ШУРАВИ - СОВЕТСКИЕ

(Записки военного контрразведчика)

Кабул - Фрунзе - Москва

1986 год

Прошло очень много времени с тех пор как закончилась война в Афганистане, но до сих пор ничего вразумительного, я имею ввиду о деятельности органов военной контрразведки, сказано не было.

Конечно, я не занимал стратегических должностей, с высот которых можно оценивать ситуацию в Афганистане, но деятельность после возвращения оттуда, дает возможность высказать оценку тому, чем занимались я и мои коллеги в течении долгих 10 лет.

Давно нет КГБ СССР, нет и самого СССР, но ведь осталась та 40 армия оперработников, которая находилась рядом с теми, всему миру известными Героями Советского Союза, которые ковали славу Вооруженным Силам, и которые ни дня не могли прожить без информации из Особых отделов, так и без того, чтобы не обменяться информацией о делах в своих подразделениях.

После вывода войск из Афганистана, да и до вывода, многие из тех, кто "вкусил" реальную, контрразведывательную деятельность, кто разрабатывал, арестовывал и внедрял в бандформирования агентуру, чья своевременная информация спасла не одну тысячу жизней наших солдат и офицеров, просто стали такой обузой для паркетных начальников, что от них в первую очередь стали избавляться под любыми предлогами. Не продвигали по службе. Отправляли в такие воинские части, где приобретенный боевой опыт не требовался, да и часто просто подальше с глаз.

Не минула чаша сия и вашего покорного слугу. Убрали и меня. А разбираться предоставили потом и только посредством переписки. Но до Москвы 4000 километров и инстанции, инстанции, инстанции. Доходили ли мои рапорта до тех, кому они писались, неизвестно, отписки были стандартные - оснований для пересмотра решения нет. Было мне в ту пору 37 лет, энергии хоть отбавляй, да и жизнь кипела вокруг на удивление интересная и однажды я подумал, чего я на них надеюсь, не нужен им ни опыт, ни энергия, пауки они ночные, ведь тогда им места не будет в созданной системе, где нет чужих, только свои, такие же, как они пауки. И надо держаться от них подальше, но ближе к тем простым людям, которые кругом и рядом. И пошел я в народ.

В городе Фрунзе, столице Киргизской ССР, где мне выделили квартиру, жил своей жизнью Особый отдел 17 армейского корпуса, в котором служили мои друзья по Афганистану и которые меня хорошо знали, с которыми я стоптал не одну пару башмаков. Они же и помогли мне трудоустроиться. На завод "Физприборы", где я прошел, как модно тогда было говорить, путь от слесаря-сборщика, т.е. от рабочего до начальника Режимно-секретного отдела, т.е. снова до сотрудника КГБ, но теперь Киргизии.

Шел 1983 год, до вывода войск было еще далеко, дети - Саша и Леша, еще маленькие и надо было жить.

На заводе подивились тому, что в рабочие пришел человек с двумя высшими образованиями, это был октябрь, но еще больше они удивились на демонстрации 7 ноября, когда увидели боевые награды - медаль "За боевые заслуги" и орден "Красная Звезда", а также 9 медалей СССР. У директора завода, человека заслуженного, было 4 награды.

Мне присвоили квалификацию - слесаря-сборщика 4 разряда, все-таки закончив Оренбургское зенитно-артиллерийское училище, я получил специальность инженера-электрика, проработал я рабочим 5 месяцев и потом меня директор все-таки сломал. Вызывали в отдел кадров почти каждый день и нажимали на то, что с кадрами всегда проблема, их надо тщательно подбирать, готовить, продвигать, а тут готовый кадр и не хочет на руководящую работу. Это, считал директор, ненормально. Но мои слова о том, что я не знаю производства, да и просто жизни гражданской, в расчет не брались. Надо и все.

Виктор Иванович Угаров был мудрым человеком и видел людей насквозь, двигал молодых и энергичных на руководящие должности и редко ошибался. Двинул он и меня.

Я даже предположить не мог, как это не просто руководить гражданскими людьми. Это же не армия, где приказал, а потом проверяй исполнение, здесь психологом надо быть. Пришлось быть. Скажу кратко - началось прохождение другой академии, академии реальной гражданской жизни и думаю я ее успешно закончил.

В 1986 году на конференции воинов-интернационалистов Киргизской ССР, а их по данным Республиканского Военного Комиссариата, на тот момент, уже было более 4 тысяч, меня выбрали Командиром Республиканского военно-патриотического объединения "Родина". После вывода войск из Афганистана, в 1989 году, мы провели сверку всех тех, кто прошел войну, и цифры показали, что кыргызстанцев там побывало свыше 15 тысяч человек. Раненых было свыше 3000 человек, инвалидов более 300 человек, погибло 247 солдат, прапорщиков и офицеров, из них 212 русскоязычных, т.е. православных и 35 мусульман. Это соотношение, когда оно мною было озвучено на очередной конференции, резко изменило отношение ко мне со стороны власть предержащих и повлияло на судьбу всего "афганского движения" в Республике. Я был членом Президентского Совета, членом Бюро ЦК ЛКСМ Киргизии, членом Президиума Совета ветеранов войны и т.д. и т.п. Но после подведения "итогов" войны в Афганистане в 1991 году я на себе почувствовал, что такое не быть киргизом, хотя для справки - родился и вырос я в родной Киргизии и отца моего звали - Акимом, в переводе с киргизского - Глава, Руководитель. Не помогло.

Сначала поступило предложение перейти на работу в Административный отдел ЦК Компартии Киргизии, а после путча и низвержении Компартии в 1991 году, мы остались один на один со своими проблемами и с этого момента начался массовый отток русскоязычного населения в другие республики, в т.ч. и в Россию. Не получая поддержки со стороны властей мы стали устанавливать контакты с "афганцами" России, получая от них реальную поддержку и помощь - в лечении раненых и инвалидов, реабилитации семей погибших как в России так и за границей.

Союз ветеранов Афганистана в России возглавлял молодой и энергичный офицер Котенев Александр Александрович, обладающий высокими морально-волевыми качествами, эрудицией и необыкновенным притягательным характером. Он собрал вокруг себя фанатов, готовых трудиться день и ночь во благо боевых друзей. Свежа была еще рана и память о друзьях оставшихся на горных дорогах Афганистана, кричащих от боли в госпиталях, слезах матерей, жен и детей, оплакивающих гибель сынов, мужей, отцов.

Котенев А.А. сумел объединить "афганцев" всех союзных республик. Создал работоспособные общественные организации выходящие прямо на властные структуры и реально решающие проблемы конкретных людей. Он пошел дальше и обязал всех руководителей республиканских, областных, краевых и городских организаций заняться бизнесом и самим решать финансовые проблемы своих "афганцев". Большинство руководителей "афганского движения" энергично взялись за дело и вскоре успешно решали все проблемы своих организаций. Я не оговорился, именно большинство, но ведь было и меньшинство, которое хлебом не корми, а помоги, поддержи и снова помоги.

Мы не относились к меньшинству и сами организовали - Киргизское Республиканское отделение Союза ветеранов Афганистана, выйдя из состава Республиканского Объединения "Родина", входящего в состав ЦК ЛКСМ Киргизии, что в свою очередь принесло мне очередную порцию неприятностей по линии общения с лидерами Киргизии, которые даже и подумать не могли о том, что кто-то может жить, не завися от них. Тем более это в мусульманском государстве, где все зависят от кого-нибудь. Это надо не просто знать и понимать. Это уклад жизни, сложившийся веками и никакая советская власть здесь ни при чем, она не смогла сломать ни их веру, ни почитание старших, ни убежденность в том, что более богатые и удачливые обязаны кормить и поить их убогих. Это и убежденность в том, что если не дают, то надо отнять. Я не шовинист и с большим уважением отношусь прагматичному и трудолюбивому узбекскому народу, который живет здесь же в Киргизии, абсолютно отличаясь и по менталитету и по образу жизни. Но это узбеки. А это Киргизия. Они и воевали друг с другом в самом взрывоопасном регионе - Ошской и Джелал-Абадской областях, причем с такой жестокостью, какую мы даже в Афганистане не встречали. Мы же, русскоязычные, были между ними, помогая и тем и другим в налаживании нормальных отношений, ведь это два народа мусульманского вероисповедания и война между ними это грех, который осудил весь мусульманский мир.

Нас одели в модную в то время "афганскую" униформу с тельняшками и отправили возить продукты, воду, медикаменты и вывозить больных и раненых из района межнационального конфликта, что мы и делали, как это не было опасно. Руководил и поддерживал нас в этой работе мой друг и соратник по Афганистану Кулаков Вячеслав Михайлович, много сделавший и для нашего движения, занимавший в это время должность Начальника Особого отдела КГБ СССР по Фрунзенскому гарнизону. О жизни Вячеслава Михайловича должна быть написана отдельная книга, т.к. это настоящий герой, правда, без Звезды.

Погасили этот конфликт не скоро, да он, по-моему, и не гасим, не забудет это ни та, ни другая сторона, память у них на такие дела долгая. Между ними стояли российские десантники в городе Фрунзе, да и комендантом был назначен достойный человек - генерал Феликс Кулов, жесткий, решительный и, главное прекрасно знающий психологию своих соплеменников. В городе не было того бардака, что случился в Оше или Джелал-Абаде.

А итогом этого конфликта стала огромная очередь на вагоны и контейнера среди русских, украинцев, белорусов, молдаван, немцев, евреев и других.

Заместителем у меня в СВА был как раз узбек - полковник Садыкбаев Исакджан Усманович, мой бывший начальник в Афганистане, уволенный к тому времени из органов КГБ и принявший проблемы своих бывших подчиненных очень близко к сердцу. Небольшого роста, симпатичный, очень коммуникабельный и, главное, никогда не пьянеющий, хотя и никогда не "сачкующий" при наших частых возлияниях, человек. Он имел огромное влияние на этнических узбеков, а это, как правило, торговые люди, занявшие все ключевые позиции в зарождающемся бизнесе в Киргизии, и поэтому у нас не было никаких проблем в организации встреч, проводов, праздников и т.д.

Кроме всего прочего у Исакджана Усмановича была еще одна очень хорошая черта - невероятная работоспособность и житейская прозорливость, а также связи среди властных структур. Он решал многие проблемы "афганцев" просто по звонку, имея при этом высшее юридическое образование, аргументировано готовил документы по любой проблеме и многие, очень многие братья-киргизы обязаны своим благополучием узбеку-интернационалисту Садыкбаеву.

У самого Исакджана Усмановича была большая родня во Фрунзе, и они всегда были желанными гостями у нас в офисе, который, кстати "выбил" также именно он.

Жена Исакджана Усмановича - Клавдия Гавриловна, русская по национальности, очень гостеприимная и достойная его жена, русская, но жена мусульманина. Мы всегда ставили ее в пример нашим женам. И они у нее учились терпению, гостеприимству и пониманию того, что мужья у них прошли войну и надо запастись терпением, терпением и еще раз терпением.

Мы с Исакджаном Усмановичем постоянно были в делах, связанных с проблемами "афганцев" и очень мало времени проводили дома, и когда возникла проблема, взаимоотношений с властями Киргизии Садыкбаева они не обошли стороной, он все же узбек.

Мне в очень вежливой форме намекнули, что будет лучше, если руководить "афганцами" будет киргиз, в противном случае... В противном случае будет кирдык, по-киргизски - убьют. Все стало до обидного понятно, денежное место и все тут. Но не учли одного, ведь для того чтобы деньги зарабатывались нужно ведь еще их и уметь зарабатывать. А ведь я ранее говорил о том, что проще ждать, когда их тебе принесут на блюдечке и это в психологии киргизов вещь неистребимая. Сдал я дела своему заму - Турсунбеку, это подполковник пограничник, 45 лет парню, значит, должны дела были оставаться в том же темпе, как и ранее, но не тут-то было. Бизнес вещь капризная, он не зависит от национальности, здесь еще кое-что другое требуется, не буду уточнять.

Н А Ч А Л О

-----------------------------------------------------------------------------------

В мае 1979 года я был переведен по службе из Забайкальского военного округа в гарнизон Отар, Среднеазиатского округа, что в 160 км от города Алма-Ата и в 100 км от города Фрунзе.

Особым отделом КГБ по 80 учебной дивизии руководил майор Бекжанов Кунанбай Ханафинович, но в силу непростого произношения его имени и отчества мы его звали Николай Николаевич. Так что у меня был виртуальный тезка.

У нас сложились хорошие отношения. Начальника отличали выдержка, высокая культура поведения, компетентность, сочетаемая с жаждой знаний. На тот период у меня также был определенный опыт оперативной работы, что и принесло ряд положительных результатов уже в те несколько месяцев, которые нам пришлось вместе поработать.

По составу отдел был небольшой, но работоспособный, молодость отдельных работников - Кубатова Джумалы, Конкина Александра, сочеталась с опытом капитанов Ванина Владимира Ивановича и Горбика Леонида Петровича.

Жили мы дружно, работали, не считаясь со временем. Вскоре меня включили в резерв выдвижения на должность начальника Особого отдела.

Бекжанов К.Х. был выдвинут на вышестоящую должность, и убыл в город Алма-Ата в конце октября 1979 года. Начальником отдела прибыл майор Крайнов Анатолий Николаевич, с которым мы проработали до июля 1981 года.

Подружился я с Кубатовым Джумалы, выпускником Новосибирского политического училища, избранным секретарем парторганизации отдела, но еще слабым оперработником и в силу этого наше общение было в основном вечерами вопросов и ответов.

В декабре 1979 года Крайнов ушел в очередной отпуск, я остался за начальника отдела. Сразу возникло множество вопросов, которые надо было решать уже мне в новом качестве.

16 декабря 1979 года было воскресенье, день выдался солнечный и теплый, мы семьей пошли в сопки, они начинались сразу за нашим гарнизоном. Свежий воздух, радующая глаз горная природа прибавили настроения, дали заряд энергии на следующую неделю. Поужинав сели смотреть телевизор.

Около 19 часов прибегает солдат, дежурный по отделу: "Товарищ майор, вас срочно к телефону полковник Селин!"

Я оделся и бегом в отдел. Полковник Селин Алексей Константинович был в ту пору Начальником Особого отдела 17 армейского корпуса, дислоцированного в городе Фрунзе и которому мы подчинялись.

Селин дал команду разыскать Кубатова и срочно выехать нам вместе в город Фрунзе, прихватив тревожные чемоданы. Я в свою очередь распорядился найти Кубатова и вызвать его по тревоге в отдел. Сам позвонил командиру инженерного полка подполковнику Воронову Леониду Георгиевичу и попросил прислать машину для поездки в город Фрунзе. Он удивился такой спешке, но машина дежурная была подана через 10 минут. Я возвратился домой, пояснил ситуацию Светлане, взял тревожный чемодан и через 10 минут уже был в отделе. За годы работы в КГБ я привык к таким вызовам, поэтому ничего особенного в этом не увидел.

Прибежал Кубатов, я ему вкратце изложил суть, сели в машину и поехали во Фрунзе. По дороге гадали, зачем мы понадобились Селину, т.к. нас редко привлекали для работы в других гарнизонах, ибо у нас была развернутая учебная дивизия, и своих проблем было достаточно. Но приказ есть приказ и его надо выполнять.

Через два часа мы были в отделе во Фрунзе, но Селин уже был дома. Я позвонил ему и доложил, что мы прибыли, команда была располагаться в отделе и быть готовыми к 6 утра к выполнению задачи, которую он завтра и поставит. Спать нам приготовили в кабинете заместителя начальника и мы поужинав легли спать.

В 5 часов утра нас разбудил дежурный и к моменту прибытия Селина мы уже были в его кабинете.

Селин не торопился, он внимательно нас рассматривал ,затем всех расспросил о делах семейных, о состоянии здоровья и т.д.

Селина я знал еще по службе на Дальнем Востоке, когда после окончания 311 школы КГБ пришел к нему оперуполномоченным в Особый отдел Спасского гарнизона. Службу Алексей Константинович начинал помощником оперуполномоченного "Смерша" в годы войны, освобождал Китай, работал в Харбине, имеет много государственных наград. Окончил Высшую школу КГБ. Проработали мы вместе 3 месяца, и он уехал на повышение в Среднеазиатский военный округ и вот встреча через 10 лет. Но он такой же энергичный, подвижный, с юмором.

Слушали его внимательно, записывать ничего не полагалось, для этого есть память, которую постоянно тренировали.

-Задача, которую предстоит решать, товарищи офицеры, не сложная, вы такие решаете у себя на объектах каждый день. Предстоит подготовить мотострелковый полк, дислоцирующийся в городе Ош, к учениям в условиях зимы на незнакомой местности. Для этого в каждом батальоне будет работать оперуполномоченный, а для Дуюнова, Башкоева, Пономарева нагрузка будет побольше.

-Как долго это продлится? - задал вопрос Башкоев.

-Около месяца.

-Когда выезжаем?

-Прямо сейчас.

В Уазики загрузили наши вещи, сухпай, воду и через полчаса мы уже двигались в дальний гарнизон. В первой машине ехали Селин, Кубатов, Башкоев, во второй я, Пономарев Александр и Елизаров Александр. Их я не знал до этого, так что пришлось знакомиться по дороге.

Дорога в город Ош лежала между перевалами, высота которых более 5000 метров над уровнем моря, да и вообще-то на улице декабрь. Мы это почувствовали сразу, как начали подъезжать к перевалу Сусамыр. Холод такой, что не знаешь, как сесть или лечь, чтобы не замерзнуть, да и одежонка наша была не по сезону, ну не думал никто, что придется ехать по горам. Даже и не знаю, как бы мы выжили тогда, если бы не было с собой родимой водочки, которую мы не забыли положить в тревожный чемодан, а это мы никогда не забывали. Но все хорошее быстро кончается и до приезда в город Токтогул мы все же замерзли, а туда свыше 300 километров. Дорога по перевалу шла серпантином, скорость не более 10 км/час так, что мы приехали в Токтогул около часа ночи, надо было переночевать где-то и утром снова в путь. Селин подъехал к какой-то гостинице - это развалюха одноэтажная, долго стучали, открыла заспанная киргизка, спросонья не понимающая, откуда взялись эти военные, да и не знающая русского языка, выручил Кубатов, объяснил, что-то и нас впустили в дом. Там такая же холодрыга, как и на улице, только не дует, и снова встал вопрос, что бы выжить до утра - нужна она родимая, водочка! А где ее взять в час ночи? Конечно же, только у местных жителей. А кто может с ними общаться - только Кубатов. Вот тогда мы его и за уважали. Но за уважали и Селина, который вез с собой целый ящик коньяка и в эту трудную для нас минуту выделил нам пару бутылок. Я до сих пор ему за это благодарен, иначе замерзли бы мы или заболели, что было явно не кстати. Короче выжили и утром поехали дальше.

К вечеру проехали оставшиеся 350 км и вот он город Ош. Я там до этого не был. Город стоит в горах, дороги извилистые, узенькие, но областной центр. Думали приедем, отдохнем, но не тут то было. По приезду сразу же была объявлена "Тревога" и началась работа.

Полковник Селин представил нас офицерам штаба корпуса, которые прилетели в Ош самолетом, офицерам полка, прибывшим по тревоге, поставил нам задачу и мы приступили к работе.

Командиром полка был подполковник Кудлай, начальником политотдела майор Архангельский, заместителем командира полка майор Арутюнян, которые очень помогали нам в работе.

А работа нам предстояла специфическая, какую я ни до этого, ни после этого не выполнял. Необходимо было за несколько дней проверить весь личный состав полка, дать заключение по каждому солдату, прапорщику, офицеру на его благонадежность, отвести всех, на кого был хоть какой-нибудь компромат, а главное в каждом подразделении навербовать секретных сотрудников (в народе агентура) и такое количество, какое нам и не снилось.

Мне в обслуживание был передан 1 батальон и артиллерийский дивизион, а это более 1000 человек.

Командир батальона капитан Нестеров Валерий, невысокого роста, подтянутый, собранный мне сразу понравился знанием личного состава, умением ориентироваться в обстановке и видеть перспективу. Мы договорились о том, что соберем командный состав батальона у него в кабинете через полчаса, а за этот период набросаем план первоочередных мероприятий по подготовке батальона.

Валера закончил академию им. Фрунзе, батальоном командовал около года, так что проблем в ознакомлении с его подчиненными у меня не было. Характеристики сжатые, точные, в чем я впоследствии убедился.

Задача офицерам, прапорщикам, сержантам была поставлена. Посыпались вопросы - зачем, куда и почему, когда и т.д.

Я остановил любопытных и сказал, что они напрасно задают столько вопросов, т.к. отвечать на них нет необходимости - каждый из них за свою службу столько раз готовил свои подразделения к подобным мероприятиям, что должен был уяснить одно - приказ надо выполнять, а вот как лучше выполнить это уже другое дело, на них мы и сосредоточим внимание сейчас и потом.

Смотр батальона мы провели через 2 часа. Внушительно выглядело боевое подразделение, вытянутое в походную колонну - БМП с боекомплектами, солдаты, сержанты, офицеры в полевой форме, перетянутые ремнями, в касках, с оружием, противогазами.

За что я люблю армию - так это за мобильность, за способность быстро, без демагогии решать все поставленные задачи, за готовность личного состава действовать по любой вводной в незнакомой местности, в любое время суток. За ее высокий идейно-политический настрой, за взаимовыручку и за многое другое, без чего она не называлась - бы Школой жизни. Я бы сказал - Академией жизни.

Не все соответствовало на тот момент в батальоне требованиям марша и нам пришлось потратить некоторое время на то, чтобы одеть солдат и офицеров в зимнюю одежду, подготовить технику к действиям в условиях холода, пополнить запасы боеприпасов. Питания, оформить походную агитацию, доукомплектоваться личным составом до полного штата, заменить больных и многое другое.

Смотр полка показал, что командир полка, его подчиненные потрудились неплохо. Часть готова к выполнению любой задачи.

Но у нас были другие задачи - убрать из полка всех нарушителей дисциплины, лиц имеющих родственников за границей, судимых проходивших по нашим материалам. Таким образом, из полка было отсеяно около сотни человек. Но надо было развернуть полк до штатов военного времени, а это значит призвать на службу более 2000 человек. Выловили всех приписников в Оше, Ошской области, Таджикистане, но нам работы прибавилось на круглые сутки - ведь всех призванных надо было проверять по полной программе, также как и остальных. Работа кипела день и ночь, пальцы сводило от ручки и бумаг, от печатных машинок и беготни от полка до УКГБ по Ошской области, где велась проверка.

Призвали и стариков и молодых, работающих и тех, кто учился, даже нескольких, только - что уволенных из армии и ставших на учет в военкоматах. Словом выгребли всех, кто мог стоять на ногах и носить оружие. В расчет не бралось ничего - ни отсрочки, ни болезни, в общем, ничего того, что сейчас принимается в расчет. Надо и все. Но среди них необходимо было еще и агентуру приобрести, а это вам совсем другая работа и поэтому мы падали с ног, но делали то дело, которому учили уже нас - оперработников. Они меня только и поймут, ту работу, на которую отведено полгода, надо было делать за 2-3 дня, причем на связи у каждого оперуполномоченного должно было быть по 55-60 негласных помощников. Задачу мы, конечно, выполнили, но качество вновь испеченных помощников было, мягко говоря, нулевое. Ведь их же надо было учить и учить, а времени на это как раз и не было и можете представить, что делал потом оперработник, у которого они были на связи. Да ему впору было повеситься от таких помощников. Это я сам потом на себе испытал.

22 декабря в 4 утра полк был поднят по тревоге. Быстро без суеты батальоны вытянулись в походную колонну.

Задачу на марш ставил командир корпуса. Слушали, затаив дыхание. Предстояло совершить марш через горные перевалы Киргизии и Таджикистана, а их высота была более 5-6 тысяч метров над уровнем моря, да и зима ведь была на дворе и прибыть к месту учений в город Хорог, Горно-Бадахшанской автономной области Таджикской ССР. Расстояние более 1250 километров, тем более что и техника наша порой дышала на ладан. По этой причине не шел на учение танковый батальон, где были допотопные танки, БМП были не первой свежести, единственно, что не подвело- это автомобильная техника, но ведь это был полк на БМП, а это 90 штук, на дизельном топливе, нагруженные под завязку-снаряжение, боеприпасы, дрова, палатки, да и другая поклажа, которую загрузили запасливые прапорщики и солдаты. БМП были похожи на вьюченных верблюдов, не лучше выглядели и Зилы, Газоны, Камазы и прочая техника.

Таких маршей не совершала ни техника, ни люди, не было прецедента в Вооруженных Силах СССР. Мы были первыми и, наверное, последними.

Не до каждого очевидно дошел смысл задачи, но думаю, у многих родился вопрос - выдержу ли я такие испытания? Как поведет себя техника, все ли я сделал, для того чтобы она не сломалась, есть ли запасные части, хватит ли квалификации осуществить срочный ремонт в экстремальных условиях?

Ответ на эти вопросы дал марш. Команда по машинам раздалась как всегда неожиданно, все бросились по местам и через несколько минут мы покидали обжитый гарнизон.

Грохот боевых машин разбудил предутреннюю тишину города Ош. Залаяли собаки, многие жители включили свет в домах, вышли на улицы, где двигалась многокилометровая лента машин.

Дорога петляла между гор, это исторические места, здесь много веков назад шел со своим войском Александр Македонский, здесь живут потомки его воинов. Таджики с голубыми глазами выделяются среди своих черноглазых соплеменников и ростом и другим овалом лица.

С интересом всматривался я в эту местность, не приходилось видеть этих высоких пиков гор, речек, кишлаков, примостившихся почти у обрывов, таких оборванных и худых людей, живущих в 20 веке в глинобитных мазанках. Я еще не видел Афганистана.

Впечатление было сильным, т.к. до этого я служил на Дальнем Востоке-Сахалине, Приморье, Забайкалье, в Сибири. Но там природа не такая суровая, она кормит и поит людей, а здесь горы, камни и почти нет растительности. Каким мужеством должны обладать живущие здесь люди, если им каждый день приходиться бороться за свою жизнь.

Мы вскоре на себе почувствовали силу здешней стихии- пошел снег, подул ледяной ветер, не видать ничего, продувает насквозь. Пришлось новенькие полушубки одевать задом - наперед, на грудь положить шапку и все равно было холодно.

Спустившись с одного перевала, попали в долину, где нестерпимо светило солнце. Глаза начали слезиться, у некоторых появилась куриная слепота, по этой причине нескольких механиков-водителей пришлось срочно заменять на призванных из запаса, отчего темп движения стал совсем не плановым.

Странно повела себя и техника, не тянут двигатели, дымят и только, скорость упала до 5 км/час, колонна растянулась на многие километры. На высоте оказалось, вода кипит при 80 градусах, и пришлось срочно менять технику вождения, больше оборотов двигателя, чтобы он охлаждался за счет работы вентилятора.

Но проявилась еще одна наша беда, наш солдат все делает хорошо только тогда, когда рядом стоит командир. Мы с собой везли ведь технику на прицепе - пушки, контейнеры с продуктами и т.д. Для крепления всего этого необходимо так их закрепить, чтобы они в пути не оторвались от тягачей, но произошло как раз все наоборот, оторвалась большая часть контейнеров с продуктами, несколько гаубиц Д-30, в общем уже на начале пути мы имели не боевые потери.

В такой обстановке мы двигались сутки, преодолели свыше 300 километров, остановились у поселка Сары-Таш. Кругом снег, холод, хочется спать, кушать, но надо осмотреть технику, заправить ее, оборудовать палатки для сна. Организовать караульную службу и многое другое. И только потом и самим отдохнуть.

На отдых было дано только 6 часов. Затем снова команда - подъем, по машинам и в путь. И тут снова проблемы. Заправили наши машины соляркой вечером, а утром многие топливные насосы БМП просто разорвало - в солярке была вода. Началась разборка с прапорщиками - когда меняли летнюю солярку на зимнюю и меняли ли, почему не следили за ее плотностью и т.д. Пострадали машины в основном 3 батальона, который заправлялся в последнюю очередь. Доложили Командующему округа, вылетели на вертолетах ремонтники и следователи прокуратуры, а мы продолжали путь вперед.

Дорога пошла вверх и вверх. Стало не хватать кислорода, кружиться голова и появилась какая-то слабость. Дорога- серпантин, посмотришь вниз - БМП как спичечный коробок, только дымок вьется. Добавьте сюда обжигающий ветер и представьте, с каким комфортом мы путешествовали по этим диковатым местам, бедные солдаты Александра Македонского, как я их понимал в эти дни. Техника ломалась, ее оттаскивали на обочину, ремонтники принимались колдовать над ней, и через какое-то время она вновь присоединялась к колонне.

Так прошел еще один день. Движение продолжалось и ночью. Под утро колонна подошла к кишлаку Мургаб. Это уже был Таджикистан. Нас встретили коллеги из Особого отдела погранотряда, и пока личный состав размещался на ночлег и приводил технику в порядок, мы поехали к ним в отдел. Мургаб это на границе с Китаем, через хребет Китай. Высота более 5000 над уровнем моря, стояла относительно теплая погода, но высота... Ходьба с трудом, сердце останавливается, а как хотелось спать, не передать.

Однако дело, прежде всего. Нас ввели в оперативную обстановку, сложившуюся в этом районе, уточнили маршрут, некоторые детали для нас были новыми, т. к. никто из нас ранее так близко к госгранице не служил. Затем коллеги организовали баню и мы уснули сном праведников, пока не прозвучала вновь команда-подъем, по машинам!

Движение начали утром, впереди нас ждал город Хорог, но до него было более 490 км. Дорога пошла вниз. Если до Мургаба мы почти не встречали кишлаков, то теперь они стали встречаться чаще. Да и дорога стала получше - прямее и кое-где даже асфальт. Вот тут-то наша техника и показала, на что способна.

Я сидел в БМП, которую вел комбат - Валера Нестеров. Это был мастер вождения, скорость 85-90 км в час он держал с батальоном четко. Встречные машины прижимались к обочине, видя несущуюся стальную громадину.

Внизу было теплее, не так давило на сердце. Дышалось легче. Придавало силы то, что скоро будем на месте и приступим к учениям. Но глядя на карту становилось как-то не по себе. Какие учения если кругом только горы и ущелья, а ведь у нас техника предназначена совсем для другого. Да и дорога потом никуда не вела. За речкой было чужое государство и звалось оно- Афганистан, а это было мирное, спокойное государство, где жили те же таджики. Чего же мы сюда приперлись, какие такие учения можно тут проводить? Спросить было не у кого, т. к. Селин остался в Сары-Таше. В общем, думай что хочешь, но мыслей умных не приходило на ум, да и не до этого вскоре стало.

Прибыли в Хорог в 4 утра, остановились на горе, выше речки Хорог и самого города. Стали также готовиться на постой - ставить палатки. проверять технику, оружие, кормить солдат.

Сон не шел, в организме все продолжало трястись, звон в ушах не затихал, да и в палатке было холодно. Я вышел и пошел искать своих коллег. Оказалось, что Кубатову оказывали медицинскую помощь, сердечко шалило, остальные чувствуют себя хорошо, только как у всех обморожены губы да болят глаза. В батальоне у Саши Пономарева меня покормили горячей лапшей, напоили чаем, и вот тут я почувствовал, что устал и хочу спать. Заснул там, где сидел. Не помню, сколько прошло времени только команда - подъем и разбудила. Вскочил, подошел к бочке с водой, умылся. Привел себя в рабочее состояние и пошел к ребятам.

Наш лагерь расположился около какого-то заведения, обнесенного проволокой и забором, оказалось, что это тюрьма, оттуда слышались какие-то стуки, как будто стучат чашками. Внизу речка, а за речкой Афганистан. Просто речушка, переплюйка, а дальше заграница, неведомая страна. Что мы тут делаем и зачем сюда забрались, непонятно.

За нами приехали коллеги из КГБ Горно-Бадахшанской автономной области и мы поехали к ним в отдел, где нас приняло начальство, познакомились, связались по "ВЧ" с нашим начальством в Алма-Ате, получили инструкции по дальнейшей деятельности, а затем поехали в Особый отдел Хорогского погранотряда, где уже более плотно вникли в оперативную обстановку.

Вот тут-то внутри что-то похолодело. То, что пришлось услышать, а затем увидеть на картах, привезенных офицерами Генерального штаба, каждого повергло в шок. По-другому не назовешь.

Нам предстояло в условленное время, которое нам сообщат отдельно, пересечь государственную границу с Афганистаном и двинуться вглубь, в сторону города Файзабад и захватить его. Дальнейшие инструкции будут даны уже потом.

Вот тогда только в мозгах стало проясняться, для чего мы здесь появились, хотя не до конца было ясно, а что же дальше то делать.

Здесь мы познакомились с жизнью погранотряда, узнали ближе этих мужественных и преданных Родине людей. Непросто здесь жить, не всякий выдержит в этом суровом краю. А ведь живут здесь вместе с семьями. Радуются всему хорошему вместе со своим народом и не считают себя забытыми, покинутыми.

Я всегда преклонялся перед семьями наших старших товарищей, которых судьба забрасывала в дальние гарнизоны и они через всю свою жизнь пронесли оптимизм, желание творить, любовь и верность нелегкому труду защитника Родины. Особые чувства вызывают жены этих мужественных людей. Невзирая на сложности семейной жизни, нелегкие бытовые условия, отсутствие элементарной медицинской помощи - они растили и растят детей, что бы их судьба повторилась в судьбе детей. Порой, они недоучившись в вузах работали и работают там, где они нужнее всего, твердо веря, что делают нужное всем дело. Такими женщинами-патриотами сильна наша Армия, сильны наши чекисты, офицеры Особых отделов КГБ СССР.

Здесь же мы узнали, что в соседнем Афганистане произошли большие перемены. В связи с тем, что глава Афганистана Амин готовился предать интересы Апрельской (1978 года) революции, патриотические силы свергли его, выбрав руководителям Бабрака Кармаля, который обратился за помощью к руководству СССР, и наше правительство приняло решение оказать вооруженную помощь, т.к. против Афганистана готовиться интервенция извне. Больше нам ничего не сказали, но стало ясно, что ждет нас такое, чего и не снилось.

Задача полку была поставлена конкретная - форсированный марш из города Хорога в поселок Ишкашим, а затем в сопровождении маневренной группы погранотряда пересечь границу с Афганистаном и соблюдая повышенную боевую готовность выдвигаться к городу Файзабад и захватить его, расположиться лагерем около него и ждать указаний, что делать дальше. Оружие применять только в случае нападения на колонну.

Посуровели лица солдат и офицеров, когда им доводили приказ Генштаба .

Что нас ждало за этими высокими горами? Есть ли там дороги, пройдет ли техника, как нас встретят афганцы? В каком качестве мы будем там находиться, какие боевые задачи придется решать нашей части, как будет организовано наше снабжение, ведь с собой мы брали только на первый случай, всего на несколько недель питания и боеприпасов.

На эти и другие вопросы ответ мог дать только Афганистан....

К У Н Д У З

----------------------------------------------------------------------------------

Ил-76 поражает размерами, когда стоишь рядом с ним, подавляет он своим объемом сидящих внутри его. Не каждый день приходится летать на таком гиганте. Ровно гудят двигатели, ярко светит сквозь иллюминаторы июльское солнце. В самолете стоит приглушенный гул разговоров. На сиденьях, на полу сидят, лежат офицеры, прапорщики, солдаты. Нет-нет, да и видишь гражданских лиц. Чемоданы, вещмешки, сумки разных размеров и расцветок дополняют эту картину. У всех настороженные, сосредоточенные лица. Изредка слышно ойканье, когда самолет проваливается в воздушную яму. Некоторые офицеры дремлют или делают вид, что дремлют, скорее второе. Ведь наш самолет летит на высоте 10 тысяч метров из Ташкента в Кабул. Расчетное время полета 1 час 45 минут.

105 минут мы будем вместе. Мы - это свыше 200 военнослужащих, различных родов войск, направленных на замену наших военнослужащих, находящихся в составе ограниченного контингента Советских войск в Афганистане с декабря 1979 года.

Я смотрю на часы - 8:45 ташкентского времени, 6 июля 1981 года. В памяти пронеслись сумашедшие дни подготовки к спецкомандировке в Демократическую Республику Афганистан...

На второй день отпуска , 20 апреля 1981 года, я не успел никуда уехать, меня вызвал в отдел Крайнов А.Н. и начал расспрашивать о здоровье, о семье, о планах на отпуск и т д. Я удивился, с Крайновым у нас были чисто служебные отношения, никогда он ни у кого не интересовался подобным и вдруг такая забота. Ответил, что все нормально и давай Анатолий Николаевич не темни, говори, зачем вызвал. В ноябре 1980 года у нас со Светланой родился второй сын - Алеша, старшему Саше исполнилось в марте 5 лет.

Крайнов никогда не отличался дипломатичностью, был прямолинеен и поэтому выдал: решением руководства Вы направляетесь на медкомиссию, для пригодности к службе в жарких районах. Я спросил, а где жарче, чем у нас в Средней Азии? Ответ был прост - в Афганистане.

Для меня неожиданностью это не было, я знал, что большинство войсковых соединений, вошедших в Афганистан в декабре1979 - январе 1980 года было из ТуркВО и САВО. Кроме этого Селин А.К. на совещаниях неоднократно заявлял, что многим из нас придется побывать в ДРА, заменяя оперработников, вошедших с войсками в числе первых. Тем более, если ты там уже побывал.

Конечно, эта новость радости Светлане не доставила, т.к. Лешке всего 6 месяцев, Сашке идет 5 год. У нас до года даже не разводят, а здесь по "желанию" отправляют на войну и ты должен еще радоваться. Мои родители живут в Узбекистане, отец прикован к постели, мать не может его оставить, родители Светланы на Дальнем Востоке, тоже в возрасте, так что с какой стороны ни подойди, быть ей одной с детьми в далеком гарнизоне. Были и слезы и долгие разговоры, но в конце - концов решение было принято однозначное- интернациональный долг надо выполнять, к тому же это моя профессия- Родину защищать.

О том, что происходит в Афганистане, я знал не понаслышке. Уже приезжали в гарнизон Кубатов Джумалы и Елизаров Саша, награжденные за боевые действия: Джумалы - орденом "Красная Звезда", Саша - медалью "За боевые заслуги". Мы с волнением слушали их рассказы о боевых буднях полка, с которым я заходил в Афганистан, о делах конкретных офицеров, которых я знал лично. Эти ребята были первыми в кого стреляли душманы, надеясь уничтожить вместе с ними и первые ростки народной власти.

Командир полка подполковник Кудлай был ранен в ногу на одной из операций и заменен в Союз, командиром полка был назначен подполковник Арутюнян, многие офицеры выросли и в должностях и в званиях, награждены государственными наградами, некоторые ранены, несколько офицеров погибли. Замполит роты старший лейтенант Опарин Александр посмертно награжден орденом Ленина и Золотой Звездой Героя Советского Союза.

Медкомиссию я конечно прошел, да и как не пройти - мастер спорта по боксу, ежедневно пробегал по 5 км (не скромно, конечно, но не в санаторий ведь еду).

Поехал в Узбекистан, в прекрасный город Навои, утопающий в зелени, что бы попрощаться с родителями, братом и сестрой. Родители год назад уехали из села Чалдовар Панфиловского района Киргизской ССР, в связи с болезнью отца (сказались старые фронтовые раны).

Настроение было боевое, однако мать его не разделяла, т.к. у нее был опыт ожидания отца с войны - с двумя детьми и долгие годы. Она знала, что ждет Светлану. Отец давал практические советы, как вести себя на войне, а уж он знал, что это такое - орден "Боевого Красного Знамени", орден Славы 3 степени, 4 боевых медали, что-то да значили для бывшего сотрудника ГРУ ГШ.

Мать по старому обычаю перекрестила меня и пожелала благополучного возвращения домой.

Сдал я дела прибывшему вместо меня оперработнику, услышал на проводах хорошие слова о себе от Начальника Особого отдела КГБ СССР по САВО полковника Борисенко В.К., который заявил, что майор Дуюнов Н.А. один из лучших оперативных работников округа и кому, как не ему достойно представлять округ в Афганистане и пообещал поддержку семье на период командировки.

Никогда не забуду выражения лица Светланы, плачущего Сашку, улыбающегося Лешку 3 июля1981 года. Я просил ее не провожать до вокзала, проводят сослуживцы. Билет был куплен, подошел поезд и я поехал в город Ташкент, в распоряжение Особого отдела КГБ СССР по Туркестанскому военному округу.

Странные чувства одолевали мною. С одной стороны очень хотелось попасть туда, где только становилась на ноги молодая республика, где ждали замены ребята, первыми вошедшие туда, которые все сделали, чтобы об Афганистане заговорили как о самостоятельном государстве. С другой, я реально представлял, как тяжело будет моей семье в эти годы без меня. Но чувство долга и пример тех, кто первыми громил банды душманов, перебороли сомнения, и я постепенно настраивался на Афганистан.

В Ташкент я прибыл в полдень 4 июля и сразу же с вокзала позвонил начальнику отдела кадров Особого отдела КГБ СССР по ТуркВО подполковнику Ермоленко П.П.. Мне ответили, что ждут, подсказали, как проехать, устроили в гостиницу КЭЧ.

На следующий день со мной беседовали различные должностные лица, вводили в оперативную обстановку. Оформляли служебный паспорт, удостоверение личности. С учетом того, что я работал ранее в авиации, было решено направить меня в Особый отдел КГБ по авиации 40 армии. А 40 армия - это и есть тот ограниченный контингент Советских войск в Афганистане.

6 июля 1981 года в 6 часов утра я и несколько других оперработников должны были вылетать из военного аэропорта Тузель города Ташкента в город Кабул, сётолицу Афганистана.

И вот я лечу в самолете, кругом незнакомые мне люди. Но уже через час мы, в большинстве своем, перезнакомились, посыпались шутки, смех. Среди нас были и те, кто возвращался назад в Афганистан из отпусков, лечения после ранений, из командировок. К ним было больше всех вопросов- что за гарнизоны нас ждали, какая там обстановка и т.д.

Не на все вопросы могли ответить ребята. Да и времени было не так много и мы с волнением ждали прилета в Кабул.

Одеты мы были в повседневную форму, везли с собой все свое богатство. Все пухленькие, незагорелые, свеженькие. А рядом сидели обветренные, худые и измученные солдаты, и офицеры, уже понюхавшие пороха и окопной грязи.

Замигало табло - пристегнуть ремни, затем раздался голос, объявивший, что самолет начал снижение на аэропорт Кабул, но он не просто снижался, он падал вниз так, что мы все попадали на пол самолета и лежали с ужасом не понимая, что происходит. А происходило снижение по-боевому, о чем мы, естественно, не подозревали. Затем толчок, еще один, рев двигателей и вот мы катим по полосе.

С грохотом открывается рампа и перед взором аэродром, палаточный лагерь, стоянка вертолетов с афганскими звездами. Остановились.

По спущенному трапу сходим на землю, осматриваемся. Вы бы видели глаза и лица тех, кто впервые попадает в Кабул. Это и любопытство и страх, и желание показать, что мы и не такое видели. Такое же выражение было очевидно и у меня, когда ко мне подошел бравый подполковник в выцветшем обмундировании с орденом Красная Звезда на гимнастерке. Подполковник Трофимов, зам. начальника Особого отдела КГБ по 103 гвардейской воздушно-десантной дивизии, дислоцированной на аэродроме в Кабуле, ему поручено встретить нас и сопроводить в отдел. Отдел находился рядом, езда заняла всего 5-6 минут и вот мы среди своих. Все было не так как в Союзе. Палатки, каски, бронежилеты... В общем, было чему удивляться. Люди и те не такие - загорелые, поджарые, одеты не так как мы. Нам стало как-то неловко за наш цветущий вид, за растерянный взгляд. На нас смотрели, улыбаясь, бывалые ребята, но мы чувствовали, что это добрые улыбки, в нас они видели себя и как - бы говорили - подождите и вы будете такими же, как мы, даже очень скоро.

Лагерь поразил своим спокойствием, деловой обстановкой, будничностью своей, что ли. Мы ожидали всего чего угодно, но чтобы так? Но когда сели 2 самолета - американский и французский, дошло - заграница!

Аэропорт "Кабул" расположен за городом, в северной его части. Горы образуют как бы чашу, внутри которой лежит город. Здание аэропорта небольшое, перед ним площадь. На здании буквы "KABUL". Но это я уже потом разглядел, а сейчас было не до этого.

Трофимов доложил в штаб, что встретил нас, оттуда поступила команда ждать, приедут, заберут.

Через час пришел "Уазик", мы погрузили вещи, сели сами и поехали в штаб 40 армии. Мы обратили внимание, что все вооружены пистолетами, автоматами, рожки длинные, связаны попарно изолентой. Офицер собранный, малоразговорчивый, да и нам было не до разговоров. Проехали через КПП, солдаты афганские подняли шлагбаум, и мы поехали возле каких-то домиков, затем снова афганское КПП и дорога в город. Скорость 80-90 км в час, мелькают машины, люди, повозки, все как в цветном кино, т.к. действительно все цветное - желто-красно-коричнево-черные машины, одежда пестрая, повозки разукрашены, лошади.... Мелькают бородатые лица, какая-то экзотическая одежда. Затем въехали в город - здания, машины, люди. В общем, Кабул ошеломил. И это только из окна машины. Я старался все запоминать, даже дорогу. Но мы сделали столько поворотов, что я понял, насколько бесполезным делом занялся. Мои спутники молчали, каждый смотрел на город.

