ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Дроканов Илья Евгеньевич
Броня Балтики

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.58*12  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В годы Первой Мировой войны Балтийский флот уничтожил больше германских кораблей, чем четыре флота СССР в ходе Второй Мировой войны. Об этом сегодня почти не говорят. Военно-исторический роман "Броня Балтики" создан как дань памяти морякам-балтийцам начала ХХ века. Огромный вклад в их победы внесли офицеры военно-морской разведки, созданной адмиралами Эссеном и Непениным. Роман основан на исторических событиях, вместе с тем построен как художественное произведение с самостоятельными судьбами героев.
  Броня Балтики - это не только мощная броневая защита русских кораблей Балтийского флота, вступивших в бой с броненосцами кайзера. Прежде всего, броней, защищавшей Петроград и исконно русскую землю у берегов Балтийского моря от давившей вражеской мощи, стали люди - матросы и офицеры, геройски сражавшиеся с неприятелем. Боевые действия балтийцев в 1914 - 1917 годах стали славной, хотя и порядком забытой, вехой в истории Военно-Морского флота нашей страны.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Илья Дроканов
  
  
  
  БРОНЯ БАЛТИКИ
  
  Исторический роман
  
  
  
  
  
  
  Санкт-Петербург
  2015
  
  
  
  "Русский флот, вступая в первую мировую войну, не имел в штабах командующих морскими силами Балтийского и Черного морей разведывательных органов в привычном для современного военного человека понимании. Их формиро-вание и становление, как в организационном, так и в про-фессиональном плане происходило уже на фоне начавшихся боевых действий, и в окончательном виде стало в значительной мере результатом служебной инициативы и творчества вовлеченных в этот процесс офицеров".
  
  Статья "Радиоразведка русского императорского флота на Балтийском море: история создания".
  Авторы: М. А. Партала, Д. Н. Симонов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть первая.
  
  "Защитник Андреевского флага"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  "Ветер всю ночь напролет
  Стонет, запутавшись в мачтах.
  Волны вгрызаются в борт,
  Мокрая палуба скачет.
  
  В тесной каюте свеча
  И на стене пистолеты,
  С ромом заваренный чай,
  Тускло блестят эполеты".
  Отрывок из романса Андрея Василькова "Последнее письмо".
  2002
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  К АДМИРАЛУ ЭССЕНУ
  
  (март 1915)
  
  
  - Господа, подъезжаем!
  - Проводник, зовите, носильщика к нам в купе!
  - Как прикажете, мадам! Господа, подъезжаем, скоро вокзал!
   - Батюшка, я сниму ваш саквояж с полки! Не извольте беспокоиться.
   - Ревель, господа, Ревель! Подъезжаем!
   Голоса в коридоре вагона становились все громче. В дверь купе постучали, затем в небольшом проеме показалась голова проводника:
  - Через десять минут Ревель, вокзал, Ваше высокоблагородие!
  Илья Иванович поднялся с кожаного дивана, застегнул верхнюю пуговицу кителя и, приподняв подбородок, зацепил два крючка на воротнике стойкой со свежим подворотничком. "Хм, "высокоблагородие", выше бери - "Ваше превосходительство"! Так-то, паря", - как обычно, про себя, подал он ответную реплику. На глаза ему попалось длинное узкое зеркало на стенке купе. И вновь - уже в который раз за последнюю неделю - Стрельцов узнавал и не узнавал собственное отражение. Это ведь его лицо с карими глазами и аккуратно постриженной щеточкой седых усов. А дальше все, как будто, чужое: с зеркальной поверхности смотрел флотский офицер в синем кителе с нагрудными карманами и погонами, золотое поле которых прорезали два красных просвета без звезд - полковника военно-морского ведомства. Черные форменные брюки навыпуск и черные штиблеты с прорезиненными вставками на щиколотках. Не привык Илья Иванович к своему новому обличью, никак не привык.
  К знакомым ему форменным атрибутам можно отнести лишь витые шнуры аксельбантов на правом плече, да золотые царские вензеля на погонах - знаки офицера Генерального Штаба. В такой блестящей военной мишуре полковнику нередко приходилось являться на дежурство в огромное здание, полукругом охватывающее Дворцовую площадь. Императорского Генерального Штаба полковник по табели о рангах был равен армейскому генерал-майору, и стоял выше строевого полковника или корабельного капитана 1 ранга. Потому и "превосходительство", а не "высокоблагородие", как привычно считают люди неосведомленные. Но, говоря честно, Стрельцов по складу характера мало обращал внимание на условную разницу в рангах. И мысленно поправил ошибившегося проводника в вагоне только ради привычки к порядку.
  Вздохнув, он надел черное пальто, застегнул золоченые пуговицы с якорями, а потом надел фуражку с узким козырьком и флотской кокардой. При этом сдвинул ее чуть набок вправо, как привык носить форменный го-ловной убор со времен учебы в кадетском корпусе. Мелькнула мысль, а хорошо бы сейчас влезть в просторную теплую куртку, да в шерстяные брюки-гольф с гетрами и любимыми английскими ботинками, да вместо черной фуражки нацепить кепи из букле... Но, наряд Ильи Ивановича, обычный для улиц Петрограда и прочих мировых столиц, где ему приходилось бывать по делам служебным, покоился на дне чемодана. Не до него пока: полковнику сегодня впервые придется представляться по всей форме в штабе Балтийского флота. Так что, надо привыкать к этому образу!
  Поезд несколько раз с металлическим лязгом дернулся и застыл у перрона. Окна вагона за ночь покрылись ледяной корочкой и налипшими косицами снега, сквозь слепое стекло можно было определить, что снаружи разливаются белесые утренние сумерки. Илья Иванович неторопливо покинул купе, где весь путь из Петрограда пребывал в одиночестве, и влился в вереницу пассажиров, двигавшихся по длинному коридору на выход из вагона. Портфель с документами нес с собой, а два объемистых чемодана оставил в купе: знал, что его встретят. В служебном тамбуре расторопный проводник помогал аккуратно ступить на перрон, не дай бог, кто-то поскользнется. Стрельцов кивнул ему на прощанье и сделал широкий шаг из вагона. Заснеженный перрон расчищали скребками несколько вокзальных рабочих. Встречавших у вагона оказалось немного, мимо их темных фигур торопливо двигался молодой морской офицер. Он остановился в двух шагах от Ильи Ивановича и отчетливо доложил:
   - Мичман Арцишевский, дежурный офицер штаба флота. С прибытием в Ревель, Ваше превосходительство! Николай Оттович распорядился встретить Вас и проводить сразу к нему.
  - Стрельцов, - кратко представился полковник, поблагодарил и по-здоровался за руку. Они немного отошли в пустынную часть перрона. Оглядевшись, Илья Иванович поинтересовался:
  - Пожалуй, нам пешком идти не очень далеко? Я в Ревеле-то прежде не бывал, но немного ориентируюсь и полагаю, что морской порт и военная гавань здесь рядом, не так ли?
  - Точно так. Через полчаса можем быть на борту "Рюрика", где ад-мирал держит флаг. Позвольте, я быстро распоряжусь по поводу вашего багажа, и мы отправимся на причал.
   Мичман скорым шагом удалился в сторону станционных построек и нагнал Илью Ивановича у выхода в город.
  Оба офицера привычно в ногу зашагали вдоль домов по узким мощеным улицам древнего города. Хмурое мартовское утро так и не расщедрилось добавить ярких весенних красок в блеклый городской пейзаж. Закончились темно-серые стены домов и появились силуэты деревьев парка, черневшие на фоне сугробов пожухшего снега. По расчищенным дорожкам Стрельцов и Арцишевский спустились к шумной предпортовой улице, где в разные стороны катились груженые телеги и автомобили, поодиночке и группами деловито сновали люди. На одной из кирпичных стена белела крупными буквами надпись с указателем-стрелкой "Sadamа". Илья Иванович вспомнил - "сатама" по-фински - это порт. Значит, скоро они окажутся у цели.
  Молодому спутнику явно не терпелось расспросить столичного гостя о новостях:
  - Ваше превосходительство, как там, в Петербурге, простите, в Петрограде? Что нового? Почти год, как я оттуда уехал.
  - Есть, перемены в столице, есть. У меня в последнее время создалось впечатление, что Петроград позеленел, несмотря на зиму. Он как бы закутался в ткань защитного цвета. По проспектам маршируют воинские команды в форме ... этого, как его... Да - цвета хаки. Многие штатские из числа чиновников и прочих господ сменили партикулярное платье на полувоенную форму, щеголяют ныне в защитных френчах и галифе. Да и женщины, даже знатных фамилий, работают теперь в военных госпиталях и носят зеленые платья сестер милосердия. У меня младшая дочь, студентка института, оставила учебу и поступила служить в гарнизонный госпиталь на Садовой. Дома вижу ее редко, но сменное форменное платье висит у нее на стуле, как напоминание о войне. Зеленый цвет повсюду!
  - А, что же, наших флотских не осталось на Невском?
  - Моряки, мичман, сейчас либо в Кронштадте, либо по флотам разъехались из столицы. В Адмиралтействе, "под шпицом", один министр Григорович с несколькими адмиралами, да горсткой штабных "каперангов" обретается. Но они черной формой петроградскую картину не меняют. Мало их, незаметны флотские на улицах. Должно быть, в служебном транспорте разъезжают. А, впрочем, не знаю...
   Фраза осталась не законченной. Между двумя пакгаузами из красного кирпича показались распахнутые настежь ворота. Офицеры их миновали и пошли по территории порта, где вокруг забурлила жизнь, присущая только этим особенным частичкам суши. В порту, находясь на земной тверди, можно ощущать себя уже среди морских волн. Они мягко плещутся совсем рядом, а то и шумно бьются о стенки причалов, разлетаясь в брызгах. Резко вскрикивают чайки, птичьим апломбом подчеркивая, что сухопутной жизни здесь приходит конец. Легкие заполняются морским воздухом, от которого веет солью, водорослями, углем и нефтью, сожженными в корабельных топках. Да и сами корабли, стоящие в порту, показывают своим гордым видом, что ненадолго задержатся у пирсов, а выпутаются из привязи швартовых канатов и полетят на простор.
  Стрельцов вопросительно взглянул на провожатого, а тот понимающе указал ладонью в перчатке на серую трехтрубную громадину, навалившуюся мощным стальным бортом на портовый причал метрах в ста от них. Прозвучало лишь одно слово:
  - "Рюрик"!
  Подойти к флагманскому кораблю быстро не удалось: на причале пришлось обходить множество фанерных ящиков, сложенные в штабеля, какие-то огромные деревянные катушки с электрическим кабелем, лавировать между ломовыми телегами, с грузом и без груза стоявшими на пути. Илье Ивановичу пришло в голову, что прежняя жизнь не сразу отпускает его в неведомое будущее, дает пообвыкнуться в меняющейся обстановке. Ведь через несколько минут ему доведется впервые подняться на борт боевого корабля, и сразу пойдет настоящая флотская служба без возможности обращения в прежнюю ипостась.
  Между тем, крейсер открылся взору Стрельцова во всей строгой боевой красе. В первую очередь бросилась в глаза огромная двухорудийная башня главного калибра: полковник глазом разведчика быстро оценил, прикинул в уме и спросил мичмана:
  - Баковые орудия дюймов по десять, поди?
  - Точно так, у нас на "Рюрике" четыре орудия по 254 миллиметра, две пары, только вторая пара в кормовой части находится, ее пока не видно...
  От прямого форштевня крейсера с распластанным бронзовым двуглавым орлом до опущенного на причал парадного трапа офицеры несколько минут шли, словно в городе мимо длинного четырехэтажного здания. Два ряда корабельных иллюминаторов, кое-где подсвеченных электричеством, добавляли сходство с городской улицей.
  Возле трапа часовой матрос с винтовкой встал смирно, приветствуя подошедшее начальство. Полковнику представилось право первым подняться по дощатым ступеням с медной окантовкой. На палубе при выходе с верхней площадки Стрельцова встретили два офицера, которые сообщили, что в салон к адмиралу надо пройти в надстройку сквозь распахнутую бронированную дверь. Возле нее Илья Иванович на мгновение задержался и уважительно потрогал ладонью сталь броневой обшивки рядом с входом, ее без малого полуметровая толщина поражала воображение сухопутного человека. Про себя он с почтением произнес: "Вот это броня! Вот она, броня Балтики!".
  Сопровождавшие истолковали заминку по-своему. Арцишевский из-за плеча предупредил:
   - Осторожно! Очень высокий комингс!
  Стрельцов понимающе кивнул, когда увидел, что мичман показывает на высоченный порог при входе в помещение, и со всем старанием переставил ноги одну за другой внутрь узкого длинного коридора. Офицеры прошли вдоль него, потом спустились на одну палубу ниже и очутились в просторном ярко освещенном проходе между несколькими каютами. Стены в пространствах между дверями кают привлекали внимание шпалерами из красного дерева с изяществом отделки. С каждой стороны висели портреты прославленных адмиралов. Ушаков, Сенявин, Лазарев и Нахимов строго смотрели со старинных полотен в тяжелых позолоченных багетах. В торце прохода была видна открытая дверь, за которой угадывалась светлая просторная каюта. "Пришли, - подумал Илья Иванович, - там явно адмиральский салон". Он передал свой кожаный портфель Арцишевскому, твердым шагом вошел внутрь и огляделся.
  Своими размерами салон мог составить конкуренцию петроградским начальственным кабинетам в Генеральном Штабе или в соседствующем с ним Адмиралтействе. В глубине возле иллюминатора как главный предмет интерьера по-хозяйски расположился прямоугольный рабочий стол, и его поверхность была покрыта книгами, альбомами, рулонами карт, бумагами и принадлежностями для работы. Чернильный прибор, медные снарядные гильзы для карандашей, перочинных ножей и прочей мелочи соседствовали с линейками, угольниками, очками в футлярах и массивным увеличительным стеклом.
  Отодвинув назад рабочее кресло, из-за стола вышел его хозяин, слегка разминая затекшие ноги и спину. Это был пожилой полноватый человек невысокого роста с круглым лицом, которое обрамляли короткие пепельные волосы и седая борода с усами. Из-под нависших бровей прямой цепкий взгляд пристально осматривал вошедшего. Стрельцов в свою очередь, увидев золотые погоны с адмиральскими орлами на кителе, украшенном одним георгиевским крестом, быстро вскинул правую ладонь к козырьку и отрапортовал строго по уставу:
  - Ваше высокопревосходительство, Генерального Штаба полковник Стрельцов! Представляюсь в связи с прибытием в Ваше распоряжение.
  Эссен, приближаясь, несколько раз махнул пальцами:
  - Все, все! Будет Вам, Илья Иванович. У нас на флоте по-простому: все офицеры по имени-отчеству...
  Стрельцов, понимая, что перегибает палку, не мог удержаться и ответил в такт:
  - У нас в разведке так же, Николай Оттович!
  Эссен вскинул брови, хмыкнул, пригладил пальцами усы, но первый протянул полковнику руку и поздоровался. Потом показал, где можно снять пальто и фуражку, и жестом пригласил пройти к стоявшему у противоположной переборки длинному овальному столу, окруженному стульями ручной работы. Сам пошел по дальнюю сторону стола, а гостю указал на стул как раз напротив.
  Стрельцов, усаживаясь на указанное место, осмотрелся и трениро-ванным взглядом привычно оценил обстановку. Впереди рядом со столом красовался буфет с резьбой в стиле барокко и ножками в форме звериных лап, такими же, как у стола и стульев. Немного в стороне от буфета висела большая картина с изображением баталии парусных кораблей, написанная флагманским маринистом Адмиралтейства Алексеем Боголюбовым. "Торжественно, но не помпезно, со вкусом адмирал", - мысленно отметил Илья Иванович.
  Хозяин грузно уселся на стул, положил перед собой тетрадь для записей, обеими руками неторопливо надел очки и внимательно посмотрел на гостя. И Стрельцов в свою очередь немного откинул голову назад, в этот момент их взгляды на мгновение встретились. "На двенадцать лет он старше меня, - подсчитал в уме Илья Иванович, - а выглядит почти стариком: лицо усталое и больное. Нелегко ему служба далась". Сейчас он видел перед собой самого заслуженного в наступившем веке российского флотоводца, знавшего вкус морских побед, выходившего с честью из всех боев. "Защитник Андреевского флага", писали об адмирале Эссене в петербургских газетах, и это соответствовало истине.
  Адмирал немного помолчал и, прерывая затянувшуюся паузу, начал разговор:
  - Ну, давайте знакомиться ближе! Все бумаги ваши и о вас я, конечно, прочитал. Собственно, они мне лишь подтвердили ту характеристику, которую летом прошлого года дал генерал-майор Монкевиц, в бытность руководителем военной разведки Главного управления Генерального Штаба. Мы с Николаем Августовичем близко знакомы, и пока он служил в Петрограде, нередко встречались. Накануне боевых действий у нас состоялся обстоятельный разговор, в котором я изложил ему крайнюю нужду в формировании при своем штабе полнокровного разведотделения. На Балтийском, как впрочем, и на других флотах, давно действуют органы, добывающие сведения о непри-ятеле. Много данных получаем через радиоперехват, особенно после захвата германских шифров осенью прошлого года. Авиаторы постоянно летают и докладывают обстановку. С кораблей, находящихся в море, идут сведения. Данные имеются, но они неполные. Агентуры нет, вот беда наша... И некому создать агентурную сеть. Я еще накануне войны доказывал Морскому Генштабу, что командующему флотом кровь из носу нужна своя организованная разведывательная работа, построенная исходя из повседневных задач. В ответ слышал, что по любому моему запросу их разведорган - Особое делопроизводство - предоставит всю необходимую информацию. Предоставит, как же! Мне сегодня требуется, а они через неделю дадут в лучшем случае половину того, что надо!
  В сердцах Николай Оттович хлопнул ладонью по столу. Сделал паузу и продолжил с нарастающим волнением:
  - Обращался я и к командующему 6-й армии, защищающей Петро-град вместе с побережьем Финского залива. Мы, балтийцы, ведь оперативно ему подчинены. Но долгобородый упрямец генерал Фан-дер-Флит и говорить со мной не хотел о какой-то самостоятельности Балтийского флота: кораблям намертво стоять на позиции и "не пущать супостата к столице" - вот ответ Константина Петровича! В конце концов, мне удалось уломать Русина на то, чтобы Морской Генштаб перестал возражать против назначения ко мне офицера, которого Монкевиц рекомендовал на самостоятельную работу. Так что, милостивый государь, вам надлежит на деле проявить оперативные и организационные способности, о которых говорил Николай Августович, ваш бывший шеф.
  - Постараюсь оправдать доверие, - начал было Стрельцов, но сразу умолк, потому что Эссен продолжил свою мысль.
  - Надеюсь. В первую голову меня интересуют возможности вашей агентуры в Германии, ибо о том, что она останется у вас на руководстве, достигнута договоренность с Главным управлением Генерального Штаба, откуда я вас "выцарапал". Добавлю, что мне ваш перевод на флот дорого обошелся. Ну, да Бог с ним, сделано и сделано! Нам нужны срочные разведывательные данные по обстановке в районе порта Киль, по действиям армии и флота кайзера. Не стану скрывать, в моих самых смелых намерениях стоит организация взрывов на шлюзах Кильского канала, с целью вывода водной артерии из строя и лишения Берлинского Адмиралштаба возможности быстрой переброски кораблей с Норд-зее на Ост-зее и обратно. Тогда наши крейсера сами будут прорываться в Датские проливы, и диктовать волю противнику. Со времен Екатерины Великой русские не могли и мечтать о таком! Так-то. Поэтому прошу в общих чертах доложить о ваших агентах и их возможностях. Зная немного о тонкостях агентурной работы, о деталях выспрашивать не собираюсь.
  Адмирал умолк и поднял глаза на собеседника. Стрельцов положил руку на полированный стол, и начал доклад, загибая пальцы:
  - В данный момент на руководстве состоят два основных добываю-щих агента и обеспечивающие их деятельность лица, как то: связники, хозяева конспиративных квартир, владельцы почтовых адресов и телефонов. Наибольшую ценность представляет агент "Фридрих", коммивояжер, ведущий дела в Германии, Австро-Венгрии, Швейцарии и Швеции. Именно он может представить сведения по порту Киль, поскольку нередко там бывает и уже получил от меня задачу приобрести источника информации непосредственно в Киле. Второй агент - "Учитель" - почтовый работник. Этот некуда не выезжает, но располагает развитыми аналитическими способностями, его донесения весьма достоверны и представляют огромный интерес. Именно по его докладу в июле 1914-го стало ясно, что на Балтике немцы будут постоянно держать крейсера "Аугсбург", "Магдебург", "Фридрих Карл" и "Газелле".
  Эссен с интересом кивнул головой и спросил:
  - Как же это ему удалось?
  - Он дотошно изучал открытую почтовую переписку берлинского военного интендантства. Выяснилось, что членам экипажей этих кораблей по заказу командования кайзеровского флота направлялось теплое нижнее белье, меховые куртки и перчатки. Вот "Учитель" и предположил, что крейсера готовятся к зимним боям на холодной Балтике. Тем, кто воюет в Атлантике, много меховой одежды не нужно. Мы перепроверили его донесение, и оказалось, что он, не выходя из почтовой конторы, вскрыл секретные планы немецких адмиралов.
  - Действительно, способный человек. А как обеспечивается безопас-ность ваших агентов?
  - Должен сказать, что все наши агенты, действующие в Германии, отнюдь не новички в разведке. Они начали тайную службу задолго до войны и получили большой опыт конспиративной деятельности. В свою очередь я как руководитель этой сети никогда не допускал, чтобы "Фридрих" пересекался с "Учителем", а их помощники друг с другом. Такие меры предосторожности страхуют тайную сеть от массовых арестов в случае провала одного из агентов.
  - Хорошо. Они себя берегут. Сами заинтересованы в этом. Но вы-то с ними встречаетесь, пишете письма, или уж как там сноситесь для обмена информацией... На этом этапе работы ваши люди подвергается риску раскрытия со стороны контрразведки. Да, и вы при встречах с агентами рискуете попасть в западню, не так ли?
  - Риск, конечно, есть. Но сейчас в Германии мы встречи не проводим, только в нейтральных странах, где немецкая контрразведка уже не хозяйка. "Фридрих" зимой встречался со мной в Швейцарии. С "Учителем" мы встречались там же накануне войны, он лечился в Лозанне. Теперь, правда, ему выезды за границу запрещены, но нас устраивает и конспиративная переписка.
  - Все, Илья Иванович! Вот вам мой первый приказ: прекратите работать в воюющей Европе! Привыкайте к мысли, что вы уже не просто офицер Генерального Штаба, этакий матерый волк-одиночка, за вами нынче вся разведка Балтфлота стоит. Удвойте меры предосторожности! Вызывайте "Фридриха" в Швецию или пусть он хоть на яхте отойдет от германского берега, мы тут же подхватим его на подводную лодку. Только так!
  - Я вас понял, Николай Оттович! Очередную встречу назначим в Швеции. Хотя, то, что я вам доложил, соответствует канонам деятельности всех разведок в воюющих странах. Могу с уверенностью сказать, что так же работает и шеф военной разведки кайзера полковник Вальтер Николаи.
  Адмирал как-то по-мальчишески поднял брови и улыбнулся, словно услышал захватывающий рассказ, оперся локтями о край стола, положил подбородок на скрещенные кисти рук и удивленно спросил:
  - Неужто, следите за ним? Я про Николаи слыхивал, даже читал что-то, но не предполагал, что вам ведомы секреты его тайной службы. Расскажите-ка, расскажите!
  Теперь улыбнулся Стрельцов. Пожав плечами, он ответил:
  - Нет, конечно, не следим. Возможностей таких нет. Но кое-что о его деятельности нашей разведке известно. Агентов он во множестве в России насажал, провалы у них случаются. Так что, есть люди, которые могут нам поведать о своем руководителе. Кроме того, с Вальтером я лично познакомился девять лет назад. К этому знакомству нас привела цепь случайных совпадений. Начать с того, что мы - ровесники: оба 1873 года рождения. Оба двадцатилетними офицерами начали службу. Оба поступили в свои академии генштаба. Правда, я учился с 1904 по 1906, а он в "четвертом" году уже закончил. Меня после выпуска направили в Китай, в порт Циндао, где немцы устроились так же прочно, как мы в свое время в Порт-Артуре. Даже пивные заводы баварские там построили. Вот при германском военном командовании в Циндао я служил офицером миссии связи. Туда же на стажировку из Берлинского Генерального Штаба прислали Николаи, в ту пору капитана. Мы нередко общались с ним. Хотя, по характеру он оказался человеком весьма замкнутым. Избегал шумных офицерских пивных посиделок, отказывался и от русских угощений. Я сумел "подцепить" его лишь на разговорах о Великой Германии, в них он мог "солировать" часами. Так что, имею пред-ставление о его образе мышления. Добавлю, что он в академии выучил русский язык и расспрашивал у меня про Россию. На стажировке Вальтер пробыл полгода и возвратился в свой фатерлянд, а я служил в миссии три года, пока не получил перевод в Петербург. Дальнейшую мою биографию Монкевиц вам, наверное, подробно изложил.
  - Вы правы. В целом мне картина ясна. Теперь осталось лишь проинструктировать вас по организации дальнейшей службы. По заведенному порядку делами разведки распоряжается мой заместитель, начальник связи флота контр-адмирал Непенин Адриан Иванович. По всем организационным вопросам разведывательного отделения, которым вы руководите с сегодняшнего дня, обращайтесь к нему. Непенину будете докладывать и общие разведывательные сводки за неделю и за месяц. Срочную же информацию о противнике от агентуры или из других источников немедленно доводите до меня. Ежедневно в восемь утра вот здесь в кабинете жду вашего доклада по обстановке. Далее. Вручаю вам, полковник, предписание возглавить разведывательное отделение штаба флота. По штату оно не велико: вместе с вами три офицера, автомобиль "паккард" с шофером и охрана из матросов. Заместителем начальника назначен старший лейтенант Ренгартен Иван Иванович, который вместе с Непениным создал с нуля службу радиоперехвата на Балтике. Очень способный офицер, во всех делах будет вашим помощником. Кандидатура третьего офицера также предложена Непениным, не думаю, что вы станете возражать. Он еще молод, но весьма наторел как статист, способен грамотно готовить сводки и в полном объеме владеет обстановкой по гер-манскому флоту. Теперь у меня все. Есть вопросы?
  Молча слушавший командующего Стрельцов на секунду задумался и спросил:
  - Где дислоцируется отделение?
  - Вообще-то весь мой штаб расположен при мне, на крейсере. Ко-рабль временно в море не выходит: заканчиваем ремонт после пробоины днища. Но ваше подразделение должно быть самостоятельным, поэтому размещается неподалеку в городе, возле вокзала, куда вы прибыли из Петрограда. На улице Ваксали, в одном доме с военной комендатурой. Пусть и вас все считают комендантской службой, никто нос не будет совать в чужие секреты. С жильем определитесь сами, где удобнее. До места вас проводит мой дежурный офицер, так что, ступайте! Просьбы ко мне имеются? Нет? Тогда до завтра!
  Илья Иванович поднялся одновременно с адмиралом, щелкнул каблуками и быстро вышел в коридор. Распахнулась соседняя дверь, вновь появился мичман Арцишевский.
  - Позвольте вас познакомить с крейсером, Ваше превосходительство?
  - Да, пожалуй, следует оглядеться. Только недолго, дел сегодня навалится, чувствую, с гору Монблан!
  - Тогда на нижние палубы пока не пойдем, а осмотримся прежде наверху.
  Пока шли коридорами, Стрельцов привыкал к незнакомым запахам, стойко державшимся в корабельных помещениях. Самым явственным был запах подсохшей краски или лака, к которому примешивались оттенки: попахивало машинным маслом, влажной тканью, а более всего тянуло ароматами горячей пищи. Вспомнилось, что пора бы и пообедать. Арцишевский, как будто мысли читал:
  - Время обеда подошло. Может, отобедаете в офицерской кают-компании?
  - Благодарю, мичман, но я бы предпочел сначала добраться до места.
  Они вышли на открытую верхнюю палубу, которая к полудню оказалась освещенной лучами первого весеннего солнца, проглянувшими в разрывах низких балтийских туч. В нескольких местах на свободных пространствах очередями выстраивались с ложками-мисками матросы, получавшие у бачковых, красовавшихся в высоких колпаках, добрые порции щей с ломтями ржаного хлеба. Тут же рассаживались, кому как удобнее, и с аппетитом обедали. Стрельцову обстановка понравилось: хорошо здесь было. Аккуратно, по-людски. Оба офицера шли вдоль борта, где проход никем не занимался, изредка посматривая на обедавших в сторонке здоровых молодых людей в белых парусиновых робах, волей обстоятельств собранных здесь вместе, но чувствовавших себя совершенно привычно. "Все же флотские живут гораздо лучше, чем сей же час их братцы-солдатики", - сделал простой вывод Илья Иванович.
  Он вспомнил, как всего месяц назад выезжал на фронт, в расположение одного из пехотных полков, где проводил операцию по переброске своего лазутчика в тыл противника. Две недели пришлось ждать возвращения этого человека с разведывательного задания. В памяти Стрельцова возникли картины февральских снегопадов в Польше, когда легший наземь мокрый снег быстро превращался в грязную кашу, по которой приходилось двигаться, утопая сапогами выше, чем по щиколотку. Обувь, да и вся одежда, постоянно были сырыми, обсушится солдатам и офицерам не находилось никакой возможности. Полковника временно определили на постой в землянку старших офицеров полка, в которой быт немногим отличался от солдатского. Ощущение постоянной грязи, сырости и холода не отпускали еще долго после отъезда с фронта.
  Лазутчик, которого ожидал Стрельцов, возвратился с задания живым, но с пулевым ранением в плечо. Пока этот храбрец пробирался к своим через позиции передовых германских войск, рана загноилась, поэтому Илья Иванович немедленно после встречи определил его в полевой лазарет для лечения. В то время как медперсонал врачевал рану, он неотступно находился рядом с разведчиком, задавая массу вопросов по обстановке в тылу противника, составляя справки и схемы, чтобы сразу доложить информацию командованию фронтом, готовившему наступление. За все проведенные в лазарете дни пришлось привыкнуть к крикам страдающих людей, к вони гниющих ран, к крови, грязи, вшам. Теперь, на борту "Рюрика", глядя на чистый и обустроенный матросский быт, Стрельцов невольно сравнил его с тем, что видел недавно на фронте, и повторял про себя: "Пехота бы здесь обзавидовалась!".
  У трапа он сказал своему провожатому, что дальше пойдет один, потому что дорогу до вокзала прекрасно запомнил, а там отыщет нужную улицу и дом. Улыбнувшись, они пожали друг другу руки, словно старые знакомые, и разошлись по своим делам.
  
  
  Ревель в дневные часы выглядел гораздо веселее, чем закончившимся хмурым утром. Едва выглянувшее солнышко, может впервые после зимы, развеяло теплым светом черные и темно-серые тени на городских улицах. Каждый дом преобразился по-своему, обрел собственные цвета, с оттенками и полуоттенками, засверкал бриллиантами стекол. Стрельцову хотелось подойти поближе и внимательно рассмотреть заинтересовавшее его строения, так же как он поступал в подобных случаях в Петрограде, Риме или Стокгольме. Но для исследований архитектурных изюминок требовалось время: ведь готическими башенками или новомодными окнами в стиле модерн не пристало любоваться на бегу. А сейчас он, если и не бежал, то шел, торопясь, в надежде застать своих новых подчиненных на месте, чтобы решить поя-вившиеся к сегодняшнему дню служебные проблемы.
  Илья Иванович пошел не той дорогой, как утром, а двинулся из парка левее, немного обходя стену старого города. Ему хотелось расширить географические познания о своем новом месте пребывания. Пока ему здесь все нравилось. На позитивный ход мысли его настраивали впечатления от первой беседы с командующим. Он прокручивал их раз за разом, словно граммофонную пластинку, анализируя все нюансы состоявшегося продолжительного разговора. Прежде всего в голову приходило понимание того факта, что адмирал Эссен произвел на него огромное впечатление именно как человек. Причем, человек недюжинного ума и способностей. Полковнику Генерального Штаба за долгую службу пришлось немало говорить с военачальниками, начиная с самого Главнокомандующего - Великого князя, долговязого кавалериста Николая Николаевича. Если не брать академических профессоров и бывшего начальника - генерал-майора Монкевица, то по способности охватывать мыслью все, о чем идет речь в докладе, рядом с Николаем Оттовичем и поставить-то было некого из обладателей больших эполет. Недаром умнейшие люди, Монкевиц и Эссен, нашли друг друга и дружили.
  
  Вдруг на ходу Стрельцов наткнулся на какую-то эфемерную преграду, которая нарушила плавное течение мысли. С легкой долей досады, не поворачивая головы, он с профессиональным вниманием глянул вперед и осмотрелся по сторонам. На противоположной стороне улицы выявился объект, привлекший его внимание, - фигура молодой женщины, которая только что вышла из дверей небольшого костела, обернулась назад и быстро осенила себя католическим двоеперстием.
  Стало ясно, почему вид этой незнакомки отвлек полковника от раз-мышлений. Она совершенно не походила на ревельских дам, которых ему пришлось видеть сегодня на городских улицах. Незнакомка поражала не только стройностью фигуры, но и нездешним, пожалуй, парижским шиком. На ней прекрасно смотрелось синее шевиотовое укороченное пальто, стянутое в талии широким поясом, сверху оттененное отложным воротником из темного меха морского котика. Плоская фиолетовая шляпа с широкими полями была перевязана по тулье шелковой ленточкой того же цвета, что и пальто. На стройных ногах изящно смотрелись темные шнурованные сапожки на каблуке.
  Дама на мгновение задержалась на месте, мельком осмотрелась, и плавной походкой двинулась в противоположную сторону. Всю эту картину Илья Иванович наблюдал не дольше одной минуты, пока незнакомка находилась в поле зрения. Она явно ему приглянулась, но не вертеть же из-за такого пустяка головой, решил Стрельцов, прогоняя образ, явившийся будто мираж.
  
  Дальнейший путь до двухэтажного особнячка на улице Ваксали занял немного времени и не был отмечен ничем примечательным. Подходя к месту назначения, полковник осмотрел свежепобеленные стены невзрачного здания, в окне второго этажа он увидел силуэты двух флотских офицеров. "Надо бы распорядиться насчет штор в кабинетах, ведь все нараспашку!", - недовольно буркнул он. Часовой матрос, охранявший вход, внимательно осмотрел подошедшего офицера, но, не произнеся ни слова, пропустил внутрь здания. Стрельцов поднялся на второй этаж по деревянной лестнице, скрипевшей каждой ступенькой, и понял, что его здесь ждут.
  В кабинете на него внимательно смотрели те самые офицеры, кото-рых он заметил с улицы в проеме окна. Один из них, постарше, был меньше ростом, с густой седой бородой и усами, в мундире с погонами контр-адмирала. Второй, старший лейтенант по званию, выглядел моложе, был высок, худ и носил вислые черные усы. "Непенин и Ренгартен", - догадался Илья Иванович, хотя не видел прежде ни одного, ни другого.
  - Генерального Штаба полковник Стрельцов, честь имею, - представился он старшему по званию.
  - Непенин, - кратко ответил контр-адмирал. - А это - ваш будущий заместитель старший лейтенант Ренгартен. Мы с Ван-Ванычем вас уже поджидаем и гадаем, куда мог пропасть новый начальник разведки флота. Здесь от крейсера идти всего два шага.
  - Прошу простить, господа, что заставил вас ждать, решил немного ознакомиться с обстановкой в районе разведотделения.
  - Вот, Ван-Ваныч, прав ты оказался, когда подсказал мне, что офицер Генерального Штаба прежде проведет всестороннюю рекогносцировку, а уж потом заберется в наш "скворечник". Все, Илья Иванович, опрос прекращаю и на правах хозяина предлагаю сесть за стол, пообедать. Вы же сегодня еще не ели, а на голодный желудок разговоры трудно разговаривать. Разносолов не предлагаю, пища скромная, но сытная: блюда только-только доставлены из офицерской кают-компании "Рюрика". Прошу!
  Непенин развернулся и первым направился к столу, у которого вестовой матрос разливал по тарелкам горячие щи. На столе, покрытом скатертью, уже красовалась глубокая тарелка с квашеной капустой, благоухающей ароматным постным маслом. Красивая селедочница была полна порезанной аккуратными кусками балтийской селедки, а завершала натюрморт серебряная хлебница с горкой свежего хлеба.
  - Водочки под селедку, увы, не имеется: по указу государя Импера-тора блюдем сухой закон на Балтике, как и по всей стране. Впереди - каша гречневая с гуляшом по-венгерски. Может, не патриотично такое блюдо потреблять, воюя с австрияками, зато вкусно. Господа, компот, кофе, чай - на выбор.
  Офицеры без промедления расселись за столом и убедились в правоте слов контр-адмирала. Действительно, закуски, первое и второе блюда оказались выше всяких похвал, и были съедены довольно быстро. Утолив голод, Непенин со Стрельцовым, выбравшие кофе, получили на двоих дымящийся кофейник и чашки, а Ренгартен заказал консервированный ананасовый компот. Илья Иванович обратил внимание, что обеденные приборы, чашки, блюдца и сахарница представляли собой фарфоровый сервиз бело-голубого цвета с золотыми буквами "Рюрикъ" на каждом предмете. Белая скатерть под ними тремя широкими полосами синего цвета с каждой стороны напоминала матросский воротник. В каждом углу скатерти блестело вышитое шелковыми нитками название крейсера.
  После обеда балтийцы закурили, а некурящий Стрельцов стал с интересом ожидать обязательных в таких случаях вопросов в свой адрес. Однако вопросов на сей раз не последовало, видимо, присутствовавшие знали о новом начальнике разведывательного отделения все, что требовалось. Непенин взял инициативу в свои руки и повел рассказ о работе своего детища - радиоперехвата.
  - Первые радиопеленгаторные посты мы развернули в самом начале войны в трех местах в Финском заливе: в южной части на островах Эзель и Даго, в северной части - на полуострове Гангэ. Конструкцию разведывательного радиопеленгатора разработал лично наш флотский гений, скромно сидящий за этим столом, Ван-Ваныч Ренгартен. Позже заработали еще несколько постов. Наибольшие успехи пришли после захвата германского крейсера "Магдебург". Он в августе прошлого года на полном ходу выскочил на камни у входа в Финский залив. Наблюдатели с моего поста связи немедленно доложили о происшествии в штаб, оттуда выслали корабли, которые и окружили немцев. Те бросились врассыпную, но нам удалось захватить в плен двух офицеров и полсотни матросов. А, когда водолазы обшарили дно вокруг погибшего крейсера, в наши руки попали сигнальные книги германского флота, в которых содержались кодовые таблицы, секретные карты квадратов Балтийского моря, радиотелеграфные журналы крейсера и другие документы. Я тоже там был, все трофеи лично руками перещупал. С того момента наши радиоперехватчики несколько месяцев свободно читали всю немецкую шифрованную переписку. В начале 15-го года противник опомнился и сменил коды, но мы уже развернули радиостанцию особого назначения, в штат которой зачислены опытные дешифровщики, завершающие сейчас работу над разгадкой новых кодов. Николай Оттович Эссен высоко ценит работу службы радиоперехвата, часто требует для разбора расшифрованные телеграммы. Помню, в ноябре прошлого года, когда появились первые сведения о подрыве на наших минах броненосного крейсера "Фридрих Карл", адмирал тут же потребовал представить ему данные радиоперехвата переговоров германских кораблей для подтверждения гибели крейсера. Мы быстро нашли такие телеграммы и доставили в штаб, заслужив полное удовлетворение адмирала. Таким образом, Илья Иванович, хозяйство здесь большое и беспокойное, вам придется им командовать. У меня помимо разведки других дел с каждым днем прибавляется. Помогать вам буду, но не больше.
  Стрельцов кивнул и ответил:
  - Учитываю сложность обстановки и полагаюсь на помощь Ивана Ивановича Ренгартена во всем, что касается направления радиоперехвата. Николай Оттович ориентировал меня и на то, что надо использовать для сбора разведывательных сведений боевые корабли и авиацию флота.
  - Верно, - продолжил Непенин. - На миноносцах, которые постоянно выходят в Центральную и Южную Балтику в походы, офицеры-штурманы составляют краткие разведывательные справки для доклада командованию. Эта же обязанность вменена и командирам подводных лодок. Немного погодя я свяжу вас с нашими авиаторами, пилоты гидросамолетов тоже много знают о противнике, правда, работают не очень активно по линии разведки. Вам нужно будет строже с них спрашивать. У меня, увы, руки до этого так и не дошли.
  Молчавший до этого Ренгартен, вставил свою реплику:
  - Я с пилотами в хороших отношениях, все они - храбрецы отмен-ные. Им объяснять нужно доходчивее, что требуется. Поймут - сделают в лучшем виде.
  Контр-адмирал поднялся со своего места и сказал:
  - В общих чертах, это все. Сейчас мы вам покажем помещения раз-ведотделения, а потом жилье, которое вам предлагается. Минутах в двадцати пешего хода отсюда расположен неприметный пансионат на два номера квартирного типа. Один номер занимает корабельный священник, который подолгу бывает на службе в море, а второй номер - ваш. Думаю, вам понравится. Хозяйку пансионата, пожилую женщину, мы проверили на благонадежность, она заслуживает доверия. Как все эстонки, опрятна, молчалива и нелюбопытна.
  Возражать Илье Ивановичу времени не осталось, поскольку быстрый в движениях Непенин уже вел его по помещениям второго этажа, где находились кабинеты разведывательного отделения. Экскурсия продолжалась недолго, потому что кабинетов оказалось всего четыре.
  Контр-адмирал вскоре попрощался и уехал, а Ренгартен доложил командиру (при этом он пояснил, что по-флотски к начальнику отдельного подразделения принято обращаться, как к командиру корабля) о деятельности разведотделения.
  - Наш третий офицер, Владимир Константинович Тихонов, находится в командировке на радиопеленгаторных постах в Финском заливе. Вернется в четверг, то есть послезавтра, чтобы подготовить недельную разведывательную сводку о деятельности противника на Балтийском море и на приморских направлениях.
  - Хорошо, Иван Иванович, я понял. Ознакомлюсь с бумагами и тоже отправлюсь на острова изучать работу постов радиоперехвата. Будьте добры, подготовьте мне такую командировку. Ну, а сводку к пятнице отныне готовим все вместе: это - итог нашей работы за неделю, вот всем за него и отвечать. А теперь, пожалуй, проводите меня в пансионат, потом вернемся сюда, я возьмусь за документы.
  До места Стрельцов с Ренгартеном шли неторопливым шагом ровно двадцать минут, пока не остановились перед входом в неприметный особняк в полтора этажа. Хозяйка приняла нового постояльца в маленькой комнатке под лестницей. От парадного входа лестничные пролеты расходилась в двух направлениях, каждое из которых приводило к двери в квартиру. Илье Ивановичу досталась та, что была слева, под первым номером. Соответственно, второй номер занимал сосед-священник. Квартира имела три отдельные комнаты и запасный выход на черную лестницу, откуда через двор можно пройти на соседнюю улицу. Расположение будущего жилья удовлетворило разведчика, и он сосредоточил свое внимание на карточке завтраков, которым ограничивался пансион, предлагаемый хозяйкой. Обедов она не предлагала, а вечером у нее можно было заказать кофе в номер. "Ладно, с голода здесь не помрешь", - решил Стрельцов и сообщил своему провожатому и хозяйке, что его все устраивает.
  На обратном пути Илья Иванович попросил Ренгартена рассказать в подробностях эпизод с захватом германских секретных документов на крейсере "Магдебург". Для старшего лейтенанта это была любимая военная история, поэтому дважды просить его не потребовалось.
  Рассказ Ивана Ивановича Ренгартена:
  "В ночь на 13 августа четырнадцатого года германский отряд кораблей в составе крейсеров "Магдебург" и "Аугсбург", на котором держал флаг командир отряда контр-адмирал Беринг, а также миноносцев V-26 и V-186, предпринял обычную для немцев в начальный период войны набеговую операцию к устью Финского залива. Видимость была очень скверной, и в половине второго ночи в густом тумане крейсер "Магдебург" на 15-узловом ходу выскочил на камни у северной оконечности острова Оденсхольм у входа в Финский залив. Видимо, главному германскому богу Одину, похороненному на острове, в ту ночь очень захотелось повеселиться в кампании моряков кайзера. Для "Магдебурга" вылазка контр-адмирала Беринга оказалась роковой. Не заметивший каменной гряды возле острова, корабль намертво застрял на мели, и несмотря на все усилия экипажа сняться с нее ему не удалось. Машинами моряки пробовали раскачать корабль, за борт улетели все-возможные тяжести, вроде броневых дверей орудийных башен или якорных цепей, но улучшить ситуацию не смогли. Попытки подошедшего к месту аварии миноносца V-26 взять на буксир попавший в беду крейсер оказались безуспешными. Обнаружилось, что двойное дно "Магдебурга" пробито. Ранним утром рокового для "Магдебурга" дня 13 августа его командир корветтен-капитан Хабенихт принял решение оставить крейсер и подготовить к взрыву. Он осознавал, что серьезные повреждения и безнадежное состояние корабля при угрозе появления русских кораблей, сводили на нет усилия по спасению крейсера.
  Происшествие с "Магдебургом" случилось буквально на глазах матросов и офицеров поста нашей флотской службы связи, который располагался на острове и был соединен со штабом в Ревеле. Там расстояние было чуть больше 40 миль. Через десять минут случившегося с острова понеслась в Ревель, на центральную станцию Южного района с информацией об аварии германского крейсера. Около трех часов ночи дежурный флаг-офицер доложил командующему Балтийским флотом адмиралу Эссену о происшедшем около острова Оденсхольм событии. По приказу адмирала, как только туман стал рассеиваться, к месту аварии "Магдебурга" направился дивизион наших эсминцев с база на Ханко, выдвинулись крейсеры "Богатырь" и "Паллада", несшие дежурную службу в море. Из Ревеля по приказу Непенина пошли два миноносца службы связи флота "Лейтенант Бураков" и "Рьяный".
  Быстрое появление наших кораблей у Оденсхольма помешало гер-манцам выполнить эвакуацию "Магдебурга". Командир "Магдебурга" приказал обстрелять находившийся вблизи мели маяк, чтобы прервать связь поста с основными нашими силами. Меткость немецких канониров поразила наших: после обстрела на берегу сгорело деревянное строение, но сам маяк, где находилась радиостанция, не пострадал. Тем временем немецкому миноносцу "V-26", несмотря на огонь русских крейсеров, удалось снять большую часть экипажа "Магдебурга" и, избежав погони, уйти, бросив при этом свою шлюпку с людьми и получив на отходе прямое попадание в кормовую часть. Некоторое время "Магдебург" отвечал на огонь из своих орудий, однако после отхода миноносца оставшаяся на борту часть команды корабля, приведя в действие подрывные заряды, заложенные в носовых помещениях, прекратила сопротивление и покинула крейсер.
  По уставу немецкого флота требовалось сжечь сигнальные книги в топке корабля, но она оказалась затоплена забортной водой. Поэтому их решили уничтожить, выбросив за борт. С подошедшего к месту боя миноносца "Лейтенант Бураков" к "Магдебургу" была направлена шлюпка под командой лейтенанта графа Михаила Владимировича Гамильтона, который и поднял на плененном крейсере Андреевский флаг. С миноносцев послали водолазов разыскать все, что было сброшено с корабля в воду. После недолгих поисков работа увенчалось успехом: сигнальные книги лежали рядом с бортом, судя по всему их бросили в воду с крыла ходового мостика. В кратком бою погибли 15 матросов "Магдебурга", а 56 человек во главе с корветтен-капитаном Хабенихтом сдались в плен русским морякам. Командир корабля Хабенихт, увидев водолазов, понял, что сигнальные книги уже в руках русских. Впоследствии он содержался в плену под усиленной стражей - необхо-димо было исключить для него возможность передать весть о захвате книг на родину в Германию.
  В результате захвата крейсера в штаб Балтийского флота попало большое количество самых различных документов моряков кайзера, в том числе и секретного характера. Одних только уставов, наставлений, технических описаний и формуляров было захвачено около трехсот штук. Достоянием радиоразведчиков стали чистовые и черновые журналы семафорных и радиотелеграфных переговоров (включая радиотелеграфный журнал военного времени), шифры мирного времени, секретные карты квадратов Балтийского моря и прочие важные документы по радиосвязи германского флота.
  Конечно, немецкие сигнальные книги оказались самой большой ценностью среди трофеев. Один экземпляр был передан союзникам - британскому Адмиралтейству, а второй использовался командованием русского флота. Изучение других документов позволило Эссену и его окружению сделать ряд выводов, имевших значение для последующего хода операций на Балтийском море. К примеру, командованию стал известен состав германского флота, выделенного для операций на Балтийском море. На поверку он оказался значительно слабее, чем предполагал ранее Морской Генеральный Штаб, готовясь к войне с Германией. Стала яснее и оперативная обстановка на Балтийском море.
  Следует, однако, отметить, что это были не первые документы по радиосвязи германского флота, с которыми познакомились мы, балтийские радиоразведчики. Еще до начала войны в штаб Балтийского флота был передан сигнальный код для кораблей германской разведочной службы, полученный по линии Особого делопроизводства Морского Генерального Штаба. Я в короткий срок выполнил перевод этого документа, что позволило уже тогда составить определенные представления об особенностях организации радиосвязи и сигналопроизводства в германском флоте. Поэтому, все "богатство" "Магдебурга", безусловно, попало в подготовленные руки. Радиоразведчики достаточно быстро разобрались во всех тонкостях действующей организации радиосвязи германских кораблей: в правилах радиообмена, системе радиопозывных и методике составления радиограмм.
  Мы считаем, что вступили в игру с хорошими козырями".
  Стрельцову кое-что из сказанного было известно прежде. К примеру, о факте передачи Балтийскому флоту сигнального кода для кораблей германской разведочной службы, полученного по линии Особого делопроизводства Морского Генерального Штаба. Об этом знали многие офицеры военной разведки. Но буквально единицы из них, максимум, двое-трое, знали о том, что первым состав германского флота, выделенного для операций на Балтийском море, сообщил его агент "Учитель". Данные радиоразведки позже лишь подтвердили достоверность его донесения. Но об этом нельзя сообщать даже Ренгартену.
  Возвратившись в "скворечник", как метко назвал Непенин их слу-жебное здание, Стрельцов затребовал у заместителя папки дел с радиоразведывательными документами, недельными и месячными итоговыми разведывательными сводками. Ему хотелось самому разобраться в этой горе бумаг, чтобы решить, как строить дальнейшую работу, чтобы обеспечить Эссена и штаб Балтийского флота максимальным количеством информации о неприятеле. На столе в кабинете на листе бумаги перед ним уже красовалась собственноручно вычерченная схема задач, поставленных командующим флотом, и возможных способов их решения. Квадратики и стрелки этой аккуратной схемы помогали сосредоточиться на самом важном.
  
  Секретно
  
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  На 15 марта 1915 года
  
  Обстановка на Балтийском морском военном театре в первой половине марта складывалась в целом неблагоприятно для нашего флота. Начало сего года совпало с планами русского верховного командования о переходе в генеральное наступление в Галиции и Восточной Пруссии. Сообразно этому, действия фланговых групп армии при наступлении в прибрежном Балтийском районе должны были получить ответственное значение. От командования флота требовалась поддержка и обеспечение со стороны моря. Однако, возможности нашего флота, в этом отношении, остаются весьма ограниченными, т.к. фланг Северо-Западного фронта выходит к Южной Балтике, где господствуют морские силы противника, и не имеется баз нашего флота. Вследствие безусловного превосходства противника, для наших операций в указанном районе предполагаются только периодические действия, разделенные более или менее продолжительными промежутками времени, без решительных столкновений с неприятельским флотом.
  В интересах содействия флота наступлению армии одновременно с планировавшейся атакой на город Мемель в штабе флота разработана операция, предусматривавшая координированное с атакой занятие гавани Куришгаф и содействие из нее прибрежным частям нашей наступающей армии. Но до завершения планирования операции флота Мемель был захвачен по сухому пути силами штурмового отряда 19-го армейского корпуса и морского отдельного батальона. В ответ на это 11 марта на помощь местным ландверным частям в Восточной Пруссии подошло подкрепление германских регулярных войск, которые вытеснили русский отряд из Мемеля. Балтийский флот не смог принять участия в неподготовленной операции из-за тяжелой ледовой обстановки в Северной Балтике и Финском заливе. Тем временем верховное немецкое командование передало командовавшему на Балтике принцу Генриху Германскому часть сил флота открытого моря с задачей разрушить Либавский порт и прервать российскую морскую торговлю на северных путях. Известно, что организованный германским флотом обстрел отходящих от Мемеля русских войск не принес значительных результатов, а сильный шторм прервал его действия в Або-Аландском районе.
  После завершения боев за Мемель командование германского флота предприняло шаги по наращиванию корабельной группировки в Балтийском море. Наши агентурные источники отмечают прибытие 11 марта в базу Киль отряда в составе 7 линейных кораблей додредноутного типа, 4 броненосцев береговой обороны и двух броненосных крейсеров. Переход этой ударной группировки из Вильгельмсхафена на Балтику происходил в обстановке полного радиомолчания. В то же время постами радиоперехвата разведки Балтийского флота обнаружено усиление активности действий германских миноносцев и тральщиков, увеличение числа которых на Балтийском море отношению к прежним данным не отмечалось.
  Постами радиоперехвата установлена деятельность в Северной Балтике миноносцев: V-99, V-100, S-31; тральщиков: Т-46, Т-52, Т-58 и подводных лодок: U-31, U-39.
  С установлением английским флотом блокады Германии на Северном море и перенесением центра тяќжести немецкой внешней торговли на Балтийское море значение балтийских коммуникаций для Германии значительно возросло. По ним противник ежегодно вывозит из Швеции до 5 млн. тонн жеќлезной руды, этот объем более чем наполовину покрывает потребносќти германской военной промышленности в этом важнейшем виде стратегического сырья. Из Германии в Швецию примерно в таком же количестве вывозился каменный уголь. С возможным выходом германской армии на побережье Рижского залива существенное значение для Германии приобретут воинские перевозки, связанные со снабжением их сухопутных войск в Прибалтике.
  Для перевозки стратегического сырья и войсковых группировок на Балтийском море Германия сейчас использует две основные коммуникационные лиќнии. Первая коммуникация, по которой перевозится железная руќда и уголь, идет из германских портов Любек, Росток и Свинемюнде вдоль шведского побережья до портов Стокгольм, Евле и Лулео. Вторая идет вдоль южного и восточного побережья Балтийского моря и соединяет Киль с портами в Восточной части Балтийского моря. Через них противник осуществляет снабжение своих войск, рвущихся к побережью Рижского залива.
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ ПРИЕМ
  
  (апрель 1915)
  
  
  В текучке будней Илья Иванович не заметил, как пролетел первый весенний месяц: у него не было свободного дня, чтобы можно было бы от-влечься от дел службы. Шла война, и он, как мечтал, попал, наконец, в действующую армию, точнее на действующий флот. Его место по боевому расписанию было здесь - за рабочим столом. Полковник неделю за неделей сидел за чтением сотен донесений, шифровок, писем, справок, рапортов. Флотская манера произносить рапОрт с ударением на втором слоге с непривычки резала ухо. После чтения брался за чернила и ручку, сам писал документы, рисовал схемы, вглядывался в присланные фотокарточки.
  Бумаги, бумаги, бумаги, горы бумаг, Монблан и Альпы, повторял он мысленно.
  Служба офицера военной разведки день за днем складывается именно из скрупулезной работы с документами. Глубоко ошибаются малосведущие люди, которые полагают, что разведка - это бесконечные тайные операции, поиск тайников, погони, стрельба и прочие шпионские приключения. Отнюдь! Взять, хотя бы, встречу с агентом. Офицер-руководитель прежде, чем на нее отправиться, перебирает десятки возможных мест, где контакт с источником информации будет безопасен. По картам городов надо искать удобные подходы к месту встречи и пути ухода с нее. Мысленно колесить по выбранной карте, отмечая красными кружками опасные районы, где легко наткнуться на вражеских контрразведчиков, полицейских и их осведомителей, а то и на любопытствующих горожан.
  Хорошо, когда место подобрано заранее. Это облегчает дело. Но подготовка к встрече продолжается, ведь ценный источник информации может располагать крайне малым временем для беседы. Руководителю в таком случае надо успеть в короткий срок подробно опросить своего vis-a-vis о выполненных поручениях, а затем доходчиво поставить ему другие задачи и дать инструкции, которые определят способы их решения. Для плодотворного общения с агентом офицеру следует в мельчайших подробностях знать обстановку в стране, где работает источник, его возможности по добыванию разведывательных сведений. И уж, конечно, досконально знать объект, по которому будет вестись разведка.
  Для Стрельцова таким объектом стал флот кайзера и те сухопутные войска, которые наступали на позиции русской армии с приморского направления. Он собрал целую коллекцию фотокарточек боевых кораблей противника, постоянно рассматривал одну за другой и учил наизусть боевые возможности, места базирования кораблей, фамилии командиров. Через некоторое время он сам мог объяснить, чем различаются между собой линкоры "Эльзас" и "Брауншвейг", какой экипаж у линкора "Нассау" и кто им командует. Начал свободно разбираться в видах артиллерийского и минного вооружения крейсеров и эсминцев, представлял возможности подводных лодок. Что же касается частей германской армии, то полковник имел о них полное представление еще с того времени, когда служил в Генеральном Штабе, поэтому в Ревеле только следил за переменами в их дислокации.
  Огромную помощь в изучении армии и флота противника оказывали данные радиоразведки, поступавшие с пеленгаторных постов. В марте Илья Иванович осуществил свое намерение выбраться на острова Эзель и Даго, где ознакомился с деятельностью островных постов.
  Старший лейтенант Ренгартен - молодец, причем, молодец во всех делах, за которые брался. Стрельцов в первый день службы в Ревеле поставил заместителю задачу: подготовить командировку на острова, где ему, офицеру агентурной разведки, удастся досконально узнать особенности службы радиоразведчиков. Буквально через день Ренгартен доложил, что можно отправляться в командировку, потому что на постах ждут прибытия начальника разведывательного отделения и пребывают в готовности раскрыть все тонкости успешной работы. Теперь уж Стрельцову понадобилось готовить самому себе время на отъезд из штаба флота, где он постоянно требовался командованию.
  Такое время нашлось в начале третьей декады месяца. Лед на заливе стоял еще крепкий, поэтому в путь до ближайшего к материку острова Даго Илья Иванович отправился на легких санях, запряженных резвой лошадкой. За извозчика в санях сидел матрос из охраны, второго матроса, вооруженного до зубов, настоял взять с собой контр-адмирал Непенин. Он всею силою убеждения пытался доказать Стрельцову, что обстановка в Рижском заливе стала тревожной из-за стремления германцев любыми путями хозяйничать на его просторах. Конечно, полковника Генерального Штаба пронять "страшными" рассказами было сложно, но он благоразумно решил не спорить с начальством, и взял в поездку охрану.
  Дорога оказалась долгой, а погода выдалась пасмурной. То и дело сверху засыпало снежком, потом поднимался ветер, и заряды снега, усиленные им, налетали со всех сторон. Санный путь на остров местные эстонцы накатывали ежедневно, поэтому сбиться с него, даже в пургу, не представлялось возможным. После надоевших ледяных торосов вдоль колеи, быстро катившиеся санки как-то вдруг обступил береговой сосновый лес. Стрельцов, изучивший карту местности перед поездкой, сразу прикинул, что езды до места назначения осталось не более часа, и засек время. Действительно, минут через сорок пять путники оказались возле глухого забора из свежего теса. Приехали!
  Тяжелые ворота не широко, только для проезда саней, открыл часовой, одетый так же как спутники Стрельцова в длинную овчинную шубу и валенки. Пропуская приезжих, часовой для порядка спросил пароль, хотя, видимо, давно ожидал командированных из Ревеля. В ответ на пароль Илья Иванович произнес отзыв и услышал басовитое матросское "Проезжай!". Внутри огражденной территории стояли деревянные домики барачного типа. Дверь ближайшего из них отворилась, и навстречу саням вышел офицер в черной шинели и фуражке.
  Он представился начальником 1-го радиопеленгаторного поста Балтийского флота лейтенантом Булавиным. Илья Иванович выбрался из санок и размял затекшие от долгой дороги ноги, обутые в меховые сапоги. С удовольствием потопал по жесткому ноздреватому снегу, хрустевшему мелкими льдинками, и огляделся вокруг. "Хм, иллюстрация к роману Джеймса Фенимора Купера, - пришло ему в голову. - Североамериканский форт времен войны с индейцами: высокий деревянный забор с прочными воротами, наблюдатели на вышке, вооруженная охрана, дощатые домики и военный люд возле них, того и гляди ирокезы появятся". Булавин, не мешкая, увлек за собой прибывшего начальника, и с гордостью демонстрировал свои владения.
  Прежде всего, они остановились на пригорке, у основания которого росло несколько сосен. Выше их макушек в небо устремилась металлическая труба, прочно державшаяся на стальных растяжках. Запрокинув голову, Стрельцов разглядел на вершине трубы направленные в разные стороны тонкие металлические стрелки.
  - Здесь установлена двенадцатиметровая антенна берегового радиоразведывательного поста системы Ренгартена. Антенна - зонтичного типа, состоит из 32 лучей-радиусов, ориентированных на местности согласно компасным румбам, отчего именуется "радиостанцией компасного типа", - объяснил лейтенант.
  - Как далеко вы на посту можете фиксировать германские корабли?
  Профессиональный интерес полковника был вполне предсказуем. Ответ его вполне удовлетворил:
  - Берем акваторию Центральной Балтики, вплоть до линии Либава - Эланд, а это - почти две сотни морских миль!
  - Хорошо, лейтенант, пойдемте смотреть работу ваших радистов.
  - Тогда прошу пройти в штаб. Он размещается в том доме, что по-меньше. В большом бараке за штабом - у нас казарма, а мелкие домишки - это хозяйственные службы.
  К штабу от антенной площадки вела аккуратная дорожка, выложенная крупной береговой галькой. Весенний снег на плоских камнях совсем сошел. В незапачканной обуви офицеры вошли внутрь штабного помещения. На воздухе ощущался легкий морозец, а в доме с утра хорошо протопили. Булавин провел гостя в просторный зал, заставленный канцелярскими столами. За некоторыми из них работали офицеры и кондукторы, а остальные использовались для анализа информации: на них лежали ленты донесений, карты и документы, чистые листы бумаги. Илья Иванович осмотрелся и направился к дальнему столу, на котором стоял громоздкий прибор, похожий на большой чемодан, поставленный "на попа". Между деревянными панелями и металлическими планками "чемодана" были видны круглые рукоятки, которые плавно вращал офицер в защитной сухопутной форме с погонами прапорщика.
  - Это наш лучший оператор, - представил молодого человека командир.
  Прапорщик поднял глаза, снял с головы маленькие металлические наушники с гуттаперчевыми прокладками и как-то, не по-военному, нескладно, поднялся, но представился глубоким поставленным голосом, без запинки:
  - Прапорщик Оленев, старший смены!
  - Откуда же вы, Оленев, сюда прибыли? - поинтересовался Илья Иванович.
  - В январе окончил Московскую школу прапорщиков, куда по призыву меня направили со второго курса консерватории, я учился там по классу вокала.
  Заметив удивленный взгляд Стрельцова, Булавин прояснил ситуацию:
  - У прапорщика абсолютный музыкальный слух. Он в радиоэфире может улавливать и квалифицировать такие малозаметные шумы, которые всему нашему составу операторов отличить в сплошном потоке потрескиваний и попискиваний просто невозможно. Оленев без ошибок определяет их как работу радиостанций противника. Недаром он со своими слуховыми способностями и, конечно, прекрасным баритоном получил ангажемент в частной опере Зимина в Москве, будучи студентом консерватории.
  Илья Иванович удивился еще больше и развел руками:
  - Бывал я перед войной в опере Зимина на Большой Дмитровке, Шаляпина слушал. Но предположить, что буду служить в разведке вместе с оперным певцом, ни в коем случае не мог.
  Прапорщик скромно возразил:
  - Да, собственно, я только начинающим исполнителем был, с Шаляпиным и рядом не стоял...
  - Ну, ничего, после войны вернетесь на сцену, все цветы и аплодис-менты будут вашими. Кстати, Оленев, почему вы здесь до сих пор в армей-ском щеголяете? Давно уж флотскую форму пора заказать и переодеться.
  - Из-за большой загруженности по службе никак не получается съездить в Ревель на склады.
  За подчиненного заступился начальник:
  - Я уже отправил интендантам все мерки и накладные на пошив но-вой формы. Обещали привезти. А отпустить Оленева хотя бы на день с острова я пока не могу, поскольку он крайне требуется здесь. Сложилась такая ситуация: немцы в начале года сменили свои шифры и активизировали радиообмен. А наши криптографы на днях раскрыли эти коды, поэтому мы снова читаем все перехваченные сообщения. Идет масса важных данных, и каждый специалист на посту на вес золота, поскольку обеспечивают общую результативную работу.
  Стрельцов удовлетворенно кивнул и сказал:
  - Хорошо, лейтенант. Занимайтесь пока своими делами, а я посижу за столом с Оленевым и попытаюсь вникнуть в тонкости радиоперхвата.
  Булавин расстроено произнес:
  - А как же обед? У нас все к вашему приезду подготовлено. Я вам остальных офицеров представлю...
  - Давайте позже. Я в дороге перекусил домашнего, так что пока спокойно поработаю под началом бывалого оператора. За стол вечерком вместе сядем. А пока будьте добры, распорядитесь мне сюда стакан крепкого чаю с сахаром.
  Действительно, сорокалетний полковник, словно стажер-кондуктор, до вечера просидел в наушниках рядом с прапорщиком, оказавшимся опытным учителем. Постепенно ему становились ясны принципы этой сложной и напряженной работы. Когда появились первые навыки, пришли и результаты. Среди них в его радиоперехвате наряду с рутинной информацией, например, о бункеровке топливом некоего вспомогательного судна в Мемеле, неожиданно оказалось важное сообщение о выходе подводной лодки U-33из военно-морской базы Киль на боевое дежурство в Балтийское море. Стрельцов почувствовал себя именинником и воздал должное Оленеву, как инструктору.
  На следующее утро, отправляясь инспектировать пост на острове Эзель, Илья Иванович в разговоре с лейтенантом Булавиным распорядился:
  - Вам надлежит срочно подготовить и направить мне представление на Оленева. Следует присвоить ему звание подпоручика корпуса корабельных инженеров и вручить новые погоны одновременно с формой военно-морского офицера. Представление я немедленно подпишу у командующего флотом. Такие талантливые офицеры должны не только сами работать, но и учить начинающих.
  
  
  Мартовская поездка на островные посты осталась в памяти Стрельцова: ведь у него в начальный период флотской службы живой оперативной работы почти не случалось. В то же время день ото дня крепло предчувствие того, что надвигаются интересные события. И предчувствие сбылось. В первых числах апреля полковник получил шифрованное сообщение от "Фридриха", замаскированное под обычное письмо. Нераспечатанное и непрочитанное оно лежало в кармане куртки: получать агентурную корреспонденцию он ходил в штатском. Направляясь обрабатывать донесение, он ощущал волнение, присущее охотникам, ожидавшим верную добычу. Расставаться с укрепившимся в душе предчувствием сразу не хотелось: как в детстве, важнее был не сам праздник, а его ожидание. Искушенный опытом разведчик понимал, вскроешь конверт - предчувствие уйдет. Сообщение будет важным, и те сведения, которые в нем содержатся, повлекут за собой круговерть новых дел. Душа офицера просила небольшой паузы.
  По дороге Стрельцову попалось маленькое кафе в подвальчике в центре Ревеля, эстонский koffik, куда он решил заглянуть и посидеть за чашкой кофе, немного продлевая для себя мгновения ожидания чего-то важного. Удобно расположившись за столиком в углу возле входа, Илья Иванович с блаженством маленькими глотками потягивал бодрящий напиток и разглядывал интерьер заведения с его посетителями. Все было незамысловато: полдюжины столиков, за которыми торопливо пили горячее молоко, шоколад или кофе спешившие куда-то мужчины и женщины. Тусклый свет в зале давали два окна, прорубленные на улицу так низко, что у шедших по тротуару прохожих были видны только ноги и туловище без головы. От входной двери в зал спускалась чугунная лесенка в пять ступеней.
  Дверь распахнулась в очередной раз, вошедшая посетительница, легко придерживаясь за перила, неторопливо спустилась по ступеням и направилась к столику у окна. Стрельцов замер: в кафе зашла красивая молодая женщина, которая попалась ему на глаза месяц назад возле костела. Сегодня она вновь выглядела эффектно, как в тот день, только на сей раз ее наряд смотрелся, словно сама весна. Светло бежевый жакет тонкого сукна, расшитый по лацканам модной вышивкой, едва доходил даме до середины бедра. Коричневая юбка-клеш была украшена двумя рядами пуговиц того же светлого цвета, что и кожаные туфли на каблуке. Полноту картины завершала шляпа песочного цвета и стильно оттенявший ее коричневый шелковый платок на шее. Незнакомка села, заказала кофе и стала задумчиво смотреть в окно. Взгляду Стрельцова был открыт ее профиль. Сверкающей капелькой покачивалась изумрудная сережка в золотой оправе. Эта безделушка выглядела необычно для Ревеля, где дамские украшения представляли собой янтарь во всех видах.
  Глядя на незнакомку, Илья Иванович не мог не вспомнить когда-то прочитанное стихотворение петербургского таланта Александра Блока.
   "...Всегда без спутников, одна,
  Дыша духами и туманами,
  Она садится у окна".
  Вдруг до него дошло, что он сидит в своем углу и по-мальчишески подглядывает за красивой женщиной. "Осталось только рот разинуть от удовольствия", - ругнулся он мысленно и поднялся из-за стола. Его движение не осталось незамеченным для дамы: она взглянула в его сторону, удивленно откинув голову. Боковым зрением Стрельцов отметил некое подобие улыбки на пухлых немного губах. Илья Иванович вышел на улицу, где в лицо подуло теплым апрельским ветерком. "Пасху только что отпраздновали", - пришло в голову ни с того ни с сего. "Должно быть, оттого и приятное настроение", - соврал он себе. А в глазах стоял образ прекрасной дамы.
  
  
  Через час Стрельцов, сменив штатское на военное, появился в "скворечнике". Быстро прошел в свой кабинет, закрылся и взялся колдовать с химическими реактивами, чтобы приготовить раствор для проявления тайнописного текста в присланном письме. В белом халате, одетом поверх формы, он был похож на врача из гарнизонного госпиталя. Но вместо врачевания полковник с наслаждением занимался "алхимией". Листочки письма лежали в кювете, куда он аккуратно заливал растворы. Агентурное сообщение, наконец, полностью проявилось, и Стрельцов, словно голодный за столом с яствами, быстро, одним взглядом проглотил длинный текст на мокрой бумаге. В нем содержались важнейшие сведения о перегруппировке войск противника на Прибалтийском направлении. Этот доклад "Фридриха" требовалось немедленно доложить адмиралу Эссену. Переписать начисто тайнописное сообщение на специальном бланке не потребовало много времени. Еще немного ушло на то, чтобы добраться до "Рюрика". Командующий флотом работал у себя.
  Начальника разведывательного отделения без промедления пропустили к адмиралу. Они поздоровались, затем полковник положил на стол листы бумаги в красной кожаной папке.
  Эссен вопросительно поднял глаза на Стрельцова, и тот отчетливо доложил:
  - Николай Оттович, я только что получил важное сообщение от агента "Фридрих".
  Командующий внимательно, раза два пробежал глазами три странички рукописного текста. Потом положил донесение поверх остальных документов, потер пальцами виски и заговорил тихим голосом усталого человека:
  - Все правильно, этого следовало ожидать. Противник снимает войска с Западного фронта и направляет на Восточный, чтобы в течение текущего года разгромить русскую армию единовременными мощными ударами в Прибалтике, в Польше и в Галиции. Ваш агент сообщает, что в Киль прибыли два армейских корпуса, предназначенные для высадки в северной части Рижского залива близ Пернова. Конкретно, это выливается в четыре кавалерийские и четыре пехотные дивизии. Хороший кулак у них на нашу макушку замахивается. Если считать Польшу - грудью, Галицию - подбрюшьем, то здесь у нас - как раз макушка выходит. Дней десять надо германцу на переброску и развертывание корпусов, а в середине апреля на Приморском направлении начнется наступление, попомните мои слова.
  Постепенно голос адмирала окреп, он поднялся и начал шагами ме-рить пространство от письменного стола до двери, размышляя при этом вслух:
   - Значит, есть у неприятеля намерение прорваться в Рижский залив и высадиться у нас под носом, чтобы создать группировку, нанести удар в тыл Рижскому укрепленному району, а после развернуть штыки в сторону Ревеля? Нет, господа хорошие, этот номер у вас не пройдет! Вход в Рижский залив пока беззащитен, но я сегодня же отдам приказ Канину слить 1-ю и 2-ю Минные дивизии в единое соединение и погоню вскачь все "эскадронные" миноносцы для перекрытия Ирбенского пролива минными заграждениями. Не видать им Рижского залива, пока я жив!
  Эссен остановился и резко повернулся к Стрельцову:
  - Отлично сработано, Илья Иванович, благодарю за службу. И агента этого, "Фридриха", поощрите за своевременное сообщение особо ценных сведений. Как у вас принято, деньгами, регалиями? Представляйте, подпишу! Что он там еще доносит? Произвел вербовку информатора в порту Киль? Может, это новый агент добыл сведения по сосредоточению там германских корпусов? Тогда поощрите обоих! О-ох, Господи, Боже мой, я, пожалуй, присяду - что-то нездоровится сегодня.
  Илья Иванович сделал шаг вперед, чтобы помочь адмиралу сесть, но тот отмахнулся и медленно с гримасой боли опустился в кресло. Повисло тяжелое молчание. Полковник, заполняя возникшую паузу, изложил перспективный план работы с агентами:
  - Николай Оттович, прошу утвердить план встречи с "Фридрихом". Мне необходимо получить от него сведения по обстановке, в которой он сейчас работает. Это требуется для сравнения с данными из других источников и анализа положения "Фридриха", чтобы быть уверенным в его безопасности. Вторая задача на встречу - произвести денежный расчет с агентом. У него большие расходы на разведывательную деятельность, поэтому нам следует покрыть их и вручить такую сумму, которая бы позволила ему чувствовать себя свободно. Третья задача - получить материалы на завербованного "Фридрихом" агента в Кильском порту. Буду проверять новичка по всем доступным нам каналам, чтобы его внедрение не нанесло ущерба действующей в Германии агентурной сети. И самое главное - "Фридриху" будут поставлены новые задачи, исходящие из тех целей, которые Вы, Николай Оттович, определили разведывательному отделению флота.
  Адмирал внимательно выслушал доклад разведчика, подумал и ответил:
  - Задачи на встречу у вас на самом деле важные. Утверждаю! Но вновь подчеркиваю: главнейшая задача - обеспечение полной безопасности встречи. Где и когда вы ее наметили?
  - В Стокгольме, в первых числах мая, то есть через месяц.
  Эссен задумался и повторил:
  - В Стокгольме, в первых числах мая... И до Стокгольма, скорее всего, поездом из Гельсинфорса?
  - Совершенно верно, Николай Оттович!
  - Вот это неправильно. Из Ревеля до Аландских островов пойдете на эсминце. Там из Мариенхамины под нашей охраной в Швецию по назначению бегает финский пароходик. По шведским документам едете? Хорошо. На финском судне попадете на шведский берег, а там уж до Стокгольма недалеко. Я отдам Непенину необходимые распоряжения по вашему маршруту.
  Стрельцов поразился, насколько легко командующий флотом от обсуждения сугубо военных, оперативно-тактических вопросов, перешел к тонкой материи агентурной работы. А уж то, что руководитель высшего ранга всерьез озаботился безопасностью поездки одного из многих своих офицеров, тронуло полковника до глубины души. Между тем, Эссен продолжал развивать свою мысль:
   - Обратно, кстати, тем же путем вернетесь. Эсминец будет ждать вас в Аландских шхерах. Готовьтесь, времени у вас не так уж много.
  Адмирал как-то пожевал губами, и вдруг ворчливо продолжил:
  - Дни летят быстро, дел - невпроворот, а мне тут еще Благотвори-тельный прием организовать велели!
  Стрельцов от неожиданных слов адмирала выпалил по-простецки:
  - Да кто ж велел-то?
  Эссен заулыбался:
  - Самое что ни наесть высокое начальство: Дамское морское благо-творительное общество во главе с благоверной моей супругой Марией Михайловной. Собирай, говорят дамы, свой штаб, высших городских чинов Ревеля, почетных граждан, купечество и духовенство в Офицерском собрании. Духовенство, кстати, поддержало идею обеими руками: дескать, после Пасхи сам Бог велел. Да, и наши кое-кто, к примеру, тот же Василий Александрович Канин: у него супруга вместе с моей в Дамском обществе занята. Прижали меня к стенке, самое время, утверждают. Победы надо вспомнить, героев наградить, павших помянуть, пожертвовать их семьям, кто сколько может. Куда же денешься от благого дела? Пришлось согласиться, хотя, повторяю, забот - полон рот. Так что, Илья Иванович, надевайте ордена, выделите сумму на пожертвование, и в воскресенье вместе со всеми пожалуйте на Благотворительный прием. А вам потом с бала и на корабль вскоре!
  Новость о предстоящем благотворительном мероприятии оказалась сюрпризом не только для Стрельцова, но и для большинства офицеров штаба Балтийского флота, участие которых объявлялось обязательным.
  
