- Сейчас я тебя, сейчас, погоди, зараза, - цедил сквозь зубы Алексей, и, дав мотору полный газ, он подобрал винт и, потянув ручку на себя, тут же кинул ее влево. Самолет, задрав нос, перевалился через левое крыло и направился вниз, к земле, все быстрее и быстрее набирая скорость. Алексей закрутил головой, пытаясь определить, куда делся Чесноков, и увидел, что тот уже сзади слева опять заходит ему в хвост.
'Да как так-то?' - мелькнула у него шальная мысль, и, пытаясь скинуть своего друга со своего 'хвоста' он дал педаль и кинул ручку теперь уже вправо, заставив машину вращаться вокруг своей оси в бочке. В глазах потемнело, к горлу резко подкатила тошнота и, через мгновение он уже не знал, в каком месте в пространстве он сейчас находится. Главное не свалиться, стучало у него в голове мысль бешеным метрономом, главное - не свалиться.
С 'вестибуляркой' у него вообще была проблема еще с училища. В детстве он переболел 'желтухой', что, по словам врача, плохо влияет на вестибулярный аппарат, и море ему было теперь заказано. В то время еще никто не знал про самолеты, эра которых только начиналась, а то врач ему предрек еще бы и невозможность быть летчиком. Но врач был не очень прогрессивным в плане науки и техники и про развитие авиации знал только понаслышке. Поэтому, когда Чесноков прибежал к Алексею и заявил, что он идет подавать документы в летное, Алексей даже не задумался, сможет ли он летать. К счастью, оказалось, что при первых полетах блевали практически все, и он не придал значения тому, что иногда ему было гораздо хуже, чем остальным. На его друга Вовку гравитация, как и ее отсутствие, как казалось, не действовала вообще. Он мог подолгу крутиться в колесе, потом вылезти из него и тут же запрыгнуть на турник, чтобы сделать два-три 'солнышка'. Алексей колесо просто ненавидел и всеми способами пытался избежать упражнений на нем, пока это не заметил его старший курса. С ним состоялся серьезный разговор и когда Алексей признался ему, что его сильно тошнит, тот порекомендовал пересилить себя и все свободное время уделять колесу. 'Иначе в полете блеванешь в маску и чем ты потом будешь дышать?'
И Алексей себя пересилил. По вечерам, когда у них было выделено время на самоподготовку, он стал ходить в зал тренажеров, заставляя себя понемногу крутиться, и постепенно колесо перестало доставлять ему таких мук, как ранее. Но все равно, он его не любил.
Поэтому сейчас, прекратив вращать самолет вокруг своей оси, он оглянулся и увидел позади себя истребитель Чеснокова, он понял, что ему от него так просто не уйти. Ну ладно, тогда будем хитрить, подумал он и решил попытаться зайти тому в хвост, сделав иммельман. Но только он начал маневр, как скрипучее радио приказало ему возвращаться на базу.
Он понял, что этот бой он проиграл вчистую.
.....
- Леха, Леха-а-а-а!...Ну, вставай, Лех! - проник в голову Алексея настойчивый шепот. Вовка стоял рядом у изголовья лежанки и тряс его за плечо. - Хорош спать-то, твоя смена уже давно. Ты и так на полчаса больше дрыхнешь, уже полтретьего. Топи давай, я спать.
С трудом открыв глаза, Алексей приподнял голову и в дрожащем полумраке землянки увидел силуэт Чеснокова, который запрыгнув на свое место, уже стягивал с себя штаны. Алексей медленно сел. Из головы не шел свежий сон.
Сон был плохой, как сказала бы его мать, расскажи он его ей. Но она была далеко в Забайкалье, а сон вот он, рукой можно было даже потрогать. И отдернуть руку...
- Топить-то есть чем? - тихо спросил он уже свернувшегося калачиком под одеялом Вовку. - Э, слышь, кочегар? Уголь, спрашиваю, есть там или нет?..
Так и не получив в ответ ничего, кроме утробного мычания друга, он прошел к печке и увидел, что угля, естественно, там уже не было. Идти надо, подумал Алексей и, одевшись, вышел наружу.