Не мог я тогда предположить, что этот, по-своему красивый, экзотический город, станет для меня родным, что в нем придется прожить почти 2 года, я его изучу и буду знать лучше, чем города, где служил раньше, что встречу там верных друзей и что многое открою для себя нового, и себя, в том числе.

Проехали мимо красивого замка на горе, офицер пояснил - "Дворец Амина, сейчас там штаб армии". Промелькнул дворец и вот мы у КПП, где стоят свои солдаты, еще через 3 минуты мы остановились около длинных одноэтажных домиков. В один из них нас и пригласили.

Я знал, что должен менять майора Чичиланова Юрия Ивановича,в городе Кундузе, на севере Афганистана, работающего в вертолетном полку, в народе в Джамбулском полку. Он находился вместе с полком с января 1980 года и сейчас ждал замены.

Через полчаса за мной приехал начальник отдела авиации 40 армии подполковник Редько Виктор Васильевич, который отвез меня в штаб Особого отдела КГБ по 40 армии, где меня представили Начальнику Особого отдела 40 армии генерал-майору Божкову Сергею Ивановичу. Он попросил меня рассказать о себе, о семье и удивился, почему меня при маленьком сыне отправили в Афганистан. Пожелал удачи и я поехал в расположение отдела. Там мы поужинали, меня определили на ночлег, затем продолжился инструктаж.

Спать легли уже во втором часу. А, с учетом того, что в Кабуле время какое-то непонятное, всего на 2 часа 30 минут разница с Ташкентом и на полчаса с Москвой, то мой первый рабочий день был очень длинным. Уснул я сразу и проснулся от какого-то грохота. Слышу беготню, какие-то команды, стрельбу из автоматов, пулеметные очереди. Оделся, выглянул на улицу. Ночь, стрельба, трассеры в сторону горы и оттуда в нашу сторону. Слышу крик - ложись! Упал куда-то за будку и ощутил свою неполноценность, все стреляют, отражают нападение душманов, а я лежу как бревно и ничего не делаю, чтобы помочь своим товарищам. Прошло минут 30 и все потихоньку стихло. Принесли раненых, я подошел ближе. Их было трое - у одного кровь на плече, другой ранен в голову и руку осколками, у третьего ранение в бедро. Их унесли в медсанбат, начальник дал команду "отбой" и все разошлись по своим местам. Разве здесь уснешь, проворочался я до рассвета, стрельба еще была несколько раз, но чуть дальше от нас.

Утром все вели себя так, как будто ничего особенного не произошло, начальник спросил как дела у раненых, ему ответили, что отправили в Кабульский госпиталь.

День прошел в напряженном изучении документов по вертолетному полку, что было до этого и какие сигналы есть сейчас, ведь это мне придется их продолжать. Я выяснил, что Кундуз - это очень напряженный узел в Афганистане, где активно действуют банды Исламской партии Афганистана, которые постоянно совершают диверсии на дорогах, нападают на колонны, засылают агентуру в город и окрестности для наблюдения и фиксации всех передвижений афганских и советских войск, уничтожают активистов и сочувствующих народной власти, обстреливают позиции советских войск.

Открытых боевых действий душманы не предпринимают, все делают исподтишка, в спину. Создают нервозную обстановку в кишлаках, запугивают население, уничтожая тех, кто чем-то проявил лояльность к новой власти.

Словом обстановка сложная, динамичная, времени на раскачку нет, решения надо принимать самостоятельно и быстро.

Следующим утром я улетел самолетом Ан-12 из того же Кабульского аэропорта в город Кундуз. Ночью снова была стрельба, поспать почти не удалось, и поэтому в самолете я немного расслабился. Полтора часа пролетели быстро и вот Кундуз. Солнце палит немилосердно, кругом все выжжено, земля желтая. Гарнизон большой-с одной стороны расположены: вертолетный полк, 56 десантно-штурмовая бригада, взлетно-посадочная полоса, на другой стороне - 201 мотострелковая дивизия, развернутая по штатам военного времени, правда не вся она находилась компактно, а была растянута на большом расстоянии, как вдоль дорог, так и охраняя конкретные объекты жизнедеятельности афганской власти.

Все части располагались на возвышенности, где и был организован гарнизон, за основу был взят Кундузский аэропорт. Взлетно-посадочная полоса была удлинена, чтобы могли садиться тяжелые самолеты и вокруг разместили другие части. Внизу располагаются кишлаки и километрах в семи город Кундуз. Но это я узнал потом, а пока пошел искать того, ради которого я прилетел в Афганистан - Чичиланова. Искать пришлось долго, т.к. Юрий Иванович начал отмечать свою замену задолго до моего прибытия в Афганистан, а про работу забыл еще раньше. Да и передавать на связь негласный аппарат он не собирался, т.к. не работал с ним уже давно. Объяснял очень просто - полк вскоре должен был заменяться в полном составе на Родину, так что затруднять себя, да и меня, он не хотел. Я успел познакомиться с командиром полка, его заместителями, командирами эскадрилий, отдельными летчиками, техническим составом, а Юрия Ивановича все не было. Появился он только на третьи сутки, отмокал от возлияний, очень обрадовался, увидев меня, а когда узнал, что я из того же САВО, чуть не прослезился. Передал мне рабочую тетрадь и все. "Мол, сам разберешься, не маленький". К вечеру он улетел в Кабул. Начальник не стал его держать в Кабуле и через сутки Юрий Иванович уже пил водочку в Ташкенте, как о том и мечтал.

Меня одели и обули уже в такую же форму, какую носили все офицеры и я стал налаживать контакты со своим негласным аппаратом. Ох, и не легкое это дело в условиях компактного размещения части. Офицеры-летчики жили в модулях (сборно-щитовая казарма) по 10-15 человек, с кондиционерами, а остальной состав жил в палатках, без излишеств. От Чичиланова мне досталась землянка. Вырытая несколько в стороне от палаток она просматривалась со всех сторон и явно была неудачна для работы с моими помощниками, а мне было рекомендовано работать именно в ней. Я сразу же забраковал этот вариант работы и стал искать другой.

Получил оружие, боеприпасы, обговорил вопросы взаимной информации с командованием и стал знакомиться с соседями.

Гарнизон в Кундузе размещался по обе стороны аэродрома-с левой стороны по направлению взлета размещалась 201 мотострелковая дивизия, прибывшая из Душанбе, начальником Особого отдела был подполковник Утяшев Клим Иосифович, по правую сторону - 56 десантно-штурмовая бригада, где начальником Особого отдела был мой сокурсник по 311 школе КГБ СССР - подполковник Билиенко Иван, который находился в Афганистане с первых дней и хорошо знал оперативную обстановку в окрестностях Кундуза, о чем он мне подробно рассказал в процессе нашего общения и я узнал то, что мне пришлось бы выяснять как минимум полгода. Иван уже был награжден орденом "Красная Звезда", а бригаде предстояло передислоцироваться в город Газни, на юг Афганистана и он вводил меня в курс дела довольно обстоятельно.

Другое дело подполковник Утяшев, который руководил отделом дивизии и вскоре готовился к замене в СССР, главное при этом, как я вскоре понял это его личное благополучие. Почти на каждом борту вертолетного полка, а в Советский Союз почти каждый день летало несколько вертолетов МИ-6,в Кокайты- Туркмению, в Душанбе-Таджикистан, передавал упакованные чемоданы, свертки и отдельные вещи, которые затем уходили в родную Караганду, где жила семья Клима Иосифовича, он практически единолично контролировал всю жизнь вертолетного полка, исключив Чичиланова вообще из оперативной жизни. Он был в хороших отношениях с командиром полка, его заместителями, командирами эскадрилий и поэтому они были уверены в том, что Утяшев начальник Чичиланова и выполняли все его просьбы, а попробовали бы не выполнить...

Утяшев контролировал весь север Афганистана, т.к. 201 дивизия занимала огромную территорию, была развернута по штатам военного времени, т.е. численно превосходила дивизию развернутую в СССР примерно в 4 раза, и была очень боевой дивизией, да и командовали ею хорошие командиры- начальником штаба был полковник Стасюк, боевой офицер, не трус и грамотный штабист.

В дивизии по штату было около 20 оперработников, хорошо подготовленных и знающих свое нелегкое ремесло, прошедших не одну боевую операцию, имевших и ранения и контузии, надежно прикрывавших войска на протяжении почти 2 лет, в общем, классный коллектив, но чего там не было, так дружбы, и все для этого сделал их начальник Утяшев.

Не сразу я это понял, но жалею об этом, по сей день.

14 июля, ночью, нас разбудила стрельба на аэродроме. Я глянул на часы- около 2 часов ночи. Я побежал в штаб, благо туда сто метров, стрельба прекратилась минут через пять, и караул доложил, что отражена попытка проникновения противника к складу боеприпасов полка. Захвачен один диверсант, он находится в комнате караула.

Караульное помещение представляло собой землянку, состоящую из 5 комнат. В одной из них я увидел грязного, оборванного пожилого афганца, сидящего на полу. На голое тело была надета рубашка, очень грязная, широкие штаны, калоши, связан он был размотанной чалмой. Здесь же стоял какой-то желтый горшок, куча проводов.

Часовой пояснил, что он с напарником (посты в Афганистане выставлялись только парные), заметили какое-то движение в темноте, заняли окопы, и когда тени приблизились, внезапно окликнули их. В ответ раздались выстрелы. Но ребята расположились таким образом, что душманы попали под перекрестный огонь и залегли. Помощь подоспела в считанные минуты и душманы стали отходить, что-то крича на своем языке. Троих убили, одного с грузом на спине так прижали огнем, что он никуда не двинулся. Сейчас он сидел на полу и настороженно поглядывал на вошедших.

Командир полка подполковник Рушинский и я стали задавать задержанному вопросы - кто он, откуда, с какой целью проник на объект, к какой партии принадлежит?

Задержанный сказал, что он мирный житель из кишлака Аяхель, зовут Мохамадом, искал пропавшую два дня назад корову. Но мина (ею оказался тот желтый горшок), провода, взрыватели, говорили сами за себя. Мохамед врал, изворачивался, плакал, пытался нас разжалобить. Целовал руки, но, поняв, что ему не верят, стал кричать, что ненавидит шурави, жалеет, что не довел дело до конца и смерти от неверных не боится.

Можете представить мое состояние, не в кино или в книге я такое вижу- передо мной враг, враг коварный, жестокий и не трус.

Рушинский мне говорит - сейчас ночь, горячку пороть не будем, утром отвезешь его в ХАД и сдашь, там разберутся. От него сейчас ничего не добьешься, ты посмотри на его злобный взгляд, попадись мы ему, он с нас живых шкуру снимет.

С учетом того, что такие случаи уже были, командир давал здравый совет, но прибавил, что выделит и охрану.

Я позвонил Билиенко, обрисовал происшествие и попросил совета. Иван сказал, что даст переводчика и 2 БМД, для охраны.

Утром мы оформили документы на задержанного и собрались отвезти его в ХАД, города Кундуз, но когда Мохамад узнал, что его сдадут в ХАД, поведение резко изменилось и он заявил, что все расскажет, но при условии если его посадят в русскую тюрьму. Ему было сказано, что у русских нет тюрьмы для афганцев, а он и так все расскажет в ХАДе. Я сложил в ящик мину, провода, взрыватель, посадил Мохамада в БМД, и колонна двинулась в сторону города Кундуз.

Переводчик сержант Алимов знал, где находится ХАД, и мы поехали, соблюдая меры предосторожности - зарядили пушки, автоматы, десант занял положение по-боевому. На предельной скорости мы понеслись по разбитому шоссе. Дорога была пустой. Вдоль тянулись заброшенные дома. Из них, по словам Алимова, душманы обстреливали наши колонны. Жители ушли из них, т.к. душманы специально провоцировали стрельбу из них, а когда наши войска открывали ответный огонь, то вопила западная пропаганда, что советские войска обстреливают мирные кишлаки.

Кишлак Спинзар находился в 2 километрах от гарнизона. Над этим кишлаком в августе 1980 года был сбит первый Герой Советского Союза подполковник Гайнутдинов Вячеслав. Я его лично не знал, но часто видел в передачах телевидения, читал в газетах и гордился тем, что он из нашего Среднеазиатского военного округа.

И вот он этот зловещий кишлак. Жителей не видно, жуткая тишина. Пролетели его за несколько минут. Показался шлагбаум, окопы, обложенные камнями, ящики с песком.

Нас остановил афганский солдат с автоматом ППШ, экзотически одетый, или просто показалось, т.к. я их мало до этого видел. Спросил пароль, ответ - Шурави! и мы поехали дальше. Город расположен в низине, кругом зелень, прохлада. Попалось несколько машин, повозок. До чего же все экзотично-пестрые, украшенные наклейками повозки блестят, все в цветах. Но взгляды настороженные, недоверчивые, а порой и откровенно враждебные.

ХАД размещался в особняке, около провинциального комитета Народно-Демократической партии Афганистана, рядом дома, где живут партийные работники. Кругом охрана, те же окопы. Нашу колонну мы разместили по углам улицы, и повели Мохамада в ХАД.

Заир, заместитель начальника, встретил нас. Я, через Алимова объяснил суть дела, показал мину, взрыватель, провода и наши документальные свидетельства, да и самого Мохамеда. Но дело оказалось не таким простым, как казалось. Афганцы не умели читать по-русски, а мы не знали их письменности.

Но выход нашелся, советник ХАДа майор Борисов Юрий знал и то и другое. Здесь в ХАДе Мохамада опознали как опытнейшего минера-диверсанта, прошедшего подготовку в Пакистане и нанесшего огромный урон народной власти, т.к. на поставленных им минах подорвалось много машин и мирных жителей.

Афганцы подписали документы о передаче им Мохамада, поставив какие-то закорючки и приложив палец, это поражало, но поразило больше другое. Они вывели во двор Мохамада, поставили его к стенке из толстого "самана", кирпича из глины и соломы, и также буднично всадили в него полрожка из ППШ. Я обалдел, не знаю, на кого я был похож, но минуты две, пока они за ноги не утащили его куда-то в сарай, не мог вымолвить ни слова. А когда голос прорезался, заикаясь, спросил, что это значит? Ответ был прост как 2 копейки - вы привезли бандита, с вещественными доказательствами, чего с ним дальше разбираться, расстрелять и дело с концом. У тебя же есть документ о его приеме, что тебе еще надо?

Борисов, когда мы зашли к нему в кабинет, стал объяснять специфику жизни спецслужб Афганистана, которые насквозь повязаны родственными связями, т.к. имея нескольких жен, афганцы плодятся как кролики и, порой, одни дети воюют за народную власть, а их кровные братья в душманах. Одни ловят и сажают, а другие выпускают, но есть такие, что не выпускают, а сразу в расход. Заир такой. Он никогда долго не разговаривает, расстрелял и дело с концом.

Юра пожаловался, что его мало слушают, когда он пытается говорить о законности и правах подследственных - афганцы везут его к месту очередного взрыва и показывают то, что осталось от их родственников и друзей и желание говорить само собой проходит. У сотрудников низкая квалификация, многие погибают во время боевых операций, других выдвигают на другие объекты.

Я пригласил Юрия к себе в гости, он обещал приехать, и мы впоследствии часто встречались, и от каждой встречи с ним была только польза для общего дела.

Мохамад был первым в моей практике задержанным душманом, но увы, далеко не последним.

Я доложил своему начальнику отдела о задержании Мохамада и о его дальнейшей судьбе, он поблагодарил за работу и дал задание проработать вопросы охраны аэродрома, складов с вооружением и боеприпасами и доложить ему в кратчайшие сроки, а с командованием обговорить практические меры по усилению охраны и обороны техники полка, аэродрома.

Эти моменты были обговорены с командиром полка Рушинским, начальником политотдела полка подполковником Бацурой и были намечены практические меры по усилению режима охраны объектов, повышению политической бдительности личного состава.

Создали выносные посты, усилили их технически, поставили сигнальные мины, стали практиковать засады. И в результате этих мер было уничтожено еще 2 группы диверсантов. На какое-то время нас оставили в покое.

Через два дня улетала в Союз эскадрилья Ми-24, воевавшая с первых дней в Афганистане, улетала домой в Рауховку, Одесской области. Утром, накануне вылета мне звонит начальник Особого отдела КГБ по 201 дивизии подполковник Утяшев и приказывает прибыть в отдел к 6 часам утра для участия в оперативной комбинации. Приказ есть приказ, его надо выполнять, тем более что приказывает старший оперативный начальник. В указанное время я был в отделе Утяшева, здесь мне определили задачу по блокировке вылета эскадрильи, без команды Утяшева ни один вертолет не должен был взлететь. Я отправился на СКП и довел задачу до офицеров полка. Они с пониманием отнеслись к моей просьбе и заверили, что ни один вертолет не взлетит без разрешения Особого отдела. Позвонил Утяшев и попросил прийти к вертолетам эскадрильи. Я подошел, там сотрудники Утяшева проводили выемки каких-то узлов, свертков, баулов. Все это грузилось на машины Особого отдела 201 дивизии и увозилось к ним на склады. Узлов было около 15, упакованы они были в какие-то мешки, что было в них, я не знал. По окончанию выемки Утяшев приказал всем прибыть в отдел, где мы должны были подписать документы об изъятии материальных ценностей из вертолетов. Пока я с другими работниками отдела пришел в отдел, а туда было не менее 2 километров, там заканчивали составление протоколов, которые нам оставалось только подписать. Мы подписали бумаги, в которых перечислялись материальные ценности, изъятые при обыске, и затем каждый ушел по своим объектам.

На следующий день меня пригласил к себе Утяшев и сказал, что в эскадрильи, по данным их агентуры, готовилась операция по контрабанде в Союз партии материала кристалон, купленного в Афганистане для перепродажи и получения прибыли офицерами эскадрильи, но они ее пресекли и теперь материал будет сдан в прокуратуру дивизии, а затем реализован в дуканы Кундуза, а деньги будут перечислены в Союз.

Еще через день мне звонит один из работников Утяшева и предлагает поехать в Кундуз, где переводчик Утяшева будет сдавать изъятый материал в магазин. Не часто была возможность побывать в Кундузе, я дал согласие и на следующий день мы на нескольких БМП выехали в Кундуз. Переводчик, таджик по национальности, о чем-то говорил с афганцами, сдавал им материал, а мы глазели на магазины, на афганцев, на эту экзотику, в общем, нам и дела не было до того, чем занимался переводчик. Дело было сделано и мы вскоре поехали назад в гарнизон. По приезду Утяшев поблагодарил переводчика за сделанное дело, а нам сказал, что мы заслужили поощрения за участие, хотя мы только сопровождали его, не более. Еще через день Утяшев каждому из нас четверых, сопровождавших колонну, вручил по магнитофону "Трайдент", за обеспечение операции по реализации оперативной информации по контрабанде материала эскадрильей Ми-24, Кундузского гарнизона. Эскадрилья была отдельной и командованию моего полка не подчинялась, и поэтому реализацией оперативных данных занимался Особый отдел по 201 дивизии.

Я через день доложил своему начальнику о данной операции и получил указание изложить это все справкой, что я исправно и сделал.

Впоследствии этого документа не нашлось в архиве Особого отдела по авиации 40 армии, что стоило мне должности и службы в органах КГБ. А пока жизнь в Афганистане только набирала обороты.

Одна из моих эскадрилий располагалась в гарнизоне Файзабад, куда я входил с 860 отдельным полком из города Оша и где он и располагался. Командовал эскадрильей Герой Советского Союза майор Василий Щербаков, по прозвищу - рыжий. Этого не высокого, крепкого офицера знали во всем Афганистане. Герой. Его эскадрилья наносила душманам всегда неожиданные удары, уничтожала их склады, засады на дорогах. Неутомимым летчиком был Василий Щербаков. По несколько вылетов в день, в условиях жары, под обстрелом пулеметов ДШК он всегда точно выходил на удар, под огнем вывозил раненых советских и афганских бойцов, доставлял боеприпасы, продукты питания.

Василий Щербаков был удостоен высокой чести представлять коммунистов Афганистана на 26 съезде КПСС. Впоследствии Щербаков слушатель военной академии им. Ю.А. Гагарина.

Вот в эту эскадрилью я и полетел 26 июля с экипажем вертолета МИ-6, который доставлял горючее и продукты. Было очень жарко, вертолет. Несмотря на его большие размеры и груз, бросало то вверх, то вниз. До Файзабада лету минут 40. Внизу желтая выжженная земля, попадались отдельные кишлаки, поля с убранным урожаем, его молотили дедовским способом - коровами топтали снопы, а затем вручную молотили и веяли. Это в наш-то 20 век.

Файзабад-это маленький городок, запомнившийся мне еще по первому пребыванию в Афганистане при вводе войск в 1979 году, расположенный по берегам бурной, горной речки Кокча, в ущелье, а кругом горы высотой более 3500 метров. Узенькие улочки с расположенными на них дуканами (магазинами), создавали восточный колорит. Та же пестрота нарядов, шум базара, настороженность во взглядах. И полное отсутствие женщин. Сплошной мужской коллектив, я уже говорил, что у афганцев большие семьи, детей рождается много и не все они конечно выживают. Многие болеют рахитом, немытые, чумазые, полуголодные. Разве выдержит сердце настоящего русского человека при виде этих умоляющих, невинных глаз. Их отцы, старшие братья ушли в банды, их, очевидно, мало беспокоила судьба оставшихся детей. Я позже задавал вопросы задержанным бандитам о причинах такого отношения к детям и ответ меня поражал: - На все воля Аллаха, Аллах дал - Аллах взял. Ни больше, ни меньше.

Мы отдавали детям свои пайки, мыло, одежду обувь. Они зимой ходили в калошах, а ведь зимой бывает и до 20 градусов ниже нуля. Меня удивляло и другое - такой трудный язык как русский, дети осваивали за год-другой и были переводчиками нашем общении с взрослыми. Дети неутомимые труженники. Солнце еще не встало, а они уже собирают курай (траву), для растопки печки, пасут скот, продают воду, сигареты, разносят товары по заказам. Поражала их честность - никогда ребенок не брал лишнего, всегда надеясь на бакшиш-подарок, скорее чаевые, по-нашему. Мы все, имеющие детей в Союзе, старались хоть капельку своей тоски по дому скрасить общением с афганскими детьми. А изверги -душманы использовали их для сбора разведданных о наших войсках, готовили из них убийц, диверсантов. А учитывая то, что они физически были менее развиты, чем наши дети и выглядели младше, они не вызывали у нас подозрений, что было на руку душманам. Но дети во всем мире, по-моему, одинаковы. Из этих полуголодных, любопытных должны были вырасти хорошие помощники народной власти. И мы делали все для того, чтобы в нас они видели, прежде всего, друзей.

Прилетев в Файзабад, я зашел в местный ХАД, представился начальнику, обговорил с ним варианты взаимодействия и собрался просить его довезти меня в мотострелковый полк, расположенный на другой стороне речки. До полка было километра 3, но дорога шла между кишлаками, а это как говорят...

Но в это время подъехал УАЗик, за рулем которого сидел бородатый майор, который спросил, не надо ли кому в полк. В сидящем майоре я с трудом узнал Валерия Нестерова, не узнал и он меня, ну просто не ожидал , что я попаду снова в Афган, подумать не мог и в первый момент просто опешил. Вот была встреча. Валера уже майор и уже начальник штаба полка, и уже награжденный орденом Боевого Красного Знамени. Я удивился такому быстрому росту, но не менее был удивлен и Валера.

Поехали в полк, по дороге Валера рассказывал новости, были и хорошие, были и грустные. Погибло несколько офицеров, которых я знал еще по вводу войск и жизни в Файзабаде. Были и потери среди солдат срочной службы. На войне - как на войне.

Была суббота, время послеобеденное, в полку была баня, и мы с Валерой сразу подъехали к ней. На берегу речки была построена из камней баня, вился дымок. Сидели, чистые, довольные офицеры и прапорщики. Кубатов и Елизаров чуть не упали в обморок, когда увидели меня и как были мокрые, так и обнимали, тискали, что-то кричали. Я ведь был оттуда, с Родины, где они не были около двух лет.

Я привез с собой водочки, закуска нашлась на месте и мы долго не могли успокоиться, вспоминая нашу жизнь до войны. В основном говорили ребята. Я слушал, все, что они говорили, надо было сразу писать в учебник по контрразведывательной деятельности, т.к. такого в Союзе и присниться не могло.

Жили ребята уже в деревянном домике, имели мотоцикл К-750В, который знали все в гарнизоне, знали его и душманы. Саша Елизаров за рулем, Джумалы Кубатов в коляске, на груди бронежилеты и этот экипаж пылил по дорогам провинции Горный Бадахшан. Работали ребята хорошо, знали всех главарей бандформирований, получали своевременную информацию об их планах и помогали командованию в проведении боевых операций без потерь. Время их пребывания в Афганистане подходило к концу, они ждали замену. У Саши в Союзе родилась дочь, и он ее еще не видел, она жила в городе Алма-Ата. Джумалы рассказал, что семья получила квартиру в городе Фрунзе, жена воспитывала дочь и сына. Фото висели у каждого над рабочими столами.

Джумалы и Саша ввели меня в курс дел по провинции, мы обговорили вопросы взаимодействия, т.к. я все же далеко нахожусь от эскадрильи и может возникнуть ситуация, когда нужно оперативное вмешательство, а ребята всегда рядом.

Мы еще раз съездили в ХАД, где я познакомился с нашими советниками и партийным советником, который определял всю жизнь города. Власть наших партийных советников была более чем, ожидал я в мирной жизни, ни одно решение афганское руководство не принимало, если не было одобрения партийного советника. Он был и царь и бог в Афганистане, вершил судьбу страны. Но и жилось им не просто - на них велась по настоящему охота, их обстреливали, устраивали засады. Мужественные ребята, ведь жили они среди афганцев и надеяться могли только на себя, т.к. афганских подразделений рядом не было.

В полку была связь с Кабулом, я доложил начальнику, что нахожусь в Файзабаде, о результатах контактов с местными коллегами и через 3 дня вернулся в Кундуз

Здесь меня ждал сюрприз - по замене из САВО прибыл Женя Михайлов, майор, работавший в соседнем гарнизоне и, с которым я был хорошо знаком. Женя ростом более 180 см, вес более 100 кг и ему не нашлось подходящего обмундирования в полку, куда он прибыл по службе. Когда Женя пришел ко мне, и я увидел, что он совсем не похож на бравого оперработника, то мы пошли на вещевой склад вертолетного полка и подобрали ему подходящую авиационную форму и технические туфли, после чего он смог приступить к работе, т.к. в той форме, что мы носили в Союзе работать не было никакой возможности.

Жара стояла 40-45 градусов, кругом пески и от них воздух прогревался еще больше, а наша форма была до того универсальной, что в ней служили, что на севере, что на юге и плевать было нашим тыловикам на то, что мы задыхались от жары и от неудобной одежды, да и в бою она была до того не удобной, что мы одевались кто во что горазд и в спортивную одежду и в техническую, а она оказалась самой удобной, вообще в авиации все было намного добротней и удобней, чем в других родах войск.

Женя ожил и стал похож на бывалого воина, правда, похудеть ему удалось не сразу, но зато потом в его мундир можно было завернуть двух таких Михайловых, так он похудел.

В обслуживание Жене дали зенитно-артиллерийский полк, командиром которого был выпускник Оренбургского зенитно-артиллерийского училища, которое заканчивал и я, но 4 годами позже. Мы познакомились, часто встречались, и это помогало Жене в работе в полку, т.к. командир полка относился к его информации очень серьезно и оперативно реагировал на нее. Да и сам Женя был опытным работником и предоставлял командованию информацию о местах дислокации банд, точках ДШК (крупнокалиберные зенитные пулеметы), складах оружия и боеприпасов и т.д.

Я недолго прослужил в гарнизоне Кундуз и впоследствии слышал только хорошие отзывы о майоре Михайлове, дела у него шли хорошо, и он был представлен к награждению орденом Красная Звезда.

Начальник вызвал меня в отдел в Кабул на оперативное совещание, где я доложил о результатах работы в полку, получил "ценные указания" и убыл назад в Кундуз. В это время проводились боевые операции в провинциях Кундуз, Горный Бадахшан и мои летчики, я так позволю их называть, т.к жил вместе с ними ,делил хлеб и соль, совершали по несколько вылетов в день на удары по позициям душманов.

Через день мы с командиром полка, замполитом, комэсками вылетели на командный пункт 40 армии к руководителю боевой операцией генерал-майору Винокурову. Нам поставили боевую задачу на ближайшие дни, и мы засобирались назад. Но тут доложили, что подбит один из наших вертолетов. Пули пробили топливопровод, центральный провод электропитания и вертолет начал падать. Командир экипажа сумел на авторотации посадить его на маленький кусочек дороги. К нему тут же кинулись душманы, но ведомый зашел с тыла и разом охладил их пыл. Душманы стали обстреливать ведомого. Старший лейтенант Константинов маневрировал, наносил удар ракетами и пулеметами, а в это время из Кундуза уже вылетала уже другая пара с работниками ТЭЧ и запасными частями. Пока Константинов отгонял душманов, ребята выбрались из вертолета и заняли круговую оборону, но вояки из них конечно слабые, но все же они отбивали атаки до прилета подмоги, потом Константинов улетел, т. к. кончалось горючее и боеприпасы, прибывшие ребята занялись ремонтом вертолета и через 4 часа они поднялись в воздух и благополучно прибыли в полк. Константиновский экипаж и подбитых ребят представили к наградам.

Джамбулский полк, так его называли в Афганистане, прибыл из города Джамбула, Казахской ССР, вместе с гражданским персоналом и эти люди воевали вместе с офицерами и прапорщиками, жили той же тревожной и опасной жизнью, получая совсем другие деньги и не имея льгот. В этом полку первыми получили звание Героя Советского Союза подполковник Гайнутдинов Вячеслав и майор Щербаков Василий,80 процентов офицеров и прапорщиков награждены орденами и медалями СССР, причем боевыми. Отвоевав около двух лет, полк подлежал замене и в августе 1981 года оставшиеся в живых летчики, техники и гражданский персонал улетели на Родину, а вместо них прибыл вертолетный полк из города Нерчинск, Забайкальского военного округа. Ребята необстрелянные, не воевавшие в горных условиях. День и ночь гудели над гарнизоном вертолеты, летчики отрабатывали взлеты и посадки, десантирование личного состава и многое другое, без чего нельзя выпускать экипажи на боевые вылеты, т.к. экипажи неопытные, а душманы то остались те же, с огромным боевым опытом. Так что мелочей в подготовке не было, цена ошибки - жизнь. Это я пытался внушить каждому экипажу и техникам их готовившим.

Для этих ребят я был человеком бывалым, т.к. прожил в Афгане уже несколько месяцев и все что я им говорил, они воспринимали серьезно. Наша "контора" давала им данные о местах дислокации банд, складов с оружием и боеприпасами, продвижении караванов с оружием, о местах проведения совещаний главарей бандформирований и многое другое. На добывание этих ценнейших сведений были нацелены усилия сотрудников ХАДа, партийного аппарата, защитников революции. Тысячи людей рискуя жизнью, а у душманов расправа была короткой и жестокой, добывали и передавали народной власти по крупицам собранные сведения и снова уходили в расположение бандформирований.

Сейчас очевидно еще не время подводить итоги и воздавать должное этим героям, но уверен, что будущие поколения афганцев будут учиться у них верности идеалам революции, поставят памятники тем, кто погиб в застенках душманской службы безопасности.

Много информации как командованию полка, так и руководству Особого отдела 40 армии выдавал и я, получая ее из различных источников, в том числе и из афганского ХАДа, Царандоя(милиции), от партийных советников, с которыми сложились хорошие отношения. Я ведь родился и вырос в Средней Азии, знал обычаи мусульман и у меня не возникало проблем в общении с ними, а это было 60 процентов успеха в работе, т.к у афганцев развито уважение к старшим как по возрасту, так и по должности, а моя должность по их меркам была ой какой большой.

В один из дней августа, 3 или 4, я утром пришел на командный пункт полка, смотрю на цементном полу, около входа на СКП лежит офицер, в форме Царандоя, на вид русский, весь желтый такой, явно больной. Спрашиваю, что делает здесь этот человек и кто он? Солдат отвечает, что вчера привезли его какие-то, люди оставили здесь лежать, сами уехали. Проверил документы - майор Барласов Александр Михайлович, сотрудник МВД, здесь же документы о том, что он болен желтухой, гепатит, и направляется на лечение в СССР. Но почему он лежит здесь и один - непонятно. Ведь еще немного и он умрет, т.к. уже бредит. Я вызвал врача из санчасти полка, но он сказал, что его надо как можно быстрее отправить в госпиталь и лечить его здесь нет возможности. Я спросил, что у нас есть сегодня на Ташкент? Дежурный доложил, что готовится к вылету Ан-24, на котором отправляется в Ташкент комиссия из 201 дивизии, а следующий только завтра.

Я пошел на стоянку самолетов. где копошились техники, готовя самолет к вылету и подойдя увидел нескольких человек в советнической форме, что могло означать только одно, что это большие начальники. Представился, спросил кто здесь старший? Один из офицеров сказал, что он и спросил в чем проблема? Я ответил, что надо с собой забрать одного офицера и доставить его в Ташкент, в госпиталь. Когда они узнали, что больной гепатитом будет лететь с ними, мне пришлось услышать о себе такое, чего я никогда не слышал за столько лет службы. Мне было сказано, что никого они брать не будут, и чтобы я здесь не командовал, т.к. он генерал и решает сам что делать и кому, с кем и когда лететь.

Ну, тут и я не выдержал, не стал спорить с генералом, а пошел на СКП и дал команду без моего разрешения борт в Союз не отправлять и подготовить к отправке в Союз Барласова, с генералами или без них, но офицер должен улететь.

В Афганистане роль сотрудника Особого отдела была уникальной - он вершил такие дела, о которых в Союзе даже думать было страшно, от него зависело, будут ли летать в Афганистан, экипажи которые честно исполняли свой долг или небудут. А большинство экипажей, это молодые люди, в звании старших лейтенантов - капитанов, желающих помочь воюющим пехотинцам, с уважением и пониманием относившихся к сотрудникам Особого отдела, и поэтому когда я приказал делать то, что надо было по ходу ситуации, они все сделали правильно, послушались меня.

Ко мне пришло сразу несколько старших офицеров, они называли свои должности и звания, грозили всеми карами, какие меня ожидают в случае если я не дам команду на вылет борта. Послушал я их и ответил, что борт улетит только с Барласовым, даже без них. А поскольку я офицер совсем другого ведомства, то со мной разбираться будут мои начальники, а угрожать мне бесполезно, я в Афганистане, т.е. у себя дома, а им надо к себе домой, не дай бог ночью начнут обстреливать гарнизон.

Посовещавшись, они заявили, что я отвечу за самоуправство, но позже, а пока они подчиняются произволу офицера КГБ и заберут Барласова. На препирание ушло более 5 часов, и все же Барласов был отправлен в Ташкент, командиру экипажа я сказал, что бы он лично передал больного врачам иначе ему никогда больше не летать в Афганистан. Он четко все выполнил и по прилету доложил, что сдал больного военным врачам. А у меня через несколько дней начались проблемы. Господа офицеры выполнили свои обещания и доложили о моем "проступке" по команде и ко мне прилетел заместитель начальника Особого отдела КГБ по 40 армии полковник Табратов Владислав Павлович.

Владислав Павлович внимательно выслушал мое объяснение, поговорил с офицерами полка, с командованием и попросил меня провезти по зоне ответственности полка. Я поговорил с командиром полка и на утро были заказаны 2 вертолета Ми-8.

Утром, в 6 часов мы уже летели над провинцией Кундуз, Табратов на ведущем, я на ведомом вертолете. Минут через 10 замечена группа людей с оружием, увидев вертолеты, они бросились врассыпную и начали палить по вертолетам. Вертолеты зашли на боевой курс, и началась карусель. Заходили со стороны солнца и работали НУРсами, пулеметами. Вначале ведущий, потом ведомый и наоборот. Бой продолжался минут 20-25, в живых не осталось никого. Доложили на КП о результатах и полетели далее в город Файзабад, где Табратов познакомился с жизнью эскадрильи вертолетчиков полка и под вечер мы вернулись назад в Кундуз.

Владислав Павлович проработал в гарнизоне до вечера, записал все мои объяснения по поводу конфликта с офицерами из штаба ТуркВО, поговорил со мной о делах в полку и предупредил, что после доклада Начальнику Особого отдела 40 армии, меня, очевидно, вызовут к нему на беседу. Я немного загрустил, т.к. не считал, что совершил что-то такое, за что можно отхватить взыскание, но как говорят начальству виднее, да и в конфликт вовлечены те, кто близко стоят к руководству Особого отдела КГБ по ТуркВО, а как там решат, кто его знает.

Вечером ко мне подходит командир звена и спрашивает:

- Слушай, Николай, кого мы сегодня возили целый день?

- Заместителя Начальника Особого отдела 40 армии, полковника Табратова.

-Ну, блин, ни за что бы, ни поверил!

-А что такое?

Володя рассказывает, что взлетели, летим. Минут через 10 замечаем группу вооруженных людей, скрытно приближающихся к дороге. Увидели вертолеты и разбежались, стали стрелять по вертолетам. Я пытаюсь доложить на КП и получить разрешение на атаку, но Табратов командует - "Атакуй", сам за автомат, открывает блистер и давай палить по душманам. Я командую ведомому прикрыть и атакую. Дал залп из НУРСов, душманы побежали дальше, ведомый добавил, остались еще живые, так пока я зашел на второй круг, Табратов уже сидел на месте стрелка и из пулемета уничтожил их всех. Мы спрашиваем его - Вы, наверное, раньше служили в авиации, уж больно четко все получалось? Владислав Павлович улыбается и отвечает, что сейчас в первый раз сидел за пулеметом. Никто конечно не поверил. Он пригласил нас в гости в Кабул, мы еще больше засомневались. Он тогда говорит - спросите у Дуюнова, он вам подтвердит. Я сказал, что все, правда, такой у нас зам.

Позже я спросил у Владислава Павловича, действительно ли он в первый раз наносил удар по душманам, он заулыбался и сказал, что приходилось не раз летать на боевые операции, налетал более сотни часов и поэтому знаком с вооружением вертолета и практически его применял не один раз.

Через несколько дней меня вызвали в Кабул в Особый отдел КГБ по 40 армии, к генералу Божкову Сергею Ивановичу, который второй год находился в Афгане и решал все вопросы своих подчиненных.

Беседа была своеобразной- разговаривали больше не об инциденте в Кундузе,а о делах в полку, об образовании и т.д.

Меня поразило, что похвалили за настойчивость и принципиальность при решении вопроса с Барласовым, за то, что не сплоховал перед заместителем командующего округом, а я ведь не знал, что это был он, остались довольны отзывом Табратова о моей работе в авиаполку и спросили как я попал в авиацию, ведь закончил ракетное училище. Я ответил, что по образованию я офицер по эксплуатации радиооборудования летательных аппаратов и поэтому много лет обслуживал авиационные части, имею классную квалификацию техника по эксплуатации самолета и двигателя.

Затем со мной беседовал Зам. Начальника особого отдела КГБ по ТуркВО полковник Румянцев Виктор Дмитриевич, который постоянно находился в Афганистане и имел большие полномочия, в том числе и в решении кадровых вопросов.

В течении 4 дней я находился в Особом отделе армии, где меня загрузили по полной программе -аналитические документы, беседы по различным вопросам оперативной деятельности, кадровые вопросы ит.д. Затем меня вновь пригласили к руководству Особого отдела армии и объявили, что пришли к выводу о необходимости выдвижения меня на вышестоящую должность, а с учетом того, что я уже находился в резерве на выдвижение, это решение утверждено руководством Особого отдела по ТуркВО и 3 Главного Управления КГБ СССР в Москве, о чем мне и было объявлено здесь же.

Так был оценен мой скромный вклад в дело помощи Афганской революции и через несколько дней, когда я находился вновь в Файзабаде, была дана команда сдать дела новому оперуполномоченному, а самому прибыть в Кабул.

В полку были удивлены ,т.к. такие перемещения в Афганистане были крайне редки на тот период, ибо существовала реальная необходимость пребывания того или иного офицера на одном месте, т.к. он владел обстановкой, знал людей и мог уже самостоятельно действовать в динамичной обстановке боевого времени. Но как бы то ни было, но через 4 дня я сдавал дела другому работнику.

Жаль было расставаться с ребятами, с которыми подружился я за эти месяцы, летал с ними на удары, помогал чем мог, иногда возникала мысль может и не стоит уходить с этой должности, ведь я здесь самостоятелен в принятии решений, да и коллектив привык ко мне, обстановку я знаю, знаю поименно главарей бандформирований, их места дислокации, методы враждебной деятельности. Но, с другой стороны, ведь я офицер контрразведки, приобрел боевой опыт, а значит, должен расти и передавать приобретенный опыт другим. А это возможно только на должности с большим объемом работы.

Наш быт в Кундузе был не простой, т.к. только-только стали создаваться сносные условия жизни для летчиков. Из землянок они перебрались в одноэтажные модули с кондиционерами, налаживалось питание. Летчик это уникальный человек. К нему отношение другое - он ежедневно рискует, жизнью взлетая в пятидесятиградусную жару, на высоте испытывает огромные перегрузки, да еще "маленькие неприятности" - стрельбу по нему со всех видов оружия. Поэтому он должен быть всегда в форме. Ми-8 устроен таким образом, что вся его броня-это умение летчика вовремя выйти из-под обстрела и нанести точный удар своим оружием. Позже Ми-8 были оборудованы бронеплитами со стороны командира и штурмана, но решающим по-прежнему осталось летное мастерство экипажа. Особая роль отводилась стрелку - он должен уметь стрелять со всего вооружения вертолета, а это и пушка и курсовые пулеметы и Нурсы. Вы видели, как наносит удар вертолет? Как он падает на цель? Нет? Вертолет штурмует цель в пикировании также как и самолет, с той только разницей, что выход из пикирования у него осуществляется, конечно, по другим законам, т.к. у него все-таки лопасти, а не плоскости и реактивный двигатель. И поэтому, в момент пикирования и вывода из него, на вертолетчика действуют большие перегрузки. Да и скорость выхода не та, что у самолета. А если кругом горы, вертолет наносил удар до высоты 300-500 метров, в момент вывода его из удара, он зачастую беззащитен от града пуль и снарядов душманов. Никакие парашюты не могли помочь экипажу, если в него попадала очередь ДШК, а горы довершали разрушение, т.к. времени покинуть вертолет, просто не было. Вот и получалось, что на три жизни у них была только одна смерть. Такая вот неправильная арифметика.

Поэтому отношение к этим молодым ребятам, ежедневно рискующим жизнью, со стороны всех категорий должностных лиц было особенно трогательным. И тем острее была горечь утрат. Глядя на фотографии погибших друзей, возникало какое-то чувство вины перед этими героями, хотелось сделать все для того, чтобы, вылетая на удар, они знали силы и средства ПВО душманов, чтобы отдохнули хорошо, чтобы не волновали их вопросы готовности техники, вооружения. Это и были уже мои вопросы, ради которых я находился в Афганистане. И пусть простят меня те, кому я попортил не один литр крови, заставляя делать все для обеспечения нормального быта летчиков, к организации ремонта и профилактики техники. Для многих моя работа была незаметной, но делал ее я каждый день и, смею заверить, что не все там было просто. И воровали продукты, предметы быта, пьянствовали, и ссорились, и на все это надо было реагировать немедленно и жестко. Ставка была слишком высокой - жизнь экипажа летчиков. И в том, что число сбитых экипажей почти не увеличилось, была и доля моего труда.

Никогда не забыть мне тех прожитых дней в этом боевом полку, давших Родине двух Героев Советского Союза, большое количество кавалеров боевых орденов и медалей. Но впереди был другой гарнизон, другой род войск и другой коллектив, в котором я по настоящему нашел разницу между авиацией и пехотой, между сотней километров в авиации и сотнями метров в пехоте, где острее проявлялась взаимовыручка, психологическая совместимость, где положительные и отрицательные качества становились, видны буквально через несколько дней. Впереди была 108 мотострелковая дивизия, впереди был Баграм.

.

Б А Г Р А М

----------------------------------------------------------------------------------------------------

Ан-24 заходил на посадку в аэропорту Кабул под вечер. Ярко сияли пики вершин, окружающие город. Пыль висела в знойном воздухе и тоже светилась. Самолет покатил по полосе, мелькнули палатки 103 гвардейской воздушно-десантной дивизии, стоянки вертолетов с нашими опознавательными знаками и знаками афганской армии и вот остановка. Я вышел из самолета, огляделся. Никто меня не встречал, хотя было сказано, что встретит начальник Особого отдела КГБ по 108 дивизии подполковник Садыкбаев Исакджан Усманович.

