных направлениях и, как правило, на открытой местности. Если же батарея, в составе батальона, уходила в горы в пешем порядке, возле машин оставались только водители. Девять человек расчётов этого взвода, делились пополам (без остатка), и выполняли функцию подносчиков боеприпасов в двух полубатареях. Использовании, как правило, не стандартные вьюки для переноски мин, а обычные вещевые мешки, в которые укладывали мины, завёрнутые в плащ-палатку. А шесть мин в вещевом мешке, весом в двадцать один килограмм, это вам не пятнадцати килограммовая труба ствола, плита или двунога-лафет. Это, не считая всей остальной амуниции и носимых запасов с оружием. В общем, взводу "Васильков" особо никто не завидовал, хотя и почёта было всегда больше. Подготовкой этого взвода руководил всегда лично командир взвода. В его процесс обучения, никто особо вмешиваться не решался. Первое время, в качестве обучаемого (что бы освоить "Василёк"), в занятиях участвовал и я. Что интересно, так это то, что нормативы по боевой работе все расчёты этого взвода перекрывали с лихвой. Умели действовать в сокращённом составе, заменять друг друга, и даже, выполнять все мероприятия по подготовке к ведению огня в одиночку. Поверьте, на первый взгляд, это невыполнимо. Однако, факт остаётся фактом. Невыполнимое выполнялось.
Заместителем командира взвода 82-мм автоматических миномётов "Василёк" был старший сержант Коровников Сергей Егорович. Донецкий шахтёр, прошедший до службы в армии "и Крым и Рим". По возрасту всего на год меня моложе. Среднего роста, физически развитый как настоящий борец, много знающий и много умеющий человек. Речь его имела незначительный дефект, напоминающий небольшое заикание с присвистом. Как-то так получилось, что Сергей сразу же выделился из общей массы своих сослуживцев и стал "нештатным заместителем" старшины. Чаще всего в пункте постоянной дислокации полка, он, в отсутствии офицеров и прапорщиков, руководил всеми действиями батареи. Ему можно было поручить любую задачу, заранее зная, что перепроверять результат её выполнения не нужно. Замечу, что своей властью над личным составом батареи, Коровников отнюдь не злоупотреблял. Умел работать с нерадивыми сослуживцами. Причём, не сам, единолично, а "коллегиально". Собирал авторитетных сержантов и солдат батареи, и пропесочивал нарушителя "со всей пролетарской ненавистью". Наиболее упёртых, иногда, даже методом принуждения. Впрочем, его авторитет среди подчинённых, был незыблем. Было отчего. Именно он мог привести миномёт "Василёк" в боевое положение в одиночку, выполнить стрельбу и, переведя его в походное положение, затащить на кузов машины. При действиях в пешем порядке в горах, Сергей Коровников постоянно находился в моей полубатарее, так что все его действия я мог видеть своими глазами. На себя он, как правило, брал самую ответственную и тяжелую ношу - тридцатилитровую афганскую канистру с водой, приспособленную для переноски на спине. Вдобавок к этому, при необходимости, когда кто-то из сослуживцев в движении "выдыхался", что бы дать ему отдохнуть, он мог взять на себя дополнительно и его груз. Естественно, временно. В общем, выносливости Сергея мог позавидовать любой. Отваги, выдержки и самоотверженности в бою Коровникову было не занимать. На том участке, где он находился, я мог полностью быть уверенным в успехе выполнения задачи. Оглядываться и что-то подсказывать не было необходимости. В общем, это было моя "палочка-выручалочка". Как правило, в пешем порядке, он, вместе с моим заместителем сержантом Фаворским, находились рябом со мной в конце колонны группы. Возглавлял колонну командир взвода "Васильков" прапорщик Витя Майборода. Именно в таком порядке движения, я был уверен, что моя группа будет без отставших и непредвиденных потерь, при необходимости, займёт огневую позицию и прикроет огнём пехоту. Бояться, что я "опоздаю к открытию бала" не приходилось, так как впереди меня было не более двух десятков человек - это всего около 30-40 метров. С Сергеем Коровниковым у меня лично были самые доверительные отношение и полное взаимопонимание. Без панибратства. В общем и целом, уже через год службы в Афганистане, это был профессионал своего дела высшей пробы, имеющий богатый боевой опыт, умеющий защитить и себя и товарищей, знающий, где стоит рисковать, а где не нужно высовываться, да и младший командир, каких поискать. Осенью 1982 года он заменился и уехал домой с медалью "За отвагу" на груди. Хотя, несомненно, достоин был ордена.
