ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Дроканов Илья Евгеньевич
Броня Балтики часть 1

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.91*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Броня Балтики" - книга о событиях 1915-1916 гг, главными героями которой стали офицеры разведки Балтийского флота.
  
  
  
  
  
  
  Броня Балтики - это не только мощная броневая защита русских кораблей Балтийского флота, вступивших в бой с броненосцами кайзера. Прежде всего, броней, защищавшей Петроград и исконно русскую землю у берегов Балтийского моря от давившей вражеской мощи, стали люди - матросы и офицеры, геройски сражавшиеся с неприятелем. Боевые действия балтийцев в 1914 - 1917 годах стали славной, хотя и порядком забытой, вехой в истории Военно-Морского флота нашей страны.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Илья Дроканов
  
  
  
  
  
  БРОНЯ БАЛТИКИ
  
  
  
  
  
  Санкт-Петербург
  
  2013
  
  
  
  "Русский флот, вступая в первую мировую войну, не имел в штабах командующих морскими силами Балтийского и Черного морей разведывательных органов в привычном для современного военного человека понимании. Их формиро-вание и становление, как в организационном, так и в про-фессиональном плане происходило уже на фоне начавшихся боевых действий, и в окончательном виде стало в значительной мере результатом служебной инициативы и творчества вовлеченных в этот процесс офицеров".
  
  Статья "Радиоразведка русского императорского флота на Балтийском море: история создания".
  Авторы: М. А. Партала, Д. Н. Симонов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть первая.
  
  "Защитник Андреевского флага"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  "Ветер всю ночь напролет
  Стонет, запутавшись в мачтах.
  Волны вгрызаются в борт,
  Мокрая палуба скачет.
  
  В тесной каюте свеча
  И на стене пистолеты,
  С ромом заваренный чай,
  Тускло блестят эполеты".
  Отрывок из романса Андрея Василькова "Последнее письмо".
  2002
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  К АДМИРАЛУ ЭССЕНУ
  
  (март 1915)
  
  
  - Господа, подъезжаем!
  - Проводник, зовите, носильщика к нам в купе!
  - Как прикажете, мадам! Господа, подъезжаем, скоро вокзал!
   - Батюшка, я сниму ваш саквояж с полки! Не извольте беспокоиться.
   - Ревель, господа, Ревель! Подъезжаем!
   Голоса в коридоре вагона становились все громче. В дверь купе постучали, затем в небольшом проеме показалась голова проводника:
  - Через десять минут Ревель, вокзал, Ваше высокоблагородие!
  Илья Иванович поднялся с кожаного дивана, застегнул верхнюю пуговицу кителя и, приподняв подбородок, зацепил два крючка на воротнике стойкой со свежим подворотничком. "Хм, "высокоблагородие", выше бери - "Ваше превосходительство"! Так-то, паря", - как обычно, про себя, подал он ответную реплику. На глаза ему попалось длинное узкое зеркало на стенке купе. И вновь - уже в который раз за последнюю неделю - Стрельцов узнавал и не узнавал собственное отражение. Это ведь его лицо с карими глазами и аккуратно постриженной щеточкой седых усов. А дальше все, как будто, чужое: с зеркальной поверхности смотрел флотский офицер в синем кителе с нагрудными карманами и погонами, золотое поле которых прорезали два красных просвета без звезд - полковника военно-морского ведомства. Черные форменные брюки навыпуск и черные штиблеты с прорезиненными вставками на щиколотках. Не привык Илья Иванович к своему новому обличью, никак не привык.
  К знакомым ему форменным атрибутам можно отнести лишь витые шнуры аксельбантов на правом плече, да золотые царские вензеля на погонах - знаки офицера Генерального Штаба. В такой блестящей военной мишуре полковнику нередко приходилось являться на дежурство в огромное здание, полукругом охватывающее Дворцовую площадь. Императорского Генерального Штаба полковник по табели о рангах был равен армейскому генерал-майору, и стоял выше строевого полковника или корабельного капитана 1 ранга. Потому и "превосходительство", а не "высокоблагородие", как привычно считают люди неосведомленные. Но, говоря честно, Стрельцов по складу характера мало обращал внимание на условную разницу в рангах. И мысленно поправил ошибившегося проводника в вагоне только ради привычки к порядку.
  Вздохнув, он надел черное пальто, застегнул золоченые пуговицы с якорями, а потом надел фуражку с узким козырьком и флотской кокардой. При этом сдвинул ее чуть набок вправо, как привык носить форменный го-ловной убор со времен учебы в кадетском корпусе. Мелькнула мысль, а хорошо бы сейчас влезть в просторную теплую куртку, да в шерстяные брюки-гольф с гетрами и любимыми английскими ботинками, да вместо черной фуражки нацепить кепи из букле... Но, наряд Ильи Ивановича, обычный для улиц Петрограда и прочих мировых столиц, где ему приходилось бывать по делам служебным, покоился на дне чемодана. Не до него пока: полковнику сегодня впервые придется представляться по всей форме в штабе Балтийского флота. Так что, надо привыкать к этому образу!
  Поезд несколько раз с металлическим лязгом дернулся и застыл у перрона. Окна вагона за ночь покрылись ледяной корочкой и налипшими косицами снега, сквозь слепое стекло можно было определить, что снаружи разливаются белесые утренние сумерки. Илья Иванович неторопливо покинул купе, где весь путь из Петрограда пребывал в одиночестве, и влился в вереницу пассажиров, двигавшихся по длинному коридору на выход из вагона. Портфель с документами нес с собой, а два объемистых чемодана оставил в купе: знал, что его встретят. В служебном тамбуре расторопный проводник помогал аккуратно ступить на перрон, не дай бог, кто-то поскользнется. Стрельцов кивнул ему на прощанье и сделал широкий шаг из вагона. Заснеженный перрон расчищали скребками несколько вокзальных рабочих. Встречавших у вагона оказалось немного, мимо их темных фигур торопливо двигался молодой морской офицер. Он остановился в двух шагах от Ильи Ивановича и отчетливо доложил:
   - Мичман Арцишевский, дежурный офицер штаба флота. С прибытием в Ревель, Ваше превосходительство! Николай Оттович распорядился встретить Вас и проводить сразу к нему.
  - Стрельцов, - кратко представился полковник, поблагодарил и по-здоровался за руку. Они немного отошли в пустынную часть перрона. Оглядевшись, Илья Иванович поинтересовался:
  - Пожалуй, нам пешком идти не очень далеко? Я в Ревеле-то прежде не бывал, но немного ориентируюсь и полагаю, что морской порт и военная гавань здесь рядом, не так ли?
  - Точно так. Через полчаса можем быть на борту "Рюрика", где ад-мирал держит флаг. Позвольте, я быстро распоряжусь по поводу вашего багажа, и мы отправимся на причал.
   Мичман скорым шагом удалился в сторону станционных построек и нагнал Илью Ивановича у выхода в город.
  Оба офицера привычно в ногу зашагали вдоль домов по узким мощеным улицам древнего города. Хмурое мартовское утро так и не расщедрилось добавить ярких весенних красок в блеклый городской пейзаж. Закончились темно-серые стены домов и появились силуэты деревьев парка, черневшие на фоне сугробов пожухшего снега. По расчищенным дорожкам Стрельцов и Арцишевский спустились к шумной предпортовой улице, где в разные стороны катились груженые телеги и автомобили, поодиночке и группами деловито сновали люди. На одной из кирпичных стена белела крупными буквами надпись с указателем-стрелкой "Sadamа". Илья Иванович вспомнил - "сатама" по-фински - это порт. Значит, скоро они окажутся у цели.
  Молодому спутнику явно не терпелось расспросить столичного гостя о новостях:
  - Ваше превосходительство, как там, в Петербурге, простите, в Петрограде? Что нового? Почти год, как я оттуда уехал.
  - Есть, перемены в столице, есть. У меня в последнее время создалось впечатление, что Петроград позеленел, несмотря на зиму. Он как бы закутался в ткань защитного цвета. По проспектам маршируют воинские команды в форме ... этого, как его... Да - цвета хаки. Многие штатские из числа чиновников и прочих господ сменили партикулярное платье на полувоенную форму, щеголяют ныне в защитных френчах и галифе. Да и женщины, даже знатных фамилий, работают теперь в военных госпиталях и носят зеленые платья сестер милосердия. У меня младшая дочь, студентка института, оставила учебу и поступила служить в гарнизонный госпиталь на Садовой. Дома вижу ее редко, но сменное форменное платье висит у нее на стуле, как напоминание о войне. Зеленый цвет повсюду!
  - А, что же, наших флотских не осталось на Невском?
  - Моряки, мичман, сейчас либо в Кронштадте, либо по флотам разъехались из столицы. В Адмиралтействе, "под шпицом", один министр Григорович с несколькими адмиралами, да горсткой штабных "каперангов" обретается. Но они черной формой петроградскую картину не меняют. Мало их, незаметны флотские на улицах. Должно быть, в служебном транспорте разъезжают. А, впрочем, не знаю...
   Фраза осталась не законченной. Между двумя пакгаузами из красного кирпича показались распахнутые настежь ворота. Офицеры миновали их и пошли по территории порта, где вокруг забурлила жизнь, присущая только этим особенным частичкам суши. В порту, находясь на земной тверди, можно ощущать себя уже среди морских волн. Они мягко плещутся совсем рядом, а то и шумно бьются о стенки причалов, разлетаясь в брызгах. Резко вскрикивают чайки, птичьим апломбом подчеркивая, что сухопутной жизни здесь приходит конец. Легкие заполняются морским воздухом, от которого веет солью, водорослями, углем и нефтью, сожженными в корабельных топках. Да и сами корабли, стоящие в порту, показывают своим гордым видом, что ненадолго задержатся у пирсов, а выпутаются из привязи швартовых канатов и полетят на простор.
  Стрельцов вопросительно взглянул на провожатого, а тот понимающе указал ладонью в перчатке на серую трехтрубную громадину, навалившуюся мощным стальным бортом на портовый причал метрах в ста от них. Прозвучало лишь одно слово:
  - "Рюрик"!
  Подойти к флагманскому кораблю быстро не удалось: на причале пришлось обходить множество фанерных ящиков, сложенные в штабеля, какие-то огромные деревянные катушки с электрическим кабелем, лавировать между ломовыми телегами, с грузом и без груза стоявшими на пути. Илье Ивановичу пришло в голову, что прежняя жизнь не сразу отпускает его в неведомое будущее, дает пообвыкнуться в меняющейся обстановке. Ведь через несколько минут ему доведется впервые подняться на борт боевого корабля, и сразу пойдет настоящая флотская служба без возможности обращения в прежнюю ипостась.
  Между тем, крейсер открылся взору Стрельцова во всей строгой боевой красе. В первую очередь бросилась в глаза огромная двухорудийная башня главного калибра: полковник глазом разведчика быстро оценил, прикинул в уме и спросил мичмана:
  - Баковые орудия дюймов по десять, поди?
  - Точно так, у нас на "Рюрике" четыре орудия по 256 миллиметров, только вторая пара в кормовой части находится, ее пока не видно...
  От прямого форштевня крейсера с распластанным бронзовым двуглавым орлом до опущенного на причал парадного трапа офицеры несколько минут шли, словно в городе мимо длинного четырехэтажного здания. Два ряда корабельных иллюминаторов, кое-где подсвеченных электричеством, добавляли сходство с городской улицей.
  Возле трапа часовой матрос с винтовкой встал смирно, приветствуя подошедшее начальство. Полковнику представилось право первым подняться по дощатым ступеням с медной окантовкой. На палубе при выходе с верхней площадки Стрельцова встретили два офицера, которые сообщили, что в салон к адмиралу надо пройти в надстройку сквозь распахнутую бронированную дверь. Возле нее Илья Иванович на мгновение задержался и уважительно потрогал ладонью сталь броневой обшивки рядом с входом, ее полуметровая толщина поражала воображение сухопутного человека. Про себя он с почтением произнес: "Вот это броня! Вот она, броня Балтики!".
  Сопровождавшие истолковали заминку по-своему. Арцишевский из-за плеча предупредил:
   - Осторожно! Очень высокий комингс!
  Стрельцов понимающе кивнул, когда увидел, что мичман показывает на высоченный порог при входе в помещение, и со всем старанием переставил ноги одну за другой внутрь узкого длинного коридора. Офицеры прошли вдоль него, потом спустились на одну палубу ниже и очутились в просторном ярко освещенном проходе между несколькими каютами. Стены в пространствах между дверями кают привлекали внимание изяществом отделки шпалерами из красного дерева. С каждой стороны висели портреты прославленных адмиралов. Ушаков, Сенявин, Лазарев и Нахимов строго смотрели со старинных полотен в тяжелых позолоченных багетах. В торце прохода была видна открытая дверь, за которой угадывалась светлая просторная каюта. "Пришли, - подумал Илья Иванович, - там явно адмиральский салон". Он передал свой кожаный портфель Арцишевскому, твердым шагом вошел внутрь и огляделся.
  Своими размерами салон мог составить конкуренцию петроградским начальственным кабинетам в Генеральном Штабе или в соседствующем с ним Адмиралтействе. В глубине возле иллюминатора как главный предмет интерьера по-хозяйски расположился прямоугольный рабочий стол, и его поверхность была покрыта книгами, альбомами, рулонами карт, бумагами и принадлежностями для работы. Чернильный прибор, медные снарядные гильзы для карандашей, перочинных ножей и прочей мелочи соседствовали с линейками, угольниками, очками в футлярах и массивным увеличительным стеклом.
  Отодвинув назад рабочее кресло, из-за стола вышел его хозяин, слегка разминая затекшие ноги и спину. Это был пожилой полноватый человек невысокого роста с круглым лицом, которое обрамляли короткие пепельные волосы и седая борода с усами. Из-под нависших бровей прямой цепкий взгляд пристально осматривал вошедшего. Стрельцов в свою очередь, увидев золотые погоны с адмиральскими орлами на кителе, украшенном одним георгиевским крестом, быстро вскинул правую ладонь к козырьку и отрапортовал строго по уставу:
  - Ваше высокопревосходительство, Генерального Штаба полковник Стрельцов! Представляюсь в связи с прибытием в Ваше распоряжение.
  Эссен, приближаясь, несколько раз махнул пальцами:
  - Все, все! Будет Вам, Илья Иванович. У нас на флоте по-простому: все офицеры по имени-отчеству...
  Стрельцов, понимая, что перегибает палку, не мог удержаться и ответил в такт:
  - У нас в разведке так же, Николай Оттович!
  Эссен вскинул брови, хмыкнул, пригладил пальцами усы, но первый протянул полковнику руку и поздоровался. Потом показал, где можно снять пальто и фуражку, и жестом пригласил пройти к стоявшему у противоположной переборки длинному овальному столу, окруженному стульями ручной работы. Сам пошел по дальнюю сторону стола, а гостю указал на стул как раз напротив.
  Стрельцов, усаживаясь на указанное место, осмотрелся и трениро-ванным взглядом привычно оценил обстановку. Впереди рядом со столом красовался буфет с резьбой в стиле барокко и ножками в форме звериных лап, такими же, как у стола и стульев. Немного в стороне от буфета висела большая картина с изображением баталии парусных кораблей, написанная флагманским маринистом Адмиралтейства Алексеем Боголюбовым. "Торжественно, но не помпезно, со вкусом адмирал", - мысленно отметил Илья Иванович.
  Хозяин грузно уселся на стул, положил перед собой тетрадь для записей, обеими руками неторопливо надел очки и внимательно посмотрел на гостя. И Стрельцов в свою очередь немного откинул голову назад, в этот момент их взгляды на мгновение встретились. "На двенадцать лет он старше меня, - подсчитал в уме Илья Иванович, - а выглядит почти стариком: лицо усталое и больное. Нелегко ему служба далась". Сейчас он видел перед собой самого заслуженного в наступившем веке российского флотоводца, знавшего вкус морских побед, выходившего с честью из всех боев. "Защитник Андреевского флага", писали об адмирале Эссене в петербургских газетах, и это соответствовало истине.
  Адмирал немного помолчал и, прерывая затянувшуюся паузу, начал разговор:
  - Ну, давайте знакомиться ближе! Все бумаги ваши и о вас я, конечно, прочитал. Собственно, они мне лишь подтвердили ту характеристику, которую летом прошлого года дал генерал-майор Монкевиц, в бытность руководителем военной разведки Главного управления Генерального Штаба. Мы с Николаем Августовичем близко знакомы, и пока он служил в Петрограде, нередко встречались. Накануне боевых действий у нас состоялся обстоятельный разговор, в котором я изложил ему крайнюю нужду в формировании при своем штабе полнокровного разведотделения. На Балтийском, как впрочем, и на других флотах, давно действуют органы, добывающие сведения о непри-ятеле. Много данных получаем через радиоперехват, особенно после захвата германских шифров осенью прошлого года. Авиаторы постоянно летают и докладывают обстановку. С кораблей, находящихся в море, идут сведения. Данные имеются, но они неполные. Агентуры нет, вот беда наша... И некому создать агентурную сеть. Я еще накануне войны доказывал Морскому Генштабу, что командующему флотом кровь из носу нужна своя организованная разведывательная работа, построенная исходя из повседневных задач. В ответ слышал, что по любому моему запросу их разведорган - Особое делопроизводство - предоставит всю необходимую информацию. Предоставит, как же! Мне сегодня требуется, а они через неделю дадут в лучшем случае половину того, что надо!
  В сердцах Николай Оттович хлопнул ладонью по столу. Сделал паузу и продолжил с нарастающим волнением:
  - Обращался я и к командующему 6-й армии, защищающей Петро-град вместе с побережьем Финского залива. Мы, балтийцы, ведь оперативно ему подчинены. Но долгобородый упрямец генерал Фан-дер-Флит и говорить со мной не хотел о какой-то самостоятельности Балтийского флота: кораблям намертво стоять на позиции и "не пущать супостата к столице" - вот ответ Константина Петровича! В конце концов, мне удалось уломать Русина на то, чтобы Морской Генштаб перестал возражать против назначения ко мне офицера, которого Монкевиц рекомендовал на самостоятельную работу. Так что, милостивый государь, вам надлежит на деле проявить оперативные и организационные способности, о которых говорил Николай Августович, ваш бывший шеф.
  - Постараюсь оправдать доверие, - начал было Стрельцов, но сразу умолк, потому что Эссен продолжил свою мысль.
  - Надеюсь. В первую голову меня интересуют возможности вашей агентуры в Германии, ибо о том, что она останется у вас на руководстве, достигнута договоренность с Главным управлением Генерального Штаба, откуда я вас "выцарапал". Добавлю, что мне ваш перевод на флот дорого обошелся. Ну, да Бог с ним, сделано и сделано! Нам нужны срочные разведывательные данные по обстановке в районе порта Киль, по действиям армии и флота кайзера. Не стану скрывать, в моих самых смелых намерениях стоит организация взрывов на шлюзах Кильского канала, с целью вывода водной артерии из строя и лишения Берлинского Адмиралштаба возможности быстрой переброски кораблей с Норд-зее на Ост-зее и обратно. Тогда наши крейсера сами будут прорываться в Датские проливы, и диктовать волю противнику. Со времен Екатерины Великой русские не могли и мечтать о таком! Так-то. Поэтому прошу в общих чертах доложить о ваших агентах и их возможностях. Зная немного о тонкостях агентурной работы, о деталях выспрашивать не собираюсь.
  Адмирал умолк и поднял глаза на собеседника. Стрельцов положил руку на полированный стол, и начал доклад, загибая пальцы:
  - В данный момент на руководстве состоят два основных добываю-щих агента и обеспечивающие их деятельность лица, как то: связники, хозяева конспиративных квартир, владельцы почтовых адресов и телефонов. Наибольшую ценность представляет агент "Фридрих", коммивояжер, ведущий дела в Германии, Австро-Венгрии, Швейцарии и Швеции. Именно он может представить сведения по порту Киль, поскольку нередко там бывает и уже получил от меня задачу приобрести источника информации непосредственно в Киле. Второй агент - "Учитель" - почтовый работник. Этот некуда не выезжает, но располагает развитыми аналитическими способностями, его донесения весьма достоверны и представляют огромный интерес. Именно по его докладу в июле 1914-го стало ясно, что на Балтике немцы будут постоянно держать крейсера "Аугсбург", "Магдебург", "Фридрих Карл" и "Газелле".
  Эссен с интересом кивнул головой и спросил:
  - Как же это ему удалось?
  - Он дотошно изучал открытую почтовую переписку берлинского военного интендантства. Выяснилось, что членам экипажей этих кораблей по заказу командования кайзеровского флота направлялось теплое нижнее белье, меховые куртки и перчатки. Вот "Учитель" и предположил, что крейсера готовятся к зимним боям на холодной Балтике. Тем, кто воюет в Атлантике, много меховой одежды не нужно. Мы перепроверили его донесение, и оказалось, что он, не выходя из почтовой конторы, вскрыл секретные планы немецких адмиралов.
  - Действительно, способный человек. А как обеспечивается безопас-ность ваших агентов?
  - Должен сказать, что все наши агенты, действующие в Германии, отнюдь не новички в разведке. Они начали тайную службу задолго до войны и получили большой опыт конспиративной деятельности. В свою очередь я как руководитель этой сети никогда не допускал, чтобы "Фридрих" пересекался с "Учителем", а их помощники друг с другом. Такие меры предосторожности страхуют тайную сеть от массовых арестов в случае провала одного из агентов.
  - Хорошо. Они себя берегут. Сами заинтересованы в этом. Но вы-то с ними встречаетесь, пишете письма, или уж как там сноситесь для обмена информацией... На этом этапе работы ваши люди подвергается риску раскрытия со стороны контрразведки. Да, и вы при встречах с агентами рискуете попасть в западню, не так ли?
  - Риск, конечно, есть. Но сейчас в Германии мы встречи не проводим, только в нейтральных странах, где немецкая контрразведка уже не хозяйка. "Фридрих" зимой встречался со мной в Швейцарии. С "Учителем" мы встречались там же накануне войны, он лечился в Лозанне. Теперь, правда, ему выезды за границу запрещены, но нас устраивает и конспиративная переписка.
  - Все, Илья Иванович! Вот вам мой первый приказ: прекратите работать в воюющей Европе! Привыкайте к мысли, что вы уже не просто офицер Генерального Штаба, этакий матерый волк-одиночка, за вами нынче вся разведка Балтфлота стоит. Удвойте меры предосторожности! Вызывайте "Фридриха" в Швецию или пусть он хоть на яхте отойдет от германского берега, мы тут же подхватим его на подводную лодку. Только так!
  - Я вас понял, Николай Оттович! Очередную встречу назначим в Швеции. Хотя, то, что я вам доложил, соответствует канонам деятельности всех разведок в воюющих странах. Могу с уверенностью сказать, что так же работает и шеф военной разведки кайзера полковник Вальтер Николаи.
  Адмирал как-то по-мальчишески поднял брови и улыбнулся, словно услышал захватывающий рассказ, оперся локтями о край стола, положил подбородок на скрещенные кисти рук и удивленно спросил:
  - Неужто, следите за ним? Я про Николаи слыхивал, даже читал что-то, но не предполагал, что вам ведомы секреты его тайной службы. Расскажите-ка, расскажите!
  Теперь улыбнулся Стрельцов. Пожав плечами, он ответил:
  - Нет, конечно, не следим. Возможностей таких нет. Но кое-что о его деятельности нашей разведке известно. Агентов он во множестве в России насажал, провалы у них случаются. Так что, есть люди, которые могут нам поведать о своем руководителе. Кроме того, с Вальтером я лично познакомился девять лет назад. К этому знакомству нас привела цепь случайных совпадений. Начать с того, что мы - ровесники: оба 1873 года рождения. Оба двадцатилетними офицерами начали службу. Оба поступили в свои академии генштаба. Правда, я учился с 1904 по 1906, а он в "четвертом" году уже закончил. Меня после выпуска направили в Китай, в порт Циндао, где немцы устроились так же прочно, как мы в свое время в Порт-Артуре. Даже пивные заводы баварские там построили. Вот при германском военном командовании в Циндао я служил офицером миссии связи. Туда же на стажировку из Берлинского Генерального Штаба прислали Николаи, в ту пору капитана. Мы нередко общались с ним. Хотя, по характеру он оказался человеком весьма замкнутым. Избегал шумных офицерских пивных посиделок, отказывался и от русских угощений. Я сумел "подцепить" его лишь на разговорах о Великой Германии, в них он мог "солировать" часами. Так что, имею пред-ставление о его образе мышления. Добавлю, что он в академии выучил русский язык и расспрашивал у меня про Россию. На стажировке Вальтер пробыл полгода и возвратился в свой фатерлянд, а я служил в миссии три года, пока не получил перевод в Петербург. Дальнейшую мою биографию Монкевиц вам, наверное, подробно изложил.
  - Вы правы. В целом мне картина ясна. Теперь осталось лишь проинструктировать вас по организации дальнейшей службы. По заведенному порядку делами разведки распоряжается мой заместитель, начальник связи флота контр-адмирал Непенин Адриан Иванович. По всем организационным вопросам разведывательного отделения, которым вы руководите с сегодняшнего дня, обращайтесь к нему. Непенину будете докладывать и общие разведывательные сводки за неделю и за месяц. Срочную же информацию о противнике от агентуры или из других источников немедленно доводите до меня. Ежедневно в восемь утра вот здесь в кабинете жду вашего доклада по обстановке. Далее. Вручаю вам, полковник, предписание возглавить разведывательное отделение штаба флота. По штату оно не велико: вместе с вами три офицера, автомобиль "паккард" с шофером и охрана из матросов. Заместителем начальника назначен старший лейтенант Ренгартен Иван Иванович, который вместе с Непениным создал с нуля службу радиоперехвата на Балтике. Очень способный офицер, во всех делах будет вашим помощником. Кандидатура третьего офицера также предложена Непениным, не думаю, что вы станете возражать. Он еще молод, но весьма наторел как статист, способен грамотно готовить сводки и в полном объеме владеет обстановкой по гер-манскому флоту. Теперь у меня все. Есть вопросы?
  Молча слушавший командующего Стрельцов на секунду задумался и спросил:
  - Где дислоцируется отделение?
  - Вообще-то весь мой штаб расположен при мне, на крейсере. Ко-рабль временно в море не выходит: заканчиваем ремонт после пробоины днища. Но ваше подразделение должно быть самостоятельным, поэтому размещается неподалеку в городе, возле вокзала, куда вы прибыли из Петрограда. На улице Ваксали, в одном доме с военной комендатурой. Пусть и вас все считают комендантской службой, никто нос не будет совать в чужие секреты. С жильем определитесь сами, где удобнее. До места вас проводит мой дежурный офицер, так что, ступайте! Просьбы ко мне имеются? Нет? Тогда до завтра!
  Илья Иванович поднялся одновременно с адмиралом, щелкнул каблуками и быстро вышел в коридор. Распахнулась соседняя дверь, вновь появился мичман Арцишевский.
  - Позвольте вас познакомить с крейсером, Ваше превосходительство?
  - Да, пожалуй, следует оглядеться. Только недолго, дел сегодня навалится, чувствую, с гору Монблан!
  - Тогда на нижние палубы пока не пойдем, а осмотримся прежде наверху.
  Пока шли коридорами, Стрельцов привыкал к незнакомым запахам, стойко державшимся в корабельных помещениях. Самым явственным был запах подсохшей краски или лака, к которому примешивались оттенки: попахивало машинным маслом, влажной тканью, а более всего тянуло ароматами горячей пищи. Вспомнилось, что пора бы и пообедать. Арцишевский, как будто мысли читал:
  - Время обеда подошло. Может, отобедаете в офицерской кают-компании?
  - Благодарю, мичман, но я бы предпочел сначала добраться до места.
  Они вышли на открытую верхнюю палубу, которая к полудню оказалась освещенной лучами первого весеннего солнца, проглянувшими в разрывах низких балтийских туч. В нескольких местах на свободных пространствах очередями выстраивались с ложками-мисками матросы, получавшие у бачковых, красовавшихся в высоких колпаках, добрые порции щей с ломтями ржаного хлеба. Тут же рассаживались, кому как удобнее, и с аппетитом обедали. Стрельцову обстановка понравилось: хорошо здесь было. Аккуратно, по-людски. Оба офицера шли вдоль борта, где проход никем не занимался, изредка посматривая на обедавших в сторонке здоровых молодых людей в белых парусиновых робах, волей обстоятельств собранных здесь вместе, но чувствовавших себя совершенно привычно. "Все же флотские живут гораздо лучше, чем сей же час их братцы-солдатики", - сделал простой вывод Илья Иванович.
  Он вспомнил, как всего месяц назад выезжал на фронт, в расположение одного из пехотных полков, где проводил операцию по переброске своего лазутчика в тыл противника. Две недели пришлось ждать возвращения этого человека с разведывательного задания. В памяти Стрельцова возникли картины февральских снегопадов в Польше, когда легший наземь мокрый снег быстро превращался в грязную кашу, по которой приходилось двигаться, утопая сапогами выше, чем по щиколотку. Обувь, да и вся одежда, постоянно были сырыми, обсушится солдатам и офицерам не находилось никакой возможности. Полковника временно определили на постой в землянку старших офицеров полка, быт в которой немногим отличался от солдатского. Ощущение постоянной грязи, сырости и холода не отпускали еще долго после отъезда с фронта.
  Лазутчик, которого ожидал Стрельцов, возвратился с задания живым, но с пулевым ранением в плечо. Пока этот храбрец пробирался к своим через позиции передовых германских войск, рана загноилась, поэтому Илья Иванович немедленно после встречи определил его в полевой лазарет для лечения. В то время как медперсонал врачевал рану, он неотступно находился рядом с разведчиком, задавая массу вопросов по обстановке в тылу противника, составляя справки и схемы, чтобы сразу доложить информацию командованию фронтом, готовившему наступление. За все проведенные в лазарете дни пришлось привыкнуть к крикам страдающих людей, к вони гниющих ран, к крови, грязи, вшам. Теперь, на борту "Рюрика", глядя на чистый и обустроенный матросский быт, Стрельцов невольно сравнил его с тем, что видел недавно на фронте, и повторял про себя: "Пехота бы здесь обзавидовалась!".
  У трапа он сказал своему провожатому, что дальше пойдет один, потому что дорогу до вокзала прекрасно запомнил, а там отыщет нужную улицу и дом. Улыбнувшись, они пожали друг другу руки, словно старые знакомые, и разошлись по своим делам.
  
  
  Ревель в дневные часы выглядел гораздо веселее, чем закончившимся хмурым утром. Едва выглянувшее солнышко, может впервые после зимы, развеяло теплым светом черные и темно-серые тени на городских улицах. Каждый дом преобразился по-своему, обрел собственные цвета, с оттенками и полуоттенками, засверкал бриллиантами стекол. Стрельцову хотелось подойти поближе и внимательно рассмотреть заинтересовавшее его строения, так же как он поступал в подобных случаях в Петрограде, Риме или Стокгольме. Но для исследований архитектурных изюминок требовалось время: ведь готическими башенками или новомодными окнами в стиле модерн не пристало любоваться на бегу. А сейчас он, если и не бежал, то шел, торопясь, в надежде застать своих новых подчиненных на месте, чтобы решить поя-вившиеся к сегодняшнему дню служебные проблемы.
  Илья Иванович пошел не той дорогой, как утром, а двинулся из парка левее, немного обходя стену старого города. Ему хотелось расширить географические познания о своем новом месте пребывания. Пока ему здесь все нравилось. На позитивный ход мысли его настраивали впечатления от первой беседы с командующим. Он прокручивал их раз за разом, словно граммофонную пластинку, анализируя все нюансы состоявшегося продолжительного разговора. Прежде всего в голову приходило понимание того факта, что адмирал Эссен произвел на него огромное впечатление именно как человек. Причем, человек недюжинного ума и способностей. Полковнику Генерального Штаба за долгую службу пришлось немало говорить с военачальниками, начиная с самого Главнокомандующего - Великого князя, долговязого кавалериста Николая Николаевича. Если не брать академических профессоров и бывшего начальника - генерал-майора Монкевица, то по способности охватывать мыслью все, о чем идет речь в докладе, рядом с Николаем Оттовичем и поставить-то было некого из обладателей больших эполет. Недаром умнейшие люди, Монкевиц и Эссен, нашли друг друга и дружили.
  
  Вдруг на ходу Стрельцов наткнулся на какую-то эфемерную преграду, которая нарушила плавное течение мысли. С легкой долей досады, не поворачивая головы, он с профессиональным вниманием глянул вперед и осмотрелся по сторонам. На противоположной стороне улицы выявился объект, привлекший его внимание, - фигура молодой женщины, которая только что вышла из дверей небольшого костела, обернулась назад и быстро осенила себя католическим двоеперстием.
  Стало ясно, почему вид этой незнакомки отвлек полковника от раз-мышлений. Она совершенно не походила на ревельских дам, которых ему пришлось видеть сегодня на городских улицах. Незнакомка поражала не только стройностью фигуры, но и нездешним, пожалуй, парижским шиком. На ней прекрасно смотрелось синее шевиотовое укороченное пальто, стянутое в талии широким поясом, сверху оттененное отложным воротником из темного меха морского котика. Плоская фиолетовая шляпа с широкими полями была перевязана по тулье шелковой ленточкой того же цвета, что и пальто. На стройных ногах изящно смотрелись темные шнурованные сапожки на каблуке.
  Дама на мгновение задержалась на месте, мельком осмотрелась, и плавной походкой двинулась в противоположную сторону. Всю эту картину Илья Иванович наблюдал не дольше одной минуты, пока незнакомка находилась в поле зрения. Она явно ему приглянулась, но не вертеть же из-за такого пустяка головой, решил Стрельцов, прогоняя образ, явившийся будто мираж.
  
