Разговоры о поездке на родину своей бабушки Домны Люба заводила неоднократно, но Гречанюк, отставной офицер, уставший за время службы от многочисленных переездов-командировок, продолжал упираться.
- Это же авантюра, Любаша! - скептически говорил он жене. - Какая-то Малая Локня, тьмутаракань, одним словом! Может, и села этого уже нет в помине!
- Если ты отказываешься, я поеду одна, - решительно говорила Люба. - Мама сколько раз туда собиралась, но... Сам помнишь ее последние годы... А село это существует, точно знаю. И я хочу исполнить долг перед покойной мамой, иначе никогда себе этого не прощу...
- Ладно, поедем, - согласился, наконец, Гречанюк. - Но предупреждаю заранее: не питай никаких иллюзий по поводу удовольствия от поездки в эту глушь!
Скорый поезд "Санкт-Петербург - Харьков" был полупустым. Желающих ехать на неспокойную Украину оказалось совсем немного. Да и сентябрь в этом году выдался холодным и дождливым, отнюдь не располагавшим к отдыху. Мерно стучали колеса, за окном проносились еще зеленые деревья и кустарники, ухоженные дома и покосившиеся старенькие домишки с огородами за символическими заборами-частоколами. Моросил дождь.
В купе заглянула проводница.
- Чай, кофе не желаете? - спросила она и, понимающе, улыбнулась, увидев заставленный разнообразной снедью столик.
- Спасибо, пока не надо, - ответил Гречанюк и тоже улыбнулся, поймав ее взгляд. - Мы пока по коньячку...
Люба, нарезая помидоры, посмотрела на мужа и сказала:
- Хоть бы никого не подсадили в наше купе. Так приятно ехать одним!
- До Москвы вряд ли подсадят, - отозвался Гречанюк, наполняя походные металлические стопки коньяком. - А потом останется только одна ночь. Утром будем в Курске. Ну что, Любаш, ты готова?
- Да, - коротко ответила Люба, беря стопку. - Ты не представляешь, Володя, как мне хорошо. Ой! Давай выпьем!
- За успешную дорогу! - произнес тост Гречанюк.
Они чокнулись, выпили и стали закусывать. После третьей стопки Люба стала вспоминать про свою жизнь в Малой Локне, где почти каждое лето жила у бабушки на школьных каникулах.
- И когда же ты была там последний раз? - спросил Гречанюк.
- Тридцать пять лет назад, - ответила Люба и задумалась. - А может, и больше. Кажется, мне было шестнадцать, на танцы ходила в сельский клуб... Он был в бывшей церкви... Меня там не очень-то любили: городская фифа, из Ленинграда... Одевалась по-другому, не как сельские девчата. Интересно, клуб еще сохранился?
- Вряд ли, - сказал Гречанюк, с удовольствием глядя на жену, сохранившую вопреки возрасту девичью стройность. Только он знал, скольких усилий ей это стоило. - Сейчас же все церкви восстанавливают. Наверное, и в Малой Локне... Давай, Любаша, еще по одной! За приятные воспоминания!
Выйдя в тамбур покурить, Гречанюк подумал, что эта поездка в прошлое действительно очень важна для Любы, ее душевного спокойствия. Он курил сигарету, размышлял и смотрел в окно. Малая Локня... Впервые об этом селе он услышал из уст Валентины Иосифовны, мамки, как они оба ее называли. Нет, Гречанюк всегда называл тещу по имени-отчеству, но в разговорах с женой она всегда была мамкой. В самом добром смысле этого слова. Почему не мамой, а мамкой? Черт его знает!.. Как и все ее сверстники мамка прожила нелегкую жизнь: безмятежные школьные годы нарушила война, потом тяжелые годы выживания в послевоенной разрухе... И неожиданное появление в селе бравого военного, определившего судьбу сельской девчонки. Потом, уже в Ленинграде они расстались, поэтому мамка не любила вспоминать те годы.