На посадку заходила пара вертолетов, и раздались крики: "Баграмские". Лежавшие на траве офицеры, солдаты бросились к вертолетам. Я еще раз огляделся - никого уже и нет. Ночевать на аэродроме не хотелось, и я подошел к командиру экипажа, объяснил, что лечу в Баграм. Поскольку я был в форме офицера авиации, то вопроса не возникло и, взревев двигателями через 5 минут мы уже летели через гору, затем по ущелью в Баграм. Весь перелет занимал порядка 30-40 минут, вертолет бросало из стороны в сторону, но я уже привычно сидел и думал об одном - что меня ждет впереди? Как встретит коллектив, подойду ли я им, справлюсь ли с новыми обязанностями? В общем, было над чем задуматься. Но что-то говорило - не бойся, ты готов к этому, опыт есть, с людьми работать умеешь, знаний достаточно. Все-таки 10 лет оперативной работы, что-то да значит, из них 8 старшим оперуполномоченным.

Солнце зашло быстро, в темноте садились на аэродром. О Баграме я кое-что знал, даже однажды добираясь в Кабул, около часа находился на аэродроме, пока выгружали грузы.

Вертолет зарулил на стоянку, мы вышли из него, офицеры, солдаты пошли куда-то к дороге. Я спросил командира экипажа, где находится телефон, он показал на СКП и я пошел туда. Офицер, дежуривший на СКП, показал на телефон, который связывался с КП дивизии и попросил соединить с Особым отделом дивизии. На другом конце провода спросили- что надо? Я объяснил ситуацию, меня с кем-то соединили, затем я попросил соединить меня с Садыкбаевым. Мне ответили, что его нет , он в Кабуле. Я спросил, с кем говорю? Ответили, что это прапорщик Небратенко. Я сказал, что прибыл на должность заместителя начальника Особого отдела дивизии, фамилия моя Дуюнов. Маленькая пауза, затем вопрос, где я нахожусь, и просьба никуда не уходить.

Я присел на самодельную скамейку, огляделся. В сумерках были видны грозные боевые машины, далее стояла большая группа самолетов Ан-12. Ни огонька, только за дорогой, куда ушли офицеры, виднелись освещенные здания. На меня никто не обращал внимания. Каждый занимался своим делом.

Показался движущийся огонек. К стоянке подкатил БТР, с него спрыгнул высокий, подтянутый военнослужащий, который подойдя ко мне представился- прапорщик Небратенко, секретарь отдела.

Солдаты подхватили мои вещи, мы взобрались на БТР и поехали. Дорога через гарнизон, где дислоцировались афганские и советские вертолеты, самолеты, была разбитой, но БТР легко преодолевал все ухабы. Проехали минуты 3-4, как впереди показался шлагбаум, он был едва освещен. Раздалась команда по-афгански - Дрыщь! (Стой), ответ по-русски - Шурави!

Афганский солдат поднял шлагбаум, и мы проехали пост, кишлак, затем поворот налево через мостик и вот нас встречают советские солдаты. Въехали в городок, еще поворот направо и остановились. Солдаты подхватили вещи, куда-то понесли, а мы пошли в модуль. Зашли в коридор, звонок и мы в отделе. Два вооруженных солдата стояли перед дверями, еще один вооруженный ходил по коридору. Мне объяснили, что он охраняет военную прокуратуру, расположенную в этом же здании.

Офицеры, находившиеся в отделе, представились: Капитан Петенко! Майор Головкин! Старший лейтенант Подлесных! Майор Рыбников! Капитан Медведев!

Передо мной стояли подтянутые, улыбающиеся офицеры, во взглядах которых светилось любопытство, кого это нам прислали?

Я также представился, поздоровался с каждым из них, спросил, как они живут, где начальник?

Петенко Александр пояснил, что подполковник Садыкбаев находится в Кабуле, и должен был встретить меня на аэродроме, но, наверное, мы разминулись.

Мне показали мой кабинет, провели по отделу. Везде на окнах решетки, в кабинетах оружие работников, сейфы, телефоны. В общем, почти мирная обстановка. Если не считать того, что мы находились в центре провинции Парван, где активно действовали банды душманов. Дня не проходило, чтобы они не нападали на проходящие колонны, не обстреляли наши боевые посты.

Город Чарикар, центр провинции Парван, находился от нас в 7-8 километрах, но проехать туда было не так просто. Сколько на этом пути было убито и ранено наших и афганских солдат и офицеров, сожжено машин, это надо было видеть. Остовы, некогда богатырских машин, обгоревшие и искореженные, лежали в кюветах около дороги Кабул-Хайратон, Туркмения. Дорога вся в ямах, выгоревшая местами до грунта. Чарикар подвергался почти ежедневно нападениям и обстрелам из всех видов оружия. В расположенных рядом кишлаках живут офицеры, но там же располагаются и банды, совершающие нападения и обстрелы. Та же многопартийность банд, но одна цель-уничтожение народной власти, а заодно и нас.

Все это мне рассказывали Петенко Подлесных. Первый работал в разведбате дивизии, а Подлесных в районе города Джабаль-ус-Сараджа. Что бы добраться до Джабаля, так сокращенно называли Джабаль-ус Сарадж, надо было проехать Чарикар, затем Зеленую зону, о которой ходили легенды среди душманов. Зона располагалась между Чарикаром и Джабалем. Города расположены вдоль дороги, около гор, а зона в низине между ними и далее выходила в долину. Речка разделяла зону как бы на две половины. Это действительно была зеленая зона, т.к. кишлаки утопали в зелени деревьев. Особняки окружены деревьями и виноградниками. Населения проживало в зоне около 40 тысяч человек.

По дороге Хайратон-Кабул, в древние времена пролегали караванные пути, ведущие в Пакистан, Индию, Китай. В зоне проживало большое количество лиц, промышлявших разбоем на дорогах. Этим они занимались даже во времена правления Захир-шаха, встали на путь бандитизма и при народной власти. Бандиты были мобильные, имели хорошую стрелковую подготовку, и грех было заправилам агрессии против народного Афганистана не использовать эту силу в своих подрывных целях. И они использовали.

Гремели взрывы, горела земля. Проклятья неслись из многих кишлаков в адрес бандитов из "зеленой зоны". Обстреливали они и гарнизоны наших войск, совершали диверсии перед въездом на перевал Саланг, а Джабаль это ворота Саланга.

Об этой "дороге жизни" у нас написано много статей, показывалась жизнь наших воинов по телевидению, особенно много рассказывал первый командир батальона подполковник Хабаров, который знает эту жизнь, не понаслышке и которого знал и я.

Преобладающей партийной силой у бандитов в нашем районе являлось Исламское Общество Афганистана, которым руководил доктор Рабани, а командующим фронтом ИОА являлся 32 летний Ахмад Шах Масуд.

Почему фронт? Да потому, что главная дорога шла через перевал Саланг и далее уходила на север к городу Пули-Хумри, Талукану, Ханабаду ,Мазари-Шарифу, и далее в СССР, откуда осуществлялось снабжение наших войск всем необходимым для жизни и войны. Начиная от боеприпасов и кончая углем и дровами для отопления палаток и землянок.

Особо надо сказать о Паншерском ущелье, протянувшимся на десятки километров с юга на северо-восток и до Пакистана. Вот здесь и были сосредоточены основные силы душманов, их склады с оружием и боеприпасами, питанием, типография, даже собственная тюрьма. Отсюда планировались все операции против наших войск, против народной власти, уничтожение партийных, советских руководителей, засылалась агентура, для сбора данных о наших войсках и вооруженных силах ДРА.

Сложное время было - сентябрь 1981 года. Сложная обстановка требовала и каких-то радикальных мер. Но это потом. А пока я внимательно слушал этих ребят, в душе восхищаясь их мужеством, энергии и тому, что они совершали. Передо мной сидели обычные на первый взгляд офицеры, но это только на первый взгляд. Саша Петенко уже был награжден орденом "За службу Родине 2 степени", а Володя Подлесных был легендой дивизии.

Каждый из них не раз смотрел смерти в глаза и "косая" отводила взгляд. Впоследствии я не раз убеждался в их беспримерной храбрости. Умения принимать единственно правильное решение и всегда с уважением относился к этим ребятам. Рядом с ними нельзя было быть не такими как они. Передо мной стояла непростая задача. Думаю, что я ее решил, т.к. и Саша и Володя до конца оставались преданными моими друзьями. Оставшийся в живых Саша Петенко это подтвердит.

Часа через два в отдел зашел подполковник Садыкбаев, Я доложил, что прибыл к нему в качестве заместителя. О Садыкбаеве отдельный рассказ, а тогда он пригласил меня в кабинет, и мы долго обсуждали дела, которые мне необходимо было решать уже в новом качестве. Исакджан Усманович был доволен тем, что в качестве заместителя прибыл офицер из САВО, откуда и он, вдобавок из Киргизии, откуда и он. Пошли к нему в модуль, где он жил, выпили водочки и легли спать только под утро. Утром я проснулся часов в 5 , вышел на улицу и в утреннем свете рассматривал гарнизон. Улицы, конечно, никакой не было. Отдельно огороженный каменным забором и проволокой стоял штаб дивизии, затем шли модули офицеров, палатки солдат, из которых выбегали солдаты на зарядку, что было обязательным элементом жизни военного человека. После разминки солдаты и офицеры занимались рукопашным боем, затем умывались, шли на завтрак и потом на службу.

С этого началась моя жизнь в этом прославленном соединении, ведущем историю с Великой Отечественной войны и воспитавшем немало героев уже в наши дни.

Постоял я у стеллы с именами воинов погибших в боях за независимость Афганистана. И подумалось вот о чем. Пройдут годы, может десятки лет. Победит афганский народ и воздаст должное всем кто погиб за его свободу, в том числе и нашим ребятам. Их имена высекут на граните, и благодарные потомки будут приходить к этим памятникам отдать дань уважения их мужеству и стойкости в то трудное для афганского народа время.

Утром подполковник Садыкбаев представил меня командиру 108 дивизии полковнику Миронову Валерию Ивановичу, начальнику политотдела дивизии подполковнику Федорову Виктору Сергеевичу, начальнику штаба полковнику Касымову Турсуну Юлдашевичу, познакомил с заместителями командира дивизии полковником Бондаренко Владимиром Николаевичем, полковником Бойко, с военным прокурором дивизии майором Шкода, следователем майором Корякиными другими должностными лицами. Естественно я сразу не мог всех запомнить, но меня они запомнили, т.к. я был в Афгане не первый день, а это что-то, да значило.

О каждом из этих офицеров можно было писать книгу, т.к. они на голом месте создали быт воинов, обучили их тому, что нужно в бою, водили их в атаки, лечили раненых, оказывали моральную поддержку слабеющим духом.

В том, что здесь нужно иметь огромный душевный запас сил, я впоследствии убедился сам. У каждого из нас в Союзе остались семьи - жены, дети, внуки, родители, родные. Сказать, что у нас в Афганистане все было хорошо, значит сказать неправду. Это значит, что тот, кто прочтет эти строки, скажет, что этот человек либо не знает жизни в Афганистане, либо беззастенчиво врет.

По вечерам я видел, с какой грустью смотрели эти, с виду суровые воины, на фотографии близких, с какой нежностью они читали письма, сколько невысказанного было у них в глазах. И думалось, пусть у каждого из них будет все благополучно в семьях, пусть дождутся их любимые, пусть будут верны супружеской клятве жены, пусть порадуются возмужанию сыновей их матери, пусть у детей будут живы любящие их отцы.

Ох, далеко не до каждой супруги доходили эти молитвы, и я видел, как горько переживали измену близких эти, не гнувшиеся в суровых испытаниях люди. Этот груз мог раздавить слабого духом, и мы помогали друг - другу, чем могли в такие моменты. Предоставляли возможность побывать дома, просили прояснить ситуацию через военкоматы, политработников просили провести беседы, по месту прежней службы с супругой и бывало, что оживал человек.

Такие случаи было не утаить в коллективе, и они отрицательно действовали на окружающих, т.к. у каждого из нас в гарнизонах оставались, семьи и возникала предательская мысль, а как там дела у меня в семье? И не спрятаться от этого вопроса и не получить на него правдивого ответа. Вот как здесь быть?

Единственно, что помогало, так это наш жизненный оптимизм и святая вера в будущее. Мы верили, что наши семьи самые лучшие, жены самые верные, т.к. здесь переоценили и многое в себе и во взаимоотношениях с близкими. Это помогало выстоять в той буре испытаний, которая выпала на нашу долю. Мне не хочется, чтобы эти строки читали те "донжуаны", которые, пользуясь нашим отсутствием, соблазняли наших жен, и будут смеяться над моими рассуждениями о долге, чести, верности. Они не достойны, чтобы я называл их здесь поименно, я их просто презираю.

Те, кто был в Афганистане, становились чище душой и они заслуживают того, чтобы их любили достойные женщины, жены.

Без этого отступления трудно будет объяснить ту атмосферу. которая сложилась среди офицеров, находившихся в Афганистане.

Дел в отделе было очень много, мне надо было познакомиться со всеми оперработниками дивизии и начать практическую работу по руководству деятельностью Особого отдела. На заместителя начальника Особого отдела возлагалась обязанность по ведению контрразведывательной работы в штабе дивизии, по руководству частью оперработников, а точнее по руководству большинством оперсостава, т.к. Исаджан Усманович готовился к замене, в Союз и мне хотелось его разгрузить, т.к. он честно отвоевал свое. Он не возражал, скорее, радовался тому, что прибыл такой работящий человек. А скажите, чем еще можно заниматься в Афганистане, где ты 24 часа на службе, где нет разницы, где ты находишься, в дивизии или в полку, ты всегда на службе. И даже отдыхая, ты на посту, тут же твое оружие и твое рабочее место.

108 мотострелковая дивизия была введена в числе первых соединений в Афганистан из Термеза, прошла своим ходом до города Кабул, где и оставались ее полки до настоящего момента, вводом дивизии руководил генерал Кузьмин, затем его сменил полковник Миронов В.И. 180, 181 мотострелковые полки, артиллерийский полк, зенитно-артиллерийский полк, дислоцировались непосредственно в Кабуле, в районе Хайрхона, по-русски Теплый Стан, охраняя Кабульский элеватор, тюрьму Пули-Чархи, ГРЭС Наглу, дорогу на город Суруби и сам городок, до стыка с 66 Джалалабадской десантно-штурмовой бригадой, а штаб располагался в гарнизоне Баграм. Это мощнейшая авиационная база Афганистана, где размещалось три четверти авиации Афганистана и наша авиационная ударная группировка. Здесь же дислоцировался 345 парашютно-десантный полк, знаменитый полк, которым командовали Герои Советского Союза Кузнецов, Грачев, Востротин, Самонов, где служил Лебедь Александр Иванович и многие из тех, кем гордятся Воздушно-десантные войска, и с кем мне пришлось общаться в период работы в Баграме.

Дивизия несла охрану дороги, ведущей на север через перевал Саланг до стыка с 201 дивизией, вела боевые действия по уничтожению бандформирований в "зеленке" и в Пандшерском ущелье, где у Ахмад Шаха Масуда было под ружьем более 60000 регулярных войск. Это была серьезная сила с которой приходилось считаться, т.к. тактика боевых действий постоянно совершенствовалась, ибо у него были хорошие советники, да и вооружен он был не хуже нас. А о знании местности и поддержке населением и говорить не приходиться. У него были все козыри в войне с нами. И вот против такого противника нужно было организовывать контрразведывательную деятельность. Но у него была своя контрразведка и не хуже нашей, а агентуру он имел везде, в том числе и в Баграме.

С командованием дивизии у меня сложились очень хорошие отношения, о таких отношениях в Союзе можно было только мечтать. Командир дивизии полковник Миронов Валерий Иванович был очень коммуникабельным, доброжелательным человеком, всегда желанным в Особом отделе, от него не скрывалась оперативная информация, он знал всех оперработников не только в лицо, но и их имена и фамилии, всегда слушал их бывая в полках, принуждая некоторых командиров полков к сотрудничеству, деловому, имеется ввиду, для координации работы во время проведения боевых операций, от чего выигрывали в первую очередь командиры полков, уменьшая потери личного состава и выполняя поставленные задачи меньшей кровью. В том, что сложились такие отношения между командованием дивизии и Особым отделом заслуга конечно Садыкбаева Исакджана Усмановича, который очень много времени уделял добыче разведданных, установлению деловых отношений между оперработниками и командирами всех уровней, их информации по предполагаемому театру боевых действий, укреплению дисциплины в войсках, повышению политической бдительности.

С начальником штаба полковником Касымовым Турсуном Юлдашевичем Садыкбаев дружил, т. к. оба были узбеками, а это что-то да значило в этой обстановке, так что все вопросы решались быстро и качественно.

Особо хочу сказать несколько слов о начальнике политотдела дивизии подполковнике Федорове Викторе Сергеевиче. Душа коллектива, остроумный, обладающий неутомимой энергией, он постоянно находился в гуще военнослужащих. Если от командиров зависело, каким будет в бою солдат, то от подчиненных Федорова зависело насколько глубоко солдат будет понимать свою роль воина-интернационалиста, ведь он помогает отстаивать завоевания революции и своим поведением притягивать население на сторону революции, утверждать новые для Афганистана отношения между людьми. И Федорову с его подчиненными это удавалось.

В Афганистане не было такого понятия как конец рабочего дня, выходной и т.д. Формально все это было, но практически, о каком конце или начале рабочего дня можно говорить, если душманы использовали ночное время для совершения своих черных дел.

Но сказать, что мы совсем не отдыхали, значит покривить душой. Отдыхали, даже изредка фильмы смотрели, слушали концерты приезжавших к нам артистов - Иосифа Давыдовича Кобзона, Аллу Борисовну Пугачеву, Александра Розенбаума и многих других, дорогих нам в то время представителей шоу-бизнеса. Но, собираясь по вечерам в комнате у Исакджана Усмановича - Миронов, Бойко, Бондаренко, Федоров, Шкода и другие вновь возвращались к делам в дивизии. А дел было очень много, и решать их надо было, независимо от времени суток. Здесь же делились новостями, полученными из дома, радовались вместе приятным вестям, огорчались, если кто-то долго не получал из дома писем. Эти вечера превращались в вечера воспоминаний и строительства планов на будущее. Каждый вспоминал какие-то моменты из своей жизни, службы, почему-то запомнившиеся ему, доставал фотографии близких, писал письма. Слышались шутки, смех, звучали наши русские песни. Однако в этом, сугубо мужском коллективе, особо звучала тема отношения к женщине. К слабому полу у нас было особое отношение. Женщин в Афганистане было очень мало, они наравне с нами переносили все тяготы и лишения сурового быта, холод, жару, отсутствие элементарных условий женского бытия, невозможность проявить свои слабости, за которые мы их и любим. Риску они подвергались еще большему, т.к. мужчина все-таки воин и в случае обстрела или нападения на колонну или на гарнизон, знал что делать, а женщина могла растеряться. В тех условиях это было равнозначно смерти. С женщинами проводились беседы, занятия и это давало результаты. Многие из них под огнем душманов доставляли грузы Военторга в дальние гарнизоны, медсестры оказывали первую помощь прямо под огнем, отдавали свою кровь раненым. Мне очень хотелось бы назвать поименно тех девушек, которые отдали свои жизни за светлое будущее афганского народа, но сделать этого не смогу, т.к. я только слышал об их гибели, а лично знать не пришлось. В 1982 году руководство Вооруженными Силами СССР приняло мудрое решение и в Афганистан было направлено свыше 8 тысяч женщин, на должности машинисток, поваров, медсестер, библиотекарей, связисток и т.д. Это решение имело как положительное, так и отрицательное значение для нашей жизни. Положительное - это улучшение питания, медицинского обслуживания, психологического климата в среде военнослужащих срочной службы, офицеров и прапорщиков. Отрицательное - раздор в среде тех же военнослужащих из-за них, т.к. прибыл такой непроверенный морально контингент, что ссоры начались почти сразу же и принимали порой такие формы, что забот доставили гораздо больше, чем мы ожидали. Драки и ссоры развели между собой вчерашних друзей, между собой "дамы" также доводили отношения до крайностей, но их, в отличие от военнослужащих, нельзя было перевести в другой гарнизон, а решать проблему все-таки надо было. Партполитработа результатов не приносила, т.к политработники первыми поделили между собой красавиц и жили с ними достаточно свободно, а у кого из офицеров, прапорщиков повернулся язык сказать что-нибудь против политработника, который в Афганистане приобрел большую власть, ибо многие офицеры и прапорщики были членами КПСС , а руководили ими политработники и от позиции которых зависело, получит ли офицер повышение, будет ли представлен к ордену и куда поедет по замене. Но в Афганистане служили и военнослужащие - холостяки, молодые офицеры и прапорщики, которые всерьез строили отношения с молодыми девушками, но которые нравились и офицерам постарше и повыше должностями, вот здесь и случались такие конфликты, которые и не снились в Союзе ни политработникам, ни нам, сотрудникам Особого Отдела, которые получали негативную информацию о поведении отдельных военнослужащих и информировали об этом политорганы, для проведения профилактических мероприятий и укрепления морального духа в армейской среде.

Политработники младшего звена, замполиты рот, батарей, вместе с командирами взводов и рот, участвовали в боевых действиях, своим примером укрепляя боевой дух бойцов, но уже замполиты батальонов, полков - это уже была элита, которая берегла себя, главным занятием которых было - сбор негативной информации на командиров всех степеней, в том числе и на оперативных работников Особого отдела, что несло уже совсем другой оттенок политработы, с которым нельзя было мириться, ибо это заносило в какой-то 37 год, где доносы и негатив ломали судьбы храбрых, но порой бесшабашных командиров, но на дворе был 1981 год.

С начальником политотдела Федоровым Виктором Сергеевичем, порядочным и щепетильным в вопросах этики офицером, мы много беседовали на эту тему, и Виктор Сергеевич жестко реагировал на факты злоупотреблений со стороны своих подчиненных, привлекая их самих к партийной ответственности, а это автоматом означало одно - понижение в должности и дальнейшие неприятности по службе.

Политработники пытались создавать негласный аппарат в ротах, батальонах для сбора информации о своих же командирах, а с учетом того, что в каждом батальоне был оперативный уполномоченный Особого отдела, который занимался негласной работой среди личного состава, вверенного ему подразделения, то скоро информация о незаконной деятельности политработников становилась достоянием руководства Особого отдела, а мы передавали ее начальнику политотдела дивизии. И, хотя, надо честно сказать, таких горе - работничков от политорганов, было не так уж много, но вреда они приносили как офицерам, так и нам. Почему нам вы спросите, а потому, что органы КГБ СССР были передовыми, боевыми подразделениями партии, которыми руководили в войсках те самые политработники, не в прямом смысле, а в том, что мы состояли на учете в политотделах дивизий, все нарушения партийной дисциплины рассматривали парткомиссии дивизий, начальник политотдела мог присутствовать на наших оперативных совещаниях, знал формы и методы нашей работы, а в Афганистане без него мы не решали почти ни один вопрос укрепления дисциплины, перемещения военнослужащих в наших оперативных интересах, реализации оперативной информации. Вся оперативная информация представлялась на имя начальника политотдела дивизии, а не командира, для принятия по ней решения и это было законом нашей работы. Начальник политотдела имел огромную политическую власть над личным составом дивизии и его авторитет - это авторитет всех коммунистов дивизии.

Особенно много вреда принес офицерам 180 полка замполит полка майор Козлобаев, фамилия как по случаю отвечала его внутренней сути. Командир полка подполковник Мичурин Владимир не знал как усмирить этого "стукача", т.к. ни один проступок военнослужащих полка не проходил без того, что бы о нем Козлобаев не доложил, куда бы вы думали - прямо в политуправление ТуркВО, откуда он прибыл в полк с должности помощника начальника политуправления по комсомольской работе. И у командования начинались проблемы, а Козлобаев набирал "вес". Далее его аппетиты стали распространяться и на моих оперработников, он так хотел заставить их давать ему информацию, как на личный состав полка, так и на кого бы вы думали, на командование дивизии. Ведь руководство дивизии каждый день бывало в полку, расположенном в Кабуле, а это был и повод побывать на рынках Кабула, прикупить что-нибудь для семьи, для детей и передать в Союз, тут Козлобаев все и записывал в свою черную тетрадь.

Но все бы ничего, но ведь сам то замполит был далек от идеала, такой же хапуга и бабник. Он даже дрался с солдатом полка из-за девушки, с которой солдатик дружил, и считал, что ничего такого это не значит. Я долго терпел этого горе-политработника, лично сам имел с ним несколько бесед, но гонор и завышенная самооценка не давали ему трезво оценить ту негативную работу по дискредитации звания политработника, что по приезду заместителя начальника политуправления ТуркВО к нам в дивизию, мы, по согласованию с Федоровым, доложили ему все, что было совершено Козлобаевым и на зтом его карьера в Афганистане была завершена.

Дивизия была развернута по штатам военного времени, это около 30 тысяч личного состава, разнородного, по разному подготовленного, многонационального, плохо говорящего на русском языке и не всегда понимающего чего от него хотят командиры. Я уже говорил, что дивизия была разбросана на большом расстоянии вдоль дороги Хайратон-Кабул-Суруби, а это значит, что каждый мост, населенный пункт, охранялись нашими солдатами, от взвода и выше, где оторванные от своего подразделения бойцы устанавливали порядок проезда и прохода афганскими гражданами, и не всегда этот порядок был законным. Командовали этими блокпостами, как правило, младшие офицеры, не имеющие жизненного опыта, прапорщики, которые имели опыт, но по решению личных проблем. И вот здесь творилось такое, что доставляло головную боль, как командирам, так и нам, ибо это уже была политика. По-другому не назовешь. Наши бойцы вводили пошлины за проход, проезд афганцев в виде денежного эквивалента, а если его не было, то в натуральном виде- в основном в виде шаропа-афганской водки. Представьте, стоит ведро на одном конце моста и каждый проходящий в ведро должен бросить пакет шаропа, 100 грамм упакованной в целофан водки. За день собирается ведро, которое вечером употребляется вовнутрь, гадость приличная, запах такой, что мухи дохнут. Основную часть забирает командир, но достается и солдатам, а можете представить пьяного охранника своей да и чужих жизней. И если кто скажет, что такого не могло быть, я могу привести множество примеров разбирательств по поводу изъятия больших денег у наших доблестных охранников, как прапорщиков, так и офицеров.

Еще большие злоупотребления были в трубопроводной бригаде, которая охраняла трубопровод из Союза до Кабула, по которому перекачивался авиационный керосин для самолетов и вертолетов. Для прокачки были монтированы перекачивающие станции, которые обслуживали наши специалисты, а охраняли бойцы трубопроводной бригады.

Афганистан уникальная страна, пол литра керосина на семью на полгода, полное отсутствие электроэнергии, почти полностью вырубленные леса и проблема отопления и освещения - главная. А тут труба, да еще с керосином, ну как нашим умельцам с задатками бизнесменов не присосаться к ней, ведь это золотая труба. Она золотой и оказалась для некоторых предприимчивых охранников. Пробивалось небольшое отверстие в трубе, к нему подсоединялась емкость, и потихоньку сливался керосин в емкости, которые приносили афганцы, уплачивая за каждый литр керосина валюту-афгани, это деньги, причем большие деньги. Когда информация реализовывалась нашими оперработниками, то мы обнаруживали подпольных Корейко, причем гораздо более богатых. Некоторые охранники хранили миллионы афгани прямо под своей кроватью, не пряча и не маскируясь, такая уверенность в безнаказанности у них была. Многие кишлаки решали проблему отопления и освещения с помощью наших солдат и офицеров. Позор, да и только. Прокуратура и военный трибунал работали в полную силу.

Другая прибыльная сторона бизнеса прапорщиков и отдельных офицеров снабжения - продажа продуктов питания в дуканы афганцам. Продавалось все, что могли продавать мусульмане - сахар, сгущенка, спички, мыло, сигареты и т.д. и т.п.

Но очень опасную тенденцию мы обнаружили почти сразу- душманы давали своей агентуре задания приобретать оружие и боеприпасы, а это уже не спички и мыло, это куда серьезнее. И надо сказать, что и здесь были свои Кулибины, снимали с подбитой техники крупнокалиберные пулеметы КПВТ и под шумок сбывали душманам, сдавали пулеметы в ремонтный батальон, а оттуда опять же в банды. Мы работали, изучали личный состав, а они изучали как нас, так и снабженцев, причем иногда даже продуктивнее. Но рано или поздно мы находили этих торговцев оружием и тогда свершалось правосудие, но не возвращалось оружие, а ведь оно стреляло по нашим . И знаете не жалко было этих подонков, сам бы расстрелял, но прав не было таких.

Другая беда, которая проявилась также быстро, межнациональные отношения. Хваленый интернационализм дал трещину почти сразу, причем в самом неожиданном месте. В отношениях между самими мусульманами, нашими, солдатами. Чего-чего, но этого мы не ожидали. Солдаты узбеки издевались над своими единоверцами таджиками и туркменами, заставляя делать их самую грязную работу по уборке мусора, готовке пищи, стирке обмундирования, чистке сапог, заставляя нести по несколько суток дежурную службу, избивали их по поводу и без повода, не кормили по несколько дней, не давали спать. Не знаю, чем занимались политработники, но информации от них на эту тему мы не получали, да они не контролировали эту категорию военнослужащих, т.к. не знали ни языка, ни обычаев мусульманской части наших бойцов.

Мои работники регулярно получали информацию о происходящем в 181 полку, в артполку, но командование почему-то не принимало всерьез эту ситуацию, и она не преминула себя проявить, причем в такой форме, что аукнулась большим эхом.

В начале декабря 1981 года мы вместе с начальником политотдела Федоровым, зампотехом Бондаренко приехали в полк, для оказания помощи командованию полка и политработникам в предстоящей проверке полка, целый день работали в подразделениях, и к вечеру стало ясно, что наша информация имела самое серьезное подтверждение. Мы с Федоровым собрали офицеров полков и прямо сказали, что до "ЧП" один шаг всем надо быть в подразделениях, а после ужина начать проводить культурные мероприятия по уже утвержденной политотделом программе. Но ситуация вышла из-под контроля раньше. В 18:45, когда мы шли в подразделения, раздались автоматные очереди, послышались крики, мат и снова автоматные очереди. Над нашей головой пронеслись трассеры, мы упали в какую-то канаву, поползли к палаткам, где жили солдаты. Темно, кругом беготня, крики, снова стрельба, в общем, полный бардак. У Федорова в руках фонарик, он его только включил, как в нашу сторону раздалась очередь, чуть не попала в нас, мы снова упали на землю и поползли к палаткам. Стрельба продолжалась, откуда-то сбоку, там явно находилось человек 10-15, т.к. по интенсивности стрельбы можно было предположить, что стреляет не один, да и с боеприпасами у них все в порядке. Командир полка был неподалеку, и мы приказали ему подогнать несколько БТРов, включить фары и оцепить территорию полка, не давая уйти в горы, находившиеся рядом, стрелявшим. БТРы подогнали, осветили территорию, картина была ужасной, кругом убитые, раненые, валяется оружие, боеприпасы, какие-то вещи. Навести порядок, удалось не скоро, никто не мог понять, кто стрелял, в кого и почему? Построили всех, кого можно было построить, посчитали поименно, не обнаружили около 40 человек военнослужащих узбекской национальности, На склонах гор находилось боевое охранение полка, туда и двинулись стрелявшие. Связались по рации с охраной, те отвечают, что да, к ним пришло несколько солдат и разместилось в окопах, идти они никуда не собираются.

В это время стали разбираться с пострадавшими. Убитых было 8 человек, раненых более 40. Ночь на дворе, а тут такая ситуация, надо везти в морг погибших, это в Кабул, раненых в госпиталь, это тоже в Кабул, а ночью по Кабулу мы не передвигаемся, это время душманов, но делать нечего надо спасать раненых. Доложили в Баграм командиру дивизии, проинформировали прокурора дивизии, а сами стали проводить первоначальные следственные действия, предусмотренные положением об органах КГБ.

Сформировали колонну из 10 БТРов, погрузили убитых в машину, раненых в "санитарку", в БТРы и погнали в Кабульский госпиталь, находившийся на окраине Кабула, от нас примерно километрах в 10-15.

В это время оперработники проводили свою работу. Выяснились такие подробности, что мы не знали, как их оценить.

В полку существовала группировка узбеков, которую возглавлял Рустам Рашидов, племянник Первого секретаря ЦК Узбекистана Рашидова, каким-то образом попавший в Афганистан и который имел огромное влияние на своих земляков. За короткий период он сумел подчинить всех мусульман полка - таджиков и туркменов, заставив их выполнять все желания солдат узбеков, жестоко подавляя все протесты, вплоть до убийств. Это мы выяснили уже потом, в полку было несколько случаев необъяснимой гибели солдат, списанных командованием на боевые потери. Почему развязка наступила именно сейчас, мы не могли понять сразу, но потом по мере разбирательства все стало на свои места.

Утром мы вступили в переговоры с зачинщиками и к обеду они спустились вниз, сдали оружие, к этому времени в полк уже прибыли сотрудники прокуратуры и следствие продолжилось уже с их участием. Никто из подозреваемых ни слова не сказал о самом Рашидове, он же сам никуда из полка не отлучался, на все обвинения отвечал, что никакого отношения к происшедшему не имеет. Следователи пытались как-то привязать происшедшее к его лидирующему положению в полку, но его никто не заложил, настолько был его авторитет и социальное положение. Мы опросили всю агентуру, как русских, так и узбеков, даже наши агенты не выдавали правдивую информацию, сказалось то, что вербовались они впопыхах, без должной проверки и воспитания, отдача была именно такой, а на что еще можно было рассчитывать в полку, разбросанному по всему Кабулу, постоянно находившемуся на сопровождении колонн, либо на боевых операциях.

В общем, думаю, вы понимаете, что работы оперработникам хватало, да и не везде они могли иметь объективную информацию о происходящем в столь большом коллективе военнослужащих, причем замкнутом по признакам землячества, национальному признаку, да и вообще неважно поставленной агентурно-оперативной работе.

Разбор полетов вершил заместитель командующего 40 армии генерал-майор Винокуров, прокурор армии и начальник политуправления. Виноватыми оказались все командиры, но не прозвучало ни одного обвинения в адрес политработников. Пожурили и все. Мы свое получили позже от своего начальника, смягчило то, что мы давали информацию по этим вопросам политорганам, а то, что реакция была такой вялой, мы все же виновны, надо жестче ставить вопросы перед командованием и политорганами и требовать молниеносной реакции, иначе будут подобные рецидивы.

Это были те острые моменты оперативной обстановки , которые определяли не всю конечно, но большую часть повседневной деятельности оперсостава, о котором мне хотелось бы сказать немного больше, ведь именно с этими ребятами я прожил почти 2 года, деля вместе с ними и радости и неудачи нашего бытия, ругаясь порой, не всегда понимая друг- друга, но делая тяжелую и не видную для окружающих работу.

А Л Е К С А Н Д Р П Е Т Е Н К О

В Афганистан Саша был направлен в числе первых, в начале 1980 года на должность оперуполномоченного по обслуживанию разведывательного батальона дивизии. Это одно из наиболее боевых подразделений, в задачи которого входила добыча данных о планах душманов, о местах дислокации банд, складов с оружием, захват связников. Главарей и многое другое, без чего мы не могли планировать ни одной мало-мальски серьезной операции против душманов.

Командовал этим элитным подразделением майор Александр Николаев. Командовать таким коллективом мог только офицер, обладающий незаурядными способностями. Николаев был именно таким. Смелый, находчивый, умеющий найти выход из любого положения. Такими же он воспитывал и своих солдат и офицеров, Задачи, которые ставил перед батальоном начальник разведки дивизии подполковник Таранов Владимир Иванович, батальон выполнял качественно и в срок. Николаев болезненно переживал неудачи, был резок, вспыльчив, мог нагрубить, но также быстро отходил. В батальоне любили комбата и готовы были за него в огонь и в воду.

Многие главари банд поплатились за недооценку способностей Николаева и его офицеров. В самых неожиданных ситуациях, когда казалось, ничто не могло, помешать боевой группе бандитов установить мины на дорогах, выкрасть или убрать партийного работника, перед ними появлялись "орлы Николаева" и бандиты попадали в плен с вещественными доказательствами подрывной деятельности. Слава о Николаеве гремела не только среди нашей дивизии, его знали и душманы. Комбат был награжден боевыми орденами, орденоносцами были и все его офицеры, большинство его солдат. Но, поскольку ни одна победа не доставалась без крови, поэтому приходившие награды порой не заставали того или другого бойца батальона.

Саша Петенко был под стать Николаеву. Он проводил оперативную работу среди личного состава по повышению боеготовности, политической бдительности, по доведению стоящих задач до сознания каждого воина, и в том, что батальон выполнял их малой кровью, была заслуга Саши Петенко. Он с ходил в засады, добывал разведданные, допрашивая пленных, которые потом использовались для информации афганского командования и при планировании боевых операций.

Саша вел большую общественную работу в отделе. Он был избран секретарем партбюро отдела и оказывал значительную помощь руководству отдела в быстрейшем становлении вновь прибывших из Союза оперработников, т.к. ничто так не действует, как личный пример товарища.

Через 4 месяца мы выдвинули Петенко на должность старшего оперуполномоченного, ему было присвоено воинское звание - майор.

На Всесоюзном Совещании в Москве, в мае 1982 года майор Петенко представлял чекистов Афганистана и в своем выступлении заверил руководство ЦК КПСС и КГБ СССР, что сотрудники Особых отделов 40 армии приложит все силы, знания и опыт для защиты завоеваний Апрельской революции, что Родина может на них положиться.

Работая в инженерном полку, дислоцирующемся около города Чарикар, Саша неоднократно участвовал в боевых операциях по разминированию дорог, по уничтожению бандформирований в "зеленой зоне", в других провинциях. Когда Саша появлялся в отделе, первый вопрос - обстреляли ? Саша показывал на стоящий под окнами БТР, на котором не было живого места от пуль душманов. Но не отлили они пулю для майора Петенко. Бог его берег.

Саша замыкался на меня и поэтому делился своими планами на будущее. Я бывал у него в полку не один раз и по себе знаю, что такое проехать до Чарикара. Дорога узкая, от дивизии поворачивает налево и идет вдоль покинутых кишлаков, виноградников до поворота на Саланг, Здесь стоит наш блокпост. Поворот направо и прямо по шоссе. Это страшная дорога. Я уже говорил, что душманы подходили ночью к дороге, минировали ее, обстреливали из гранатометов колонны, и особенно доставалось тем, кто в одиночку пытался проскочить от Баграма до Чарикара. Как правило, мы находили сгоревшую машину и трупы. Своевольничали в основном афганские таксисты, наши водители ездили только в колоннах и под охраной БТР, БМП и другой бронетехники. В 17 часов движение по Афганистану прекращалось. Колонны сосредотачивались на специальных постах, и солдаты готовились к охране техники, грузов ночью. Выставлялись посты, укрывались бензовозы, вперед выдвигались бронегруппы, минировались подходы. А ночью начиналась карусель.

По постам стреляли из всех видов оружия, под шумок минировались дороги, посылались связные в банды, проводились совещания главарей, нападали на кишлаки, где находились защитники революции, обстреливали посты ХАДа, Царандоя, здания партийных комитетов.

Ночью и мы не дремали-наносили артудары по местам дислокации банд, помогали в отражении нападений на посты, на Народную власть. Ночью получали информацию из ХАДа, Царандоя и тут же следовал артудар по банде.

Поначалу я не мог к этому привыкнуть - кругом море огня, грохот, разве уснешь, когда есть такая счастливая возможность. Оперработники докладывали тут же об обстановке, требовалось принятие оперативного решения - оно принималось, следовал доклад, что удар нанесен, душманы отступили либо уничтожены.

С Сашей Петенко мы работали по несколько дней в Чарикаре. Я познакомился с сотрудниками ХАДа, Царандоя, партийными работниками и нашими советниками. Особенную власть имели партийные советники, которые направлялись из обкомов КПСС, из ЦК КПСС и имели огромную власть на местах, без их согласия не проводилось сколь - нибудь значимое решение местных вождей, они были самые высокооплачиваемые специалисты, мы против них были нищие. Жили они в Афганистане с семьями, в охраняемых коттеджах, передвигались по Афганистану под усиленной охраной, на машинах с афганскими номерами и фактов их гибели или ранения я не припомню за все время пребывания в Афганистане, но до чего они были жадные и не гостеприимные, могу сказать со всей ответственностью.

Другое дело партийные работники, афганцы, их убивали, не взирая на должности, убивали жен, детей, родственников, причем с такой жестокостью, что у нас, европейцев, кровь стыла в жилах, при виде вспоротых животов, отрезанных голов и частей тел. Не щадили сволочи даже детей, вырезали весь род.

Командование части, Саша Петенко, да и все мы, как могли, помогали афганским товарищам боеприпасами, продуктами питания, да и вообще поддерживали их морально, для них, поверьте, это было очень важно. Еще в 1981 году во время проведения боевой операции я разговаривал с генералом -афганцем, заместителем начальника оперативного отдела мотострелкового корпуса, который сказал, что если когда-нибудь мы уйдем из Афганистана, то нам всем придется уходить с нами, не будут им жизни на Родине. Это говорил офицер, причем не маленькой должности, в 1981 году, для меня это было конечно шоком. Мысли у многих офицеров-афганцев опережали время и наверное прозрение к ним пришло раньше нашего, они лучше знали свой народ и поэтому не очень-то и воевали со своим же народом.

Душманы под страхом смерти запрещали общаться с представителями народной власти, сообщать какие-либо данные об их составе, месте дислокации и горе тому, кто нарушил запрет. Нельзя
без содрогания смотреть на обезображенные трупы стариков, женщин и детей. Эти акты производили сильное впечатление на окружающих, но все же поддержка народной власти крепла с каждым днем.

Непреодолимой преградой между нами и афганцами лежал языковый барьер. Фарси понимали только таджики, для остальных это был иностранный язык. Чуть-чуть понимали их азербайджанцы. Вот среди этой категории мы и подбирали переводчиков, которые могли сами инициативно вести разговоры с афганцами на нужную нам тему, вести допросы пойманных душманов, как-то обобщать получаемую информацию. Еще большим препятствием была письменность- дари, ее наши переводчики вообще не знали. Так, что помимо того, что дехкане, запуганные душманами, боялись даже общаться с нами, мы не могли проверить у них документы, прочитать то, что написано в их прокламациях, различных справках. Афганцы хранят у себя все документы, справки от врачей, рецепты и порой предъявляли нам рецепты 30 летней давности, не имеющие никакого отношения к сегодняшней жизни. Более того, мы принимали за документ, удостоверяющий личность, партбилет, выданный Исламским Обществом Афганистана, т.е. нашими врагами, и отпускали их.

Моя задача, да и моих оперработников, состояла в том, что бы включать в оперативные группы наших сотрудников, из числа владеющих дари. Это очень помогало в разбирательстве с задержанными.

Приезжая в Баграм, Петенко останавливался у меня в комнате. Это была старая комната Исакджана Усмановича, он получил новую, в штабном модуле. Я поселился вместе с секретарем отдела прапорщиком Небратенко Николаем. Комната была большая, длинная, мы с Николаем поставили шкаф для одежды, оборудовали в ней перекладину, завели гантели, повесили зеркало, в общем, оборудовали мини спортзал, да и места для ребят хватало. Спали у нас и другие ребята, приезжавшие из других гарнизонов, здесь же висела дежурная радиостанция, 2 телефона, оружие, в общем, нас голыми руками не возьмешь.

Саша много рассказывал о своей жизни до Афганистана, о семье, строил планы на будущее. Я ему много рассказывал о службе на Дальнем Востоке, о той богатой и щедрой природе, которую вряд ли встретишь где-нибудь в другом месте СССР, и у Саши постепенно сформировалось желание поехать служить на Дальний Восток. Нами он был включен в резерв на выдвижение, написал рапорт и вскоре мы его проводили. Как мы ему завидовали, он ехал домой, к семье, на Родину.

Афганистан стал для нас своеобразным водоразделом, разделившим нашу жизнь на две половины - на настоящую, эту, афганскую и не настоящую, ту в СССР, где мы занимались черте-чем, только не контрразведкой. То, что было до Афганистана, вспоминалось как нечто бывшее не с нами. Настоящая жизнь начиналась только здесь. Здесь ты понимал, чего ты стоишь. И не всегда это понимание приносило удовлетворение. В чем-то надо было перестраиваться самому, помочь переломить себя другому, развить хорошее у себя и других.

Уверен, что Саша Петенко получил хорошую закалку в Афганистане и тот боевой опыт, который у него есть, сослужит ему хорошую службу и на Дальнем Востоке, куда он поехал.

В Л А Д И М И Р П О Д Л Е С Н Ы Х

----------------------------------------------------------

Этот не высокий, худощавый старший лейтенант, произвел приятное впечатление при нашей первой встрече своей сдержанностью, внутренней собранностью и просто личным обаянием. С Володей у нас сложились какие-то особенные отношения. Он только начинал свою оперативную деятельность, постигал премудрости этой сложной работы, но уже зарекомендовал себя как думающий, способный грамотно обобщать получаемую информацию оперработник и подполковник Садыкбаев поручал Володе подготовку черновых документов по отчетности отдела.