  Дальнейший путь до двухэтажного особнячка на улице Ваксали занял немного времени и не был отмечен ничем примечательным. Подходя к месту назначения, полковник осмотрел свежепобеленные стены невзрачного здания, в окне второго этажа он увидел силуэты двух флотских офицеров. "Надо бы распорядиться насчет штор в кабинетах, ведь все нараспашку!", - недовольно буркнул он. Часовой матрос, охранявший вход, внимательно осмотрел подошедшего офицера, но, не произнеся ни слова, пропустил внутрь здания. Стрельцов поднялся на второй этаж по деревянной лестнице, скрипевшей каждой ступенькой, и понял, что его здесь ждут.
  В кабинете на него внимательно смотрели те самые офицеры, кото-рых он заметил с улицы в проеме окна. Один из них, постарше, был меньше ростом, с густой седой бородой и усами, в мундире с погонами контр-адмирала. Второй, старший лейтенант по званию, выглядел моложе, был высок, худ и носил вислые черные усы. "Непенин и Ренгартен", - догадался Илья Иванович, хотя не видел прежде ни одного, ни другого.
  - Генерального Штаба полковник Стрельцов, честь имею, - представился он старшему по званию.
  - Непенин, - кратко ответил контр-адмирал. - А это - ваш будущий заместитель старший лейтенант Ренгартен. Мы с Ван-Ванычем вас уже поджидаем и гадаем, куда мог пропасть новый начальник разведки флота. Здесь от крейсера идти всего два шага.
  - Прошу простить, господа, что заставил вас ждать, решил немного ознакомиться с обстановкой в районе разведотделения.
  - Вот, Ван-Ваныч, прав ты оказался, когда подсказал мне, что офицер Генерального Штаба прежде проведет всестороннюю рекогносцировку, а уж потом заберется в наш "скворечник". Все, Илья Иванович, опрос прекращаю и на правах хозяина предлагаю сесть за стол, пообедать. Вы же сегодня еще не ели, а на голодный желудок разговоры трудно разговаривать. Разносолов не предлагаю, пища скромная, но сытная: блюда только-только доставлены из офицерской кают-компании "Рюрика". Прошу!
  Непенин развернулся и первым направился к столу, у которого вестовой матрос разливал по тарелкам горячие щи. На столе, покрытом скатертью, уже красовалась глубокая тарелка с квашеной капустой, благоухающей ароматным постным маслом. Красивая селедочница была полна порезанной аккуратными кусками балтийской селедки, а завершала натюрморт серебряная хлебница с горкой свежего хлеба.
  - Водочки под селедку, увы, не имеется: по указу государя Импера-тора блюдем сухой закон на Балтике, как и по всей стране. Впереди - каша гречневая с гуляшом по-венгерски. Может, не патриотично такое блюдо потреблять, воюя с австрияками, зато вкусно. Господа, компот, кофе, чай - на выбор.
  Офицеры без промедления расселись за столом и убедились в правоте слов контр-адмирала. Действительно, закуски, первое и второе блюда оказались выше всяких похвал, и были съедены довольно быстро. Утолив голод, Непенин со Стрельцовым, выбравшие кофе, получили на двоих дымящийся кофейник и чашки, а Ренгартен заказал консервированный ананасовый компот. Илья Иванович обратил внимание, что обеденные приборы, чашки, блюдца и сахарница представляли собой фарфоровый сервиз бело-голубого цвета с золотыми буквами "Рюрикъ" на каждом предмете. Белая скатерть под ними тремя широкими полосами синего цвета с каждой стороны напоминала матросский воротник. В каждом углу скатерти блестело вышитое шелковыми нитками название крейсера.
  После обеда балтийцы закурили, а некурящий Стрельцов стал с интересом ожидать обязательных в таких случаях вопросов в свой адрес. Однако вопросов на сей раз не последовало, видимо, присутствовавшие знали о новом начальнике разведывательного отделения все, что требовалось. Непенин взял инициативу в свои руки и повел рассказ о работе своего детища - радиоперехвата.
  - Первые радиопеленгаторные посты мы развернули в самом начале войны в трех местах в Финском заливе: в южной части на островах Эзель и Даго, в северной части - на полуострове Гангэ. Конструкцию разведывательного радиопеленгатора разработал лично наш флотский гений, скромно сидящий за этим столом, Ван-Ваныч Ренгартен. Позже заработали еще несколько постов. Наибольшие успехи пришли после захвата германского крейсера "Магдебург". Он в августе прошлого года на полном ходу выскочил на камни у входа в Финский залив. Наблюдатели с моего поста связи немедленно доложили о происшествии в штаб, оттуда выслали корабли, которые и окружили немцев. Те бросились врассыпную, но нам удалось захватить в плен двух офицеров и полсотни матросов. А, когда водолазы обшарили дно вокруг погибшего крейсера, в наши руки попали сигнальные книги германского флота, в которых содержались кодовые таблицы, секретные карты квадратов Балтийского моря, радиотелеграфные журналы крейсера и другие документы. Я тоже там был, все трофеи лично руками перещупал. С того момента наши радиоперехватчики несколько месяцев свободно читали всю немецкую шифрованную переписку. В начале 15-го года противник опомнился и сменил коды, но мы уже развернули радиостанцию особого назначения, в штат которой зачислены опытные дешифровщики, завершающие сейчас работу над разгадкой новых кодов. Николай Оттович Эссен высоко ценит работу службы радиоперехвата, часто требует для разбора расшифрованные телеграммы. Помню, в ноябре прошлого года, когда появились первые сведения о подрыве на наших минах броненосного крейсера "Фридрих Карл", адмирал тут же потребовал представить ему данные радиоперехвата переговоров германских кораблей для подтверждения гибели крейсера. Мы быстро нашли такие телеграммы и доставили в штаб, заслужив полное удовлетворение адмирала. Таким образом, Илья Иванович, хозяйство здесь большое и беспокойное, вам придется им командовать. У меня помимо разведки других дел с каждым днем прибавляется. Помогать вам буду, но не больше.
  Стрельцов кивнул и ответил:
  - Учитываю сложность обстановки и полагаюсь на помощь Ивана Ивановича Ренгартена во всем, что касается направления радиоперехвата. Николай Оттович ориентировал меня и на то, что надо использовать для сбора разведывательных сведений боевые корабли и авиацию флота.
  - Верно, - продолжил Непенин. - На миноносцах, которые постоянно выходят в Центральную и Южную Балтику в походы, офицеры-штурманы составляют краткие разведывательные справки для доклада командованию. Эта же обязанность вменена и командирам подводных лодок. Немного погодя я свяжу вас с нашими авиаторами, пилоты гидросамолетов тоже много знают о противнике, правда, работают не очень активно по линии разведки. Вам нужно будет строже с них спрашивать. У меня, увы, руки до этого так и не дошли.
  Молчавший до этого Ренгартен, вставил свою реплику:
  - Я с пилотами в хороших отношениях, все они - храбрецы отмен-ные. Им объяснять нужно доходчивее, что требуется. Поймут - сделают в лучшем виде.
  Контр-адмирал поднялся со своего места и сказал:
  - В общих чертах, это все. Сейчас мы вам покажем помещения раз-ведотделения, а потом жилье, которое вам предлагается. Минутах в двадцати пешего хода отсюда расположен неприметный пансионат на два номера квартирного типа. Один номер занимает корабельный священник, который подолгу бывает на службе в море, а второй номер - ваш. Думаю, вам понравится. Хозяйку пансионата, пожилую женщину, мы проверили на благонадежность, она заслуживает доверия. Как все эстонки, опрятна, молчалива и нелюбопытна.
  Возражать Илье Ивановичу времени не осталось, поскольку быстрый в движениях Непенин уже вел его по помещениям второго этажа, где находились кабинеты разведывательного отделения. Экскурсия продолжалась недолго, потому что кабинетов оказалось всего четыре.
  Контр-адмирал вскоре попрощался и уехал, а Ренгартен доложил командиру (при этом он пояснил, что по-флотски к начальнику отдельного подразделения принято обращаться, как к командиру корабля) о деятельности разведотделения.
  - Наш третий офицер, Владимир Константинович Тихонов, находится в командировке на радиопеленгаторных постах в Финском заливе. Вернется в четверг, то есть послезавтра, чтобы подготовить недельную разведывательную сводку о деятельности противника на Балтийском море и на приморских направлениях.
  - Хорошо, Иван Иванович, я понял. Ознакомлюсь с бумагами и тоже отправлюсь на острова изучать работу постов радиоперехвата. Будьте добры, подготовьте мне такую командировку. Ну, а сводку к пятнице отныне готовим все вместе: это - итог нашей работы за неделю, вот всем за него и отвечать. А теперь, пожалуй, проводите меня в пансионат, потом вернемся сюда, я возьмусь за документы.
  До места Стрельцов с Ренгартеном шли неторопливым шагом ровно двадцать минут, пока не остановились перед входом в неприметный особняк в полтора этажа. Хозяйка приняла нового постояльца в маленькой комнатке под лестницей. От парадного входа лестничные пролеты расходилась в двух направлениях, каждое из которых приводило к двери в квартиру. Илье Ивановичу досталась та, что была слева, под первым номером. Соответственно, второй номер занимал сосед-священник. Квартира имела три отдельные комнаты и запасный выход на черную лестницу, откуда через двор можно пройти на соседнюю улицу. Расположение будущего жилья удовлетворило разведчика, и он сосредоточил свое внимание на карточке завтраков, которым ограничивался пансион, предлагаемый хозяйкой. Обедов она не предлагала, а вечером у нее можно было заказать кофе в номер. "Ладно, с голода здесь не помрешь", - решил Стрельцов и сообщил своему провожатому и хозяйке, что его все устраивает.
  На обратном пути Илья Иванович попросил Ренгартена рассказать в подробностях эпизод с захватом германских секретных документов на крейсере "Магдебург". Для старшего лейтенанта это была любимая военная история, поэтому дважды просить его не потребовалось.
  Рассказ Ивана Ивановича Ренгартена:
  "В ночь на 13 августа четырнадцатого года германский отряд кораблей в составе крейсеров "Магдебург" и "Аугсбург", на котором держал флаг командир отряда контр-адмирал Беринг, а также миноносцев V-26 и V-186, предпринял обычную для немцев в начальный период войны набеговую операцию к устью Финского залива. Видимость была очень скверной, и в половине второго ночи в густом тумане крейсер "Магдебург" на 15-узловом ходу выскочил на камни у северной оконечности острова Оденсхольм у входа в Финский залив. Видимо, главному германскому богу Одину, похороненному на острове, в ту ночь очень захотелось повеселиться в кампании моряков кайзера. Для "Магдебурга" вылазка контр-адмирала Беринга оказалась роковой. Не заметивший каменной гряды возле острова, корабль намертво застрял на мели, и несмотря на все усилия экипажа сняться с нее ему не удалось. Машинами моряки пробовали раскачать корабль, за борт улетели все-возможные тяжести, вроде броневых дверей орудийных башен или якорных цепей, но улучшить ситуацию не смогли. Попытки подошедшего к месту аварии миноносца V-26 взять на буксир попавший в беду крейсер оказались безуспешными. Обнаружилось, что двойное дно "Магдебурга" пробито. Ранним утром рокового для "Магдебурга" дня 13 августа его командир корветтен-капитан Хабенихт принял решение оставить крейсер и подготовить к взрыву. Он осознавал, что серьезные повреждения и безнадежное состояние корабля при угрозе появления русских кораблей, сводили на нет усилия по спасению крейсера.
  Происшествие с "Магдебургом" случилось буквально на глазах матросов и офицеров поста нашей флотской службы связи, который располагался на острове и был соединен со штабом в Ревеле. Там расстояние было чуть больше 40 миль. Через десять минут случившегося с острова понеслась в Ревель, на центральную станцию Южного района с информацией об аварии германского крейсера. Около трех часов ночи дежурный флаг-офицер доложил командующему Балтийским флотом адмиралу Эссену о происшедшем около острова Оденсхольм событии. По приказу адмирала, как только туман стал рассеиваться, к месту аварии "Магдебурга" направился дивизион наших эсминцев с база на Ханко, выдвинулись крейсеры "Богатырь" и "Паллада", несшие дежурную службу в море. Из Ревеля по приказу Непенина пошли два миноносца службы связи флота "Лейтенант Бураков" и "Рьяный".
  Быстрое появление наших кораблей у Оденсхольма помешало гер-манцам выполнить эвакуацию "Магдебурга". Командир "Магдебурга" приказал обстрелять находившийся вблизи мели маяк, чтобы прервать связь поста с основными нашими силами. Меткость немецких канониров поразила наших: после обстрела на берегу сгорело деревянное строение, но сам маяк, где находилась радиостанция, не пострадал. Тем временем немецкому миноносцу "V-26", несмотря на огонь русских крейсеров, удалось снять большую часть экипажа "Магдебурга" и, избежав погони, уйти, бросив при этом свою шлюпку с людьми и получив на отходе прямое попадание в кормовую часть. Некоторое время "Магдебург" отвечал на огонь из своих орудий, однако после отхода миноносца оставшаяся на борту часть команды корабля, приведя в действие подрывные заряды, заложенные в носовых помещениях, прекратила сопротивление и покинула крейсер.
  По уставу немецкого флота требовалось сжечь сигнальные книги в топке корабля, но она оказалась затоплена забортной водой. Поэтому их решили уничтожить, выбросив за борт. С подошедшего к месту боя миноносца "Лейтенант Бураков" к "Магдебургу" была направлена шлюпка под командой лейтенанта графа Михаила Владимировича Гамильтона, который и поднял на плененном крейсере Андреевский флаг. С миноносцев послали водолазов разыскать все, что было сброшено с корабля в воду. После недолгих поисков работа увенчалось успехом: сигнальные книги лежали рядом с бортом, судя по всему их бросили в воду с крыла ходового мостика. В кратком бою погибли 15 матросов "Магдебурга", а 56 человек во главе с корветтен-капитаном Хабенихтом сдались в плен русским морякам. Командир корабля Хабенихт, увидев водолазов, понял, что сигнальные книги уже в руках русских. Впоследствии он содержался в плену под усиленной стражей - необхо-димо было исключить для него возможность передать весть о захвате книг на родину в Германию.
  В результате захвата крейсера в штаб Балтийского флота попало большое количество самых различных документов моряков кайзера, в том числе и секретного характера. Одних только уставов, наставлений, технических описаний и формуляров было захвачено около трехсот штук. Достоянием радиоразведчиков стали чистовые и черновые журналы семафорных и радиотелеграфных переговоров (включая радиотелеграфный журнал военного времени), шифры мирного времени, секретные карты квадратов Балтийского моря и прочие важные документы по радиосвязи германского флота.
  Конечно, немецкие сигнальные книги оказались самой большой ценностью среди трофеев. Один экземпляр был передан союзникам - британскому Адмиралтейству, а второй использовался командованием русского флота. Изучение других документов позволило Эссену и его окружению сделать ряд выводов, имевших значение для последующего хода операций на Балтийском море. К примеру, командованию стал известен состав германского флота, выделенного для операций на Балтийском море. На поверку он оказался значительно слабее, чем предполагал ранее Морской Генеральный Штаб, готовясь к войне с Германией. Стала яснее и оперативная обстановка на Балтийском море.
  Следует, однако, отметить, что это были не первые документы по радиосвязи германского флота, с которыми познакомились мы, балтийские радиоразведчики. Еще до начала войны в штаб Балтийского флота был передан сигнальный код для кораблей германской разведочной службы, полученный по линии Особого делопроизводства Морского Генерального Штаба. Я в короткий срок выполнил перевод этого документа, что позволило уже тогда составить определенные представления об особенностях организации радиосвязи и сигналопроизводства в германском флоте. Поэтому, все "богатство" "Магдебурга", безусловно, попало в подготовленные руки. Радиоразведчики достаточно быстро разобрались во всех тонкостях действующей организации радиосвязи германских кораблей: в правилах радиообмена, системе радиопозывных и методике составления радиограмм.
  Мы считаем, что вступили в игру с хорошими козырями".
  Стрельцову кое-что из сказанного было известно прежде. К примеру, о факте передачи Балтийскому флоту сигнального кода для кораблей германской разведочной службы, полученного по линии Особого делопроизводства Морского Генерального Штаба. Об этом знали многие офицеры военной разведки. Но буквально единицы из них, максимум, двое-трое, знали о том, что первым состав германского флота, выделенного для операций на Балтийском море, сообщил его агент "Учитель". Данные радиоразведки позже лишь подтвердили достоверность его донесения. Но об этом нельзя сообщать даже Ренгартену.
  Возвратившись в "скворечник", как метко назвал Непенин их слу-жебное здание, Стрельцов затребовал у заместителя папки дел с радиоразведывательными документами, недельными и месячными итоговыми разведывательными сводками. Ему хотелось самому разобраться в этой горе бумаг, чтобы решить, как строить дальнейшую работу, чтобы обеспечить Эссена и штаб Балтийского флота максимальным количеством информации о неприятеле. На столе в кабинете на листе бумаги перед ним уже красовалась собственноручно вычерченная схема задач, поставленных командующим флотом, и возможных способов их решения. Квадратики и стрелки этой аккуратной схемы помогали сосредоточиться на самом важном.
  
  Секретно
  
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  На 15 марта 1915 года
  
  Обстановка на Балтийском морском военном театре в первой половине марта складывалась в целом неблагоприятно для нашего флота. Начало сего года совпало с планами русского верховного командования о переходе в генеральное наступление в Галиции и Восточной Пруссии. Сообразно этому, действия фланговых групп армии при наступлении в прибрежном Балтийском районе должны были получить ответственное значение. От командования флота требовалась поддержка и обеспечение со стороны моря. Однако, возможности нашего флота, в этом отношении, остаются весьма ограниченными, т.к. фланг Северо-Западного фронта выходит к Южной Балтике, где господствуют морские силы противника, и не имеется баз нашего флота. Вследствие безусловного превосходства противника, для наших операций в указанном районе предполагаются только периодические действия, разделенные более или менее продолжительными промежутками времени, без решительных столкновений с неприятельским флотом.
  В интересах содействия флота наступлению армии одновременно с планировавшейся атакой на город Мемель в штабе флота разработана операция, предусматривавшая координированное с атакой занятие гавани Куришгаф и содействие из нее прибрежным частям нашей наступающей армии. Но до завершения планирования операции флота Мемель был захвачен по сухому пути силами штурмового отряда 19-го армейского корпуса и морского отдельного батальона. В ответ на это 11 марта на помощь местным ландверным частям в Восточной Пруссии подошло подкрепление германских регулярных войск, которые вытеснили русский отряд из Мемеля. Балтийский флот не смог принять участия в неподготовленной операции из-за тяжелой ледовой обстановки в Северной Балтике и Финском заливе. Тем временем верховное немецкое командование передало командовавшему на Балтике принцу Генриху Германскому часть сил флота открытого моря с задачей разрушить Либавский порт и прервать российскую морскую торговлю на северных путях. Известно, что организованный германским флотом обстрел отходящих от Мемеля русских войск не принес значительных результатов, а сильный шторм прервал его действия в Або-Аландском районе.
  После завершения боев за Мемель командование германского флота предприняло шаги по наращиванию корабельной группировки в Балтийском море. Наши агентурные источники отмечают прибытие 11 марта в базу Киль отряда в составе 7 линейных кораблей додредноутного типа, 4 броненосцев береговой обороны и двух броненосных крейсеров. Переход этой ударной группировки из Вильгельмсхафена на Балтику происходил в обстановке полного радиомолчания. В то же время постами радиоперехвата разведки Балтийского флота обнаружено усиление активности действий германских миноносцев и тральщиков, увеличение числа которых на Балтийском море отношению к прежним данным не отмечалось.
  Постами радиоперехвата установлена деятельность в Северной Балтике миноносцев: V-99, V-100, S-31; тральщиков: Т-46, Т-52, Т-58 и подводных лодок: U-31, U-39.
  С установлением английским флотом блокады Германии на Северном море и перенесением центра тяќжести немецкой внешней торговли на Балтийское море значение балтийских коммуникаций для Германии значительно возросло. По ним противник ежегодно вывозит из Швеции до 5 млн. тонн жеќлезной руды, этот объем более чем наполовину покрывает потребносќти германской военной промышленности в этом важнейшем виде стратегического сырья. Из Германии в Швецию примерно в таком же количестве вывозился каменный уголь. С возможным выходом германской армии на побережье Рижского залива существенное значение для Германии приобретут воинские перевозки, связанные со снабжением их сухопутных войск в Прибалтике.
  Для перевозки стратегического сырья и войсковых группировок на Балтийском море Германия сейчас использует две основные коммуникационные лиќнии. Первая коммуникация, по которой перевозится железная руќда и уголь, идет из германских портов Любек, Росток и Свинемюнде вдоль шведского побережья до портов Стокгольм, Евле и Лулео. Вторая идет вдоль южного и восточного побережья Балтийского моря и соединяет Киль с портами в Восточной части Балтийского моря. Через них противник осуществляет снабжение своих войск, рвущихся к побережью Рижского залива.
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ ПРИЕМ
  
  (апрель 1915)
  
  
  В текучке будней Илья Иванович не заметил, как пролетел первый весенний месяц: у него не было свободного дня, чтобы можно было бы от-влечься от дел службы. Шла война, и он, как мечтал, попал, наконец, в действующую армию, точнее на действующий флот. Его место по боевому расписанию было здесь - за рабочим столом. Полковник неделю за неделей сидел за чтением сотен донесений, шифровок, писем, справок, рапортов. Флотская манера произносить рапОрт с ударением на втором слоге с непривычки резала ухо. После чтения брался за чернила и ручку, сам писал документы, рисовал схемы, вглядывался в присланные фотокарточки.
  Бумаги, бумаги, бумаги, горы бумаг, Монблан и Альпы, повторял он мысленно.
  Служба офицера военной разведки день за днем складывается именно из скрупулезной работы с документами. Глубоко ошибаются малосведущие люди, которые полагают, что разведка - это бесконечные тайные операции, поиск тайников, погони, стрельба и прочие шпионские приключения. Отнюдь! Взять, хотя бы, встречу с агентом. Офицер-руководитель прежде, чем на нее отправиться, перебирает десятки возможных мест, где контакт с источником информации будет безопасен. По картам городов надо искать удобные подходы к месту встречи и пути ухода с нее. Мысленно колесить по выбранной карте, отмечая красными кружками опасные районы, где легко наткнуться на вражеских контрразведчиков, полицейских и их осведомителей, а то и на любопытствующих горожан.
  Хорошо, когда место подобрано заранее. Это облегчает дело. Но подготовка к встрече продолжается, ведь ценный источник информации может располагать крайне малым временем для беседы. Руководителю в таком случае надо успеть в короткий срок подробно опросить своего vis-a-vis о выполненных поручениях, а затем доходчиво поставить ему другие задачи и дать инструкции, которые определят способы их решения. Для плодотворного общения с агентом офицеру следует в мельчайших подробностях знать обстановку в стране, где работает источник, его возможности по добыванию разведывательных сведений. И уж, конечно, досконально знать объект, по которому будет вестись разведка.
  Для Стрельцова таким объектом стал флот кайзера и те сухопутные войска, которые наступали на позиции русской армии с приморского направления. Он собрал целую коллекцию фотокарточек боевых кораблей противника, постоянно рассматривал одну за другой и учил наизусть боевые возможности, места базирования кораблей, фамилии командиров. Через некоторое время он сам мог объяснить, чем различаются между собой линкоры "Эльзас" и "Брауншвейг", какой экипаж у линкора "Нассау" и кто им командует. Начал свободно разбираться в видах артиллерийского и минного вооружения крейсеров и эсминцев, представлял возможности подводных лодок. Что же касается частей германской армии, то полковник имел о них полное представление еще с того времени, когда служил в Генеральном Штабе, поэтому в Ревеле только следил за переменами в их дислокации.
  Огромную помощь в изучении армии и флота противника оказывали данные радиоразведки, поступавшие с пеленгаторных постов. В марте Илья Иванович осуществил свое намерение выбраться на острова Эзель и Даго, где ознакомился с деятельностью островных постов.
  Старший лейтенант Ренгартен - молодец, причем, молодец во всех делах, за которые брался. Стрельцов в первый день службы в Ревеле поставил заместителю задачу: подготовить командировку на острова, где ему, офицеру агентурной разведки, удастся досконально узнать особенности службы радиоразведчиков. Буквально через день Ренгартен доложил, что можно отправляться в командировку, потому что на постах ждут прибытия начальника разведывательного отделения и пребывают в готовности раскрыть все тонкости успешной работы. Теперь уж Стрельцову понадобилось готовить самому себе время на отъезд из штаба флота, где он постоянно требовался командованию.
  Такое время нашлось в начале третьей декады месяца. Лед на заливе стоял еще крепкий, поэтому в путь до ближайшего к материку острова Даго Илья Иванович отправился на легких санях, запряженных резвой лошадкой. За извозчика в санях сидел матрос из охраны, второго матроса, вооруженного до зубов, настоял взять с собой контр-адмирал Непенин. Он всею силою убеждения пытался доказать Стрельцову, что обстановка в Рижском заливе стала тревожной из-за стремления германцев любыми путями хозяйничать на его просторах. Конечно, полковника Генерального Штаба пронять "страшными" рассказами было сложно, но он благоразумно решил не спорить с начальством, и взял в поездку охрану.
  Дорога оказалась долгой, а погода выдалась пасмурной. То и дело сверху засыпало снежком, потом поднимался ветер, и заряды снега, усиленные им, налетали со всех сторон. Санный путь на остров местные эстонцы накатывали ежедневно, поэтому сбиться с него, даже в пургу, не представлялось возможным. После надоевших ледяных торосов вдоль колеи, быстро катившиеся санки как-то вдруг обступил береговой сосновый лес. Стрельцов, изучивший карту местности перед поездкой, сразу прикинул, что езды до места назначения осталось не более часа, и засек время. Действительно, минут через сорок пять путники оказались возле глухого забора из свежего теса. Приехали!
  Тяжелые ворота не широко, только для проезда саней, открыл часовой, одетый так же как спутники Стрельцова в длинную овчинную шубу и валенки. Пропуская приезжих, часовой для порядка спросил пароль, хотя, видимо, давно ожидал командированных из Ревеля. В ответ на пароль Илья Иванович произнес отзыв и услышал басовитое матросское "Проезжай!". Внутри огражденной территории стояли деревянные домики барачного типа. Дверь ближайшего из них отворилась, и навстречу саням вышел офицер в черной шинели и фуражке.
  Он представился начальником 1-го радиопеленгаторного поста Балтийского флота лейтенантом Булавиным. Илья Иванович выбрался из санок и размял затекшие от долгой дороги ноги, обутые в меховые сапоги. С удовольствием потопал по жесткому ноздреватому снегу, хрустевшему мелкими льдинками, и огляделся вокруг. "Хм, иллюстрация к роману Джеймса Фенимора Купера, - пришло ему в голову. - Североамериканский форт времен войны с индейцами: высокий деревянный забор с прочными воротами, наблюдатели на вышке, вооруженная охрана, дощатые домики и военный люд возле них, того и гляди ирокезы появятся". Булавин, не мешкая, увлек за собой прибывшего начальника, и с гордостью демонстрировал свои владения.
  Прежде всего, они остановились на пригорке, у основания которого росло несколько сосен. Выше их макушек в небо устремилась металлическая труба, прочно державшаяся на стальных растяжках. Запрокинув голову, Стрельцов разглядел на вершине трубы направленные в разные стороны тонкие металлические стрелки.
  - Здесь установлена двенадцатиметровая антенна берегового радиоразведывательного поста системы Ренгартена. Антенна - зонтичного типа, состоит из 32 лучей-радиусов, ориентированных на местности согласно компасным румбам, отчего именуется "радиостанцией компасного типа", - объяснил лейтенант.
  - Как далеко вы на посту можете фиксировать германские корабли?
  Профессиональный интерес полковника был вполне предсказуем. Ответ его вполне удовлетворил:
  - Берем акваторию Центральной Балтики, вплоть до линии Либава - Эланд, а это - почти две сотни морских миль!
  - Хорошо, лейтенант, пойдемте смотреть работу ваших радистов.
  - Тогда прошу пройти в штаб. Он размещается в том доме, что по-меньше. В большом бараке за штабом - у нас казарма, а мелкие домишки - это хозяйственные службы.
  К штабу от антенной площадки вела аккуратная дорожка, выложенная крупной береговой галькой. Весенний снег на плоских камнях совсем сошел. В незапачканной обуви офицеры вошли внутрь штабного помещения. На воздухе ощущался легкий морозец, а в доме с утра хорошо протопили. Булавин провел гостя в просторный зал, заставленный канцелярскими столами. За некоторыми из них работали офицеры и кондукторы, а остальные использовались для анализа информации: на них лежали ленты донесений, карты и документы, чистые листы бумаги. Илья Иванович осмотрелся и направился к дальнему столу, на котором стоял громоздкий прибор, похожий на большой чемодан, поставленный "на попа". Между деревянными панелями и металлическими планками "чемодана" были видны круглые рукоятки, которые плавно вращал офицер в защитной сухопутной форме с погонами прапорщика.
  - Это наш лучший оператор, - представил молодого человека командир.
  Прапорщик поднял глаза, снял с головы маленькие металлические наушники с гуттаперчевыми прокладками и как-то, не по-военному, нескладно, поднялся, но представился глубоким поставленным голосом, без запинки:
  - Прапорщик Оленев, старший смены!
  - Откуда же вы, Оленев, сюда прибыли? - поинтересовался Илья Иванович.
  - В январе окончил Московскую школу прапорщиков, куда по призыву меня направили со второго курса консерватории, я учился там по классу вокала.
  Заметив удивленный взгляд Стрельцова, Булавин прояснил ситуацию:
  - У прапорщика абсолютный музыкальный слух. Он в радиоэфире может улавливать и квалифицировать такие малозаметные шумы, которые всему нашему составу операторов отличить в сплошном потоке потрескиваний и попискиваний просто невозможно. Оленев без ошибок определяет их как работу радиостанций противника. Недаром он со своими слуховыми способностями и, конечно, прекрасным баритоном получил ангажемент в частной опере Зимина в Москве, будучи студентом консерватории.
  Илья Иванович удивился еще больше и развел руками:
  - Бывал я перед войной в опере Зимина на Большой Дмитровке, Шаляпина слушал. Но предположить, что буду служить в разведке вместе с оперным певцом, ни в коем случае не мог.
  Прапорщик скромно возразил:
  - Да, собственно, я только начинающим исполнителем был, с Шаляпиным и рядом не стоял...
  - Ну, ничего, после войны вернетесь на сцену, все цветы и аплодис-менты будут вашими. Кстати, Оленев, почему вы здесь до сих пор в армей-ском щеголяете? Давно уж флотскую форму пора заказать и переодеться.
  - Из-за большой загруженности по службе никак не получается съездить в Ревель на склады.
  За подчиненного заступился начальник:
  - Я уже отправил интендантам все мерки и накладные на пошив но-вой формы. Обещали привезти. А отпустить Оленева хотя бы на день с острова я пока не могу, поскольку он крайне требуется здесь. Сложилась такая ситуация: немцы в начале года сменили свои шифры и активизировали радиообмен. А наши криптографы на днях раскрыли эти коды, поэтому мы снова читаем все перехваченные сообщения. Идет масса важных данных, и каждый специалист на посту на вес золота, поскольку обеспечивают общую результативную работу.
  Стрельцов удовлетворенно кивнул и сказал:
  - Хорошо, лейтенант. Занимайтесь пока своими делами, а я посижу за столом с Оленевым и попытаюсь вникнуть в тонкости радиоперхвата.
  Булавин расстроено произнес:
  - А как же обед? У нас все к вашему приезду подготовлено. Я вам остальных офицеров представлю...
  - Давайте позже. Я в дороге перекусил домашнего, так что пока спокойно поработаю под началом бывалого оператора. За стол вечерком вместе сядем. А пока будьте добры, распорядитесь мне сюда стакан крепкого чаю с сахаром.
  Действительно, сорокалетний полковник, словно стажер-кондуктор, до вечера просидел в наушниках рядом с прапорщиком, оказавшимся опытным учителем. Постепенно ему становились ясны принципы этой сложной и напряженной работы. Когда появились первые навыки, пришли и результаты. Среди них в его радиоперехвате наряду с рутинной информацией, например, о бункеровке топливом некоего вспомогательного судна в Мемеле, неожиданно оказалось важное сообщение о выходе подводной лодки U-33из военно-морской базы Киль на боевое дежурство в Балтийское море. Стрельцов почувствовал себя именинником и воздал должное Оленеву, как инструктору.
  На следующее утро, отправляясь инспектировать пост на острове Эзель, Илья Иванович в разговоре с лейтенантом Булавиным распорядился:
  - Вам надлежит срочно подготовить и направить мне представление на Оленева. Следует присвоить ему звание подпоручика корпуса корабельных инженеров и вручить новые погоны одновременно с формой военно-морского офицера. Представление я немедленно подпишу у командующего флотом. Такие талантливые офицеры должны не только сами работать, но и учить начинающих.
  
  
  Мартовская поездка на островные посты осталась в памяти Стрельцова: ведь у него в начальный период флотской службы живой оперативной работы почти не случалось. В то же время день ото дня крепло предчувствие того, что надвигаются интересные события. И предчувствие сбылось. В первых числах апреля полковник получил шифрованное сообщение от "Фридриха", замаскированное под обычное письмо. Нераспечатанное и непрочитанное оно лежало в кармане куртки: получать агентурную корреспонденцию он ходил в штатском. Направляясь обрабатывать донесение, он ощущал волнение, присущее охотникам, ожидавшим верную добычу. Расставаться с укрепившимся в душе предчувствием сразу не хотелось: как в детстве, важнее был не сам праздник, а его ожидание. Искушенный опытом разведчик понимал, вскроешь конверт - предчувствие уйдет. Сообщение будет важным, и те сведения, которые в нем содержатся, повлекут за собой круговерть новых дел. Душа офицера просила небольшой паузы.
  По дороге Стрельцову попалось маленькое кафе в подвальчике в центре Ревеля, эстонский koffik, куда он решил заглянуть и посидеть за чашкой кофе, немного продлевая для себя мгновения ожидания чего-то важного. Удобно расположившись за столиком в углу возле входа, Илья Иванович с блаженством маленькими глотками потягивал бодрящий напиток и разглядывал интерьер заведения с его посетителями. Все было незамысловато: полдюжины столиков, за которыми торопливо пили горячее молоко, шоколад или кофе спешившие куда-то мужчины и женщины. Тусклый свет в зале давали два окна, прорубленные на улицу так низко, что у шедших по тротуару прохожих были видны только ноги и туловище без головы. От входной двери в зал спускалась чугунная лесенка в пять ступеней.
  Дверь распахнулась в очередной раз, вошедшая посетительница, легко придерживаясь за перила, неторопливо спустилась по ступеням и направилась к столику у окна. Стрельцов замер: в кафе зашла красивая молодая женщина, которая попалась ему на глаза месяц назад возле костела. Сегодня она вновь выглядела эффектно, как в тот день, только на сей раз ее наряд смотрелся, словно сама весна. Светло бежевый жакет тонкого сукна, расшитый по лацканам модной вышивкой, едва доходил даме до середины бедра. Коричневая юбка-клеш была украшена двумя рядами пуговиц того же светлого цвета, что и кожаные туфли на каблуке. Полноту картины завершала шляпа песочного цвета и стильно оттенявший ее коричневый шелковый платок на шее. Незнакомка села, заказала кофе и стала задумчиво смотреть в окно. Взгляду Стрельцова был открыт ее профиль. Сверкающей капелькой покачивалась изумрудная сережка в золотой оправе. Эта безделушка выглядела необычно для Ревеля, где дамские украшения представляли собой янтарь во всех видах.
  Глядя на незнакомку, Илья Иванович не мог не вспомнить когда-то прочитанное стихотворение петербургского таланта Александра Блока.
   "...Всегда без спутников, одна,
  Дыша духами и туманами,
  Она садится у окна".
  Вдруг до него дошло, что он сидит в своем углу и по-мальчишески подглядывает за красивой женщиной. "Осталось только рот разинуть от удовольствия", - ругнулся он мысленно и поднялся из-за стола. Его движение не осталось незамеченным для дамы: она взглянула в его сторону, удивленно откинув голову. Боковым зрением Стрельцов отметил некое подобие улыбки на пухлых немного губах. Илья Иванович вышел на улицу, где в лицо подуло теплым апрельским ветерком. "Пасху только что отпраздновали", - пришло в голову ни с того ни с сего. "Должно быть, оттого и приятное настроение", - соврал он себе. А в глазах стоял образ прекрасной дамы.
  
