ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Чеботарёв Сергей Иванович
Замполиты, политруки, но... давно уже не комиссары

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 3.53*9  Ваша оценка:
  Замполиты, политруки, но... давно уже не комиссары.
  
   Не сообщу ничего нового тем, что всякая революция, не только отбрасывает государство, где оное действие произошло, на несколько десятилетий назад, но и сопровождается глобальной ломкой всего того, что до этого было наработано государством годами, десятилетиями, веками. Так оно и произошло в 1917 году в России. С неудержимой яростью, пришедший к власти пролетариат, во главе с партией большевиков, крушил всё то, что хоть косвенно касалось старой власти самодержавной Российской империи. Ну, а на месте образовавшихся "развалин", предпринимались попытки создать что-то своё собственное, исходя из того, как это новой властью понималось. По сути дела, после победного октября 1917 года, когда старая российская армия прекратила своё существование, началось практически с нуля строительство Рабочее-крестьянской Краской армии и Рабоче-крестьянского Красного флота. Из народной среды появились свои собственные красные командиры и военачальники. Понятное дело, что большинство из них были представителями победившего пролетариата, имевшие хоть какой-то опыт военной службы на унтер-офицерских и обер-офицерских должностях. Всё же, этого было явно недостаточно. Требовались люди с оперативным и стратегическим мышлением. Провести бой местного значения, и даже блестяще его выиграть - это явно тактический уровень, который не требует углубленных знаний в военном деле. Другое дело - спланировать, организовать и провести операцию в составе дивизии, армии, фронта. Именно для выполнения данных действий, в начальные годы становления советской России, стали привлекать военных специалистов из старшего и высшего командного состава "канувшей в лета" царской армии. Ясное дело, что полного доверия к ним не было, да и быть, по логике вещей, не могло. Более того, зачастую бывшие царские штаб-офицеры и генералы, все время состояния на военной службе в Красной армии, находились под подозрением и даже под неусыпным назойливым контролем. Да и, чего греха таить, было отчего. Ведь не секрет, что во время гражданской войны, нередко случались прецеденты, когда воинские части, и даже соединения Красной армии, переходили на сторону неприятеля. Что бы снизить риск подобных ошибок и даже измены, на помощь красным командирам стали назначать комиссаров. Что же такое, этот самый комиссар? В переводе на русский язык, это уполномоченный какого-то органа власти, предназначенный для осуществления контроля. Стоит отметить, что комиссаром в армейской среде мог быть только член партии большевиков, проверенный, идеологически подкованный, верный делу революции. Что бы несколько обуздать не в меру ретивых командиров, комиссаров по правам приравняли с теми, кому они обязаны были помогать и кого контролировать. Причём, любое решение командира, если оно внушало недоверие или подозрение комиссару, могло быть отменено. То есть, нет единогласия - нет и решения. Вспомните хотя бы кинофильм "Чапаев". Диалог Чапаева с комиссаром. "Кто в дивизии командир? Ты или я?". "Ты! И я!". По тем временам, это было вполне оправданное действие. Хотя, ни в одной армии мира до этого и позднее, подобного никогда не было. Тем более, в русской. Существовали священники, которые занимались душами военного люда. Да и тех было мало. Причём священники, избави Бог, в военные вопросы не лезли. Красная армия создала свой, новый, до этого нигде не практиковавшийся "Институт комиссаров". Даже по воинским званиям комиссары были на одном уровне с командирами. Полковой комиссар - полковник. Дивизионный комиссар - генерал. По большому счёту, равновластие командиров и комиссаров на официальной основе продлилось, почти до конца Великой Отечественной войны. Приказ об упразднении института военных комиссаров и введении единоначалия в Красной армии, вышедший в октябре 1942 году, не очень-то и умерил пыл бывших комиссаров, а ныне - заместителей командиров по политической части (политработников). Всё также, по привычке, они лезли во все вопросы, довольно часто, не только мешая, но и губя инициативу командиров. Сказывались ещё и недостаточные в военных вопросах знания и навыки комиссаров. Ведь, за неимением кадровых политработников, на данные должности, зачастую, назначались сугубо гражданские люди, бывшие до этого на партийных должностях в народном хозяйстве: секретари горкомов, райкомов, обкомов и их младшие комсомольские братья. Один интересный факт. Особые отделы при воинских частях, подчинялись не только НКВД, но и комиссарам. С 1942 года комиссары курировали деятельность судов, трибуналов и ... заградотрядов НКВД. Думаю, этим сказано, если и не всё, то, многое. Лидером среди комиссаров по причинённому Красной армии вреду, был во время войны самый главный комиссар Михлес. О его делах и делишках можно много рассказывать. Да дело, по большому счёту, не только в нём. И речь, в сущности, не о нём. Наиболее сокрушительный удар по власти комиссаров в Советской армии был нанесён в 1955-1957 годах, когда Министром обороны Советского Союза был маршал Жуков Георгий Константинович. Тогда-то и была определена сфера деятельности политработников, за пределы которой им не следовало соваться. Политическая подготовка. Идеологическое воспитание. Укрепление нравственности в воинских коллективах. Забота и жизни и быте военнослужащих. Это - официально. Как дополнительная нагрузка - негласный контроль за действиями командира и информирование обо всём вышестоящих политических органов. Стоит отметить, что с самого начала деятельности комиссаров в РККА и до развала Советского Союза, Главное Политическое управление имело свои самостоятельные органы, такие как кадровые, учебные, контрольные и так далее. Соответственно, и система поощрение-наказание, работала в политических органах по своим правилам, скрытая от всех непосвященных. В общем, как это говорится, система политработников в РККА - Красной армии - Советской армии, было государство в государстве. Своеобразная каста "неприкасаемых". Не удивляйтесь несколько резким высказываниям в этом моём вступлении. Особой любви к подавляющему большинству представителей "политбратии", или, как их называли в восьмидесятых-девяностых годах прошлого столетия - "политбатракам", я не испытывал раньше, а сейчас - тем более. В моей службе было достаточно случаев, когда политработники различных уровней власти, открыто и из-под тишка делали мне и другим кадровым командирам гадости. "Не из вредности, а - по долгу службы". Я думаю, практически всем кадровым командирам советской закваски приходилось и не раз, слышать фразу политработников: "То, что говорю я, - говорит Партия!". Свою "горячую любовь" к политработникам различного уровня военная братия выражала не только своим внешним поведением, но и с использованием такого распространённого вида народного творчества, как анекдоты. Пожалуй, из персонажей военной тематики, только прапорщики могли "поспорить" в своей популярности с замполитами. Впрочем, хоть "института военных комиссаров" уже нет, как такового, более четверти века, однако, нет-нет, да в художественных кинофильмах нынешнего времени, режиссёры "проходятся" не совсем добрым словом, по политработникам советской поры. Значит, не зря. Значит, есть за что. Значит, память людская, многое забыв, не в силах предать забвенью всё то "добро", которое принесли комиссары народу. В общем, после подобного вступления, думаю, что бывшие политработники закроют данное повествование и "спустят на меня всех собак". Впрочем, я уже привычный, и далеко не из пугливых.
  