  Группа офицеров в парадных мундирах стояла на ступенях двухэтажного здания с колоннами, в котором задолго до начала войны расположилось Офицерское собрание Ревельского гарнизона. Рядом со Стрельцовым дымил папиросой князь Черкасский, капитан 1 ранга, начальник оперативной части штаба. Чуть дальше стояли флагманский артиллерист и полковник корпуса корабельных инженеров - флагманский механик, которых Илья Иванович знал только в лицо, а близко знаком не был. Обращаясь к князю, он удивленно спросил:
  - Что-то вы, Михаил Борисович, мрачнее тучи выглядите...
  По-кавказски эмоциональный Черкасский взял Стрельцова за локоть и с жаром заговорил:
   - Понимаете, Илья Иванович, стало известно, что немцы готовят наступление у нас под боком, в Прибалтике. Сообщения идут из Ставки, из Петрограда, из штаба 6-й армии. Все командование знает, что противник вот-вот попрет всею силою. Николай Оттович совершенно резонно потребовал разрешения использовать новые линкоры "Севастополь", "Гангут", "Полтаву", "Петропавловск", чтобы поддержать наши войска и завоевать превосходство в Центральной Балтике. Мы трое суток не выходили из его кабинета, закрывшись, разрабатывали план морской наступательной операции. Поверьте, все было обосновано, все красиво... И что же?! Из Петрограда в ответ на наши предложения пришла прежняя отговорка: "Разрешения на вывод линейных кораблей за Центральную минно-артиллерийскую позицию нет!". Илья Иванович, дорогой, ну, не обидно, а?! Причем, знаю, это не Григорович с Русиным палки в колеса вставляют. Запрет идет свыше... Да, ладно, не успокаивайте! Кстати, не один я сегодня мрачный: вон приближается вице-адмирал Ферзин, командир бригады линейных кораблей, и у него на лице радости не заметно. Он тоже с нами документы ночи напролет разрабатывал.
  Ферзин, не здороваясь, прошел в здание, а к офицерам энергичной походкой прямо-таки подбежал худощавый капитан 1 ранга Колчак, командир отряда минных заградителей.
  - Ну, Александр Васильевич, вы, извините, словно Фигаро: Фигаро здесь, Фигаро там! Дня два, как ушли, а уже вернулись, - с улыбкой заметил флагманский артиллерист.
  Колчак снял перчатки и поздоровался со всеми за руку:
  - Смею заметить вам, господа, что дело минных постановок на виду у неприятеля промедлений не допускает. Сделали - и восвояси! Я буквально час назад ошвартовался в Ревеле. С корабля на бал!
  - Германские корабли появлялись, Александр Васильевич? - поинтересовался Стрельцов, вспомнив, как Эссен переиначил известную поговорку.
  - Бог миловал! Вышли мы ночью, в условиях радиомолчания, а днем погода в море скверная установилась. Поверьте, господа, ни черта видно не было. Вот супостат и пережидал до лучших времен у своих причалов. А у меня экипажи натренированные - все выполнили, будто штиль на море. Вернулись быстро и без потерь.
  Колчак достал папиросу из серебряного портсигара и закурил.
  В этот момент по ступеням поднялся контр-адмирал Непенин, кото-рый в ответ на приветствия офицеров укоризненно сказал:
  - Пойдемте в зал, господа. Нехорошо: командующий давно на месте, а его штаб дымит папиросами на лестнице!
  В большом зале, где проводились торжественные мероприятия, подготовка к празднику завершилась, и становилось многолюдно. В дальнем углу, отражаясь медью труб в глянце паркета, гарнизонный духовой оркестр в четверть возможностей готовился к выступлению. Робкие звуки его басов и альтов почти не прослушивались в гомоне голосов собравшихся. В центре зала вокруг адмирала Эссена собралась группа командования: вице-адмиралы Канин и Ферзин, контр-адмиралы Непенин, Бахирев, командир бригады крейсеров, и Левицкий, начальник подводных сил. Из высшего состава отсутствовал только начальник штаба флота вице-адмирал Кербер, который остался командовать в Гельсинфорсе. С Эссеным о чем-то вполголоса беседовал известный всему Ревелю эстляндский губернатор генерал-майор Николай Павлович Коростовец. Ближний полукруг за адмиралами образовали командиры кораблей и офицеры штаба, среди которых был и Илья Иванович Стрельцов.
  Полилась красивая музыка вальса "Амурские волны", под аккорды которой в зал входили почетные гости. Возглавил шествие архиепископ Рижский и Митавский Агафангел. Командование флотом направилось навстречу владыке, Эссен и Коростовец испросили благословения. Агафангел, обычно избегавший чествований и банкетов, богоугодное действие благословил.
  Последующих гостей, подходивших к командующему, представлял дежурный офицер штаба. Среди пришедших были видные купцы, занимавшиеся поставками оружия, амуниции и продовольствия на корабли, почетные граждане Российской империи и города Ревель, городское руководство столицы Эстляндии.
  Илья Иванович неожиданно почувствовал внутри нарастающий жар, объяснения которому сразу дать не мог. Вдруг он услышал, как адмиралу представляют очередных гостей:
  - Гласный Городского собрания Ревеля господин Феликс Тамм и его супруга госпожа Кристина Тамм.
  Полковник не мог объяснить себе, как он оказался в первом ряду офицеров, хотя минутой прежде стоял сзади и вполголоса продолжал беседу с Колчаком. Теперь прямо перед собой он видел примечательную супружескую чету: высокого одутловатого мужчину, похожего на внезапно выросшего пухлого младенца, с белесыми бровями, густой рыжей шевелюрой, переходящей в шкиперскую бородку, и сопровождавшую мужа темноволосую стройную красавицу. Именно ее Стрельцов дважды встречал в городе. Пока Феликс Тамм что-то говорил адмиралу Эссену и губернатору Коростовцу, его супруга стояла в метре от Стрельцова и с легкой улыбкой смотрела на него. Разведчик в ответ почтительным поклоном головы приветствовал даму. Когда Илья Иванович поднял голову, командующему представляли следующих гостей. Супруги Тамм неторопливо удалялись к противоположной стене с высокими окнами.
  Поток гостей постепенно иссяк, оркестр умолк, и взоры присутство-вавших обратились к невысокой скромно одетой женщине, смело вышедшей в центр зала. Распорядитель громко объявил, что устроителей и гостей Благотворительного приема приветствует учредительница Дамского морского общества Мария Михайловна Эссен. Супруга командующего изящно поклонилась и без пафоса сообщила, что общество возникло 14 августа прошлого года, а уже через месяц благородные цели женщин завоевали симпатии широких морских кругов. Первыми жертвователями стали сами устроительницы общества и его почетные члены. Пример подчиненным подал морской министр адмирал Иван Константинович Григорович, который сделал взнос 400 рублей.
  Дальше голос женщины немного дрогнул от нахлынувшего волнения. Она заговорила о том, что в сентябре четырнадцатого года в морском бою на Балтике погиб крейсер "Паллада", а вместе с ним почти шесть сотен человек экипажа. Совет общества решил немедленно оказать посильную помощь семьям погибших офицеров и нижних чинов. Поток пожертвований в этот период заметно возрос, причем присылали деньги не только военные моряки, но и гражданские лица: например, Ревельский судостроительный завод выделил сумму в 174 рубля, а от московского кружка обновления флота прислали 50 рублей. На благотворительном концерте певицы контральто Горленко-Долиной были проданы семь картин Бенуа. С целью получения сведений о материальном положении семей, потерявших кормильцев, были сделаны срочные запросы в полицейские управления по месту их проживания. Нуждавшимся в помощи лицам была произведена выдача пособий. С начала пятнадцатого года семьям погибших членов экипажа крейсера "Паллада" было послано пособий на сумму 9535 рублей.
  После этих слов зал буквально взорвался аплодисментами, раздались крики, что все присутствующие готовы сделать пожертвования. Но Мария Михайловна подняла руку, дождалась, пока утихнет шум голосов и продолжила говорить о том, что общество старалось помочь всем семьям пострадавших и нуждавшихся моряков, ходатайства которых поступали в совет. К началу марта на их удовлетворение было выделено 8304 рубля. Кроме того, матросам, уволенным со службы "за ранами, увечьями и болезнями", выдавались пособия от 10 до 30 рублей. Только после этого сообщения госпожа Эссен призвала присутствующих сделать посильные пожертвования на благородные цели.
  Супруга вице-адмирала Канина - казначей Дамского общества - вышла с большим медным подносом, вслед за ней подносы вынесли еще несколько женщин. Начался обход собравшихся гостей. Широкий жест в числе первых сделал эстляндский губернатор, заявивший, что от имени жителей губернии жертвует тысячу рублей. Поступок генерала вызвал гул одобрения в зале. Оркестр грянул марш "Гордый "Варяг": патриотическая музыка поднимала общий настрой. На подносах у дам росли кучки ассигнаций, золотых и серебряных монет, драгоценных украшений. Офицеры штаба, сговорившись между собой, пожертвовали по пятьдесят рублей каждый.
  Строгие марши сменились лирическими вздохами вальсов, первым среди которых был, несомненно, "На сопках Маньчжурии". Обход зала для совершения пожертвований завершился, но благотворительные мероприятия продолжались. Открылись киоски для продажи шампанского, господ офицеров приглашали покупать и не скупиться, поскольку выручка также шла в фонд Морского дамского общества. Адмиралы и офицеры вместе с промышленниками, купцами и прочими гостями потянулись к киоскам, уставленным бутылками французского шампанского темного стекла. Официанты хлопали пробками, расторопно наполняли высокие бокалы и расставляли на столах, помещенных вдоль стен.
  Звуки музыки вновь стали плохо различимыми из-за многоголосого шума. Люди стояли у киосков, у столов с шампанским и прохладительными напитками, возле окон, а то и просто прогуливались по просторному залу. Илья Иванович, устав от разговоров, с бокалом шампанского отошел от компании и стал без всякой мысли смотреть в темное окно. Его уединение продолжалось несколько минут, потому что вскоре в оконном стекле, как в зеркале, отразился женский силуэт. Резко развернувшись в сторону публики, Стрельцов увидело то, чего более всего хотел видеть в тот момент. Мимо по залу в одиночестве проходила она! Дама была одета изыскано и скромно одновременно. Ее вечернее платье бирюзового цвета смотрелось празднично, но закрытый фасон с длинными рукавами подчеркивал, что предназначено оно не для светского бала, а для официального приема. Колье, серьги и кольца представляли собой неброский, но эффектный гарнитур из изумрудов, оправленных в золото. При этом красавица не была бы самой собой, если бы не нашла какую-то изюминку в костюме - на сей раз эта роль досталась широкому поясу платья, завязанному спереди большим бантом ровно на такой вы-соте, которая без скромности подчеркивала ее высокую грудь.
  Полковник сделал несколько решительных шагов вперед и встал так, чтобы дама повернулась лицом к нему, а к залу спиной. Разговор начал, будто они были уже знакомы:
  - Госпожа Кристина Тамм...
  Конечно, она встала так, как ему хотелось, но ответила незнакомцу неожиданно раскованно:
  - Госпожа Кристина здесь... Феликс - там, с губернатором нагово-риться не может. А я - здесь, прогуливаюсь. И опять встречаю вас, в который раз за последнее время. Кто вы такой? Уж, не следите ли вы за скромной замужней женщиной?
  В вопросе звучало открытое кокетство. Илья Иванович предпочел ответить прямо:
  - Полковник Стрельцов Илья Иванович, прибыл в Ревель месяц назад из Петрограда. А город ваш оказался настолько мал, что мы с вами встречаемся буквально на каждом шагу. Прошу прощения, госпожа Кристина...
  - Лучше просто Кристина.
  - Хорошо. Позвольте, Кристина, предложить вам крюшона, или лучше бокал шампанского? Прием ведь идет, этикет того требует.
  Кристина подняла на собеседника выразительные изумрудные глаза, улыбнулась и спокойно ответила:
  - Шампанского, так шампанского! Я его сегодня не пробовала.
  Через секунду Стрельцов церемонно поднес даме бокал и спросил:
  - На представлении адмиралу вашу прическу венчала диадема, такая же, как колье. Куда она исчезла?
  - Какой вы наблюдательный человек, а не сыщик ли вы на самом деле?
  - Я - интендант. Но в жизни меня привлекает все прекрасное.
  Собеседница оценила признание. Последовал легкий кивок, а затем исчерпывающий ответ на вопрос:
  - Диадема пошла на пожертвование. Муж положил на поднос какие-то ассигнации, а у меня с собой не было ни рубля. Но Святая Дева Мария подсказала, что на благое дело мне должно самой внести взнос. Я выбор сделала без колебаний.
  - Решительная вы женщина, Кристина.
  - Приятно слышать такое от человека военного, к тому же награжденного орденами. А вы что же сегодня один? Где ваша супруга?
  "Кристина изучает обстановку", - не без иронии отметил про себя Илья Иванович, но ответил серьезно и грустно:
  - Моя супруга долго болела и скончалась чуть более года тому назад в Петрограде.
  - Простите, Бога ради, за глупое любопытство, я не хотела причинить вам боль.
  В этот момент она подняла увлажнившиеся глаза, в которых явно чувствовалось раскаяние. Стрельцов сделал успокаивающий жест и слегка коснулся ладонью ее пальцев в перчатке - руку она не отдернула. В ответ на искреннее сожаление он примирительно произнес:
  - Вы же не знали. Я не таю на вас обиду. Наш брак был успешен, родились и выросли две замечательные дочки. Старшей теперь двадцать один, она вышла замуж и живет в Москве. Младшей - восемнадцать, она учится в Политехническом институте и одновременно работает сестрой милосердия в военном госпитале в Петрограде.
  Сделав паузу, он добавил:
  - Как видите, я прожил довольно значительную часть отведенной мне судьбой жизни. Мне уже почти сорок два.
  На губах Кристины снова заиграла улыбка, и она ответила:
  - Не кокетничайте, полковник! Я все же понимаю, что вы вышли из возраста лейтенантов, хотя мало смыслю в делах военных. На комплимент от дамы напрашиваетесь?
  Стрельцов промолчал. Он лишь внимательно смотрел на стоявшую рядом прекрасную женщину. Видимо, взгляд был настолько откровенным, что она смущенно сказала:
  - Заговорилась я с вами, это не совсем прилично в моем положении. Муж, должно быть, уезжать собрался и высматривает, где меня искать. Надо идти. Вам на прощание скажу, что почти ежедневно в полуденные часы я захожу в тот koffik, где мы с вами недавно виделись...
  Кристина возвратила недопитый бокал шампанского таким образом, что не поцеловать на прощание ее протянутую руку было просто невозможно. Стрельцов увидел уже знакомый взгляд с полуулыбкой немного пухлых губ, а через минуту он смотрел на спину удалявшейся дамы.
  Разведчик в задумчивости остался стоять на месте и медленно про-крутил в памяти весь разговор с женщиной. Опыт подсказывал ему, что и он, и она, находятся во власти мощной природной силы, увлекшей их в одном направлении, при этом оба пребывают в заметном волнении. Куда же от этого денешься!
  Его мысли прервались музыкой оркестра, который грянул марш "Прощание славянки". Распорядитель пригласил господ офицеров в центр зала на построение для награждения отличившихся. Первым под общие возгласы приветствия за успехи Балтийского флота в компании 1914 - 1915 года орденом Святого Владимира второй степени наградили Николая Оттовича Эссена. Далее ордена и именное оружие вручалось командирам кораблей и офицерам, проявившим героизм в боевых действиях в конце прошлого года и начале второго года войны. Орден Святого Владимира третьей степени с мечами получил капитан 1 ранга Колчак за успешную минно-заградительную операцию в Данцигской бухте в феврале. Стрельцов искренне радовался за награжденных товарищей, жал руку Александру Васильевичу и согласился распить с офицерами бутылку шампанского.
  Вскоре прием в Офицерском собрании закончился.
  
  Через неделю Илья Иванович вновь стоял в кабинете командующего и докладывал Эссену:
  - Николай Оттович, из Германии получено очередное сообщение от агента "Учитель". Вы были правы: противник задумал наступать не только на Прибалтийском направлении, но и на других участках Русского фронта. "Учитель" докладывает, что через Берлин на Восток с 10 по 14 апреля перебрасывались по железной дороге германские армейские корпуса, в числе которых отмечаются Десятый армейский, Резервный, Гвардейский и Сводный. В составе Сводного корпуса с Западного фронта двигаются 11-я баварская и 119-я пехотная дивизии. А в общей сложности переброшено восемь укомплектованных германских дивизий. Это - лучшие соединения противника, имевшие успех во Франции и Бельгии. По данным "Учителя", новым объединением назначен командовать генерал Макензен, который прежде командовал Девятой армией в ходе Варшавско-Ивангородской и Лодзинской операций.
  Адмирал взял донесение в руки, принялся было читать, но вдруг отодвинул папку с документом и, глядя на своего начальника разведки, задумчиво произнес:
  - Говорите, что я прав был в своих предположениях? Да, лучше бы я ошибался! Представляю, какая кровавая сеча завяжется на наших сухопутных фронтах с началом наступления противника. Что ж, война кругом, ничего не поделаешь...
  Командующий стал внимательно читать донесение "Учителя", а по-том распорядился:
  - Ваш агент подробно указал, сколько эшелонов прошло через Берлин и количество боевой техники, находившейся в них. Срочно отправьте эти сведения в Ставку Верховного и в Генеральный штаб. Там в них сейчас испытывается крайняя нужда.
  Стрельцов с беспокойством принялся объяснять:
  - Николай Оттович, я прошу вашего разрешения изменить текст доклада в вышестоящие инстанции. Не должно быть указания времени и места обнаружения агентом германского воинского контингента, потому что в случае утечки этих сведений из Петрограда, "Учителю" может грозить опасность раскрытия. Мы же не можем утверждать однозначно, что утечки не произойдет. Всякие случаи бывают. Слова "Берлин" и "10-14 апреля" следует убрать из доклада. Он станет более обтекаемым.
  - Согласен, - ответил адмирал и поинтересовался, - как идет ваша подготовка к отъезду в Швецию на встречу с агентом "Фридрихом"?
  Полковник в очередной раз поразился тому, насколько глубоко вникает и как держит в памяти этот удивительный человек все вопросы, которые его касаются в той или иной мере. В ответ он сказал:
  - "Фридрих" получил указание ждать меня в Стокгольме через две недели. Я буду готов к тому времени и отправлюсь в Швецию.
  
  
  
  Секретно
  
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  На 20 апреля 1915 года
  
  
  Обстановка на Балтийском морском военном театре во второй половине апреля для нашего флота резко ухудшилась, что было связано с началом наступления германской армии из Восточной Пруссии в направлении Либавы. Успехи наших войск на Юго-Западном фронте генерала Иванова в начале 1915 года поставили Австро-Венгрию на грань военной катастрофы. Для облегчения ее положения кайзер отдал приказ организовать наступление в слабо защищенной нашими войсками Курляндии. До начала наступления германским командованием была проведена перегруппировка сил и перенесение центра тяжести военных действий с Западного на Восточный фронт. Из Франции в первой половине апреля были переброшены лучшие корпуса, часть из которых направлена на северный участок, в Прибалтику, а другая часть - в Галицию, где они вошли в состав ударной армии под командованием генерала Макензена.
  В районе Тильзита в Восточной Пруссии в первом эшелоне для наступления сосредоточились три пехотные и три кавалерийские дивизии, переведенные с Западного фронта. Именно они начали наступление в направлении Либавы, Виндавы и Риги на фронтовой полосе от берега Немана до побережья Балтийского моря. По имевшимся планам часть войск предназначалась для высадки с моря в северной части Рижского залива близ Пернова. Два германских крейсера и до десяти миноносцев планировалось использовать для содействия операции с моря.
  Силы Балтийского флота, дополненные английскими подводными лодками Е-1 и Е-9, успешно сорвали планы противника по высадке войск в Рижском заливе. Эсминцы германского флота в ответ произвели бомбардирование Либавы и нашей морской батареи на мысе Церель. Броненосные крейсера "Принц Адальберт", "Принц Генрих" и "Роон" совершили рейд к входу в Финский залив, но "Принц Адальберт" получил повреждение корпуса от взрыва донной мины, и весь отряд возвратился в Киль. Его преследовал наш отряд крейсеров ("Макаров", "Баян", "Олег", "Богатырь") под флагом контр-адмирала Бахирева. Из-за густого тумана преследование было прекращено.
  Одновременно с рейдом немецких крейсеров в районе острова Эланд в Центральной Балтике выявлена двух деятельность германских подводных лодок: U-33 и U-38. Успешный поиск подводных лодок противника, шедших под перископом, произвела группа гидросамолетов Балтийского флота.
  Повышенная активность германского флота объясняется необходимостью удержать наши корабли в зоне Финского залива, не позволить его выступления в открытую часть Балтики.
  Количество баз нашего флота с переходом Курляндии под контроль противника значительно сокращается, что самым отрицательным образом повлияет на возможность надводных сил флота вести боевые действия в Центральной Балтике.
  Для подводных сил серьезной потерей становится уход из базы в Либаве, где, кроме наших лодок, базировались британские субмарины Е-1 и Е-9. Теперь они передислоцировались в Ревель, что сократило их боевые возможности по поиску и уничтожению кораблей противника.
  Периодические действенные мероприятия сил нашего флота, тем не менее, мало влияют на общую обстановку на Балтийском морском военном театре. Начавшееся наступление сухопутных войск противника в Курляндии, вероятная потеря нами Либавы, где по приказу командующего Балтфлотом 17 апреля были взорваны крепостные батареи и мосты через канал, а также угроза Виндаве в связи с отходом русской 12-й армии к Риге, позволяют сделать следующий вывод.
  В ближайшее время операции германского флота должны будут принять более решительный характер. Становится ясен и объект этих операций - Рижский залив, получающий теперь исключительное значение, как фланговый район Северо-Западного фронта.
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  КОМАНДИРОВКА В ШВЕЦИЮ
  
  (май 1915)
  
  Илья Иванович сидел в кабинете и разбирал присланную из Петрограда служебную почту. Слева на поверхности стола росла стопка корреспонденции, которую посмотрят его офицеры, справа ложились документы для срочного прочтения. Он взял в руки очередной пакет, и серьезное, точнее - суровое выражение лица в момент изменила добрая улыбка. Из большого пакета, склеенного из грубой серой бумаги, помеченного угловым штампом "Генеральный Штаб", выскользнул иностранный конверт с цветным рисунком. Стрельцов с той же улыбкой стал разглядывать конверт, и увидел знакомую адресацию: "Санкт-Петербург, Генеральный Штаб, Его превосходительству господину Стрельцову Илье Ивановичу лично в руки". Обратный адрес он тоже прекрасно знал: "Стокгольм, посольство Российской Империи в Королевстве Швеция. От госпожи Голубевой Альбины Юрьевны. Дипло-матическая почта".
  Да, рыжеволосая красавица Альбина как обычно не подвела его, недаром он ей доверял и относился с большой теплотой. Илья Иванович не мог объяснить, как назвать их отношения: между ними, мужчиной и женщиной, не было и не могло быть никаких вольностей, ведь Альбина, можно сказать, на целый век моложе, и всего на два-три года старше его дочерей. Не сказать, чтобы они поддерживали некую дружбу: слишком редко доводилось встречаться или обмениваться письмами. Но всякий раз, когда Стрельцов писал ей или получал ее письма, он сознавал, насколько ему приятно расположение доброй знакомой. А их встречи в Стокгольме или Петербурге, которые можно было пересчитать по пальцам, оставляли понимание того, что и Альбина дорожит столь необычными отношениями. Скорее всего, считал полковник, она, истинный романтик, просто проявляла интерес, когда доводилось касаться дел с множеством тайн.
  Они познакомились три года назад во время командировки Стрельцова по делам разведки в Швецию. Пришла нужда обратиться в посольство за помощью, и в качестве представителя русской дипломатической службы ему назначили именно Голубеву. Разведчик сразу понял, что он вытащил счастливый жребий. Внешне Альбина выглядела как натуральная скандинавская девушка: надень ей на голову белый чепец и дай в руки молочник, ни один швед или финн не скажет, что перед ним сотрудница русского посольства. К сему следовало добавить отличное знание шведского языка на уровне местных жителей и большое умение ориентироваться в запутанных городских кварталах старых шведских городов. Илья Иванович не злоупотреблял расположением чистой души и не привлекал женщину к агентурным операциям. Но не раз просил ее узнать какие-то городские и сельские новости или побывать в каком-то месте.
  И в пришедшем в Ревель письме Альбина как всегда добросовестно отвечала на вопросы, заранее поставленные Стрельцовым. Выглядело это так:
  
  "Милостивый государь, Илья Иванович!
  Рада случаю вновь обратиться к Вам и рассказать о тех местах прелестного Града Стокхольмского, где мне удается побывать в свободное от службы время. Я теперь научилась обращаться с фотокамерой, и моя "Exakta" не знает покоя. Некоторые особенно удачные фотоснимки я высылаю Вам, как ценителю скандинавской городской архитектуры.
  Вот столичные кафе и рестораны:
  
  Engelen Kornhamnstorg 59 Stockholm, Sverige
  
  Cinnamon Bakery & Coffeeshop Verkstadsgatan 9 Stockholm, Sverige
  ........
  А далее хочу перечислить местные гостиницы:
  
  Strandvägen 7c Hotel Diplomat Stockholm, Sverige
  .........
  
  Надеюсь, Вам придутся по вкусу мои новые художества. Напишите, а лучше приезжайте. У нас здесь тихо, не так, как нынче в полыхающей Европе.
  С наилучшими пожеланиями здоровья и успехов Вам, мой друг,
  Альбина Голубева.
  Апреля 20 дня сего 1915 года. Стокгольм".
  
  Мысленно поблагодарив мадмуазель Голубеву, разведчик аккуратно разложил полученные фотокарточки на карте Стокгольма и стал выбирать маршруты подхода к месту встречи с агентом "Фридрихом" и пути ухода со встречи. В качестве основного места они между собой определили небольшое кафе "Engelen", которое имело два входа для посетителей. По выбору запасного места имелись варианты, но это уже относилось к нюансам агентурной работы.
  Шел первый день мая, подоспела пора собираться в дорогу. Адмирал Эссен сильно недомогал, лежал под наблюдением врачей, поэтому просить его аудиенции Стрельцов не стал. Непенин, не ведавший покоя, разрывавшийся между Гельсинфорсом, Петроградом и Ревелем, к счастью оказался в штабе на борту "Рюрика". К нему и направился полковник для доклада и получения разрешения на отъезд в заграничную командировку. Адриан Иванович временно занял каюту начальника штаба флота, который в это самое время на крейсере "Богатырь" контролировал в составе отряда кораблей постановку новых минных заграждений на подходах к Либаве.
  Контр-адмирал возле морских карт Центральной Балтики, расстеленных на столе, о чем-то возбужденно спорил с начальником оперативной части штаба капитаном 1 ранга Черкасским, когда Стрельцов попросил разрешения войти. В каюте наступила тишина, Непенин с Черкасским прервали разговор, а начальник разведки ждал команды начать доклад. Адриан Иванович эмоционально махнул рукой и скороговоркой сказал:
  - Ладно, Михал Борисыч, вы еще раз взвесьте свои предложения, подумайте, как следует, а мы здесь пока дела разведочные обсудим с Ильей Ивановичем.
  Князь насуплено поздоровался со Стрельцовым, собрал карты и молча вышел.
  - Вот упрямец! Дело ведь говорит, лишь в деталях мы с ним расхо-димся, но не желает ни в чем поступиться, упершись в свой план... Ну, Илья Иванович, вы-то с чем пришли? - спросил Непенин, в сердцах ломая спички, закуривая.
  - Адриан Иванович, две недели назад командующий утвердил план моей встречи с ценным агентом в Швеции. Пора уже в дорогу отправляться, но Николай Оттович болен, поэтому я к вам с докладом об убытии в командировку.
  - Да, да, знаю. Николай Оттович меня предупреждал о ваших планах. К великому нашему сожалению, он сейчас крайне плох. Я боюсь даже думать о возможном исходе. Осталось надеяться на Божью помощь. Касаемо вашей командировки, я отдал распоряжение командиру дивизиона эсминцев особого назначения о выделении корабля для специальной операции. Он предложил назначить "Охотника", который как раз в Ревеле стоит. Но я подумал и вызвал "Всадника", он в сравнении с "Охотником" имеет усиленное артиллерийское вооружение, которое в случае чего поможет отбиться от неприятеля, и меньшие размеры корпуса, что при хождении в Або-Аландских шхерах будет важным приоритетом. Корабль воюет постоянно, только что прибыл из похода, выставлял минные заграждения на коммуникациях немцев, командир и экипаж опытные. "Всадник" доставит вас в Мариенхамину, а потом останется на патрулировании в Аландском море, чтобы принять вас на борт после окончания операции. Командир - старший лейтенант Чириков Сергей Александрович - получил пакет с секретным заданием, вскроет его после вашего прибытия на борт и поступит в ваше распоряжение. Так что, действуйте, с Богом!
  - Благодарю вас, Адриан Иванович. Сегодня я побываю на эсминце, познакомлюсь с командиром и кораблем, а выйдем мы завтра во второй половине дня. Ходу от Ревеля до Аландских островов около семи часов. Светает сейчас рано, а у причала в Мариенхамине надо ошвартоваться в темноте. Следовательно, в семнадцать часов я буду на корабле, в море выйдем в девятнадцать. В три часа ночи ошвартуемся в порту. По темному времени перейду на финский пароход "Андромеда", а дальше рассчитываю быть в Швеции по расписанию.
  - Все верно, Илья Иванович. Осталось пожелать вам успеха в непростом предприятии. Ну, обнимемся, что ли, перед дальней дорогой?
  Прощание показалось Стрельцову трогательным. Он нарочито сдержанно поднял ладонь к козырьку, развернулся по-строевому и вышел из каюты.
  Весь следующий день пролетел одним мгновением. Непривычным для Ильи Ивановича казался предстоящий путь в Стокгольм, и он волновался. Чувствовал свое волнение, когда поднялся на борт корабля, когда в его присутствии командир вскрыл секретный пакет с заданием на предстоящий переход, и потом, когда Чириков предоставил ему отдельную каюту для отдыха. Волнение неожиданно прошло после запуска корабельного двигателя, ровный рокот машины подействовал успокаивающе. Полковник сидел на узкой койке в пространстве, больше похожем на платяной шкаф, чем на жилое помещение. Тем не менее, возле койки уместился вошедший старший лейтенант, который доложил о выходе в море и о том, что по пути их ожидает неплохая погода со слабым ветром и частыми дождевыми зарядами.
  Опытный моряк Чириков, впервые получивший задание переправить настоящего разведчика в чужую страну, считал себя в какой-то мере именинником, и относился к предстоящему делу, пожалуй, с большей серьезностью, чем в момент подготовки к бою с неприятием. Как и многие военные люди, привыкшие в жизни действовать открыто, Сергей Александрович испытывал пиетет к деятельности тех, кто причастен к секретной войне. Стрельцов видел это и из собственного опыта знал, что обеспечение его задания находится в надежных руках, а остальное будет зависеть от него. За себя он был совершенно спокоен.
  Легкая вибрация корабля и плавное покачивание на волнах убаюкали Илью Ивановича, он с удовольствием дремал сидя, а когда проснулся - увидел, что за иллюминатором сгустилась темень балтийской ночи. Решив немного размять ноги, он пошел на открытую палубу. Эсминец был не слишком подходящим местом для любителей палубных прогулок: от надстройки до леера достаточно сделать всего полтора шага. А дальше плескалось море. Корабль плавно поднимался над волной, но через пару минут эту волну, казалось, легко было зачерпнуть ладонью, перегнувшись через леерное ограждение. Стрельцов прижался спиной к холодной броне надстройки, нашел удобное положение и остался на палубе.
  Никого из экипажа в эту минуту не было видно, все находились внутри. Полковнику казалось, что он остался один на один с Балтийским морем, которое в полной темноте спокойно играло своими волнами. Времена менялись, век сменялся веком, а Балтика всегда оставалась Балтикой. Вокруг эсминца сомкнулась сплошная тьма, в радиусе нескольких миль не просматривалось ни единого огонька. Шла война. Если и были где-то другие корабли, то они подобно "Всаднику" тихо крались со своими заданиями. Хотелось верить, что крадутся вблизи в этот час только наши корабли, а противник - где-то далеко.
  
  Илье Ивановичу на память пришли романтические события конца прошедшего месяца. Так получилось, что он дважды виделся с Кристиной, потому что заглядывал в знакомый koffik в назначенный ею час. В первый раз ему удалось освободиться от дел служебных ненадолго, и они полчаса сидели за кофе и разговаривали. Точнее говорила только Кристина, а он с интересом ее слушал. Из рассказа выяснилось, что выросла она в польской дворянской семье в Ковно, в восемнадцать лет родители выдали ее замуж. Теперь ей уже тридцать, а муж на десять лет старше. Феликса Тамма ее отец знал давно, у них были какие-то общие дела, но отец умер, а с матерью у Кристины никогда не было близких отношений. Детей им с мужем Господь не дал, у Феликса всегда много дел, а она привыкла жить в одиночестве.
  Во второй раз Стрельцов предложил немного прогуляться по улочкам древнего города. Пройдя Ратушную площадь, пара как-то неожиданно быстро оказалась возле дома, где жил полковник. Он показал вход в свою квартиру и полушутя, полувсерьез предложил зайти в гости. В ответ Кристина, лукаво улыбаясь, погрозила спутнику пальцем и заявила, что она - женщина строгих правил. Потом они где-то сидели и пили кофе с ликером, что-то говорили и смеялись. Расставаясь, Стрельцов сказал, что скоро уйдет в морской поход и не ведает, когда сможет вернуться. Кристина сказала, что будет ждать возвращения полковника, оказавшегося истинным рыцарем. Протянутую для поцелуя на прощание руку Стрельцов повернул ладонью вверх и поцеловал в запястье, источавшее аромат французских духов. Женщина, не отводя изумрудных глаз и не проронив ни слова, серьезно смотрела на решительного офицера.
  
  Улыбнувшись приятному воспоминанию, Илья Иванович вернулся в каюту и вновь задремал, сидя на чужой койке. Он мгновенно открыл глаза, когда дверь в каюту тихо отворилась, и заглянул Чириков.
  - А что же вы не ложились? Вестовой специально чистым застелил, чтобы вы поспали, - удивился офицер.
  - Ничего, я хорошо отдохнул у вас. "Если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте!", есть ведь такое правило? Вот я и поспал в уюте. Хотя здесь тесновато, чувствуется, что идем на эсминце, а не на крейсере.
  - Зато летим, как птицы, Илья Иванович! Через час подойдем и будем швартоваться в финском порту. Как встанем, я распоряжусь, чтобы весь экипаж собрался во внутренних помещениях и не зыркал, когда вы сойдете на берег. Вы ведь в штатском пойдете? В таком случае пора переодеваться. Форму можно на вешалке оставить - она вас подождет.
  - Благодарю вас, Сергей Александрович. Я соберусь и буду ждать команды сходить на берег.
  Через полчаса Стрельцов стоял в костюме и шляпе, купленных в Стокгольме, в дорожном плаще, и раскладывал в саквояже документы на имя подданного шведского короля и немудреный скарб на несколько дней. Все лишнее, не нужное в этой непростой командировке, осталось в Ревеле. Корабль сбавил ход, на палубе происходило какое-то движение. Вскоре эсминец замер, его корпус перестал качаться на морских волнах. "Стало быть, прибыли", - предположил полковник. Действительно, через пять минут в каюте вновь появился командир корабля и почти шепотом в наступившей тишине доложил, что можно сходить на причал. Они вышли в коридор и быстро дошли до узких сходней, перекинутых с борта на портовый бетон.
  - Там впереди пассажирский порт Мариенхамины, "Андромеда" готовится в рейс. Мы будем охранять ваш переход, а потом пойдем на патрулирование Аландского моря и шхерного участка. По телеграмме из Ревеля вновь придем сюда и дождемся вашего возвращения. Доброго пути вам, Илья Иванович!
  Офицеры пожали руки и расстались. Стрельцов скорее почувствовал, чем заметил, как старший лейтенант украдкой перекрестил его на прощание. "Суеверные люди, эти моряки", - подумал разведчик, пожал плечами и пошел разыскивать пассажирский пароход.
  Дальнейшая дорога до столицы Швеции оказалась мало примечательной. "Андромеда", пыхтя машиной, утром ушла из порта приписки, а вечером встала к причалу в шведском городке Норртелье. На борт поднялся ленивый и тучный таможенник, который обошел всех пассажиров и получил с них официальную пошлину за пересечение границы и личную мзду за то, что позволил это сделать. Илья Иванович прикрывался документами шведского техника-землемера, который работал на островах по контракту и измерял участки земли для новых владельцев. Работа считалась нужной, как в Финляндии, так и в Швеции, власти ей не препятствовали. Поэтому разведчик уверенно предъявлял, где требовалось, паспорт и предписание на производство работ.
  Из Норртелье до Стокгольма он добрался за пару часов на большом черном автомобиле c брезентовой крышей, в котором за спиной шофера помещались восемь пассажиров. Все попутчики изрядно натряслись и пропылись в дороге, поэтому с удовольствием попрыгали из тесного транспорта на брусчатку привокзальной площади, где был конец маршрута. Поздним вечером Стрельцов, наконец, устроился на ночлег в большом и шумном отеле, где все постояльцы быстро растворялись среди множества приезжих, и наслаждением упал на кровать в своем номере. Именно такие неброские места он предпочитал в иностранных городах, чтобы не быть на виду и спокойно заниматься собственным делом. До встречи с "Фридрихом" оставалось двое суток.
  Следующий день Илья Иванович провел на ногах, лично проверяя место встречи и подходы к нему, место, где можно спокойно поговорить с агентом, и место, удобное для передачи друг другу документов и денег. Он, словно гончая перед охотой, пребывал в легком возбуждении и не ощущал усталости. Лишь поздним вечером, вновь падая на гостиничную кровать, успел подумать: "Черт, ноги по колени стоптал за день!", и тут же заснул.
  С утра Стрельцов вновь прошел по намеченному маршруту. На площади ему показалось, что в его сторону пристально смотрит полицейский. Разведчик изменил маршрут и проверил на соседней улице, нет ли за ним слежки. Не обнаружив никого, он вновь вернулся на площадь и с великой осторожностью стал наблюдать за подозрительным полицейским. Но тот, спокойно позевывая, болтал с цветочной торговкой. Значит, тревога ложная.
   Подошло время встречи. За несколько минут до назначенного часа полковник приблизился к кафе и вновь проверил, нет ли за ним слежки. Потом посмотрел, как в кафе вошел "Фридрих", и со всем вниманием просеял каждого, кто шел или стоял на улице в эти минуты. Не выявив ничего подозрительного, он последовал за агентом. Десятилетие работы в разведке и опыт зарубежных агентурных мероприятий позволили ему выработать непередаваемое ощущение спокойствия или беспокойства при наступлении ответственного момента. Сегодня у Стрельцова на душе было спокойно.
  "Фридрих", аккуратно и неброско одетый мужчина среднего возраста, пил кофе и курил трубку. Возле края его столика лежали две-три газеты, которые Стрельцов "случайно" задел, когда шел мимо, и уронил на пол. Извинившись, он наклонился, собрал газеты, незаметно положил сверху свою и вручил стопку агенту. В его газете карандашом было написано название района, улицы и места, где они могли бы спокойно поговорить. Такой нехитрый трюк разведчики обговорили заранее. Получилось удачно. В зале были свободные столики, Илья Иванович сел, выпил кофе и пошел из зала. Пятью минутами после него через другую дверь кафе покинул "Фридрих".
  Они вновь встретились на улице в припортовом районе, где находи-лось несколько автомастерских. Машины на продажу стояли у открытых ворот и собирали вокруг интересующихся людей, которые, как правило, обменивались репликами. Незнакомые прежде люди быстро находили общий язык и обсуждали достоинства и недостатки стоявшей техники. Механики, которые трудились в мастерских, не лезли в чужие разговоры и деловито крутили гайки внутри ангаров. Среди собравшихся у машин людей двое были русским военным разведчиком и его агентом из Германии, говорившими между собой по-шведски. К ним не подходил никто из посторонних. Они располагали достаточным временем, чтобы изложить нужную информацию, не привлекая внимания. Оба были собраны, дисциплинированы и прекрасно подготовлены к своей тайной работе.
  "Фридрих" для порядка тыча пальцем в двигатель подержанного авто фирмы "Даймлер-моторен", быстро рассказывал о вербовке нового помощника, вернее, помощницы в Киле, о задачах, поставленных смелой женщине, и о том, как она начала их решать. Детали он изложил письменно, замаскировал документ в рекламной брошюре, которую вложил в конверт. Туда же поместил и фотопленку, спрятанную в сигарный футляр. Пленка отснята на тех заводах в Германии, где ремонтируют поврежденные в боях корабли.
  Стрельцов выяснил все, о чем хотел расспросить, и в свою очередь довел до агента целый ряд вопросов. Больше всего его интересовала безопасность "Фридриха" и его помощницы. Он велел уничтожить все письма и документы, которые хоть как-то намекают на их связь.
  Поговорив минут десять, собеседники обходили вокруг "Даймлера", чтобы убедиться в отсутствии посторонних лиц рядом. Потом вновь продолжали беседу. Последним вопросом они определили место, где удобно обменяться документами так, чтобы никто не заметил. Они вместе дошли до остановки трамвая, вновь проверив, нет ли за ними слежки, вошли в вагон и поехали в центр города. "Фридрих" незаметно передал пакет с бумагами и фотопленкой руководителю и тут же получил от него пакет с деньгами. Стрельцов, обходя других пассажиров, направился на заднюю площадку вагона и сошел на ближайшей остановке. Агент поехал дальше. Встреча успешно завершилась.
  С ценным грузом, запечатанным в пакет, полковник отправился повидаться с Альбиной Голубевой. Договорились встретиться они днем ранее, когда Илья Иванович по телефону из города звонил в русское посольство. Теперь он шел по набережной Мункбруледен к памятнику королю Карлу XIV Юхану и улыбался. Встреча именно у этого монумента назначена не случайно. Шведского короля, занявшего престол в Стокгольме сто лет тому назад, звали от рождения Жан Батист Жюль Бернадот, и вошел он в историю, прежде всего, как один из талантливых военачальников французского императора Наполеона Бонапарта. Судьба благоволила маршалу Бернадоту, он получил шведскую корону и стал основателем правящей скандинавской династии вместо того, чтобы подобно своим бывшим соратникам быть расстрелянным или раствориться в небытии после крушения французской империи.
  Альбина серьезно увлекалась наполеонистикой, мода на которую пришла в Россию из Европы в связи со столетием войны 1812 года. Она настолько хорошо знала все сражения Великой Армии и их участников, что вполне могла без смущения опровергнуть точку зрения Стрельцова, изучавшего оперативное искусство эпохи наполеоновских войн в Академии Генерального Штаба:
  - Что вы, Илья Иванович, корпус Мортье не участвовал в деле под Ульмом против австрийцев, он был разбит русскими в битве у Дюренштейна!
   Илье Ивановичу приходилось лишь разводить руками и обещать проверить по справочникам: наполеонистика казалась интересной темой, но не была его коньком.
   Сегодня в прекрасном настроении он подходил к конной статуе Бернадота, короля-маршала, который, кстати, являлся участником Ульмского сражения, и рассчитывал вновь поговорить с начитанной дамой о боях столетней давности. Фигура молодой женщины уже виднелась возле памятника на ступенях, спускающихся к набережной.
  По лицу Альбины Стрельцов понял, что она чем-то расстроена. По-этому, поздоровавшись, он спросил, что случилось.
  - Случилась, Илья Иванович, большая беда, увы! В посольстве получено сообщение о том, что ночью скончался командующий Балтийским флотом адмирал Эссен.
  Полковник замолчал, он-то в полной мере предвидел последствия по-настоящему тяжелой утраты не только для флота, но и для всей России. В задумчивости он произнес:
  - Надо бы мне срочно быть в Ревеле, да не получится - оказии два дня ждать придется.
  - Тело адмирала сегодня на корабле перевезут в Петроград для организации похорон.
  - Да, Николай Оттович, вечная вам память! Пусть земля будет пухом! Не удалось нам еще раз свидеться.
  - Простите, Илья Иванович, я сразу ошеломила вас печальной новостью, а ведь вы говорили о неком деле ко мне.
  - Действительно, Альбина, дело есть и дело чрезвычайно серьезное. У меня в кармане лежит важный пакет. Я его переложу в вашу сумочку по возможности скрытно, когда мы будем поблизости от посольства. Очень вас попрошу незамедлительно переправить пакет, как всегда, дипломатической почтой в Петроград, в Генеральный Штаб на мое имя. И депешей сообщите, что послезавтра я возвращаюсь в Россию. А пока, если не возражаете, сядем где-нибудь недалеко, выпьем кофе.
  Они зашли в ближайшее заведение и за чашкой кофе поговорили о том, какие события происходят в Швеции, об усилении германских позиций в нейтральном государстве, о препятствиях, которые теперь нередко местные власти чинят русским дипломатам. Обстановка в Скандинавии явно ухудшалась. Стрельцову такая информация была крайне необходимой, ведь его разведывательная работа строилась через Швецию. Поговорив минут сорок, они направились в сторону русского посольства. Разведчик регулярно проверял, не ведется ли за ними наблюдение. Все было спокойно в этот раз, поэтому он одним незаметным движением перебросил пакет в открытую дамскую сумку, когда Альбина сказала, что уходит в посольство.
  Илья Иванович пожелал ей успехов и проследил за тем, чтобы жен-щина беспрепятственно вернулась к себе на работу. Дальше он оказался предоставлен себе на два пустых дня, потому что приходилось ждать очередного рейса парохода "Андромеда" из Норртелье в Мариенхамину. Полковник, чтобы скоротать время, занялся любимым делом: изучением городской архитектуры одной из наиболее интересных столиц Европы, и, дождавшись часа, отправился в Норртелье...
  Его пароходик деловито переползал с волны на волну в Аландском море. Стрельцов дышал на палубе морским воздухом и любовался видом приближающихся скалистых островов. Его просто притягивала картина того, как из пены морских волн вздымаются крутолобые гранитные глыбы. Они плавно росли из воды и стремились вверх, где на их выгоревшие лбы шапкой ложилась зеленая трава. В траве, словно лапы диковинных зверей, виднелись корневища прибрежного кустарника. А за кустарником начинался настоящий еловый лес. Илья Иванович думал, что очутись он среди этого леса - даже представить не сможет, что вокруг маленького пятачка гранитного острова, на котором, словно в глухой тайге, величаво растут гигантские ели, плещутся волны открытого моря. Вид финских островов завораживал.
  В назначенное время "Андромеда" ошвартовалась в Мариенхамине, где под покровом темноты Стрельцов перешел на борт ожидавшего его эсминца "Всадник". Старший лейтенант Чириков скомандовал отход, и корабль полным ходом направился в Ревель. Сергей Александрович уже получил сообщение о смерти Эссена и сообщил, что временно флотом командует начальник штаба вице-адмирал Кербер. Но Людвига Бернгардовича государь вряд ли назначит командующим, поскольку более благоволит начальнику минной обороны флота вице-адмиралу Канину. Илья Иванович поблагодарил офицера за сообщение и пошел в его каюту готовить доклад: кто бы ни стал новым командующим, выслушать доклад начальника разведывательного отделения штаба флота о выполнении задания в заграничной командировке он обязан.
  За работой время в пути пробежало незаметно. Стрельцов даже забыл, что не спал всю ночь. Впрочем, теплый майский воздух, напоенный весенними ароматами, не располагал ко сну. В Ревельском порту, куда "Всадник" влетел "галопом", полковник через дежурного по штабу вызвал на причал служебный автомобиль. "Паккард" деловито рыча мотором, отвез начальника разведки домой. Шофер дорогой рассказал, что на флоте грядут большие перемены, а у них в отделении все остается по-прежнему. Только уж очень Иван Иванович Ренгартен ждал возвращения Его превосходительства из долгой поездки. Стрельцов кивнул и распорядился, чтобы шофер ждал его, а сам отправился, поспешая, мыться с дороги, бриться и одеваться во все свежее.
  Прибыв на "Рюрик", Илья Иванович по привычке прошел к салону командующего, где он всегда докладывал адмиралу. Дверь в салон была, как обычно, открыта. Но в салоне прежде по обыкновению горел электрический свет, даже в тех случаях, когда Эссена не было на борту крейсера. На сей раз рабочий кабинет Николая Оттовича был темен и отталкивал своей неожиданной пустотой. Сердце офицера сжалось от нахлынувшей вдруг тоски. Он застыл в коридоре возле старинных картин и молча простоял несколько минут. Потом, тяжело вздохнув, отправился разыскивать представителей командования.
  Никого из адмиралов на борту "Рюрика" не оказалось. За старшего распоряжался капитан 1 ранга Черкасский. Стрельцов вошел в каюту к князю, и они тепло поздоровались.
  - Где так долго пропадали, Илья Иванович, дорогой? Целую вечность вас не видел, - экспрессивно, по-кавказски, спросил Черкасский, но тут же забыл свой вопрос и начал быстро рассказывать о главном событии прошедших двух недель.
  - Конечно, каждый из нас знал, что Николаю Оттовичу трудно будет выкарабкаться из лап болезни. Но его скорая кончина буквально потрясла весь штаб. Да, что там штаб, флот окаменел от горя! Я два дня ходил в слезах, Непенин в каюте рыдал в голос. А уж когда тело адмирала в гробу перенесли на Его (князь поднял ладонь с разведенными пальцами) любимый эсминец "Пограничник", матерью клянусь, никого не осталось, у кого бы глаза не на мокром месте были. Так-то, Илья Иванович, дорогой! А ведь мы, офицеры, столько смертей видели, сейчас воюем, японскую многие прошли, тонули... Нет, осиротели мы попросту без Николая Оттовича. Тяжело говорить, простите!
  Князь достал папиросу из портсигара и закурил. Молчал и Стрельцов, явственно представляя, что происходило в Ревеле в дни прощания с любимым командующим. Так в молчании они сидели до тех пор, пока в каюту не вошел, испросив "добро", дежурный офицер штаба. Он положил на стол журнал телефонограмм и сообщил:
  - Михаил Борисович, завтра в Гельсинки надо отправляться. Вот распоряжение: офицерам штаба собраться в Гельсинфорсе для представления новому командующему Балтийским флотом. Подписал вице-адмирал Кербер. В пять утра эсминец "Охотник" будет стоять у причала под парами. Прошу вас расписаться в телефонограмме и дать указание оставшимся офицерам. Командование уже на месте.
  Черкасский развел руками, когда дежурный офицер вышел, и доверительно наклонился к Стрельцову:
  - Начинается. Поверьте, Илья Иванович, государь назначит коман-дующим Канина. Во-первых, он по производству старше всех в звании. На самом верху это обычно учитывается. Во-вторых, Василий Александрович на Балтике сам корабли в бой водил, знает здесь все шхеры и подводные камни в прямом и переносном смыслах. Может, он и не так сильно в оперативном плане подготовлен, как "академик" Кербер, но кто ж Керберу флот доверит? Он же штабным, а не боевым адмиралом считается... Да-с. А Канин, помяните мое слово, будет выводить Колчака в командиры Минной дивизии и затем в адмиралы.
  Илья Иванович ни чем не мог возразить опытному штабисту князю Черкасскому, поэтому сидел и кивал, пока Михаил Борисович по привычке осведомленных в кадровой "кухне" офицеров выстраивал свои долгосрочные прогнозы. К чести Черкасского, его прогнозы казались весьма обоснованными и несогласия не вызывали. Однако при первой наступившей в беседе паузе Стрельцов поднялся со стула и сказал:
  - Пойду я к себе, Михаил Борисович. Надо подготовиться к раннему переходу в Гельсинфорс. До встречи на "Охотнике"!
  С крейсера он сразу поехал в свой "скворечник", где перебирая накопившиеся отчеты с постов радиоперехвата, написал обстоятельный доклад по обстановке на Балтике в зоне ответственности флота. Потом направился в отель, подготовил парадную форму для представления новому начальству и успел часок вздремнуть до прибытия машины. На пирсе к часу отхода эсминца полковник появился, когда сходни уже скрипели под ногами поднимавшихся офицеров.
  На "Охотнике" собралось человек двадцать "пассажиров", отправ-лявшихся из Ревеля. Илья Иванович устроился на юте, где вдоль бортов были аккуратно уложены в рядки мины с якорями. Двери лоцпортов, через которые рогатая смерть при постановках летела в воду, были закрыты, и самое грозное морское оружие войны выглядело вполне миролюбиво. Остальные "каперанги" разошлись по освобожденным для них каютам и кубрикам или курили на открытом мостике. Командир эсминца лейтенант Вилькен, надвинув фуражку на лоб, распоряжался на мостике властью данной ему Морским уставом, не обращая внимания на старшинство гостей, собравшихся на боевом корабле, будто на прогулочном катере. На его насупленном лице было написано, что он мечтает поскорее доставить беспокойное общество к месту назначения и освободиться от почетной миссии. "Охотник" несся, словно взмыленная лошадь, рассекая форштевнем пенную волну, которая перекатывалась через палубу. Четыре часа пути завершились в Гельсинфорсе, где на рейде один за другим выстроились грозные балтийские линкоры.
  Намеченное на десять утра представление нового командующего началось минута в минуту. В просторном вестибюле здания, занятом штабом, яблоку негде было упасть. Командиры кораблей, офицеры штаба, высокопоставленные гости из Петрограда, представители Главного Морского и Генерального штабов, командования Сухопутных войск. Все старались разместиться вдоль стен. В центре зала стояли адмиралы-балтийцы и Морской министр России генерал-адъютант, адмирал Иван Константинович Григорович. Министр начал свою речь с выражения соболезнования собравшимся в зале по случаю безвременной кончины адмирала Эссена. После этих слов Григорович зачитал императорский рескрипт о назначении командующим Балтийским флотом вице-адмирала Канина. При этих словах Василий Александрович сделал несколько шагов вперед и встал рядом с Григоровичем. Министр поздравил вице-адмирала. Командование флотом перешло в его руки.
  Официальная церемония завершилась, Канин удалился в свой каби-нет, куда для беседы по одному или подвое вызывали адмиралов и офицеров штаба. К Стрельцову подошел контр-адмирал Непенин, который полушепотом предложил отойти в сторону и переговорить. Оставшись наедине, Адриан Иванович поздоровался и провел инструктаж:
  - Вижу, что вы в добром здравии, значит, командировка завершилась успешно. Хорошо, потом поговорим подробно. Сейчас я иду в кабинет командующего, буду докладывать за весь назначенный мне участок. Вас тоже скоро вызовут, когда я буду там. Илья Иванович, вам следует доложить только о разведывательной обстановке на Балтийском театре. О своей командировке в Стокгольм можете упомянуть вскользь, мол, уезжал и приехал, поставленные задачи решил. Все! Канин - не Эссен. У него детали вашей работы интереса не вызовут. Будете на них заострять внимание - накличете раздражение в свой адрес. Задачи разведке Василий Александрович обозначит. Не думаю, что они будут сильно отличаться от прежних. Хотя, больше, чем уверен, Канин резко ограничит зону вашей ответственности, потому как он далеко вперед не заглядывает. Его интересует только то, с чем корабли столкнутся завтра при выходе в море из базы. Полагаю, что у вас подготовлен доклад. Так вот, его следует откорректировать с учетом моих замечаний. Дерзайте, господин полковник!
  Непенин кивнул и исчез из поля зрения, а Стрельцов "на коленке" стал править текст доклада командующему. Он слышал, что на аудиенцию пригласили начальника оперативной части штаба Черкасского. Про себя Стрельцов отметил, что Эссен обычно первым для доклада вызывал его, а затем остальных должностных лиц штаба. "Что же, выходит, приоритеты сменились. Учтем!", - подумал начальник разведки. В этот момент к нему подошел дежурный офицер и сообщил, что его очередь - после начопера.
  Князь Черкасский с полной папкой бумаг и рулонами карт вышел из кабинета и показал кивком головы на дверь: "Вас ждут".
  Илья Иванович вошел и увидел Канина, сидевшего в центре, а слева и справа от него расположились адмиралы: начальник штаба Кербер, начальник связи Непенин, командир Гельсинфорской военно-морской базы и бригады линейных кораблей Ферзин.
  Невысокого роста Канин сидел так, что его парадный мундир оттопырился на животе, и ордена сами собой выдвинулись на "передний край". Перед глазами Стрельцова засверкали ордена Святого Владимира 2-й и 3-й степеней, Святого Станислава 3-й степени с мечами и несколько иностранных наград. "Кавалерия" Стрельцова выглядела скромнее: из русских - "Станислав", "Анна" 3-й степени и медали, из иностранных - большая золотая звезда китайского ордена. На этот счет у него имелась дежурная отговорка: "В разведке не награждают - в разведке не наказывают!". Подойдя к столу, он официально представился:
  - Начальник разведывательного отделения флота Генерального Штаба полковник Стрельцов, разрешите доложить?
  Командующий взял со стола две-три бумаги, мельком просмотрел их, а потом кинул и тихо произнес:
  - Докладывайте!
  По напряженному выражению лица Канина, по колючему взгляду из-под стекол пенсне, Илья Иванович понял, что ничего хорошего в свой адрес он сегодня не услышит. Тем не менее, он предельно сжато, но по существу изложил на словах то, что с ночи подготовил для сообщения новому командующему.
  Присутствовавшие в полной тишине выслушали доклад полковника, а, когда он закончил, Канин сказал:
  - Я считаю, что вы как начальник разведки уделяете излишнее внимание работе с агентурой, действующей на собственной территории Германии, в ущерб работе по сбору сведений о действиях германских кораблей и армии непосредственно в операционной зоне Балтийского флота. Германия с каждым днем становится от нас все дальше и дальше в силу удручающего положения, сложившегося на наших фронтах с весны текущего года. Опираясь только на работу ваших агентурных источников там, вы упускаете из виду обстановку здесь, у нас под носом! Грош цена такой разведке!
  Последние слова вице-адмирал произнес весьма раздраженно. Но Стрельцов молчал. Он не стал оправдываться перед командующим, слова которого были не справедливы. Агентурные донесения, полученные от источников из Германии, действовавших в соответствии с задачами, поставленными адмиралом Эссеным, заслужили высокую оценку высшего морского и сухопутного командования и представляли собой теперь документы постоянного хранения. На них легко можно было сослаться, подтверждая собственную правоту. Проще всего в его положении было думать, что Канин из чувства ревности к успехам предшественника пытается белое выдать за черное. Но опытный разведчик понимал, что гнев Василия Александровича имеет некую иную причину. Надо дать ему выговориться, и причина станет ясна.
  Ждать пришлось недолго. Командующий, столкнувшись с непонят-ным для него поведением подчиненного офицера, который не проронил ни слова в свое оправдание, решил усилить эффект своей критики в адрес раз-ведки и выложить истинные причины гнева:
  - Может вы, как офицер Генерального Штаба и не новичок в делах разведки, думаете, вот, мол, назначили нового командующего, а "новая метла всегда по-новому метет". Смею уверить, что это не тот случай. Третьего дня в беседе с Государем, - последние слова Канин произнес нарочито будничным тоном, чтобы создать впечатление регулярности встреч с императором. Но адмиралы и Стрельцов знали, что личная встреча состоялась у него впервые в жизни при аудиенции по случаю назначения командующим флотом. Василий Александрович взглянул на окружающих, чтобы оценить впечатление, и продолжил:
  - В беседе с Государем я почувствовал его неудовлетворение. Он не стал расспрашивать о действиях флота, поскольку, видимо, достаточно осведомлен в этом вопросе, а заострил внимание на другом. Его Величество интересовался, какую пользу наша боевая деятельность приносит русским армиям, воюющим в Курляндии. Потребовал нарастить усилия в этом направлении, при этом заметил, что флот самостоятельно обязан следить за обстановкой в зоне боевых действий армии и подключаться, в случае ее осложнения. А на флоте, добавил он, и разведку толком организовать не могут на прибрежных направлениях. Чем мне было ответить государю? Не в бровь, а в глаз получилось! Я понимаю, вас весьма выручают данные радиоперехвата, разведка с гидроаэропланов. Но все это создано еще Андроном Ивановичем Непениным до вашего назначения на должность. А что конкретно сделано вами для организации разведки на береговом фланге операционной зоны флота? Можете доложить?
  - Так точно, могу, - неожиданно для всех спокойно ответил Илья Иванович. - С момента начала службы на флоте меня самого беспокоило это направление, поэтому разведотделение приступило к поиску перспективных для закордонной работы лиц среди беженцев, военнопленных и жителей прифронтовой полосы. В прошлом месяце необходимый нам источник был подобран, проверен на благонадежность и завербован. Сейчас он проходит подготовку для самостоятельной работы, и в июне, я полагаю, мы получим от него сведения об армейской группе генерала Лауенштейна. В дальнейшем мы продолжим поиск источников информации, и при следующей встрече, Ваше высокопревосходительство, вы сможете доложить императору, что Балтийский флот выполняет поставленную им задачу.
  Эту фразу Стрельцов мог бы не произносить, ведь все понимали, что следующая встреча с императором вряд ли состоится когда-нибудь. Однако, он сделал лукавый ход, которым решил отплатить Канину за несправедливую критику. Непенин, пряча в усах улыбку, удовлетворенно качнул головой. Кербер и Ферзин одобрительно посмотрели на полковника. А командующий, успокоившись, решил сменить тему разговора:
  - Ладно, посмотрим, как вы будете решать эту задачу. Теперь вот о чем. Весь штаб из Ревеля переводится в Гельсинфорс. Я пребываю в сомнении: надо бы и вас сюда перевести вместе со всеми. Но, с другой стороны, разведывательное отделение должно находиться ближе к местам ведения боевых действий.
  - Так точно, прошу вас оставить пока все, как есть. На Ревель завязаны наши связи с действующей агентурой, организована связь с постами радиоперехвата. Да, и к фронту ближе...
  - Хорошо. Быть по сему! Сношение со мной поддерживайте через контр-адмирала Непенина, ему же направляйте все разведывательные материалы для доклада штабу. У меня все. Если у вас вопросов нет, можете идти работать. И пригласите следующего офицера, кто ждет очереди для доклада.
   Стрельцов пошел на выход, а Непенин велел подождать его в вестибюле.
  Адриана Ивановича пришлось ждать почти час. Он пригласил Стрельцова в свой кабинет, распорядился, чтобы туда принесли горячего чаю с бутербродами, усадил в мягкое кожаное кресло, только потом начал расспрашивать.
  - Успешно, Илья Иванович, вы от атаки командующего отбились. Про источника в прифронтовой полосе на ходу придумали? Что-то я об этом направлении рабаты ничего не знаю.
   - Адриан Иванович, мы с мичманом Тихоновым в самом деле с начала наступления немцев обшарили все лагеря для военнопленных, фильтрационные пункты для перемещенных лиц и беженцев. Владимир сам не раз в колоннах беженцев ехал, чтобы поближе познакомиться с народом. Попадали интересные кандидатуры, но мы их пока отмели. Наудачу, знакомый жандармский ротмистр из военной контрразведки с барского плеча передал нам на связь еврейскую семью морских контрабандистов из Либавы. Это муж с женой, за сорок лет обоим. Военная контрразведка их использовала в своих интересах перед войной, а сейчас из оперативной обстановки интерес к ним пропал. Мы их завербовали и готовим в настоящее время, как маршрутников. Работать агенты обещали добросовестно за хорошие деньги. Будем ставить задачи и отправлять в тыл к немцам. Прикрываться по-прежнему будут кон-трабандой: часы, женское белье, духи.
  - Что ж, канал перспективный, посмотрим, какой улов нам принесут ваши контрабандисты. Теперь что у вас по Швеции, как "Фридрих", чем порадовал?
  - "Фридрих" привез данные на завербованного им агента "Брауна", вернее, агентессу. Это - пожилая женщина, живет в городе Киль, в районе Хольтенау, где как раз и базируются корабли кайзера. Она видит и знает все. К России относится хорошо, в молодости жила в Петербурге. Смелая, понимает, чем рискует. Не расстается с дамским "браунингом". Именно она первая сообщила донесением, что 18 июня Вильгельм будет проводить смотр флота в Кильской гавани. Потом "Фридрих" ее сообщение подтвердил. А главное то, что он сделал по своей линии: составил подробный список германских кораблей, стоящих в доках на ремонте после участия в боях с англичанами и с нашим флотом. Сфотографировал их. Зная количество ремонтирующихся единиц, легко определить, сколько в действующем строю осталось.
  - Илья Иванович, возвращайтесь в Ревель, готовьте документы по результатам всех дел и направляйте мне. Связь - по телефону, телеграфу и по почте. Нужно будет - вызову. Ну, успехов вам!
   Вечером Стрельцов уже шел по улочкам Ревеля. В "скворечнике" он застал подчиненных, кратко сообщил им все новости и узнал о том, что его письмо из Швеции с отчетами "Фридриха" благополучно пришло и лежит в сейфе.
  Объявив, что появится на службе завтра после обеда, полковник ушел отдыхать впервые после трех недель переездов с места на место и нервотрепки.
  
  
  Секретно
  
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  На 30 мая 1915 года
  
  Обстановка на Балтийском морском военном театре теперь непо-средственным образом зависит от событий, складывающихся на прибрежном участке нашего Северо-Западного фронта. В последние дни мая боевые действия, развивавшиеся севернее реки Неман, приняли позиционный характер. Активность наших войск в обороне привела к тому, что противник, стремящийся прорвать фронт на рубеже Виндава - Митава - Шавли и наступать в направлении Риги, был вынужден спешно наращивать свою группировку. На участок фронта в Митавско-Шавлийском районе из резерва подтянуты свежие германские соединения, а именно: 1-я и 80-я резервные пехотные дивизии, 2-я и 8-я кавалерийские дивизии. Армейская группа генерала Лауенштейна, противостоящая нашей 5-й армии генерала Плеве, в результате переформирования увеличилась настолько, что 26 мая была переименована верховным германским командованием в "Неманскую армию", подчиненную генералу Отто фон Белову.
  Наиболее значимым результатом, отрицательным образом воздей-ствующим на глубину операционной зоны Балтийского флота, в результате проведенного наступления противника следует считать потерю военно-морской базы Либава, которую германские войска полностью заняли в первых числах мая. В настоящее время имеются агентурные сообщения, из которых следует, что инженерные подразделения противника в спешном порядке восстанавливают причалы в порту Либавы, взорванные по распоряжению адмирала Эссена при отступлении наших войск из города. Бригада германских тральщиков ведет постоянное траление внешнего рейда и фарватеров базы с целью ее подготовки к использованию в интересах германского флота. Как правило, тральщики действуют под артиллерийской защитой крейсера и нескольких эсминцев.
  Концентрация кораблей германского флота в западной части Бал-тийского моря постоянно наращивается за счет перевода кораблей из базы Вильгельмсхафен в Северном море и за счет завершения ремонта поврежденных в боях кораблей. 18 июня в базе Киль следует ожидать смотр всего флота в присутствии кайзера. Об этих планах сообщают несколько наших агентурных источников.
  По данным радиоразведки, противник в последние дни вывел из боевого состава подорвавшиеся на минах крейсер "Тетис" и тральщик S-144. От взрывов мин затонули тральщики Т-50 и Т-54. Проходы в наших минных заграждениях достаются германскому флоту ценой ощутимых потерь и значительного отставания от графика, установленного Берлинским Адмиралштабом. В планах боевых операций противника по-прежнему остаются регулярные бомбардировки Виндавы силами артиллерии крейсеров и эсминцев и минные постановки в Центральной Балтике на маршрутах выдвижения наших сил, следующих к входу в Ирбенский пролив, а также на позициях к югу от острова Готланд.
  Значительный интерес для нас представляет изучение сведений о результативности наших новых минных постановок. Не всегда они бывают успешными. Например, проведенная 20 мая операция по блокированию зашедшего в Либавский порт германского отряда кораблей силами нашего Особого полудивизиона эсминцев во главе с "Новиком" большого эффекта не принесла из-за спешности осуществленных минных постановок. Из перехваченных переговоров командиров вражеских тральщиков следовало, что постановки оказались в стороне от уже протраленных немцами входных фарватеров.
  И все же противник вынужден отвлекать значительные силы флота на проведение операций по очищению от мин участков моря у собственных берегов, нередко теряя в ходе этих операций свои тральщики. Подрывы на минах немецких кораблей всех рангов продолжались в течение мая.
  Силами радиоразведки недавно установлено, что гибель финского грузового корабля "Фрак" в Аландском море, случившаяся месяц назад 23 апреля, занесена командованием противника на счет германской подводной лодки U-26.
  Количество выявленных подводных лодок противника, действовавших в Центральной Балтике, Ботническом заливе и на подступах к Финскому заливу, в течение последнего месяца возросло по сравнению с прошлым. Это является свидетельством того, что германское морское командование стремится прочно закрыть русский флот в Финском заливе. Для этой цели используются все методы, вплоть до масштабных демонстрационных действий.
  Только лишив наш флот возможности выходить в Центральную Балтику, Адмиралштаб, наконец, сможет решить свою главную задачу в Балтийском море - оказывать всемерную поддержку своим сухопутным войскам, наступающим на Приморским направлении на Ригу и далее на восток в сторону Петрограда.
  На данный момент силы Балтийского флота не позволяют против-нику решить эту задачу.
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  БОЙ У ОСТРОВА ГОТЛАНД
  
  (июнь 1915)
  
  
  Кто-то мог бы сказать, что продолжительная майская командировка Стрельцова закончилась вечером после прибытия эсминца "Охотник" из Гельсингфорса в ревельскую гавань. Но у Ильи Ивановича имелась собственная версия окончания той поездки. Он покачивал головой и улыбался, когда возвращался к ней в мыслях.
  В первое утро после приезда домой полковник вышел из ванной комнаты, побритый, надушенный, и собрался было насладиться хорошо сваренным кофе, благо, кофейник ему только-только принесла хозяйка пансионата, как в дверь вдруг позвонили. Он вздрогнул, настолько неурочным показался ему этот звонок. Распахнул входную дверь, и был почти сметен ураганом. В квартиру не вошла, а влетела Кристина, чуть не сбив оторопевшего хозяина с ног.
  Немой сцены не было - гостья начала монолог без паузы:
  - Илья Иванович, как вы можете так поступать?! Вы ушли в море и исчезли, скрылись, растворились в этих волнах! Да за те недели, что вас не было, не только Балтийское море несколько раз можно переплыть - до Африки доплыть и вернуться. Но я знаю, что везде война, и в Африку никто из Ревеля не плавает! Значит, вы были где-то поблизости, и не могли, не хотели сообщить, что живы и здоровы. Почему же вы так поступили?!
  - Да, что случилось, Кристина?
  - Что случилось? Вы еще спрашиваете! Случилось! Многое случи-лось! Вот вам. Несколько дней назад в порт вернулся какой-то военный ко-рабль. Я его сама не видела, но говорят, после боя с немцами наши моряки еле-еле доплыли до родной гавани. Я случайно оказалась возле порта и смотрела, как из ворот выезжают госпитальные телеги с ранеными и убитыми. Иезуз Мария! Как же тяжело было видеть эту картину. Совсем молодые, искалеченные ужасными ранами, обожженные ... Они стонали или молчали, глядя открытыми глазами в небо. Еще ехали телеги, покрытые простынями, под ними никто не стонал и не шевелился - души тех героев были уже на небесах. Я в который раз подумала, почему же вас так долго нет? Вдруг и вас везут среди них... Мне было страшно, но я собралась духом и пошла рядом с телегами, вглядываясь в тех, кто в них лежал. Вас там не нашла, к счастью. После того случая каждый день молилась о вашем благополучном возвращении. Я ждала, что вы дадите о себе знать. Все время ждала. Но сегодня увидела свет в ваших окнах, набралась смелости зайти сюда, и что же здесь? Вы спокойно попиваете кофе, ни о чем и ни о ком не думая! Бездушный вы человек! Нельзя так...
  В глазах взволнованной женщины блестели слезы. Она встала перед ним, замолчала и в сердцах ударила его в грудь сжатыми кулачками в перчатках. Он обнял ее, прижал и смущенно произнес:
  - Ну, что вы, что вы... Я же не знал...
  Кристина хотела вырваться, но вдруг затихла и положила голову ему на грудь. Потом откинула и распахнула зелень своих чудесных, как летнее море, глаз. Они без слов смотрели друг на друга.
  Губы потянулись к губам...
  
  Стрельцов открыл глаза, когда мысли и чувства после случившегося безумства стали собираться вместе. Голова его покоилась на подушке, а на плече лежала прелестная головка Кристины. Обеими руками он обнял женщину, как истинное сокровище. И поцеловал. Кристина приоткрыла глаза и тихо спросила:
  - Матка Боска, что здесь было?
  Он, приподнявшись на локте, серьезно посмотрел ей в глаза и произнес:
  - По-моему, я попытался вас соблазнить.
  - И, как? Получилось?
  - Да, вот размышляю, пробую разобраться...
  - Будет скромничать! Получилось. Вам, полковник, награды надо давать не только за отвагу в бою...
  - Мадам, все в ваших руках.
  Кристина весело засмеялась, обвила руками шею Стрельцова и стала целовать его, приговаривая:
  - Нет, сейчас задушу, задушу!
  
  Часы в гостиной пробили полдень. Кристина села на кровати, тряхнула головой, словно отгоняла наваждение и, вздохнув, сказала:
  - Все, мне пора уходить.
  - А вернетесь?
  - Ну, если будете ждать, то быть может...
  Стрельцов наблюдал, как гостья, завернувшись в простыню, словно римская патрицианка, собирала разбросанное по ковру белье и одевалась. Постепенно каждая вещь занимала назначенное ей место. Она присела спиной, опустила простыню и застегнула крючки диковинного аксессуара с кружевными бретельками на плечах. Почувствовав на себе удивленный взгляд, обернулась:
  - Вы, что не видели прежде? Это - бюстодержатель, по-немецки - бюстгальтер. Талантливое изобретение американских портных и врача-женщины. Наконец-то, надоевший всем корсет можно выбросить на свалку. Бюстгальтер - это удобно, а теперь еще и модно. В России такое белье появилось недавно, но быстро приобретает популярность.
  Еще две-три минуты, и Кристина стояла одетая. Илья Иванович по-дошел к ней, обнял и спросил:
  - Так что, Кристина, не гневаетесь более на меня? Обещаю, что буду извещать всякий раз при возвращении из дальних поездок.
  - Если я правильно поняла, вы снова хотите покинуть бедную жен-щину?
  - Кристина, милая, ведь я на службе. Кругом война, которая, слава Богу, обходит тихий Ревель. Нам придется часто разлучаться. К примеру, на днях меня в Петроград вызывают. Но сегодня должен вам честно признаться, что в поездках я часто вспоминаю вас. А теперь буду еще и скучать ...
  - Попробую поверить вам, полковник. А завтра придете в кафе? Я буду ждать.
  - Обязательно!
  
  Стрельцов выполнил обещание и пришел на свидание, которое получилось грустным, потому что он счел нужным попрощаться перед новой командировкой.
  
  Илья Иванович планировал отправиться в Петроград, чтобы завер-шить в Генеральном Штабе делопроизводство по проведенной агентурной работе. Однако планы резко изменились: Непенин велел ему прибыть в Гельсингфорс.
  В порту стоял готовый к отходу дежурный эсминец. Как только Стрельцов ступил с трапа на борт, его приветствовал командир корабля. Несмотря на утренние сумерки и сыпавшую стеной балтийскую морось, он разобрал, что перед ним стоит навытяжку старый знакомец Арцишевский.
  - Антон Генрихович, вы какими судьбами здесь? Ба-а, да уже лейтенант! Поздравляю, поздравляю!
  После крепкого рукопожатия лейтенант испросил у старшего на борту "добро" на отход.
  Они поднялись на открытый мостик, и по кораблю полетели коман-ды:
  - Баковые на бак! Ютовые на ют!
  - По местам стоять, со швартовых сниматься!
  Арцишевский, как положено командиру, руководил выходом из порта лично:
  - Малый вперед! Осмотреться за бортами и кормой!
  Послышались доклады:
  - По левому борту за бортом чисто!
  - По правому борту за бортом чисто!
  - За кормой чисто!
  Рядом на мостике стояли вахтенный помощник и рулевой. Командир отдал указание:
  - Машине средний ход, курс десять!
  - Есть средний ход!
  - Есть курс десять!
  - Так держать!
  - Есть, так держать!
  Строгий ритуал военно-морских команд производит глубокое впечатление на того, кому не часто доводится бывать на кораблях. Стрельцов стоял немного сзади и с уважением смотрел на работу молодых моряков.
  Обернувшись к нему, Арцишевский затянул ремешок фуражки под подбородком и произнес:
  - Илья Иванович, сейчас пройдем узкость и "попылим" прямиком на Гельсинки.
  Стрельцов было удивился неуместному на флоте слову "попылим", но понял, что пехотное понятие "ввернуто" для шику. Он чувствовал, что у командира корабля хорошее настроение, улыбнулся и ответил:
  - Командуйте, Антон Генрихович, в пути успеем наговориться.
  Слева по борту остался портовый маяк. На открытом просторе Финского залива поднялся свежий ветерок, корабль ощутимо закачало на волне. Командир отдал помощнику новые распоряжения:
  - Скорость поднимем до двадцати узлов, пойдем курсом двадцать. Меньше качать будет. При подходе к Гельсингфорсу переложимся против ветра.
  Наклонившись к медному раструбу переговорного устройства, протяжно крикнул:
  - Машине!
  Снизу послышалось утробное:
  - Есть, машине!
  - Егорыч, как у тебя сальники, не текут?
  - Все в порядке, Ваше благородие!
  - Держи, Егорыч, сто двадцать пять оборотов.
  - Куда столько, мы, что в бой?
  - Исполнять! Поговоришь у меня...
  - Есть держать сто двадцать пять оборотов!
  - Так-то!
  Корабль напрягся и рванулся вперед рассекать мелкую и злую бал-тийскую волну. Качать стало меньше, Арцишевский пригласил Стрельцова в свою каюту. Расположились за узким столом, один - на койке, другому, как почетному гостю, достался единственный стул.
  Вестовой принес на подносе два стакана чаю, порезанный лимон, колотый кусками сахар и баранки с маком. Хозяин поднял подстаканник со стаканом и многозначительно произнес:
  - Ваше превосходительство, лейтенант Арцишевский! Представляюсь по случаю присвоения очередного звания и назначения командиром корабля. Простите, Бога ради, Илья Иванович, не было прежде случая представиться.
  - Да, будет вам чиниться! Рассказывайте по существу: что, когда, где?
  Антон Генрихович сделал глоток горячего чаю, отставил стакан и, пожав плечами, сообщил:
  - История, собственно, короткая. После кончины Николая Оттовича мне показалось, что восьми месяцев в службы в штабе будет достаточно. Я на "Рюрике" башней главного калибра командовал, а в сентябре прошлого года после нескольких боев он перевел меня в штаб. Дело важное, но я в душе командир, а не штабной офицер. Потому и обратился к Керберу с рапортом направить на корабли. Людвиг Бернгардович ни в какую: из штаба всех отпущу, а кто работать будет? Неожиданно выручил командующий, который назначил Александра Васильевича Колчака флаг-капитаном по оперативной части. Я - к Александру Васильевичу с той же просьбой. Он был не против, и замолвил за меня словечко перед Каниным. На эсминцах часто подвижки на офицерских должностях случаются: корабли из боевых действий не выходят. Меня вот на "старичка" назначили командиром, "Резвому" шестнадцать лет нынче - это один из самых старых кораблей флота. Тут же срок звания подошел. Так что корабль и погоны лейтенанта я получил одновременно.
  Илья Иванович внимательно выслушал, потом встал, пожал руку и поздравил. Арцишевский поблагодарил и продолжил:
  - Теперь на собственном корабле клубок проблем распутываю. Главная беда - машина старая, изношенная. В феврале в бою повреждение получила вдобавок. Ремонтируемся каждый день! Хорошо, хоть, механика толкового назначили. Егорыч мой из кондукторов, служил на "Резвом" еще в японскую войну. Миноносец тогда с Балтики в составе отдельного отряда на Тихий океан ходил. Егорыч отслужил свое и в запас ушел. А в этом году его призвали, дали первичное офицерское звание и сюда направили. Он, бедный, все никак привыкнуть не может, что офицером стал. Но это пустяк. Хорошо, что машину знает как свои пять пальцев, и с машинистов того же требует. Да, что я вам рассказываю о своих бедах! Вы-то как?
  Пока офицеры неспешно говорили, перебирая общих знакомых, подошла пора швартоваться в Гельсингфорсе. Лейтенант занял место на мостике. Через десять минут Стрельцов покинул корабль, пожелав командиру "семи футов под килем".
  В штабе его ждал Непенин, который быстро изложил причину вызова. Илья Иванович и сам прекрасно знал, в чем дело: несколько дней назад они с Ренгартеном направили в штаб доклад с предложением использовать факт сокращения количества германских кораблей на Балтике ввиду их сбора в Киле на императорском смотре для нанесения удара по одному из немецких прибрежных городов. Все необходимые документы по дислокации армии и флота противника в нашей операционной зоне он привез с собой. Вместе с Непениным они отправились в кабинет начальника штаба, но там никого, кроме, капитана 1 ранга Черкасского не застали. Непенин ушел на поиск командования, а Стрельцов поздоровался с князем, которому не терпелось продолжить старый разговор.
  - Илья Иванович, дорогой вы мой! Вспомните, что я вам предсказывал в Ревеле, когда нас вызвали в связи с назначением нового командующего? Вот, видите, подвижка пошла: Колчак назначен в штаб.
  - Михаил Борисович, но вы утверждали, что Канин будет выводить Александра Васильевича в командиры Минной дивизии...
  - Правильно, и сейчас то же самое утверждаю. Но сперва он его из командиров Особого минного дивизиона в оперативную часть штаба перевел. С этой должности на адмиральскую попасть гораздо проще. Все так и будет, уверяю вас, Илья Иванович!
  - А как вы с Колчаком уживаетесь, ведь он вашим непосредственным начальником стал?
  - Ну, во-первых, на Александра Васильевича грех сердиться: он первый пришел ко мне и изложил всю позицию, когда решался вопрос. Нет претензий! Во-вторых, начальство меня честно предупредило, что сия передислокация - ненадолго. В-третьих, флаг-капитан все равно советуется со мной по всем служебным вопросам. У него нет большого опыта штабной работы, хотя перед войной он служил в Генеральном Штабе. Кстати, при первой оказии убежал оттуда, поскольку не имеет склонности к нашему кропотливому труду. Ему морской простор нужен, а не война на пыльных картах. А вот он собственной персоной, кстати.
  В кабинет быстро вошел Колчак, а через минуту появились адмиралы Кербер и Непенин. Стрельцову было предложено доложить замысел операции.
  Илья Иванович не стал доставать тетрадь с записями, а подошел к карте, взял указку и сообщил:
  - Нашей разведкой получены и проверены через другие источники достоверные сведения о предстоящем ослаблении германских сил на Балтийском театре. Среди ряда других причин источники сообщают о том, что корабли противника стягиваются на императорский смотр флота в Кильскую гавань. В связи с продолжающимся общим отступлением нашей армии на всех фронтах настроение русского общество на сей день пребывает в подавленном состоянии. Разведывательное отделение считает целесообразным использовать сложившуюся на Балтике обстановку для нанесения противнику ощутимого удара силами нашей бригады крейсеров с участием "Рюрика", чтобы причинить ему по крайней мере моральный урон и вместе с тем поднять настроение в тыловой части России. Есть предложение произвести артиллерийскую бомбардировку одного из дальних германских портов, а именно Кольберга.
  Краткое и насыщенное выступление начальника разведки вызвало бурное обсуждение замысла собравшимися офицерами и адмиралами. Кто-то говорил о том, что бомбардировки силами флота, к тому же в таком масштабе прежде не применялись. Мол, дело новое, требует глубокой проработки. Другие возражали, что принимать решение на операцию необходимо быстро, потому что в этом конкретном случае при наличии важной и достижимой цели осторожными взглядами следует поступиться.
  Людвиг Бернгардович Кербер замолчал первым из оппонентов идеи разведчиков. Он внимательно смотрел на карту, записывал и что-то подсчитывал. Потом при наступившем молчании сказал, что оценил обстановку и признал идею в целом правильной, к тому же требующей немедленного воплощения в жизнь. Правда, при этом добавил, что вопрос о выборе места бомбардировки остается открытым.
  Начальник штаба доложил командующему, который вызвал к себе всех, кто принимал участие в обсуждении операции. Канин выслушал замысел и по привычке долго молчал, обдумывая, что ответить. По сути дела он согласился с предложениями, но внес существенные поправки, которые в корне меняли всю идею предстоящего дела. Василий Александрович отказался дать разрешение "Рюрику" участвовать в операции, а местом бомбардировки избрал Мемель.
  Без поддержки тяжелой артиллерии "Рюрика" остальным крейсерам выходить в поход к немецким берегам было рискованно. Замена же Кольберга Мемелем в значительной степени снижала психологический эффект, который можно было бы ждать от корабельной бомбардировки. Разведчики предлагали Кольберг именно потому, что он находился на значительном удалении от постоянных позиций русского флота и являлся важной точкой на побережье Восточной Пруссии. Удар именно по нему мог бы продемонстрировать силу русского морского оружия, был бы чувствителен для противника и впечатлил союзников.
  Теперь вся группа во главе с Кербером доказывала командующему свою правоту, приводя доводы по оперативным картам, по разведыватель-ным сводкам, а то и просто по большому глобусу, стоявшему в кабинете. После нескольких часов изнурительной словесной баталии Василий Александрович устало принял половинчатое решение: разрешил использовать в операции "Рюрика", но категорически отказался от бомбардировки любого другого объекта, кроме Мемеля.
  В докладе командующего в Главный Морской штаб цель операции была сформулирована следующим образом:
  "Пользуясь сосредоточением в Киле германского флота перед императорским смотром, совершить внезапное нападение на Мемель и путем энергичной бомбардировки повлиять на общественное мнение Германии, которое будет на это особенно чутко реагировать ввиду совпадения указанного смотра с активным выступлением нашего флота, считающегося противником совершенно пассивным". Далее указывалось, что "крупная демонстрация в тылу противника послужит для отвлечения его внимания и сил от Рижского залива, что дало бы возможность выиграть время для завершения оборонительных работ при входе в Рижский залив".
  Наряду с официальной целью, носившей политический характер, Канин стремился воспользоваться для наступления и нанесения ущерба противнику известной свободой в применении крейсерско-миноносных сил, которой добился у Ставки и командования 6-й армии его предшественник адмирал Эссен.
  Все последующие дни штаб энергично занимался разработкой операции. Стрельцов работал вместе с назначенной группой офицеров и адмиралов. Бомбардировка Мемеля задумывалась и планировалась как операция разнородных сил Балтийского флота при всеобъемлющем разведывательном обеспечении. В Гельсингфорс вызвали и Ренгартена, который отвечал за деятельность постов радиоразведки.
  Иван Иванович разработал специальную инструкцию, которой регламентировалось применение радиотелеграфии в предстоящей операции. В целях соблюдения скрытности радиообмена с полуночи 18 июня в действие вводились новая кодовая таблица "Радио-свод - 1915 г." и карта с новой разбивкой квадратов Балтийского моря. Инструкция содержала требование: "С момента выхода в море всякое радиосообщение, как правило, должно быть прекращено. Зато прием радио должен вестись тщательно". При встрече с неприятелем рекомендовалось "Мешать телеграфировать".
  По плану для артиллерийского удара намечалось использовать крейсеры "Рюрик", "Олег", "Богатырь", мощный эсминец "Новик" и шестой дивизион миноносцев в составе шести кораблей. Оперативное прикрытие состояло из линейных кораблей "Слава" и "Цесаревич", крейсеров "Адмирал Макаров" и "Баян", а также седьмого дивизиона миноносцев 2-го ранга. Важная роль отводилась и подводным лодкам, которым предстояло развернуться на вероятных направлениях деятельности неприятельских кораблей и не допустить их выхода в тыл нашему отряду.
  В целом операция основывалась на принципе внезапности. В одном из пунктов плана отмечалось, "если во время похода будет обнаружен противник и отряд окажется в выгодном положении, то крейсера вступают в решительный бой. Если же объект нападения будет уничтожен или если по ходу боя выяснится, что ослабленный противник может быть уничтожен частью наших сил, то, оставив для этой цели часть судов, остальные продолжат неизменно выполнение намеченной операции".
  Выход кораблей в море назначался на ночь 18 июня, а обстрел Мемеля - на утро 19 июня.
  За сутки до выхода кораблей три подводные лодки ушли контролировать вход в Финский залив, одна выдвинулась к Виндаве, одна - к Данцигу.
  Офицеры-операторы гордились тем, что при разработке операции было позволено привлечение линейных кораблей, чего так настойчиво добивался покойный адмирал Эссен, и подводных лодок, которым прежде в общих планах задачи не ставились.
  