Командир восьмого миномёта сержант Гаевский Николай Леонидович. Довольно интересный и своеобразный сержант. Родом из сельской местности Западной Украины. Худощавый, жилистый парень. Можно сказать, что он в нашей батарее был кем-то вроде Арамиса в четвёрке мушкетеров. Нет, не в качестве иезуита. Просто умел за незлобной шуткой, сказанной в нужный момент, скрывать свои действительные мысли и действия. Как я уже говорил выше, взвод у прапорщика Майбороды был подготовлен превосходно. При этом, признанно лидировал первый (седьмой) расчёт Коровникова. Несколько отставал расчёт Гаевского. И замыкал тройку расчёт младшего сержанта Стрелина, а позднее - Ашихмина. Мне так кажется, что Коля Гаевский, без особого труда, имел возможность потягаться за лидерство с расчётом Коровникова. Только, зачем? Лучше быть и не лидером, и не отстающим. Чем-то вроде "золотой серединки". Сержант Гаевский и многое знал, и многое умел, и опыта боевого было достаточно. Да и внутреннего чутья, интуиции у него было достаточно. Кстати, на вечерних посиделках личного состава батареи в курилке, Гаевский предпочитал особо не высовываться. Мог внимательно послушать, пошутить в тему, сказать пару весомых фраз. Нарушений по службе он не допускал, однако, и "грудью на амбразуру" бросаться не спешил. В общем, был надёжным, исполнительным, знающим, опытным, но, если бы мне довелось в экстренном порядке выбирать, кого бы назначить старшим в группе, выполняющей отдельную боевую задачу, его кандидатура в голове появилась бы в конце списка. Однако, нареканий к его боевой работе никогда я не слышал. Даже, наоборот. По представлению командира батареи Паши Бурмистрова, сержанта Гаевского наградили медалью "За боевые заслуги".
Что характерно, но все три командира миномёта третьего огневого взвода "Василёк" имели боевые награды. Командир девятого миномёта младший сержант Ашихмин Михаил Анатольевич был награждён орденом "Красная звезда" посмертно. В батарею он пришел после окончания учебного подразделения в мае 1982 года, заменив получившего травму младшего сержанта Стрелина. Учитывая то, что два командира соседних миномётов уже имели богатый боевой опыт, и подготовкой руководил такой профессионал, как Витя Майборода, Ашихмин довольно быстро стал почти на одном уровне с сослуживцами. Во всяком случае, учился он быстро и с охотой. Благо, что у нас имелось определённое время для того, что бы подготовить всех, кто пришел в батарею из молодого пополнения. Да и шкурно заинтересованы были мы в выполнении этого мероприятия. За летний период ведения боевых действий молодое пополнение в определённой мере влилось в коллектив и успешно восполнило те пробелы, которые появились после увольнения старослужащих. А уже в сентябре 1982 года, наш батальон был переведён на охранение трубопровода и трассы Термез-Кабул. Так уж получилось, что именно расчёт младший сержант Ашихмина Михаила Анатольевича, вместе с командиром третьего взвода, был выделен на усиление моего гарнизона. Офицер, два прапорщика, четыре сержанта да полтора десятка солдат - это, пусто незначительная, но, всё ж таки сила. На место уволенных в запас осенью 1982 года командиров миномётов, мной были назначены наиболее толковые наводчики, которым опыта было "не занимать стать". Так что в вопросе подготовленности и боеготовности, мой взвод совсем не пострадал. Только, задачи несколько изменились. Не особо часто нас привлекали на местные операции по реализации разведывательных сведений. Чаще всего, при этом, привлекали расчёт "Василька". И вот, уже весной 1983 года, возвращаясь после ночного прикрытия вылазки разведчиков, машина с миномётом, в которой находился весь расчёт, была обстреляна. По нелепой случайности погиб только Миша Ашихмин. Именно, нелепой. Будь это в открытом бою, а не под тентом машины, возможно, его опыт уже тогда мог бы его спасти.
Наверное, пора оставить сержантский состав батареи в покое, и перейти к солдатам срочной службы. Хотя, видимо придётся ещё обратить свой взор и к сержантам. Но это уж позднее, в процессе последующего повествования.
3
В управлении и взводе управления батареи на моей памяти было несколько явно выделяющихся солдат срочной службы, о которых можно и нужно говорить как о профессионалах своего деле. Может быть, не столько в плане личной подготовки, как специалистов по штату, сколько о их подготовленности в свете выживания, и при этом, нисколько не в ущерб успешного выполнения боевой задачи. Хотя, одно от другого неотделимо. Погибший или временно выбывший из строя военнослужащий, не в состоянии далее выполнять поставленную задачу.
По штату в миномётной батарее имелся старший вычислитель. Поверьте мне, прибор управления огнем, даже лично мной, разворачивался и практически применялся крайне редко. Только во время проведения тренировок с батареей для ведения огня с закрытой огневой позиции. Да и ещё во время выполнения учебных огневых задач офицерами и прапорщиками батареи по прихоти начальника артиллерии полка. Хотя, даже при выезде для участия в рейдовых операциях, прибор управления огнем мы с собой брали всегда. На всякий случай. А чем чёрт не шутит? А вдруг, да придётся определять установки для стрельбы по цели, не видя саму цель в прицел? В большинстве же случаев, применение огня 82-мм миномётов осуществлялось полупрямой наводкой. Вижу цель - стреляю. Если же, миномёт находился вне видимости цели, как правило, производили первоначальную пристрелку, с выставлением точки наводки. Вот вам и плановая цель. И в этом случае, ПУО можно было не использовать. Что мы с успехом и выполняли. Должность старшего вычислителя имелась, вот и занимал её, соответственно, определённый военнослужащий. До осени 1982 года на этой должности состоял ефрейтор Кучеров Сергей Николаевич. В мае 1981 года, то есть к моменту моего приезда в Афганистан, этот маленький белорус из Жлобина, успел приобрести определённый боевой опыт. Спокойствию, деловитости, уравновешенности этого человека, можно было позавидовать. На первый взгляд, он выглядел даже как некий увалень. Всё, что требовало осмысленного выполнения, он, первоначально обдумывал, прикидывал, как это сделать быстрее, лучше и с наименьшими затратами. Уж потом, начиналось само деяние. Как у паровоза. Медленно набирает скорость, ускоряется и бежит вперёд с изрядным запасом энергии. Но и тормозится с усилиями. Особо Серёжку заметить было трудно. Особенно среди более активных его сослуживцев. Насколько я помню, претензий по службе к нему никогда не было. Всё он делал основательно и с высоким качеством. Зато во время проведения операций, зная, что Кучеров где-то рядом, можно было за свою спину не беспокоиться. Опять же, всё с той-же основательностью, он выполнял и боевую работу. Приятно мне было, когда мой земляк был награждён медалью "За боевые заслуги".