Подлесных успешно сочетал работу на объекте с этой нагрузкой и через 2 месяца мы выдвинули Володю на вышестоящую должность, старшего оперуполномоченного и направили на серьезный объект - 177 мотострелковый полк, дислоцирующийся около города Джабаль-ус-Сарадж, несущий охрану перевала Саланг. Оперуполномоченным в полку был старший лейтенант Звоник Виктор Петрович. Ребята были одного возраста, энергичные и работа у них пошла.

Подразделения полка дислоцировались около "зеленой зоны" и постоянно подвергались обстрелу, как из "зоны", так и с гор, начинавшихся сразу за территорий полка.

Дня не проходило, что бы душманы не напали на колонны, поднимающиеся на Саланг или спускающиеся к городу, не заминировали дорогу, не обстреляли из гранатометов. Солдаты и офицеры вели постоянные бои и обстановка требовала очистить данную зону от душманов.

В ноябре-декабре 1981 года нами, совместно с афганскими войсками, проводилась боевая операция по ликвидации бандформирований в районах Чарикара, Джабаль-ус-Сараджа, перевала Саланг. Сложным оказалось это делом, т.к. бандиты с приближением к зоне войск, оставили в домах-крепостях, окруженных виноградниками и террасами, небольшие группы снайперов, а основными силами уходили в Панджшерское ущелье. Мы выдавливали их из кишлаков, но только мы ушли из них, бандиты их тут же занимали, и все становилось по старому. Оставлять же в кишлаках гарнизоны возможностей не было, очень уязвимы они были бы в случае нападения.

От Баграма до Джабаля, так сокращенно мы его называли, было более 70 километров, и если ты доехал до Джабаля и тебя ни разу не обстреляли, значит, ты выиграл приз под названием - жизнь. Ни разу, за все время пребывания в дивизии, ни я, ни Подлесных со Звоником, не проехали из Баграма до Джабаля, чтобы нас не обстреляли. Спасала броня БТРов, скорость и мастерство водителей, да еще огневая мощь техники. А там ее столько, что душманам доставалось по полной программе. К тому же они применяли настолько примитивную тактику, а мы ее разгадали давно, что подъезжая к месту возможной засады мы, не дожидаясь обстрела со стороны душманов, сами начинали обстрел душманов и сколько злой радости было в наших глазах, когда оттуда неслись крики и стоны, вперемешку с проклятьями в адрес "Шурави", но мы то уже проскочили. Самое главное, что бы не подвело оружие, а за ним мы ухаживали как за любимой девушкой. Оно всегда было заряжено и готово к применению.

Я проехал по всем постам полка, Подлесных и Звоник познакомили меня с командирами подразделений, с работниками ХАДа, много нового я узнал от них о методах подрывной деятельности в этом регионе.

Обстановка была сложная, приближалась зима, душманы продвигались к кишлакам, вплотную подступавшим к нашим постам, грабили население, убивали мирных жителей, вступавших в контакты с народной властью. Очень хотелось помочь людям, видя их горе, слезы, следы пожарищ. Но душманы уходили из-под ударов, в открытые бои они не вступали, наносили удары в спину. Они заставляли минировать дороги мирных жителей, и мы часто обнаруживали мины, поставленные без запалов, вверх дном, либо плохо замаскированные. Таким образом, население оказывало им сопротивление.

Душманы вели активную пропаганду через печать. У них издавались примитивные листки для населения, где описывались несуществующие победы, перечислялись разбитые воинские части, как наши, так и афганские. Всем этим заправляло Исламское общество Афганистана. Выходили и журналы, издаваемые в Пакистане, с фотографиями погибших "борцов за веру", призывающие правоверных на борьбу с кяфирами, "неверными". Муллы, кази и вообще грамотные душманы, зачитывали эти произведения перед бандитами на молитвах, которые от этого зверели и клялись вести "газават", священную войну до победы зеленого знамени Ислама.

Не просто приходилось нашим и афганским солдатам и офицерам, сопровождавшим колонны, т.к. душманы очень хорошо знали местность, скрытно подходили к дороге и терпеливо ждали удобного случая. Наши посты были расположены вдоль дороги на самых опасных участках с таким расчетом, что бы в случае нападения оказывать друг - другу огневую помощь, имели связь и бронетехнику - БТРы, БРДМы, БМП, танки или САУ,это на случай нападения на посты.

Пост-это место дислокации взвода. Траншеи, блиндажи, минные поля- вот что такое пост. Пост-это круглосуточная боевая готовность, это тебе и отдых, и труд, и будни, и выходные, и вообще, вся жизнь с оружием в руках, Днем ты видишь проходящие колонны машин, в которых едут тысячи людей, твоих сверстников, за так необходимыми грузами, ибо в Афганистане все привозное, а ночью на тебя сыпется град осколков, пуль.

Мужественные ребята несут здесь боевую вахту. Вначале я поражался их вроде бы безразличию на происходящие кругом события, а потом пожил с ними на постах и понял, что они чувствуют опасность и хорошо знают свое дело. И вот, представьте такую жизнь изо - дня в день, из месяца в месяц и так 2 года. Герои. Порой не было даже прапорщика, командовал сержант срочной службы, но пост выполнял свою задачу. И как больно было слышать в сводках цифры наших боевых потерь.

К концу ноября 1981 года стало известно, что начальник отдела подполковник Садыкбаев заменяется в СССР. Для него это была большая радость. Офицер, направленный в январе 1980 года в Афганистан, испытавший на себе все трудности организации боевой подготовки личного состава, лично участвовавший в боевых действиях, проявивший мужество и героизм, награжденный орденом Красная Звезда, заслужил возвращение на Родину.

Жена Исакджана Усмановича - Клавдия Гавриловна, жила в городе Фрунзе с дочерью Индирой, сын - Алишер, учился в Алма-Атинском высшем общевойсковом училище. Они ждали его, это я знаю не понаслышке.

Не буду говорить, как мы провожали Исакджана Усмановича, сколько водки выпили, сколько тостов произнесли во славу Родины, за здоровье отъезжающего, короче, уехал Садыкбаев, и стало как-то пусто на душе.

Вместо Садыкбаева прибыл подполковник Лещук Станислав Николаевич из города Москвы. Я его встречал в Кабуле в конце ноября 1981 года. Мы на вертолетах пролетели над дорогой жизни, над перевалом Саланг, сел в полку у Володи Подлесных, затем в инженерно-саперном полку у Саши Петенко, а затем уже и Баграм. В вертолетах, инкогнито летела большая группа офицеров САВО, во главе с командующим округом генерал-полковником Язовым, которому мы также показывали наши гарнизоны, их размещение, быт.

Здесь же Лещук познакомился с Подлесных, Звоником, Петенко, кратко с ними побеседовал, задал несколько вопросов. Ребята отвечали в сжатой форме, т.к. не было времени на долгий разговор.

Станислав Николаевич был своеобразным человеком. Опыт сочетался с эрудицией, личным обаянием, невероятной работоспособностью, о которой впоследствии ходили легенды. Говорил он тихим голосом, мягко, но так убедительно, что не находилось доводов для возражений. Я первый испытал, что значит работать в полную мощь своих и чужих возможностей. Аналитические способности исключительные, оценка событий и фактов подчинена строгой логике и из простых, казалось, на первый взгляд, сведений, следовали такие выводы, что думалось, как все же мало я знаю и умею.

Недолго мне пришлось поработать со Станиславом Николаевичем, т.к. он вскоре был назначен заместителем Начальника Особого отдела КГБ по 40 армии и я остался один на один с проблемами дивизии, отдела и мне поручено было решать задачи за начальника отдела. Не знаю, как бы я справился с этими проблемами, если бы рядом не было Петенко и Подлесных. Саши до замены, Володи до гибели.

А пока, в декабре, январе, феврале марте 1982 года проводились боевые операции по очистке кишлаков от душманов во всех провинциях Афганистана. Станислав Николаевич был руководителем оперативной группы Особого отдела КГБ от 108 дивизии, участвовал в боевых действиях в районе города Ниджраб. Здесь душманы чувствовали себя вольготно, жили в кишлаках, нападали на наши и афганские колонны, минировали дороги и сделав свое черное дело, уходили назад.

Для того, что бы уничтожить их, мы применили другую тактику ведения боевых действий. Раньше мы уничтожали передовые отряды, втягивались в ущелья и двигались по ним. Душманы уходили в многочисленные ущелья, перерезавшие Панджшерское ущелье, рассасывались по пещерам, оставляя немногочисленные засады, а позже, когда мы выходили из ущелий, они вновь нападали на нас и не давали уйти из каменных мешков. Такие операции не приносили ощутимых результатов, т.к. душманы берегли свои силы и с нашим уходом, возвращались назад, и все оставалось по старому.

В марте резко похолодало, пошел дождь, переходящий в снег, и вот, под покровом такой погоды мы блокировали кольцом весь район операции, а для нанесения удара по душманам сосредоточили внушительную живую силу и артиллерию.

Когда афганские войска начали наступать на кишлаки, душманы применили свою старую тактику отхода в горы. Уходя, они раздели почти все население кишлаков, т.к. в горах резко похолодало, и надеялись отогреться в пещерах. Жители остались без одежды, обуви. Жалко было смотреть на посиневших от холода детей. Представьте огромный, холодный глиняный, не отапливаемый дом, в котором жмутся друг к другу десятка два детишек, а на улице метель.

Но душманы просчитались, вместо того, чтобы дать им ути в пещеры, мы блокировали их на путях отхода и огнем вынудили эту, многотысячную массу двинуться на огромную гору, с осыпями, без пещер, но со снегом, ветрами и ночным морозом.

Для душманов это было равносильно смерти, т.к. для них самое страшное - это мороз. Можете представить их отчаянье, что они пытались сделать для того, что бы уйти, но всюду их встречал огонь наших и афганских бойцов. Эту ночь с 7 на 8 марта, наверное, некоторые, которые остались в живых, вряд ли скоро забудут. На вершинах гор было очень холодно, дул пронизывающий ветер. Душманы лезли на прорыв толпами, стреляли беспорядочно, т.к. сильный ветер не давал возможности вести прицельный огонь. Но наша артиллерия долбила точнее, снаряд есть снаряд, он тяжелый и летит куда надо. Мы не пропустили их в ущелья, окопаться они не могли, т.к. все обледенело, прятаться за камнями долго они так же не могли, все тот же холод, короче, продержали мы их несколько часов в таком состоянии, а мороз доделал свое дело. Они пытались развести костры, где это можно было, но тут нашим артиллеристам было над, чем поработать. Короче, когда утром наши бойцы пошли вперед, то вокруг лежало столько трупов, что мы сначала принимали их за камни, но потом, толкнув такой камень, обнаруживали замерзшего душмана.

Живых осталось немного, они поднимали руки и сдавались. Видели бы вы, сколько злобы было в их глазах, звериной ненависти от холода, голода, от сознания собственного бессилия. Мороз по коже шел, когда думалось, что было бы с нами, попадись мы им в руки. Они с живых кожу сдирали, посыпали солью, и человек умирал в страшных мучениях. Детям и женщинам просто вспарывали животы и бросали.

Около суток пересчитывали погибших, собирали оружие, допрашивали задержанных. Всего за эту операцию, длившуюся около трех месяцев было уничтожено более 6 тысяч бандитов и на какое то время здесь наступило затишье.

Но некоторые группы все же прорвались и ушли к нам в тыл, некоторые ушли через кяризы, это колодцы для сбора воды, которые есть в каждом доме, по ним они также ушли. Душманы умело пользовались кяризами и мы часто не могли понять, каким образом у нас в тылу появлялись засады, мины, ведь мышь вроде не проскакивала, а факт есть факт - мины стоят.

Числа 12 марта Станислава Николаевича пригласили работники ХАДа и НДПА в один из домов, где лежала, убита семья партийного работника. Оставшаяся чудом живой женщина с плачем утверждала, что семью убили "шурави" - советские солдаты, это она видела собственными глазами. Так как кишлак мы освободили, и душманов здесь не было, обвинение было очень серьезным. Станислав Николаевич через нашего переводчика стал расспрашивать об обстоятельствах гибели семьи, уточнять детали. Убитые лежали в одном из домов и вначале нашим командирам даже не разрешали на них посмотреть. Но командир дивизии и Станислав Николаевич настояли на осмотре и их повели в дом. Афганцы вели себя нервозно, переговаривались, не хотели сами идти в дом, но деваться было некуда и они пошли.

Взору открылась страшная картина - 5 изуродованных трупов, 2 женщины и 3 ребенка. У всех перерезано горло, на телах огнестрельные и ножевые раны, кругом кровь, грязь. Стали осматривать убитых. В глаза бросалась одна деталь - горло перерезано очень острым предметом, края раны очень ровные, сделаны одним движением, т.к. нет других надрезов. Словом, убивали профессионалы и специфическим оружием. Стали расспрашивать оставшуюся в живых женщину, она кричит одно - "шурави", затем рассказала, как были одеты убийцы - наша гимнастерка, шапка, оружие. Мы привели нашего солдата, показали детали одежды, и женщина сказала, что убийцы были одеты не так как наш солдат. У них были не такие брюки, обуты они были в калоши. Это традиционная обувь душманов. На них не было солдатского ремня, и не висел штык-нож. Стало понятным, что это были душманы, одетые в нашу форму и вела их коварная и умная рука. Нашим штык-ножом нельзя отрезать голову, он для этого не предназначен, лезвие широкое и тупое. Здесь резали афганским ножом мести. Он заточен как бритва, очень острый. Советский солдат не может так зверски зарезать другого человека, тем более женщин и детей, а у душманов женщина ценится не дороже лошади, это товар, который можно купить, но можно и продать, убить. По афганскому обычаю убивают традиционно - нож в горло и отрезают голову.

Станислав Николаевич с присущей ему логикой доказал сотрудникам ХАДа и НДПА, что это дело рук душманов, которые пошли на то, чтобы таким образом спровоцировать столкновение между афганскими и советскими войсками.

Доводы Станислава Николаевича убедили афганскую сторону и они доложили в ЦК НДПА именно так, как оно было на самом деле. Я же доложил в штаб операции о существе конфликта и о том, что душманы применили новую форму подрывной деятельности- использование нашей формы для совершения диверсий.

Помощь в расследовании этого дела оказывал Володя Подлесных, который был рядом со Станиславом Николаевичем и лично осматривал всех погибших. Обо всем этом он потом доложил письменно.

Володя прибыл в Афганистан из Киевского военного округа, его семья-жена и маленькая дочурка, жили в маленьком гарнизоне на Украине. Во многих боевых операциях принимал участие Подлесных, но об этом позже.

К А Б У Л Ь С К И Й Г А Р Н И З О Н

----------------------------------------------------------------------------------------------------

Чтобы было более понятно, расскажу о расположении дивизии на территории Афганистана.

Основная часть подразделений располагалась в городе Кабуле. Два мотострелковых полка из трех, артиллерийский полк, зенитно-ракетный полк, располагались в окрестностях Кабула, батальон охраны в окрестностях города Суруби, это около 70 километров южнее Кабула, до стыка с зоной ответственности 66 десантно-штурмовой бригады.

Мотострелковые полки охраняли важные государственные объекты- элеватор, провинциальные комитеты партии, тюрьму Пули-Чархи, где сидели наиболее непримиримые враги народной власти, в том числе и родственники убитого Амина, ГЭС " Наглу", питающую электроэнергией города Афганистана, въезд в город Кабул с юга, и многое другое.

181 полк, располагался в местечке Хайрхона, в южной части Кабула вместе с артиллерийским полком, здесь же дислоцировались и части армейского подчинения - строительная бригада, инфекционный госпиталь, отдельные части других соединений.

Около поселка Даруламан, располагался 180 мотострелковый полк, которым командовал подполковник Высоцкий Евганий Васильевич. Неподалеку расположился зенитно-ракетный полк, охранявший Кабульский аэропорт, выделяя для этого несколько батарей.

181 полком командовал майор Поляков Николай, артиллерийским полком подполковник Сергей Углов.

В Баграме располагался штаб дивизии, разведывательный батальон, батальон связи, саперный батальон, ремонтный батальон, медико-санитарный батальон, отдельный батальон материального обеспечения, противотанковый дивизион, а также 285 танковый полк, под командованием подполковника Литовченко Игоря.

На разведбате вначале был Петенко Саша, а затем его сменил лейтенант Акопян Рафаэль, выпускник Высшей школы КГБ, маленький такой, смуглый, юркий армянин, очень скоро ставший душой коллектива за умение хорошо играть на гитаре, за коммуникабельность и за глубокие оперативные знания.

Саперный батальон обслуживал капитан Усенко Сергей, прибывший из города Горький, командовал батальоном подполковник Логинов Михаил Иванович, с которым я служил в поселке Гастелло Сахалинской области, где Миша был командиром саперного взвода, а я командиром зенитно-ракетного взвода. Его саперный батальон располагался рядом с нашим дивизионом. Мы не встречались с Мишей более 12 лет. Усенко Сергею легко работалось в батальоне, т.к. комбат Логинов, после прибытия в Баграм, пришел в Особый отдел представиться и увидев меня чуть не лишился дара речи, чего-чего, а вот этого он не ожидал, мы с ним на Сахалине жили в одном общежитии, а тут не хухры-мухры, его друг заместитель начальника Особого отдела КГБ дивизии.

На батальоне связи работал старший лейтенант Мордовин Николай, с отцом которого - прапорщиком Мордовиным Александром Петровичем, я служил в гарнизоне, откуда прибыл в Афганистан.

Ремонтный батальон обслуживал майор Головкин Виктор Иванович, который был в отделе на должности переводчика, но поскольку вначале мы не имели выходов на бандитские структуры, то он был как-бы не при делах, поэтому было принято решение, нагрузить его и он получил в обслуживание рембат. Парень он был обстоятельный, опытный, так что дело пошло.

Противотанковый дивизион обслуживал старший лейтенант Мингазов Талгат, находившийся в Афганистане довольно долго, вошел в числе первых, дело свое знал, но лежал на должности и ждал замены. Упрекнуть как-то язык не поворачивался, так-что он отбывал номер- пошлешь в батальон, идет, не пошлешь, будет в отделе балду гонять.

285 танковый полк обслуживал майор Рыбников Валерий Петрович, прибывший из ТуркВО. Опытный, знающий дело офицер, но усвоивший одну истину - больше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют. В общем, вреда никакого, но и пользы тоже. Валерий Петрович плотно обосновался в полку, никого не трогал, а его никто не беспокоил. Заменяясь, Исакджан Усманович советовал мне глаз с него не спускать, т.к. жди подарка. Ох, как прав был старый начальник, помучился я с Рыбниковым.

Секретарем отдела был прапорщик Небратенко Николай Алексеевич, грамотный и надежный шифровальщик, получаемые шифртелеграммы расшифровывались оперативно, давалось подтверждение, в общем, этот участок был прикрыт надежно.

180 мотострелковый полк обслуживали - майор Гладышев Сергей Иванович, легенда отдела, награжденный орденом Красная Звезда, участвовавший более чем в 50 боевых операциях вместе с легендарным вторым батальоном, под командованием капитана Аушева Руслана Султановича и старший лейтенант Гусев Анатолий Викторович, трудяга и очень порядочный человек.

181 мотострелковый полк обслуживали - майор Еврошин Анатолий Григорьевич, грамотный оперработник, глубоко порядочный человек, от общения с которым светлело на душе и старший лейтенант Мишанин Виктор Фирсович, молодой, энергичный, коммуникабельный, прибывший из Ташкентского гарнизона.

Артиллерийский полк обслуживал - майор Солодухин Вадим Александрович, наверное самый опытный из всех оперработников, было Вадиму более 45 лет, и среди молодежи он был в авторитете. Дело свое знал, подгонять его не надо было, своевременно получал оперативную информацию, работал по ней. По характеру коммуникабельный, уживчивый. Проблем для руководства не создавал, как говорят пахал на совесть.

На зенитно-ракетном полку трудился капитан Плетнев. Грамотный, перспективный офицер, с которым не было проблем ни по работе, ни по другим вопросам.

Медсанбат и батальон материального обеспечения обслуживал капитан Медведев. Он также был из первых офицеров, вошедших в Афганистан, поэтому на том этапе нашей совместной работы, он конечно больше ждал замены, чем работал, но он честно отработал свой срок и у меня язык не повернется сказать что-нибудь негативное об этом уставшем парне, объекты были до того беспокойные, что разбираловки его замучили. Он вскоре после замены Исакджана Усмановича был также заменен в Союз.

45 отдельный инженерно-саперный полк, дислоцировавшийся в городе Чарикар, обслуживал Саша Петенко, о котором я уже рассказывал. Полк обеспечивал саперное и инженерное обеспечение 40 армии, те, минировал подходы душманов к нашим войскам и разминировал их ловушки, обеспечивал разминирование дорог и маршрутов движения колонн, строил заграждения, обеспечивал водой войска и т.д.

Отдельный батальон охраны, расположенный в городе Суруби, прибыл из города Москвы и назывался Московским батальоном. Командовал батальоном бывший командир роты почетного караула, майор Басов Николай, высокий, стройный офицер, которого занесло в Афганистан не понятно каким ветром, ему бы сидеть в Москве и командовать ротой, но потянуло на войну. Батальон вначале был на охране Баграмского аэродрома, куда и прибыл своим ходом из Союза, но затем был передислоцирован в Суруби на охрану дороги на Джалалабад, до стыка с 66 бригадой. Обслуживал батальон старший лейтенант Горшков Сергей, прибывший также из Москвы.

Николай Басов вел себя также как и на параде в Москве. Он никого не боялся, не маскировал свои передвижения по гарнизону, не стер, вопреки приказу бортовой номер со своего БТРа, и, как следствие, в один день душманы произвели по движущемуся БТРу Басова залп из 6 гранатометов и Басов погиб. БТР так разворотило, что он уже больше ни на что не годился, только на металлолом. Родина потеряла храброго, но бесшабашного офицера, а семья отца и мужа. Уверен был Николай, что не отлили для него пулю. Оказалось, что отлили, даже гранату.

Вот после такого пояснения можно и рассказать об обстановке вокруг нашей дивизии.

Кабул был буквально нашпигован войсками, как нашими, так и афганскими. И не трудно было сообразить, что для агентуры бандформирований и спецслужб иностранных государств это был главный объект для сбора информации, здесь же располагались и Министерство Обороны афганской армии, генеральный штаб, штабы армий и корпусов , базы снабжения и т.д.

Особый интерес представляли и Ставка ГШ МО СССР, штаб 40 армии, 103 воздушно-десантной дивизии, авиакорпуса и т.д.

Нашими соседями были кишлаки Хайрхона, Даруламан. Жители этих населенных пунктов общались с нами безбоязненно, т.к. знали, что советский солдат их не обидит, это их защитник. Около КПП частей с утра и до вечера толпились дети. Разных возрастов и национальностей, богатые и бедные, они в короткий срок освоили русский язык и довольно бойко говорили с нашими бойцами. Солдаты знали их в лицо, пытались перенимать их не легкий язык, и если возникала ситуация, то быстро приходили к взаимопониманию.

Дети, в большинстве своем, чем-нибудь торговали. Утром они появлялись перед гарнизонными воротами с деревянными ящичками на груди, в которых были сигареты, жвачки, шариковые ручки, очки, т.е. все то, что мог купить солдат.

Другие, с утра зарабатывали свой хлеб мойкой машин богатых людей. Делали свое дело тщательно, у них были свои клиенты. Плата была, конечно, мизерная, но этих денег хватало на то, чтобы прокормиться. Одеты они были во все сезоны одинаково - рубашка на выпуск, легкие шаровары и калоши. Они кашляли, болели, но всегда были на своем посту, демонстрируя удивительную выносливость и трудолюбие. Их родители где-то служили, но большинство занимались торговлей. Кабул - это большой базар. Каждый что-нибудь продает. Афганцы труженники, умельцы. Из ничего делают удивительные вещи. Чеканка - загляденье. Кувшины, кружки, украшения, кровати, печки, да разве все перечислишь, что довелось увидеть в этом большом и шумном городе.

Магазинчики - дуканы, маленькие, располагаются по всей улице один к одному, в ряд, как правило, на первом этаже. Торгуют либо сам хозяин, либо его работник, в зависимости от категории клиента. Когда входит богатый покупатель, то хозяин сама любезность, когда входит женщина, то слуга либо мальчишка.

Товары в магазинах разнообразные - начиная от иголки и кончая дорогостоящей радиоаппаратурой. Имеются специализированные магазины, торгующие одним товаром, например изделиями из меха - это "Зеленый ряд" по улице Пайванд. Здесь дубленки, шапки, рукавицы. В другом месте Кабула - Спинзаре, квартал магазинов, торгующих радиоаппаратурой из Японии, ФРГ. Магазины по продаже часов фирм Японии, Швейцарии, Гонконга, Множество магазинов по продаже джинсов, рубашек, сервизов, фруктов, овощей, напитков. В общем, куда ни глянь, везде дуканы. Мы удивлялись обилию неработающих днем людей. Все толкаются, что-то продают, обсуждают. И, в основном, мужчины. Женщины, как правило, магазинов не посещают. За 2 года пребывания в Афганистане, я не видел афганских женщин без паранджи. Даже находясь на квартирах у коллег из ХАДа - Ахмад Шаха Баруни, Анарголя, обучавшихся в Ташкенте, жен их вообще не видел, прислуживали дети, коих было великое множество. По законам шариата чужой мужчина не должен видеть лица женщины, не имеет права дотрагиваться до нее, тем более мы, неверные. Да нам и не очень-то хотелось нарушать эти вековые традиции, даже о здоровье жены нельзя было интересоваться у афганца. Да и они наверняка не очень понимали нас, когда мы рассказывали о женах, детях. Их эта тема не очень интересовала. И чтобы с ними работать, эти нюансы надо было знать. Если бы мы с самого начала учитывали эти национальные особенности, то, возможно, результаты были бы совсем другие.

Афганцы, продавая товары, страшно любят торговаться, это неистребимая черта характера восточного человека и мы не понимая этого, покупая товары не торгуясь, теряли авторитет среди них, а это в свою очередь, влияло на наше взаимное доверие.

Нашего человека, имею ввиду советского, было видно за версту- идет , глазеет, одет, как правило, во все новенькое, особенно женщины, их наши патрули забирали сразу, т.к. по одиночке нельзя было ходить по Кабулу, обязательно надо было иметь разрешение комендатуры и только под охраной.

Похищения людей имели место уже в то время, когда я был в Афганистане, причем пропадали они именно в торговых рядах. Зазеваются, оторвутся от коллег и, вот, нет человека. А мы потом переворачивали весь Кабул, но результат был нулевой.

Штаб 40 армии располагался на окраине Кабула, во дворце Амина, где теперь располагался и политотдел армии, где мы все становились на партийный учет, рядом располагались штабы подчиненных армии частей.

Дворец охранялся целым батальоном, система охраны продуманная, кругом огневые точки, все простреливается, проверкам подвергаются все входящие во дворец. Дворец очень красивый, стоит на горе, неприступный и гордый. Когда наши штурмовые отряды брали его, то по рассказам Валерия Востротина, командовавшего тогда ротой десантников, огонь был такой, что казалось никому в нем не уцелеть, но не только уцелели, но и перебили всю охрану дворца. Потерь, правда, при этом не смогли избежать.

Ставка, которой командовал маршал Советского Союза Соколов Сергей Леонидович, находилась, на другом конце города, она охранялась десантниками. Отсюда планировались все боевые операции, они же ставкой и утверждались.

Вся группировка советских войск была разбросана по Афганистану - в Кундузе - 201 мотострелковая дивизия, закрывала север Афганистана, 108 мотострелковая дивизия в Баграме, прикрывала центр Афганистана, 103 гвардейская воздушно-десантная дивизия, Кабул и участие в боевых операциях во всех провинциях Афганистана, 5 мотострелковая дивизия в Шинданте, закрывала западную часть Афганистана, мотострелковая бригада в Герате закрывала восточную часть Афганистана, 56 гвардейская десантно-штурмовая бригада в Гардезе, усиливала юго-восточную группировку, 66 гвардейская десантно-штурмовая бригада в городе Джалалабаде, закрывала дорогу, ведущую из Пакистана, причем очень близкого Пакистана, около 40 километров.

Авиация, в состав которой входил как минимум авиакорпус советских войск, располагалась по всей территории Афганистана, но наиболее мощной была группировка в Баграме, Кабуле, Кундузе. Каждая мотострелковая дивизия имела отдельную авиаэскадрилью, подчиненную ей, так, что авиации хватало. Добавьте сюда отдельные мотострелковые полки в Файзабаде, Газни, строительные части, части обеспечения, медицинские, связи и т.д.

По линии советнического аппарата имелась большая армия специалистов различных воинских профессий, дававших советы афганским командирам, политработникам, комсомольским работникам, по линии милиции существовал отдельный контингент советников. Представительство КГБ СССР в Афганистане было самое мощное, оно работало во всех структурах афганского общества и имело огромное влияние на руководителей всех уровней.

К этому стоит добавить еще и созданную на это время афганскую армию, не сказать, что совсем безнадежную, но во всяком случае, ее надо было еще учить и учить.

Создавалась армия по странному принципу- вылавливали молодых людей в одной провинции и отправляли служить в другую провинцию, обучали воинскому делу, вооружали , а на первой же операции половина этих защитников революции с оружием уходила к душманам и потом воевала против нас.

С другой стороны - семьи афганские большие, если несколько братьев воевали на стороне народной власти, то другие успешно воевали в стане душманов, и разобраться здесь было настолько трудно, что наши коллеги из ХАДа, не знали что делать, где искать утечку данных.

К моменту отправки меня в Афганистан, американские, пакистанские, китайские и другие спецслужбы в основном уже заканчивали работу по объединению разношерстных, разнопартийных банд эгидой Исламской партии Афганистана, Исламского Общества Афганистана, Исламской партии освобождения Афганистана и других. Всего насчитывалось более 30 более или менее крупных партий. Задача стояла по объединению их всех в единый Фронт освобождения Афганистана и сокрушению народной власти, а заодно и нас.

НДПА насчитывала в своих рядах около 70 тысяч человек, большинство которых состояло в партии "Хальк" - народ, меньшинство в партии "Парчам" - земля.

Партию "Хальк" создали Тараки и Амин, партию "Парчам" - Бабрак Кармаль и его сторонники. На объединительном съезде "Хальк" и "Парчам" в 1976 году образовали Народно-Демократическую партию Афганистана, НДПА, и 27 апреля 1978 года повели народ на штурм режима Захир-шаха и свергли его. Это был удар по американскому господству в Афганистане, поддерживающему режим Захир-шаха.

Реакция не могла примириться с тем, что из цепочки выпадала такая страна как Афганистан, поэтому с первых дней прихода к власти Тараки и НДПА, стали принимать меры к их дискредитации и свержению. В ход были пущены все средства - печать, радио, подкупались должностные лица, уничтожались лидеры.

В сентябре 1979 года физически были уничтожены Тараки и его приверженцы, к власти пришел Амин, который стал искать контакты с американцами, и создал почву для их открытого вмешательства во внутренние дела Афганистана. Но патриоты Афганистана не могли допустить сползания к реакции и поэтому на втором этапе Апрельской Революции, получившей развитие в декабре 1979 года, перед Афганистаном встала задача уже вооруженной защиты завоеваний революции от объединенных действий сил империализма.

К моменту моего прибытия в Афганистан - американские, пакистанские, китайские и другие спецслужбы в основном уже заканчивали работу по объединению разношерстных, разнопартийных банд под эгидой ИПА, ИОА и других. А уже их под эгидой Национального Фронта освобождения Афганистана.

Для этого мелкие банды объединялись в боевые подразделения, их личный состав проходил переподготовку в Пакистане, Иране в специальных школах. После окончания школы они получали оружие и тайными тропами перебрасывались в Афганистан. Снабжением банд занимались спецслужбы США, Великобритании, Испании, Италии, Китая, Саудовской Аравии и другие.

Винтовки М-16, минометы из США, Бур-303-из Великобритании, мины из Италии, пистолеты из Испании, автоматы из Египта и Китая.

К середине 1981 года были созданы мобильные, хорошо обученные, имеющие четкую организацию вооруженные формирования во всех провинциях Афганистана, по количеству не уступающие общей численности как наших, так и афганских войск.

Сложно было молодой республике защищаться от мощного натиска хорошо вооруженных и сплоченных банд, поэтому Ограниченному Контингенту Советских войск в Афганистане, так нас стали называть, пришлось всей своей мощью встать на защиту завоеваний Апрельской Революции. Советские офицеры, словом и делом помогали в становлении Вооруженных Сил Афганистана. Это было нелегким делом, если знать специфику самого Афганского общества, 20 миллионного афганского народа.

Во-первых, этомусульманская страна, с сильнейшим влиянием религии-Ислама. У правоверного не должно возникать и мысли о переустройстве общества. Это вбивалось в голову веками. Во-вторых, это страна почти полной неграмотности. Дехканин- бедняк верит безоговорочно слову грамотного человека, а так как грамотный в кишлаке как правило мулла, кази (судья), то все, что они скажут- это от бога. В-третьих, отсутствие всякой информации сверху. Народ не знал, что делается наверху, т.к. газет не было, радио кое-где, да и кто бы читал эту прессу, когда не было, кому ее читать. В-четвертых, мусульманам говорилось, что неверные захватили Афганистан и поэтому на всех молитвах, утренних, вечерних, муллы призывали правоверных на "газават"- священную войну с неверными. Призванные в афганскую армию неграмотные дехкане слабо понимали, что от них требуется, т.к. если мусульманин убьет мусульманина, то он попадает в ад, а этого они не хотели, поэтому вояки из них были никакие, политработа в армии была поставлена очень слабо, да и не понимали неграмотные молодые люди за что им надо воевать. Зато они хорошо понимали, что если примут смерть от неверного, то сразу попадают в рай. Поэтому они нас не боялись, умереть, также не боялись. А если к этому добавить то, что власть имела очаговый характер, т.е. в одном кишлаке жили и защитники веры и защитники народной власти, то становится понятным, что без полного очищения кишлаков от моджахедов, власть никогда не будет установлена на территории, где основная масса народа жила в кишлаках, разбросанных по горной, труднопроходимой местности, не имеющей связи как с центром, так и между собой. В каждом кишлаке были свои вожди, которым было наплевать на других вождей и которые заботились только об одном, как захватить побольше территории и обложить данью соплеменников.

Они также безжалостно уничтожали своих же единоверцев, лишь бы власти побольше, мы этому сначала удивлялись, а потом поняли, что это нам на руку- достаточно одного бандита поддержать продуктами, боеприпасами, он же уничтожит сам своего конкурента, нам останется только уничтожить его самого или договориться не трогать нас и наши гарнизоны, а как, вот тут-то мы со своими умными головами.

Конечно, к этому надо было еще прийти, получить одобрение и разрешение начальства, но на эту тему у меня стала болеть голова с момента прибытия в Афганистан, думаю, что не только у меня одного, таких умных там было пруд пруди, но одни это делали, а другие только советовали, в чем и была разница. Кто-то сидел тихонько и ждал замены, ордена, благ каких-то, а кто-то делал робкие попытки внедрить это в жизнь.

Все это я излагаю, естественно со своей колокольни, может у кого-то и раньше это созрело, но присутствуя на совещаниях в Особом отделе 40 армии, я что-то не слышал предложений на этот счет начальству, да и оно не очень -то торопилось использовать эту ситуацию в своих интересах. Короче, мы в отделе решили сами проявить инициативу и попытаться как -то повлиять на несговорчивых командиров бандформирований и что-то удалось, но об этом позже.

Боевые действия наша дивизия вела круглосуточно на территории зоны ответственности, как локальные, так и долгосрочные. Они делились на засады, на боевые выходы, сроком на несколько суток, боевые операции, с привлечением других соединений, боевые операции в составе армейской группировки, где планирование велось уже в Ставке, боевые операции по прикрытию операций афганских войск, где нам отводилась роль статистов, но это очень редкие случаи, от силы одна-две за период пребывания в Афганистане.

С момента прибытия в 108 дивизию, мне пришлось с первых дней принимать участие в боевых операциях в составе оперативного штаба дивизии, где каждый делал свое дело - батальоны вели боевые действия, связисты обеспечивали связью, саперы разминировали дороги и места боевых действий, артиллеристы поражали цели по координатам, которые давали артнаводчики и разведчики, авиация наносила каждодневные удары по позициям душманов, вывозила раненых и убитых, тылы кормили бойцов, медики лечили. Вот в этой обстановке надо было найти и свое место, не мешая командирам и не вмешиваясь в их работу, делать свою, не видную для других, но очень необходимую - допрашивать задержанных бандитов, документировать их показания, вербовать наиболее перспективных и забрасывать их в банды, остальных передавать в ХАД, проводить разъяснительную работу среди местного населения, изучать окружение гарнизонов и вербовать из них агентуру. Главное было готовить перспективных кандидатов, которые реально могли бы добывать развединформацию и передавать нам, оставаясь живыми, т.к. службы безопасности бандитов работали не хуже нас. Не раз приходилось видеть отрезанные головы наших агентов на обочинах дорог, воткнутые на палки, с искаженными предсмертными гримасами на губах. Если агент не выходил на связь более месяца, значит, его уже разоблачили и убили. У них нюх был на это, вернее, профессионалы работали против нас классные, с этим надо было считаться.

И по порядку. Заменился Исакджан Усманович, пришел Лещук Станислав Николаевич, это было в декабре 1981 года. Пока воевали, учились, наступает Новый 1982 год. Лещук еще новичок, меня приглашают на Новый год в 181 полк. Звонит Сергей Гладышев и говорит, что командир полка Высоцкий Евгений приглашает вместе встретить Новый год. Заказываю вертушки и вечером, часов в 16 мы летим в Кабул, встречает Гладышев, и из аэропорта мы едем в Даруламан, где стоит полк. Приезжаем, мне дают палатку, где жили оперработники, Станиславу Николаевичу другую, командир расстарался, все-таки приехал Начальник Особого отдела дивизии и мы до вечера говорим пока по работе, а затем нас приглашают в палатку командира полка. Собрались часов в 8 вечера в палатке Высоцкого. Присутствовали - Высоцкий, начальник штаба полка Жора Крамаренко, Гладышев, Гусев Анатолий, мы с Лещуком и две девушки - Аня и Тватьяна, служившие в полку - Аня в штабе, Татьяна в столовой полка.

Принесли все, что у нас было - водку, шампанское, закуску, девчонки испекли торт. Начпрод сервировал стол так, что из запасов полка там все было - шпроты, колбаса, селедка, картошка жаренная, в общем, стол как стол, Новый год все-таки.

Первый тост был за Родину, за Мир, второй за присутствовавших здесь офицеров, за боевых подруг, третий - стоя, за погибших в боях ребят.

Затем перекурили и снова за стол, разговоры стали снова о делах боевых, девушки перебили и сказали, что здесь не совещание, а встреча Нового года, снова за Новый год, за дорогих сердцу родных и близких, затем подошло время поднимать бокалы за Новый 1982 год. Выпили, потом еще и снова о делах, потом перекур, вышли на воздух .

Перекурили, зашли в палатку, Станислав Николаевия говорит, что есть еще повод выпить. Высоцкий спрашивает, что за повод, Станислав Николаевич говорит, что у Николая Акимовича 1 января день рождения. Посчитали за шутку, но, показав документы, страшно обрадовались, есть еще повод выпить. Снова наливали, выпивали, тосты шли одни за одним, дарили подарки. Руслан Аушев подарил мне свои часы - "Сейко", Высоцкий - нож, Жора Крамаренко - пистолет ТТ, который я потом оставил своему заменщику, ребята рубашку и джинсы, Станислав Николаевич хорошую ручку и блокнот.

Разошлись уже под утро, спать хотелось, но сна не было, это был второй мой день рождения в Афганистане, первый был в Файзабаде, когда я встречал его в другом коллективе, 186 Ошского полка, где были офицеры еще мало знающие друг - друга, где еще не было этого чувства братства, взаимовыручки, простой человеческой дружбы.

Почти все подарки были со мною до замены и если бы не обстоятельства, то, наверное, я их бы привез в СССР. Часы Руслана Аушева носят мои сыновья, настолько они надежные.

Пройдя несколько боевых операций, Станислав Николаевич был переведен на должность Заместителя Начальника Особого отдела КГБ СССР по 40 армии и в марте убыл в Кабул, а нам поставили задачу по уничтожению бандформирований в Суруби, где они нападали на наш батальон охраны и не давали ему выполнять задачи по охране дороги и колонны постоянно несли потери.

Операция была чисто нашей, дивизионной, руководителем операции был назначен Начальник штаба дивизии полковник Кандалин Геннадий Иванович, руководителем оперативной группы Особого отдела был назначен я.

Привлекались достаточно большие силы - два полка - 180 и 181, две роты разведбата, танковая рота, саперная рота, рота связи, эскадрилья Ми-8, гаубичная батарея. Колонна была достаточно большая, сила внушительная, но еще надо было дойти до района боевых действий. Вышли из Баграма колонной танковой роты, саперной роты, роты связи, разведротами и пошли на Кабул, куда было более 70 километров, прошли маршрут быстро и без потерь, обстреливать побоялись, т.к. артиллерии и танков было много и могли снести любой кишлак с лица земли, через 5 часов дошли до Кабула, место встречи было в 180 полку, соединились с колоннами полков, перепроверились, уточнили частоты связи, перестроили колонны по-боевому и по команде Кандалина вся эта мощь двинулась по намеченному маршруту-Кабул-Суруби. Было темно, 2 часа ночи.

Впереди колонны шли саперы, их ИМР (инженерная машина разграждения), затем через один шли колесные машины и гусеничные, бронетехника, все по-боевому. Я шел на своем БТРе, БТР-60 ПБ, старье такое, но еще двигающиеся, водитель рядовой Никулаев, оператор-наводчик рядовой Хамраев, через несколько машин от руководителя операции полковника Кандалина. Красивейшие места открывались взгляду - предгорье, затем горы и крутые дороги, серпантин, где на каждом повороте удобнейшие места для засад и постановки мин. Но бог миловал, колонна внушительная, появились внезапно, никто нас не ждал, это было положительно, но дорога дальняя, пока дошли до одного поворота в горах, еще было темно. Дорога шла вдоль речки Кабул, бурной и извилистой, не очень широкой, но с крутыми берегами и спусками. При подходе к одному повороту, часа через полтора хода, на нас обрушилась лавина огня со всех видов оружия. Было еще темно, сразу не сообразили, что это такое, а когда сообразили, то часть колонны проскочила это опасное место, а часть осталась на подходе. Сожжено было 2 машины, подбит один БТР, горят машины, крики раненых, беготня каких-то людей, в общем, было замешательство на какое-то время, но потом, сообразив, что самый старший в колонне остался я, принимаю решение и по связи объявляю, что слушать мои команды, и собираю командиров подразделений около БМП разведроты. Собрались быстро, оценили обстановку, она очень плохая, убитых 4 человека, раненых 6, надо убирать сожженные машины, иначе не пройти, и подавлять засаду. Связываюсь с Кандалиным, советуемся, утверждаем, наши действия и приступаем к работе. Первое это подгоняем танк и спихиваем подбитые машины в речку, обстрел сумашедший, но танк подбить - это не машину, он сам как шарахнет, грохот по всему ущелью. Спихнули, танк весь побитый, но целый, боец вылез, глаза больше пятаков, не верит , что живой, что-то кричит, но молодец, дело сделал профессионально и быстро.

Стали думать, что делать дальше, надо как-то проскочить этот поворот. А он простреливается на всю длину, т.к. является продолжением ущелья, метров на 800. Пока пройдешь, десть раз убьют. Мы не знали, что оно из себя представляет, стали смотреть карты, поворот около километра, а ущелье в глубину более 3 километров, кругом хребты высотой более полутора километров, на них очевидно и огневые точки, тем более били и из орудий, а это другое совсем дело. Снесут любой бронеобъект, надо что-то предпринимать.

Выход был один, надо подавить сопротивление огневых точек, а потом только продолжать движение. Предложений было много, но они мало отвечали на один вопрос - как быстро и без потерь.

Спорили долго и бурно, каждый считал свой вариант лучшим, но в армии есть единоначалие и я принял решение - переправить на другой берег речки разведроту, обойти окопавшихся бандитов по параллельному прищелку и подняться на соседний хребет и потом скорректировать артиллерийский удар. Для артудара использовать успевшую пройти батарею гаубиц Д-30, которую разместить на плато, примерно в 7-8 километрах от этого опаснейшего места. В Суруби находилась батарея "Град", дальность обстрела которой достигала 40 километров, а до нашего ущелья было всего 7-8 километров.

Вода в реке Кабул примерно 6-7 градусов, надо быть "моржом" чтобы войти в нее, но входить-то надо, а главное - кому?

Солдат, имени, к сожалению сейчас не помню, а надо-бы, герой ведь, предложил себя, в качестве первопроходца, обвязался веревкой, дали стакан спирта, выпил, вошел в воду, чуть подальше нашего места нахождения, бросился в воду, его тут же понесло по течению прямо на камни, он греб, как мог, но сносило вниз, выручила веревка, она принесла бойца туда, куда надо - на тот берег, он вышел, дрожит как пескарь, но молодец, развязывает веревку. Закрепляет за камень, и мы далее по этой веревке спускаем бойцов, человек 15, затем оружие, вещмешки с боеприпасами, опять водочки, и затем бойцы пошли по намеченному маршруту.