  Илья Иванович десятые сутки находился в Гельсингфорсе на казар-менном положении. Когда Ренгартена отправили назад в разведотделение, он подумал, что было бы неплохо самому на денек оказаться в Ревеле. Конечно, он вспоминал о Кристине, надеясь, что и она грустит о нем. Выкроив полчаса свободного времени, Стрельцов написал короткое письмо на оставленный дамой для такого случая частный адрес. В нескольких строчках он сообщил, что жив и здоров, как может, бьется с неприятелем. Но при этом старается беречь себя. Даже пошутил, что приобрел по случаю латы викинга и на корабле наряжается в них, чтобы пули врага не тронули. На прощание пообещал вернуться и устроить Кристине выезд на летний пикник в район Пирите, где живет знакомый владелец хутора. Письмо получилось непринужденным, что порадовало Илью Ивановича. Он отправил конверт с центрального почтамта.
  
  17 июня Стрельцов и князь Черкасский получили приказ начальника штаба прибыть на борт крейсера "Адмирал Макаров", который был назначен флагманом Особого отряда кораблей. В штабе уделялось пристальное внимание сохранению в тайне замысла и сроков похода. Начальнику 1-й бригады крейсеров контр-адмиралу Бахиреву, державшему флаг на крейсере, прибывшие офицеры вручили лично в руки боевое предписание с планом операции. Корабли уже начали подготовку к выходу в море. Ренгартену получил распоряжение находиться на передовом пункте радиоперехвата на острове Эзель и руководить работой радиоразведки.
  По приказу комфлота Канина у входа в финский залив позиции заняли подводные лодки "Аллигатор", "Крокодил" и "Кайман". К мысу Люзерорт в районе Виндавы пришла "Макрель", "Окунь" затаился в районе Либавы, а английская лодка Е-9 перешла в район фарватера, которым пользовались германские корабли при выходе из устья Вислы. Все назначенные силы изготовились к началу операции. Линкоры "Слава" и "Цесаревич" стояли в базе, готовые по команде выйти для прикрытия крейсеров.
  Бахирев вывел четыре крейсера в море в два часа ночи 18 июня. В это же время Ревель покинул "Рюрик", который в пять утра был в точке рандеву и занял место в кильватерной колонне отряда за замыкавшим строй "Олегом". Их сопровождали четыре миноносца охранения. Из-за сильного тумана эсминец "Новик" задержался, а эсминцы 6-го дивизиона не пришли вовсе. На Балтике в те дни середины первого летнего месяца стояла холодная погода: температура воды утром у острова Готланд составляла около десяти градусов по Цельсию, температура воздуха днем не поднималась выше двенадцати градусов. Над морем пеленой лежал туман, а когда он рассеивался, то горизонт оставался во мгле, и дальность видимости не превышала 50-70 кабельтовых. В полосу тумана в шесть утра вошли и корабли Особого отряда.
  По воле случая в это же время из Либавы отправился отряд германских кораблей, не участвовавших в императорском смотре. Под командой коммодора Карфа крейсера "Аугсбург" (флагман), "Роон", "Любек", минный крейсер "Альбатрос" и семь миноносцев вышли на постановку мин в Або-Аландском районе. Им туманная погода пришлась в самый раз для выполнения поставленной задачи.
  Контр-адмирал Бахирев, оценив обстановку, принял решение бомбардировать Мемель вечером того же 18 числа. Эсминцам 6-го дивизиона приказал возвратиться назад, так как понимал, что они не смогут догнать бригаду крейсеров, а быстроходному "Новику" велел действовать по плану. Командир "Новика", получив по радио координаты, курс и скорость крейсеров, после полудня сблизился с отрядом и занял место в кильватере вслед за "Рюриком".
  Как раз после полудня русский и германский отряды разошлись во мгле правыми бортами на дистанции не более двенадцати миль, не ведая пока о существовании друг друга. До того момента как наши, так и германские корабли, интенсивной работой радиопередатчиков уже обнаружили себя. Но взаимный перехват донесений, отправленных корабельными станциями малой мощности, излучение которых было слабым, не позволял радиоразведке и командованию обеих сторон разобраться в обстановке. Ренгартен как ас радиоразведки по нарастанию объема радиообмена предчувствовал, что настоящие события вот-вот начнутся. Он был похож на азартного охотника, ожидавшего верную добычу.
  Между тем, русский отряд приближался к германским берегам, а отряд противника двигался к входу в Финский залив, где начиналась тыловая зона нашего флота. Одновременно забравшись в тылы противоборствующих сторон, оба крейсерских отряда были обречены на предстоящее противоборство. По мощи артиллерии и броневой защите корабли Бахирева имели превосходство над кораблями Карфа. Но в стоявшем плотном тумане наше преимущество сильно падало, а кильватерный строй 1-й бригады крейсеров мог бы подвергнуться опасности в случае атаки семи германских эсминцев.
  В шесть часов по полудню Бахирев скомандовал ложиться курсом на Мемель, но туман к тому времени превратился вовсе в молоко. С открытого мостика корабля не был виден ни собственный бак, ни ют. Не имевшие достаточной практики совместного плавания в составе эскадры командиры "Рюрика" и "Новика" далеко проскочили точку поворота и вновь разлучились с бригадой. Бахирев велел включить кильватерные огни на четырех крейсерах, виртуозно ругался в адрес "растяп", но вернуть два корабля с мощной артиллерией ему так и не удалось. В сложившейся ситуации он отложил бомбардировку Мемеля до утра.
  В полночь штурманы на "Адмирале Макарове" счислением определили свое место, и Бахирев с присущим ему упорством повел отряд на внешний рейд Мемеля.
  Германский отряд вечером того же дня успешно производил минирование у входа в Ботнический залив. "Альбатрос" в тумане без помех со стороны наших сил выставил 160 мин, а крейсера "Аугсбург", "Роон" и "Любек" прикрывали его со стороны Балтики. В половине одиннадцатого ночи "Аугсбург" с "Альбатросом" легли на обратный курс для встречи с двумя другими кораблями, маневрировавшими южнее. Через три часа крейсера и миноносцы соединились, и коммодор Карф, выполнивший поставленную задачу, решил отправить в штаб донесение по радио:
  "Задачу VII решил. Неприятелем обнаружен не был. В 1 час ночи нахожусь в квадрате 020 ост. Курс 190, скорость 17 узлов".
  Шифровку одновременно получили германский командующий адмирал Гопман в Либаве и русский старший лейтенант Ренгартен на посту радиоперехвата в Кильконде на острове Эзель.
  Расшифрованное немецкое сообщение немедленно ушло на крейсер "Адмирал Макаров", и Стрельцов поспешил доложить о нем Бахиреву. Пока поднимался по ступеням трапа из отсека радиста-шифровальщика в командный пост, развернутый в бронированной рубке, размышлял над полученным сообщением. У них в тылу появился корабль или корабли неприятеля. Сколько их, откуда, для чего? Все эти вопросы командир отряда задаст ему, когда прочитает текст. Думай, разведка!
  Корабельные часы, которые, как ему казалось, были похожи на же-лезную миску, прикрученную вверх дном к переборке, показывали три четверти второго ночи. Контр-адмирал в мокром от туманной мороси плаще спустился с открытого мостика в рубку и взял из рук Стрельцова бланк телеграммы.
  - Интересно, - сказал он и вопросительно взглянул на разведчика.
  В этот момент в рубке раздался звонок радиста, извещавший о поступлении нового сообщения. Полковник принес две радиограммы от Ренгартена, которые также не радовали, но несколько проясняли ситуацию.
  "19.06 "Аугсбург" назначил рандеву вероятно легкому крейсеру в кв. 377".
  "09:45 вечера место неприятельского крейсера, которому назнача-лось рандеву, кв. 339".
  Бахирев поднялся с металлического кресла в углу рубки и подошел к карте. Стрельцов карандашом наносил на нее немецкие условные квадраты и чувствовал, что адмирала распирает от негодования. Он выпрямился и приготовился отвечать. Суровый вопрос не заставил ждать:
   - Илья Иванович, при всем моем уважении к вашей службе, скажите, какого черта, у нас в тылу торчат германские крейсера, которые сейчас по данным разведки должны стоять в Киле пред очами кайзера Вильгельма, ни дна ему, ни покрышки!?
  - Михаил Коронатович! Я докладывал лишь о значительном сокращении количества кораблей противника на Балтике из-за высочайшего смотра в Киле. Но не могли же немцы полностью оголить Балтийский театр на несколько дней. Часть средств осталась выполнять боевые задачи, например, флотилия разведывательных сил, базирующаяся в Либаве. В ее состав входит и упомянутый крейсер "Аугсбург", который третьего дня отметился в столкновении с нашими эсминцами неподалеку от своей базы. "Задача VII", о выполнении которой речь шла в не немецкой шифровке, может оказаться минными постановками или выполнением разведывательного похода отряда крейсеров.
  - Или поиском наших сил с выходом в заданный район почти у входа в Финский залив, - добавил адмирал задумчиво и более миролюбиво.
  Стрельцов давно служил в военной разведке и по собственному опыту знал, что командованию всегда не хватает добытых данных о противнике. Для принятия решения генералы и адмиралы требовали, чтобы разведчики могли полностью изложить то, что у вражьих командиров имеется в головах и планах. Поскольку это было невозможно, в офицеров разведки часто летели громы и молнии.
  Илья Иванович не держал зла на Михаила Коронатовича Бахирева. Он знал адмирала, как умного, простого и доброго человека. Ему верили подчиненные, к мнению прислушивалось командование, он был представи-телем прежних морских традиций и пользовался популярностью на флоте. Происходил моряк из казачьей семьи с Дона, и по казачьим традициям не больно-то сдерживал себя в гневе. Впрочем, отходил быстро.
  Пока крейсера продолжали идти к Мемелю, Бахирев напряженно размышлял возле карты. Появление немецких кораблей в Центральной Балтике, фактически за собственной спиной, действительно позволяло поставить под сомнение достоверность и полноту оценки разведывательной обстановки и обоснованность выводов из нее в том виде, в каком они были положены штабом флота в основу плана проводимой операции. В его положении оставалось лишь гадать, какой еще сюрприз может случиться в окутанном мглой тумана Балтийском море. Бахирева мучили сомнения, какие задачи стояли перед отрядом германских крейсеров. Ведь быстроходные корабли действительно могли быть разведкой, шедшей впереди основных сил флота кайзера, который послал дредноуты в бой прямо со смотра. Небольшому по численности русскому отряду следовало действовать с предельной осторожностью.
  - Господа офицеры, я принял решение командовать поворот "Все вдруг" и уходить отсюда. Не будем рисковать на подходе к Мемелю. Гер-манские корабли, которые бродят у нас в тылу, могут размазать нас вдоль мелководья Куршской косы, как масло по бутерброду тонким слоем! Пойдем в район вероятного местонахождения неприятельских сил и навяжем им открытый бой. Посмотрим, кто кого...
  В три часа ночи корабли отряда развернулись и пошли на север, извещенные о повороте радиотелеграммами малой мощности. С ними не было лишь "Рюрика" с "Новиком", блуждавших где-то в тумане. Со скоростью двадцать узлов русские крейсера приближались к острову Готланд. "Адмирал Макаров" шел ровно, плавно покачиваясь вперед и назад, когда форштевень зарывался во встречную волну. Стрельцову, испытавшему мерзкую качку на маленьких миноносцах, показалось, что на открытой палубе крейсера так спокойно, что можно устраивать плац-парады. В пять утра он доложил об очередной радиограмме от Ренгартена, который уточнил местонахождение крейсера "Аугсбург" и кораблей сопровождения.
  Бахирев удовлетворенно потер руки и прикинул, что до встречи с противником осталось чуть больше часа. На рассвете в море стало немного светлее, хотя туман почти не рассеивался. В шесть часов на кораблях сыграли боевую тревогу. Еще через час сигнальщик на "Адмирале Макарове" доложил, что во мгле появились силуэты германских крейсеров: впереди точно шел "Аугсбург", за ним, предположительно, "Ундина". Их сопровождали три миноносца. В нашей колонне за "Макаровым" следовали "Баян", "Богатырь" и "Олег". Адмирал решил дать бой и приказал командиру крейсера капитану 1 ранга Палену:
  - Павел Михайлович, возьмите влево десять: будем охватывать голову неприятельской колонны.
  Уяснив, что германские корабли, идущие с равной скоростью, уходят вправо, чтобы избежать охвата, Бахирев отдал приказ на открытие огня. В рубке находились два артиллерийских офицера, которые передали команды носовому и кормовому плутонгам и в один голос приговорили к уничтожению крейсер "Аугсбург", который прежде ускользал от наших крейсеров. Через несколько минут тяжело, до боли в ушах, ухнули орудия главного калибра, среди этого грохота с трудом распознавались хлопки казематных (бортовых) орудий левого борта. За флагманом поочередно приступили к стрельбе все крейсера. На немецких кораблях тоже вспыхнули огоньки пушечных выстрелов. Морской бой начался.
  Стрельцов не обращал внимания на яростную канонаду и внимательно рассматривал в бинокль корабль, который был опознан, как крейсер "Ундина". Разведчику по фотографиям детально были знакомы силуэты кораблей противника. Ну, не походил корабль, идущий за германским флагманом, на "Ундину", размышлял полковник. Да, форштевень внизу хищным тараном выдвинут вперед, да похожая конфигурация мостика, да стоят похожие две трубы и две мачты. Но есть различие, и вот оно: на крейсере "Ундина" имеется ютовая надстройка, Илья Иванович представил ее четко, а на корабле, идущем перед ним, - вся кормовая палуба низкая и ровная, как на эсминцах. Значит, это - минный корабль! И тогда выходит, что германский отряд выполнял минные постановки, то есть - то, что означает "Задача VII"! Собственные выводы разведчик решил довести до адмирала:
  - Михаил Коронатович, второй корабль - не крейсер "Ундина". Голову даю на отсечение! Это - минный заградитель. Германский отряд, воспользовавшись туманами, решил выставить мины поближе к Финскому заливу. Решил задачу, а теперь возвращается в Либаву.
  - Поберегите голову, Илья Иванович, пригодится. Вы говорите лишь о собственном предположении. Бой покажет, что делать дальше. Но, коли вы окажетесь, в конце концов, правы, я это отмечу. Слово даю!
  Бой загудел ревом выстрелов, заплескался фонтанами разрывов возле бортов. В рубке закричали: "Попадание по "Ундине", пожар на баке!", но в это самое время корпус "Адмирала Макарова" вздрогнул от удара, послышался звонкий и сильный звук, будто по корабельной стали стукнули огромным чугунным рельсом. Последовал доклад: "Попадание с "Ундины" по левому борту в районе бака!".
  Бахирев реагировал спокойно:
  - Удалось все-таки? Ладно.
  Через пять минут он, не убирая от глаз бинокля, удивленно вскричал:
  - Они что, разбегаются? Флагман набирает скорость, чтобы оторваться от нас, эсминцы разворачиваются для атаки, а "Ундина" уходит в другую сторону под шведский берег? Ну и пусть гребут к немецкой матери на легком катере, туды иху в качель!!!
  Немецкие эсминцы выставили дымовую завесу, чтобы скрыть поврежденный корабль, который после первого попадания с "Макарова" накрыли выстрелы других русских крейсеров. Затем все три дали торпедный залп, однако в суматохе боя не смогли добиться попаданий, и торпеды прошли мимо нашего кильватерного строя. Легкими снарядами с эсминцев, которые подошли ближе всего к "Макарову", были повреждены шлюпка, четвертая труба и кормовой мостик. Флагман, не обращая внимания на мелкие "укусы", сосредоточил огонь на теряющем ход корабле.
  "Олег" и "Баян" зашли с правого борта, поставив неприятеля в два огня и отрезав путь отхода на север. Один из снарядов попал кораблю в корму, взрыв разворотил ее, через подводную пробоину в отсеки хлынула вода. Появился крен на левый борт. Другие снаряды разрушили полубак, штурманскую рубку и мостик. Израненный, горящий германский корабль сумел войти в шведские воды и выброситься на берег острова Готланд. К этому времени "Аугсбург" и эсминцы ушли на юг и скрылись во мгле.
  Бой длился два часа. После окончания стрельбы Бахирев получил доклады от командиров крейсеров о том, что запас снарядов израсходован почти наполовину. Приходилось уходить на север, возвращаться в родную базу. Адмирал все еще опасался встречи с главными силами противника и атак подводных лодок, о присутствии которых ему сообщил один из командиров крейсеров. Однако опасность появилась с другой стороны.
  "Аугсбург" по радио вызвал на помощь крейсеры "Любек" и "Роон". Встретившись, три корабля, словно волки в стае, бросились в погоню за уходившим с победой русским отрядом. Ренгартен успел доложить об этом Бахиреву, и тот приготовился к новому бою. Противники, перестроившись в кильватерные колонны, стали сближаться. В десять часов с предельной дистанции "Роон" открыл огонь из двухсотмиллиметровых орудий главного калибра по крейсеру "Баян", шедшему замыкающим. "Макаров" и "Баян" ответили залпами собственных главных калибров. Было видно, что снаряды падают и взрываются рядом с вражеским крейсером. Бахирев смотрел в бинокль и страшно ругался:
  - Это что у нас за стрельба? У комендоров руки дрожат, господа артиллерийские офицеры? Поотрываю всем такие руки! Как у нас в станице говорили: на одну руку наступлю, да за другую дерну! Чтобы с такими руками к орудиям близко не подходили! Или это ваш грех - сами наводить не можете толком? - он оглянулся на артиллерийских офицеров.
  - Ох, я до вас доберусь!
  Стрельцов смотрел на адмирала. Круглолицый, с длинными казацкими усами, в сдвинутой на затылок фуражке с опущенным ремешком, он походил на своих славных предков - донцов - в казачьей лаве идущих на врага, ощерив усатые лица в страшном крике боя. В ругани Михаилу Коронатовичу на флоте не было равных.
  Сигнальщик сообщил, что на передовом германском крейсере точным попаданием сбита антенна. В свою очередь отметины от снарядов получили "Макаров" и "Баян". "Олег" и "Богатырь" бились с "Любеком" без успехов с обеих сторон. Через полчаса дуэль русских и германских крейсеров прекратилась. Корабли противника повернули обратно.
  В этот момент навстречу им подоспел крейсер "Рюрик", долго ис-кавший в тумане свой отряд. Бахирев, "приласкав" его "в бога, мать и морскую снасть" и обозвав "Летучим голландцем", приказал отрыть огонь по уходящему неприятелю. В силе артиллерийского огня преимущество заметно перешло на сторону русских, германские крейсера, шедшие параллельным курсом, неохотно огрызались с расстояния 70 кабельтовых. Прицельные залпы гигантских пушек "Рюрика" заставили их увеличить скорость и уйти прочь. Гром канонады эхом раскатился по всей Балтике. "Рюрику" самому досталось несколько снарядов от немецких крейсеров, но его артиллеристы были довольны тому, что видели результаты своих попаданий и пожар на баке "Роона".
  Бой у острова Готланд завершался победой кораблей Балтийского флота. Чтобы обезопасить свой отряд от внезапного нападения противника, Бахирев отдал на линкорам "Слава" и "Цесаревич" приказ выйти на боевые позиции и осуществить прикрытие возвращающихся крейсеров.
  Заключительным аккордом боя стал мастерский торпедный удар одной из тех подводных лодок, которые командующий вице-адмирал Канин предусмотрительно расставил на путях возможного выхода кораблей противника в открытое море. Английская подводная лодка Е-9, затаившаяся на позиции возле устья Вислы, в полдень 19 июня дождалась своего часа. Первый флагман германской флотилии разведывательных сил контр-адмирал Гопман решил отправиться на помощь коммодору Карфу и повел в море крейсера "Принц Адальберт" и "Принц Генрих" в сопровождении эсминцев. Британский коммодор Хортон, командовавший Е-9, хладнокровно подпустил поближе первый корабль, который он ошибочно принял за дредноут, и с дистанции два кабельтовых всадил ему в борт две торпеды. Взрыв произошел под носовым мостиком, "Принц Адальберт" получил значительный крен, и адмиралу Гопману пришлось срочно заниматься спасением флагманского корабля, отказавшись от прежних планов. Командир Е-9 удачно укрылся от противолодочных атак эсминцев и вновь встал на боевую позицию. Вечером Хортон наблюдал возвращение из боя потрепанных крейсеров "Аугсбург", "Любек" и "Роон", но атаковать их не представилось возможности.
  Контр-адмирал Бахирев в полдень получил от Ренгартена не совсем ясные данные радиоперехвата о сосредоточении германской броненосной бригады у острова Готска-Санде, который расположен немного севернее острова Готланд. Если это так, думал командир отряда, то немцы всей мощью перехватят нас по пути в Гельсингфорс. Он дождался подхода "Рюрика" и приказал линкорам "Славе" и "Цесаревичу" идти навстречу. В пять часов по полудню отряд Бахирева, свернувший в направлении острова Эзель, встретился с обоими линкорами и эскадренными миноносцами прикрытия.
  Поход Отряда особого назначения благополучно завершился в порту Ревеля в два часа ночи 20 июня. Люди на всех кораблях пребывали в приподнятом настроении: победа над сильным противником показывала, что нашим кораблям, офицерам и матросам, ведущим их в бой, по силам добиваться славных результатов. Русские морские традиции ушедших веков поддерживались и приумножались.
  Командир крейсера "Адмирал Макаров" капитан 1 ранга Пален передал приказ командира отряда: личному составу корабля и прикомандированным офицерам штаба сход на берег запрещен. До утра намечалась бункеровка топливом, а после ее завершения - переход в Гельсингфорс.
  Стрельцов расположился в каюте, которую они занимали на двоих с князем Черкасским, и заскрипел железным пером, составляя доклады для начальника штаба и контр-адмирала Непенина. Рядом за столом обложился картами князь, который тоже работал над докладом о результатах похода. Перед ним лежала копия радиотелеграммы, которую Бахирев направил командующему сразу после боя:
  "На параллели маяка Эстергарн. В 2 ч ночи имел броненосный крейсер "Рюрик" южнее себя. С остальными крейсерами бригады в сильной мгле имел бой с одним т. "Аугсбург", "Ундиной", тремя миноносцами. 9 ч утра "Ундина", сильно поврежденная, спустила флаг и выбросилась на восточном берегу Готланда. 10 ч утра в том же составе вступил в бой с "Рооном", одним т. "Аугсбург" и миноносцами. 10 ч 30 м неприятель начал уходить на Зюйд. Приказал "Рюрику" атаковать его. 10 ч 45 м "Рюрик" вступил в бой с "Рооном", "Аугсбургом" и одним т. "Бремен". 11 ч 45 м "Рюрик" прекратил преследование".
  Всё напряжение вчерашнего дня уложилось у адмирала в несколько строчек боевого донесения. Михаил Борисович Черкасский увлеченно работал и откладывал в сторону листы, исписанные аккуратным "штабным" почерком. При этом он постоянно курил, вынимая из портсигара одну папиросу за другой. Машинально извинялся перед некурящим Стрельцовым, но продолжал дымить. Когда в каюте можно было топор вешать от дыма, Илья Иванович вышел подышать свежим воздухом на палубу. Крейсер в непривычной тишине стоял на якоре посреди гавани, за которой начинались огни Ревеля.
   Сегодня после возвращения из тяжелого похода в знакомую гавань полковник ощутил в душе щемящее чувство обретения чего-то родного. Ему впервые показался близким этот уютный старинный город, от которого веяло миром и спокойствием. Он хотел бы бродить в лабиринте его узких улочек или сидеть в маленьком кафе. И не потому, что в Ревеле ждала Кристина, а по причине того, что он, сухопутный офицер, сегодня впервые почувствовал себя моряком, возвратившимся из далекого плавания в родную гавань. Эта странная мысль взволновала Илью Ивановича до такой степени, что захотелось пойти взять у Черкасского папиросу и покурить здесь на баке, где обычно собираются на перекур молодые корабельные офицеры. Идея показалась забавной, Стрельцов усмехнулся, взъерошил ладонью волосы, отгоняя лирические мысли, и пошел в каюту заканчивать доклад.
  Утром 20 июня Стрельцов заходил в разные кабинеты штаба флота в Гельсингфорсе. У Непенина оказался контр-адмирал Бахирев. Михаил Коронатович дружески поздоровался с полковником и показал ему один из документов, лежавших в кожаной папке:
  - Вот, смотрите. Только что получил из рук Адриана Ивановича телеграмму.
  На бланке было написано:
  "Радиодонесение от командира подводной лодки "Акула", направ-ленной по распоряжению к.-адм. Бахирева после боя 19 июня к острову Готланд".
  "4 ч 30 м немного левее курса на фоне берега разобрал выбросившийся крейсер. 4 ч 40 м погрузился и подошел к нему под водой. 7 ч 15 м совершенно определенно разобрал, что это минный заградитель "Альбатрос".
  Бахирев продолжил:
  - Не забыл я ваш доклад во время боя. Признаю, Илья Иванович, вы оказались правы, когда сообщили мне, что вместо "Ундины" мы уничтожили минзаг! Соответственно, противник ходил на операцию по минным постановкам у нас в тылу. Признаю, что разведка в прошедшем бою оказалась на высоте. Благодарю за службу! Буду ходатайствовать перед командующим о награждении вас орденом. Адриан Иванович, вы - свидетель.
  Стрельцов ответил:
  - Так получилось, господа, что сегодня день моего рождения. Сорок два исполнилось. От вас я получил хороший подарок - высокую оценку своей работы. А будет орден или нет, уже дело другое.
  
  На подведении итогов операции у командующего флотом Канина начальник штаба вице-адмирал Кербер докладывал:
  - Оперативное руководство с нашей стороны отличалось тщательным планированием и гибкостью, что позволило блестяще использовать последние достижения радиотехники. Радиоразведка Балтийского флота впервые в истории войны на море обеспечила точное наведение своих сил на противника. Развертывание линкоров и подводных лодок, в известной степени, гарантировало безопасность Особого отряда контр-адмирала Бахирева и повысило ее боевую устойчивость. Уже сейчас, в первые дни, прошедшие после боя у острова Готланд, нам становится ясно, победа русского морского оружия оказала моральное воздействие на германцев немногим менее, чем былые английские победы у Гельголанда в прошлом году и на Доггер-банке в январе нынешнего года. Очевидно, что обстрел Мемеля имел гораздо меньше шансов на такой значительный резонанс.
  
  
  Секретно
  
  Выдержки из РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫХ СВОДОК
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  за июнь 1915 года
  
  4 - 24 июня:
  "17 июня стало определенно известно, что все суда, принимавшие участие в Виндавской операции, утром 16-го числа вернулись в Либаву... Было веское основание думать, что разведка в ближайшие дни не представится интенсивной. Сопоставляя это основание с агентурным сообщением о готовящемся 19 июня императорском смотре флоту в Киле, где уже к 15-му было собрано до 40 судов, можно было допустить, что германцы, совершенно игнорирующие за последнее время наш флот..., пошлют туда все лучшие суда, возложив охрану своего побережья от Данцига до Либавы на сравнительно ничтожные силы".
  
  30 июня - 3 июля:
  "... Гибель "Альбатроса", как факт, произвела на германскую публику сильное впечатление: начались разговоры о необыкновенных размерах русского шпионажа...
  Крайне болезненно восприняло потерю "Альбатроса" и командование германского флота. В докладе морскому министру начальник Морского Генерального штаба писал: "Морские силы Балтийского моря, после выхода из строя "Принца Адальберта" и имеющей большое моральное значение потери "Альбатроса", нужно усилить настолько, чтобы они могли продолжать проводить прежнюю линию ведения войны, имеющую целью отбить у русских охоту к активным действиям в наших водах".
  
  По итогам артиллерийской стрельбы:
  "Германские источники утверждают, что ни "Любек", ни "Роон" не получили прямых попаданий, хотя их палубы были засыпаны осколками от близких разрывов. По агентурным сведениям, полученным штабом Балтийского флота, стрельбу русских кораблей противник, в общем, считал хорошей, но с преобладанием перелетов, от которых страдали верхние надстройки.
  Русские снаряды немцы разделили на два типа. Один из них давал при разрыве крупные осколки, приносившие значительный материальный вред, а другой - взрывался "в пыль, оказывая потрясающее моральное действие и вызывая большую силу газов". Так, по агентурным данным, на крейсере "Любек" подобный снаряд, попав в жилую палубу, силой взрыва снес целую переборку. Газы отравляющего воздействия не оказывали, но вызывали сильную резь в глазах".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПЕТРОГРАД
  
  (июль 1915)
  
  
  Командующий Балтийским флотом вице-адмирал Канин за победу в бою у острова Готланд получил высочайшее благоволение и орден Святой Анны первой степени. Петроградские и московские газеты в новостных колонках соревновались, кто больше распишет подвигов русских моряков, одолевших германца в открытом морском бою. В Гельсингфорс для выражения патриотических чувств из России приезжали общественные депутации и частные лица больших и малых рангов. Канин встречался со всеми, много говорил, хвалил своих моряков, по-отечески наставлял газетчиков, чтобы не врали много, в общем, с видимым удовлетворением занимался общественной деятельностью. Он впервые купался в лучах славы. К чести Василий Александровича следует сказать, что и он в свою очередь оказался щедрым на награды для участников успешной операции.
  По представлению командующего контр-адмирал Бахирев был на-гражден орденом Святого Станислава 1-й степени с мечами. Начальника разведывательного отделения штаба флота, Генерального Штаба полковника Стрельцова Илью Ивановича, наградили орденом Святого Георгия 4-й степени. Вероятно, Канин как-то хотел загладить свой незаслуженно жесткий разговор с разведчиком при вступлении в должность комфлота. Офицерского "Георгия" Стрельцов получил один единственный из всех награжденных. Это в какой-то мере свидетельствовало о том, что на сей раз разведке воздали по справедливости. Его заместитель - старший лейтенант Иван Иванович Ренгартен получил долгожданное звание капитана второго ранга. Не забыли радиоразведчиков на постах радиоперехвата, к примеру, подпоручик Оленев получил первую награду - "Анну" 4-й степени, в простонародье - "Клюкву", то есть Анненский знак с лентой на темляк к холодному оружию. Трем радистам-шифровальщикам, полной смене матросов, несших радиовахту вместе со Стрельцовым на крейсере "Адмирал Макаров", грудь украсили медалями. Командир крейсера капитан 1 ранга Пален Павел Михайлович стал кавалером ордена Святого Станислава 3-й степени, этой же награды удостоился капитан 1-го ранга князь Черкасский - один из разработчиков плана морской наступательной операции, побывавший в бою. Награды получили все командиры крейсеров Особого отряда.
  Приема у командующего и обязательного в прежние времена банкета в честь кавалеров боевых орденов организовано не было: флот выполнял сухой закон, объявленный по всей стране. Торжественная часть началась и закончилась в нижнем вестибюле здания штаба флота, где Василий Александрович Канин на общем построении вручил боевые награды и держал поздравительную речь перед собравшимися. По окончанию построения начальник штаба Кербер приказал офицерам возвратиться на корабли и в воинские части.
  В Ревель на миноносце отправилась группа офицеров, в составе которой можно было видеть полковника Стрельцова и капитана второго ранга Ренгартена. Оба в хорошем настроении радовались выглянувшему над морем долгожданному солнышку и обсуждали прошедшие события. Илья Иванович, вернувшись к какой-то своей мысли, неожиданно спросил у заместителя:
  - Иван Иванович, что-то я не встретил на награждении у командующего подпоручика Оленева, офицера с поста радиоразведки на острове Даго. Он приезжал в Гельсингфорс?
  - Вы же знаете, и начальник радиопоста лейтенант Булавин ни от кого не скрывает, что две трети успехов в заведовании приносит Оленев с его талантами. Он не отпускает подпоручика из расположения, держит на посту как галерного раба.
  - Неужели Оленев за полгода службы на посту не подготовил дос-тойных учеников?
  - Да, в том-то и дело, что постоянно готовит хороших специалистов по радиоперехвату, офицеров и кондукторов, которых мы командируем во все балтийские подразделения радиоперехвата. Но Булавин слышать не хочет, чтобы сам Оленев куда-нибудь переходил или просто уезжал в командировку. Кстати, он рассматривает кандидатуру подпоручика себе в заместители вместо офицера, который по ротации уходит на корабли.
  - Иван Иванович! Мне достаточно ясна кадровая и оперативная си-туация на постах радиоперехвата. Пускай Булавин назначает Оленева заместителем, мы дадим им поработать вместе пару месяцев. Молодой зам за этот период наберется командирского опыта. А осенью, ежели все будет ладно, отправим его на самостоятельную работу - командовать постом на полуострове Гангэ. Слабоват как радиоспециалист тот офицер, который сейчас там руководит. А в связи с ожидаемым новым немецким наступлением нам следует усилить кадровый состав на всех постах. Как вы считаете?
  - Да, я, Илья Иванович, и сам думал, что пора улучшать обстановку на севере Финского залива. Так что ваше предложение поддерживаю обеими руками.
  Решив важный вопрос, разведчики замолчали, сняв фуражки и под-ставив головы летнему солнышку и теплому ветерку. Немного погодя Рен-гартен с улыбкой продолжил разговор:
  - Оленев-то хорош не только как специалист. Он освоился на военной службе и вновь стал петь. Да-да, я слышал его прекрасный баритон, будучи в командировке на острове Даго. В свободное от вахты время он распевается у себя в комнате, а иногда устраивает для своих сослуживцев настоящие концерты, составленные из оперных арий. Скрипка у них есть, один из офицеров аккомпанирует солисту. Заслушаться можно. Повезло в какой-то степени людям, что они попали на музыкальный пост радиоразведки. Будет у вас, Илья Иванович возможность, обязательно вновь побывайте там. Не пожалеете!
  - Хорошо, при случае воспользуюсь вашим советом. Это любопыт-но...
  
  Кристина, не стесняясь идущих мимо прохожих, бросилась на шею распахнувшему дверцу легкового авто коренастому мужчине в модной соломенной шляпе и легком летнем костюме. Они быстро нырнули внутрь, вольготно расположились на заднем сидении, и машина покатила на выезд из Ревеля к северо-востоку.
  Шофер был отделен толстым стеклом, не оборачивался, ничего не спрашивал, что понравилось Кристине. Видимо, знает, куда ехать, - мелькнуло у нее в голове, и она крепко прижалась к плечу спутника. Он обнял даму и стал негромко декламировать:
  
  "Бесшумно шло моторное ландо
  По "островам" к зеленому "пуанту".
  И взор Зизи, певучее рондо,
  Скользя в лорнет, томил колени франту..."
  
  Она посмотрела на спутника и удивленно спросила:
  - Вы, ко всем прочим достоинствам, еще и поэзией увлекаетесь?
  Стрельцов с видом эрудита пояснил:
  - Это - Игорь Северянин. Я однажды попал на его литературный вечер в Петербурге, года за два до войны. Некоторые из его стихов сам читал в поэтических альманахах. Что-то запомнилось тогда. Что-то вспомнилось теперь.
  - Очень приятно. Мне никто стихов не читал. Феликс мой интересу-ется только биржевыми сводками и политическими новостями. Скучно! А ваши стихи совершенно к месту. Только объясните, где это "моторное лан-до" едет по островам, да еще к "пуанту"?
  - Игорь Северянин писал про Петербург, про Острова. На трех не-больших островах, расположенных в устье Невы, столичные жители любят летом проводить свободное время. Там уютные дачи, тенистые парки, пруды, деревянные мосты. Природа прекрасная. Купаются люди, отдыхают. А зеленый "пуант", то есть "острие", это - западная оконечность одного из островов - Елагина, с которой можно любоваться закатом солнца на Финском заливе.
  - Хорошо, полковник, про "пуант" объяснили. Теперь расскажите, куда мы сейчас направляемся?
  - Недалеко. В пригород, в Пириту. Это всего верст шесть от города. Скоро приедем. Там недалеко от морского пляжа, на хуторе нас ждут.
  - А кто ждет?
  - Мой добрый знакомый. Хозяин хутора, его зовут Юхан.
  - Юхан по-эстляндски - "божий дар", "благодать". Какая нас ожидает благодать?
  - Я думаю, что он уже наловил форели в ближайшей речке, приготовил ее и будет нас угощать. У него есть хорошая лодка, и мы обязательно выйдем под парусом в залив. Морская прогулка в тихую солнечную погоду, что может быть лучше?
  Кристина засмеялась и захлопала в ладоши:
  - Замечательно, просто замечательно!
  Автомобиль вскоре свернул на узкую дорогу, вьющуюся среди сосен, и остановился у открытых ворот большого хутора. Его постройки виднелись в глубине двора. Илья Иванович с дамой выбрался из машины, следом появился шофер, который достал из багажника две плетеные корзины со снедью и отнес их в дом. Стрельцов махнул ему рукой, машина снова заурчала мотором, развернулась и уехала в сторону Ревеля.
  Из дома к гостям шел хозяин, седой мужчина в годах, но сохранив-ший бодрость движений. Одет он был своеобразно: в рыбацких брезентовых штанах, таких же сапогах, но в белой праздничной рубахе. Снимая парусиновый картуз, он церемонно поклонился даме и ее кавалеру. Поздоровался по-русски с эстонским акцентом:
  - Юхан Перссон, хозяин приморской усадьбы. Рад встрече с вами у себя в гостях! Прошу сперва пожаловать на прогулку по хутору. Долго водить не буду, покажу главное, а потом - за стол.
  Юхан был не просто хорошим знакомым Ильи Ивановича, фактически он являлся нештатным сотрудником разведывательного отделения. До получения пенсии Перссон служил в Ревельской полиции, потом купил хутор и стал сельским жителем. Весной этого года с ним установил контакт подчиненный Стрельцова мичман Тихонов и привлек его к сотрудничеству в качестве хозяина загородной базы, предназначенной для подготовки секретных агентов перед заброской в тыл противника. Одно важное дело у Юхана недавно завершилось: на хуторе месяц жила и изучала премудрости службы агентов разведки семейная пара морских контрабандистов из Либавы, подписавшая обязательство действовать в интересах русской военной разведки. За-ниматься с ними приезжали Стрельцов и его офицеры. После того, как муж с женой отправились выполнять ответственное задание на территорию, занятую германскими войсками, Непенин и Стрельцов решили пока не готовить других агентов в этом месте, потому что в случае провала семьи о нем станет известно контрразведке противника. Такой оборот событий мог бы повысить риск раскрытия наших новых агентов, которые будут готовиться к заброске у Юхана. Он сам об этом, правда, не знал, и был рад принять у себя начальника, сумевшего найти время и приехать отдохнуть сутки у моря.
  Прогулка по хутору заняла не более получаса. Хозяин показал гостям большой дом, летнюю кухню, где кухарка накрывала на стол, тропинку к морскому пляжу, дорогу на дальнюю ферму, где Юхан разводил молочных коров. И, наконец, они подошли к сенному сараю. Внутри сарай выглядел очень аккуратно: весь инвентарь прибран, дощатый настил выметен, под самую крышу вела удобная лестница, по которой можно было забраться на сеновал. Пора сенокоса уже прошла, и хозяин начал укладывать сено. Кристина сказала, что запах сена напоминает ей детство, те годы, когда родители возили ее летом на такой же хутор, где проходили беззаботные дни отдыха. Ночевать надо здесь, заявила она. Спорить с дамой никто не стал.
  По дороге к летней кухне Илья Иванович как бы невзначай спросил:
  - А что, Юхан, посторонние люди поблизости от твоего хозяйства не появляются?
  Перссон поразмышлял и неспешно ответил:
  - Да, что вы, здесь никого посторонних не бывает. Пока теплые дни стоят, к морю люди приезжают. Но в мою сторону никто не ходит. А дожди пойдут, так вообще безлюдно будет.
  Потом он махнул рукой в сторону города и добавил:
  - В одной версте отсюда находятся руины средневекового монастыря Девы Марии Ордена Святой Бригитты. Туда любители старины иной раз заглядывают, а до меня не добираются.
  Кристина взяла Стрельцова под руку и спросила:
  - Мы туда сходим, милый?
  Слово "милый" она произносила с польским мягким "л". Стрельцову нравилось, когда она выговаривала "миуый". Он улыбнулся и кивнул:
  - Конечно!
  Хозяин пригласил гостей к столу.
  На открытой веранде летней кухни они свободно расселись в плете-ных креслах вокруг круглого стола, который мог бы вместить дюжину приглашенных. Кухарка разлила по глиняным мискам густой гороховый суп с укропом. Рядом на тарелочках лежала копченая салака, порезанная соленая сельдь, сметана, домашний сыр, взбитый печеночный паштет со сливочным маслом, ломти круглого ржаного хлеба, кровяные колбаски и свежие овощи. Из домашних напитков были предложены квас, пиво и яблочный сидр, который хозяин особенно нахваливал.
  Когда Кристина и Стрельцов уделили внимание первому блюду и закускам, Юхан велел принести "гвоздь программы" - овальный серебряный поднос с крупной речной форелью, которую только что достали из коптильни. Дымок от ольховой щепы еще витал в воздухе. Гостям на тарелки положили большие розоватые куски рыбы прямо с кожицей. Кристина начала было по-светски аккуратно разбираться с предложенной вкуснотой при помощи ножа и вилки, но Юхан попросил не церемониться и брать рыбу руками, пока она не остыла. Кухарка раздала горячие влажные салфетки.
  Мужчины к рыбе предпочли светлое пиво в высоких глиняных кружках. Кристина попросила налить ей сидра, которого она прежде не пробовала. Ей подали небольшую, но увесистую фарфоровую чашку, наполненную не часто встречавшимся в здешних краях хмельным яблочным напитком. Он оказался холодным - из погреба - и приятным кисло-сладким на вкус. Женщина маленькими глотками выпила сразу полчашки, чтобы утолить жажду после соленой рыбы. Стрельцов, который знал быстрое воздействие сидра, не успел предупредить ее, быть осторожнее. Она сама сказала:
  - Ой, ой, ой, какой хмельной! Крепче шампанского.
  А через несколько минут уже заливисто хохотала по причине и без. Правда, воздействие легкого напитка, как началось быстро, так же быстро прошло. Но атмосфера за столом осталась непринужденной.
  Первым общее внимание привлек Юхан. Он закурил короткую ры-бацкую трубочку и, пыхнув облачком дыма, попросил выслушать занятный рассказ, который ему недавно рассказали знакомые рыбаки.
  - Сейчас идет война, а во время войн часто случаются необъяснимые явления, - загадочно начал хозяин хутора. - У нас на побережье люди заговорили о таинственном корабле-призраке, будто бы то здесь, то там возникающем в открытом море и наводящем ужас на тех, кто его увидел. Корабль будто бы выкрашен в боевой цвет, а по бортам его грозно торчат стволы пушек...
  Кристина перестала улыбаться, прижалась к Стрельцову и вместе с другом серьезно внимала Юхану.
  - О броненосце-призраке я впервые услышал от знакомых рыбаков с наших островов в море, - хрипловатым голосом продолжил рассказчик. - Тех, кто развозит рыбу на утлых суденышках. Они клянутся, что встречали его в море. Я переспрашивал, может быть, они видели обычный военный корабль, который шел в бой. Но рыбаки убеждали, что обыкновенные корабли не могут внезапно появляться среди волн на расстоянии одной-двух морских миль и так же неожиданно исчезать, как будто растаяв в воздухе. Не-е-т, будьте уверены, это не простой корабль, это - приведение!
  Юхан замолчал, докурил трубку, посмотрел на Илью Ивановича, который задумчиво барабанил пальцами по столу. Довольный произведенным эффектом рассказчик закончил:
  - Я хочу добавить, что такие корабли-призраки всегда появляются во время войны. Экипажи их состоят из тех моряков, которые погибли во время морских сражений.
  Кристина зябко повела плечами и сказала:
  - Страшно. Мне показалось, что из-за этого призрака может случиться что-то очень скверное. Лучше поговорить о чем-то другом...
  Стрельцов в мыслях почти согласился с женщиной.
  Илью Ивановича попросили рассказать какой-нибудь интересный случай из его военной жизни. Он поначалу отказывался, мол, что там инте-ресного, но все-таки поддался уговорам. Только предупредил Кристину, чтобы она не очень осуждала героев его рассказа за простоту нравов: офицеры ведь далеки от светских манер. И повел рассказ:
  - В конце минувшего месяца в Гельсингфорсе командование флота праздновало морскую победу над германцами. В город приезжали разные депутации штатских лиц, чтобы поздравить моряков. Вы не поверите, но из Петрограда вдруг приехали ученицы выпускного класса Смольного института благородных девиц и попросили показать им крейсер, который участвовал в бою. Благо, он стоял рядом, и молодые офицеры повели институток в белых фартучках осматривать корабль, на что было отпущено полчаса времени. Их "бонна", строгая классная дама, этакий "синий чулок" неопределенного возраста сказала, что боится "скакать по крутым лестницам парохода", и старший на корабле контр-адмирал Бахирев вынужден был пригласить ее в адмиральский салон. "Бонна" присела на стул с прямой спиной и пребывала в чопорном молчании и с поджатыми губами. Михаил Коронатович из чувства приличия тоже посидел на стуле, походил в молчании по салону, в задумчивости долго смотрел в иллюминатор, покручивая ус, а потом, будто вспомнив о чем-то, живо повернулся к классной даме, подошел, наклонился и по-товарищески спросил: "Мадам, а может пивка?".
  Юхан одобрительно покачал головой, а Кристина, улыбнувшись, спросила:
  - А "бонна" сама-то со стула не упала, когда адмирал предложил ей пива?
  - Сообщений с крейсера о падениях дам и девиц не поступало. Полагаю, что классная дама обладала крепкими нервами и стоически молчала после подкупающего предложения Михаила Коронатовича.
  
  В хорошем настроении все вышли из-за стола.
  Юхан предложил отправиться к морю, где он держит лодку, и пройтись под парусом по заливу, пока стоит жаркая погода. Кристина отправилась переодеваться для морской прогулки, и Стрельцов в свою очередь решил не брать с собой пиджак и шляпу. Мужчины вышли к воротам и беседовали в ожидании дамы. Она появилась и удивила переменой во внешнем виде. Стильная прическа исчезла, волосы свободно развивались стянутые поверху лишь широкой тесьмой, как у простой эстляндской девушки. Вместо летнего платья, в котором она приехала, на ней был скромный полотняный сарафан с народной вышивкой на груди, надетый на батистовую рубаху. И, что удивительно, она шла босиком, легко ступая розовыми пяточками по зеленой траве!
  Видимо в глазах Стрельцова женщина прочитала явное одобрение, поэтому улыбнулась и сделала церемонный поклон в его сторону.
  Хозяин уже шагал впереди, чтобы подготовить лодку к отплытию.
  Прогулку в море под парусом в теплый летний день действительно трудно сравнить с любым другим видом отдыха. Юхан занял место на корме просторного рыбацкого дощаника и сноровисто управлялся с румпелем и парусом, а Стрельцов и Кристина сидели, обнявшись, в передней части на широком сидении, которое по-морскому называется "банкой". Легкий ветерок наполнял высокий парус и приятно освежал отдыхающих. Балтийские волны с ласковым шелестом тихо плескались у борта, легкая рябь сверкала под полуденным солнцем, и зелень летнего моря в этот час превратилась в широко разлившееся расплавленное золото. Лодка сначала устремилась от берега на открытый простор, потом пошла по ветру вдоль широкого залива в сторону Ревеля, а часа через полтора легла на обратный курс. Убранный шкипером белый парус и железный скрежет киля по береговому песку подсказали забывшей о времени парочке, что морской поход завершился.
  Солнце клонилось к закату, но было еще жарко, поэтому родилось предложение искупаться в море. Юхан сказал, что у него много дел, и в развалку пошел в сторону дома. Гостям он отдал полотенца и показал лучшее место на берегу, где ровное было песчаное дно, и близко возвращаться к хутору. Отдыхающие остались одни.
  Возникла неловкая пауза. Стрельцов спросил:
  - В чем купаться будем?
  Кристина с иронией ответила:
  - Во всяком случае, не голышом. Там вдали по пляжу еще люди гу-ляют. Я предусмотрела такой случай.
  - Я - тоже, - заметил он и снял рубашку с брюками. Под верхней одеждой на нем оказался костюм для плавания, похожий на наряд циркового борца французского стиля.
  Кристина с удивлением посмотрела на метаморфозу, произошедшую со спутником, а потом скинула сарафан и осталась в длинной батистовой сорочке. Держась за руки, они вошли в прохладную балтийскую воду. На мелководье залива она прогревалась лучше, чем в глубоких местах, но поначалу купаться было холодновато. Оба взялись нырять и плавать саженками, чтобы согреться. Мышцы потеплели, но желания нежиться в волнах так и не появилось. Немного поплескавшись, решили возвращаться на берег.
  Выйдя из воды, Кристина поймала на себе взгляд Стрельцова и смущенно принялась отлеплять от груди и живота мокрую прозрачную ткань, откровенно повторявшую все изгибы ее тела.
  - Не во что переодеться, - сказала она, накинула сверху большое полотенце и легко побежала к хутору.
  Он подобрал оставшиеся вещи и поспешил следом.
  После пробежки они перевели дух, только когда вошли внутрь сарая и закрыли за собой тяжелую дверь. Стрельцов потянул влажный батист вверх, а потом отбросил сорочку в сторону. Кристина послушно стояла с закрытыми глазами, пока он вытирал ее полотенцем, потом обняла и держалась за шею, когда он понес ее наверх. Оба с наслаждением вдохнули запах свежего сена и упали на белое полотно, которым оно было аккуратно застелено. Их прохладные тела сплелись в тесных объятиях.
  
  Крепко спавшую пару разбудили лучи солнца, приближавшегося к зениту. Было слышно, как на дворе переговаривались Юхан и его работники. Но уходить с сеновала, где прошла прекрасная ночь, не хотелось. Нашептавшись и насмеявшись, Кристина нежно погладила лежащего мужчину по груди и сказала серьезно:
  - Милый, мне так хорошо с тобой, давай сегодня никуда не поедем. Муж отправился по делам в Финляндию, и я несколько дней совершенно свободна...
  Стрельцов ожидал подобного развития событий, поэтому вздохнул и ответил:
  - Кристиночка, ты же знаешь, я - офицер, идет война, мне надо быть на службе. Сегодня вечером меня ждут на корабле.
  Женщина с волнением быстро заговорила:
  - Иезуз Мария, когда же твоя служба кончится? Ведь ты можешь уйти с кораблей. Ты уже не юный мичман, а старший чин, награжденный орденами, к тому же интендант! Твое место должно быть в тылу, а не в пекле боев. Так почему же тебе надо снова возвращаться туда? Я всегда боюсь, когда тебя нет в Ревеле. Каждый день жду тебя с тревогой.
  - Ну, вот видишь, пока ты моего возвращения ждешь, ничего плохого не должно случиться. А службу офицер не выбирает. Я должен быть там, где прикажут. И хватит киснуть, лучше пойдем гулять!
  Стрельцову с трудом удалось расшевелить загрустившую Кристину, но, в конце концов, они вместе вышли к Юхану. Хозяин гостеприимно сказал, что стол накрыт, и предложил им свежего творога со сметаной, мягкого сыра с белой булкой и по миске простокваши. После легкого завтрака гости отправились смотреть развалины монастыря Девы Марии.
  По сосновым перелескам они вышли к сохранившимся стенам из грубого камня с вырезанными в них огромными стрельчатыми окнами. Пол внутри был выложен гладкими гранитными плитами. На стене висело деревянное распятие, которое, должно быть, прикрепили недавно. Кристина остановилась перед ним, встала на колени и начала молиться. Стрельцов, не желая ей мешать, вышел на территорию монастырского кладбища и рассеяно бродил между заровнявшимися могилами, над которыми несколько столетий возвышались каменные кресты разной величины и формы.
  Из-за стены выглянула Кристина, настроение ее немного улучшилось, и они рука об руку вновь прошли по территории монастыря. На дороге, которая вела в Ревель, ждал черный блестящий автомобиль. В пути к дому Кристина дремала, положив голову на плечо спутнику, а когда машина остановилась, подняла глаза полные слез. Стрельцов крепко расцеловал ее и сказал:
  - Выйду здесь, а вас, мадам, шофер отвезет, куда скажете. И умоляю, не грустите, не то у офицера разорвется сердце.
  - Ладно, полковник, я отпускаю вас. Идите с миром и возвращайтесь! Я очень буду ждать!
  
  Следующим утром Илья Иванович сошел с борта миноносца, кото-рый прибыл в устье Невы и ошвартовался у гранитного причала рядом с Николаевским мостом. Петроград в ранний час трудился, ухал паровыми молотами и трещал разрядами электрической сварки на стапелях Адмиралтейского завода. На открытой площадке собирали корпус подводной лодки, другая, уже готовая, стояла у причала, купаясь в невской воде.
  Стрельцов поднялся на Английскую набережную и негромко ругнулся по-английски, выражая свое негодование в адрес тех, кто втянул Россию в ненужную кровопролитную войну. Потом прошел мимо Адмиралтейства, зданий Сената и Синода и вышел на Дворцовую площадь. Огромные трехэтажные крылья арки Главного Штаба, как широко расставленные руки, не пропустили полковника мимо. Он вошел в подъезд, где ему была знакома каждая трещина на мраморных ступенях, предъявил часовому пропуск и растворился среди своих бывших сослуживцев, капитанов, подполковников и полковников, спешивших в коридорах и по лестницам из кабинета в кабинет.
  Перед войной в этих кабинетах работали лучшие военные разведчики империи. Про них легенды можно было складывать. К примеру, о полковнике Батюшине. Он был до того ловок, что на маневрах под Вильно, где присутствовал германский император Вильгельм, полковник сумел на часок изъять его записную книжку и сфотографировать ее содержание. Не только ловкостью и смелостью отличались офицеры - оперативное мышление у всех было весьма развито. Но выше всех по способностям стоял генерал Мокевиц. Теперь многие из тех офицеров на фронте, а кого-то уже отпеть успели.
  На одной из дверей второго этажа висела табличка "Полковник Заиров Д.Г.". Это его, Стрельцова, бывшее отделение, а полковник недавно был его начальником. Илья Иванович без стука открыл дверь и вошел.
  Дмитрий Геннадьевич Заиров сидел за столом и щелкал кругляшками деревянных счет. В кабинете никого больше не было. Полковник оторвал глаза от каких-то квитанций и из-под очков посмотрел на вошедшего. Последовало удивленное восклицание:
  - Либо это - полковник Стрельцов собственной персоной, либо я заснул на службе!
  - Не надо щипать себя за нос, ты не спишь, а я - это действительно я.
  - Илья Иванович, ты же в прошлом месяце намеревался приехать. Но пропал - мы уж и не знали, что думать.
  - Адмиралы не отпустили. Дел много накопилось.
  - Да, вижу, дела были славные. У нас редко офицеры с Георгиевскими крестами из командировок приезжают. Поздравляю, Илья Иванович! Коли не торопишься, садись, расскажи, что там у тебя произошло.
  Стрельцов сел за свой бывший стол и подумал, что Заирову известно многое, но хитрован татарских кровей делает вид, что ничего не знает: хочет выслушать точку зрения непосредственного участника событий и сравнить ее с ранее поступившими сведениями. Оба полковника считались мастерами военной разведки, и строго соблюдали правила игры. Илья Иванович прикинул в уме объем информации, который проходит через делопроизводство, имеющее дело с агентурными источниками, и решил, что надо выкладывать суть, а не прятать карты в рукаве. Иначе с тобой просто не станут разговаривать, если зайдет речь о делах серьезных. Поэтому он сообщил Заирову то, о чем до сих пор знало не более пяти человек в штабе Балтийского флота:
  - Дмитрий Владимирович, ты же помнишь нашего агента "Учителя" в Германии. Он прислал мне в донесении аналитическую справку по морально-психологической обстановке в тылу противника, в которой указывал, что после завершения первого года войны германское гражданское общество испытывает не проходящий пессимизм из-за ее результатов. Страна несет значительные людские и финансовые потери, а обещанных выгод не получает. Подданные кайзера теряют терпение, особенно те, которые живут в Восточной Пруссии, где тяготы военных действий чувствуются острее. С учетом изложенного, я предложил командованию усилить моральное давление на городских жителей Восточной Пруссии со стороны Балтийского флота и произвести бомбардировку крупного немецкого населенного пункта корабельными орудиями.
  Стрельцов сделал верное предположение о том, что начальник отделения имеет представление о прошедшей на Балтике операции. Слушая товарища, он спокойно кивал, как бы подтверждая факты. Илья Иванович встал и подошел к большому окну, выходившему на Дворцовую площадь. Помолчал, любуясь открывшимся видом, и продолжил:
  - Дело у нас пошло. Агент "Фридрих", которого ты тоже знаешь, сообщил, что кайзер будет проводить смотр флота в Кильской гавани, и большинство кораблей уйдет из акватории Балтийского и Северного морей. Этот факт мы учли при разработке операции. Бомбардировка в силу некоторых причин не состоялась, но германский флот понес ощутимый материальный и моральный ущерб из-за активных действий русского флота. Ты же представляешь, о чем сейчас пишут берлинские газеты: статьи полны уныния. Стало быть, операция, разработанная разведкой Балтийского флота, имела успех. Отлично в ней сработали радиоразведчики. За координацию всех усилий разведки при подготовке и проведении операции меня и наградили орденом, как начальника отделения.
  Его собеседник тоже подошел к окну и сказал:
   - Понятно. Я и предполагал нечто подобное.
  Илья Иванович в свою очередь поинтересовался:
  - А ты какую цифирь раскладываешь, зачем бухгалтерские счеты мучаешь?
  Заиров вернулся на место и с видимым неудовольствием вновь взялся за счеты.
  - Не я их мучаю. Они меня замучили, - устало ответил он и пояснил товарищу:
  - В штаб Кавказской армии к Николаю Николаевичу Юденичу из тыла противника вышел наш агент, которого мы выводили на задание полгода назад. Обещали заплатить ему хорошую сумму в турецких лирах. Обещание сдержали, отдали ему столько, сколько договаривались. А он оказался недоволен, скандал поднял, говорит, что за полгода деньги в Турции заметно обесценились, и надо увеличить сумму. Вот и сижу, пытаюсь высчитать, сколько же ему надо отдать, чтобы новая сумма была равна той, которую мы обещали до того, как в Турции не подскочили цены.
  - Заплатите ему английскими фунтами в пересчете на старые лиры, - посоветовал Стрельцов. - Фунт в этой стране ценят и часто расплачиваются английской валютой.
  - Рад бы - да бухгалтерское отделение не соглашается. Как всегда: воюем мы, а командует бухгалтер! Впрочем, ты на меня не обращай внимания, у тебя же своих дел хватает.
  Илья Иванович работал с документами за своим столом в кабинете, куда он приходил день за днем пять лет подряд. Здесь он готовился к зарубежным командировкам, сюда возвращался. На фронт отсюда уезжал... Но те четыре месяца, которые прошли на Балтике, показали, что он совершенно отвык от Петрограда и от прежнего места службы. Это ощущение пришло полчаса назад, когда он шел по Дворцовой площади. Привычной раньше, но чужой теперь. И здесь, в своем кабинете, полковник почувствовал себя чужим. Сегодня с полной ясностью можно было сказать себе, что значительный период жизни связанный со службой в Генеральном Штабе, завершился. Как пишут в романах, перевернута еще одна страница в книге жизни. Сколько этих страниц отпущено судьбой, человеку не ведомо. Но на предвоенную страницу он никогда не вернется.
  Всего пару дней назад Илья Иванович считал, что морская служба дает ему шанс съездить домой, вернуться ненадолго в родной город. А теперь в этом кабинете он понял, что в Петроград его направили всего лишь в командировку. Вот по приказу начальника штаба флота и контр-адмирала Непенина он и работает с оперативными делами своих агентов, которые нужно провести по учетам Особого делопроизводства Главного управления Генштаба. Завтра пойдет на другой этаж в этом же здании, в отдел военной контрразведки, и там поставит задачу проверить людей на благонадежность и отсутствие интереса к ним со стороны противника.
  Вот, собственно, и все вопросы на два-три дня жизни в Петрограде. Хотя, нет, не все. Он еще придет вечером в свою квартиру на Садовой улице, чтобы повидаться с младшей дочерью, о которой скучал на новой службе.
  - Илья Иванович, а не тянет назад к нам вернуться? - будто заглядывая в чужие мысли, поинтересовался Заиров.
  - Нет, Дмитрий Владимирович, уже не тянет. На Балтике теперь мое место!
  
  Вечерело, когда Стрельцов, закончив работу, шел по Невскому проспекту. В центре города мимо ярких витрин народ ходил во множестве, как и прежде. Но это были не те лица, которые можно было встретить у галерей Гостиного двора или на дорожках Екатерининского сада перед войной или в самом ее начале. Модных мужчин и шикарных женщин, бывших здесь завсегдатаями, не стало. Их место заняли беженцы из городов и сел Польши и Белоруссии, которые оккупировали германские войска. Видно было, что они нуждаются, плохо одеты и недоедают. Но любопытство и отсутствие дел - работы у большинства из них не было - приводило их в центр главного города империи. Может, они в душе надеялись, что какой-то обломок прежней блистательной жизни столицы перепадет и им...
  Полковник шел скорым шагом, по часам он предполагал, что Маша пришла с дежурства и ждет дома. По Садовой от Сенной площади последние метры перед входом в парадную он почти бежал. Энергично поднялся на третий этаж по широкой лестнице и своим ключом открыл дверь. В квартире горел свет!
  Повзрослевшая, похудевшая дочь выглянула в прихожую и, как в детстве, взвизгнув, бросилась отцу на грудь.
  - Папа! Папка! Наконец-то! Я тебя так ждала!
  - Дочка, Машенька...
  Оба едва сдерживали слезы.
  Понемногу волнение первых минут встречи улеглось. Отец смотрел на дочь и удивлялся, как она изменилась за несколько месяцев. Осенью ей будет девятнадцать, но выглядит она старше. Как жила здесь одна, что чувствовала, о чем думала, можно только догадываться. Илье Ивановичу казалось, что они не виделись не пять месяцев, а пять лет. И это притом, что они с дочкой не ленились писать друг другу письма и открытки, то есть были в курсе происходящих событий.
  - Папочка, как тебе идет флотская форма! Ты выглядишь бывалым моряком! Интересно, за что тебя наградили офицерским "Георгием"? От раненых я знаю, что это высокая награда. Расскажи, какой ты подвиг совершил?
  - Машенька, ну какой подвиг... Я же не казак, чтобы на пику трех германцев насадить. В бою морском участвовал, занимался планированием этого боя и претворением плана в жизнь. Победа в бою осталась за нами, значит надо награждать. Не было бы победы - наказали бы.
  - Ой, папа, сколько тебя помню, никогда ты о себя ничего толком не рассказывал. Все отшучивался. Но теперь-то я знаю, что ты служишь в военной разведке.
  - Откуда же ты почерпнула такие странные сведения, мне даже хо-лодно стало от страха.
  - Не шути, папа! Я уже не маленькая, и со мной люди говорят, как со взрослым человеком. Про твою службу узнала случайно. Офицер раненый попал к нам и пока выздоравливал, к нему друзья из Генштаба приходили. Про них говорили, что они из военной разведки. А мне эти офицеры потом рассказали, что служили вместе с тобой, до тех пор, пока тебя на Балтийский флот не перевели. Мне даже показалось, что они завидуют тебе.
  - Правда, Машка, совсем ты взрослая стала. Давай чай пить. Заодно расскажешь, ты-то как живешь.
  Дочь вспомнила, что она - хозяйка, и захлопотала у стола. Вместе с чайником и чашками появился пышный пирог с черникой.
  - Это мне в госпитале на кухне поварихи сегодня ночью испекли такую прелесть. Узнали, что я жду отца с фронта, и подарили.
  - Спасибо вам, спасибо. Пирогов я давненько не пробовал. Машенька, ты расскажи, что у тебя с учебой.
  - Скажу, папа, честно: первый курс закончила и ушла из института. Боялась, что отчислят за задолженности по учебе. Госпиталь совсем не ос-тавляет времени на какие-нибудь другие дела.
  - Жалко. Когда же ты теперь продолжишь учиться?
  - Теперь только, когда война кончится. А сейчас все должны думать только о том, чтобы победить врага.
  Илья Иванович удивлялся, как быстро его младшая дочь стала взрослой. А Маша, волнуясь, продолжала:
  - Папа, ты представляешь, сегодня у нас в госпитале проходили ме-дицинскую комиссию три десятка девушек, которые собираются поступать в армию и ехать на фронт. Да, хотят воевать с германцами наравне с мужчинами, чтобы показать, что женщины ничуть не хуже. Не маши, пожалуйста, руками. Некоторых девушек я знаю сама, они из хороших семей. К твоему сведению, я бы тоже присоединилась к ним, да вот беда, медицинских сестер из госпиталей никуда не отпускают. А девушки ходили по многим инстанциям, настойчиво требовали, чтобы им разрешили пойти на фронт. На них тоже махали руками, топали ногами, кричали, что это чушь, не могут женщины воевать на фронте. Кое-как смогли убедить, и начальство сказало: если медицинская комиссия пропустит по состоянию здоровья, то будет разрешено сформировать женское подразделение. Так вот, в нашем госпитале им устроили испытание почище. Словно мужчинам-новобранцам, девушкам велели раздеться полностью, и в чем мать родила показываться комиссии, в которой почти все - мужчины. Начальство, видно, думало, что сдрейфят барышни, со стыда сгорят и убегут прочь. Но девушки ради достижения своей цели выдержали это унижение, ни одна не ушла. Да, стеснялись, да, краснели, но, как было велено, нагишом одна за другой прошли всех врачей, и вместе стояли в нашем овальном зале перед высокими чинами комиссии, которые смилостивились и выдали заключение о годности к военной службе. Я была сему свидетелем, и сама испытывала неудобство из-за того, что происходило. Но, девушки, молодчины, добьются своего! И на фронте не заробеют.
  - Маша, ну зачем женщинам идти на фронт?
  - Затем, чтобы доказать, что мы не хуже мужчин. И с врагом биться можем не хуже.
  - Кто же говорит, что женщины хуже? Женщины - лучше. Поэтому на фронте воюют мужчины, которые не умеют детишек рожать. А рожать сейчас надо. Вон, какие потери на фронте. Убитых на миллионы считают! Где же новых людей набрать, если женщины на фронт уйдут? Или нам, как древним племенам, делать набеги на соседей, женщин-полонянок приводить, чтобы род не вымер? К тому же. Ты в госпитале служишь, значит, видишь, как война калечит солдат и офицеров! Ты что, хочешь, чтобы на площади у Николаевского вокзала безногие или безрукие женщины-инвалиды войны милостыню просили, а здоровые мужики им медяки кидали? Нет уж, коли нашлось три десятка отчаянных головушек, пусть себе послужат, фронтовую лямку потянут! А потом нахлебаются военной каши и строго-настрого остальным женщинам этот путь закажут! Впрочем, Машенька, довольно, а не то до хрипоты спорить будем. Расскажи лучше, как Анюта в Москве живет. Я от нее всего одно письмо получил. Деток они не завели?
  - Аня и мне редко пишет, но у них, вроде без перемен. Она по дому хлопочет. Муж по-прежнему инженером на городской электростанции работает. Ребенка у них нет, она и не ждет пока...
  - А ты, Маша, жениха-то себе не присмотрела?
  - Какие женихи, папа! Еле на ногах стою после работы. Сутки отде-журишь, день поработаешь. На ночь забежишь сюда, поспать. Потом снова - сутки дежурить. Иной раз плакать хочется от усталости. А раненые ждут, как же они без нас?
  Выговорившись, Маша прилегла на диван. Илья Иванович вышел разогреть чайник, а, когда пришел, увидел, что дочь заснула. Он накрыл ее одеялом и выключил в комнате свет.
  Утром Маша рано ушла на дежурство, они едва успели переброситься несколькими фразами. По односложным ответам отец понял, что дочь в мыслях уже находится в госпитальных палатах. Ему осталось только пожелать ей всего доброго.
  Стрельцов без всяких мыслей расхаживал по своей квартире. Вот спальня: здесь на широкой кровати полтора года назад тихо ушла из жизни его супруга. И он, и дочери, ухаживали за ней поочередно, сидели с ней все месяцы, когда она болела и угасала буквально на глазах. В ту пору он перебрался в кабинет, где спал и сегодняшней ночью, на кожаном диване. Кабинет с рабочим столом и высокими шкафами, заполненными книгами, всегда был его родной гаванью: в нем он обдумывал служебные вопросы, искал разгадки к тем проблемам, которые ставила жизнь, встречался и подолгу беседовал с друзьями. Возле двери, словно часовые, стояли парные фигуры львов, китайских "шицзы", привезенные из Циндао. На стенах висели кинжалы, кортики, сабли, ятаганы - любимое холодное оружие хозяина дома. Дверь из кабинета вела в гостиную с пианино в углу возле окна - супруга хорошо играла - и большим овальным столом посредине, где перед войной собирались компании гостей. Возле буфета у стенки стоял диван, на котором вчера вечером заснула Маша. Илья Иванович догадался, что дочь теперь обитает в этой комнате, а не в детской спальне, где она жила раньше вместе с сестрой. Должно быть, ей так удобнее, подумал он. "Опустела большая квартира!", - повторял про себя, по-хозяйски обходя все уголки.
  
  В полдень полковник снова занимался служебными делами в Гене-ральном Штабе. В одном из кабинетов военной контрразведки он встретился с хорошим товарищем Михаилом Анташевым, Отдельного корпуса жандармов ротмистром:
  - Миша, долго жить будете! Я буквально сейчас думал о вас и собирался в ваше транспортное отделение на Николаевском вокзале.
  - Илья Иванович, в таком случае лучше сказать: "О черте речь, а он навстречь!".
  - Перестаньте, ротмистр! Мне действительно нужно поговорить с вами.
  - Илья Иванович, дорогой, всегда рад встрече с вами! А поговорить нам лучше не в казенном учреждении, а в хорошем месте, где нам накроют стол, и я смогу рассказать вам о лучших блюдах армянской кухни. Прошу, не откажите.
  Стрельцов, не первый день зная ротмистра, понимал, что у него практически нет шансов отказаться от приглашения, и согласно махнул рукой.
  Михаил Анташев был на семь лет младше Ильи Ивановича. Он ро-дился в Москве в обрусевшей армянской семье, бежавшей в екатерининские времена из Закавказья от турецких гонений. Неожиданно для всей родни Михаил поступил в Николаевское кавалерийское училище в Петербурге. По этому поводу он рассказывал друзьям: "Мой старенький прадедушка Геворк тогда сказал, Мишенька, ты позоришь весь наш честный торговый род, зачем ты решил, вот это, звенеть шпорами? Не хорошо, мальчик, что о нас люди подумают?!". Но мелодичный звон шпор казался юноше приятнее щелканья костяшек на счетах. При окончании училища Анташев учел, что в гвардию его не возьмут из-за происхождения, а отправляться в армейский кавалерийский полк, расквартированный в пыльном малороссийском местечке, не хотелось - стыдно перед родственниками. Удачно подвернулась вакансия в От-дельном корпусе жандармов. Его направили в военную контрразведку, где он успешно делал карьеру. Укреплению авторитета молодого офицера как-то поспособствовал Стрельцов, который помог начинающему контрразведчику разоблачить японского шпиона в Петербурге. За эту помощь Анташев считал себя на всю жизнь обязанным Илье Ивановичу, и чем мог оказывал содействие полковнику из разведки.
  Был Михаил выше среднего роста, плечистый, плотного сложения. В отличие от всей родни цвет волос имел не черный с сединой, а темно-русый с рыжинкой. Носил усы и бороду а-ля государь-император Николай II. Отличался отменным жизнелюбием: любил вкусно приготовить и поесть, выпить мог много и не пьянеть. Курил прекрасные папиросы из турецких табаков, которые получал от своих московских родственников. Холостяковал, но женщины у него были постоянно, слыл среди знакомых и сослуживцев весельчаком, балагуром и анекдотчиком. При этом отличался хорошим воспитанием и отменным чувством такта.
  На Невском ротмистр остановил лихача на дутых шинах, и офицеры помчались через Троицкий мост прочь из города. По дороге Михаил развлекал товарища еврейскими анектотами:
  - А вот, Илья Иванович, послушайте: "Еврей из Вильно написал письмо своему родственнику в Тамбов и в конце сделал приписку: "Дорогой Хайм, в это письмо я хотел вложить тебе сто рублей ассигнациями, но конверт уже таки заклеил!"...
  - Мишенька, этот анекдот "с бородой", я его слышал еще поручиком!
  - Хорошо, хорошо, Илья Иванович! Не буду спорить, но замечу - нет старых анекдотов, есть старые люди! Простите великодушно - не в ваш адрес. Слушайте другой: "Абрам вышел на крыльцо, взглянул на небо, увидел радугу, укоризненно покачал головой и сказал: "А-а, таки на это у них деньги есть!".
  Так, балагуря, они доехали до небольших деревянных домиков в районе Черной речки. Едва они вошли во двор одного из них, как почувствовали щекочущий ноздри аромат жарящегося на углях мяса. Появился хозяин, ротмистр обнял его:
  - Илья Иванович! Разрешите представить вам моего замечательного родственника. Зовут его Арташес, он давно приглашал меня, и сегодня у него дома будет праздник, потому что мы, наконец, встретились.
  Пока хозяин заканчивал возиться с мясом, его жена, Медея, малень-кая, полная женщина в черном платье, живо накрывала на стол. При этом она скороговоркой приглашала дорогих гостей садиться за стол: "Нэсты, нэсты!", отведать их скромные блюда и не в чем себе не отказывать. Отказать себе в чем-то действительно было невозможно. Арташес принес аппетитный, сочный шашлык. На столе в тарелках лежал тонкий армянский лаваш, глаза радовались обилию овощей, фруктов, а запахи дивно пахнущих разноцветных трав просто сводили с ума. Медея, как любая хозяйка армянского дома, конечно, поставила на стол долма и сметану.
  Мужчины к этому торжественному моменту успели выпить по рюмке крепчайшей тутовой водки, и приветствовали новое блюдо одобрительными возгласами. Застолье полилось тостами на русском и армянском языках, уговорами хозяев обратить особое внимание на то или иное кушанье: "Воски дзеркрум, газарнэль кшвац ни!", повторял Миша старую поговорку, мол, а в золотых руках и морковка свистит. Смех и разговоры не стихали. После одного из тостов Миша и его родственник отчего-то взгрустнули, обнялись и запели протяжную армянскую песню. Наконец, ротмистр вышел из-за стола покурить. Стрельцов поднялся вместе с ним.
  Они стояли в тенистом саду. Анташев, с грустью глядя вдаль, при-знался:
  - Думаю перевестись в Кавказскую армию. Есть сведения, что там, в Закавказье, очень многим людям, моим соотечественникам, сейчас помощь требуется. Вы, Илья Иванович, можете мне помочь в деле с переводом?
  - Я-то, Миша, помочь вам кое в чем могу. У моего бывшего начальника отделения полковника Заирова неплохие связи в штабе генерала Юденича, я могу вас познакомить с Дмитрием Владимировичем. Поговорите, обсудите. Вопрос в другом, кто же вас отсюда отпустит? Работы сейчас по вашей линии непочатый край! Подумайте...
  - Понимаю, что вы хотите сказать. Но мне надо с чего-то начинать. Ладно, подумаю. За поддержку спасибо. Я всегда у вас в долгу.
  - Не об этом речь. У меня к вам тоже несколько серьезных вопросов. Первый: насколько плотно ваша контрразведка на железнодорожном транспорте контролирует международную линию Швеция-Финляндия. Могу представить, что на том направлении немало агентов полковника Николаи кормится. Есть ли у вас на них управа? Мне ведь придется этим каналом связи воспользоваться для встреч со своей зарубежной агентурой.
  - Скажу без ложной скромности: в Финляндии мы за этой железной дорогой смотрим тщательно. Нет, германские агенты, конечно, пытаются нас обойти, но мы их нейтрализуем рано или поздно. На шведской территории у нас позиции слабее, там лишь периодически посматриваем за обстановкой. Но, если вы соберетесь туда отправиться, то мы приложим все силы, чтобы полковник Генерального Штаба воспользовался безопасным "окном".
  - Хорошо, Миша, с этим ясно. Второй вопрос: сегодня я был в вашем департаменте Особого делопроизводства и с одобрения начальства поставил контрразведке задачу по проверке благонадежности моих новых агентов. Насколько эффективно могут сейчас сработать ваши сотрудники по проверке объектов в Германии, к примеру? Как считаете?
  - Илья Иванович, были неплохие возможности. Думаю, и теперь ваших людей, как положено, установят по месту жительства и присмотрят за ними. А как поживают мои "крестники" - еврейская семья контрабандистов из Либавы?
  - Пока что ваши "крестники" один раз ушли на задание за линию фронта и вернулись без особых сложностей. У немцев на захваченном побережье Балтийского моря в Курляндии оккупационных войск почти нет. Солдат не хватает - все в боевых действиях участвуют. Поэтому контрразведывательный режим в тех местах, которые интересуют нашу разведку, пока слабый. Контрабандисты народ тертый, они пользуются брешами в охране побережья, прошли туда и обратно без проблем. Материалы ценные принесли по дислокации германских войск, наступающих в направлении Риги, а также по их новой военно-морской базе Либава. Посмотрим, что будет дальше.
  После серьезных разговоров возвращение за обильный стол оказалось особенно приятным. Хозяева явно заждались гостей, но не смели оторвать их от важной беседы.
  Вечером Анташев отвез Стрельцова в центр города, они зашли в госпиталь повидаться с Машей, заехали за вещами на Садовую, а потом неторопливо прошли до Балтийского вокзала, где стоял поезд на Ревель.
  Секретно
  
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  На 27 июля 1915 года
  
  Обстановка на Балтийском морском военном театре в начале те-кущего месяца значительно осложнилась. Германская армия вновь перешла в наступление. "Неманская армия" генерала Отто фон Белова захватила всю территорию Курляндии и вышла к побережью Рижского залива на участке от Ирбенского пролива до мыса Рагацем. 11 июля 8-я германская армия вошла в Митаву. Тем самым, противник приблизился к Западной Двине юго-западнее Риги. На левом берегу реки образовался выступ фронта, глубоко вклинившийся вдоль Рижского взморья в расположение германских войск. Части нашего Северо-Западного фронта оказались отброшенными германцами к Риге. Ставкой Верховного Главнокомандующего командованию Балтийского флота было приказано обеспечить оборону Рижского залива. В открытом море задачи флота по-прежнему остаются весьма ограниченными.
  Непосредственно на приморском фланге Рижского взморья дислоцируются малочисленные войсковые части, сведенные под командованием полковника Павлищева в так называемый Шлокский отряд (по названию местечка Шлока на взморье). Из артиллерии отряд располагает лишь несколькими батареями трехдюймовых орудий. Для поддержки отряда в Рижский залив 8 июля командующий флота направил канонерские лодки "Кореец" (командир капитан 2-го ранга Иван Константинович Федяевский) и "Сивуч" (командир капитан 2-го ранга Петр Нилович Черкасов). Решением командующего их передали в оперативное подчинение капитану 2-го ранга Алексею Васильевичу Стеценко, отвечающему за взаимодействие кораблей с сухопутными частями Рижского укрепленного района.
  Кроме того, командование флота, получив после победы у Готланда свободу распоряжаться подчиненными силами и средствами, 12 июля направило в Рижский залив для защиты Ирбенского пролива линейный корабль "Слава". Вход в пролив со стороны Балтийского моря был прикрыт массированными минными постановками, осуществлявшимися в течение всего месяца.
  Минные постановки наших эсминцев оказались эффективными: 26 июля при очередной попытке отряда германских сил пройти Ирбенским проливом в Рижский залив на русских минах подорвались и затонули два германских тральщика. Потеряв корабли, противник прекратил траление фарватера и начал отход из Ирбенского пролива. При выходе в Балтийское море подорвались на минах и получили тяжелые повреждения крейсер "Тетис" и миноносец.
  В настоящее время в Центральной Балтике наступило некоторое затишье. Однако по данным нашего радиоперехвата и агентурным сообщениям, в ближайшие дни противник продолжит интенсивное траление фарватера в Ирбенском проливе, а в течение следующих десяти суток ожидается очередная попытка германского флота прорваться в Рижский залив. С этой целью в Данциге будет формироваться ударный отряд, в состав которого войдут линейные корабли, крейсера, эсминцы и тральщики. По настойчивому требованию верховного командования кайзера присутствие значительных сил германского флота в Рижском заливе имеет цель облегчить наступающим сухопутным войскам окончание затянувшейся операции по захвату Риги.
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПОЛЕТ НАД ЗАЛИВОМ
  
  (август 1915)
  