Зато как по-молодому загорались ее глаза, когда она вспоминала войну и то, как она ходила к партизанам с записками от подпольщиков, вплетенными в косички. Отец Гречанюка, полковник-фронтовик, даже встал и поклонился когда услышал этот рассказ...
Надо бы навестить могилки моих, подумал он, заросли, наверное... А батя... До Берлина же дошел... А я - не смог добиться, чтобы полупьяный кладбищенский мастер в Полтаве выгравировал на надгробии все твои боевые ордена... Прости меня, батя! Так уж получилось! И лежишь ты простым полковником...
А как ты мною гордился, отец, когда я вернулся оттуда... Живой... И мама плакала от радости...
Гречанюк вспомнил, как он вернулся тогда в Полтаву, худой, обожженный южным солнцем, с заграничными подарками...
Постепенно темнело, и Гречанюк, ткнув окурок в банку, прикрученную к поручню тамбурного окна, пошел в свое купе.
В Курск приехали ранним утром. На привокзальной площади люди штурмовали маршрутки. Посмотрев на эту грустную картину, Гречанюк с молчаливого одобрения жены поговорил с хозяином ненового, но чистенького "Ниссана", и через четверть часа супруги оказались на автовокзале. Дальнейший путь им предстоял в Суджу, районный городок, где они по телефону из Питера заранее забронировали номер в гостинице под многообещающим названием "Олимп".
Допотопный грязненький "Икарус", салон которого украшали пропыленные темно-вишневые занавески, натужно ревел двигателем, с трудом преодолевая сотню с небольшим километров. Подолгу стоял на остановках, где кроме как на самодельные прилавки, заваленные китайскими кроссовками и другими товарами неизвестного производства, смотреть было не на что. А на вопрос насчет туалета, местные, ухмыляясь, показывали на ближайшие кусты.
- Вот тебе, Любаш, и провинциальная экзотика, - говорил Гречанюк, оглядываясь в поисках подходящего места. - Подожди, я скоро!
...Вышли у железнодорожного вокзала, проехав по ошибке одну остановку.
- Куда идти-то? - спросила Люба у женщины, торговавшей яблоками.
- А туда, - показала та рукой направление. - По шпалам дойдете быстро!
Гречанюк тоскливо посмотрел на "железку" и сказал жене:
- Быстро по шпалам не хочу! Тачку возьмем!
После короткой дискуссии загрузились в какую-то иномарку. Хозяин, мужчина лет пятидесяти, кавказской наружности, назвал цену - 50 рублей. По дороге разговорились. Каро действительно оказался армянином из Тбилиси.
- Уже 17 лет живу здесь, - сказал он с заметным акцентом. - Привык... Могу, кстати, отвезти вас в Малую Локню. У вас там кто-то сидит?
- Как понимать, сидит? - удивился Гречанюк.
- Там же колония для малолеток, - тоже удивился Каро. - Вы что не знаете? Туда многие едут...
- Да нет, никто не сидит, - сказал Гречанюк и посмотрел на жену.
- Любаш, там что - действительно колония?
- Я не знаю, - ответила Люба. - Ничего не слышала.
- Этого нам еще не хватало, - покачал головой Гречанюк. - Экзотика, черт побери!
Остановились на въезде в город у симпатичного двухэтажного здания из красно-белого кирпича вычурной постройки, украшенного несколькими вывесками: "Олимп". Бар. Закусочная. Бильярд. Гостиница". Слева примыкал "Трактиръ" со старинной буквой "ер", как позже выяснилось, неработающий.
Внешний вид будущего жилья радовал и навевал мысли о цивилизованном отдыхе после дальней дороги.
Гречанюк заполнил анкету, заплатил деньги, и женщина по имени Нина, не уставая повторять про то, как повезло гостям, что они выбрали эту чудесную и недорогую гостиницу (всего-то 1400 рублей за день!), проводила супругов в их номер на втором этаже.
- А где окно? - удивленно спросила Люба, оглядевшись.
Окна в маленькой комнате действительно не было. Вместо него был проем, под которым стоял стол.
- Да это строители ошиблись, - махнула рукой Нина. - Зато есть кондиционер. И очень тихо. Никто вам не помешает...