Весь маршрут занял более 5 часов, нелегкий это труд взбираться на горы, которые тебе не знакомы, более того, готовы в каждую минуту взорваться стрельбой и гибелью людей. Но обошлось, добрались до места без стрельбы и потерь.

Вот теперь настало время артнаводчиков, эти люди наводили артиллерию по своим координатам, делениям угломера, они были специалистами высочайшего класса, вызвали пункт управления артогнем, доложили координаты, артиллеристы дали дымовые пристрелочные залпы, посмотрели артнаводчики, сделали поправки, и понеслось.

Первые залпы орудий внесли какие-то смятения в рядах защитников ущелья, затем внесли коррективы артнаводчики и тут душманы почувствовали, что значит боевая мощь советских войск, от них потроха полетели. Они бросились к выходу из ущелья, это примерно километра полтора, но надо добежать, доползти, догрести, а потом ущелье взорвалось взрывами градовских ракет. Это смерть везде, от нее не спрятаться, не замереть, убивает "Град" всех, даже убитых. Несколько, очевидно главарей, пытались убежать на лошадях, но их догнали градовские залпы, когда мы проходили поворот и само ущелье, по нам не выстрелило ни одно орудие.

Пройдя поворот и ущелье, мы остановились, подождали свои войска, затем продолжили движение в сторону Суруби, где нас ждали наши бойцы, окруженные и замотанные беспрестанными обстрелами и потерями. От нас ждали таких действий, которые облегчили их положение и дали возможность жить, как и в других гарнизонах. Кандалин, оценив наши действия по разблокированию движения после ущелья, как очень правильные и удачные, приказал представить всех участников операции к боевым наградам, заявил, что впервые он стал свидетелем того, как офицер Особого отдела, взял руководство операцией на себя, а это не каждый день происходит, и это очевидно правильно, просит начальника политотдела дивизии, доложить наверх, что товарищ Дуюнов заслуживает самых высоких похвал начальства и очевидно его руководство само примет решение о его поощрении.

На момент проведения операции, да и вообще ранее, офицеров Особого отдела не награждали вообще, это не политика наших начальников, а реальная жизнь, не оценивали нашу работу сидящие в штабах и не участвовавшие в боевых операциях офицеры, а то что мы зарабатывали им очки в процессе подведения итогов, никто в расчет не принимал. К орденам нас не представляли те, кому мы были подчинены, Особому отделу КГБ СССР по 40 армии, они представляли только тех, кто служил в армейском аппарате, те же, кто служил в дивизионном отделе, вообще не мог рассчитывать на награду, так как был не на виду у начальства. И это было практикой Особого отдела армии, хотя там служили наши товарищи, которые нас знали хорошо и могли замолвить слово, но этого не делали, ибо заботились за свои награды. Мои друзья, хотя сейчас я сомневаюсь, что это были настоящие друзья, не один раз, когда надо было высказать мнение обо мне, говорили, что Дуюнов, конечно храбрый офицер, тем не менее, должен быть осужден как авантюрист, желающий добиться результатов самовольными действиями, вопреки планам вышестоящих начальников, а то, что начальство могло также ошибаться, никто во внимание не принимал, начальник всегда прав.

Поэтому, зная такое положение, командир дивизии, уже генерал-майор Миронов Валерий Иванович, после доклада начальника штаба полковника Кандалина Геннадия Ивановича, посоветовался с начальником политотдела дивизии полковником Федоровым Виктором Сергеевичем, дал команду подготовить наградные документы на меня - представив к ордену Боевого Красного Знамени.

Документы были подготовлены очень быстро и ушли в штаб 40 армии, вместе с представлениями на остальных офицеров и солдат, участвовавших в этой боевой операции, оттуда, после утверждения Военным Советом 40 армии, они были отправлены в штаб ТуркВО, для утверждения и отправки в Москву.

Наши начальники, получив информацию о том, что меня представили к государственной награде, поступили очень мудро - представили меня к очередному воинскому званию - подполковник, которое было присвоено Председателем КГБ СССР Юрием Владимировичем Андроповым на удивление быстро.

29 апреля 1982 года из Особого отдела КГБ СССР по 40 армии утром рано поступил звонок - майору Дуюнову Николаю Акимовичу присвоено воинское звание - подполковник.

Я, естественно, переспросил когда, номер приказа, мне подтвердил наш кадровик майор Лаппо Николай, который поздравил меня и сказал, что могу законно носить погоны подполковника. После этого я собрал сотрудников и объявил им об этом событии, назвав и дату, и номер приказа.

Вечером состоялось обязательное в таких случаях мероприятие- все сотрудники и командование дивизии поздравляли меня, налив стакан водки и бросив туда 2 больших звезды, который я выпил, достал звезды, которые тут же были прикреплены на новые погоны и я стал по воинской традиции настоящим подполковником, до этого никак нельзя. Долго мы сидели за столом, я все не мог поверить в то, что уже не майор, а подполковник, но это было так.

Закончив разбирательство с бандами, которые мешали нашему продвижению к городу Суруби, Кандалин принимает решение, теперь уже как руководитель операции, отправить роты разведбата в горы, усилив их подразделениями батальона охраны, с задачей уничтожения банд засевших по хребтам гор, окружавших Суруби.

Мы поднялись на плато, расположенное около Суруби, на позиции батареи гаубиц Д-30, и ребята рассказали мне, как они глушили душманов.

Артнаводчики поднявшиеся на соседние хребты в составе разведрот, связались по радио с командиром батареи гаубиц и дали координаты душманов, находившихся прямо перед ними на соседнем хребте. Командир дал команду зарядить орудия дымами, т.е. снарядами с дымовыми зарядами, и произвести пристрелку по координатам, переданными артнаводчиками. Снаряды полетели по целям и после этого были внесены корректировки , которые учли наводчики орудий и следующий залп смел с лица земли укрепления душманов, их самих и их огневые точки. Залпы шли один за другим, душманы не выдержали и стали бежать к выходу из ущелья, т.е. от нас в другую сторону, но тут их ждал сюрприз - по ним ударил "Град", а это- вам сразу в ад, господа душманы.

Результаты разгрома могли увидеть только экипажи вертолетов, которые фотографировали место боевых действий и потом доложили в штаб 40 армии, но мы об этом конечно не знали на тот момент. Мы планировали разгром банд в окрестностях Суруби.

На проведении операции были использованы силы вполне приличные - человек 800, да и оружия хватало, вертушки ждали сигнала на вход в зону, сторожили долго душманов, почти сутки, а потом получив условленный сигнал включилась в дело артиллерия, удар по позициям был для душманов полнейшей неожиданностью, от них летели только ошметки, ломались укрепления, оружие и хозяйственные постройки, это был для них крах.

Я пишу это в сокращенном варианте, на самом деле операция была в течение 6 суток, это на бумаге быстро и как бы не опасно, но война в горах - это не прогулка по городу, стреляли в наших бойцов из всех видов оружия и потери были, но я не присутствовал на театре боевых действий, выпало только допрашивать задержанных душманов, которые остались живыми после артудара.

В задачу сотрудникам Особого отдела не входит непосредственное участие в боевых действиях, но поскольку они входят в состав участвующих в боевых действиях подразделений, то вольно или невольно они также стреляли по душманам и сами порой получали и ранения и увечья, но для этого мы там и находились.

В этой операции мы имели как успехи, так и потери, не может война быть без потерь. Больно было глядеть на изуродованные тела бойцов и офицеров, но к этому привыкаешь и эмоции не должно проявлять мужчинам. Хотя, если честно, нельзя без слез смотреть на тех, с кем ты вчера разговаривал и пил водку, а сейчас он был в прошлом времени.

Еще 2 дня заняли мы на возвращение в Баграм, возвращались вроде бы с победой, но потери не давали повода для радости. Конечно мы сняли проблему для батальона в Суруби, но дальше было столько проблем, что скоро все это было забыто, ждали другие дела и не менее опасные.

Суруби запомнился тем, что это был мир субтропиков, там росли апельсины и мандарины, прыгали по деревьям обезьяны, я впервые увидел такое чудо, лианы, обезьяны, бананы, в апреле тепло, купаются люди в бассейнах.

Суруби это место отдыха шахской элиты, коттеджи, бассейны, чудо природа, но и тут пришлось воевать.

Только вернулись мы назад в Баграм, как нас вызвали в Кабул на постановку уже новой задачи, гораздо более масштабной и опасной. Задачу ставил маршал Советского Союза Соколов. А это что-то да значило, не каждый день нас приглашали в Ставку.

В апреле в Афганистане уже пригревало, побывав в горах лица наши стали темнее, солнце все-таки южное, да и высота сказывалась, поэтому когда мы появились в Ставке, на нас смотрели как на дикарей, откуда мол такие загорелые.

Операция предстояла такая, каких в Афганистане не проводилось до этого- ни по месту, ни по времени, ни по привлекаемым силам.

П А Н Д Ж Ш Е Р - Д О Л И Н А П Я Т И Л Ь В О В

---------------------------------------------------------------------

Начало мая 1981 года было богатым на события. По традиции , в торжественной обстановке отметили 1 Мая- день Международной солидарности трудящихся. В гости к нам прибыли партийные работники НДПА, сотрудники ХАДа, Царандоя, командование афганского гарнизона, короче, действительно день международной солидарности.

Звучали афганские песни в исполнении наших воинов-таджиков, танцы, в общем все по правилам восточного гостеприимства. Затем по нашему гостеприимству- пили водку, вино, потом чай со сладостями.

Примерно тоже происходило и на 9 Мая, в день Победы. Снова поздравления, застолье, вспомнили начало советско-афганской дружбы, Аманулло-хана и Владимира Ильича Ленина, 20 годы 20 века, клялись в вечной дружбе, обещали никогда не бросать своих афганских друзей в трудное для них время и помогать в укреплении завоеваний Апрельской Революции.

12 мая 1982 года командир дивизии и начальник штаба докладывали в Ставке план проведения боевой операции по уничтожению бандформирований Исламского Общества Афганистана в Панджшерском ущелье командующему ТуркВО генерал-полковнику Максимову.

Задача стояла одна- уничтожить банды ИОА, дислоцирующиеся в Панджшерском ущелье, обеспечив тем самым безопасность дороги Термез-Кабул и установить народную власть в освобожденных кишлаках. Для этого кроме нашей дивизии привлекалась 103 гвардейская воздушно-десантная дивизия, все десантно-штурмовые бригады-56, 66,70 мотострелковая бригада, 345 отдельный парашютно-десантный полк, ВВС армии, 45 инженерный полк, вся медицина армии- это не полный перечень наших войск, а добавьте сюда еще и воинство афганское, получается огромная сила. Вопрос- против кого же мы собирали такую силу?

Вся эта огромная, по меркам Афганистана сила собиралась против Ахмад-Шаха Масуда, 32 летнего афганского генерала, командующего Панджшерским фронтом, под началом которого было ни много ни мало- около 50000 хорошо подготовленных моджахедов.

Утверждал план и руководил операцией Маршал Советского Союза Соколов Сергей Леонидович.

Каждую оперативную группу дивизии- возглавлял лично командир дивизии, оперативную группу Особого отдела КГБ по 108 дивизии возглавил подполковник Дуюнов , т.е. я.

Оперативная группа Особого отдела 40 армии находилась в Баграме, возглавлял ее Лещук Станислав Николаевич, занимавший должность заместителя Начальника особого отдела армии, так, что контакт был хороший и помощь надежная.

Почему помощь, да потому что операция была уникальная и по масштабам до этого не проводившаяся, нужно было организовывать взаимодействие со всеми оперативными группами Особых отделов дивизий, с которыми ранее не приходилось работать, для координации нужен был опытный и знающий офицер, Лещук был именно тот человек. Думаю, что и другие руководители Особых отделов дивизий, думали также.

Уникальность операции была еще и в том, что ранее мы просто выдавливали душманов из ущелий, но уходя в другие ущелья, они вскоре возвращались назад, т.к. мы сами уходили оттуда, перебив какое-то количество бандитов, они пополняли ряды и снова были опасны как и до этого. Теперь же все Панджшерское ущелье, а это около 60 километров разбивалось на сектора, которые занимали наши дивизии и поэтапно мы должны были уничтожать бандитов. Операция планировалась длительная и направленная на уничтожение, а не на выдавливание с насиженных мест.

Для этого, часть войск высаживалась на хребты, окружавшие ущелье, минировались проходы в другие ущелья, предотвращая тем самым уход бандитов, а самая ответственная задача, ставилась нам, 108 дивизии- уничтожение бандитов внутри ущелья, т.е. самая кровавая и трудная часть боевых действий, потому, что мы заходили во владения Ахмад-Шаха Масуда, фотографии которого нам раздали сотрудники ХАДа, она у меня до сих пор в архиве хранится. Там Ахмад-Шах на фоне пещеры, молодой и здоровый, с нашим автоматом Ак-74, вход в пещеру закрыт нашим солдатским одеялом, мы должны его изловить и уничтожить. Это был самый сильный враг Народной власти.

Но это в теории, а на практике еще надо было дойти до него, Панджшерского ущелья, от Баграма до Джабаль-ус-Сараджа, затем до поселка Гульхана, далее дорога шла на перевал Саланг, а нам надо было поворачивать направо, через кишлаки, контролировавшиеся Ахмад-Шахом и войти в ущелье. Все это примерно 90 километров , их же надо было пройти своим ходом такой махиной войск, что очень и очень уязвимо с любой стороны. Колонна длинная, разношерстная, много того, чего ранее не ходило на операции- это машины с боеприпасами на много дней, продуктами питания, вещевое снабжение, управленческая техника, весь аппарат управления дивизии, обслуга-повара, машинистки, медсестры, чертежники и многое другое.

Все это надо было доставить к месту боевых действий, определить задачу каждому и смотреть, что бы они делали свое дело и не лезли не в свою тарелку, не все они конечно были нужны там, но собирались на войну все.

Задача сотрудником Особого отдела дивизии была поставлена перед выходом - обеспечить безопасность перехода к месту боевых действий на первом этапе, затем контрразведывательное обеспечение подразделений во- время боевых действий.

Расшифровывая вышеизложенное скажу, что первая задача оказалась не менее сложной чем вторая, бардака у нас в армии было столько, что диву давались - как это мы раньше этого не замечали, учиться приходилось по ходу операции, да и устранять их тут- же.

Первое-это связь. Такое количество вояк собралось вместе впервые, у многих рации, радиостанции в каждой машине, БТРе, БМП, командно-штабной машине. Тренировки по скрытой связи проводились, но были такими некачественными, что либо связь вообще отсутствовала, либо не прекращалась вообще и открытым текстом. Все радиостанции настроены на одну волну и в этом гаме можно было услышать все об операции , командирах, вооружении, о маршрутах движения, в общем полный цыганский табор, а не советские войска скрытно выдвигающиеся на боевую операцию против серьезного врага.

Каждый боец считал своим долгом найти земляка, передать ему привет, узнать с кем он еще идет на войну, сказать каким он идет в колонне и как его найти, в общем полный бардак.

Я намеренно заостряю внимание на этих, казалось мелочах, но они потом нам боком вышли.

17 мая 1982 года рано утром из Кабула вышли наши полки, из Баграма выдвинулась наша оперативная группа, сопровождаемая разведбатом, батальоном связи, саперным батальоном, танковым полком, вернее двумя батальонами, комендантской ротой.

В составе этой колонны шли и мы, на БТР-60 ПБ, это полностью устаревшая модель, которую мы готовили с таким трудом и которая все же дошла куда надо и не подводила во время операции.

Мы подождали подхода своих подразделений из Кабула, соединились около Баграмского поста и двинулись к Джабалю, с задачей блокировать район Панджшерского ущелья, обрезать пути отхода душманов из Зеленой Зоны, а затем начать продвижение по ущелью, выбивая душманов с их позиций.

Командиры частей знали свои задачи, им был знаком рельеф местности, места расположения складов, баз, точек ДШК, исламских комитетов ИОА.

Подразделения, в которых работали Подлесных, Звоник блокировали Зеленую Зону, вход в ущелье Панджшер, перевал Саланг.

3 батальон 180 полка, где находился капитан Гусев шел по северо-западному хребту ущелья, другие подразделения полка Высоцкого блокировали северо-восточный хребет. 2 батальон капитана Аушева Руслана Султановича шел непосредственно по ущелью, с задачей уничтожения укрепленных точек душманов, обеспечения продвижения основных сил дивизии. С батальоном шел майор Першуткин Иван, сменивший Гладышева Сергея Ивановича, убывшего по замене в СССР. Для него это была первая боевая операция, для Аушева Руслана Султановича последняя, в 1982 году он заменялся в СССР.

Помогал в выполнении задачи 2 батальону разведбат дивизии, под командованием майора Абдулина.

Нами, разведотделом дивизии были обобщены полученные в ходе подготовки к операции данные о бандформированиях, местах их дислокации, количестве, резервах, вооружении, укрытиях, складах, а затем детально проработаны с каждым оперработником на отведенном его подразделению участке. Особо ставилась задача по захвату руководителей Исламских комитетов, разведорганов, а также огневые точки ДШК, самое страшное оружие в борьбе с вертолетами и живой силой. ДШК были китайского производства, переделанные под стрельбу вручную, т.к. наши ДШК, находящиеся на вооружении танков были с электрическим спусковым крючком, т.е. стрелять можно только с танка, китайцы переделали под ручной спуск и это было страшной силы оружие.

По ходу операции ставилась задача по добыче документов Исламских комитетов, т.к. мы понятия не имели каким образом связники передвигаются по тропам и городам, в условиях Афганистана это было не простым делом, по малейшему подозрению любому афганцу могли отрезать голову, не объясняя причины. Но ведь сообщались же они каким-то образом, иначе не было бы той слаженности в действиях бандгрупп, которую они демонстрировали, значит существовала система оповещения, о которой мы не знали и надо было добыть документы связи, выявить способы передачи сведений.

Так как мы не знали языка, не могли читать на дари, к нам были прикомандированы офицеры ХАДа, Царандоя, партийные работники. Мы вначале очень этому порадовались, но потом поняли какую подляну нам устроили афганские "братья". Дело в том, что как только мы кого-то задерживали и начинали допрашивать , тут же возникали афганцы, которые не давали нам возможности работать с ними, вмешивались, что-то говорили им на непонятном диалекте, переводчики тут же начинали саботировать перевод, задержанные наглели и переставали вообще говорить.

Панджшерское ущелье находилось правее перевала Саланг и вытянуто с юга на северо-восток и вплотную подходило к Пакистану. Длина ущелья была свыше 60 километров, густо заселено, центр- город Анава.

В ущелье проживало большое количество таджиков, узбеков бежавших с территории нашей Средней Азии еще при Бухарском и Самаркандском ханах, осевших там и даже имевших родственников в СССР.

Командующий фронтом Ахмад-Шах, получил образование в Саудовской Аравии, воевал за Фронт Освобождения Палестины, имел боевой опыт и имел достаточное количество людей, оружия, свою разведку, контрразведку, тюрьму, типографию, т.е. мини-государство, которое мешало очень активно новой власти.

Ахмад-Шах владел шахтами по добыче драгоценных камней и мог закупать оружие и оплачивать труд своих моджахедов. Его бойцы были хорошо обучены, прекрасно знали местность, были мобильны и маневренны. Что -бы они не ушли в другие районы Афганистана весь район блокировался нашими войсками.

Зная их нравы, сильную разведку, мы не очень надеялись на то, что они будут сдаваться, поэтому готовились к серьезным боям, старались учесть все мелочи, т.к. потом могло быть поздно.

Основная нагрузка легла на бойцов Руслана Аушева, т.к. душманы поняв, что попали в мешок, оказали сильнейшее сопротивление.

19 мая 1982 года операция началась. Загрохотала артиллерия, затем авиация, вертолеты и мы пошли на душманов.

Штаб дивизии шел сразу за батальоном Аушева, т.к. руководить действиями подразделений можно было только тогда, когда решения надо было принимать очень оперативно и также оперативно доводить их до подразделений.

Душманы, несмотря на то, что по ним отработала артиллерия, авиация, все же сохранили управление и силы, пытались уйти в другие ущелья, но там их тоже ждали. Они стали концентрироваться в большие группы и предприняли несколько попыток прорыва наших войск. Сделали они это в первую же ночь, но мы были готовы к этому варианту и огнем артиллерии отбивали у них охоту на подобные мероприятия.

Подлесных, Звоник, Першуткин, Гусев докладывали о захваченных в плен душманах, об обнаруженных документах Исламских комитетов, штабов банд, об обнаруженных складах с боеприпасами, продуктами питания и т.д.

Работали мы с 8 пехотной дивизией афганцев, начальником ХАДа в которой был Ахмад-Шах Баруни, капитан, преданный партии человек, который подвергался репрессиям еще при Амине и с которым у меня сложились очень хорошие отношения. Ахмад-Шах сносно говорил по русски, даже мог писать и поэтому был очень ценным помощником.

Мне же в работе помогали майор Солодухин, старший лейтенант Мордовин Николай, переводчик майор Головкин Виктор. Остальные оперработники были в войсках и поддерживали связь со мной по телефонам , либо через посыльных.

В тот же день к обеду из батальона Аушева к нам было доставлено несколько бандитов, задержанных с оружием в районе боевых действий.

Допрашивали их несколько бригад оперативных работников из ХАДа, советники , переводчики, в общем народу было достаточно.

Сама схема допросов была проста- кто такой, откуда, как оказался в районе боевых действий и что тут делал.

Афганцы не церемонились с задержанными- били так, что они не приходя в сознание отправлялись к Аллаху, их выбрасывали за территорию операции, где их забирали женщины и несли в кишлаки, где хоронили в тот же день до захода солнца. Жестокость поражала вначале, пока мы не столкнулись с жестокостью душманов, которые не просто допрашивали попавших к ним наших воинов- они с живых сдирали кожу, жгли железом тела, отрезали конечности, головы, в общем средневековые методы и привыкнуть к ним было невозможно, по крайней мере вначале.

Продвижение войск было очень медленным, т.к. бои велись за каждый метр территории, бандиты готовы были на все сто, оружия и боеприпасов хватало, надо было их бить и бить.

После допросов оставшихся в живых бандитов забрали ХАДовцы, двоих же я оставил у себя . Мы их связали, потом привязали на ночь к колесам БТРа, поставили охрану , что бы их не убили сами же афганцы, очень они оказались кровожадными, и утром решили основательно допросить.

Один из задержанных, в возрасте 40 лет, интеллигентного вида, одетый в свежее белье, без следов пребывания на знойном южном солнце, утверждал, что он бедный дехканин из кишлака, расположенного в другой провинции и здесь находился случайно, приехал в гости к родственникам, а тут началась война и он, естественно, спрятался в горах. Оружие нашел, но не стрелял, т.к. не было патронов.

Второй, в возрасте 22 лет, грязный. Оборванный, со следами потертости на правом плече от ремня автомата или винтовки, загорелый, с мозолями на локтях и коленях, явных признаках ползания по горам в засадах, держался подобострастно с первым и оказывал ему мелкие услуги. Нам было ясно одно, что эти двое связаны чем-то большим, чем служебная зависимость. Да и не простым человеком был первый, назвавшийся Надир Ханом. Так же его называл и молодой душман по имени Заир.

Все ранее задерживавшиеся душманы были как правило худые, оборванные, грязные, не умевшие ни читать ни писать, смотрели на афганских и наших солдат с ненавистью, не отвечали на вопросы сотрудников ХАДа и твердили только одно -Аллах акбар!

Заир рассказал мне на другой день, что Надир Хан большой человек, прибыл в банду недавно. Главарь отдал в услуги ему Заира, который из того же рода, что и Надир Хан. Заир носил и чистил ему оружие, охранял при переходах из одной банды в другую, но не понимал чем занимается Надир Хан, т.к. его никогда близко не допускали в те помещения, где находились главари.

Было ясно, что задержанный явно не рядовой бандит, но дальше этого нам подвинуться не удалось в течение прошедших суток. Надир Хан твердил одно: "Я бедный дехканин".

Я созвонился с оперработниками в батальонах и дал задание найти среди задержанных душманов главарей, начальников службы безопасности, которые знают что-либо о Надир Хане.

Здесь надо отметить такую особенность афганского менталитета- когда дело не касается его, афганец расскажет о другом все, что знает, приврав при этом с три короба. Наша же задача разобраться в этом вранье и найти правду.

Из батальона Еврошина поступил доклад, что у них есть задержанный, который его знает. Даю команду доставить знакомца Надир Хана ко мне в опергруппу для допроса.

Вертолет через два часа доставил к нам задержанного по имени Гулям. Гулям владел грамотой, командовал боевой группой и был задержан после того, как расстрелял все патроны, разбил оружие о камни и ждал когда его убьют русские. Очень удивился когда с ним заговорил советский солдат-таджик и стал выдавать одну версию невероятней другой. Он здесь случайно, не стрелял, да и вообще хороший человек. Когда его спросили о Надир Хане, он с готовностью рассказал, что знал о нем, подписал сказанное и страшно перепугался когда его посадили в вертолет, думая, что возмездие наступило.

Мы же еще раз обыскали Надир Хана, прочитали найденные при задержанных бумажки. Обратили внимание на один документ, с печатью ИОА, подобную которой еще ни разу не встречали. Ахмад-Шах перевел ее. В документе было сказано, что Надир Хан направляется ИОА в Зеленую Зону и приказ всем начальникам Службы безопасности ИОА беспрепятственно пропускать его и оказывать содействие. У Ахмад-Шаха глаза стали как пятаки когда он это прочитал и уже был готов начать допрос Надир Хана, но я его остановил, сказав, что скоро привезут того, кто его хорошо знает и только после допроса того душмана мы приступим к допросу Надир Хана.

Надир Хана и Заира мы посадили в палатку, что бы они не видели Гуляма, поговорили с ним . Ахмад-Шах на коране заставил поклясться его говорить правду.

Выдержка у Надир Хана была отменная. Он ни чем не выдал своего волнения при встрече с Гулямом. Но самое удивительное произошло с Гулямом, он словно язык проглотил, когда увидел Надир Хана. Как ни старались мы начальником разведки дивизии подполковником Тараном Владимиром Ивановичем и переводчиком майором Головкиным Виктором Ивановичем разговорить Гуляма, он твердил одно;"Нист фамеди"- ничего не понимаю, и все тут.

Однако как только мы вывели Надир Хана из палатки, тут же начал говорить, что это большой начальник. Ахмад -Шах рассверипел, стукнул его так, что у того голова чуть не оторвалась, почему молчал?

-Саиб, это большой человек, его руки меня достанут. Ахмад-Шах пообещал , что его руки быстрее его достанут. Гулям кинулся в ноги, стал целовать руки, закатил истерику.

-Саиб, у меня 4 детей, я все скажу, но только не при нем, он убьет меня.

Мы убрали Гуляма под охрану и стали беседовать с Надир Ханом. Он изворачивался, отказывался от сказанного ранее и снова врал.Мы его уличали с помощью Гуляма и Заира, проводили очные ставки и в конце- концов Надир Хан стал давать показания.

Перепроверить его показания мы конечно в тот момент не могли, но заставили нанести на карту позиции ДШК, опорные пункты и Исламские Комитеты. Он хорошо разбирался в топографии и четко указал на несколько господствующих вершин, где стояли ДШК, показал где расположены Комитеты. Это в основном совпадало с имеющимися у нас данными, но было много и нового. Затем он осмелел и поняв, что мы его не убьем, попросил кушать и пить. Мы дали ему говяжью тушенку, хлеб, чай, масло. От тушенки он отказался поел хлеба, попил чаю без сахара, вот и вся еда. Здоров однако .

Полученные от Надир Хана данные мы тут же передали командирам подразделений, которым предстояло действовать на указанном Надир Ханом направлении и стали расспрашивать его дальше.

Надир Хан конечно не был откровенным до конца, но слыша взрывы гранат, стрельбу, видя как мы эвакуируем раненых и убитых, встречая наши сердитые взгляды, молчать не стал.

Он назвал около десятка фамилий главарей, места их укрытий, состав, вооружение, средства ПВО и многое другое, что представляло интерес на тот момент.

Мы тут же уточняли все сказанное, наносили на карту и передавали в войска. Работы хватало всем и нам и переводчикам. Затем Надир Хан устал, стал повторяться, потом замолчал совсем.

О самом Надир Хане я доложил Лещуку, он дал команду передать троих задержанных нашим сотрудникам из 3 отделения для дальнейшей работы, что мы и сделали на следующий день. За ними прилетели наши ребята, афганцы не хотели отдавать нам их, но тут командовали мы, и , вскоре они улетели в Баграм.

Не подумайте, что мы зациклились на этих душманах, нет конечно, их к нам доставляли по несколько человек в день, работали мы и с ними, просто этого душмана я запомнил более всех.

По ночам наши афганские друзья "мочили" своих афганских врагов и мы ничего не могли поделать, т.к. это была их Родина, их люди и они вольны были делать все, что им говорил доктор Наджиб, начальник 5 Управления ХАДа по борьбе с бандитизмом. Они все и делали- убивали своих соплеменников пачками, не хоронили, а просто сбрасывали их в быстрые воды реки Панджшер, холодной и широкой.

Мы поначалу пытались что-то мяукать про гуманизм, но наши очень образованные афганские друзья, говорили, что вы ребята, когда устанавливали власть Советов, "мочили" своих врагов сотнями тысяч и нас в Ташкентской школе КГБ СССР учили этому очень важному качеству чекиста- ненависти к классовому врагу, а мы очень хорошие ученики и также любим свою Родину, как Феликс Эдмундович Дзержинский, который был беспощаден к своим врагам. Не знаю, что за люди учили этих извергов, но они по настоящему верили тому, чему их научили в Советском Союзе и делали свою работу охотно и плевать им было на то , что мы давно все это осудили, ответ прост- вы осудили, прожив более 70 лет, а нам надо сейчас защитить народную власть, и не вам нас судить.

Днем грохотала артиллерия, бомбила авиация, стрельба была на позициях как наших, так и афганских войск, а ночью начинался кошмар- душманы концентрировали силы и предпринимали попытки выйти из мешка, делали вид что атакуют в одном месте, а прорывались в другом, но мы это все уже проходили, били, били и снова били.

Через несколько дней мы подошли в столице Панджшера- городу Анава, всего-то в тридцати километрах от входа в ущелье, можете представить наш темп движения, по 3-5 километров в сутки, очень тяжело было подвигаться по ущелью батальону Аушева.

В нашем понимании его и городом то не назовешь, кишлак он и есть кишлак, всего-то 10000 человек, но это для Афгана очень много.

Когда мы заняли Анаву, то обнаружили там всего нескольких стариков, остальные ушли в горы и мужчины и женщины и дети, город мертвых, но уходя душманы оставили нам столько сюрпризов, что мы их разгребали еще несколько месяцев.

Далее за Анавой был кишлак Базарак- это резиденция Ахмад-Шаха Масуда, до него было километров 30, там был такой укрепрайон, что мама не горюй, воевать не перевоевать душманов.

Занимая Анаву мы конечно в сам кишлак не входили, это их жилье, нам туда нельзя, мы расположились около города, на пустыре. Голая земля, ни деревца, сухое русло какой-то речушки, ниже течет река Панджшер, холодная, чистая, быстрая, кормилица этого ущелья и поилица, выше горы и прищелки, с которых нас можно атаковать. Жители ушли в горы унося все свое имущество, оставив пустыми дома, так они нас боялись, но через речку в кишлаке были какие-то люди, которые смотрели на нас, не предпринимая никаких действий.

Размещались мы на стоянку после осмотра места саперами, но все равно не избежали подрыва, только стали загонять машины -тут же начались подрывы

Подорвалось несколько машин батальона связи, машин артполка, но самое страшное произошло потом, когда надо было эвакуировать раненых и убитых воинов.

Мы запросили вертолеты, авианаводчики определили места посадки вертолетов, обозначили места приземления, поставили охрану и дали добро на посадку. Вертолеты в Афганистане не летают по одному , только парами, ведущий садится, ведомый прикрывает. Вертолет увидев розовые дымы садится на обозначенную площадку, зависает, затем аккуратно приземляется на грунт и тут происходит то, что я в жизни не забуду- под передним дутиком- колесом, взрывается мина, вертолет подбрасывает вверх, нас всех вниз лицом, вихрь над землей, вертолет взрывается, отлетают лопасти, куски обшивки, колеса, стекла, он горит и ничего не сделать, мину не нашли, роковая случайность, но он приземлился прямо на установленную грамотно мину.

Лопасти улетели прямо в речку, к домам расположенным прямо около речки, снесли несколько дувалов, деревьев и долго были памятником погибшим вертолетчикам, пока мы это все не убрали.

При взрыве погибло несколько авианаводчиков и просто зевак, которые смотрели на вертолет, ранений было много, но для нас все обошлось.

Разместились мы не сразу, надо было найти свое место расположения так, что бы быть ближе к штабу операции, но и подальше от войск, ведь пленных привозили только к нам, а они не должны видеть расположение войск, да и орут они во время допросов так, что лучше быть где-то в стороне. Место нашли не сразу, но нашли, около овражка, под защитой маленькой горушки, сухого русла речушки, поставили палатку для допросов, свою кухню , организовали связь, охрану, питание и принялись за задержанных. А их доставляли со всех театров боевых действий, поняли командиры, что их дело воевать, а наше добывать разведданные, для их же пользы. И поэтому у нас задержанных скопилось до 300 человек. Что было делать с ними, надо во первых их куда-то разместить, во вторых, накормить, в третьих их же надо охранять, ведь это профессионалы, им тоже жить хочется.

Я приглашаю Ахмад-Шаха, говорю, что делать с таким количеством пленных. Он невозмутимо говорит, давай расстреляем большую часть, оставим только тех, кто что-то из себя представляет. Спрашиваю, как он это себе мыслит? Брат по интернационализму отвечает, чего их жалеть, кормить, враг он и есть враг, расстрелять и нет проблем. У него есть свои счеты с ними, у него есть и люди, которые это сделают. Слушаю его, а самого панама поднимается, людоед какой-то а не коллега по цеху. А сам думаю, а что же делать, в конце- концов?

Докладываю Лещуку, спрашиваю , что делать, мне говорят, делай что хочешь, ты там начальник, с тебя и спрос. Во дают, мне ночь не спать, думать как этих орлов сохранить, а заодно и жизни своих бойцов, а мне советы такие дают. Но с другой стороны ведь здесь война, это не игрушки или учения в Союзе. Нет, надо прислушаться к совету коллеги Ахмад-Шаха и привести эту арифметику в общему знаменателю по его методу, иначе они приведут ее в свою пользу.

Думал, думал и придумал. У афганцев тоже был свой оперативный штаб, где сидел свой генерал, который хотел как и наши генералы славы, причем большей, чем шурави, а прославиться он мог только тогда, когда уничтожил больше бандитов, чем мы. Как они этого хотели, да и наверное правильно, это же были их люди, мы кто , пришельцы, а они хозяева своей земли.

Утром говорю Ахмад-Шаху, ты прав брат, предложение было верным, я передам тебе их всех по списку, сфотографировав их. Он соглашается, мы утром приглашаем наших фотографов из ОТО, сажаем их по 24 человека в два ряда и фотографируем, затем передаем по списку Ахмад-Шаху. Видели бы вы его лицо, это Жуков, который принимал капитуляцию немцев, может даже круче.

Афганцы располагались недалеко от нас и мы слышали крики людей, которых били и очевидно очень сильно, а потом долго кто-то стрелял внизу у речки. Через пару дней появился ликующий Ахмад-Шах, который все объяснил. Их отдел ХАДа оказывается провел большую оперативную работу и сумел выявить большое количество лиц, причастных к бандформированиям , разоблачил их и они по законам военного времени получили по заслугам, а сотрудники ХАДа получили повышения и награды. Это было похоже на правду, т.к. сам Ахмад -Шах уже носил погоны майора, и когда успел? Я его поздравил с повышением и спросил, а куда они дели без малого три сотни человек? Очень довольный собой Ахмад-Шах пояснил, что многие предприняли попытку к бегству, а несколько человек расстреляно по приговору Военного Суда. Остальные под конвоем отправлены в Кабул.

Мы разгрузили свою территорию, но проблем от этого не уменьшилось. Мы их брали в плен сотнями, у них кончались патроны, раненых куча, еда кончалась, с водой проблемы, а у них еще на шее женщины и дети, но они каждый день нападали на нас, думая вырваться из окружения.

В Особом отделе дивизии существовал взвод охраны, отделение которого было со мной на операции. Ваня Шелудяков, Алаутдин Шамсутдинов, Равшан и другие солдаты день и ночь охраняли как штаб оператиной группы Особого отдела, так и пленных душманов. Мы ночевали в специально оборудованном помещении- наверху стоял БТР, обложенный камнями, под ним вырыта комната для проживания, с постеленной соломенной нишей, где мы и спали. Все бы хорошо, но к нам любили прибегать с поля такие твари, которых мы в Союзе и не видели- каракурты, скорпионы и многое такое, чего даже я живший в Средней Азии не видел.

Рядом с нами располагалась батарея "Град", батарея САУ. Позади располагались афганцы.

Сколько бы раз ты не встречался с афганцем , столько раз с ним целуешься и говоришь-"Хубасти, Четурасти, Хайрасти!" Мне этот Ахмад-Шах до того этим ритуалом целования надоедал, что я от него стал прятаться. Но сын гордого афганского народа был неумолим, ему нравилось общаться с нами и зная чуть-чуть по русски, он считал своим долгом пообниматься с нами, а потом с гордостью говорить своим подчиненным, что шурави его любят и ценят, а главное доверяют.

Наш лагерь находился около города, а речка текла внизу, метрах в трехстах. 300 метров это только в мирной обстановке мало, а в Афгане это очень много. Подъехать к речке было невозможно, т.к. подъезды были заминированы, а в большинстве своем просто было не подъехать, крутые спуски. Дороги ведущие через поля к речке, нашпигованы минами, ведрами не наносишься, а пить приходилось очень много. Было принято решение применить ИМРы, они продавили тропинки для подъезда автоцистерн и под охраной БМП стали возить воду в лагерь. Ее тут же опресняли и мы могли использовать для питья и приготовления пищи. А вся пища -это тушенка, хлеб, чай.

У афганцев подход к пище совсем другой- они на войну ходили как на прогулку. Еда у них хоть и однообразная, но всегда из свежего мяса. С собой они всегда гнали стадо баранов, которые сами же и пасли, до места операции они их везут на машинах, пасут по очереди, вечером режут одного- двух, вот тебе и свежатина. Ахмад-Шах бывало приносил мне мясо, угощал им когда я приходил к нему в гости. Мы его подкармливали сгущенным молоком, маслом, которые он очень уважал.

Пообедав мы вышли на связь с подразделениями, ведущими бои в полутора-двух километрах от нас. Кругом горы, ущелья, масса речушек, высота три-четыре тысячи метров, душманы сидят на них и пока не собьем их оттуда, о продвижении и думать не моги. Получили доклады, обобщили их и доложили по инстанциям.

Солнце подошло к вершинам гор и ярко светило нам в глаза. Закат красный, слепящий.

На восточной стороне реки, метрах в 500 от города Анава, стоял небольшой кишлачок. Домов почти не видно из-за маленькой горки, лишь вторые этажи 3 или 4 домов выглядывали окнами.

Вначале я не понял, что за крики раздались в середине лагеря и вышел из-за БТРа чтобы посмотреть. Но тут же услышал щелканье пуль о камни и бросился в окоп. Бойцы уже заняли укрытия, весь лагерь смотрел за речку. В окошках домов, чуть видневшихся в сумерках, полыхали огоньки выстрелов. Стрельба велась из пулемета и автоматов. Насчитали 8 огневых точек. Душманы дождались сумерек, когда солнце стало светить нам в глаза и осветило лагерь и открыли огонь. Появились раненые. Тот кишлак мы не проверяли, он молчал и вот ожил.

Я побежал на КП, где уже собралось командование дивизии. Поставили задачу батарее САУ- подавить огневые точки душманов, а подразделению афганского разведбата прочесать кишлак.

Стемнело. Не сразу артиллеристы пристрелялись, но затем в течение минуты нанесли несколько ударов по домам , где сидели душманы, те прекратили стрельбу и стали отходить в ущелье, но не учли одного, что САУ может быстро менять позицию. Две установки передвинулись влево и стали прямо напротив ущелья, по которому уходили душманы. Несколько выстрелов и они уничтожены, еще несколько по домам, из которых стреляли и их больше нет.

Раненых у нас было 4 человека, один из командиров батареи и 3 солдата. Операции были сделаны здесь же, в передвижном госпитале.

Афганские солдаты вернулись с трофеями и документами, которые забрал Ахмад Шах. Позже он их принес к нам. Исламское Общество Афганистана, банда Мохамада. Всего уничтожено 10 человек. Я проинформировал командира дивизии, он дал команду представить расчеты к наградам.

Поужинали, везде раздавались стуки ложек о котелки, говор, шутки, смех. Война войной, а подкрепиться солдату надо. Кое-где сверкали огоньки костров и мы дали команду погасить их, по этим огонькам могли ударить из минометов.

У нас огоньки исчезли, а в афганском лагере они продолжали гореть. Не к добру горят, заметил Володя Таран. И как бы в подтверждение этих слов раздался како-то треск, будто рвут на части материю. В афганском лагере раздались подряд 3 взрыва, крики, поднялась беготня, костры мигом погасли. Затем еще 3 взрыва, но уже с недолетом. Ближе к горам, еще 3 мины разорвались в русле сухой речки, бросив на нас груду осколков и камней.

С постов, расположенных на горах доложили, что засекли выстрелы 3 минометов, в 2 километрах от них. Дали координаты. Минометная батарея дала залп, потом еще один и обстрел прекратился.

Эта ночь научила нас многому, в первую очередь тому, что душманов кругом много, у них имеются минометы с дальностью стрельбы до 4 километров, следовательно наши части и посты, должны располагаться вне зоны досягаемости минометов. Душманы пытались сбить нас с высот, но бойцы были начеку. Под утро стрельба затихала и душманы пытались отдохнуть. Но мы не могли им этого позволить. В течение дня афганские и наши подразделения, при поддержке артиллерии уничтожали опорные пункты банд, разминировали подходы у пещерам, где душманы собирались отдыхать.

Советские войска блокировали кишлаки, афганские бойцы начали проверку домов, колодцев. Душманы сопротивлялись до последнего патрона, бросали оружие и только после этого, сдавались.

Число задержанных росло, мы работали день и ночь, но людей не хватало.

Ахмад Шах доложил своему руководству об этой ситуации и вскоре нам добавили специалистов из Центрального аппарата Кабула. С ними прибыл и майор Мамедов, азербайджанец, знавший язык и письменность. Это здорово продвинуло дело, свой же приехал, которому можно доверять.

На помощь я вызвал майоров Еврошина, Солодухина. Головкина и старшего лейтенанта Мордовина я отправил в Баграм, для координации связи с центром и обобщения получаемой от нас информации и последующей ее передаче в Штаб операции. Информацию надо было обобщать, накапливать, создавать архив, это могло потом пригодиться в работе и анализе.

Головкин, Мордовин, Усенко занялись этой работой и вскоре мы уже, пусть ориентировочно, но имели данные по многим бандитам, знали роль многих жителей кишлаков в бандитском движении. Эту работу координировали с афганскими товарищами, привлекавшими для опознания бандитов, жителей кишлаков, которые мы освобождали.

Самое интересное началось через 10 дней. К нам пришел седобородый аксакал и попросил его выслушать.

Мы вышли к нему на беседу. На нас смотрели умные, мудрые глаза много повидавшего на своем веку пожилого человека. После обмена традиционными приветствиями, он обратился к Миронову, усмотрев в нем старшего, с просьбой разрешить ему подняться в горы и убедить ушедших жителей Анавы вернуться домой, т.к. он убедился в том, что советские и афганские солдаты никакого вреда мирным жителям не причиняют.

Аксакал предлагал дело, т.к. даже передачи афганской спецпропаганды не давали результатов, хотя передачи на кишлаки и ущелья велись почти круглосуточно.

Со стариком поговорил член ЦК НДПА товарищ Бариолай, другие начальники и договорились, что в случае, если ему удастся уговорить соплеменников, он должен подать сигнал нашим постам и они пропустят жителей через свои порядки в город.

Мы связались с постами и предупредили, что завтра надо пропустить одного афганца в горы и ждать от него сигнала. Сигналом послужит флаг из чалмы, которым будет размахивать старик. Это значит надо повысить бдительность и быть готовым ко всяким неожиданностям, т.к. от душманов все можно ожидать.

Вопросы приема местных жителей, проверки и отправки их в кишлаки стали предметом совещания афганского и советского командования, партийного аппарата, сотрудников ХАДа, Царандоя. Нужно было выработать какую-то новую форму взаимодействия между нами и афганской администрацией. Предложений было много и постепенно мы пришли к более или менее приемлемому варианту.

Женщин и детей было решено без всякой проверки сразу отправить в кишлаки, а с мужчинами должны будут разбираться сотрудники ХАДа, т.к. среди них могли оказаться пособники бандитов. Наша задача состояла в поддержании общего порядка в гарнизона,. недопущении ухода пришедших в горы с продуктами, боеприпасами и т.д.