Был во взводе управления батареи у меня, неоспоримо, любимец. Да-да! Именно любимец. Старший радиотелефонист ефрейтор Курамшин Саид Рафатович. Татарин, из Ульяновской области. По гражданской специальности - преподаватель труда и черчения. Среднего роста, худющий, как жердь, жилистый, выносливый, неутомимый. Вместе нам с ним довелось прослужить ровно год. Вместе по той причине, что по распределению, от взвода управления батареи, именно Саид, постоянно выделялся мне в качестве связиста. И именно связист, во время проведения всех рейдовых операций, был постоянно рядом со мной. Можно сказать, на расстоянии вытянутой руки. Это было не только моё личное требование, но и веление реальной обстановки. Ведь все приказы и распоряжения при действиях в горах, при проведении блокировок кишлаков, выставлении блоков, передавались по радиостанции. Лично носить на себе громоздкую радиостанцию и принимать команды, было делом крайне затруднительным. Вот для этого и существовал связист, который, даже во время ночного отдыха, располагался рядом, вплоть до того, что в одном окопе. Я знал Саида даже лучше, чем некоторых сержантов и солдат своего взвода. Он, после пары операций, знал все мои требования, и понимал меня не только с полуслова, но и с полувзгляда. В надёжности, профессиональных и боевых качествах Курамшина С.Р. мне доводилось убеждаться неоднократно. Ни разу не было такого, что бы со связью он меня подвела. Ни разу, даже видя, как ему тяжело, я не услышал не только слов жалобы, но даже тяжёлого вздоха. К слову сказать, уже после увольнения в запас Саида, мы долго с ним переписывались. Связь прервалась из-за того, что Курамшин и я, практически одновременно, переехали к новым местам службы и жизни. Жаль, но и сейчас я его найти не могу. Наверное, первый из всего солдатского состава нашей миномётной батареи, с которыми мне довелось служить, именно ефрейтор Курамшин Саид Рафатович был награждён медалью "За отвагу". За дело, за заслуги, а не просто так, в качестве любимца.
Во взводе управления батареи были ещё два солдата срочной службы, удостоенные боевых наград. Оба - связисты. Оба одного периода службы. Оба прибыли в батарею в один и тот же день - 2 января 1981 года. Оба погибли рядом в один и тот же день - 1 ноября 1981 года. Оба - награждены орденами "Красная звезда" (посмертно). Это старший радиотелефонист рядовой Будников Сергей Васильевич из Пензенской области и рядовой Арловский Александр Петрович из Минской области. Вроде бы, за тот период времени, что я их обоих знал, ничем выдающимся они не отличались. Ни тебе грубых нарушений, ни каких-то ярко выраженных свершений. Во время рейдовых операций, попеременно (как это, зачастую, у нас практиковалось), ходили с радиостанцией в полубатарее Паши Бурмистрова. Зато в самый ответственный момент, не задумываясь, бросились на помощь начальнику артиллерии полка. И, спасли ему жизнь. Ценой собственных жизней. Как и в случае с моим командиром миномёта младшим сержантом Мамедтагановым Т.А., я не мог быть свидетелем их подвига, так как в это время болел, однако, хоть и говорили о погибших крайне редко, но кое-что я, естественно, знал.
Что бы закончить с солдатами взвода управления батареи, вспомню ещё одного солдата, на мой взгляд, заслуживающего внимания. Рядовой Луканюк Василий Владимирович. Украинец, родом из Черновицкой области. В батарею он прибыл весной 1982 года и был назначен на должность старшего радиотелефониста. Довольно плотный, чуть выше среднего роста, спокойный, выдержанный, рассудительный, исполнительный и надёжный солдат. Как-то сразу он выделился из состава тех, кто прибыл к нам служить этой весной. "Звёзд с неба не хватал", однако, после увольнения в запас осенью 1982 года командира отделения разведки сержанта Гайжаускас Овидиус Юозович, лучшей кандидатуры для назначения на эту должность, кроме как Луканюка, у нас не нашлось. Не стоит при этом забывать, что, как оно и бывает всегда, перед увольнением в запас очередного призыва, заблаговременно составляется заявка на поставку специалистов из учебных подразделений в кадровые органы дивизии и армии. Любое назначение на сержантские должности с должностей рядового состава, кадровиками воспринимается болезненно. Это назначение нужно было аргументировать конкретно. Это - "одна сторона медали". Зато, назначая своих, выращенных под непосредственным наблюдением специалистов, получаешь гарантированный результат, а не "кота в мешке". Так было довольно часто.