- Нет, я не хочу номер без окна! - сказала Люба. - У вас что, все номера без окон?
- С окнами тоже есть, - поджала губы Нина. - Но они все заняты. Что вам не нравится, ей Богу? Посмотрите, какой шикарный шкаф в прихожей!
Она метнулась в маленькую прихожую и открыла резные дверцы шкафа.
Гречанюк уже понял, что их, грубо говоря, развели. И придется пожить в этом суджанском "полулюксе" без окна и холодильника.
- Любаша, успокойся! - сказал он жене. - Переживем. Две ночи - ничего страшного. Это же не блиндаж в пустыне под Суэцем!
...Ночевать без окна, как позже (впервые в жизни) узнали Гречанюки, оказалось действительно не страшно. Но очень неприятно. Шумел кондиционер, не спасая от духоты и влажности, идущей из душевой кабины с прохудившимся полом. Вода оттуда долго не уходила, перетекая в крохотную прихожую.
В Малую Локню решили выехать утром, поэтому впереди был почти целый день в Судже. Улицы этого маленького города, видимо, не претерпели изменений с советских времен, сохранив старые названия: Карла Маркса, Розы Люксембург, Ленина, Красной Армии и т.д. Из этого коммунистического набора выпадала улица Щепкина с миниатюрным памятником великому русскому актеру при входе в маленький сквер, за которым располагалось здание спортивного клуба, а слева от него - закусочная под названием "Зодиак".
В поисках заведения, где можно выпить по чашечке эспрессо, обошли буквально всю центральную часть города. В немногочисленных закусочных Суджи (ни кафе, ни ресторанов в этом городке, похоже, не было) предлагали только растворимый кофе. А дух во всех этих заведениях был еще тот! Спертый воздух, пропитанный запахами неаппетитной готовки, абсолютно не привлекал, а, скорее, отталкивал. Везде сидели группки молодых людей в мрачной одежде, поглощающие под громкую музыку подозрительные напитки из жестяных банок. Курить, правда, они выходили наружу. Иначе, в этих закусочных все бы задохнулись...
Местный рынок тоже разочаровал. Ностальгические воспоминания Любы о вкусном суджанском масле и замечательных колбасах местного завода мгновенно улетучились при виде прилавков, где ничего подобного не было. Гречанюк смотрел на прилавки, слушал рассказы жены и предпочитал помалкивать.
- Я все понимаю, Любаша, - все-таки не выдержал он. - Но этого понять не в силах. В маленьком городе такое множество магазинов и лавок ритуальных принадлежностей! У них что - такая высокая смертность?
Он показал рукой на гору венков справа от входа в рынок и добавил:
- Видишь? И там мы прошли, и там... На семь тысяч жителей... Ужас!
У девушки на улице поинтересовались, где можно выпить нормального кофе.
- Вот там, напротив магазина канцелярских товаров, - сказала она, показав рукой. - А здесь, в "Зодиаке" тоже есть, но дорого! Идите лучше туда!
Напротив канцелярских товаров предлагался только растворимый кофе, поэтому направились обратно, в "Зодиак". Дорогой кофе стоил всего-навсего двадцать рублей. Гречанюк, еще раз удивившись, заказал два эспрессо и сотку коньяка в двух рюмках. Посидели, потом повторили. Рядом отдыхала компания молодых людей с банками, бесцеремонно рассматривавшая чужих.
- Чему удивляться? - сказал Гречанюк. - Город маленький, все на виду...
В благодушном после коньяка настроении пошли в гостиницу, но через пару десятков метров раздались звуки духового оркестра, и Гречанюки остановились.
- Пошли, Володь, посмотрим! - сказала Люба. - Успеем еще в гостиницу!
На площади перед зданием с вывеской "Районный центр народного творчества" выстроился военный оркестр, игравший "Амурские волны". Один за другим к дому подходили празднично одетые горожане: представители администрации (судя по одежде и внешности) и ветераны с колодками наград.