  В поезде Стрельцову не спалось. Его Петроград, откуда он только что отправился в Ревель, вернее, его старый Петербург, где он жил прежде, не отпускал в мыслях. Город зримо предстал в воспоминаниях, где ребенком с родителями он радостно гулял по набережным Фонтанки. Потом в годы учебы в 1-м кадетском корпусе, который располагался в Меншиковском дворце, любимыми мальчишескими улицами стали линии Васильевского острова. Побегали по ним славно, позабавились кадетами.
  А дальше - Петербургская сторона: Павловское военное училище. Стрельцов был членом братства "павлонов", юнкеров-павловцев. Суровые внутренние законы старейшего столичного пехотного училища, восходившие к аскетизму императора Павла I, признавались военной кастой в качестве приоритетных. В начале 1890-х годов училище вернулось в прежнее здание на Большой Спасской улице, и "павлоны" царили на огромной территории от набережной Ждановки до Петропавловской крепости. Это при том, что через квартал от Павловского училища на Большой Гребецкой улице размещалось Владимирское военное училище. Юнкера-владимирцы не задирались к павловцам, по умолчанию признавая их авторитет.
  "Павлоны" продолжали держать форс и после выпуска: прекрасная подготовка в училище позволяла им оставаться первыми, и в гвардии, и в армии. Статистика начала ХХ века свидетельствует, что более половины слушателей военной академии Генерального Штаба на Суворовском про-спекте были выпускниками Павловского училища. Стрельцов родился че-тырьмя годами позже Николая Августовича Монкевица, своего будущего "шефа" в разведке. Четырьмя годами после него произведен в подпоручики после того же Павловского училища и выпущен в лейб-гвардии Литовский полк, где познакомился с Монкевицем. Из Варшавы Монкевиц уехал поступать в академию Генштаба, Стрельцов по прошествии нескольких лет уехал туда же. В 1910 году два "павлона" встретились на Дворцовой площади в Главном управлении Генерального штаба.
  Илья Иванович стоял у темного окна мчавшегося в ночи поезда и раскладывал на "кусочки" свою жизнь в Петербурге. После училища он женился и увез молодую жену в Варшаву, где родились обе дочери. В 1906 году семья выпускника академии Генштаба уехала в Китай, где прожила более трех лет. Именно там, в душном и влажном климате Циндао супруга Стрельцова заболела в первый раз. Возвращение в Петербург не принесло ей облегчения и привело к трагическому финалу.
  Теперь год длится война, конца края которой не видно. Столичная жизнь для полковника закончилась по собственному желанию. Вернется ли он "на брега Невы", как писал поэт, Бог ведает!
  Здесь в пустом коридоре вагона Илья Иванович вдруг, словно наяву, вспомнил, насколько он точно напророчествовал в прошлом году. После своего дня рождения в июне 1914-го он пригласил в гости соседа по дому ротмистра Кавалергардского полка Вяземского и, изрядно выпив, произвел суровую оценку международных дел России. Стоя у карты Европы, Стрельцов понимал, что в обществе соседа ему нечего скрывать, поэтому говорил предельно откровенно. По его словам, вот-вот должна была начаться война, в которую союзники по Антанте непременно втянут Николая II. России с Германией делить нечего, а если и есть чего, то в любом случае на большую войну это не потянуло бы, поэтому русские полки пойдут в бой только в интересах чужих стран, Франции и Англии. Более того, к войне страна подготовлена плохо, поэтому полкам на фронте придется туго. Все, кому не лень говорить о предстоящей войне, дают ей младенческий срок, не более полугода, а для огромной битвы, в которую она, скорее всего, превратится, не хватает в нужном количестве артиллерийского и стрелкового вооружения, аэропланов и автомобилей, снарядов и патронов, продовольствия и медикаментов. Полкам на фронте придется туго! Полки будут отступать вглубь территории империи!
  Вяземский тогда лишь качал головой и просил соседа успокоиться. Успокоиться... Хорошо, если бы все то, что он тогда наговорил в состоянии возбуждения, оказалось лишь горячечным бредом. Но, ведь пророчество сбылось в точности до мелочей. Сосед сейчас в армейской кавалерии воюет где-то на Западном фронте, а он снова едет воевать на Балтику. Так что оба видят, что произошло с Россией за прошедший год. Немец дошел до Риги и Львова!
  В раздумьях под стук колес Стрельцов простоял у темного окна полночи.
   Утром с поезда он быстро прошел в разведотделение, в свой "скворечник". Взволнованный Ренгартен ждал начальника с ворохом бланков радиоперехвата: по докладам с постов становилось совершенно ясно, что противник затевает выход отряда разнородных сил в направлении Ирбенского пролива. Иван Иванович расстроено докладывал:
  - Мы выявили около двух десятков германских эсминцев и тральщиков. Вместе с ними идут наши давние знакомые крейсера "Аугсбург", "Бремен" и "Пиллау". Подтвердилось присутствие линкора "Нассау". Но, Илья Иванович, в отряде насчитывается почти полсотни вымпелов - это целая эскадра под командованием вице-адмирала Эрхарда Шмидта. Какие силы еще входят в состав отряда, радиоразведка точно на данный момент доложить не может. Агентура наша тоже пока молчит, видимо, противник принял максимальные меры скрытности. А командующий Канин и начальник штаба флота срочно требуют данных о составе германских сил. Звонил Непенин, злой, как черт, грозил отдать нас с вами под суд, если к вечеру сего дня у него не будет полных данных о противнике.
  - Не будем нервничать, уважаемый Иван Иванович! У вас есть район сбора кораблей противника?
  - Шмидт собирает все силы в точке, расположенной в двадцати милях к западу от Либавы. Вот карта!
  Стрельцов с помощью циркуля подсчитал расстояние:
  - От Ревеля до нее почти пятьсот километров. Для наших гидроаэропланов-"пятерок", "Эм-пятых", дальность полета составляет четыре с половиной сотни километров. Значит, надо лететь на разведку с воздухоплавательной станции Кильконд, что на острове Эзель. Оттуда до "точки Шмидта" около двухсот сорока километров, то есть на пределе можно долететь до эскадры, разведать ее и вернуться на станцию.
  - Илья Иванович! Что вы задумали?! Хотите на аэроплане лететь на разведку германских кораблей? Да, не дай Бог, что-то с вами случится, как тогда быть...
  - Ренгартен! Что вы паникуете? Возьмите себя в руки! Подумайте, кому еще можно сейчас лететь? Вы отвечаете за радиоразведку, ваша задача - собирать сведения радиоперехвата, анализировать их и передавать в штаб. Наш Володя Тихонов уехал в командировку, вернется только через неделю. Посылать на аэроплане одного летчика без разведчика - нельзя: может упустить важные сведения! Что остается? Правильно, Иван Иванович, лететь надо мне. Лучше меня разведывательные признаки немецких кораблей на сегодняшний день мало, кто знает. Вы останетесь в Ревеле за старшего. Из Гельсингфорса звонить будут - скажите, мол, Стрельцов срочно на аэроплане вылетел на наш радиопост в Кильконде. Обещал вечером доложить полную картину по замыслу противника и составу его сил. А вам надо собирать всю информацию по этому вопросу и отправлять ее не только в штаб флота в Гельсингфорс, но и на пост в Кильконде. Как только я там появлюсь, буду анализировать все доклады, сопоставлять с тем, что удастся добыть, и слать депеши Непенину.
  - Илья Иванович, не дай Бог!
  - Не будем терять время. Я еду к заведующему воздухоплаванием Балтийского флота капитану 2 ранга Дудорову. Из Ревеля полечу на станцию воздухоплавания Кильконд.
  Борис Петрович Дудоров, один из самых известных морских летчиков германской войны, встретил Стрельцова дружелюбно и сразу согласился помочь разведчикам выполнить задачу по поиску отряда кораблей противника. Отчаянная идея полковника пришлась по вкусу храброму летчику, и он сразу предложил свой план:
  - Илья Иванович, у меня два экипажа летающих лодок готовятся к вылету на разведку в Центральную Балтику. Я им срочно поменяю маршрут: пойдут на Кильконд, там заправят баки горючим, а дальше - прямиком к точке рандеву германского отряда. Горючего хватит, чтобы выйти в точку, пройтись над кораблями. Нужно зафотографировать их, на аэроплане специально установлена кинокамера, а потом вернуться на Кильконд. Вы полетите на лодке штабс-капитана Николая Яковлевича Троицкого, он опытный морской летчик, воюет с начала войны, имеет за плечами не одну сотню успешных вылетов. Его штурман не полетит, вы будете штурманом и разведчиком. Еще и кинооператором. А коли нужда придет, как стрелок, возьмете в руки пулемет "Льюис" и палить по немцу станете. Согласны?
  - Борис Петрович, полагаю, это единственно возможный вариант. Прошу вас, не будем медлить. Дело мое весьма срочное.
  - Медлить-то мы не будем. Вылет через полчаса, аппараты пока за-правляются. Летчики к полету готовы. Меня интересует другое: вы сами на аэропланах прежде летали? Как полет переносите? Бывает и такое, на земле человек смел и крепок, а в небо поднимется - в руках дрожь, в глазах темень.
  - Не летал, скажу честно. Но ходил на миноносцах в крутую волну, с морской болезнью справлялся. Надеюсь, что и в воздухе не опозорюсь.
  - Добро! Сейчас вам принесут наши "доспехи", кожаные галифе, куртку, сапоги и шлем. Надо переодеться, потому что в своем обмундировании промокнете насквозь, потом измерзнетесь, так как наверху, в небесах, очень холодно. А пока по нашей традиции авиаторов надо "хлопнуть" по сто граммов коньячку, чтобы душа и тело к первому полету были готовы.
  С этими словами Дудоров достал из шкафа металлическую флягу и блестящие стаканчики, наполнил их доверху, кивнул полковнику "Будем здоровы!", и одновременно с ним выпил крепкую благоухающую жидкость.
  - Довоенный "Шустовский" коньяк, - довольно сообщил он и разломил плитку шоколада на двоих.
  Переодевшись в экипировку пилотов морской авиации, Стрельцов пошел к стоянке гидроаэропланов, которая находилась в Ревельском заливе, в том месте, где морские воды встречались водами речки Бригитовки, протекавшей мимо монастыря ордена Святой Бригитты. Илья Иванович посмотрел в сторону Пирите, где они катались на лодке и купались с Кристиной. Воспоминание о свидании с женщиной окатило приятным теплом. К офицерам-летчикам он подошел с легкой улыбкой на лице. Пилоты заулыбались в ответ. Они только закончили по карте изучать новый маршрут полета, о котором сообщил Дудоров. Рядом с ними к берегу крепился дощатый настил плавучего пирса, где к рымам, словно прогулочные лодки, были пришвартованы гидросамолеты. Возле двух крайних суетились механики, прогревали моторы, проверяли механизмы перед дальним полетом.
  Стрельцов познакомился с пилотами. Штабс-капитан Троицкий, не-высокий широкоплечий офицер, морской летчик, почему-то стоял в форменной офицерской каракулевой папахе с кокардой, такой, какие обычно носят строевые пехотные офицеры. Трое других пилотов были одеты в одинаковые шлемы, так же как и Илья Иванович. Он с удивлением заметил в руках одного из офицеров пушистого котенка, который сосредоточенно грыз перчатку своего хозяина. "Странные люди, эти пилоты", - подумал полковник и взглянул на Дудорова. Но тот, покуривая длинную сигару, ничему не удивлялся и, как ни в чем не бывало, убирал в планшет рабочую карту командира. Щелкнул клапаном планшета, резко махнул рукой: "С Богом!" и пошел в сторону штаба, не попрощавшись.
  Офицеры занимали места в аэропланах, и первым разместили в кабине Стрельцова. Он с непривычки прямо-таки плюхнулся на кожаное сидение, летающая лодка закачалась на воде. Командир ведомого самолета отдал котенка механику и занял свое место, переговариваясь со штурманом. Наконец, Троицкий снял папаху, аккуратно положил в свой отсек, достал оттуда шлем, одел и застегнул его по всем правилам. Механики отдали швартовые концы, и лодки свободно порулили на чистую воду залива. Стрельцов надвинул на глаза очки и осматривался на новом месте. Под ногами лежал на боку ручной пулемет, он наклонился и осмотрел оружие: "Льюис" - система знакомая, справлюсь, если понадобится", - мелькнуло в голове. Командир оглянулся и жестом показал, что нужно пристегнуться ремнями к креслу. Затянув лямки, Илья Иванович почувствовал себя единым целым с этой гудящей машиной, от которой резко пахло бензином и разогретым маслом. Рев винта нарастал, с басовитого звучания перешел на звон фальцета, и лодка, набирая скорость, понеслась по поверхности залива. Неожиданно шлепки волн по фюзеляжу прекратились, возникло странное ощущение невесомости, а вода, которая только что плескалась совсем рядом, уходила вниз метр за метром. Еще несколько минут - и стало понятно, что аэроплан поднялся в воздух. На душе человека, ни разу не поднимавшегося в небесные просторы, стало легко, как от прекрасной музыки. Действительно, хотелось петь!
  Слева чуть сзади летела вторая машина, а впереди перед самолетами увеличивались в размерах дома Ревеля. Справа расстилалась зелень морской воды, по которой двигались "игрушечные" кораблики и лодки. Стрельцов наклонил голову вправо и принялся разглядывать морской порт со знакомыми силуэтами. Он потренировался в определении их типов и наименований: эсминцы "Пограничник", "Охотник", "Резвый", тральщики номерные, подводная лодка "Акула". Крейсеров нет ни одного. Посмотрел влево, внизу мелькали улицы и площади города, вон железная дорога и вокзал, куда он приехал сегодня утром. Рядом должен быть "скворечник", но не усмотреть его под крылом, где-то дальше дом Кристины. Людей можно разглядеть: маленькие, спешат по своим делам. Высоко аэроплан забрался, лиц, конечно, не разобрать. А машины, повозки, телеги - все видно, как на ладони.
  Ревель остался сзади, а впереди, насколько хватало глаз, простиралась зелень лесов и полей, поделенных на прямоугольники. Изумрудное пространство прорезали дороги, по которым двигался транспорт. Картина настолько завораживала, что Стрельцов то и дело поворачивал голову, чтобы рассмотреть что-то привлекшее внимание. Неожиданно впереди снова заблестели широкие просторы воды. Земля посреди воды... Знакомые очертания... Так, это остров Даго выглядит столь необычно с небесной выси! Где-то среди высоких сосен должен прятаться радиопост, на котором служит офицером оперный певец Оленев. А за Даго скоро появится и второй остров - Эзель.
  Но в этот момент с моря быстро налетели облака, вокруг самолета хлопьями высыпал густой туман, а по лицу покатились капли мороси. Началась сильная болтанка, Илья Иванович инстинктивно схватился за металлические скобы в кабине. И вовремя это сделал, потому что в следующую секунду почувствовал, что быстро падает вниз, а сердце и все то, что внутри организма находилось ниже сердца, наоборот, устремилось кверху. Он хватил ртом побольше воздуха и сколько мог сдерживал дыхание, чтобы усмирить рвотные позывы.
  Вдруг аэроплан вывалился из облака и, как будто бы обрел прочную опору. Рядом слева появился ведомый, пара начала снижаться к земле - под аэропланами расстилался остров Эзель. Командир повернулся к Стрельцову и показал рукой вперед: там, прикрытые широким лесистым мысом, на глади воды строем стояли гидроаэропланы. Понятно, надо садиться, потому что впереди появилась воздухоплавательная станция Кильконд. Неужели с момента взлета прошло больше двух часов? Казалось не более получаса!
  Аэроплан опускался все ниже, его фюзеляж опять начало болтать. Вот под крылом появилась чистая вода и, наконец, сильный шлепок о мор-скую волну известил об окончании первой части полета. Летающие лодки с недовольным гудением подруливали к пирсу для заправки топливом. Пол-ковник отстегнул ремни и попытался выбраться из кабины, но у него ничего не получилось. Сильные руки механиков подхватили его подмышки и поставили на твердый настил. Покачивало. Стрельцов сосредоточился и медленно пошел вперед, сделав знак, что дальше пойдет сам.
  В штабе авиаотряда начальника разведывательного отделения флота ждал командир пункта радиоперехвата на острове Эзель. Они закрылись в кабинете, и Стрельцов мельком посмотрел последние сообщения с поста. Ничего нового не узнал. Германские корабли шли, соблюдая режим радиомолчания. "У меня нет выбора, - думал полковник. - Часов через пять вся германская армада появится у входа в Ирбенский пролив, а у разведки до сих пор нет сведений, какие корабли идут под флагом вице-адмирала Шмидта. Стыдно!". По телеграфу на связь из Ревеля вышел Ренгартен, который сообщил, что командующий Канин подходит вместе с флотилией из 16 эсминцев к военно-морской базе Куйваст на острове Моон у восточного входа в Рижский залив. В заливе на позиции стоит линкор "Слава". Возле Усть-Двинской крепости, рядом с Ригой, базируются канонерские лодки "Кореец", "Сивуч", "Храбрый" и минный заградитель "Амур". На разведку к Ирбенскому проливу отправлены наши подводные лодки. Непенин ждет доклада Стрельцова по обстановке.
  В дверь кабинета просунулась голова штабс-капитана Троицкого в папахе:
  - Лодки к полету готовы, - доложил он.
  Стрельцов встал, кивнул головой и ответил:
  - Летим!
  У пирса аэропланы привычно гудели моторами. Их взлет не занял много времени. Стрельцов теперь не был любопытным расслабленным пассажиром, он приступил к выполнению разведывательной задачи, которую поставил себе сам. Сосредоточенным взглядом изучал все, что происходило на поверхности моря. Вот след от перископа подводной лодки, чья она, наша или чужая? Пока неважно. Нужны корабли...
  Корабли появились через час полета. Впереди шла группа из 14 тральщиков. На отдалении около десяти миль виднелись дымы другой группы противника. Стрельцов показал командиру, что надо снизиться, и аэроплан скользил над водой на высоте не более ста метров. Впереди в несколько кильватерных колонн шли основные силы эскадры Открытого моря. 12 эсминцев находились в голове строя, за ними резали волну пять крейсеров: "Мольтке", "Аугсбург", "Бремен", "Грауденц", "Пиллау", два броненосца: "Брауншвейг" и "Эльзас", два линейных корабля: "Позен" и "Нассау". На последнем развивался флаг командующего эскадрой вице-адмирала Шмидта - белое полотнище с одним большим черным крестом и двумя малыми. "Хорошо бы по ним торпедный залп дать", - зло думал Илья Иванович.
  Замыкали строй еще двенадцать эсминцев. Их малокалиберные пушки открыли огонь по низколетящим русским самолетам. А те обошли почти парадный строй наступающих сил противника, поднялись до пятисот метров и пошли курсом на северо-восток. В этот момент застрекотал пулемет второй летающей лодки: со стороны берега к нашей паре приближались четыре германских "Альбатроса". Стрельцов убрал киноаппарат, вынул из-под ног ручной пулемет и взвел его для стрельбы. Немецкие самолеты держались тесной группой, выбирая себе жертву. Но русские летающие лодки "М-5", зная собственное преимущество перед "Альбатросами", начали крутой набор высоты. Потолок у наших был три тысячи метров, а у немцев на полутора тысячах начинал чихать мотор.
  На большой высоте Стрельцов почувствовал, что ему не хватает воздуха, в висках застучало, голова кружилась. Несмотря на холод из-под шлема и очков текли струйки пота. Стиснув зубы, он пытался выровнять дыхание. С усилием осмотрелся и обнаружил, что германские самолеты шли таким же курсом, но гораздо ниже. Наша пара на предельных оборотах моторов направлялась к острову Эзель. А от острова к ним приближались шесть самолетов с русскими опознавательными знаками. "Альбатросы" отвернули в сторону берега, и тогда летающие лодки пошли на снижение. Расходясь курсами с группой встречных аэропланов, Троицкий и его ведомый приветливо покачали крыльями. Через десять минут оба заруливали на посадку.
  В штабе Стрельцов отправил Непенину долгожданную шифрованную телеграмму:
  
  "07 августа. 19:00. В точке 57 градусов 21 минута северной широты, 20 градусов 44 минуты восточной долготы проведенная авиаразведка обнаружила отряд кораблей противника в составе:
  - линкора "Нассау" (флаг в-а Шмидта);
  - линкора "Позен";
  ....
  Всего 47 вымпелов, курс 45 градусов, скорость 17 узлов.
  Авиаразведка будет сопровождать отряд противника.
  Стрельцов".
  
  Через пять минут пришел ответ:
  
  "Благодарю за службу.
  Данные переданы комфлоту. Наши силы разворачиваются в Риж-ском заливе.
  Вам находиться Кильконде. Разведку продолжить. Результаты докладывать немедленно.
  Непенин".
  
  Илья Иванович воспользовался высоким положением флагманского офицера штаба флота и отдал распоряжение командиру воздухоплавательной станции Кильконд продолжать воздушную разведку приближающейся германской эскадры. В небе над кораблями противника должны постоянно находиться наши аэропланы. Распоряжение было исполнено в точности: едва одна пара летающих лодок шла на посадку, на смену ей взлетала следующая. В начале пятого утра старший пилот пары, возвратившейся после облета кораблей противника, сообщил важные сведения. В штаб тут же отправилась шифровка:
  
  "08 августа. 04:00. Немецкие тральщики начали операцию по подготовке прохода в минном заграждении в западной части Ирбенского пролива. Их прикрывают шесть эсминцев. Главные силы противника находятся в Балтийском море на дистанции восемь миль от передовой группы.
  Стрельцов".
  
  Ответа на телеграмму не последовало. Илья Иванович сразу понял, что началась активная фаза операции германского флота по прорыву в Рижский залив. Сейчас все имеющиеся под рукой у Канина корабли выйдут на боевые позиции, чтобы воспрепятствовать действиям противника. Стрельцов решил из Кильконда перебраться на мыс Церель, перед которым как на арене цирка можно будет видеть, как развиваются события. Строго наказав командиру радиопоста в Кильконде постоянно находиться с ним на связи, полковник на грузовике, который возил снаряды из арсенала в глубине острова на батарею морских орудий мыса Церель, добрался до места назначения. Рядом с батареей находился замаскированный в бетонных укреплениях пост наблюдения и слежения за обстановкой, где имелась связь с Непениным и с радиопостами на островах Эзель и Даго.
  Рассвело, и Стрельцов в мощные оптические приборы рассматривал германские тральщики, которые на расстоянии четырех миль от него проводили траление участков на входе в Ирбенский пролив. Примерно через час с севера подошли наши канонерские лодки "Кореец", "Сивуч" и дивизион эсминцев, которые с ходу открыли огонь по тральщикам и эсминцам прикрытия. Стрельцову было видно, что снаряды наших кораблей достигают цели, на двух эсминцах начались пожары. Немцы в свою очередь активно огрызались, снаряды с обеих сторон, взрываясь при недолетах, поднимали высокие всплески воды. Вдруг по проливу разнесся тяжелый грохот, и в том месте, где только что находился германский тральщик, возник огромный фонтан из воды и пара. Противник понес первую боевую потерю, на русской мине подорвался тральщик Т-52.
  В десять тридцать стрельбу начал линкор "Слава", удачно прикрытый от противника изгибами острова Эзель. Его тяжелые залпы оказались успешными - один из германских эсминцев, объятый пламенем сильного пожара на палубе, покинул общий строй и тихим ходом ушел в сторону моря. Управлением огня линкора занимался артиллерийский корректировщик, расположившийся рядом со Стрельцовым на посту НиС. Через некоторое время в фонтане воды и страшном грохоте сгинул еще один германский тральщик - Т-58. Остальные "тральцы" по одному начали выходить из боя, их прикрывали эсминцы, которые получили команду подвергнуть обстрелу позиции русских на мысе Церель, откуда так удачно корректируется огонь линкора "Слава". Обо всем, что происходило перед глазами, Илья Иванович оперативно докладывал командованию.
  Чуть позже стало понятно, что обстрелом мыса Церель занялись не только эсминцы, но и крейсера с линкорами, находившиеся вне зоны види-мости. Взрывы их тяжелых снарядов перепахивали землю и "расклевывали" в крошку бетонные укрепления. Один из взрывов пришелся прямо капониру, где находился Стрельцов. После грохота пришедшие в себя люди отплевывались от завесы пыли и дыма, накрывшей помещение. Слышались стоны раненых. Кто-то крикнул: "Санитар!", и Илья Иванович, сильно ушибший обо что-то левое плечо при взрыве, морщась, пошел смотреть, что произошло с людьми на посту. К нему тут же подбежал один из санитаров и скороговоркой произнес:
  - Вашбродь, у вас плечо в крови.
  А потом, обернувшись, крикнул:
  - Сюда носилки! Пилот ранен!
  До Стрельцова сквозь звон в голове дошло, что речь идет о нем, ведь он второй день ходил в летной кожаной амуниции - переодеться на острове было не во что. Он сменил лишь шлем пилота на морскую фуражку, взятую по случаю на посту радиоперехвата. Пока он, оглушенный взрывом, медленно размышлял, два санитара сняли с него кожаную куртку, разрезали рубаху на плече, и начали обрабатывать его ушиб. Правда, тот, что постарше сказал:
  - Повезло вам, вашбродь, осколок маленький, прошел навылет, ни суставы, ни кости не пострадали. Крови только много текет, видать артерию зацепил. Щас получше забинтуем. Да, вы ложитесь на носилки, не то голова закружится.
  "Ну, вот, Стрельцов, и тебе досталось", - почему то с иронией сказал сам себе полковник. Его уже куда-то несли. Здоровой рукой он помог себе опереться, сел на носилках и приказал санитарам:
  - Я - полковник Стрельцов из штаба флота. Срочно вызовите мне командира поста.
  Сообщение о ранении полковника быстро возымело действие. По распоряжению Непенина, его отвезли на пост радиоперехвата, а оттуда вновь на воздухоплавательную станцию Кильконд. Штабс-капитан Троицкий, усаживая в аэроплан своего важного пассажира, ворчал:
  - Надо же, столько налетали на наших "бабочках" беззащитных, и живы-здоровы были. А за крепостные стены забрались, и вон что случилось. Я всегда говорю, в небе спокойнее, чем на земле.
  Два часа полета в Ревель Стрельцов проспал: он давно был на ногах и без отдыха. На станции у речки Бригиттовки его встречали "кавторанг" Борис Петрович Дудоров и врач. Плечо было повергнуто тщательному осмотру. Вердикт полевого хирурга гласил: "Заживет, как на собаке!". Дудоров для профилактики вновь разлил по стопкам "довоенный" коньяк и пожелал выздоровления.
  Автомобиль доставил Илью Ивановича в разведотделение. В "скво-речнике" начальника ждали помощники Ренгартен и Тихонов. Ренгартен доложил, что немцы пока выжидают у входа в Ирбенский пролив, Шмидт решает, что делать дальше. А Непенин телеграфом сообщил, что дает полковнику два дня отдыха на выздоровление, но потом сам приедет в Ревель для решения ряда вопросов.
  
  Добравшись до дома, Стрельцов прямо-таки упал в постель, едва успев раздеться. Но за ночь он отдохнул и набрался сил, оттого утром чувствовал себя вполне сносно. Ему пришло в голову, что неплохо было бы пригласить Кристину, с которой он расстался десять дней назад, и порадовать даму подарком, привезенным из Петрограда. Он знал наверняка, что она будет в восторге от такого сюрприза.
  Кристина появилась во второй половине дня и сообщила, что может остаться до утра. Потом, иронично улыбаясь, добавила: "Если господин полковник не соберется сегодня вечером уехать на войну, вытолкав гостью на улицу". Они пили кофе, сидели и разговаривали о всяких пустяках. Гостья пребывала в обычном для нее состоянии избалованной дамы. Но ее поведение вмиг изменилось, когда она заметила гримасу боли на лице Стрельцова и марлевую повязку на плече. Было видно, что она искренне проявляет сострадание к человеку, получившему ранение в бою. Все увещевания полковника в том, что случай не стоит внимания, что рана - пустяшная, скоро зарубцуется и не оставит напоминаний, на Кристину не действовали. Ей не терпелось оказать какую-то помощь пострадавшему, и успокоилась она лишь тогда, когда Илья Иванович согласился на перевязку ее руками. Медицинских навыков у женщины не было, но она очень старалась и под руководством самого раненого аккуратно обработала плечо и сделала перевязку вполне себе, словно доктор научил.
  Следующей ее ошеломляющей идеей стало желание собственноручно помыть в ванне раненого, которому трудно одному справиться с такой процедурой. Про себя Стрельцов подумал, что, к счастью, новоявленная сестра милосердия не умеет делать уколы. Без отпирательств он позволил раздеть себя и препроводить в ванную комнату, где в чугунной ванне уже плескалась вода. Прежде, чем заняться подготовкой к мытью, Кристина без какого-либо кокетства сняла чулки и платье. Оставшись босиком и в кружевной нижней рубашке, под которой проглядывало красивое белье, она превратилась в истинную финско-эстонскую богиню чистоты Сулис, которая заведует порядком в саунах. С вдохновением намыливала, терла, поливала водой и споласкивала мужчину до тех пор, пока он не стал скрипеть от чистоты. Тогда богиня вытерла его полотенцем и проводила в постель, сказав, что скоро придет сама.
  Утром Кристина расхаживала по комнате в белой мужской сорочке, поскольку не было халата, и демонстрировала длинные стройные ноги. Стрельцов на правах выздоравливающего оставался в постели, но вручил даме привезенный подарок - французские и итальянские журналы мод лета 1915 года. Восторгу гостьи не было предела! Поджав ноги, она расположилась на диване и с наслаждением разглядывала цветные рисунки и выкройки известных модных домов Европы. О присутствии мужчины она, казалось, забыла совсем. Хотя нет, иногда, не отрываясь от созерцания мира высокой моды, бросала реплики:
  - Представляешь, европейские дамы, наконец, избавляются от этого убогого стиля "милитари"! А в начале войны, будто с ума посходили, винтовки с патронташами еще бы вместо сумочек носили...
  Или:
  - Милый! Нет, ну к чему такие воротники! Тебе бы это понравилось? Не понимаю, что здесь хорошего...
  И тому подобное.
  Расстались в этот раз без слез и вполне мирно. Кристина спросила, надолго ли он заглянул в Ревель. Стрельцов смущенно пожал плечами, а она понятливо и грустно улыбнулась.
  
  Всю следующую неделю полковник почти круглосуточно находился в разведывательном отделении и сравнивал, объединял, правил потоки поступающей информации о событиях в Рижском заливе.
  Германский вице-адмирал Шмидт после первой попытки прорыва более суток простоял со своей армадой у входа в Ирбенский пролив. Наконец, он решился пустить в ход крейсера и эсминцы - надо же было выполнять приказ Адмиральштаба! Противоположную задачу - не отдавать противнику Рижский залив - решал вице-адмирал Канин, который выполнял заветы адмирала Эссена. Василий Александрович маневрировал теми незначительными силами, которые находились в его распоряжении. И каждый командир корабля бился с противником на пределе возможностей, добывая славу в противостоянии.
  В ночь на 17 августа новейшие германские эсминцы V-99 и V-100, вступившие в состав флота только весной 1915 года, осуществляли поиск линкора "Слава". Вместо линкора несколько раз вынужденно вступали в перестрелку с нашими эсминцами. Завершая безрезультатный поиск, немцы обнаружили идущий навстречу одинокий русский корабль и открыли по нему стрельбу. На их беду кораблем оказался прославленный эсминец "Новик". Его командир капитан 2 ранга Беренс, будто медведь с дворнягами, за семнадцать минут боя сумел расправиться с V-99 и нанести тяжелый ущерб V-100. "Девяносто девятый" потерял управление, выскочил на минное заграждение и взорвался, а "сотый" еле ушел с развороченной кормой.
  Утром 19 августа вышедшая на боевую позицию возле острова Эзель подводная лодка Е-1провела торпедную атаку германского крейсера "Мольтке", направлявшегося в Ирбенский пролив. У крейсера после взрыва торпеды образовалась пробоина в правом борту. В результате, еще один поврежденный германский корабль покинул эскадру и ушел на длительный ремонт.
  Вечером 19 августа вице-адмирал Канин приказал всем кораблям уйти на позиции за остров Моон - оставаться в западной части залива в присутствии всей эскадры вице-адмирала Шмидта было опасно. Но две канонерские лодки "Сивуч" и "Кореец", не успевшие покинувшие свои позиции из-за постановки мин около Усть-Двинска, были застигнуты крейсером "Аугсбург" и двумя миноносцами. Русские корабли открыли прицельный огонь по врагу, который в горячке боя принял "Сивуча" за линкор "Слава". А орудия канонерки и били, как пушки линкора, ураганным огнем вместе с "Корейцем" они повредили крейсер "Аугсбург" и миноносец. Командир "Сивуча" капитан 2 ранга Петр Нилович Черкасов, после того как в получасовом бою его корабль после прямого попадания потерял ход, приказал командиру "Корейца" уходить в Моонзунд, а сам продолжил смертельный бой. Подошедшие на помощь "Аугсбургу" линкоры "Позен" и "Нассау" добили героическую ка-нонерскую лодку. За этот бой "Сивуч" назвали "Балтийским "Варягом". Поврежденный "Кореец" вынужден был выброситься на камни, так как тяжелые повреждения не дали ему далеко уйти.
  В следующую ночь на 20 августа подорвался на мине и затонул германский эсминец S-31, который находился в дозоре между островом Руно и мысом Доменес. Кроме того, немцы затопили на подходе к Пернову (Пярну) три брандера. Эту операцию прикрывали крейсер и три эсминца, но она оказалась бессмысленной, потому что русские не пользовались Перновской гаванью.
  Вице-адмирал Шмидт, озабоченный мощным сопротивлением легких сил вице-адмирала Канина, утратил решительность и сутки простоял на якорях возле острова Кюно посреди Рижского залива. Шмидт с немецкой пунктуальностью анализировал плюсы и минусы. Его эскадра потеряла эсминцы V-99 и S-31, тральщики Т-46, Т-52 и Т-58. Линейный крейсер "Мольтке", крейсера "Тетис" и "Аугсбург", эсминцы V-100, S-144 и тральщик Т-77 получили тяжелые повреждения. Русские лишились канонерских лодок "Сивуч" и "Кореец", а линкору "Слава" и эсминцу "Сибирский стрелок" требовался ремонт после полученных в боях попаданий. Расклад оказался явно не в пользу германского адмирала. Вместо спокойной плановой операции он получил продолжительную и кровопролитную битву. Адмирал прорвался в Рижский залив, но оставаться в нем под прицелом русских сил, еще не вступавших в бой, ему не хотелось. 21 августа германская эскадра повернула в Ирбенский пролив и ушла в Либаву. В итоге все потери адмирала Шмидта оказались бесполезны, он так и не выполнил задачи, поставленные берлинским Адмиральштабом.
  
  Секретно
  
  Выдержки из РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫХ СВОДОК
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  за август 1915 года
  
  Агентурное сообщение по докладу командира 8-й германской флотилии миноносцев о бое с канонерской лодкой "Сивуч":
  "Противник храбро сражался до последнего мгновения; надстройки его были разрушены, внутри происходил взрыв за взрывом, и борт его был раскален и красен, как жаровня. В 21.30 корабль перевернулся со всем его мужественным экипажем. Вместе с "Позеном" по канонерской лодке, принятой за "Славу", стрелял также линкор "Нассау". Моя флотилия миноносцев провела атаку, выпустив по нему четыре торпеды...".
  Аналитическая справка по обстановке в Рижском заливе:
  
  "В августе 1915 года германский флот, перейдя к активным действиям, предпринял попытку прорыва в Рижский залив. Его остановили именно наши минные заграждения: потеряв на русских минах три тральщика и два эсминца, повредив крейсера, из-за угрозы новых потерь германское командование вскоре отменило свои планы. Это привело затем и к срыву наступления их сухопутных войск на Ригу, так как оно не было поддержано с моря флотом. Германская армия, наступавшая на Ригу, осталась без поддержки флота, и Рига была спасена. Балтийский флот немедленно возобновил и усилил минные заграждения, тем самым отстоял Рижский залив".
  
  21 августа штаб Балтийского флота телеграфировал командирам дивизий, бригад и отдельных частей об окончании операции по предотвращению прорыва германского флота в Рижский залив и возвращении кораблей эскадры Канина в места постоянной дислокации. Немедленно после окончания операции в Ревель приехал контр-адмирал Непенин. В порту его встречал полковник Стрельцов, который сразу повез начальника в тот самый "скворечник", где они познакомились почти полгода назад.
   Адриан Иванович поздоровался с помощниками начальника разведывательного отделения Иваном Ивановичем Ренгартеном и Владимиром Константиновичем Тихоновым, а потом направился беседовать со Стрельцовым один на один в его кабинет. У большой карты, раздвинув занавески, скрывавшие ее от посторонних глаз, Непенин живо изложил свою точку зрения на развитие радиоразведки на Балтийском флоте.
  События последнего времени доказали командованию флота и адмиралам в Морском Генеральном штабе, что в планировании морских операций и претворении разработанных планов в жизнь данные о намерениях и действиях противника, добытые постами радиоперехвата, имеют все более важное значение. Дело дошло до того, что любой крупный чин военно-морского командования не начинает новый день без чтения разведывательных сводок о положении и действиях противника, в которых значительная доля данных добыта радиоразведчиками. С учетом серьезного отношения командования к результатам деятельности постов радиоперехвата, Непенину не составило большого труда убедить флотское командование и высшее руководство в Адмиралтействе в необходимости выделить средства на развертывание нескольких новых радиопостов на островах в Финском заливе. Будем устанавливать новую аппаратуру системы Беллини и Този, добавил контр-адмирал, поскольку она может обеспечить более высокую точность пеленгования по сравнению с первыми разведывательными радиопеленгаторами системы Ренгартена. Вопросы оборудования создающихся подразделений радиоразведки специальной техникой вновь лягут на плечи Ивана Ивановича, который перед войной уже занимался созданием первых радиопостов, тех, что сегодня добывают самую важную информацию.
   Стрельцов поддержал контр-адмирала в стремлении дальше развивать силы и средства разведки. Сойдясь в едином мнении по самой идее, они приступили к обсуждению ее деталей, главным образом, вопроса о насыщения кадрами новых разведывательных подразделений.
  Илья Иванович увидел, что Непенин удовлетворен обсуждением вопроса, с которым приехал в Ревель. В свою очередь и он собрался довести до начальника суть новой задумки, которая не давала ему покоя все прошедшие десять дней августа, проведенных на казарменном положении. Сменив контр-адмирала возле карты разведывательной обстановки, полковник неторопливо начал излагать свою мысль.
  - Адриан Иванович! Думаю, вы не станете оспаривать тот факт, что разведка по сути дела провалила начальный этап прошедшей операции по предотвращению прорыва кораблей противника в Рижский залив. Агентура нам сообщила, что германские адмиралы задумали пройти через Ирбенский пролив и закрепиться в Рижском заливе. Честь ей и хвала, она старается изо всех сил. Радиоразведка получила приблизительные сведения о том, какие силы противника и когда пойдут в бой. А дальше получился провал, который буквально в последний момент помогла преодолеть воздушная разведка.
  Непенин в задумчивости мерил шагами помещение и довольно вяло возразил:
  - Пожалуй, не стоит воспринимать произошедшие события столь критично. В результате слаженных действий всех видов разведки коман-дующий флотом своевременно получил необходимые данные о действиях и составе германской эскадры. Впрочем, чувствую, что у вас появился какой-то план. Рассказывайте...
  - Я не успокаиваю себя и прошел к следующему выводу. Чтобы по-лучать своевременную и точную информацию о действиях германского флота Открытого моря, нам необходимо иметь агента в его штабе.
  Адриан Иванович скептически спросил:
  - У вас есть возможность завербовать кого-то из офицеров в Киль-ской военно-морской базе? Глубоко сомневаюсь.
  Однако Стрельцов продолжал развивать мысль:
  - Завербовать штабного офицера или унтер-офицера действительно очень сложно. Но можно внедрить туда своего человека.
  - Неужели вы нашли кандидата для такой работы?
  - Пока нет. Но появились предпосылки для проведения операции по внедрению в штабные органы противника подготовленного агента.
  Непенин молчал и с удивлением смотрел на своего офицера, а тот доложил о появившихся перспективах:
  - На днях мичман Тихонов, работавший в лагере для военнопленных, доложил, что туда доставили лейтенанта германского флота, чудом спасшегося после гибели своего корабля. В лагере никто из пленных офицеров его не видел, потому что лейтенант был контужен и сильно простужен, поэтому сразу помещен в лазарет на карантин и излечение. Тихонов несколько раз беседовал с ним и получил довольно-таки подробные сведения о его биографии. Немец служил прежде офицером торгового флота и несколько лет плавал за границей, поэтому в Германии сейчас почти нет людей, которые бы его хорошо знали. Родители лейтенанта имеют дом в Гамбурге, но задолго до войны, переехали жить в Италию. Там, в городе Ливорно отец открыл свое дело по строительству яхт и скутеров. После начала войны он не смог воз-вратиться на родину, и вынужден остаться в стране, воюющей с Германией. Таким образом, если под видом немецкого лейтенанта военно-морских сил в тыл противника будет заброшен наш человек, то контрразведке будет довольно сложно проверить его. Наша задача в настоящий момент заключается в том, чтобы подобрать среди молодых офицеров Балтийского флота кандидата для выполнения такой задачи. Если, конечно, Адриан Иванович, вы поддержите этот план.
  - Что же, Илья Иванович, в целом идея мне нравится. Если у вашего отделения все удачно получится, результат может быть довольно интересным. Так что, действуйте!
  
   Конец первой части.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть вторая.
  
  Война за море
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  "Бушприт направишь на восход,
  Корма вскружит водовороты.
  Сильнее ветер - лучше ход...
  Забудешь горе и заботы.
  Очистишь душу снопом брызг,
  Промоешь мысли чистой пеной.
  Здесь снасти скрип и блоков визг
  Заглушат горечь и измену".
  Из стихотворения Андрея Василькова "Альбатрос"
  2002 г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ВОЙНА В КАБИНЕТАХ, ВОЙНА НА МОРЯХ
  
  (сентябрь-октябрь 1915)
  
  
  В окно заглянул лучик солнца, и кабинет сразу осветился веселым ярким светом. Солнечные блики побежали по стеклянному абажуру электрической лампы на столе, по рамочкам фотографий на стенах, по хрусталю чайного стакана на подносе. Светлее стало в кабинете, светлее стало и настроение, будто луч осеннего светила проник не только в служебное помещение, но и в душу.
  Стрельцов встал из-за стола и подошел к окну, которое смотрело на тихую ревельскую улицу. В конце сентября солнышко на сером низком балтийском небе казалось диковинным подарком природы. Улыбаясь безо всяких мыслей, Илья Иванович постоял у окна, поднял вверх руки и исполнил несколько простых гимнастических упражнений. Усталость от долгой работы с документами немного отпустила. Несколько резких поворотов шеей - вот и прекрасная зарядка организма. "Хорошо!", - мелькнуло в голове полковника.
  Он вернулся на место и мимоходом заметил, что дальний угол стола и поверхность тумбы для книг покрыты слоем пыли. "Вот и результат действия солнечных лучей: высветилось то, что серым днем скрывается от взгляда, - думал Стрельцов. - Недаром говорят "За ушко да на солнышко!" - на солнышке-то все видно. Надо распорядиться, чтобы в кабинете прибрали".
  С этой мыслью он сел и вернулся к прежнему занятию - чтению боевых документов. Он любил анализировать полученные из разных источников сведения. Уметь формулировать верные выводы из собранной массы фактов и гипотез, предсказать точный ход событий в будущем - это искусство профессионалов. И награда в нелегком труде может быть только одна - осознание того, что когда-то ты оказался прав. Иногда такая правота вдруг оказывалась горькой. Впрочем, Стрельцову в дни напряженной работы было некогда погружаться в сентенции. От разведчика всегда ждут дела и только дела, выражавшегося в конкретных боевых результатах.
  Он взял в руки донесение агента "Фридрих", представившего полученный от знакомого германского полковника важный документ:
  Ориентировка для командования штабов 8-й и 10-й армии Рейхсвера:
  "2 сентября русские сдали Белосток и оставили Гродно. Таким образом, линия их обороны передвинулась на восток - по рекам Неман-Буг. Верховный Главнокомандующий русских войск великий князь Николай Николаевич в результате летних 1915 года поражений, по нашим данным, впал в подавленное состояние и в настоящее время не имеет четких планов по улучшению ситуации на Восточном фронте. Известно, что он отдал команду готовить новый рубеж русской обороны в районе глубоких тыловых городов Курск и Тула. Начатая по его инициативе компания переселения местных жителей из прифронтовых районов вглубь России продолжает сгонять тысячи людей с насиженных мест. Эта компания уже привела к катастрофическим последствиям: массы людей, в основном евреев, тотально подозреваемых в шпионаже в нашу пользу, необходимо обустроить на новых местах, обеспечить питанием и по медицинской части, что ложится дополнительной нагрузкой на системы государственного управления. Наши источники докладывают об опасности возникновения эпидемий холеры и тифа на тех же дорогах, по которым на театр военных действий продвигаются войска резерва и пополнений.
  3 сентября Государственная Дума, все более и более переходящая в оппозицию государю, распущена на каникулы.
  5 сентября русский царь принял на себя обязанности Главнокомандующего армией, а великий князь Николай Николаевич получил назначение на Кавказский фронт. В политических кругах России, претендующих на большую политику, перемены в руководстве военными действиями были восприняты неоднозначно. Один из представителей этих кругов, министр землеустройства Александр Кривошеин в своем окружении высказался следующим образом: "Россия переживала и более тяжелые времена, но никогда не было времени, когда бы все возможное было бы сделано для усложнения уже невозможной ситуации... Мы сидим на бочке с порохом. Нужна единственная искра, чтобы все взлетело в воздух... Принятие императором командования армией - это не искра, а целая свеча, брошенная в пушечный арсенал". О нежелательности такого решения в руководящих государственных кругах России говорили давно, тем не менее, русский царь принял решение возглавить армию в минуты поражений и взяться за исправление дела, уже практически, по нашим оценкам, безнадёжного. Одним из первых распоряжений нового Главнокомандующего стал запрет на проведение принудительной эвакуации, начатой прежним главнокомандующим, что следует учесть при планировании операций в глубоком тылу русских войск, с целью нарушения функционирования тыловых коммуникаций и возбуждения паники в русском тылу
  Направляю для оперативного использования.
  Начальник Отдела III-b Генерального Штаба полковник Николаи".
  "Неладные дела творятся в родном отечестве, если германец так хо-рошо осведомлен о том, что происходит при Дворе, в Ставке, в правительстве и в оперативном тылу. - Прочитав сообщение своего надежного источника, думал опытный разведчик. - Это весьма печально. Но куда отправить полученные сведения? Кому? Министру двора Фридериксу? Старик не поймет, сочтет за вмешательство в святая святых! Генерал-квартирмейстеру Генерального штаба? Тоже вопрос, как там разделят сведения на придворные и оперативные? Не получилось бы, что всё положат под сукно, а это вполне возможно", - Стрельцов положил сообщение поверх других бумаг и решил, что скроет имя источника, информацию о неладной ситуации с эвакуацией направит в ставку, а сведения о положении в верхах просто похерит, в этих верхах и так обо всём знают.
  
  Следующей в стопке документов лежала сводка штаба Западного фронта:
  
  " 8 сентября войска германской Неманской армии форсировали реку Свента в районе города Оникшты и перешли в наступление на город Свенцяны в обход Вильно с севера. 9 сентября началась наступательная операция 10-й германской армии: кавалерийская группа генерала Гарнье в составе шести кавалерийских дивизий вошла в брешь во фронте русских войск и развернула наступление в направлении Свенцяны - Молодечно с задачей овладеть районом Вилейка, Молодечно, Сморгонь и выйти в тыл нашей 10-й армии генерала Радкевича".
  
  В агентурном донесении штаба Западного фронта сообщалось:
  
  "2 сентября. Германское командование начало перегруппировку и перебрасывает 10-й армейский, резервный и гвардейский корпуса со своего Восточного фронта в Бельгию для усиления войск, противостоящих атакам французов в Шампани".
  
  Илья Иванович задумался. Три корпуса противника, о которых шла речь в донесении, в свое время были выведены из Западной Европы и воевали на Русском фронте почти полгода - с апреля. Он прекрасно помнил, что об этом докладывал в донесении агент "Учитель". Интересно, сможет ли источник теперь зафиксировать движение эшелонов с войсками в обратном направлении, с Востока на Запад?
  Очевидно, что немцы тасуют самые боеспособные части, словно карты, перебрасывая их с одной стороны на другую, а затем обратно. В данном случае их разведка правильно оценила обстановку на Восточном фронте, где русская армия начала переходить к окопной войне и создавать трудно проходимые эшелонированные позиции. Видимо, в Берлине сочли, что русских контрударов не предвидится, если не брать во внимание небольшой приморский участок Северного фронта, на котором сплошная линия обороны еще только создается. В то же время во Франции союзники по Антанте пытаются атаковать германские войска на севере и выкурить "бошей" из окопов. Конечно, Берлинскому Генштабу там и пригодятся корпуса, выведенные из Прибалтики.
  По всему выходит, что агентурным данным разведки Западного фронта можно доверять. А вот по донесению, полученному от своей агентуры, у полковника возникли сомнения. Семья контрабандистов, точнее - агентурная пара "Дружная", как она проходили по учетам Главного управления Генерального Штаба, после возвращения из тыла противника подготовила обстоятельный доклад. Согласно сведениям, собранным парой в немецкой военно-морской базе Либава, противник в ближайшем будущем намерен возобновить операцию по прорыву кораблей в Рижский залив.
  Стрельцов понимал, что именно такое мнение господствует в штабе Балтийского флота. Вице-адмиралу Канину и его ближайшему окружению кажется, что немцы вот-вот соберутся силами и вновь пойдут атаковать Ирбенский пролив, поэтому командование в Гельсингфорсе с удовлетворением восприняло бы доклад контрабандистов. Но Илья Иванович исходил из тех соображений, что германский Генштаб на сегодня явно удовлетворен итогами летней кампании на Восточном фронте, где в результате наступления германских и австро-венгерских войск русская армия оставила огромную территорию и отошла за линию Митава-Барановичи-Черновцы. Новых крупных наступлений германцами не планируется. Поэтому-то появилась возможность снять часть освободившихся сил с Восточного фронта и направить на Западный. В свете происходящих событий и флот противника на Балтийском море вряд ли в сентябре-октябре предпримет активные действия. Опытный разведчик доверял своему оперативному чутью, которое давало повод для сомнения в достоверности сведений, добытых агентурной парой "Дружная". Он решил, что потребуется их обязательная и срочная перепроверка через другие источники. В разведотделении Балтфлота стараниями его сотруд-ников такие возможности имелись. Решив действовать, Стрельцов вызвал к себе Ренгартена и Тихонова.
  Оба офицера находились на рабочих местах и быстро появились в кабинете начальника. Иван Ильич редко видел сослуживцев вместе, и в этот раз мысленно улыбнулся, наблюдая их непохожесть. Перед ним стояли два антипода: высокий худой капитан 2 ранга Ренгартен с густой непослушной шевелюрой и крючковатым носом над длинными черными усами, как день от ночи, отличался от среднего роста плотного сложения мичмана Тихонова с короткими русыми волосами, гладко зачесанными на косой пробор. Да, и в возрасте у них разница была заметна: старший в этой паре вошел в возраст Христа, а младший едва отметил двадцать четвертый день рождения.
  Стрельцов предложил подчиненным сесть и велел Ивану Ивановичу Ренгартену доложить данные радиоразведки по деятельности флота противника в Либаве и других пунктах базирования в Центральной Балтике. Ветерана радиоперехвата ночью можно было разбудить, и он тут же выложил бы полную картину по обстановке в зоне ответственности. Поэтому он с деталями рассказал, какие силы, где находятся, какие корабли, чем занимаются. По его докладу выходило, что ни один отряд немецких кораблей не собирался сниматься с якорей и выходить в море. Стало быть, размышления полковника, не выходившего из-за рабочего стола, получили подтверждение реальными разведывательными данными.
  Он отпустил Ренгартена и спросил Тихонова:
  - Владимир Константинович, в какой стадии находится подготовка завербованного вами агента "Норд" к переброске в тыл?
  - Илья Иванович, "Норд" успешно выполнил проверочное задание в прифронтовой полосе Неманской армии, вернулся, а теперь изучает задачи перед выводом в тыл противника.
  - Как он справляется со своим увечьем? У него ведь нет кисти левой руки? Из госпиталя-то его когда выписали?
  - В апреле. За полгода волевой человек может привыкнуть. "Норд" как раз относится к людям с твердым характером, латыш, как ни как. Еще больше его жизненные силы подкрепил неожиданный поворот в судьбе, связанный с призывом к службе в военной разведке. Он офицер с фронтовым опытом, а латыши к немцам, пришедшим на их родину, относятся абсолютно враждебно. Агент на самом деле рвется в бой.
  - А не станет ли ненависть к оккупантам помехой заданию, при вы-полнении которого ему придется долго находиться среди немцев и выражать лояльность своим видом и действиями?
  - Илья Иванович, я уверен, "Норд" справится с заданием. Приглашаю вас проверить его готовность.
  - Я вам доверяю, Владимир Константинович. Хорошо, что у вас подготовка находится в стадии завершения. Но задачи "Норду" придется изменить.
  - Вы получили новые планы?
  - Да, не то чтобы получил... Скорее, размышляю над ними. Решил обсудить с вами очень сложный, пожалуй, даже деликатный вопрос.
  Мичман замолчал и внимательно посмотрел на начальника, но не произнес ни единого слова. "Молодец, хорошая выдержка", - подумал Стрельцов и после паузы продолжил доверительный разговор:
  - Видите ли, Володя, у меня появились сомнения в благонадежности нашей пары "Дружная". Объясню, чем они вызваны. Вот вам текст их доклада после возвращения с задания, которое они выполняли, как обычно, в районе Либавы.
  - Я помню их доклад, они сообщили, что корабли противника, базирующиеся в Либаве, имеют планы в ближайшем будущем возобновить операцию по прорыву в Рижский залив. Что здесь может вызвать сомнение?
  Полковник встал и подошел к висевшей на стене карте. Ткнул острием карандаша в Гельсингфорс и, повернув голову в сторону Тихонова, убедительно сказал:
  - Я думаю, что в штабе флота высоко оценили бы такой доклад, по-тому что там искренне считают, что немцы вновь готовятся атаковать Ирбенский пролив. Однако этот доклад в Гельсингфорс не отправлен из-за сомнений в достоверности. Вы только что слышали от Ван-Ваныча, что радиоразведка не имеет сведений о подготовке флота противника к боевым операциям. Если бы готовились, какой-нибудь шум обязательно был бы. Но его нет. Это - первое. Я в свою очередь на основе анализа обстановки убедился, что немцы сокращают боевую активность на Восточном фронте и в Балтийском море. Это - второе. И, наконец, третье. Доклад обычных контрабандистов составлен в таком стиле, будто писан под диктовку офицера Генерального Штаба. Вчитайтесь еще раз в текст.
  Тихонов снова взял документ в руки и внимательно перечитал его содержание, шевеля губами от напряжения.
  А Стрельцов развивал мысль дальше:
  - Посмотрите, насколько аккуратно изложены мысли по обстановке в военно-морской базе. Ни единого лишнего слова, ни убавить, ни прибавить! Каждое лыко в строку, как говорится. А выводы как веско звучат? Любого нашего адмирала убедят в истинности добытых сведений. Вот только, обязан вам сообщить, что не учил я этих агентов таким премудростям письма прошедшим летом, когда готовил к заданиям на загородной базе в Пирита. Их учебные и первые боевые доклады выглядели довольно-таки примитивно. А нынче, через три месяца работы - прямо асы агентурной разведки документ составляли, чтобы заставить читающих поверить его правдивости. Именно стиль доклада меня сразу и насторожил: а не торчат ли сзади ослиные уши разведки противника? Может мой германский знакомец полковник Вальтер Николаи и его подчиненные из разведцентра в Кенигсберге приложили руку к составлению такого шедевра? Не исключаю. И считаю, что следует как можно скорее заняться проверкой благонадежности агентурной пары "Дружная". Необходимо точно понимать, кто им помог так изящно отчитаться. Не с их способностями готовить такое блюдо. Оно действительно приготовлено хорошо, даже слишком. Ситуация мне кажется подозрительной.
  Мичман развел руками, явно озадаченный оборотом событий.
  - Как же мы можем быстро проверить пару "Дружная" на благона-дежность? - спросил он.
  - Излагаю вам свою задумку и прошу сохранить наш разговор в строжайшем секрете. Используем факт их пребывания в Ревеле на отдыхе после возвращения из-за линии фронта. Пара вознаграждена деньгами, на-слаждается благами мирной жизни. Доклад, поданный источниками, воспринят нами благосклонно, так что ничто не омрачает их жизнь. Они уверовали в собственную значимость. Я поддержу их в этой вере, но потребую от них, как от самых надежных агентов, срочного выполнения нового задания. Контрабандистам на сей раз придется отвезти на лодке тяжелый груз взрывчатки, заложить его под железнодорожным мостом на подъезде к Виндаве и взорвать один пролет на деревянных сваях.
  Молодой офицер повернулся к карте и впился глазами в тот ее кусочек, где синее море встречается с зеленью берега, где ровную местность рассекает черная полоса железной дороги со станциями и мостами, где по воле полковника Стрельцова вскоре разыграются важные события.
  Илья Иванович не стал развивать тему дальше, видимо, решив, что вполне достаточно сообщил Тихонову о предстоящей операции. Он отнес все лежавшие на столе документы в сейф и подвел итог:
  - Меня срочно вызывают в штаб флота для участия в подготовке операции по высадке нашего десанта на побережье Рижского залива в тылу противника. Встречусь с контр-адмиралом Непениным, изложу Адриану Ивановичу суть проблемы и постараюсь получить его "добро" на проведение проверочных мероприятий по агентурной паре "Дружная" на фоне общей подготовки и проведения десантной операции в тылу противника. Вам, Владимир Константинович, надлежит продолжить подготовку агента "Норд" к переброске в тыл германцам в районе Риги. Ему предстоит стать ключевым игроком в проверочном мероприятии, которое надо провести в самое ближайшее время.
  В два часа пополудни Илья Иванович уже сидел в офицерской каюте эсминца, который резво плясал на мелкой волне, раздуваемой осенним свежим ветром. Время перехода с южного берега Финского залива на северный он традиционно посвящал чтению обширной петроградской прессы, до которой в обычной обстановке не доходили руки. Читать приходилось очень быстро, но толстая пачка газет и журналов, взятая в Ревеле, при подходе к Гельсингфорсу как правило заканчивалась. Частенько приходилось ругаться втихомолку, взирая на патриотические бредни журналистов, которые в сторону фронта дальше Гатчины носа не высовывали. Зато главные имперские сплетни, которые порой требовались разведчику в работе, он черпал из этой пачки сполна. Прочитанные газеты Стрельцов не оставлял на борту корабля, потому что мог догадываться о нездоровом интересе к бесцензурному слову тыловых газет со стороны некоторых членов экипажей, особенно из числа молодого пополнения. Известно ему было и то, что в тылу зреет моральная мер-зость, которая дает ростки в армии и на флоте. Травля царской семьи, близких и дальних родственников венценосца, приобретает невиданный размах. По стране миллионами экземпляров распространяются листовки, подленькие карикатуры, над которыми смеются даже в Ставке.
  Гельсингфорс, флотская столица Балтики, встретила чистенькими мостовыми и большим количеством военных патрулей, зорко вглядывавшихся в проходящих мимо матросов и офицеров. Илья Иванович уже получал из военной контрразведки сообщения о том, что матросы с линкоров, второй год без дела стоявших на якорях в базе, понемногу "бузят". "Вот уж, кому война, кому мать родна!", - думал он с горечью: матросы на миноносцах, крейсерах, тральщиках из боев героями выходят, кровь проливают, гибнут. А их товарищи с линкоров от безделья не знают, чем себя занять. Дошло до того, что при проверках в кубриках офицеры находят политическую литературу, занесенную на боевые корабли социалистами! Вот к чему приводит неразумная идея высочайшего начальства держать тяжелые корабли с огромными экипажами подальше от боев, чтобы сохранить их, как главный резерв. "Резервисты хреновы!", - раздраженно подумал Стрельцов.
  Намахавшись правой рукой в ответ на козыряние патрульных, он прошел в широкие двери здания штаба. Дежурный офицер приветствовал его и сообщил, что все уже собрались на совещание у начальника штаба вице-адмирала Кербера. Илья Иванович решил поспешить.
  Действительно он вошел, когда приглашенные офицеры и адмиралы находились на местах. Первым выступил Кербер:
  - Господа! Прибыли все, начнем совещание. Получен приказ Ставки Верховного Главнокомандующего следующего содержания:
  "Государь Император повелел - Рижскую укрепленную позицию 12-я армия обязуется сохранить в наших руках.
  Начальствующие лица 12-й армии (командующий генерал от инфантерии Горбатовский Владимир Николаевич) должны памятовать волю Его Величества, на их ответственности лежит сохранение Рижского укрепленного района, для чего в их распоряжении достаточно силы и заранее подготовленные позиции.
  Кораблям Балтийского флота надлежит оказать всю возможную поддержку усилиям 12-й армии по сохранению Рижской укрепленной позиции путем минных постановок, артиллерийских обстрелов и десантных операций против германских войск".
  - Во исполнение воли Верховного Главнокомандующего командующий Балтийским флотом вице-адмирал Канин отдал приказ о подготовке тактического морского десанта у мыса Доменес западнее Риги в тылу 8-й германской армии генерала Шольца. Цель десанта - внезапным ударом захватить плацдарм на побережье Рижского залива и удерживать его, нарушая коммуникации противника, оттягивая его силы ради создания условий войскам нашей 12-й армии занять лучшие позиции для обороны Рижского укрепленного района. Высадку десанта осуществить силами Минной дивизии под командованием капитана 1 ранга Колчака, планирование операции возлагается на флаг-капитана Оперативной части штаба капитана 1 ранга Черкасского и начальника разведывательного отделения полковника Генерального Штаба Стрельцова. Начало операции - 6 октября сего года...
  Начальник штаба продолжал выступление, но суть предстоящего дела Илье Ивановичу стала абсолютна ясна. Он понимающе переглянулся с сидевшим напротив князем Черкасским: им уже не впервой готовить флотскую наступательную операцию. Правда, на сей раз появился нюанс: одновременно с ней начальник разведки должен провести другую операцию - свою, тайную - по проверке благонадежности двух агентов, составляющих пару "Дружная". Об этой секретной операции не имел право знать никто из штабистов, за исключением контр-адмирала Непенина. С ним Стрельцову нужно обязательно встретиться и обстоятельно поговорить после совещания у Кербера.
  Начальник штаба обращался поочередно ко всем адмиралам и офицерам, чье участие в операции было определено, выслушивал мнения, задавал вопросы и требовал подробных ответов. Наконец, часа через полтора он отпустил собравшихся. Сидевший ближе всех к выходу Стрельцов, первым вышел из помещения и, дождавшись Непенина, доложил о необходимости личного доклада по вопросам агентурной разведки. Адриан Иванович пригласил полковника пройти к нему. Уже на ходу разведчик заметил, что князь Черкасский машет ему рукой, показывая, что ждет у себя. Илья Иванович кивнул и жестом извинился, мол, занят пока с контр-адмиралом.
  - Здравствуйте, здравствуйте, милостивый государь Илья Иванович! С чем на сей раз пожаловали? Неужто, вы готовы внедрить агента в штаб германской военно-морской базы? Прошу доложить мне подробно о выполнении всех планов разведывательной работы в прошедшем месяце.
  - Адриан Иванович, мы продолжаем подбор кандидата для внедрения в германский штаб, но по этому вопросу мне пока доложить нечего. По разведывательной сети: в Германии агенты "Учитель", "Фридрих" и "Браун" продолжают выполнять наши задачи и представляют доклады установленным порядком. Недавно привлеченный в разведывательную сеть агент "Норд" успешно прошел проверочное испытание в прифронтовой полосе Неманской армии и готовится в Ревеле к заброске в район Митава-Виндава-Либава. Агентурная пара "Дружная" прибыла с задания из Либавы, представила доклад и находится на отдыхе перед следующей заброской. Однако именно по "Дружной" у меня появились сомнения в благонадежности. Требуется проведение активного проверочного мероприятия, о сути которого я хотел бы вам доложить и испросить разрешение на проведение.
  - Вы что, задумались, не являются ли ваши агенты из пары "Друж-ная" двойниками? Возникло подозрение, что они работают на германца? Докладывайте, это крайне важно!
  По виду Непенина было заметно, что сообщение Стрельцова его озадачило или, скорее, даже расстроило. Они сидели за широким столом друг напротив друга, и адмирал въедливо выспрашивал детали тех сомнений, которые возникли у полковника в отношении благонадежности агентов. Илья Иванович раз за разом подробно излагал причины, вызвавшие недоверие. Наконец, Адриан Иванович тихо произнес:
  - Все, убедили. Что полагаете делать дальше?
   - Следует осуществить проверочную операцию, - ответил Стрельцов и, развернув на столе карту, бесстрастно продолжил:
   - Двойные агенты - не редкость в разведке. У меня на памяти бывали подобные случаи. Тут уж никуда не денешься, мы хотим обмануть противника, а он пытается объегорить нас. В отношении пары "Дружная" необходимо провести активные мероприятия по проверке благонадежности быстро и незаметно, чтобы в кратчайшее время получить точную информацию, на кого они работают. И ни в коем случае не вызвать подозрение с их стороны, если они окажутся честными людьми.
  - Илья Иванович, все это мне ясно. Давайте говорить по существу активного проверочного мероприятия, как вы его называете.
  - Я предлагаю поручить нашей паре произвести диверсию на важном для германцев транспортном объекте - железнодорожном мосту на подъезде к Виндаве. Если они выполнят задание, мы снимем с них подозрение. Если они связаны с разведкой противника, немцы помогут им произвести взрыв так, чтобы мост не был разрушен. Но мы направляем в район Виндавы агента "Норд", которому поставим задачу следить за тем, где и каким образом прогремит взрыв. Имеется еще один тонкий момент: если противник ведет с нами игру, перевербовав пару "Дружная", то германские офицеры-разведчики не должны догадываться, что мы проверяем наших агентов, вдруг направив их взорвать мост. В этом случае нам очень поможет факт реальной подготовки Балтийского флота к проведению десанта у мыса Доменес. Пусть подчиненные полковника Николаи думают, что мы доверили паре "Дружная" важное задание для облегчения действий своих десантных групп.
  Непенин поднял указательный палец и прервал подчиненного:
  - А, вдруг агент "Норд" по каким-то обстоятельствам не сможет по-пасть в Виндаву в нужный момент и не сможет проследить за тем, где и ка-ким образом произойдет взрыв? Вы предусмотрели этот случай?
  - Так точно! В агентурной разведке всегда, кроме основного варианта, предусматривается запасной. В данном случае я намерен просить вашего разрешения на мой выход в район Ирбенского пролива на подводной лодке. Официальное задание - произвести рекогносцировку десантодоступного участка у мыса Доменес. Но, помимо этого, в назначенный день и час недалеко от берега я буду с лодки наблюдать за тем, когда и где произойдет взрыв. Уверен, выход на подводной лодке будет результативным. Только бы погода не подвела! Прошу не отказать мне в этой просьбе.
  - Илья Иванович, на такое дело потребуется разрешение командую-щего флотом. Я-то лично не против. После вашего бесшабашного полета над Рижским заливом на утлой воздушной лодочке, поход на подводной лодке будет походить на прогулку на пассажирском лайнере. Попробую обратиться к Канину, может, не откажет разведке.
  
  Стрельцов в хорошем настроении вышел от Непенина и довольный результатами беседы направился к флаг-капитану Черкасскому. Князь встретил его распростертыми объятиями как лучшего друга. Сдержанный разведчик с душой, застегнутой на все пуговицы, даже немного опешил от столь теплого приема, но тут же вспомнил о бесконечной доброжелательности своего товарища. Михаил Борисович без предисловий оседлал любимого конька и повел речь о перестановках на флоте:
  - Эх, жалко я с вами, Илья Иванович, давеча пари не заключил на дюжину шампанского! Сейчас бы приз получил...
  Понимая, куда клонит князь, Стрельцов все же с наигранным безразличием поинтересовался:
  - О чем это вы, Михаил Борисович?
  - Ведь я вам еще в мае доказывал, что новый командующий будет выводить Колчака в адмиралы через командование Минной дивизией. Сегодня на совещании все слышали: назначение официально состоялось. А как справится Александр Васильевич с десантной операцией в Рижском заливе, так сразу "муху" на золотой погон и получит. Что изволите молвить в ответ, Ваше превосходительство, скромному капитану первого ранга?
  - Будет вам, князь, и в мыслях у меня не было спорить по такому вопросу с флагманском специалистом. Ведь вы дока в этих делах! Но я как офицер разведки, обязанный делать прогнозы, хочу предположить, что вас тоже можно поздравить. Штабную должность-то Колчак освободил. Вы давно для нее готовы, так что будете на своем месте. Скажу больше. Из Петрограда просочились слухи, что до конца нынешнего 15-го года начальника штаба вице-адмирала Кербера переведут с Балтийского флота. Заменить его сможете только вы. Стало быть, и вам, Михаил Борисович, адмиральские "мухи" на погоны прилетят!
  - Хватит, хватит, хватит! Илья Иванович, не стоит забегать так далеко вперед - война идет, всякое может статься. Но ход вашей мысли мне нравится. А, может, и вы в штаб пойдете, ведь вы - оператор хоть куда. Недаром, Генерального Штаба!
  - Меня, князь, разведка в операторы не отпустит. Будем считать, что сия ипостась не моя. А в штаб, на прикомандирование, для помощи вам при разработке операций - всегда, пожалуйста. Кстати, предлагаю взяться за дело, порученное начальником штаба. Работы много, а времени, как всегда, в обрез.
  Офицеры развернули карты, лоции, справочники, разведывательные и метеорологические сводки. Закрывшись в кабинете, они трудились до тех пор, пока к ним не пришел Непенин. Контр-адмирал передал Стрельцову приказ командующего флотом возвратиться в Ревель и выйти по готовности в море на подводной лодке "Крокодил" для проведения разведки участка побережья Рижского залива, где намечается морская десантная операция. Черкасский только руками развел: вот вам и помощник!
  
  Выход Стрельцова в море состоялся через неделю. Полковник по совету опытных людей экипировался тщательно, но довольно странно для своего изысканного вкуса столичного гвардейского офицера. К подводной лодке в сопровождении помощника командира корабля подошел человек, одетый в брезентовую куртку, из-под которой выглядывал шерстяной свитер, и в черные флотские брюки, заправленные в юфтевые сапоги. О том, что на причале стоял морской офицер, а не портовый рабочий, свидетельствовала только форменная офицерская фуражка. Впрочем, военная служба Ильи Ивановича состояла из бесконечных импровизаций с частыми переодеваниями, поэтому метаморфоза его мало смущала. Тем более что на палубе он заметил людей, одетых так же вольно, как и он.
  Часовой матрос у трапа отдал честь офицерам, и Стрельцов впервые в жизни ступил на палубу подводного корабля. Снаружи он был похож на маленький миноносец, но через минуту разведчик понял, что ему не с чем сравнить новое место обитания. Пришлось спускаться вертикально по узкому колодцу, ведущему в глубокое чрево подводной лодки. Колодец привел в помещение центрального поста, где находился командир - старший лейтенант Петр Петрович Килиакиди, доложивший, что лодка к походу и бою готова.
  Командир счел своим долгом ознакомить начальника разведки флота с устройством корабля. Первым делом показал перископ и объяснил, как им пользоваться. В центральном посту посмотрели глубиномеры и рули глубины, эхолот, клапаны балласта и другие важные узлы управления лодкой, о которых Петр Петрович что-то скороговоркой говорил, а Илья Иванович едва успевал кивать в ответ. Только штурманский столик показался знакомым атрибутом, подобные ему приходилось видеть и на надводных кораблях. Из центрального поста сквозь горизонтальный круглый проход они попали в крохотную каюту командира с диванчиком, настенным шкафом и полками над откидным столом. Рядом с командирской каютой - радиорубка с закрытой дверью. Дальше следовали регулярные нырки в круглые люки между разными отсеками, в которых находились каюты офицеров и кондукторов, матросский кубрик, камбуз, машинное отделение, а также отсеки, где затаились носовые и кормовые торпедные аппараты. Аппараты и их боевая начинка - торпеды - впечатляли своими размерами и разрушительной силой, которую несло в себе это морское оружие. Прямо на торпедах для экономии места были устроены матросские койки. Отдыхал экипаж по вахтам, коек для всех не хватало. В тесноте корпуса подводной лодки "Крокодил" размещались три с половиной десятка офицеров, кондукторов и матросов. Свободного места для прохода между трубопроводами, баллонами, вентилями, щитками с рубильниками и прочими механизмами почти не оставалось.
  Поразил тяжелый запах внутри отсеков. Лодка у причала проветривалась с открытыми люками, но воздух внутри все равно оставался влажным и спертым, в нем ощущалась примесь бензиновых паров от запасов топлива в цистернах. Стрельцов представил, чем придется дышать, находясь в подводном положении, потом вздохнул и заставил себя привыкнуть к той атмосфере, в которой он будет находиться неделю, как минимум. Помощник командира, спускавшийся с ним по трапу в люк, даже пошутил на эту тему:
  - Дух в лодке тяжелый, прямо скажу. Когда мы в море всплываем и открываем люк, бакланы в обморок падают!
  Отошли от причала, когда стемнело. Лодка в надводном положении, дымя выхлопами двигателей, пошла по направлению к островам Даго и Моон в виду берега. В море было ощутимое волнение, баллов до четырех, корпус лодки полностью скрывался под волнами, которые упорно били в основание боевой рубки и окатывали людей, стоявших у рубочного люка, словно из шланга. Командир оставил наверху помощника и рулевого, а сам вместе с Ильей Ивановичем по качающемуся в такт с волнами вертикальному трапу спустился в центральный пост. Внизу Петр Петрович посмотрел на морские настенные часы с циферблатом на 24 часа, затем перевел взгляд на полковника и, неожиданно для него, прочел краткую лекцию о морских часах:
  - Такие же часы находятся в каждом отсеке лодки. Они - важнейший атрибут флотского обихода! На кораблях специально существует служба времени. У нас ответственным является штурман, он ежедневно обходит места, где установлены часы и в специальном журнале фиксирует точность хода. При необходимости выставляет время с точностью до одной минуты. Ещё есть морские переносные часы, по показаниям которых и ведётся контроль, а также одновременно с секундомером они используются для выполнения астрономических наблюдений с точностью до одной секунды. Но главным хранителем времени на корабле является морской хронометр, доступ к которому ограничен. По показаниям морского корабельного хронометра и регламентируется вся жизнедеятельность корабля.
   - Благодарю вас, нужная информация, - откликнулся на сказанное Илья Иванович, конфузливо вспомнив, что в первый раз на крейсере морские часы показались ему похожими на перевернутую миску.
  Он с момента знакомства проникся чувством уважения к немолодому офицеру невысокого роста с вьющимися смоляными волосами и южными чертами лица. Петр Петрович Килиакиди постоянно имел серьезный и сосредоточенный вид, никогда не улыбался, хотя отличался доброжелательностью.
  Офицеры прошли мимо штурманского столика, над которым, низко склонившись, колдовал с циркулем и параллельной линейкой юный мичман. Килиакиди обратился к Стрельцову и объяснил, что самое свободное место в офицерских каютах на его лодке - место штурмана, который на переходах морем постоянно занят работой. Поэтому гостя разместили именно на штурманском месте в каюте вместе с минером, который занимает верхнюю койку. За штурмана можно не переживать - он найдет себе место, когда понадобится отдохнуть.
  Пройдя несколько отсеков, Килиакиди остановился возле узкой каюты, где хватило места только для двух коек, расположенных одна над другой, шкафа для одежды и откидного столика.
  - Илья Иванович, предлагаю вам отдохнуть. Сейчас восемнадцать тридцать, через час прошу в кают-компанию на ужин. Там тесновато, зато гостеприимно. Кормят у нас вкусно: корабельного кока я подбирал лично. Он специалист - "перший клясс", как говорят в Одессе. Далее. Я недавно вскрыл пакет с боевой задачей. Завтра в семь ноль-ноль нам нужно быть в районе мыса Доменес. Подойдем в темное время и будем погружаться на траверзе. Но у меня имеется и другой пакет, его можно вскрыть только после прибытия в Ирбенский пролив. Я полагаю, вам известно его содержание?
  Илья Иванович кивнул и сдержано произнес:
  - Да, Петр Петрович, завтра придем в район мыса Доменес, там и определимся с последующими задачами. Спасибо вам! Через час буду в кают-компании.
  Когда командир вышел, Стрельцов прилег на койку и задумался.
  Неделя прошла напряженно для него и остальных офицеров разведывательного отделения. Илья Иванович с большим вниманием отнесся к встрече с агентурной парой "Дружная": он не мог допустить ни единой ошибки, его поведение как руководителя должно казаться естественным обоим агентам, тем более что среди них есть женщина, которая остро почувствует фальшь. Постановкой неожиданного задания по взрыву моста нельзя было вызвать их подозрения. Если они честны перед офицером-оператором, недоверие может оттолкнуть их от сотрудничества с разведкой. Если они начали работать на противника, стали двойными агентами, то не должны догадываться, что Стрельцов их раскусил. Через некоторое время, когда встреча завершилась, полковник по своему разумению счел, что беседа прошла без ошибок. Агенты получили взрывчатку, прошли инструктаж по взрывной подготовке и ушли на задание в район Виндавы.
  Мичман Тихонов тем временем завершил подготовку агента "Норд", который должен контролировать проверочное задание пары в Виндаве и подтвердить, что взрыв произойдет именно под железнодорожным мостом, разрушив его первый пролет с деревянными сваями. Или сообщить руководителю, что подрыв в указанном месте не состоялся. "Норд" уяснил задачу и был успешно переброшен через линию фронта в тыл противника.
  Капитан 2 ранга Ренгартен получил задачу усилить радиоразведку деятельности германской армии и флота в районе Митава-Виндава-Либава. Ни одно движение противника в дни проведения проверочной операции не должно укрыться от нашей службы радиоперехвата.
  Теперь начался второй этап активной проверочной операции. Завтра "Крокодил" придет в район мыса Доменес и погрузится на перископную глубину. Стрельцов произведет первую рекогносцировку десантодоступных участков в предполагаемых местах высадки. Всплывать в светлое время суток нельзя - нечего раньше времени привлекать внимание германских наблюдателей. Затем командир вскроет секретный пакет и узнает, что следующая позиция кораблю будет назначена у порта Виндава, напротив устья реки Вента. К позиции он должен подойти в подводном положении, а потом трое суток подряд всплывать с наступлением темноты. В эти ночи Илья Иванович должен нести свою вахту в открытой рубке, дожидаясь, когда раздастся взрыв на мосту возле Виндавы. Место диверсии будет просматриваться с борта подводной лодки. Если в течение трех ночей взрыва не будет - можно сниматься с позиции и возвращаться к мысу Доменес для завершения первого задания.
  Илья Иванович почти не спал всю прошедшую неделю, пока готовил и начинал проверочную операцию. Незаметно среди размышлений пришел сон. Штурман, которого командир лодки отправил пригласить полковника на ужин в кают-компанию, не решился будить старшего офицера. В итоге Стрельцов остался без ужина, зато хорошо отдохнул.
  Ночью он раза два просыпался, но соображал, что двигатели лодки работают, значит, переход к мысу Доменес продолжается. В шесть тридцать в каюту вошел помощник командира и доложил, что корабль подходит к месту назначения. До рассвета остается еще два часа, так что командир успеет подобрать лучшее место для позиции и уйдет на глубину. Стрельцов поднялся и протер лицо и руки одеколоном, так как был осведомлен о скудных запасах пресной воды на подводных лодках. Вслед за помощником он прошел в центральный пост и выбрался по трапу наверх в рубку, где его ожидал Килиакиди.
  Илья Иванович до боли в глазах пытался рассмотреть в морской бинокль темную полоску берега. В темноте выполнять задачу у мыса Доменес было сложно. После рассвета можно будет изучить побережье в перископ, решил он, и отдал командиру распоряжение уходить на глубину.
  Лодка нырнула на перископную глубину и на экономичном ходу начала крейсировать в назначенном районе. Стрельцову предложили утренний крепкий чай с сахаром, и он с удовольствием выпил два стакана, закусив солидным ломтем ситного хлеба со сливочным маслом. Подкрепившись, полковник вернулся в центральный пост и внимательно наблюдал за спокойной работой экипажа в обыденном для них морском походе. На вахте стоял помощник командира, лейтенант с немецкой фамилией Шульц и круглым русским лицом с веселыми глазами. Командир ушел в каюту отдохнуть до рассвета. Все остальные офицеры, кондукторы и матросы находились на боевых постах, по которым были расписаны во время похода.
  Илья Иванович решил скоротать время рядом со штурманом и взялся за изучение Лоции юга Балтийского моря и Рижского залива. Штурман счислением определял местоположение подводного корабля и каждые полчаса докладывал вахтенному помощнику. Акустик со своего поста сообщал о шумах винтов надводных целей, двигавшихся в районе крейсирования лодки. Их было немного, и квалифицировались они как мелкие суденышки. Стрельцов подумал, что одним из суденышек может оказаться моторный баркас контрабандистов, то есть агентурной пары "Дружная", которые именно здесь должны проходить под покровом ночной тьмы в сторону Виндавы. Может, уже прошли...
  В девять утра Шульц, приникнув к окулярам перископа, обрадовал Илью Ивановича вестью о том, что рассвело, и видимость позволяет рас-смотреть участок побережья в месте нахождения. Разведчик взял карту с отмеченным местом и начал рекогносцировку через перископ. На поверхности плескались волны, сквозь зелень которых порой не просматривался берег, но со временем он подробно рассмотрел участки берега к западу от мыса и мысленно прикидывал, как в этом месте с эсминцев к берегу пойдут шлюпки с десантниками и начнется бой. Собственно говоря, бой уже начался, раз за дело взялась военная разведка. Все увиденное в перископ Стрельцов подробно нанес на рабочую карту. Тем временем в центральном посту появился командир и пригласил полковника к себе в каюту, чтобы вскрыть второй пакет с заданием на переход.
  Задание, подписанное командующим флотом, требовало совершить подводный переход в район порта Виндава и занять там позицию, выполняя распоряжения начальника разведывательного отделения штаба Балтийского флота. Килиакиди вопросительно посмотрел на Стрельцова и произнес:
  - Разрешите исполнять?
  Полковник ответил:
  - С Богом, Петр Петрович!
  В район Виндавы пришли вечером. Стрельцов отдал команду всплывать в двадцать один час. Командир лодки стоял у перископа и со всею осторожностью маневрировал в точке на расстоянии трех миль от порта Виндава, где в любой момент могли появиться германские тральщики или эсминцы.
  В семь тридцать вечера свободные от вахты офицеры собрались в кают-компании на ужин. Кроме Ильи Ивановича, за столом сидели три подводника: руководивший застольем помощник командира Шульц, механик - подпоручик корпуса корабельных инженеров Гаврилов, минер - лейтенант Закревский. С механиком и минером Стрельцов познакомился за столом, прежде они не виделись, хотя минер был его соседом по каюте. Вестовой матрос уже подавал закуски, когда Шульц возмутился:
  - Как всегда, "Герцог" изволят задерживаться!
  - Почему "Герцог"? - заинтересовался Илья Иванович.
  - Штурман наш, мичман Яблоков - до яблок сам не свой. Прошлой осенью стояли мы в Петрограде у причала в заводе, так он на извозчике с Сытного рынка две огромные корзины яблок сорта "глостер" на лодку привез. Всех угощал целыми кульками, да и сам полкорзины сгрыз. С тех пор его иначе как "Глостером" или "Герцогом Глостерским" господа офицеры не именуют. И он привык. Это еще, слава Богу, у нас Плантагенета не имеется, а то бы война Алой и Белой розы могла бы разразиться. Да вот и он собственной персоной.
  Румяный мичман Яблоков занял свое место за столом:
  - Извините, господа, командир задержал.
  - Мичман, командир не имеет права задерживать офицера, которого ждут в кают-компании, - строго сказал Шульц.
  - Извините, господа, - еще более раскрасневшись, произнес Яблоков.
  На некоторое время звякание столовых приборов об английскую порцелановую посуду заменило шум голосов в кают-компании. За чаем Стрельцов поинтересовался:
  - А что командир? Когда ему теперь придется поужинать?
  Шульц ответил:
  - Вы не беспокойтесь, командир найдет время поесть, он привыкший. Ему обычно накрывают в каюте. Наш Петр Петрович - моряк бывалый, лет двадцать уж как на флоте. Морской корпус перед японской войной закончил. Воевал на Дальнем Востоке, был в плену. Потом почти десять лет ходил на гражданских пароходах "Доброфлота", а в начале этого года вновь вернулся на боевые корабли. У него все деды-прадеды, из одесских греков, на Черноморском флоте служили, еще с адмиралом Нахимовым турок били. Килиакиди - известная среди моряков фамилия. Однокашники его по Морскому корпусу давно уж в кавторангах ходят. А кое-кто и первого ранга получил. Петр Петрович хотя и старший лейтенант пока, и стаж в подводном флоте у него меньше года, но как командир лодки - он на самом лучшем счету. Особенно его уважал "Папа" Левицкий, наш бывший командир бригады подводных лодок на Балтике, контр-адмирал. Пал Палыч, если в поход выходил, то только с нами.
  - Да, уж, "Папа" на "Крокодиле", как член экипажа был. То и дело с нами, - отозвался на тему разговора минер лейтенант Закревский. - Но шуму с ним много было. Каждый раз мне "фитили" вставлял, бывало...
  Механик улыбнулся и закивал, а Шульц откликнулся репликой:
  - У адмиралов "фитили" - обычное дело. Я гардемарином на практику ходил на крейсере "Аврора", а это был любимый корабль вице-адмирала Скрыдлова, он его еще в бытность свою командующим Тихоокеанской эскадрой приметил. И в Петербурге, как соскучится по морю, так на "Аврору" садится. Вот уж кто на "фитили" щедрый был, так то Скрыдлов Николай Илларионович. Его экипаж так и прозвал - "Адмирал Щедрый".
  - А я Машеньку Скрыдлову знаю, его дочь, очень милая девушка, - признался вдруг штурман.
  За столом воцарилось молчание, офицеры одновременно повернули головы в сторону штурмана. По обыкновению первым слово взял лейтенант Шульц:
  - Андрей Владимирович, голубчик, - обращаясь к Яблокову, вкрадчиво начал помощник, - Уж не намерены ли вы стать адмиральским зятьком? Нет, господа, прошу обратить внимание, каков наш "Герцог"!
  Собравшиеся от души рассмеялись. А Яблоков, вновь краснея, пытался прояснить ситуацию:
  - Да, что вы, что вы! И в мыслях не держал такого. Просто папенькина дача, он у меня каперанг, находится в Царском Селе по соседству с дачей Скрыдловых. Машенька на три года младше меня, мы с ней играли вместе каждое лето.
  - На поцелуи? - невинно поинтересовался механик Гаврилов. Закревский тотчас хмыкнул.
  - Подпоручик, не переходите на вольности в приличном обществе, - восстановил порядок за столом помощник командира корабля. Механик поднял руки в знак согласия.
  - Да, нет же, мы были детьми. А уж после я ее и не видел, - продол-жил Яблоков. - Недавно мне писали из дома, что Маша Скрыдлова добро-вольцем вступила в армию.
   - По-моему, это абсолютная чушь! Женщины в армии, кому это нужно? - резко высказался механик.
  Стрельцов вспомнил разговор с младшей дочерью в Петрограде, поэтому решил выразить свое мнение:
  - Господа, я фактически могу подтвердить, что в Петрограде в на-стоящее время ведется формирование первого женского боевого подразделения, которое после завершения формирования и обучения личного состава, будет направлено на один из фронтов. Это действительно так. Другой вопрос, зачем это нужно? Неужели надо перекладывать тяжесть фронтовой службы на женские плечи?
  За столом началось горячее обсуждение темы участия женщин в войне в качестве обычных солдат и офицеров. Споров почти не было, все сходились во мнении о том, что такое новшество не только не нужно обществу, но и вредно.
  Разговор прервал Шульц, который объявил, что господам офицерам пора заступать на вахту.
  Илья Иванович поднялся из-за стола вместе со всеми и направился в центральный пост. Командир находился там, лодка готовилась к всплытию. Через полчаса "Крокодил" уже крался среди волн, подходя на минимальную дистанцию к порту Виндава. Килиакиди после всплытия первым открыл люк, увидел ночное небо и вдохнул свежий морской воздух. Он пригласил наверх Стрельцова, который с биноклем в руках определял то место в Виндаве, где находится железнодорожный мост, на котором должна произойти диверсия. Взрыв по расчетам должен раздаться завтра в это же время - в промежутке с девяти вечера до половины десятого. Полковник поблагодарил командира за четкое выполнение приказа и распорядился о том, что можно уходить на глубину и отдыхать. Всплыть в этом месте нужно ровно через сутки.
  