Мой, первый огневой взвод. Из солдат срочной службы, хотелось бы, пожалуй, в первую очередь выделить земляка ефрейтора Горнак Василия Фёдоровича. В нашей батарее он служил с 5 июля 1981 года. Вся его служба прошла на моих глазах. Вполне естественно, учитывая его славянское происхождение, назначен он был на должность наводчика миномёта. Маленького роста ("метр с кепкой"), худощавый, жилистый, выносливый, с явно выраженными крестьянскими ухватками, говором и смекалкой, вечно серьёзный и мало улыбчивый. Пожалуй, таким он и останется постоянно в моей памяти. Работать по военной специальности он научился быстро и точно. Причём, возле прицела миномёта всё делал как-то с видимостью неторопливости, но, в то же время, его неторопливость являлась выражением продуманности и точности всех движений. Это становилось заметным именно во время проведения состязаний среди расчётов. Представьте себе. Допустим, выполняется норматив "К бою". В первом и третьем расчётах работа кипит. Все сноровисто снимают составные части миномёта с вьюков, приводят его в боевое положение. Во втором расчёте командир и миномётчики покрикивают на Ваську Горнак, что бы он поторопился. Зря покрикивают. Пусть с установкой миномёта на грунт, расчёт явно отстаёт, однако, в процессе закрепления прицела и придания миномёту вертикальной и горизонтальной наводки, выигрываются именно те победные секунды, которые потеряны ранее. Если наводчикам соседних миномётов требовалось сделать десяток движений, Горнак укладывался в половину. Это меня и удивляло и несколько злило. Сами понимаете, что в реальном бою, счёт времени шёл на секунды. Поторопись Василий в первый период, этот расчёт существенно перегонял бы остальных. Однако, Горнака было ругать пустяшной затеей. Постоит, потупив голову, выслушает тебя, повздыхает тяжело, но, продолжает действовать по-старому. Зато, при перемещении в горах в пешем порядке, нареканий к ефрейтору Горнак В.Ф. у меня никогда не было. Представьте себе ещё и такую картину. Наводчик должен был переносить за спиной пятнадцати килограммовую трубу миномёта во вьюке, длиной около полутора метров и миномётный прицел в коробке. Это притом, что сам Горнак ростом был чуть выше трубы миномёта, и имел "бараний вес", то есть, около пятидесяти килограммов. Сказать, что ему было тяжело, значит - ничего не сказать. И ведь, никогда он при движении не отставал, не жаловался на усталость, не позволял себе помогать. Двигался на своём месте в цепочке, весь мокрый от пота, падал на бок во время привалов, без стонов поднимался по команде на продолжение движения, и двигался, не создавая другим проблемы. Уже через полгода службы в батарее, когда во взводе появились первые вакансии командиров миномётов, я предложил Горнаку занять место младшего командира. Как это ни удивительно, он отказался. Зато на своём штатном месте, это был надёжный и незаменимый человек. И не зря, домой, уволившись в запас, ефрейтор Горнак В.Ф. поехал с медалью "За отвагу".
Стоит отметить, что все три наводчика миномётов моего взвода, были одного призыва и все три - классные специалисты. В первом расчёте наводчиком был Чернышов
Юрий Васильевич из Оренбургской области. О его подготовленности и профессионализме говорит хотя бы тот факт, что уже к концу 1981 года, то есть, через полгода после призыва, его назначили командиром второго расчёта, вместо убывшего младшего сержанта Попович. И об этом пожалеть мне не пришлось. После убытия в запас сержанта Фаворского, он стал моим заместителем. В третьем расчёте наводчиком был рядовой Пунтус Сергей Николаевич из города Светлогорск Гомельской области. По его боевой работе у меня замечаний к нему не было. Да и в повседневной жизни, явно выраженных залётов у него не было. Быть бы ему сержантом, однако, парень был с определённой хитрецой, и явно без таланта командира.