Мело. Поземка скрывала тропинки, проложенные между землянками, но подсвечивая иногда себе под ноги немецким фонариком с синим стеклом, Алексей вскоре добрался до кухни, где хранился уголь. Сквозь редкие просветы в облаках были видны звезды, покойно мерцавшие в ночном январском небе.
Далекий горизонт вздрагивал красным заревом и глухо доносился приглушенный рокот фронта. Ветер забирался в самое заповедное нутро Алексея под одежду, и вытягивал остатки сна.
- Сон этот...Лучше бы я вообще эти сны не видел, - подумал он. Есть ведь люди, вообще их не видят. Почему у меня-то все, не как у людей? Хотя, вроде ведь 'летал', мама говорила, что это хорошо, к добру, мол, в это время человек растет. А когда падаешь, тоже что ли растешь? А я там вроде как падал, вот в чем петрушка-то...
Дойдя до заснеженной кучи угля, сваленной неподалеку, он взял лопату и быстро набрал пару ведер, утрамбовал, да еще и досыпал 'сверху домиком', чтобы точно хватило на его смену. Не забыл захватить подмышку еще и несколько досок от разбитых патронных ящиков, для растопки. До четырех утра хватит, да еще и на следующую смену Белозерцеву, подумал он, радуясь, что не придется выходить из натопленной землянки. Ночь в их эскадрильи делили поровну между жителями землянки на двухчасовые смены, совсем как в карауле в летной школе, так что Алексей был уже привычен к этому нехитрому военному ритму и он его не очень беспокоил. А вот Вовка страдал гораздо сильнее. Пару раз, когда тому выпадала быть истопником в два часа ночи, он соблазнял Алексея поменяться на полночную смену, но тот этому 'жуку' не поддался. Все же знают, как хочется спать в два часа ночи и как можно легко отсидеть ту смену, что начинается в полночь.
Раздув уже подернутые белесым пеплом угли, Алексей растопил щепками печку, налил себе теплого чаю из закопченного 'шахтерского' чайника и, усевшись на чурбак, на котором коротали свои смены 'кочегары', задумался.
Значит так, сегодня ночью он во сне летел. Куда летел, непонятно, да собственно и не важно. Летел сам по себе, без самолета, без крыльев, без какого-либо мотора, просто раскинув руки в стороны. Летел быстро. Он видел под собой деревья, блестящую извилистую гладь реки, с отражающимся в ней темным лесом, пасущихся коров и большие стога сена на скошенном лугу. Видел людей, которые копошились возле них, устанавливая по бокам стогов какие-то жерди. Некоторые из них его видели и махали ему рукой.
Солнце было за ним. Он помнил то, как оно пекло ему затылок и спину, и ту неуместную в тот момент мысль, что его положение очень выгодно для атаки. Помнил и то, что сам и удивился во сне этой мысли, не понимая, кого надо здесь атаковать и зачем это надо делать.
Медленно распутывая свой сон как клубок запутанных ниток, он боялся потерять ту невидимую нить, что держала его сон перед его взором и не давала ему исчезнуть, пропасть, как это всегда бывает со снами через мгновение после пробуждения. Ведь как бывает, вроде и проснулся, сон вот он, перед тобой, а только сел и коснулся рукой одеяла, и все, сон пропал, исчез, как его и не было.
Вот и сейчас он вспоминал свой сон постепенно, боясь его спугнуть, благо видел он его только что, и ничто его не отвлекало.
Итак, он летел дальше и дальше, пока не увидел Ночь. Она стояла безмолвно за лентой широкой реки, которая отделяла ее от света дня, стояла бесконечной черной вертикальной стеной, за которой не было ничего, кроме колыхающейся тьмы. Не было звезд, не было мира.
Алексей помнил, что удивленный, вытянув руки перед собой, он остановился, ноги опустились вниз, и он повис в воздухе. Ночь шевельнулась, пытаясь переползти через реку, но не смогла. Внутри нее заворочалась какая-то клубящаяся чернота, послышался рокот и вокруг его стало неожиданно холодно.