   Буду считать, что вступительную часть я и закончил. Стоит перейти от негативных фактов к тому, что, на мой взгляд, стоит разговора в более радужном ключе. В любом правиле существуют исключения. За время моей службы мне довелось служить с офицерами-политработниками, о которых и вспоминать и говорить приятно. Этим я и займусь.
  
  1.
  
   После выпуска из Одесского высшего артиллерийского командного училища, служить мне довелось в 213 мотострелковой дивизии, которая на тот момент располагалась в Тоцких лагерях Оренбургской области. Отдельный ракетный дивизион, куда меня назначили начальником расчёта ракетной установки "Луна", располагался рядом с артиллерийским полком дивизии. В соответствии с режимным характером службы в дивизионе, мы имели свой отдельный парк, в котором вместе с нами размещалась батарея управления и артиллерийской разведки нашей дивизии. Учитывая факт совместного расположения ракетного дивизиона и БУ и АР дивизии, в комнату общежития, которое находилось где-то метрах в 400-500 от дислокации частей, поселили двоих молодых лейтенантов из ракетного дивизиона и одного из БУиАР. Это были я, Славик Алымов и Сашка Мелентьев. Вообще-то в вышеуказанном общежитии с августа 1979 года в основном проживали выпускники военных училищ этого года, не обременённые семьями и проходившие службу в артиллерии в основном на должностях командиров взводов. В общем, родственные души. Сашка Мелентьев среди нас выделялся не только своим внешним видом - плотная фигура, рыжая шевелюра, свойственное всем рыжим, конопатое, симпатичное лицо, - но и живым, общительным характером. Энергия и жизнерадостность так и выплёскивались из этого человека. Балагур, неисчерпаемый выдумщик, весельчак и заводила во всех мероприятиях, проводимых холостяками. Любимец женщин. Вдобавок, он был среди нас, кадровых командиров, единственным политработником. Окончил Свердловское высшее военное политическое танково-артиллерийское училище. В батарее управления и артиллерийской разведки дивизии он среди личного состава пользовался неизменным авторитетом и любовью. Вокруг него вечно собирались сержанты и солдаты срочной службы. И не только из БУиАР, но и нашего дивизиона. Оно и понятно. Обладая даром слова и чувством юмора, многое зная и умея, Сашка мог с лёгкостью работать с любой аудиторией. Причём, не только во время перекуров, но и во время работы. Стоит отметить, что организовывал он работу лихо, не стыдясь сам испачкать руки. И командир батареи, и командиры взводов этот вопрос быстро прочувствовали, и старались заполучить замполита батареи именно к себе, зная, что дело будет продвигаться в этом месте живее и качественнее. В общем, Мелентьев уже в то время был душой коллектива и находкой для строевых командиров.
  