Номерами расчётов, или, говоря проще, миномётчиками, у меня во взводе, в преобладающем своём большинстве, были выходцы со Средней Азии. Во всяком случае, до начала 1982 года. Ничего плохого о них я сказать не хочу. Были среди них и выдающиеся личности, и середнячки, и явно выраженное "болото". Хотя, вынужден признаться, в последующей своей службе, уже на территории Союза, большая часть узбеков, туркменов, таджиков и прочих ребятишек из указанного региона, явно стремилась "откосить" от службы, создать себе любыми путями привилегии, что бы, трудности военной службы, обходили их стороной. Причём, это стремление проявлялось с первых шагов в подразделении и до достижения статуса "дедов". Афганистан, что не удивительно, заставлял всех бороться за свою жизнь. Здесь, если в пункте постоянной дислокации полка, ещё можно было, хоть как-то, "закосить под дурачка", то на операциях подобное было сопряжено с массой трудностей и опасностей. К чему всё это? Да к тому, что, в момент прибытия молодого пополнения в батарею, не зная ещё людей, мы стремились ребят с Востока, поставить именно миномётчиками, дабы не снизить ненароком боеготовность подразделений. В последующем, присмотревшись к ним, получили возможность не только выделять ярких солдат, но и даже назначать их на сержантские должности. Пусть таких было не особо много, однако, подобные случаи происходили. Был у меня во втором расчёте миномётчиком рядовой Омаров Мухамедали Сулейманович. По национальности каракалпак из сельской местности. Этакий крепыш с явно выраженным округлым лицом восточного происхождения. Запомнить его лицо было весьма легко, особенно после того, как, будучи дневальным в ночное время, он приснул возле печки, и получил ожог лица. Ну, с кем не бывает? Ведь сам факт получения ожога говорит за то, что печка-то не погасла, и его невольная травма была лишь минутной слабостью. В боевой же обстановке, это был исполнительный, добросовестный, надёжный, и, что очень важно, инициативный человек. Более того, имелось у него какое-то такое чутьё опасности, которое в несколько раз повышало бдительность и делало Мухамедали в виде взведённой пружины. Что интересно, так это само действие перевоплощения можно было наблюдать визуально. Вот, вроде бы, идёт в цепочке батареи обычный, придавленный внушительным грузом на спине, расслабленный усталостью солдат. В какой-то момент, он на глазах преображается. Шаг становится более упругим, движения более чёткими, глаза начинают ощупывать местность. Человек, что-то почувствовал. Может быть, глаза врага, смотрящие на него через прицел оружия? Во всяком случае, мне Омаров явно нравился. Правда, весной 1982 года, пришлось с ним расстаться. Назначили мы его командиром миномёта во второй огневой взвод вместо уволенного в запас старшего сержанта Автомонова И.Г. Впрочем, это особо ничего не изменило, кроме нового статуса Омарова. В запас он уволился с медалью "За боевые заслуги" на груди. Сейчас живёт в городе Нукус.
Ещё одним выдвиженцем из состава миномётчиков третьего расчёта, был Бекмуратов Шабкат Имомович. Узбек из Бухарской области Узбекистана. Такой плотный, хорошо физически подготовленный и выносливый, спокойный и уравновешенный, сообразительный и исполнительный солдат. После ранения в ноябре 1981 года, командира второго расчёта младшего сержанта Мамедтаганова Т.А. лучшей кандидатуры на его место, искать не было смысла. Впрочем, раскаиваться не пришлось, так как на своем месте он был незаменим.
Стоит отметить, что во втором огневом взводе наводчиками с лета 1981 года были "мусульмане", то есть, казах, татарин и каракалпак. И, совершенно не удивительно, что наводчиками они были хорошими. Впрочем, как и солдатами. Наиболее мне запомнился каракалпак Каниязов Полат Балтабаевич. Хоть Каракалпакская АССР входила в состав Узбекистана, однако между узбеками и каракалпаками существовали большие различия. Да и сами каракалпаки не любили, когда их называли узбеками. Речь, однако, не об этом. А о наводчике шестого миномёта. Хоть и входил этот расчёт во второй взвод и полубатарею Паши Бурмистрова, хоть и в ряде случаев воевали мы в разных местах, вплоть до того, что на расстоянии от нескольких сотен метров до нескольких десятков километров, однако, как передовики, так и отстающие среди огневиков, всегда были у меня на виду и под пристальным вниманием. Да и вообще, в батарее у нас были три каракалпака - Омаров, Каниязов и Нагметуллаев, - и все трое - толковые и надёжные ребята. Рядовой Нагметуллаев Полат Исаакович был в батарее на самой бесполезной должности - дальномерщиком во взводе управления. Как мной уже отмечалось, дальномер ЗД-1 из своего чехла у нас практически не извлекался в связи с тем, что пользоваться им для измерения дальностей до наземных целей, было практически невозможно. Однако, должность существовала, и на ней кто-то должен был состоять. Впрочем, Нагметуллаев, благодаря каллиграфическому подчерку, состоял в батарее в качестве нештатного писаря. Мне с ним довелось много работать, когда требовалось оформить какие-то учётно-отчётные бумаги. И пусть допускал он много грамматических ошибок, в силу того, что русский язык был для него не родной, в то же время, благодаря своему старанию и красоте написания слов, у нас он был незаменимым помощником. Это, при том, что в отличие от мерок Союза, бумаг ротного характера, у нас в Афгане было несравнимо меньше.
Наводчики третьего огневого взвода "Василёк". Седьмой расчёт. Наводчиком у Сергея Коровникова был ещё один мой земляк, рядовой Демидович Юрий Владимирович. Родом он был из Витебской области. Среднего роста, худощавый, жилистый, спокойный, уравновешенный, несколько молчаливый, исключительно дисциплинированный, исполнительный, и, пожалуй, излишне скромный парнишка. Как и все в расчёте Коровникова, он буквально через пару месяцев, стал истинным профессионалом своего дела. "Василёк" знал досконально. Умел сэкономить секунды при выполнении всей боевой работы. А, учитывая тот факт, что, именно это расчёт¸ как правило, чаще всего задействовался в мероприятиях, связанных с риском для жизни, научился быть внимательным, быстрым и аккуратным. При действиях в пешем порядке, как и его командир миномета, входил в мою подгруппу, исполняя при этом, роль носильщика мин. Осенью 1982 года он был награждён медалью "За боевые заслуги".