Надо уходить, вспомнил он свою мысль и вдруг заново пережил то, что ему приснилось.
Он почувствовал, что Тьма стала медленно и неумолимо тянуть его к себе так, что сопротивляться ей у него не было сил. Его ноги стали медленно подниматься вверх, он забарахтался, хватая руками пустоту, но Ночь мощным магнитом вцепилась в его плечо и потащила к себе с каждой секундой все быстрее и быстрее, нашептывая: Леха, Леха-а-а-а...
Конечно, это был Чесноков, который, не видя никакой реакции на его зов, стал трясти его за плечо, пытаясь добудиться. А спину и затылок пекло видимо из-за того, что спиной к печке лежал, пытался он найти хоть какие-то объяснения увиденному.
- Леша, дай закурить, - услышал он вдруг голос, который выдернул его из пелены воспоминаний. Это был Савчук, который в одних подштанниках, завязанных снизу бантиками, подошел к нему и, взяв из предложенной ему коробки папиросу, прикурил ее от лучины.
- Удивительно, как ты на него похож, - сказал он немного погодя, присаживаясь на ящик и поправляя накинутую на плечи телогрейку.
- На кого? - не понял Алексей.
- Да на Женьку Распутина, я как проснулся, гляжу, вроде он сидит, испугался даже....Профиль у вас немного похож. Тоже вот так всегда сидел у печки, как воробей, нахохлившись, - сказал Савчук и задумался.
- А кто это? - заинтересовано спросил его Алексей и пошевелил угли в буржуйке, заставив забегать притаившиеся тени по стенам землянки.
- Да летчик наш, погиб он в начале декабря. Не застал ты его.... Полетели они с Игнатовым в район Питомника на разведку погоды, Серега у него ведомым был, вот там и сняли Распутина зенитки...Румыны там стояли раньше, мамалыжники, мать их за ногу, те так себе стреляли, в белый свет, как в копеечку. А тут их, оказывается, немцы сменили.... Наши невысоко летели, облачность была низкая. Так вот, шли они вдоль Царицы, и только горку перемахнули, так те ему как дали, он сразу факелом и прямо в эти зенитки и вошел. Игнатов говорит, что там шансов уцелеть у Распутина не было. Шел бы первым он, его бы первым сняли. А так Игнатов ушел, получается Женька ему, понимаешь, жизнь спас.... Он тоже, кстати, всегда дежурил в шапке.
- Так, а что делать-то, когда зенитки влупят? - встревоженно спросил его Алексей, снимая при этом шапку и положив ее рядом, прямо на доски.
- А ничего ты не сделаешь. Если у них расчет замаскирован и высота пристреляна, шансов нет. Они же всегда парами стоят, а то и по три ствола. Только если кренами вправо-влево машину кидать, да высоту резко менять. Но если ее нет, высоты, что тут можно сделать? Только искать, куда воткнуться красиво, если подбили, чтобы их гадов с собой побольше утянуть. Вот Женька и утянул. Теперь у фрицев на два расчета меньше стало. Нам легче. Там потом нашли два 'эрликона' разбитых, а воронке рядом наваленных валом фрицев, штук семь и все в одном нижнем белье. С них все сняли теплое, включая шинели и обувь, все, представляешь? Чуть землей сверху присыпали, да снегом завалили. Там как нашли рядом куски его самолета, так сразу поняли, что это он их. Вот так вот, паря...К ордену его надо представить, по хорошему-то, да куда-там...
- Жалко.
- Жалко, кто бы спорил.... Пел он хорошо частушки матерные и, кстати, в домино, всех делал! - сказал Савчук, и, подняв вверх указательный палец, добавил: - Даже меня...Везучий был.... А тут не повезло.
- И что за Питомник-то такой, заколдованный? - вздохнул Алексей. - Сколько там наших-то погибло, это же проклятое какое-то место!
Савчук закашлялся, подавившись дымом и, взяв ковшик с водой, стоявший на умывальнике, отпил два крупных глотка воды.