  В следующий вечер Стрельцов не отходил от акустика, у которого стояла задача не только улавливать шумы винтов проходящих в море кораблей и судов, но постараться уловить прочие шумы, которые возникнут в вечерние часы. Акустик молчал, обстановка на поверхности была очень спокойная.
  В двадцать один час Стрельцов стоял с биноклем в рубке и смотрел в ту же сторону, что и накануне. Килиакиди находился рядом и вместе с разведчиком в двадцать один час десять минут заметил на берегу сильную вспышку, через несколько секунд после которой над морем прокатился гром мощного взрыва. После яркой вспышки берег вновь погрузился в октябрьскую ночную тьму. Стрельцов опустил бинокль и сказал командиру:
  - Петр Петрович, возвращаемся в нашу первую точку у мыса Доме-нес!
  - Есть!
  Опускаясь в глубину люка, Илья Иванович ощущал чувство некого разочарования. "Неужели этот взрыв - ответ на все вопросы?" - думал он. Голову сверлила мысль, что здесь кроется какой-то подвох. Не хотелось верить в то, что в его прогнозах произошла ошибка.
  У мыса Доменес через два дня была успешно завершена рекогносцировка участка высадки десанта Балтфлота. Проведя в море шесть суток, подводная лодка "Крокодил" возвратилась в базу к своему причалу в Ревеле. Стрельцов в глубоком раздумье сел в машину и поехал в разведотделение, в свой "Скворечник".
  
  
  
  Секретно
  
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  На 15 октября 1915 года
  
  Очередной важной операцией Балтийского флота на Балтийском морском военном театре стала высадка тактического десанта у мыса Доменес в Ирбенском проливе. В 7 часов утра 9 октября с семи эсминцев Минной дивизии, трех канонерских лодок и авиатранспорта "Орлица" было спущено на воду 32 шлюпки, на которых на десантодоступный участок берега Рижского залива в два эшелона высадились 534 человека из сводного морского батальона. Общее командование операцией осуществлял капитан 1 ранга Колчак, который находился в оперативном взаимодействии с генералом Горбатовским, командующим нашей 12-й армии, защищающей подступы к Риге. Артиллерийскую поддержку операции, помимо кораблей Минной дивизии, производил линкор "Слава", стоявший в Рижском заливе. Авиационное прикрытие десанта было возложено на гидроаэропланы, доставленные к месту операции на авиатранспорте "Орлица".
  Десант успешно высадился на береговую полосу, не встретив сопро-тивления противника. По имеющимся агентурным данным, германцы ожидали высадку наших войск в районе Виндавы и готовились там к отражению удара, введенные в заблуждение действиями разведки Балтийского флота. Удар флотского сводного батальона, усиленного огнем батарей канонерских лодок "Храбрый" и "Грозящий", пришелся в тыл пехотного полка 37-й ландверной дивизии XX корпуса 9-й германской армии. Полк занимал позиции на прибрежном участке фронта. Внезапной штыковой атакой полк был опрокинут и рассеян. Он покинул позиции, оставив атакующим орудия, амуницию и важные инженерные сооружения. Десантники взорвали несколько сооружений, в том числе, важные для коммуникаций противника объекты. Полевые орудия полковой батареи были полностью выведены из строя. Удалось захватить в плен 34 человека личного состава, в том числе двух обер- и трех унтер-офицеров. У десантников имелся приказ: глубоко в германские позиции не вторгаться. При наступлении темного времени десантный батальон почти без потерь возвратился на корабли, посеяв панику в войсках противника, который ожидал дальнейшего развития десантной операции. Значительный урон, как материальный, так и моральный, был нанесен гидроаэропланами, стартовавшими с авиатранспорта "Орлица": самолеты летали на небольшой высоте, подвергая бомбардировке позиции и коммуникации противника. Дело завершил обстрел прибрежных позиций германских войск, произведенный из тяжелых орудий линкора "Слава".
  Цель высадки десанта - оттянуть силы неприятеля от Риги - была достигнута. По данным разведки нашего Северного фронта, командующий 9-й армией генерал Шольц, обеспокоенный возможностью прорыва русских войск с тыла, поставил задачу командиру ХХ корпуса провести перегруппировку, снять часть войск с фронта и перебросить их для усиления обороны юго-западного побережья Рижского залива. На перегруппировку войск противник затратил трое суток. Давление германских войск на центральный участок обороны Риги прекратилось после произведенной перегруппировки. Предположительно, закрыть брешь, образовавшуюся на прибрежном участке фронта, было приказано наиболее боеспособным частям ХХ корпуса, которые прежде вели наступление на Ригу.
  Следует отметить особо, что германский флот в период проведения нашей десантной операции в районе мыса Доменес не проявлял активности. Это подтверждается данными радиоперехвата Балтийского флота.
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ТРЕВОЖНЫЕ ВЕСТИ
  
  (ноябрь-декабрь 1915)
  
  
  "Ну, что же, по крайней мере, теперь стало ясно, что начался открытый поединок двух разведок, - размышлял Илья Иванович в ожидании, когда хозяйка пансионата принесет кофе. - Хотя, конечно, говорить, что полковник Николаи вступил в противоборство с полковником Стрельцовым, было бы излишне пафосно. Все же Вальтер руководит всей военной агентурной разведкой Германии, его сфера ответственности охватывает европейские страны на Западе и в Средиземноморье, да и всю Россию от Черного до Балтийского моря. Русский Балтийский флот и его разведка, во главе которой стоит Стрельцов, для него по сути лишь маленький фрагмент огромного батального полотна. Тем не менее, чувствуется, что противник оценил наше ведомство. За полгода, прошедших с момента переезда из Петрограда в Ревель, произошло много событий, которые свидетельствуют о достижениях разведчиков-балтийцев. К ним можно отнести своевременные доклады о стратегических перебросках войск противника с Запада на Восток и обратно, крайне важную информацию о смотре кайзера в Кильской гавани, которая стала предтечей победного боя у острова Готланд, вклад разведки в срыв планов германского флота по завоеванию превосходства в Рижском заливе для помощи войскам штурмующим Ригу, сбор важных данных в прифронтовой полосе и прочее. Этого вполне достаточно, чтобы аналитики берлинского Ге-нерального Штаба определили источник опасности на Балтике. Ну, а работа германской агентуры, направленная на сбор сведений о противнике, очевидно, представила информацию о разведотделе в Ревеле. Вальтер ее получил, оценил и дал команду подчиненным - фас!".
  Неспроста у полковника родились такие мысли. Две недели назад из-за линии фронта в районе Риги возвратился агент "Норд", который изучал дислокацию германских войск на прибрежном фланге у Рижского залива и обстановку в тыловой зоне противника, ограниченной треугольником Митава-Виндава-Либава. Кроме общих задач "Норду" ставилось специальное задание контролировать деятельность агентурной пары "Дружная" в Виндаве и подтвердить, что взрыв, который она готовила, произошел именно под железнодорожным мостом, разрушив его первый пролет с деревянными сваями.
  "Норд" со свойственной латышам скрупулезностью выполнил все, что от него требовалось. Сбор сведений в оперативном тылу врага провел уверенно и решительно. Разведотдел Балтфлота предполагал, что "Норд" именно так и будет работать, ведь он родился и вырос в тех местах, где те-перь хозяйничали германские оккупанты и где он вел против них тайную войну. Надежды оправдались. Агент подготовил подробный доклад о результатах разведки, в котором сообщил об изменениях в расположении частей 9-й армии противника, которые ее командующий генерал Шольц произвел после решительного удара балтийских моряков-десантников по тыловым порядкам ХХ корпуса. Генерал Шольц вынужден был ослабить группировку, атаковавшую Ригу, и усилить свой прибрежный фланг, чтобы обезопасить армию от новых десантных операций Балтийского флота. По данным, добытым агентом "Норд", можно было сделать обоснованный вывод о том, что противник прекращает наступательные действия и переходит к обороне.
  Не менее ценным результатом деятельности "Норда" в районе раз-ведки стало его сообщение о том, что диверсия на железнодорожном мосту возле Виндавы не достигла цели. Мощный взрыв был произведен не под первым пролетом с деревянными сваями, а немного в стороне от моста. Ущерб мосту причинен не был, хотя немецкие саперы на два часа перекрыли мост для движения составов и проверяли его состояние. Этот момент доклада особенно заинтересовал Стрельцова, и полковник потребовал уточнить место взрыва, а также выяснить вопрос о том, случайно или преднамеренно подрывники не смогли повредить мост. "Норд" сообщил, что случайности быть не могло. Подрывники намеренно заложили динамит в овраге на расстоянии пятьдесят метров от моста, который почти не охранялся противником. Издалека могло показаться, что взорвался именно мост, и действия саперов были направлены на то, чтобы подтвердить это. Однако "Норду", благодаря знанию местности, удалось подобраться близко к месту диверсии, поэтому он видел в деталях, что там произошло.
  Полковник Стрельцов и мичман Тихонов пришли к однозначному мнению, что агентурная пара "Дружная" начала вести двойную игру, а взрыв у моста, который они должны были устроить самостоятельно, подготовили германские саперы по указанию офицеров разведки противника, чтобы отвести подозрение от агентов-двойников. Стрельцов официально доложил в Гельсингфорс контр-адмиралу Непенину и начальнику штаба флота вице-адмиралу Керберу о том, что обоснованно подозревает агентурную пару "Дружная" в предательстве и сотрудничестве с германской разведкой. В ответ пришло указание передать пару "Дружная" на связь контрразведчикам для проведения дальнейшего расследования их деятельности.
  Подтверждение мысли о том, что агенты стали двурушниками, новостью для Ильи Ивановича не являлось, но само по себе сообщение это было тревожным. Враг стоял рядом, можно сказать, дышал в затылок.
   Но еще большим огорчением оказалось неожиданное письмо из Стокгольма от Альбины Голубевой.
  Оно, как и прежде, было отправлено через Петроград и попало в руки Стрельцова в большом конверте со штампом Генерального Штаба. Внутренний маленький конверт, подписанный ровным красивым почерком Альбины, заключал в себе небольшой листочек с текстом, который заставил разведчика глубоко задуматься.
  
  "Милостивый государь, Илья Иванович!
  Решила обратиться к Вам с необычным вопросом. Долго раздумывала над тем, стоит или нет беспокоить Вас своими переживаниями, тем более что они в итоге могут оказаться попросту вздором. Однако же мне ведь не у кого более и спросить совета в столь странном деле. Поэтому все-таки я взялась за письмо к Вам, Илья Иванович. Пусть даже Вы и отчитаете меня за то, что я отрываю у Вас время на всякие глупости.
  Итак, должна поведать, что уже вторую неделю чувствую, что за мной в Стокгольме следят. Памятуя о Ваших инструкциях, как внимательно и осторожно должен вести себя посольский работник в недружелюбной стране, я действительно обнаружила за собой слежку в те моменты, когда одна выходила одна из здания посольства и направлялась в город по тем или иным вопросам. В первый раз решила, что ошибаюсь, ничего такого на самом деле нет. Второй раз, когда обнаружила, очень расстроилась и подумала, может у меня мания преследования, паранойя, разыгралась на нервной почве? Но потом взяла себя в руки и даже сумела определить, что собой представляет тот тип, который пытается выяснить, куда я хожу.
  Это молодой человек примерно моего возраста, скандинавской внешности, довольно скромно одетый. Не знаю, может мне самому подойти к нему и выяснить, что ему от меня нужно?
  Что мне делать? Илья Иванович, подскажите! Вся надежда на Вас.
  Было бы прекрасно, если бы Вы смогли приехать.
  С наилучшими пожеланиями здоровья и успехов Вам, мой друг,
  Альбина Голубева.
  Октября 29 дня сего 1915 года. Стокгольм".
  
  Стрельцов, прочитав письмо, встревожился не на шутку, чего с ним давно не случалось. За себя он никогда не волновался, так как был уверен в своих силах. Но сейчас, скорее всего из-за его неосторожности, под угрозой находится безопасность, а может и жизнь другого человека, который для него дорог. Как помочь Альбине избежать беды? Кто может за ней следить, шведы или немцы? Quo prodis? - Кому это выгодно?
  Или какой промах допустил он, встречаясь с Голубевой в мае сего года? Разведчик постарался успокоиться и словно кинематографическую пленку кадр за кадром прокрутил все события, которые произошли с ним в Стокгольме. Прокрутил и проанализировал.
  Стоп! Никакого промаха не было, потому что после той встречи слежку за Альбиной не устанавливали. Она началась лишь спустя полгода. Значит, вопрос не в нем, вопрос только в Альбине. Что же она могла такого натворить, что за ней послали "топтуна"? В этом можно разобраться лишь на месте, в Стокгольме. Следовательно, надо собираться в командировку и срочно ехать в Швецию.
  А, может, это его хотят таким способом завлечь в Швецию, если это на самом деле происки полковника Вальтера Николаи? На "живца" надеетесь поймать русского агентурного офицера, гершафтен? Интересно, как вам это удастся... Ехать все равно надо, там посмотрим, кто кого.
  Ситуация с письмом и породила размышления о том, что начался его открытый поединок с Вальтером.
  В Стокгольм он отправил тщательные инструкции для Альбины, придерживаясь которых, она могла бы избежать опасности. Это - первое. Второе - надо готовиться к командировке, доказывать необходимость поездки начальству в Гельсингфорсе, вызывать "Фридриха" в Стокгольм, решать с Анташевым вопросы контрразведывательного обеспечения в пути из Финляндии в Швецию и обратно. Все нужно делать срочно.
  
  В случившемся сумбуре мыслей и намерений Стрельцову захотелось немного отключиться от одолевших проблем, и он с охотой согласился на неожиданное предложение Кристины встретиться у нее дома. Они время от времени виделись, тайные свидания стали неким ритуалом по форме, а по содержанию - глотком хмельного вина в пору сухого закона. Встречались всегда у него в пансионате, поэтому идея встретиться в квартире супругов Тамм озадачила полковника, но не смутила. "Что же, Кристина меня с мужем подружить надумала? Вряд ли, она дама осторожная, наверное, Феликс уехал. Раз приглашает - надо идти", - решил он.
  Полковник не раз проходил по улице мимо двухэтажного дома, весь верх которого занимала квартира четы Тамм. Но для него до сегодняшнего дня встречаться у Кристины было табу. Собственная осмотрительность и опасение компрометации близкой ему женщины заставляла держаться подальше от ее домашнего гнездышка.
  "Нет таких правил, из которых не было бы исключений", - подумал Илья Иванович и решительно нажал кнопку электрического звонка.
  Молодая горничная с вежливой улыбкой на губах и откровенным любопытством в глазах приняла у гостя пальто, шляпу, трость и проводила в гостиную, где хозяйка, закутавшаяся в кружевную шаль из белой шерсти, сидела в удобном кресле-качалке. Стрельцов широко по-русски раскрыл объятия, опустился подле Кристины на колено, но быстро встал и расцеловал ее, обнимая за плечи. Даме пришлась по душе пылкость, и она взглянула благосклонно. Кавалер, не желая изображать пажа, хозяйским взглядом осмотрелся и кивком сторону ушедшей горничной спросил одними глазами: "Как она, надежна?". Кристина продолжила общение на языке жестов и успокаивающе махнула рукой: "Не думай! Тебя это не касается!". Потом встала и порывисто обняла Стрельцова за шею, как обычно делала при встречах и расставаниях. В тот же миг крепкие мужские руки подхватили ее и закружили по комнате среди диванов, кресел и столиков. Кристина от души рассмеялась и взмолилась:
  - Отпусти, милый! Сейчас собьем какую-нибудь вазу или зеркало, а шум нам не нужен...
  Обретя под ногами паркетную твердь, торжественно произнесла:
  - Прошу почтить вниманием и осмотреть апартаменты. Сейчас мы в гостиной.
  Илья Иванович уже успел заметить, что хозяева придерживались в оформлении интерьера германско-шведского югендстиля, напоминавшего о царившем в России стиле модерн. Покойные диваны у противоположных стен, обитые бежевым бархатом, располагали к отдыху. Ближе к окнам в нише полукруглого эркера ждал гостей овальный стол, окруженный стульями с тем же бежевым бархатом. Ножки стульев представляли собой перевитые виноградные лозы. Лозы грациозно поддерживали и низенькие столики в центре комнаты. Вообще свободного места почти не оставалось: повсюду стояли восточные вазы, копии античных статуй и даже мольберт с незаконченным летним пейзажем. Один из углов гостиной был отгорожен полузакрытой китайской ширмой, за которой прятался ломберный столик с четырьмя легкими креслами. Вместо карточных колод на столике обнаружилась шахматная доска с расставленными фигурами.
  - Слева дверь в рабочий кабинет мужа. Хочешь взглянуть? - игриво вопросила хозяйка.
  - Боже упаси! - с поддельным испугом на ушко ей прошептал гость.
  - Тогда пойдем в правую дверь - на мою половину.
  - Ведите, мадам!
  Они вошли в изящно обставленный дамский кабинет или комнату, где женщина проводила большее время дня. Стены и мебель будуара были оформлены бирюзовым цветом - в тон прекрасных глаз Кристины.
  Главной достопримечательностью служило большое настенное зеркало в округлой раме XVIII века, выполненной из серебра с декором в виде гроздей винограда. "Там - лоза, а здесь уже грозди. Плоды быстро зреют", - пришла в голову Стрельцова ироничная мысль. Однако зеркало его впечатлило - подлинное сокровище. На другой стене висела выразительная картина модного моравского художника Альфонса Мухи с изображением женщины, легкий наряд которой разлетался под порывом ветра. Еще одну стену занимал объемистый платяной шкаф, органично вписывавшийся в интерьер. Пространство между стенами оказалось заполнено креслами, банкетками, скамеечками для ног, в неком хаосе расставленными вокруг прекрасного круглого столика из карельской березы, единственная ножка которого изображала расходящиеся кверху струи фонтана. Несмотря на кажущийся беспорядок, каждая вещь занимала место, предназначенное именно для нее.
  - Здесь я обычно принимаю подружек, - объяснила Кристина, обводя рукой пространство комнаты.
  - Я им завидую. Очень милая обстановка, - с улыбкой ответил Илья Иванович.
  - Уверена, тебе больше понравится в следующей комнате, - улыбкой на улыбку откликнулась она и подошла к двери, верхний проем которой был оформлен овальным цветным витражом.
  Наклонив голову и не глядя по сторонам, Кристина прошла в спальню и замерла, развернувшись так, что за ее спиной оказалась широкая кровать. Стрельцов подошел к ней и горячо поцеловал в губы.
  Она, стремясь остановить его, взмахнула руками, высвободилась и попыталась промолвить нечто-то вроде:
  - Но там дальше еще столовая...
  - На сегодня, пожалуй, хватит экскурсий, - ответил он и крепко об-нял женщину.
  
  Все, что происходило потом в той комнате, где широкая кровать занимала почти все пространство, совершенно отличалось от их предыдущих свиданий. У Стрельцова изначально было несколько превратное представление о том, как будет вести Кристина в собственном доме. Он предполагал, что присутствие мужчины в закрытом дамском мирке, где он был фигурой более чем экзотической, определенным образом стеснит женщину. Его мощный аналитический разум, настроенный на оценку сложных военных и политических коллизий, в данной житейской ситуации дал сбой. На самом деле хозяйка испытывала заметный душевный подъем, потому что на своей территории чувствовала гораздо увереннее, чем где-то в незнакомом месте. Каждый ее царственно выразительный жест должен был показывать гостю благосклонность и высокую цену сделанного выбора.
  Те ласки, которые она ему дарила, было сложно сравнить с чем-то пережитым прежде. Долгая и темная ноябрьская ночь стала неповторимой для обоих. Утомленные, они заснули лишь тогда, когда часы с боем отзвонили наверняка больше, чем четыре или пять раз.
  
  Утра не было, сразу наступил день. Теперь уж Стрельцову пришла пора встать с постели и бродить по комнатам, закутавшись в белую простыню. Кристину, одетую в кружевной пеньюар, он обнаружил в гостиной, где она, как вчера, сидела в кресле-качалке. Удивительно, но в ее руке была дымящаяся длинная тонкая папироса в мундштуке. Ему и в голову не приходило, что она курит. Впрочем, Кристина мгновенно погасила папиросу и сказала:
  - Садись, милый, я принесу тебе кофе.
  Улыбаясь и поглядывая друг на друга, они молча пригубливали из китайских чашечек и наслаждались пробуждающейся бодростью. Стрельцов совершенно не был настроен на разговоры и безо всяких мыслей сидел на диване. И вдруг до него стал доходить смысл того, что говорила ему Кристина.
  - Феликс нынешним летом зачастил с поездками в Финляндию. Прежде у него там интересов не имелось. Как женщина я подумала было, не завел ли муженек себе пассию в северных краях. Но прекрасно изучив его за годы, прожитые совместно, я все же отмела это предположение. Чувственности в нем нет ни на йоту. Я поняла, что поездки были сугубо деловыми. А недавно он сообщил мне причину своих долгих отлучек. Милый, да ведь ты меня не слушаешь?
  - Нет-нет, Кристиночка! Я внимаю тебе с интересом.
  - Хорошо. Оказалось, что Феликс решил сменить амплуа. В марте будущего года заканчивается срок его выборной должности в городском совете Ревеля, и больше он не хочет выставлять свою кандидатуру на выборы. Теперь он намерен стать лесопромышленником, поэтому купил в финском городе Тампере завод, который, по его словам, приносит хорошие барыши.
  - А почему же ему не нравится работа в городском совете?
  - Скажу честно. Феликс не раз говорил мне, что война рано или поздно докатится до нашего города. Немцы вот-вот возьмут Ригу, а потом подойдет и очередь Ревеля. Жизнь в оккупации его не устраивает, поэтому он решил опередить события. Он был членом городского совета два срока, то есть почти десять лет, поэтому рассчитывает спокойно уйти от муниципальной деятельности и заняться прибыльным делом.
  - И как же ты на это смотришь?
  - Как смотрю? Сложно мне сейчас решить все однозначно. Феликс сказал, что мы будем переезжать будущей весной из Ревеля в Тампере. Его решение повергло меня в крайнее расстройство. Мне не хочется уезжать отсюда, оставлять эту квартиру, привычный уклад жизни и все, что мне дорого здесь. Начинать жизнь на новом месте, где я никого не знаю, где все чужое. С переездом разрушится весь мой мир. Мне сложно на это решиться... Может быть, ты что-нибудь посоветуешь?
  Голос ее дрогнул.
  Кристина встала, медленно пошла к окну и сделала вид, будто смотрит в него. Она стояла спиной к Стрельцову, и ему показалось, что она плачет. Илья Иванович понимал, что прекрасная и, по сути, одинокая женщина ждет от него слов поддержки, а главное - дела. Но он молчал.
  Чем он может ей помочь, что он может ей дать? Ведь он даже не принадлежит самому себе. Разве может он предложить связать их судьбы, если офицер сегодня здесь, а завтра Бог знает где. На днях ему надо ехать во враждебную страну, где с разведчиком может случиться всякое. Конечно, он полагает, что благополучно возвратится в Ревель, но дальше-то его судьбу все равно будет решать война. Снова вызовы в штаб, морские походы, снова бои... Сколько продлится война, что будет после нее? Нет, он не может посоветовать Кристине пойти на разрыв с мужем. С ним, со Стрельцовым, этой женщине, которая за полгода стала дорогой и близкой, будет еще тяжелее. А вдруг она вообще останется одна? На войне всякое может быть.
  Кристина продолжала молча стоять у окна. Он подошел к ней и нежно обнял. Потом тихо сказал:
  - Я просто не имею права давать тебе советы в таком деле. Пойми меня правильно.
  - Понимаю, - откликнулась она, повернулась и грустно посмотрела ему в глаза.
  
  Этот момент Стрельцов переживал мучительно. Но изменить что-то было не в его силах. Чтобы забыться, уйти от тяжелых мыслей, он поехал на работу, в свой кабинет. Но и там, среди бесчисленных дел и забот его не покидало горькое ощущение неизбежной потери.
  Как известно, лечит только время. Через несколько дней Илья Иванович уехал в Гельсингфорс и начал подготовку к командировке в Стокгольм для проведения очередной встречи с агентом "Фридрих" и прояснения странной ситуации, которая сложилась у Альбины Голубевой.
  Правильно в свое время сказал в разговоре с ним контр-адмирал Непенин, о том, что командующий флотом Канин - не Эссен, увы. Николай Оттович лично принимал участие в подготовке прошлой командировки в Стокгольм, давал советы своему подчиненному офицеру, как лучше добраться в нейтральную Швецию, как безопаснее возвратиться со встречи в Россию. Нынешний комфлот и не допускал до своей высокой персоны начальника разведки, предпочитая общаться через Непенина.
  Василий Александрович Канин, по свидетельству Непенина, очень удивился, когда узнал, что полковнику Стрельцову необходимо выехать в Швецию в секретную служебную командировку. Адриану Ивановичу при-шлось подробно объяснять вице-адмиралу причины такой поездки и то, почему же агента "Фридриха" из Германии нельзя вызвать на встречу в Россию. Затем Канин заинтересовался, сколько же денег из казны потребуется Стрельцову на командировку. Узнав цифру, командующий царственно махнул рукой и сказал:
  - Ну, это не очень много. Бог с ним, пускай едет, коли ему так надо.
  На этом разговор о командировке в кабинете комфлота был окончен. Опытный Непенин тщательно проинструктировал подчиненного и отпустил его в Петроград, чтобы там с офицером военной контрразведки Анташевым проработать маршруты выезда в Стокгольм и возвращения в Россию.
  
  Темная маслянистая невская вода на вид казалась теплой на фоне заиндевевших на морозе гранитных берегов Английской набережной, которые просто дышали стужей. Декабрьский Петроград встретил Стрельцова морозом, сильным ветром и снежной поземкой, вихрем летевшей со стороны Невской губы по набережным и по трем "прешпективам" - Невскому, Гороховой и Вознесенскому, расходившимися прямыми лучами от Адмиралтейства. Надвинув фуражку поглубже, чтобы хоть как-то защититься от непогоды, полковник искал глазами извозчика, и сел в коляску лишь у Дворцового моста. Когда удалось перевести дух и растереть застывшие уши, он по-доброму вспомнил свою форму одежды из "прошлой" жизни, где частью зимней офицерской амуниции являлся теплый башлык и каракулевая папаха. Вот было тепло! Моряки, увы, такой роскоши лишены. Приходится мерзнуть.
  Извозчик быстро привез его к дому на Садовой, Стрельцов сошел и с удивлением обнаружил, что в окнах квартиры не горит свет. "Странно, я заранее отправил дочке письмо, в котором сообщил дату приезда", - думал он, поднимаясь по лестнице. Заглянул по привычке в почтовый ящик, а там лежала частичная разгадка: нераспечатанный конверт, который был отправлен из Ревеля.
  В квартире полковник по многим признаком понял, что Маши не было недели две: в цветочных горшках от сухости растрескалась земля, на поверхности мебели в гостиной лежал слой пыли, листки календаря не переворачивались с двадцатых чисел ноября. Илья Иванович разделся и как в прошлый приезд отправился по-хозяйски осматривать квартиру. В июле у него было впечатление, будто он только-только уехал. Все вещи привычно стояли на тех местах, где он их оставлял, в чернильнице на рабочем столе даже не высохли чернила.
  Сегодня его поразила пустота в доме. Дочка покрыла мебель во всех комнатах простынями и свернула ковры. "Резонно, иначе все пропылится", - машинально отметил отец. Пустота была такой, что звуки его шагов по паркету эхом разносились по всем помещениям. Никто не мог бы предсказать, когда здесь все снова наполнится жизнью. Жилой комнатой осталась лишь гостиная, где на диване Маша спала, а за столом чаевничала, когда бывала дома. Илья Иванович решил ничего не менять, принес свой домашний халат, расположился ночевать на том же диване в гостиной, и укрылся халатом как шинелью.
  - Завтра зайду в госпиталь, узнаю, что с Марией, - пробормотал он и заснул.
  Ранним утром, когда за окнами еще царствовала зимняя ночная те-мень, Стрельцов выпил чаю с остатками снеди, прихваченной из Ревеля в дорогу на всякий случай, и вышел на улицу.
  Он рассчитывал, как обычно, быстрым шагом за двадцать минут дойти до госпиталя, но морозец погнал его на остановку, куда катил по Садовой попутный тренькающий трамвай. Пассажиров было не очень много, все сидели с угрюмым видом, никто не разговаривал, как это бывало в вагонах в мирное время. В основном люди дремали. Внешний вид их поражал бедностью. Не только женщины, но и мужчины поверх пальто, шубеек и кацавеек были для тепла перевязаны серыми бабьими шерстяными платками. Илья Иванович отвернулся к окну, чтобы не показаться праздным зевакой. В замерзшем окне пальцем и дыханием он сделал щелку для обзора и следил за дорогой. Сошел на следующей за Невским проспектом остановке и вскоре оказался у дверей госпиталя.
   Вопрос его прояснился неожиданно быстро. Дежурный врач госпиталя сообщил полковнику, что старшая хирургическая сестра милосердия Мария Ильинична Стрельцова откомандирована в распоряжение начальника одного из санитарных поездов, которые сейчас, в период затишья на фронтах, интенсивно вывозят тяжелых раненых из полевых госпиталей вглубь России. Срок ее возвращения в Петроград, к сожалению, никто не может предсказать. Не раньше, чем санитарные поезда освободят госпиталя во фронтовой зоне.
  В задумчивости Илья Иванович вышел на Садовую и увидел на противоположной стороне улицы большую толпу людей. Присмотревшись, он понял, что это - очередь людей, спозаранку ожидающих открытия булочной. Стоять на таком морозе им придется еще часа два. Разведчик получил наглядную иллюстрацию известного ему факта нехватки продовольствия в столице, которая ощущается уже два месяца. С горечью он вновь убедился, насколько был прав в июне 14-го, когда в разговоре со своим соседом ротмистром Кавалергардского полка Вяземским прогнозировал, что в ходе войны в России сложится именно такая ситуация. Плюнув с досады Стрельцов заспешил на встречу с Анташевым.
  Ротмистр, одетый в бекешу, меховую шапку и сапоги, явно не страдал от холода, ожидая полковника в назначенном месте возле здания гауптвахты на Сенной площади. Они на ходу поздоровались и быстро пошли, подгоняемые обжигающим декабрьским ветром. Идти пришлось недалеко: свернув с площади в один из маленьких переулков, офицеры оказались перед входом в убогое питейное заведение под вывеской "Трактиръ". Илья Иванович с ироничной улыбкой вопросительно взглянул на спутника. Но тот сделал рукой жест "Будьте спокойны, все в порядке" и вошел в помещение. В нос ударили запахи подгоревшего лука, уксуса и еще чего-то мало аппетитного, из слабо освещенного зала слышались крики подвыпивших людей. Но Анташев повернул в сторону и прошел по длинному коридору, придерживая Стрельцова под руку. В конце коридора он толкнул неприметную дверь, и гости оказались в небольшом зале.
  Здесь оказалось светло, кругом стояла дорогая мебель - диваны, кресла, столы - все было предназначено для почтенной публики. Вслед за ними вошел хозяин:
  - Рад вас видеть, господа! Прошу располагаться, стол для вас накроют быстро.
  Друзья начали избавляться от зимних одежд, а Анташев, когда дверь за хозяином закрылась, сообщил:
  - В этой комнате раньше играли по-крупному. За ночь кутилы из числа промышленников проигрывали за карточными столами патронные заводы, фабрики по пошиву военной формы, столичные магазины и прочая. Полиция по нашему указанию прикрыла этот вертеп, арестовав кое-кого из гостей. Прежнего хозяина трактира мы заменили на своего. Теперь здесь милое место, где можно спокойно встретиться с другом или решить деловые вопросы. Так что мы имеем шанс в тихой обстановке поговорить о наших делах.
  - Это приятно, - заметил Илья Иванович, неторопливо усаживаясь за стол.
  - Вас сегодня просто не узнать, Илья Иванович! Борода, усы, бритая наголо голова... Совершенно точно, что это не облик известного мне полковника Генерального Штаба...
  - Вот и замечательно, Миша! Дальше от Стрельцова - ближе к шведскому подданному Улофу Нильссону, под чьими документами я на сей раз еду в Стокгольм. Я, было, хотел готовить сам документы, но мне сообщили, что в одном из финских местечек неподалеку от города Кеми сидит под арестом швед. Он - железнодорожный мастер, приехал по делам в Финляндию, где запил, как сапожник. В пьяном виде подрался, поколотил нескольких рабочих, финского мастера и вдобавок разбил сопатку полицейскому, который пришел утихомирить буяна. Поклонника Бахуса препроводили-таки в кутузку, где он теперь ждет суда. А я решил по подлинному паспорту Нильссона прокатиться до Стокгольма и обратно. Теперь хочу, ротмистр, обсудить с вами детали выезда на территорию Швеции и возвращения обратно. Приоритет один - не попасть в поле зрения германской агентуры, которая "пасет" публику на пограничных станциях железной дороги с целью выявления наших разведывательных устремлений.
  - Илья Иванович, у нас все подготовлено, как мы договаривались. Вы садитесь в поезд в Кеми и следуете до границы, далее по Швеции вас будет прикрывать наш человек. Билет вам нужно брать не до Стокгольма, а до городка Лулео. Там выйдете и на санях уедете вглубь Швеции. В Стокгольм попадете поездом из центральной части страны, а не по дороге Финляндия-Швеция. Назад после завершения операции вам следует возвращаться таким же маршрутом. Но после пересечения государственной границы вам можно будет ехать уже не до Кеми, а до Гельсингфорса. Наши люди присмотрят за теми, кто будет проявлять повышенный интерес к вашей персоне.
  - Спасибо за заботу. С железной дорогой мне теперь все ясно. Осталось только в Стокгольме решить все запланированные вопросы.
  - Вах, как хорошо, дорогой Илья-джан, что первая часть наших переговоров закончилась! Прежде чем заговорить снова о делах, давайте все же покушаем, что Бог послал. Любые переговоры легче идут, когда стол накрыт красиво, когда блюда такие вкусные, что можно их проглотить с собственными пальцами. А под доброе угощение и выпить не грех, не так ли?
  Стрельцов с улыбкой смотрел на друга. Он давно знал, что перечить ему в такой момент или пытаться внести свои коррективы, дело совершенно бесполезное. За столом Анташеву не было равных!
  Ротмистр несколько раз дернул за кисточку звонка возле стола, и из-за двери вышел официант с большим подносом, на котором теснились блюда. Главным среди них был запеченный целиком осетр.
  - Я решил сегодня заказать осетра по-царски. Нечасто встречаемся. А запьем его содержимым этой фляги. Здесь прекрасная гранатовая водка, которую мне недавно прислали родственники из Еревана. Кстати, "коньячный король" Шустов открыл там свой завод, может когда-то из этого будет толк, ведь он знает, где брать лучшую продукцию.
   - Осетринки я, считай, с довоенных времен не пробовал. Ай, да Миша, ай да молодец! - нахваливал Илья Иванович друга, воздавая должное угощению. - По-царски! Вот уж точно по-царски!
   Вид у Анташева был совершенно счастливый. Когда обед подходил к концу, он заказал кофе и с наслаждением закурил, спросив разрешения у старшего товарища.
  За кофе он сказал:
  - Илья Иванович, полагаю, что вы намерены расспросить меня о дальнейшей судьбе вашей агентурной пары "Дружная". Вижу, что угадал. У нас состоялось служебное совещание по единственному вопросу, каким образом следует теперь поступить с контрабандистами-двойниками. Долго судили-рядили, и пришли к решению использовать их в дальнейшей оперативной игре с германской разведкой. Оттого, что их втихую осудят и повесят, проку-то мало будет. А использовать предателей для того, чтобы противника целенаправленной дезинформацией наводить на ошибочные и даже губительные шаги, в этом может сложиться хороший результат игры. Только все, что с ними, с "Дружной парочкой" связано должно быть продумано до мелочей. Вплоть до того, что задачи им перед новой заброской вновь придется ставить вам или Тихонову, чтобы не удивлять их сменой оперативного руководителя. Они сейчас у германцев на хорошем счету, поэтому будем готовить серьезную операцию так обстоятельно, чтобы им безоговорочно поверили. А пока пускай отдыхают.
  
  В следующий вечер Стрельцов уехал из Петрограда поездом в Гельсингфорс, чтобы далее отправиться в Швецию.
  Северные районы Скандинавии, как в Финляндии, так и в Швеции, остались в его памяти сильным морозом и обилием снега. Сквозь стекло вагонного окошка Илье Ивановичу была видна только белизна: белые сугробы, белые деревья под шапками снега, заиндевелые и заваленные снегом домики. А над белым безмолвием низко опустилось белое небо. На пограничной станции широкая российская колея, проложенная в Финляндии, сменилась европейской. Пассажиры, ежась от мороза, перешли со своим дорожным скарбом в маленькие вагончики, которые выстроились за крохотным, словно игрушечным, паровозиком. Всё, окружавшее полковника, казалось сонным и тихим, никак не создававшим впечатления того, что кругом идет война. Невидимая, тайная, но столь же жестокая и кровожадная, как противоборство на поле брани.
  Стрельцов был напряжен и внимателен, словно хищный зверь, отправившийся за добычей. Он тщательно фиксировал и анализировал детали обстановки, откладывал в запасники памяти мелькавшие лица. Ему показалось, что он выявил человека, который по заданию русской контрразведки занимался его охраной. Уточнять не стал - это не его задача, не стоит тратить на нее время и силы. Ничего подозрительного в поездке не заметил, кроме одного: на нашей стороне границы на глаза ему попались двое финских крестьян, закутавших лица от мороза шарфами. Они с безразличным видом сидели в санях, но как-то слишком долго провожали взглядами всех пассажиров, выезжавших в Швецию. Кто это люди и чьи они, разберемся позже, решил разведчик.
  Путь до Стокгольма Илья Иванович проделал в соответствии с указаниями, полученными в Петрограде от Анташева. Получилось долго, неудобно, но безопасно. На всех этапах поездки он старался держаться в кампании таких же бородатых и усатых, как он, шведов и их массивных жен, закутанных в зимние одежды. Мужчины усердно и молча дымили трубками, а женщины степенно обсуждали единственную тему о подарках близким на Рождество. Выслушав планы очередной семьи, Стрельцов вдруг к стыду своему вспомнил, что европейское Рождество наступит уже через несколько дней! Вот это новость, о ней в суете подготовки к командировке как-то не появлялось и мысли.
  Стокгольм жил предстоящим празднеством. В окнах домов светились пирамидки свечей, на площадях шумели ярмарочные балаганы, где предлагались подарки на любые вкусы, от изысканных до самых грубых. Илья Иванович набрал несколько кульков, и увешанный подарками объявился в гостинице в полном соответствии с подобранной легендой провинциала, приехавшего в столицу по делам. В суете подготовки к празднику на гостя никто не обращал внимания, что для него и требовалось. После дальней дороги он хорошо отдохнул и принялся за решение главных задач.
  
  Утром после приезда Стрельцов, соблюдая требования конспирации и меры безопасности, позвонил в посольство и пригласил Альбину Голубеву на встречу в Национальный музей Швеции. Девушка явно обрадовалась приезду старшего друга и советчика и согласилась придти туда, где он будет ждать. В музее Стрельцов оказался раньше и, прогуливаясь по круглому залу с колоннадой, где стояли скульптуры французских мастеров конца XVIII века, наблюдал, как Альбина вошла в здание и стала искать его глазами среди посетителей. Он незаметно подошел к ней со спины и негромко, но отчетливо сказал:
  - Альбина, не оглядывайтесь. Это - я. Вам сразу меня узнать не удастся, потому что ваш покорный слуга загримирован, словно театральный актер. Сейчас я встану рядом, и вы спокойно сможете рассмотреть и убедиться, что на встречу к вам на самом деле вышел Стрельцов собственной персоной.
  Девушка действительно не шелохнулась до тех пор, пока Илья Ива-нович не встал около нее таким образом, чтобы она могла разглядеть его поближе. Помолчав, девушка весело сообщила:
  - Ну, Илья Иванович, какой там театральный артист! Вы - просто гений перевоплощения! Ни за что бы не узнала вас, если бы не признались. Ну, повеселили ...
  -Великолепное признание, весьма польщен. Однако, здравствуйте, душа моя! Сердечно рад вновь видеть вас в добром здравии и, похоже, даже в хорошем расположении духа. Не правда ли?
  - Действительно, вас не проведешь. Здравствуйте, друг мой, Илья Иванович! Простите девчонку капризную за то, что переполошила вас и вынудила приехать сюда за тридевять земель. В нашей сегодняшней обстановке такая поездка дорогого стоит, я понимаю. Это не в Красное Село из Петрограда прокатиться.
  Стрельцов жестом остановил ее и высказал просьбу изложить по порядку все, случившееся в последнее время. Посетителей в музее было немного, что позволяло неторопливо ходить по залам, тихо переговариваясь и останавливаясь у картин или скульптур. Девушка начала свое повествование несколько сумбурно, но постепенно взяла себя в руки и продолжила рассказ во всех подробностях.
  - После того как я, испуганная тем, что нахожусь на улицах Сток-гольма под чьим-то присмотром, отправила вам приснопамятное письмо, прошло буквально несколько дней. И вдруг мой тайный преследователь сам выходит "из тени", церемонно представляется мне и дарит белую розу как символ вечной любви. В первый момент я опешила от такого выражения чувств. В Скандинавии живем ведь, а не в Вероне... Захотелось в ответ его сумочкой по голове ударить!
  - Точно, шекспировские страсти, - в тон Голубевой вставил Стрельцов.
  - Да, было острое желание наподдать ему, как следует, чтоб знал, как себя вести с порядочной девушкой. Но передо мной стоял настоящий скальд из древних скандинавских саг, да такой пригожий, что проучить его сумочкой как-то расхотелось. Он сообщил мне, что зовут его Антти, родом он из Гельсингфорса, в Стокгольме учится на доктора и после учебы вернется в Финляндию. Ему двадцать семь лет. Антти видел меня на посольском приеме и месяц ходил за мной, мечтая познакомиться. Представляете, Илья Иванович, ему даже невдомек было, что я быстро раскрыла его слежку и очень расстроилась из-за произошедшего. Узнав, он покраснел, словно девица, и начал бормотать слова извинения.
  - Дальше-то что было? - не очень вежливо перебил насупившийся полковник.
  - А что дальше? Потом мы стали встречаться. Душой чувствую, что он человек добрый и открытый.
  Помолчав, Альбина с ноткой раздражения добавила:
  - Да, мы встречаемся. Не каждый же день Альбине Голубевой делают предложение руки и сердца.
  - И, что же, вы его полюбили?
  - Ой, Илья Иванович, вы будто в сказке, "любишь-не любишь"... Мне в ноябре двадцать шесть исполнилось, между прочим, - как-то очень уж по-женски изложила суть проблемы Альбина.
  Стрельцов замолчал. Он, наконец, понял, что пресловутая слежка в Стокгольме за Альбиной угрожала не ей, а ему. Она обретет семью и счастье, скорее всего. А он навсегда потеряет свою надежную помощницу и талантливую ученицу. К которой относился настолько тепло, что даже при своей замкнутости позволял себе советоваться с ней по разным серьезным вопросам. Он осознал, что испытывает в этот момент нечто подобное ревности отца, у которого посторонний человек уводит из семьи любимую дочь. Но с такими чувствами ему быстро справиться не удастся. "Интересные дела, полковник", - озадаченно сказал он сам себе.
  Они уже шли из музея, Альбина тем временем продолжала рассказывать:
  - Мы с Антти решили осенью пожениться. Он к тому времени закончит учебу и получит диплом доктора. Я уже рассказала о своих планах в посольстве и думаю, что в сентябре или октябре меня отпустят со службы. Мы уедем в Гельсингфорс, где живут его родители. Отец, кстати, тоже врач. Только Антти собирается в начале своей врачебной деятельности практиковать где-то в сельской глуши. Посмотрим, как это будет выглядеть. В сельской местности я могла бы учительствовать. Финский и шведский языки у меня в полном порядке, как родной русский.
  Словно что-то вспомнив, она добавила:
  - Вот еще о чем хотела попросить вас, Илья Иванович. Мне кажется, что все должно быть в порядке, и тем не менее... Ведь я ваша послушная ученица, прошла школу тайной работы, поэтому решила проверить по вашим каналам Антти и его родню на полную благонадежность. Прошу мне помочь. С произведенной проверкой будет как-то спокойнее. К тому же она может стать своего рода благословлением с вашей стороны. Ведь я сердцем чувствую, что не по душе вам мои новости.
  Тут уж Илья Иванович вынужден был искренне рассмеяться, на-столько мудрым и зрелым показался ему этот шаг Альбины. Он взял из ее рук листок бумаги, исписанный знакомым аккуратным почерком, притянул за плечи и по-доброму, благословляя, троекратно расцеловал ее в щеки.
  Альбина спокойно улыбнулась, сделала пару шагов назад и дружески помахала ладонью на прощание.
  Стрельцов неподвижно стоял на улице, глядя, как удаляется и растворяется в морозном воздухе яркое пятно огненноволосой прически Альбины.
  
  Через два дня подошло время встречаться с агентом "Фридрих". Илья Иванович старался строить ровные деловые отношения со всеми своими агентами. Но в глубине души как живой человек он, безусловно, по-разному относился к тому или иному помощнику. Кто-то в силу своих личных качеств и манеры общения не вызывал у него симпатий, а с кем-то, наоборот, ему было приятно работать, видеться и разговаривать. К числу последних как раз и относился агент "Фридрих".
  В разведке, впрочем, так же как и в контрразведке, об офицерах-операторах, офицерах-вербовщиках, всегда известно гораздо больше, чем об их секретных помощниках. Существует выражение: "Слава скаковой лошади достается жокею", - так можно охарактеризовать положение в сложившемся тандеме "руководитель - агент". Но именно агенты несут на себе основную тяжесть опасной негласной работы. Они, часто рискуя жизнью, являются добытчиками секретной информации, которую потом получает офицер, сортирует по важности и определяет уровень тех лиц из числа военного командования, а то и политического руководства государства, кому информация должна достаться. Потом направляет агента на решение новых задач. Можно сравнить деятельность офицера с деятельностью дирижера оркестра, а секретного агента - с музыкантом его коллектива.
  Собственно говоря, знакомство Стрельцова и "Фридриха" началось именно с музыки. За пять лет до начала войны они случайно встретились в столице Австро-Венгрии: получилось так, что они ехали рядом в трамвае по кольцевой линии, вместе вышли на остановке Opernring перед прекрасным зданием с колоннами и одновременно направились на спектакль в Венскую придворную оперу. В антракте увиделись в фойе, раскланялись, обменялись впечатлениями и договорились встретиться после спектакля. Вечером долго сидели в кафе, пили кофе с коньяком, говорили о музыке, о Венской опере и о замечательном спектакле, на котором случайно побывали вместе. Стрель-цов представился профессором-историком из города Лемборг, иначе, по-славянски - Львов, направляющимся через Вену в Альпы подлечить ослабленные после болезни легкие. Его новый знакомый сообщил, что он - коммивояжер из Гамбурга, а в Вену приехал по торговым делам. В разговоре он честно выразил обеспокоенность тем, что его Германия усиленно вооружается и готовится начать большую войну в Европе. Именно эта фраза и совместная любовь к серьезной музыке и послужили основой для установления дружеских, а потом и секретных отношений. Мотивом для поступления "Фридриха" на службу в разведку стало его резкое неприятие растущего прусского милитаризма. Он был настолько уверен в правоте своих действий, что в течение последующих лет тайного общения со Стрельцовым в самых сложных ситуациях из его уст ни разу не прозвучали слова сожаления о совершенном шаге.
  Очередную встречу в Стокгольме в Рождественские дни Илья Иванович назначил агенту на новом стадионе, который был построен в 1912 году к Олимпийским играм в столице Швеции. Полковник как обычно внимательно проверил все пути подхода и отхода, чтобы встреча была максимально безопасной. Расположившись на соседних сидениях в нижнем ярусе возле колонны, разведчик и агент были скрыты от посторонних взглядов, а сами могли спокойно беседовать, поскольку соседей на их ряду не было, лишь несколько зрителей сидело рядом ниже.
  - Понимаю, что нам было бы хорошо встретиться на спектакле Стокгольмской оперы, удовольствия там больше, но в театре и зрителей гораздо больше и музыка отвлекает, хотя правильнее было бы сказать, что наш разговор отвлекал бы от музыки. Поэтому придется довольствоваться созерцанием противоборства шведских спортивных команд "Упсала" и "Стокгольм" в любимой скандинавской игре "бенди". Это последний матч в уходящем 1915 году, - сказал Стрельцов "Фридриху", когда они заняли места на стадионе.
  Вместе с остальными зрителями разведчики наблюдали за идущей на ровном ледяном поле стадиона игрой молодых людей с клюшками и на коньках, в ходе которой каждая команда стремилась завладеть маленьким гуттаперчевым мячиком и забить его в ворота соперников. Когда игрокам это удавалось, на трибунах поднимался одобрительный шум. Иногда игру прерывал свисток рефери, который тоже катался по полю на коньках вместе с игроками.
  Игра не мешала встрече. "Фридрих" с немецкой пунктуальностью докладывал о количестве германских боевых кораблей, ремонтирующихся на разных судоверфях. Отдельным пунктом доклада он сообщил о строящихся кораблях и их классах. Больше всего строилось подводных лодок, производство которых было налажено на судостроительном заводе в городе Киль. Агент с гордостью показал добытый документ по военной судостроительной программе Германии. Среди других главных событий он назвал план Адмиралштаба сократить с начала 1916 года до минимума деятельность германских кораблей на Ост-зее с тем, чтобы будущей весной сосредоточить всю мощь кайзеровского флота на Норд-зее и нанести сокрушающий удар по британцам. Для русской разведки это была очень важная информация.
  Стрельцов высоко оценил качество разведывательной работы, проведенной "Фридрихом", и с удовольствием сообщил ему об этом. В тот момент, когда их взгляды пересеклись, полковник вдруг обнаружил явную тревогу в глазах собеседника.
  - Что у вас случилось? Вы мне не сообщили что-то важное? - обеспокоенно спросил Илья Иванович.
  Вместо ответа агент протянул ему немецкую газету. Это был номер "Kieler Nachrichten" за прошлую неделю, где среди прочих новостей из города Киль в разделе "Криминальная хроника" сообщалось, что полиция выявила иностранного агента - местную жительницу. Она открыла стрельбу из пистолета, когда полицейские пытались ее арестовать, ранила двух человек и застрелилась сама. В заметке сообщалось, что теперь полиция разыскивает тех лиц, с кем преступница была связана.
  - "Браун"? - кратко спросил Стрельцов.
  "Фридрих" утвердительно кивнул. Затем он подробно рассказал руководителю, какие меры предпринял, чтобы локализовать провал члена своей группы. Илья Иванович слушал и согласно кивал, потому что знал: его опытный помощник сделал все необходимое.
  - Вам нельзя сейчас возвращаться в Германию, это очень опасно, - мрачно произнес Стрельцов.
  - На мне в данный момент нет никаких подозрений, если же я сбегу - они появятся. В Германию возвращаться придется. Нельзя сейчас выходить из игры, вы должны меня понять, - ответил "Фридрих".
  - Я вас понять могу, но строгие правила нашей работы предписывают, что в любом случае вы должны минимум на полгода прекратить всякую разведывательную деятельность. Никакой связи с вашей вспомогательной агентурой! Никакой активности! В июне подадите мне сигнал по известному вам каналу связи. Я буду знать, что у вас все в порядке. Тогда решим, как вести нашу работу в дальнейшем.
  - Я искренне сожалею, что в моей группе произошел провал, который приводит к полному прекращению работы в тяжелое военное время. Очень сожалею, что принес вам такие неприятные новости.
  - Мы на войне. Жертвы неизбежны. В любом случае, призываю вас к осторожности. Вас потерять мне было бы еще тяжелее. Берегите себя! И прощайте!
  Возвращаясь в отель, полковник подумал, что Вальтер Николаи в их поединке повел в счете 2:0. Прямо-таки как в игре "бенди", которую они с "Фридрихом" смотрели на стадионе.
  
  
  
   Секретно
  
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  На 20 декабря 1915 года
  
  Разведке Балтийского флота стало известно, что после неудачной операции по прорыву в Рижский залив Берлинский Адмиралштаб отказался от активных действий крупными силами на Балтийском морском военном театре и решил ограничиться лишь оборонительными и демонстративными выходами в море, при этом, не прекращая минных постановок. Наш флот быстро прореагировал на улучшение оперативной обстановки и развернул борьбу на морских сообщениях противника. С этой целью использовались подводные лодки, надводные корабли и минное оружие.
  Выходы подводных лодок в море в течение октября-декабря 1915 года дали хорошие результаты. Были уничтожены несколько боевых кораблей, в том числе броненосный крейсер "Принц Адальберт", легкий крейсер "Ундине" и 15 германских пароходов с грузами, что подтверждается данными разведки. При атаках кораблей подводные лодки использовали торпедное оружие, стреляя одиночными залпами или залпом из 2-4 торпед, а против транспортных судов - артиллерийские орудия, одиночные торпедные залпы и подрывные патроны.
  Минные постановки на Балтике осуществлялись обеими воюющими сторонами. Германский флот выставил несколько минных банок у финских шхер и одно крупное заграждение - 340 мин - северо-западнее мыса Люзерорт. Наши корабли с наступлением периода длинных и темных ночей поздней осенью приступили к крупным минным постановкам на коммуникациях противника в центральной и южной частях Балтийского моря. Всего северо-западнее Виндавы и юго-восточнее острова Готланд было выставлено 1410 мин.
  Внезапность и скрытность явились важными факторами, обеспе-чившими успех наших минных постановок. Они достигались выходом из Финского залива и постановкой заграждений в темное время суток, приемкой мин на отдаленных рейдах, рассредоточением сил между несколькими пунктами в период подготовки, движением кораблей вне видимости берегов, выбором места встречи в стороне от путей сообщения противника, поддержанием строгой радиодисциплины, продуманным использованием маскировки.
  Благодаря постоянному слежению за перемещениями противника, появление германских кораблей своевременно обнаруживалось. Особенно большую роль в этом деле играла радиоразведка.
  Силами нашей разведки было обнаружено прибытие броненосного крейсера "Бремен" в порт Виндава. 15 декабря эсминцы "Новик", "Победитель" и "Забияка" по команде провели быструю и незаметную операцию постановки мин на выходе из порта Виндава, в 12 милях от берега. 17декабря крейсер "Бремен" в сопровождении эсминцев V-186 и V-191,вышел в море. В 17 час. 45 мин. эсминец V-191 подорвался на мине и стал погружаться в воду. Командир крейсера решил, что началась атака русских подводных лодок, и стал совершать противолодочные маневры, одновременно направив катер для спасения моряков с гибнущего эсминца. Когда катер со спасенными вернулся, и раненых стали размещать в корабельном лазарете, крейсер наскочил на мины и подорвался. Взрыв произошел в районе погреба для хранения боезапаса, который мгновенно сдетонировал. В считанные минуты корпус крейсера встал вертикально и затонул. Погибло 11 офицеров и 187 матросов с крейсера и 25 членов команды эсминца. Выживших после взрыва спас второй эсминец сопровождения.
  Кроме этих потерь, на выставленных минах получили тяжелые по-вреждения крейсера "Данциг" и "Любек", один эсминец и несколько вспомогательных судов.
  Следует отметить, что наш Балтийский флот, использовавший все наличные силы разведки, в полной мере выполнил поставленные задачи:
  1. Не допустил противника в Финский и Ботнический заливы.
  2. Не позволил германскому флоту, прорвавшемуся в Рижский залив, остаться там и установить господство.
  3. Помог своей огневой поддержкой войскам 12-й армии предотвратить захват немцами Риги и стабилизировать фронт на прибрежном участке.
  4. Активными действиями на морских сообщениях осенью сего года заставил неприятельское командование отказаться от проведения даже демонстративных операций и направить все усилия своего флота на защиту важных для Германии коммуникаций.
  
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  В ТАЙНОЙ ВОЙНЕ НИЧЬЕЙ НЕ БЫВАЕТ
  
  (апрель-май 1916)
  
  Он вошел в вагон международного поезда, который должен был с минуты на минуту оправиться с пограничной станции Швеции в соседнюю Финляндию. Угрюмые взгляды шведских пограничников его не задевали, за документы переживать не приходилось: они самые, что ни на есть подлинные. Удалось внимательно рассмотреть и запомнить немногочисленных попутчиков, направлявшихся из нейтральной, но сочувствовавшей германцам страны в воюющую с врагом Российскую империю. Поезд медленно двинулся и через полчаса остановился на финской пограничной станции.
  Вдруг Стрельцов почти физически ощутил, что за ним наблюдают. Кто это может быть? Отмел из вероятных наблюдателей двух финских полицейских, проверявших документы и буравивших внимательными взглядами всех пассажиров. Эти при деле, им так должно. Если вспомнить слова Анташева, напутствовавшего его перед поездкой, то где-то должна появиться охрана, так сказать, конвой для полковника, чтобы доставить его превосходительство целым и невредимым в Петроград. Он не успел выявить своего ангела-хранителя, но на сто процентов был уверен, что взгляд, ощупавший его только что, принадлежит не ему. Это был враждебный взгляд! Он вспомнил, как такое же чувство испытал, когда за пару дней до начала войны по русскому дипломатическому паспорту выбирался из Германии в Швейцарию. Так же враждебно на него смотрели немецкие пограничники, которые понимали, что упускают верную добычу, позволяя русскому господину выехать в нейтральную страну.
  Медлительность полицейских, неторопливо двигавшихся по вагону, раздражала энергичного Стрельцова, но внешне он оставался безмятежным пассажиром, который молча сидел на месте и читал шведскую газету. Все в жизни имеет свое начало и конец; завершилась и пограничная проверка документов, продолжавшаяся не менее часа. Паровоз пронзительно свистнул, обдал вагоны белым дымным облаком, и состав, набирая ход, покатился вглубь территории империи. Илья Иванович не спешил выйти из купе, чтобы размять ноги, зайти в туалетную комнату или заказать чаю, как это делали его попутчики. Через проем открытой настежь двери он присматривался к каждому из них, оценивая, кто здесь чем занимается.
  Две монашки суетливыми мышками прошуршали мимо и скрылись в "норке". Компания шумных финнов, возвращавшихся домой на Рождественские каникулы, надолго перекрыла проход в коридоре. Голос проводника, уговаривавшего соотечественников не шуметь, был слышен Стрельцову издалека. Вот в коридоре стало спокойнее, и проводник добрался до его купе. Это был худощавый финн, среднего роста, в форменной фуражке, под козырьком которой хлопали белесые ресницы альбиноса. По его бегающему взгляду и нарастающему собственному ощущению тревоги, разведчик понял, что к этому типу следует присмотреться тщательнее.
  Проводнику международного вагона удобно наблюдать за пассажирами, направляющимися из Швеции в Финляндию. В пути он может определить, кто из них и для каких целей ездил в Швецию. Эти сведения, несомненно, интересны для германской разведки, которая имеет списки подданных кайзера, находившихся в это же время в нейтральной соседней стране. В том случае, если проводнику удастся выявить среди пассажиров международного вагона подозрительных лиц, германским разведчикам можно начинать аналитическую работу по выявлению круга их общения в Швеции.
  Илья Иванович был уже почти уверен в своей правоте насчет проводника-альбиноса. Во всяком случае, на месте подчиненных Вальтера Николаи он обязательно пользовался бы услугами такого информатора. Какая опасность для русского полковника может исходить от проводника? Если проводник проследит за ним в Гельсингфорсе лично или подключит для слежки других агентов противника, и в результате слежки будет установлено, что под документами жителя Швеции скрывается другой человек, который намерен выехать в Петроград, то для германской разведки появится повод для подозрений. С помощью шведской полиции будут проверены все контакты подозреваемого, а в их число может попасть и "Фридрих", для которого Рождественский приезд в Стокгольм тогда окажется смертельно опасным. Стрельцов не должен допустить такого развития событий.
  Сейчас ему нужно вести себя в соответствии с избранной легендой. Кто такой Улоф Нильссон, по документам которого он едет? Пьяница! Стало быть в таком виде и надо предстать перед проводником. Илья Иванович достал из саквояжа бутылку бренди, выпил полный стакан и закусил немецкой чесночной колбасой, чтобы убийственным запахом подтвердить соответствующее поведение.
  Подкараулив проводника, проходившего по коридору мимо его купе, Стрельцов резко распахнул дверь и неожиданно вышел. Он явственно почувствовал на себе тот же враждебный взгляд. Ни чувства, ни мысли не подвели полковника: проводник занес его в список подозреваемых. Обдав соглядатая густым перегаром и толкнув плечом, Илья Иванович, покачиваясь, направился в туалетную комнату. За спиной послышалось шипящее немецкое ругательство.
  "Э-э, парень, смело ты себя ведешь в роли финского проводника, скромнее надо бы", - подумал "швед Нильссон".
  Дальнейшую дорогу до столицы Великого княжества Финляндского Стрельцов провел в купе, притворяясь спящим. Лишь только поезд стал замедлять скорость перед вокзалом Гельсингфорса, полковник приготовился к решительным действиям. Он мысленно прикинул маршрут движения, где ему удастся уйти от слежки агентов неприятеля, собрался и вышел в тамбур вагона. Прибыли! Проводник открыл дверь и вышел на перрон. Илья Иванович неторопливо прошел мимо и скрылся в темноте станционных построек. Сделав несколько маневров в проходных дворах, он, было, решил, что вышел из-под наблюдения, но вдруг нос к носу столкнулся с альбиносом в железно-дорожной фуражке. Это какое-то наваждение, хотелось потрясти головой, чтобы избавиться от него...
  
  Стрельцов очнулся от тяжелого сна. Рядом на подушке разметались волосы Кристины, он чувствовал их аромат, слышал ровное дыхание спящей. Конечно, он - в Ревеле. Пришлось потереть ладонями виски, отгоняя навязчивое сновидение. Оно уже не первый раз приходило к нему, воскрешая произошедшие зимой события. "Надобно вам нервы лечить, господин полковник", - хмыкнул он про себя и постарался снова заснуть.
  
  На протяжении первых трех месяцев нового 1916 года большинство кораблей Балтийского флота вынужденно бездействовало из-за тяжелой ледовой обстановки. Все порты Финского залива, в которых базировались силы флота, Гельсингфорс, Ревель, Кронштадт, были скованы льдами с начала января до начала апреля. Сплошные белоснежные поля покрывали акватории Ботнического и Рижского заливов. Языки льда высовывались из промерзших просторов в северную Балтику. Временная обездвиженность флота была использована командованием для активного перевооружения боевых кораблей. В Минной дивизии ко времени приближения навигации на большинство эс-минцев установили более мощные артиллерийские орудия, что делало их сильнее вдвое.
  На берегу происходили и другие события, которые задумывались для оказания положительного влияния на ход дальнейших действий в Балтийском море. При ставке Верховного Главнокомандующего был сформирован морской штаб, установлено подчинение флота непосредственно ему, а не только Северному фронту. Ставка разрешила командующему флотом самому использовать в боевых действиях все классы кораблей, не запрашивая каждый раз разрешение "сверху". Расширение оперативных прав командующего, казалось, должно было определить новый этап в отношении задач и боевого использования флота. Однако задачи флоту в наступившем году все же оставили прежние.
  Их на общем собрании штаба огласил командующий Василий Александрович Канин: "Затруднив противнику, насколько то возможно, постановкой минных заграждений и действиями подводных лодок как выход неприятельских морских сил из собственных его портов и баз, так и выполнение намеченных операций, стремиться к уничтожению открытой силой всякой более слабой части неприятельского флота и всех коммерческих его судов каждый раз по выходе их в море... Заставить неприятеля усилить деятельность свою в море, и тем самым поставить его под удар при всех передвижениях его к осту от Гиедзерского маяка как наших подлодок и мин заграждения, так и боевых наших отрядов, придвинутых к выходам в открытое море и ожидающих только приказания для атаки неприятеля".
  10 апреля императорским указом Канин "За отличие по службе" был произведен в адмиралы. Первого адмиральского орла на погон получил Александр Васильевич Колчак, ставший контр-адмиралом. Большая часть кораблей мертво стояли на приколе в базах и портах, а количество адмиралов выросло.
  Однако несмотря на суровую зиму и сложную ледовую обстановку, в море продолжали действовать русские храбрецы-подводники. Германский флот терял корабли, подрывавшиеся на минах, ко дну шли и транспортные суда. В ту зиму за счет подрыва на минах противник относил даже гибель от атак подводных лодок. Не взирая на угрожающую убыль тральщиков, немцы старательно очищали от мин море у собственных берегов. И все же подрывы продолжались.
  Разведка Балтийского флота, которая продолжала активно работать в зимние студеные месяцы, регулярно получала сведения о потерях противника. Но понесенные германцами потери к началу третьего года войны еще слабо сказывались на соотношении сил противоборствующих сторон. Германцы по-прежнему располагали возможностью сосредоточить против русского флота, безусловно, превосходящие силы. Исходя из такого расклада, Стрельцов тщательно перепроверял полученные от агента "Фридриха" сведения о том, Адмиралштаб планирует весной 1916 года обрушиться всей мощью на британский флот, прекратив почти полностью операционную деятельность на Балтике. Наше командование было довольно такими новостями, но требовало от начальника разведотделения тщательной перепроверки све-дений.
  Полковнику стало известно, что в течение зимних месяцев ни в Киль, ни в какие-то иные немецкие порты в Юго-Западной Балтике, отряды кораблей, базировавшихся на Норд-зее, не заходили. Появились точные сведения, что в этот период времени из всего неприятельского флота энергично действовали только подводные лодки, доходившие до входа в Финский залив и выставившие минное заграждение на северном выходе из Моонзундского пролива. После получения точных данных минное заграждение противника ликвидировали.
  Работы было много, но Илья Иванович почти каждый день возвра-щался в мыслях к своей командировке в Стокгольм в дни рождественских праздников. Воспоминания имели грустный оттенок: агент "Браун" погибла, "Фридриху" пришлось надолго выйти из игры, и не было уверенности в том, что германская контрразведка до него не доберется. Вдобавок покинула дипломатическую службу его верная помощница в разведывательных делах Альбина Голубева. Полковник прекрасно понимал, что в Швецию в наступившем году ездить не придется. Удобный канал для получения информации и управления агентурой перестал действовать. Стрельцов остался не только без важных разведывательных сведений. Он остался без людей, которым доверял.
  Но не только об этом думал Стрельцов. Он размышлял о своих тревогах во время возвращения в Петроград, они зримо вставали в памяти и во сне, и наяву.
  
  В тот вечер он сошел с поезда и в задумчивости вошел в здание во-кзала Гельсингфорса, остановившись возле расписания, висевшего на стене. Опытный разведчик удачно выбрал место для того чтобы осмотреться и обдумать дальнейшие шаги. До отхода ночного поезда на Петроград оставалось еще больше часа, времени у него было в достатке, чтобы заняться выявлением слежки, если таковая будет и уходом от нее.
  В зале мимо Стрельцова ходили пассажиры, встречающие, прово-жающие и прочий люд, которого всегда в избытке на железнодорожных станциях. Вдруг рядом остановилась шумная компания финнов, которые ехали с ним в одном вагоне. "Они, поди, из буфетной двигаются, винца добавили на радостях, что домой приехали", - подумал Илья Иванович, не довольный соседством нетрезвых людей. Пока трое из них обсуждали что-то на своем языке, один из них тихо обратился к нему по-русски:
  - Не желаете ли табачку купить? У меня есть душистый, верджин-ский...
  Стрельцов аж крякнул от неожиданного развития событий: произнесенная фраза являлась паролем, о котором они договорились с Анташевым. Пароль нужен был для того, чтобы войти в контакт с сотрудниками, охранявшими полковника в дороге. Он тоже произнес условную фразу:
  - Премного благодарен, я избавился от вредной привычки к табаку.
  Трое финнов стояли за спинами говоривших и закрывали их от по-сторонних людей. Разговор тем временем продолжился:
  - Ротмистр просил передать вам, чтобы вы сейчас ехали на извозчике в ту гостиницу, где обычно останавливаетесь, побрились, сменили парик и одежду. На вокзал подходите за пять минут до отхода поезда и, не заботясь о билете, садитесь в головной вагон. Вас будут ждать люди, назначенные вам в охрану до Петрограда. В поезде из Швеции за вами следил проводник, которого мы сочли вражеским агентом, сейчас он передал слежку одному типу в сером английском кепи. Объект нам известен. Разберемся. Далее можете ни о чем не беспокоиться. По приезду в Петроград позвоните ротмистру. Доброго вам пути!
  - Вам так же! Благодарю за помощь, - Илья Иванович, не мешкая, пошел на выход, намереваясь исполнить четкие инструкции своего друга. Про себя он улыбался, восхищаясь, как ловко Миша придумал трюк с компанией финнов, назначенных для его охраны.
  Выполнение полученных инструкций в секретной войне - дело пер-востепенной важности, поэтому Стрельцов сделал все, что ему было сказано, и расположился в первом вагоне состава, отходящего в Петроград. Он был уже без бороды, в очках и в парике, вновь изменившем его внешний вид. За пару минут до отхода поезда, когда пассажиры толпились, занимая места, по коридору вагона быстро прошел человек, на которого Илья Иванович сразу обратил внимание. У незнакомца был головной убор, о котором его предупреждали "финны": серое английское кепи. Тип явно присматривался к внешнему виду пассажиров. Стрельцов изменил в своей внешности все, что мог. Однако рост человеку изменить в одночасье нельзя. Поэтому он сел, тем самым осложнив задачу шпику, но понял: тот уже занес его в число интересующих лиц. Что ж, полковнику осталось только доверить свою судьбу всезнающей и всевидящей охране.
  В дороге не случилось ничего особенного, даже обладатель серого кепи не показывался. По прибытии в Петроград полковник созвонился с Анташевым и поехал на встречу с другом.
  Через час они сидели в рабочем кабинете ротмистра на Николаевском вокзале. Вид безликой казенной мебели не отвлекал, и Стрельцов с интересом слушал рассказ контрразведчика, который в подробностях сообщал обо всем, что произошло, пока полковник мчался в поездах от шведской границы до русской столицы.
  - В пути по Финляндии за пассажирами международного вагона приглядывал проводник. В поле зрения контрразведки он попал впервые, будем выяснять, что это за птица. Вам уделил должное внимание, хотя и не "раскусил". Илья Иванович, можете гордиться - большой опыт, хорошие документы и удачная маскировка послужили надежным щитом. Тем не менее, в Гельсингфорсе проводник на вас и на двух других случайных попутчиков навел установленных агентов германской разведки, которые имели задачу проследить дальнейший путь подозрительных пассажиров. За вами пошел некто Евгений Гаппель, он же Дитер Шварц, важная персона в петроградской резидентуре полковника Вальтера Николаи. Мы давненько за ним охотимся, но очень уж этот Гаппель был верток, уходил от нас постоянно...
  - Был? - сразу насторожился Стрельцов.
  Анташев предупреждающе поднял указательный палец и продолжил:
  - Сию секунду, Илья Иванович, расскажу все, как есть. Вы умело ушли от Гаппеля на вокзале в Гельсингфорсе, но догадливый шпик решил караулить у поезда, отходящего на Петроград. На удачу. Вдруг вас там увидит и сделает вывод, что его пассажир - не тот, за кого себя выдает. В поезде он внимательно рассмотрел всех, кто ехал, и стал крутиться недалеко от вас, хоть вы изменили внешность. Видимо, как хороший охотник, что-то почуял. Мои ребята в том поезде тоже были не лыком шиты, обстановку оценили и решили, что надо брать Гаппеля при выходе из поезда на Финляндском вокзале. Главное, не дать ему обменяться информацией с кем-нибудь из своих в Петрограде. Обложили немца, как медведя в берлоге. Но он, злодей, по-звериному почувствовал опасность, рванулся в тамбур, распахнул дверь вагона и выпрыгнул. Приземлился неудачно и попал под встречный поезд. Одной вражиной меньше на свете стало, туда ему и дорога! Сегодня в вечерних газетах, в разделе криминальной хроники, можно будет прочесть об этом происшествии: я уже подсказал одному из газетчиков, как надо описать гибель пассажира под колесами паровоза на пригородной станции Удельная. Пусть его берлинские начальники полагают, что произошел несчастный случай, к которому русская контрразведка не имеет отношения.
  - Спасибо, Миша, за помощь, - тихо произнес Стрельцов, вздохнул и перекрестился.
  
  Так же в деталях Илья Иванович докладывал о возвращении из Стокгольма своему непосредственному начальнику контр-адмиралу Непенину. Адриан Иванович слушал поистине детективную историю, что называется, затаив дыхание. Когда речь зашла о гибели германского агента, которого выследила контрразведка, он задумчиво произнес:
  - Уверен, это достойный ответ противнику на потерю нашего агента "Брауна". Говорите, опытного врага ликвидировали? Что ж, "Браун" тоже хорошо работала, вот только горячилась излишне, должно быть, потому и "сгорела"... Можно считать, что у вас, Илья Иванович, восстановилось равновесие с неприятелем по потерям.
  - Адриан Иванович, с полной ответственностью должен заявить, что в тайной войне ничейного результата не бывает. Противник готовит новые удары. Не сидим, сложа руки и мы. О результатах и планах разведывательной работы я готов доложить немедленно. Вот письменный доклад о начале операции "Ахиллес", мы так назвали комплекс мероприятий по внедрению агента разведки Балтийского флота в кадровый офицерский состав германского флота.
  - Важное дело вы задумали, я посмотрю. Надо при случае доложить идею командующему, а то Василий Александрович и вовсе про разведку забудет.
  Он взял несколько листов желтоватой тонкой бумаги и стал читать текст.
  
  Секретно
  
  ДОКЛАД О РАЗРАБОТКЕ АГЕНТУРНОЙ ОПЕРАЦИИ
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО ОТДЕЛЕНИЯ ШТАБА БАЛТИЙ-СКОГО ФЛОТА
  "АХИЛЛЕС"
  Замысел операции.
  В интересах добывания своевременной и точной информации о действиях германского флота Открытого моря представляется целесообразным проведение агентурной операции по внедрению нашего источника в административные органы военно-морских сил Германии. Под легендой немецкого военного моряка, бежавшего из русского плена, в район военно-морской базы Либава будет заброшен разведчик Балтийского флота. В дальнейшем перед ним будет стоять задача по проникновению в штабы или военно-морские тыловые организации германского флота с целью длительного оседания.
  
  Описание операции.
  В декабре 1915 года мною была проведена вербовка российского подданного Таубе Иоганна Артуровича (Ивана Алексеевича), 1889 года рождения, православного вероисповедания, родившегося в городе Дерпт в семье остзейских немцев, с XVIII века находившихся на российской службе. Таубе И.А., получивший после вербовки псевдоним "Ферзь", в 1911 году окончил Морской корпус с присвоением звания мичман, в 1915 году произведен в лейтенанты флота. В совершенстве владеет немецким, английским и шведским языками. Проведенные проверки в отношении данного лица показали его полную благонадежность.
  Вербовка разведчика-нелегала осуществлена в Петроградском воен-но-морском госпитале на Фонтанке. "Ферзь" находился в отделении военно-полевой и морской хирургии на излечении после осколочного ранения обеих ног, полученного на острове Эзель, где служил заместителем командира батареи 12-дюймовых морских орудий на мысе Церель. Батарея была подвержена длительной бомбардировке с германских аэропланов, в ходе которой почти весь состав комендоров и командиров орудий полег на боевой позиции, откуда вел огонь по кораблям противника, прорывавшимся в Ирбенский пролив. За героизм артиллеристов наградили орденами и медалями, но награду - орден Св. Георгия 4-й степени - вручили только заместителю командира батареи, сумевшему выжить после тяжелого ранения. Представлен к присвоению звания старший лейтенант. По спискам награжденных в штабе Балтийского флота, его выявил офицер разведывательного отделения мичман Тихонов В.К., который подготовил о нем справку как на лицо, представляющее интерес для военной разведки.
  Во время вербовочной беседы "Ферзь" выразил готовность посту-пить на секретную службу и продолжить войну с германцами, перейдя на нелегальное положение. Он не женат, родственников у него не осталось: родители умерли, когда он учился в Морском корпусе, а старший брат - лейтенант Таубе Н.А. погиб в октябре 1914 года во время траления мин на рейде Либавы при взрыве тральщика, которым командовал. "Ферзь" считает своим личным, фамильным и офицерским долгом отомстить врагу за смерть брата.
  В настоящее время разведчик-нелегал проходит подготовку по раз-ведывательным дисциплинам на конспиративной квартире в Петрограде. Вместе с ним с надежной охраной содержится пленный лейтенант германского флота, под легендой-биографией которого он будет направлен в тыл противника. Немца зовут Юргенс фон Цише, он - одного возраста с нашим агентом. Их преднамеренно поселили вместе, для того чтобы "Ферзь" мог видеть рядом с собой человека, биографию которого ему придется использовать в Германии, и максимально изучить его характер и манеру поведения.
  После окончания подготовки в июле сего 1916 года "Ферзь" будет переброшен на территорию Германии для выполнения задания разведки Балтийского флота, а лейтенанта Юргенса фон Цише под охраной доставят на поселение в одну из глухих деревень в Вятскую губернию. Пленный будет находиться на поселении в течение всей войны и некоторое время после нее, пока не начнется официальный обмен пленными между Россией и Германией. Разведывательная миссия "Ферзя" к тому времени завершится, и ему представится возможность возвратиться на родину.
  
  Легенда-биография разведчика-нелегала.
  В ходе операции "Ферзь" использует подлинную биографию лейте-нанта германского флота Юргенса Вольфганга фон Цише. Они имеют физическое сходство.
  Юргенс Вольфганга фон Цише родился 12 апреля 1889 года в городе Гамбург, Германия.
  Его отец, Вольфганг Фердинанд фон Цише имел собственный дом в районе Гамбург-Зюйд. В молодости был моряком, но затем списался на берег и завел собственное дело по строительству и продаже небольших судов. В начале 1900-х годов по состоянию здоровья вынужден был сменить климат и вместе с супругой переехать на постоянное жительство в Италию. В портовом городе Ливорно отец открыл собственное дело по строительству яхт и скутеров. В 1914 году после начала войны он не смог возвратиться на родину и остался в стране, воюющей с Германией.
  Юргенс фон Цише в 1909 году окончил Гамбургскую мореходную школу и получил назначение на корабли торгового флота. Четыре года ра-ботал младшим штурманом на грузовых судах заграничных линий (Германия - Южная Америка, Германия - Юго-Восточная Азия) в Атлантическом и Индийском океанах. В 1913 году, перед началом войны, вернулся в Германию, где был призван в военно-морские силы и после прохождения подготовки (по специальности минера, имеет соответствующий диплом, номер записан в офицерском военном билете) получил звание лейтенанта. Исполнял обязанности минного офицера, затем командовал тральщиком Т-62, который в конце августа 1915 года подорвался на мине в Ирбенском проливе. Контуженного его спасли из воды моряки русского эсминца "Новик", находившегося в том же районе. В дальнейшем он был направлен в лазарет лагеря для военнопленных офицеров в районе города Луга. В лагере никто из пленных германцев его не видел, потому что лейтенант был не только контужен, но и сильно простужен, в результате чего сразу помещен в лазарет на карантин и излечение.
  Таким образом, под видом немецкого лейтенанта в тыл противника будет заброшен наш человек, и германской контрразведке будет довольно сложно проверить его: родителей на встречу с ним доставить невозможно; экипаж тральщика, на котором он служил, полностью погиб; в лагере для военнопленных настоящего Юргенса фон Цише никто не видел.
  Возможные проверки со стороны германской контрразведки агент выдержит.
  В ближайшее время "Ферзь" будет помещен в лагерь для немецких военнопленных офицеров, расположенный под Нарвой в Эстляндии, недалеко от морского побережья. С помощью офицеров нашей военной контрразведки одному-двум пленным офицерам, в числе которых будет находиться "Ферзь", способствуют совершить побег из лагеря. На морском баркасе пленные доберутся в район Либавы, где перейдут на сторону противника.
  Наш разведчик-нелегал должен приложить усилия по возвращению в состав военно-морских сил Германии. В связи с тем, что он имеет ранение обеих ног и контузию, а также долгое время находился в плену, его направление на корабельную службу исключено. Предположительно, местом его дальнейшей службы первоначально станет одна из тыловых частей флота, возможно, база материально-технического снабжения флота на Ост-зее. В последующем ему предстоит внедриться в одну из флотских штабных организаций.
  Документирование: "Ферзь" будет использовать подлинный офицерский военный билет Юргенса фон Цише.
  
