ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Дудченко Владимир Алексеевич
"Последний патрон в пистолете был мой..."

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.42*13  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Выпьем за тех, кто командовал ротами...!

   "Последний патрон в пистолете был мой..."
  
   За шесть с лишним послевоенных десятилетий написана масса книг о маршалах и генералах, о десяти "сталинских ударах" и очень мало о тех, кто командовал ротами и взводами, кто в крови, поту, грязи и холоде, ценой собственной, очень короткой на фронте, жизни добывал Победу. Леонид Иванович Цариков принадлежит к тому поколению мальчишек, которое, пожалуй, в наибольшей степени приняло на себя удар военного лихолетья: из пацанов 1924 года рождения почти никто не вернулся с войны... Он, крестьянский сын из маленькой белорусской деревеньки, офицер-артиллерист, прошел фронтовыми дорогами до Восточной Померании. Три ранения, контузии, пять боевых орденов, в том числе полководческий - Александра Невского, польский "Крест Грюнвальда" и множество медалей.
   9 мая 1945 года старшему лейтенанту Царикову было всего 20 лет...
   Наша дружба с полковником в отставке Леонидом Ивановичем Цариковым продолжается уже больше трех десятилетий. А свела нас военная судьба в далеком и экзотическом Южном Йемене, в местечке Салах Эд-Дин под Аденом, где в середине 70-х Леонид Иванович работал советником начальника военного колледжа. Накануне Дня Победы я вновь встретился со своим бывшим командиром...
  