  
  Через час Стрельцов, сменив штатское на военное, появился в "скворечнике". Быстро прошел в свой кабинет, закрылся и взялся колдовать с химическими реактивами, чтобы приготовить раствор для проявления тайнописного текста в присланном письме. В белом халате, одетом поверх формы, он был похож на врача из гарнизонного госпиталя. Но вместо врачевания полковник с наслаждением занимался "алхимией". Листочки письма лежали в кювете, куда он аккуратно заливал растворы. Агентурное сообщение, наконец, полностью проявилось, и Стрельцов, словно голодный за столом с яствами, быстро, одним взглядом проглотил длинный текст на мокрой бумаге. В нем содержались важнейшие сведения о перегруппировке войск противника на Прибалтийском направлении. Этот доклад "Фридриха" требовалось немедленно доложить адмиралу Эссену. Переписать начисто тайнописное сообщение на специальном бланке не потребовало много времени. Еще немного ушло на то, чтобы добраться до "Рюрика". Командующий флотом работал у себя.
  Начальника разведывательного отделения без промедления пропустили к адмиралу. Они поздоровались, затем полковник положил на стол листы бумаги в красной кожаной папке.
  Эссен вопросительно поднял глаза на Стрельцова, и тот отчетливо доложил:
  - Николай Оттович, я только что получил важное сообщение от агента "Фридрих".
  Командующий внимательно, раза два пробежал глазами три странички рукописного текста. Потом положил донесение поверх остальных документов, потер пальцами виски и заговорил тихим голосом усталого человека:
  - Все правильно, этого следовало ожидать. Противник снимает войска с Западного фронта и направляет на Восточный, чтобы в течение текущего года разгромить русскую армию единовременными мощными ударами в Прибалтике, в Польше и в Галиции. Ваш агент сообщает, что в Киль прибыли два армейских корпуса, предназначенные для высадки в северной части Рижского залива близ Пернова. Конкретно, это выливается в четыре кавалерийские и четыре пехотные дивизии. Хороший кулак у них на нашу макушку замахивается. Если считать Польшу - грудью, Галицию - подбрюшьем, то здесь у нас - как раз макушка выходит. Дней десять надо германцу на переброску и развертывание корпусов, а в середине апреля на Приморском направлении начнется наступление, попомните мои слова.
  Постепенно голос адмирала окреп, он поднялся и начал шагами ме-рить пространство от письменного стола до двери, размышляя при этом вслух:
   - Значит, есть у неприятеля намерение прорваться в Рижский залив и высадиться у нас под носом, чтобы создать группировку, нанести удар в тыл Рижскому укрепленному району, а после развернуть штыки в сторону Ревеля? Нет, господа хорошие, этот номер у вас не пройдет! Вход в Рижский залив пока беззащитен, но я сегодня же отдам приказ Канину слить 1-ю и 2-ю Минные дивизии в единое соединение и погоню вскачь все "эскадронные" миноносцы для перекрытия Ирбенского пролива минными заграждениями. Не видать им Рижского залива, пока я жив!
  Эссен остановился и резко повернулся к Стрельцову:
  - Отлично сработано, Илья Иванович, благодарю за службу. И агента этого, "Фридриха", поощрите за своевременное сообщение особо ценных сведений. Как у вас принято, деньгами, регалиями? Представляйте, подпишу! Что он там еще доносит? Произвел вербовку информатора в порту Киль? Может, это новый агент добыл сведения по сосредоточению там германских корпусов? Тогда поощрите обоих! О-ох, Господи, Боже мой, я, пожалуй, присяду - что-то нездоровится сегодня.
  Илья Иванович сделал шаг вперед, чтобы помочь адмиралу сесть, но тот отмахнулся и медленно с гримасой боли опустился в кресло. Повисло тяжелое молчание. Полковник, заполняя возникшую паузу, изложил перспективный план работы с агентами:
  - Николай Оттович, прошу утвердить план встречи с "Фридрихом". Мне необходимо получить от него сведения по обстановке, в которой он сейчас работает. Это требуется для сравнения с данными из других источников и анализа положения "Фридриха", чтобы быть уверенным в его безопасности. Вторая задача на встречу - произвести денежный расчет с агентом. У него большие расходы на разведывательную деятельность, поэтому нам следует покрыть их и вручить такую сумму, которая бы позволила ему чувствовать себя свободно. Третья задача - получить материалы на завербованного "Фридрихом" агента в Кильском порту. Буду проверять новичка по всем доступным нам каналам, чтобы его внедрение не нанесло ущерба действующей в Германии агентурной сети. И самое главное - "Фридриху" будут поставлены новые задачи, исходящие из тех целей, которые Вы, Николай Оттович, определили разведывательному отделению флота.
  Адмирал внимательно выслушал доклад разведчика, подумал и ответил:
  - Задачи на встречу у вас на самом деле важные. Утверждаю! Но вновь подчеркиваю: главнейшая задача - обеспечение полной безопасности встречи. Где и когда вы ее наметили?
  - В Стокгольме, в первых числах мая, то есть через месяц.
  Эссен задумался и повторил:
  - В Стокгольме, в первых числах мая... И до Стокгольма, скорее всего, поездом из Гельсинфорса?
  - Совершенно верно, Николай Оттович!
  - Вот это неправильно. Из Ревеля до Аландских островов пойдете на эсминце. Там из Мариенхамины под нашей охраной в Швецию по назначению бегает финский пароходик. По шведским документам едете? Хорошо. На финском судне попадете на шведский берег, а там уж до Стокгольма недалеко. Я отдам Непенину необходимые распоряжения по вашему маршруту.
  Стрельцов поразился, насколько легко командующий флотом от обсуждения сугубо военных, оперативно-тактических вопросов, перешел к тонкой материи агентурной работы. А уж то, что руководитель высшего ранга всерьез озаботился безопасностью поездки одного из многих своих офицеров, тронуло полковника до глубины души. Между тем, Эссен продолжал развивать свою мысль:
   - Обратно, кстати, тем же путем вернетесь. Эсминец будет ждать вас в Аландских шхерах. Готовьтесь, времени у вас не так уж много.
  Адмирал как-то пожевал губами, и вдруг ворчливо продолжил:
  - Дни летят быстро, дел - невпроворот, а мне тут еще Благотвори-тельный прием организовать велели!
  Стрельцов от неожиданных слов адмирала выпалил по-простецки:
  - Да кто ж велел-то?
  Эссен заулыбался:
  - Самое что ни наесть высокое начальство: Дамское морское благо-творительное общество во главе с благоверной моей супругой Марией Михайловной. Собирай, говорят дамы, свой штаб, высших городских чинов Ревеля, почетных граждан, купечество и духовенство в Офицерском собрании. Духовенство, кстати, поддержало идею обеими руками: дескать, после Пасхи сам Бог велел. Да, и наши кое-кто, к примеру, тот же Василий Александрович Канин: у него супруга вместе с моей в Дамском обществе занята. Прижали меня к стенке, самое время, утверждают. Победы надо вспомнить, героев наградить, павших помянуть, пожертвовать их семьям, кто сколько может. Куда же денешься от благого дела? Пришлось согласиться, хотя, повторяю, забот - полон рот. Так что, Илья Иванович, надевайте ордена, выделите сумму на пожертвование, и в воскресенье вместе со всеми пожалуйте на Благотворительный прием. А вам потом с бала и на корабль вскоре!
  Новость о предстоящем благотворительном мероприятии оказалась сюрпризом не только для Стрельцова, но и для большинства офицеров штаба Балтийского флота, участие которых объявлялось обязательным.
  
  Группа офицеров в парадных мундирах стояла на ступенях двухэтажного здания с колоннами, в котором задолго до начала войны расположилось Офицерское собрание Ревельского гарнизона. Рядом со Стрельцовым дымил папиросой князь Черкасский, капитан 1 ранга, начальник оперативной части штаба. Чуть дальше стояли флагманский артиллерист и полковник корпуса корабельных инженеров - флагманский механик, которых Илья Иванович знал только в лицо, а близко знаком не был. Обращаясь к князю, он удивленно спросил:
  - Что-то вы, Михаил Борисович, мрачнее тучи выглядите...
  По-кавказски эмоциональный Черкасский взял Стрельцова за локоть и с жаром заговорил:
   - Понимаете, Илья Иванович, стало известно, что немцы готовят наступление у нас под боком, в Прибалтике. Сообщения идут из Ставки, из Петрограда, из штаба 6-й армии. Все командование знает, что противник вот-вот попрет всею силою. Николай Оттович совершенно резонно потребовал разрешения использовать новые линкоры "Севастополь", "Гангут", "Полтаву", "Петропавловск", чтобы поддержать наши войска и завоевать превосходство в Центральной Балтике. Мы трое суток не выходили из его кабинета, закрывшись, разрабатывали план морской наступательной операции. Поверьте, все было обосновано, все красиво... И что же?! Из Петрограда в ответ на наши предложения пришла прежняя отговорка: "Разрешения на вывод линейных кораблей за Центральную минно-артиллерийскую позицию нет!". Илья Иванович, дорогой, ну, не обидно, а?! Причем, знаю, это не Григорович с Русиным палки в колеса вставляют. Запрет идет свыше... Да, ладно, не успокаивайте! Кстати, не один я сегодня мрачный: вон приближается вице-адмирал Ферзин, командир бригады линейных кораблей, и у него на лице радости не заметно. Он тоже с нами документы ночи напролет разрабатывал.
  Ферзин, не здороваясь, прошел в здание, а к офицерам энергичной походкой прямо-таки подбежал худощавый капитан 1 ранга Колчак, командир отряда минных заградителей.
  - Ну, Александр Васильевич, вы, извините, словно Фигаро: Фигаро здесь, Фигаро там! Дня два, как ушли, а уже вернулись, - с улыбкой заметил флагманский артиллерист.
  Колчак снял перчатки и поздоровался со всеми за руку:
  - Смею заметить вам, господа, что дело минных постановок на виду у неприятеля промедлений не допускает. Сделали - и восвояси! Я буквально час назад ошвартовался в Ревеле. С корабля на бал!
  - Германские корабли появлялись, Александр Васильевич? - поинтересовался Стрельцов, вспомнив, как Эссен переиначил известную поговорку.
  - Бог миловал! Вышли мы ночью, в условиях радиомолчания, а днем погода в море скверная установилась. Поверьте, господа, ни черта видно не было. Вот супостат и пережидал до лучших времен у своих причалов. А у меня экипажи натренированные - все выполнили, будто штиль на море. Вернулись быстро и без потерь.
  Колчак достал папиросу из серебряного портсигара и закурил.
  В этот момент по ступеням поднялся контр-адмирал Непенин, кото-рый в ответ на приветствия офицеров укоризненно сказал:
  - Пойдемте в зал, господа. Нехорошо: командующий давно на месте, а его штаб дымит папиросами на лестнице!
  В большом зале, где проводились торжественные мероприятия, подготовка к празднику завершилась, и становилось многолюдно. В дальнем углу, отражаясь медью труб в глянце паркета, гарнизонный духовой оркестр в четверть возможностей готовился к выступлению. Робкие звуки его басов и альтов почти не прослушивались в гомоне голосов собравшихся. В центре зала вокруг адмирала Эссена собралась группа командования: вице-адмиралы Канин и Ферзин, контр-адмиралы Непенин, Бахирев, командир бригады крейсеров, и Левицкий, начальник подводных сил. Из высшего состава отсутствовал только начальник штаба флота вице-адмирал Кербер, который остался командовать в Гельсинфорсе. С Эссеным о чем-то вполголоса беседовал известный всему Ревелю эстляндский губернатор генерал-майор Николай Павлович Коростовец. Ближний полукруг за адмиралами образовали командиры кораблей и офицеры штаба, среди которых был и Илья Иванович Стрельцов.
  Полилась красивая музыка вальса "Амурские волны", под аккорды которой в зал входили почетные гости. Возглавил шествие архиепископ Рижский и Митавский Агафангел. Командование флотом направилось навстречу владыке, Эссен и Коростовец испросили благословения. Агафангел, обычно избегавший чествований и банкетов, богоугодное действие благословил.
  Последующих гостей, подходивших к командующему, представлял дежурный офицер штаба. Среди пришедших были видные купцы, занимавшиеся поставками оружия, амуниции и продовольствия на корабли, почетные граждане Российской империи и города Ревель, городское руководство столицы Эстляндии.
  Илья Иванович неожиданно почувствовал внутри нарастающий жар, объяснения которому сразу дать не мог. Вдруг он услышал, как адмиралу представляют очередных гостей:
  - Гласный Городского собрания Ревеля господин Феликс Тамм и его супруга госпожа Кристина Тамм.
  Полковник не мог объяснить себе, как он оказался в первом ряду офицеров, хотя минутой прежде стоял сзади и вполголоса продолжал беседу с Колчаком. Теперь прямо перед собой он видел примечательную супружескую чету: высокого одутловатого мужчину, похожего на внезапно выросшего пухлого младенца, с белесыми бровями, густой рыжей шевелюрой, переходящей в шкиперскую бородку, и сопровождавшую мужа темноволосую стройную красавицу. Именно ее Стрельцов дважды встречал в городе. Пока Феликс Тамм что-то говорил адмиралу Эссену и губернатору Коростовцу, его супруга стояла в метре от Стрельцова и с легкой улыбкой смотрела на него. Разведчик в ответ почтительным поклоном головы приветствовал даму. Когда Илья Иванович поднял голову, командующему представляли следующих гостей. Супруги Тамм неторопливо удалялись к противоположной стене с высокими окнами.
  Поток гостей постепенно иссяк, оркестр умолк, и взоры присутство-вавших обратились к невысокой скромно одетой женщине, смело вышедшей в центр зала. Распорядитель громко объявил, что устроителей и гостей Благотворительного приема приветствует учредительница Дамского морского общества Мария Михайловна Эссен. Супруга командующего изящно поклонилась и без пафоса сообщила, что общество возникло 14 августа прошлого года, а уже через месяц благородные цели женщин завоевали симпатии широких морских кругов. Первыми жертвователями стали сами устроительницы общества и его почетные члены. Пример подчиненным подал морской министр адмирал Иван Константинович Григорович, который сделал взнос 400 рублей.
  Дальше голос женщины немного дрогнул от нахлынувшего волнения. Она заговорила о том, что в сентябре четырнадцатого года в морском бою на Балтике погиб крейсер "Паллада", а вместе с ним почти шесть сотен человек экипажа. Совет общества решил немедленно оказать посильную помощь семьям погибших офицеров и нижних чинов. Поток пожертвований в этот период заметно возрос, причем присылали деньги не только военные моряки, но и гражданские лица: например, Ревельский судостроительный завод выделил сумму в 174 рубля, а от московского кружка обновления флота прислали 50 рублей. На благотворительном концерте певицы контральто Горленко-Долиной были проданы семь картин Бенуа. С целью получения сведений о материальном положении семей, потерявших кормильцев, были сделаны срочные запросы в полицейские управления по месту их проживания. Нуждавшимся в помощи лицам была произведена выдача пособий. С начала пятнадцатого года семьям погибших членов экипажа крейсера "Паллада" было послано пособий на сумму 9535 рублей.
  После этих слов зал буквально взорвался аплодисментами, раздались крики, что все присутствующие готовы сделать пожертвования. Но Мария Михайловна подняла руку, дождалась, пока утихнет шум голосов и продолжила говорить о том, что общество старалось помочь всем семьям пострадавших и нуждавшихся моряков, ходатайства которых поступали в совет. К началу марта на их удовлетворение было выделено 8304 рубля. Кроме того, матросам, уволенным со службы "за ранами, увечьями и болезнями", выдавались пособия от 10 до 30 рублей. Только после этого сообщения госпожа Эссен призвала присутствующих сделать посильные пожертвования на благородные цели.
  Супруга вице-адмирала Канина - казначей Дамского общества - вышла с большим медным подносом, вслед за ней подносы вынесли еще несколько женщин. Начался обход собравшихся гостей. Широкий жест в числе первых сделал эстляндский губернатор, заявивший, что от имени жителей губернии жертвует тысячу рублей. Поступок генерала вызвал гул одобрения в зале. Оркестр грянул марш "Гордый "Варяг": патриотическая музыка поднимала общий настрой. На подносах у дам росли кучки ассигнаций, золотых и серебряных монет, драгоценных украшений. Офицеры штаба, сговорившись между собой, пожертвовали по пятьдесят рублей каждый.
  Строгие марши сменились лирическими вздохами вальсов, первым среди которых был, несомненно, "На сопках Маньчжурии". Обход зала для совершения пожертвований завершился, но благотворительные мероприятия продолжались. Открылись киоски для продажи шампанского, господ офицеров приглашали покупать и не скупиться, поскольку выручка также шла в фонд Морского дамского общества. Адмиралы и офицеры вместе с промышленниками, купцами и прочими гостями потянулись к киоскам, уставленным бутылками французского шампанского темного стекла. Официанты хлопали пробками, расторопно наполняли высокие бокалы и расставляли на столах, помещенных вдоль стен.
  Звуки музыки вновь стали плохо различимыми из-за многоголосого шума. Люди стояли у киосков, у столов с шампанским и прохладительными напитками, возле окон, а то и просто прогуливались по просторному залу. Илья Иванович, устав от разговоров, с бокалом шампанского отошел от компании и стал без всякой мысли смотреть в темное окно. Его уединение продолжалось несколько минут, потому что вскоре в оконном стекле, как в зеркале, отразился женский силуэт. Резко развернувшись в сторону публики, Стрельцов увидело то, чего более всего хотел видеть в тот момент. Мимо по залу в одиночестве проходила она! Дама была одета изыскано и скромно одновременно. Ее вечернее платье бирюзового цвета смотрелось празднично, но закрытый фасон с длинными рукавами подчеркивал, что предназначено оно не для светского бала, а для официального приема. Колье, серьги и кольца представляли собой неброский, но эффектный гарнитур из изумрудов, оправленных в золото. При этом красавица не была бы самой собой, если бы не нашла какую-то изюминку в костюме - на сей раз эта роль досталась широкому поясу платья, завязанному спереди большим бантом ровно на такой вы-соте, которая без скромности подчеркивала ее высокую грудь.
  Полковник сделал несколько решительных шагов вперед и встал так, чтобы дама повернулась лицом к нему, а к залу спиной. Разговор начал, будто они были уже знакомы:
  - Госпожа Кристина Тамм...
  Конечно, она встала так, как ему хотелось, но ответила незнакомцу неожиданно раскованно:
  - Госпожа Кристина здесь... Феликс - там, с губернатором нагово-риться не может. А я - здесь, прогуливаюсь. И опять встречаю вас, в который раз за последнее время. Кто вы такой? Уж, не следите ли вы за скромной замужней женщиной?
  В вопросе звучало открытое кокетство. Илья Иванович предпочел ответить прямо:
  - Полковник Стрельцов Илья Иванович, прибыл в Ревель месяц назад из Петрограда. А город ваш оказался настолько мал, что мы с вами встречаемся буквально на каждом шагу. Прошу прощения, госпожа Кристина...
  - Лучше просто Кристина.
  - Хорошо. Позвольте, Кристина, предложить вам крюшона, или лучше бокал шампанского? Прием ведь идет, этикет того требует.
  Кристина подняла на собеседника выразительные изумрудные глаза, улыбнулась и спокойно ответила:
  - Шампанского, так шампанского! Я его сегодня не пробовала.
  Через секунду Стрельцов церемонно поднес даме бокал и спросил:
  - На представлении адмиралу вашу прическу венчала диадема, такая же, как колье. Куда она исчезла?
  - Какой вы наблюдательный человек, а не сыщик ли вы на самом деле?
  - Я - интендант. Но в жизни меня привлекает все прекрасное.
  Собеседница оценила признание. Последовал легкий кивок, а затем исчерпывающий ответ на вопрос:
  - Диадема пошла на пожертвование. Муж положил на поднос какие-то ассигнации, а у меня с собой не было ни рубля. Но Святая Дева Мария подсказала, что на благое дело мне должно самой внести взнос. Я выбор сделала без колебаний.
  - Решительная вы женщина, Кристина.
  - Приятно слышать такое от человека военного, к тому же награжденного орденами. А вы что же сегодня один? Где ваша супруга?
  "Кристина изучает обстановку", - не без иронии отметил про себя Илья Иванович, но ответил серьезно и грустно:
  - Моя супруга долго болела и скончалась чуть более года тому назад в Петрограде.
  - Простите, Бога ради, за глупое любопытство, я не хотела причинить вам боль.
  В этот момент она подняла увлажнившиеся глаза, в которых явно чувствовалось раскаяние. Стрельцов сделал успокаивающий жест и слегка коснулся ладонью ее пальцев в перчатке - руку она не отдернула. В ответ на искреннее сожаление он примирительно произнес:
  - Вы же не знали. Я не таю на вас обиду. Наш брак был успешен, родились и выросли две замечательные дочки. Старшей теперь двадцать один, она вышла замуж и живет в Москве. Младшей - восемнадцать, она учится в Политехническом институте и одновременно работает сестрой милосердия в военном госпитале в Петрограде.
  Сделав паузу, он добавил:
  - Как видите, я прожил довольно значительную часть отведенной мне судьбой жизни. Мне уже почти сорок два.
  На губах Кристины снова заиграла улыбка, и она ответила:
  - Не кокетничайте, полковник! Я все же понимаю, что вы вышли из возраста лейтенантов, хотя мало смыслю в делах военных. На комплимент от дамы напрашиваетесь?
  Стрельцов промолчал. Он лишь внимательно смотрел на стоявшую рядом прекрасную женщину. Видимо, взгляд был настолько откровенным, что она смущенно сказала:
  - Заговорилась я с вами, это не совсем прилично в моем положении. Муж, должно быть, уезжать собрался и высматривает, где меня искать. Надо идти. Вам на прощание скажу, что почти ежедневно в полуденные часы я захожу в тот koffik, где мы с вами недавно виделись...
  Кристина возвратила недопитый бокал шампанского таким образом, что не поцеловать на прощание ее протянутую руку было просто невозможно. Стрельцов увидел уже знакомый взгляд с полуулыбкой немного пухлых губ, а через минуту он смотрел на спину удалявшейся дамы.
  Разведчик в задумчивости остался стоять на месте и медленно про-крутил в памяти весь разговор с женщиной. Опыт подсказывал ему, что и он, и она, находятся во власти мощной природной силы, увлекшей их в одном направлении, при этом оба пребывают в заметном волнении. Куда же от этого денешься!
  Его мысли прервались музыкой оркестра, который грянул марш "Прощание славянки". Распорядитель пригласил господ офицеров в центр зала на построение для награждения отличившихся. Первым под общие возгласы приветствия за успехи Балтийского флота в компании 1914 - 1915 года орденом Святого Владимира второй степени наградили Николая Оттовича Эссена. Далее ордена и именное оружие вручалось командирам кораблей и офицерам, проявившим героизм в боевых действиях в конце прошлого года и начале второго года войны. Орден Святого Владимира третьей степени с мечами получил капитан 1 ранга Колчак за успешную минно-заградительную операцию в Данцигской бухте в феврале. Стрельцов искренне радовался за награжденных товарищей, жал руку Александру Васильевичу и согласился распить с офицерами бутылку шампанского.
  Вскоре прием в Офицерском собрании закончился.
  
  Через неделю Иван Ильич вновь стоял в кабинете командующего и докладывал Эссену:
  - Николай Оттович, из Германии получено очередное сообщение от агента "Учитель". Вы были правы: противник задумал наступать не только на Прибалтийском направлении, но и на других участках Русского фронта. "Учитель" докладывает, что через Берлин на Восток с 10 по 14 апреля перебрасывались по железной дороге германские армейские корпуса, в числе которых отмечаются Десятый армейский, Резервный, Гвардейский и Сводный. В составе Сводного корпуса с Западного фронта двигаются 11-я баварская и 119-я пехотная дивизии. А в общей сложности переброшено восемь укомплектованных германских дивизий. Это - лучшие соединения противника, имевшие успех во Франции и Бельгии. По данным "Учителя", новым объединением назначен командовать генерал Макензен, который прежде командовал Девятой армией в ходе Варшавско-Ивангородской и Лодзинской операций.
  Адмирал взял донесение в руки, принялся было читать, но вдруг отодвинул папку с документом и, глядя на своего начальника разведки, задумчиво произнес:
  - Говорите, что я прав был в своих предположениях? Да, лучше бы я ошибался! Представляю, какая кровавая сеча завяжется на наших сухопутных фронтах с началом наступления противника. Что ж, война кругом, ничего не поделаешь...
  Командующий стал внимательно читать донесение "Учителя", а по-том распорядился:
  - Ваш агент подробно указал, сколько эшелонов прошло через Берлин и количество боевой техники, находившейся в них. Срочно отправьте эти сведения в Ставку Верховного и в Генеральный штаб. Там в них сейчас испытывается крайняя нужда.
  Стрельцов с беспокойством принялся объяснять:
  - Николай Оттович, я прошу вашего разрешения изменить текст доклада в вышестоящие инстанции. Не должно быть указания времени и места обнаружения агентом германского воинского контингента, потому что в случае утечки этих сведений из Петрограда, "Учителю" может грозить опасность раскрытия. Мы же не можем утверждать однозначно, что утечки не произойдет. Всякие случаи бывают. Слова "Берлин" и "10-14 апреля" следует убрать из доклада. Он станет более обтекаемым.
  - Согласен, - ответил адмирал и поинтересовался, - как идет ваша подготовка к отъезду в Швецию на встречу с агентом "Фридрихом"?
  Полковник в очередной раз поразился тому, насколько глубоко вникает и как держит в памяти этот удивительный человек все вопросы, которые его касаются в той или иной мере. В ответ он сказал:
  - "Фридрих" получил указание ждать меня в Стокгольме через две недели. Я буду готов к тому времени и отправлюсь в Швецию.
  
  
  
  Секретно
  
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  На 20 апреля 1915 года
  
  
  Обстановка на Балтийском морском военном театре во второй половине апреля для нашего флота резко ухудшилась, что было связано с началом наступления германской армии из Восточной Пруссии в направлении Либавы. Успехи наших войск на Юго-Западном фронте генерала Иванова в начале 1915 года поставили Австро-Венгрию на грань военной катастрофы. Для облегчения ее положения кайзер отдал приказ организовать наступление в слабо защищенной нашими войсками Курляндии. До начала наступления германским командованием была проведена перегруппировка сил и перенесение центра тяжести военных действий с Западного на Восточный фронт. Из Франции в первой половине апреля были переброшены лучшие корпуса, часть из которых направлена на северный участок, в Прибалтику, а другая часть - в Галицию, где они вошли в состав ударной армии под командованием генерала Макензена.
  В районе Тильзита в Восточной Пруссии в первом эшелоне для наступления сосредоточились три пехотные и три кавалерийские дивизии, переведенные с Западного фронта. Именно они начали наступление в направлении Либавы, Виндавы и Риги на фронтовой полосе от берега Немана до побережья Балтийского моря. По имевшимся планам часть войск предназначалась для высадки с моря в северной части Рижского залива близ Пернова. Два германских крейсера и до десяти миноносцев планировалось использовать для содействия операции с моря.
  Силы Балтийского флота, дополненные английскими подводными лодками Е-1 и Е-9, успешно сорвали планы противника по высадке войск в Рижском заливе. Эсминцы германского флота в ответ произвели бомбардирование Либавы и нашей морской батареи на мысе Церель. Броненосные крейсера "Принц Адальберт", "Принц Генрих" и "Роон" совершили рейд к входу в Финский залив, но "Принц Адальберт" получил повреждение корпуса от взрыва донной мины, и весь отряд возвратился в Киль. Его преследовал наш отряд крейсеров ("Макаров", "Баян", "Олег", "Богатырь") под флагом контр-адмирала Бахирева. Из-за густого тумана преследование было прекращено.
  Одновременно с рейдом немецких крейсеров в районе острова Эланд в Центральной Балтике выявлена двух деятельность германских подводных лодок: U-33 и U-38. Успешный поиск подводных лодок противника, шедших под перископом, произвела группа гидросамолетов Балтийского флота.
  Повышенная активность германского флота объясняется необходимостью удержать наши корабли в зоне Финского залива, не позволить его выступления в открытую часть Балтики.
  Количество баз нашего флота с переходом Курляндии под контроль противника значительно сокращается, что самым отрицательным образом повлияет на возможность надводных сил флота вести боевые действия в Центральной Балтике.
  Для подводных сил серьезной потерей становится уход из базы в Либаве, где, кроме наших лодок, базировались британские субмарины Е-1 и Е-9. Теперь они передислоцировались в Ревель, что сократило их боевые возможности по поиску и уничтожению кораблей противника.
  Периодические действенные мероприятия сил нашего флота, тем не менее, мало влияют на общую обстановку на Балтийском морском военном театре. Начавшееся наступление сухопутных войск противника в Курляндии, вероятная потеря нами Либавы, где по приказу командующего Балтфлотом 17 апреля были взорваны крепостные батареи и мосты через канал, а также угроза Виндаве в связи с отходом русской 12-й армии к Риге, позволяют сделать следующий вывод.
  В ближайшее время операции германского флота должны будут принять более решительный характер. Становится ясен и объект этих операций - Рижский залив, получающий теперь исключительное значение, как фланговый район Северо-Западного фронта.
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  КОМАНДИРОВКА В ШВЕЦИЮ
  
  (май 1915)
  
  Илья Иванович сидел в кабинете и разбирал присланную из Петрограда служебную почту. Слева на поверхности стола росла стопка корреспонденции, которую посмотрят его офицеры, справа ложились документы для срочного прочтения. Он взял в руки очередной пакет, и серьезное, точнее - суровое выражение лица в момент изменила добрая улыбка. Из большого пакета, склеенного из грубой серой бумаги, помеченного угловым штампом "Генеральный Штаб", выскользнул иностранный конверт с цветным рисунком. Стрельцов с той же улыбкой стал разглядывать конверт, и увидел знакомую адресацию: "Санкт-Петербург, Генеральный Штаб, Его превосходительству господину Стрельцову Илье Ивановичу лично в руки". Обратный адрес он тоже прекрасно знал: "Стокгольм, посольство Российской Империи в Королевстве Швеция. От госпожи Голубевой Альбины Юрьевны. Дипло-матическая почта".
  Да, рыжеволосая красавица Альбина как обычно не подвела его, недаром он ей доверял и относился с большой теплотой. Илья Иванович не мог объяснить, как назвать их отношения: между ними, мужчиной и женщиной, не было и не могло быть никаких вольностей, ведь Альбина, можно сказать, на целый век моложе, и всего на два-три года старше его дочерей. Не сказать, чтобы они поддерживали некую дружбу: слишком редко доводилось встречаться или обмениваться письмами. Но всякий раз, когда Стрельцов писал ей или получал ее письма, он сознавал, насколько ему приятно расположение доброй знакомой. А их встречи в Стокгольме или Петербурге, которые можно было пересчитать по пальцам, оставляли понимание того, что и Альбина дорожит столь необычными отношениями. Скорее всего, считал полковник, она, истинный романтик, просто проявляла интерес, когда доводилось касаться дел с множеством тайн.
  Они познакомились три года назад во время командировки Стрельцова по делам разведки в Швецию. Пришла нужда обратиться в посольство за помощью, и в качестве представителя русской дипломатической службы ему назначили именно Голубеву. Разведчик сразу понял, что он вытащил счастливый жребий. Внешне Альбина выглядела как натуральная скандинавская девушка: надень ей на голову белый чепец и дай в руки молочник, ни один швед или финн не скажет, что перед ним сотрудница русского посольства. К сему следовало добавить отличное знание шведского языка на уровне местных жителей и большое умение ориентироваться в запутанных городских кварталах старых шведских городов. Илья Иванович не злоупотреблял расположением чистой души и не привлекал женщину к агентурным операциям. Но не раз просил ее узнать какие-то городские и сельские новости или побывать в каком-то месте.
  И в пришедшем в Ревель письме Альбина как всегда добросовестно отвечала на вопросы, заранее поставленные Стрельцовым. Выглядело это так:
  
  "Милостивый государь, Илья Иванович!
  Рада случаю вновь обратиться к Вам и рассказать о тех местах прелестного Града Стокхольмского, где мне удается побывать в свободное от службы время. Я теперь научилась обращаться с фотокамерой, и моя "Exakta" не знает покоя. Некоторые особенно удачные фотоснимки я высылаю Вам, как ценителю скандинавской городской архитектуры.
  Вот столичные кафе и рестораны:
  
  Engelen Kornhamnstorg 59 Stockholm, Sverige
  
  Cinnamon Bakery & Coffeeshop Verkstadsgatan 9 Stockholm, Sverige
  ........
  А далее хочу перечислить местные гостиницы:
  
  Strandvägen 7c Hotel Diplomat Stockholm, Sverige
  .........
  
  Надеюсь, Вам придутся по вкусу мои новые художества. Напишите, а лучше приезжайте. У нас здесь тихо, не так, как нынче в полыхающей Европе.
  С наилучшими пожеланиями здоровья и успехов Вам, мой друг,
  Альбина Голубева.
  Апреля 20 дня сего 1915 года. Стокгольм".
  
  Мысленно поблагодарив мадмуазель Голубеву, разведчик аккуратно разложил полученные фотокарточки на карте Стокгольма и стал выбирать маршруты подхода к месту встречи с агентом "Фридрихом" и пути ухода со встречи. В качестве основного места они между собой определили небольшое кафе "Engelen", которое имело два входа для посетителей. По выбору запасного места имелись варианты, но это уже относилось к нюансам агентурной работы.
  Шел первый день мая, подоспела пора собираться в дорогу. Адмирал Эссен сильно недомогал, лежал под наблюдением врачей, поэтому просить его аудиенции Стрельцов не стал. Непенин, не ведавший покоя, разрывавшийся между Гельсинфорсом, Петроградом и Ревелем, к счастью оказался в штабе на борту "Рюрика". К нему и направился полковник для доклада и получения разрешения на отъезд в заграничную командировку. Адриан Иванович временно занял каюту начальника штаба флота, который в это самое время на крейсере "Богатырь" контролировал в составе отряда кораблей постановку новых минных заграждений на подходах к Либаве.
  Контр-адмирал возле морских карт Центральной Балтики, расстеленных на столе, о чем-то возбужденно спорил с начальником оперативной части штаба капитаном 1 ранга Черкасским, когда Стрельцов попросил разрешения войти. В каюте наступила тишина, Непенин с Черкасским прервали разговор, а начальник разведки ждал команды начать доклад. Адриан Иванович эмоционально махнул рукой и скороговоркой сказал:
  - Ладно, Михал Борисыч, вы еще раз взвесьте свои предложения, подумайте, как следует, а мы здесь пока дела разведочные обсудим с Ильей Ивановичем.
  Князь насуплено поздоровался со Стрельцовым, собрал карты и молча вышел.
  - Вот упрямец! Дело ведь говорит, лишь в деталях мы с ним расхо-димся, но не желает ни в чем поступиться, упершись в свой план... Ну, Илья Иванович, вы-то с чем пришли? - спросил Непенин, в сердцах ломая спички, закуривая.
  - Адриан Иванович, две недели назад командующий утвердил план моей встречи с ценным агентом в Швеции. Пора уже в дорогу отправляться, но Николай Оттович болен, поэтому я к вам с докладом об убытии в командировку.
  - Да, да, знаю. Николай Оттович меня предупреждал о ваших планах. К великому нашему сожалению, он сейчас крайне плох. Я боюсь даже думать о возможном исходе. Осталось надеяться на Божью помощь. Касаемо вашей командировки, я отдал распоряжение командиру дивизиона эсминцев особого назначения о выделении корабля для специальной операции. Он предложил назначить "Охотника", который как раз в Ревеле стоит. Но я подумал и вызвал "Всадника", он в сравнении с "Охотником" имеет усиленное артиллерийское вооружение, которое в случае чего поможет отбиться от неприятеля, и меньшие размеры корпуса, что при хождении в Або-Аландских шхерах будет важным приоритетом. Корабль воюет постоянно, только что прибыл из похода, выставлял минные заграждения на коммуникациях немцев, командир и экипаж опытные. "Всадник" доставит вас в Мариенхамину, а потом останется на патрулировании в Аландском море, чтобы принять вас на борт после окончания операции. Командир - старший лейтенант Чириков Сергей Александрович - получил пакет с секретным заданием, вскроет его после вашего прибытия на борт и поступит в ваше распоряжение. Так что, действуйте, с Богом!
  - Благодарю вас, Адриан Иванович. Сегодня я побываю на эсминце, познакомлюсь с командиром и кораблем, а выйдем мы завтра во второй половине дня. Ходу от Ревеля до Аландских островов около семи часов. Светает сейчас рано, а у причала в Мариенхамине надо ошвартоваться в темноте. Следовательно, в семнадцать часов я буду на корабле, в море выйдем в девятнадцать. В три часа ночи ошвартуемся в порту. По темному времени перейду на финский пароход "Андромеда", а дальше рассчитываю быть в Швеции по расписанию.
  - Все верно, Илья Иванович. Осталось пожелать вам успеха в непростом предприятии. Ну, обнимемся, что ли, перед дальней дорогой?
  Прощание показалось Стрельцову трогательным. Он нарочито сдержанно поднял ладонь к козырьку, развернулся по-строевому и вышел из каюты.
  Весь следующий день пролетел одним мгновением. Непривычным для Ильи Ивановича казался предстоящий путь в Стокгольм, и он волновался. Чувствовал свое волнение, когда поднялся на борт корабля, когда в его присутствии командир вскрыл секретный пакет с заданием на предстоящий переход, и потом, когда Чириков предоставил ему отдельную каюту для отдыха. Волнение неожиданно прошло после запуска корабельного двигателя, ровный рокот машины подействовал успокаивающе. Полковник сидел на узкой койке в пространстве, больше похожем на платяной шкаф, чем на жилое помещение. Тем не менее, возле койки уместился вошедший старший лейтенант, который доложил о выходе в море и о том, что по пути их ожидает неплохая погода со слабым ветром и частыми дождевыми зарядами.
  Опытный моряк Чириков, впервые получивший задание переправить настоящего разведчика в чужую страну, считал себя в какой-то мере именинником, и относился к предстоящему делу, пожалуй, с большей серьезностью, чем в момент подготовки к бою с неприятием. Как и многие военные люди, привыкшие в жизни действовать открыто, Сергей Александрович испытывал пиетет к деятельности тех, кто причастен к секретной войне. Стрельцов видел это и из собственного опыта знал, что обеспечение его задания находится в надежных руках, а остальное будет зависеть от него. За себя он был совершенно спокоен.
  Легкая вибрация корабля и плавное покачивание на волнах убаюкали Илью Ивановича, он с удовольствием дремал сидя, а когда проснулся - увидел, что за иллюминатором сгустилась темень балтийской ночи. Решив немного размять ноги, он пошел на открытую палубу. Эсминец был не слишком подходящим местом для любителей палубных прогулок: от надстройки до леера достаточно сделать всего полтора шага. А дальше плескалось море. Корабль плавно поднимался над волной, но через пару минут эту волну, казалось, легко было зачерпнуть ладонью, перегнувшись через леерное ограждение. Стрельцов прижался спиной к холодной броне надстройки, нашел удобное положение и остался на палубе.
  Никого из экипажа в эту минуту не было видно, все находились внутри. Полковнику казалось, что он остался один на один с Балтийским морем, которое в полной темноте спокойно играло своими волнами. Времена менялись, век сменялся веком, а Балтика всегда оставалась Балтикой. Вокруг эсминца сомкнулась сплошная тьма, в радиусе нескольких миль не просматривалось ни единого огонька. Шла война. Если и были где-то другие корабли, то они подобно "Всаднику" тихо крались со своими заданиями. Хотелось верить, что крадутся вблизи в этот час только наши корабли, а противник - где-то далеко.
  