  Организация связи с разведчиком-нелегалом.
  Для связи с разведывательным отделением Балтийского флота "Ферзь" получит несколько конспиративных адресов в Германии и Восточной Пруссии. Способам работы с тайнописью и шифрами он пройдет обучение.
  Для связи разведывательного отделения с разведчиком будут использоваться тайники ("Столб" в Либаве, "Парк" в Пиллау, "Яма" и "Трамвай" в Киле), расположение и порядок обработки которых ему будет сообщено. При возникновении необходимости по инициативе руководителя с "Ферзем" предусматривается проведение личных встреч.
  По мере более глубокого внедрения агента в районе разведки условия связи будут совершенствоваться, исходя из складывающейся обстановки.
  
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  Прочитав документ, контр-адмирал удовлетворенно кивнул и сказал:
  - Что же, вы подготовили исчерпывающий документ. Непременно завтра доложу командующему флотом о планирующейся операции. В конечном счете, ее проведение зависит от решения Василия Александровича, и я полагаю, что оно будет положительным.
  В следующий полдень в кабинете начальника разведывательного отделения раздался телефонный звонок. В аппарате зазвучал энергичный голос Непенина:
  - Илья Иванович, комфлот утвердил проведение операции "Ахиллес" без замечаний и добавлений. Действуйте в соответствии с представленным документом. Это первое. Второе: я получил интересные сведения, которые можно реализовать с использованием наших бывших агентов: той самой пары "Дружная", которая вела двойную игру. Завтра жду вас у себя.
  Аппарат замолчал, и Стрельцов машинально покрутил ручку, давая отбой связи. "Интересно, что же задумал Адриан Иванович?" - размышлял он с карандашом в руке. На листе бумаги, приготовленном для записи указаний начальника, постепенно появлялись силуэты кораблей, профили лиц мужчин и женщин, аэропланы и даже изображение сабли с темляком. Минут через десять смятый лист полетел в урну.
  Выйдя на улицу, полковник с удовольствием вдохнул теплый май-ский воздух. Вдруг на память пришло, что сегодня исполнился ровно год со дня кончины Николая Оттовича Эссена. Мысль отдалась болью в груди. Ноги сами повели Стрельцова по улице Русской или Вене, по-эстляндски, к красивому зданию под тремя куполами - церкви Святителя Николая Чудотворца.
  Илья Иванович в глубине души корил себя за то, что редко посещал храм в последние годы. Прежде бывало по-другому: кадетом, юнкером, полковым офицером он всегда стоял в строю на общих молебнах, это являлось частью жизни. И в Академии Генерального штаба вместе с другими слушателями во внутренней церкви он осенял себя крестом и вслух произносил слова молитв. Традиция прервалась с началом службы в Китае: в Циндао не было православного прихода. Немцы для себя построили в центральной части города кирху из красного кирпича с островерхими башенками, а русских в городе было слишком мало, чтобы поставить свою церковь. Циндао ведь не Харбин, где почти "сорок сороков", как в Москве-Белокаменной. По возращении в Петербург Стрельцов из-за частых заграничных командировок выбирался в церковь, что называется, раз в год по обещанию. На праведные вопросы родни и знакомых смущенно пожимал плечами и отвечал: "Как у нас в России: пока гром не грянет, мужик не перекрестится!". После начала вой-ны полковник несколько раз присутствовал на полковых молебнах на фронте и даже в походе на крейсере - на молитве экипажа по случаю победы над супостатом. И все-таки, по сути своей, то были строевые мероприятия, а не призыв души каждого молящегося.
  Сегодня же пришла нужда. В церкви Николая Чудотворца, покровителя моряков и путников, Илья Иванович не только отдал долг памяти выдающемуся русскому флотоводцу, но и вспомнил то, что камнем лежало на сердце. Он молился и ставил свечи за упокой души жертв тайной войны, активным участником которой был сам. Сперва помянул тех героев, кто ушел на задание и не вернулся. Храбрая агентесса "Браун" заняла место в их строю. Хотя и протестантского она вероисповедания, а голову сложила за победу православного воинства. Здравия пожелал тем, кто продолжал вести незримую битву с противником. Потом разведчик великодушно вспомнил павших врагов: они ушли из жизни на чужбине, под вымышленными именами, в безвестности и без поминовения. Пусть и их души обретут покой...
   Со светлыми мыслями Стрельцов вышел на улицу. Вспомнил: когда заходил в церковь накрапывал мелкий балтийский дождичек. Теперь над головой светило яркое солнце. И сознание, наконец, освободилось от мрачных мыслей. Легче будет готовиться к новому заданию, о котором ему сказал Адриан Иванович.
  
   Теплая весна, растопившая ледяные поля на подступах к русским военно-морским базам в Балтийском море, не растопила лед апатии в сознании командующего флотом Канина и его штаба. Идея Василия Александровича, изложенная им при постановке задач флоту на 1916 год, а именно "атаковать противника по частям", жила только на бумаге. В действительности немцы, сосредоточившие основную мощь флота в Северном море против англичан, в Балтийском море действовали малыми силами с величайшей осторожностью, чтобы не подставлять их под удар русских. А наше командование не было склонно идти на риск и искать случай, чтобы встретиться с германскими кораблями. Случаи такие были возможны только в Южной Балтике, но русским крейсерам и линкорам из Ревеля и Гельсингфорса сложно было сделать дальний бросок без инициативы командования.
  Германские адмиралы ограничивались усилением налетов морской авиации на русские береговые позиции, высылкой подводных лодок в район Финского залива и редкими крейсерскими походами в Центральную Балтику.
  Главные силы русского флота по-прежнему пребывали в состоянии бездействия, не имея боевого применения. В адрес Канина все чаще летели укоры в небоеспособности.
  Только контр-адмирал Непенин в разгар "скучной" военной весны 1916 года, опираясь на активность разведки, стремился внести дух решительности в деятельность Балтийского флота. В начале мая он получил от союзников-англичан сообщение о том, что из Швеции в Германию пароходами в ближайшее время планируется вывезти большое количество железной руды.
   Обычно неприятельские караваны судов с ценными грузами пересекали Балтику под мощной защитой военных кораблей. У Адриана Ивановича родился план лишить караван охраны и внезапно атаковать грузовые суда быстроходными эсминцами Минной дивизии Колчака. В мае на Балтике у германцев осталось минимальное количество крейсеров и эсминцев, и не имелось возможности использовать их одновременно в нескольких операциях. Требовалось убедить командование противника, что в момент выхода каравана с рудой из Швеции русские корабли намерены атаковать большими силами одну из германских военно-морских баз в Центральной Балтике. Тогда немцы сосредоточат все силы, чтобы отразить удар по своей военно-морской базе, а караван оставят без прикрытия в уверенности, что он не будет атакован.
  Непенин ни минуты не сомневался, что правдоподобно подготовленную дезинформацию своевременно донесут до германского командования бывшие агенты разведки Балтийского флота из пары "Дружная", которые вступили в сотрудничество с противником. Именно по этому вопросу он вызвал к себе Стрельцова.
  Илья Иванович рано утром шагал по брусчатке набережной Гель-сингфорса и скоро вошел в здание штаба флота, где его ожидал начальник. Тремя днями ранее они виделись и обсуждали многие вопросы, но вполне очевидно, что этим людям всегда было что обсудить и поговорить о перспективах.
  Контр-адмирал, излагая свою задумку, быстро ходил по кабинету и не замечал, что прибывший подчиненный так и не присел, из вежливости стоя слушал замысел новой разведывательной операции. Наконец Непенин выговорился и оборотился к Стрельцову:
  - Да, что вы стоите? Садитесь, садитесь! Что скажете?
  - Я понял так, что мы должны подложить агентам-двойникам некий правдоподобный план морской операции в качестве дезинформации.
  - Именно, Илья Иванович! Их надо вызвать на инструктаж, поставить новую разведывательную задачу в тылу противника и "невзначай" дать посмотреть специально подготовленный план нашей "операции". Думаю, чтобы сильно не мудрить, возьмем прошлогодний план морской бомбардировки Мемеля, поменяем в документе старые даты на сегодняшние, и пусть они его читают, когда останутся одни без офицера-инструктора.
  Собеседники вышли из кабинета и направились по длинным коридорам к флаг-офицеру по оперативной части штаба капитану 1 ранга Черкасскому. Михаил Борисович под расписку выдал Непенину секретный план атаки русских кораблей на германский порт Мемель, который разрабатывали год тому назад, и пытался выяснить, зачем разведчикам понадобилась так и несостоявшаяся операция. Однако контр-адмирал оказался немногословным: в ответ буркнул что-то вроде, много будешь знать - скоро состаришься, и велел князю хранить гробовое молчание. Черкасский удивленно посмотрел на Стрельцова, потом махнул рукой и пошел к рабочему столу.
  Вернувшись к себе, Адриан Иванович сказал Стрельцову, что переработать план применительно к настоящему моменту полковнику придется самому из соображений сохранения тайны, к тому же быстро, не выходя из кабинета. Илья Иванович развел руками и взялся за работу.
  Поздно вечером он в сопровождении старшего лейтенанта из штаба флота, выделенного для охраны, ступил на палубу дежурного миноносца, который пошел в Ревель. Операция по дезинформации германского Адмиралштаба началась.
  
  Илья Иванович лично провожал в море своих контрабандистов, уходивших на задание. Точнее, бывших своих, поскольку в последнее время агентурная пара "Дружная" числилась за отделом контрразведки Главного управления Генерального штаба. Начало работы агентов на противника было точно установлено, но сделано это было нашими разведчиками и контрразведчиками настолько "тихонько", что, ни контрабандисты, ни их германские руководители, не догадались о крутом повороте судьбы агентурной пары. Ликвидировать врагов не стали, контрразведчики предложили использовать их в операции по дезинформации командования противника. Такая операция стараниями контр-адмирала Непенина как раз и была запланирована в начале мая. Во время подготовки агентурной пары к переброске за линию фронта ей была поставлена задача вести наблюдение за действиями флота и сухопутных сил Германии на побережье Балтийского моря в районе Либава - Мемель. От агентов требовалось выявить мельчайшие изменения в обстановке и немедленно доложить руководителю в случае обнаружения концентрации германских сил в указанном районе. Подчеркивая доверительное отношение к агентам, полковник однажды обмолвился, что от их доклада зависит успех действий Балтийского флота в ближайшее время. В другой раз он "случайно" оставил на столе портфель, в котором лежал тот самый план "секретной операции", которую Стрельцов и Непенин разработали для дезинформации противника. Илья Иванович вышел на улицу якобы проинструктировать своего шофера, а мичман Тихонов, тайно наблюдавший из соседнего помещения за действиями "парочки", зафиксировал, что агенты проверили содержимое портфеля и прочитали "секретный план". Круг замкнулся. Офицеры знали: теперь содержание секретного плана будет доложено германским руководителям агентов-двойников.
  Перевербованные агенты у немцев находятся на хорошем счету. Им доверяют. На этом строился расчет Непенина. Агентурное задание разведки Балтийского флота совпадает с содержанием того документа, который лежал в портфеле офицера-инструктора. Противник должен "клюнуть" на такое совпадение и устроить западню русской эскадре на подступах к Мемелю. Для организации западни будет использована большая часть германских кораблей, находящихся на Балтике. В то же время конвой грузовых судов с железной рудой отправится в ближайшее время из Швеции без охраны. И без сомнения будет разгромлен эсминцами Колчака.
  Еще одним фактором, на котором строился расчет Непенина, был фактор времени. У противника после получения дезинформации сложится цейтнот, который заставит действовать быстро, меньше уделяя внимание анализу ситуации. Конечно, после неожиданного разгрома конвоя и несостоявшегося нападения на Мемель "парочку" затаскают по кабинетам и сопоставят все известные детали. Станет понятно, что портфель с "планом" остался без присмотра под носом у агентов отнюдь не случайно. И вся катавасия с заброской контрабандистов в германский тыл на деле предстанет лишь военной хитростью русских. Но будет поздно кусать локти: столь нужная Германии железная руда уйдет на дно морское.
  Стрельцов понимал, в конце концов, на стол полковнику Вальтеру Николаи ляжет доклад о том, что злую шутку с германской разведкой сыграл именно он, начальник разведывательного отделения Балтийского флота. Илья Иванович намеренно не подпускал к подготовке этой операции никого из своих подчиненных или взаимодействующих офицеров. Работал один, один и нес ответственность за все.
  Поэтому и провожал контрабандистов на задание, которое, скорее всего, станет для них последним, он один. Полковник русской агентурной разведки лично бросал открытый вызов полковнику германской агентурной разведки. Вальтер Николаи, несомненно, вызов примет, и поединок будет жестоким.
  Быстроходный парусник контрабандистов уходил ночью из тихой бухточки в Рижском заливе. Хозяин и его жена работали споро: у них имелся большой опыт тайных морских походов. Сегодня Илья Иванович чувствовал в их поведении некую суетливость. Агенты хотели поскорее закончить подготовку и выйти в море. "Не терпится вам от меня избавиться и отправиться к своим новым хозяевам, у которых надеетесь получить много денег за сообщение о прочитанном документе. Что ж, господа! Вы сами сделали свой выбор. Не кляните потом судьбу!", - думал Стрельцов, наблюдая за последними минутами перед отходом парусника. Потом махнул вслед ему рукой, повернулся и быстро пошел к ожидавшей автомашине.
  
  Развитие событий не заставило себя ждать. Через несколько дней, а точнее, 22 мая, Непенин вызвал Стрельцова в Гельсингфорс и показал ему текст шифровки из английского посольства в Стокгольме. Союзники предупреждали, что в период с 28 по 31 мая из Швеции в Германию несколькими морскими транспортами уйдет дорогостоящий груз - 84 тысячи тонн железной руды для крупповских заводов.
  - Чем заняты сейчас основные силы германского флота на Балтике? - контр-адмирал поднялся из-за стола и пристально из-под густых черных бровей смотрел на начальника разведки.
  Илья Иванович без суеты раскрыл кожаную папку, вынул из нее листы свежей разведсводки и сухо доложил:
  - По сведениям радиоразведки, у немцев сил сейчас не так уж много, все они находятся в данный момент в базах: Либаве, Мемеле и Кенингсберге, точнее в Пилау. Агентура докладывает, что корабли стоят под парами, в любой момент готовы выйти в море и вступить в бой. Но стоят по местам, чего-то выжидают. Полагаю, что дезинформация, переданная через агентурную пару "Дружную", воспринята противником всерьез. Он готовится к отражению нашего набега на порт Мемель.
  - То есть, - Непенин сделал паузу и поднял указательный палец, - грузовые суда пойдут из Швеции без охраны?
  Полковник вновь раскрыл папку, перевернул несколько листов и сообщил начальнику:
  - Для охраны могут быть использованы вспомогательные крейсера, которые представляют собой обычные грузовые пароходы, вооруженные четырьмя 105-миллиметровыми орудиями. Только такие силы, по нашим расчетам, противник может направить к берегам Швеции для охраны каравана транспортов с рудой.
  - Обстановка мне ясна. Пойду на доклад командующему флотом. Вы ждите меня здесь, вряд ли я задержусь у Василия Александровича.
  Вернулся Непенин через сорок минут, пришел не один, а вместе с флаг-офицером князем Черкасским, которого усадил за свой стол и стал диктовать текст боевого приказа по флоту:
  
  " Произвести обследование района от Лансорт - остров Готланд - до северной оконечности острова Эланд с целью уничтожения обычно находящихся в этом районе германских дозорных и сторожевых судов, а также караванов торговых судов.
  Для выполнения задачи сформировать ударный отряд под командованием контр-адмирала Колчака в составе эсминцев "Новик", "Победитель", "Гром" из состава Минной дивизии.
  С юга и востока ударный отряд прикрывает отряд ближней под-держки контр-адмирала Трухачева, в состав которого входят крейсеры "Рюрик", "Олег", "Богатырь" и шесть эсминцев: "Стерегущий", "Страшный", "Украина", "Войсковой", "Забайкалец", "Туркменец-Ставропольский".
  В прикрытие отрядов назначены подводные лодки Е-9, Е-19, "Тигр", "Вепрь" и "Волк", которым надлежит контролировать передвижение сил противника в Центральной Балтике".
  
  Вечером последнего майского дня отряды кораблей подошли к шведским берегам. Эсминцы ударного отряда получили по радио приказ отделиться от отряда ближней поддержки и двигаться в Норчёпингскую бухту.
  Непенин, находившийся на командном пункте флота вместе со Стрельцовым, задумчиво произнес:
  - Борзых спустили с поводка. Охота началась!
  
  В десять вечера тройка новейших котлотурбинных эсминцев "Новик" (под флагом начальника Минной дивизии), "Победитель" и "Гром" прибавила ход, легко оторвалась от остальных кораблей отряда и взяла курс на Норрчепингскую бухту. Тяжелые корабли под командой начальника 1-й бригады крейсеров контр-адмирала Трухачева остались позади и расположились таким образом, чтобы прикрыть действующие у шведского берега эсминцы от возможных атак германского флота. Крейсеры двигались противолодочным зигзагом - опасность встретиться с подводными лодками противника существовала весьма реально.
  Пять наших подлодок заняли боевые позиции у портов Либавы и Мемеля, возле островов Готланд и Эланд, а также в проливе Кальмарсунд, который отделяет материковую Швецию от острова Эланд. В соответствии с замыслом операции отряд крейсеров прикрывал ударную группу с востока, подводные лодки - с запада и с юга. Трухачев принял решение отослать в базу назад приданный ему для усиления дивизион эсминцев за ненадобностью.
  Погода на Балтике в эти дни вступала в пору долгих дней и белых ночей, но тот день, 31 мая, выдался ненастным. Небо заволокло низкими дождевыми облаками, а вечером над волнами быстро легла темнота. Волнение во второй половине дня оценивалось не более трех баллов, поэтому качка на кораблях почти не ощущалась.
  В то время, когда эсминцы Колчака готовился к выходу на ударную позицию, в штабе Балтийского флота получили сообщение, извещавшее, что подводная лодка "Гепард", которая несла боевое дежурство к северу от района действий отрядов Колчака и Трухачева, обнаружила конвой транспортных судов, направлявшийся в Швецию, и атаковала его двумя торпедами. Судам удалось уклониться от торпедного удара, и конвой благополучно прибыл в район Лансорта, располагавшийся как раз на полпути между Стокгольмом и Норрчепингом. "Гепард" продолжил наблюдение за действиями конвоя, несмотря на то, что корабль охранения конвоя попытался таранить уходившую на глубину подводную лодку. С поврежденным корпусом "Ге-пард" продолжил выполнение задачи и сообщил, что корабли эскорта оставили транспорты в районе Лансорта и, максимально поспешая, сблизились с судами каравана, направлявшегося в Германию. После того, как корабли эскорта вступили в его охранение, караван взял курс на юг. Ни немцы, ни шведы не ожидали нападения, поэтому двигались без соблюдения светомаскировки, что позволяло отчетливо видеть их в ночной тьме. Тихоходный караван плелся навстречу летевшим эсминцам, мощные машины которых выдавали почти всю мощь оборотов.
  "Новик", "Победитель" и "Гром" красиво шли строем кильватера. Большая скорость вынуждала корабли зарываться носом и вспарывать встречную волну, отчего казалось, что они вразвалочку переваливаются с одного пенного вала на другой. Но фактически эсминцы держались очень ровно, и палубы их не очень-то кренились. На открытых мостиках собрались офицеры. Командир отряда контр-адмирал Колчак находился на головном корабле и в бинокль наблюдал за горизонтом. Сигнальщик доложил, что видит дымы в юго-западной части бухты. Немного позже стало возможным различить ходовые огни следовавшего на юг каравана. Наблюдатели насчитали четырнадцать единиц, среди которых различались большие транспортные суда, сторожевые корабли охранения и замыкавший строй вспомогательный крейсер. Тяжело груженные шведской рудой транспорты глубоко, по самую ватерлинию сидели в воде, отчего издали напоминали резиновые калоши, плавающие в луже. Матросы с наших кораблей их так и прозвали "калоши".
  Колчак приказал сыграть на эсминцах боевую тревогу. Артиллерийские расчеты замерли у своих орудий в ожидании боя. На часах было четверть двенадцатого ночи. Преимущество в скорости позволило русскому отряду через пятнадцать минут настигнуть суда каравана. Комендоры на "Новике" получили приказ открыть предупредительный огонь по курсу судна, замыкавшего караван. Хлопнул первый выстрел, за ним второй, снаряды подняли фонтаны брызг метрах в десяти от форштевня замыкающего судна. Терпение у охраны каравана иссякло. Германские эскортные корабли открыли по русским ответный огонь и повернули на курс сближения с ними. В это же время с кораблей охраны вверх полетели разноцветные сигнальные ракеты, что явилось сигналом для тихоходных рудовозов начать движение к шведским территориальным водам, куда русский военные корабли никогда не заходили.
  Три наших эсминца открыли беглую стрельбу по судам каравана и кораблям конвоя. Многие снаряды достигали цели, в темноте хорошо было видно, что в направлении движения каравана, там и тут вспыхивали пожары на палубах. "Новик" выпустил по ближайшему транспорту, уходившему к шведскому берегу, две торпеды, но они не попали в цель или просто не взорвались. Минут через десять канонаду пришлось прекратить, потому что рудовозы подошли к шведским территориальным водам. Зарево на горящих кораблях приближалось к спасительному берегу.
  Колчак приказал исполнить поворот "Все вдруг", и эсминцы пошли на северо-запад, сближаясь со сторожевиками конвоя. Первые полчаса боя прошли, а результата отряд не добился. Без четверти двенадцать эсминцы начали прицельную стрельбу по вражеским сторожевикам. Со второго залпа комендоры добились накрытия: один из кораблей конвоя запылал и начал описывать циркуляцию. На другом разрывом снесло мачту и командирский мостик. Силы оказались не равными, и корабли конвоя решили выходить из боя, поэтому повернули к шведскому берегу и выставили дымовую завесу. Преследовать их эсминцы не стали и повернули к отставшему кораблю.
  К полночи в районе боя эсминцами Колчака противостоял только командир конвоя на вспомогательном крейсере "Герман". В прошлом это был быстроходный коммерческий пароход водоизмещением четыре тысячи тонн, на котором установили 105-милиметровые орудия и заменили гражданских моряков на военных. Позже выяснилось, что главной задачей "Германа" являлась охота за подводными лодками противника. Он служил судном-ловушкой: подводная лодка принимала его за грузовое судно, всплывала и подходила поближе, чтобы арестовать и отконвоировать приз в свой порт. Но комендоры германца снимали маскировку с орудий и расстреливали подводников в упор. Если лодка успевала увернуться от вражеских снарядов и экстренно погружалась, то крейсер развивал ход и таранил форштевнем ее корпус. Английские и русские подводники получили немало неприятностей от "Германа" и имели большой зуб на злодея. В последний день мая 16-го года хитроумный "Герман" сам попался в капкан.
  Несомненно, он попытался бы скрыться в дымовой завесе и найти спасение у шведского берега. Но недаром существует поговорка "Бог шельму метит", одним из первых выстрелов с "Новика" этому "убийце подводных лодок" разворотило винто-рулевой комплекс, что лишило хода германский крейсер-оборотень.
  В пылу боя эсминцы на полном ходу приближались к "Герману", продолжая поливать его градом снарядов. В недавнем прошлом красавец-пароход представлял собой жалкое зрелище: надстройка его в нескольких местах горела. С огнем никто не боролся, по всей вероятности большинство членов экипажа корабля погибло при обстреле. Языки пламени, словно факелы, освещали в ночной темени изувеченный корпус. Из перебитых труб шел пар. Возле молчавших орудий за барбетами лежали тела убитых комендоров. Кормовая часть корабля была полностью разрушена, пробоины от русских снарядов виднелись и в других частях корпуса. Но вспомогательный крейсер не спустил флаг перед победителями и покачивался на воде, не собираясь тонуть. Вокруг на спасательных кругах и обломках шлюпок плавали люди.
  Колчак, в подробностях рассмотревший в бинокль результаты стрельбы своих кораблей, распорядился прекратить огонь и спасти из воды погибающих моряков. Продолжать тратить снаряды представлялось бесполезным делом. Эсминцы самым малым ходом подошли к израненному противнику и расположились на расстоянии пистолетного выстрела от него. Минеры на "Новике" подготовили к залпу два торпедных аппарата. Навести их на цель проблемы не составило: неподвижный корабль располагался прямо по курсу. Командир "Новика" капитан 2 ранга Михаил Андреевич Беренс отдал команду, и две торпеды прочертили белопенные следы до борта "Германа". На всех кораблях ждали гром взрыва, но так и не дождались. Торпеды, предназначенные для того чтобы добить еле живой крейсер, не сработали. Взрывов не было. Либо они ушли на глубину, либо не сработали взрыватели.
  На "Новике" осталось в запасе всего четыре торпеды, поэтому уничтожить противника взялся командир эсминца "Гром" капитан 2 ранга Дмитрий Дмитриевич Тыртов. На втором эсминце изготовились к залпу двумя аппаратами, и торпеды так же прочертили следы к борту "Германа". Но звука взрывов опять не последовало, ночную тишину ничто не пугало. Ее нарушил лишь голос контр-адмирала Колчака, усиленный мощными динамиками. Александр Васильевич язвительно поздравил командиров с блестящей залповой стрельбой торпедными аппаратами. Такой возможности, будто в тире, кораблям флота прежде не предоставлялось.
  - Но, господа, учтите, до цели - расстояние, едва превышающее один кабельтов, - продолжил Колчак. - Эта дальность настолько мала, что по моему разумению минера предохранители торпед попросту не успевают взводить взрыватели. Дмитрий Дмитриевич, отведите корабль на дальность не менее трех кабельтовых и дайте залп одной торпедой, а то мы на эту мишень весь боезапас истратим.
  "Гром" исполнил приказание, вышел на новую позицию для стрельбы и произвел новый залп. Торпеда попала в кормовую часть "Германа" и, наконец, взорвалась. Экипажи трех кораблей, замерев, наблюдали, как пароход стал медленно крениться и садиться в воду кормой. Вдруг на нем один за другим взорвались погреба со снарядами, да с такой разрушительной силой, что обломки посыпались на стоявшие рядом эсминцы. Но даже такие разрушения не ускорили гибель корабля. Он уходил под воду медленно в течение двадцати минут. Из его экипажа, составлявшего пятьдесят человек, живыми на борт "Новика" подняли всего девять.
  Скоротечный морской бой продолжался всего час и закончился в ноль часов пятнадцать минут. Еще почти час ушел на уничтожение "Германа". Колчак скомандовал эсминцам следовать в базу. Он чувствовал себя не очень уверенно после этой боевой операции: пришли, повоевали, кого-то утопили, но главная задача по уничтожению германских транспортов со шведской рудой осталась так и не выполненной. Почти все рудовозы со своим стратегическим грузом спрятались под шведским берегом. Всего и дела то было: повоевали с охраной, стрельба которой оказалась настолько низкоэффективной, что ни один из эсминцев не получил повреждений в произошедшем ночном бою. Хотя бы это радовало. Но разгром охраны конвоя не мог быть даже слабым утешением вместо запланированного уничтожения десятка германских транспортов с рудой. Однако после как они укрылись под шведским берегом, что-либо изменить не представлялось возможным. Пришлось возвращаться домой без трофеев.
  2 июня эсминцы "Новик", "Победитель" и "Гром" прибыли в Гель-сингфорс.
  
  О том, как дело происходило в море, Стрельцову в подробностях рассказал Колчак, как непосредственный участник событий:
  - В двадцать три пятнадцать я увидел в бинокль караван судов, двигавшийся вдоль шведского берега на юг. Мы насчитали десять единиц под прикрытием вспомогательного крейсера и трех сторожевиков. Все шли с зажженными бортовыми огнями, и я засомневался по поводу их национальной принадлежности. Шведов же бить не будешь... Дал приказ идти на сближение. Сделали предупредительный выстрел, чтобы разобраться, чьи же корабли перед нами. Но они молчали. Приказал стрельнуть еще разок, - тут контр-адмирал хитровато улыбнулся, - подействовало!
  Александр Васильевич, вспоминая, помолчал и продолжил:
  - Да, Илья Иванович, подействовало. С одного из пароходов посыпались разноцветные сигнальные ракеты, а остальные словно по команде "Все вдруг" стали поворачивать носом к свейскому берегу. Командую: "Огонь по противнику!", эсминцам дважды повторять не надо: залп - накрытие, залп - накрытие. Велел повернуть на северо-запад, чтобы не упустить корабли охранения, и самый крупный из них, который замыкал строй. Вы же знаете, что приказ Канина на операцию требовал: "В первую очередь атаковать концевой вооруженный пароход". Несколько транспортов уже горели, поэтому я распорядился перенести огонь на вспомогательный крейсер, мне как раз уточнили его название: "Герман"! Вспомните "Пиковую даму": "Уж полночь близится, а Германа все нет!". У меня "Герман" в полночь появился и даже принялся палить по нам. Мы и отправили его на дно со всем доблестным экипажем. Правда, девять душ вытащили из воды на борт "Новика". Через час боя я скомандовал эсминцам поворачивать назад - не хотелось злить шведскую береговую охрану, которая вот-вот должна была предстать перед нами. Результат, на мой взгляд, какой есть - такой есть. Кроме "Германа", на дно пошли два сторожевика, которые оказались переоборудованными немецкими траулерами, вооруженными пушками, а также два-три парохода с рудой.
  Илья Иванович уточнил:
  - Шведы потом сообщили, что русские уничтожили пять германских судов. Нам передали эти сведения из русского посольства в Стокгольме. В Берлине их опровергли и заявили, что потерян лишь один героический крейсер "Герман".
  Колчак усмехнулся:
  - Да, ладно! Один, пять, десять... На меня уже некоторые пытаются напраслину возвести, дескать, контр-адмирал увлекся перестрелкой с кораблями охранения, и упустил главное в операции - уничтожение транспортов. Мол, должен был отрезать германские суда от берега, но не отрезал. В результате русский флот не полностью реализовал свои возможности. Сами-то критики, в ночном бою ни разу не были. А, может, и в дневном не были. Легко после драки кулаками махать.
  - Александр Васильевич, не принимайте близко к сердцу. Команди-ров боевых на кораблях мало, а умников на берегу всегда в достатке имеется. Результат операции налицо: ваш успех заставил немцев на некоторое время прервать морские перевозки, а в дальнейшем они будут осуществлять их только под усиленным конвоем.
  
  Полковник Стрельцов не упомянул в разговоре о другом, не менее важном итоге проведенной операции. Ни один германский боевой корабль не вышел в ту ночь из своих баз на выручку каравану судов, чтобы спасти его от разгрома. Адмиралштаб, имея данные своей разведки, ждал атаки главных русских сил на Мемель. Ждал долго, но так и не дождался. Тогда в Берлине поняли, что разведка Балтийского флота обманула германских адмиралов. Операция по дезинформации, задуманная Непениным, вполне удалась.
  Агентурная пара "Дружная" с тех пор не давала о себе знать. Не было никаких документов, которые бы известили о том, что с ней произошло после того, как немцам стала понятна роль двойных агентов в распространении дезинформации. Даже слухов на эту тему никто не принес из-за линии фронта. Впрочем, ни Стрельцов, ни Анташев не проявляли интереса к добыванию уточняющей информации. У Ильи Ивановича имелось абсолютно четкое понимание того, что ведомство Вальтера Николаи приложит все усилия для сохранения в тайне своего грубого промаха.
  Счет размена шахматных фигур оказался в нашу пользу. Но агентурная разведка - не шахматы! Поединок продолжается.
  
  
  Секретно
  
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  На 31 мая 1916 года
  
  Сообщение о морском бое между эскадрами германского и британского флота.
  
  18-19 мая сего 1916 года у полуострова Ютландия в Северном море произошел морской бой между эскадрами германского и британского флота.
  Германским флотом Открытого моря командовал адмирал Шеер. Британский Гранд-флит возглавлял адмирал Джеллико.
  Германский флот насчитывал 22 линкора, 5 линейных крейсеров, 11 легких крейсеров, 61 эсминец. В составе английского флота имелось 28 линкоров, 9 линейных крейсеров, 8 броненосных крейсеров, 26 легких крейсеров и 79 эсминцев. Превосходство в количественном составе было на стороне английского флота. Вес бортового залпа их кораблей был почти в 2,5 раза больше, чем у кораблей немцев. Кроме того, английские линейные корабли превосходили германские в скорости. У германских имелось преимущество в бронировании и в живучести.
  Адмирал Шеер стремился нанести ощутимый урон Гранд-флиту и первый повел свои корабли в море. Адмирал Джеллико рассчитывал унич-тожить основные силы противника и отправился на его поиск. Морской бой начался 18 мая в 14 час. 30 мин. столкновением авангардных сил, состоявших из отрядов крейсеров. Затем в бой вступили главные силы обеих сторон. Противники, двигавшиеся громоздкими кильватерными колоннами, одновременно открыли огонь с дистанции 80 кабельтовых в 15 час. 48 мин. В условиях плохой видимости дневной бой между ними был нерешительным с обеих сторон и вылился в ряд кратковременных боевых столкновений.
  Примерно в 23 час. 00 мин. германскому флоту удалось оторваться от главных сил англичан и направиться к своим базам. Ночной бой между флотами носил характер случайных стычек отдельных кораблей.
  Утром 19 мая адмирал Джеллико, осуществлявший поиск противника и двигавшийся с основными силами на юг, рассчитывал продолжить бой. Но после получения извещения от Адмиралтейства о том, что адмирал Шеер увел свои корабли в базы, развернул свои силы и направился к берегам Англии.
  В завершившемся бою германцы потеряли 1 линкор, 1 линейный крейсер, 4 легких крейсера и 5 эсминцев. Общий тоннаж их потерь составил около 60 тысяч тонн. Потери англичан составили 3 линейных крейсера, 3 броненосных крейсера и 8 эсминцев, общим тоннажем около 114 тысяч тонн.
  Итоги боя главных сил показали, что ни одной из сторон не удалось добиться нужного результата. Англичане не сумели использовать свое превосходство в силах, чтобы нанести ощутимый урон противнику. Германскому флоту не удалось добиться достижения равновесия в силах с англичанами.
  С обеих сторон бой носил нерешительный характер, поэтому не принес значимых результатов и не привел к изменению оперативной обстановки на Северном море.
  
  
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  "ГВАРДИИ СТОЯТЬ НА МЕСТЕ И УМИРАТЬ!"
  
  (июнь - июль 1916)
  
  Командующий Балтийским флотом адмирал Василий Александрович Канин решил воспользоваться случаем. Как добросовестный служака он доложил "на самый верх" об успешно проведенной в конце мая операции по дезинформации противника и разгроме у берегов Швеции германского каравана судов с железной рудой. Тем самым адмирал, удрученный своим незавидным положением на флоте, нашел, что ответить критикам: Балтийский флот действует и побеждает. К лету 1916 года критиков у него набралось изрядно. К ним относились представители высшего командования, придворной аристократии, политической верхушки, военных промышленников, газетчиков и прочая, прочая, прочая, открыто обвинявших Василия Александровича в бездеятельности, отсутствии воли и даже в трусости. Самое печальное для него состояло в том, что подчиненные офицеры и адмиралы тоже начали роптать. Немецких кораблей в тот период времени почти не было видно на Балтике, а вся мощь нашего флота продолжала отстаиваться на якорях в Гельсингфорсе и Ревеле без каких-либо перспектив в использовании.
  Боевая вылазка минных сил Колчака и отряда крейсеров Трухачева, организованная по итогам эффективных действий разведки флота, пусть и не принесшая большой славы, все же могла свидетельствовать о какой-то активности командующего и его штаба. В Ставке благосклонно восприняли победные реляции с Балтики. Хотя там тоже понимали, что именинниками являются лишь флотские разведчики, а не сами флотоводцы. Поэтому адмиралам наград на сей раз не досталось. Лишь Адриан Иванович Непенин удостоился монаршей благодарности в приказе.
  Офицеры разведывательного отделения получили ордена. Илью Ивановича Стрельцова наградили орденом Святого Владимира 3-й степени с мечами, Ивана Ивановича Ренгартена и Владимира Константиновича Тихонова, который незадолго до этого был из мичманов произведен в лейтенанты, отметили орденом Святой Анны 3-й степени и орденом Святого Станислава 3-й степени соответственно. Не забыли и про начальников постов радиоперехвата, которые обеспечивали командование достоверной и оперативной информацией. Среди награжденных орденом Святого Станислава 3-й степени оказался и поручик корпуса корабельных инженеров Оленев, полгода командовавший постом на финском полуострове Гангэ.
  Полковник Стрельцов был доволен тем, что никого из его подчиненных не обошли с наградами. После парадного построения в актовом зале штаба флота, где ордена офицерам собственноручно вручал адмирал Канин, награжденные собрались в большом кабинете Непенина. Немного шампанского украсило торжественную церемонию. Адриан Иванович поздравил разведчиков с приятным событием и пожелал каждому новых успехов в службе и воинской удачи в суровую военную годину.
  Когда собравшиеся офицеры разошлись, и в кабинете остались Непенин со Стрельцовым, на огонек к контр-адмиралу заглянул каперанг Черкасский. Князь в своей обычной экспрессивной манере заговорил о последних событиях:
  - Рад, искренне рад, друг вы мой, Илья Иванович, успехам разведчиков! Поздравляю! Завидую! Клянусь, завидую! Я вас тянул к себе, переходить на штабную работу советовал. А сейчас чувствую, что мне самому в пору в разведотделение проситься.
  - Это вы напрасно такой ход конем задумали, Михаил Борисович, кто же вас из штаба отпустит. Вы там, можно сказать, незаменимы, - парировал Непенин, закуривая и угощая папиросой Черкасского.
  - Да, Адриан Иванович, в штабе я вам верный помощник. Догадываюсь и для какой цели месяц назад понадобился секретный план бомбардировки Мемеля, который мы разработали в пятнадцатом году. Значит, мои труды разведке на пользу пошли? Пошли! А вот в высочайшем-то приказе про Черкасского забыли...
  - Полноте, князь, ваши награды впереди, - миролюбиво вступил в разговор Стрельцов, чтобы погасить обиду темпераментного собеседника. - Я обратил внимание, что вы все эти дни над чем-то работали, закрывшись в кабинете. Тоже операцию готовите?
  - Бог мой, от разведчика ничего не укроется! Ладно-ладно, перед вами не стану секретничать. Готовлю хитроумный план минных постановок: несколько тысяч мин нужно установить в наших водах так, чтобы ни одна душа не могла догадаться, где и какие сюрпризы ждут корабли противника, которые будут прорываться к нашим базам.
  Непенин задумчиво покрутил усы и, обращаясь к князю, сказал:
  - Дело вы задумали, Михаил Борисович. Да, только чую, что долго ждать придется крупных сил германцев на Балтике. Они измотаны тяжелым Ютландским боем, в котором адмиралу Шееру все же не удалось одолеть британцев. Могу предположить, что кайзеровский флот сделает еще попытку прорвать блокаду в Северном море. Если сил хватит. Но в любом случае перед нами они не скоро появятся.
  На слова контр-адмирала откликнулся Стрельцов:
  - Я помню часть текста директивы Шеера, наши источники добыли ее весной, когда адмирал только заступил на пост командующего Флотом открытого моря. Там были такие строки: "На британский флот должно оказываться систематическое и постоянное давление с тем, чтобы принудить его отказаться от выжидательной тактики и выслать часть сил против германского флота; это предоставит последнему благоприятную возможность для атаки". Попытался, было, гросс-адмирал оказать такое давление на британцев, но раздавить островитян мощи не хватило. Их блокаду бошам прорвать не удалось. Англичане потеряли в бою больше кораблей, чем противник, но они сохранили свои позиции, а Шеер вынужден был прекратить бой и вернуться в базы.
  - Вот и нам со своей стороны надобно трепку ему задать, да разве Василий Александрович Канин осмелится. Как нам Эссена не хватает, господа!
  После реплики Черкасского в кабинете установилась тишина. Про-должать разговор никому не хотелось - всем троим давно были ясны причины бездействия балтийцев.
  
  Дежурный по штабу флота сообщил Стрельцову неприятную новость: 6-го и 7-го июня германские аэропланы подвергли первым бомбардировкам город Ревель. Буквально накануне, в ночь до этого, Илья Иванович на миноносце отправился в Гельсингфорс по приказу комфлота, поэтому не имел полных данных о том, что происходило в его тихом городке в последующие дни. В сообщении о бомбардировке указывалось, что аэропланы усиленно атаковали Ревельский порт и военно-морскую базу, а также жилые кварталы рядом с портом и железнодорожным вокзалом. Боевые корабли, стоявшие в Ревеле, открыли заградительный огонь, поэтому флот не понес никакого ущерба от авианалета. Больше пострадали постройки в порту: причальные сооружения, водонапорные башни, элеваторы, пакгаузы. Гражданским кварталам тоже досталось: несколько домов были разрушены.
  Илья Иванович нервно смял в ладони бумагу с докладом о бомбардировке. Он быстро просчитал, откуда ветер дует. По сложившейся практике, как у нас, так и у противника, командование авиации получало задание на бомбардировку объектов в глубоком тылу от органов военной разведки. Соответственно, приказ бомбить Ревель поступил германским пилотам из ведомства Вальтера Николаи. Тот, кто отдавал приказ, ставил одновременно две цели: бить по боевым кораблям и транспортным судам в порту, во-первых; накрыть бомбами железнодорожную станцию и разведотделение Балтийского флота рядом с вокзалом, во-вторых. Немецкая военная машина получила секретную установку: полковник Стрельцов со своим отделением должен быть уничтожен! И машина начала работать.
  Ни одна из целей бомбардировки пока не была достигнута, но психологическое воздействие получилось сильным. Разрушены гражданские сооружения в порту и на станции, жилые дома в городе, погибли мирные люди. Среди гражданского населения возникла паника. И у Ильи Ивановича душа потеряла покой: он увидел реальный ответ на тот щелчок по носу, что получила немецкая военная разведка от разведчиков-балтийцев в минувшем месяце.
  "Да, черт с ним со всем! Что с Кристиной? Это сейчас главное!". Водопад тревожных мыслей холодом обрушился на Илью Ивановича. Он приказал шоферу, встретившему его в порту, быстро ехать к дому, где проживала супружеская чета Тамм.
  Знакомый дом стоял неосвещенный, следов падения бомб ни на сте-нах, ни рядом на мостовой видно не было. Немного успокоенный полковник велел возвращаться в пансионат. Заспанная хозяйка успела сказать вошедшему постояльцу, что у него в номере вторые сутки ночует гостья. Она знала Кристину, и свободно пропускала ее в апартаменты Ильи Ивановича. Тем более что сам постоялец никогда не возражал.
  
  Ключ мягко провернулся в замке, и дверь неслышно открылась. Илья Иванович, не включая электричества, тихо прошел в гостиную. В белесом свете балтийской летней ночи можно было разобрать контуры женской фигуры на диване - Кристина дремала сидя, положив на колени локти и голову. Скорее почувствовав, чем услышав движение в комнате, она резко вскинула голову и встретилась взглядом с застывшим рядом мужчиной.
  - Милый, как долго тебя не было, - голос ее задрожал, послышались тихие всхлипы.
  Стрельцов опустился на колени, осторожно прижал ее голову к себе и стал целовать мокрое от слез лицо. Кристина обняла его и заплакала еще сильнее.
  Казалось, что они, обнявшись, замерли на целую вечность. Наконец, чуть-чуть успокоившись, женщина поднялась и прошла в ванную привести лицо в порядок. Госпожа Тамм всегда стремилась быть прекрасной, даже если было очень плохо. Потом с волнением рассказала о том, что происходило с ней в Ревеле.
  - Феликс уже месяц живет в Финляндии в купленном доме. Квартиру в Ревеле решили пока не продавать, но вывезли все ценное. Я осталась одна среди голых стен в ожидании телеграммы о том, что можно ехать. Хм, в страну Санта Клауса, - грустно пошутила Кристина и продолжила:
  - Телеграмма от мужа пришла несколько дней назад. Надо бы собираться, но у меня все из рук валилось. Ты в отъезде, настроения никакого, как ехать, непонятно... И вдруг над городом зажужжали большие черные аэропланы. Соседи рассказали, что с них сыпалось много бомб. Я их не видела, но слышала ужасные звуки взрывов, видела пожары и разрушенные дома. На улицах у вокзала лежали раненые и убитые люди. Словно мы попали на войну. И как вы, мужчины, воюете, когда кругом такой страх! Находиться дома одной мне стало жутко, и я прибежала сюда. Две ночи сижу в твоей гостиной. Думала, так и умру без тебя на этом диване.
  - Ты ела хоть что-нибудь? - спросил Стрельцов.
  - Хозяйка приносила кофе, она добрая женщина. А есть мне совсем не хочется.
  Илья Иванович заставил ее выпить рюмку коньяку, накормил шоколадом и уложил спать.
  
  Утром решили, что Стрельцов отвезет ее на вокзал и отправит в Петроград, пока пассажирские поезда не отменили в связи с ухудшением обстановки. Чувствуя поддержку, Кристина перестала плакать и как-то собралась духом. Подготовка к дальней поездке прошла спокойно.
  За час до отхода петроградского поезда Илья Иванович приехал домой к Кристине и застал совершенно другого человека. Нет, глаза видели ту самую Кристину, но сердце чувствовало, что в ней произошли не только внешние, но и внутренние перемены. Одетая в дорожный костюм, состоявший из серого в темную клетку платья и жакета-безрукавки стального цвета, женщина будто бы вместе с жакетом на все пуговицы наглухо застегнула душу. Ее прекрасные глаза-изумруды под серой шляпкой с вуалью приобрели вдруг стальной блеск. К тому же она странно молчала и на вопросы лишь односложно отвечала "да", "нет".
  Осознавая, что этой отрешенностью Кристина защищается от собы-тий, происходящих вопреки ее желаниям и помыслам, Стрельцов тоже замкнулся. Что они сейчас могли сказать друг другу, когда все уже обсуждено не один и не два раза? Так без слов и доехали до вокзала, словно чужие. На перроне рядом с вагоном она перекрестила его и сухо поцеловала в щеку. Потом, дотянувшись до плеча, легонько подтолкнула его и прошептала: "Иди, мне надо побыть одной!".
  Стрельцов покорно сделал шаг назад, но Кристина вдруг порывисто обняла его и, опустив глаза, сказала:
  - Милый, если поедешь в Гельсингфорс, дай мне знать... Я очень хочу увидеть тебя еще раз.
  С этими словами она отвернулась и быстро ушла в вагон.
  А Стрельцов стоял на перроне до тех пор, пока последний вагон поезда не скрылся из виду.
  Ему было тяжко: здесь на вокзале разыгрался финал самого яркого отрезка его частной жизни. Он чувствовал и понимал, что это именно так. Ничего из прошлого вернуть не получится. Любимая женщина ехала от него, и он сам отправил ее прочь. Немного успокаивало одно: было ясно, что германская разведка не оставит своих попыток уничтожить в Ревеле разведывательное отделение балтийцев и его начальника. Любому человеку находиться рядом со Стрельцовым становилось просто опасно. И Кристину нельзя подвергать такой опасности. Она покинула Ревель, поэтому Илья Иванович резонно полагал, что угроза ее жизни теперь отведена.
  С вокзала он отправился бродить по городу. Сперва шел бесцельно, но, шаг за шагом утверждался в мысли о том, что ему необходимо лично увидеть то, что натворили германские бомбовозы в городских кварталах и в порту. На одной из улиц он обратил внимание на воронки в мостовой. Силами городских властей и добровольцев зияющие раны в аккуратной брусчатке постепенно засыпались землей и щебнем, но следы от взрывов бомб еще оставались. Неподалеку стоял полуразрушенный трехэтажный жилой дом, в который попала бомба. Скорее всего, он горел после бомбежки: стены были покрыты копотью, из провалов в стенах и разбитых окон торчали черные головешки деревянных перекрытий.
  Кирпичная ограда морского порта тоже пострадала от взрыва. Перебираясь по краю воронки через битые кирпичи, Илья Иванович попал на территорию порта. Было видно, что здесь упало много бомб: об этом говорили руины водонапорной башни, развороченные рельсы железнодорожной ветки, разбитый пакгауз. Две-три рабочих бригады трудились над восстановлением порушенного хозяйства.
  Через проломы в стенах пакгауза полковник вышел на причальную стенку, вплотную к которой высилось здание зернового элеватора из красного кирпича. Громадина давно стояла пустой: грузовые пароходы уже два года не вывозили отсюда русскую пшеницу в заграничные порты Балтийского моря.
  Но и незагруженному элеватору досталось от вражеских аэропланов, обратил внимание Стрельцов, войдя внутрь здания. Тяжелая бомба пробила его навылет - от черепичной крыши до бетонного фундамента. Поднимаясь с одного яруса на другой по ступеням крутой лестницы, местами поврежденной взрывом, Илья Иванович добрался доверху. Над головой осталась только крыша с зияющим отверстием от попадания фугаса. Пол верхнего рабочего яруса тоже пострадал: через пробитую в нем дыру были перекинуты несколько досок, по которым можно было пройти к лестнице в противоположной стороне. С досок было видно, что далеко внизу под воронкой плещется вода. От досады на то, что безнаказанно натворил германец в его городе, Стрельцов грубо выругался, что с ним редко случалось, и смачно плюнул вниз, как в далекие кадетские годы. Его заполнила острая жажда мести врагу, который громил его жизнь так же как этот портовый элеватор. Со сжатыми от злости кулаками разведчик быстро спустился вниз.
  
  А в Гельсингфорс Илья Иванович попал через два дня. Понимая, что Кристина еще не успела приехать в Тампере к мужу, беспокоить женщину не стал. Тем более что вопрос, по которому ему велели прибыть, оказался крайне важным и не допускал никаких отвлечений.
  В штабе флота Стрельцову сообщили, что его вызвал к себе лично Василий Александрович Канин. Полковник от удивления даже головой покачал: ну и дела творятся, его высокопревосходительство прежде не оказывал такой чести своему начальнику разведки.
   Комфлот стоял перед картой Балтийского моря спиной к дверям своего просторного кабинета. Услышав доклад вошедшего, повернул голову и произнес:
  - Здравствуйте! Прошу вас подойти к карте.
  Стрельцов встал рядом с адмиралом, продолжая раздумывать, о чем пойдет речь. Василий Александрович держал паузу. Подошел к столу, на полированной поверхности которого почти ничего не было, за исключением нескольких бумаг. Взял одну из них, мельком пробежал глазами по строчкам, и положил на место. Снова вернулся к карте.
  "Видимо, не очень представляет, с чего ему следует начать," - подумал полковник, но тут же услышал голос Канина:
  - Мы полагаем, что ввиду боевых событий, произошедших недавно в Северном море, внимание германского военного командования продолжает быть сосредоточенным на Атлантическом театре. В Берлине после крайне тяжелого для обоих участников Ютландского боя размышляют над тем, как обойти англичан. Не мне вам рассказывать, что германский флот все еще очень силен. И рвется в бой, чтобы завоевать выход в открытый океан. Поэтому мы и полагаем, что в течение ближайшего времени нет оснований ожидать крупных операций немцев в направлении Рижского залива. Ставка решила воспользоваться этим и произвести сильный нажим на Рижском участке сухопутного фронта, рассчитывая, что германские корабли не смогут сейчас оказать помощь своей армии.
  Василий Александрович замолчал, сквозь стекла пенсне вгляделся в лицо подчиненного, будто видел его впервые, подошел вплотную к карте, ткнул пальцем в то место, где находилась Рига, и продолжил:
  - Начальник штаба Ставки генерал-адъютант Михаил Васильевич Алексеев предписал командующему Северным фронтом подготовиться к наступлению силами 12-й армии с целью заставить немцев отойти от Двины и, может быть, при дальнейшем успехе, очистить всю Курляндию. Значительная роль в этом деле определена флоту. От нас требуется произвести высадку морского десанта на мыс Доменес и на побережье Рижского залива. Вы, Илья Иванович, в октябре прошлого года участвовали в подготовке демонстративного десанта на Доменес. Весьма успешно справились с поставленной задачей. На сей раз, я назначаю вас своим представителем в штабе Северного фронта на время подготовки совместных действий. Вам, как полковнику Генерального Штаба, и карты в руки, в Академии армейские и фронтовые операции учили, теперь пора воплотить теорию в практику. Надеюсь на ваши личные качества, думаю, что вы найдете общий язык с сухопутными штабистами. Смотрите, не повторите ошибок Колчака, который в начале войны так и не смог в Ставке Главковерха защитить план активных операций флота. Александр Васильевич тогда жаловался на чрезмерный бюрократизм генштабистов. Но вы многих этих людей, должно быть, знаете лично, поэтому сможете договориться. Рассчитываю на ваш успех. Детали узнаете у Черкасского, Михаил Борисович полностью осведомлен во всех вопросах, с ним будете держать связь. Вопросы есть? Нет? Тогда приступайте к работе немедля! С Богом!
  Осенив полковника широким крестом, адмирал развернулся и пошел к столу, показывая, что аудиенция окончена. Стрельцов покинул начальственный кабинет и отправился к Непенину. Тот будто ждал и искренне обрадовался встрече с начальником разведки флота.
  - Прошу, прошу, Илья Иванович! Располагайтесь, рассказывайте!
  Полковник подробно рассказал о встрече с командующим.
  Непенин, откинувшись в рабочем кресле, внимательно выслушал, а потом изложил свое мнение:
  - Что же, Илья Иванович, дело замышлено важнеющее! Давно пора немцам шею намылить. Я рад, что ответственная роль в подготовке операции отведена именно вам. И за Канина порадовался: он, наконец, получил ясный приказ, как действовать, и энергично начал его исполнять. Всем известно - Василий Александрович - образцовый исполнитель. Под командой Николая Оттовича Эссена храбро воевал и умело командовал, а сам, став командующим, инициативу в последующем утратил. Нет у него оперативного таланта, вот его беда. Теперь в совместной операции Балтийского флота и Северного фронта он вроде обрел уверенность, так как получил непосредственное начальство в лице генерала Алексеева. Будет стараться проявить себя, чтобы уж совсем со счетов-то не сбрасывали. Если удастся наладить хорошее взаимодействие с армейским командованием, то можем и вправду германцев отбросить от Риги, пока их флот своему ландштурму на помощь не придет. А установление взаимодействия - теперь ваша епархия. Желаю вам всяческих успехов! Командование разведотделением временно передайте Ренгартену. В помощь ему и Тихонову мы пришлем офицера. Я вообще намерен выступить с инициативой о расширении штатов разведчиков-балтийцев. Но об этом потом. А сейчас - в добрый путь!
  В кабинете капитана 1 ранга Черкасского Стрельцов внимательно изучил документы планирующейся операции, которыми его обложил Михаил Борисович. В директиве Ставки командующему Северным фронтом, в частности, было сказано:
  "Полезно принять меры к тому, чтобы заставить противника еще более растянуть свои силы. Для сего доступны способы демонстративные, в виде подготовки десанта на Домеснес и на Рижское побережье или, по соглашению с командующим Балтфлотом адмиралом Каниным, производство десанта морскими полками о-ва Эзель...
  Ныне немцы почти не имеют войск на побережье. Угроза захвата и утверждения нашего на берегу заставит их выделить часть сил, вероятно, из состава же войск, вам противостоящих, и тем облегчит выполнение поставленной задачи".
  Выписка из директивы пришла в штаб флота. На основании директивы Черкасский разработал план десантной операции, утвержденный командующим. В документе чувствовался наступательный порыв, флот помогал армии реабилитироватьќся после поражения, которое она потерпела в четырнадцатом году в Восточной Пруссии. Балтийцы учитывали неспособность германского флота на активные действия после сражения с англичанами, а также отсутствие у противника свободных ре-зервов на сухопутном театре. Важно было успеть воспользоваться полученными преимуществами, создать ударную группировку за счет 1-й и 5-й армий, державших фронт южнее 12-й, и заставить немцев отойќти от Двины. Операцию планировалось поддержать морским десанќтом.
  Сухопутное командование предложило провести лишь демонстрацию десанта силами нескольких батальонов морской бригады с острова Эзель, но Канин и его штаб высказали намерение высадить более крупный десант в составе 24 батальонов пехоты и 13 эскадронов конницы при 54 орудиях: возможность высадки больших соединений с кораблей имелась. Флот ставил цель не демонстрацию, а мощный удар с моря и согласованное с фланговой 12-й армией наступление вглубь Курляндии.
  План операции на карте с пояснительной запиской, в конверте из плотной бумаги, запечатанном пятью сургучными печатями, полковник Генерального Штаба Стрельцов вез с собой в служебном автомобиле под охраной двух офицеров штаба флота. Черный "паккард" разведывательного отделения ранним июньским утром выехал из Ревеля, а к вечеру уже был в пригородах Риги. Движение моряков часто прерывалось многочисленными постами охраны и военными патрулями, призванными бороться с вражескими лазутчиками и диверсантами. В конце концов, машину окончательно застопорил на улицах города не в меру бдительный штабс-капитан с георгиевским крестом на френче и нервным тиком от ранения в голову. Его патрульные солдаты бесцеремонно перекрыли дорогу и не пропускали "паккард" в сторону штаба фронта. Один из патрульных - немолодой рябоватый ефрейтор - кивая головой в сторону машины, громко говорил сотоварищам:
  - Гля-кось, точно шпиёны прикатили. Амундированы не по-нашему, и сидят, разваливши, в своем ахтомобиле! Шлепнуть бы их, и делу конец!
  Инцидент уладил специальный представитель командования - моложавый капитан Генерального Штаба, приехавший встретить гостей. Обменявшись со Стрельцовым приветствием, он велел разблокировать улицу и сам, стоя на подножке "паккарда", сопроводил командированных в центр Риги, где в красивом трехэтажном особняке на Александровском бульваре размещался генералитет Северного фронта и штаба 12-й армии, действовавшей на Приморском направлении.
  Сопровождающий провел Илью Ивановича через подъезд с фасада и довел до канцелярии секретного делопроизводства, где пакет под расписку был помещен в недра несгораемого сейфа. Потом показал полковнику офицерскую гостиницу и зарезервированный для него номер. В неуютном, но чистеньком помещении висел настенный календарь, указывавший число - 19 июня 1916 года. "Завтра Вашему превосходительству сорок три исполнится, не забыли-с?" - с ехидцей спросил сам себя Стрельцов.
  Следующее утро выдалось напряженным, и день рождения сам собой забылся. В штаб Северного фронта из Могилева приехал начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандующего генерал Алексеев. Он лично хотел услышать доклад штаба Балтийского флота по выполнению поставленной задачи высадки морского десанта в германском тылу. В просторном актовом зале с колоннами, на треть заполненном генералами и старшими офицерами, у карты докладывал полковник Стрельцов:
  - Чрезвычайно важно подчеркнуть, что командующий флотом в начале операции предлагает захватить селение Кляйн-Ирбен и в дальнейшем, двигаясь в направлении мыса Люзерорт, уничтожить с тыла германские батареи.
  Было тихо, собравшиеся внимательно слушали, о чем говорил офицер Генерального Штаба, как-то непривычно обмундированный по-флотски.
  - По замыслу высадки для двух батальонов первого броска преду-смотрены легкие баркасы с мотораќми. В базе высадки - селении Роен, которое лежит в 56 милях от Риги и в 17 милях от мыса Доменес, планируется развернуть восемь пристаней разгрузќки. Высадку будут поддерживать: линейный корабль "Слава", крейсер "Богатырь", минный заградитель "Амур", 5 канонерских лодок, два миноќносца 1-го дивизиона, 4 миноносца 4-го дивизиона, все 16 миноносцев 6-го дивизиона, 10 миноносцев 9-го диќвизиона, 4 тральщика, 5 подводных лодок. Авиация представлена авиатранспортом "Орлица" с одним авиаќционным отрядом на борту и тремя береговыми авиастанциями с 23 летательными аппаратами.
  После завершения доклада Стрельцова генерал Алексеев обвел взглядом присутствовавших и велел задавать вопросы. Сухопутные штабные молчали. Поскольку вопросов не последовало, слово взял командующий Северным фронтом генерал-адъютант Куропаткин. Стрельцов вспомнил, что видел несколько раз генерала перед японской войной, в ту пору тот был военным министром. За прошедшие двенадцать лет во внешности произошли большие перемены: вместо того худощавого, молодцеватого брюнета с места в зале поднялся седой, отяжелевший старик.
   Качая головой, Куропаткин негромко говорил о том, что ему импонирует боевой настрой командующего Балтийским флотом и разработанная его штабом десантная операция. Вместе с тем, Северный фронт в данный момент времени совершенно лишен резервов. Те, что имелись в его распоряжении, недавно передали на Юго-Западный фронт генералу Брусилову, который начал успешное наступление под Луцком. Армии Северного фронта могли бы произвести ограниченные наступательные удары, чтобы вынудить германцев отойти от Двины. И в этом случае демонстрация морского десанта на мыс Доменес вынудила бы немецких генералов ослабить фронт. Но наступать вместе с Балтийским флотом в Курляндию Куропаткин не готов, поэтому не может поддержать план большой десантной операции.
  В унисон с Куропаткиным выступил командующий 12-й армии генерал-лейтенант Радко-Дмитриев, который сообщил, что вверенные ему соединения и части имеют большой некомплект личного состава, стрелкового и артиллерийского вооружения, патронов и снарядов. Наступать армии в таком состоянии было бы равносильно самоубийству. При этом дипломатичный болгарин сделал реверанс в адрес командования Ставки, добавив, что при поддержке ударной группировки, созданной из сил 5-й и 1-й армий, выполнение задач Верховного Главнокомандования возможно, но лишь на ограниченном участке и в случае отвлекающего удара флотского десанта в тыл противника. Планировать же наступательную операцию в Курляндии совместно с силами Балтийского флота он считает преждевременным делом. Расправив пышные черные усы, он грузно сел на место весьма довольный своим выступлением.
  Генерал Алексеев, хмурясь, объявил, что совещание закончено, но вечером он намерен выслушать доклады командующего Северным фронтом и командующих армиями о состоянии войск. На следующее утро будет говорить о планирующейся десантной операции с представителем Балтийского флота.
  - А сейчас, господа, все свободны, - по-строевому закончил генерал-адъютант.
  
  Завершив служебные дела, Илья Иванович задумчиво шел по коридору первого этажа на выход из штабного здания. Неожиданно его внимание привлекла знакомая фигура: возле дверей с кем-то говорил кавалерийский полковник лейб-гвардейской выправки и кавалергардского роста. Несомненно, обладателем такой стати среди его знакомых мог быть только один человек! Восклицание вырвалось само собой:
  - Вяземский, друг мой дорогой, как же я рад вас видеть!
  Кавалерист обернулся и удивленно воскликнул:
  - Илья Иванович, что за чудеса? Вы здесь какими судьбами?
  Не переставая удивляться случайной встрече, они жали друг другу руки и улыбались. Вяземский представил Стрельцова своему собеседнику:
  - Знакомьтесь, это - Илья Иванович Стрельцов, мой добрый товарищ и сосед по дому на Садовой в Петрограде ...
  - Подполковник Адельберг, командирован из штаба Юго-Западного фронта, - отрекомендовался офицер и тут же добавил:
  - Вы уж меня простите, господа, но должен покинуть вас. Времени в обрез, а дел прорва!
  Адельберг приложил ладонь к козырьку и ушел. А Вяземский предложил подойти к палисаднику перед штабом, закурил и стал рассказывать Стрельцову, что у него все в порядке, воюет в драгунском полку на Северном фронте, семью из столицы отправил в Симбирск, жена родила в прошлом году дочь, а старший наследник уже совсем большой стал, стало быть, жизнь продолжается.
  Илья Иванович развел руками и с улыбкой заметил:
  - Ну, будто вчера в Петрограде расстались. О себе тоже скажу кон-кретно: второй год служу на Балтийском флоте, о переводе из Главного управления, с Дворцовой площади, не жалею. Дочками доволен: Аннушка - в Москве, замужем за инженером, Машенька - в Петрограде, служит сестрой милосердия в госпитале. Учебу пока оставила. Вот только жаль, старшая внуками меня так и не осчастливила.
  Тут он замолчал на мгновение, потом предложил:
  - Аркадий Иванович, собственно говоря, что же мы стоим посреди улицы? Я рядом квартирую - в офицерской гостинице. Поднимемся, посидим у меня, если вы не сильно торопитесь...
  - Да, я лишь вечером в полк с оказией возвращаюсь, так что часа три-четыре у нас есть в запасе. Можно и к вам зайти, - согласился Вяземский.
  В гостиничном номере Илья Иванович вынул из походного саквояжа буханку хлеба, банку мясных консервов и даже несколько картофелин, отваренных "в мундирах" заботливым матросом-шофером. Он, было, собрался сходить за кипятком, чтобы организовать чайку, но Вяземский остановил его и достал из полевой сумки плоскую флягу.
  - Меня наш полковой доктор в дорогу снабдил замечательной мик-стурой от простуды - настойкой лесной малины на разведенном спирту. Надо испробовать, надеюсь, она послужит нам лучше чаю.
  С этими словами он забулькал из фляги в стоявшие на столе желез-ные кружки. Офицеры одновременно с наслаждением втянули носом аромат лесной ягоды, встали и чокнулись кружками.
  - За встречу!
  Крепкая сладковатая жидкость слегка обожгла горло и разлилась по жилам приятной бодростью. Присев к столу, старые товарищи молча отдали должное немудрящей закуске.
  - Илья Иванович, помнится, вы не держали на меня зла за склонность к табакокурению?
  - Да, Бога ради, курите, какие могут быть разговоры!
  - Еще хотел спросить, вы ведь до войны по ведомству военной раз-ведки служили, как же это сочетается с переводом на флот? Простите за любопытство, если тут кроется некая тайна.
  - Нет тайны, Аркадий Иванович. Увы, даже противнику известно, что полковник Стрельцов служит начальником разведывательного отделения Балтийского флота. В марте прошлого года занял эту должность, и с тех пор, как говорят мои флотские коллеги, вполне "оморячился": в походы на кораблях ходил, в морских боях участвовал. И повторяю, я считаю, что попал на свое место.
  Вяземский вновь взял фляжку, наполнил кружки настойкой и провозгласил тост за победу над германцем. Переведя дух и закусив, сказал:
  - Илья Иванович, сегодня же 20 июня - ваш день рождения! По-здравляю и желаю доброго здоровья, прежде всего. А, уж остальное - как Бог положит: и смертушку лютую, чтоб в бою отводил, и с друзьями, чтобы встречаться чаще позволял!
  Слова товарища растрогали Стрельцова, он поблагодарил за добрые пожелания и за крепкую память, в которой удержалась важная для него дата. Потом добавил:
  - Предыдущий раз мы виделись с вами ровно два года назад, в Петрограде, за месяц до начала войны.
  - Вы правы. Я хорошо помню ту встречу и разговор, который у нас состоялся о характере будущей войны. Сколько раз за прошедшее время я возвращался в мыслях к нему и убеждался в точности вашего предвидения. "Полкам на фронте придется туго, они будут отступать вглубь страны" - так вы тогда сказали. Сегодня наши полки откатились до Риги. Такова горькая реальность.
  - Как бы хотелось ошибиться с мрачным прогнозом, но что теперь говорить! Да беда-то не только в том, что отступили, главная беда в том, сколько русской крови пролито на фронте. Ведь уже не один миллион сол-датских и офицерских жизней положен за веру, царя и Отечество. Война забирает прежде всего лучших! Почти не осталось той старой довоенной императорской гвардии. Первая, вторая и третья гвардейские пехотные дивизии бились, не срамя традиций Бородина и Шипки. Они легли в Восточной Пруссии, в Польше, да повсюду, где надо было остановить врага, давящего пушками, пулеметами, газами. А гвардейская кавалерия? Взять хотя бы ваших кавалергардов, три их офицерских разъезда остановили всю 1-ю германскую кавалерийскую дивизию в 14-м году. И более нет истинных героев. Кое-кто из той гвардии, в основном молодые капитаны и ротмистры пошли командовать новыми полками, как вы, множа теперь старые боевые традиции на полученный в боях опыт. На них сейчас держится армия.
  Вяземский кивнул в подтверждение слов и грустно вздохнул. А Стрельцов продолжил:
  - С некоторых пор не оставляет меня одна мысль. Вы, я, другие наши бывшие однополчане, которые остались живы, - последние представители старой гвардии. Может, нас всего несколько сотен, может немного больше. Но у всех теперь одна задача - победить или умереть! Ее сто лет назад сформулировал командир гвардейского корпуса граф Остерман-Толстой, который на поле боя приказал: "Гвардии стоять на месте и умирать!". Лейб-гвардейцы, преображенцы и семеновцы, которые приняли на себя удар превосходящих сил французов, погибли, но сражение было выиграно. Считаю, что приказ действует и для нас.
  - Вероятно, это именно так. Я часто вспоминаю своих бывших однополчан-кавалергардов, которые никогда не встанут в строй. Они выполнили свой долг до конца и ждут того же от меня.
  Офицеры помолчали, по традиции помянули павших, потом продолжили неспешный разговор о своей службе на войне. Воевали далеко друг от друга, служили в разных условиях, но как хорошо каждый из них понимал другого...
  Ближе к вечеру Вяземский собрался, поблагодарил Стрельцова за гостеприимство и ушел, так как уже подошло время ехать в полк.
  Илья Иванович остался в номере и решил выспаться перед важным разговором с генералом Алексеевым.
  
  Михаил Васильевич Алексеев принял его у себя в кабинете и прика-зал вновь кратко доложить о подготовке Балтийского флота к операции по высадке десанта в Рижском заливе. Илья Иванович впервые видел генерала так близко. Его мертвенно бледное лицо с темными кругами вокруг глаз явно указывали на тяжелые недуги. Но генерал держался бодро, седые усы с торчащими вверх кончиками то и дело грозно топорщились, когда приходилось поднимать голову и смотреть на висевшую на стене карту. Выслушав доклад, он сказал Стрельцову:
  - Я вижу, что Василий Александрович Канин правильно понял мой замысел и готовит силами флота наступление в прибрежной части Балтий-ского моря. К моему сожалению, руководство Северного фронта не поддерживает этот план и, ссылаясь на объективные причины, отказывается атаковать позиции неприятеля силами 12-й армии во взаимодействии с морским десантом. 1-я и 5-я армии тоже не готовы к фронтальному удару. Поэтому я поручаю вам, полковник, довести до командующего флотом новый план. Наступление на побережье Рижского залива силами морского десанта начнет Балтийский флот. Я готов выделить для поддержки десанта полнокровную бригаду полевых войск. А может быть и целую дивизию. Пусть ваш штаб флота продолжит планирование операции, а Канин телефонирует мне лично о ходе ее подготовки.
  В Гельсингфорсе после возвращения из командировки Стрельцов доложил комфлоту результаты обсуждения планов десантной операции командованием Ставки и Северного фронта. Канин не высказал никакой досады, узнав о негативном отношении генералов к совместному наступлению. Заметив, что другого и быть не могло, приказал продолжить подготовку высадки десанта.
  В стремлении доказать, что Балтийскому флоту по силам решать самые сложные задачи, адмирал действовал весьма энергично. Два месяца его подчиненные работали с нарастающим подъемом: Минная дивизия успешно отражала натиск германских тральщиков на подступах к Ирбенскому проливу, а также рейды подводных лодок, рвавшихся к нашим коммуникациям под южным берегом. Остальные флотские силы на берегу и в море готовились к высадке десанта. Стрельцов в штабе Северного фронта восстановил связь со своими прежними сослуживцами и быстро решал возникавшие вопросы взаимодействия.
  Подготовка лишь однажды прервалась на несколько дней. 28 июня императором был подписан указ о назначении Александра Васильевича Колчака командующим Черноморским флотом и производстве его в вице-адмиралы. Новость буквально ошеломила весь штаб Балтийского флота, равно как и самого Колчака. Адмирал Канин написал в Ставку, что решительно возражает проќтив подрывающего основы организации операции пеќревода одного из наиболее талантливых офицеров. Но что-либо изменить было невозможно. Колчак передал командование Минной дивизией контр-адмиралу Кедрову и в первых числах июля уехал в Петроград. Обстановка в штабе немного успокоилась, и работа в преддверии десантной операции продолжилась.
  16 июля Василий Александрович Канин лично телефонировал в Ставку и доложил Алексееву, что флот готов выставить и перевезти до 50 тысяч личного состава и до 308 тысяч пудов груза, включая 16 автомобилей и мотоциклов, более 11 тысяч лошадей. Среди готовой к переброске техники числились радиостанции, телефонные сети, аэростаты для корректировки огня и даже дезинфекционное оборудование. За дисциплину, порядок погрузки и выгрузки отвечали назначенные на каждый транспорт коменданты из числа морских офицеров. Флот будет готов начать операцию 25 июля, сообщил адмирал.
  Увлекшись, Канин поднял вопрос о назначении для переброски в Курляндию не бригады или дивизии полевых войск, а всего XIX армейского корпуса, чтобы решительным и внезапным ударом занять территорию противника, отбросив фланг германской армии далеко на запад. На это смелое предложение Алексеев ответил молчанием. Разговор прервался, дежуривший по Ставке полковник сказал в трубку, что Михаил Васильевич будет телефонировать позже.
  Переговоры разных командных инстанций армии и флота и приготовления к экспедиции продолжались до начала августа. Затем Ставка, словно нажав на тормоза, ежедневно стала бомбардировать флот все новыми и новыми вопросами, требующими уточнить то, что было уже доложено прежде. Начальственные придирки сыпались, словно из рога изобилия. Наконец, 16 августа повелением Верховного Главнокомандующего импераќтора Николая II десантная операция была неожиданно отменена. Силы флота, готовые для высадки десанта, подлежали расформированию.
  Непенин в разговоре со своими офицерами так комментировал про-изошедшие события:
  - Первая попытка совместных действий армии и флота в крупном масштабе, имевшая шансы на успех, не была доведена до конца, и обширные приготовления остались втуне, не приведя ни к какому результату. Прискорбно, господа. Государь отменил операцию морского десанта на побережье Рижского залива. Почему? Потому что генералы убедили Его Величество в бесперспективности столь сложной и необычной для них затеи. Но не только из-за этого Балтийскому флоту скомандовали "стоп машине". Василий Александрович Канин имел неосторожность высказать свое несогласие с решением императора о переводе Колчака с Балтики на Черноморский флот. Государь таких вещей не прощает, это известная истина. Канину демонстрируют неудовольствие. Теперь в результате всех переживаний наш командующий впадет в ступор и вообще прекратит всякую деятельность. Помяните мои слова, господа офицеры!
   Стрельцов разделял точку зрения контр-адмирала. Ему было жалко собственных трудов, напрасно растраченной энергии всего флота и провала толковой идеи, которая могла бы воплотиться в ощутимый удар по врагу. Как и многие сослуживцы, он испытывал болезненное чувство разочарования.
  
  
  
  Секретно
  
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  На 1 августа 1916 года
  
  Оперативная обстановка на Балтийском морском театре летом сего 1916 года характеризуется низкой активностью в деятельности ударных соединений надводных кораблей флота противника. Вместе с тем, следует отметить, что подводные силы германского флота продолжают действовать с прежней интенсивностью. Разведка Балтийского флота неоднократно выявляла выходы подводных лодок противника на боевые позиции у мысов Тахкона и Дагерорт, где они намеревались осуществлять перехват наших кораблей. Информация об этих фактах была своевременно доведена до командования флотом, что позволило избежать потерь.
  В этих же районах были отмечены минные заграждения противника. Получив сведения об этой угрозе, дивизия подводных лодок изменила маршруты развертывания. Для выхода лодок стали использовать пути в открытое море из Ревеля через Моонзунд и через Порккалаудд, Ганге и шхеры. Эти меры также помогли избежать потерь.
  Активная деятельность наших подводных сил заставила германское военно-морское командование усилить меры противолодочной обороны. Эскадренные миноносцы и аэропланы морской авиации противника теперь регулярно ведут поиск наших лодок в районе своих военно-морских баз и морских портов, в зонах морских проливов и в открытом море, вынуждая их уходить на глубину, при этом осуществляя бомбардировку их глубинными бомбами. Командиры наших подводных лодок теперь крейсируют в позиционном положении с заполненной средней, а иногда и палубными цистернами. Это позволяет производить экстренное погружение на глубину в случае обнаружения противником.
  После впечатляющего успеха наших подводников в мае сего года, когда подводная лодка "Волк", действуя в районе Норрчепенгской бухты, потопила три немецких транспортных судна общим тоннажем 8000 тонн, противник был вынужден ввести систему конвоев транспортных судов. В состав конвоев обычно включается 12-14 транспортов. В качестве кораблей охранения используются вспомогательные крейсера, миноносцы и вооруженные траулеры. Противолодочное охранение носит круговой характер. Введение конвоев и использование немцами шведских территориальных вод для их проводки значительно осложнили действия русских подводных лодок, которым категорически запрещается заходить в территориальные воды Швеции.
  Но и в этих осложнившихся условиях командиры лодок настойчиво искали противника, артиллерийским огнем часто останавливали одиночные пароходы, которые оказывались датскими или шведскими. Возможность атаковать конвой представлялась сравнительно редко.
  Подводная лодка "Тигр" (командир - старший лейтенант В. В. Соллогуб) совершила пять боевых походов, обнаружила множество нейтральных пароходов, лайб и только два "каравана", один из которых 19 июня безрезультатно (хотя на лодке слышали два взрыва) атаковал тремя минами Уайтхеда из подводного положения. В конце июля лодка "Гепард" под командованием капитана 2 ранга К. К. Нерике дважды обнаруживала конвои, один из них 27 июля атаковала тремя минами из подводного положения с дистанции 3 кабельтова. На "Гепарде" также слышали взрывы, но мины в цель не попали.
  Более успешными были действия наших лодок в Ботническом заливе, где германский флот не мог применять систему конвоирования. Подводная лодка "Волк" под командованием И. В. Мессера 25 июня, согласно принятым ранее тактическим приемам, остановила артиллерийским огнем и потопила, израсходовав две мины Уайтхеда, германский пароход "Дорита" (тоннажем 3689 т), шедший из Лулео в Штеттин с грузом железной руды. Был взят в плен капитан парохода Т. Фридрихсен и доставил в русский порт. Отличился и командир "Вепря", старший лейтенант В. Н. Кондрашев, который 3 июля из подводного положения торпедировал и потопил германский транспорт "Сирия" (тоннажем 3597 т), шедший в охранении шведских кораблей. "Вепрь" выпустил три мины Уайтхеда, из которых одна поразила цель. Шведы после этого заявили протест, указав, что транспорт затонул в их территориальных водах, но забыли при этом о своей поддержке враж-дебной для России страны: "Сирия" везла железную руду в Германию. После протеста Швеции подводную лодку "Вепрь", которая 5 июля безуспешно атаковала тремя минами целый конвой, пришлось отозвать в базу. На этом инцидент был исчерпан. В Ботническом заливе на коммуникациях действовали и наши надводные корабли, а для лодок последний успех выпал на 10 августа, когда подводная лодка "Крокодил" (командир - старший лейтенант П.П. Килиакиди) задержала и привела в порт пароход "Дестеро" (тоннажем 4000 т), однако его позже пришлось отпустить по решению призового суда.
  Все случаи уничтожения нашими подводными лодками транспорт-ных судов противника проверяются подтверждаются с использованием возможностей разведки Балтийского флота.
  
  
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  
  
  ХОД "ФЕРЗЕМ"
  
  (август-сентябрь 1916)
  
  Стрельцов чувствовал, что заскучал по Ревелю и по любимой работе. Более двух месяцев, почти все лето 16-го года, в ранге офицера штаба Балтийского флота и личного представителя Канина в штабе Северного фронта, он провел либо в Гельсингфорсе, планируя десантную операцию, либо в Риге, доказывая необходимость совместного наступления флота и армии в Курляндии. Офицеры-разработчики вместе с генерал-адъютантом Алексеевым, автором замысла наступления, потратили немало сил, которые, в конце концов, словно паровозный пар полностью ушли в свисток, как шутят железнодорожники.
  Илья Иванович наблюдал, как работают командующий Северным фронтом Куропаткин и многие генералы из его окружения, и с тоскливым ощущением того, что ничего нельзя не изменить, сознавал, насколько выс-шее военное командование Российской империи оказалось неподготовлен-ным к управлению большими воинскими формированиями, насколько кос-ным было их оперативное мышление. Те же самые генералы, которые без-дарно руководили войсками в Маньчжурии, на Германской войне командовали фронтами и армиями. Нет, они могли, словно ротные командиры, смело, не кланяясь пулям, пойти впереди пехотной цепи. Но войну умов месяц за месяцем с треском проигрывали кайзеровским генералам. Слабая военная образованность, отсутствие привычки к кропотливому штабному труду, заносчивость, отнюдь не способствовали осознанию допущенных ошибок и их исправлению.
  Собственную работу в штабах Стрельцов оценил, как низко продуктивную, и буквально рвался вернуться к привычной разведывательной деятельности. После царского распоряжения об отмене десантной операции Балтийского флота он сутки пытался выяснить, чем ему следует заниматься дальше. Самовольно вернуться в Ревель без приказа командующего он не имел права. Но Канин словно сквозь землю провалился, никто в Гельсингфорсе не мог сказать, куда он исчез. Штабное командование не хотело брать на себя полномочия отменить приказ адмирала о прикомандировании начальника разведотделения к свите комфлота. Черкасский, нещадно дымя папиросами в своем кабинете, чертил очередные планы и советовал полковнику набраться терпения и ждать. Наконец, по телефону удалось связаться с контр-адмиралом Непениным, который в ту пору объезжал с инспекцией береговые посты связи. Адриан Иванович ответственность взять на себя не побоялся, и разрешил подчиненному ехать в Ревель. Переговорить с командующим по этому вопросу он обещал позднее, после прибытия из командировки в Гельсингфорс.
  Илья Иванович, втихомолку ругаясь по поводу творившегося безобразия, именуя ситуацию в штабе "дешевым кабаком", возвратился в Ревель. И абсолютно вовремя, потому что именно там происходили главные события в деятельности разведки Балтийского флота. Полковнику пришлось срочно ехать в Петроград.
  