   - Как вы вспоминаете войну сегодня, спустя 64 года после Победы?
   - Это были лучшие дни моей жизни... Потому что я чувствовал себя воином, защитником Родины. И не задумывался о том, что меня могут искалечить или убить. Как вообще не задумывались многие на фронте. Повторяю: это было лучшее время моей жизни.
   - А самый яркий эпизод войны, врезавшийся в память?
   - Для любого фронтовика война - это последовательные бои, наступательные или оборонительные. И каждый бой не похож на другой. Самый жестокий бой, который мне пришлось перенести, был под конец войны, в феврале 1945 года, после форсирования Вислы. Части нашей 385-й стрелковой дивизии шли в северо-западном направлении, в тыл данцигской группировке немцев, пока не наткнулись на мощное огневое сопротивление противника с противоположного берега реки Шварцвассер, притока Вислы. Командир дивизии приказал: передовому батальону 1268-го стрелкового полка на рассвете скрытно перейти по льду через Шварцвассер, атаковать немцев, овладеть их рубежом и обеспечить ввод в бой главных сил полка. Этому батальону придавался артдивизион майора Мелина, в составе которого была моя гаубичная батарея. За пару часов до рассвета цепи батальона бесшумно перешли реку и вскарабкались на крутой берег. В небо взметнулась осветительная ракета, заработали немецкие пулеметы. Начали окапываться. Я, по приказу Мелина, приступил к пристрелке НЗО (неподвижный заградительный огонь. - прим. В.Д.) перед фронтом и на флангах. Скоро впереди рванул первый гаубичный снаряд, потом еще и еще... Но немцы быстро опомнились, нанесли артиллерийский удар, и пошли в атаку... Опуская подробности, скажу, что огневые налеты с последующими атаками продолжались непрерывно в течение всего дня. Потеснили нас здорово, были уже в какой-то сотне метров. Мы уже отстреливались последними патронами. Это был конец. И тогда майор Мелин приказал вызвать огонь наших батарей на себя: "Давай НЗО - смерть!" Начался кромешный ад... Вот тогда было действительно очень тяжело, особенно потому, что тогда, в феврале, мы уже ощущали приближение конца войны.
   - Поднимая людей в атаку, командиры кричали: "За Родину! За Сталина!"?
   - Лично я этого не слышал. Но то, что в душе каждого солдата и офицера было именно это, правда. Потому что слова определяют поступки, то есть если пошел в атаку, ясное дело, что за Родину. Сталин же был верховным главнокомандующим, а во время войны это очень много значило. Гораздо больше, чем в мирное время...
   - Леонид Иванович, вы ведь, наверное, самый молодой кавалер ордена Александра Невского? За что полководческий орден на груди лейтенанта?
   - Не знаю, был ли я самым молодым, но то, что получил его в 19 лет, это факт. Если быть точным, то орден Александра Невского не полководческий, а чисто офицерский. Им награждали офицеров - от командира взвода до командира дивизии. Командармов и выше награждали другими орденами, например Суворова и Кутузова. А получил я его за форсирование Днепра осенью 1943 года. Тогда я был командиром взвода управления полковой батареи и с передовой ротой на двух деревянных воротах, из которых соорудили плотик, перебрался на тот берег. Там на плацдарме немцы нас долго держали в своих огневых "объятиях". Но батальон все же смог переправиться, и мы пошли вперед...
   Потом приехал кадровик и сказал: "Комдив приказал всех наградить. Ты, Цариков, был на том берегу в числе первых офицеров. Выбирай: или орден Красного Знамени, или Александра Невского. Но я тебе советую Александра Невского. Потому что Красное Знамя видели все, а этот орден еще не видел никто..." А командир батальона получил за Днепр звание Героя Советского Союза.
   - Некоторое время назад актуальной стала тема штрафных батальонов и рот, а также заградотрядов НКВД. Приходилось ли вам на фронте сталкиваться с этими подразделениями?
   - Да, приходилось. Весной 1944 года поддерживал артогнем штрафную роту. Она целиком состояла из провинившихся офицеров. Например, приказали командиру батальона взять высоту, а он половину батальона положил, но высоту не взял. Наказание - штрафная рота. Офицеры получали небольшие сроки: два-три месяца, максимум - полгода. До первой крови, до легкого ранения, после чего возвращали все: звание, ордена и прочее. Кроме должности. То есть командир батальона мог получить только стрелковую роту.
   Кстати, штрафные роты были на фронте самыми боевыми подразделениями. Представьте себе: почти 150 человек в роте, и все они - офицеры, от лейтенанта до полковника. Уж если шли они в атаку, фрицы сразу чувствовали, что идут какие-то особенные бойцы. Много ли было таких рот? Если не ошибаюсь, одна на армию.
   А вот провинившихся солдат отправляли в штрафные батальоны, которые мы называли "шэбэ". Штрафбатам часто ставили тяжелые задачи. Вот, например, я знаю точно, что город Ржев (за который очень долго воевала целая дивизия и ничего не смогла сделать - немцы создали там мощную оборону) взял переброшенный туда штрафной батальон. Штрафникам сказали: отобьете у немцев город, всем моментально "отпущение грехов". И они взяли Ржев. У меня был на фронте дружок - капитан Калякин, который позже, попав в нашу дивизию, рассказывал, как это было. На рассвете, внезапной атакой, без артподготовки. Ночью подползли, а потом рванули вперед...