   Как-то незаметно и в коллективе комнаты общежития, где мы жили с ним, он стал заводилой, "завхозом", планировщиком и вообще, признанным лидером. С его подачи в нашей комнате после получки мы скидывались деньгами на месяц, закупали до следующей заработной платы продуктами длительного хранения, всевозможные расходники и спиртные напитки. Как правило, до следующего месяца этого хватало. А так как Сашка был всегда в курсе того, где и что можно купить подешевле, то и жили мы в нашей комнате, пожалуй, более стабильно, чем наши соседи. Вторым предложением, которое нами было принято без возражений, это было суточное дежурство на "камбузе". С вечера один из нас принимал дежурство, готовил еду на всех постояльцев комнаты на следующий день. Это давало возможность утром только разогреть готовое и спокойно уйти на службу. В обед дежурный разогревал уже приготовленный суп и второе блюдо, так что остальные успевали не только поесть, но и некоторое время прикорнуть. Ужин разогревал тот, кому удавалось прийти со службы раньше. Естественно, дежурный мыл всю посуду, и после ужина передавал дежурство следующему обитателю комнаты. Эта система в нашей комнате существовала до конца лета 1980 года, когда весь состав, практически одновременно, покинул наше общежитие. С подачи Сашки Мелентьева мы в складчину купили себе мотороллер, на котором ездили на закупки в магазины, в баню, на субботние мероприятия в гарнизонный Дом офицеров. Когда вдвоём, а когда и втроём. В тесноте, но не в обиде. В январе 1980 года практически всех лейтенантов - выпускников 1979 года, посадили в эшелон и отправили в Термез, с последующей заменой в воинские части Афганистана. Был отправлен с этим эшелоном и Сашка Мелентьев. В результате в комнате нас осталось только двое - я и Славик Алымов. Нас не взяли по той причине, что мы служили в воинской части повышенной боевой готовности - в ракетном дивизионе. Выработанная система жизнедеятельности продолжала в комнате существовать без существенных изменений.
  
   Буквально через две недели после отправки эшелона с заменщиками в Термез, нежданно-негадано в Тоцкое вернулся назад Сашка Мелентьев. Оказалось, что для него в Афганистане на тот момент свободных должностей не оказалось. Не забыл он привести друзьям подарки из Узбекистана. Кстати сказать, у меня и до сих пор хранится тот, внушительных размеров номерной охотничий нож, который Сашке, правдами или неправдами, удалось купить в охотничьем магазине Термеза. С возвращением Мелентьева, временно затихшая жизнь комнаты, вернулась в своё прежнее русло. В рабочие дни на какие-то мероприятия сил уже не хватало, зато уж в субботу, после проведения парково-хозяйственного дня в части, мы ездили в баню, ходили на танцы или в кафе Дома офицеров, при желании, посещали кино. Других развлечений, на тот момент, в этом военном гарнизоне не имелось. В воскресенье, как правило, мероприятия могли быть самого различного характера. В зависимости от того, что узнает Мелентьев из гарнизонных новостей. Могли поехать на ярмарку с город Сорочинск Оренбургской области. Благо, до него было всего около сорока километров. Летом выбирались на речку на Тоцком полигоне, ездили на бахчу за арбузами, в лес. В общем, если бы не Сашка, возможно, что всё воскресенье мы валялись бы на кроватях и смотрели бы телевизор. С нашим комнатным замполитом отдых проходил более плодотворно.
  
   Так, в общем-то, продолжалось где-то до сентября 1980 года. Именно в этот период времени, командование Ракетных войск и артиллерии Приволжского военного округа нашло возможность выполнить своё обещание о переводе нас со Славиком Алымовым из ракетчиков обратно в артиллеристы. Только вот, обещание своё они выполнили несколько своеобразным образом. Одновременно пришел приказ о моём переводе служить в город Бузулук в учебный артиллерийский полк и на Славика - об отправке в Афганистан. Причём, на Сашку Мелентьева также пришёл приказ в Афганистан. Таким образом, я проводил Сашку и Славку на вокзале в Куйбышев, а сам, на следующий же день, уехал в Бузулук. Наш слаженный коллектив комнаты, в одночасье распался. Хотя, некоторое время мы ещё переписывались. В начале весны 1981 года, когда Славик Алымов приехал в очередной отпуск, я даже приезжал к нему в гости в Тоцкое. Однако, понятное дело, по молодости как-то не дорожишь дружескими связями. В результате этого, когда подошла моя очередь ехать в Афганистан, в связи с переездом на новое место службы, почтовая связь с друзьями утерялась. До появления Интернета.
  