Главное, всю инициативу мы возлагали на афганских товарищей, поскольку это были граждане Афганистана, пожелавшие вернуться к себе домой, не выступавшие с оружием в руках против народной власти, здесь было где развернуться и партийным комитетам и военным комиссариатам, сотрудникам ХАДа и Царандоя, по созданию своих органов власти в Анаве и прилегающих , уже освобожденных кишлаках. Мы готовы были помогать им словом и делом.

Два дня прошло в ожидании возвращения аксакала. За эти дни мы продвинулись вглубь Панджшера, выбили душманов из нескольких кишлаков, закрепились на господствующих высотах. Работы было много, задержанных доставляли к нам со всех участков боевых действий. Душманы просчитались, они очевидно рассчитывали на то, что мы немного повоюем и вернемся назад, а они просто отсидятся в горах, как бывало до этого. Но прошло уже более 3 недель, а мы не уходили, сжимая кольцо окружения. Душманы заметались, куда ни сунься, везде шурави. А ведь стоит жара, хочется пить, кушать, кормить всех тех, кого увели с собой, а запасов продуктов и воды нет. Душманы ежедневно делали по несколько попыток прорвать кольцо окружения и поэтому нашим ребятам приходилось очень нелегко.

Батальон Аушева не давал пощады бандитам, выжимая их из кишлаков и приближался к Базараку, резиденции Ахмад Шаха. От пленных душманов выяснили, что Ахмад Шах ранен в ногу и планирует прорваться через внешнее кольцо афганских и советских войск и уйти к племенам, жившим севернее Панджшера.

Мы дали команду Аушеву, Абдуллину, другим комбатам занять Базарак и не дать возможности Ахмад Шаху уйти. Для этой цели перебросили несколько подразделений им на помощь, но Ахмад Шах , хорошо знавший местность и имевший достаточное количество бандитов, сконцентрировал их в кулак и в одну из ночей мая, прорвался через кольцо наших войск и ушел с небольшой группой в горы, бросив штаб, типографию и лагерь для подготовки душманов, предварительно уничтожив всех заключенных.

Мы осмотрели эту тюрьму- большие и глубокие зиндоны- ямы, где Ахмад Шах держал своих противников. Была даже одна женщина, за что он ее держал, вообще было не ясно.

Особую ценность представляли документы, которые мы обнаружили в штабе Ахмад Шаха. В них раскрывалась структура банд, сосредотачивались данные на главарей банд, их заместителей, начальников служб безопасности, имелись списки душманов.

Бухгалтерия у душманов была на редкость добросовестной и разобраться в ней нам не составляло особого труда.

Неведомый начальник артвооружения фиксировал на заявлении главаря число, год выдачи боеприпасов, их количество, что потом подтверждалось распиской и приложением отпечатка пальца. А начальник финансовой службы выдавал бандитам под роспись денежное вознаграждение за убитых афганских и советских воинов, за установку мин, за подрыв машин.

Особую ценность для нас представляли личные дела агентуры Ахмад Шаха, которые получали денежное вознаграждение за сбор данных об афганских и советских гарнизонах. Эти люди жили в нашем окружении и честно трудились на душманов.

Нам предстояло разобраться с каждым из них и установить из каких побуждений они боролись против народной власти. Задача облегчалась тем, что на каждого из них служба безопасности вела личные дела, где детально прописаны их данные, места жительства и работы. Вначале мы не могли и предположить что попало к нам в руки, лишь потом, когда перевели, поняли, что за богатство у нас. Очень хорошо работала служба безопасности у Ахмад Шаха, серьезные помощники были у нее на службе.

Агентура была во всех структурах власти, Вооруженных Силах, ХАДе, Царандое, в партийных комитетах, в окружении частей и подразделений .

Душманская служба безопасности четко наладила не только получение информации, но и систему передвижения по районам, занятым душманами. Невозможно было из одного кишлака попасть в другой без их письменного разрешения и вызова от конкретного человека из кишлака. Если не было вызова, то человека сажали в зиндон, направляли запрос и если не приходило подтверждения о вызове, то смерть приходила немедленно. Таким образом погибло много агентуры ХАДа, наших помощников, помощников разведотдела дивизий. Это был новый элемент оперативной обстановки, который мы не учитывали , т.к. не знали о нем и недооценивали наших "коллег" по работе.

Структура подразделений у Ахмад Шаха носила четкий организационный характер, дисциплина была железной, наказание следовало неотвратимо, поэтому душманы редко сдавались без боя, только тогда, когда ранен или кончились патроны.

Постепенно мы выбили душманов из Базарака, уничтожили большое количество бандитов, но в пещерах и на высотах сидело еще большое количество непримиримых, которых нам предстояло выковыривать почти по одному.

В горах было множество пещер. Больших, вместимостью до нескольких сотен человек и животных и малых, рассчитанных на 5-10 человек, оборудованных для долгой войны, с заминированными подходами и неприступными базальтовыми стенами, из которых они нас и обстреливали.

Китайцы поставляли бандитам крупнокалиберные пулеметы ДШК с ручной системой стрельбы, переносные, 12,7 мм калибра, с прицельной дальностью стрельбы до 3,5 километров, они же били по нашим вертолетам.

Горы в Афганистане высокие, более 5 тысяч метров, а наш вертолет набирает высоту до 6000 метров. Но с учетом того, что вертолет в горах летает по ущельям, садится для того, чтобы забрать раненых, убитых,доставляет продукты питания, боеприпасы, душманы с помощью ДШК сбили много наших вертушек.Я уже говорил о том, как сложно было нашим ребятам уходить из-под огня ДШК. Мы чувствовали себя виноватыми за эти потери, т.к. должны были уничтожать позиции ДШК, но не успевали это сделать, потому что душманы быстро меняли позиции.

Через двое суток с одного из постов сообщили, что видят человека машущего флагом. Этот сигнал был принят и в воздух ушли две зеленые ракеты- ответ. Минут через 40 снова доклад- видим большое количество людей и животных идущих по ущелью.

Вначале показалась пыль, затем и люди, их оказалось столько, что мы не сразу поняли масштаб душманской агитации. В горы ушло более 6 тысяч человек, это без учета взрослого мужского населения, т.к. их практически не было среди возвращающихся.

С гор спускались в основном женщины, дети, старики. На них страшно было смотреть. Грязные, оборванные, исхудавшие до невозможности- кожа да кости. Мы знали как они скудно питаются, а тут 3 недели полуголодного существования. Особенно жалко было детей, они-то в чем виноваты.

Жители возвращались со своим имуществом , которое везли на осликах, коровах, несли на руках детей. Детей было очень много, они с любопытством смотрели на странную картину, появившуюся около их города.

Афганские солдаты образовали коридор, по которому шли жители. Женщины и дети были рассажены на площадке, южнее позиций афганских войск, их принялись тут- же кормить. Мужчин расположили на другой площадке, где начали работу ХАДовцы, партийные работники, военные комиссары.

Женщины и дети после проверки отправлялись по домам, в сопровождении афганских солдат, которые помогали нести их имущество, подгоняли животных.

Мужское население было задержано на несколько большее время, с ними предстояла большая работа, т.к. они были в бандах, общались с душманами, это были их родственники, они могли впоследствии повлиять на них.

Перед вернувшимися выступали члены ЦК НДПА, ХАДа. Интересно было наблюдать за этим ритуалом. Вначале сотворили намаз-молитву, а потом приступили к разговору.

Во взглядах сидевших было недоверие, настороженность, страх, любопытство, сменившееся недоумением, когда их вместо того, чтобы убивать вначале призвали к молитве, а потом прочли строки из Корана, где говорилось, что мусульмане братья и должны воздерживаться от совершения зла другому, если действия того не направлены на совершение зла другому правоверному. Им было сказано, что действия правоверного должны быть подчинены справедливости и кто это нарушит, будет считаться вероотступником. Никто из пришедших к вашему городу не имеет целью совершить зло по отношению к жителям города. Затем им было сказано о целях борьбы с бандитскими формированиями и задачах народной власти.

Пришедшие понятия не имели о том, что в далеком Кабуле произошла какая-то революция, ставящая своей задачей ликвидацию кабальных отношений между богатыми и бедными. Им было непонятно как это так- он бедняк и вдруг может жить также как и богач. Это шло против заповедей Корана и видел как они недоверчиво слушали ораторов и смотрели на них.

Конечно руководители НДПА не питали иллюзий на счет быстрого перелома самосознания, главное было заставить правоверного задуматься о причинах такого неравноправного жития и указать пути их преодоления, а от мыслей ведь никуда не деться.

Через сутки афганская пропаганда объявила по городу, что вечером жителям будет оказана материальная помощь продуктами питания, вещами, было указано время и место.

К назначенному часу стали подтягиваться мужчины с мешками, подойдя садились на землю и застывали в молчании. Кругом крутились дети. Но в отличии от кабульских, эти были пугливы. Не знали нашего языка и сторонились шурави.

В саду, под сенью яблонь и урюка стояло несколько машин с рисом, мукой, обувью и одеждой. На одну из них взобрался сотрудник отдела спецпропаганды и сотворив молитву обратился к сидящим со словами: -Народная власть, находящаяся далеко, в священном городе Кабуле. Видит в каком положении находятся ее подданные и проявляя заботу, решила помочь жителям Панджшера. Сейчас каждому главе семьи, в зависимости от количества членов. Будет оказана безвозмездная помощь продуктами и одеждой.

У правоверных, конечно удивлению не было предела. Я это видел сам. Они даже заколебались- брать или не брать, т.к. практика их жизни не имела такого прецедента. Всегда в долг и всегда под большие проценты. Но затем сомнения были преодолены и они стали подниматься со своих мест и подходить к машинам

Немудреное это было, но с политической точки зрения- это был сильнейший удар по идеологии душманов, т.к. вместо злодейских убийств, что должны были сделать шурави, населению была оказана жизненно необходимая помощь. А русские в это дело и близко не вмешивались. Дома мусульман в целости и сохранности. Никто их не грабил, не осквернял. Было над чем задуматься правоверным. Дни шли за днями, их никто не притеснял, они свободно передвигались по городу, собирались группами, начали торговать, мулла снова собирал их на намаз.

В этот период напряженно работали отделы спецпропаганды афганцев и нашей дивизии. Наш лейтенант Бабаев. Таджик по национальности, был среди них. Рассказывал о жизни мусульман в СССР, о том, как они активно строт социализм в республиках Средней Азии, о жизни своей семьи.

Бабаев хорошо знал Коран, многие обычаи и должен вам сказать, что этот скромный лейтенант сделал то, что не удалось афганским товарищам- он показал лицо шурави, которого душманы изображали свирепым, волосатым, пьющим кровь правоверных. К нему потянулись целые делегации. Мусульмане шли не к командованию, а к Бабаеву. С детьми он разучил несколько детских игр и они толпами ходили за ним с утра и до вечера. Мы опасались за жизнь Бабаева, т.к. душманы объявили на него охоту, не могли простить такой популярности.

Когда бандиты поняли, что просчитались, т.к. расчет был прост- шурави расправятся с вернувшимися жителями Анавы, а это даст новый приток добровольцев из кишлаков,, они не придумали ничего нового, как убить аксакала, пришедшего к нам с предложением вернуть односельчан к своим очагам.

Я видел это растерзанное, порезанное на куски тело мужественного, а, главное мудрого человека, вокруг которого собрались его односельчане. А надо сказать, что за свои 76 лет, он имел немало друзей в кишлаках. Похороны погибшего превратились в такое мероприятие, пропагандистского характера, о котором афганские товарищи могли только мечтать- они заклеймили бандитов и тех, кто их направлял. Своей смертью этот патриот Афганистана сплотил сомневающихся вокруг народной власти и показал, кто настоящие убийцы- моджахетдины или шурави?

После этой смерти дела у афганских товарищей пошли на подъем. Они сформировали небольшой отряд самообороны. Который нес охрану города ночью и вскоре обстреляли бандитов, пытавшихся проникнуть в один дом на окраине. Мы тут же приняли меры по оказанию им помощи оружием, обучили правилам взаимодействия с нашими постами и накрепко заперли город и кишлаки.

Прошло немного времени и мы приобрели в кишлаках верных союзников, которые убедились в нашем дружелюбии. В том, что шурави такие же люди, как и правоверные и от общения с ними они не становятся хуже.

Я оговорюсь, что конечно не все жители так прямо поверили нам, ведь в горах сидели их братья, дети, оказывающие ожесточенное сопротивление народной власти и нужно было много времени, что бы преодолеть это негативное отношение к нам со стороны забитого, запуганного всеми населения.

Но, главное было сделано, самосознание было разбужено, существовал реальный пример сотрудничества отдельных жителей с народной властью и это было очень важно.

Руководство НДПА через листовки, разбрасываемые по ущельям с афганских вертолетов, через радио, звучащее на кишлаки, объявило, что гарантирует жизнь тем мусульманам, находящимся в бандах, кто добровольно сложит оружие и даст клятву больше не подниматься на борьбу с народной властью.

Партийные комитеты, ХАД, Царандой в кишлаках создавали органы самоуправления, организовывали питание жителей, медицинское обслуживание детей, женщин, стариков, которые никогда ранее не подвергались медицинскому осмотру и было выявлено столько больных, что работы врачам было не на один день.

Медицинская помощь и выдача лекарств была бесплатной. А это было настолько непривычно, что жители не брали лекарства, т.к. им никогда в жизни ничего бесплатно не выдавалось, тем более лекарства.

Врачами и медсестрами были в основном женщины, т.к. к мужчине врачу женщина мусульманка никогда не пришла бы.

И здесь душманы не остались в стороне. Они обстреливали медработников, убили 2 врачей-женщин, нескольких мусульманок, обратившихся за помощью увели в банду и там растерзали. Так что не просто было и медикам, этим мужественным женщинам из Демократической организации женщин Афганистана. Но их пример будил сознание забитых, находящихся в бесправном положении женщин, беспокоящихся за здоровье своих детей больше, чем за свои.

ДОМА- Демократическая организация молодежи Афганстана, вела работу среди молодежи, привлекая их к оказанию помощи тем семьям, где отсутствовали мужчины, к охране кишлаков, источников воды. Для подростков это было конечно интересно и молодежь группировалась вокруг активистов ДОМА.

В это время наши и афганские войска заканчивали уничтожение бандформирований . места дислокации которых удалось установить уже достаточно точно опрашивая вернувшихся. Эти бесхитростные люди конечно понятия не имели о специальных методах выведывания, а мы ими владели достаточно профессионально.

По ночам к нашим постам стали подползать люди с оружием и сдаваться, единицы конечно, но это был знак серьезный.

В один из дней июня, когда жара стояла невыносимой, боевые действия немного затихли, мы с Солодухиным решили искупаться в речке, постирать белье, дать возможность солдатам также привести себя в порядок. Взяли мыло для стирки одежды, охрану и пошли к речке. Дорога шла между полей пшеницы, посеянной жителям кишлака, затем сады, между двумя особняками к воде.

Дома стояли на некотором расстоянии друг от друга в окружении высоких тополей, а между ними был своеобразный пляж с песочком и удобным подходом к воде.

Вода в Панджшере холодная, течение быстрое. По берегу шла маленькая тропинка, она проходила через огороды и уходила вниз по реке к другим кишлакам.

Мы посадили снайперов в огородах, а сами занялись стиркой, потом разложив амуницию на камни стали купаться. Уходили по огороду вверх по течению и бросившись в речку плыли по бурной реке метров 150, причем так быстро, только деревья мелькали, выскакивали на берег и дрожа грелись на песочке. Тело охлаждалось очень сильно и мы дрожали при 50 градусной жаре. Затем согревшись снова в речку и на песок. Удовольствие было конечно сказочное, после пыли, пота полежать на горячем песке. Но вскоре почувствовали, что обгораем. Солдаты спрятались в тень, а мы с Вадимом сидели в панамах на берегу, опустив ноги в воду.

Река шумела очень сильно и мы не сразу услышали крики солдат и стрельбу. Помню я услышал какое-то дзиньканье о камни и увидел искры, вылетавшие метрах в трех от нас, потом пузырьки пыли на песке. Сообразив, что по нам стреляют, мы бросились бежать к оружию, лежавшему в тени дома, около небольшого арыка. Схватив автомат я прыгнул в арык и меня понесло по нему вниз в речку. Течение оказалось быстрое, а берега скользкими, так, что меня снесло в сад. Там я выбрался из воды, огляделся и увидев огоньки с горы, стал стрелять по ним. Душманы перенесли огонь на меня с Солодухиным и нам пришлось бежать под защиту дома. Когда мы почти добежали до угла дома по нам ударила очередь из ДШК. Как нас не убило, не знаю до сих пор, повезло наверное.

С вершины крутой горы, до которой было метров 800, вел огонь ДШК. У нас была поднята пара вертолетов и зашла на удар. Вниз пошли НУРСы, раздалась стрельба автоматов и туда пошел взвод афганцев.

Мы прекратили стрельбу и стали осторожно подбираться к одежде. На ней было столько дырок, что носить ее не было возможности, но оделись и пошли в расположение дивизии.

Я подошел к дому и выковырял несколько пуль ДШК, которые чудом не убили нас и взял их себе на память, Солодухин тоже взял себе этот талисман на память. Я хранил их как реликвии о том памятном дне.

Душману очевидно не хватило нескольких мгновений для того, чтобы довести огненную струю до нас с Вадимом, потому, что с такого расстояния попасть в человека для опытного пулеметчика не составляло особого труда. Форму нашу он искрошил, приняв одежду за лежащих людей.

Командир дивизии генерал-майор Миронов смеялся от души глядя на нас, сказав при этом, что форму не надо выбрасывать, это реликвия, она выдержала то, что человеку не выдержать.

Вернулись афганцы, притащили ДШК, боеприпасы к нему. Рассказали, что там в пещере сидело 7 душманов, и, очевидно, сидели давно, не обнаруживая себя. Место было обжитое, остались следы от продуктов питания, но почему они затаились и не стреляли, было не ясно. Мы предположили, что душманы имели задачу уничтожить командиров, т.к. иначе зачем было столько ждать. В том, что мы командиры они не сомневались, ибо кто мог себе позволить купание в речке- только командиры. В следующие разы мы мирно плескались в тени деревьев, не привлекая к себе внимания, т.к. в следующий раз мог оказаться более меткий пулеметчик. Да, вдобавок, мы вынесли пост на ту вершину, подстраховавшись и здесь.

В один из дней июня мы с Мироновым, Тараном полетели на вертолете в город Базарак к Аушеву. Операция заканчивалась, результаты были налицо.

Дворец Ахмад Щаха стоит на горе, в тени высоких деревьев. Построен он из кирпича и камня, имелся водопровод, бассейн, сад. Райский уголок. Птички щебетали. И здесь жил этот изверг, посылающий на смерть десятки тысяч человек, отдававший приказы на безжалостное уничтожение своих сограждан. Не имел права он жить, но Ахмад Шаха до сих пор носит земля многострадального Афганистана, а ведь это несправедливо.

Беседовали мы с нашими бойцами, худыми, полуголодными, но готовыми в бой, только прикажите.

Здесь, думаю, уместно отступление, т.к. я больше говорю об Афганистане, об афганцах, их проблемах, задачах, а о наших воинах-интернационалистах, только вскользь.

Дорогие мои ребята, те, с кем приходилось изнывать от жары в пустынях Кундуза, Газни, Герата, дрожать от холода в горах Бамиана, Панджшера, терять лучших друзей в боях за Мазари-Шариф, Гардез, Джалалабад, Шиндант, Пули-Хумри. О вас впоследствии будут написаны книги, сняты фильмы, т.к. вы делали то, что войдет в историю навеки, ибо Апрельская Революция - это явление 20 века, она не принадлежит одному афганскому народу, она интернациональна. Вы будете примером для многих поколений молодых людей Страны Советов- мужества, отваги, верности интернациональному долгу. У вас будут учиться преданности Родине молодые люди других стран.

В Афганистан направлялись такие же молодые ребята, как и в другие округа- недоученные, порой больные, но горевшие желанием помочь дружественному афганскому народу.

Их взросление и мужание происходило одновременно. Наша задача, профессионалов -офицеров была одна- помочь им в быстрейшем вводе в строй, т.е. сделать из них таких же профессионалов, как и мы.

Не равноценной приходит в армию молодежь, физически слабая, не привычная к жесткому армейскому режиму, а в Афганистане к тому же, надо быть психологически готовым к огневому поединку с бандитами, стремящимися убить тебя, всего через полтора часа лета из Ташкента.

Наша задача состояла в том, чтобы не дать надломиться юной, неокрепшей душе. Преодолеть страх и выковать из него сильного, инициативного бойца, способного самостоятельно действовать в сложной боевой обстановке. На это были брошены силы политработников, командиров, старослужащих воинов, уже имеющих боевой опыт. И менялся на глазах мальчишка, проходили страх и неуверенность, появлялась выносливость, сноровка, развивалась инициатива, вырабатывалось чувство взаимовыручки. А после того, как он побывал на боевой операции увидел слезы и страдания местных жителей, смерть боевых товарищей, осознал все это- он становился настоящим воином-интернационалистом. Знающим ради чего он здесь и как надо ему действовать, чтобы принести как можно больше пользы в бою.

Сказать, что мы не испытывали страха, значит покривить душой. Страх конечно был, но он носил совсем другой характер и имел другую направленность.

Был страх за жизнь своих товарищей, за выполнение боевой задачи. Это нечто иное, чем животный страх за свою жизнь. Этот страх помогал в бою действовать наиболее целесообразным способом, давал силу и сноровку, заставлял совершать такие выкрутасы, от которых назавтра в ужас приходил- надо же жив!

Так что, страх- страху рознь. А потом ко всему привыкаешь и уже вроде и нет страха, просто знаешь как действовать в той или иной обстановке.

И еще одна черта вырабатывалась со временем у молодого человека-серьезность во взглядах на жизнь, непримиримость к любым недостаткам. Не мог он позволить, что бы в Афганистане кто-то плохо делал свое дело.

Плохо обслужил машину, она подведет на марше, в бою, а это значит- смерть не только тебе, но и твоим друзьям. А разве можно такое позволить? Нет, нет и нет! Каждый знал, что от его действий зависит жизнь не только его, но и лучших друзей, земляков и каждый был один за всех и все за одного. Поэтому к своим обязанностям бойцы относились серьезно, не прощая промахов даже друзьям. Нравственная обстановка в подразделениях была здоровой.

Эти молодые парни превращались за короткий срок в мужчин. В Афганистане нельзя повышать голос на подчиненных, в их глазах ты тем самым терял право посылать солдат под пули. Здесь это право завоевывалось потом и кровью, умением держать себя, не терять психологического контакта с бойцом, ведь и твоя жизнь зависела от него. В бою ведь пуля находила не только солдата , но и офицера.

Вспоминаются бурные комсомольские собрания. О чем здесь только не говорили- о моральном климате, взаимоотношениях, о боевой учебе, о недостатках в сбережении оружия, в несении службы на постах, о качестве пищи, об отсутствии конвертов и многом другом. До всего было дело комсомолу, главное направлены они были на то, чтобы боевая жизнь была свободна от всего того, что мешает нормальной жизни не только в бою, но и в быту.

Комсомол был боевой и мобилизующей силой, поэтому так высоко ценился знак ЦК ВЛКСМ" За воинскую доблесть", которым награждались наиболее отличившиеся в боях.

Можно смело утверждать, что Афганистан выковал новый тип молодежи- активной, непримиримой к недостаткам, способной большие и серьезные дела. Эстафета Павки Корчагина, Зои Космодемьянской, Олега Кошевого вручена в надежные руки.

Активную жизненную позицию ребята принесли и на "гражданку". Тревожно звучат публикации "Комсомольской правды" на эту тему. ЦК ВЛКСМ в августе 1986 года организовал встречу воинов-интернационалистов, где обсуждался вопрос- в какой наиболее приемлемой форме использовать эту активную силу для воспитания подрастающего поколения, в строительстве коммунизма.

Заканчивался первый этап боевой операции. Душманов били по всем ущельям. Но редели и наши ряды-были убитые, раненые, кто-то заболел гепатитом, малярией, тифом. Можно понять волнение и горечь в докладах комбата капитана Аушева Руслана, когда он перед поредевшим строем батальона докладывал командиру дивизии о выполнении поставленной задачи. Мы обнимали солдат и офицеров батальона, жали им руки, благодарили за работу. Тут же была дана команда представить к боевым наградам погибших и раненых воинов, проявивших мужество и героизм в боях в Панджшере.

Затем мы побывали в других батальонах дивизии, принимали доклады командиров о выполнении боевой задачи, поздравляли бойцов с окончанием операции, подписывали наградные листы на отличившихся.

Вернулись на КП дивизии, доложили в Штаб о результатах, узнали, что в других зонах еще идут боевые действия, но сопротивление сломлено, ликвидируются последние очаги.

Мы с Солодухиным сидели около радиостанции и держали связь с оперработниками, находившимися с подразделениями в горах. Докладывали, что душманы мечутся, пытаются вырваться из окружения и уйти на север.

Полог палатки распахнулся и в нее вошел невысокий , плотный человек в сопровождении начальника политотдела. Федоров , показывая на нас сказал: -Вот эти скромные ребята, рискуя жизнью добывали ценнейшие данные о бандитах, их планах, вооружении и тем самым спасли не одну жизнь наших бойцов. Трудно оценить их работу, но благодаря им , многие матери дождутся своих сыновей домой.

Мы не верили своим глазам- к нам пожаловал легендарный Тимур Гайдар, ныне контр-адмирал, заведующий военным отделом газеты "Правда", прибывший к месту боевых действий в Анаву в составе группы журналистов и который хотел побеседовать с сотрудниками Особого отдела дивизии об особенностях боевых действий в Панджшере.

До этого он уже имел беседы с командованием дивизии , политработниками и ему такого порассказали о работе "особистов", что он не мог не побеседовать с нами, не увидеть своими глазами боевых офицеров.

Федоров ушел к себе, мы посадили Тимура Аркадьевича на табуретку и он, достав блокнот, стал задавать вопросы.

Мы с Солодухиным минут 40 рассказывали о делах во -время операции, конечно в пределах допустимого, показывали фотографии, документы, оружие, иностранного производства.

Не просто было рассказывать о нашем вкладе в дело уничтожения бандитов, но думаю мы сумели в обыденной работе армейских чекистов показать и их непростой и нелегкий труд, направленный на главное- качественное выполнение боевой задачи с меньшими потерями. А потерь можно избежать только тогда, когда о противнике знаешь как можно больше.

Я рассказал Тимуру Аркадьевичу о майорах Еврошине, Солодухине, старших лейтенантах Подлесных, Звонике, Мордовине. Он все записал, спросил обо мне. А что я мог о себе рассказать? Сказал, пусть обо мне расскажет командир дивизии. Тимур Аркадьевич улыбнулся и сказал, что ему порассказали обо мне такое, что не вериться, вот он и хочет сам убедиться в том, какими методами Дуюнов "раскалывал" душманов, вроде и молодой, языка не знает, а данные идут потоком. Потом , говорят архивы какие-то взяли, которые очень большую ценность представляют для сотрудников ХАДа, да и для руководства ДРА, вот хотелось бы и об этом узнать.

Как мне хотелось рассказать этому легендарному человеку все, что я знал, но не имел права говорить на эту тему, т.к. это уже из другой оперы- государственная тайна. Думаю Тимур Аркадьевич не обиделся, уж он-то знал, что это такое и мы говорили о том как добывались данные о душманских секретах, как мы их потом проверяли и перепроверяли , как их реализовывали наши войска.

В августе 1982 года в газете "Правда", в трех номерах печатался очерк" В долине пяти львов", в котором Тимур Аркадьевич рассказал читателям СССР об операции в Панджшере. Все было изложено правильно, но о наших делах конечно ни слова, нельзя было писать о нас и о нашей работе, время не пришло.

Вся боевая операция продолжалась по времени порядка полутора месяцев. Основную задачу наши подразделения выполнили и вскоре мы возвращались домой. В Анаве остался отряд спецназа из резерва ГРУ ГШ, который прикрывал всю зону ответственности Панджшера и который каждый день воевал с остатками банд Ахмад Шаха.

Назад мы шли через кишлаки, в которых кипела жизнь, иногда нас даже приветствовали жители, правда как- бы невзначай, незаметно. Раньше такого не было.

Домой всегда приятно возвращаться. Заканчивался июнь, стояла жара. Мы были не стрижены, бородаты, с усами. Мечтали о горячей бане, о чистом белье, о пище, приготовленной не на костре, а в столовой и чистой и вкусной питьевой воде.

Душманы не осмелились напасть на наши колонны, т.к. сила и мужество наших воинов произвела впечатление на афганцев и они только с любопытством смотрели на наши колонны, но обстрела не было.

Ночевали мы в Джабале, у Володи Подлесных, в 177 мотострелковом полку. Все тело гудело от тряски, грохота и тем приятнее было хоть на мгновение расслабиться уже в расположении наших войск.

Помылись, слегка поужинали рассредоточили технику, выставили посты охраны и только потом команда" Отбой". Для солдата это самая желанная команда и по идее мы должны были тут же уснуть. Но все получилось с точностью наоборот. Сон не шел, в подсознании мы все еще были в Панджшере и поэтому то тут, то там раздавались вскрики, смех, а иногда и плач уставших воинов. Мы все еще были на войне.

Утром подъем, завтрак, проверка техники и в 6 часов утра мы двинулись домой, в Баграм.

На улицах Джабаля море народу, эти приветствуют нас открыто. В городе есть место, где техника снижает скорость и почти останавливается. Колонна шла сверху- вниз, около партийного комитета, поворот направо, внизу площадь с дуканами и здесь мы резко поворачивали налево. Улочки узкие и мы с трудом разворачивались на них, а потом только выходили на главную дорогу.

Бойцы сбегали в дукан и принесли мне и другим офицерам фрукты, лаваш, "Фанту", и мы стали на ходу кушать редиску, лук, открыли тушенку. В общем перекусили.

Солнце припекало все сильнее и я дал команду бойцам отдыхать. Они залезли внутрь БТРа, оставили только дежурного пулеметчика, а я сел на люк командира на подстеленный бронежилет и смотрел на расстилавшийся пейзаж.

Отлично было видно Зеленую Зону. В голубоватой дымке, утопала она в зелени. Виднелись вторые этажи особняков жителей. Тихо и безлюдно было там, изредка проезжала машина-такси "Тойота", раскрашенная и видная издалека. Зона тянулась далеко на восток, вниз от гор и мне тогда подумалось, что не всех душманов мы уничтожили, ох, не всех. Здесь в Зоне им места хватало, одна операция естественно, не снимала вопроса о Панджшерском фронте, т.к. сил у Ахмад Шаха было еще достаточно, он мог оправиться и начать свои злодейства снова, уже наученный горьким опытом поражения. Так что не за горами новые встречи с ним.

Оставленные в Анаве и окрестностях силы, не могли сколь существенно повлиять на его действия, ведь это его Родина и его соплеменники. Оправившись от потерь, он сконцентрировал оставшихся в живых в боевые группы, перебросил из других районов свежие силы и вскоре мы имели ту же ситуацию , что и ранее.

Кроме этого он стал методично уничтожать активистов народной власти, вести пропаганду среди афганских солдат, склоняя их к переходу на его сторону и надо сказать, что это как раз имело успех, они толпами переходили к нему.

Так, что хотя мы его помяли, но все было впереди.

До Баграма добрались под вечер, все прошло хорошо, потерь не было. Нас встречали музыкой, с цветами, женщины, конечно, наши сослуживцы, раздали письма, накопившиеся за это время.

Небратенко, Усенко, Головкин, Мордовин, солдаты охраны-все стояли около КПП дивизии и махали руками, панамами, в общем встреча была трогательной.

Баня была подготовлена заранее и мы с нескрываемым удовольствием залезали на полку, хлестали друг- друга вениками, бросались в ледяной бассейн, потом снова на полок. Саша Головкин , мастер по проработке веником, так отделал, что со спины слезло сразу несколько шкур, в том числе одна, принадлежавшая мне.

Разомлевшие, розовенькие, сидели мы у меня в комнате и пили ханку. Ваня Шелудяков, Алаудин Шамсутдинов, Рафшан, Никулаев и другие бойцы помытые, переодетые в чистое белье лежали возле палаток в тени, отдыхали.

После того, как мы , подстриженные, побритые встретились в столовой на ужине, началось самое интересное- мы не узнавали друг-друга, т.к. за полтора месяца так привыкли видеть друг- друга с бородой, усами, заросших, в пыльной одежде, узнавали вначале только по голосу. Все помолодели, посвежели, от нас пахло одеколоном.

Долго в гарнизоне слышались песни, разговоры, не утихали рассказы и расспросы. Тихо было в палатках, где стояли пустые кровати- на них никогда не отдохнут боевые друзья, погибшие в эти дни..

Мы читали письма, разглядывали фотографии. Получил несколько писем и я. От родных из Узбекистана, где жили родители, брат, сестра. Из Казахстана, где жила семья. Алешка оказывается уже ходит, Саша помогает по дому, ходит за хлебом в магазин, дети здоровы, передают папе привет, желают скорейшего возвращения на Родину.

Загрустили мы от полученных известий из дома, т.к. понимали, что кроется за этими оптимистическими строчками.

На следующий день мы собрались в штабе на подведение итогов операции, на оформление наградных листов, для планирование текущих дел.

Мне было объявлено, что за получение конкретных результатов, за мужество и героизм, проявленные на боевой операции, я представлен к награждению орденом Красная Звезда.

К ордену Красная Звезда были представлены майор Солодухин ,старший лейтенант Подлесных, к награждению медалью "За отвагу" представлены рядовые Шелудяков,Никулаев, Шамсутдинов.

За мужество и героизм, умелое руководство подразделениями, вклад в развитие советско-афганской дружбы к званию Героя Советского Союза были представлены командир полка подполковник Высоцкий Евгений Васильевич и командир 2 батальона, того же полка, капитан Аушев Руслан Султанович, который направлялся для поступления в академию им. Фрунзе. Мы подписали наградные листы на самых достойных офицеров, заслуживших это высокое звание беззаветной храбростью и преданностью нашей Родине.

Руслан сдал дела своему преемнику, а сам радостный и возбужденный был отправлен в отпуск в родной город Грозный, где жили его отец и мать.

Представляю радость Султана Юсуповича когда перед ним появился один из трех сыновей, воевавших в Афганистане, награжденный к тому времени уже двумя боевыми орденами, честно исполнивший свой интернациональный долг.

Звание Героя Советского Союза Руслан Султанович получил уже в Советском Союзе. Почти одновременно со званием майор. Сдав вступительные экзамены Руслан в 1982 году стал слушателем академии им. Фрунзе, женился, у него родилась дочь Лейла. В общем, что нужно человеку для счастья? Оказывается- Афганистана. Одному не хватает квартиры, дачи, машины, а вот Аушеву- Афганистана!

Я знаю троих Аушевых- Руслана, Адама, Багаутдина. Похожих друг на друга, таких же взрывных, бескомпромиссных и очень преданных друзей. Об Адаме и Багаутдине , отдельная глава, т.к. с ними связано гораздо больше дел и поступков.

В связи с тем, что я находился в Афганистане уже год, руководство предоставило мне отпуск и прислало на период моего отсутствия сотрудника 2 отделения особого отдела 40 армии капитана Стеблова Сергея, толкового работника, знавшего положение дел в отделе.

Самолетом Ил-76 через год я вновь прилетел в знойный город Ташкент, но теперь только из не менее знойного Кабула. В штабе ТуркВО мне выдали новое удостоверение, т.к. старое было на звание майор, а я уже подполковник. Я улетел в город Фрунзе, оттуда на автобусе в далекий, но дорогой сердцу гарнизон Отар, где жила семья и ночью, в 1 час 30 минут ночи постучался в двери знакомой квартиры.

Суток двое мы со Светланой не выходили из квартиры. Все было непривычно- стены дома, тишина на улицах, маленький ребенок, который тебя почему-то называет дядей, радостные и тревожные глаза Светланы, лица советских людей, у них совсем другое выражение.

Мы полетели на Дальний Восток, в легендарный город Спасск-Дальний, где живут родители Светланы- Гладченко Иван Михайлович, мать-Антонина Семеновна. Радушным был прием, радость поселилась в доме Гладченко.

Побывал я и в отделе, где служил до перевода в Забайкалье, однако тех, с кем служил, никого не застал, но застал там прапорщика Юрия Марченко, с которым свела судьба в Кабуле, в штабе особого отдела армии, куда я прилетел на совещание. Встретились в умывальнике , утром, не сразу узнали друг -друга, но потом посидели, вспомнили Спасск, друзей, выпили водочки. Юра был секретарем Особого отдела 66 десантно-штурмовой бригады, в Джалалабаде, куда мы ходили на операцию в апреле 1982 года. Юра вошел в Афганистан одним из первых и вскоре после нашей встречи он был заменен в Союз.

Отдохнув 2 недели в Спасске, мы полетели в Узбекистан, в город Навои, где жили мои родители. Погостили у них, поговорили с отцом, матерью и я понял, что они, несмотря на то, что живут рядом с Афганистаном, масса молодых людей воюет там, ничего не знают о настоящем положении дел, наша пропаганда так заговаривала положение в Афганистане, что люди думали, что там курорт, а не война.

Сколько ни отдыхай, наступает время, когда надо назад, в Афганистан.

Ревом ревут дети, слезы на глазах Светланы, но приходит та минута, от которой потом мороз по коже- минута расставания.

В эту минуту я сказал Светлане то, что наверное в другое время нельзя было говорить. Я ей говорю, смотри, еду на войну, там убивают. В случае чего, никуда самостоятельно не уезжай, жди, когда руководство решит проблему с квартирой, оно обязано предоставить тебе квартиру в любом городе, где ты скажешь, но только тогда соглашайся, когда увидишь ордер на твою фамилию.

Видели бы Вы лицо Светланы, я потом думал, правильно ли я поступил, сказав эти слова, наверное жестоко, но правильно.

Не буду описывать те чувства, которые одолевали меня во время пути, но в Афганистан возвращался другой человек, не такой как год назад.

Ехал уверенный в своих силах человек, знающий свои возможности, прошедший не один десяток боевых операций, видевший живых и мертвых врагов, готовый к новым операциям.

Как в калейдоскопе промелькнули Ташкент, Тузель, таможня, посадка в родной ИЛ-76, и вот, снова родной Кабул.

Встречали Еврошин, Солодухин,Мишанин. В нашем бетонном отделе в Хайрхоне я узнал все новости, планы на предстоящие боевые операции , попили водочки, которую я привез ребятам, угостили тем, что было у них и на следующее утро я летел на вертолете уже в не менее родной Баграм.

Здесь меня встречали Небратенко, Подлесных. Встречали как вестника с родной земли. Мы снова пили водочку, закусывали салом, чесноком, в общем , снова родные и дорогие лица ребят, а отпуска как и не бывало, это из другой жизни, из нереальной.

Позже пришли офицеры дивизии, принесли выпить, закусить, я потом пошел к командиру дивизии, принес ему "бакшиш", подарок, весточку с родной земли, посидели, поговорили, услышал новости о заменившихся офицерах, командир снова в строю, замена подождет, еще повоюем.

Здесь же сообщили приятную новость- Указом Президиума Верховного Совета СССР подполковник Дуюнов Николай Акимович и капитан Подлесных Владимир Викторович награждены орденом Красная Звезда, которые были тут же вручены нам руководством дивизии.

Мы с Володей поблагодарили Родину за высокую оценку нашего скромного труда и заверили, что приложим все силы и знания для дальнейшей защиты завоеваний Апрельской Революции.

По фронтовой традиции ордена были брошены в стаканы с водочкой, которую мы выпили. Ордена были прикручены нам на правую сторону груди и посыпались поздравления. Нас сфотографировали на стенд "Их наградила Родина". Так мы стали кавалерами ордена Красная Звезда. Долго в этот вечер мы не могли заснуть. Мои рассказы о доме, о семье, растревожили его и он строил планы на период своего отпуска, который он должен был получить при замене в Союз. У Володи был магнитофон и мы слушали записи Владимира Высоцкого, которого все любили.

На следующий день снова началась подготовка к операции против того же Ахмад Шаха и его банд, которые вновь оживились и мешали нормальной жизни как наших, так и афганских гарнизонов, вновь терроризировали кишлаки.

Мы связались с сотрудниками ХАДа и узнали, что Ахмад Шаху так и не удалось собрать внушительную силу, такую как была в мае. В бандах было много новых, молодых, не имеющих боевого опыта, слабо знающих местность, но от этого конечно не менее опасных для нас. У Ахмад Шаха было еще достаточно опытных командиров боевых групп и он еще популярен среди жителей Панджшера.

Подоспела замена и командиру дивизии генерал-майору Миронову Валерию Ивановичу, вместо него прибыл из Молдавии полковник Уставщиков Григорий Иванович, командовавший там кадрированной дивизией, где офицеров было больше, чем солдат и конечно не командовавший развернутой дивизией, где солдат было во много раз больше, чем офицеров, а офицеров больше, чем вся его дивизия вместе взятая.

Миронов Валерий Иванович был заменен в Ленинградский военный округ, на должность заместителя командующего армией, что конечно было справедливо.

На операцию в Панджшер в августе 1982 года мы шли уже с новым командиром дивизии, который сам шел на нее первый раз, естественно руководить нами он не мог, руководителем был назначен начальник штаба дивизии полковник Кандалин Геннадий Иванович, с которым мы прошли не одну операцию и на которого можно было рассчитывать как на самого себя.

В оперативную группу Особого отдела дивизии были включены-Еврошин, Солодухин, Коваль Александр, сменивший на разведбате Петенко, с батальонам шли Мишанин, Усенко,Першуткин,Подлесных, Звоник. В отделе оставались Мордовин, Головкин.

24 августа 1982 года вновь заревели двигатели боевых машин и колонна под флагом 108 дивизии вышла из Баграма и направилась по дороге на Чарикар, Джабаль-ус-Сарадж, ущелье Панджшер.

Душманы очевидно не ожидали нашего выхода, поэтому дали нам возможность беспрепятственно дойти до Джабаля и только при входе в Панджшер, в одном из кишлаков на минах у нас подорвалось 2 машины и одна САУ. Опыт у нас уже был и через 2 часа эта техника нас догоняла, раненых тут же отправили назад в Баграм, в госпиталь. Душманы попытались обстреливать нас с высот, где не было наших постов, но вертолеты тут же нанесли удары по ним и уничтожили, а мы пошли дальше.

Дорога была знакомая, стала шире, т.к. афганцы доставляя продукты и боеприпасы расширили ее.

В кишлаках существовала народная власть и мы видели афганские флаги на отдельных домах, где жили активисты. Они приветствовали нас, что то кричали. Мы в ответ тоже что то кричали на русском языке.

Задача стояла очень "простая" -уничтожить остатки бандформирований, выгнать их из Панджшера и к зиме укрепить народную власть в этом очень важном для афганцев районе.

Силы для этого привлекались солидные, очистка ущелья поручалась нам, т.к. находилась в зоне нашей ответственности и мы должны были дойти до тех кишлаков, куда никто не доходил.

В Анаве я увидел большие перемены. Город окопался, стояли афганские подразделения с артиллерией, вертолетами. Жители улыбались приветствуя нас. Народная власть прочно укрепилась здесь. Встретился я внезапно с Ахмад Шахом, начальником ХАДа 8 пехотной дивизии, старым знакомым по предыдущей операции, с которым мы не виделись почти 3 месяца. Он осунулся, голос подсел, глаза воспаленные. Рассказал, что душманы ни на минуту не дают покоя афганским подразделениям. Обстреливают по ночам из минометов, днем снайперы не дают разогнуться. На дорогах снова мины, засады. В общем большую работу провели душманы по переброске сил и средств, надеясь, очевидно, что мы не вернемся сюда, а они укрепятся и будут жить как раньше. У них появились горные орудия, ПЗРК" Стингеры", новые гранатометы, средства для дистанционного подрыва мин-фугасов.

Свое КП мы намечали поставить в кишлаке Астана, а основным силам поставили задачу по очистке глубинных кишлаков от душманов.

В Астане уже находились афганские подразделения. С которыми нам предстояло взаимодействовать.

Сразу после разбивки лагеря и организации охраны, я поехал в расположение афганцев. Для установления контактов с ХАДом. Нашими советниками при афганских частях. Многие афганские офицеры были знакомы еще по Чарикару, Джабалю, знал я некоторых наших офицеров, помогающих становлению молодой афганской армии. Мы обговорили способы связи между нами, договорились об обмене информацией в ходе боевых действий. Попили чайку и к вечеру я вернулся на КП.

События разворачивались также как и в мае. Душманы не вступая в бой пытались уйти в горы, но не тут то было, мы их стали зажимать уже со знанием дела и они применили старую тактику- сконцентрировались на вершинах узловых гор. Контролирующих ущелья и начали обстреливать наши лагеря и колонны из орудий, минометов. Взять их было не просто, т..к. в инженерном отношении позиции душманов были оборудованы по последнему слову техники, с использованием рельефа гор.