  Илье Ивановичу на память пришли романтические события конца прошедшего месяца. Так получилось, что он дважды виделся с Кристиной, потому что заглядывал в знакомый koffik в назначенный ею час. В первый раз ему удалось освободиться от дел служебных ненадолго, и они полчаса сидели за кофе и разговаривали. Точнее говорила только Кристина, а он с интересом ее слушал. Из рассказа выяснилось, что выросла она в польской дворянской семье в Ковно, в восемнадцать лет родители выдали ее замуж. Теперь ей уже тридцать, а муж на десять лет старше. Феликса Тамма ее отец знал давно, у них были какие-то общие дела, но отец умер, а с матерью у Кристины никогда не было близких отношений. Детей им с мужем Господь не дал, у Феликса всегда много дел, а она привыкла жить в одиночестве.
  Во второй раз Стрельцов предложил немного прогуляться по улочкам древнего города. Пройдя Ратушную площадь, пара как-то неожиданно быстро оказалась возле дома, где жил полковник. Он показал вход в свою квартиру и полушутя, полувсерьез предложил зайти в гости. В ответ Кристина, лукаво улыбаясь, погрозила спутнику пальцем и заявила, что она - женщина строгих правил. Потом они где-то сидели и пили кофе с ликером, что-то говорили и смеялись. Расставаясь, Стрельцов сказал, что скоро уйдет в морской поход и не ведает, когда сможет вернуться. Кристина сказала, что будет ждать возвращения полковника, оказавшегося истинным рыцарем. Протянутую для поцелуя на прощание руку Стрельцов повернул ладонью вверх и поцеловал в запястье, источавшее аромат французских духов. Женщина, не отводя изумрудных глаз и не проронив ни слова, серьезно смотрела на решительного офицера.
  
  Улыбнувшись приятному воспоминанию, Илья Иванович вернулся в каюту и вновь задремал, сидя на чужой койке. Он мгновенно открыл глаза, когда дверь в каюту тихо отворилась, и заглянул Чириков.
  - А что же вы не ложились? Вестовой специально чистым застелил, чтобы вы поспали, - удивился офицер.
  - Ничего, я хорошо отдохнул у вас. "Если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте!", есть ведь такое правило? Вот я и поспал в уюте. Хотя здесь тесновато, чувствуется, что идем на эсминце, а не на крейсере.
  - Зато летим, как птицы, Илья Иванович! Через час подойдем и будем швартоваться в финском порту. Как встанем, я распоряжусь, чтобы весь экипаж собрался во внутренних помещениях и не зыркал, когда вы сойдете на берег. Вы ведь в штатском пойдете? В таком случае пора переодеваться. Форму можно на вешалке оставить - она вас подождет.
  - Благодарю вас, Сергей Александрович. Я соберусь и буду ждать команды сходить на берег.
  Через полчаса Стрельцов стоял в костюме и шляпе, купленных в Стокгольме, в дорожном плаще, и раскладывал в саквояже документы на имя подданного шведского короля и немудреный скарб на несколько дней. Все лишнее, не нужное в этой непростой командировке, осталось в Ревеле. Корабль сбавил ход, на палубе происходило какое-то движение. Вскоре эсминец замер, его корпус перестал качаться на морских волнах. "Стало быть, прибыли", - предположил полковник. Действительно, через пять минут в каюте вновь появился командир корабля и почти шепотом в наступившей тишине доложил, что можно сходить на причал. Они вышли в коридор и быстро дошли до узких сходней, перекинутых с борта на портовый бетон.
  - Там впереди пассажирский порт Мариенхамины, "Андромеда" готовится в рейс. Мы будем охранять ваш переход, а потом пойдем на патрулирование Аландского моря и шхерного участка. По телеграмме из Ревеля вновь придем сюда и дождемся вашего возвращения. Доброго пути вам, Илья Иванович!
  Офицеры пожали руки и расстались. Стрельцов скорее почувствовал, чем заметил, как старший лейтенант украдкой перекрестил его на прощание. "Суеверные люди, эти моряки", - подумал разведчик, пожал плечами и пошел разыскивать пассажирский пароход.
  Дальнейшая дорога до столицы Швеции оказалась мало примечательной. "Андромеда", пыхтя машиной, утром ушла из порта приписки, а вечером встала к причалу в шведском городке Норртелье. На борт поднялся ленивый и тучный таможенник, который обошел всех пассажиров и получил с них официальную пошлину за пересечение границы и личную мзду за то, что позволил это сделать. Илья Иванович прикрывался документами шведского техника-землемера, который работал на островах по контракту и измерял участки земли для новых владельцев. Работа считалась нужной, как в Финляндии, так и в Швеции, власти ей не препятствовали. Поэтому разведчик уверенно предъявлял, где требовалось, паспорт и предписание на производство работ.
  Из Норртелье до Стокгольма он добрался за пару часов на большом черном автомобиле c брезентовой крышей, в котором за спиной шофера помещались восемь пассажиров. Все попутчики изрядно натряслись и пропылись в дороге, поэтому с удовольствием попрыгали из тесного транспорта на брусчатку привокзальной площади, где был конец маршрута. Поздним вечером Стрельцов, наконец, устроился на ночлег в большом и шумном отеле, где все постояльцы быстро растворялись среди множества приезжих, и наслаждением упал на кровать в своем номере. Именно такие неброские места он предпочитал в иностранных городах, чтобы не быть на виду и спокойно заниматься собственным делом. До встречи с "Фридрихом" оставалось двое суток.
  Следующий день Илья Иванович провел на ногах, лично проверяя место встречи и подходы к нему, место, где можно спокойно поговорить с агентом, и место, удобное для передачи друг другу документов и денег. Он, словно гончая перед охотой, пребывал в легком возбуждении и не ощущал усталости. Лишь поздним вечером, вновь падая на гостиничную кровать, успел подумать: "Черт, ноги по колени стоптал за день!", и тут же заснул.
  С утра Стрельцов вновь прошел по намеченному маршруту. На площади ему показалось, что в его сторону пристально смотрит полицейский. Разведчик изменил маршрут и проверил на соседней улице, нет ли за ним слежки. Не обнаружив никого, он вновь вернулся на площадь и с великой осторожностью стал наблюдать за подозрительным полицейским. Но тот, спокойно позевывая, болтал с цветочной торговкой. Значит, тревога ложная.
   Подошло время встречи. За несколько минут до назначенного часа полковник приблизился к кафе и вновь проверил, нет ли за ним слежки. Потом посмотрел, как в кафе вошел "Фридрих", и со всем вниманием просеял каждого, кто шел или стоял на улице в эти минуты. Не выявив ничего подозрительного, он последовал за агентом. Десятилетие работы в разведке и опыт зарубежных агентурных мероприятий позволили ему выработать непередаваемое ощущение спокойствия или беспокойства при наступлении ответственного момента. Сегодня у Стрельцова на душе было спокойно.
  "Фридрих", аккуратно и неброско одетый мужчина среднего возраста, пил кофе и курил трубку. Возле края его столика лежали две-три газеты, которые Стрельцов "случайно" задел, когда шел мимо, и уронил на пол. Извинившись, он наклонился, собрал газеты, незаметно положил сверху свою и вручил стопку агенту. В его газете карандашом было написано название района, улицы и места, где они могли бы спокойно поговорить. Такой нехитрый трюк разведчики обговорили заранее. Получилось удачно. В зале были свободные столики, Илья Иванович сел, выпил кофе и пошел из зала. Пятью минутами после него через другую дверь кафе покинул "Фридрих".
  Они вновь встретились на улице в припортовом районе, где находи-лось несколько автомастерских. Машины на продажу стояли у открытых ворот и собирали вокруг интересующихся людей, которые, как правило, обменивались репликами. Незнакомые прежде люди быстро находили общий язык и обсуждали достоинства и недостатки стоявшей техники. Механики, которые трудились в мастерских, не лезли в чужие разговоры и деловито крутили гайки внутри ангаров. Среди собравшихся у машин людей двое были русским военным разведчиком и его агентом из Германии, говорившими между собой по-шведски. К ним не подходил никто из посторонних. Они располагали достаточным временем, чтобы изложить нужную информацию, не привлекая внимания. Оба были собраны, дисциплинированы и прекрасно подготовлены к своей тайной работе.
  "Фридрих" для порядка тыча пальцем в двигатель подержанного авто фирмы "Даймлер-моторен", быстро рассказывал о вербовке нового помощника, вернее, помощницы в Киле, о задачах, поставленных смелой женщине, и о том, как она начала их решать. Детали он изложил письменно, замаскировал документ в рекламной брошюре, которую вложил в конверт. Туда же поместил и фотопленку, спрятанную в сигарный футляр. Пленка отснята на тех заводах в Германии, где ремонтируют поврежденные в боях корабли.
  Стрельцов выяснил все, о чем хотел расспросить, и в свою очередь довел до агента целый ряд вопросов. Больше всего его интересовала безопасность "Фридриха" и его помощницы. Он велел уничтожить все письма и документы, которые хоть как-то намекают на их связь.
  Поговорив минут десять, собеседники обходили вокруг "Даймлера", чтобы убедиться в отсутствии посторонних лиц рядом. Потом вновь продолжали беседу. Последним вопросом они определили место, где удобно обменяться документами так, чтобы никто не заметил. Они вместе дошли до остановки трамвая, вновь проверив, нет ли за ними слежки, вошли в вагон и поехали в центр города. "Фридрих" незаметно передал пакет с бумагами и фотопленкой руководителю и тут же получил от него пакет с деньгами. Стрельцов, обходя других пассажиров, направился на заднюю площадку вагона и сошел на ближайшей остановке. Агент поехал дальше. Встреча успешно завершилась.
  С ценным грузом, запечатанным в пакет, полковник отправился повидаться с Альбиной Голубевой. Договорились встретиться они днем ранее, когда Илья Иванович по телефону из города звонил в русское посольство. Теперь он шел по набережной Мункбруледен к памятнику королю Карлу XIV Юхану и улыбался. Встреча именно у этого монумента назначена не случайно. Шведского короля, занявшего престол в Стокгольме сто лет тому назад, звали от рождения Жан Батист Жюль Бернадот, и вошел он в историю, прежде всего, как один из талантливых военачальников французского императора Наполеона Бонапарта. Судьба благоволила маршалу Бернадоту, он получил шведскую корону и стал основателем правящей скандинавской династии вместо того, чтобы подобно своим бывшим соратникам быть расстрелянным или раствориться в небытии после крушения французской империи.
  Альбина серьезно увлекалась наполеонистикой, мода на которую пришла в Россию из Европы в связи со столетием войны 1812 года. Она настолько хорошо знала все сражения Великой Армии и их участников, что вполне могла без смущения опровергнуть точку зрения Стрельцова, изучавшего оперативное искусство эпохи наполеоновских войн в Академии Генерального Штаба:
  - Что вы, Илья Иванович, корпус Мортье не участвовал в деле под Ульмом против австрийцев, он был разбит русскими в битве у Дюренштейна!
   Илье Ивановичу приходилось лишь разводить руками и обещать проверить по справочникам: наполеонистика казалась интересной темой, но не была его коньком.
   Сегодня в прекрасном настроении он подходил к конной статуе Бернадота, короля-маршала, который, кстати, являлся участником Ульмского сражения, и рассчитывал вновь поговорить с начитанной дамой о боях столетней давности. Фигура молодой женщины уже виднелась возле памятника на ступенях, спускающихся к набережной.
  По лицу Альбины Стрельцов понял, что она чем-то расстроена. По-этому, поздоровавшись, он спросил, что случилось.
  - Случилась, Илья Иванович, большая беда, увы! В посольстве получено сообщение о том, что ночью скончался командующий Балтийским флотом адмирал Эссен.
  Полковник замолчал, он-то в полной мере предвидел последствия по-настоящему тяжелой утраты не только для флота, но и для всей России. В задумчивости он произнес:
  - Надо бы мне срочно быть в Ревеле, да не получится - оказии два дня ждать придется.
  - Тело адмирала сегодня на корабле перевезут в Петроград для организации похорон.
  - Да, Николай Оттович, вечная вам память! Пусть земля будет пухом! Не удалось нам еще раз свидеться.
  - Простите, Илья Иванович, я сразу ошеломила вас печальной новостью, а ведь вы говорили о неком деле ко мне.
  - Действительно, Альбина, дело есть и дело чрезвычайно серьезное. У меня в кармане лежит важный пакет. Я его переложу в вашу сумочку по возможности скрытно, когда мы будем поблизости от посольства. Очень вас попрошу незамедлительно переправить пакет, как всегда, дипломатической почтой в Петроград, в Генеральный Штаб на мое имя. И депешей сообщите, что послезавтра я возвращаюсь в Россию. А пока, если не возражаете, сядем где-нибудь недалеко, выпьем кофе.
  Они зашли в ближайшее заведение и за чашкой кофе поговорили о том, какие события происходят в Швеции, об усилении германских позиций в нейтральном государстве, о препятствиях, которые теперь нередко местные власти чинят русским дипломатам. Обстановка в Скандинавии явно ухудшалась. Стрельцову такая информация была крайне необходимой, ведь его разведывательная работа строилась через Швецию. Поговорив минут сорок, они направились в сторону русского посольства. Разведчик регулярно проверял, не ведется ли за ними наблюдение. Все было спокойно в этот раз, поэтому он одним незаметным движением перебросил пакет в открытую дамскую сумку, когда Альбина сказала, что уходит в посольство.
  Илья Иванович пожелал ей успехов и проследил за тем, чтобы жен-щина беспрепятственно вернулась к себе на работу. Дальше он оказался предоставлен себе на два пустых дня, потому что приходилось ждать очередного рейса парохода "Андромеда" из Норртелье в Мариенхамину. Полковник, чтобы скоротать время, занялся любимым делом: изучением городской архитектуры одной из наиболее интересных столиц Европы, и, дождавшись часа, отправился в Норртелье...
  Его пароходик деловито переползал с волны на волну в Аландском море. Стрельцов дышал на палубе морским воздухом и любовался видом приближающихся скалистых островов. Его просто притягивала картина того, как из пены морских волн вздымаются крутолобые гранитные глыбы. Они плавно росли из воды и стремились вверх, где на их выгоревшие лбы шапкой ложилась зеленая трава. В траве, словно лапы диковинных зверей, виднелись корневища прибрежного кустарника. А за кустарником начинался настоящий еловый лес. Илья Иванович думал, что очутись он среди этого леса - даже представить не сможет, что вокруг маленького пятачка гранитного острова, на котором, словно в глухой тайге, величаво растут гигантские ели, плещутся волны открытого моря. Вид финских островов завораживал.
  В назначенное время "Андромеда" ошвартовалась в Мариенхамине, где под покровом темноты Стрельцов перешел на борт ожидавшего его эсминца "Всадник". Старший лейтенант Чириков скомандовал отход, и корабль полным ходом направился в Ревель. Сергей Александрович уже получил сообщение о смерти Эссена и сообщил, что временно флотом командует начальник штаба вице-адмирал Кербер. Но Людвига Бернгардовича государь вряд ли назначит командующим, поскольку более благоволит начальнику минной обороны флота вице-адмиралу Канину. Илья Иванович поблагодарил офицера за сообщение и пошел в его каюту готовить доклад: кто бы ни стал новым командующим, выслушать доклад начальника разведывательного отделения штаба флота о выполнении задания в заграничной командировке он обязан.
  За работой время в пути пробежало незаметно. Стрельцов даже забыл, что не спал всю ночь. Впрочем, теплый майский воздух, напоенный весенними ароматами, не располагал ко сну. В Ревельском порту, куда "Всадник" влетел "галопом", полковник через дежурного по штабу вызвал на причал служебный автомобиль. "Паккард" деловито рыча мотором, отвез начальника разведки домой. Шофер дорогой рассказал, что на флоте грядут большие перемены, а у них в отделении все остается по-прежнему. Только уж очень Иван Иванович Ренгартен ждал возвращения Его превосходительства из долгой поездки. Стрельцов кивнул и распорядился, чтобы шофер ждал его, а сам отправился, поспешая, мыться с дороги, бриться и одеваться во все свежее.
  Прибыв на "Рюрик", Илья Иванович по привычке прошел к салону командующего, где он всегда докладывал адмиралу. Дверь в салон была, как обычно, открыта. Но в салоне прежде по обыкновению горел электрический свет, даже в тех случаях, когда Эссена не было на борту крейсера. На сей раз рабочий кабинет Николая Оттовича был темен и отталкивал своей неожиданной пустотой. Сердце офицера сжалось от нахлынувшей вдруг тоски. Он застыл в коридоре возле старинных картин и молча простоял несколько минут. Потом, тяжело вздохнув, отправился разыскивать представителей командования.
  Никого из адмиралов на борту "Рюрика" не оказалось. За старшего распоряжался капитан 1 ранга Черкасский. Стрельцов вошел в каюту к князю, и они тепло поздоровались.
  - Где так долго пропадали, Илья Иванович, дорогой? Целую вечность вас не видел, - экспрессивно, по-кавказски, спросил Черкасский, но тут же забыл свой вопрос и начал быстро рассказывать о главном событии прошедших двух недель.
  - Конечно, каждый из нас знал, что Николаю Оттовичу трудно будет выкарабкаться из лап болезни. Но его скорая кончина буквально потрясла весь штаб. Да, что там штаб, флот окаменел от горя! Я два дня ходил в слезах, Непенин в каюте рыдал в голос. А уж когда тело адмирала в гробу перенесли на Его (князь поднял ладонь с разведенными пальцами) любимый эсминец "Пограничник", матерью клянусь, никого не осталось, у кого бы глаза не на мокром месте были. Так-то, Илья Иванович, дорогой! А ведь мы, офицеры, столько смертей видели, сейчас воюем, японскую многие прошли, тонули... Нет, осиротели мы попросту без Николая Оттовича. Тяжело говорить, простите!
  Князь достал папиросу из портсигара и закурил. Молчал и Стрельцов, явственно представляя, что происходило в Ревеле в дни прощания с любимым командующим. Так в молчании они сидели до тех пор, пока в каюту не вошел, испросив "добро", дежурный офицер штаба. Он положил на стол журнал телефонограмм и сообщил:
  - Михаил Борисович, завтра в Гельсинки надо отправляться. Вот распоряжение: офицерам штаба собраться в Гельсинфорсе для представления новому командующему Балтийским флотом. Подписал вице-адмирал Кербер. В пять утра эсминец "Охотник" будет стоять у причала под парами. Прошу вас расписаться в телефонограмме и дать указание оставшимся офицерам. Командование уже на месте.
  Черкасский развел руками, когда дежурный офицер вышел, и доверительно наклонился к Стрельцову:
  - Начинается. Поверьте, Илья Иванович, государь назначит коман-дующим Канина. Во-первых, он по производству старше всех в звании. На самом верху это обычно учитывается. Во-вторых, Василий Александрович на Балтике сам корабли в бой водил, знает здесь все шхеры и подводные камни в прямом и переносном смыслах. Может, он и не так сильно в оперативном плане подготовлен, как "академик" Кербер, но кто ж Керберу флот доверит? Он же штабным, а не боевым адмиралом считается... Да-с. А Канин, помяните мое слово, будет выводить Колчака в командиры Минной дивизии и затем в адмиралы.
  Илья Иванович ни чем не мог возразить опытному штабисту князю Черкасскому, поэтому сидел и кивал, пока Михаил Борисович по привычке осведомленных в кадровой "кухне" офицеров выстраивал свои долгосрочные прогнозы. К чести Черкасского, его прогнозы казались весьма обоснованными и несогласия не вызывали. Однако при первой наступившей в беседе паузе Стрельцов поднялся со стула и сказал:
  - Пойду я к себе, Михаил Борисович. Надо подготовиться к раннему переходу в Гельсинфорс. До встречи на "Охотнике"!
  С крейсера он сразу поехал в свой "скворечник", где перебирая накопившиеся отчеты с постов радиоперехвата, написал обстоятельный доклад по обстановке на Балтике в зоне ответственности флота. Потом направился в отель, подготовил парадную форму для представления новому начальству и успел часок вздремнуть до прибытия машины. На пирсе к часу отхода эсминца полковник появился, когда сходни уже скрипели под ногами поднимавшихся офицеров.
  На "Охотнике" собралось человек двадцать "пассажиров", отправ-лявшихся из Ревеля. Илья Иванович устроился на юте, где вдоль бортов были аккуратно уложены в рядки мины с якорями. Двери лоцпортов, через которые рогатая смерть при постановках летела в воду, были закрыты, и самое грозное морское оружие войны выглядело вполне миролюбиво. Остальные "каперанги" разошлись по освобожденным для них каютам и кубрикам или курили на открытом мостике. Командир эсминца лейтенант Вилькен, надвинув фуражку на лоб, распоряжался на мостике властью данной ему Морским уставом, не обращая внимания на старшинство гостей, собравшихся на боевом корабле, будто на прогулочном катере. На его насупленном лице было написано, что он мечтает поскорее доставить беспокойное общество к месту назначения и освободиться от почетной миссии. "Охотник" несся, словно взмыленная лошадь, рассекая форштевнем пенную волну, которая перекатывалась через палубу. Четыре часа пути завершились в Гельсинфорсе, где на рейде один за другим выстроились грозные балтийские линкоры.
  Намеченное на десять утра представление нового командующего началось минута в минуту. В просторном вестибюле здания, занятом штабом, яблоку негде было упасть. Командиры кораблей, офицеры штаба, высокопоставленные гости из Петрограда, представители Главного Морского и Генерального штабов, командования Сухопутных войск. Все старались разместиться вдоль стен. В центре зала стояли адмиралы-балтийцы и Морской министр России генерал-адъютант, адмирал Иван Константинович Григорович. Министр начал свою речь с выражения соболезнования собравшимся в зале по случаю безвременной кончины адмирала Эссена. После этих слов Григорович зачитал императорский рескрипт о назначении командующим Балтийским флотом вице-адмирала Канина. При этих словах Василий Александрович сделал несколько шагов вперед и встал рядом с Григоровичем. Министр поздравил вице-адмирала. Командование флотом перешло в его руки.
  Официальная церемония завершилась, Канин удалился в свой каби-нет, куда для беседы по одному или подвое вызывали адмиралов и офицеров штаба. К Стрельцову подошел контр-адмирал Непенин, который полушепотом предложил отойти в сторону и переговорить. Оставшись наедине, Адриан Иванович поздоровался и провел инструктаж:
  - Вижу, что вы в добром здравии, значит, командировка завершилась успешно. Хорошо, потом поговорим подробно. Сейчас я иду в кабинет командующего, буду докладывать за весь назначенный мне участок. Вас тоже скоро вызовут, когда я буду там. Илья Иванович, вам следует доложить только о разведывательной обстановке на Балтийском театре. О своей командировке в Стокгольм можете упомянуть вскользь, мол, уезжал и приехал, поставленные задачи решил. Все! Канин - не Эссен. У него детали вашей работы интереса не вызовут. Будете на них заострять внимание - накличете раздражение в свой адрес. Задачи разведке Василий Александрович обозначит. Не думаю, что они будут сильно отличаться от прежних. Хотя, больше, чем уверен, Канин резко ограничит зону вашей ответственности, потому как он далеко вперед не заглядывает. Его интересует только то, с чем корабли столкнутся завтра при выходе в море из базы. Полагаю, что у вас подготовлен доклад. Так вот, его следует откорректировать с учетом моих замечаний. Дерзайте, господин полковник!
  Непенин кивнул и исчез из поля зрения, а Стрельцов "на коленке" стал править текст доклада командующему. Он слышал, что на аудиенцию пригласили начальника оперативной части штаба Черкасского. Про себя Стрельцов отметил, что Эссен обычно первым для доклада вызывал его, а затем остальных должностных лиц штаба. "Что же, выходит, приоритеты сменились. Учтем!", - подумал начальник разведки. В этот момент к нему подошел дежурный офицер и сообщил, что его очередь - после начопера.
  Князь Черкасский с полной папкой бумаг и рулонами карт вышел из кабинета и показал кивком головы на дверь: "Вас ждут".
  Илья Иванович вошел и увидел Канина, сидевшего в центре, а слева и справа от него расположились адмиралы: начальник штаба Кербер, начальник связи Непенин, командир Гельсинфорской военно-морской базы и бригады линейных кораблей Ферзин.
  Невысокого роста Канин сидел так, что его парадный мундир оттопырился на животе, и ордена сами собой выдвинулись на "передний край". Перед глазами Стрельцова засверкали ордена Святого Владимира 2-й и 3-й степеней, Святого Станислава 3-й степени с мечами и несколько иностранных наград. "Кавалерия" Стрельцова выглядела скромнее: из русских - "Станислав", "Анна" 3-й степени и медали, из иностранных - большая золотая звезда китайского ордена. На этот счет у него имелась дежурная отговорка: "В разведке не награждают - в разведке не наказывают!". Подойдя к столу, он официально представился:
  - Начальник разведывательного отделения флота Генерального Штаба полковник Стрельцов, разрешите доложить?
  Командующий взял со стола две-три бумаги, мельком просмотрел их, а потом кинул и тихо произнес:
  - Докладывайте!
  По напряженному выражению лица Канина, по колючему взгляду из-под стекол пенсне, Илья Иванович понял, что ничего хорошего в свой адрес он сегодня не услышит. Тем не менее, он предельно сжато, но по существу изложил на словах то, что с ночи подготовил для сообщения новому командующему.
  Присутствовавшие в полной тишине выслушали доклад полковника, а, когда он закончил, Канин сказал:
  - Я считаю, что вы как начальник разведки уделяете излишнее внимание работе с агентурой, действующей на собственной территории Германии, в ущерб работе по сбору сведений о действиях германских кораблей и армии непосредственно в операционной зоне Балтийского флота. Германия с каждым днем становится от нас все дальше и дальше в силу удручающего положения, сложившегося на наших фронтах с весны текущего года. Опираясь только на работу ваших агентурных источников там, вы упускаете из виду обстановку здесь, у нас под носом! Грош цена такой разведке!
  Последние слова вице-адмирал произнес весьма раздраженно. Но Стрельцов молчал. Он не стал оправдываться перед командующим, слова которого были не справедливы. Агентурные донесения, полученные от источников из Германии, действовавших в соответствии с задачами, поставленными адмиралом Эссеным, заслужили высокую оценку высшего морского и сухопутного командования и представляли собой теперь документы постоянного хранения. На них легко можно было сослаться, подтверждая собственную правоту. Проще всего в его положении было думать, что Канин из чувства ревности к успехам предшественника пытается белое выдать за черное. Но опытный разведчик понимал, что гнев Василия Александровича имеет некую иную причину. Надо дать ему выговориться, и причина станет ясна.
  Ждать пришлось недолго. Командующий, столкнувшись с непонят-ным для него поведением подчиненного офицера, который не проронил ни слова в свое оправдание, решил усилить эффект своей критики в адрес раз-ведки и выложить истинные причины гнева:
  - Может вы, как офицер Генерального Штаба и не новичок в делах разведки, думаете, вот, мол, назначили нового командующего, а "новая метла всегда по-новому метет". Смею уверить, что это не тот случай. Третьего дня в беседе с Государем, - последние слова Канин произнес нарочито будничным тоном, чтобы создать впечатление регулярности встреч с императором. Но адмиралы и Стрельцов знали, что личная встреча состоялась у него впервые в жизни при аудиенции по случаю назначения командующим флотом. Василий Александрович взглянул на окружающих, чтобы оценить впечатление, и продолжил:
  - В беседе с Государем я почувствовал его неудовлетворение. Он не стал расспрашивать о действиях флота, поскольку, видимо, достаточно осведомлен в этом вопросе, а заострил внимание на другом. Его Величество интересовался, какую пользу наша боевая деятельность приносит русским армиям, воюющим в Курляндии. Потребовал нарастить усилия в этом направлении, при этом заметил, что флот самостоятельно обязан следить за обстановкой в зоне боевых действий армии и подключаться, в случае ее осложнения. А на флоте, добавил он, и разведку толком организовать не могут на прибрежных направлениях. Чем мне было ответить государю? Не в бровь, а в глаз получилось! Я понимаю, вас весьма выручают данные радиоперехвата, разведка с гидроаэропланов. Но все это создано еще Андроном Ивановичем Непениным до вашего назначения на должность. А что конкретно сделано вами для организации разведки на береговом фланге операционной зоны флота? Можете доложить?
  - Так точно, могу, - неожиданно для всех спокойно ответил Илья Иванович. - С момента начала службы на флоте меня самого беспокоило это направление, поэтому разведотделение приступило к поиску перспективных для закордонной работы лиц среди беженцев, военнопленных и жителей прифронтовой полосы. В прошлом месяце необходимый нам источник был подобран, проверен на благонадежность и завербован. Сейчас он проходит подготовку для самостоятельной работы, и в июне, я полагаю, мы получим от него сведения об армейской группе генерала Лауенштейна. В дальнейшем мы продолжим поиск источников информации, и при следующей встрече, Ваше высокопревосходительство, вы сможете доложить императору, что Балтийский флот выполняет поставленную им задачу.
  Эту фразу Стрельцов мог бы не произносить, ведь все понимали, что следующая встреча с императором вряд ли состоится когда-нибудь. Однако, он сделал лукавый ход, которым решил отплатить Канину за несправедливую критику. Непенин, пряча в усах улыбку, удовлетворенно качнул головой. Кербер и Ферзин одобрительно посмотрели на полковника. А командующий, успокоившись, решил сменить тему разговора:
  - Ладно, посмотрим, как вы будете решать эту задачу. Теперь вот о чем. Весь штаб из Ревеля переводится в Гельсинфорс. Я пребываю в сомнении: надо бы и вас сюда перевести вместе со всеми. Но, с другой стороны, разведывательное отделение должно находиться ближе к местам ведения боевых действий.
  - Так точно, прошу вас оставить пока все, как есть. На Ревель завязаны наши связи с действующей агентурой, организована связь с постами радиоперехвата. Да, и к фронту ближе...
  - Хорошо. Быть по сему! Сношение со мной поддерживайте через контр-адмирала Непенина, ему же направляйте все разведывательные материалы для доклада штабу. У меня все. Если у вас вопросов нет, можете идти работать. И пригласите следующего офицера, кто ждет очереди для доклада.
   Стрельцов пошел на выход, а Непенин велел подождать его в вестибюле.
  Адриана Ивановича пришлось ждать почти час. Он пригласил Стрельцова в свой кабинет, распорядился, чтобы туда принесли горячего чаю с бутербродами, усадил в мягкое кожаное кресло, только потом начал расспрашивать.
  - Успешно, Илья Иванович, вы от атаки командующего отбились. Про источника в прифронтовой полосе на ходу придумали? Что-то я об этом направлении рабаты ничего не знаю.
   - Адриан Иванович, мы с мичманом Тихоновым в самом деле с начала наступления немцев обшарили все лагеря для военнопленных, фильтрационные пункты для перемещенных лиц и беженцев. Владимир сам не раз в колоннах беженцев ехал, чтобы поближе познакомиться с народом. Попадали интересные кандидатуры, но мы их пока отмели. Наудачу, знакомый жандармский ротмистр из военной контрразведки с барского плеча передал нам на связь еврейскую семью морских контрабандистов из Либавы. Это муж с женой, за сорок лет обоим. Военная контрразведка их использовала в своих интересах перед войной, а сейчас из оперативной обстановки интерес к ним пропал. Мы их завербовали и готовим в настоящее время, как маршрутников. Работать агенты обещали добросовестно за хорошие деньги. Будем ставить задачи и отправлять в тыл к немцам. Прикрываться по-прежнему будут кон-трабандой: часы, женское белье, духи.
  - Что ж, канал перспективный, посмотрим, какой улов нам принесут ваши контрабандисты. Теперь что у вас по Швеции, как "Фридрих", чем порадовал?
  - "Фридрих" привез данные на завербованного им агента "Брауна", вернее, агентессу. Это - пожилая женщина, живет в городе Киль, в районе Хольтенау, где как раз и базируются корабли кайзера. Она видит и знает все. К России относится хорошо, в молодости жила в Петербурге. Смелая, понимает, чем рискует. Не расстается с дамским "браунингом". Именно она первая сообщила донесением, что 18 июня Вильгельм будет проводить смотр флота в Кильской гавани. Потом "Фридрих" ее сообщение подтвердил. А главное то, что он сделал по своей линии: составил подробный список германских кораблей, стоящих в доках на ремонте после участия в боях с англичанами и с нашим флотом. Сфотографировал их. Зная количество ремонтирующихся единиц, легко определить, сколько в действующем строю осталось.
  - Илья Иванович, возвращайтесь в Ревель, готовьте документы по результатам всех дел и направляйте мне. Связь - по телефону, телеграфу и по почте. Нужно будет - вызову. Ну, успехов вам!
   Вечером Стрельцов уже шел по улочкам Ревеля. В "скворечнике" он застал подчиненных, кратко сообщил им все новости и узнал о том, что его письмо из Швеции с отчетами "Фридриха" благополучно пришло и лежит в сейфе.
  Объявив, что появится на службе завтра после обеда, полковник ушел отдыхать впервые после трех недель переездов с места на место и нервотрепки.
  