- Да почему проклятое то? - продолжил он разговор, после вынужденной паузы.- Обычный аэродром. Ты их еще много увидишь, если повезет. Защищают его они хорошо. Туда к ним транспортники летят, амуницию им везут, жратву всякую, мармелад с какао, елочки, вон как Чесноков говорит.... Раньше они еще и Морозовскую с Тацинской использовали для этой цели, но мы их заняли. Да ты не дрейфь, вчера на разводе нам новую задачу ставили, так что мы пока на Питомник ходить не будем.
- А куда будем? - спросил Алексей, который вроде на разводе и присутствовал, но куда их направят, в упор не помнил.
- Да, скорее всего, нас на прикрытие 'горбатых' перекинут, что на Зверево пойдут, - весомо заключил Савчук и, затушив папиросу о чурбак, встал и пошел на свою лежанку.- Ладно, спать надо. Ты, это, выйди потом, прочисти 'дыхло', пожалуйста, а то что-то влажно тут у нас стало, дышать нечем, - попросил он Алексея и отвернулся к стенке.
- Добро, сделаем, - просто откликнулся Алексей и, взяв длинную палку, которую использовали для очистки трубы вентиляции от намерзавшего снега, вышел наружу.
...
- Так, товарищи лейтенанты, вы с сегодняшнего дня переходите в прямое подчинение к старшему летчику нашей эскадрильи, старшему лейтенанту Савчуку Евгению Александровичу, прошу любить и жаловать.... Командир он опытный, вы его знаете. Он вас распределит по звеньям, ну и вообще введет в курс дела. ЛБС вы изучили, знаю, летаете вроде неплохо, так что вы пока свободны, идите, занимайтесь, а вы товарищ Савчук задержитесь на пару минут, - с этими словами командир эскадрильи майор Кузнецов достал из кармана пачку 'Казбека' и, открыв ее, предложил Савчуку угощаться. А тот, так как смолил беспрестанно и вечно был без курева, отказываться не стал.
Проследив, как за выходящим последним Золотухиным закрылась дверь, майор посмотрел на Савчука и спросил:
- Ну и что будем делать с 'молодыми'? Кого куда? Решил что-нибудь?
Немного подумав, Савчук вздохнул и сказал: - Решил. Чеснокова к моему Игнатову, я думаю, хватит тому у меня в ведомых ходить. Пора ему и молодежь начать выводить. Неплохо вроде летает. Ну а раз Игнатов идет теперь ведущим, то Золотухина ставим ко мне, у меня ведь тогда ведомого нет. Как считаешь?
- Ну, брат, тебе решать, он тебе будет спину прикрывать, не мне. Смотри, не слишком они зеленые-то еще? Может их еще тут покатать вокруг да около? - засомневался Кузнецов, катая по столу карандаш.
- Хватит их катать уже. Они уже неделю как летают. Причем нормально летают. Макаров их вывез два раза, я раза три, да и сами они нам вчера вон какой 'воздушный бой' между собой показали. Я же читал их характеристики из училища - отличники были. Только вот Чесноков уж слишком горяч, за ним следить надо. Лезет на рожон.
Савчук встал, надел шапку и после паузы спросил: - Я вот думаю, может мне тогда вместо Алексея его себе взять? Рисковый он, боюсь, Игнатов с ним не справится...
- Это точно. Игнатов слишком мягкий для Чеснокова, не удержит он его. Ладно, бери того себе. Но все-таки он молодец, мне нравится. Как он вчера Золотухина качественно сделал! И ведь быстро как! Тот слишком уж боится перекрутить. Короче, ладно, решили: Золотухин к Игнатову, Чесноков - твой. Иди, обрадуй их.
Так и стали два друга ведомыми.
Глава 5.
Самолет Игнатова мотало впереди вверх вниз, и Алексей всеми силами пытался удержаться за ним на достаточно близкой дистанции, чтобы не потерять его из виду. Через некоторое время он понял, что в воздухе мотало не Игнатова, а его самого и, когда он подлетел сбоку к ведущему достаточно близко, что даже увидел его в кабине, тот показал ему кулак и указал рукой себе за плечо назад, приказывая Алексею занять его место в строю. Пришлось гасить скорость, и он встал левым пеленгом за самолетом Игнатова.