   В начале июня 1981 года, когда проходило моё длительное сидение в городе Кундуз, мне довелось повидаться с Сашкой Мелентьевые. Скажем так. Встреча произошла по принципу: "Как тесен мир". Во время беседы с офицерами штаба артиллерии нашей 201 мотострелковой дивизии, ненароком я услышал фамилию Мелентьева. Поинтересовался у офицеров, кто и что. Оказалось, что это в Северном городке, где, по сути дела, располагалась вся артиллерия дивизионного состава, в батарее управления и артиллерийской разведки дивизии служит замполитом лейтенант Малентьев Александр. Совпадением это не должно было быть. Я попросил сообщить Мелентьеву, что нахожусь на пересылке в 149 мотострелковом полку в ожидании отправки к новому месту службы. Буквально на следующий день с утра, Сашка ввалился в палатку, где в это время я на кровати "сидел на спине". В выгоревшем хлопчатобумажном обмундировании, куртка расстёгнута до пупа, рукова закатаны, загорелый почти до черноты, что не удивительно для рыжих, с автоматом АК-74, у которого, почему-то, был обрезан приклад. Объятия, тисканья друг-друга, нескончаемая череда вопросов, которую Сашка прервал вопросом: "Хочешь поехать посмотреть, как мы живём?". Желание, конечно, было, однако и выработанная службой дисциплинированность, говорила своё веское слово, отговаривая от подобных действий. Свои сомнения я высказал Сашке. "А вдруг, да в момент моего отсутствия, появится попутный транспорт или "борт" в полк? Не начнут ли меня искать? Не станет ли мой отъезд грубым нарушением"? В общем, сомнения у меня были вполне объяснимые. На это Мелентьев сказал, что всё уточнит, всё решит, со всеми договорится и даже испросит официальное разрешение у начальства на мой выезд в другой гарнизон. К слову сказать, все эти вопросы Сашка решил буквально за тридцать-сорок минут. Через час-полтора, я уже сидел с ним на БТР-70 и катил в направлении Северного городка.
  
   Описывать своё пребывание в расположении батареи управления и артиллерийской разведки дивизии в очередной раз не стану. Здорово были обустроены жизнь и быт батареи. И не только офицеров и прапорщиков, но и личного состава срочной службы. Чувствовалась рука заботливого замполита, опирающаяся на внушительную поддержку всего личного состава. Посидели мы в тот вечер с Сашкой и окружающими его командирами здорово. О многом поговорили, многое вспомнили. Время пролетело незаметно. Утром Сашка Мелентьев посадил меня на попутный, следующий в штаб дивизии транспорт, распрощались мы с ним, и больше воочию не виделись. Доходили до меня слухи, что Сашка удосужился подхватить в Афганистане тиф, который уже в госпитале усугубила лихорадка. Выкарабкался. Заменился в Союз осенью 1982 года с орденом Красная звезда на груди. Где и как он служил после этого - не знаю. Уволился в запас в звании полковник. Сейчас живёт и трудится в Ростове на Дону. Насколько я в курсе дела, занимается воспитанием подрастающего поколения в военном кадетском училище. Думаю, что это как раз то, к чему по своему характеру склонен данный человек. Скажу только, что подобных ему политработников, в нашей Советской армии было не много. Пожалуй, даже единицы. Причём, политработником он был в самом лучшем смысле этого слова. И воспитатель, и организатор, и заботливый офицер. Сомневаюсь, что найдётся человек, способный опровергнуть эту истину.
  
  2.
  
   Раз уж речь зашла о настоящих людях с большой буквы, хотелось бы вспомнить ещё одного моего сослуживца по Афганистану. Заместитель командира восьмой горнострелковой роты по политической части Сергей Шестопалов. Среди замполитов рот нашего батальона, он явно выделялся по многим своим качествам. Однако, об этом несколько позднее.
  
   Худощавый, даже можно сказать, поджарый молодой человек, хорошо развитый физически, выносливый в любых условиях складывающейся обстановки, с мужественным, симпатичным лицом. Это - внешне. По характеру уравновешенный, спокойный, общительный, хладнокровный и выдержанный. Прекрасный собеседник с высоким уровнем эрудиции. Причём, хотелось бы отдельно отметить, прекрасный и терпеливый слушатель. Знаете, в военных коллективах зачастую встречаются ярко выраженные трепачи. Это люди, которые, если смотреть со стороны, особо в слушателях и не нуждаются. Они будут говорить, "заливаться соловьём" даже тогда, когда находятся в окружении манекенов. Говорят и сами упиваются своими словами. У нас, как и везде, подобные люди встречались. Зачастую подобные уникумы приходили к нам в батальон на вечерние "посиделки" просто так, что бы "почесать языком о зубы". Так вот, когда основная масса аудитории, утомлённая присутствием подобного "говоруна", постепенно "растворялась" в своих домиках, Сергей Шестопалов уходил последним. Возможно, что в этом сказывались уроки воспитания Новосибирского высшего военно-политического общевойскового училища. А что, вероятнее всего, просто общая воспитанность. В общем, замполит восьмой роты слушать умел. Не зря к нему тянулись подчинённые. Причём, он не только умел поговорить с сержантами и солдатами срочной службы, по и дать дельный совет, успокоить, настроить на оптимистический лад.
  