  
  Секретно
  
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  На 30 мая 1915 года
  
  Обстановка на Балтийском морском военном театре теперь непо-средственным образом зависит от событий, складывающихся на прибрежном участке нашего Северо-Западного фронта. В последние дни мая боевые действия, развивавшиеся севернее реки Неман, приняли позиционный характер. Активность наших войск в обороне привела к тому, что противник, стремящийся прорвать фронт на рубеже Виндава - Митава - Шавли и наступать в направлении Риги, был вынужден спешно наращивать свою группировку. На участок фронта в Митавско-Шавлийском районе из резерва подтянуты свежие германские соединения, а именно: 1-я и 80-я резервные пехотные дивизии, 2-я и 8-я кавалерийские дивизии. Армейская группа генерала Лауенштейна, противостоящая нашей 5-й армии генерала Плеве, в результате переформирования увеличилась настолько, что 26 мая была переименована верховным германским командованием в "Неманскую армию", подчиненную генералу Отто фон Белову.
  Наиболее значимым результатом, отрицательным образом воздей-ствующим на глубину операционной зоны Балтийского флота, в результате проведенного наступления противника следует считать потерю военно-морской базы Либава, которую германские войска полностью заняли в первых числах мая. В настоящее время имеются агентурные сообщения, из которых следует, что инженерные подразделения противника в спешном порядке восстанавливают причалы в порту Либавы, взорванные по распоряжению адмирала Эссена при отступлении наших войск из города. Бригада германских тральщиков ведет постоянное траление внешнего рейда и фарватеров базы с целью ее подготовки к использованию в интересах германского флота. Как правило, тральщики действуют под артиллерийской защитой крейсера и нескольких эсминцев.
  Концентрация кораблей германского флота в западной части Бал-тийского моря постоянно наращивается за счет перевода кораблей из базы Вильгельмсхафен в Северном море и за счет завершения ремонта поврежденных в боях кораблей. 18 июня в базе Киль следует ожидать смотр всего флота в присутствии кайзера. Об этих планах сообщают несколько наших агентурных источников.
  По данным радиоразведки, противник в последние дни вывел из боевого состава подорвавшиеся на минах крейсер "Тетис" и тральщик S-144. От взрывов мин затонули тральщики Т-50 и Т-54. Проходы в наших минных заграждениях достаются германскому флоту ценой ощутимых потерь и значительного отставания от графика, установленного Берлинским Адмиралштабом. В планах боевых операций противника по-прежнему остаются регулярные бомбардировки Виндавы силами артиллерии крейсеров и эсминцев и минные постановки в Центральной Балтике на маршрутах выдвижения наших сил, следующих к входу в Ирбенский пролив, а также на позициях к югу от острова Готланд.
  Значительный интерес для нас представляет изучение сведений о результативности наших новых минных постановок. Не всегда они бывают успешными. Например, проведенная 20 мая операция по блокированию зашедшего в Либавский порт германского отряда кораблей силами нашего Особого полудивизиона эсминцев во главе с "Новиком" большого эффекта не принесла из-за спешности осуществленных минных постановок. Из перехваченных переговоров командиров вражеских тральщиков следовало, что постановки оказались в стороне от уже протраленных немцами входных фарватеров.
  И все же противник вынужден отвлекать значительные силы флота на проведение операций по очищению от мин участков моря у собственных берегов, нередко теряя в ходе этих операций свои тральщики. Подрывы на минах немецких кораблей всех рангов продолжались в течение мая.
  Силами радиоразведки недавно установлено, что гибель финского грузового корабля "Фрак" в Аландском море, случившаяся месяц назад 23 апреля, занесена командованием противника на счет германской подводной лодки U-26.
  Количество выявленных подводных лодок противника, действовавших в Центральной Балтике, Ботническом заливе и на подступах к Финскому заливу, в течение последнего месяца возросло по сравнению с прошлым. Это является свидетельством того, что германское морское командование стремится прочно закрыть русский флот в Финском заливе. Для этой цели используются все методы, вплоть до масштабных демонстрационных действий.
  Только лишив наш флот возможности выходить в Центральную Балтику, Адмиралштаб, наконец, сможет решить свою главную задачу в Балтийском море - оказывать всемерную поддержку своим сухопутным войскам, наступающим на Приморским направлении на Ригу и далее на восток в сторону Петрограда.
  На данный момент силы Балтийского флота не позволяют против-нику решить эту задачу.
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  БОЙ У ОСТРОВА ГОТЛАНД
  
  (июнь 1915)
  
  
  Кто-то мог бы сказать, что продолжительная майская командировка Стрельцова закончилась вечером после прибытия эсминца "Охотник" из Гельсингфорса в ревельскую гавань. Но у Ильи Ивановича имелась собственная версия окончания той поездки. Он покачивал головой и улыбался, когда возвращался к ней в мыслях.
  В первое утро после приезда домой полковник вышел из ванной комнаты, побритый, надушенный, и собрался было насладиться хорошо сваренным кофе, благо, кофейник ему только-только принесла хозяйка пансионата, как в дверь вдруг позвонили. Он вздрогнул, настолько неурочным показался ему этот звонок. Распахнул входную дверь, и был почти сметен ураганом. В квартиру не вошла, а влетела Кристина, чуть не сбив оторопевшего хозяина с ног.
  Немой сцены не было - гостья начала монолог без паузы:
  - Илья Иванович, как вы можете так поступать?! Вы ушли в море и исчезли, скрылись, растворились в этих волнах! Да за те недели, что вас не было, не только Балтийское море несколько раз можно переплыть - до Африки доплыть и вернуться. Но я знаю, что везде война, и в Африку никто из Ревеля не плавает! Значит, вы были где-то поблизости, и не могли, не хотели сообщить, что живы и здоровы. Почему же вы так поступили?!
  - Да, что случилось, Кристина?
  - Что случилось? Вы еще спрашиваете! Случилось! Многое случи-лось! Вот вам. Несколько дней назад в порт вернулся какой-то военный ко-рабль. Я его сама не видела, но говорят, после боя с немцами наши моряки еле-еле доплыли до родной гавани. Я случайно оказалась возле порта и смотрела, как из ворот выезжают госпитальные телеги с ранеными и убитыми. Иезуз Мария! Как же тяжело было видеть эту картину. Совсем молодые, искалеченные ужасными ранами, обожженные ... Они стонали или молчали, глядя открытыми глазами в небо. Еще ехали телеги, покрытые простынями, под ними никто не стонал и не шевелился - души тех героев были уже на небесах. Я в который раз подумала, почему же вас так долго нет? Вдруг и вас везут среди них... Мне было страшно, но я собралась духом и пошла рядом с телегами, вглядываясь в тех, кто в них лежал. Вас там не нашла, к счастью. После того случая каждый день молилась о вашем благополучном возвращении. Я ждала, что вы дадите о себе знать. Все время ждала. Но сегодня увидела свет в ваших окнах, набралась смелости зайти сюда, и что же здесь? Вы спокойно попиваете кофе, ни о чем и ни о ком не думая! Бездушный вы человек! Нельзя так...
  В глазах взволнованной женщины блестели слезы. Она встала перед ним, замолчала и в сердцах ударила его в грудь сжатыми кулачками в перчатках. Он обнял ее, прижал и смущенно произнес:
  - Ну, что вы, что вы... Я же не знал...
  Кристина хотела вырваться, но вдруг затихла и положила голову ему на грудь. Потом откинула и распахнула зелень своих чудесных, как летнее море, глаз. Они без слов смотрели друг на друга.
  Губы потянулись к губам...
  
  Стрельцов открыл глаза, когда мысли и чувства после случившегося безумства стали собираться вместе. Голова его покоилась на подушке, а на плече лежала прелестная головка Кристины. Обеими руками он обнял женщину, как истинное сокровище. И поцеловал. Кристина приоткрыла глаза и тихо спросила:
  - Матка Боска, что здесь было?
  Он, приподнявшись на локте, серьезно посмотрел ей в глаза и произнес:
  - По-моему, я попытался вас соблазнить.
  - И, как? Получилось?
  - Да, вот размышляю, пробую разобраться...
  - Будет скромничать! Получилось. Вам, полковник, награды надо давать не только за отвагу в бою...
  - Мадам, все в ваших руках.
  Кристина весело засмеялась, обвила руками шею Стрельцова и стала целовать его, приговаривая:
  - Нет, сейчас задушу, задушу!
  
  Часы в гостиной пробили полдень. Кристина села на кровати, тряхнула головой, словно отгоняла наваждение и, вздохнув, сказала:
  - Все, мне пора уходить.
  - А вернетесь?
  - Ну, если будете ждать, то быть может...
  Стрельцов наблюдал, как гостья, завернувшись в простыню, словно римская патрицианка, собирала разбросанное по ковру белье и одевалась. Постепенно каждая вещь занимала назначенное ей место. Она присела спиной, опустила простыню и застегнула крючки диковинного аксессуара с кружевными бретельками на плечах. Почувствовав на себе удивленный взгляд, обернулась:
  - Вы, что не видели прежде? Это - бюстодержатель, по-немецки - бюстгальтер. Талантливое изобретение американских портных и врача-женщины. Наконец-то, надоевший всем корсет можно выбросить на свалку. Бюстгальтер - это удобно, а теперь еще и модно. В России такое белье появилось недавно, но быстро приобретает популярность.
  Еще две-три минуты, и Кристина стояла одетая. Илья Иванович по-дошел к ней, обнял и спросил:
  - Так что, Кристина, не гневаетесь более на меня? Обещаю, что буду извещать всякий раз при возвращении из дальних поездок.
  - Если я правильно поняла, вы снова хотите покинуть бедную жен-щину?
  - Кристина, милая, ведь я на службе. Кругом война, которая, слава Богу, обходит тихий Ревель. Нам придется часто разлучаться. К примеру, на днях меня в Петроград вызывают. Но сегодня должен вам честно признаться, что в поездках я часто вспоминаю вас. А теперь буду еще и скучать ...
  - Попробую поверить вам, полковник. А завтра придете в кафе? Я буду ждать.
  - Обязательно!
  
  Стрельцов выполнил обещание и пришел на свидание, которое получилось грустным, потому что он счел нужным попрощаться перед новой командировкой.
  
  Илья Иванович планировал отправиться в Петроград, чтобы завер-шить в Генеральном Штабе делопроизводство по проведенной агентурной работе. Однако планы резко изменились: Непенин велел ему прибыть в Гельсингфорс.
  В порту стоял готовый к отходу дежурный эсминец. Как только Стрельцов ступил с трапа на борт, его приветствовал командир корабля. Несмотря на утренние сумерки и сыпавшую стеной балтийскую морось, он разобрал, что перед ним стоит навытяжку старый знакомец Арцишевский.
  - Антон Генрихович, вы какими судьбами здесь? Ба-а, да уже лейтенант! Поздравляю, поздравляю!
  После крепкого рукопожатия лейтенант испросил у старшего на борту "добро" на отход.
  Они поднялись на открытый мостик, и по кораблю полетели коман-ды:
  - Баковые на бак! Ютовые на ют!
  - По местам стоять, со швартовых сниматься!
  Арцишевский, как положено командиру, руководил выходом из порта лично:
  - Малый вперед! Осмотреться за бортами и кормой!
  Послышались доклады:
  - По левому борту за бортом чисто!
  - По правому борту за бортом чисто!
  - За кормой чисто!
  Рядом на мостике стояли вахтенный помощник и рулевой. Командир отдал указание:
  - Машине средний ход, курс десять!
  - Есть средний ход!
  - Есть курс десять!
  - Так держать!
  - Есть, так держать!
  Строгий ритуал военно-морских команд производит глубокое впечатление на того, кому не часто доводится бывать на кораблях. Стрельцов стоял немного сзади и с уважением смотрел на работу молодых моряков.
  Обернувшись к нему, Арцишевский затянул ремешок фуражки под подбородком и произнес:
  - Илья Иванович, сейчас пройдем узкость и "попылим" прямиком на Гельсинки.
  Стрельцов было удивился неуместному на флоте слову "попылим", но понял, что пехотное понятие "ввернуто" для шику. Он чувствовал, что у командира корабля хорошее настроение, улыбнулся и ответил:
  - Командуйте, Антон Генрихович, в пути успеем наговориться.
  Слева по борту остался портовый маяк. На открытом просторе Финского залива поднялся свежий ветерок, корабль ощутимо закачало на волне. Командир отдал помощнику новые распоряжения:
  - Скорость поднимем до двадцати узлов, пойдем курсом двадцать. Меньше качать будет. При подходе к Гельсингфорсу переложимся против ветра.
  Наклонившись к медному раструбу переговорного устройства, протяжно крикнул:
  - Машине!
  Снизу послышалось утробное:
  - Есть, машине!
  - Егорыч, как у тебя сальники, не текут?
  - Все в порядке, Ваше благородие!
  - Держи, Егорыч, сто двадцать пять оборотов.
  - Куда столько, мы, что в бой?
  - Исполнять! Поговоришь у меня...
  - Есть держать сто двадцать пять оборотов!
  - Так-то!
  Корабль напрягся и рванулся вперед рассекать мелкую и злую бал-тийскую волну. Качать стало меньше, Арцишевский пригласил Стрельцова в свою каюту. Расположились за узким столом, один - на койке, другому, как почетному гостю, достался единственный стул.
  Вестовой принес на подносе два стакана чаю, порезанный лимон, колотый кусками сахар и баранки с маком. Хозяин поднял подстаканник со стаканом и многозначительно произнес:
  - Ваше превосходительство, лейтенант Арцишевский! Представляюсь по случаю присвоения очередного звания и назначения командиром корабля. Простите, Бога ради, Илья Иванович, не было прежде случая представиться.
  - Да, будет вам чиниться! Рассказывайте по существу: что, когда, где?
  Антон Генрихович сделал глоток горячего чаю, отставил стакан и, пожав плечами, сообщил:
  - История, собственно, короткая. После кончины Николая Оттовича мне показалось, что восьми месяцев в службы в штабе будет достаточно. Я на "Рюрике" башней главного калибра командовал, а в сентябре прошлого года после нескольких боев он перевел меня в штаб. Дело важное, но я в душе командир, а не штабной офицер. Потому и обратился к Керберу с рапортом направить на корабли. Людвиг Бернгардович ни в какую: из штаба всех отпущу, а кто работать будет? Неожиданно выручил командующий, который назначил Александра Васильевича Колчака флаг-капитаном по оперативной части. Я - к Александру Васильевичу с той же просьбой. Он был не против, и замолвил за меня словечко перед Каниным. На эсминцах часто подвижки на офицерских должностях случаются: корабли из боевых действий не выходят. Меня вот на "старичка" назначили командиром, "Резвому" шестнадцать лет нынче - это один из самых старых кораблей флота. Тут же срок звания подошел. Так что корабль и погоны лейтенанта я получил одновременно.
  Илья Иванович внимательно выслушал, потом встал, пожал руку и поздравил. Арцишевский поблагодарил и продолжил:
  - Теперь на собственном корабле клубок проблем распутываю. Главная беда - машина старая, изношенная. В феврале в бою повреждение получила вдобавок. Ремонтируемся каждый день! Хорошо, хоть, механика толкового назначили. Егорыч мой из кондукторов, служил на "Резвом" еще в японскую войну. Миноносец тогда с Балтики в составе отдельного отряда на Тихий океан ходил. Егорыч отслужил свое и в запас ушел. А в этом году его призвали, дали первичное офицерское звание и сюда направили. Он, бедный, все никак привыкнуть не может, что офицером стал. Но это пустяк. Хорошо, что машину знает как свои пять пальцев, и с машинистов того же требует. Да, что я вам рассказываю о своих бедах! Вы-то как?
  Пока офицеры неспешно говорили, перебирая общих знакомых, подошла пора швартоваться в Гельсингфорсе. Лейтенант занял место на мостике. Через десять минут Стрельцов покинул корабль, пожелав командиру "семи футов под килем".
  В штабе его ждал Непенин, который быстро изложил причину вызова. Илья Иванович и сам прекрасно знал, в чем дело: несколько дней назад они с Ренгартеном направили в штаб доклад с предложением использовать факт сокращения количества германских кораблей на Балтике ввиду их сбора в Киле на императорском смотре для нанесения удара по одному из немецких прибрежных городов. Все необходимые документы по дислокации армии и флота противника в нашей операционной зоне он привез с собой. Вместе с Непениным они отправились в кабинет начальника штаба, но там никого, кроме, капитана 1 ранга Черкасского не застали. Непенин ушел на поиск командования, а Стрельцов поздоровался с князем, которому не терпелось продолжить старый разговор.
  - Илья Иванович, дорогой вы мой! Вспомните, что я вам предсказывал в Ревеле, когда нас вызвали в связи с назначением нового командующего? Вот, видите, подвижка пошла: Колчак назначен в штаб.
  - Михаил Борисович, но вы утверждали, что Канин будет выводить Александра Васильевича в командиры Минной дивизии...
  - Правильно, и сейчас то же самое утверждаю. Но сперва он его из командиров Особого минного дивизиона в оперативную часть штаба перевел. С этой должности на адмиральскую попасть гораздо проще. Все так и будет, уверяю вас, Илья Иванович!
  - А как вы с Колчаком уживаетесь, ведь он вашим непосредственным начальником стал?
  - Ну, во-первых, на Александра Васильевича грех сердиться: он первый пришел ко мне и изложил всю позицию, когда решался вопрос. Нет претензий! Во-вторых, начальство меня честно предупредило, что сия передислокация - ненадолго. В-третьих, флаг-капитан все равно советуется со мной по всем служебным вопросам. У него нет большого опыта штабной работы, хотя перед войной он служил в Генеральном Штабе. Кстати, при первой оказии убежал оттуда, поскольку не имеет склонности к нашему кропотливому труду. Ему морской простор нужен, а не война на пыльных картах. А вот он собственной персоной, кстати.
  В кабинет быстро вошел Колчак, а через минуту появились адмиралы Кербер и Непенин. Стрельцову было предложено доложить замысел операции.
  Илья Иванович не стал доставать тетрадь с записями, а подошел к карте, взял указку и сообщил:
  - Нашей разведкой получены и проверены через другие источники достоверные сведения о предстоящем ослаблении германских сил на Балтийском театре. Среди ряда других причин источники сообщают о том, что корабли противника стягиваются на императорский смотр флота в Кильскую гавань. В связи с продолжающимся общим отступлением нашей армии на всех фронтах настроение русского общество на сей день пребывает в подавленном состоянии. Разведывательное отделение считает целесообразным использовать сложившуюся на Балтике обстановку для нанесения противнику ощутимого удара силами нашей бригады крейсеров с участием "Рюрика", чтобы причинить ему по крайней мере моральный урон и вместе с тем поднять настроение в тыловой части России. Есть предложение произвести артиллерийскую бомбардировку одного из дальних германских портов, а именно Кольберга.
  Краткое и насыщенное выступление начальника разведки вызвало бурное обсуждение замысла собравшимися офицерами и адмиралами. Кто-то говорил о том, что бомбардировки силами флота, к тому же в таком масштабе прежде не применялись. Мол, дело новое, требует глубокой проработки. Другие возражали, что принимать решение на операцию необходимо быстро, потому что в этом конкретном случае при наличии важной и достижимой цели осторожными взглядами следует поступиться.
  Людвиг Бернгардович Кербер замолчал первым из оппонентов идеи разведчиков. Он внимательно смотрел на карту, записывал и что-то подсчитывал. Потом при наступившем молчании сказал, что оценил обстановку и признал идею в целом правильной, к тому же требующей немедленного воплощения в жизнь. Правда, при этом добавил, что вопрос о выборе места бомбардировки остается открытым.
  Начальник штаба доложил командующему, который вызвал к себе всех, кто принимал участие в обсуждении операции. Канин выслушал замысел и по привычке долго молчал, обдумывая, что ответить. По сути дела он согласился с предложениями, но внес существенные поправки, которые в корне меняли всю идею предстоящего дела. Василий Александрович отказался дать разрешение "Рюрику" участвовать в операции, а местом бомбардировки избрал Мемель.
  Без поддержки тяжелой артиллерии "Рюрика" остальным крейсерам выходить в поход к немецким берегам было рискованно. Замена же Кольберга Мемелем в значительной степени снижала психологический эффект, который можно было бы ждать от корабельной бомбардировки. Разведчики предлагали Кольберг именно потому, что он находился на значительном удалении от постоянных позиций русского флота и являлся важной точкой на побережье Восточной Пруссии. Удар именно по нему мог бы продемонстрировать силу русского морского оружия, был бы чувствителен для противника и впечатлил союзников.
  Теперь вся группа во главе с Кербером доказывала командующему свою правоту, приводя доводы по оперативным картам, по разведыватель-ным сводкам, а то и просто по большому глобусу, стоявшему в кабинете. После нескольких часов изнурительной словесной баталии Василий Александрович устало принял половинчатое решение: разрешил использовать в операции "Рюрика", но категорически отказался от бомбардировки любого другого объекта, кроме Мемеля.
  В докладе командующего в Главный Морской штаб цель операции была сформулирована следующим образом:
  "Пользуясь сосредоточением в Киле германского флота перед императорским смотром, совершить внезапное нападение на Мемель и путем энергичной бомбардировки повлиять на общественное мнение Германии, которое будет на это особенно чутко реагировать ввиду совпадения указанного смотра с активным выступлением нашего флота, считающегося противником совершенно пассивным". Далее указывалось, что "крупная демонстрация в тылу противника послужит для отвлечения его внимания и сил от Рижского залива, что дало бы возможность выиграть время для завершения оборонительных работ при входе в Рижский залив".
  Наряду с официальной целью, носившей политический характер, Канин стремился воспользоваться для наступления и нанесения ущерба противнику известной свободой в применении крейсерско-миноносных сил, которой добился у Ставки и командования 6-й армии его предшественник адмирал Эссен.
  Все последующие дни штаб энергично занимался разработкой операции. Стрельцов работал вместе с назначенной группой офицеров и адмиралов. Бомбардировка Мемеля задумывалась и планировалась как операция разнородных сил Балтийского флота при всеобъемлющем разведывательном обеспечении. В Гельсингфорс вызвали и Ренгартена, который отвечал за деятельность постов радиоразведки.
  Иван Иванович разработал специальную инструкцию, которой регламентировалось применение радиотелеграфии в предстоящей операции. В целях соблюдения скрытности радиообмена с полуночи 18 июня в действие вводились новая кодовая таблица "Радио-свод - 1915 г." и карта с новой разбивкой квадратов Балтийского моря. Инструкция содержала требование: "С момента выхода в море всякое радиосообщение, как правило, должно быть прекращено. Зато прием радио должен вестись тщательно". При встрече с неприятелем рекомендовалось "Мешать телеграфировать".
  По плану для артиллерийского удара намечалось использовать крейсеры "Рюрик", "Олег", "Богатырь", мощный эсминец "Новик" и шестой дивизион миноносцев в составе шести кораблей. Оперативное прикрытие состояло из линейных кораблей "Слава" и "Цесаревич", крейсеров "Адмирал Макаров" и "Баян", а также седьмого дивизиона миноносцев 2-го ранга. Важная роль отводилась и подводным лодкам, которым предстояло развернуться на вероятных направлениях деятельности неприятельских кораблей и не допустить их выхода в тыл нашему отряду.
  В целом операция основывалась на принципе внезапности. В одном из пунктов плана отмечалось, "если во время похода будет обнаружен противник и отряд окажется в выгодном положении, то крейсера вступают в решительный бой. Если же объект нападения будет уничтожен или если по ходу боя выяснится, что ослабленный противник может быть уничтожен частью наших сил, то, оставив для этой цели часть судов, остальные продолжат неизменно выполнение намеченной операции".
  Выход кораблей в море назначался на ночь 18 июня, а обстрел Мемеля - на утро 19 июня.
  За сутки до выхода кораблей три подводные лодки ушли контролировать вход в Финский залив, одна выдвинулась к Виндаве, одна - к Данцигу.
  Офицеры-операторы гордились тем, что при разработке операции было позволено привлечение линейных кораблей, чего так настойчиво добивался покойный адмирал Эссен, и подводных лодок, которым прежде в общих планах задачи не ставились.
  
  Илья Иванович десятые сутки находился в Гельсингфорсе на казар-менном положении. Когда Ренгартена отправили назад в разведотделение, он подумал, что было бы неплохо самому на денек оказаться в Ревеле. Конечно, он вспоминал о Кристине, надеясь, что и она грустит о нем. Выкроив полчаса свободного времени, Стрельцов написал короткое письмо на оставленный дамой для такого случая частный адрес. В нескольких строчках он сообщил, что жив и здоров, как может, бьется с неприятелем. Но при этом старается беречь себя. Даже пошутил, что приобрел по случаю латы викинга и на корабле наряжается в них, чтобы пули врага не тронули. На прощание пообещал вернуться и устроить Кристине выезд на летний пикник в район Пирите, где живет знакомый владелец хутора. Письмо получилось непринужденным, что порадовало Илью Ивановича. Он отправил конверт с центрального почтамта.
  