4
О водительском составе нашей батареи, стоит поговорить отдельно. Даже делить их по взводам, будет не совсем правильно. Водители в миномётной батарее были вроде своего собственного коллектива. "Государство в государстве". Почему? Сказать даже затрудняюсь. Кем-то ещё до моего прибытия в Афганистан по замене, было установлено, что все двенадцать водителей миномётной батареи, всегда действовали совместно. В пункте постоянной дислокации ими руководили командир отделения тяги и командир батареи. При действиях во время рейдовых операций на технике, подключались ещё и командиры взводов. В тот момент, когда мы уходили в горы в пешем порядке, для руководства водителями оставался старшина батареи. Учитывая то, что в горы мы могли выйти на несколько дней, вся тяжесть по охране и обороне техники, ложилась именно на этих двенадцать человек. Конечно, водители в батарее пользовались определёнными льготами и преимуществами. Во время операций их никогда не привлекали к ночным дежурствам. Они должны были быть на следующий день свежими, выспавшимися. Зато, если случалась какая-то поломка в машинах, неисправность должна была быть исправлена к утру, то есть, к моменту начала движения колонны батальона. Это "к утру", могло быть и в три часа ночи, и в шесть часов утра, и в более поздний промежуток времени. В большинстве случаев, когда случались серьёзные поломки и выход машины ГАЗ-66 из строя, все водители батареи приходили на помощь. Всегда со своими комплектами инструмента и запасными частями. Разделение инструмента "по принадлежности" происходило только после окончания работ. Чисто для примера. Первый пример. Случилось в батарее, во время совершения марша с операции в пункт постоянной дислокации полка, чрезвычайное происшествие. В перегретой машине ГАЗ-66, лопнул топливный шланг, и на раскалённый двигатель, брызнул бензин. Произошло возгорание. Скатившуюся в кювет машину, экстренно потушили, благо что, огонь не перекинулся на кузов, загруженный боеприпасами. Вся электропроводка обгорела и пришла в негодность. Пришлось до ближайшего, планового привала, машину буксировать на прицепе. На привале, осмотрев машину, установили, что вся гирлянда электропроводки требует замены. Менять её по сгоревшим частям - пустая затея, требующая массы времени и сил. Благо, у зампотеха батальона в "летучке" оказалась новенькая гирлянда к ГАЗ-66. Не поверите. Совместным трудом всех двенадцати водителей, электропрповодка выведенного из строя автомобиля, была заменена где-то за пару часов. Пришлось, правда, батальону несколько затянуть привал. Зато до полка, машина дошла своим ходом. Пример второй. Как-то во время проведения рейдовой операции, в районе города Айбак, в горах, была захвачена у местных душманов машина ГАЗ-66, нагруженная большими катушками газетной бумаги. На машине были афганские номерные знаки. Понятное дело, что где-то на трассе, басмачи захватили её, следующую в какую-то афганскую правительственную типографию. Передавать машину с грузом местным властям Самангана, было делом пустым. Ну, прикарманят они и груз, и саму машину. Какая нам от этого выгода? В общем, решили бумагу перегрузить на машину взвода обеспечения батальона, а сам ГАЗ-66, отдали миномётной батарее "на разграбление". Благо, батальон в это время находился на кратковременном привале. Прями на месте, эту машину за два часа полостью разобрали. Осталась только рама да металлический остов кузова. Отмечу, что разобрали не по варварски, а, аккуратно, так, что бы запчасти потом можно было использовать. В качестве дополнения. За два года моего пребывания в Афганистане, на всех двенадцати автомобилях батареи, были своими силами, без задействования ремонтной роты полка, поменяны двигатели и колёса. Причём, ничего из этого, со склада части нам выделено не было. Трофеи! Впрочем, думаю, вы уже поняли, что водительский коллектив в батарее был дружный и сплочённый. Теперь, перейду к рассказу об отдельных личностях, на моей памяти достойных более пристального внимания.
Во взводе управления батареи был водителем рядовой Годованюк Владимир Иванович из Хмельницкой области. Плотный, спокойный, уравновешенный, чуть выше среднего роста здоровяк, в больших ладонях которого, руль автомобиля ГАЗ-66 казался детской погремушкой. Со стороны было иногда смешно наблюдать, как он втискивался в кабину своей машины. Это притом, что он специально до предела отодвинул сидение к задней стенке кабины. Ему бы водить более солидную машину, типа КамАЗ или КрАЗ. Однако, волей судьбы и кадровиков, попал он служить именно на автомобиль ГАЗ-66. Впрочем, нам-то сожалеть об этом не приходилось. Машина у Годованюка была всегда вычищена и технически исправная. Да и в технике он разбирался хорошо. Так что, когда возникали какие-то небольшие проблемы с машинами, за советом шли к нему.