   Стоит отметить, что, на мой взгляд, Сергей Шестопалов зря пошёл по дорожке службы политработника. У него присутствовали ярко выраженные качества строевого командира. Хотя, не стоит быть особо ясновидящим, в нашей армии блестящую карьеру он бы вряд ли сделал. В лучшем случае, дорос бы до командира полка. Почему? Всё очень просто. Не гнулась его спина перед начальниками. Да и прямолинейность в купе с чувством справедливости, не давали ему возможности промолчать там, где это было бы полезно для него лично. В общем, с большими начальниками, мнящими себя "наместниками Бога на земле", Шестопалов явно "не дружил". Естественно, они ему отвечали взаимностью. Причём, благодаря наделённой власти, зачастую отвечали очень даже болезненно. Впрочем, это совершенно не влияло на настроение Сергея. Да и отношение к нему в нашем батальоне было всегда превосходное, что с лихвой компенсировало внешний прессинг. Лично у меня с моим тёской, сразу же сложились доверительные, а потом и дружеские отношения. Стоит отметить, что в Афганистан Шестопалов приехал всего на несколько недель раньше меня. Соответственно, боевой опыт мы с ним приобретали "за одной партой". Благо, учителя у нас были одни и те же, причём, превосходные.
  
   Участие в боевых рейдовых операциях. Этот вопрос заслуживает особого внимания. Сергею Шестопалову постоянно "везло" влезть в такие переделки, в которые попадали группы и взвода восьмой горнострелковой роты, из которых, говоря откровенно, выйти живым было весьма проблематично. В роте, приметив выдержку, хладнокровие и отвагу Сергея, почти сразу же стали назначать его командиром отдельной боевой группы, которой можно было ставить в боевой обстановке самые сложные задачи. Замполит роты, пользуясь своим положением, мог бы легко уклониться от этой "почётной миссии". Однако, исходя из того, что в роте по штату было всего пять офицеров и три прапорщика, из которых, два прапорщика - старшина и техник роты, практически постоянно оставались с бронегруппой, - каждый командир был на вес золота. В общем, так уж получалось довольно часто, Сергей Шестопалов оказывался на "острие атаки". И не только своей, но и противника.
  
   В начале сентября 1981 года, при проведении рейдовой операции в районе ущелья Мармоль, когда местная банда, не получив желаемого результата при ночной атаке позиции миномётчиков, предприняла атаку обороны восьмой горнострелковой роты, Сергей Шестопалов с пулемётом ПКМ, оказывался там, где крики басмачей были громче всего. Стреляя с руки, он не только оказывал помощь своим подчиненным при отражении атаки, но и переламывал активность "духов". Сам при этом не получил ни единой царапины. На этой же операции, только уже через неделю, при штурме горного перевала, его можно было видеть впереди нашей атакующей пехоты. Огонь со стороны душманов был довольно плотный. Правда, командование батальона, не желая нести неоправданные потери, запретило вырываться вперед "зелёных". А они-то, залегли, и подниматься в атаку категорически отказались. Задача была выполнена, только уже с другой стороны перевала и личным составом седьмой горнострелковой роты.
  
   Операции по взятию Джаркудука в декабре 1981 года. Сам я при её проведении, находился в 154 оо СпН (1 осмб), поэтому действия подразделений нашего батальона видеть не мог. Однако, после окончания оной, слышал много рассказов. Опять Сергей был во главе одной из групп, очищающих Джаркудук от басмачей. Опять отличился своей отвагой и инициативой. Да и трофейное оружие, взятое у банд, говорило о многом. Кузов моего автомобиля ГАЗ-66, был наполнен пулемётами, автоматами, винтовками, пистолетами и боеприпасами до отказа.
  
   Рейдовые операции в районе Пули-Хумри. Их у нас было довольно много. Да и вообще, этот район, в зоне ответственности 395 мотострелкового полка аж до границы Саланга, мы "посещали" часто, и знали его довольно неплохо, так как много раз проезжали на машинах и проходили в пешем порядке. Уже знали, где и что можно ожидать, где можно расслабиться, а в какой точке нужно держать ухо востро.
  
   В День юмора и смеха 1982 года наш батальон "работал" в Баглане. Гиблое место, как для проправительственно настроенных афганцев, так и для советских колонн. Во всех трёх Багланах, басмаческие банды не просто чувствовали себя "как дома", но и держали местные власти в страхе. Когда наши войска проводили блокировки и чистку Баглана, как это было и 1 апреля, банды не просто отходили из города, а отходили с серьёзным сопротивлением. Не зря во время той операции, миномёты батареи выпустили почти четыреста мин буквально за пару часов. Примите в учёт, что массированный огонь мне в Афганистане применять не приходилось. В лучшем случае, серия огневого налёта не превышала трёх-пяти мин на миномёт. На цель тратили не более десяти-пятнадцати мин. А то и меньше. Пехоте в тот день было трудно. Причём, всем без исключения. Попробуй-ка, под огнём "духов", проведи зачистку домов, каждый из которых представляет собой крепость. В общем, день выдался не самый удачный, хотя к обеду поставленную батальону задачу мы выполнили.
  