  17 июня Стрельцов и князь Черкасский получили приказ начальника штаба прибыть на борт крейсера "Адмирал Макаров", который был назначен флагманом Особого отряда кораблей. В штабе уделялось пристальное внимание сохранению в тайне замысла и сроков похода. Начальнику 1-й бригады крейсеров контр-адмиралу Бахиреву, державшему флаг на крейсере, прибывшие офицеры вручили лично в руки боевое предписание с планом операции. Корабли уже начали подготовку к выходу в море. Ренгартену получил распоряжение находиться на передовом пункте радиоперехвата на острове Эзель и руководить работой радиоразведки.
  По приказу комфлота Канина у входа в финский залив позиции заняли подводные лодки "Аллигатор", "Крокодил" и "Кайман". К мысу Люзерорт в районе Виндавы пришла "Макрель", "Окунь" затаился в районе Либавы, а английская лодка Е-9 перешла в район фарватера, которым пользовались германские корабли при выходе из устья Вислы. Все назначенные силы изготовились к началу операции. Линкоры "Слава" и "Цесаревич" стояли в базе, готовые по команде выйти для прикрытия крейсеров.
  Бахирев вывел четыре крейсера в море в два часа ночи 18 июня. В это же время Ревель покинул "Рюрик", который в пять утра был в точке рандеву и занял место в кильватерной колонне отряда за замыкавшим строй "Олегом". Их сопровождали четыре миноносца охранения. Из-за сильного тумана эсминец "Новик" задержался, а эсминцы 6-го дивизиона не пришли вовсе. На Балтике в те дни середины первого летнего месяца стояла холодная погода: температура воды утром у острова Готланд составляла около десяти градусов по Цельсию, температура воздуха днем не поднималась выше двенадцати градусов. Над морем пеленой лежал туман, а когда он рассеивался, то горизонт оставался во мгле, и дальность видимости не превышала 50-70 кабельтовых. В полосу тумана в шесть утра вошли и корабли Особого отряда.
  По воле случая в это же время из Либавы отправился отряд германских кораблей, не участвовавших в императорском смотре. Под командой коммодора Карфа крейсера "Аугсбург" (флагман), "Роон", "Любек", минный крейсер "Альбатрос" и семь миноносцев вышли на постановку мин в Або-Аландском районе. Им туманная погода пришлась в самый раз для выполнения поставленной задачи.
  Контр-адмирал Бахирев, оценив обстановку, принял решение бомбардировать Мемель вечером того же 18 числа. Эсминцам 6-го дивизиона приказал возвратиться назад, так как понимал, что они не смогут догнать бригаду крейсеров, а быстроходному "Новику" велел действовать по плану. Командир "Новика", получив по радио координаты, курс и скорость крейсеров, после полудня сблизился с отрядом и занял место в кильватере вслед за "Рюриком".
  Как раз после полудня русский и германский отряды разошлись во мгле правыми бортами на дистанции не более двенадцати миль, не ведая пока о существовании друг друга. До того момента как наши, так и германские корабли, интенсивной работой радиопередатчиков уже обнаружили себя. Но взаимный перехват донесений, отправленных корабельными станциями малой мощности, излучение которых было слабым, не позволял радиоразведке и командованию обеих сторон разобраться в обстановке. Ренгартен как ас радиоразведки по нарастанию объема радиообмена предчувствовал, что настоящие события вот-вот начнутся. Он был похож на азартного охотника, ожидавшего верную добычу.
  Между тем, русский отряд приближался к германским берегам, а отряд противника двигался к входу в Финский залив, где начиналась тыловая зона нашего флота. Одновременно забравшись в тылы противоборствующих сторон, оба крейсерских отряда были обречены на предстоящее противоборство. По мощи артиллерии и броневой защите корабли Бахирева имели превосходство над кораблями Карфа. Но в стоявшем плотном тумане наше преимущество сильно падало, а кильватерный строй 1-й бригады крейсеров мог бы подвергнуться опасности в случае атаки семи германских эсминцев.
  В шесть часов по полудню Бахирев скомандовал ложиться курсом на Мемель, но туман к тому времени превратился вовсе в молоко. С открытого мостика корабля не был виден ни собственный бак, ни ют. Не имевшие достаточной практики совместного плавания в составе эскадры командиры "Рюрика" и "Новика" далеко проскочили точку поворота и вновь разлучились с бригадой. Бахирев велел включить кильватерные огни на четырех крейсерах, виртуозно ругался в адрес "растяп", но вернуть два корабля с мощной артиллерией ему так и не удалось. В сложившейся ситуации он отложил бомбардировку Мемеля до утра.
  В полночь штурманы на "Адмирале Макарове" счислением определили свое место, и Бахирев с присущим ему упорством повел отряд на внешний рейд Мемеля.
  Германский отряд вечером того же дня успешно производил минирование у входа в Ботнический залив. "Альбатрос" в тумане без помех со стороны наших сил выставил 160 мин, а крейсера "Аугсбург", "Роон" и "Любек" прикрывали его со стороны Балтики. В половине одиннадцатого ночи "Аугсбург" с "Альбатросом" легли на обратный курс для встречи с двумя другими кораблями, маневрировавшими южнее. Через три часа крейсера и миноносцы соединились, и коммодор Карф, выполнивший поставленную задачу, решил отправить в штаб донесение по радио:
  "Задачу VII решил. Неприятелем обнаружен не был. В 1 час ночи нахожусь в квадрате 020 ост. Курс 190, скорость 17 узлов".
  Шифровку одновременно получили германский командующий адмирал Гопман в Либаве и русский старший лейтенант Ренгартен на посту радиоперехвата в Кильконде на острове Эзель.
  Расшифрованное немецкое сообщение немедленно ушло на крейсер "Адмирал Макаров", и Стрельцов поспешил доложить о нем Бахиреву. Пока поднимался по ступеням трапа из отсека радиста-шифровальщика в командный пост, развернутый в бронированной рубке, размышлял над полученным сообщением. У них в тылу появился корабль или корабли неприятеля. Сколько их, откуда, для чего? Все эти вопросы командир отряда задаст ему, когда прочитает текст. Думай, разведка!
  Корабельные часы, которые, как ему казалось, были похожи на же-лезную миску, прикрученную вверх дном к переборке, показывали три четверти второго ночи. Контр-адмирал в мокром от туманной мороси плаще спустился с открытого мостика в рубку и взял из рук Стрельцова бланк телеграммы.
  - Интересно, - сказал он и вопросительно взглянул на разведчика.
  В этот момент в рубке раздался звонок радиста, извещавший о поступлении нового сообщения. Полковник принес две радиограммы от Ренгартена, которые также не радовали, но несколько проясняли ситуацию.
  "19.06 "Аугсбург" назначил рандеву вероятно легкому крейсеру в кв. 377".
  "09:45 вечера место неприятельского крейсера, которому назнача-лось рандеву, кв. 339".
  Бахирев поднялся с металлического кресла в углу рубки и подошел к карте. Стрельцов карандашом наносил на нее немецкие условные квадраты и чувствовал, что адмирала распирает от негодования. Он выпрямился и приготовился отвечать. Суровый вопрос не заставил ждать:
   - Илья Иванович, при всем моем уважении к вашей службе, скажите, какого черта, у нас в тылу торчат германские крейсера, которые сейчас по данным разведки должны стоять в Киле пред очами кайзера Вильгельма, ни дна ему, ни покрышки!?
  - Михаил Коронатович! Я докладывал лишь о значительном сокращении количества кораблей противника на Балтике из-за высочайшего смотра в Киле. Но не могли же немцы полностью оголить Балтийский театр на несколько дней. Часть средств осталась выполнять боевые задачи, например, флотилия разведывательных сил, базирующаяся в Либаве. В ее состав входит и упомянутый крейсер "Аугсбург", который третьего дня отметился в столкновении с нашими эсминцами неподалеку от своей базы. "Задача VII", о выполнении которой речь шла в не немецкой шифровке, может оказаться минными постановками или выполнением разведывательного похода отряда крейсеров.
  - Или поиском наших сил с выходом в заданный район почти у входа в Финский залив, - добавил адмирал задумчиво и более миролюбиво.
  Стрельцов давно служил в военной разведке и по собственному опыту знал, что командованию всегда не хватает добытых данных о противнике. Для принятия решения генералы и адмиралы требовали, чтобы разведчики могли полностью изложить то, что у вражьих командиров имеется в головах и планах. Поскольку это было невозможно, в офицеров разведки часто летели громы и молнии.
  Илья Иванович не держал зла на Михаила Коронатовича Бахирева. Он знал адмирала, как умного, простого и доброго человека. Ему верили подчиненные, к мнению прислушивалось командование, он был представи-телем прежних морских традиций и пользовался популярностью на флоте. Происходил моряк из казачьей семьи с Дона, и по казачьим традициям не больно-то сдерживал себя в гневе. Впрочем, отходил быстро.
  Пока крейсера продолжали идти к Мемелю, Бахирев напряженно размышлял возле карты. Появление немецких кораблей в Центральной Балтике, фактически за собственной спиной, действительно позволяло поставить под сомнение достоверность и полноту оценки разведывательной обстановки и обоснованность выводов из нее в том виде, в каком они были положены штабом флота в основу плана проводимой операции. В его положении оставалось лишь гадать, какой еще сюрприз может случиться в окутанном мглой тумана Балтийском море. Бахирева мучили сомнения, какие задачи стояли перед отрядом германских крейсеров. Ведь быстроходные корабли действительно могли быть разведкой, шедшей впереди основных сил флота кайзера, который послал дредноуты в бой прямо со смотра. Небольшому по численности русскому отряду следовало действовать с предельной осторожностью.
  - Господа офицеры, я принял решение командовать поворот "Все вдруг" и уходить отсюда. Не будем рисковать на подходе к Мемелю. Гер-манские корабли, которые бродят у нас в тылу, могут размазать нас вдоль мелководья Куршской косы, как масло по бутерброду тонким слоем! Пойдем в район вероятного местонахождения неприятельских сил и навяжем им открытый бой. Посмотрим, кто кого...
  В три часа ночи корабли отряда развернулись и пошли на север, извещенные о повороте радиотелеграммами малой мощности. С ними не было лишь "Рюрика" с "Новиком", блуждавших где-то в тумане. Со скоростью двадцать узлов русские крейсера приближались к острову Готланд. "Адмирал Макаров" шел ровно, плавно покачиваясь вперед и назад, когда форштевень зарывался во встречную волну. Стрельцову, испытавшему мерзкую качку на маленьких миноносцах, показалось, что на открытой палубе крейсера так спокойно, что можно устраивать плац-парады. В пять утра он доложил об очередной радиограмме от Ренгартена, который уточнил местонахождение крейсера "Аугсбург" и кораблей сопровождения.
  Бахирев удовлетворенно потер руки и прикинул, что до встречи с противником осталось чуть больше часа. На рассвете в море стало немного светлее, хотя туман почти не рассеивался. В шесть часов на кораблях сыграли боевую тревогу. Еще через час сигнальщик на "Адмирале Макарове" доложил, что во мгле появились силуэты германских крейсеров: впереди точно шел "Аугсбург", за ним, предположительно, "Ундина". Их сопровождали три миноносца. В нашей колонне за "Макаровым" следовали "Баян", "Богатырь" и "Олег". Адмирал решил дать бой и приказал командиру крейсера капитану 1 ранга Палену:
  - Павел Михайлович, возьмите влево десять: будем охватывать голову неприятельской колонны.
  Уяснив, что германские корабли, идущие с равной скоростью, уходят вправо, чтобы избежать охвата, Бахирев отдал приказ на открытие огня. В рубке находились два артиллерийских офицера, которые передали команды носовому и кормовому плутонгам и в один голос приговорили к уничтожению крейсер "Аугсбург", который прежде ускользал от наших крейсеров. Через несколько минут тяжело, до боли в ушах, ухнули орудия главного калибра, среди этого грохота с трудом распознавались хлопки казематных (бортовых) орудий левого борта. За флагманом поочередно приступили к стрельбе все крейсера. На немецких кораблях тоже вспыхнули огоньки пушечных выстрелов. Морской бой начался.
  Стрельцов не обращал внимания на яростную канонаду и внимательно рассматривал в бинокль корабль, который был опознан, как крейсер "Ундина". Разведчику по фотографиям детально были знакомы силуэты кораблей противника. Ну, не походил корабль, идущий за германским флагманом, на "Ундину", размышлял полковник. Да, форштевень внизу хищным тараном выдвинут вперед, да похожая конфигурация мостика, да стоят похожие две трубы и две мачты. Но есть различие, и вот оно: на крейсере "Ундина" имеется ютовая надстройка, Илья Иванович представил ее четко, а на корабле, идущем перед ним, - вся кормовая палуба низкая и ровная, как на эсминцах. Значит, это - минный корабль! И тогда выходит, что германский отряд выполнял минные постановки, то есть - то, что означает "Задача VII"! Собственные выводы разведчик решил довести до адмирала:
  - Михаил Коронатович, второй корабль - не крейсер "Ундина". Голову даю на отсечение! Это - минный заградитель. Германский отряд, воспользовавшись туманами, решил выставить мины поближе к Финскому заливу. Решил задачу, а теперь возвращается в Либаву.
  - Поберегите голову, Илья Иванович, пригодится. Вы говорите лишь о собственном предположении. Бой покажет, что делать дальше. Но, коли вы окажетесь, в конце концов, правы, я это отмечу. Слово даю!
  Бой загудел ревом выстрелов, заплескался фонтанами разрывов возле бортов. В рубке закричали: "Попадание по "Ундине", пожар на баке!", но в это самое время корпус "Адмирала Макарова" вздрогнул от удара, послышался звонкий и сильный звук, будто по корабельной стали стукнули огромным чугунным рельсом. Последовал доклад: "Попадание с "Ундины" по левому борту в районе бака!".
  Бахирев реагировал спокойно:
  - Удалось все-таки? Ладно.
  Через пять минут он, не убирая от глаз бинокля, удивленно вскричал:
  - Они что, разбегаются? Флагман набирает скорость, чтобы оторваться от нас, эсминцы разворачиваются для атаки, а "Ундина" уходит в другую сторону под шведский берег? Ну и пусть гребут к немецкой матери на легком катере, туды иху в качель!!!
  Немецкие эсминцы выставили дымовую завесу, чтобы скрыть поврежденный корабль, который после первого попадания с "Макарова" накрыли выстрелы других русских крейсеров. Затем все три дали торпедный залп, однако в суматохе боя не смогли добиться попаданий, и торпеды прошли мимо нашего кильватерного строя. Легкими снарядами с эсминцев, которые подошли ближе всего к "Макарову", были повреждены шлюпка, четвертая труба и кормовой мостик. Флагман, не обращая внимания на мелкие "укусы", сосредоточил огонь на теряющем ход корабле.
  "Олег" и "Баян" зашли с правого борта, поставив неприятеля в два огня и отрезав путь отхода на север. Один из снарядов попал кораблю в корму, взрыв разворотил ее, через подводную пробоину в отсеки хлынула вода. Появился крен на левый борт. Другие снаряды разрушили полубак, штурманскую рубку и мостик. Израненный, горящий германский корабль сумел войти в шведские воды и выброситься на берег острова Готланд. К этому времени "Аугсбург" и эсминцы ушли на юг и скрылись во мгле.
  Бой длился два часа. После окончания стрельбы Бахирев получил доклады от командиров крейсеров о том, что запас снарядов израсходован почти наполовину. Приходилось уходить на север, возвращаться в родную базу. Адмирал все еще опасался встречи с главными силами противника и атак подводных лодок, о присутствии которых ему сообщил один из командиров крейсеров. Однако опасность появилась с другой стороны.
  "Аугсбург" по радио вызвал на помощь крейсеры "Любек" и "Роон". Встретившись, три корабля, словно волки в стае, бросились в погоню за уходившим с победой русским отрядом. Ренгартен успел доложить об этом Бахиреву, и тот приготовился к новому бою. Противники, перестроившись в кильватерные колонны, стали сближаться. В десять часов с предельной дистанции "Роон" открыл огонь из двухсотмиллиметровых орудий главного калибра по крейсеру "Баян", шедшему замыкающим. "Макаров" и "Баян" ответили залпами собственных главных калибров. Было видно, что снаряды падают и взрываются рядом с вражеским крейсером. Бахирев смотрел в бинокль и страшно ругался:
  - Это что у нас за стрельба? У комендоров руки дрожат, господа артиллерийские офицеры? Поотрываю всем такие руки! Как у нас в станице говорили: на одну руку наступлю, да за другую дерну! Чтобы с такими руками к орудиям близко не подходили! Или это ваш грех - сами наводить не можете толком? - он оглянулся на артиллерийских офицеров.
  - Ох, я до вас доберусь!
  Стрельцов смотрел на адмирала. Круглолицый, с длинными казацкими усами, в сдвинутой на затылок фуражке с опущенным ремешком, он походил на своих славных предков - донцов - в казачьей лаве идущих на врага, ощерив усатые лица в страшном крике боя. В ругани Михаилу Коронатовичу на флоте не было равных.
  Сигнальщик сообщил, что на передовом германском крейсере точным попаданием сбита антенна. В свою очередь отметины от снарядов получили "Макаров" и "Баян". "Олег" и "Богатырь" бились с "Любеком" без успехов с обеих сторон. Через полчаса дуэль русских и германских крейсеров прекратилась. Корабли противника повернули обратно.
  В этот момент навстречу им подоспел крейсер "Рюрик", долго ис-кавший в тумане свой отряд. Бахирев, "приласкав" его "в бога, мать и морскую снасть" и обозвав "Летучим голландцем", приказал отрыть огонь по уходящему неприятелю. В силе артиллерийского огня преимущество заметно перешло на сторону русских, германские крейсера, шедшие параллельным курсом, неохотно огрызались с расстояния 70 кабельтовых. Прицельные залпы гигантских пушек "Рюрика" заставили их увеличить скорость и уйти прочь. Гром канонады эхом раскатился по всей Балтике. "Рюрику" самому досталось несколько снарядов от немецких крейсеров, но его артиллеристы были довольны тому, что видели результаты своих попаданий и пожар на баке "Роона".
  Бой у острова Готланд завершался победой кораблей Балтийского флота. Чтобы обезопасить свой отряд от внезапного нападения противника, Бахирев отдал на линкорам "Слава" и "Цесаревич" приказ выйти на боевые позиции и осуществить прикрытие возвращающихся крейсеров.
  Заключительным аккордом боя стал мастерский торпедный удар одной из тех подводных лодок, которые командующий вице-адмирал Канин предусмотрительно расставил на путях возможного выхода кораблей противника в открытое море. Английская подводная лодка Е-9, затаившаяся на позиции возле устья Вислы, в полдень 19 июня дождалась своего часа. Первый флагман германской флотилии разведывательных сил контр-адмирал Гопман решил отправиться на помощь коммодору Карфу и повел в море крейсера "Принц Адальберт" и "Принц Генрих" в сопровождении эсминцев. Британский коммодор Хортон, командовавший Е-9, хладнокровно подпустил поближе первый корабль, который он ошибочно принял за дредноут, и с дистанции два кабельтовых всадил ему в борт две торпеды. Взрыв произошел под носовым мостиком, "Принц Адальберт" получил значительный крен, и адмиралу Гопману пришлось срочно заниматься спасением флагманского корабля, отказавшись от прежних планов. Командир Е-9 удачно укрылся от противолодочных атак эсминцев и вновь встал на боевую позицию. Вечером Хортон наблюдал возвращение из боя потрепанных крейсеров "Аугсбург", "Любек" и "Роон", но атаковать их не представилось возможности.
  Контр-адмирал Бахирев в полдень получил от Ренгартена не совсем ясные данные радиоперехвата о сосредоточении германской броненосной бригады у острова Готска-Санде, который расположен немного севернее острова Готланд. Если это так, думал командир отряда, то немцы всей мощью перехватят нас по пути в Гельсингфорс. Он дождался подхода "Рюрика" и приказал линкорам "Славе" и "Цесаревичу" идти навстречу. В пять часов по полудню отряд Бахирева, свернувший в направлении острова Эзель, встретился с обоими линкорами и эскадренными миноносцами прикрытия.
  Поход Отряда особого назначения благополучно завершился в порту Ревеля в два часа ночи 20 июня. Люди на всех кораблях пребывали в приподнятом настроении: победа над сильным противником показывала, что нашим кораблям, офицерам и матросам, ведущим их в бой, по силам добиваться славных результатов. Русские морские традиции ушедших веков поддерживались и приумножались.
  Командир крейсера "Адмирал Макаров" капитан 1 ранга Пален передал приказ командира отряда: личному составу корабля и прикомандированным офицерам штаба сход на берег запрещен. До утра намечалась бункеровка топливом, а после ее завершения - переход в Гельсингфорс.
  Стрельцов расположился в каюте, которую они занимали на двоих с князем Черкасским, и заскрипел железным пером, составляя доклады для начальника штаба и контр-адмирала Непенина. Рядом за столом обложился картами князь, который тоже работал над докладом о результатах похода. Перед ним лежала копия радиотелеграммы, которую Бахирев направил командующему сразу после боя:
  "На параллели маяка Эстергарн. В 2 ч ночи имел броненосный крейсер "Рюрик" южнее себя. С остальными крейсерами бригады в сильной мгле имел бой с одним т. "Аугсбург", "Ундиной", тремя миноносцами. 9 ч утра "Ундина", сильно поврежденная, спустила флаг и выбросилась на восточном берегу Готланда. 10 ч утра в том же составе вступил в бой с "Рооном", одним т. "Аугсбург" и миноносцами. 10 ч 30 м неприятель начал уходить на Зюйд. Приказал "Рюрику" атаковать его. 10 ч 45 м "Рюрик" вступил в бой с "Рооном", "Аугсбургом" и одним т. "Бремен". 11 ч 45 м "Рюрик" прекратил преследование".
  Всё напряжение вчерашнего дня уложилось у адмирала в несколько строчек боевого донесения. Михаил Борисович Черкасский увлеченно работал и откладывал в сторону листы, исписанные аккуратным "штабным" почерком. При этом он постоянно курил, вынимая из портсигара одну папиросу за другой. Машинально извинялся перед некурящим Стрельцовым, но продолжал дымить. Когда в каюте можно было топор вешать от дыма, Илья Иванович вышел подышать свежим воздухом на палубу. Крейсер в непривычной тишине стоял на якоре посреди гавани, за которой начинались огни Ревеля.
   Сегодня после возвращения из тяжелого похода в знакомую гавань полковник ощутил в душе щемящее чувство обретения чего-то родного. Ему впервые показался близким этот уютный старинный город, от которого веяло миром и спокойствием. Он хотел бы бродить в лабиринте его узких улочек или сидеть в маленьком кафе. И не потому, что в Ревеле ждала Кристина, а по причине того, что он, сухопутный офицер, сегодня впервые почувствовал себя моряком, возвратившимся из далекого плавания в родную гавань. Эта странная мысль взволновала Илью Ивановича до такой степени, что захотелось пойти взять у Черкасского папиросу и покурить здесь на баке, где обычно собираются на перекур молодые корабельные офицеры. Идея показалась забавной, Стрельцов усмехнулся, взъерошил ладонью волосы, отгоняя лирические мысли, и пошел в каюту заканчивать доклад.
  Утром 20 июня Стрельцов заходил в разные кабинеты штаба флота в Гельсингфорсе. У Непенина оказался контр-адмирал Бахирев. Михаил Коронатович дружески поздоровался с полковником и показал ему один из документов, лежавших в кожаной папке:
  - Вот, смотрите. Только что получил из рук Адриана Ивановича телеграмму.
  На бланке было написано:
  "Радиодонесение от командира подводной лодки "Акула", направ-ленной по распоряжению к.-адм. Бахирева после боя 19 июня к острову Готланд".
  "4 ч 30 м немного левее курса на фоне берега разобрал выбросившийся крейсер. 4 ч 40 м погрузился и подошел к нему под водой. 7 ч 15 м совершенно определенно разобрал, что это минный заградитель "Альбатрос".
  Бахирев продолжил:
  - Не забыл я ваш доклад во время боя. Признаю, Илья Иванович, вы оказались правы, когда сообщили мне, что вместо "Ундины" мы уничтожили минзаг! Соответственно, противник ходил на операцию по минным постановкам у нас в тылу. Признаю, что разведка в прошедшем бою оказалась на высоте. Благодарю за службу! Буду ходатайствовать перед командующим о награждении вас орденом. Адриан Иванович, вы - свидетель.
  Стрельцов ответил:
  - Так получилось, господа, что сегодня день моего рождения. Сорок два исполнилось. От вас я получил хороший подарок - высокую оценку своей работы. А будет орден или нет, уже дело другое.
  
  На подведении итогов операции у командующего флотом Канина начальник штаба вице-адмирал Кербер докладывал:
  - Оперативное руководство с нашей стороны отличалось тщательным планированием и гибкостью, что позволило блестяще использовать последние достижения радиотехники. Радиоразведка Балтийского флота впервые в истории войны на море обеспечила точное наведение своих сил на противника. Развертывание линкоров и подводных лодок, в известной степени, гарантировало безопасность Особого отряда контр-адмирала Бахирева и повысило ее боевую устойчивость. Уже сейчас, в первые дни, прошедшие после боя у острова Готланд, нам становится ясно, победа русского морского оружия оказала моральное воздействие на германцев немногим менее, чем былые английские победы у Гельголанда в прошлом году и на Доггер-банке в январе нынешнего года. Очевидно, что обстрел Мемеля имел гораздо меньше шансов на такой значительный резонанс.
  
  
  Секретно
  
  Выдержки из РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫХ СВОДОК
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  за июнь 1915 года
  
  4 - 24 июня:
  "17 июня стало определенно известно, что все суда, принимавшие участие в Виндавской операции, утром 16-го числа вернулись в Либаву... Было веское основание думать, что разведка в ближайшие дни не представится интенсивной. Сопоставляя это основание с агентурным сообщением о готовящемся 19 июня императорском смотре флоту в Киле, где уже к 15-му было собрано до 40 судов, можно было допустить, что германцы, совершенно игнорирующие за последнее время наш флот..., пошлют туда все лучшие суда, возложив охрану своего побережья от Данцига до Либавы на сравнительно ничтожные силы".
  
  30 июня - 3 июля:
  "... Гибель "Альбатроса", как факт, произвела на германскую публику сильное впечатление: начались разговоры о необыкновенных размерах русского шпионажа...
  Крайне болезненно восприняло потерю "Альбатроса" и командование германского флота. В докладе морскому министру начальник Морского Генерального штаба писал: "Морские силы Балтийского моря, после выхода из строя "Принца Адальберта" и имеющей большое моральное значение потери "Альбатроса", нужно усилить настолько, чтобы они могли продолжать проводить прежнюю линию ведения войны, имеющую целью отбить у русских охоту к активным действиям в наших водах".
  
  По итогам артиллерийской стрельбы:
  "Германские источники утверждают, что ни "Любек", ни "Роон" не получили прямых попаданий, хотя их палубы были засыпаны осколками от близких разрывов. По агентурным сведениям, полученным штабом Балтийского флота, стрельбу русских кораблей противник, в общем, считал хорошей, но с преобладанием перелетов, от которых страдали верхние надстройки.
  Русские снаряды немцы разделили на два типа. Один из них давал при разрыве крупные осколки, приносившие значительный материальный вред, а другой - взрывался "в пыль, оказывая потрясающее моральное действие и вызывая большую силу газов". Так, по агентурным данным, на крейсере "Любек" подобный снаряд, попав в жилую палубу, силой взрыва снес целую переборку. Газы отравляющего воздействия не оказывали, но вызывали сильную резь в глазах".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПЕТРОГРАД
  
  (июль 1915)
  
  
  Командующий Балтийским флотом вице-адмирал Канин за победу в бою у острова Готланд получил высочайшее благоволение и орден Святой Анны первой степени. Петроградские и московские газеты в новостных колонках соревновались, кто больше распишет подвигов русских моряков, одолевших германца в открытом морском бою. В Гельсингфорс для выражения патриотических чувств из России приезжали общественные депутации и частные лица больших и малых рангов. Канин встречался со всеми, много говорил, хвалил своих моряков, по-отечески наставлял газетчиков, чтобы не врали много, в общем, с видимым удовлетворением занимался общественной деятельностью. Он впервые купался в лучах славы. К чести Василий Александровича следует сказать, что и он в свою очередь оказался щедрым на награды для участников успешной операции.
  По представлению командующего контр-адмирал Бахирев был на-гражден орденом Святого Станислава 1-й степени с мечами. Начальника разведывательного отделения штаба флота, Генерального Штаба полковника Стрельцова Илью Ивановича, наградили орденом Святого Георгия 4-й степени. Вероятно, Канин как-то хотел загладить свой незаслуженно жесткий разговор с разведчиком при вступлении в должность комфлота. Офицерского "Георгия" Стрельцов получил один единственный из всех награжденных. Это в какой-то мере свидетельствовало о том, что на сей раз разведке воздали по справедливости. Его заместитель - старший лейтенант Иван Иванович Ренгартен получил долгожданное звание капитана второго ранга. Не забыли радиоразведчиков на постах радиоперехвата, к примеру, подпоручик Оленев получил первую награду - "Анну" 4-й степени, в простонародье - "Клюкву", то есть Анненский знак с лентой на темляк к холодному оружию. Трем радистам-шифровальщикам, полной смене матросов, несших радиовахту вместе со Стрельцовым на крейсере "Адмирал Макаров", грудь украсили медалями. Командир крейсера капитан 1 ранга Пален Павел Михайлович стал кавалером ордена Святого Станислава 3-й степени, этой же награды удостоился капитан 1-го ранга князь Черкасский - один из разработчиков плана морской наступательной операции, побывавший в бою. Награды получили все командиры крейсеров Особого отряда.
  Приема у командующего и обязательного в прежние времена банкета в честь кавалеров боевых орденов организовано не было: флот выполнял сухой закон, объявленный по всей стране. Торжественная часть началась и закончилась в нижнем вестибюле здания штаба флота, где Василий Александрович Канин на общем построении вручил боевые награды и держал поздравительную речь перед собравшимися. По окончанию построения начальник штаба Кербер приказал офицерам возвратиться на корабли и в воинские части.
  В Ревель на миноносце отправилась группа офицеров, в составе которой можно было видеть полковника Стрельцова и капитана второго ранга Ренгартена. Оба в хорошем настроении радовались выглянувшему над морем долгожданному солнышку и обсуждали прошедшие события. Илья Иванович, вернувшись к какой-то своей мысли, неожиданно спросил у заместителя:
  - Иван Иванович, что-то я не встретил на награждении у командующего подпоручика Оленева, офицера с поста радиоразведки на острове Даго. Он приезжал в Гельсингфорс?
  - Вы же знаете, и начальник радиопоста лейтенант Булавин ни от кого не скрывает, что две трети успехов в заведовании приносит Оленев с его талантами. Он не отпускает подпоручика из расположения, держит на посту как галерного раба.
  - Неужели Оленев за полгода службы на посту не подготовил дос-тойных учеников?
  - Да, в том-то и дело, что постоянно готовит хороших специалистов по радиоперехвату, офицеров и кондукторов, которых мы командируем во все балтийские подразделения радиоперехвата. Но Булавин слышать не хочет, чтобы сам Оленев куда-нибудь переходил или просто уезжал в командировку. Кстати, он рассматривает кандидатуру подпоручика себе в заместители вместо офицера, который по ротации уходит на корабли.
  - Иван Иванович! Мне достаточно ясна кадровая и оперативная си-туация на постах радиоперехвата. Пускай Булавин назначает Оленева заместителем, мы дадим им поработать вместе пару месяцев. Молодой зам за этот период наберется командирского опыта. А осенью, ежели все будет ладно, отправим его на самостоятельную работу - командовать постом на полуострове Гангэ. Слабоват как радиоспециалист тот офицер, который сейчас там руководит. А в связи с ожидаемым новым немецким наступлением нам следует усилить кадровый состав на всех постах. Как вы считаете?
  - Да, я, Илья Иванович, и сам думал, что пора улучшать обстановку на севере Финского залива. Так что ваше предложение поддерживаю обеими руками.
  Решив важный вопрос, разведчики замолчали, сняв фуражки и под-ставив головы летнему солнышку и теплому ветерку. Немного погодя Рен-гартен с улыбкой продолжил разговор:
  - Оленев-то хорош не только как специалист. Он освоился на военной службе и вновь стал петь. Да-да, я слышал его прекрасный баритон, будучи в командировке на острове Даго. В свободное от вахты время он распевается у себя в комнате, а иногда устраивает для своих сослуживцев настоящие концерты, составленные из оперных арий. Скрипка у них есть, один из офицеров аккомпанирует солисту. Заслушаться можно. Повезло в какой-то степени людям, что они попали на музыкальный пост радиоразведки. Будет у вас, Илья Иванович возможность, обязательно вновь побывайте там. Не пожалеете!
  - Хорошо, при случае воспользуюсь вашим советом. Это любопыт-но...
  
  Кристина, не стесняясь идущих мимо прохожих, бросилась на шею распахнувшему дверцу легкового авто коренастому мужчине в модной соломенной шляпе и легком летнем костюме. Они быстро нырнули внутрь, вольготно расположились на заднем сидении, и машина покатила на выезд из Ревеля к северо-востоку.
  Шофер был отделен толстым стеклом, не оборачивался, ничего не спрашивал, что понравилось Кристине. Видимо, знает, куда ехать, - мелькнуло у нее в голове, и она крепко прижалась к плечу спутника. Он обнял даму и стал негромко декламировать:
  
  "Бесшумно шло моторное ландо
  По "островам" к зеленому "пуанту".
  И взор Зизи, певучее рондо,
  Скользя в лорнет, томил колени франту..."
  
  Она посмотрела на спутника и удивленно спросила:
  - Вы, ко всем прочим достоинствам, еще и поэзией увлекаетесь?
  Стрельцов с видом эрудита пояснил:
  - Это - Игорь Северянин. Я однажды попал на его литературный вечер в Петербурге, года за два до войны. Некоторые из его стихов сам читал в поэтических альманахах. Что-то запомнилось тогда. Что-то вспомнилось теперь.
  - Очень приятно. Мне никто стихов не читал. Феликс мой интересу-ется только биржевыми сводками и политическими новостями. Скучно! А ваши стихи совершенно к месту. Только объясните, где это "моторное лан-до" едет по островам, да еще к "пуанту"?
  - Игорь Северянин писал про Петербург, про Острова. На трех не-больших островах, расположенных в устье Невы, столичные жители любят летом проводить свободное время. Там уютные дачи, тенистые парки, пруды, деревянные мосты. Природа прекрасная. Купаются люди, отдыхают. А зеленый "пуант", то есть "острие", это - западная оконечность одного из островов - Елагина, с которой можно любоваться закатом солнца на Финском заливе.
  - Хорошо, полковник, про "пуант" объяснили. Теперь расскажите, куда мы сейчас направляемся?
  - Недалеко. В пригород, в Пириту. Это всего верст шесть от города. Скоро приедем. Там недалеко от морского пляжа, на хуторе нас ждут.
  - А кто ждет?
  - Мой добрый знакомый. Хозяин хутора, его зовут Юхан.
  - Юхан по-эстляндски - "божий дар", "благодать". Какая нас ожидает благодать?
  - Я думаю, что он уже наловил форели в ближайшей речке, приготовил ее и будет нас угощать. У него есть хорошая лодка, и мы обязательно выйдем под парусом в залив. Морская прогулка в тихую солнечную погоду, что может быть лучше?
  Кристина засмеялась и захлопала в ладоши:
  - Замечательно, просто замечательно!
  Автомобиль вскоре свернул на узкую дорогу, вьющуюся среди сосен, и остановился у открытых ворот большого хутора. Его постройки виднелись в глубине двора. Илья Иванович с дамой выбрался из машины, следом появился шофер, который достал из багажника две плетеные корзины со снедью и отнес их в дом. Стрельцов махнул ему рукой, машина снова заурчала мотором, развернулась и уехала в сторону Ревеля.
  Из дома к гостям шел хозяин, седой мужчина в годах, но сохранив-ший бодрость движений. Одет он был своеобразно: в рыбацких брезентовых штанах, таких же сапогах, но в белой праздничной рубахе. Снимая парусиновый картуз, он церемонно поклонился даме и ее кавалеру. Поздоровался по-русски с эстонским акцентом:
  - Юхан Перссон, хозяин приморской усадьбы. Рад встрече с вами у себя в гостях! Прошу сперва пожаловать на прогулку по хутору. Долго водить не буду, покажу главное, а потом - за стол.
  Юхан был не просто хорошим знакомым Ильи Ивановича, фактически он являлся нештатным сотрудником разведывательного отделения. До получения пенсии Перссон служил в Ревельской полиции, потом купил хутор и стал сельским жителем. Весной этого года с ним установил контакт подчиненный Стрельцова мичман Тихонов и привлек его к сотрудничеству в качестве хозяина загородной базы, предназначенной для подготовки секретных агентов перед заброской в тыл противника. Одно важное дело у Юхана недавно завершилось: на хуторе месяц жила и изучала премудрости службы агентов разведки семейная пара морских контрабандистов из Либавы, подписавшая обязательство действовать в интересах русской военной разведки. За-ниматься с ними приезжали Стрельцов и его офицеры. После того, как муж с женой отправились выполнять ответственное задание на территорию, занятую германскими войсками, Непенин и Стрельцов решили пока не готовить других агентов в этом месте, потому что в случае провала семьи о нем станет известно контрразведке противника. Такой оборот событий мог бы повысить риск раскрытия наших новых агентов, которые будут готовиться к заброске у Юхана. Он сам об этом, правда, не знал, и был рад принять у себя начальника, сумевшего найти время и приехать отдохнуть сутки у моря.
  Прогулка по хутору заняла не более получаса. Хозяин показал гостям большой дом, летнюю кухню, где кухарка накрывала на стол, тропинку к морскому пляжу, дорогу на дальнюю ферму, где Юхан разводил молочных коров. И, наконец, они подошли к сенному сараю. Внутри сарай выглядел очень аккуратно: весь инвентарь прибран, дощатый настил выметен, под самую крышу вела удобная лестница, по которой можно было забраться на сеновал. Пора сенокоса уже прошла, и хозяин начал укладывать сено. Кристина сказала, что запах сена напоминает ей детство, те годы, когда родители возили ее летом на такой же хутор, где проходили беззаботные дни отдыха. Ночевать надо здесь, заявила она. Спорить с дамой никто не стал.
  По дороге к летней кухне Илья Иванович как бы невзначай спросил:
  - А что, Юхан, посторонние люди поблизости от твоего хозяйства не появляются?
  Перссон поразмышлял и неспешно ответил:
  - Да, что вы, здесь никого посторонних не бывает. Пока теплые дни стоят, к морю люди приезжают. Но в мою сторону никто не ходит. А дожди пойдут, так вообще безлюдно будет.
  Потом он махнул рукой в сторону города и добавил:
  - В одной версте отсюда находятся руины средневекового монастыря Девы Марии Ордена Святой Бригитты. Туда любители старины иной раз заглядывают, а до меня не добираются.
  Кристина взяла Стрельцова под руку и спросила:
  - Мы туда сходим, милый?
  Слово "милый" она произносила с польским мягким "л". Стрельцову нравилось, когда она выговаривала "миуый". Он улыбнулся и кивнул:
  - Конечно!
  Хозяин пригласил гостей к столу.
  На открытой веранде летней кухни они свободно расселись в плете-ных креслах вокруг круглого стола, который мог бы вместить дюжину приглашенных. Кухарка разлила по глиняным мискам густой гороховый суп с укропом. Рядом на тарелочках лежала копченая салака, порезанная соленая сельдь, сметана, домашний сыр, взбитый печеночный паштет со сливочным маслом, ломти круглого ржаного хлеба, кровяные колбаски и свежие овощи. Из домашних напитков были предложены квас, пиво и яблочный сидр, который хозяин особенно нахваливал.
  Когда Кристина и Стрельцов уделили внимание первому блюду и закускам, Юхан велел принести "гвоздь программы" - овальный серебряный поднос с крупной речной форелью, которую только что достали из коптильни. Дымок от ольховой щепы еще витал в воздухе. Гостям на тарелки положили большие розоватые куски рыбы прямо с кожицей. Кристина начала было по-светски аккуратно разбираться с предложенной вкуснотой при помощи ножа и вилки, но Юхан попросил не церемониться и брать рыбу руками, пока она не остыла. Кухарка раздала горячие влажные салфетки.
  Мужчины к рыбе предпочли светлое пиво в высоких глиняных кружках. Кристина попросила налить ей сидра, которого она прежде не пробовала. Ей подали небольшую, но увесистую фарфоровую чашку, наполненную не часто встречавшимся в здешних краях хмельным яблочным напитком. Он оказался холодным - из погреба - и приятным кисло-сладким на вкус. Женщина маленькими глотками выпила сразу полчашки, чтобы утолить жажду после соленой рыбы. Стрельцов, который знал быстрое воздействие сидра, не успел предупредить ее, быть осторожнее. Она сама сказала:
  - Ой, ой, ой, какой хмельной! Крепче шампанского.
  А через несколько минут уже заливисто хохотала по причине и без. Правда, воздействие легкого напитка, как началось быстро, так же быстро прошло. Но атмосфера за столом осталась непринужденной. Стрельцова попросили рассказать что-нибудь из военной жизни. Он поначалу отказывался, мол, что там интересного, но все-таки поддался уговорам. Только предупредил Кристину, чтобы она не очень осуждала героев его рассказа за простоту нравов: офицеры ведь далеки от светских манер. И повел рассказ:
  - В конце минувшего месяца в Гельсингфорсе командование флота праздновало морскую победу над германцами. В город приезжали разные депутации штатских лиц, чтобы поздравить моряков. Вы не поверите, но из Петрограда вдруг приехали ученицы выпускного класса Смольного института благородных девиц и попросили показать им крейсер, который участвовал в бою. Благо, он стоял рядом, и молодые офицеры повели институток в белых фартучках осматривать корабль, на что было отпущено полчаса времени. Их "бонна", строгая классная дама, этакий "синий чулок" неопределенного возраста сказала, что боится "скакать по крутым лестницам парохода", и старший на корабле контр-адмирал Бахирев вынужден был пригласить ее в адмиральский салон. "Бонна" присела на стул с прямой спиной и пребывала в чопорном молчании и с поджатыми губами. Михаил Коронатович из чувства приличия тоже посидел на стуле, походил в молчании по салону, в задумчивости смотрел в иллюминатор, покручивая ус, а потом, будто вспомнив о чем-то, живо повернулся к классной даме, подошел, наклонился и по-товарищески спросил: "Мадам, а может пивка?".
  
  Юхан одобрительно качал головой, а Кристина, улыбнувшись, спросила:
  - А "бонна" сама-то со стула не упала, когда адмирал предложил ей пива?
  - Сообщений с крейсера о падениях дам и девиц не поступало. Полагаю, что классная дама обладала крепкими нервами и стоически молчала после подкупающего предложения Михаила Коронатовича.
  В прекрасном настроении все вышли из-за стола.
  Юхан предложил отправиться к морю, где он держит лодку, и пройтись под парусом по заливу, пока стоит жаркая погода. Кристина отправилась переодеваться для морской прогулки, и Стрельцов в свою очередь решил не брать с собой пиджак и шляпу. Мужчины вышли к воротам и беседовали в ожидании дамы. Она появилась и удивила переменой во внешнем виде. Стильная прическа исчезла, волосы свободно развивались стянутые поверху лишь широкой тесьмой, как у простой эстляндской девушки. Вместо летнего платья, в котором она приехала, на ней был скромный полотняный сарафан с народной вышивкой на груди, надетый на батистовую рубаху. И, что удивительно, она шла босиком, легко ступая розовыми пяточками по зеленой траве!
  Видимо в глазах Стрельцова женщина прочитала явное одобрение, поэтому улыбнулась и сделала церемонный поклон в его сторону.
  Хозяин уже шагал впереди, чтобы подготовить лодку к отплытию.
  Прогулку в море под парусом в теплый летний день действительно трудно сравнить с любым другим видом отдыха. Юхан занял место на корме просторного рыбацкого дощаника и сноровисто управлялся с румпелем и парусом, а Стрельцов и Кристина сидели, обнявшись, в передней части на широком сидении, которое по-морскому называется "банкой". Легкий ветерок наполнял высокий парус и приятно освежал отдыхающих. Балтийские волны с ласковым шелестом тихо плескались у борта, легкая рябь сверкала под полуденным солнцем, и зелень летнего моря в этот час превратилась в широко разлившееся расплавленное золото. Лодка сначала устремилась от берега на открытый простор, потом пошла по ветру вдоль широкого залива в сторону Ревеля, а часа через полтора легла на обратный курс. Убранный шкипером белый парус и железный скрежет киля по береговому песку подсказали забывшей о времени парочке, что морской поход завершился.
  Солнце клонилось к закату, но было еще жарко, поэтому родилось предложение искупаться в море. Юхан сказал, что у него много дел, и в развалку пошел в сторону дома. Гостям он отдал полотенца и показал лучшее место на берегу, где ровное было песчаное дно, и близко возвращаться к хутору. Отдыхающие остались одни.
  Возникла неловкая пауза. Стрельцов спросил:
  - В чем купаться будем?
  Кристина с иронией ответила:
  - Во всяком случае, не голышом. Там вдали по пляжу еще люди гу-ляют. Я предусмотрела такой случай.
  - Я - тоже, - заметил он и снял рубашку с брюками. Под верхней одеждой на нем оказался костюм для плавания, похожий на наряд циркового борца французского стиля.
  Кристина с удивлением посмотрела на метаморфозу, произошедшую со спутником, а потом скинула сарафан и осталась в длинной батистовой сорочке. Держась за руки, они вошли в прохладную балтийскую воду. На мелководье залива она прогревалась лучше, чем в глубоких местах, но поначалу купаться было холодновато. Оба взялись нырять и плавать саженками, чтобы согреться. Мышцы потеплели, но желания нежиться в волнах так и не появилось. Немного поплескавшись, решили возвращаться на берег.
  Выйдя из воды, Кристина поймала на себе взгляд Стрельцова и смущенно принялась отлеплять от груди и живота мокрую прозрачную ткань, откровенно повторявшую все изгибы ее тела.
  - Не во что переодеться, - сказала она, накинула сверху большое полотенце и легко побежала к хутору.
  Он подобрал оставшиеся вещи и поспешил следом.
  После пробежки они перевели дух, только когда вошли внутрь сарая и закрыли за собой тяжелую дверь. Стрельцов потянул влажный батист вверх, а потом отбросил сорочку в сторону. Кристина послушно стояла с закрытыми глазами, пока он вытирал ее полотенцем, потом обняла и держалась за шею, когда он понес ее наверх. Оба с наслаждением вдохнули запах свежего сена и упали на белое полотно, которым оно было аккуратно застелено. Их прохладные тела сплелись в тесных объятиях.
  