Как известно, каждая гора имеет не одинаковые склоны. Северный, как правило. Удобный для подъема. Поросший травой, отдельными деревьями. А южный-с осыпями. Труднопроходимый. Душманы отрыли инженерные сооружения-окопы, соорудили блиндажи, вырыли траншеи, укрыли все это базальтом, заминировали подходы, пристреляли их и чувствовали себя в полной безопасности.

Перед афганскими и нашими подразделениями стояла не простая задача- сбить душманов с господствующих высот, занять их, а затем уничтожать их в кишлаках.

В штабе отряда спецназа, который мы заняли, провели совещание с командирами афганских и наших подразделений, которым предстояло выполнять боевую задачу, где детально была определена задача каждому взводу, роте, батальону, полку, с привязкой к месту. Времени. Обговорены вопросы взаимодействия с афганской авиацией, артиллерией. Наученные опытом предыдущей операции афганцы сосредоточили достаточно авиации и артиллерии с тем, чтобы не бросать своих мотострелков на горы, где под защитой базальта сидели душманские снайпера и спокойно уничтожали наступающих. А вначале разгромить их укрепленные районы, нанести удары по минным полям. А затем уже выбить бандитов из их нор с помощью пехоты. С учетом того, что вершины гор были как правило выше трех с половиной тысяч метров над уровнем моря, для авиации были свои трудности в нанесении ударов по опорным пунктам.

Средства ПВО душманов были мобильны и эффективны, так, что нашим вертолетчикам не просто было наносить удары по укреплениям в горах, их очень просто было сбить.

Утро 26 августа 1982 года началось с артподготовки по позициям душманов и одновременно на их штурм пошли афганские мотострелки. Мы наблюдали за ходом операции в бинокли, расстояние было маленьким, около 800-1000 метров, это очень рядом, пуля летит на 2500-3000 метров, так, что было видно хорошо, да и пули летели и к нам.

Позиции душманов вначале замолчали, а потом после окончания артподготовки вновь ожили и начали поливать свинцом поднимающихся в горы воинов. Взлетели вертолеты и стали наносить удары по позициям душманов.

Перед нами была гора Замбурак, высота которой 3856 метров и которая контролировала ущелье на многие километров. Без ее взятия нечего было думать о продвижении вперед. На штурм этой горы ушло несколько подразделений афганских и наших войск. Рвались мины, заложенные на пути движения воинов. Особую сноровку проявляли наши и афганские саперы. Которые под огнем душманов ползли впереди солдат со специальными якорям на длинных тросах и бросая их вперед, подрывали мины. Саперы всегда впереди, впереди были и здесь.

Проклятую гору брали 2 дня, столько положили жизней, что стало страшно, если и дальше так пойдет, то скоро будет некем воевать.

В горах столько нор, что нужно было проверять каждую из них, ибо пропустив одну, назавтра получали огневую точку у себя в тылу, а это потери. Причем неоправданные.

Но сила есть сила, мы потихоньку, но продвигались вперед. Душманы стали скатываться в кишлаки, а мы за ними, не давая возможности закрепиться.

Подразделения уходили от нас все дальше и дальше, мы же из города Астана пошли в кишлак Базарак, где находился наш отряд спецназа с мая 1982 года и который подвергался постоянным обстрелам со всех видов оружия и нес боевые потери. Отряд контролировал дорогу на северо-восток . Кругом горы и отовсюду с вершин стреляют снайперы душманов.

В отряде я неожиданно встречаю старшего лейтенанта Леонова Николая, которого сам оформлял на службу в органы КГБ и ,который являлся оперуполномоченным Особого отдела в этом отряде. Николай был ранен в правую руку, она заживала, но он ею еще плохо владел. Он находился в Афганистане уже 8 месяцев, обстановку здесь изучил и ввел меня в курс дела.

Бандиты располагались от нас метрах в 300-400 ниже по ущелью, но выше позиций отряда находились их выносные посты, которые и наносили основной урон бойцам отряда.

Мы сразу же нанесли удары артиллерии и вертолетами по этим постам и по кишлакам, расположенным перпендикулярно Панджшерскому ущелью, где давно уже не было жителей, дома которых они превратили в крепости.

Афганские вертолеты наносили удары по этим позициям, после того как по ним отработали установки "Град", стрелы НУРсов устремлялись вниз на позиции душманов. Стоял грохот, пыль застилала ущелье, солнца не было видно. Сквозь разрывы снарядов слышались автоматные и пулеметные очереди. Это следом шли наши и афганские солдаты и офицеры, надо было выбивать оставшихся в живых бандитов.

Мы с интересом смотрели как обороняются душманы, бились они насмерть, не боясь ни артиллерии, ни авиации. Они не ушли в горы с нашим приходом, а бросая вызов, сражались до последнего патрона.

К вечеру 27 августа опорные пункты в окружении кишлака Базарак были подавлены, оставшиеся в живых душманы ушли дальше по ущелью.

После ужина я доложил руководству положение дел в дивизии и мне неожиданно было сказано, чтобы я связался со своим отделом. Я по ЗАС (засекречивающая автоматическая связь), связался с Небратенко и он огорошил новостью- погиб Володя Подлесных. По этой связи он не мог сообщить подробности и сказал только, что Володя находится в морге медсанбата, в Баграме.

Я нашел начальника разведки дивизии Володю Тарана и рассказал об этой трагедии. Таран дружил с Подлесных и я видел, что это потрясло его так же, как несколькими минутами меня. Мы связались с медсанбатом и там нам подтвердили эту горькую новость, но обстоятельств там не знали.

Я дал команду Еврошину попытаться найти Звоника, второго опера в полку и узнать у него, что произошло на самом деле. Из этого ничего не получилось, т.к. Звоника на месте не было. Подробности я узнал только после окончания операции в сентябре.

Подлесных с батальоном блокировал кишлаки , примыкающие к ущелью со стороны Зеленой Зоны, через их позиции проходили в Панджшер колонны с боеприпасами, продуктами, горючим, как афганские, так и наши. Душманы нападали на эти колонны, обстреливали из гранатометов, минировали дороги, устраивали засады.

Из Баграма к нам шла колонна с горючим и боеприпасами под охраной БТРов и БМП. Подойдя к позициям батальона, она остановилась и стала перегруппировываться для движения по боевому- боевая машина, затем с грузом и т.д. Дело шло к обеду и 2 наших бойца, видя виноградники, углубились в них, с целью собрать винограда как для себя, так и для сослуживцев. Но душманы не дремали и как только эти любители сладкого зашли в виноградники, они на виду у наших солдат попытались захватить их. Душманы открыли стрельбу, убили одного солдата, а второй, раненый стал отползать, таща на себе тело своего товарища. Подбежало несколько душманов и стали окружать наших солдат. Подлесных услышав стрельбу, организовал группу преследования, сел на БРДМ и помчался на помощь бойцам. Душманы не оставили намерения захватить солдата живым и уже приближались к раненому , надеясь захватить его при перезаряжании автомата, но услышав гул приближающегося БРДМа притаились и когда показалась машина, открыли огонь. Володя спрыгнул с машины в канаву, разделяющую виноградники, сделал несколько выстрелов, но был сражен очередью и замер. К нему бросились солдаты, он дышал, но был без сознания. Бойцы вытащили его из виноградников, повезли в полк, а оттуда в медсанбат в Баграм. Но довести его живым не удалось.

Это была первая наша потеря. В 26 лет отдал жизнь за афганский народ капитан Подлесных Владимир Викторович. В первый раз, в декабре 1981 года у душмана дрогнула рука и Володя был ранен, отлежался. На лбу остался синий шрам. На этот раз бандит не промахнулся.

Не удалось мне попрощаться с боевым другом, человеком необычайно притягательным, добрым и отзывчивым на чужое горе, не жалевшим себя, работавшим так энергично и целеустремленно, что приказах по армии постоянно звучала его фамилия.

У Володи в Житомире, на Украине остались старенькие родители, жена с меленькой дочуркой, которые верили в его звезду и надеялись на скорую встречу.

Прощались с Володей в импровизированном Доме Офицеров, в Баграме, сопровождал его в последний путь майор Головкин Виктор, который прибыл в Афган тоже с Украины. Он привез боевые реликвии Володи-орден Красная Звезда, вещи, письма. Не знаю как хватило сил Володиным родителям пережить это горе, но знаю одно- пока будут живы его боевые друзь, он всегда будет с нами.

Капитан Подлесных В.В. за совершенный подвиг был представлен к награждению орденом Боевого Красного Знамени-посмертно. Орден был вручен его жене.

Мы же помогали ей в ходатайстве о выделении квартиры в городе Житомире. Воины-интернационалисты преклоняют колени перед этой мужественной и самоотверженной молодой женщиной и верят, что она сумеет через свою жизнь пронести светлый образ человека, которому отдала свое сердце и воспитает дочь, имеющую право гордиться подвигом отца и достойную его памяти.

А тогда, 27 августа 1982 года, мы почувствовали, что "косая" ходит рядом, добралась зараза до наших рядов.

Вечером мы обрались у меня и почтили память Володи минутой молчания в далеких горах Афганистана. Его знали все командиры дивизии, любили и поэтому приняли нашу потерю, как свою.

Но надо было громить душманов и дальше. Сопротивлялись они ожесточенно, поэтому живыми захватить их почти не удавалось и здесь вся надежда была на разведбат.

Но так случилось, что командир этого батальона майор Абдуллин не смог после комбата Николаева вписаться в этот коллектив и у нас возникла необходимость его замены непосредственно здесь же в горах.

Я хорошо помню тот момент, батальон выполнял серьезнейшую задачу, Кандалин и мы надеялись на него, а тут такое. Но Геннадий Иванович, к его чести, был человеком решительным и вместо Абдуллина тут же был назначен начальник штаба разведбата капитан Аушев Адам Султанович, старший из Аушевых, находившийся в Афганистане уже не один месяц. Адам наверняка помнит тот момент, когда мы столкгулись нос к носу в Базараке у штабной машины и с того момента не расставались вплоть до моей замены в Союз.

Решение было правильным и мы все согласились с назначен7ием Аушева командиром разведбата. Словно ожил батальон. Адама успели полюбить за те несколько месяцев, которые он находился в Афгане, прибыв из Забайкалья.

Кандалин, Таран и мы провели большую работу среди офицеров, солдат батальона и роты стали выполнять задачи быстро и качественно, поднялся боевой дух бойцов, а это важнее всего.

Войска шли вперед, на северо-восток, перемещались и мы.Командный пункт разместили около кишлака Сангуна, на западной стороне реки Панджшер, под горами. КП стояло метрах в 800 ниже по течению. На другой стороне реки расположился афганский разведбат со своим имуществом и баранами.

Здесь, в кишлаках, нам встретились жители узбекской национальности, предки которых бежали в Афганистан еще при Бухарском эмире и которые были настроены к нам достаточно миролюбиво.

Конечно они не вступали с нами в контакты, сторонились, но с солдатами узбекской национальности разговоры завязывали. Через несколько дней они осмелели и стали подходить к охранению, а еще через какое-то время лопотали по русски.

Отдел спецпропаганды и медицинские работники поехали в кишлак Сангуна для работы среди местных жителей. Больных было много, но на прием они не шли, боялись. Помог все тот же Бабаев. Он побеседовал с детьми, угостил их сахаром, стал разучивать с ними детские игры и дети постепенно стали активнее играть, бегать. Вышли из домов жители, но стояли около дувалов и не подходили.

К кишлаку можно подъехать только по восточной стороне реки, т.к. он расположен на высоком берегу, на небольшом ровном пятачке. Дома стоят полукругом и образуют небольшую площадь, засаженную тутовником и карагачем. На площади тень, прохлада, течет арычок. Здесь и разместились медики, готовые помочь нуждающимся. Но в первый день мало кто осмелился прийти к ним. На второй день, когда медики расположились в кишлаке, к ним привели мальчишку, у которого взрывом было оторвано несколько пальцев и они не заживали. Врачи сделали ему тут же операцию, промыли, забинтовали, сделали уколы и сказали, что посмотрят через несколько дней. Затем принесли девочку лет 12, у которой была оторвана взрывом часть бедра, ей оказали помощь. Затем поток больных увеличился, стали просто жаловаться на недомогание, просить таблетки.

После ужина к нам зашел Бабаев. Он часто заходил к нам, поэтому чувствовал себя как дома. Мы стояли около каменной стены, высотой метров шесть. Сложена она была очень искусно, без раствора, просто из камней, но держала землю надежно. Мы поставили БТР, закрыли маскировочной сетью и получилось что-то вроде комнатки. Под БТРом отрыли яму, настелили соломы, там отдыхали как в землянке. БТР обложили камнями, вырыли окопы, траншеи, на случай обстрела, выставили охрану. Стемнело, мы пили чай при свете лампы. Бабаев выпил кружку и стал рассказывать о любопытном факте, привлекшем его внимание.

Как обычно, он занялся с детьми-учил считалочке, игре в догонялки, показывал фокусы. Восторгу детей не было предела. Они кричали, но вдруг как по команде смолкли и остановились.Вначале Бабаев не понял почему все остановилось и стал интересоваться у них причиной такой перемены. Один из мальчишек показал на человека. Вышедшего из дома. Человек сел на бревно и внимательно стал наблюдать за происходящим. Жители кишлака присутствовавшие при игре детей также стали расходиться, ушли и пациенты от врачей.Бабаев спросил у мальчишек- кто этот человек? Ответ удивил-большой человек!

У маленьких афганцев свои оценки и большой человек означало только одно- это действительно какой-то начальник. Но, с учетом того, что в кишлаке не было ни одного мужчины, появление этого, сравнительно молодого афганца, насторожило Бабаева и он пришел к намразвеять сомнения.

Нас заинтересовал рассказ Бабаева. Действительно, откуда появился этот человек, ведь в кишлаках мужчины появлялись только тогда, когда убеждались в том, что мы не причиним им вреда, причем только группами.

Мы договорились с Бабаевым, что завтра я, Еврошин, Алаутдин поедем с ним в кишлак и там посмотрим сами на этого начальника.

Утром 7 сентября, мы взяли побольше сумок с медикаментами и поехали в кишлак на БРДМе Бабаева. На нас с Еврошиным не было погон, одеты мы были в маскхалаты. Мы помогали двум врачам оказывать медицинскую помощь, благо навыки были и в этом. Кроме того, врач назначал лекарство, а мы выдавали. Говорили громко, беззаботно, уверенные в том, что они нас не понимают , также как и они нас. Бабаев с Алаутдином занимались детьми.

Через некоторое время к нам подошел и сел на корточки афганец. Лет 45, в белой шапочке, в рубашке и шароварах, в пиджак5е и ботинках. Он молча наблюдал за нашей работой, потом дал команду и к нам потоком пошли женщины и дети.

Подошел Алаутдин и не глядя на афганца стал по русски говорить, что это главарь банды и почему он здесь никто не знает, т.к. его банды находятся в горах. Эти сведения они узнали от мальчишки, узбека по национальности которого они угостили пловом. Я ответил Алаутдину, что об этом можно догадаться по обуви. Ботинки носили в основном душманы, да и пиджак явно не шел к одежде простого афганца.

Встала задача- как задержать этого человека? От своих мы находились метрах в 150, пока прибегут, от нас не останется живого места, вдруг он не один в кишлаке. Надо было что-то придумывать и мы обратились к афганцу с просьбой проследить, что бы те лекарства, которые мы дали больным, они обязательно выпили. А завтра мы еще раз их осмотрим и если надо, то еще дадим. Он ответил согласием и сказал, что будет рад помочь.

Мы спросили как его зовут, он замялся, сделал вид, что не понял вопроса, посмотрел на на сидевших детей, переспросил, а потом сказал-Абдул Манон, дехканин кишлака Сангуна. Мы пожали ему руку попрощались и уехали. Сомнений не было, перед нами бандит, причем наглый, уверенный, что с ним ничего не произойдет, наверняка не рядовой, а облаченный какими-то полномочиями, т.к. по речи чувствовалось, что он образован, по тону и одежде- начальник.

Выработали план, согласовали его с командованием, договорились о взаимодействии в случае нападения на нас банды и утром сели на 3 БМП и поехали в Сангуну. С собой взяли мешок риса, муки, сахар.

Абдул Манон встретил нас как старых знакомых, мы трижды поцеловались с ним и приступили к оказанию помощи больным.

Алаутдин и Бабаев пошли к детям организовывать игры. Так прошло около полутора часов. Жалко было грязных, завшивевших детей, не знающих гребешка и мыла. Каждой матери дали по куску солуин- мыла, они его вначале не брали, но Абдул Манон что-то сказал им и они несмело приблизившись стали его брать и благодарить саиба- господина за помощь.

Подошел Алаутдин и сказал, что все порошки и таблетки Абдул Манон отнял у женщин и отправил ночью в банду. Это ему рассказали дети.

Все стало предельно ясно, надо брать.

Мы принесли привезенные продукты и сказали Абдул Манону, что хотим раздать женщинам и детям. Он снова сказал что-то людям, они кинулись по домам и через несколько минут стояли уже с маленькими мешками, платками. Мы умышленно стали насыпать по несколько чашек, чтобы хватило не всем. Когда рис кончился, мы с сожалением оглядели очередь и я сказал Абдул Манону, что надо было больше захватить, т.к. не рассчитали на всех. Он согласился с этим высказал сожаление. Что не все сегодня будут сыты. Тогда я сказал, что все поправимо, надо просто за ними съездить. Так как Абдул Манон здесь уважаемый человек и знает сколько всего надо взять. Советские офицеры приглашают его проехать с ними в лагерь, познакомиться с командованием, договориться о помощи.

Наверное в моих глазах была такая наивность и простота, что он неожиданно согласился.

По его лицу я видел, что он колебался, но, очевидно, не заподозрив в моих словах подвоха, дал согласие поехать в лагерь, но с условием доставки назад. Мы заверили, что так и будет, все вместе и приедем с продуктами сюда.

Абдул Манон сказал, чтобы расходились, он позовет когда надо будет. Люди стали расходиться, а мы пошли к БМП, стоявшим внизу у реки. Один мальчишка стал громко кричать, чтобы он не ходил к шурави. Но тот отмахнулся от него, прикрикнул и пошел через мостик.

Абдул Манона мы посадили на вторую БМП, взревели двигатели и через несколько минут мы уже неслись по кишлаку к нашему лагерю. Ребята, подстраховывавшие нас облегченно вздохнули, когда мы без выстрелов проехали кишлак.

Приехали в наш лагерь. Абдул Манон вел себя спокойно, но чувствовалась настороженность в его взгляде. Он внимательно оглядывал наши позиции, удивился большому количеству афганских войск, артиллерии, но виду не подавал.

Мы привели его в отдел, где нас ждали чай, лепешки. Сели за стол, Абдул Манон совершил молитву, его поддержали Бабаев и Алаутдин, после этого мы разломили лепешку и дали ему чай. Мы молчали, молчал и он. После чая мы спросили его как он находит прибывшую силу для уничтожения душманов. Абдул Манон ответил, что сил конечно много, моджахетдины мужественные воины и уничтожить их будет трудно.

Я спросил, почему в кишлаке нет мужчин старше 16 лет? Разве народная власть обидела их?

Ответ был откровенно наглый- Я маленький человек, мне неизвестно почему ушли в горы мужчины. О народной власти мусульмане ничего не знают, а вот о том, что моджахетдины покарают каждого, помогающего неверным, они знают и поэтому ушли в горы.

Еврошин спросил-Значит Абдул Манону грозит смерть с приходом в кишлак моджахетдинов? Абдул Манон не боится смерти?

-Меня моджахетдины не тронут. Т.к. я настоящий мусульманин и общение с шурави для меня не будет большим грехом.

-А, что, среди ушедших в горы нет настоящих мусульман? Они могли ведь быть также в кишлаке с ним, предпочли уйти в горы?

Абдул Манон стал говорить о том, что аллах не всем позволяет делать то, что делает он и потому греха нет.

К нам пришел Ахмад Шах и с ним его сотрудник Нур Али с бумагами. Абдул Манон встал пытался приветствовать его, но Ахмад Шах не отвечая на приветствие спросил, где его банда и почему он здесь? Ахмад Шах назвал имя начальника службы безопасности района и показал список, где черным по белому было записано, что у Абдул Манона в подчинении находится 7 банд, общей численностью более 600 человек. Вот тут и мы поняли, что за птица перед нами. Абдул Манон пытался выскочить из-за стола, но наши бойцы скрутили его.

Далее начался уже допрос Абдул Манона, который увидев список, печать ИОА и свою фамилию сразу обмяк и сказал, что афганскому ХАДу ничего не скажет, он будет говорить только с русскими командирами. Ахмад Шах улыбнулся и ушел к себе, а мы приступили к делу.

Абдул Манон рассказал, что он из богатой влиятельной семьи. Родилс и вырос в кишлаке Сангуна, где его отец мулла имел огромную власть над жителями уезда Базарак. Отец настоящий мусульманин, имел 4 жены, поэтому у Абдул Манона большое количество братьев и сестер, живущих как здесь, так и в Кабуле.они занимаются торговлей, бывали за границей. Абдул Манон закончил лицей в Кабуле работал в Министерстве связи, но с момента революции уехал в Анаву, был в Пакистане, в городе Пешаваре, прошел курс обучения и прибыл в Панджшер с группой мужчин, давших клятву бороться с народной властью. Вступил в Исламское Общество Афганистана, знает лично Ахмад Шаха Масуда. За несколько лет сумел продвинуться по службе, стал командиром, пользуется доверием руководства ИОА и власти в уезде. В прошлую операцию потерял около сотни человек, но получил пополнение и Вальянского ущелья и сейчас его люди находятся в кишлаках, расположенных в округе и в горах.

Он выразил удивление тем, что советские командиры не боялись ездить в кишлак, где в домах сидят его люди и если бы они как-то заподозрили шурави в том, что они хотят причинить зло женщинам и детям, то их тут же убили бы. Вы рисковали, когда раздавали продукты, т.к. мы хотели вначале вас захватить, но потом решили, что чем больше продуктов Вы раздадите людям, тем больше нам достанется. Он только жалеет, что почему-то пошел с Вами, хотя идти не должен был.

Получалось, что в кишлаке находится большое количество душманов, а мы так спокойно там расхаживали. Мне стало не по себе, вот было бы дело, если такую же операцию провел Абдул Манон со своими людьми. Мы переглянулись с Еврошиным и Бабаевым и мороз прошел по коже. Но мы переиграли умного и коварного врага и сейчас надо было его использовать для дела.

Во- первых, о наличии банды в кишлаке я сразу же сообщил командиру и тут же был разработан план по их уничтожению .

Во- вторых, в наш штаб было доложено о захвате важного руководителя бандитского движения и испрошено разрешение на его использование в наших целях. Приказ гласил- передать его немедленно в оперативный штаб армии для использования в оперативной игре по их разработке. Это означало только одно- мы рискуя жизнью захватили командира бандформирования, а дальше наши большие начальники решат как с ним поработать и получить то, что могли и мы получить, но дальше он уже не мог быть полезен здесь в наших целях. Нам воевать с его бойцами, а мы не знаем где они и как к ним подобраться, а важного для нас информатора забирают.

Прилетел вертолет и Абдул Манона забрали, а мы начали операцию по уничтожению его бойцов.

Кишлак блокировали, афганский разведбат стал прочесывать дома. Раздались выстрелы, крики. Но душманам далеко уйти не удалось. Т.к. сверху было хорошо видно все дома и то, что творилось внутри их. Бандиты отстреливались. Пытались уйти через кяризы, но там их ждали. Вся операция заняла часа 3, было захвачено 3 бандита. Уничтожено 12. Вернулись назад афганцы с трофеями, задержанных и раненых было еще 18. Их забрали сотрудники ХАДа, прилетевшие на вертолетах.

Судьба Абдул Манона была трагичной. Наши не сумели отработать ему хорошую легенду прикрытия, да и продержали его дольше нужного и служба безопасности Ахмад Шаха просчитала его до минут и когда он вернулся в кишлак, то его арестовали и бросили в зиндон, а после пыток казнили.

Здесь проявилось то, чего впоследствии я старался избежать, начальники хотели прославиться, забрав этого человека и поработав с ним, выжав из него информацию, забросить назад, не учтя одного, что против нас работают такие же профессионалы как и они умеют просчитывать ситуацию не хуже нас. Зато они потом получил свои награды за разоблачение важного душманского лидера, а на то , что ему потом отрежут голову, было наплевать.

Нам с Еврошиным объявили благодарность за задержание главаря, а за недопустимое лихачество получили выговора, правда устные. Ведь будь Абдул Манон более недоверчивым и решительным, не писал бы я эти строки. Но тогда была война и кто кого, значило только одно- кто-то на щите, а кто-то со щитом. Со щитом были мы!

На следующий день мы снова были в кишлаке, но проверив его вдоль и поперек и снова раздавали продукты и оказывали помощь больным.

12 сентября 1982 года Вооруженные Силы СССР отмечали День Бронетанковых войск. Мы не могли пройти мимо такого события, т.к. Кандалин и Уставщиков закончили бронетанковую академию, командовали танковыми полками и, естественно, в этот день были именинниками. Собрались вечером у Кандалина в машине, поздравили с праздником, выпили спирта, повспоминали службу в Союзе, друзей, помянули погибших и часа в 2 ночи вышли подышать свежим воздухом на речку.

Река здесь поворачивала вокруг высокой горы, противоположный берег обрывистый, наш пологий, кругом песок, рос негустой лесок из каких-то экзотических деревьев. Между ними горел небольшой костерок, солдаты готовили чай. День был жаркий, душной была ночь. Присев около воды на песок мы вели беседу о наших делах, о планах на завтра. Рядом сидели Таран, Федоров, Кандалин, другие офицеры. Потом они ушли, остались мы с Тараном, через какое-то время подошел Еврошин, присел рядом. Раздался какой-то звук, затем вспышка, треск и в нас ударили осколки и камни. Мы не успели среагировать, меня ударило чем-то по лицу и по ногам. Я упал в песок и тут-же второй взрыв, чуть дальше, в песок, затем еще несколько, с переносом почему-то в другую сторону, где никого не было.

Обстреливали нас ровно 2 минуты, а затем тишина. Спасло то, что здесь был песок и рвавшиеся мины выбрасывали в основном песок и камни. Убитых не было, ранено 4 человека, в том числе и я.Мне посекло лицо и перебило правую ногу ниже колена. Я не мог на нее наступать и в палатке, куда меня дотащил Еврошин, я увидел кровь и рану, прямо на кости. Нога моментально опухла, страшно болела. Мне сделали укол промедола, благо его было у каждого по несколько ампул. Боль затихла, но нога продолжала опухать и к утру я не мог одеть форменные брюки, пришлось разрезать штанину.

Выяснилось, что обстреливали нас как раз из-за той высокой горы, стреляли скорее наугад, по отблескам костра и тут-же исчезли. По карте мы определили вероятные подходы душманов и на их вероятном пути организовали засаду.

Через двое суток мы пошли всей своей мощью по ущелью на северо-восток. Уничтожая душманов в кишлаках и ущельях, прилегающих к Панджшеру. Продвигались медленно, т.к. на дорогах было много мин. Приходилось подолгу ждать, пока саперы обезвредят эту "желтую смерть", мины были из желтой пластмассы. Попадались и фугасы- внизу закопаны снаряды, килограммов по 100, а сверху установлена противотанковая мина и, если. Такой сюрприз срабатывал, то надежды выжить никакой не оставалось.

В разведбате. На должности старшины роты проходил службу прапорщик Ильин Николай, невысокого роста, плотный, спортивного сложения, с общительным, притягательным характером. Среди солдат пользовался уважением за личную храбрость и надежность в бою. Николай был назначен старшим колонны, для сопровождения ее в Баграм и обратно. Подвезти должны были продукты и боеприпасы. У Ильина было 3 БМП и они рано утром в 7 часов ушли по маршруту.

Часов в 10 утра мне с КП позвонил Таран и сказал, что ему только-что доложили о подрыве на фугасе Ильина. Я был ошеломлен, т.к. мы вместе с Николаем утром завтракали в столовой, он был полон энергии , сказал , что едет в Баграм и мы попросили его зайти в отдел за письмами для нас. Николай обещал выполнить просьбу и вот, такая новость.

Ильин сформировал колонну. Расставил охрану, проинструктировал водителей, обговорил взаимодействие и дал команду трогаться. Сам шел замыкающим. Прошел километров 30. У кишлака Астана дорога так резко поворачивает налево-вверх, что приходиться автомобилю делать несколько маневров, чтобы повернуть налево и тлько потом можно ехать и так каждому автомобилю. БМП разворачивается на месте как трактор, у нее нет этой прблемы. Справа высокий бугор, с него течет вода с грязью.Машины медленно преодолевали этот участок. Внизу шумит река Панджшер.Берег крутой, нашпигован минами, растяжками. Пока стояли, ждали очереди на проезд, пригрело солнышко. Один из водителей, в нарушение приказа, данного Николаем, взял фляжку и стал спускаться к речке за водой, но тут-же прогремел взрыв и его бросило на камни. Его сменщик не долго думая бросился на помощь. Второй взрыв и они оба уже лежат без сознания около воды. Из машин выскочили солдаты, но услышав крик Ильина "Назад", остановились не зная, что предпринять.

Николай посмотрел на землю, вроде растяжек не видно, сделал шаг к бойцам, другой, уже потянулся к одному из них, схватил его за руку, потащил на себя, но в этот миг раздается взрыв, затем еще более страшной силы второй и на том месте где был Ильин и солдат, зияла воронка. Был убит и другой солдат, подорвавшийся первым, разворочена его машина, побиты стекла других машин, ранено несколько человек осколками железа от разорванных машин.

Николай Ильин подорвался на фугасе, заложенном прямо у дороги, сдетонировавшем от подрыва мины и заложенном, очевидно из расчета на то, что при разъезде двух машин, одна непременно наедет на фугас и подорвется.

Разбитую машину столкнули в речку с помощью БМП, вызвали саперов, которые собрали то, что осталось от людей и колонна пошла дальше до Анавы, где назначили другого старшего колонны, там и рассказали об обстоятельствах гибели Ильина.

Вот так , недисциплинированность одного человека, обернулась гибелью сразу нескольких сослуживцев. За ошибку одного, расплатились жизнью другие. Поэтому в Афганистане был так актуален принцип- двигаться только по следу, ни шагу в сторону. Т.к. душманы минировали дороги, сады, дома, даже убитых наших солдат. Долго еще афганские саперы будут разминировать свою Родину от иностранных мин на ощупь, т.к. те, кто ставил мины, карт не оставляли и им не передавали, да и сами саперы либо были убиты, либо сбежали оттуда, поэтому эти верные и надежные слуги смерти ждут своего часа, либо своего "клиента".

Самое опасное было то, что на минах подрывались дети. Им никак не внушить было чувство опасности, не понимали эти неграмотные ребята, что это смерть, либо увечье. Чаще конечно смерть, т.к. кто мог помочь раненому мальчишке,медициной там и не пахло.

Николая Ильина в Кабуле ждала хорошая девушка, с которой он намеревался соединить свою судьбу, я ее знал. Но жизнь оказалась безжалостной к их планам.

В начале ноября она пришла к нам в отдел и мы с Еврошиным рассказали об известных нам обстоятельствах гибели Николая. Посмертно прапорщик Ильин был награжден орденом Боевого Красного Знамени.

А мы в это время добивали отдельные очаги сопротивления душманов , гнали их в Пакистан, до которого было всего несколько десятков километров.

В таких вот боях прошел весь сентябрь, душманы уходили из Панджшера неся значительные потери. Но Ахмад Шах был жив, жива была и его армия, пока еще все же многочисленная и нам еще предстояло с ним провести не один бой, не одну боевую операцию, но это уже потом, а пока болела страшно нога, не заживала, начальство не особенно жаждало отправить меня лечиться. Ходил я с палкой, кололся наркотой и так к этому привык, что уже и думать не мог как по другому снять боль, ничего не помогало.

Из Панджшера мы вернулись в конце сентября 1982 года. Задачу выполнили, но в Панджшере оставили значительные силы, с которыми Ахмад Шаху пришлось считаться и в январе 1983 года он вынужден был пойти на подписание мирного договора с обязательством охранять дорогу, ведущую в Хайратон, т.е. в СССР, от нападения других банд. Но бандит остается бандитом и из печати я знаю, что уже в 1984 году, когда я был уже в Союзе, против Ахмад Шаха проводилась не одна боевая операция. Народная власть никогда не будет чувствовать себя уверенно, пока по земле ходит этот опытный и хитрый враг, имеющий поддержку в народе и из-за рубежа. Пока не будут уничтожены социальные корни поддержки бандитов, пока народ не признает народную власть, не станет ее поддерживать, не победить ей свой же народ. У нас в Средней Азии только силой Семена Михайловича Буденного было уничтожено басмачество. В Узбекистане одно имя Буденного наводило ужас на дехкан и в настоящее время это имя проклинается многими поколениями узбеков, я сам это знаю не понаслышке. Ни одна революция не обходилась без того, что бы не пожрать своих лучших сыновей, думаю Афганистан не исключение- сожрет этот молох не одно поколение.

В Баграме мы снова мылись, брились и стриглись, а обстановка вновь требовала идти на операцию- в окружении Баграма находилось несколько десятков кишлаков, которые контролировались душманами и которые не давали спокойно жить нам самим.

Нам была поставлена задача- совместно с афганскими войсками блокировать район Баграма и очистить его от душманов, создать там органы самоуправления и обеспечить нормальную работу с населением.

Надо сказать что к тому времени многие жители кишлаков уже знали о поражениях душманов, хотя их пропаганда говорила обратное . Как они относились к таким вестям- это другой разговор, но то, что душманы понесли огромные потери, я уверен они знали, тайком, с опаской они делились этими вестями. Уверен, в том, что простому народу надоела эта война, гибель родных и близких, грабеж их со стороны этих ханов, беков, постоянные обстрелы нашей артиллерии и авиации их домов, из которых душманы обстреливали наши войска. А рядом, в других кишлаках, где установлена народная власть- тихо, мирно, не грабят, не насилуют, а помогают, выделяют землю, дают денежные займы и происходят процессы, меняющие жизнь в корне.

4 октября 1982 года мы вышли из Баграма и повернули теперь не направо, а налево, на Кабул.

Со мной шли проверенные оперработники-Еврошин, Мишанин, Солодухин, Першуткин, Усенко, Гусев, Головкин. Вместо Саши Коваля, выдвинутого на вышестоящую должность шел старший лейтенант Акопян Рафаэль, в разведбате капитана Аушева Адама, старшего в семье Аушевых. Из солдат шли Ваня Шелудяков, Алаутдин Шамсутдинов, Равшан, несколько молодых солдат для обкатки.

Привлекались значительные силы афганцев. Руководителем операции был назначен командир дивизии полковник Уставщиков Григорий Иванович, в качестве помощника- полковник Кандалин, т.к. командиру было тяжело сразу организовать все так, как надо и ему нужен был грамотный совет, а он рядом- Кандалин. Я это говорю без насмешки, т.к. командиру предстояло руководить не учениями войск, где- нибудь в Союзе, а вести боевые действия с реальным противником, наносить реальные боевые удары и получать такие же реальные огневые ответы, нести потери и отвечать за них.

До кишлака Дарваза, улусвали Баграм, провинции Парван мы добрались без происшествий. Он расположен километрах в 25 от Баграма, километрах в шести от дороги Кабул-Хайратон на восток.

Душманы оседлали близлежащие горы, заняли кишлаки и оттуда совершали дерзкие нападения на колонны, обстреливали наши посты, убивали представителей народной власти. В общем методы их враждебной деятельности были теми же, что и в других регионах.

КП расположили в заброшенном особняке, на крышу которого были установлены оптические приборы, средства связи. С крыши были видны соседние кишлаки, располагавшиеся неподалеку друг от друга и уходившие далее к горам. Местность представляла собойогромную чашу, окаймленную с западной стороны высокими горами, уходящими на север к перевалу Саланг, а на восток простиралась равнина, с множеством кишлаков отдаленных друг от друга на один-два километра, с центром в городе Баграм.

В этом районе господствующей была Исламская партия Афганистана, наиболее злобная и безжалостная, командовал бандами Пача, главарь, прославившийся зверствами и безжалостным характером по отношению к неверным и отступникам от веры. Море крови и слез пролил этот бандит простым дехканам и нашим воинам и поэтому народная власть приняла решение уничтожить его банды, да и самого Пачу, заодно.

В помощь нам и афганским товарищам было передано много активистов, защитников революции, партийных работников, знающих бандитов в лицо, так, что в случае их задержания мы могли оперативно установить личность и вину каждого. Причем было уже несколько человек из банд, добровольно перешедших на сторону власти и теперь активно помогающих в опознании бандитов.Это была очень ценная помощь, т.к. сразу снималась масса проблем по доказыванию вины задержанных. ХАДовцы провели большую работу с ними и имели списки жителей кишлаков, либо помогающих бандитам, либо принимающих участие в нападениях на посты народной власти.

Мы разместились вместе с ХАДовцами, сотрудниками Царандоя в нескольких комнатах, обговорили порядок работы, питания задержанных, передачи их в ХАД и отправки их в Чарикар.

В кишлаках жизнь словно замерла, жители не выглядывали на улицу, собаки и те не бегали.Настороженная тишина продолжалась до первого выстрела, раздавшегося утром 5 октября, через нескол ько минут после начала операции. Кого сразил тот первый выстрел я конечно не знаю, знаю только одно, что в течении месяца банды ИПА оказывали нам ожесточенное сопротивление.В каждом кишлаке дома были превращены в крепости, брать их приходилось по одному, приступом,т.к. душманы отстреливались до последнего патрона.

Весь район операции был нами и афганцами разбит на зоны и постепенно мы их должны были очищать. Одновременно создавались опорные пункты народной власти, которые начинали активно работать над привлечением на свою сторону масс населения.

В этой местности была сильно развита система кяризов, выходящая к горам и мы не без оснований опасались, что успеху наших совместных действий они будут сильно мешать, поэтому мы сразу стали работать совместно с ХАДом по выявлению лиц, знающих эти катакомбы.Жители молчали, не говорили ничего. Они либо боялись, либо ничего не знали.

В течение 3 дней мы вели ожесточенные бои с душманами в первой зоне, нанесли им значительный урон, захватили много оружия, боеприпасов, но некоторая часть их ушла в через кяризы.

Мы блокировали вторую зону и намеревались завтра утром начать чистку там, но вдруг наше внимание привлекла большая группа людей, уходящая из этой зоны в сторону тех кишлаков, где мы уже были. На плечах явно различалось оружие. Группа стремилась перебежками достичь кишлака, расположенного от них километрах в двух.

Мы сидели наверху дома, на крыше, молотили камнями орехи и видели эту картину воочию.

Кандалин, сидевший с нами, бросился вниз по лестнице и в мгновение ока был около танка, охранявшего КП. Из люка вылетел наводчик, а Геннадий Иванович сам стал наводить ствол танка на бегущую группу душманов. Грохнул выстрел,мы оглохли от звука, пыль скрыла и танк и душманов. Когда она рассеялась, то оказалось, что угол закрытия был большим и снаряд угодил в стену какого-то сарая. Он упал и поднял пыль, на время скрыв бегущих.

Охранявшая КП разведрота села на два БМП и помчалась на задержание людей с оружием. БМП открыли огонь и заставили душманов залечь, затем наши бойцы отсекли их от кишлака и огнем уничтожили банду в количестве 18 человек, нескольких захватили живыми и доставили нам.

Один из задержанных выделялся своим видом- чистый, выбритый, да и речь была связная, грамотная. Едва он назвал себя, как сотрудник ХАДа отозвал меня в сторону и показал список, где арабскими буквами было что-то написано.Я позвал переводчика, который знал дари и он прочитал-командир боевой группы Гулом Наби. Значит у нас в руках главарь банды. Неплохо, для начала.

Допрашивали вместе, протокол вел Рафаэль Акопян. Гулом Наби пытался все отрицать, но когда ему зачитали все, что о нем было известно, он задумался, долго молчал, потом заявил:-
Гарантируйте мне жизнь и я расскажу то, что для Вас будет интересно.

-Трибунал учтет Ваше признание и это будет гарантией.

Но Гулом Наби стал торговаться, выговаривать другие условия. В ответ на это ему было сказано, что он задержан в зоне боевых действий, с оружием, оказывал сопротивление и как бандит подлежит немедленному расстрелу, а он еще торгуется. За него сейчас скажут другие задержанные из его же банды. Бандит сразу же сник, стал молить о пощаде и дал слово говорить правду. До правды было конечно далеко, но кое-что мы все же узнали, т.к. он отвечал на наши вопросы о местах дислокации банд, вооружении, о главарях, о докторе Пача и т.д.

Гулом Наби сообщил, что всего у Пачи около двух тысяч моджахетдинов, вооружены они хорошо, боеприпасов много. Задача- укрываясь в кяризах, пещерах сохранить людей от уничтожения, а затем продолжить сопротивление.

На карте бандит показал места расположения банд, дал сведения по кяризам, об их ходах, схронах. Сказал, что Пача дал команду по этим ходам уходить из районов боевых действий и по ним же возвращаться назад, после ухода наших войск .

Группа Наби не думала, что их увидят и поэтому так свободно шла в район, где боевые действия уже прошли.

У душманов в советниках сидели серьезные люди, внимательно следившие за нашими действиями и использующие любой наш промах.

Однако сколько мы не бились, что бы установить местонахождение Пачи, Гулом Наби его не выдал. Твердил одно, что он маленький человек и ничего не знает.

После оформления всех документов ему было объявлено, что он передается в ХАД. Что тут началось- он стал плакать, просить не делать этого, он еще много чего знает и все расскажет. Но как только начинали новый допрос, все повторялось, он врал, изворачивался, не отвечал на конкретные вопросы.

Мне все это надоело и я сказал, что не верю ему и завтра передадим его в ХАД.

Вечером мы собрались все вместе- командование афганцев и наше и стали анализировать информацию о том, что как только мы уходим из одной зоны, где уже проведена чистка, они тут же переходят в нее и таким образом спасаются от уничтожения и что нужно сделать , что бы эту ситуацию переломить.

Было решено, что мы делаем вид, что ведем активную подготовку к ведению боевых действий во второй зоне, а сами, другими силами идем на прочесывание первой зоны. Договорились о взаимодействии с афганцами и легли отдыхать. Ночью на дорогах было относительно спокойно, душманы затаились.

Утром началась активная подготовка к прочесыванию зоны No2. Афганцы демонстративно выдвигались на исходные позиции, их вертолеты сделали несколько облетов зоны, даже постреляли по известным объектам.

В это же время несколько подразделений блокировали зону No1 и туда устремились афганские батальоны.

Что тут стало твориться, началась такая стрельба, какую мы давно не видели и не слышали. Из каждого дома раздавалась стрельба, в кяризах было обнаружено большое количество бандитов, мы их выкуривали разными способами, захватили нескольких и получили оперативные данные прямо на месте.

Ходы в кяризах выходили прямо к домам, внутри колодцев были укрытия с лежаками, с продуктами питания, с боеприпасами. Прорыты ходы прямо к дорогам, по которым шли наши колонны, после обстрела бандиты по ходам уходили к себе домой и как ни в чем не бывало трудились, а нам и в голову не приходило, что эти мирные дехкане и есть неуловимые бандиты.

Были получены данные о местонахождении Пачи, он находился прямо под нами в одном из убежищ, оборудованном по последнему слову техники. Это известие нас порадовало, но надо было его еще поймать.

В течение двух суток мы вновь занимались чисткой кишлаков и на этот раз не позволили им уйти по кяризам, не прорваться через наши и афганские позиции. Заперли их крепко, но тайных ходов было столько, что едва успевали их блокировать. То тут ,то там, в расположении наших и афганских подразделений, появлялись из-под земли, в буквальном смысле, душманы и глядя озверевшими глазами на нас, пытались либо снова скрыться, либо начинали стрелять. В каждом доме был лаз и надо было быть начеку и как только повлялись головы в чалмах-тут же открывалась стрельба. Особенно душманы активизировались ночью, пытаясь вырезать наших бойцов на постах, в засадах, но бойцы были начеку.Всю ночь продолжалась стрельба, метание гранат, крики, русский мат и афганское "Аллах акбар!"

Утром мы допрашивали плененных душманов и получали все новые и новые данные о подземных ходах, укрытиях, о душманах.

Под кишлаком было построено бетонированное укрытие, с несколькими выходами, с лежаками для сиденья и сна. С запасом воды и продуктов, куда могли поместиться более 800 человек и где сейчас находился Пача.

Это была очень важная информация, т.к. уничтожив такую силу мы сразу решали цели операции, оставшиеся душманы долго не смогли бы мешать спокойной жизни наших войск и мирных жителей.

Пленные показали несколько входов и выходов из этого убежища. Мы их блокировали. Затем логически просчитали длину и ширину и предположили, что должно быть еще не менее десятка тайных входов и выходов , через которые они дышали и выходили наружу.

Одному из задержанных было передано письмо командования афганских войск к Паче, в котором предлагалось сдаться народной власти и тем самым сохранить жизни находящихся в убежище соплеменников. Как он не хотел туда идти, вы бы видели, но делать было нечего и вскоре его спустили в колодец. Не знаю, что было там и передал ли гонец ультиматум. Но через все щели полезли озверевшие душманы. Бойцы едва успевали менять позиции, т.к. там оказалось столько дыр о которых мы даже и не предполагали и отовсюду лезли бородатые рожи и огненный вал.