Водителем машины, на которой приходилось постоянно ездить мне, был ефрейтор Лазаренко Валерий Варфаланевич. Молдаван из Одесской области. Худощавый, несколько медлительный, хладнокровный, выдержанный, надёжный... Можно было бы и дальше перечислять его хорошие качества. В общем, в какой-то мере, он был флегманом, умеющим не торопясь и всегда с высшим качеством выполнять свою работу. Безотказный во всём, что требует от него помощи и поддержки. Советы он давал не торопясь, сперва, хорошо обдумав свои слова. Особых нареканий у меня к нему не было, хотя, придётся признаться, бывало, что в первое время, получал он от меня нагоняй за порядок в кабине и кузове машины. Впрочем, он быстро усвоил мои требования и приноровился к ним. За все полтора года - до осени 1982 года, - у меня с ним были, пусть и не дружеские, но, доверительные отношения. Один из немногих водителей, он был награждён медалью "За боевые заслуги". Насколько я в курсе, он живёт сейчас там же, откуда и призывался в армию.
В моём взводе водителем второго расчёта был рядовой Виробян Амаяк Иванович. Типичный армянин из Шамшадинского района Армении. Небольшого роста, худощавый, подвижный, говорливый, общительный солдат. Казалось, что минуты спокойно на месте провести он не может. Говоря откровенно, мне с ним пришлось вести постоянную борьбу, связанную с его неистребимым желанием украсить кабину своей машины всевозможными открытками, фотографиями, рюшечками, висюльками и так далее. В общем, дай ему волю, его военный автомобиль превратился бы в подобие местной, афганской бурубухайки. Где он только это брал? Ещё, что запомнилось, так это желание Виробяна обеспечить себе некий индивидуальный комфорт. Уже после того, как наш батальон перевели в охрану участка трассы Термез-Кабул, машину с Виробяном откомандировали в полк. Находилась она там около трёх месяцев. Посещая полк по служебным делам, я старался каждый раз найти Виробяна, посмотреть на его машину и пообщаться. Как-то мне стало известно, что автомобиль Виробяна, по каким-то причинам, стал временно не боеготовым. Начал разбираться. Оказалось, что на ней уже стоит аккумулятор, который не держит заряд. Попросту, машину можно было завести только с помощью буксира или заводной рукоятки. Видите ли, он с кем-то на время поменялся аккумуляторами. Меня, честно говоря, взяло сомнение. После хорошего нагоняя, на машине появился новый АКБ. К чему всё это, выше сказанное? А к тому, что, расслабление в условиях относительной безопасности, способно притупить бдительность даже подготовленного человека. Ведь в период выходов в рейдовые операции, случай плохой заводки машины, как говорят, "с пол оборота", был бы чрезвычайным происшествием. Этого бы не допустили не только командиры, но и сами водители. А, в целом, особых претензий к Виробяну, кроме уже высказанных, я не имел. Но непроверенной информации, в настоящее время он является жителем столицы России.
Старшим водителем во втором огневом взводе был рядовой Федин Юрий Юрьевич. Призывался он из города Целинограда Казахстана. И сейчас продолжает жить в Казахстане, только уже в столице этого государства. Среднего роста, хорошо развитый физически, спокойный, неторопливый, уравновешенный, с ярко выраженными наклонностями интеллигента мужчина. В батарее было два водителя, чем-то схожие между собой, как внешне, так и по характеру. Это Федин и Занин. О Занине я расскажу несколько позднее. Что ещё мне приходит на память, так это то, что явно была заметна любовь Юрия к технике. И выражалась она не только и не столько в том, что его машина всегда была в идеальном состоянии, но и в том, как он проводил ежедневное обслуживание и подготовку автомобиля к маршу. В виде какого-то, понятного только ему самому, ритуала. Причём, производилось всё в строго продуманной и привычной последовательности, без суеты и лишних движений. Впрочем, его действия, как вирус, постепенно приникали в сознания сослуживцев. Хотя, у отдельных личностей, в силу их характера, порой получалось не всегда всё так, как у Федина. Как в парке, возле своей машины, так и при несении службы в нарядах, Юрий всё делал качественно и добросовестно. Заслуги Федина Ю.Ю за службу в Афганистане, были отмечены медалью "За боевые заслуги".
Водитель машины подвоза боеприпасов третьего огневого взвода рядовой Занин Анатолий Викторович. По сути дела, эта машина была транспортным средством, перевозившим командира батареи Пашу Бурмистрова. Как-то уж так получилось, что именно машину Занина, Паша выбрал в качестве возглавляющей колонну батареи. Машина командира отделения тяги досталась старшине батареи. На неё, кроме боеприпасов, старшина грузил своё батарейное имущество. Как я уже отмечал ранее, Занин был очень сильно похож на Федина. Или, если уж не ставить кого-либо из них в главенствующее положение, эти два человека были похожи один на другого. Только Занин был из города Гуково Ростовской области. Что бы не повторяться в отношении Занина, как о Федине, скажу только, что у Паши Бурмистрова были доверительные отношения с ним. А уж Паша абы-кому доверять не умел. Да и, при необходимости, в короткий срок мог перевоспитать даже крокодила, и сделать его вегетарианцем. Занин был награждён медалью "За боевые заслуги".