  На следующий день пару разбудили лучи солнца, приближавшегося к зениту. Было слышно, как на дворе переговаривались Юхан и его работники. Но уходить с сеновала, где прошла прекрасная ночь, не хотелось. Нашептавшись и насмеявшись, Кристина нежно погладила лежащего мужчину по груди и сказала серьезно:
  - Милый, мне так хорошо с тобой, давай сегодня никуда не поедем. Муж отправился по делам в Финляндию, и я несколько дней совершенно свободна...
  Стрельцов ожидал подобного развития событий, поэтому вздохнул и ответил:
  - Кристиночка, ты же знаешь, я - офицер, идет война, мне надо быть на службе. Сегодня вечером меня ждут на корабле.
  Женщина с волнением быстро заговорила:
  - Иезуз Мария, когда же твоя служба кончится? Ведь ты можешь уйти с кораблей. Ты уже не юный мичман, а старший чин, награжденный орденами, к тому же интендант! Твое место должно быть в тылу, а не в пекле боев. Так почему же тебе надо снова возвращаться туда? Я всегда боюсь, когда тебя нет в Ревеле. Каждый день жду тебя с тревогой.
  - Ну, вот видишь, пока ты моего возвращения ждешь, ничего плохого не должно случиться. А службу офицер не выбирает. Я должен быть там, где прикажут. И хватит киснуть, лучше пойдем гулять!
  Стрельцову с трудом удалось расшевелить загрустившую Кристину, но, в конце концов, они вместе вышли к Юхану. Хозяин гостеприимно сказал, что стол накрыт, и предложил им свежего творога со сметаной, мягкого сыра с белой булкой и по миске простокваши. После легкого завтрака гости отправились смотреть развалины монастыря Девы Марии.
  По сосновым перелескам они вышли к сохранившимся стенам из грубого камня с вырезанными в них огромными стрельчатыми окнами. Пол внутри был выложен гладкими гранитными плитами. На стене висело деревянное распятие, которое, должно быть, прикрепили недавно. Кристина остановилась перед ним, встала на колени и начала молиться. Стрельцов, не желая ей мешать, вышел на территорию монастырского кладбища и рассеяно бродил между заровнявшимися могилами, над которыми несколько столетий возвышались каменные кресты разной величины и формы.
  Из-за стены выглянула Кристина, настроение ее немного улучшилось, и они рука об руку вновь прошли по территории монастыря. На дороге, которая вела в Ревель, ждал черный блестящий автомобиль. В пути к дому Кристина дремала, положив голову на плечо спутнику, а когда машина остановилась, подняла глаза полные слез. Стрельцов крепко расцеловал ее и сказал:
  - Выйду здесь, а вас, мадам, шофер отвезет, куда скажете. И умоляю, не грустите, не то у офицера разорвется сердце.
  - Ладно, полковник, я отпускаю вас. Идите с миром и возвращайтесь! Я очень буду ждать!
  
  Следующим утром Илья Иванович сошел с борта миноносца, кото-рый прибыл в устье Невы и ошвартовался у гранитного причала рядом с Николаевским мостом. Петроград в ранний час трудился, ухал паровыми молотами и трещал разрядами электрической сварки на стапелях Адмиралтейского завода. На открытой площадке собирали корпус подводной лодки, другая, уже готовая, стояла у причала, купаясь в невской воде.
  Стрельцов поднялся на Английскую набережную и негромко ругнулся по-английски, выражая свое негодование в адрес тех, кто втянул Россию в ненужную кровопролитную войну. Потом прошел мимо Адмиралтейства, зданий Сената и Синода и вышел на Дворцовую площадь. Огромные трехэтажные крылья арки Главного Штаба, как широко расставленные руки, не пропустили полковника мимо. Он вошел в подъезд, где ему была знакома каждая трещина на мраморных ступенях, предъявил часовому пропуск и растворился среди своих бывших сослуживцев, капитанов, подполковников и полковников, спешивших в коридорах и по лестницам из кабинета в кабинет. На одной из дверей второго этажа висела табличка "Полковник Заиров Д.В.". Это его, Стрельцова, бывшее отделение, а полковник недавно был его на-чальником. Илья Иванович без стука открыл дверь и вошел.
  Дмитрий Владимирович Заиров сидел за столом и щелкал кругляшками деревянных счет. В кабинете никого больше не было. Полковник оторвал глаза от каких-то квитанций и из-под очков посмотрел на вошедшего. Последовало удивленное восклицание:
  - Либо это - полковник Стрельцов собственной персоной, либо я заснул на службе!
  - Не надо щипать себя за нос, ты не спишь, а я - это действительно я.
  - Илья Иванович, ты же в прошлом месяце намеревался приехать. Но пропал - мы уж и не знали, что думать.
  - Адмиралы не отпустили. Дел много накопилось.
  - Да, вижу, дела были славные. У нас редко офицеры с Георгиевскими крестами из командировок приезжают. Поздравляю, Илья Иванович! Коли не торопишься, садись, расскажи, что там у тебя произошло.
  Стрельцов сел за свой бывший стол и подумал, что Заирову известно многое, но хитрован татарских кровей делает вид, что ничего не знает: хочет выслушать точку зрения непосредственного участника событий и сравнить ее с ранее поступившими сведениями. Оба полковника считались мастерами военной разведки, и строго соблюдали правила игры. Илья Иванович прикинул в уме объем информации, который проходит через делопроизводство, имеющее дело с агентурными источниками, и решил, что надо выкладывать суть, а не прятать карты в рукаве. Иначе с тобой просто не станут разговаривать, если зайдет речь о делах серьезных. Поэтому он сообщил Заирову то, о чем до сих пор знало не более пяти человек в штабе Балтийского флота:
  - Дмитрий Владимирович, ты же помнишь нашего агента "Учителя" в Германии. Он прислал мне в донесении аналитическую справку по морально-психологической обстановке в тылу противника, в которой указывал, что после завершения первого года войны германское гражданское общество испытывает не проходящий пессимизм из-за ее результатов. Страна несет значительные людские и финансовые потери, а обещанных выгод не получает. Подданные кайзера теряют терпение, особенно те, которые живут в Восточной Пруссии, где тяготы военных действий чувствуются острее. С учетом изложенного, я предложил командованию усилить моральное давление на городских жителей Восточной Пруссии со стороны Балтийского флота и произвести бомбардировку крупного немецкого населенного пункта корабельными орудиями.
  Стрельцов сделал верное предположение о том, что начальник отделения имеет представление о прошедшей на Балтике операции. Слушая товарища, он спокойно кивал, как бы подтверждая факты. Илья Иванович встал и подошел к большому окну, выходившему на Дворцовую площадь. Помолчал, любуясь открывшимся видом, и продолжил:
  - Дело у нас пошло. Агент "Фридрих", которого ты тоже знаешь, сообщил, что кайзер будет проводить смотр флота в Кильской гавани, и большинство кораблей уйдет из акватории Балтийского и Северного морей. Этот факт мы учли при разработке операции. Бомбардировка в силу некоторых причин не состоялась, но германский флот понес ощутимый материальный и моральный ущерб из-за активных действий русского флота. Ты же представляешь, о чем сейчас пишут берлинские газеты: статьи полны уныния. Стало быть, операция, разработанная разведкой Балтийского флота, имела успех. Отлично в ней сработали радиоразведчики. За координацию всех усилий разведки при подготовке и проведении операции меня и наградили орденом, как начальника отделения.
  Его собеседник тоже подошел к окну и сказал:
   - Понятно. Я и предполагал нечто подобное.
  Илья Иванович в свою очередь поинтересовался:
  - А ты какую цифирь раскладываешь, зачем бухгалтерские счеты мучаешь?
  Заиров вернулся на место и с видимым неудовольствием вновь взялся за счеты.
  - Не я их мучаю. Они меня замучили, - устало ответил он и пояснил товарищу:
  - В штаб Кавказской армии к Николаю Николаевичу Юденичу из тыла противника вышел наш агент, которого мы выводили на задание полгода назад. Обещали заплатить ему хорошую сумму в турецких лирах. Обещание сдержали, отдали ему столько, сколько договаривались. А он оказался недоволен, скандал поднял, говорит, что за полгода деньги в Турции заметно обесценились, и надо увеличить сумму. Вот и сижу, пытаюсь высчитать, сколько же ему надо отдать, чтобы новая сумма была равна той, которую мы обещали до того, как в Турции не подскочили цены.
  - Заплатите ему английскими фунтами в пересчете на старые лиры, - посоветовал Стрельцов. - Фунт в этой стране ценят и часто расплачиваются английской валютой.
  - Рад бы - да бухгалтерское отделение не соглашается. Как всегда: воюем мы, а командует бухгалтер! Впрочем, ты на меня не обращай внимания, у тебя же своих дел хватает.
  Илья Иванович работал с документами за своим столом в кабинете, куда он приходил день за днем пять лет подряд. Здесь он готовился к зарубежным командировкам, сюда возвращался. На фронт отсюда уезжал... Но те четыре месяца, которые прошли на Балтике, показали, что он совершенно отвык от Петрограда и от прежнего места службы. Это ощущение пришло полчаса назад, когда он шел по Дворцовой площади. Привычной раньше, но чужой теперь. И здесь, в своем кабинете, полковник почувствовал себя чужим. Сегодня с полной ясностью можно было сказать себе, что значительный период жизни связанный со службой в Генеральном Штабе, завершился. Как пишут в романах, перевернута еще одна страница в книге жизни. Сколько этих страниц отпущено судьбой, человеку не ведомо. Но на предвоенную страницу он никогда не вернется.
  Всего пару дней назад Илья Иванович считал, что морская служба дает ему шанс съездить домой, вернуться ненадолго в родной город. А теперь в этом кабинете он понял, что в Петроград его направили всего лишь в командировку. Вот по приказу начальника штаба флота и контр-адмирала Непенина он и работает с оперативными делами своих агентов, которые нужно провести по учетам Особого делопроизводства Главного управления Генштаба. Завтра пойдет на другой этаж в этом же здании, в отдел военной контрразведки, и там поставит задачу проверить людей на благонадежность и отсутствие интереса к ним со стороны противника.
  Вот, собственно, и все вопросы на два-три дня жизни в Петрограде. Хотя, нет, не все. Он еще придет вечером в свою квартиру на Садовой улице, чтобы повидаться с младшей дочерью, о которой скучал на новой службе.
  - Илья Иванович, а не тянет назад к нам вернуться? - будто заглядывая в чужие мысли, поинтересовался Заиров.
  - Нет, Дмитрий Владимирович, уже не тянет. На Балтике теперь мое место!
  
  Вечерело, когда Стрельцов, закончив работу, шел по Невскому проспекту. В центре города мимо ярких витрин народ ходил во множестве, как и прежде. Но это были не те лица, которые можно было встретить у галерей Гостиного двора или на дорожках Екатерининского сада перед войной или в самом ее начале. Модных мужчин и шикарных женщин, бывших здесь завсегдатаями, не стало. Их место заняли беженцы из городов и сел Польши и Белоруссии, которые оккупировали германские войска. Видно было, что они нуждаются, плохо одеты и недоедают. Но любопытство и отсутствие дел - работы у большинства из них не было - приводило их в центр главного города империи. Может, они в душе надеялись, что какой-то обломок прежней блистательной жизни столицы перепадет и им...
  Полковник шел скорым шагом, по часам он предполагал, что Маша пришла с дежурства и ждет дома. По Садовой от Сенной площади последние метры перед входом в парадную он почти бежал. Энергично поднялся на третий этаж по широкой лестнице и своим ключом открыл дверь. В квартире горел свет!
  Повзрослевшая, похудевшая дочь выглянула в прихожую и, как в детстве, взвизгнув, бросилась отцу на грудь.
  - Папа! Папка! Наконец-то! Я тебя так ждала!
  - Дочка, Машенька...
  Оба едва сдерживали слезы.
  Понемногу волнение первых минут встречи улеглось. Отец смотрел на дочь и удивлялся, как она изменилась за несколько месяцев. Осенью ей будет девятнадцать, но выглядит она старше. Как жила здесь одна, что чувствовала, о чем думала, можно только догадываться. Илье Ивановичу казалось, что они не виделись не пять месяцев, а пять лет. И это притом, что они с дочкой не ленились писать друг другу письма и открытки, то есть были в курсе происходящих событий.
  - Папочка, как тебе идет флотская форма! Ты выглядишь бывалым моряком! Интересно, за что тебя наградили офицерским "Георгием"? От раненых я знаю, что это высокая награда. Расскажи, какой ты подвиг совершил?
  - Машенька, ну какой подвиг... Я же не казак, чтобы на пику трех германцев насадить. В бою морском участвовал, занимался планированием этого боя и претворением плана в жизнь. Победа в бою осталась за нами, значит надо награждать. Не было бы победы - наказали бы.
  - Ой, папа, сколько тебя помню, никогда ты о себя ничего толком не рассказывал. Все отшучивался. Но теперь-то я знаю, что ты служишь в военной разведке.
  - Откуда же ты почерпнула такие странные сведения, мне даже хо-лодно стало от страха.
  - Не шути, папа! Я уже не маленькая, и со мной люди говорят, как со взрослым человеком. Про твою службу узнала случайно. Офицер раненый попал к нам и пока выздоравливал, к нему друзья из Генштаба приходили. Про них говорили, что они из военной разведки. А мне эти офицеры потом рассказали, что служили вместе с тобой, до тех пор, пока тебя на Балтийский флот не перевели. Мне даже показалось, что они завидуют тебе.
  - Правда, Машка, совсем ты взрослая стала. Давай чай пить. Заодно расскажешь, ты-то как живешь.
  Дочь вспомнила, что она - хозяйка, и захлопотала у стола. Вместе с чайником и чашками появился пышный пирог с черникой.
  - Это мне в госпитале на кухне поварихи сегодня ночью испекли такую прелесть. Узнали, что я жду отца с фронта, и подарили.
  - Спасибо вам, спасибо. Пирогов я давненько не пробовал. Машенька, ты расскажи, что у тебя с учебой.
  - Скажу, папа, честно: первый курс закончила и ушла из института. Боялась, что отчислят за задолженности по учебе. Госпиталь совсем не ос-тавляет времени на какие-нибудь другие дела.
  - Жалко. Когда же ты теперь продолжишь учиться?
  - Теперь только, когда война кончится. А сейчас все должны думать только о том, чтобы победить врага.
  Илья Иванович удивлялся, как быстро его младшая дочь стала взрослой. А Маша, волнуясь, продолжала:
  - Папа, ты представляешь, сегодня у нас в госпитале проходили ме-дицинскую комиссию три десятка девушек, которые собираются поступать в армию и ехать на фронт. Да, хотят воевать с германцами наравне с мужчинами, чтобы показать, что женщины ничуть не хуже. Не маши, пожалуйста, руками. Некоторых девушек я знаю сама, они из хороших семей. К твоему сведению, я бы тоже присоединилась к ним, да вот беда, медицинских сестер из госпиталей никуда не отпускают. А девушки ходили по многим инстанциям, настойчиво требовали, чтобы им разрешили пойти на фронт. На них тоже махали руками, топали ногами, кричали, что это чушь, не могут женщины воевать на фронте. Кое-как смогли убедить, и начальство сказало: если медицинская комиссия пропустит по состоянию здоровья, то будет разрешено сформировать женское подразделение. Так вот, в нашем госпитале им устроили испытание почище. Словно мужчинам-новобранцам, девушкам велели раздеться полностью, и в чем мать родила показываться комиссии, в которой почти все - мужчины. Начальство, видно, думало, что сдрейфят барышни, со стыда сгорят и убегут прочь. Но девушки ради достижения своей цели выдержали это унижение, ни одна не ушла. Да, стеснялись, да, краснели, но, как было велено, нагишом одна за другой прошли всех врачей, и вместе стояли в нашем овальном зале перед высокими чинами комиссии, которые смилостивились и выдали заключение о годности к военной службе. Я была сему свидетелем, и сама испытывала неудобство из-за того, что происходило. Но, девушки, молодчины, добьются своего! И на фронте не заробеют.
  - Маша, ну зачем женщинам идти на фронт?
  - Затем, чтобы доказать, что мы не хуже мужчин. И с врагом биться можем не хуже.
  - Кто же говорит, что женщины хуже? Женщины - лучше. Поэтому на фронте воюют мужчины, которые не умеют детишек рожать. А рожать сейчас надо. Вон, какие потери на фронте. Убитых на миллионы считают! Где же новых людей набрать, если женщины на фронт уйдут? Или нам, как древним племенам, делать набеги на соседей, женщин-полонянок приводить, чтобы род не вымер? К тому же. Ты в госпитале служишь, значит, видишь, как война калечит солдат и офицеров! Ты что, хочешь, чтобы на площади у Николаевского вокзала безногие или безрукие женщины-инвалиды войны милостыню просили, а здоровые мужики им медяки кидали? Нет уж, коли нашлось три десятка отчаянных головушек, пусть себе послужат, фронтовую лямку потянут! А потом нахлебаются военной каши и строго-настрого остальным женщинам этот путь закажут! Впрочем, Машенька, довольно, а не то до хрипоты спорить будем. Расскажи лучше, как Анюта в Москве живет. Я от нее всего одно письмо получил. Деток они не завели?
  - Аня и мне редко пишет, но у них, вроде без перемен. Она по дому хлопочет. Муж по-прежнему инженером на городской электростанции работает. Ребенка у них нет, она и не ждет пока...
  - А ты, Маша, жениха-то себе не присмотрела?
  - Какие женихи, папа! Еле на ногах стою после работы. Сутки отде-журишь, день поработаешь. На ночь забежишь сюда, поспать. Потом снова - сутки дежурить. Иной раз плакать хочется от усталости. А раненые ждут, как же они без нас?
  Выговорившись, Маша прилегла на диван. Илья Иванович вышел разогреть чайник, а, когда пришел, увидел, что дочь заснула. Он накрыл ее одеялом и выключил в комнате свет.
  Утром Маша рано ушла на дежурство, они едва успели переброситься несколькими фразами. По односложным ответам отец понял, что дочь в мыслях уже находится в госпитальных палатах. Ему осталось только пожелать ей всего доброго.
  Стрельцов без всяких мыслей расхаживал по своей квартире. Вот спальня: здесь на широкой кровати полтора года назад тихо ушла из жизни его супруга. И он, и дочери, ухаживали за ней поочередно, сидели с ней все месяцы, когда она болела и угасала буквально на глазах. В ту пору он перебрался в кабинет, где спал и сегодняшней ночью, на кожаном диване. Кабинет с рабочим столом и высокими шкафами, заполненными книгами, всегда был его родной гаванью: в нем он обдумывал служебные вопросы, искал разгадки к тем проблемам, которые ставила жизнь, встречался и подолгу беседовал с друзьями. Возле двери, словно часовые, стояли парные фигуры львов, китайских "шицзы", привезенные из Циндао. На стенах висели кинжалы, кортики, сабли, ятаганы - любимое холодное оружие хозяина дома. Дверь из кабинета вела в гостиную с пианино в углу возле окна - супруга хорошо играла - и большим овальным столом посредине, где перед войной собирались компании гостей. Возле буфета у стенки стоял диван, на котором вчера вечером заснула Маша. Илья Иванович догадался, что дочь теперь обитает в этой комнате, а не в детской спальне, где она жила раньше вместе с сестрой. Должно быть, ей так удобнее, подумал он. "Опустела большая квартира!", - повторял про себя, по-хозяйски обходя все уголки.
  
  В полдень полковник снова занимался служебными делами в Гене-ральном Штабе. В одном из кабинетов военной контрразведки он встретился с хорошим товарищем Михаилом Анташевым, Отдельного корпуса жандармов ротмистром:
  - Миша, долго жить будете! Я буквально сейчас думал о вас и собирался в ваше транспортное отделение на Николаевском вокзале.
  - Илья Иванович, в таком случае лучше сказать: "О черте речь, а он навстречь!".
  - Перестаньте, ротмистр! Мне действительно нужно поговорить с вами.
  - Илья Иванович, дорогой, всегда рад встрече с вами! А поговорить нам лучше не в казенном учреждении, а в хорошем месте, где нам накроют стол, и я смогу рассказать вам о лучших блюдах армянской кухни. Прошу, не откажите.
  Стрельцов, не первый день зная ротмистра, понимал, что у него практически нет шансов отказаться от приглашения, и согласно махнул рукой.
  Михаил Анташев был на семь лет младше Ильи Ивановича. Он ро-дился в Москве в обрусевшей армянской семье, бежавшей в екатерининские времена из Закавказья от турецких гонений. Неожиданно для всей родни Михаил поступил в Николаевское кавалерийское училище в Петербурге. По этому поводу он рассказывал друзьям: "Мой старенький прадедушка Геворк тогда сказал, Мишенька, ты позоришь весь наш честный торговый род, зачем ты решил, вот это, звенеть шпорами? Не хорошо, мальчик, что о нас люди подумают?!". Но мелодичный звон шпор казался юноше приятнее щелканья костяшек на счетах. При окончании училища Анташев учел, что в гвардию его не возьмут из-за происхождения, а отправляться в армейский кавалерийский полк, расквартированный в пыльном малороссийском местечке, не хотелось - стыдно перед родственниками. Удачно подвернулась вакансия в От-дельном корпусе жандармов. Его направили в военную контрразведку, где он успешно делал карьеру. Укреплению авторитета молодого офицера как-то поспособствовал Стрельцов, который помог начинающему контрразведчику разоблачить японского шпиона в Петербурге. За эту помощь Анташев считал себя на всю жизнь обязанным Илье Ивановичу, и чем мог оказывал содействие полковнику из разведки.
  Был Михаил выше среднего роста, плечистый, плотного сложения. В отличие от всей родни цвет волос имел не черный с сединой, а темно-русый с рыжинкой. Носил усы и бороду а-ля государь-император Николай II. Отличался отменным жизнелюбием: любил вкусно приготовить и поесть, выпить мог много и не пьянеть. Курил прекрасные папиросы из турецких табаков, которые получал от своих московских родственников. Холостяковал, но женщины у него были постоянно, слыл среди знакомых и сослуживцев весельчаком, балагуром и анекдотчиком. При этом отличался хорошим воспитанием и отменным чувством такта.
  На Невском ротмистр остановил лихача на дутых шинах, и офицеры помчались через Троицкий мост прочь из города. По дороге Михаил развлекал товарища еврейскими анектотами:
  - А вот, Илья Иванович, послушайте: "Еврей из Вильно написал письмо своему родственнику в Тамбов и в конце сделал приписку: "Дорогой Хайм, в это письмо я хотел вложить тебе сто рублей ассигнациями, но конверт уже таки заклеил!"...
  - Мишенька, этот анекдот "с бородой", я его слышал еще поручиком!
  - Хорошо, хорошо, Илья Иванович! Не буду спорить, но замечу - нет старых анекдотов, есть старые люди! Простите великодушно - не в ваш адрес. Слушайте другой: "Абрам вышел на крыльцо, взглянул на небо, увидел радугу, укоризненно покачал головой и сказал: "А-а, таки на это у них деньги есть!".
  Так, балагуря, они доехали до небольших деревянных домиков в районе Черной речки. Едва они вошли во двор одного из них, как почувствовали щекочущий ноздри аромат жарящегося на углях мяса. Появился хозяин, ротмистр обнял его:
  - Илья Иванович! Разрешите представить вам моего замечательного родственника. Зовут его Арташес, он давно приглашал меня, и сегодня у него дома будет праздник, потому что мы, наконец, встретились.
  Пока хозяин заканчивал возиться с мясом, его жена, Медея, малень-кая, полная женщина в черном платье, живо накрывала на стол. При этом она скороговоркой приглашала дорогих гостей садиться за стол: "Нэсты, нэсты!", отведать их скромные блюда и не в чем себе не отказывать. Отказать себе в чем-то действительно было невозможно. Арташес принес аппетитный, сочный шашлык. На столе в тарелках лежал тонкий армянский лаваш, глаза радовались обилию овощей, фруктов, а запахи дивно пахнущих разноцветных трав просто сводили с ума. Медея, как любая хозяйка армянского дома, конечно, поставила на стол долма и сметану.
  Мужчины к этому торжественному моменту успели выпить по рюмке крепчайшей тутовой водки, и приветствовали новое блюдо одобрительными возгласами. Застолье полилось тостами на русском и армянском языках, уговорами хозяев обратить особое внимание на то или иное кушанье: "Воски дзеркрум, газарнэль кшвац ни!", повторял Миша старую поговорку, мол, а в золотых руках и морковка свистит. Смех и разговоры не стихали. После одного из тостов Миша и его родственник отчего-то взгрустнули, обнялись и запели протяжную армянскую песню. Наконец, ротмистр вышел из-за стола покурить. Стрельцов поднялся вместе с ним.
  Они стояли в тенистом саду. Анташев, с грустью глядя вдаль, при-знался:
  - Думаю перевестись в Кавказскую армию. Есть сведения, что там, в Закавказье, очень многим людям, моим соотечественникам, сейчас помощь требуется. Вы, Илья Иванович, можете мне помочь в деле с переводом?
  - Я-то, Миша, помочь вам кое в чем могу. У моего бывшего начальника отделения полковника Заирова неплохие связи в штабе генерала Юденича, я могу вас познакомить с Дмитрием Владимировичем. Поговорите, обсудите. Вопрос в другом, кто же вас отсюда отпустит? Работы сейчас по вашей линии непочатый край! Подумайте...
  - Понимаю, что вы хотите сказать. Но мне надо с чего-то начинать. Ладно, подумаю. За поддержку спасибо. Я всегда у вас в долгу.
  - Не об этом речь. У меня к вам тоже несколько серьезных вопросов. Первый: насколько плотно ваша контрразведка на железнодорожном транспорте контролирует международную линию Швеция-Финляндия. Могу представить, что на том направлении немало агентов полковника Николаи кормится. Есть ли у вас на них управа? Мне ведь придется этим каналом связи воспользоваться для встреч со своей зарубежной агентурой.
  - Скажу без ложной скромности: в Финляндии мы за этой железной дорогой смотрим тщательно. Нет, германские агенты, конечно, пытаются нас обойти, но мы их нейтрализуем рано или поздно. На шведской территории у нас позиции слабее, там лишь периодически посматриваем за обстановкой. Но, если вы соберетесь туда отправиться, то мы приложим все силы, чтобы полковник Генерального Штаба воспользовался безопасным "окном".
  - Хорошо, Миша, с этим ясно. Второй вопрос: сегодня я был в вашем департаменте Особого делопроизводства и с одобрения начальства поставил контрразведке задачу по проверке благонадежности моих новых агентов. Насколько эффективно могут сейчас сработать ваши сотрудники по проверке объектов в Германии, к примеру? Как считаете?
  - Илья Иванович, были неплохие возможности. Думаю, и теперь ваших людей, как положено, установят по месту жительства и присмотрят за ними. А как поживают мои "крестники" - еврейская семья контрабандистов из Либавы?
  - Пока что ваши "крестники" один раз ушли на задание за линию фронта и вернулись без особых сложностей. У немцев на захваченном побережье Балтийского моря в Курляндии оккупационных войск почти нет. Солдат не хватает - все в боевых действиях участвуют. Поэтому контрразведывательный режим в тех местах, которые интересуют нашу разведку, пока слабый. Контрабандисты народ тертый, они пользуются брешами в охране побережья, прошли туда и обратно без проблем. Материалы ценные принесли по дислокации германских войск, наступающих в направлении Риги, а также по их новой военно-морской базе Либава. Посмотрим, что будет дальше.
  После серьезных разговоров возвращение за обильный стол оказалось особенно приятным. Хозяева явно заждались гостей, но не смели оторвать их от важной беседы.
  Вечером Анташев отвез Стрельцова в центр города, они зашли в госпиталь повидаться с Машей, заехали за вещами на Садовую, а потом неторопливо прошли до Балтийского вокзала, где стоял поезд на Ревель.
  
  
  
  
  Секретно
  
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  На 27 июля 1915 года
  
  Обстановка на Балтийском морском военном театре в начале те-кущего месяца значительно осложнилась. Германская армия вновь перешла в наступление. "Неманская армия" генерала Отто фон Белова захватила всю территорию Курляндии и вышла к побережью Рижского залива на участке от Ирбенского пролива до мыса Рагацем. 11 июля 8-я германская армия вошла в Митаву. Тем самым, противник приблизился к Западной Двине юго-западнее Риги. На левом берегу реки образовался выступ фронта, глубоко вклинившийся вдоль Рижского взморья в расположение германских войск. Части нашего Северо-Западного фронта оказались отброшенными германцами к Риге. Ставкой Верховного Главнокомандующего командованию Балтийского флота было приказано обеспечить оборону Рижского залива. В открытом море задачи флота по-прежнему остаются весьма ограниченными.
  Непосредственно на приморском фланге Рижского взморья дислоцируются малочисленные войсковые части, сведенные под командованием полковника Павлищева в так называемый Шлокский отряд (по названию местечка Шлока на взморье). Из артиллерии отряд располагает лишь несколькими батареями трехдюймовых орудий. Для поддержки отряда в Рижский залив 8 июля командующий флота направил канонерские лодки "Кореец" (командир капитан 2-го ранга Иван Константинович Федяевский) и "Сивуч" (командир капитан 2-го ранга Петр Нилович Черкасов). Решением командующего их передали в оперативное подчинение капитану 2-го ранга Алексею Васильевичу Стеценко, отвечающему за взаимодействие кораблей с сухопутными частями Рижского укрепленного района.
  Кроме того, командование флота, получив после победы у Готланда свободу распоряжаться подчиненными силами и средствами, 12 июля направило в Рижский залив для защиты Ирбенского пролива линейный корабль "Слава". Вход в пролив со стороны Балтийского моря был прикрыт массированными минными постановками, осуществлявшимися в течение всего месяца.
  Минные постановки наших эсминцев оказались эффективными: 26 июля при очередной попытке отряда германских сил пройти Ирбенским проливом в Рижский залив на русских минах подорвались и затонули два германских тральщика. Потеряв корабли, противник прекратил траление фарватера и начал отход из Ирбенского пролива. При выходе в Балтийское море подорвались на минах и получили тяжелые повреждения крейсер "Тетис" и миноносец.
  В настоящее время в Центральной Балтике наступило некоторое затишье. Однако по данным нашего радиоперехвата и агентурным сообщениям, в ближайшие дни противник продолжит интенсивное траление фарватера в Ирбенском проливе, а в течение следующих десяти суток ожидается очередная попытка германского флота прорваться в Рижский залив. С этой целью в Данциге будет формироваться ударный отряд, в состав которого войдут линейные корабли, крейсера, эсминцы и тральщики. По настойчивому требованию верховного командования кайзера присутствие значительных сил германского флота в Рижском заливе имеет цель облегчить наступающим сухопутным войскам окончание затянувшейся операции по захвату Риги.
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПОЛЕТ НАД ЗАЛИВОМ
  
  (август 1915)
  