- Что за событие у вас? - спросил Гречанюк у стоявшего рядом мужчины, под пиджаком которого красовалась расшитая рубашка-косоворотка.
- Юбилей Суджанского района, - благожелательно ответил он, улыбаясь. - 80 лет! Вот и стенд, можете посмотреть! Между прочим, - добавил он, - изначально наш район входил в состав Украины. Теперь, слава Богу, мы - российская территория...
Гречанюк подошел поближе к музыкантам и рассмотрел нашивки на рукавах их мундиров.
- ФСИН, - сказал он, вернувшись к жене. - Федеральная служба исполнения наказаний. Привет из Локинской колонии!
..."ПАЗик" на Льгов был заполнен в основном пожилыми женщинами с кошелками и сумками. Отовсюду звучала полурусская речь с вкраплениями украинской мовы.
- Я тоби кажу, шо интересовалась насчет больницы, - говорила своей попутчице женщина, сидевшая перед Гречанюками. - Так вона не хотела даже слухать...
- Очень мне это напоминает ридну Полтаву, - сказал Гречанюк, вслушавшись в разговор женщин. - Такой же суржик, как и там.
- Так Украина совсем рядом, - отозвалась Люба. - В Локинской всегда так говорили...
За окном автобуса тянулись безбрежные поля сахарной свеклы и кукурузы, вперемежку с озимыми, черные поля которой были окрашены нежно-зелеными всходами пшеницы. Утро выдалось серым и холодным, темные облака намекали на возможный дождь. Но его, к счастью, пока не было. Подул сильный ветер и Гречанюк, глянув на мрачное небо, пожалел, что забыл взять свою бейсболку.
Ближе к Казачьей Локне вышли почти все. Остались, по всей видимости, только пассажиры, направлявшиеся в колонию.
Наконец, слева показался двойной бетонный забор, окутанный клубками колючей проволоки, и вышки с едва видными силуэтами охранников. Автобус остановился, и все стали выходить.
- Это Малая Локня? - уточнил Гречанюк у водителя.
Тот молча кивнул.
- А где село? - спросил Гречанюк.
- Вот туда идите, - ответил водитель, ткнув рукой на дорогу левее забора.
Гречанюк вышел, подал руку Любе и они направились вслед за женщинами, явно знавшими дорогу.
- Да, - сказал Гречанюк, доставая сигареты. - Ты чего, Любаш, действительно не знала про колонию?
- Правда, - ответила Люба. - Мы же всегда добирались до Локинской на рабочем поезде. А станция в другой стороне...
Идти поблизости от режимной территории с вышками, колючкой и часовыми было, мягко говоря, непривычно. Гречанюк в очередной раз вспомнил про "экзотику", но промолчал, стараясь по возможности обходить места с густой черной грязью. Люба шагала сзади и тоже молчала. Было очень тихо, и лишь изредка тишину нарушало кукареканье петухов...
Наконец, вышли на пригорок, и внизу нарисовалась Малая Локня.
- Куда идти-то, - спросил Гречанюк. - Ты вроде как местная, должна знать!
- Так все здесь заросло, - сказала Люба. - Не знаю, кажется, туда. Направо.
Спустились вниз, вышли на рельсы железной дороги. Гречанюк посмотрел на ржавые рельсы, провел пальцем и сказал:
- Похоже, поезд по ним проходил несколько дней назад...
- Ага, - отозвалась Люба. - Разведчик хренов: рабочий поезд давно здесь не ходит...
- Нет, Любаш, ходит. Но редко. Ржавчина свежая.
Тропа после железки была достаточно протоптанной, и это несколько успокаивало. Две козы слева укрепили Гречанюков в мысли, что они идут правильно. Козы осторожно направились к ним, надеясь на лакомство, но, нарвавшись на объектив фотокамеры, стали прятаться в кусты.
... Колодец под навесом Люба узнала сразу.
- Вот из него мы брали воду, - сказала она и огляделась.
Из дома напротив вышел мужик в резиновых сапогах и, заметив чужих, вопросительно повернул голову:
- Ищите кого-то?
- Это тундра? - вопросом ответила Люба.