Был одно время водителем в третьем огневом взводе рядовой Клинков Виктор Иванович. О нём коротко. Не устраивала этого человека однообразная жизнь в нашей батарее. По своему характеру, он желал больше двигаться, получить хорошую практику в управлении машиной. Я так понимаю, после службы в армии, он хотел продолжить где-то работать водителем автомобиля. В общем, уже с осени 1981 года, начал он "доставать" Пашу Бурмистрова настоятельными просьбами о переводе в батальон материального обеспечения. В конце января 1982 года, его просьба была удовлетворена. Впрочем, это было правильно. Если у человека нет желания служить в подразделении, выполняющем боевые задачи, насильно его держать, может принести вред всем. Естественно, с каждым необходимо проводить соответствующую, профилактическую, индивидуальную работу. Так было и с Клинковым. Зря, конечно, он так рвался с переводом в другую воинскую часть. В конце мая 1982 года, буквально через четыре месяца после перевода, он погиб, следуя в колонне своей роты. Награждён медалью "За боевые заслуги".
5
Пожалуй, на этом стоит закончить с описанием наиболее запомнившихся мне военнослужащих срочной службы в миномётной батарее. Уточню, что некоторых солдат, даже получивших боевые награды, я просто не упомянул. По той простой причине, что ничем, в общем-то, выдающимся, они не отличались, и награда им была, как-бы, компенсацией, за полученные ранения в процессе ведения боевых действий. Ничего, по большему счёту, удивительного в этом нет. Главное, на мой взгляд, в том, что непосредственно участвуя в ведении боевых действий, батарея имела сравнительно небольшие безвозвратные потери. При мне, за два года службы "за речкой", непосредственно из состава батареи погибших было четыре человека. Ещё шесть человек было уволено в запас до окончания срока службы в связи с получением ранений (три человека), травмы, болезни и увечья. В принципе, статистика вполне сносная. И именно эта статистика дает право делать определённые выводы. Один из них, в общем-то, основополагающий, заключается в том, что военнослужащие миномётной батареи имели хорошую профессиональную подготовку, позволившую им не только успешно выполнять поставленные боевые задачи, но и сохранить при этом свои жизни и здоровье. Согласитесь, что войны без потерь не бывает. Причём, даже профессионалы высочайшего класса, совсем не гарантированы от того, что могут погибнуть по банальной нелепой случайности. Это только в кино, режиссёром может быть всё спланировано, и герой в состоянии избежать любые непредвиденные опасности. Помните, как в добрые советские времена говорили? Только в качестве анекдота, а не в виде критики. Просто так, пришлось к слову. Воспроизвожу по памяти. Во время Великой Отечественной войны погибли два специалиста химических войск. Один лёг спать в противогазе в задымленной палатке, во сне пережал проводящую трубку и задохнулся. А второго повар убил черпаком, когда он на кухне лез без очереди за добавкой. О чём речь? Да просто о том, что и во время войны, зачастую случаются нелепицы. И, в то же время, именно хорошая профессиональная подготовка, именуемая мастерством, зачастую становится определённым гарантом того, что в критической ситуации удастся сохранить жизнь без нанесения ущерба общему делу. Вот именно это самое мастерство в Афганистане и стремились заполучить для себя основная масса военнослужащих. Кому-то это удавалось уже в самые первые месяца службы, и в последующем оставалось только оттачивать это самое мастерство. Некоторым судьбой был отмерян слишком короткий срок, за который стать профессионалами своего дела, они просто не успевали. Случалось часто и такое, что отлично подготовленный специалист погибал из-за того, что ошибку совершал кто-то другой, менее подготовленный. Обидно, но, факт. В общем и целом, на мой взгляд, именно жажда жизни заставляла военнослужащих становиться мастером своей специальности. Возможно, я несколько идеализирую степень подготовленности моих сослуживцев по Афганистану. Однако и в последующие почти два десятилетия службы в Вооружённых силах, встречаться с хорошо подготовленными по своей военной специальности военнослужащими срочной службы мне доводилось довольно часто, хотя назвать их массовым проявлением, я, честно говоря, затруднился бы. Те, единичные случаи "звёзд" среди моих подчинённых - военнослужащих срочной службы, - у меня до сих пор сохраняются в памяти. Тот же самый Баркаси Адальберт Адальбертович в Западной группе войск, который из простого водителя командно-штабной машины, за два года службы дорос до заместителя командира взвода управления дивизиона. В той же самой Германии у меня были прекрасные специалисты сержанты Горский и Раздобаров. Уже во время моей службы в Белорусском военном округе, моим подчинённым был Андрей Краснов, который от рядового дорос до офицерского звания, причём, даже не заканчивая военного учебного заведения. Впрочем, это единичные случаи. Основная масса сержантов и солдат срочной службы, как-то не стремились к ревностному повышению своих знаний и навыков, действую по принципу: "День прошёл, - ну и ... с ним!". Скорее всего, это от того, что во внутренних округах и группах войск всё-таки отсутствовал жизненно важный стимул становиться мастером своего дела. Отсутствовала составляющая борьбы за выживание. Ведь именно инстинкт самосохранения свойственен всем мыслящим существам. И только человек, находящийся на самом верху этой мыслящей пирамиды, в состоянии подчинять потуги инстинкта, требованиям необходимости. Да и то, не все представители человечества могут делать это вполне успешно. Вроде бы, всё сказал, что хотел.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023