  В поезде Стрельцову не спалось. Его Петроград, откуда он только что отправился в Ревель, вернее, его старый Петербург, где он жил прежде, не отпускал в мыслях. Город зримо предстал в воспоминаниях, где ребенком с родителями он радостно гулял по набережным Фонтанки. Потом в годы учебы в 1-м кадетском корпусе, который располагался в Меншиковском дворце, любимыми мальчишескими улицами стали линии Васильевского острова. Побегали по ним славно, позабавились кадетами.
  А дальше - Петербургская сторона: Павловское военное училище. Стрельцов был членом братства "павлонов", юнкеров-павловцев. Суровые внутренние законы старейшего столичного пехотного училища, восходившие к аскетизму императора Павла I, признавались военной кастой в качестве приоритетных. В начале 1890-х годов училище вернулось в прежнее здание на Большой Спасской улице, и "павлоны" царили на огромной территории от набережной Ждановки до Петропавловской крепости. Это при том, что через квартал от Павловского училища на Большой Гребецкой улице размещалось Владимирское военное училище. Юнкера-владимирцы не задирались к павловцам, по умолчанию признавая их авторитет.
  "Павлоны" продолжали держать форс и после выпуска: прекрасная подготовка в училище позволяла им оставаться первыми, и в гвардии, и в армии. Статистика начала ХХ века свидетельствует, что более половины слушателей военной академии Генерального Штаба на Суворовском про-спекте были выпускниками Павловского училища. Стрельцов родился че-тырьмя годами позже Николая Августовича Монкевица, своего будущего "шефа" в разведке. Четырьмя годами после него произведен в подпоручики после того же Павловского училища и выпущен в лейб-гвардии Литовский полк, где познакомился с Монкевицем. Из Варшавы Монкевиц уехал поступать в академию Генштаба, Стрельцов по прошествии нескольких лет уехал туда же. В 1910 году два "павлона" встретились на Дворцовой площади в Главном управлении Генерального штаба.
  Илья Иванович стоял у темного окна мчавшегося в ночи поезда и раскладывал на "кусочки" свою жизнь в Петербурге. После училища он женился и увез молодую жену в Варшаву, где родились обе дочери. В 1906 году семья выпускника академии Генштаба уехала в Китай, где прожила более трех лет. Именно там, в душном и влажном климате Циндао супруга Стрельцова заболела в первый раз. Возвращение в Петербург не принесло ей облегчения и привело к трагическому финалу.
  Теперь год длится война, конца края которой не видно. Столичная жизнь для полковника закончилась по собственному желанию. Вернется ли он "на брега Невы", как писал поэт, Бог ведает!
  Здесь в пустом коридоре вагона Илья Иванович вдруг, словно наяву, вспомнил, насколько он точно напророчествовал в прошлом году. После своего дня рождения в июне 1914-го он пригласил в гости соседа по дому ротмистра Кавалергардского полка Вяземского и, изрядно выпив, произвел суровую оценку международных дел России. Стоя у карты Европы, Стрельцов понимал, что в обществе соседа ему нечего скрывать, поэтому говорил предельно откровенно. По его словам, вот-вот должна была начаться война, в которую союзники по Антанте непременно втянут Николая II. России с Германией делить нечего, а если и есть чего, то в любом случае на большую войну это не потянуло бы, поэтому русские полки пойдут в бой только в интересах чужих стран, Франции и Англии. Более того, к войне страна подготовлена плохо, поэтому полкам на фронте придется туго. Все, кому не лень говорить о предстоящей войне, дают ей младенческий срок, не более полугода, а для огромной битвы, в которую она, скорее всего, превратится, не хватает в нужном количестве артиллерийского и стрелкового вооружения, аэропланов и автомобилей, снарядов и патронов, продовольствия и медикаментов. Полкам на фронте придется туго! Полки будут отступать вглубь территории империи!
  Вяземский тогда лишь качал головой и просил соседа успокоиться. Успокоиться... Хорошо, если бы все то, что он тогда наговорил в состоянии возбуждения, оказалось лишь горячечным бредом. Но, ведь пророчество сбылось в точности до мелочей. Сосед сейчас в армейской кавалерии воюет где-то на Западном фронте, а он снова едет воевать на Балтику. Так что оба видят, что произошло с Россией за прошедший год. Немец дошел до Риги и Львова!
  В раздумьях под стук колес Стрельцов простоял у темного окна полночи.
   Утром с поезда он быстро прошел в разведотделение, в свой "скворечник". Взволнованный Ренгартен ждал начальника с ворохом бланков радиоперехвата: по докладам с постов становилось совершенно ясно, что противник затевает выход отряда разнородных сил в направлении Ирбенского пролива. Иван Иванович расстроено докладывал:
  - Мы выявили около двух десятков германских эсминцев и тральщиков. Вместе с ними идут наши давние знакомые крейсера "Аугсбург", "Бремен" и "Пиллау". Подтвердилось присутствие линкора "Нассау". Но, Илья Иванович, в отряде насчитывается почти полсотни вымпелов - это целая эскадра под командованием вице-адмирала Эрхарда Шмидта. Какие силы еще входят в состав отряда, радиоразведка точно на данный момент доложить не может. Агентура наша тоже пока молчит, видимо, противник принял максимальные меры скрытности. А командующий Канин и начальник штаба флота срочно требуют данных о составе германских сил. Звонил Непенин, злой, как черт, грозил отдать нас с вами под суд, если к вечеру сего дня у него не будет полных данных о противнике.
  - Не будем нервничать, уважаемый Иван Иванович! У вас есть район сбора кораблей противника?
  - Шмидт собирает все силы в точке, расположенной в двадцати милях к западу от Либавы. Вот карта!
  Стрельцов с помощью циркуля подсчитал расстояние:
  - От Ревеля до нее почти пятьсот километров. Для наших гидроаэропланов-"пятерок", "Эм-пятых", дальность полета составляет четыре с половиной сотни километров. Значит, надо лететь на разведку с воздухоплавательной станции Кильконд, что на острове Эзель. Оттуда до "точки Шмидта" около двухсот сорока километров, то есть на пределе можно долететь до эскадры, разведать ее и вернуться на станцию.
  - Илья Иванович! Что вы задумали?! Хотите на аэроплане лететь на разведку германских кораблей? Да, не дай Бог, что-то с вами случится, как тогда быть...
  - Ренгартен! Что вы паникуете? Возьмите себя в руки! Подумайте, кому еще можно сейчас лететь? Вы отвечаете за радиоразведку, ваша задача - собирать сведения радиоперехвата, анализировать их и передавать в штаб. Наш Володя Тихонов уехал в командировку, вернется только через неделю. Посылать на аэроплане одного летчика без разведчика - нельзя: может упустить важные сведения! Что остается? Правильно, Иван Иванович, лететь надо мне. Лучше меня разведывательные признаки немецких кораблей на сегодняшний день мало, кто знает. Вы останетесь в Ревеле за старшего. Из Гельсингфорса звонить будут - скажите, мол, Стрельцов срочно на аэроплане вылетел на наш радиопост в Кильконде. Обещал вечером доложить полную картину по замыслу противника и составу его сил. А вам надо собирать всю информацию по этому вопросу и отправлять ее не только в штаб флота в Гельсингфорс, но и на пост в Кильконде. Как только я там появлюсь, буду анализировать все доклады, сопоставлять с тем, что удастся добыть, и слать депеши Непенину.
  - Илья Иванович, не дай Бог!
  - Не будем терять время. Я еду к заведующему воздухоплаванием Балтийского флота капитану 2 ранга Дудорову. Из Ревеля полечу на станцию воздухоплавания Кильконд.
  Борис Петрович Дудоров, один из самых известных морских летчиков германской войны, встретил Стрельцова дружелюбно и сразу согласился помочь разведчикам выполнить задачу по поиску отряда кораблей противника. Отчаянная идея полковника пришлась по вкусу храброму летчику, и он сразу предложил свой план:
  - Илья Иванович, у меня два экипажа летающих лодок готовятся к вылету на разведку в Центральную Балтику. Я им срочно поменяю маршрут: пойдут на Кильконд, там заправят баки горючим, а дальше - прямиком к точке рандеву германского отряда. Горючего хватит, чтобы выйти в точку, пройтись над кораблями. Нужно зафотографировать их, на аэроплане специально установлена кинокамера, а потом вернуться на Кильконд. Вы полетите на лодке штабс-капитана Николая Яковлевича Троицкого, он опытный морской летчик, воюет с начала войны, имеет за плечами не одну сотню успешных вылетов. Его штурман не полетит, вы будете штурманом и разведчиком. Еще и кинооператором. А коли нужда придет, как стрелок, возьмете в руки пулемет "Льюис" и палить по немцу станете. Согласны?
  - Борис Петрович, полагаю, это единственно возможный вариант. Прошу вас, не будем медлить. Дело мое весьма срочное.
  - Медлить-то мы не будем. Вылет через полчаса, аппараты пока за-правляются. Летчики к полету готовы. Меня интересует другое: вы сами на аэропланах прежде летали? Как полет переносите? Бывает и такое, на земле человек смел и крепок, а в небо поднимется - в руках дрожь, в глазах темень.
  - Не летал, скажу честно. Но ходил на миноносцах в крутую волну, с морской болезнью справлялся. Надеюсь, что и в воздухе не опозорюсь.
  - Добро! Сейчас вам принесут наши "доспехи", кожаные галифе, куртку, сапоги и шлем. Надо переодеться, потому что в своем обмундировании промокнете насквозь, потом измерзнетесь, так как наверху, в небесах, очень холодно. А пока по нашей традиции авиаторов надо "хлопнуть" по сто граммов коньячку, чтобы душа и тело к первому полету были готовы.
  С этими словами Дудоров достал из шкафа металлическую флягу и блестящие стаканчики, наполнил их доверху, кивнул полковнику "Будем здоровы!", и одновременно с ним выпил крепкую благоухающую жидкость.
  - Довоенный "Шустовский" коньяк, - довольно сообщил он и разломил плитку шоколада на двоих.
  Переодевшись в экипировку пилотов морской авиации, Стрельцов пошел к стоянке гидроаэропланов, которая находилась в Ревельском заливе, в том месте, где морские воды встречались водами речки Бригитовки, протекавшей мимо монастыря ордена Святой Бригитты. Илья Иванович посмотрел в сторону Пирите, где они катались на лодке и купались с Кристиной. Воспоминание о свидании с женщиной окатило приятным теплом. К офицерам-летчикам он подошел с легкой улыбкой на лице. Пилоты заулыбались в ответ. Они только закончили по карте изучать новый маршрут полета, о котором сообщил Дудоров. Рядом с ними к берегу крепился дощатый настил плавучего пирса, где к рымам, словно прогулочные лодки, были пришвартованы гидросамолеты. Возле двух крайних суетились механики, прогревали моторы, проверяли механизмы перед дальним полетом.
  Стрельцов познакомился с пилотами. Штабс-капитан Троицкий, не-высокий широкоплечий офицер, морской летчик, почему-то стоял в форменной офицерской каракулевой папахе с кокардой, такой, какие обычно носят строевые пехотные офицеры. Трое других пилотов были одеты в одинаковые шлемы, так же как и Илья Иванович. Он с удивлением заметил в руках одного из офицеров пушистого котенка, который сосредоточенно грыз перчатку своего хозяина. "Странные люди, эти пилоты", - подумал полковник и взглянул на Дудорова. Но тот, покуривая длинную сигару, ничему не удивлялся и, как ни в чем не бывало, убирал в планшет рабочую карту командира. Щелкнул клапаном планшета, резко махнул рукой: "С Богом!" и пошел в сторону штаба, не попрощавшись.
  Офицеры занимали места в аэропланах, и первым разместили в кабине Стрельцова. Он с непривычки прямо-таки плюхнулся на кожаное сидение, летающая лодка закачалась на воде. Командир ведомого самолета отдал котенка механику и занял свое место, переговариваясь со штурманом. Наконец, Троицкий снял папаху, аккуратно положил в свой отсек, достал оттуда шлем, одел и застегнул его по всем правилам. Механики отдали швартовые концы, и лодки свободно порулили на чистую воду залива. Стрельцов надвинул на глаза очки и осматривался на новом месте. Под ногами лежал на боку ручной пулемет, он наклонился и осмотрел оружие: "Льюис" - система знакомая, справлюсь, если понадобится", - мелькнуло в голове. Командир оглянулся и жестом показал, что нужно пристегнуться ремнями к креслу. Затянув лямки, Илья Иванович почувствовал себя единым целым с этой гудящей машиной, от которой резко пахло бензином и разогретым маслом. Рев винта нарастал, с басовитого звучания перешел на звон фальцета, и лодка, набирая скорость, понеслась по поверхности залива. Неожиданно шлепки волн по фюзеляжу прекратились, возникло странное ощущение невесомости, а вода, которая только что плескалась совсем рядом, уходила вниз метр за метром. Еще несколько минут - и стало понятно, что аэроплан поднялся в воздух. На душе человека, ни разу не поднимавшегося в небесные просторы, стало легко, как от прекрасной музыки. Действительно, хотелось петь!
  Слева чуть сзади летела вторая машина, а впереди перед самолетами увеличивались в размерах дома Ревеля. Справа расстилалась зелень морской воды, по которой двигались "игрушечные" кораблики и лодки. Стрельцов наклонил голову вправо и принялся разглядывать морской порт со знакомыми силуэтами. Он потренировался в определении их типов и наименований: эсминцы "Пограничник", "Охотник", "Резвый", тральщики номерные, подводная лодка "Акула". Крейсеров нет ни одного. Посмотрел влево, внизу мелькали улицы и площади города, вон железная дорога и вокзал, куда он приехал сегодня утром. Рядом должен быть "скворечник", но не усмотреть его под крылом, где-то дальше дом Кристины. Людей можно разглядеть: маленькие, спешат по своим делам. Высоко аэроплан забрался, лиц, конечно, не разобрать. А машины, повозки, телеги - все видно, как на ладони.
  Ревель остался сзади, а впереди, насколько хватало глаз, простиралась зелень лесов и полей, поделенных на прямоугольники. Изумрудное пространство прорезали дороги, по которым двигался транспорт. Картина настолько завораживала, что Стрельцов то и дело поворачивал голову, чтобы рассмотреть что-то привлекшее внимание. Неожиданно впереди снова заблестели широкие просторы воды. Земля посреди воды... Знакомые очертания... Так, это остров Даго выглядит столь необычно с небесной выси! Где-то среди высоких сосен должен прятаться радиопост, на котором служит офицером оперный певец Оленев. А за Даго скоро появится и второй остров - Эзель.
  Но в этот момент с моря быстро налетели облака, вокруг самолета хлопьями высыпал густой туман, а по лицу покатились капли мороси. Началась сильная болтанка, Илья Иванович инстинктивно схватился за металлические скобы в кабине. И вовремя это сделал, потому что в следующую секунду почувствовал, что быстро падает вниз, а сердце и все то, что внутри организма находилось ниже сердца, наоборот, устремилось кверху. Он хватил ртом побольше воздуха и сколько мог сдерживал дыхание, чтобы усмирить рвотные позывы.
  Вдруг аэроплан вывалился из облака и, как будто бы обрел прочную опору. Рядом слева появился ведомый, пара начала снижаться к земле - под аэропланами расстилался остров Эзель. Командир повернулся к Стрельцову и показал рукой вперед: там, прикрытые широким лесистым мысом, на глади воды строем стояли гидроаэропланы. Понятно, надо садиться, потому что впереди появилась воздухоплавательная станция Кильконд. Неужели с момента взлета прошло больше двух часов? Казалось не более получаса!
  Аэроплан опускался все ниже, его фюзеляж опять начало болтать. Вот под крылом появилась чистая вода и, наконец, сильный шлепок о мор-скую волну известил об окончании первой части полета. Летающие лодки с недовольным гудением подруливали к пирсу для заправки топливом. Пол-ковник отстегнул ремни и попытался выбраться из кабины, но у него ничего не получилось. Сильные руки механиков подхватили его подмышки и поставили на твердый настил. Покачивало. Стрельцов сосредоточился и медленно пошел вперед, сделав знак, что дальше пойдет сам.
  В штабе авиаотряда начальника разведывательного отделения флота ждал командир пункта радиоперехвата на острове Эзель. Они закрылись в кабинете, и Стрельцов мельком посмотрел последние сообщения с поста. Ничего нового не узнал. Германские корабли шли, соблюдая режим радиомолчания. "У меня нет выбора, - думал полковник. - Часов через пять вся германская армада появится у входа в Ирбенский пролив, а у разведки до сих пор нет сведений, какие корабли идут под флагом вице-адмирала Шмидта. Стыдно!". По телеграфу на связь из Ревеля вышел Ренгартен, который сообщил, что командующий Канин подходит вместе с флотилией из 16 эсминцев к военно-морской базе Куйваст на острове Моон у восточного входа в Рижский залив. В заливе на позиции стоит линкор "Слава". Возле Усть-Двинской крепости, рядом с Ригой, базируются канонерские лодки "Кореец", "Сивуч", "Храбрый" и минный заградитель "Амур". На разведку к Ирбенскому проливу отправлены наши подводные лодки. Непенин ждет доклада Стрельцова по обстановке.
  В дверь кабинета просунулась голова штабс-капитана Троицкого в папахе:
  - Лодки к полету готовы, - доложил он.
  Стрельцов встал, кивнул головой и ответил:
  - Летим!
  У пирса аэропланы привычно гудели моторами. Их взлет не занял много времени. Стрельцов теперь не был любопытным расслабленным пассажиром, он приступил к выполнению разведывательной задачи, которую поставил себе сам. Сосредоточенным взглядом изучал все, что происходило на поверхности моря. Вот след от перископа подводной лодки, чья она, наша или чужая? Пока неважно. Нужны корабли...
  Корабли появились через час полета. Впереди шла группа из 14 тральщиков. На отдалении около десяти миль виднелись дымы другой группы противника. Стрельцов показал командиру, что надо снизиться, и аэроплан скользил над водой на высоте не более ста метров. Впереди в несколько кильватерных колонн шли основные силы эскадры Открытого моря. 12 эсминцев находились в голове строя, за ними резали волну пять крейсеров: "Мольтке", "Аугсбург", "Бремен", "Грауденц", "Пиллау", два броненосца: "Брауншвейг" и "Эльзас", два линейных корабля: "Позен" и "Нассау". На последнем развивался флаг командующего эскадрой вице-адмирала Шмидта - белое полотнище с одним большим черным крестом и двумя малыми. "Хорошо бы по ним торпедный залп дать", - зло думал Илья Иванович.
  Замыкали строй еще двенадцать эсминцев. Их малокалиберные пушки открыли огонь по низколетящим русским самолетам. А те обошли почти парадный строй наступающих сил противника, поднялись до пятисот метров и пошли курсом на северо-восток. В этот момент застрекотал пулемет второй летающей лодки: со стороны берега к нашей паре приближались четыре германских "Альбатроса". Стрельцов убрал киноаппарат, вынул из-под ног ручной пулемет и взвел его для стрельбы. Немецкие самолеты держались тесной группой, выбирая себе жертву. Но русские летающие лодки "М-5", зная собственное преимущество перед "Альбатросами", начали крутой набор высоты. Потолок у наших был три тысячи метров, а у немцев на полутора тысячах начинал чихать мотор.
  На большой высоте Стрельцов почувствовал, что ему не хватает воздуха, в висках застучало, голова кружилась. Несмотря на холод из-под шлема и очков текли струйки пота. Стиснув зубы, он пытался выровнять дыхание. С усилием осмотрелся и обнаружил, что германские самолеты шли таким же курсом, но гораздо ниже. Наша пара на предельных оборотах моторов направлялась к острову Эзель. А от острова к ним приближались шесть самолетов с русскими опознавательными знаками. "Альбатросы" отвернули в сторону берега, и тогда летающие лодки пошли на снижение. Расходясь курсами с группой встречных аэропланов, Троицкий и его ведомый приветливо покачали крыльями. Через десять минут оба заруливали на посадку.
  В штабе Стрельцов отправил Непенину долгожданную шифрованную телеграмму:
  
  "07 августа. 19:00. В точке 57 градусов 21 минута северной широты, 20 градусов 44 минуты восточной долготы проведенная авиаразведка обнаружила отряд кораблей противника в составе:
  - линкора "Нассау" (флаг в-а Шмидта);
  - линкора "Позен";
  ....
  Всего 47 вымпелов, курс 45 градусов, скорость 17 узлов.
  Авиаразведка будет сопровождать отряд противника.
  Стрельцов".
  
  Через пять минут пришел ответ:
  
  "Благодарю за службу.
  Данные переданы комфлоту. Наши силы разворачиваются в Риж-ском заливе.
  Вам находиться Кильконде. Разведку продолжить. Результаты докладывать немедленно.
  Непенин".
  
  Илья Иванович воспользовался высоким положением флагманского офицера штаба флота и отдал распоряжение командиру воздухоплавательной станции Кильконд продолжать воздушную разведку приближающейся германской эскадры. В небе над кораблями противника должны постоянно находиться наши аэропланы. Распоряжение было исполнено в точности: едва одна пара летающих лодок шла на посадку, на смену ей взлетала следующая. В начале пятого утра старший пилот пары, возвратившейся после облета кораблей противника, сообщил важные сведения. В штаб тут же отправилась шифровка:
  
  "08 августа. 04:00. Немецкие тральщики начали операцию по подготовке прохода в минном заграждении в западной части Ирбенского пролива. Их прикрывают шесть эсминцев. Главные силы противника находятся в Балтийском море на дистанции восемь миль от передовой группы.
  Стрельцов".
  
  Ответа на телеграмму не последовало. Илья Иванович сразу понял, что началась активная фаза операции германского флота по прорыву в Рижский залив. Сейчас все имеющиеся под рукой у Канина корабли выйдут на боевые позиции, чтобы воспрепятствовать действиям противника. Стрельцов решил из Кильконда перебраться на мыс Церель, перед которым как на арене цирка можно будет видеть, как развиваются события. Строго наказав командиру радиопоста в Кильконде постоянно находиться с ним на связи, полковник на грузовике, который возил снаряды из арсенала в глубине острова на батарею морских орудий мыса Церель, добрался до места назначения. Рядом с батареей находился замаскированный в бетонных укреплениях пост наблюдения и слежения за обстановкой, где имелась связь с Непениным и с радиопостами на островах Эзель и Даго.
  Рассвело, и Стрельцов в мощные оптические приборы рассматривал германские тральщики, которые на расстоянии четырех миль от него проводили траление участков на входе в Ирбенский пролив. Примерно через час с севера подошли наши канонерские лодки "Кореец", "Сивуч" и дивизион эсминцев, которые с ходу открыли огонь по тральщикам и эсминцам прикрытия. Стрельцову было видно, что снаряды наших кораблей достигают цели, на двух эсминцах начались пожары. Немцы в свою очередь активно огрызались, снаряды с обеих сторон, взрываясь при недолетах, поднимали высокие всплески воды. Вдруг по проливу разнесся тяжелый грохот, и в том месте, где только что находился германский тральщик, возник огромный фонтан из воды и пара. Противник понес первую боевую потерю, на русской мине подорвался тральщик Т-52.
  В десять тридцать стрельбу начал линкор "Слава", удачно прикрытый от противника изгибами острова Эзель. Его тяжелые залпы оказались успешными - один из германских эсминцев, объятый пламенем сильного пожара на палубе, покинул общий строй и тихим ходом ушел в сторону моря. Управлением огня линкора занимался артиллерийский корректировщик, расположившийся рядом со Стрельцовым на посту НиС. Через некоторое время в фонтане воды и страшном грохоте сгинул еще один германский тральщик - Т-58. Остальные "тральцы" по одному начали выходить из боя, их прикрывали эсминцы, которые получили команду подвергнуть обстрелу позиции русских на мысе Церель, откуда так удачно корректируется огонь линкора "Слава". Обо всем, что происходило перед глазами, Илья Иванович оперативно докладывал командованию.
  Чуть позже стало понятно, что обстрелом мыса Церель занялись не только эсминцы, но и крейсера с линкорами, находившиеся вне зоны види-мости. Взрывы их тяжелых снарядов перепахивали землю и "расклевывали" в крошку бетонные укрепления. Один из взрывов пришелся прямо капониру, где находился Стрельцов. После грохота пришедшие в себя люди отплевывались от завесы пыли и дыма, накрывшей помещение. Слышались стоны раненых. Кто-то крикнул: "Санитар!", и Илья Иванович, сильно ушибший обо что-то левое плечо при взрыве, морщась, пошел смотреть, что произошло с людьми на посту. К нему тут же подбежал один из санитаров и скороговоркой произнес:
  - Вашбродь, у вас плечо в крови.
  А потом, обернувшись, крикнул:
  - Сюда носилки! Пилот ранен!
  До Стрельцова сквозь звон в голове дошло, что речь идет о нем, ведь он второй день ходил в летной кожаной амуниции - переодеться на острове было не во что. Он сменил лишь шлем пилота на морскую фуражку, взятую по случаю на посту радиоперехвата. Пока он, оглушенный взрывом, медленно размышлял, два санитара сняли с него кожаную куртку, разрезали рубаху на плече, и начали обрабатывать его ушиб. Правда, тот, что постарше сказал:
  - Повезло вам, вашбродь, осколок маленький, прошел навылет, ни суставы, ни кости не пострадали. Крови только много текет, видать артерию зацепил. Щас получше забинтуем. Да, вы ложитесь на носилки, не то голова закружится.
  "Ну, вот, Стрельцов, и тебе досталось", - почему то с иронией сказал сам себе полковник. Его уже куда-то несли. Здоровой рукой он помог себе опереться, сел на носилках и приказал санитарам:
  - Я - полковник Стрельцов из штаба флота. Срочно вызовите мне командира поста.
  Сообщение о ранении полковника быстро возымело действие. По распоряжению Непенина, его отвезли на пост радиоперехвата, а оттуда вновь на воздухоплавательную станцию Кильконд. Штабс-капитан Троицкий, усаживая в аэроплан своего важного пассажира, ворчал:
  - Ну, вот столько налетали на наших "бабочках" беззащитных, и живы-здоровы были. А за крепостные стены забрались, и вон что случилось. Я всегда говорю, в небе спокойнее, чем на земле.
  Два часа полета в Ревель Стрельцов проспал: он давно был на ногах и без отдыха. На станции у речки Бригиттовки его встречали "кавторанг" Борис Петрович Дудоров и врач. Плечо было повергнуто тщательному осмотру. Вердикт полевого хирурга гласил: "Заживет, как на собаке!". Дудоров для профилактики вновь разлил по стопкам "довоенный" коньяк и пожелал выздоровления.
  Автомобиль доставил Илью Ивановича в разведотделение. В "скво-речнике" начальника ждали помощники Ренгартен и Тихонов. Ренгартен доложил, что немцы пока выжидают у входа в Ирбенский пролив, Шмидт решает, что делать дальше. А Непенин телеграфом сообщил, что дает полковнику два дня отдыха на выздоровление, но потом сам приедет в Ревель для решения ряда вопросов.
  
  Добравшись до дома, Стрельцов прямо-таки упал в постель, едва успев раздеться. Но за ночь он отдохнул и набрался сил, оттого утром чувствовал себя вполне сносно. Ему пришло в голову, что неплохо было бы пригласить Кристину, с которой он расстался десять дней назад, и порадовать даму подарком, привезенным из Петрограда. Он знал наверняка, что она будет в восторге от такого сюрприза.
  Кристина появилась во второй половине дня и сообщила, что может остаться до утра. Потом, иронично улыбаясь, добавила: "Если господин полковник не соберется сегодня вечером уехать на войну, вытолкав гостью на улицу". Они пили кофе, сидели и разговаривали о всяких пустяках. Гостья пребывала в обычном для нее состоянии избалованной дамы. Но ее поведение вмиг изменилось, когда она заметила гримасу боли на лице Стрельцова и марлевую повязку на плече. Было видно, что она искренне проявляет сострадание к человеку, получившему ранение в бою. Все увещевания полковника в том, что случай не стоит внимания, что рана - пустяшная, скоро зарубцуется и не оставит напоминаний, на Кристину не действовали. Ей не терпелось оказать какую-то помощь пострадавшему, и успокоилась она лишь тогда, когда Илья Иванович согласился на перевязку ее руками. Медицинских навыков у женщины не было, но она очень старалась и под руководством самого раненого аккуратно обработала плечо и сделала перевязку вполне себе, словно доктор научил.
  Следующей ее ошеломляющей идеей стало желание собственноручно помыть в ванне раненого, которому трудно одному справиться с такой процедурой. Про себя Стрельцов подумал, что, к счастью, новоявленная сестра милосердия не умеет делать уколы. Без отпирательств он позволил раздеть себя и препроводить в ванную комнату, где в чугунной ванне уже плескалась вода. Прежде, чем заняться подготовкой к мытью, Кристина без какого-либо кокетства сняла чулки и платье. Оставшись босиком и в кружевной нижней рубашке, под которой проглядывало красивое белье, она превратилась в истинную финско-эстонскую богиню чистоты Сулис, которая заведует порядком в саунах. С вдохновением намыливала, терла, поливала водой и споласкивала мужчину до тех пор, пока он не стал скрипеть от чистоты. Тогда богиня вытерла его полотенцем и проводила в постель, сказав, что скоро придет сама.
  Утром Кристина расхаживала по комнате в белой мужской сорочке, поскольку не было халата, и демонстрировала длинные стройные ноги. Стрельцов на правах выздоравливающего оставался в постели, но вручил даме привезенный подарок - французские и итальянские журналы мод лета 1915 года. Восторгу гостьи не было предела! Поджав ноги, она расположилась на диване и с наслаждением разглядывала цветные рисунки и выкройки известных модных домов Европы. О присутствии мужчины она, казалось, забыла совсем. Хотя нет, иногда, не отрываясь от созерцания мира высокой моды, бросала реплики:
  - Представляешь, европейские дамы, наконец, избавляются от этого убогого стиля "милитари"! А в начале войны, будто с ума посходили, винтовки с патронташами еще бы вместо сумочек носили...
  Или:
  - Милый! Нет, ну к чему такие воротники! Тебе бы это понравилось? Не понимаю, что здесь хорошего...
  И тому подобное.
  Расстались в этот раз без слез и вполне мирно. Кристина спросила, надолго ли он заглянул в Ревель. Стрельцов смущенно пожал плечами, а она понятливо и грустно улыбнулась.
  
  Всю следующую неделю полковник почти круглосуточно находился в разведывательном отделении и сравнивал, объединял, правил потоки поступающей информации о событиях в Рижском заливе.
  Германский вице-адмирал Шмидт после первой попытки прорыва более суток простоял со своей армадой у входа в Ирбенский пролив. Наконец, он решился пустить в ход крейсера и эсминцы - надо же было выполнять приказ Адмиральштаба! Противоположную задачу - не отдавать противнику Рижский залив - решал вице-адмирал Канин, который выполнял заветы адмирала Эссена. Василий Александрович маневрировал теми незначительными силами, которые находились в его распоряжении. И каждый командир корабля бился с противником на пределе возможностей, добывая славу в противостоянии.
  В ночь на 17 августа новейшие германские эсминцы V-99 и V-100, вступившие в состав флота только весной 1915 года, осуществляли поиск линкора "Слава". Вместо линкора несколько раз вынужденно вступали в перестрелку с нашими эсминцами. Завершая безрезультатный поиск, немцы обнаружили идущий навстречу одинокий русский корабль и открыли по нему стрельбу. На их беду кораблем оказался прославленный эсминец "Новик". Его командир капитан 2 ранга Беренс, будто медведь с дворнягами, за семнадцать минут боя сумел расправиться с V-99 и нанести тяжелый ущерб V-100. "Девяносто девятый" потерял управление, выскочил на минное заграждение и взорвался, а "сотый" еле ушел с развороченной кормой.
  Утром 19 августа вышедшая на боевую позицию возле острова Эзель подводная лодка Е-1провела торпедную атаку германского крейсера "Мольтке", направлявшегося в Ирбенский пролив. У крейсера после взрыва торпеды образовалась пробоина в правом борту. В результате, еще один поврежденный германский корабль покинул эскадру и ушел на длительный ремонт.
  Вечером 19 августа вице-адмирал Канин приказал всем кораблям уйти на позиции за остров Моон - оставаться в западной части залива в присутствии всей эскадры вице-адмирала Шмидта было опасно. Но две канонерские лодки "Сивуч" и "Кореец", не успевшие покинувшие свои позиции из-за постановки мин около Усть-Двинска, были застигнуты крейсером "Аугсбург" и двумя миноносцами. Русские корабли открыли прицельный огонь по врагу, который в горячке боя принял "Сивуча" за линкор "Слава". А орудия канонерки и били, как пушки линкора, ураганным огнем вместе с "Корейцем" они повредили крейсер "Аугсбург" и миноносец. Командир "Сивуча" капитан 2 ранга Петр Нилович Черкасов, после того как в получасовом бою его корабль после прямого попадания потерял ход, приказал командиру "Корейца" уходить в Моонзунд, а сам продолжил смертельный бой. Подошедшие на помощь "Аугсбургу" линкоры "Позен" и "Нассау" добили героическую ка-нонерскую лодку. За этот бой "Сивуч" назвали "Балтийским "Варягом". Поврежденный "Кореец" вынужден был выброситься на камни, так как тяжелые повреждения не дали ему далеко уйти.
  В следующую ночь на 20 августа подорвался на мине и затонул германский эсминец S-31, который находился в дозоре между островом Руно и мысом Доменес. Кроме того, немцы затопили на подходе к Пернову (Пярну) три брандера. Эту операцию прикрывали крейсер и три эсминца, но она оказалась бессмысленной, потому что русские не пользовались Перновской гаванью.
  Вице-адмирал Шмидт, озабоченный мощным сопротивлением легких сил вице-адмирала Канина, утратил решительность и сутки простоял на якорях возле острова Кюно посреди Рижского залива. Шмидт с немецкой пунктуальностью анализировал плюсы и минусы. Его эскадра потеряла эсминцы V-99 и S-31, тральщики Т-46, Т-52 и Т-58. Линейный крейсер "Мольтке", крейсера "Тетис" и "Аугсбург", эсминцы V-100, S-144 и тральщик Т-77 получили тяжелые повреждения. Русские лишились канонерских лодок "Сивуч" и "Кореец", а линкору "Слава" и эсминцу "Сибирский стрелок" требовался ремонт после полученных в боях попаданий. Расклад оказался явно не в пользу германского адмирала. Вместо спокойной плановой операции он получил продолжительную и кровопролитную битву. Адмирал прорвался в Рижский залив, но оставаться в нем под прицелом русских сил, еще не вступавших в бой, ему не хотелось. 21 августа германская эскадра повернула в Ирбенский пролив и ушла в Либаву. В итоге все потери адмирала Шмидта оказались бесполезны, он так и не выполнил задачи, поставленные берлинским Адмиральштабом.
  
  Секретно
  
  Выдержки из РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫХ СВОДОК
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  за август 1915 года
  
  Агентурное сообщение по докладу командира 8-й германской флотилии миноносцев о бое с канонерской лодкой "Сивуч":
  "Противник храбро сражался до последнего мгновения; надстройки его были разрушены, внутри происходил взрыв за взрывом, и борт его был раскален и красен, как жаровня. В 21.30 корабль перевернулся со всем его мужественным экипажем. Вместе с "Позеном" по канонерской лодке, принятой за "Славу", стрелял также линкор "Нассау". Моя флотилия миноносцев провела атаку, выпустив по нему четыре торпеды...".
  Аналитическая справка по обстановке в Рижском заливе:
  
  "В августе 1915 года германский флот, перейдя к активным действиям, предпринял попытку прорыва в Рижский залив. Его остановили именно наши минные заграждения: потеряв на русских минах три тральщика и два эсминца, повредив крейсера, из-за угрозы новых потерь германское командование вскоре отменило свои планы. Это привело затем и к срыву наступления их сухопутных войск на Ригу, так как оно не было поддержано с моря флотом. Германская армия, наступавшая на Ригу, осталась без поддержки флота, и Рига была спасена. Балтийский флот немедленно возобновил и усилил минные заграждения, тем самым отстоял Рижский залив".
  
  21 августа штаб Балтийского флота телеграфировал командирам дивизий, бригад и отдельных частей об окончании операции по предотвращению прорыва германского флота в Рижский залив и возвращении кораблей эскадры Канина в места постоянной дислокации. Немедленно после окончания операции в Ревель приехал контр-адмирал Непенин. В порту его встречал полковник Стрельцов, который сразу повез начальника в тот самый "скворечник", где они познакомились почти полгода назад.
   Адриан Иванович поздоровался с помощниками начальника разведывательного отделения Иваном Ивановичем Ренгартеном и Владимиром Константиновичем Тихоновым, а потом направился беседовать со Стрельцовым один на один в его кабинет. У большой карты, раздвинув занавески, скрывавшие ее от посторонних глаз, Непенин живо изложил свою точку зрения на развитие радиоразведки на Балтийском флоте.
  События последнего времени доказали командованию флота и адмиралам в Морском Генеральном штабе, что в планировании морских операций и претворении разработанных планов в жизнь данные о намерениях и действиях противника, добытые постами радиоперехвата, имеют все более важное значение. Дело дошло до того, что любой крупный чин военно-морского командования не начинает новый день без чтения разведывательных сводок о положении и действиях противника, в которых значительная доля данных добыта радиоразведчиками. С учетом серьезного отношения командования к результатам деятельности постов радиоперехвата, Непенину не составило большого труда убедить флотское командование и высшее руководство в Адмиралтействе в необходимости выделить средства на развертывание нескольких новых радиопостов на островах в Финском заливе. Будем устанавливать новую аппаратуру системы Беллини и Този, добавил контр-адмирал, поскольку она может обеспечить более высокую точность пеленгования по сравнению с первыми разведывательными радиопеленгаторами системы Ренгартена. Вопросы оборудования создающихся подразделений радиоразведки специальной техникой вновь лягут на плечи Ивана Ивановича, который перед войной уже занимался созданием первых радиопостов, тех, что сегодня добывают самую важную информацию.
   Стрельцов поддержал контр-адмирала в стремлении дальше развивать силы и средства разведки. Сойдясь в едином мнении по самой идее, они приступили к обсуждению ее деталей, главным образом, вопроса о насыщения кадрами новых разведывательных подразделений.
  Илья Иванович увидел, что Непенин удовлетворен обсуждением вопроса, с которым приехал в Ревель. В свою очередь и он собрался довести до начальника суть новой задумки, которая не давала ему покоя все прошедшие десять дней августа, проведенных на казарменном положении. Сменив контр-адмирала возле карты разведывательной обстановки, полковник неторопливо начал излагать свою мысль.
  - Адриан Иванович! Думаю, вы не станете оспаривать тот факт, что разведка по сути дела провалила начальный этап прошедшей операции по предотвращению прорыва кораблей противника в Рижский залив. Агентура нам сообщила, что германские адмиралы задумали пройти через Ирбенский пролив и закрепиться в Рижском заливе. Честь ей и хвала, она старается изо всех сил. Радиоразведка получила приблизительные сведения о том, какие силы противника и когда пойдут в бой. А дальше получился провал, который буквально в последний момент помогла преодолеть воздушная разведка.
  Непенин в задумчивости мерил шагами помещение и довольно вяло возразил:
  - Пожалуй, не стоит воспринимать произошедшие события столь критично. В результате слаженных действий всех видов разведки коман-дующий флотом своевременно получил необходимые данные о действиях и составе германской эскадры. Впрочем, чувствую, что у вас появился какой-то план. Рассказывайте...
  - Я не успокаиваю себя и прошел к следующему выводу. Чтобы по-лучать своевременную и точную информацию о действиях германского флота Открытого моря, нам необходимо иметь агента в его штабе.
  Адриан Иванович скептически спросил:
  - У вас есть возможность завербовать кого-то из офицеров в Киль-ской военно-морской базе? Глубоко сомневаюсь.
  Однако Стрельцов продолжал развивать мысль:
  - Завербовать штабного офицера или унтер-офицера действительно очень сложно. Но можно внедрить туда своего человека.
  - Неужели вы нашли кандидата для такой работы?
  - Пока нет. Но появились предпосылки для проведения операции по внедрению в штабные органы противника подготовленного агента.
  Непенин молчал и с удивлением смотрел на своего офицера, а тот доложил о появившихся перспективах:
  - На днях мичман Тихонов, работавший в лагере для военнопленных, доложил, что туда доставили лейтенанта германского флота, чудом спасшегося после гибели своего корабля. В лагере никто из пленных офицеров его не видел, потому что лейтенант был контужен и сильно простужен, поэтому сразу помещен в лазарет на карантин и излечение. Тихонов несколько раз беседовал с ним и получил довольно-таки подробные сведения о его биографии. Немец служил прежде офицером торгового флота и несколько лет плавал за границей, поэтому в Германии сейчас почти нет людей, которые бы его хорошо знали. Родители лейтенанта имеют дом в Гамбурге, но задолго до войны, переехали жить в Италию. Там, в городе Ливорно отец открыл свое дело по строительству яхт и скутеров. После начала войны он не смог воз-вратиться на родину, и вынужден остаться в стране, воюющей с Германией. Таким образом, если под видом немецкого лейтенанта военно-морских сил в тыл противника будет заброшен наш человек, то контрразведке будет довольно сложно проверить его. Наша задача в настоящий момент заключается в том, чтобы подобрать среди молодых офицеров Балтийского флота кандидата для выполнения такой задачи. Если, конечно, Адриан Иванович, вы поддержите этот план.
  - Что же, Илья Иванович, в целом идея мне нравится. Если у вашего отделения все удачно получится, результат может быть довольно интересным. Так что, действуйте!
  
   Конец первой части.
Оценка: 7.91*9  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023