  Посреди комнаты стоял навытяжку лейтенант германского флота в изрядно потрепанном обмундировании и русских солдатских ботинках. Среднего роста, худощавый, светловолосый. Волевой подбородок, крупный нос над тонкими губами. Серые глаза немного навыкат. В правой части лба - свежий шрам от ранения. Стрельцов придирчиво оглядел офицера и вновь поймал себя на мысли, что тот имеет портретное сходство с прусским королем Фридрихом II, "Фрицем", как его звали придворные. Потом внезапно спросил:
  - Wie heißen Sie? Ihr dienstgrad?
  Офицер без запинки ответил:
  - Leutnant Jürgens von Zicshe.
  Дальнейший диалог они продолжили по-русски:
  - Верю, верю, Иван Алексеевич, что вы - лейтенант Юргенс фон Цише! Нам бы еще сделать так, чтобы германская контрразведка поверила в это.
  - Я полагаю, что за семь месяцев нашей подготовки можно вжиться в любую роль. Мне и Юргенс не раз говорил, что я на него похож. И, в конце концов, я сам - немец, хотя родом из России. И что же, вы сомневаетесь, что я в Германии смогу натурально изобразить немецкого офицера? Может, лейтенант 3-го Гусарского Бранденбургского полка из меня бы получился не совсем тот, что нужно, но лейтенантом флота кайзера я могу быть натуральным.
  - Хорошо, что у вас такая уверенность. В твердости духа - залог успеха разведчика! Чувствую, что по легенде-биографии вас проверять - только время тратить. Давайте-ка мы еще разок представим ваши действия после высадки с лодки в районе Либавы.
  
  Илья Иванович, возвратившись из штаба флота, с головой погрузился в дела на завершающем этапе операции "Ахиллес". Подготовка разведчика-нелегала, избравшего себе агентурный псевдоним "Ферзь", была завершена. На конспиративной квартире, занимавшей половину деревянного домика в деревне Коломяги, что находится в северном пригороде Петрограда, в дорогу были уже собраны все вещи. Разведчик переоделся и "обживал" форму настоящего Юргенса фон Цише - на следующий день намечено его внедрение в лагерь для военнопленных германских и австро-венгерских офицеров. Начальник разведотделения Балтийского флота понимал, что "Ферзь" всесторонне подготовился к крайне сложному заданию, но хотел прочувствовать особое состояние духа человека, которому со дня на день предстоит полностью изменить образ жизни и отправиться работать в глубокий тыл противника для добывания разведывательных сведений. Он вступал на долгий и опасный путь, на котором любой неверный шаг может оказаться последним.
  Как опытный агентурный офицер Стрельцов, глядя на своего разведчика, беседуя с ним, уяснил, что операцию пора начинать: все, что нужно было сделать для ее успешного проведения, сделано, и нельзя больше ни минуты медлить. "Ферзь" настроен на успех, необходимо действовать, чтобы не дать ему внутренне перегореть. Завтра он очутится в лагере для военнопленных, и там начнется первый этап его проверки на прочность. Уже в среде пленных офицеров можно будет видеть, насколько достоверно лейтенант русского флота может выдавать себя за лейтенанта германского флота.
  Из Петрограда после проверки "Ферзя" Стрельцов миноносцем отбыл в Ревель, где за время его отсутствия в разведотделении накопилась масса нерешенных вопросов, разведчика же в сопровождении офицера военной контрразведки и двух конвоиров в закрытой машине отправили в город Нарву, недалеко от которого располагался лагерь. Помощник Стрельцова лейтенант Тихонов наблюдал за группой со стороны и контролировал начало работы.
  А в обжитом кабинете "скворечника" мысли Ильи Ивановича невольно возвращались к деталям операции "Ахиллес", но он их гнал от себя и усилием воли постарался переключиться на другие вопросы.
  Как бы, между прочим, вспомнил, что почти все лето не виделся с Кристиной. В памяти воскресла печальная сцена их прощания на вокзале и горячий шепот ее губ с просьбой о встрече в Финляндии. Встретиться было бы, конечно, замечательно, ведь за минувший год они стали близки друг другу, будто всю жизнь прожили вместе. Но служебные дела настолько закрутили Стрельцова, что вырваться к любимой женщине так и не удалось. Уже возвратившись в Ревель, он получил из рук хозяйки пансионата конверт с ее письмом, в котором указывался новый адрес в Тампере и телефон в Гельсингфорсе, по которому для Кристины можно было передать сообщение. Полковник отложил письмо в сторону и взялся за служебные документы.
  Он вновь погрузился в работу со сводками, донесениями, приказами, справками... За аккуратными строками служебных бумаг перед взглядом офицера живо проявлялась боевая деятельность Балтийского флота. Год 1916-й стал временем наибольшей активности наших подводных сил. Операции подводных лодок проходили систематически и по плану. В течение всей кампании они посменно крейсировали в районе Либавы и у германского побережья, пустив на дно несколько кораблей вспомогательного флота противника и коммерческих пароходов. Продолжались рейды на торговых путях между Германией и Швецией. Успехи не были грандиозными, но в этом не было и вины командования флотом или самих подводников. Пути, которыми пользовались шведские и германские торговые суда, проходили преимущественно в территориальных водах. Опасение нарушить нейтралитет Швеции, боязнь ее вмешательства в войну на почве конфликта, обязывало адмиралов ограничивать свободу маневра русских крейсеров и подводных лодок.
  Лишь в Рижском заливе продолжались боевые действия, но они не превышали пределы мелких столкновений. После завершения углубления Моонзундского фарватера у флота уже в июле появилась возможность провести в залив крейсер "Диана", а в августе - линкор "Цесаревич" и крейсер "Баян". В Ирбенском проливе шла борьба за сохранение минных полей. Германские тральщики вели траление фарватера под прикрытием укреплений, возведенных на Курляндском побережье. Русские заградительные корабли и миноносцы отгоняли их прочь и упорно восстанавливали наши позиции.
  Стрельцов по агентурным донесения и сводкам радиоперехвата определил, что противник располагает сведениями о летней подготовке русской десантной операции в Рижском заливе. В результате проявившегося беспокойства германского командования относительно наших боевых приготовлений деятельность флота противника к концу сезона оживилась. Его подводные лодки появились по восточную сторону Центральной позиции Ревель-Поркаллауд, к чему следовало отнестись, как к событию чрезвычайной важности. Пришла пора беспокоиться и нам. Этот тыловой район до сих пор считался недосягаемым для неприятельских лодок. Теперь приходилось думать об угрозе плаванию судов в "домашней" зоне между Ревелем, Гельсингфорсом и Кронштадтом.
  По состоянию на вторую половину августа данные разведки свиде-тельствовали о сосредоточении неприятельских сил для новой операции в Ирбенском проливе. Немцы активизировали траление подходов к Ирбену под прикрытием крейсеров. А три германских лодки пробрались в Рижский залив, неоднократно пытаясь атаковать наши корабли. Стрельцов доложил в штаб, что не исключает повторения прошлогодней операции немцев по прорыву в Рижский залив. Из Гельсингфорса по всему флоту разлетелись телеграммы с приказом готовиться к бою с кораблями противника. Разведчики в свою очередь отдали команду об усилении деятельности агентуры, постов радиоперехвата и специально подготовленных пилотов морской авиации.
  Кабинетную работу Ильи Ивановича прервал его помощник - лейтенант Тихонов, который вернулся из оперативной командировки. Десять дней он наблюдал за внедрением "Ферзя" в лагерь для пленных офицеров противника, тщательно анализировал поведение разведчика и то, как восприняли появление новичка старожилы лагеря. Все это время Тихонов находился в постоянном контакте с офицерами военной контрразведки, которые под прикрытием должностей в лагерной администрации работали среди военнопленных. Все-таки этот лагерь теперь находится не очень далеко от фронта. Контрразведчики занимались выявлением скрытных враждебных действий, собирали информацию о настроениях и намерениях пленных офицеров, вербовали среди них осведомителей.
  
  Владимир Константинович за время работы со Стрельцовым немало поездил по местам содержания военнопленных, где его первой задачей было выявление лиц, представляющих интерес для агентурной разведки Балтийского флота. Летняя и осенняя кампании 1914 года принесли неожиданный для командования противоборствующих сторон результат. Такого огромного количества военнопленных, которое появилось после первых же сражений, Европа, воевавшая столетиями, еще не видела. Счет велся на десятки и сотни тысяч человек. Отношение к людям во вражеской военной форме, вынужденным сдаться на милость победителя, не было враждебным ни в России, ни в других воюющих странах. Но у армейского командования и тыловых властей появилась тяжелая забота: требовалось создать охраняемые места, где можно было бы разместить и обеспечить необходимые жизненные потребности чужих солдат и офицеров на своей земле. Лишь с начала 1915-го в и по-следующие два года их эшелонами стали отправлять за Волгу и за Урал, размещая в городах и селах, названия которых приходили на память в связи со ссылкой дворян-декабристов, мятежных поляков и доморощенных революционеров. А в начале войны зоны размещения пленных немцев, австрийцев, мадьяр и чехов со словаками появлялись и в больших зданиях, например, бывших казармах, в городах вроде Липецка или Пскова, и в крупных деревнях за Днепром или Западной Двиной. В сельской местности военнопленных устраивали в пустовавших помещичьих усадьбах, в деревянных строениях, построенных для нужд сельхозпроизводителей, а то и без лишних хлопот в больших крестьянских избах, хозяева которых уступали свои жилища, получая деньги за их сдачу в наем.
  Лагерь, куда Стрельцов и Тихонов решили поместить "Ферзя", заметно отличался от других мест содержания военнопленных. Он возник на эстляндском побережье Балтийского моря неподалеку от города Нарвы осенью 1914 года, когда это место, находившееся рядом с границей Петербургской губернии, считалось глубоким тылом, куда никогда не придут войска противника. Ни железных, ни шоссейных дорог в ближайшей округе не было. Рядом с небольшой рыбацкой деревней местные власти обнесли дощатым забором ровное и просторное место, где построили шесть длинных бараков с нарами и печным отоплением. Рядом возвели кухню, бревенчатую русскую баню, вмещавшую полсотни человек одновременно, какое-то подобие офицерского собрания, где можно было написать письмо домой, имелась небольшая подборка книг и старых газет на немецком языке, а также трофейный аккордеон для музицирования. Прямо у ворот находился широкий пыльный плац, где совершались ежедневные построения, и двухэтажная постройка для администрации лагеря и солдат охраны. В момент строительства лагерь считался лучшим местом для содержания пленных, и командование Северо-Западного фронта решило использовать его для размещения офицеров германской и австро-венгерской армий. Проштрафившихся на каких-то неблаговидных поступках пленных не наказывали в лагере, а отправляли в другие места с более строгим содержанием или неблагоприятным климатом. Офицеров пугал холодный русский Север, и высылка туда считалась страшным наказанием, почти верной гибелью.
  В соответствии с Женевской конвенцией о положении военнопленных администрация не имела права заставлять офицеров, содержавшихся в лагере, выходить на принудительные работы. Более того, по желанию офицеров в их распоряжение могли быть предоставлены денщики из числа нижних чинов, этапированных из других мест. Офицеры, попавшие в Нарвский лагерь, не имели возможности чем-то занять себя, попросту мучились от безделья, поэтому упросили администрацию построить на территории столярный цех со станками для производства деревянной мебели. С тех пор желающие работали и самостоятельно делали столы, скамьи и простенькую мебель, которую продавали в соседних деревнях и даже в самой Нарве. На заработанные деньги офицеры могли купить продукты, табак, книги и теплую одежду. Приносить в лагерь спиртное категорически запрещалось. В светлое время дня у пленных имелась возможность ходить в ближайшую деревню и искать там себе какие-нибудь разовые работы по договоренности с местными жителями-эстляндцами.
  Обстановка в лагере была спокойной, однако после выхода герман-ских войск к Риге, администрация вполне справедливо поставила перед на-чальством вопрос об эвакуации лагеря в глубь российской территории, чтобы исключить возможность побегов. Решено было переждать холодную зиму, а летом следующего года передислоцировать лагерь дальше на Восток. Но весна 1916 года пришлась на время разработки операции "Ахиллес", когда разведчики-балтийцы совместно с офицерами военной контрразведки пришли к выводу, что лучшего места для организации побега разведчика "Ферзя" из России в Германию найти трудно. Поэтому Нарвский лагерь получил отсрочку от переезда до того момента, когда группа пленных офицеров вместе с "Ферзем" совершит побег. После этого события появится прямой резон закрыть "проштрафившийся" лагерь.
  Время от времени пленные болели или получали травмы на работе и в быту. Их не лечили на месте, а отправляли для выздоровления в Псковские лазареты. На освободившиеся места присылали новичков. Таким же образом во второй половине августа в лагерь привезли "Ферзя", вполне уверенно чувствовавшего себя под чужим именем в обличии офицера германского флота. Моряков среди пленных, содержавшихся у берега Балтийского моря, прежде не было. Поэтому появление фон Цише произвело на скучавших в плену солагерников значительное впечатление. С первого же дня его пребывания вокруг него на скамейке в курилке днем или на нарах в бараке вечером рассаживались армейские немецкие офицеры, которые просили рассказать что-нибудь о флотской службе или об океанских походах. Лейтенант фон Цише охотно общался с ними, тем более что рассказать ему было что: ведь "Ферзь" изрядное время провел в дальних морских походах. Правда, не на кайзеровском флоте, а на русском, но впечатления о жизни в море одинаковы у представителей всех морских наций.
  - Герр лейтенант, а вам было страшно во время шторма? - обычно первым лез с разговорами толстомордый фенрих из ландштурма, который повздорил с ним в столовой на второе утро пребывания в лагере. Потом невежа принес извинение и всячески пытался загладить свой поступок демонстративным вниманием к бывалому моряку.
  Лейтенант рассказывал о том, что во время шторма экипажу корабля приходится много трудиться, чтобы идти строго по курсу, чтобы не вышла из строя машина, чтобы волны не натворили безобразия на палубе, поэтому бояться некогда. К тому же, шторм приходит не навсегда, он как налетает, так и улетает.
  Люди с интересом внимали рассказчику, а ему, конечно, льстило та-кое отношение. Среди своих слушателей он быстро выявил офицера, носившего погоны гауптмана артиллерии, который не столько прислушивался, сколько приглядывался к морскому лейтенанту. Он не задавал дурацких вопросов, вроде того, правда ли, что "в туземных странах местные дамы ходят совершенно нагишом на людях", и не гоготал, узнав ответ. Умный холодный взгляд гауптмана прощупывал новичка и пытался понять особенности его характера.
  Выполняя инструкции Стрельцова по установлению нужных контактов, усвоенные в ходе подготовки к заданию, "Ферзь" стал намеренно выделять гауптмана из числа остальных слушателей, встречаться с ним взглядом, обращаться в общем разговоре именно к нему, проявлять знаки дружелюбия и уважения. Прием сработал, в тот же день они познакомились поближе и даже перешли на "ты". В кастовой среде германского офицерства такие отношения говорили о высокой степени доверия.
  После обеда гауптман, которого звали Пауль Глобке, сказал:
  - Юргенс, не желаешь ли прогуляться в соседнюю деревню, к морю?
  - Пойдем, Пауль, если это не далеко, и мы успеем вернуться к вечернему построению. Мне бы не хотелось начинать жизнь в лагере с замечаний об опоздании.
  - Не переживай, успеем. Здесь недалеко.
  Через открытые ворота они вышли на узкую сельскую дорогу, которая быстро привела их к обрывистому участку берега, с которого открывался прекрасный вид на тихое в тот день Балтийское море. Постояли, любуясь панорамой, а потом пошли дальше по дороге, которая спускалась к рыбацкой деревне.
  Глобке заговорил вновь:
  - В том доме, - он показал рукой на ближайшее к морю потемневшее от времени одноэтажное строение, - живет старый рыбак. Вот лежит вверх дном его лодка. Но у старика болят руки, и он не может ни зашпаклевать, ни просмолить ее. Я бы взялся, но у меня нет навыков в такой работе. Может, ты поможешь? Ведь ты должен быть знаком с такими делами.
  - Дело не сложное, подготовить лодку к плаванию можно. Но зачем тебе это?
  - Старик разрешил бы нам выйти в море. Ты, наверное, и под парусом ходить умеешь?
  - Пауль, а далеко ли ты собрался на парусной лодке в море? Позагорать и на берегу можно. Гляди, какой чистый песочек под ногами...
  - Юргенс, а теперь - главное, что я хочу тебе сказать. Можешь оставить шутки при себе. Ты производишь впечатление серьезного и не трусливого человека. И что, ты намерен сгнить в этом лагере? Я лично - не собираюсь. Поэтому разрабатываю план, как бежать из этой дыры в фатерлянд. Предлагаю и тебе участвовать в побеге. Если ты не согласен, можешь пойти и доложить о моем плане русским офицерам в администрации лагеря. Хотя им про меня и так известно, я думаю.
  - Пауль, мне ни к чему идти к русским и доносить на своего товари-ща-офицера. Но и в твою авантюру ввязываться не собираюсь. Год назад мой тральщик подорвался на мине, меня полуживого подняли на русский корабль. Я долго болтался между жизнью и смертью в военном госпитале. Наконец, меня "подлатали" и отправили на тихую жизнь в этот лагерь. Я по сей день помню, как меня рвало на палубе соленой водой и кровью. Теперь хочу придти в себя, пожить спокойной жизнью. А ты предлагаешь мне на этой лодчонке снова испытывать судьбу: утопят нас русские патрульные катера сразу или для начала спасут, а потом расстреляют по законам военного времени. Нет, Пауль, на меня не рассчитывай!
  - Успокойся, Юргенс, никто не собирается тебя топить. Ладно, пошли в лагерь. Вечереет уже.
  После вечернего построения и ужина вместе с Глобке к "Ферзю", угостив сигаретой, подошли еще четыре офицера из числа близких друзей гауптмана. Вновь начался разговор о том, что пора бежать из этого опостылевшего всем лагеря. Для убедительности заговорщики сообщили, что знают о планах администрации закрыть Нарвский лагерь из-за близости фронта и отвезти пленных офицеров в Сибирь, куда теперь направляют всех попавших в плен германских и австро-венгерских солдат и офицеров.
  - Там в Сибири, всех нас точно будет ждать смерть. Ты хочешь на-смерть замерзнуть в жутких холодах? Мы не согласны, лучше погибнуть, но не ехать туда.
  "Ферзь" угрюмо молчал. Тогда Глобке попросил его:
  - Юргенс, не хочешь бежать, не надо. Но помоги нам подготовить лодку! Без тебя этого никто не сделает.
  Лейтенанту пришлось сделать вид, что он недовольно согласился помочь товарищам.
  На следующий день он в окружении офицеров из группы Глобке, словно под конвоем, пошел в деревню и осмотрел лодку. Офицеры терпеливо ждали, что скажет специалист, надеясь на то, что лодку в скором времени спустят на воду, и на ней можно будет уплыть к берегам Германии.
  "Ферзь" внимательно заглянул в каждую щель и сказал, что лодку вполне можно привести в порядок. Заговорщики одобрительно загудели и выразили желание скорее взяться за дело. В тот же день они начали конопатить и смолить рыбацкую лодку под руководством моряка. Никто из них не сомневался, что он уйдет из лагеря вместе с ними и будет управлять парусной лодкой. "Ферзя" же радовала мысль о том, что в среде германских офицеров его безоговорочно приняли за своего, а вопрос с побегом из лагеря решается так удачно. Он с удовольствием возился с днищем лодки, выскабливая до блеска каждую дощечку, прежде чем начать конопатить и смолить. Погода стояла теплая, солнечная, рядом спокойно плескались легкие волны. Безмятежная обстановка напоминала первый год учебы в Морском корпусе, когда летом их курс отправился на шлюпочную практику. В те два летних месяца каждый будущий морской офицер или даже адмирал собственноручно готовил шлюпку к дальнему гребному переходу. Теперь в лагере опыт юности пригодился. Сухопутные прусские офицеры смотрели на него словно на небожителя, восхищались сноровкой настоящего моряка.
  
  О событиях, происходивших в лагере близ города Нарвы, лейтенант Тихонов во всех подробностях рассказал начальнику разведывательного отделения Стрельцову.
  Илья Иванович, ожидавший сообщений с места событий, живо при-нялся уточнять подробности:
  - Владимир Константинович, давай-ка еще разок, вспомни момент появления "Ферзя" в лагере.
  - За его первой встречей с "аборигенами" лагеря я наблюдал лично, как мы с вами планировали. Меня тайно поместили в домик администрации, откуда было видно все, что происходит в лагере. Август нынче выдался жарким, пленные предпочитали днем коротать время не в бараках, а на территории. Туда к курилке конвоиры и доставили нашего "Ферзя". Сначала там сидели двое австрийцев, к которым он сразу подошел и познакомился. Разговор, вроде, не складывался. Наш достал заготовку из янтаря и занялся изготовлением мундштука. Появились немецкие офицеры, закурили, разговорились. Вместе отправились в барак, где офицеры определили новичку место на нарах для ночлега. Первый день прошел спокойно, в разговорах.
  - Что же, потом были и беспокойные дни?
  - Случился конфликт в столовой, когда некий ландштурмовский фенрих, по виду из мобилизованных колбасников, пытался отправить "новичка" на кухню поработать, а потом садиться со всеми за стол. Но наш лейтенант флота так отчитал "штафирку", что инцидент был сразу же исчерпан. Кадровые прусские офицеры оценили поступок по достоинству: авторитет завоевывается делом.
  - Хорошо, Владимир Константинович, а как идет дело с подготовкой побега?
  - По этому вопросу, Илья Иванович, следует подробно рассказать, как складывалась обстановка в лагере до появления "Ферзя". Несомненно, вам известно, что пленных офицеров в наших лагерях не привлекают к принудительному труду. Дневное время они проводят по собственному разумению, и лишь к вечерней поверке все обязаны быть в своих бараках. Вместе с тем, администрация лагеря не препятствует тому, что пленные ходят к местным жителям и выполняют по собственному желанию те или иные работы. В лагере, куда попал наш разведчик, офицерам разрешено ходить в прибрежную эстляндскую деревню. Уточняю: рыбацкую деревню. По договоренности с местными жителями они заготавливают дрова, ремонтируют мебель, занимаются другими столярными работами. Есть один австрийский подпоручик, который знает часовое дело, так тот обошел все дома и профессионально почистил и настроил имеющиеся часы всех типов и марок. Начиная с простеньких "ходиков" и, кончая напольными курантами с боем, между прочим, производства фирмы "Павел Буре".
  - Этот австрияк имеет отношение к делу нашего разведчика?
  - Нет, извините. О нем я упомянул только для полноты картины. Среди работающих в деревне есть группа из пяти офицеров, в которой верховодит артиллерийский гауптман Пауль Глобке. По донесениям лагерной агентуры, эта группа давно строит планы на побег из лагеря. Они уже интересовались у рыбаков, можно ли купить в деревне лодку с парусом. Но все заговорщики - сухопутные офицеры, которые не имеют навыков управления парусником в море. А прямо обратиться к рыбакам с просьбой вывезти их в море и научить обращению с парусами пока опасаются. Присматриваются к деревенским жителям. Для Глобке и его кампании появление в лагере военно-морского офицера - прямо-таки божий промысел! Они уже начали "обхаживать" "Ферзя" с целью выяснить, не побоится ли он бежать из плена. Наш для порядка, как мы и планировали, сначала выразил сомнение в целесообразности столь рискованной затеи, которая может провалиться, а зачинщиков будет ждать расстрел. Но постепенно стал поддаваться на их уговоры и даже ходил смотреть лодки.
  - Не стоило бы ему становиться организатором побега. Лучше дер-жаться безучастно и выполнять указания этого капитана-артиллериста, раз тот уже является лидером заговорщиков.
  - Вне всякого сомнения, "Ферзь" помнит наши инструкции о том, что ему следует использовать сложившуюся ситуацию в своих интересах, а не самому заниматься сплочением пленных офицеров для побега из лагеря. Все прошедшие дни он четко действовал в соответствии со своей легендой. Считаю, что разведчик и дальше будет вести себя так же.
  - Сколько, по-вашему, группе беглецов потребуется времени, чтобы заполучить лодку и тайно выйти в море?
  - Неделю. Максимум - десять дней.
  - Хорошо, будем ждать. Возвращайтесь и продолжайте контролировать ход операции.
  У Стрельцова уже созрела идея, в соответствии с которой при получении сигнала от Тихонова о том, что дата побега определена, он выйдет в море на подводной лодке и будет тайно сопровождать парусник в пути от Нарвы до Либавы. Благо, подводные силы сосредоточены у причалов в порту Ревеля, и лодка сможет быстро выйти из порта. Полковник вполне закономерно полагал, что контр-адмирал Непенин поддержит его идею и уговорит Канина дать "добро" на выход подводной лодки со специальным заданием.
  
  Однако на Балтийском флоте в те дни происходили события, которые значительно изменили расклад сил в командовании. Сначала в Ревель из Гельсингфорса возвратился капитан 2 ранга Ренгартен, который ездил согласовывать в штабе получение новой радиоперехватывающей аппаратуры для морских постов радиоразведки. Докладывая Илье Ивановичу о результатах командировки, он сообщил, что в штабе сегодня будет объявлен указ Государя о смещении Канина с должности комфлота и назначении на эту должность Непенина.
  Не успели Стрельцов и Ренгартен обсудить штабные перемены, как в разведотделении появился стремительный капитан 1 ранга Черкасский, который только-только приехал из Ставки Верховного и ждал оказию для перехода в Гельсингфорс морем. Князь пребывал в прекрасном расположении духа, курил и подробно рассказывал о новостях в Могилеве и в Петрограде. Он разговорился, а потом жестом карточного игрока положил на стол перед Стрельцовым копию доклада начальника морского походного штаба Ставки Верховного главнокомандующего адмирала Александра Ивановича Русина. Оба разведчика склонились над бумагой. Текст ее гласил:
  
  "Стратегическая обстановка на балтийском морском театре, определившаяся в течение 1915-го года и сохраняющаяся в главнейших своих основаниях и поныне, создает для боевой деятельности нашего флота Балтийского моря крайне трудные и тяжелые условия. Несоразмерность наших материальных сил и средств с таковыми же противника передает инициативу широких морских операций в руки неприятеля и требует от нашего флота, при всякой попытке так или иначе взять инициативу в свои руки, самого полного напряжения, высокого боевого духа и исключительной подготовленности во всех отраслях военно-морского дела.
  Эти обстоятельства и вытекающие из них боевые требования к флоту властно указывают на необходимость иметь и надлежащее коман-дование флотом, обладающее исключительной волей, решимостью и проявлением широкой инициативы стратегического замысла. Только при этих условиях, требуемых исключительной по трудности обстановкой, создавшейся на театре, возможно ожидать надлежащего парирования боевых операций противника доблестным личным составом нашего Балтийского флота, высоко подготовленного многолетними трудами покойного адмирала Эссена, явившего за свое почти годовое командование флотом на войне образец тех исключительных качеств, кои необходимы командованию Балтийским флотом при столь серьезной обстановке.
  Между тем, настоящее командование флотом Балтийского моря не обладает, к сожалению, этими необходимыми качествами, что особенно подтвердилось в итоге летней кампании 1916-го года, протекавшей при довольно благоприятной для нас обстановке
  Вышеприведенные обстоятельства дают основание полагать, что командование флотом в течение прошедшего благоприятного летнего пе-риода не выказало широкой стратегической инициативы и не выказало решимости использовать благоприятную обстановку... Эти соображения в связи с опасностью угашения воинского духа личного состава заставляют прийти к окончательному заключению, что при настоящем командовании Балтийским флотом успешное выполнение возложенных задач является сомнительным".
  
  Илья Иванович после размышлял, почему же флаг-капитан по оперативной части штаба флота решил ознакомить его с закрытым документом, который не успел прочитать никто из балтийских адмиралов. И пришел к выводу, что многоумный Черкасский осознавал: при назначении Непенина командующим Балтийским флотом разведчики станут его правой рукой. И с ними следует поддерживать самые тесные отношения. Князь сигнализировал: господа разведчики, я - с вами, и полагаю, что это взаимно. Разведчики возражать не стали.
  Как впоследствии признал Морской министр адмирал Григорович, назначение командующим Балтийским флотом вице-адмирала Канина оказалось ошибкой: "Это был офицер, который мог быть хорошим, когда над ним стояло начальство, а сам, сделавшись им, распустился и чуть не распустил все то, что так крепко и хорошо было спаяно усопшим адмиралом".
  В порт князя Черкасского проводили на автомобиле. "Паккард" остановился на причале, прямо возле трапа, опущенного с борта миноносца. Выслушав доклад командира корабля, офицеры тепло распрощались. Черкасский поднялся по трапу и исчез в чреве миноносца, а Стрельцов и Ренгартен вернулись в "скворечник".
  На следующий день из штаба флота молниями пошли телеграммы, главная среди которых извещала о том, что адмирал Василий Александрович Канин уходит с поста командующего и назначается членом Государственного Совета в Петрограде. Балтийский флот возглавил Адриан Иванович Непенин, произведенный императором в вице-адмиралы. Новый комфлот приказал всем офицерам штаба, командирам соединений кораблей и начальникам служб флота прибыть на служебное совещание в Гельсингфорс.
  Илья Иванович вынужден был телеграфировать Непенину, что занят организацией разведывательной операции и направляет на совещание своего заместителя Ивана Ивановича Ренгартена. Вскоре в "скворечнике" раздался мелодичный звон телефона: у аппарата находился командующий флотом. Он принял поздравление начальника разведывательного отделения, а потом огорошил его своими планами. Ренгартена командующий забирал в штаб флаг-офицером с намерением передать ему свое наследие - службу связи флота, а также сделать своим помощником по разведке (конечно, если Стрельцов не будет против... Что ж, Стрельцов не будет против.).
  Под команду Илье Ивановича в Ревель скоро прибудет несколько офицеров для усиления разведотделения. Лейтенант Тихонов назначается заместителем начальника вместо Ренгартена. Будет доукомплектовано направление агентурной работы и направление радиоразведки. Все организационные мероприятия планируется закончить в течение сентября.
  Илья Иванович внимательно слушал адмиральские планы. Перед окончанием телефонного разговора он успел лишь поставить вопрос о выделении подводной лодки для обеспечения операции "Ахиллес" и получить разрешение командующего.
  
  Стрельцов заканчивал последние приготовления к переброске "Ферзя" в тыл противника, когда назначенный в штаб флота Ренгартен привел к нему в кабинет своего сменщика. Это был хорошо известный им старший лейтенант Булавин, командовавший 1-м радиопеленгаторным постом на острове Даго. За два года войны офицер стал настоящим мастером радиоразведки. В помощь ему назначен молодой мичман, которого перевели на повышение из 3-го радиопоста, расположенного на полуострове Гангэ. Направление радиоразведки было укомплектовано в соответствии со штатом. С направлением агентурной разведки вопрос стоял более остро.
  Офицеров, подготовленных для работы с агентурой, на флоте не было. Комфлот Непенин и его управление кадров прислали Стрельцову двух офицеров, которые по роду службы в общих чертах представляли задачи разведки, но не больше. Своих новых помощников по специфике работы должен был готовить сам начальник разведывательного отделения. Илья Иванович в задумчивости теребил щеточку своих усов, читая личные дела предложенных ему кандидатур. Один из офицеров - капитан 2 ранга Фроликов - командир эсминца, после ранения списан в береговой состав, с первых дней войны не раз участвовал в разведывательных походах кораблей флота, грамотно решал поставленные Непениным задачи, добивался хороших результатов. Награжден, в этом году произведен из старших лейтенантов. Другой офицер - лейтенант Лауниц - был офицером для поручений у Непенина. Адриан Иванович дал ему положительную характеристику и рекомендовал использовать в агентурной разведке.
  Стрельцов понимал, что новый командующий, создавший с нуля разведку Балтийского флота и знавший почти всех офицеров-балтийцев, предложил ему лучшие кандидатуры. Илье Ивановичу осталось только согласиться с ними и продумать систему специальной подготовки своих "новобранцев". Ею нужно будет заняться после проведения активной фазы операции "Ахиллес".
  В первой декаде сентября над всей Балтикой держалась тихая солнечная погода. Ветерок поднимался лишь ближе к вечеру. Стрельцов, просидевший целый день за столом с ворохом служебных бумаг, пошел прогуляться к морскому порту. Остановился у края пустынного причала и безо всяких мыслей стал бросать в воду камушки. Мелкие волны лениво плескались у бетонной стенки. Солнце клонилось к горизонту, завершая прогретый теплыми лучами осенний день. Илья Иванович наслаждался минутами спокойствия. Он оглянулся в надежде найти местечко и немного посидеть, глядя на море, но увидел подъезжающий к причалу "паккард". "Ну, вот, сейчас спокойствие закончится", - подумал полковник, глядя на своего "новичка" Булавина. Тот действительно вышел из машины и торопливыми шагами приближался к Стрельцову.
  - Что стряслось, лейтенант?
  Задав вопрос, Илья Иванович поймал себя на мысли, что его до сих пор удивляет та разница, которая существует в общении армейских и флотских офицеров между собой. В армии при обращении к подполковнику обычно опускают приставку "под-", произнося более легкую речевую форму "господин полковник". Подполковнику приятно, но он не пыжится от тщеславия, получив следующее звание, пусть просто в разговоре. Это - лишь дань традиции. На флоте дело обстоит по-другому. К старшему лейтенанту у начальства принято обращаться "лейтенант", точно так же как к офицеру с лейтенантскими звездами на погонах. И старший лейтенант при этом не чувствует никакой обиды от устного снижения в звании. Так удобнее обращаться, и это тоже традиция.
  - Илья Иванович, на ваше имя пришла шифровка от Тихонова.
  - Хорошо, спасибо, едем!
  Старая деревянная лестница недовольно скрипела каждой ступенькой, когда Стрельцов быстро поднимался в свой кабинет. Его уже ждал боцманмат-шифровальщик с тонкой папкой подмышкой. Полковник сел за стол и раскрыл папку, уже зная, какая там информация. Интересовали только детали. Текст шифровки гласил:
  
  "По "Ферзю":
  Движение начнется в ночь с 10 на 11 сентября в известном вам мес-те.
  Тихонов 9 сентября с.г. 5 часов пополудни".
  Сообщение принято 10 сентября в 12:10.
  
  Стрельцов недовольно взглянул на часы: свободного времени у него почти не осталось. Чертыхнувшись в адрес своего заместителя, который припозднился с отправкой важной телеграммы, он принялся вызывать по телефону в штабе флота капитана 1 ранга Черкасского. Через несколько минут князь взял трубку.
  - Михаил Борисович, здравствуйте! Полковник Стрельцов у аппарата.
  - Здравствуйте, здравствуйте, Илья Иванович! Рад вас слышать. Намереваетесь к нам пожаловать?
  - Михаил Борисович, у меня другая нужда. По согласованию с командующим флотом я намерен сегодня в ночь выйти в Рижский залив на подводной лодке. Прошу вашего распоряжения на сей счет командованию подводников.
  - Илья Иванович, второй дивизион подводных сил в полном составе стоит у причалов в Ревеле, неподалеку от вас. На какой лодке пойдете?
  - "Крокодил" в строю? Я бы предпочел пойти на лодке со старшим лейтенантом Килиакиди...
  - Добро, я немедля направлю приказ командиру дивизиона. Удачи вам, Илья Иванович!
  - Благодарю, князь!
  Стрельцов подошел к висевшей на стене карте и нашел рыбацкую деревню неподалеку от города Нарвы. Из этой точки ночью в сторону германских берегов тайно отправится парусная лодка с беглецами из лагеря для военнопленных офицеров. В группе отчаянных будет находиться разведчик "Ферзь", который как опытный судоводитель сам поведет лодку через Рижский залив к побережью Курляндии, чтобы высадиться в захваченных немцами портах Виндава или Либава. На протяжении всего перехода парусную лодку будет незаметно сопровождать "Крокодил", с борта которого начальник разведотделения Балтфлота решил контролировать сложный этап переброски "Ферзя" в тыл противника. Стрельцов улыбнулся: он верил в успех операции "Ахиллес".
  В хорошем настроении полковник подъехал к причалу, где стояла готовая к выходу в море подводная лодка "Крокодил". Он встретился с матросами и офицерами, как со старыми знакомыми. Год назад этот корабль под его началом выполнял специальное задание разведки.
  Едва подводники, почти не касаясь ногами скоб люка, спустились в центральный пост, командир задраил крышку и скомандовал малый ход. Он уже получил задание. "Крокодил" развернулся форштевнем на восток и в крейсерском положении, когда над водой осталась лишь боевая рубка, слегка переваливаясь на волне, пошел к точке рандеву. В этой точке Стрельцов будет во все глаза смотреть, чтобы мимо него не проскользнула рыбацкая парусная лодка, управлять которой должен "Ферзь". По расчетам это произойдет рано утром. А пока над морскими волнами простиралась ночная мгла.
  Офицеры пригласили Стрельцова в кают-компанию на ужин. Килиакиди в центральном посту нес командирскую вахту, а за столом вокруг гостя располагались те же лица: помощник командира Шульц, механик Гаврилов, минер Закревский и "Герцог Глостерский" - мичман Яблоков - штурман. Подводники вспомнили памятный им прошлогодний совместный поход, а потом в подробностях рассказали разведчику о большом успехе, которого добился экипаж на предыдущей боевой службе. В августе лодка атаковала немецкий пароход с грузом железной руды, захватила его и привела как трофей в порт Мариенхамина на Аландских островах.
   Солировал в застольном разговоре Яблоков, остальные офицеры, улыбаясь, слушали молодого сослуживца. Румянец от волнения перекинулся со щек мичмана на лоб, нос и уши. Пылая от волнения, говорил "Герцог" однако без заиканий, вполне уверенно:
  - Илья Иванович, "Крокодил" в кампании состоит с августа четырнадцатого года. Боевые походы у нас были почти каждый месяц. Несли поисковую и дозорную службу на подходах к портам и базам неприятеля. Прикрывали операции миноносцев по постановке минного заграждения на позициях. Подвергались атакам германских кораблей. Наш командир Петр Петрович Килиакиди был награжден орденом Святого Владимира IV степени с мечами и бантом за выполнение военных операций, связанных с большой опасностью и риском. Но вы же понимаете, командир и экипаж везде искали возможность атаковать противника: в этом главный результат службы подводников. В прошлом году мы дважды выходили в атаку на крейсера: выследили "Кольберг" и "Фон дер Танн", пытались подготовить торпедную атаку. Но оба раза к нашей великой досаде ничего не получилось, потому что из-за потери плавучести подводная лодка всплывала и обнаруживала себя. Господь милостив, каждый раз нам удавалось избежать преследования. Но эти недоразумения происходили не из-за ошибок экипажа, а ввиду конструктивных недоработок корабля.
  - Точно! - механик и минер при словах штурмана закивали головами, подтверждая, что и командир, и они сделали все возможное, чтобы выйти на позицию и всадить торпеды во вражеские крейсера. Но, выпуская торпеды, лодка как пробка выскакивала из-под воды неожиданно для всего экипажа. Петр Петрович и без того тёмен ликом, а уж после таких неудач и вовсе чернел как уголь.
  Мичман Яблоков вежливо поддакнул старшим товарищам и продолжил:
  - И вот, месяц назад, в первых числах августа мы выходим в боевой поход в Ботнику.
  - Погодите, штурман, дайте уж я расскажу финал этой замечательной истории, ведь в ней я был "именинником", - нетерпеливо вмешался в разговор помощник командира.
  Стрельцова увлек рассказ о боевых действиях подводной лодки, которая стала для него почти родным кораблем. Он отхлебнул глоток чаю из стакана с серебряным подстаканником и перевел взгляд на Шульца. Лейтенант продолжил рассказ о походе в Ботнический залив:
  - Пять дней мы патрулировали коммуникации противника вблизи границ Швеции. Морская поверхность все это время была абсолютно чиста. Но боевое задание требовало от нас находиться на позиции десять суток. Перед рассветом шестого августа я сменил командира на вахте и, как обычно, встал к перископу, чтобы изучить обстановку. Горизонт и на шестые сутки похода оставался чистым. Вдруг меня будто что-то под локоть толкнуло! Я развернулся и стал еще внимательнее осматривать лесистые береговые скалы. И на их фоне мне почудился силуэт крадущегося вдоль берега корабля. Доложил командиру. Стали вместе изучать появившуюся цель: точно! Петр Петрович даже в ладоши похлопал и меня поздравил с удачей. В перископ уже четко просматривалось грузовое судно, шедшее на юг, на выход из залива в Балтику. Мы сыграли боевую тревогу, всплыли, дали полный ход и пошли на перехват цели. С парохода нас заметили: встреча с вражеской под-водной лодкой никому не сулит ничего хорошего. Судно увеличило скорость и пыталось улизнуть. Но Петр Петрович приказал дать торпедный залп с упреждением по курсу цели. Торпеда прошла в одном кабельтове перед носом парохода, там все поняли и застопорили машину. А мы подошли вплотную и разглядели, что нам попался хороший улов: германский грузовой пароход "Дестерро" водоизмещением четыре тысячи тонн. Командир приказал мне возглавить досмотровую партию и обследовать трофей. В сопровождении десяти матросов я поднялся на борт "немца", арестовал его капитана и судовые документы. Пароход шел из Швеции в Германию с грузом железной руды, поэтому было принято решение захватить его в качестве приза и сопроводить в наш ближайший порт Мариенхамина на Аландских островах.
  - Я там бывал, - вставил свою реплику Стрельцов.
  - Ну, стало быть, вам те места известны, - продолжил Шульц.
  - Немного. А у вас-то как дальше дело сложилось?
  - Сначала командование было благосклонно к нам. Поздравили с боевым успехом, все же не каждому подводнику удается такое. Петра Петровича представили к очередному званию, экипажу посулили награды. Потом шведы " проморгались" и подали международный протест: мол, русская подлодка в нарушение норм мореплавания в территориальных водах нейтральной страны захватила иностранное торговое судно. Ну, и над Петром Петровичем тучи нависли: грозят отстранить от командования лодкой. Вот теперь мы гадаем: то ли ему успеют кавторанга присвоить, то ли в лейтенанты быстрее разжалуют. Но он не тужит, считает, что лодка выполнила боевое задание успешно. И все мы гордимся этим!
  - Ну, как же не гордиться таким успехом!
  Неожиданно в разговор вступил минный офицер лейтенант Закрев-ский. С некоторым волнением он обратился к гостю с непростым вопросом:
  - Илья Иванович, не знаю, можно ли задать вам такой вопрос, но хотелось бы узнать мнение офицера разведки флота. Приходилось ли вам слышать о броненосце-призраке, неожиданно появляющемся то тут, то там на Балтике?
  Полковник внутренне немного дрогнул, услышав слова минера. При этом он вспомнил прошлогодний рассказ Юхана, взволновавший их с Кристиной на хуторе в Пирите. Но он спокойно ответил вопросом на вопрос:
  - Что за броненосец-призрак?
  Закревский пояснил:
  - В экипажах подводных лодок многие слышали о рассказах мирных рыбаков, которые с начала войны нередко встречали в море неизвестный военный корабль, мчавшийся куда-то на всех парах. Он возникал среди волн мгновенно, будто с неба падал, и так же неожиданно исчезал. У нас кто верил в это, кто нет. Но летом мы сами с ним столкнулись.
  - Как же это случилось?
  - Мы выходили из Ботнического залива в открытое море, на вахте стоял Шульц, он не даст соврать. Я был рядом.
  Помощник командира кивнул в подтверждение слов минера.
  - Вахта была, как говорят, "собачья", под самое утро. Вот-вот должно было взойти солнце. И в этот самый момент с Оста, со стороны Гельсингфорса, откуда ни возьмись, появился корабль. Мы разглядели его в бинокль, это был старый броненосец времен японской войны. Без единого огонька, без флагов он несся прямо на нас. Все произошло в считанные минуты, мы даже ничего предпринять не успели, только перекрестились. В висок била одна мысль: сейчас он нас раздавит, как ореховую скорлупу. Но корабль вдруг исчез так же, как появился. Кроме нас в экипаже его никто не видел. Но у нас-то он был перед глазами, Шульц, как положено, сделал запись в журнале. Она до сих пор там, чернила не испарились. Что вы можете сказать об этом, Илья Иванович?
  Полковник только покачал головой и ответил:
  - Мне об этом ничего не известно.
  Неприятным холодком повеяло от неожиданного рассказа. Хотя, непонятно почему. Выбросить из головы всю чертовщину надо, решил Илья Иванович.
  В кают-компании повисла тишина.
  Ужин завершился, офицеры разошлись по заведованиям, а Стрельцов, все еще находясь под впечатлением разговоров с подводниками, пошел в центральный пост с настроением продолжить разговор с командиром лодки о захвате германского судна. Но Килиакиди встретил его докладом о том, что корабль подошел к указанной в приказе точке:
  - Полагаю надо стопорить машину и ложиться в дрейф. Я только что поднимался в рубку, открывал люк и изучал обстановку. Горизонт чист, вокруг ни души.
  Илья Иванович взглянул на часы, по его расчетам рыбацкая лодка с беглецами через час должна пройти мимо. Он поинтересовался:
  - Как далеко мы находимся от берега и какая здесь глубина?
  Килиакиди скорее машинально, чем для уточнения посмотрел через плечо на морскую карту и сообщил:
  - Говоря общечеловеческим языком, до берега здесь почти два километра, глубина под нами сорок метров.
  - Я так понимаю, что в случае необходимости мы можем здесь нырнуть на перископную глубину?
  - Да, можем.
  - Петр Петрович, дальнейший маневр наш должен быть такой. В течение ближайшего часа мимо нас под берегом с востока на запад пройдет парусная лодка. Как только она появится в зоне видимости, нам следует погрузиться и неотступно следовать за ней, наблюдая в перископ. Пойдем в сторону Либавы, где лодка должна подойти к берегу и высадить людей.
  Килиакиди на минуту задумался, вновь поглядывая на карту, потом сказал:
  - Что же, задача ясна. Предлагаю взять бинокли и подняться наверх, чтобы своевременно обнаружить наших яхтсменов.
  - Вот, вот, - улыбнувшись шутке, ответил разведчик.
  Офицерам пришлось довольно долго стоять в рубке под моросящим осенним дождичком. Сначала на горизонте появилась светлая полоска, извещающая о скором восходе солнца, потом окончательно рассвело. Наконец на фоне светлого горизонта появился характерный треугольник паруса. Командир скомандовал срочное погружение, и Стрельцов уже в перископ разглядывал проходившую мимо рыбацкую лодку. Отпустив ее на расстояние видимости, подводная лодка пустилась следом. К вечеру на траверзе левого борта появились огни Ревеля. На подходах к большому порту рыбацкий парус в море - не редкость, поэтому Илья Иванович не беспокоился за безопасность беглецов. В опустившихся сумерках "Крокодил" сблизился с лодкой, чтобы не потерять ее из виду. Полковник мог предположить замысел "Ферзя": наверняка тот решил идти всю ночь, чтобы светлое время переждать в укромном месте на берегу острова Эзель. Тогда следующей ночью легче будет преодолеть Ирбенский пролив и выйти к германскому побережью, вдоль которого "прошмыгнуть" до Либавы, где закончить опасный переход.
  Так и шли они друг за другом: впереди рассекала волну лодка рыбацкая, подставившая парус ночному бризу, а следом кралась лодка подводная, не только по названию, но и действительно напоминавшая плывущего в реке крокодила, медленно шевелящего хвостом и внимательно смотревшего за происходящим поднятыми над водой глазами. Илья Иванович почувствовал, что не ошибся в своем предположении, когда парусник ткнулся носом в берег острова Эзель на восходе следующего дня. В перископ он видел, как был спущен парус, несколько темных фигурок беглецов выпрыгнули с борта на песок и рывками затащили лодку на берег, чтобы укрыть ее от морских волн и посторонних взглядов.
  Очередной сентябрьский день прошел на подводной лодке буднично. Сменялись вахты, командир со штурманом "колдовали" над прокладкой курса, механики заботливо ухаживали за своим большим и беспокойным корабельным хозяйством. Лишь Стрельцов не отрывался от окуляров перископа, опасаясь любых неожиданностей, которые могут случиться с беглецами и их парусником. Но на берегу пока все было тихо и неподвижно. Илья Иванович нехотя уступил вахту командиру, который уговорил полковника немного отдохнуть перед беспокойной ночью. Про себя разведчик подумал: "Пойду-ка все же. Не то мне самому с устатку броненосец-призрак пригрезится!".
  Уже спускался вечер, когда Килиакиди доложил, что рядом с лодкой на берегу наблюдается какое-то оживление. Стрельцов снова занял место у перископа. Лодка уже качалась на волнах у берега, ее команда распускала парус. Вскоре парусник заскользил курсом на юго-запад по направлению к Ирбенскому проливу, чтобы преодолеть его и выйти к побережью, занятому германскими войсками. Первые часы прошли спокойно, но как только обе лодки приблизились к Курляндскому берегу, Илья Иванович обратил внимание на еле заметные огни корабля, двигавшегося вдоль него. Акустик определил шумы германского тральщика. Место у перископа снова занял командир лодки. Акустик еще дважды докладывал о шумах винтов тральщиков, но оба раза корабли шли далеко от берега. В отличие от парусника, который буквально крался вдоль береговой черты.
  Стрельцов напряженно ждал. Он понимал, что для находящихся в рыбацкой лодке немецких офицеров, бежавших из русского плена, было бы спокойнее высадиться на берег в ближайшем удобном месте и сдаться первому же военному патрулю. Но "Ферзь" упорно вел рыбацкий челн в направлении военно-морской базы Либава, где ему было бы сподручнее начать выполнять задание. Трудно представить, как он убедил своих сотоварищей по побегу. Скорее всего, они просто спали, пока вокруг расстилалась ночная тьма, или мучились приступами морской болезни.
  До Либавы оставалось не более часа хода, когда начало светлеть. Неожиданно с одной из береговых батарей, оборонявших вход в базу, ударил выстрел в сторону моря. Вспышка пушечного залпа была хорошо видна в перископ, был виден и всплеск разрыва снаряда метрах в тридцати от парусника. Бдительная охрана решила уничтожить лодку, в которой по ее разумению могли находиться русские диверсанты. Второй снаряд упал ближе. Лодка резко подвернула к берегу. Стрельцов, всем своим существом надеявшийся на благополучное развитие событий, побелевшими от напряжения пальцами сжал ручки перископа. Килиакиди стоял рядом и ждал указаний по дальнейшим действиям. Судя по тому, что по "Крокодилу" стрельба не велась, след от его перископа с берега пока не обнаружили.
  Но очередные снаряды полетели в сторону парусника. Германские артиллеристы взяли его в вилку: один взрыв взметнул воду по курсу движения, второй - за кормой. Беглецы не стали ждать третьего выстрела и прямого попадания. Они попрыгали в воду и, как могли, погребли в сторону берега, до которого оставалось не более пятидесяти метров. В перископ их не было видно. Третий снаряд, прилетевший через несколько минут, действительно поднял фонтан прямо у борта опустевшего парусника. Рыбацкая лодка завалилась на бок, ее выпуклый деревянный борт заколыхался на волнах, а рядом расплывшимся пятном в воде белел парус. Стрельба береговой батареи в сторону моря прекратилась.
  Помрачневший Стрельцов, не произнеся ни слова, стоял рядом с перископом и размышлял о случившемся, место у окуляров занял Килиакиди. Столь неудачное окончание агентурной операции по переброске "Ферзя" в тыл противника ставило на грань срыва весь план по внедрению русского разведчика в органы управления германского военно-морского флота. Хотелось верить в то, что "Ферзь" вплавь доберется до берега, останется живым и будет действовать по инструкции. Плавает он хорошо, летом каждый день тренировался на Финском заливе. Но ему придется доставить к берегу хоть одного из находившихся с ним офицеров: важен живой свидетель рискованного побега из лагеря. Кто знает, как держатся на воде остальные беглецы, подготовленных моряков же среди них нет. Начнут один за другим тонуть, и "Ферзя" за собой, не дай Бог, на дно утащат... К сему следовало добавить тот факт, что вода в Балтике довольно холодная. Не подходящая для плавания даже на небольшое расстояние.
  В тяжелых думах он провел час после обстрела лодки. Линия берега в перископ почти не просматривалась. Никакой активности там разглядеть не удалось. Килиакиди вопросительно смотрел на полковника. Илья Иванович и сам понимал, что "Крокодилу" надо быстро уходить из опасного места, где вот-вот появятся корабли противника. Ведь день вступил в права, стало светло, посвежел ветер. Зеленоватые волны захлестывали перископ, обзор резко ухудшился.
  Больше они здесь ничего не узнают.
  - Возвращаемся в базу, - тихим голосом отдал приказ Стрельцов и отошел от перископа.
  Вечером подлодка ошвартовалась у своего причала в Ревеле.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПРОТИВНИК РВЕТСЯ В РЕВЕЛЬ
  
  (октябрь-ноябрь 1916)
  
  В Ревеле после возвращения домой на борту подводной лодки "Крокодил" Илья Иванович места себе не находил, размышляя о возможном провале операции "Ахиллес", по сути дела, так и не успевшей начаться. Хотелось успокоить себя, посчитав, что "Ферзь" добрался до берега вплавь и приступил к выполнению задания. Однако пессимизма в рассуждениях разведчика пребывало больше, чем оптимизма. И в который раз он раскладывал на минуты всю операцию по переброске "Ферзя" в тыл противника, старался найти свои промахи. Именно свои - ведь он являлся исполнителем и руководителем операции, на кого же ему было перекладывать ответственность.
  Переброска разведчика в тыл противника - всегда рискованное мероприятие: противник находится рядом, в любую минуту может вмешаться и нарушить план разведчиков. Разведорган и офицер-руководитель разрабатывают его с учетом знания максимального количества нюансов оперативной обстановки в районе переброски. Предусматриваются наиболее трудные варианты, прорабатываются все пути преодоления препятствий. Любые сложности обстановки обсуждаются вместе с разведчиком, и он сам теоретически проходит сложный путь в том направлении, где ему придется выполнять раз-ведывательные задачи. Позже он тренируется преодолевать выявленные сложности на практике. С "Ферзем" было так же. Летом он старался много плавать в морской воде, восстанавливал былые навыки хождения под парусом. Инструктор по этому виду подготовки - бронзовый призер Олимпийских игр 1912 года в Стокгольме, а на войне мичман Балтийского флота, довольно отмечал сноровку своего неожиданного ученика и приговаривал, что взял бы его в команду на Олимпийскую регату.
  "Ферзь" был готов не только физически преодолевать трудности, но и морально. Он назубок знал позиции германской военной полиции в Либаве, Виндаве и Мемеле, мог выдержать арест и проверку. Его легенда-биография считалась безукоризненной и практически непроверяемой для контрразведки противника. Истинный Юргенс фон Цише жил под надзором полиции и сельской общины в далекой деревне в Вятской губернии, где веками обитали суровые староверы. К тому же пленник страдал легочным заболеванием, полученным от простуды в декабрьской морской воде, где он долго находился после подрыва на мине своего корабля и гибели экипажа. Из тех глухих мест ему было не выбраться, и к нему никто не мог проехать. Следует добавить, что ни одна душа, кроме Стрельцова, не знала истинного местонахождения пленного германского лейтенанта. К его престарелым родителям в Италию, воевавшую с войсками кайзера, агентам германской контрразведки тоже было практически не добраться. Оставалось верить бывшему военнопленному на слово, следить за ним, проверять благонадежность на месте службы. Но к этому "Ферзь" тоже подготовился.
  Как-то во время занятий в ночное время инструктор сделал так, что парусная лодка "сбилась с курса", и разведчику пришлось высаживаться на берег в незнакомом месте, предположительно, за линией фронта в Рижском заливе. По берегу именно в этот момент проходил германский военный патруль, который задержал незнакомца и устроил допрос с пристрастием. "Ферзь" не растерялся, уговорил патрульных отпустить его, убедил их в том, что он германский офицер, выполнявший специальное задание. Только возвратившись на следующий день на базу, разведчик понял, что и "патруль", и "высадка" были подстроены Стрельцовым, который продолжал проверять степень готовности операции. Кстати, испытуемый не обиделся.
  Руководители операции, Стрельцов и Тихонов, предусмотрели все мелочи, "Ферзь" подготовился к разным неожиданностям. Но того, что парусную лодку в утреннем тумане расстреляют из берегового орудия, не мог предположить никто. Именно это и терзало Илью Ивановича. Он, опытнейший офицер агентурной разведки, не сумел предугадать, что события пойдут по такому скверному сценарию. Каждый раз бессонной ночью в мысленных рассуждениях, дойдя до этого места, полковник начинал бранить самого себя. Спать не было никакой возможности. Он вставал, ходил взад вперед по комнате, вынимал из буфета фляжку с коньяком, выпивал пару стопок и снова ложился. Мысленно успокаивал себя давно известным законом игрока в преферанс: на все карты не заложишься! Значит, и на старуху бывает проруха. Что же тут поделаешь!
  Вспоминал Стрельцов и о первом знакомстве с человеком, который потом принял оперативный псевдоним "Ферзь". Впервые они встретились в Петрограде в военно-морском госпитале на Фонтанке возле Старо-Калинкина моста.
  В один из сереньких дней глубокой осенью прошлого года Тихонов после обеда ради интереса читал в газете списки русских офицеров, награжденных георгиевскими крестами за совершенные подвиги. И как-то совершенно буднично, видимо, не имея никаких далеко идущих планов, громко сказал:
  - Илья Иванович, мы с вами среди флотских офицеров ищем человека с немецкими корнями, так ведь? Пожалуйста, могу сообщить о таковой персоне. Лейтенант Таубе Иоганн Артурович награжден орденом Святого Георгия 4-й степени за героизм, проявленный в бою с германцами, командуя артиллерийской батареей на мысе Церель. Может это и есть именно тот, кто нам нужен? Немец ведь. К бабке не ходить, немец! Судя по имени и фамилии. Флотский офицер. К тому же - герой!
  - Ну-ка, ну-ка, Володя, еще разок. Кто таков, ты говоришь?
  Илье Ивановичу это сообщение показалось очень важным.
  В тот же день через отдел по командному и начальствующему составу штаба Балтийского флота разведчикам стало известно, что лейтенант Таубе имеет русское имя Иван Алексеевич. Он являлся заместителем командира батареи 12-дюймовых морских орудий на мысе Церель. Батарея подверглась длительной бомбардировке с германских аэропланов, в ходе которой почти весь состав комендоров и командиров орудий полег на боевой позиции, откуда вел огонь по кораблям противника, прорывавшимся в Ирбенский пролив. За героизм и мужество артиллеристов наградили орденами и медалями, но награду получил только Таубе, потому что единственный из офицеров батареи выжил после ранения.
  Он родился в 1889 году в городе Дерпт в семье остзейских немцев. В 1911 году закончил Морской корпус и был определен на Балтийский флот. После ранения был представлен к присвоению офицерского звания старший лейтенант. Два месяца находился на излечении в Петроградском военно-морском госпитале.
  В госпиталь под видом представителя Николаевской военно-морской академии направился Стрельцов с целью установления личного знакомства с офицером по фамилии Таубе.
  Илья Иванович быстро разыскал одноэтажное здание в просторном госпитальном дворе, заросшем липами, которые здесь хорошо прижились: от уличной пыли и холодного ветра с Финского залива деревья укрывал длинный трехэтажный корпус из красного кирпича, выходивший фасадом на Старо-Петергофский проспект. В дворовом одноэтажном флигеле завершали лечение выздоравливающие, попавшие изначально после ранения в отделение военно-полевой и морской хирургии. В одноэтажном покое находились кабинеты физиотерапии, где раненым перед выпиской делали массаж, помогали восстановить навыки ходьбы без костылей, возвращали рукам ловкость, а спинам - гибкость. Подходя к флигелю по липовой аллее можно было видеть, как группа выздоравливающих в пижамах и теплых куртках делала гимнастические упражнения под руководством молодого доктора.
  Стрельцов представился начальнику отделения, и ему отвели поме-щение ординаторской для бесед с ранеными. Для прикрытия своего интереса к Таубе он побеседовал в тот день с несколькими офицерами. Иван Алексеевич произвел хорошее впечатление: был скромен, на вопросы отвечал по существу и довольно откровенно. Разведчику сразу бросилась в глаза его внешность: лицом новый знакомый был похож на прусского короля Фридриха Великого, такое же тонкое лицо с волевым подбородком, длинным носом и удивительно круглыми глазами. Умными и недоверчивыми. Ростом офицер оказался не очень велик, но физически был крепок, с тренированными плечами, руками и ногами.
  Полковник расспрашивал его о семье, которой, как оказалось, уже не было: родители умерли, а старший брат погиб. Других родственников не имелось. Поговорили о перспективах службы.
  - Я хочу предложить вам учебу в Николаевской военно-морской академии в Петрограде. Вы достаточно повоевали, у вас есть боевой флотский опыт. Скоро получите звание старшего лейтенанта. Самое время поучиться, чтобы потом служить на более высоких должностях, - попытался заинтересовать собеседника Стрельцов.
  Но Таубе неожиданно возразил:
  - Вы мне предлагаете поступить в ту академию, после которой назначают в штабы? Да, я со скуки умру и на учебе, и на штабной службе. Я люблю активную деятельность. Сейчас идет война. Боевая обстановка - это как раз по мне. Нет, в военно-морскую академию не хочу, не уговаривайте.
  Стрельцов решил зайти с другой стороны:
  - Раз уж вы такой любитель активных действий, может быть, вам следует поступить в академию Генерального Штаба? Там очень интересная учеба для таких энергичных людей, как вы.
  - Как же морской офицер пойдет в сухопутную академию? Что мне там делать?
  - Моряк может поступить туда и учиться, чтобы стать кадровым во-енным разведчиком. Как вы к этому относитесь?
  - К службе в военной разведке я отношусь положительно. Но на два года садиться за парту, становиться школяром, когда мои товарищи будут продолжать воевать, это - не для меня. Я еще не за всех своих отомстил противнику. Этим и продолжу заниматься после выздоровления.
  Зацепки, позволяющие привлечь Таубе к службе в разведке, Стрельцова обнадежили. "Есть перспективы", - подумал он. Но форсировать события не имело смысла. Следовало провести еще несколько бесед с изучаемым лицом, чтобы выявить его взгляды по разным жизненным вопросам, сильные и слабые места характера, готовность идти на риск.
  Для продолжения разговора Илья Иванович избрал тему службы на батарее мыса Церель. Доверительно сообщил, что сам участвовал в бою на этой позиции и даже был ранен в плечо навылет. Таубе стал более откровенным, ему было интересно говорить о том, что он недавно пережил, к тому же обсуждать тему с человеком, который воевал там же, где и он. Встреча затянулась, но Стрельцов неожиданно, прерывая беседу, сказал, что ему пора уходить, но они могут еще встретиться, если собеседник не будет против этого.
  - Конечно, приходите. Мне было бы интересно продолжить этот разговор, - бесхитростно ответил Таубе.
  После первой встречи Стрельцов отметил в своем рабочем блокноте два момента, на которых следовало бы заострить внимание во время сле-дующих бесед: 1). Положительно относится к службе в военной разведке. 2). Готов мстить противнику за погибших товарищей.
  Они увиделись через несколько дней. Илья Иванович дождался, когда лейтенант выйдет на прогулку во двор, и подошел к нему, якобы, случайно, возвращаясь после проведенной работы в другом отделении госпиталя. Вместе они не меньше часа гуляли среди лип, полковник настроил собеседника таким образом, что тот почти все время говорил о себе. Где и как рос мальчишкой, кто были родители, почему пошел учиться в Морской корпус. Оказалось, что в корпусе учился и получил офицерские погоны старший брат - Николай Таубе, с которым они были очень дружны в детстве. Младший во всем подражал старшему, и поехал вслед за ним учиться в Петербург. Когда умерли родители, Николай уже стал офицером, попал на корабль, а Иван учился на втором курсе. Старший брат заменил младшему родителей, это еще больше их сплотило.
  В начале войны Николай служил командиром базового тральщика, и осенью 1914 года погиб, подорвавшись вместе с кораблем во время траления германских мин на рейде Либавы. Иван поклялся мстить врагу всю войну. Он специально попросил командование отправить его служить на артиллерийскую батарею на мысе Церель, потому что знал: в 1915 году вокруг этого места постоянно шли бои. Наши артиллеристы наносили противнику значительный урон огнем своих орудий, но и германцы в ответ снарядами и бомбами крошили камень в пыль и стремились истребить все живое на батарее, которая препятствовала их прорыву в Ирбенский пролив.
  В блокноте у Ильи Ивановича появилась новая запись: 3). Отважен в бою. 4). Собирается всю войну мстить германцам за погибшего брата.
  Состоялось еще несколько бесед, в ходе которых выяснилось, что Таубе до войны участвовал в дальних морских походах на крейсерах, бывал в портах Латинской Америки, в африканском Кейптауне и на острове Мадагаскар, в Юго-Восточной Азии и даже на островах в Полинезии. В плавании освоил в совершенстве английский язык. Немецкий язык знал как родной, а с гувернанткой-шведкой в детском возрасте выучил шведский язык. На шведском и на немецком языках они даже обсудили несколько тем со Стрельцовым. В блокноте полковник записал: 5). Свободно говорит на немецком и шведском языках, владеет английским.
  Вскоре таких записей в блокноте появилось столько, что можно было сделать вполне определенный вывод о целесообразности использования лейтенанта Таубе для службы в агентурной разведке с целью заброски его в глубокий тыл противника на длительное оседание для сбора сведений о германском военно-морском флоте.
  Дело было в декабре 1915 года. Вместе с другими выздоравливающими после ранений офицерами Таубе готовился пройти военно-врачебную комиссию, доказать врачам, что он годен и дальше воевать с врагом на кораблях флота. Иван Алексеевич чувствовал себя вполне здоровым и надеялся без задержек вернуться на флот. Однако начальник отделения подошел к лейтенанту и сказал, что перед комиссией ему нужно зайти в ординаторскую.
  Вместе с начальником отделения Таубе прошел до конца коридора и остановился перед нужным кабинетом. Начальник отделения постучал и вошел первым, Таубе последовал за ним. В кабинете за столом сидел хорошо знакомый ему по многим беседам полковник Генерального Штаба Стрельцов. Только в этот раз он был не в синем флотском кителе с георгиевским крестом над левым карманом, а в элегантном сером шерстяном костюме с галстуком. Изменение во внешности удивило лейтенанта: светло-серый пиджак, серебристо-серый галстук в сочетании с благородной сединой висков и усов имели вид совершенной изысканности. Но еще больше его удивило то почтение, с которым к полковнику обратился начальник отделения. По всему выходило, что Стрельцов занимал очень высокое положение, чем он, однако, никогда не злоупотреблял в отношениях с людьми. Некоторое волнение начальника отделения госпиталя передалось и лейтенанту. Он внутренне подобрался и держался довольно напряженно. Но после того как они остались одни в кабинете, Стрельцов вышел из-за стола и поздоровался за руку с Таубе, как с давним знакомым, и предложил сесть. Этот поступок полковника сразу разрядил обстановку.
  Илья Иванович не стал, как говорит поговорка, заводить рака за камень, а конкретно сообщил, что имеет распоряжение командования Балтийским флотом предложить лейтенанту Таубе выполнить тяжелое и ответственное задание по линии военной разведки.
  Собеседник молча выслушал предложение, задумался, а потом спросил:
  - Почему же вы предлагаете это дело именно мне. Наверняка на флоте найдутся более подготовленные офицеры, которых можно использовать для работы в разведке.
  Илья Иванович был готов к возражениям Таубе - за время службы в агентурной разведке ему много раз приходилось вести вербовочные беседы и убеждать тех, кто заинтересовал разведку, в необходимости принять поставленное предложение. Была одна особенность в работе разведчиков: на кандидата ни в коем случае нельзя было давить. Полностью исключался и шантаж. Человеку предлагалось стать разведчиком обдуманно и добровольно. Поэтому Стрельцов, вспоминая записи в рабочем блокноте, по порядку изложил те причины, которые позволяют считать Таубе более подготовленным к службе в разведке, чем прочих офицеров.
  - К тому же, Иван Алексеевич, вы - немец по рождению, кому как не вам возможно лучше всего понять психологию нашего противника и действовать в среде германских офицеров, ничем не отличаясь от них. Вместе с тем, вы - кадровый офицер русского флота, верный Андреевскому флагу и присяге, георгиевский кавалер, поэтому вам можно доверить самые важные задачи нашего командования без сомнения в том, что вы выполните их честно и достойно.
  Таубе заверил Стрельцова, что готов выполнить возложенные на него задачи, но он не располагает навыками, необходимыми разведчику, работающему в тылу противника. Илья Иванович в свою очередь сообщил, что в случае согласия лейтенант будет обучен всему тому, что ему понадобится для выполнения задания.
  - Иван Алексеевич, - после некоторой паузы спросил Стрельцов, - вы готовы встать в ряды русских военных разведчиков?
  Ответ прозвучал просто и ясно:
  - Да, я готов.
  С этого момента следы лейтенанта, точнее старшего лейтенанта Таубе (звание ему присвоили перед выпиской из госпиталя) на флоте потерялись. В личном деле офицера было записано, что он уволен с военной службы по состоянию здоровья после тяжелого ранения. Перевозочные документы для покупки билета на пассажирский поезд ему выписаны до станции Владивосток Уссурийской железной дороги.
  Дальше начиналась история разведчика "Ферзя", грустно подумал Стрельцов, которая, возможно, была перечеркнута на моих глазах.
  
  В начале октября 1916 года разведывательное отделение переехало из "скворечника" на новое место. Это было сделано по соображениям безопасности: германская разведка могла вычислить расположение Стрельцова и его помощников. Новый командующий флотом распорядился, чтобы разведчикам выделили помещение на втором этаже здания Офицерского собрания ревельского военно-морского гарнизона. Полдюжины кабинетов, к которым вела лестница с черного хода, были отгорожены от коридора второго этажа кирпичной стеной. Выходило так, что Илья Иванович со своими офицерами жил в отдельном "царстве", но в общем доме. Кроме них там обитали военные тыловики, которые ходили через другой вход и другую лестницу. Подчиненные Стрельцова затерялись среди снабженцев, финансистов и ревизоров.
  На этапе формирования отделения по новым штатам Илья Иванович, озабоченный профессиональной подготовкой своих "новобранцев", сам вел теоретические и практические занятия, но привлекал и Тихонова. Времени обоим катастрофически не хватало, потому что наряду с обучением офицеров надо было решать боевые задачи с агентурой, действовавшей за линией фронта. Справившись за день с обилием дел и проблем, поздним вечером полковник садился за разбор поступивших документов. Среди вороха служебных бумаг ему вдруг попалось частное почтовое отправление. Илья Иванович распечатал конверт и оказался немало удивлен, когда распознал автора письма.
  Писал давний товарищ, офицер военной контрразведки жандармский ротмистр Мишель Анташев. Точнее, уже не ротмистр, а подполковник! Он подробно сообщал обо всех переменах, произошедших в его жизни с тех пор, как они расстались в начале этого года. Ему, наконец, удалось уломать начальство и получить перевод на Кавказский фронт. Миша с юмором описал, в какой восторг пришла от неожиданной вести вся его армянская родня в Москве. "Впервые за пятнадцать лет моей военной службы они признали, что из их непутевого родственника может получиться приличный человек!", - гласила гордая строка письма, уместившегося на листке гимназической тетради. Анташев сообщил, что 30 сентября уезжает в распоряжение командующего фронтом генерала Юденича для дальнейшего использования в военной администрации на территории Турецкой Армении, освобожденной в ходе наступления русской армии (Стрельцов посмотрел на почтовый штамп и подивился - письмо из Петрограда до Ревеля шло небывало долго - почти десять дней). Перед отъездом Мише присвоили звание подполковника. Он прощался и благодарил Илью Ивановича за помощь и содействие, которые были очень важны для движения по ступеням офицерской карьеры.
  Стрельцов задумался. Шесть лет он был знаком с Анташевым, что по нынешним военным меркам - очень много. Да, действительно, помог когда-то молодому офицеру в оперативной работе, но потом тот сторицей отблагодарил за помощь. В течение двух лет войны ему самому то и дело приходилось обращаться к ротмистру за содействием в служебных и личных делах. Наиболее ярким примером их взаимодействия стало сопровождение разведчика на пути из Стокгольма в Гельсингфорс после окончания встречи с агентом "Фридрихом". Тогда подчиненные ротмистра в буквальном смысле отцепляли от него вездесущих германских "ищеек".
  В памяти Ильи Ивановича неожиданно всплыло лицо проводника-альбиноса из поезда. Он даже сплюнул, вспомнив нечистую силу.
  Теперь Анташев уехал из Петрограда далеко на юг, и неизвестно повстречаются ли они когда-нибудь. От этого стало грустно. Хотя, за товарища можно порадоваться - он получил то, о чем мечтал. Стрельцов в прошлом году тоже приложил руку к его переводу, когда через офицеров Главного управления представил контрразведчика Николаю Николаевичу Юденичу. Что ж, жизнь идет...
  Следующим вечером после работы Стрельцов вышел из кабинета и пошел прогуляться, размять затекшие ноги. Он вспомнил о важном деле - нужно пойти и снять со стен кабинета в "скворечнике" забытые в суете переезда фотографии. Привычным маршрутом полковник быстро дошел до пустующего здания, открыл ключом входную дверь и по скрипучим ступеням поднялся на второй этаж. Электричество в доме было отключено, но в вечернем свете из окон вполне можно было увидеть все предметы в помещениях. Он вынул кнопки и снял десяток нужных фотографий с изображением германских кораблей и морских портов. Чтобы лучше разглядеть, подошел к прикрытому прозрачной занавеской окну, выходившему на улицу. Быстрого взгляда на фотографии хватило, чтобы убедиться: это то, что ему нужно.
  Неожиданно что-то на улице привлекло внимание Ильи Ивановича. Точнее, не что-то, а кто-то. В следующий миг он резко отстранился от стекла и укрылся за оконным косяком. Сами собой выскочили слова:
  - Вот она, как есть нечистая... Учила ведь бабушка: не поминай к ночи!
  Стало жутковато, словно в детстве. На висках даже капельки пота проступили. Отвратительная физиономия преследовала его во сне и наяву. Стрельцов встряхнул головой, прогоняя наваждение, взял себя в руки и иронично процедил сквозь зубы:
  - Что, страшно? Будьте же мужчиной, Ваше превосходительство! Подумаешь, полковник Вальтер Николаи за вами шпика прислал. Эка невидаль!
  Он впился глазами в фигуру, остановившуюся на противоположной стороне узкой ревельской улицы. Сомнений у него не осталось: там стоял и смотрел на дом, где еще недавно работали разведчики, знакомый субъект. Это был именно тот проводник из поезда, который вез полковника после агентурной встречи от шведской границы в Гельсингфорс. Герр Альбинос! Собственной персоной.
  Теперь нужно быстро оценить обстановку и принять единственно верное решение, как поступить с нежданным гостем из Германии, размыш-лял Стрельцов.
  Противник направил в Ревель агента следить за разведотделением Балтийского флота. Не просто агента, а человека, который знал его в лицо. Значит, альбинос пришел конкретно за ним. Вполне возможно, действует здесь не один, а группой. Даже, скорее всего, их в городе несколько человек. Альбинос должен выследить Стрельцова и навести на него кого-то из подельников. Что они будут делать потом? Неважно, набор средств-то у них невелик. Либо захотят укокошить русского разведчика, либо похитить его и увезти в Германию. Потом продолжат следить за остальными офицерами отделения. Илья Иванович и сам бы так действовал, поставь начальник ему задачу.
  Однако выходит, германская разведка все же сделала вывод, что в прошлое Рождество в Швецию выезжал именно Стрельцов. Плохо. Тогда противник вычислил и "Фридриха". И арестовал, если он, бедолага, не успел скрыться, как ему рекомендовал Илья Иванович. Впрочем, что уж теперь об этом, чему быть того не миновать. Надо скорее решать, что делать в данный момент.
  Искомый вариант уже сидел в мозгу. Стрельцов понимал, что поступить иначе нельзя. Но к этому варианту необходимо прийти, перебрав остальные. Из них первый и самый благоразумный: бежать в нашу контрразведку и сообщить о случившемся. Потом разведчики и жандармы долго и упорно будут искать альбиноса по городу, и не факт, что отыщут. Второй, тоже благоразумный: самому проследить за врагом и выяснить, куда он пойдет, с кем будет встречаться. Хороший вариант, но в одиночку Стрельцову не удастся его осуществить: альбинос может уйти от слежки, он человек опытный. Может встретиться и с кем-то из своих. За кем тогда идти, если они разойдутся в разные стороны? Нет, тоже не выход...
  Значит, остается лишь то, о чем он подумал сразу. Но действовать нужно решительно, как тогда в вагоне, чтобы сбить агента с толку, разозлить его, вынудить забыть об осторожности.
  Все, надо идти, пока он не скрылся из виду!
  Илья Иванович на минуту бросил взгляд в окно и увидел, что альбинос неторопливо пошел по улице в сторону центра города. Полковник подобрался, как бегун перед стартом, и поспешил наперерез врагу. Через ближайший переулок он подобрался к улице, где двигался размышлявший о чем-то альбинос. Надвинув кепи до бровей, подняв воротник, чтобы не быть распознанным, Стрельцов расхлябанной походкой хмельного человека пошел навстречу.
  Агент, не ожидавший провокации, опешил, когда шедший мимо гуляка вдруг оступился и попросту навалился на него справа, а потом отстранился и прошипел по-немецки:
  - Scheisse!
  Илья Иванович намеренно вернул бывшему проводнику ругательство, отпущенное тогда в вагоне в его адрес. При этом они встретились глазами. Теперь в замешательство пришел альбинос, столкнувшийся нос к носу с объектом слежки.
  Пока агент приходил в себя, пораженный дерзостью нападения, Стрельцов быстрыми шагами направился в сторону морского порта. Перейдя на другую сторону улицы, он в окне витрины магазина рассмотрел, что альбинос двигается за ним на расстоянии около двадцати метров. План полковника сработал, преследование началось. Но отрыв необходимо увеличить, потому что противник вооружен: Илья Иванович прощупал правый карман пальто, когда навалился на альбиноса, и обнаружил там небольшой револьвер, скорее всего, "браунинг", оружие ближнего боя.
  Стрельцов был безоружен. Тому имелось две причины: во-первых, час тому назад он вышел попросту прогуляться, не рассчитывая, что попадет в передрягу; во-вторых, он принципиально считал, что сотрудник агентурной разведки на задании не должен носить при себе оружия. Единственным его оружием является собственная голова, которая не подведет в трудном случае. Когда разведчик берет оружие, предполагая пустить его в ход, он прекращает свою тайную миссию и раскрывает себя перед окружающими. Поэтому ничего огнестрельного с собой не носил. Хотя оружие любил и довольно метко стрелял из револьвера.
  Расстояние между ним и преследователем теперь составляло почти тридцать метров. Это обещало относительную безопасность, потому что на ходу из той "пукалки", что лежала в кармане у альбиноса, на таком удалении попасть в цель почти невозможно. Впрочем, на городской улице он вряд ли откроет стрельбу, не в его интересах привлекать к себе внимание посторонних людей. Стрельцов вел преследователя вниз по улице на территорию порта, где по его замыслу должна разыграться финальная часть дуэли двух профессионалов-разведчиков.
  Прохожих вокруг становилось все меньше и меньше. Показалась предпортовая улица, обычно оживленная днем и пустынная в этот вечерний час. Илья Иванович пошел направо к пролому в кирпичной стене порта, который образовался после немецкой бомбардировки. Немного повернув голову, он заметил, что альбинос заметно прибавляет шаг, чтобы не отстать, и напряженно всматривается, куда направляется Стрельцов.
  - Как бы он здесь не струхнул бегать за мной по охраняемой территории. Надо разозлить немца, тогда он никуда не денется, помчится следом, как миленький, - пробормотал полковник. - Впору кричать детскую дразнилку: "Немец-перец-колбаса!".
  Стрельцов быстро наклонился, схватил увесистый обломок кирпича и запустил в преследователя. Прыгая по кирпичной куче, он оглянулся и заметил, что тот в ответ достал из кармана оружие. Но выстрела не последовало.
  "Есть выдержка, хорошо тебя готовили", - подумал Илья Иванович на бегу. Он чувствовал, что взбешенный противник принял его правила игры, потому что за спиной слышались громкие звуки прыжков по куче битого кирпича. Впереди находилась неосвещенная территория, за которой высилось здание заброшенного элеватора. Вход в него попадал в полосу неяркого света от далекого прожектора, освещавшего причалы.
  "В темноте он может меня потерять и промедлить, но потом увидит, как я вхожу в элеватор, и подумает, что я там спрятаться от него хочу. Ему нужно меня уничтожить, так как я его опознал, и он постарается довести дело до конца", - продолжил размышления Илья Иванович. Стараясь не сбить ровное дыхание, он бежал в темноте к зданию. Бежать в куртке ему было легче, чем сопернику в длинном пальто.
   Вот и вход в здание. Сразу поворот налево, и началась лестница без перил. Побежали наверх! Стрельцов недаром время от времени по утрам бегал по этой лестнице вверх-вниз, тренируя дыхание и сноровку. Он чувствовал себя уверенно, поэтому и задумал привести врага сюда. Правда, сейчас в боевой обстановке сердце колотилось сильнее, чем на тренировках. Перед глазами появилась площадка третьего яруса, когда послышался звук шагов внизу. Одновременно долетел негромкий хлопок выстрела, пуля впилась в бетон лестничного пролета где-то выше.
  "Пугает!", - решил Илья Иванович, но стал двигаться ближе к стене, на всякий случай.
  Забравшись на верхний ярус, он прикинул, что у него есть преимущество, примерно, в пару минут. Этого хватило, чтобы пробежать по доскам через провал и сдвинуть их за собой к самой его кромке. То есть мостки теперь лежали только для видимости. Наступать на них нельзя, потому что они провалятся вниз. В сумеречном свете, второпях, враг ничего не заподозрит. Стрельцов, громко топая, помчался к противоположной лестнице. Шаги преследователя звучали уже недалеко от верхнего яруса. Снова раздался выстрел, враг "палил" наугад вослед убегавшему.
  "Нервничаете, сударь? Напрасно! Это недопустимо в нашем деле!", - Илья Иванович начал быстро спускаться вниз. В этот момент раздался грохот обвалившихся досок и отчаянный вскрик потерявшего равновесие человека. Через доли секунды прозвучал глухой удар падающего тела об один из выступов провала где-то на нижних ярусах и шлепок об воду, плескавшуюся под фундаментом.
  На самом нижнем ярусе Стрельцов осторожно подошел к широкому провалу в полу, образовавшемуся после взрыва германской бомбы, и заглянул в него. В скупых лучах света, проникавшего в полуразрушенное здание от прожектора снаружи, можно было разглядеть тело человека в пальто, покачивающееся в воде лицом вниз.
  "Вот теперь можно вызвать охранников порта и полицию, - переводя дух и перекрестившись, подумал Илья Иванович. - Но сам буду сторожить здесь, как бы эта нечистая сила не восстала из преисподней".
  Через час или около того, когда несколько полицейских вытащили труп из воды и вынесли из здания элеватора на освещенный причал, Илья Иванович в задумчивости бродил вокруг и даже склонился над лицом альбиноса, чтобы убедиться в смерти врага. "По-моему, мертвее мертвого", - подумал он. Подъехавший с полицейскими врач констатировал смерть человека, упавшего с большой высоты.
  - Finita la comedia! - сказал Илья Иванович и пошел прочь. Он чувствовал усталость и опустошенность.
  