   Через два дня выехали на блокировку ущелья Чармаб. Мне опять повезло, так как мой огневой взвод оставили буквально километрах в трёх от входа в ущелье. Усилили двумя БТР-70 из седьмой и восьмой рот. Остальные подразделения батальона пошли дальше в глубину ущелья, оставляя по пути небольшие силы для прикрытия возможного отхода назад. Ночью басмачи пытались вырваться из ущелья в направлении перевала Саланг, однако, были остановлены и вытеснены в глубину ущелья. С нашей стороны потерь не было. Правда, на минах подорвалось пара машин. Взяли трофеи. В очередной раз отличилась группа Шестопалова, которой-то и досталось идти вплотную с отступающими басмачами. Банды душманов, хоть и потрёпанные, но ушли, не позволив себя уничтожить полностью.
  
   24 мая 1982 года, при проведении очередной рейдовой операции в районе ущелья Вальян, боевая группа от восьмой горнострелковой роты нашего батальона, во главе со старшим лейтенантом Шестопаловым, попала в засаду, с боем отошла и заняла оборону в одном из домов, стоящих на краю кишлака. Вместе с ним в группе было всего восемь человек. В засаду он попал не по своей неосмотрительности, а выполняя приказ командования полка, которое кое-что просто попутало. В общем, к тому моменту, как группа была заблокирована в доме-крепости, у них на руках был один тяжело раненый солдат. Наличие одного небоеспособного, требующего помощи при движении, привело к тому, что боеспособность группы упала вдвое. После нескольких неудачных попыток со стороны командования батальона и полка деблокировать группу Шестопалова, прикрыть их отход к своим с помощью постановки дымовой завесы, при очередном прорыве из блокированного дома, в группе в живых осталось только трое. Остальные пять человек были убиты. Впрочем, оставшиеся в живых эти три человека, находясь в доме и держа оборону, продолжали успешно сдерживать атаки "духов". Хотя, с наступлением темноты, шансов остаться живыми, в случае нападения душманов, у них не было вообще. На помощь извне рассчитывать не приходилось. Физических сил для этого у военнослужащих батальона, попросту к этому времени, не осталось. Это с учётом, что более свежим военнослужащим седьмой роты, оставленным в районе горловины ущелья, нужно было бы совершить по горам к месту нахождения группы Шестопалова, не менее чем трёх-четырёх часовой переход. В общем, хоть слабая надежда ещё оставалась, однако, опыт подсказывал, что группа Шестопалова уже для нас потеряна. Однако, несмотря на все самые пессимистические прогнозы, к 4 часам утра 25 мая все трое оставшиеся в живых во главе с Сергеем Шестопаловым, вышли в район расположения восьмой горнострелковой роты. Как потом чистили этот кишлак и забирали тела погибших, описывать не стану. Это всё подробно мной изложено в рассказе "Вальян". Сообщить обязан только тот факт, что за этот подвиг высокое начальство обещало наградить участников солидными орденами. Обещало, но не выполнило. Нашлись люди из политаппарата дивизии, которым когда-то и где-то Шестопалов "наступил на любимую мозоль".
  
   До сентября 1982 года Шестопалов ещё в нескольких рейдовых операциях показывал себя надёжным и удачливым руководителем. Правда, к тому времени у него уже имелся весьма внушительный боевой опыт. Как это ни парадоксально, но из всех тупиковых ситуаций он и сам выходил без каких-то боевых отметин, и подчинённых выводил. За ним твёрдо закрепилась слава, как удачливого, "заговорённого" командира группы.
  
   С сентября 1982 года, когда наш батальон сменил статус рейдового на охранный, восьмую роту командир батальона оставил у себя в качестве резерва на случай проведения боевых действий местного значения. Именно военнослужащие этой роты вместе с разведчиками, занимались поиском и уничтожением местных банд в провинции Саманган. Изредка, для их поддержки, выделялись миномётчики с моего гарнизона. Подобные вылазки держались в секрете, поэтому о них мы ничего, как правило, не знали ни до, ни после проведения мероприятий. Однако, большая часть из реализации разведывательных сведений, была успешной. Весной 1983 года, отслужив в Афганистане два года, старший лейтенант Сергей Шестопалов, заменился в Союз. За службу в Афганистане награждён орденом Красная звезда. Хотя, если бы все наградные, которые оформлялись на Сергея, были реализованы, не хватило бы двух, а то и трёх рядов орденских планок. Это так, в качестве примечания.
  