   - Кто командовал штрафными подразделениями? Тоже штрафники?
   - Нет. Командовали офицеры, облеченные очень большой властью. Если штрафник, к примеру, отказывался выполнять приказ (или проявил трусость и побежал), командир имел право застрелить его на месте. Правда, оформив потом соответствующие документы.
   - А с заградотрядами было дело?
   - Да. Один раз загораживал нас такой отряд. И крепко. В Восточной Пруссии наш 1270-й стрелковый полк форсировал речку Ниппервизе. А дальше немцы не пустили: подбросили туда моторизованную дивизию СС "Мертвая голова", которая начала теснить наши подразделения. К тому времени мы успели переправить на тот берег две артиллерийские батареи, оставалась гаубичная батарея, более тяжелая. В течение одного дня немцы сбили правофланговый батальон, на следующий день - левофланговый. Потери были большими: в ротах оставалось по 30-40 человек. После чего командир артиллерийского дивизиона, майор Мелин, грустно пошутил: "Завтра наша очередь..." И не ошибся. На рассвете немцы ударили по центру. Остатки батальонов побежали, и мы вместе с ними. Я оглянулся: идут немецкие танки и бронетранспортеры в линию, ведут огонь по кучкам бегущих бойцов. Не добежав до речки Ниппервизе метров 300-400, я увидел, как встает офицер в полушубке, с пистолетом и орет что-то вроде "Стоять, сволочи!". И заградотряд открыл огонь. Но нас было настолько мало, а дальше - камыши и речка, мы и так залегли. Я отчетливо увидел единственное - уже наведенная мостовая переправа взлетела своими бревнами на воздух: командир дивизии приказал взорвать мост, чтобы нам некуда было бежать. Но нас все-таки, по большому счету, остановила река, а не огонь заградотряда.
   ...Так и лежали возле берега, пока ночью не пришли лодки и всех уцелевших не перевезли на другую сторону, к нашим. Две пушечные батареи остались у немцев. Через два дня опять пошли вперед, снова форсировали Ниппервизе, выбили немцев и вышли в район наших прежних огневых позиций. Командира одной батареи, Алексеенко, нашли убитым выстрелом в висок: застрелился, чтобы не попасть в плен. Капитан Расторгуев, командир другой батареи, лежал возле орудий, тоже мертвый. Все восемь пушек были с разорванными стволами: немцы, израсходовав все снаряды в нашу сторону, вывели их из строя...
   - Сколько было отпущено жизни на фронте командиру взвода, роты, батальона?
   - Таких нормативов, конечно, не было: кому что на роду написано. Но в принципе, в наступлении срок жизни командира стрелкового взвода или роты исчислялся тремя-четырьмя атаками. То есть несколькими днями, а порою всего одним. Примерно то же и у артиллеристов. Потом или ранение, или смерть.
   - Вам повезло?
   - Да. Три раза был ранен, но не убили. Однажды получил осколок в лоб и остался жив только благодаря красивой каске, которую перед этим взял у убитого лейтенанта. Очень уж мне понравилась эта каска с красной звездой в отличие от обычных, зеленых, без ничего. Впереди разорвалась мина, и я потерял сознание. Потом в медсанбате эту каску два фельдшера с трудом сдирали с головы - закраины влезли в череп. Автогеном-то не разрежешь.
   - Леонид Иванович, во что верили на фронте, что помогало выжить?
   - Мы были патриотами, и не показными, а настоящими. У меня, например, была четкая установка: в случае чего застрелюсь. В плен - ни за что! Последний патрон в пистолете был мой...
   - Может, спасало Евангелие, которое было с вами на фронте?
   - Может быть. Его подарила мне мама. Вот оно, 1912 года издания. Всю войну было в вещмешке моего ординарца. Как-то раз он мне говорит: "Товарищ старший лейтенант, курить охота, а бумаги нет. Можно мы с бойцами оторвем листочки?" И я, взяв грех на душу, согласился. Скурили бойцы несколько листов... Не знаю, Евангелие спасало или... Сказал мне один человек, что, видимо, кто-то за меня крепко молился. Может, мама...
   - Что-нибудь необычное было в вашей фронтовой биографии?
   - Да. Со мной произошел, думаю, уникальный случай: освобождал свою же родную деревню. После Курской битвы Западный фронт рванул вперед, и однажды, получив в очередной раз командирскую топографическую карту, я понял, что мы идем в направлении на Могилевскую область. Все ближе и ближе. Наконец река Сож, где наша 385-я стрелковая дивизия завязала бой за город Кричев. А Кричев - мой районный центр. Форсировали Сож и 30 сентября 1943 года взяли город. Потом появилось что-то вроде передышки. В общем, узнав, что я местный, командир дивизии 1 октября отпустил меня домой на пять дней. А до дома было еще 18 километров.
   Я на коне (артиллерия-то была на конной тяге) поехал в родную деревню. Километра за полтора наткнулся на нашу разведгруппу. Капитан, командир группы, остановил и говорит: "Ты куда прешь, твою мать? Там же немцы за каждым кустом!" Короче, слез с коня, чтобы снайперы не сняли, и пошел с разведчиками. Вышли на опушку леса, а впереди Шаевка, моя деревня. И вся горит.