Видимость была отличная. Впереди внизу справа он видел две шестерки штурмовиков, которых им дали сопровождать до Зверево и обратно и редкие пятна деревьев, медленно проплывающие по белой простыне земли им навстречу. Мотор гудел ровно, температура масла и головок цилиндров была в норме, и в наушниках была скрипучая тишина, так как режим радиомолчания все соблюдали строго. Все это успокаивало, но Алексей периодически крутил головой, оглядываясь вокруг в поисках самолетов немцев. Пока все было тихо.
Небо было синее и на нем не было ни единого облака. Михалыч перед вылетом долго протирал фонарь кабины изнутри сначала чистой ветошью, потом неизвестно где добытой фланелью, чтобы достичь максимальной чистоты стекла, объясняя это тем, что его научил делать так один из бывших командиров. Мол, в воздухе, любую точку на стекле воспринимаешь как чужой самолет, отвлечёшься на нее зря, а тебя тут и срежут. Поэтому, отойдите, пожалуйста, товарищ командир, не мешайте, все будет в высшем виде, чисто будет как у доброго повара сковородки. Лишних точек не будет.
Лететь было недолго. Зверево находилось недалеко за линией фронта и представляло собой один из запасных аэродромов, с которого в сторону Питомника по ночам постоянно взлетали Юнкерсы и Хейнкели.
Сегодня это был уже второй вылет. Первый можно было бы назвать удачным, если бы на подлете один из штурмовиков не сбила зенитка. Взорвавшись в воздухе, он превратился в огненный шар, из которого в разные стороны протуберанцами вылетали крупные части самолета, черными чадящими факелами по спирали падающие на землю. Шарахнувшись от неожиданности в разные стороны, оставшиеся штурмовики быстро перестроились, и, сделав пару пробных заходов на цель, выстроили штурмовой круг. После этого, с поражающей воображение результативностью они стали нещадно поливать землю огнем.
Получалось у них здорово. Алексей, неотрывно наблюдающий за хвостом самолета Игнатова, иногда видел, как взрывы на земле перемешивали в огненную пыль ангары, самолеты, разбегающихся людей и обслуживающую самолеты технику. Отработав свою цель, 'горбатые' собрались, и змейкой стали отходить домой. Ходящие над ними истребители Савчука тоже развернулись и благополучно довели их до аэродрома, где они базировались. Только убедившись, что все пять машин благополучно приземлились, Савчук дал команду возвращаться. Садились уже на исходе горючего. Это был первый боевой вылет для Алексея в этой войне. Чья-то мгновенная смерть, ярим шаром вспыхнувшая перед глазами дала ему понять, что теперь та грань, разделяющая его жизнь от смерти, стала еще острее и удержаться на ней будет трудно.
Неожиданно Алексей заметил, что идущий впереди самолет Игнатова резко пошел вниз. 'Худые ниже слева! Атака!' - услышал он ведущего и, не раздумывая, кинул самолет вслед за ним. Не давая Игнатову выйти из поля своего зрения, он, постоянно работая ручками газа и шага, изо всех сил пытался сохранять дистанцию, чтобы не потерять того, да и что греха таить, и не остаться одному. Сердце бешено стучало, он ничего не видел, кроме хвоста ведущего, как вдруг навстречу ему сверху промелькнула чья-то тень и за ней сразу другая.
'Не отставай!' - услышал он приглушенный голос Игнатова, придавленного перегрузкой, который пошел на боевой разворот. Задрав нос, самолет ведущего устремился вверх и вдруг Алексей увидел, что воздух над его кабиной прошивают серые трассеры, уходящие выше вверх, в сторону Игнатова. Резко обернувшись, он увидел в нескольких десятках метров от себя профиль чужого самолета с ярким желтым коком, из центра серебряного круга пропеллера которого вырывалось в его сторону желто-красное пламя. 'Немец!!' - ухнуло куда-то сердце, и он непроизвольно пригнув голову, толкнул ручку от себя, кидая самолет прочь от этих трасс. Уйдя резко вниз из-под огня, он, задравши голову вверх, четко и очень близко увидел черный силуэт чужого самолета с белыми крестами на крыльях, на мгновение заслонивший солнце, и уходящего за Игнатовым, который тянул свою машину вверх изо всех сил.