   Как сложилась его последующая служба, гадать не стану. С ликвидацией замполитов в воинских частях Советской армии в 1991 году, бывшим политработникам пришлось искать себе применение в других сферах деятельности. Сложившиеся обстоятельства вынудили уйти и Шестопаловы. После ряда неудачных попыток устроиться по специальности, нашёл он себе место в Новосибирском институте МВД России. Там его и до сих пор ценят, как боевого, надёжного и знающего офицера. И, есть за что. О таких, как Сергей Шестопалов говорят, что "с ним можно идти в разведку!". Добавлю ещё. Я и сам, не отказался бы идти с Сергеем в разведку, особенно, если бы командиром разведчиков был он. С Афганистана я верю в его удачливость, опыт и интуицию. С таким всегда имеется возможность вернуться живым, конечно, если не вмешается в действия какой-то вышестоящий дуралом, непререкаемо уверенный в своей правоте.
  
  3.
  
   Хотелось бы отметить вскользь ещё одного политработника нашего третьего горнострелкового батальона. Заместитель командира батальона по политической части капитан Шанкин Сергей. Что мне в нем нравилось, так это невмешательство во внутренние дела подчинённых подразделений. Он не лез в руководство политзанятиями, обеспечивая только руководителей занятий необходимым материалом. Не часто его можно было видеть среди личного состава. Постоянно участвуя в проведении рейдовых операций, в решения командиров он не вмешивался. В общем, если бы его не было бы в батальоне вообще, и не требовались кучи отчётных документов, оформляемых замполитами батальонов в полк, без него можно было бы и вообще обойтись. Как-то уж так получилось, что именно этот наш замполит батальона, на десяток лет вперёд обосновал правильность решения о ликвидации натуральных политработников в армии. Причём, безболезненной ликвидации. Не скажу с достоверностью об армиях других суверенных государств, однако у нас сейчас на должность заместителя командира подразделения по воспитательной работе, могут назначить строевого офицера. И, ничего здесь абсурдного нет. Любой командир является воспитателем своих подчинённых. Причём, в первую очередь он, а не чистокровный политработник, или просто воспитатель. Как у нас раньше говорили: "Командир переживает и отвечает за всё. Замполит за всё переживает, но, ни за что не отвечает". Это отступление. Вернусь к Шанкину. Может быть, в предыдущих своих высказываниях, я в чём-то не совсем прав, однако, сталкиваться с ним мне особо не приходилось. Чрезмерно бурную деятельность его я не наблюдал. Как-таковых гадостей с его стороны не видел. Хотя, весь период службы в Афганистане, мы прошли с ним бок-о-бок, не видя, по сути дела, друг друга. Кстати, из всех офицеров, прибывших в Афганистан в наш батальон по замене весной 1981 года, он первым был награждён орденом Красная звезда. За что конкретно - я не в курсе.
  
   Ещё с двумя замполитами рот нашего батальона, у меня были, в общем-то, дружеские отношения, однако, с некоторой прохладцей. Как-то не особо тянуло меня к ним. И если замполит седьмой горнострелковой роты, с которым доводилось рядом работать во время проведения рейдовых операций, старший лейтенант Миша Лебедев, был всё-таки своим человеком в батальоне, заслужившим уважение товарищей, как надёжный боевой офицер, то замполита девятой роты Володю Лысенко я, по сути дела, за два года службы в одном батальоне, так и не узнал. Полтора года он в составе своей роты находился на отшибе в Мазари-Шариф. Охраняли наших специалистов. А потом и вообще мы находились на разных гарнизонах, не видя друг-друга. Признаюсь, я его сейчас и в лицо вспомнить не смогу.
  
  4.
  
   За последующие два десятка лет службы после Афганистана, мне доводилось видеть много политработников. Кто-то из них запомнился как отъявленный мерзавец. Были и такие, которых просто и вспомнить затруднительно. Вроде бы, должен же был быть кто-то на данной должности, а вспомнить не могу. Так, человек на должности в качестве балласта. И вреда не делает, и польза от него незначительная. Встречались и настоящие политработники "от Бога". Это те, которых любили и подчинённые и равные по должностям. Вспомню таких в беглом порядке.
  
   Сразу извинюсь, что не помню фамилии, имени и отчества заместителя командира дивизиона по политической части, с которым мне пришлось служить в Западной группе войск (Германии) в городе Риза. Наверное, это был единственный замполит дивизионного (батальонного) звена, который лично мне нравился. У него была своя работа, которую он знал и исполнял добросовестно, с любовью, не стремясь вмешаться в действия командований дивизиона и батарей. Много и терпеливо беседовал с сержантами и солдатами срочной службы. Заботился о быте подчинённых. Проводил культурные и развлекательные мероприятия, не щадя при этом сил и времени. Никого из подчинённых в обиду не давал. А, пожалуй, самое главное, умел ладить со всеми. И в дивизионе его любили, и вышестоящее начальство относилось благосклонно. Поверьте, это очень большое дело. Лично для меня было очень ценным его качеством то, что он перед начальством не лебезил, и держался с достоинством. И, в то же время, умел "сглаживать острые углы". В общем, работать с ним было очень легко, зная, что тот фронт работы, за который отвечал замполит дивизиона, проверок и подстраховок не требует.
  