   Подошел к своему дому, уже сгоревшему. Рядом погреб, я к нему. Спустился вниз. В погребе отец, сестра и девочка-племянница, которую привезли из Москвы на отдых в деревню еще в 1941 году. Я подошел к отцу и сказал: "Здравствуй, отец!" (впервые в жизни назвав его не папой или батей, а отцом). Отвечает: "Здравствуйте!" Поняв, что отец меня не узнал, произношу еще одну неуклюжую фразу: "Я - ваш сын". А в ответ слышу его: "Все может быть..." Я ушел из родного дома в 1941 году, и родные уже давно меня "похоронили". Естественно, отец не узнал - ведь прошло три года, а я - с усами, при погонах, недавно введенных. Узнала маленькая племянница: "Это же наш Леня!" Мама находилась в погребе у соседей, и ее материнское сердце почувствовало, что что-то произошло. Прибежала сразу. Потом искали самогон по всей деревне, и был большой праздник...
   - Леонид Иванович, сейчас часто говорят, что не все потери на фронте были оправданны...
   - Война - дело такое: одну боевую задачу выполняли с минимальными потерями, а другую - наоборот. Вот, например, следующим после Кричева на пути нашей дивизии был белорусский город Чаусы. Город старинный, на высоком берегу реки Прони. Немцы укрепили его по всем правилам, и, когда дивизия атаковала, ничего не получалось. Атаковали и в лоб, и слева, и справа - взять не могли. Потери несли большие... А приказ был - взять во что бы то ни стало, потому что Чаусы был ключевым городом, дальше - Днепр. Не взяв его, ни о каком Днепре и мечтать было нельзя.
   Чаусы взяли только в июне 1944 года, то есть колупались почти девять месяцев, причем все это время вели наступательные бои и все время несли потери. Это не следствие бездарности командира дивизии (кстати, очень грамотного в военном отношении командира; он был одним из немногих, кто успел до войны закончить Академию имени Фрунзе). Но немцы ведь тоже были воинами будь здоров.
   Может быть, и были в ходе войны такие операции, где действовали нахрапом. Скорее всего, таковой была именно Берлинская. Маршал Жуков давал всего три километра по фронту на наступающую дивизию, то есть по одному километру на полк. Естественно, при переуплотненных боевых порядках потери были больше, чем обычно. И Зееловские высоты достались нам очень дорого. Это я знаю из военной истории, потому что мы в составе 2-го Белорусского фронта брали Гдыню и Данциг. Короче говоря, наступали правее...
   - В постсоветское время стали много говорить о мифологии ряда героических эпизодов Великой Отечественной войны. Вплоть до того, что если бы Александр Матросов не закрыл своим телом амбразуру вражеского дзота, то такой подвиг надо было придумать в воспитательных целях...
   - Но ведь был же Александр Матросов! И Зоя Космодемьянская тоже была! Это не выдуманные герои, как и многие другие... Да, боевой опыт надо было изучать и распространять лучшие его образцы, включая случаи проявления героизма. А политработники, кстати, зря свой хлеб не ели. Они понимали, что настрой и порыв на выполнение боевых задач были бы невозможны, если бы в душах людей не было такого. И какая разница, это Матросов или какой-нибудь Иванов...
   - Где вы встретили весть о победе? Помните 9 мая?
   - Помню, еще как помню. Восточная Померания, город Грабов. Это был трагический день в нашем 948-м гаубичном артиллерийском полку. Ночью 8 мая парни отделения разведки штабной батареи полка сели на лодочку и переправились через канал на другой берег, к американцам. Там они как следует выпили с союзниками и собрались плыть обратно. А американцы угостили на дорогу то ли виски, то ли вином. Выпили еще, сели в лодку, поплыли и вдруг почувствовали себя очень плохо. Оказались в медсанчасти. Короче говоря, из восьми человек к утру семеро в мучениях умерли. В живых остался один, киргиз, отказавшийся добавить американского напитка на дорожку. Потом выяснилось, что союзники угостили наших парней напоследок антифризом, красноватой жидкостью с запахом вина. Трудно сказать, умышленно или нет. Может, решили подшутить над русскими "дикарями". Нелепая смерть разведчиков, прошедших всю войну, награжденных боевыми орденами... В общем, полк восстал. И если бы к нам не съехались офицеры СМЕРШа со всей дивизии и не встали у каждого орудия с пистолетами, артиллеристы развернули бы гаубицы и расстреляли американцев. 9 мая 1945 года у нас праздника не было... А 14 мая командир дивизии генерал-майор Супрунов поздравил меня с днем рождения (21 год), вручил орден Отечественной войны I степени и сообщил о представлении к награждению польским орденом "Крест Грюнвальда"...
  
   (Первоначальный вариант интервью под заголовком "Говорю: "Я - ваш сын." А в ответ: "Может быть..." был опубликован в Санкт-Петербургском еженедельнике "Ваш тайный советник" N 17 от 9 мая 2005 года.)
   P.S. Уже который год в День Победы Леонид Иванович говорит мне: "Не забудь поднять чарку за тех, кто командовал ротами!..." Как можно такое забыть?! Поднимаю, и за батю, и за него, и за всех фронтовиков... 14 мая моему командиру исполнится 85 лет.
  
  
  
Оценка: 9.42*13  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023