- Бросил! Что ж ты, гад, его бросил! - заорал он на себя и, дав форсаж, потянул ручку к себе. Задирая нос, его 'Лавочкин' взвыл и, подстегнутый наддувом форсажа, бросил себя вперед. В это время Игнатов кидал свой самолет из стороны в сторону, пытаясь уйти от огненных трасс немца, но тот сидел за ним цепко и его скупые короткие очереди все ближе и ближе приближались к самолету ведущего.
- На, сука, на тебе!!! - закричал Алексей, нажав кнопку гашетки до упора. Перед его самолетом протянулась длинная огненная дорожка куда-то в сторону немца, увидев которую, тот резко дернулся вправо и свалился на крыло, уходя от нее прочь.
'Беречь патроны!!' - услышал он в наушниках голос Игнатова. 'Сзади смотри!!' Опять резко обернувшись, Алексей увидел второго немца, который практически вплотную прижался к его самолету, но не стрелял. 'Надо вверх!' - мелькнула у Алексея мысль, и он в очередной раз потянул на себя ручку, пытаясь спастись. Но по нему никто не стрелял.
Алексей наклонял самолет, оглядываясь и пытаясь понять, где находится враг, но второй немец в точности повторил маневр своего ведущего, свалился на правое крыло и ушел резко вниз.
Весь мокрый от пота, застилавшего глаза, Алексей перевел тумблер рации в положение ПРД и стал вызывать ведущего. Он медленно набирал высоту и судорожно высматривал самолет Игнатова, который все никак не мог вычленить из роя машин, которые вертелись внизу, иногда чиркая друг по другу огненными трассами. Его ведущий был где-то внизу один, а он тут болтается наверху, как трус, думал он.
- Надо искать, - подумал он и дал ручку от себя.
.....
Вылезти из самолета у Алексея сил не было.
Приземлившись, он снял шлемофон и долго сидел в кабине, махнув рукой подскочившему Михалычу, что все в порядке. Руки предательски дрожали и почему-то зачесались ладони. Над остывающим двигателем колыхалось марево теплого воздуха, да внизу слышались стуки колодок, которые техники устанавливали перед колесами. В кабине пахло порохом. Увидев, что Михалыч уже подкатил лестницу, чтобы открыть створки капота, Алексей отодвинул фонарь кабины и отстегнул привязной ремень. Надо выходить...
Еле передвигая ноги с кулем висящего сзади парашюта, он сделал два шага и сел в снег. Ноги не держали. Нервное напряжение начало его понемногу отпускать, и его затрясло. Сзади подошел Михалыч с термосом и налив ему кружку горячего чая вставил прямо в дрожащую руку.
- Чаю выпейте, товарищ командир. Сладкий.
Алексей благодарно взглянул на своего техника, кивнул и, отхлебнув глоток, огляделся. Эскадрилья вернулась без потерь. На своих стоянках были все истребители, включая Вовкин. Тот стоял рядом с ним, и, размахивая руками, что-то объяснял своему технику Плюшко.
- Степан Михалыч, помогите парашют снять, - вставая, попросил Алексей и, поставил кружку на ступеньку лестницы. Освободившись от ремней и куля парашюта, он пошел к Чеснокову, чтобы узнать, как все прошло у друга.
Тот ругался.
- А я говорю, Плюшко, проверяйте, почему у меня оружие не стреляет! Я жму гашетку, а оно молчит! Пневмозарядку жму, а оно все равно молчит! Стрельнула пару раз и все! Я, может быть, сегодня пять фрицев бы уложил, а у меня самолет не стреляет!
- Слушаюсь, товарищ командир, проверим, - ответил ему его техник и, махнув оружейнику рукой, полез по лестнице.
- Ну что, как ты? Сбил? - возбужденно продолжил Чесноков, все еще не отойдя от разноса Плюшко.