   Заместитель командира 193 базы хранения вооружения и техники по воспитательной работе подполковник Сенчишин Александр. Натуральный политработник, которому после ликвидации партполитаппарата в Вооружённых Силах, всё-таки удалось удержаться в армии. Довелось ему служить и в Афганистане. Кем и как он там служил, описывать не стану. Был награждён орденом Красная звезда. Хотя, скажем так, это не показатель для замполитов, у которых кадры и наградная система были совершенно обособленными от остальной армии. Главное, воспитателем был он отменным. Хорошо общался со всеми подчинёнными. Никогда не повышал голос. Умел отстаивать любого военнослужащего базы перед лицом вышестоящего начальства. Не боялся открыто сказать любому дуролому с большими звёздами, что в каком-то вопросе он явно не прав. Причём сказать вежливо, аргументируя фактами и приказами. На удивление, однако, его слушали и даже с пониманием принимали критику. В штабе корпуса его уважали. В последующем, когда нашу базу расформировании, он был переведён служить, сперва в аэродромный полк, а потом и в Главный штаб Сухопутных войск Республики Беларусь. У меня с ним и до сих пор хорошие, дружеские отношения.
  
  5.
  
   Пожалуй, на этом моя позитивная память о замполитах и политруках зашла в тупик. Плохих политработников, и, в особенности, тех, кто умел в открытую или из-под-тишка сделать тебе гадость, вспоминать не стану. Это заняло бы очень много времени и не доставило бы никакого удовольствия. Чисто для примера. Фраза, сказанная одним из "истинных" политработников: "Если бы ты не пытался доказать свою правоту, не вступал бы открыто в пререкания, мог бы отделаться выговором. А так - строгий выговор". Здорово? Однако, подобное было по-заправдашнему. Часто доводилось встречаться с фактами донесений замполитов в вышестоящие органы за твоей спиной, причём, составленные с явно негативной оценкой деятельности командиров. Принципиальность? Не всегда. Зачастую это было связано с тем, что приходилось указывать замполитам на недоработки в их воспитательной работе, что приводило к зарождению конфронтации между командными и политическими органами. На своём опыте знаю, что в такой ситуации победа командиру практически не светила. Всё-таки политработники, опираясь на внутрипартийную дисциплину, которую, по сути дела, они же и определяли, имели больше возможностей доставить командному составу неприятности. А о том, что бы избавиться от неугодного замполита, и речь вести смешно. Что бы твой рапорт с обоснованием попал в кадровые органы военного политаппарата, нужно было ему пройти по всем ступенькам командной лестницы до штаба округа, попасть на стол Члену военного совета, и, если он соизволит поставить свою утверждающую подпись, поступить в производство. Это уж - на грани фантастики. Всю данную "кухню" знали в строевых частях и отделах кадров воинских частей и соединений, и дорогу подобным рапортам, как правило, не давали. Себе дороже. Начнутся ненужные звонки, разносы, лишние бумаги. Обоснования и так далее.
  
   Итог. Семь военно-политических училищ, существовавших к моменту распада Советского Союза, наштамповали огромные массы политработников. Исходя из опыта работы комиссаров, политруков, замполитов с 1918 года и до конца своего существования, в этих училищах кадровые политработники учили будущих своих правопреемников тому, что знали, умели и считали правильным сами. Не раз и не два мне приходилось слышать от выпускников политических училищ, что их учили главному принципу: "Никогда и никому не верь! И никто не подведёт". Что-то созвучное общеизвестным лозунгам НКВД. Что для политработников было приемлемым и вполне обоснованным, для командного состава являлось существенными барьерами в работе. Если в подразделении или части действия командира и его заместителя по воспитательной работе не согласованы, идут вразрез друг-другу, успехов там не жди. Начнутся, сначала незначительные, а потом уж и лавиноподобные трудности и неприятности для всего коллектива. Вывод. Он прост. Командир - единоначальник. Все его решения и приказы - закон. И не может быть, не должно, что, как это было в новых первых уставах Вооружённых Сил суверенной Беларуси: "Если подчинённый считает приказ командира неправомерным, он может его не выполнять". Моя точка зрения такая. Статья первая. "Командир всегда прав". Статья вторая. "Если командир не прав - смотри статью первую". Я не пытаюсь доказать, что все решения всех командиров правильные и не наносят вред подчинённым. И командиры бывают разные. И обстановка может сложиться не такая, как её прогнозировали. В любом случае, за свой приказ командир несёт персональную ответственность. И не дело его заместителям по политической (воспитательной) части, вмешиваться в этот процесс, тем более, если заместитель только переживает, но, ни за что не отвечает.
  
  
Оценка: 3.53*9  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023