- Да, - сказал мужик, дымя папиросой. - Северная тундра...
Поговорили. И стало понятно, что он никого из прежних соседей не знает.
Люба подошла к колодцу, заглянула вниз. На ее глазах навернулись слезы. Мужик, понимающе кивнув, пошел по своим делам. Справа от колодца паслись гуси, рядом с ними - семилетняя девчонка с хворостинкой, застывшая при виде незнакомых людей.
- А где хатка-то твоей бабули? - спросил Гречанюк, перешагивая через комки черной грязи на дороге.
- Не знаю, - ответила Люба, всматриваясь в заросли кустарника. - Помню, что дом был вторым от колодца... А его нет...
Некоторую ясность внесла бабушка Мария, соседка, помнившая жителей этих сельских домов.
- А Домну Григорьевну помните? - спросила Люба. - Новиковы мы. Она где-то здесь жила, второй дом слева от колодца? Баба Домка ее звали...
- Кажется, здесь была ее хата, - сказала Мария и показала рукой. - А ее ей Богу не помню. Столько лет прошло...
Она поправила темно-синий платок и вытерла слезящиеся глаза.
- Вот здесь жили Гришка с Нинкой Домбасовы, у них сын умер в Харькове. А здесь Надька жила с примаком Гришей. Сестру ее еще звали - Пашка-сатана. Все умерли уже... А Домку не помню...
Определив, наконец, соседей, Гречанюк пошел в заросли кустарника к месту, где была хатка бабы Домны. И ничего не нашел. Лишь кусок штукатурки...
- Не ищи, милок, не надо, - сказала Мария. - Дом-то был деревянный... Вот его, наверное, и разобрали на дрова...
- Может вам картошечки? - спросила женщина, вышедшая из дома напротив. - Ой, какая дивная картошка! Свойская!
...На сельском кладбище, на пригорке, откуда открывался красивый вид на правую часть Малой Локни (тундру), они долго искали могилу Домны Григорьевны. Не нашли. Деревянные кресты на могилах были без надписей, земля, заросшая дикими цветами, была усеяна упавшими яблоками... А чуть ниже гоготали гуси, которых здесь было не счесть...
...На обратном пути набрели на памятник погибшим в Великой Отечественной войне. Гречанюк обошел его вокруг, прочитав все фамилии. Партизаны... Наверное кому-то из них, подумал он, передавала информацию в косичках девчонка, Любина мамка. Рядом были развалины так и не восстановленной церкви и здание сельской школы. С традиционным российским туалетом "типа сортир", куда стремглав бежала девочка, сверкая белыми икрами...
- Ждем еще полчаса, а потом я звоню Каро, - сказал Гречанюк, глядя на вышку колонии и морщась от холодного ветра. - Ты посмотри, Любаш, по трассе никто не едет... Похоже, придется просить ночлег в колонии...
Он закурил очередную сигарету, глянул на бутылку из-под пива возле грязной скамейки и использованный презерватив.
- Однако, даже здесь жизнь кипит...
Люба промолчала, всматриваясь в ровную линию шоссе.
Пронеслась колонна желтых КРАЗов, и опять тишина...
- Похоже, мы здесь заночуем, - плюнул Гречанюк и достал мобильник. - Все, Любаша, я замерз. Звоню Каро, пусть вызволяет...
Едва Гречанюк достал мобильник, на дороге появилась старенькая Тойота, и ее хозяин за смешную цену довез их до Суджи...
* * *
- Ты довольна? - спросил Гречанюк у Любы, устраиваясь в купе. - Между прочим - тот же поезд, и - то же купе. Обрати внимание!
- Я не этим довольна, Володь, - ответила Люба. - Я счастлива тем, что мы съездили туда, на мамину родину. Я там, наконец, побывала... И теперь буду спокойно спать. И все у нас с тобой будет хорошо...
А Гречанюк подумал о том, что давно пора съездить в Полтаву, где в Россошенцах покоятся его родители, и отыскать мастера, чтобы тот выгравировал шесть орденов на кителе отца...
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023