- Кого? Сдурел? Меня вот чуть не сбили два раза - это было... - махнул рукой Алексей. - Я еще и ведущего потерял.
- Да я тоже потерял, - просто парировал Чесноков. - А как не потерять-то? Он как начал вертеться, я туда-сюда, оп-па, а его нету. Там такая свалка была, сам знаешь...
- Да была, - согласился Алексей. - Меня чуть не сбили, Вовка, - повторил он опять. - Трасса вот так вот прошла,- и он показал ему над головой рукой. Как они сумели так быстро к нам подобраться, ума не приложу. Вон, кстати, Игнатов идет. Сейчас он мне даст, - обреченно заключил Алексей и повернулся лицом к подходящему летчику. Тот шел, сняв шлемофон и улыбался.
- Ну, Леша, спасибо тебе, - сказал тот и протянул Алексею руку.
- За что? - удивленно уставился на него тот, от неожиданности не переставая трясти руку Игнатова.
- Как за что? Ну, ты даешь. Ты мне сегодня, можно сказать, жизнь спас. Так 'мессера' шуганул, что тот сразу отвалил. А тот 'матерый' был. Руку отпусти, пожалуйста, - попросил он.
- Ой, извини, - стушевался Алексей, отпуская его руку и от неожиданной похвалы как всегда покраснев.
- Да нормально все. Ладно, пойдем на КП, там поговорим. Чесноков, ты идешь? - крикнул Игнатов Вовке, который уже успел забраться на крыло и вместе с техниками выяснял причину отказа пулеметов.
- Да, иду, иду, догоню... - отмахнулся тот.
Закурив вместе по первой папиросе после боя, Игнатов прошел с Алексеем молча несколько шагов, и потом он сказал: - Ты молодец, не струхнул. Я, было, подумал ты дернешь из боя, если прижмет, а потом смотрю, ты наверху висишь. Как успел забраться-то туда? Цель искал?
- Да какую цель! Потерял я тебя. Ну а наверху оказался, потому что от немца удирал. Херовый я летчик, это же ясно, - самолеты вообще на взлете ломаю, ведущего бросаю, ориентацию теряю в бою - ну весь набор, как говориться, - грустно усмехнулся Алексей. - Можно ездовым в обоз списывать, как непригодному к строевой.
- Э-э, брат, не скажи, - авторитетно заявил Игнатов. - 'Херовые', как ты говоришь, летчики при виде немца сразу в пике и домой, а потом песни всем поют, что мотор застучал. А ты, практически в первом своем боевом вылете, своему ведущему жизнь спас. Это как? Да меня бы тот 'мессер' снял, как уточку в тире, если бы еще минуту ему дали. Там пилот классный был, поверь, не мне чета.... Вон как меня вымотал, хоть одежду выжимай. Я туда, и он туда, я сюда, и он сюда! Я уж раза три успел с жизнью проститься... А тут ты, как дал!! Я думал, что и мне от твоей очереди достанется, рядом совсем прошла. Все патроны выпустил?
- Да не знаю, я потом более и не стрелял. Наверное, все.
- Ты в следующий раз, длинными-то не секи, толку нет. Перегреешь стволы - прострелишь винт. И чего потом делать? Короткими очередями его, по-хозяйски надо, по три-четыре снаряда.... Если весь боезапас спустишь, ты там зачем тогда? Своим видом пугать? Во-о-т.... Поэтому слушай меня и мотай на ус, - глубокомысленно закончил Игнатов. Они почти подошли к КП.
- Да я слушаю...мотаю, - задумчиво кивнул ему Алексей. - Мне вот что интересно, помнишь, когда ты мне сказал , что 'мессер' сзади, он вот где был, у меня практически за плечом. Вот так вот! А он чего - то не стрелял! Я же был у него на мушке уже, а от него ни одного выстрела! - потрясенно рассказывал Алексей.
- Ну не стрелял, да не стрелял. Повезло тебе, значит. Может у него заклинило там что, или отказало, кто же знает теперь. Техника, она и у немцев техника, тоже отказать может. Ладно, заходи, я за тобой, - пропустил он Алексея вперед и закрыл за собой дверь КП.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023