  Утром он доложил командующему флотом о произошедшем событии и получил приказ прибыть в Гельсингфорс.
  Переход морем из одной базы в другую, как обычно, не занял много времени. Единственное, что отличало его от предыдущих походов, так то, что с эсминца долго запрашивали дивизион тральщиков, протрален ли фарватер от германских мин. Прежде такого не было. И на ходу несколько впередсмотрящих матросов вглядывались в балтийские воды, не несет ли волна сорванную с якоря морскую мину.
  В кабинете у Непенина Илья Иванович расположился надолго. Пер-вым делом подробно рассказал, как удалось навсегда избавиться от слежки альбиноса, потом так же в деталях сообщил о неблагополучном результате переброски разведчика "Ферзя" в германский тыл. В заключение поделился впечатлениями об офицерах, прибывших недавно ему в подчинение для усиления разведотделения. После доклада положил на стол командующего служебные документы на подпись. Вице-адмирал был удовлетворен беседой и отпустил подчиненного. На прощание спросил:
  - Что, прямо сейчас собираетесь возвращаться? Могу распорядиться о выделении для вас корабля.
  - Благодарю, Адриан Иванович, у меня еще есть кое-какие дела в штабе флота, потом заночую в гостинице, - ответил Стрельцов и тут же увидел на усатом и бровастом адмиральском лице неприкрытое удивление:
  - Батюшки светы, с каких вдруг пор вы стали задерживаться на ночлег в Гельсинках? Прежде, помню, из штаба - на корабль, только вас и видели! Уж не ждет ли моряка местная красавица-фликор?
  Илья Иванович с непроницаемым лицом пожал командующему протянутую руку и без слов вышел из кабинета.
  Конечно, догадливый Непенин был прав. Стрельцов уже сообщил Кристине о том, что будет ждать в Гельсингфорсе, и забронировал уютный номер в неброском отеле на тихой улице, где собирался провести ночь с дамой сердца.
  Выйдя из адмиральского кабинета, полковник пошел навестить старого приятеля князя Чекасского. Место работы флаг-капитана по оперативной части штаба легко обнаруживалось по устойчивому табачному запаху, ощущавшемуся даже в коридоре. Некурящему Стрельцову казалось, что из рабочей комнаты просто валили клубы дыма от выкуренных папирос. Михаил Борисович оказался на месте и обрадовался неожиданному гостю.
  - Давненько, душа моя, Илья Иванович, не появлялись в наших краях. Совсем товарищей позабыли, наверное?
  - Что вы, князь, даже думать так непозволительно! Дел столько навалилось, что не вырваться было из Ревеля. Если помните, мне даже не случилось приехать на служебное совещание, когда Адриан Иванович заступил на пост комфлота, меняя Канина.
  - Как же, помню, мы ведь встречались накануне в Ревеле. Вы тогда мудрили над какой-то операцией со своими офицерами. Удачно дело завершили?
  - "Путь наш во мраке", - вместо прямого ответа ввернул Илья Иванович, как-то к месту вспомнив "Весеннюю песнь" Хомякова.
  - Бога ради, простите, Илья Иванович, что в чужие дела нос сунул. У меня и своих забот хватает. Вы-то летом видели, как я за планами минных постановок ночами просиживал. Закончил я всю подготовку и представил Непенину, тот на мои планы резолюцию наложил: "Действуйте. Это сильнее наступательных плаваний". Теперь мины на подходах к Финскому заливу так хитро установлены, что германцам ни за что не разгадать моих секретов. А они уверены, что подходы чисты - недавно их подводные лодки чуть ли не до Кронштадта дошли без подрывов. Мы за ними следили, но не тронули: пусть расскажут своему начальству, что подходы к Ревелю и Гельсингфорсу свободны от мин.
  - Вот, князь, и я о том же хотел сказать. По агентурным данным, германцы подтягивают на Ост-зее свежие силы: новейшие эсминцы, легкие крейсера. Готовятся к прорыву в Финский залив. Мы усилили службу радиоперехвата и следим за обстановкой.
  - Ну, и пусть себе готовятся. Мы их встретим с нашим гостеприимством, - с веселой улыбкой сказал Черкасский и закурил папиросу.
  
  Кристина появилась у дверей отеля в начале девятого вечера, опоздав для приличия всего на полчасика. Стрельцов встречал ее с большим букетом алых роз, символизирующим яркую любовь и пылкую страсть. Он помнил, что дама хорошо разбирается в символике цветов и сможет оценить их смысл по достоинству.
  Гостья церемонно приняла цветы из рук кавалера и царственной по-ходкой прошла от дверей к лифту. Но как только они вошли в номер, ее руки нежно обняли его, а взгляд прекрасных глаз цвета летнего моря рассказал все лучше любых слов. Цветы рассыпались по паркету и превратились в пышный ковер. Посреди яркого цветочного ковра пара долго стояла, не разжимая объятий, при этом каждый молчал, думая, пожалуй, в унисон.
  Вдруг их будто прорвало, они уселись на диван в гостиной и стали говорить, почти не слушая друг друга. Было совершенно понятно: встретились две родные души, вынужденные долго жить в разлуке. Наконец-то они уединились, совершенно забыв обо всем, что происходит вокруг. Мужчина и женщина наслаждались своим уединением и тем, что пробудут вдвоем целую вечность.
  Свет в окнах номера погас поздно.
  Утром Кристина проснулась первой и поднялась с постели. Ничем не прикрываясь, почему-то на носочках, прошла в ванную комнату. Стрельцов смотрел и восхищался, насколько прекрасна ее фигура. Античная форма плеч, высокая грудь, изящная талия, изгиб которой плавно завершался округлыми бедрами, стройные ноги. Венеру бы с нее лепить!
  Внутренний голос почему-то сказал: "Жалко такую терять". Стрельцов сам поразился неожиданным словам: ну, почему терять-то? Ведь можно время от времени встречаться, раз нельзя все время быть вместе. Она же ему нужна: он только-только пришел в себя после смертельного испытания, которое выпало ему накануне. И отчетливо осознавал, что без ее ласки, нежных слов, даже без ее обычного кокетства, невозможно почувствовать себя вот так, народившимся заново. Как сейчас. Более того, он понимал, что и ей нужны эти встречи, без них она зачахнет, превратится в серую домашнюю мышку. А здесь она - царица.
  Кристина быстро прошла из ванной, нырнула под одеяло и прижалась прохладным влажным телом. Время для них остановилось. Покидать уютный номер не хотелось. Под вечер они все же собрались и перед расставанием остановились возле двери. Кристина вдруг сказала:
  - Милый, меня не покидает чувство, что нам не суждено больше встречаться. Подожди, не перебивай меня! Прежде всего, ты должен знать: я приду всегда, когда ты позовешь меня. Но и ты, пожалуйста, побереги себя. Вчера при встрече я просто физически ощущала, что вокруг тебя, будто глубокая темная вода, сомкнулась опасность. Я постаралась снять эту напасть. Сегодня тебе ничего не грозит. Но мы расстаемся, ты вновь уходишь на войну. Прошу, во имя всего святого, береги себя!
  Всю обратную дорогу Илья Иванович размышлял, каким образом Кристина, довольно легкомысленная женщина, смогла так глубоко прочувствовать, что с ним произошло, и степень той опасности, которой он подвергался. Для него в очередной раз оказалось непостижимым понять ход мысли любящей женщины.
  
  Утренний Ревель принес Стрельцову очередной сюрприз. Правда, на сей раз приятный. Хотя развивались события сначала загадочно и даже тревожно.
  В его служебном кабинете раздался телефонный звонок. Военный комендант железнодорожного узла Ревеля известил полковника, что начальник литерного санитарного поезда, который остановился на краткую стоянку на путях у вокзала, просит его подойти к поезду для получения информации. У Ильи Ивановича кольнуло сердце: что-то случилось с Машенькой, дочкой. Только она могла ехать санитарным поездом. Он сел в автомобиль и примчался к вокзалу, пробежал через пассажирский перрон, а потом долго плутал в лабиринтах рельсов, разыскивая нужный эшелон.
  Вагонов и платформ на путях стояло множество, приходилось, со-гнувшись в три погибели, подныривать под них, а то и карабкаться по отвесным лесенкам, переходя через открытые площадки. Элегантные лайковые перчатки стали грязными, как рукавицы грузчика. Наконец, санитарный поезд с красными крестами на зеленых вагонах оказался именно тем, который Стрельцов искал. Вдоль эшелона шли и беседовали двое военных медиков в шинелях и белых врачебных шапочках. К ним он и обратился:
  - Здравствуйте, господа! Я - Стрельцов, меня вызвали по телефону к этому санитарному поезду. Не могли бы вы прояснить мне ситуацию?
  Врачи остановились и поздоровались, один из них представился:
  - Слатвицкий, начальник 47-го эвакопоезда Северного фронта. Я действительно разыскивал вас, господин Стрельцов. Об этом меня просила ваша дочь, Мария Ильинична, старшая хирургическая сестра поезда. Она сейчас в штабном вагоне. Вон в том, около которого стоят люди. Вы можете поговорить с дочерью, только недолго: мы скоро отправляемся в Петроград.
  - Как это скоро отправляетесь? - удивленный Стрельцов не мог по-нять, почему он не может остаться с дочкой хотя бы до вечера. - Мы же не виделись с ней больше года! Отпустите ее со мной, завтра в первой половине дня она будет в Петрограде, слово офицера...
  - Вы уж простите великодушно, господин Стрельцов, - как-то по-штатски сказал Слатвицкий. - У нас в санитарном поезде дисциплина стро-же, чем в ином боевом полку будет. Не могу я пойти вам навстречу и отпустить вашу дочь. Она ведь при раненых, им помощь требуется. А коли нас вместо Петрограда на Псков отправят, такое нередко бывает. Где мы тогда с Марией Ильиничной повстречаемся? Порядки сейчас строгие, военные. Беды потом с ней не оберемся. Да, вы бы, господин Стрельцов, поскорее шли к вагону, если поговорить с дочкой желаете.
  В этот момент Илья Иванович услышал за спиной родной голос:
  - Папа! Папочка!
  Он обернулся, расставил руки и закружил, как в детстве, упавшую в объятия дочь.
  - Папочка, отпусти, неудобно: раненые вокруг во все окна за нами смотрят...
  - Пусть посмотрят, не каждый день сестра милосердия Стрельцова с отцом-офицером встречается на войне. К тому же, положительные эмоции очень полезны для выздоровления раненых, - добавил Илья Иванович, но опустил-таки Машу на землю.
  Они замолчали, глядя друг на друга. Илья Иванович поразился, как изменилась дочь: начинала работать в госпитале, почти девчонкой была. Сейчас перед ним стояла взрослая женщина с усталым лицом, тенями под глазами и первыми морщинками на лбу. А ведь Маше только двадцать первый год пошел. Много горя она через себя пропускает, и страдания людские видит, и смертушку, которая за ранеными по пятам ходит.
  - Папа, ну, что же ты молчишь? Я так рада тебя видеть! А главное - мое желание сбылось. Я загадала, поедем в Ревель, обязательно с тобой встречусь. Заранее начальника поезда попросила, чтобы он тебя нашел через военного коменданта.
  - Какая же ты умница, Машенька! Все знаешь, все понимаешь. Вижу, что устаешь ты на службе сильно. На фронт-то еще хочешь попасть? Помнишь, ты мне в прошлом году рассказывала...
  - Не хочу, папа, никуда не хочу. Теперь только домой. Приедем в Питер, буду просить, чтобы меня вернули в госпиталь. Год уже катаюсь на поездах. Тяжело стало.
  - Маша, я твоего начальника уговаривал, чтобы он тебя до вечера ко мне отпустил. А я бы тебя завтра утром на корабле в Петроград отправил, быстро бы добралась. Побыстрее, чем на поезде.
  - Ой, папочка, что ты, нам строго запрещено отлучаться из эшелона. Такие требования к медицинскому персоналу. И за ранеными я должна ухаживать...
  - Вот и Слатвицкий ваш мне так же объяснил. Жалко! Посидели бы вечерок, поговорили. Когда еще свидимся?
  - Пап, да ты в Петроград приезжай, там и встретимся. Думаю, что меня все же отпустят с поезда. В госпиталях тоже нужен знающий медицинский персонал с фронтовым опытом. Так что в нашей квартире на Садовой и посидим вместе.
  - Я там год назад был. Ты уже с поездом уехала.
  - А я всего дважды заскакивала ненадолго, раз летом, да вот недавно, перед этим рейсом. Письма твои находила, отвечала на них второпях. Да, что все обо мне, ты-то как?
  - Ничего, Машуль, жив-здоров, как видишь. Служу.
  Возле эшелона раздались громкие крики:
  - По вагонам! Эшелон отправляется!
  Стрельцов возмутился:
  - Что и все, уезжаете?!
  Дочка чмокнула его в щеку и шепнула:
  - Ну, не сердись, папочка. Надо ехать.
  Паровоз дернул, вагоны загрохотали сцепками. Маша быстро пошла к ближайшей подножке, но обернулась и прокричала:
  - Ой, пап! Главное-то забыла сказать! У Аннушки в Москве в про-шлом месяце сынок родился. Так что, у тебя внучок растет, Егоркой зовут! Ты напиши Ане...
  Илья Иванович застыл, как вкопанный. Он смотрел, как Машеньку подсадили в вагон, махал рукой, что-то кричал вслед уходящему поезду, а тем временем думал о том, что на свете теперь живет маленький человек, Егор. Внук полковника Стрельцова. Надо же! Срочно напишу Аннушке письмо. Как хорошо было бы в Москву в отпуск к ней съездить, они с мужем на Молчановке квартируют, рядом с домом, где, говорят, бабушка Лермонтова жила...
  
  Стрельцов перевернул листок календаря: было утро 26 октября 1916 года. Все рабочие бумаги со стола были убраны в сейф. Он ждал Ренгартена, который с минуты на минуту обещал подъехать в разведотделение. Да, капитана 2 ранга Ивана Ивановича Ренгартена, но уже не сослуживца, а заместителя командующего флотом по связи и радиоразведке. Непенин направил его в Ревель с важным поручением. Ван-Ваныч по пустяку не поедет, значит, что-то важное предстоит.
  В коридоре послышались шаги, и в кабинет вошел Ренгартен в сопровождении заместителя Стрельцова лейтенанта Тихонова. Офицеры поздоровались, лейтенанту разрешили идти к себе, а кавторанг сел поближе к столу и изложил полковнику цель своего приезда.
  - Илья Иванович, мы тщательно изучили и проверили ваше сообщение о прибытии на Балтийское море новых германских эсминцев и легких крейсеров. Агентурные сведения подтверждаются данными радиоперехвата и разведывательными сообщениями штаба Северного фронта. Можно вполне уверенно утверждать, что в ночь с 27 на 28 ноября отряд германских кораблей пойдет на прорыв в Финский залив с целью бомбардировки наших баз Ревеля или Гельсингфорса. В связи с тем, что Гельсингфорс укреплен сильнее, да и кораблей в базе столько, что противнику туда сложно будет подойти, скорее всего, мишенью германских кораблей станет менее защищенный Ревель. Имеется еще один факт, свидетельствующий о намерениях неприятеля. По данным нашей контрразведки, которые вы подтвердили через свои источники, в Ревеле действует группа германских диверсантов. В Гельсингфорсе этой нечисти пока нет. Стало быть, ожидаем прорыв германских эсминцев в вашу сторону. У флота нет опасений, что они нанесут какой-либо серьезный урон: минные поля, установленные по секретному плану капитана 1 ранга Черкасского, не позволят им этого сделать. Однако, на всякий случай в Гельсингфорсе под парами будут стоять отряд крейсеров и Минная дивизия, готовые к отражению удара с моря. Командующий флотом приказывает вам убыть на пост радиоперехвата на острове Даго, развернуть там командный пункт разведки, наблюдать оттуда за обстановкой и координировать действия сил флота по отражению атаки противника. С вами постоянно на связи будет командующий флотом. Я прибыл сюда, чтобы лично проинформировать вас о плане вице-адмирала Непенина. Есть ли у вас какие-то вопросы?
  - Значит, противник рвется в Ревель. Ясно. Я отправляюсь на Даго сегодня же. Здесь за меня останется Тихонов. С собой на пост радиоперехвата возьму старшего лейтенанта Булавина, он в том месте службу начинал, все знает, поможет мне, в случае чего. А вы, Иван Иванович, что далее планируете?
  - Мне Адриан Иванович поставил отдельное задание, поэтому я вас сейчас покидаю и отправляюсь по своим делам. Желаю успеха!
  - Вам всего доброго!
  К утру, когда разведчики из Ревеля добрались до поста на острове Даго, ожидаемые события начались. Начальник радиопоста доложил, что по данным радиоперехвата в военно-морской базе Либава готовится к выходу отряд германских кораблей, не менее десяти вымпелов. Стрельцов расположился в его кабинете, велел доложить телеграфом комфлоту, что на острове развернут командный пункт разведки, а потом затребовал себе все сводки перехвата за сутки. Время от времени он вызывал операторов и советовался, анализируя свежие материалы, сопоставляя их с имевшимися достоверными сведениями.
  Постепенно сложилась общая картина происходящего. В Либаве не-давно была развернута Десятая флотилия эсминцев, в состав которой входили корабли, построенные на верфях в Штеттине и Киле в течение 1914-1916 годов. Новые германские эсминцы по боевым характеристикам приближались к нашим "Новикам". Флотилия располагала грозной силой, которая в эти часы готовилась к броску. Эсминцы покинули базу и взяли курс на восток, вслед за ними вышла группа легких крейсеров сопровождения. Сведения по обстановке Илья Иванович сообщил командующему, тот приказал продолжить разведку, а сведения передавать в штаб флота для принятия решения о направлении Минной дивизии на перехват германского отряда.
  Потянулись часы ожидания.
  Стрельцов прилег на железную раскладную койку, которая стояла в кабинете. Его хозяину - начальнику разведпоста по службе нередко приходилось днями и ночами напролет дежурить с операторами. Теперь койка скрипела пружинками под тяжестью коренастой фигуры начальника разведки всего Балтийского флота. Илья Иванович представил, как из Либавы в боевой поход отправляются корабли противника, но мысли почему-то сразу ушли в сторону. Ему привиделась Москва. Москва из его воспоминаний - маленькие домишки у Золоторожского Вала, непарадные берега реки Яузы, Спасо-Андроников монастырь, который царил белыми стенами и высокими маковками над окружающей местностью. Мальцом с матушкой он приезжал к ее родственникам, староверам, жившим в этом районе. В центр, к Кремлю, они никогда не выбирались, поэтому Белокаменную столицу он долго представлял именно такой, одноэтажной, с заросшими травой и кустами деревянными двориками, речкой Яузой, на берегу которой они играли ребячьими ватагами. Теперь ему почему-то казалось, что его внук Егорка живет там же, куда возила его матушка каждое лето до поступления в кадетский корпус.
   Он обязательно приедет в Москву, испросит отпуск у командующего флотом, всего неделю отпуска, и приедет. На Рождество приедет. И будет играть с внуком, баюкать его, слушать, как он гугукает...
  
  - Илья Иванович! Перехвачен сигнал "ММ", "Имею минную пробоину", с германских кораблей.
  - Времени сейчас половина девятого вечера. Доложите координаты противника?
  - Взрыв зафиксирован в двадцати милях к северу от нашего острова.
  - Ясно. Отряд противника втягивается в Финский залив. Быстро немцы сюда примчались, видать, собственную смерть торопят! Передовая минная позиция не пропустит эту банду.
  Стрельцов надел шинель и фуражку, приказал Булавину сопровож-дать, а затем вышел из штаба радиопоста. После уютного тепла и света пришлось зябко погрузиться в пучину осенней промозглости и темени. Вновь открылась дверь, это вслед за начальником вышел Булавин. Мгновенная вспышка света осветила темный двор, но потом глазам вновь пришлось привыкать к темноте. Не зажигая ручных фонарей, разведчики направились к высокому холму, с которого можно было наблюдать за обстановкой в Финском заливе. Импровизированный наблюдательный пункт они устроили на поваленной ветром сосне. Можно было сесть на ее шершавый, пропитанный смолистым духом ствол. Они долго сидели в тишине и темноте, напряженно поглядывая в сторону моря, где северо-восточнее острова Даго, всего на расстоянии десяти-двадцати миль рыскали германские эсминцы. Отряд противника старательно искал русские корабли, которые по замыслу немецких адмиралов должны были находиться в Финском заливе между Ревелем и Гельсингфорсом.
  Судя по лежавшей над заливом тишине, германские моряки так и не смогли найти цели для атаки. Их сердило это, они теряли терпение и осто-рожность. Время от времени вспыхивали огни прожекторов, которыми ко-мандиры эсминцев осматривали пустынную морскую поверхность. Если бы русские крейсера или линкоры скрывались в засаде за островом, они могли бы накрыть огнем тяжелых орудий отряд вражеских эсминцев, раскрывших огнями свое место. Но русские, хорошо подготовившиеся к ночной атаке кораблей противника, не стали выводить свои силы для боя. Решить его исход должны были наши минные позиции. Первые потери на них немцы уже понесли, следовало терпеливо ждать, когда последуют новые.
   Булавин ненадолго отлучился в штаб, чтобы ознакомиться с посту-пившими данными радиоперехвата. Вернувшись, сообщил:
  - Зафиксированы переговоры восьми кораблей противника. Флагман дал команду завершить поиск и начать перестроение.
  - Какое перестроение, для чего? - удивился Стрельцов. - Разве они собрались возвращаться обратно?
  - Скоро узнаем, Илья Иванович. Корабли-то, хотя и в темноте, но все же перед нашими биноклями маневрируют. А мы с вами, будто в ложе бельэтажа, спектакль созерцаем, - пошутил Булавин.
  После полуночи стало ясно, что противник направляется в сторону Балтийского порта, тогда как разведка и командование флотом предполагали, что удару подвергнется Ревель. Что ж, ошибки в прогнозах случаются в любом деле.
  Стрельцов и Булавин разом соскочили с насиженного места на широком стволе поваленной сосны, когда в ночной темени засверкали огни артиллерийских залпов. Ветер донес звуки отдаленной канонады. Противник вел огонь в районе бухты Рогервик. Илья Иванович задумчиво высказал свои сомнения:
  - Неужели целая флотилия новых эсминцев отправилась в поход с риском напороться на мины только для того, чтобы обстрелять Балтийский порт? В нем и кораблей-то наших никогда не было. Не очень в это верится...
  - Может быть, германцы по железнодорожной станции лупить из всех орудий решили? Через нее ведется снабжение наших войск под Ригой, - высказал мнение Булавин.
  - Правильно. Эта версия имеет право на существование. Надо будет ее проверить. Но могут существовать и иные причины. Потом займемся серьезным анализом.
  Корабли вели огонь по берегу и освещали его прожекторами. Эти боевые действия происходили довольно далеко от наблюдательного пункта разведчиков на острове Даго. Но с высокого холма, где они стояли у сосны, можно было наблюдать за всполохами света от выстрелов и метания прожекторов. Канонада продолжалась полчаса, потом все стихло, и бухта Рогервик снова погрузилась в темноту.
  Подошедший с поста радиоперехвата молодой офицер доложил на-чальству последние новости:
  - Командующий германской флотилии отдал приказ выстроиться в кильватерную колонну и следовать курсом Норд.
  Стрельцов в ответ пошутил:
  - Вот спасибо, голубчик, порадовал. Будем ждать развития событий, в гущу которых германцы и направляются.
  Минут через сорок разведчики смогли убедиться в правоте слов своего командира. В той стороне, куда направился неприятельский отряд, послышался грохот взрыва, сопровождавшийся вспышкой в ночной тьме. Никому не надо было объяснять, что еще один эсминец в темном море нашел свою мину.
  Булавин загнул пальцы на правой руке и сказал:
  - Это - второй, Илья Иванович!
  Еще через пятнадцать минут произошло такое же событие, и Булавин вновь загнул пальцы, произнося:
  - А это - третий!
  Стрельцов откликнулся:
  - Если дело так пойдет и дальше, то у вас не хватит пальцев на обеих руках.
  Однако больше им ничего не удалось увидеть со своего холма. Горячка боя прошла. Стрельцов, поежившись, сказал:
  - Пора возвращаться в штаб, пока мы не окоченели.
  Уже в тепле, за столом с расстеленной морской картой западной части Финского залива Стрельцов, согреваясь горячим чаем, выслушивал сообщения радиоперехвата. За три ночных часа в эфире прозвучали еще три сигнала "ММ", "Имею минную пробоину".
  
  Утром, когда Стрельцов доложил командующему флотом о гибели большей части эсминцев Десятой эскадры противника, Непенин задумчиво произнес:
  - Я верил в это. Хорошо получилось. За умные постановки мин представлю князя к награде.
  
  
  
  Секретно
  
  РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
  ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
  На 5 ноября 1916 года
  
  В последних числах октября - начале ноября с.г. разведкой Балтий-ского флота получены сведения, раскрывающие замысел и решение герман-ского командования, которое осуществило поиск в западной части Финского залива и обстрел Балтийского порта (Палдиски).
  28 октября в поиск была направлена Десятая флотилия эсминцев, базирующаяся на вмб Либава. В ее составе на момент выхода из базы числилось 11 эсминцев постройки 1914-1916 годов. Прикрывали флотилию 3 легких крейсера и несколько старых эсминцев. В строю кильватерной колонны, на скорости 21 узла отряд кораблей прошел Центральную Балтику, не встретив ни одного русского корабля. Твердая уверенность немцев в полнейшей пассивности русского флота подвигла их командование на безрассудные поступки. Они сходу решили преодолеть нашу передовую минно-артиллерийскую позицию, где мины были выставлены между островами Эре и Даго.
  В 20 часов 35 минут наши посты зафиксировали первые взрывы на минных заграждениях. Был перехвачен сигнал "ММ" ("Имею минную про-боину"). Поскольку наши корабли в море не находились, стало ясно, что сигналы шли от кораблей германского отряда, в котором появились потери. Остальной отряд после преодоления минной позиции в течение двух часов осуществлял поиск русских кораблей, а затем зашел в залив Рогервик и в 2 часа 30 минут 29 октября произвел бомбардировку Балтийского порта. По портовым сооружениям (суда в бухте отсутствовали), а потом и по городу было выпущено 162 фугасных и шрапнельных снаряда. Повреждено 24 здания, в том числе вокзал и вышка поста наблюдения, погибли 10 человек, из них 8 мирных жителей. Затем отряд направился обратно и вновь попал на минное поле. Командир эскадры, имея координаты первых подрывов кораблей, приказал взять курс севернее. Но там тоже оказались мины.
  На перехват неприятеля из Гельсингфорса выходили корабли Минной дивизии, но из-за сильного тумана они вынуждены были возвратиться обратно.
  На постах радиоперехвата в период с 3 часов ночи до 8 часов утра неоднократно получали сигналы "ММ", идущие от германских кораблей. Утром на побережье специально высланные воинские команды и местные жители нашли выброшенные на мелководье шлюпки, буйки, пояса и другие предметы с германских эсминцев V-72, 75, 76, S-57, 58, 59 и G-90, что подтверждало данные радиоперехвата об их гибели на минах.
  Агентурные данные свидетельствовали о том, что ночью 28 октября в Либаву вернулся эсминец G-89, а днем в порт пришли еще три корабля: S-56 (флагманский), V-77 и V-78, с которых в госпиталь отправили более 100 моряков. Предполагается, что их подобрали с тонущих эсминцев. Установлено имя командира Десятой эскадры эсминцев - это капитан 2 ранга Франц Витинг.
  Солдаты, попавшие под бомбежку в Балтийском порту, при опросе сообщили, что в порту на оконечности дамбы незадолго до обстрела "наблюдали огонь от фонаря". Вход в бухту в последнее время затемнялся, без ориентиров или лоцмана зайти было невозможно. Горевший фонарь приводит к мысли, что в городе действовала немецкая агентура. По указанию штаба флота к расследованию этого факта подключена военная контрразведка.
  Разведка флота располагала сведениями о готовящейся наступа-тельной операции противника. Предполагалось, что ее целью станет Ре-вель. Однако удар был нанесен по Балтийскому порту. Причиной выбора цели стало то, что осенью в порту велась погрузка артиллерийских орудий на железнодорожные платформы. Батареи перебрасывались в Ригу, что усиливало сражающиеся русские армии и могло привести к ухудшению положения наступающих германских войск. Кроме того, Адмиралштаб принял решение до начала зимы уничтожить основные силы русских в Финском заливе.
  В августе-октябре нескольким кайзеровским субмаринам удалось прорваться через передовую позицию, что укрепило сомнение германского морского штаба в существовании "каких-либо сильных препятствий" у Финского залива. Следствием этого заблуждения явилось то, что курсы Десятой флотилии почти совпадали с курсами подводных лодок. Преодоление передовой позиции тревоги не вызвало, далее - чистая вода до самого Кронштадта. Германцы, имея общие сведения о создании русскими передовой позиции, точного места заграждений не знали.
   Таким образом, чрезмерная самоуверенность, породившая недооценку существующего оборудования этого района, явилась основанием для посылки Десятой флотилии в набег через наиболее загражденный минами район. В результате семь лучших эсминцев Германии подорвались и затонули. Для сравнения следует указать, что в Ютландском бою погибло пять эсминцев (в общей сложности десять кораблей кайзера).
  
  
  
  Начальник разведывательного отделения
  Балтийского флота
  полковник Генерального Штаба Стрельцов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  НЕОЖИДАННОЕ И ОЖИДАЕМОЕ
  
  (ноябрь-декабрь 1916)
  
  В ноябре 16-го года Илья Иванович Стрельцов получил несколько донесений от своих агентов, действовавших в Германии. Можно сказать, что эта информация для него оказалась довольно неожиданной. Он, конечно, постоянно ждал сведений и по расписанию проверял наличие корреспонденции со всех конспиративных адресов. Но она не поступала, хотя неделя шла за неделей, месяц за месяцем. Ему порой казалось, что от источника вообще не будет сообщений. Война, все-таки, потери неизбежны... Но того, кто умеет терпеливо ждать и надеяться на лучшее, чаще всего ждет успех. Это была аксиома, полковник твердо придерживался её долгие годы службы в агентурной разведке.
  Один из агентов-связников, вернувшийся из Либавы, сообщил, что в тайнике "Столб" содержалось вложение. Он об этом узнал по условному сигналу на доске объявлений недалеко от проходной морского порта. Вложением оказалась белая бумажка, плотно завернутая в целлофан. Всего лишь получив сообщение об информации из тайника "Столб", Илья Иванович пришел в прекрасное расположение духа. Словно избавился от занозы, торчавшей в сердце два с лишним месяца. Было, чему радоваться - тайником "Столб" по условиям связи мог пользоваться лишь один человек. Казалось, легко можно посчитать его пропавшим, для этого имелись веские обстоятельства. Но случилось так, что человек не пропал, а действовал по инструкции и подал о себе первую весточку, как получил возможность.
  В тайнике оказалось сообщение от "Ферзя". Именно он, попав в сложные обстоятельства во время заброски в тыл противника, мог бы раствориться в безвестности, но этого не случилось.
  В лаборатории Стрельцов обработал химическими реактивами полученную от связника белую бумажку, завернутую в целлофан, и на листке проступили колонки цифр. "Ферзь" использовал шифр, разработанный специально для него. Руководитель долго корпел над дешифровкой сообщения своего подопечного, но был вознагражден важной информацией. В письме из Либавы находился подробный отчет о действиях разведчика:
  
  "20 нояб (ря). 2 мес (яца) нахожусь Германии. Во время высадки морем погибли 2 чел (овека) из группы. Остальные пошли отделение полиции Либ (авы), сообщили о своем возвращении на родину. Всех поселили в казарму, проверяли из к/разведки. Месяц допрашивали, сравнивали, кто что говорит, перепроверяли из др (угих) источников. Вечерами заставляли работать на разборке завалов из кирпича в городе. По их словам, так много офицеров сразу еще не бежали из русского плена. Поэтому подозрительно. Потом выпустили. Думаю, еще подозревают, что мы - не те, за кого себя выдаем. Все уехали вглубь страны. Я остался в Либ (аве), пошел в штаб. Мне рекомендовали ехать в Киль и обратиться в управление тыла, т.к. на боевые корабли я не годен по ранению. Приехал, доложил, велели ждать вакансии. Офицеров без должностей было несколько: после гибели своих кораблей, после лечения в госпиталях, один я после плена. Поселили в офиц (ерской) гостинице. Там жили офицеры германского под (водного) флота, которые проходили обучение на командиров лодок. Познакомился с одним из них, кап (итан)-лейт (енантом) Вильгельмом Канарисом. Он расспрашивал, как я попал в плен, как выжил, как сумел бежать из Рос (сии). Говорили с ним часто. Его знакомый служит в управлении тыла. Канарис просил за меня. Я получил должность нач (альника) отделения шкиперского имущества отдела тыла в Либ (аве). Поставленную задачу по внедрению на офицерскую должность германского флота выполнил. Жду указаний по задачам разведки. Условия связи прежние. "Ферзь".
  
  Илья Иванович быстро прочитал текст, уместившийся на одной странице блокнота. Потом стал читать медленно, процеживая каждое слово сквозь сито своих познаний и жестких требований инструкций, уберегавших разведку от провалов. Он улавливал признаки провокации противника каким-то особым чутьем. История с агентами-двойниками из пары "Дружная" служила наглядным примером. Но в донесении от "Ферзя" не чувствовалось фальши, каждая фраза представлялась естественной и даже немного наивной. Начинающий разведчик еще не поднаторел в составлении информативных, но бесстрастных текстов. Это приходит с опытом. А пока появился повод порадоваться за человека, который прошел через многие испытания и выполнил первую задачу.
  Здесь был и их успех, его и Тихонова, они довели до маленькой победы большую операцию, начатую с нуля. От понимания того, что произошло, хотелось громко петь. Хотелось орать, черт возьми, хотелось скакать по кабинету, перемахивая через стулья! Полковник позволил себе лишь одобрительно разгладить усы и победно сжать кулак, угрожая известному противнику. Он вызвал к себе Тихонова, жестом предложил сесть и без слов дал почитать донесение.
  Владимир Константинович поднял от бумаги глаза, Стрельцову показалось, что в них блеснули слезы. Нельзя разведчика упрекать за некоторую сентиментальность в минуты торжества, ведь он почти всегда застегнут на все пуговицы, и не позволяет себе проявления эмоций.
  - Илья Иванович, ведь он сделал то, чего мы от него ждали! Это наша победа! "Ай да Пушкин, ай да сукин сын!".
  - Да, Володя, "Ферзь" начал действовать. Будем считать, что с него еще не снято подозрение, мол, не тот, за кого себя выдает. Пусть проверяют! Но он уже назначен на офицерскую должность в отделе тыла военно-морской базы Либава, то есть на то место, куда мы его планировали. Теперь следует грамотно поставить разведывательные задачи. Это трудное дело - сформулировать то, что он будет добывать, и определить, каким способом сможет решить задачу. Доложим командующему. Непенин обязательно включится в процесс. Вероятно, мне придется выехать в Гельсингфорс на несколько дней и поработать со штабными офицерами.
  Вдвоем они расположились вокруг стола и занялись облечением множества рождавшихся идей в четкую форму письменного документа. Потом прервали занятие, пока Стрельцов ходил к телеграфному аппарату, чтобы связаться с командующим флотом. Но Адриан Иванович оказался в отъезде и мог бы принять своего начальника разведотделения только в первых числах декабря. Что же, будет время подготовиться к докладу.
  - Володя, надо бы выяснить, что представляет собой германский капитан-лейтенант Вильгельм Канарис. Только ли он офицер-подводник, обучающийся в Кильской военно-морской школе на командира корабля. Может он и шпик по совместительству? Поройтесь в наших картотеках и запросите Главное управление Генштаба, может быть, засветился этот Канарис где-нибудь?
  Офицеры продолжили работу.
  
  Трудно в такое поверить, однако вслед за одной радостью подоспела другая. Получив новое сообщение, Илья Иванович с облегчением перекрестился, хотя осенял себя крестным знамением нечасто. Мелькнула даже осторожная мысль: раз пошло сильное везение именно теперь, то впоследствии может крупно не повезти. Законы преферанса он знал хорошо, мог трактовать их прямым и обратным действием. Но в то, что когда-нибудь потом придется расплачиваться за сегодняшнее везение, верить не хотелось. В конце концов, незаслуженной удачи, какого-то безумного фарта, на его долю никогда не выпадало. Чтобы добиться успеха всегда приходилось изрядно потрудиться. Так что и на сей раз пришел результат приложенных прежде усилий и трудолюбия.
  Тем не менее, полковник мог праздновать еще один успех или радо-ваться подарку судьбы. Дал о себе знать его агент "Фридрих", который молчал почти год, и за такой длительный срок его вполне можно было причислить к числу понесенных потерь в агентурной сети разведки Балтийского флота. Но "Фридрих", к счастью, оказался жив и здоров. Письмо пришло с конспиративного адреса в Швеции, но профессионалу было ясно, что путешествовало оно по воюющей Европе довольно долго. Как только тайнопись проступила между строками скучного бытового послания, Илья Иванович впился глазами в слова поступившего доклада.
  Агент сообщал, что в начале весны в Гамбурге, где находилась главная контора его компании, он почувствовал, что обстановка вокруг него становится тревожной. Неожиданно пришли полицейские и потребовали документы на аренду помещения, чего никогда прежде не было, потому что все счета своевременно оплачивались. Как-то на целый день исчезла его секретарша, которая потом со слезами на глазах рассказывала, что ее вызывали в полицейский участок и требовали сообщить, какими махинациями занимается ее шеф. "Фридриху" было достаточно этих фактов, чтобы понять: следующим в полицию попадет он сам. Поэтому он осторожно исчез из города, сумел без проверок пересечь территорию Германии с севера на юг и выехать в нейтральную Швейцарию. Документы для перехода границы были заготовлены заранее.
  Месяц "Фридрих" жил по этим документам в Берне, оттуда выехал во Францию и далее через Великобританию в Норвегию. После долгих мытарств обосновался в Ставангере и открыл компанию по добыче рыбы и торговле морепродуктами. Интереса к своей персоне со стороны властей на новом месте он не почувствовал, поэтому живет довольно спокойно. Тяжелее стало финансовое положение его новой компании по сравнению с тем уровнем, на котором он держался в Германии. Но терпимо.
  В заключительной части своего доклада "Фридрих" сообщил, что по-прежнему готов выполнять разведывательные задания, хотя возможности в связи с вынужденным бегством из Германии значительно ухудшились. Однако кое-какие интересные сведения может представить своему руководителю. Он получил их от знакомого сотрудника германского министерства иностранных дел, с которым встретился в Берне этой осенью. Информация, по мнению "Фридриха", требует проверки. Тем не менее, его долг донести до руководителя, что, по слухам, находящиеся в эмиграции представители российских революционных социал-демократических кругов поддерживают контакты с работниками германского МИДа и агентами военной разведки кайзера. Целью контактов является снабжение партии российских социал-демократов крупными суммами денег для организации агитации среди воен-нослужащих русской армии, лишения армии боеспособности и выведения из войны.
  Стрельцов был рад полученным новостям от своего лучшего агента. Но его озадачили сведения о том, что силами эмигрантов-революционеров готовятся мероприятия, направленные на подрыв боеспособности русской армии. Полковник Вальтер Николаи, оказывается, работает и на этом направлении. Несомненно, информация заслуживает серьезного внимания. Такие сведения должны дать толчок к пресечению подрывной деятельности эмигрантских кругов. Встает, однако, вопрос, кому адресовать этот материал. Командованию Балтийского флота они вряд ли будут интересны. Не тот уровень. Послать в разведку Западного фронта? Тоже, поди, под сукно положат. По всему складывается, что придется планировать командировку в Петроград, походить по кабинетам Главного управления, посоветоваться с офицерами контрразведки. В конце концов, борьба с вражеской деятельностью, направленной на подрыв боеспособности нашей армии - их прямая обязанность. Жалко, что Анташева нет в Петрограде, Миша мог бы найти правильные пути для реализации добытых сведений. Самому-то когда еще выпадет возможность поехать в столицу. Сначала надо в Гельсингфорс выбраться на доклад комфлоту Непенину.
  
  В Гельсингфорс удалось попасть в начале декабря. Первая зимняя декада принесла в Финляндию тихую и снежную погоду. Стрельцов вышел из Южной гавани на Рыночную площадь и залюбовался городом, превратившимся в Рождественскую сказку. Расчищенные пешеходные дорожки были окаймлены сугробами рыхлого снега. Электрическое освещение площади подчеркивало лесную красу примороженных ветвей деревьев. Маленькие трамвайные вагончики, со звоном и шумом скользившие по путям, заиндевелыми бортами и окнами напоминали скорее елочные игрушки, чем городской транспорт. Засыпанная снегом фигура морской нимфы в фонтане казалась похожей на обыкновенного снеговика. Илья Иванович обратил внимание, что он не один любуется волшебным видом города. Многие вокруг замедляли шаг и с добрыми улыбками наблюдали за причудами зимней погоды.
  Полковник поскользнулся на раскатанном льду тротуара. Равновесие удержал, но почувствовал удар тяжелого пистолета в подвесной флотской кобуре по бедру. Мысли возвратились к реальности: он вооружен, в руке портфель с секретными документами, рядом офицер из его отделения, тоже вооружен, назначен для охраны документов. Война... Он идет по столице Финляндии, которая кажется совершенно мирной страной, боевые действия на ее территории не ведутся, призыв населения в армию не производится. Но и эта столица укрывается от бомбардировок германских цеппелинов, которые бесшумно стремятся ворваться в ее небо с морских просторов Балтики. Корабли из гаваней Гельсингфорса каждый день уходят в поход для решения боевых задач. Значит, война идет и здесь, в тихой стране.
  У Стрельцова - свое войско на этой войне. Его воины не стреляют, не идут в атаку, но каждый из них, по выражению Наполеона Бонапарта, стоит целой дивизии. Разведчики-балтийцы решают задачи у немецких позиций в районе Риги, контролируют обстановку в военно-морских базах противника, собирают сведения о деятельности противника в самой Германии. Это - самоотверженные и подготовленные люди, которые служат не за страх, а за совесть. О двоих из этого отряда Илья Иванович собрался докладывать командующему флотом.
  Непенин принял своего начальника разведки, как обычно, приветливо, пригласил за рабочий стол и достал блокнот для записей.
  - Илья Иванович, вы заинтриговали меня новостями по нашим луч-шим агентам. Жду доклада. Давайте по мере поступления сообщений!
  - Адриан Иванович! Мы дождались первого сообщения от разведчика "Ферзя", заброска которого в район разведки весьма неудачно закончилась в сентябре. Я докладывал, что наблюдал в перископ подводной лодки "Крокодил", как рыбацкий парусник опрокинулся от выстрелов пушки береговой артиллерии Либавы, а наш разведчик вместе с пятью германскими офицерами, бежавшими с ним из лагеря для военнопленных, прыгнул в воду метрах в пятидесяти от берега. Тогда я расценивал успех операции, как 50 на 50. Но удача сопутствовала "Ферзю": двое его попутчиков утонули, а остальные попали в Либаву и прошли проверку со стороны германской контрразведки. Поэтому наш разведчик получил возможность выполнить первую задачу. Сейчас он - начальник отделения шкиперского имущества отдела тыла вмб Либава. Готов начать работу и ждет нашего указания по разведывательным задачам.
  - Поздравляю! Я помню, что вы докладывали мне о своей идее по внедрению нашего человека в военно-морские органы управления противника в августе прошлого года. Тогда операция казалась утопией. Но ваше отделение старательно воплощало мысли в реальность. Вот есть первый результат. Что же касается задач для него, то они формулируются просто: мы должны знать обо всех планах противника по использованию флота на Балтике. Ни один германский корабль не должен выйти из Либавы без нашего ведома. Конкретизировать задачу вам следует самому. Можете обратиться за помощью к капитану 1 ранга Черкасскому и его офицерам.
  - С задачами мне более или менее ясно. Со связью хуже. Грош цена будет работе "Ферзя", если ему не удастся своевременно передать добытую информацию в наш адрес. Сейчас мы планируем увеличить количество тайников для передачи сведений от нас разведчику и от него нам. Будем готовить агентов-связников для обработки тайников. В плане агентурной операции "Ахиллес" указано:
  "При возникновении необходимости по инициативе руководителя с "Ферзем" предусматривается проведение личных встреч.
  По мере более глубокого внедрения агента в районе разведки условия связи будут совершенствоваться, исходя из складывающейся обстановки".
  - Илья Иванович! Двадцатый век на дворе, а вы до сих пор исполь-зуете в разведке методы, которые еще в Ветхом Завете описаны. Сегодня возникает острая потребность в новых, современных средствах связи. Я имею в виду радиосвязь. Давайте поставим соответствующую задачу Ренгартену, Ван-Ваныч ведь гением радиоразведки слывет. Вот пусть и придумает, как с помощью радио передавать агентурные сообщения от источника к нам в штаб. Потом соберемся вместе, обсудим, примем решение и возьмемся за его осуществление. А пока, конечно, готовьте тайники и личные встречи. Дальше у вас что?
  - Теперь сообщение от агента "Фридриха". В конце прошлого года на личной встрече в Стокгольме я дал ему указание прекратить активную разведывательную деятельность, так как он мог попасть в поле зрения контрразведки противника после расшифровки полицией города Киль и гибели нашего агента "Браун", завербованной лично "Фридрихом". Агент выполнил мое указание, а в связи с увеличением признаков неблагополучия уехал из Германии в Швейцарию, а затем во Францию, Англию и Норвегию. Сейчас живет в Ставангере, утратил агентурные возможности, но готов выполнять новые указания разведки.
  - Так поставьте ему задачу отслеживать военные контакты кайзера со шведским королем, раз он рядом со Швецией живет...
  - Я разработаю проект нового задания "Фридриху" и представлю вам на утверждение. Но от него и в этом поступившем сообщении содержится информация, которая свидетельствует о контактах русских эмигрантов-революционеров в Швейцарии с представителями МИД и военной разведки Германии с целью получения средств, которые планируется использовать на подрыв боеспособности нашей армии. Прошу ознакомиться.
  Непенин прочитал документ, вернул его Стрельцову, пожал плечами и сказал:
  - Я думаю, что этим должны заинтересоваться в Главном управлении Генерального Штаба. Отправьте его туда.
  - Адриан Иванович, я сам отвезу документ в Петроград, потому что мне нужна командировка в Главное управление для официального оформления документов на "Ферзя". Поеду после возвращения из Гельсингфорса. На этом у меня все.
  - Добро. Раз вы закончили меня удивлять, тогда я попытаюсь удивить вас. Илья Иванович, вот ведь какое дело получается. Ко мне неожиданно обратился командующий Черноморским флотом вице-адмирал Колчак. Александр Васильевич просит отпустить вас к нему в Севастополь для того, чтобы с вашей помощью создать боеспособную агентурную разведку Черноморского флота. То, что имеется в распоряжении сейчас, Колчака не удовлетворяет. Он помнит, как вы развернули результативную деятельность на Балтике, и надеется, что можете сделать то же самое на юге. Прельщает тем, что назначит вас своим заместителем по разведке и гарантирует скорое присвоение звания генерал-майора. Мне, конечно, хочется отказать ему в этой просьбе, вы здесь на своем месте, но я должен проинформировать вас о ней. Подумайте, что нам совместно следует ответить Александру Васильевичу.
  - Да, Адриан Иванович, новость следует осмыслить. Прошу несколько дней для обдумывания решения.
  Озадаченный неожиданным предложением, Стрельцов покинул штаб флота с желанием ненадолго избавиться от мыслей о службе.
  Он вышел на оживленные улицы финской столицы. Зимнее солнце готовилось покинуть небосвод, подходили вечерние часы. Люди заканчивали дневные дела и выходили порадоваться хорошей погоде. На залитых ровным льдом катках звенел металл коньков, северяне, млад и стар, бегали наперегонки или выписывали пируэты, красуясь перед собравшимися зрителями. Илья Иванович тоже засмотрелся на спортсменов, но вскоре заспешил к четырехэтажному зданию универсального магазина Штокмана, недавно появившемуся на улице Алексантеринкату. По такому же образцу в Берлине был возведен знаменитый "Вертхайм", строились новые универмаги в Москве и Петербурге. Внутри магазина на всех этажах царило предрождественское оживление, толчея образовывалась то у одного, то у другого отдела. Стрельцов выбрал себе место у главной лестницы и взглянул на часы. До времени встречи с Кристиной оставалось минут пятнадцать.
  Они заранее договорились встретиться здесь, в магазине, потому что дама не могла отлучиться надолго: в Гельсингфорсе в этот раз она была не одна, а с мужем. Феликс привез супругу в столицу и забронировал для проживания роскошный номер в одной из центральных гостиниц. Кристина очень хотела увидеться со Стрельцовым и предложила посетить кофейню в магазине, чтобы немного побыть вместе.
  Илья Иванович засмотрелся на проходившую мимо финскую семью с тремя маленькими ребятишками, каждому из которых родители купили по игрушке. Малыши крепко прижимали свою игрушку к груди и при этом пытались выдернуть чужую друг у друга. Детская возня закончилась криком и плачем, а родители бросились успокаивать и стыдить ребятишек. Вдруг на фоне этого маленького, но шумного происшествия внимательный взгляд Стрельцова выхватил из десятка проходивших у входных дверей людей знакомую фигуру. Вернее, не всю фигуру сразу, а прежде всего пышную огненноволосую прическу, которая мгновенно подсказала ему, что в универмаг пожаловала Альбина Голубева собственной персоной. Полковник пошел навстречу и оказался лицом к лицу с красивой молодой женщиной, одетой в манто с капюшоном из яркого лисьего меха, идеально подобранного по цвету к прическе.
  Альбина замерла от неожиданности. Потом рассмеялась и со свойственной иронией произнесла:
  - Таким предрождественским подарком может стать только Илья Иванович Стрельцов. Дорогой вы мой, как я рада вас видеть. Такое впечатление, что вы меня специально поджидали...
  - Душа моя, знаете же, что и я очень рад встрече. Специально встал здесь как часовой и думаю, вдруг вы зайдете. Долго ждал, но дождался, как видите! - отшутился Стрельцов.
  - Не хитрите, Илья Иванович. Думаю, что вы в Гельсингфорсе проездом по служебным делам, а в магазин пришли выбрать подарок внуку.
  - Про внука вы точно догадались. Действительно, моя старшая дочь Аннушка, она живет в Москве, два месяца назад родила сынишку. Егоркой назвали. Только я его еще не видел. Буду собираться в Москву, тогда и игрушки покупать буду. Теперь вы поделитесь новостями! Как живете? Забрались ли вы со своим суженным, как намеревались, в глухую финскую деревушку? Чем теперь занимаетесь?
  - Все-то вы помните, Илья Иванович! Да, мы уехали с Антти из ци-вилизации, но не очень далеко. Живем на хуторе недалеко от города Раума, прямо на берегу моря. Место красивое - обязательно приглашу вас туда летом.
  - Благодарю. Хорошо, что летом, потому что сейчас, зимой, у меня очень много дел, - вновь подшутил он над девушкой.
  Но она спокойно продолжала:
  - Приглашу, приглашу! Не сомневайтесь. У нас хорошо. Антти много разъезжает по окрестностям: у него врачебная практика. А я пока дома хозяйствую. Но мне нравится, дел много, ведь хозяйство велико. Словно помещичья усадьба по нашим русским понятиям.
  Альбина с удовольствием начала перечислять, какие постройки у них есть на хуторе, с какой домашней живностью ей приходится возиться, как хорошо ходить на лыжах или кататься в санях, запряженных собственной лошадкой...
  Илья Иванович тем временем боковым зрением увидел, что в их на-правлении по лестнице со второго этажа спускается Кристина. Судя по внимательному взгляду, ее очень заинтересовала женщина, с которой беседует Стрельцов. Он улыбнулся: сейчас может возникнуть некоторая неловкость от того, что две незнакомые дамы неожиданно сойдутся вместе на общей территории. Но ничьей вины здесь нет, так что все обойдется без конфликта. Полковник извинился перед Альбиной, объяснив, что ему надо встретить знакомую, и попросил подождать.
  Он встал на нижнюю ступеньку лестницы и поднял голову, ожидая, когда дама спустится. Кристина вновь вошла в роль царицы: так величавы стали ее движения. Да, и вид ее выделял среди всех - длинная шуба из чер-нобурки и мягкая черная шляпа с широкими полями. Она сделала несколько шагов вниз и протянула руку для поцелуя. Стрельцов, церемонно склонив голову, поцеловал руку и подвел одну даму к другой для знакомства. При этом он следил за ее глазами и за тем, как вместе с их цветом меняется настроение Кристины. Напряженный стальной взгляд понемногу смягчился, и в глазах засветились изумруды. Теперь в настроении ощущалось дамское любопытство. Появилась необходимость срочно удовлетворить его.
  - Моя давняя знакомая - Альбина Голубева, - представил полковник ту даму, что помоложе, а затем сделал поклон в другую сторону. - Госпожа Кристина Тамм.
  - Нет, прошу, вас - просто Кристина!
  Альбина тут же озорно улыбнулась, сняла перчатку и продемонстрировала обручальное кольцо на безымянном пальце:
  - Альбина Илонен, с вашего позволения, мы с Антти уже пожени-лись!
  - Ай, да молодцы! - не сговариваясь, громко сказали Стрельцов и Кристина. Все трое рассмеялись, настолько непринужденно вышло поздравление.
  - Что же мы стоим у самого входа в магазин? Здесь же толчея, нас просто затолкают сейчас, - забеспокоилась Кристина.
  Илья Иванович ответил шуткой:
  - Зато именно в этом месте все и встречаются. Вот какая у нас компания собралась!
  Потом уже серьезнее добавил:
  - Я предлагаю пойти выпить кофе. Здесь на первом этаже находится превосходная кофейня. Кофе готовят хорошо, есть выбор ликеров...
  - Мне бы надо скоро возвращаться, но чашечку кофе я готова выпить. С молоком, а не с ликером.
  Однако Кристина сделала неожиданное предложение:
  - Приглашаю всех к себе на кофе. Мы с мужем остановились в гостинице, здесь рядом с универмагом Штокмана. Номер просторный, а муж мой вечно в делах и заботах, придет позже.
  Стрельцов и Альбина как-то в нерешительности замялись, обдумы-вая, как отнестись к приглашению. Кристина же напротив, не давая минуты на раздумье, взяла их под руки и вывела из магазина.
  До гостиницы на самом деле надо было ступить два шага. В просторном холле первого этажа Кристина быстро распорядилась, чтобы к ней в номер на втором этаже принесли кофе, молоко, ликер и пирожные. С разговорами и шутками все трое поднялись в номер и прошли в гостиную прямо к столу. В этот момент всех удивила Альбина: Стрельцов принял у нее манто, а она как-то машинально разгладила ладонями широкое платье, обозначив выступающий живот.
  - Душа моя, да вы в положении? Вот это прекрасная новость! По-здравляю, поздравляю! - удивленно и восторженно воскликнул Илья Иванович.
  Альбина смущенно пожала плечами и просто ответила:
  - Да, мы с Антти очень хотим ребеночка.
  Кристину вид будущей матери привел в полный восторг. Она захлопотала вокруг гостьи, стремясь оказать как можно больше внимания. Стрельцов знал ее доброту и душевную отзывчивость, желание оказать помощь нуждающимся. Вспомнил, как она заботилась о нем, в тот день, когда он с легким ранением приехал в Ревель после боя в Ирбенском проливе. Воспоминание было приятным, вызвало улыбку, которую обе дамы восприняли в качестве одобрения их беседы.
  Бездетная Кристина с неподдельным интересом и каким-то благого-вением расспрашивала гостью о состоянии, о возможных недомоганиях, о планах молодой семьи на будущее после появления на свет ребенка. Альбина отвечала сначала несколько смущенно, явно чувствуя себя не своей тарелке. Но, освоившись, увлеклась беседой и подробно отвечала на вопросы, как женщина женщине. Про другого гостя они, казалось, забыли. Да, и принесенный горничной кофейник и поднос с прочими заказами стояли на столе нетронутыми.
   Илья Иванович, не вслушиваясь в их беседу, сидел в кресле и смот-рел на обеих дам в прекрасном настроении и спокойствии, которого давно не испытывал. Перед его взором в комнате сидели два человека, каждый из которых ему был словно родной и, несомненно, был дорог, при этом каждый по-своему. Судьбе оказалось угодно, чтобы они встретились и познакомились. За них можно не переживать: Альбина вышла замуж, ждет ребенка и выглядит абсолютно счастливой, да и Кристину, судя по ее виду, сейчас ничего не тяготит.
  В этот момент до Стрельцова дошло, что он как-то отрешенно от происходящего оценивает ситуацию. Как будто, он здесь не присутствует, а наблюдает и анализирует откуда-то издалека. Интересно, почему же так происходит, надо разобраться с самим собой.
  Но в этот вечер разобраться ему уже не пришлось, потому что обстановка изменилась: дверь номера широко распахнулась, и в прихожую вошел высокий и полный мужчина в бобровой шапке и финской суконной куртке.
  Кристина, извинившись, прервала беседу, встала и представила во-шедшего:
  - Господа, представляю вам моего мужа Феликса Тамма. Феликс, это мои гости - морской офицер Илья Иванович Стрельцов и его знакомая, наша землячка Альбина Илонен. Мы случайно встретились рядом, в магазине Штокмана, и я пригласила их зайти к нам.
  Феликс церемонно поклонился и произнес:
  - Рад, рад видеть вас, господа!
  Потом он повернулся к супруге и сказал с сильным эстонским акцентом:
  - Сегодня оссень холодно. Я самерз, как сапаака!
  Все рассмеялись и посочувствовали, а Кристина пригласила к столу выпить кофе, пока он совсем не остыл.
  За кофе и каким-то праздным разговором Стрельцов сидел и иронично говорил сам себе: "Ну, вот, господин полковник, и муж вашей ненаглядной дамы за одним столом с вами кофеи распивает. Водевиль, да и только! Видимо, пора отчаливать! Только неудобно Альбину одну оставлять, надо бы придумать повод и вместе уходить!".
  Между тем повод нашелся сам собой. Альбина посмотрела на часы и засобиралась домой, а Стрельцов последовал ее примеру.
  Все встали, гости начали одеваться. Альбина первая направилась к двери, а Кристина сказала мужу:
  - Феликс, будь добр, проводи нашу гостью и закажи у портье таксомотор к подъезду гостиницы.
  Когда они вышли, Кристина повернулась к Стрельцову, быстро чмокнула его в щеку и шепнула:
  - Очень рада была снова тебя видеть, милый!
  Стрельцов улыбнулся и тихо ответил:
  - И я тоже...
  На улице возле таксомотора Илья Иванович осторожно, словно хрупкое создание, обнял за плечи Альбину и грустно вымолвил:
  - Что же, мадам Илонен, расстаемся. Не знаю, надолго ли? Но вы пишите, я обязательно отвечу. Мне всегда интересно знать ваши новости.
  Альбина уже из кабины автомобиля кивнула, пообещала писать и помахала рукой на прощание.
  Таксомотор зарычал двигателем и поехал по улице на фоне падающих в свете электрического фонаря снежинок. Рождественская сказка в финской столице продолжалась.
  
  В Ревеле Стрельцов вновь погрузился в рутину каждодневных про-блем. Ему хотелось скорее завершить не терпящие промедления дела и освободить время для важной поездки в Петроград. Возвращаясь в мыслях к недавнему разговору с Непениным, Илья Иванович все время вспоминал укор вице-адмирала о том, что разведка Балтийского флота и ее руководитель организуют связь с агентурой за рубежом с использованием давно известных способов, не применяя новинок техники. Полковник обдумал разные варианты, проконсультировался со специалистами и пришел к выводу о том, что для передачи экстренных сообщений из Либавы от "Ферзя" в Ревель, необходимо попробовать применить самое современное средство - радиосвязь. Этот вопрос он решил обсудить со своим заместителем лейтенантом Тихоновым, на которого теперь возлагалась вся нагрузка по руководству "Ферзем".
  - Владимир Константинович, прошу доложить, что вами сделано по руководству нашим разведчиком, внедренным в органы управления германской военно-морской базы Либава. Больше всего меня интересует совершенствование действующих условий агентурной связи.
  - Мы увеличили количество почтовых адресов для переписки с "Ферзем", подобрали еще два тайника в Либаве. Кроме того, я готовлю сейчас агента-связника для работы с ним.
  - Это все?
  - Пока все!
  - Понятно. Именно так я на днях докладывал командующему флотом. А он меня, как несмышленыша, раскритиковал и потребовал для организации связи с важными агентами использовать передовые достижения науки и техники, а, конкретно, радиосвязь.
  - Илья Иванович, но мы с вами не являемся специалистами в области радиосвязи. Следовало бы обратиться либо к Ван-Ванычу Ренгартену, либо к нашему Булавину. Вместе с тем, что же получается? Радиоразведчики с агентурой не работают, не знают их задач и возможностей, как же им объяснить, что нам требуется?
  - Я думаю, кого-то из радиоспециалистов нужно привлекать к работе с агентурой для организации радиосвязи. Начнем работу с обеспечения "Ферзя". Вот что надо сделать, записывайте. Во-первых, в Либаве или где-то поблизости от нее подберем конспиративную квартиру и сделаем из нее радиоквартиру. Во-вторых, нам потребуется радиопередатчик небольших размеров. Я читал, что после изобретения вакуумных радиоламп специалисты получили возможность создавать компактные радиопередатчики. Для работы на нем надо подготовить агента-радиста и перебросить в тыл противника в качестве помощника "Ферзя". Таким образом, на радиоквартире будет размещен радиопередатчик, и срочные донесения "Ферзя", зашифрованные, его помощник азбукой Морзе начнет передавать на наши посты радиоперехвата. Но это не все. Пишите, в-третьих. На радиоквартире понадобится и хороший радиоприемник. Мы отсюда будем передавать указания разведчику, а он в Либаве будет их получать и выполнять. Как вам моя идея?
  - Впечатляет!
  - Вот и хорошо. Осталось только воплотить идею в жизнь. Есть у вас что-нибудь для меня?
  - Илья Иванович, вы просили поискать любые сведения о капитан-лейтенанте Вильгельме Канарисе, с которым в Киле познакомился наш "Ферзь". Британские газеты за лето прошлого года сообщали, что среди офицеров экипажа немецкого крейсера "Дрезден", интернированного в Чили после гибели корабля, находился обер-лейтенант Канарис. Он прославился тем, что сумел бежать из Чили в фатерлянд. Больше пока никаких сведений нет, но я буду продолжать поиск. Судя по всему, это действительно флотский офицер, очень энергичный и способный. Как говорится, далеко пойдет...
  Стрельцов задумался. Мысли его в тот момент были не о незнакомом капитан-лейтенанте Канарисе. Есть о нем сведения, и ладно. В разведке ничего лишнего не бывает. Мысль была другая: он неожиданно для себя отметил, насколько вырос его заместитель Володя Тихонов как офицер агентурной разведки. Буквально на глазах, в течение года стал самым опытным сотрудником разведывательного отделения. Пожалуй, на него можно возложить обязанности руководителя. Справится. А самому откликнуться на предложение Александра Васильевича Колчака и уехать в Севастополь.
  Не раскрывая своих планов, он спокойно сказал:
  - По связям "Ферзя" надо продолжать работать, все может приго-диться. Вы мне напомните, когда было отправлено сообщение в адрес раз-ведчика с постановкой первых задач?
  - Пять дней, как сообщение ушло. В конце следующей недели можно ждать его ответ.
  - Хорошо. Продолжайте руководство "Ферзем" самостоятельно. Мне представьте его доклад по решению поставленных задач.
  
  Вечером через несколько дней Стрельцову принесли письмо от Ми-шеля Анташева. У них успела завязаться переписка. На сей раз Миша писал из Петрограда, куда он на несколько дней приехал в командировку. Спрашивал, нет ли у Ильи Ивановича возможности хотя бы на денек вырваться в столицу, чтобы встретиться и поговорить. Есть темы для обсуждения.
  Об одной из них Анташев не удержался и сообщил в письме. На Кавказе ему по роду службы приходится заниматься приемом беженцев из Турции. Среди них бывает много разного люда, но один человек его просто изумил. В очередной группе беженцев он приметил высокого турка, изможденного и одетого в потрепанную одежду. Что-то в нем показалось контрразведчику неуловимо знакомым. Когда этот человек проходил мимо него, оказалось, что они действительно знают друг друга, потому что турок вдруг весело по-свойски подмигнул ему. Анташев написал, что он почти уверен, этим человеком является их общий знакомый "З." из Петрограда, с которым Стрельцов познакомил его прошлым летом. К сожалению, позже переговорить с ним не удалось.
  Илья Иванович задумался. Выходит, этот незнакомец оказался военным разведчиком полковником Генерального Штаба Заировым. Вот так дела! Полковник, видимо, решил сам отправиться в тыл противника для выполнения разведывательных задач. Что же, Заиров может, он человек решительный и разведчик опытный. Однако хотелось бы попасть в Петроград, поговорить с Анташевым. Может, и Заиров уже возвратился из командировки. Интересно было бы и с ним встретиться. Но главное - необходимо обсудить с Анташевым поступившее предложение Александра Васильевича Колчака, который хотел бы видеть Стрельцова в Севастополе в качестве начальника разведки Черноморского флота. Анташев уже знает южный театр военных действий, может сообщить много информации, прежде чем Илья Иванович сделает выбор: принять предложение или отказаться от него.
  Решено! Завтра надо собираться в Петроград.
  Днем 18 декабря Стрельцов позвонил военному коменданту морского порта Ревель с просьбой сообщить время выхода дежурного миноносца в Петроград. Однако капитан 2 ранга разочаровал: сегодня не будет миноносца ни в Петроград, ни в Гельсингфорс. Илья Иванович знал, что пассажирские поезда с ревельского вокзала уже давно не ходят из-за опасности попасть под бомбежку германских аэропланов или диверсию вражеских агентов. Добираться грузовым составом пришлось бы долго, не менее суток, а то и двух. Оставался только морской путь. Пришлось интересоваться у коменданта, какие гражданские суда сегодня пойдут в сторону Петрограда? Тот обещал выяснить вопрос и сообщить о любой оказии.
  Илья Иванович готовился к отъезду, разбирал документы, прикидывал, что из вещей нужно взять с собой. В этот момент в кабинет постучал и вошел Тихонов. У лейтенанта был вид именинника, что заинтриговало начальника, и он спросил:
  - С чем пожаловали, Владимир Константинович?
  - Илья Иванович, есть хорошая новость. "Ферзь" прислал первое разведывательное донесение. Система, созданная нами, заработала! Я только что расшифровал сообщение от разведчика и готов представить вам текст шифрограммы.
  - Давайте-ка сделаем иначе: вы доложите устно о том, что сообщает "Ферзь", как вы оцениваете его положение и возможности по добыванию интересующих нас сведений, какие у него перспективы. Не столь интересно сухой документ читать, гораздо интереснее обсудить его со всех сторон. Начните с того, какие сведения о германских кораблях, базирующихся в Либаве, разведчик смог сообщить в донесении.
  - Комфлот потребовал, чтобы "Ферзь" докладывал о подготовке каждого германского корабля к выходу в море из военно-морской базы Либава. Это требование доведено до разведчика, и он в первом донесении сообщает, что по состоянию на середину декабря в Либаве базируются две флотилии морских тральщиков в составе девятнадцати единиц, остатки Десятой флотилии эсминцев из четырех кораблей, а также два бронепалубных крейсера "Аугсбург" и "Кольберг". На последнем держит флаг командующий силами Балтийского моря контр-адмирал Ленгеман.
  - Хорошо. Это полностью совпадает с имеющимися у нас данными. Продолжайте.
  - В обеих флотилиях морских тральщиков ежедневно по пять-шесть тральщиков выходят из базы на боевое траление в разные районы Балтийского моря. Нередко корабли гибнут на минах, вместо них прибывают другие, новые или после ремонта. На тральщиках заметна текучесть командных кадров, зачастую экипажи уходят неукомплектованными. Поэтому сложно докладывать о бортовых номерах кораблей и их командирах. В то же время на флотилии эсминцев все боевые единицы пока находятся на приколе. После того, как месяц тому назад флотилия при прорыве в Финский залив потеряла одновременно семь новейших кораблей, из Берлина назначена комиссия по расследованию. Контр-адмирал Ленгеман временно отстранил от исполнения обязанностей командира флотилии капитана 2 ранга барона фон Витинга, хотя лично посылал его в тот бой без разведки. Командовать флотилией на период расследования назначен начальник полуфлотилии капитан-лейтенант Регенсбург. В составе соединения находятся оставшиеся целыми эсминцы S-56, командир капитан-лейтенант Крех, V-77, командир капитан-лейтенант Стратман, V-78, командир капитан-лейтенант Кранц, G-89, командир капитан-лейтенант Зауле. Ошвартованными в базе крейсерами "Аугсбург" и "Кольберг" командуют капитан 1 ранга Андреас Фишер и капитан 2 ранга Курт Франк соответственно. Крейсера пока тоже стоят без движения. Адмиралштаб запретил выходы в море кораблей 1-го и 2-го ранга до окончания работы комиссии по расследованию.
  - "Ферзь" демонстрирует высокий класс работы. Именно такая подробная информация нам и требуется. Но как он ее добывает, каково его положение после начала выполнения разведывательных заданий? Что он сообщает об этом?
  Тихонов закрыл папку с лежащей в ней шифртелеграммой, которую он использовал в качестве шпаргалки. Немного помолчал, обдумывая ответ, а потом, как само собой разумеющееся, сообщил:
  - "Ферзь" доложил, что в его положении осложнений никаких не имеется. Интересующие нас сведения он получает либо из документов, которые приходят в отдел тыла военно-морской базы, либо лично при нахождении на тех причалах, где стоят боевые корабли. Я полагаю, что по документам идет большой объем информации - ведь корабли при подготовке к выходу в море запрашивают в его отделении шкиперское имущество. В других отделениях, например, в топливном необходимые запасы топлива. В отделении артиллерийского вооружения - боеприпасы, в минно-торпедном - мины и торпеды, соответственно. Уже по этим заявкам можно определить, какие корабли и куда готовятся к выходу. Наш разведчик сообщил, что у него установились хорошие отношения с коллегами - начальниками других отделений. Все они - флотские офицеры, получившие в боях тяжелые ранения, в продовольственной службе есть офицер с ампутированной рукой и одним глазом. "Ферзь" в быту оказывает им какие-то услуги, те платят ему дружеским расположением. А через друзей много информации можно добыть...
  - Владимир Константинович, выходит так, что немцы всех здоровых офицеров на корабли отправляют, а в тылу только калеки служат. И то, по сообщению "Ферзя", на кораблях некомплект командных кадров ощущается. Так дело пойдет - через год войны им некого будет на мостик ставить. Вы обязательно отметьте этот факт в докладе комфлоту. "Ферзь" на нем специально внимание не заострял, но, судя по переданным им деталям, дело обстоит именно так.
  Тихонов кивнул в знак согласия и сделал пометку в служебном блокноте.
  А Стрельцов тут же заговорил о новых задачах для разведчика:
  - Поставьте ему задачу поближе сойтись с начальником отделения вооружения. Через этого офицера под соответствующей легендой можно получать сведения о новых видах боевой техники, поступающей на германские корабли с военных заводов. Это очень важно! Сначала следует установить перечень поступающих видов боевой техники и вооружения, а потом охотиться за техническим описанием узлов и оборудования, которые будут монтироваться на боевых кораблях.
  Постепенно в беседе двух офицеров-разведчиков сложился четкий план, по которому "Ферзь" будет работать в ближайшие месяцы.
  
  К вечеру того же дня 18 декабря от коменданта морского порта Ре-вель стало известно, что к выходу готовится буксирный пароход "Ладога", его капитан предупрежден и готов взять в рейс полковника Стрельцова. В морской порт Петрограда пароход должен зайти завтра днем. У Ильи Ивановича не было выбора, пришлось срочно взять дорожный саквояж и ехать на причал. Ему прежде приходилось бывать только на военных кораблях, на которых царил безукоризненный порядок. Вспомогательный и торговый флот казался совершенно неведомым, собранным из маленьких, пропахших мазутом пароходиков. Вид нового, аккуратно выкрашенного шаровой краской морского буксира "Ладога" приятно поразил чистотой и порядком на палубе. Матросы готовились к отходу, пожилой капитан лично встретил важного пассажира у трапа и рассказал, что пароход перед войной был построен на Сормовской верфи в Нижнем Новгороде, машина у него ходкая, так что утром, "как пить дать!", "Ладога" подойдет на Кронштадтский рейд.
  - Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие! - басовито добавил капитан.
  Стрельцову отвели свободное место на деревянной скамье у длинного стола в нижнем помещении у камбуза, которое использовалось в качестве столовой и места для отдыха членов экипажа, свободного от вахт. Илья Иванович снял форменное пальто и фуражку и повесил на крючок у трапа, ведущего на палубу. Он по обыкновению достал из саквояжа кипу свежих газет и сел читать.
  Петроградская пресса пестрила сообщениями и первыми подробно-стями об убийстве Григория Распутина. Событие было важным, сулившим большие перемены в России. Интересно, какие силы стоят за этим загово-ром? То, что убийство произошло в результате заговора, Илья Иванович не сомневался. Кому выгодно? Германии? Нет, пожалуй, в большей степени, Англии. Опять "англичанка" повсюду суется! Не к добру это...
  Газет было много, в помещении тепло, паровая машина работала почти неслышно, судно немного покачивало на легкой волне. Клонило в сон.
  Стрельцов очнулся от дремоты с каким-то ощущением тревоги. Грудь сжимала тяжесть, ноги поламывало от неудобной позы. Он встал и решил выйти на палубу подышать ночным воздухом. По крутому трапу вышел на ют. Кормовая часть судна была прикрыта надстройкой, ветерок здесь почти не чувствовался. Илья Иванович выглянул за надстройку вдоль левого борта. Ночное беззвездное небо позволило разглядеть приближающуюся темную громадину острова Гогланд. "До Петрограда часов шесть хода", - подумалось машинально. Стрельцов подошел к леерному ограждению у среза кормы.
  Несколько минут он без всякой мысли смотрел на пенную дорожку, остающуюся в море вослед за идущим судном. Ее вид завораживал взгляд так же, как огонь костра в темноте. Наконец, оторвавшись от пенного буруна, он поднял глаза и повернулся немного влево. Увиденная картина ошеломила: встречным курсом мимо буксира проходил огромный боевой корабль. Ни единого проблеска света в его иллюминаторах, ни одного ходового огня по бортам и на палубе. И вместе с тем, корабль шел в лучах какого-то сияния, которое позволяло разглядеть его выступающий книзу форштевень с глазницей прожектора, жерла пушек вдоль бортов, трубы, мачты, шлюпки... Но ни одного человека из команды. По всем признакам это - русский броненосец времен прошлой войны, он даже выкрашен именно так, как красили корабли в начале века. Как он сюда попал, почему он идет по мелководью, где даже буксиру не пройти? На все вопросы можно было дать лишь один ответ. Из Финского залива в Балтийское море направлялся тот самый корабль-призрак, о котором шепотом между собой говорили моряки. Почему он попался навстречу маленькому портовому буксиру, оставалось только гадать. Вокруг лежала ночная мгла и тишина.
  В этот момент в уши молотом ударил страшный грохот, а глаза ослепила яркая вспышка. Гигантская сила оторвала Стрельцова от палубы и погрузила во тьму.
  
  Дежурный флотского поста наблюдения и слежения на вершине острова Гогланд увидел вспышку взрыва морской мины на южном фарватере в семи милях от острова. Тут же на посту сыграли тревогу, и к месту взрыва пошел паровой спасательный катер. Спасатели вернулись утром, когда совсем рассвело. Доклад командира группы спасателей был печальным. На месте ночного взрыва никого из живых или мертвых обнаружить не удалось. Плавал лишь спасательный круг парохода "Ладога", приписанного к морскому порту Петрограда, чья-то меховая шапка и несколько досок. Так и доложили по телеграфу начальству в Кронштадт и в Гельсингфорс.
  С утренней сводкой о происшествиях за сутки на стол командующему флотом Адриану Ивановичу Непенину легла запись:
  
  "По сообщению с поста НиС, расположенного на о-ве Гогланд, в 4 часа 47 минут утра 19 декабря с.г. в семи милях к зюйд-весту от оного по-дорвался на всплывшей морской мине буксирный пароход "Ладога" Балтийского вспомогательного флота, возвращавшийся из Ревеля в Петроград. Накануне, 18 декабря в 23 часа 10 минут военный комендант морского порта Ревель известил дежурного по штабу флота о том, что на буксире "Ладога" в Петроград убыл начальник разведывательного отделения штаба Балтийского флота полковник Генерального Штаба И.И. Стрельцов. Спасательная группа с острова Гогланд, прибывшая к месту подрыва буксира через час после случившегося, не обнаружила на месте катастрофы ни живых, ни мертвых. Имеется реальное предположение, что И.И. Стрельцов погиб вместе с экипажем".
  
  Дочерям Ильи Ивановича Стрельцова Анне и Марии вице-адмирал Непенин лично написал письма, в которых сообщил о гибели отца.
  
  Альбина Илонен (Голубева) узнала о смерти Ильи Ивановича из письма, которое получила от бывшего сослуживца по министерству ино-странных дел. Она сообщила о трагедии Кристине, с которой сдружилась после первой встречи.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ОТ АВТОРА.
  ВМЕСТО ЭПИЛОГА
  
  (ноябрь 2014 года)
  
  Поставлена последняя точка в романе "Броня Балтики". Волею сю-жетных коллизий главный герой в финале исчезает среди морских волн после подрыва судна на случайной мине. Читатель вполне резонно может упрекнуть автора в выборе слишком суровой судьбы для полковника Генерального Штаба Ильи Ивановича Стрельцова. Но таким ли неожиданным оказался финал?
  Трагический взрыв у острова Гогланд в Финском заливе произошел в конце декабря 1916 года. На пороге стоял страшный для России 1917 год. Стрельцов - персонаж вымышленный, но он прошел по страницам романа бок о бок с реальными личностями, фактически служившими в те годы на Балтийском флоте. И если посмотреть, как сложилась жизнь у них, тогда становится понятно, что автор не мог допустить, чтобы и Стрельцов попал на жернова истории. Мгновенная гибель в море оказалась для него далеко не худшим финалом.
  Ниже приводятся фактические сведения о тех морских офицерах, которые являлись современниками Ильи Ивановича Стрельцова и попали из энциклопедий на страницы романа в качестве его сослуживцев по Балтийскому флоту.
  
  Капитан 1 ранга Ренгартен Иван Иванович. В апреле 1918 года уволен со службы. Остался в Советской России. Преподавал в Морской академии на кафедрах морской войны и службы Генерального Штаба. В январе 1920 года умер от сыпного тифа в Петрограде.
  
  Капитан-лейтенант Арцишевский Антон Генрихович. В годы Гражданской войны участвовал в Белом движении. Воевал в армии Колчака. В 1920 году попал в Китай. Жил в эмиграции, умер в СССР в 60-е годы.
  
  Контр-адмирал Дудоров Борис Петрович. Создатель морской авиации Балтийского флота. С 1917 года постоянно находился за пределами России в эмиграции. Умер в 1965 году в США.
  
  Адмирал Канин Василий Александрович. В годы Гражданской войны участвовал в Белом движении. В 1919 году эмигрировал во Францию. Умер в 1927 году в Марселе.
  
  Адмирал Кербер Людвиг Бернгардович. После Февральской революции был отстранен от должности командующего флотилией Северного Ледовитого океана. В 1918 году эмигрировал в Англию. Умер в 1919 году в Лондоне.
  
  Адмирал Колчак Александр Васильевич. В феврале 1920 года был расстрелян по постановлению Иркутского военно-революционного комитета большевиков.
  
  Адмирал в отставке Скрыдлов Николай Илларионович. После объявления большевиками политики "красного террора" 74-летний адмирал был взят в Петрограде в заложники и в октябре 1918 года казнен.
  
  Вице-адмирал Бахирев Михаил Коронатович. В январе 1918 года был уволен в отставку без права получения пенсии. Поступил на должность заведующего учётным отделением Центрального народно-промышленного комитета. В ноябре 1919 года был арестован в качестве заложника. В январе 1920 года был расстрелян в Петрограде по постановлению Коллегии ВЧК.
  
  Капитан 1 ранга Пален Павел Михайлович. Командир крейсера "Адмирал Макаров", в последствие - линкора "Измаил". В начале 1918 года был уволен со службы. В августе 1918 года по постановлению Коллегии ВЧК был арестован в качестве заложника, а осенью 1918 года уничтожен вместе с остальными заложниками на барже около Кронштадта.
  
  Контр-адмирал князь Черкасский Михаил Борисович. В годы Гражданской войны принимал участие в Белом движении на Украине. В январе 1919 года попал в плен и был расстрелян петлюровцами в Золотоноше Полтавской губернии.
  
  Но первой жертвой революционных потрясений стал командующий Балтийским флотом и основатель его разведывательной службы вице-адмирал Непенин Адриан Иванович. В марте 1917 года он был убит восставшими матросами в Гельсингфорсе.
  Русский гидрограф и полярный исследователь Борис Андреевич Вилькицкий, служивший под началом Непенина, в опубликованных записках написал так: "Я служил в Ревеле, в службе связи Балтийского флота, учреждении, поставленном на огромную высоту доблестным адмиралом Непениным, безнаказанно убитым при Керенском на посту командующего Балтийским флотом. Секретнейшая работа службы связи по выяснению операций германского флота парализуется окончательно, так как новой власти все "секретное" особенно подозрительно. На флоте офицерство и лучшая часть матросов группируются вокруг некоторых начальников, оставшихся популярными в силу своей энергии, честности и патриотизма, но и этим начальникам не видно во всероссийском хаосе никакой силы, на которую можно опереться...".
  Можно предположить, что "секретный" полковник Стрельцов тоже вряд ли нашел бы в том хаосе силу, "на которую можно опереться".
  
  Кстати, сам контр-адмирал Борис Андреевич Вилькицкий, именем которого назван пролив, отделяющий полуостров Таймыр от архипелага Северная Земля и соединяющий Карское море с морем Лаптевых, после революции остался в Советской России, но в 1919 году предпочел перейти на сторону Белого движения. По окончании Гражданской войны жил в эмиграции. Умер в 1961 году в Бельгии.
  
  
  
  Москва - Санкт-Петербург,
  декабрь 2012 г. - февраль 2015 г.
Оценка: 7.58*12  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023