Стреляли со всего, что стреляло и нашим и афганским бойцам было не так просто усидеть на месте, т.к. прямо под ними открывался люк и оттуда неслась огненная смерть. Гранаты метались прямо под себя, в дыры и оттуда раздавались крики, стоны и тоже "Аллах акбар!".

Сколько было уничтожено душманов мы наверное не узнаем никогда, т.к. кругом завалы, разрушения, убитые и раненые, все горит,. дымит, пылится.

В плен попало несколько десятков душманов, которые рассказали, что Пача дал клятву умереть, но не выйти из подземелья. У него еще много сил, взрывчатки и он предпочтет умереть, чем попасть в плен народной власти.

С учетом этого мы решили точнее выяснить расположение убежища, систему его защиты и после этого только подумать как выкурить бандита из его лежбища.

Мы снова подробно опрашивали бандитов о том, как расположены пещеры в убежище, они рассказывали то, что знают и из этих, порой совершенно противоречивых показаний нам удалось составить более или менее точное описание логова Пачи.

Утром мы собрали наших и афганских командиров, предложили набрать добровольцев для захвата Пачи, а затем провели с ними инструктаж о порядке действий при проведении захвата и о мерах предосторожности, т.к. бандиту нечего было терять и он будет стараться уничтожить как можно больше наших воинов.

Планировалось подложить взрывчатку под входные двери, взорвать их , а затем уже гранатами расчищать путь к логову Пачи.Мы предполагали, что взрыв может обрушить некоторые дома, расположенные рядом, но наш славный начальник инженерной службы дивизии Герман Мореев сказал, что рассчитал все точно и никаких сюрпризов не будет, взрыв направленный, разнесет все что можно разнести, ничего лишнего не тронет. Герману можно было верить, все таки выпускник инженерной академии имени Куйбышева.

Но то, что произошло потом, удивило даже нас- раздалось подряд несколько взрывов и сразу рухнуло несколько домов, провалилась площадь, посреди кишлака, где стояла будка Царандоя, полезли из дырок душманы, как тараканы из щелей, нам снова пришлось стрелять. Стрелять и снова стрелять , пока не перестреляли всех, кто сопротивлялся.

Оказалось, что Пача сам заминировал все двери и входы в убежище и они сдетонировали при нашем взрыве и открыли нашему взору большую нору из бетона, где лежали убитые душманы, ползали раненые, которые пытались отстреливаться.

Нашли оглушенного Пачу с несколькими сподвижниками в его комнате. Как они могли там жить-сыро, все загажено, но, очевидно их устраивала такая обстановка.

Мы вытащили их из этой ловушки, оказали медицинскую помощь, привели в чувство Пачу. Он оказался маленького роста- метр с кепкой, таджиком, щуплым, Кандалин взял его одной рукой и посадил в БТР. Остальных задержанных связали ХАДовцы и под охраной повезли в Баграм- кого в ХАД, кого в медсанбат.

Пача пришел в себя и с удивлением разглядывал себя и нас. В его глазах отразился ужас, когда он увидел развороченный свой блиндаж, откуда еще вытаскивали душманов. Он начал что-то кричать, впился себе в руку, но Геннадий Иванович треснул его по башке кулаком и Пача перестал хулиганить, затих, стал смотреть на нас, а мы на него.

Сколько же надо было иметь жестокости и ненависти к своему народу, чтобы вот такой маленький и плюгавенький человечек держал в страхе большое количество народу, выбился в главари крупного бандформирования? Сколько на его руках крови, загубленных жизней? Перед нами сидел садист, для которого жизнь ничего не значила, по трупам он пришел к власти.

Поскольку Пача знал очень много и мог дать ценные показания, а в том, что он будет их давать мы не сомневались, т.к. такие вот садисты цепляются за жизнь сильнее других, было принято решение доставить его в Баграм и там провести первый допрос. Мы посадили Пачу во внутрь БМП и повезли его в Баграм, не дай бог чтобы его ухлопали его верноподданные, т.к. весть о его пленении опережая нас неслась по уезду.

Наши опасения оказались не напрасными. Подъехав к воротам ХАДа мы вытащили Пачу и только хотели ввести его в здание как раздалась очередь и огненная струя ударила буквально в метре от него. Мы свалили его в канаву, закрыли своими телами и открыли ответный огонь по дому, метрах в 150 от нас, откуда бил пулемет. Обстрел резко прекратился, туда уже бежали сотрудники ХАДа, открыли огонь и приступом взяли дом. Мы не могли установить кто стрелял по Паче, но он для себя уяснил , что его могут убить свои же подчиненные.

Мы начали допрос бандита, о котором жители окрестных кишлаков говорили только шепотом, о его зверствах ходили легенды.

У Пачи оказались свои люди в Баграме, в частях афганских войск, даже в Царандое. Пача говорить начал сразу, т.к. понял, что его слушает слишком серьезная компания, знающая о его злодеяниях столько, что врать не стоит. Роль Пачи мы устанавливали по показаниям других бандитов, он же себя всячески обелял, зато о роли других главарей говорил взахлеб.

Показания Пачи были настолько ценными, что полученные данные, да и он сам был по команде из Кабула переправлен в Центральный аппарат ХАДа, где по его информации проводились проверочные мероприятия, затем аресты.

Многие главари ИПА должны были благодарить верного Пачу за то, что вскоре и они сидели перед следователями народной власти и давали показания о себе и других , известных им бандитах.

На другой день мы сидели на крыше дома и грызли орехи, управляя операцией по средствам связи, что и должны были делать по сути обязанностей. Обсуждали события связанные с Пачей, планировали операцию далее, когда в нашу сторону вдруг прилетела граната из гранатомета, причем подобрался душман почти вплотную к нашему КП. Толи руки дрожали у стрелка, толи он не имел большого опыта, но гранаты просвистели в метре выше нас и ударив в стену дома по соседству, взорвались, осыпая осколками нас и бойцов.

На захват душмана бросилось несколько воинов, во главе с заместителем начальника разведки дивизии капитаном Петровым Владимиром. Заметив дом, из которого прилетела граната, ребята стали кратчайшим путем подбираться к нему. В стене одного из домов был проем, в него нырнул один солдат, другой, затем Петров, но тут же раздался взрыв и Володя был отброшен в сторону. Умная сволочь поставила мину таким образом, что человек со средним ростом обязательно наступит на нее, а Володя и был такого роста, вот она его и нашла. Бойцы были повыше и просто перешагнули .

Бойцы кинулись к Петрову, он лежал, растянувшись около стены дома. Ступня правой ноги была оторвана взрывом, посечены ноги, живот, лицо. Отправили группу захвата, а Володю понесли в медпункт, где ему была оказана первая помощь. Операция длилась долго, в это время мы вызвали вертолеты и когда они прилетели, отправили Володю в Кабульский госпиталь.

Позже, месяца через 4 я получил письмо от Володи, с которым был очень дружен, в котором он писал. Что очень тяжело адаптировался в жизни, где места инвалидам нет, были малодушные мысли, но его оставили служить в армии и он нашел свое место, место преподавателя на курсах "Выстрел" в Солнечногорске, Московской области. Ему сделали протез и он учится ходить. Спрашивал, как мы живем, уничтожили тогда гранатометчика или нет? Я ответил, что мы этого гранатометчика поймали и расстреляли из гранатомета, так что он сейчас уже на небесах и никому больше вреда не доставит, а Володе желаю мужества и долгих лет жизни, повезет, еще увидимся.

К концу октября 1982 года мы разгромили все банды в округе и на какое-то время ситуация стала спокойнее. После того, как Пача попал в руки народной власти, среди главарей началась грызня за власть, которая привела к расколу в ИПА. 2 банды даже ушли из района Баграма, что отрицательно сказалось на единстве бандитов, но они от этого не стали ягнятами, нет, они с еще большим ожесточением оказывали сопротивление правительственным войскам.

Но рано или поздно всему приходит конец. Пришло время когда многие банды были уничтожены, другие ушли из района, большое количество попало в руки народной власти.

Работали мы по 16- 18 часов в сутки, добывая данные, которые помогли бы в уничтожении бандитов с меньшими потерями для нас.

В отличии от Пачи , рядовые бандиты фанатично молчали, т.к. они были верны данному слову и нарушить его не смели. Нам они не верили и твердили, что мы все придумали- не мог Пача нам все это рассказать. Больших трудов стоило Анарголю и его команде как-то разговорить задержанных, фанатически преданных Паче,а еще больших трудов стоило убедить их поддержать народную власть, поверить, что несет она свободу и независимость простым людям, т.к. дехкане опасались даже друг-друга.

В один из октябрьских вечеров ко мне подошел Вадим Солодухин и сказал, что у его командира артполка подполковника Углова Сергея, завтра день рождения и он приглашает вечером к себе на КП, где состоится скромный ужин по этому поводу.

Зная по собственному опыту как приятно внимание боевых друзей в этот день, я задумался над вопросом подарка. Часы, ручка, очки? Все это у него есть, да и наверняка другие ребята их подарят. Выручил Ваня Шелудяков.

-Подарите Углову 40 патронов из обоймы ПКТ.

Это был выход, молодец Ваня, он вспомнил "Малую землю" Л.И. Брежнева. В течение дня мы разрядили 40 патронов от пулемета ПКТ, отполировали их до блеска, обжали пули и вставив в ленту к вечеру у меня был шикарный подарок для Углова.

КП артполка, которым командовал Углов, располагалось в километре от нас, южнее, ближе к дороге. В сопровождении своей охраны я отправился в 22 часа на КП, там уже был ряд боевых друзей Углова-Солодухин, Еврошин и другие.

Мы пожелали имениннику здоровья, счастья, а главное живым вернуться на Родину. Когда очередь дошла до меня, я достал из вещмешка блестящую ленту и сказал, что дарю на память Сергею 40 патронов, в память о том, что этот юбилей он встречает в боевой обстановке и пусть они напоминают ему в Союзе о нас всех. Мне показалось, что этому немудреному подарку Сергей был рад больше, чем другим. Мы посидели в гостях, попили водочки, поели тортика, потом чая и вернулись на КП.

Уверен, что эти строки напомнят Сергею о том памятном вечере, т.к. подобной обстановки, да еще и 40 лет ему наверняка не придется больше встретить никогда, не будет больше войны, не будет рядом нас. Пусть эти 40 патронов останутся памятью о 40 летии, об Афганистане и о нас.

В начале ноября 1982 года мы доложили в штаб армии о выполнении задачи по уничтожению бандформирований в уезде Баграм, о том, что бандитское движение обезглавлено и не скоро справится со своими трудностями и получили команду возвращаться домой.

К моменту возвращения в Баграм у меня появилась непонятная боль в организме- болела перебитая нога, опухоль не проходила, нога приняла какой-то синий цвет и я прибыл на обследование в Кабульский госпиталь. Заключение- остеомелит, двусторонний пиелонефрит, в общем в Ташкент и никаких разговоров.

Доложил руководству армии и после долгих разговоров все же получил направление в 340 Ташкентский военный госпиталь.

Прилетел в Кабул 6 ноября 1982 года, думал, что улечу в Ташкент сразу же, но не тут-то было. Начались такие заморочки о которых и не догадывался.

Во-первых, 7 ноября были запрещены все вылеты самолетов из Кабульского аэропорта до 10 ноября.

Во-вторых, из аэропорта никого не выпускали в город и поэтому пришлось жить на аэродроме, в палатке, а на улице ведь не май месяц, а ноябрь.

Потом произошло такое, о чем и думать не думалось- умер Леонид Ильич Брежнев, наш Генсек и полеты запретили до 15 ноября. Вот тут начало происходить такое о чем не думалось до этого- боли стали нарастать, а в палатку никто не приходил, до лазарета не дойти, т.к. далеко и больно. Но дело было еще и в том, что я в палатке был не один, нас страдальцев было 18 человек и у каждого была своя рана и боль. Офицеров было всего двое, остальные солдаты, ранения разные и по тяжести и по срокам, так, что по вечерам да и днем были такие крики и ругань, что уши вяли. У меня было несколько упаковок промедола и я поначалу делал укол и терпел боль, но потом промедол закончился и начался кошмар- организм привык к наркотику и его отсутствие означало только одно- ломку. Не дай бог кому- нибудь испытать это состояние. Только наркоманы знают, что это такое. Болит все, что может болеть- суставы рук, ног, все внутренности выворачивает так, что тошнит. Ты кричишь, изворачиваешься, но помочь ничем не можешь, выход только один- очередная доза наркотика. Но ее нет и муки продолжаются по нарастающей.

Как мы дожили до момента когда прилетел самолет, не знаю, знаю только одно, что в самолете было так же плохо как и на афганской земле.

Ан-24 летел долго, часа три с половиной и прилетел почему-то в город Чирчик, что в 35 километрах от Ташкента. Почему туда нас спровадили до сих пор непонятно, т.к. нас там никто не встречал, да и оказалось и не ждал. Выгрузили нас на полосеи самолет полетел дальше, по своему маршруту. Лежим, ждем, что за нами приедут и отвезут в госпиталь, но прошло 2 часа и никто к нам не подошел. Занервничали. Потом стали материться и посылать все начальство куда подальше, но от этого ничего не менялось. Удивляло и другое, на аэродроме лежит целая куча посторонних людей, но никакой реакции, вот, что значит мирное время и мирная территория.В Афгане за это мы поубивали бы половину руководства аэродрома, а здесь тишь и благодать.

Часа через 2 решили послать одного их ходячих больных на СКП, где сидела целая куча дежурных по аэродрому и сообщить , что мы прилетели из Кабула, но никто не встретил. Думали, что тут же все завертится, но прошло еще 2 часа прежде чем к нам подъехала "буханка", УАЗ-452 и нас стали грузить в машину и за 2 рейса перевезли в 340 военный госпиталь.

Но наши мучения на этом не закончились. В приемном отделении дежурный по госпиталю стал докапываться до того, где мы были все эти дни, т.е. с 6 ноября по 16 ноября, может где-нибудь в Союзе, а вдруг что-нибудь натворили. На наши слова о том, что мы только-что прилетели из Кабула он заявил, что ему ничего об этом не известно, может мы какие-нибудь бандиты. Нервы были на взводе и я этому "козлу" сказал, что ты зараза тыловая сидишь в тепле и сытый, а мы раненые тебе идиоту должны рассказывать и что-то доказывать. Я сотрудник Особого отдела КГБ СССР по 40 армии, подполковник, и ты сейчас оформишь нас в палаты а завтра с тобой будут разбираться оперработники Особого отдела КГБ по ТуркВО и я посмотрю на тебя завтра, как ты себя будешь вести.

Не знаю подействовала на него моя угроза или нет, но нас разместили по палатам, меня же он разместил в солдатскую палату, хотя должен был поместить в отдельную, но тогда было не до этого, так устал, что и это было здорово-белая чистая постель, тишина и возможность поспать.

На следующее утро меня осмотрело большое количество врачей, крутили, вертели, прописали большое количество анализов и оставили в покое на несколько дней. Лечение началось с того, что вырвали гланды, пролежал я в отделении 6 дней, потом начали лечить- выскоблили всю кожу на ноге, пересадили кожу с одного деликатного места на ногу, забинтовали и стал я выздоравливать. Потом еще проверили почки, сердце,печень, назначили кучу лекарств, в общем был бы человек, а болезнь ему найдут.

Лежу я , лечусь себе на здоровье, все хорошо, уже декабрь, на улице прохладно, дожди идут, снега нет, красота, вот и 20 декабря наступает- День ЧК, наш праздник, профессиональный, а в палате я один чекист и еще 7 солдатиков, раненых в разных точках Афганистана, с которыми я подружился за это время.

Вечером, часов в 17 меня вызвали на КПП где ждали Еврошин Анатолий, Гусев Анатолий, которые были в командировке в Термезе, получали новую технику и решили навестить меня в Ташкенте. Сели в самолет, летевший в Ташкент и прибыли в госпиталь, захватив с собой водки и закуски, что бы отметить день ЧК.

Короче, мы так отметили день ЧК, что прибыл дежурный по госпиталю и не поверите, это был тот самый дежурный, который меня принимал и который был настроен враждебно ко мне, вот он порадовался тому, что я грубо нарушил госпитальный режим, а он это зафиксировал и доложил в округ.

Утром, я еще не проснулся, а у моей койки уже сидит человек в белом халате, с погонами майора и говорит, что он из отдела кадров Особого отдела КГБ по ТуркВО с задачей взять от меня объяснение по поводу вчерашнего происшествия. Я спрашиваю, а что мною нарушено? Ответ такой, что вчера я грубо нарушил правила лечения и начальство хочет иметь от меня объяснение поступку.

Отвечаю, что вчера я со своими "сокамерниками" отмечал День ЧК. Майор говорит, что это и есть нарушение правил лечения и он хочет знать, почему подполковник угощал водкой солдат?

Отвечаю, а как бы поступил он, выпил бы водку под одеялом, тайком от солдат, с которыми я был на боевых операциях и с которыми мне и дальше придется возможно воевать, и, которые, меня водили на перевязки, угощали присланными продуктами из дома, а я их бы проигнорировал? Да и с кем мне было выпить за доблестных чекистов, если не товарищами по Афгану, тем более, как я установил, трое из них помогали нам в наших делах .

Майор сказал, что его это мало интересует, его задача взять объяснение с меня и передать начальнику . Я ответил, что ничего писать не буду, т.к. у меня свой начальник, генерал-майор Румянцев Виктор Дмитриевич, а он команды дать объяснение мне не давал.

Майор обиделся и ушел, пообещав сделать все , что бы меня в госпитале не задерживали и поскорее отправили назад, в Кабул.

Так и произошло, через 2 дня меня вызвал лечащий врач и сказал, что поступила команда выписать меня и отправить назад, по месту службы. На мой вопрос о положенном по ранению отпуске, был ответ, что это не к нему, а к своему начальству , оно так решило.

Все происходило буднично, выдали обмундирование, выписали документы и вечером на аэродром в Тузель, там в Ан-12 и через 3 часа я выходил в Кабульском аэропорту, где меня встречал тот же Еврошин с Солодухиным .Поехали в отдел , выпили за выздоровление и утром я уже был на "ковре" у генерала Румянцева, которому доложили о моем поведении и он хотел лично разобраться во всем.

Виктор Дмитриевич был строг, но справедлив, после моего рассказа о том, что я отмечал день ЧК в солдатской палате, где пролежал все время, а не в отдельной, положенной мне по должности, он не стал меня распекать, сказал только, что не надо было грубить кадровику и написать объяснение, но я сказал, что у меня один начальник -это Вы и писать кому бы то ни было объяснение я не стал бы без его команды, он посмотрел на меня и сказал, что все правильно и я свободен. Выговора я не получил.

Зато через несколько дней я получил телефонограмму с приказом готовиться на боевую операцию, которая начнется в начале января1983 года.

Перед Новым 1983 годом приехал в гости Ахмад Шах, уже получивший майора, навестить друга, дагермана Николая, подполковника по нашему.

Ахмад Шах никак не мог запомнить, а тем более произнести наши фамилии и поэтому звал всех по именам, да и все афганцы знали нас только по именам.

Увиделись мы с Ахмад Шахом как старые друзья, радостно было видеть человека, ставшего близким на далекой афганской земле, награжденного к тому времени афганским орденом Красная Звезда. Он пригласил нас к себе в гости в новый дом, который он получил на одной из улиц Кабула.

В один из вечеров перед Новым годом, мы с Еврошиным и Солодухиным поехали к Ахмад Шаху в гости. Наш водитель Вахтанг хорошо знал этот район и минут через 40 мы стучались в дверь особняка на безлюдной улице. На нашем Уазике были афганские номера, выданные в Царандое, одеты мы были в джинсы, рубашки пиджаки, так, что мало походили на шурави и его охранник долго не пускал нас в дом, пока не вышел сам Ахмад Шах.

В гостях у афганцев нам не часто приходилось бывать, но обстановка у Ахмад Шаха мало чем отличалась от виденной в кишлаках. Одна половина дома женская, другая- мужская. Спальня, в которой спали супруги, отделялась только тоненькой занавеской от детской, спали они на полу, подстелив под голову валики из материи. Висело на стене зеркало. Никаких шкафчиков, маленький столик с ящиком, где хранятся ложки, вилки, посуда и вокруг которого собирается вся семья на прием пищи. Кухня где готовится пища, расположена на первом этаже. Водопровод отсутствует. В комнатах пусто, стоят 4 кровати, железные с мягкими пружинами, не застеленные, на них нам предстояло отдыхать.

Дети, а их у Ахмад Шаха оказалось 12 человек, бесшумно накрывали стол.Помогали мальчик и девочка. Лет 12. Жены Ахмад Шаха мы так и не увидели, хотя и знали, что ее зовут Мариам, ей 24 года и у них 4 детей. Остальные были погибшего среднего брата и сестры , которая погибла еще при Амине.

Судьба Ахмад Шаха, сына мелкого торговца была далеко не простой и заслуживает того, что бы на ней остановиться подробней, т.к. она типична для молодых людей, принявших близко идеи национального самосознания, которые несли в массы партия Хальк-Парчам-НДПА.

Осознав себя как личность, Ахмад Шах вступает в партию Парчам и включается в активную работу по распространению идей в массы. Примером для него служил образ Гавроша, маленького революционера из Франции. Ахмад Шах заканчивает лицей, но тут на след партийной группы выходят агенты шахской охранки и Ахмад Шах, в числе других, попадает в застенки службы безопасности. Его избили, сломали 2 ребра, но Ахмад Шах молчал. Снова пытки, допросы, но этот мальчишка оказался не под силу матерым жандармам. Применив физические пытки и не добившись от него нужных сведений, эти изверги пытали его током, подключая его к разным частям тела. Покалеченного, с сожженным желудком его освободила Апрельская революция 1978 года. Подлечившись, Ахмад Шах поступает в военное училище. Но его мытарства и здесь не заканчиваются, он становиться невольным свидетелем бесчинств, творимых Амином и вновь, в сентябре 1979 года он оказывается в тюрьме Пули-Чархи, куда были брошены сторонники Тараки, задушенного Амином. Снова пытки, избиения, но от физической расправы спасли советские воины. Освободившие всех заключенных в декабре 1979 года. Поэтому Ахмад Шах с таким уважением относится к русским. Он был произведен в офицеры и отправлен на учебу в Ташкент.

После обучения в течение года на курсах переподготовки оперативного состава КГБ СССР, Ахмад Шах назначается оперуполномоченным ХАДа-Службы Государственной Информации, растет в должности и звании и я встретил его уже в звании старшего капитана. От рук душманов погибает один из братьев и он забирает семью к себе. Потом умирает жена брата, которую душманы подвергли пыткам и дети навсегда остаются в семье Ахмад Шаха. Убивают мужа сестры и сестру и семья Ахмад Шаха вырастает еще на 4 человека, так, что когда мы были у него в гостях, детей была куча мала. К чести этого мужественного человека, мы никогда не слышали от него каких-либо жалоб по этому поводу и случайно узнали о его нелегкой судьбе от друзей.

После операций, в которых Ахмад Шах проявил себя только с положительной стороны, он был награжден орденом Красная Звезда и ему было присвоено звание майор. Мы помогали его семье продуктами-сгущенкой, маслом, т.к. желудок давал о себе знать.

И, вот у этого верного защитника революции мы находились в гостях. Ложась спать мы все-таки установили дежурство, т.к. на его охранника никакой надежды не было, да и вероломство душманов мы хорошо знали, поэтому вздохнули с облегчением только утром, когда Вахтанг вез нас к себе в городок.

Увиденное нас конечно ничем не удивило. Просто стала понятной и ближе жизнь афганских офицеров, активно борющихся за идеалы революции. Ахмад Шаха с того памятного вечера, мы стали уважать больше. Мне он подарил фотографии своей семьи, подарил ему свою семейную фотографию, сделанную во- время отпуска. В качестве подарка мы в тот вечер преподнесли Ахмад Шаху бронежилет, в надежде, что он как-то защитит его от бандитских пуль.

Интересно было бы узнать как сейчас сложилась судьба Ахмад Шаха, но, к сожалению там так все поменялось, что такой возможности очевидно нет.

Новый 1983 год я встречал в кругу друзей в Кабуле. Еврошин, Солодухин, Мишанин, Горшков, Гусев- можно сказать постоянный состав Особого отдела КГБ по 108 дивизии. В гости пришли- полковник Сидоров Евгений, заместитель командира дивизии, баянист и очень общительный человек, подполковник Мичурин, командир мотострелкового полка, Сергей Углов, командир артполка, правда он вскоре ушел к себе.

В этой стране, с сухим законом, мы все же достали водки, вина"Кристалон", которое можно пить даже правоверным, и подняли тосты за Родину, за здоровье присутствующих, за ждущих нас дома, за погибших ребят, за Володю Подлесных, пусть земля будет ему пухом.

С 1983 годом у нас всех были связаны большие надежды, т.к. это был год нашей замены в СССР. Встречи с родной землей. Как он сложится , будет ли удача в боях, все ли мы вернемся домой живыми? Но не дано нам знать свою судьбу, а вообще-то хотелось, может и не так она сложилась-бы!

Ребята вспоминали о прошедших операциях, расказывали о погибших друзьях. Показывали фото близких. Взгрустнули. Включили магнитофон и раздались слова песен, сочиненных и исполненных в Афганистане:-

-Ты нам Родина-мать, прикажи и мы в бой поведем батальон....

Слова близкие и понятные нашему настроению, жизни нашей в Афганистане, не могли оставить равнодушным никого из присутствующих.

Снова вспомнился Володя Подлесных, веселый, жизнерадостный, каким он запомнился нам навсегда. Помолчали. Затем спели сами несколько песен под аккомпанемент Жени Сидорова, который мастерски играл на баяне, привезенном из Союза.

Разошлись под утро, проверили посты. Ночь была темная. Сухая. В Афганистане зима приходит в конце февраля, начале марта, у афганцев это знаменует Новый год. В Афганистане заканчивался 1361 год, у нас начинался 1983. Мы шутили, что афганцы еще не дожили до нашей Куликовской битвы, 1380 года. Но уже столько битв произошло на этой земле и, не известно, сколько еще произойдет, т.к. помощь душманам наращивалась с каждым днем, несмотря на то, что они терпели поражение за поражением.

В Шинданте, Герате, Мазари-Шарифе, Кундузе, Гардезе,Газни, Пули-Хумри, Джалалабаде, Файзабаде- были проведены крупные боевые операции по уничтожению, силами самих афганцев и наших подразделений , бандформирований ИПА.

В 1983 году предстояло закрепить успехи народной власти, расширить зону ее влияния, т.к. к 1983 году процент территории контролируемой народной властью составлял всего лишь 17%, остальную территорию контролировали к сожалению душманы.

После чувствительных ударов, нанесенных бандитам в течение 1982 года, они заметно снизили активность на участках, которые охраняли наши и афганские подразделения. Перейдя , очевдно к тактике накапливания сил, совершенствованию боевой подготовки, укреплению старых и созданию новых баз сопротивления.

Исламское Общество Афганистана сделало для себя далеко идущие выводы и в декабре 1982 года обратилось к Народной власти с предложением заключить перемирие и договориться об условиях мирного сосуществования бандформрований и подразделений Народных Вооруженных Сил ДРА, с принятием определенных обязательств по оказанию помощи власти в охране участков дороги от нападений бандформирований, другой партийной принадлежности. Инициатива исходила от Ахмад Шаха Масуда, командующего Панджшерским Фронтом.

Я не могу судить о том, насколько представители руководства НДПА верили в возможность такого союза с ИОА, но думаю, что даже такой, пусть и не совсем реальный вариант, надо было использовать, т.к. он давал возможность народной власти переключить свои усилия на решение других вопросов, стоящих во множестве перед ней, и, с другой, признание силы правительства уже было поражением ИОА, которое надо было закреплять.

Капитан Леонов Николай, который находился с батальоном в Базараке, был свидетелем как первых контактов посланников Ахмад Шаха с представителями НДПА, так и последующих переговоров.

Вначале января 1983 года Начальники особых отделов дивизий 40 армии были приглашены в Ташкент , в Особый отдел ТуркВО на подведение итогов за прошедший год. Нам было о чем доложить Руководству КГБ СССР, т.к.чекисты нашей дивизии имели неплохие показатели по всем разделам оперативной деятельности и я был спокоен за оценку. К отчету я подготовился основательно и был готов к любым вопросам. Когда я отдавал паспорт на оформление визы в Союз, мне дали совет- поскольку в Ташкент едешь на несколько дней, то позвони жене и вызови ее туда же, все же увидитесь.

Это была идея, но трудно осуществимая, т.к. семья находилась в отдаленном гарнизоне САВО и дозвониться до нее было очень трудно.

Выход нашелся, по "ВЧ" из штаба Особого отдела по 40 армии я позвонил во Фрунзе, в Особый отдел КГБ по 17 корпусу Садыкбаеву И.У. и попросил передать Светлане, что 16 января я буду в Ташкенте и пусть она приедет туда с детьми. Заодно сообщить, что я жив и здоров.

Дни летели очень быстро и вскоре все было готово к поездке-виза, документы, форма, т.к. лететь в Ташкент надо было в повседневной форме. Которую мы не носили, а она оказалась велика на меня, так похудел я за эти годы.

17 января в Кабуле был довольно теплый день и мы собрались на аэродроме, ждали самолет. По лицам коллег я видел как они волновались. Одни задумчиво курили, другие были возбуждены и громко переговаривались. Как выяснилось, многие сообщили домой о предстоящем прилете в Ташкент и поэтому с нетерпением ждали встречи с близкими.

Подрулил Ил-76, богатырь-лайнер, на котором лететь одно удовольствие. После проверки документов, мы стали входить в его пассажирский отсек. Разместились, приготовились к взлету,раздались команды, закрылась рампа, замигали предупреждающие огни, взревели двигатели и мы пошли на взлет. Разгон, затем какая-то дрожь и самолет оторвался от земли. Все притихли и оживились только после набора высоты, когда пропал звон в ушах и стал нагнетаться воздух в салон.

Я сидел в средине самолета, на жесткой скамейке и думал свои думы. Светлану и детей я не видел уже полгода и как-то не представлял какие они сейчас. Мне все казалось, что они такие , какими я их запомнил в августе. Фотографию семьи я подарил Ахмад Шаху и сейчас хотелось, чтобы самолет летел быстрее. Но самолет летел так, как он и должен был лететь и через 1 час 20 минут заходил на посадку в аэропорту Тузеля, военном аэродроме Ташкента.

Я уже говорил, что Кабульское время отличалось от Ташкентского на 2 часа 30 минут и т.к. мы вылетели в 16 часов по Кабульскому времени, то прилетели почти в 20 часов местного.

Проверка таможни, получение денег в выплатном пункте и я почти бегом двинулся к дороге ведущей в город, чтобы доехать до города, там на автобус и в гостиницу КЭЧ, где нам были забронированы номера.

Через полтора часа я добрался до гостиницы и с волнением входил в вестибюль. У окошка администратора столпилась группа офицеров, желающих получить номера. Я подошел к окошку и спросил, заказан ли на меня номер? Назвав фамилию я подал паспорт, деньги, но тут администратор говорит, что номер уже оплачен и там Вас ждет жена.

От удивления и волнения я забыл про чемодан и помчался по ступенькам вверх, но тут услышал крик дежурной;-Вещи-то забери , сумашедший!

Схватив чемодан я не стал дожидаться лифта и по ступенькам стал подниматься вверх. Подниматься не то слово- помчался вверх. Длинный коридор, на полу ковровая дорожка, вот он номер. Стучусь, слышу шаги, затем звук родного голоса и через миг мы уже обнимаемся. Целуемся. Светлана плачет, от радости конечно, щупает меня, проверяя я это или нет. Но где же дети? А они оказывается остались дома, т.к. Алешка приболел, а Саша ходит в школу. Светлана оставила их нашим знакомым. Я был конечно разочарован, но все равно радость от встречи с любимой не может сравниться ни с чем.

Мы спустились вниз, я оформил документы и после этого мы пошли в кафе, где уже сидели многие мои коллеги с женами и детьми. Мы сели за столик, заказали шампанского, забыл его даже вкус, покушать и стали задавать вопросы о детях, о жизни в гарнизоне, о моей службе.

Светлана отвечала, с улыбкой глядя на меня, что дети растут, ждут домой папу, соскучились, не передать. Я слушал ее с волнением, видел, что она успокаивает меня, не просто ей живется в гарнизоне, одной с двумя маленькими детьми. Но не грустить же мы собрались в этот вечер. После кафе мы долго сидели, разговаривали и не было конца как вопросам. так и ответам.

Совещание было очень насыщенным, итоги были более чем серьезными, начальства было так много, что отбиться от всех не было возможности, вопросы, вопросы и еще вопросы. Со Светланой виделись только по вечерам , а их было так мало, всего три и вот настало время расставаться. Я проводил Светлану на вокзал, просвистел тепловоз и увез ее домой, в Казахстан.

На следующий день, утром мы все летели в Кабул, больше молчали, каждый думал о своем, унося в сердце частицу тепла, оставленную близкими нам людьми.

Кабул встретил солнцем и теплом, шумом и толкотней, на улицах обычная жизнь этого большого , экзотического города. В Хайрхоне все было также по старому, да и что могло случиться за неделю. Я дал команду всем оперработникам вылететь через 2 дня в Баграм, для подведения итогов работы за 1982 год. Команду передали в Чарикар, Джабаль-ус-Сарадж, в Суруби, где находились другие оперработники со своими частями.

В тот же день на вертолете я улетел в Баграм, где меня встретила масса дел, от которых никуда не деться, т.к. отсутствие хотя бы на день превращалось в лавину, которую лучше не допускать, чем потом разгребать.

Я мало строчек уделил работе Виктора Ивановича Головкина, но делал этот скромный парень большое дело. Знание фарси делало его незаменимым при контактах с афганцами. Конечно он не разговаривал так бойко, как афганцы, но все же достаточно для наших проблем, другое дело письменность. Дари он осваивал, но без помощи ХАДовцев, как правило, не обходилось, т.к. обороты речи иногда имели другой смысл, а их надо еще было осваивать. Виктор Иванович досконально изучил расстановку сил бандформрований в районе Баграма и знал поименно главарей, их"заслуги" перед народной властью и постоянно предлагал мероприятия по непосредственному установлению контактов с ними и привлечению их на сторону правительства.

Предложения заслуживали внимания не только для Особого отдела дивизии, но и в масштабе 40 армии и вскоре нас пригласили в Кабул, для обсуждения деталей возможных действий.

Дело было новое для нас, да и у афганцев оно буксовало. Они не шли дальше переписки, т.к. не видели в них силы, влияющей на обстановку в районе. Наши шаги могли дать им шанс для диалога напрямую, без посредников. После проведенных боевых операций, где душманы понесли значительные потери, они поняли, что с советскими солдатами шутки плохи и наши инициативы могли совпасть с их желанием как-то сохранить мирные взаимоотношения.

Особую ставку мы делали на главарей, принадлежавших к Исламскому Обществу Афганистана, т.к. программа этой партии была менее кровожадной, да и потери для нее были достаточно ощутимые. Кроме этого, ИОА вело активную работу по распространению своего влияния на кишлаки, где зверствовала Исламская партия Афганистана. Эта борьба носила непримиримый характер, несмотря на кажущееся миролюбие их руководителей.

Однако Начальник Особого отдела 40 армии генерал-майор Румянцев Виктор Дмитриевич, несмотря на наши обоснованные предложения, высказал серьезные опасения за безопасность наших контактов, т.к. хорошо знал продажную натуру бандитов и запретил нам встречаться вне контролируемой территории дивизией. Предложения в целом были одобрены, внесены коррективы и мы принялись за их реализацию.

От нашего лагеря до кишлака, где дислоцировались банды ИОА, было менее километра. Пост из артдивизиона, находившийся севернее нас, докладывал Головкину, обслуживающему дивизион, что их перестали обстреливать и только наблюдают за нашими действиями. Колонны, идущие из Кабула не обстреливаются, не было и подрыва на минах. К их посту подходят дети, продают сигареты, жвачки, выказывают дружелюбие.

Главарей мы знали- Заир, Нур Саид, Акрам поделили зоны влияния между собой и сообща предпринимали попытки выбить бандитов ИПА из близлежащих кишлаков. Это у них плохо получалось, т.к. бандиты из ИПА были лучше вооружены, более многочисленны и в ожидании нападений, хорошо укрепились.

У ХАДовцев был человек, который ходил в банду к Заиру и пользовался доверием как у одних, так и у других, такое бывало в Афганистане. Мы переговорили с начальником ХАДа подполковником Анарголем и он дал согласие познакомить нас со связником, но при этом просил использовать его только один раз, т.к. он ему еще будет нужен в будущем.

Надежды на то, что Заир откликнется с первого раза на наше предложение о встрече, не было, однако надо было начинать. Мы подготовили документ к Заиру, где предлагали ему встретиться по интересующему его вопросу- о расширении зоны его влияния в округе. Называли ему день, место встречи и время. Сигналом должна была служить серия ракет зеленого огня с нашей стороны. Место встречи- пост на дороге Кабул-Баграм. Мы гарантировали ему безопасность и возвращение назад.

22 января 1983 года , ночью, встретились у Анарголя с его человеком и попросили передать письмо от советского командования и если будет ответ, то передать товарищу Анарголю, а если нет, то мы будем ждать возможного ответа позже, в обусловленном месте. Над письмом мы с Виктором Ивановичем трудились не один час и думали, что нас должны понять на той стороне. Афганец забрал письмо и ушел, а мы стали готовиться к возможной встрече.

Мы планировали для начала просто установить контакт с главарем, встретиться с ним, поговорить, понять его планы и трудности, для начала приучить к мысли, что мы сила и с нами лучше дружить.

На тот период это была программа минимум и от ее выполнения многое могло поменяться в уезде. Дело было новое и мы пока не просчитывали наши шаги более чем на одну встречу. Можете представить наше волнение, когда пришло время возможной встречи.

Мы прибыли на пост, объяснили командиру взвода, что сегодня в 21 час к посту возможно подойдут душманы, но стрелять в них не надо, а проводить к нам. Взводный довел задачу до бойцов и мы стали ждать темноты. Ракеты были готовы, солдаты заняли окопы, зарядили оружие, т.к. от душманов всего можно было ожидать и стали ждать.

В 21 час мы с Виктором дали 3 зеленых ракеты в сторону кишлака, через минуту оттуда взлетели 3 ответные. Мы замерли и пригнулись к брустверу, стали ждать Заира. Однако к нам по тропинке приближалась детская фигурка. В темноте не было видно лица, но стало ясно, что идет не Заир. Не доходя метров семьдесят мальчишка крикнул, что принес ответ от Заир-хана и просил взять его. Виктор попросил его подойти , но мальчишка стоял на месте. Тогда Виктор предложил сходить самому к нему. Это был огромный риск, но чего либо другого путного на тот момент придумывать не было времени, т.к. за мальчишкой и за нами наблюдала не одна сотня глаз, и стволов, конечно. Делать было нечего, мы изготовили оружие и Виктор пошел к парламентеру. Эти метры, которые шел Головкин к связнику, показались мне километрами, а время вечностью, т.к. в случае стрельбы со стороны душманов или попытки захватить живым, шансов спастись у Виктора не было, стрелять же по мальчишке мы бы конечно не стали ни при каких обстоятельствах. Умный ход сделал Заир, учел нашу психологию.

Однако все было тихо. Виктор подошел к мальчишке, взял у него листок, поговорил с ним, дал ему пачку сахара и медленно, очень медленно, так мне казалось, пошел назад. Когда он подошел к нам и спрыгнул в траншею, я схватил его за руку, убеждаясь, что Виктор жив. Он был живой, но мокрый от холодного пота, т.к. игра в кошки- мышки со смертью дело далеко не простое.

В землянке мы сели читать послание . Заир писал, что согласен встретиться с шурави, но назначал другое место, объясняя тем, что ему не удобно. Время и место встречи было совсем в противоположном направлении, за аэродромом, где стоял другой наш пост. Сигнал тот же, встреча в отдельно стоящем доме, на краю кишлака. Охраны не должно быть более 5 человек. Шурави проведет тот же мальчишка, который принес письмо. Заир-хан опасался за свою жизнь, нам она также была вроде не безразлична. Надо было давать ответ. Саид, так звали мальчика, сидел на том же месте, где его оставил Виктор и мы крикнули, что согласны с предложением Заира и будем там, как договаривались. Саид побежал к своим, а мы стали думать, как оценить происшедшее. Хорошо или плохо, что Заир не пришел на встречу лично? Время поразмышлять было, т.к. до утра было далеко, ночевать в БТРе не светило, т.к. он был прекрасной мишенью, да и холодный, а в землянке не уснешь, т.к. ночь это не время для сна, у войны другой распорядок.

Сошлись в одном- даже приход мальчишки уже плюс, т.к. нелегко главарю было очевидно решиться даже на этот шаг, ведь это был контакт с врагам правоверных, а это, как мы знали, грозило смертью самому Заиру, ведь у него в банде были и более агрессивные моджахетдины, чем он сам. Но сколь скоро Заир пошел на контакт. Значит ждет чего-то для себя. Чего? Много вариантов ответов мы могли предположить, но для нас был-бы предпочтительней вариант доверия.

Так промучились мы до утра, обстрела не было и утром и мы двинулись в Баграм с попутной колонной, доставлявшей из Термеза уголь, продукты питания.

Добрались мы без приключений, нас в отделе ждали. Узнав о результатах встречи оперработники стали строить предположения, аналогичные нашим, но сходились в одном, контакт надо продолжать.

Я доложил Виктору Дмитриевичу о результатах встречи, о возможности продолжения контакта, умолчав о том, как к нам попала записка, т.к. знал, что он по головке не погладит за самодеятельность. Указание было продолжать работу в том направлении, какое было обговорено в Кабуле, с соблюдением мер личной безопасности. Разрешение на встречу с Заиром давалось при условии его прибытия к нам. Мы с Головкиным умолчали о том, как встреча виделась Заиру, надеясь что-нибудь к этому времени придумать.

Однако сколько мы ни думали, что-нибудь путного так и не придумали и решили только подстраховаться понадежнее, а встречу провести по предложенному Заиром плану. Виктор Головкин категорически был против, что бы на встречу шел и я, т.к. рисковать жизнью руководителя считал нецелесообразным. Но подстраховывать встречу я решил сам.

С командиром батальона охраны, на территории которого дислоцировался пост, мы внимательно осмотрели дом, подступы к нему. Спланировали размещение огневых средств, подготовили 3 БМП, для захвата или уничтожения душманов, если они нарушат условия встречи. В общем была проведена большая работа по обеспечению безопасности Головкина и воинов, которых он подобрал себе, но страх за их судьбу не проходил. Я чувствовал и понимал меру ответственности за самовольные действия мои и Виктора. Произойди что-нибудь с ним или с бойцами мне не жить, система раздавит меня , но начинать кому-то надо. А риск, он ведь был даже в том, что мы находились в Афганистане, так что же здесь было делать. Я был уверен, что надо рисковать, но докладывать руководству детали я не решился.

Дело было серьезное, риск огромный, но тогда мы сами были полководцами и сами решали как поступать в том или ином случае. Правда "полководцами" мы были не очень большими, должности занимали не очень высокие, однако за дело мы болели по настоящему и мало думали о собственной безопасности, просто недооценивали возможные последствия, а они могли быть катастрофическими как для нас, так и для всей военной контрразведки. Но решать приходилось именно нам, работающим в непосредственном контакте с душманами, а анализировать наши действия и оценивать результаты- это уже прерогатива тех, кто сидел на теплых местах в Кабуле, Ташкенте, Москве и мог журить нас за безрассудные действия, но пальцем не пошевелить чтобы либо помочь, либо запретить, вот когда выйдет, тогда они либо на коне, либо в праведном гневе.

В назначенный день мы были на месте. Кругом тихо, душманы не стреляли по постам. Для встречи все было готово и в условное время вверх полетели ракеты, ответ не заставил себя ждать.

Мы видели тени, двигавшиеся к дому. Их было шесть. За период наблюдения никто раньше в дом не входил. Мы благословили Головкина, ребят и они пошли.

Отсутствовали они около двух часов. Для нас это быыли тяжелейшие минуты, т.к. кругом стояла тишина, из дома не доносилось ни звука. Что там делалось, было тайной и когда показались ребята, посветив фонариком, мы зашевелились. Они подошли веселые, с шуточками , прибауточками, не каждый день приходиться целоваться с главарями банд. Но чувствовалась нервная веселость ребят, т.к. вырвались из объятий смерти, с которой терлись боками не одну минуту.

Бойцы, охранявшие Головкина, пошли отдыхать, а мы поехали в Особый отдел дивизии. По пути Виктор улыбался и говорил, что главарь сам боялся провокации с нашей стороны и принял точно такие же меры, как и мы, только у него не было БМП.

Затем в отделе Виктор Иванович рассказал, что Заир-хан после обмена любезностями стал расспрашивать- кто вы такие, откуда родом, какой веры? Виктор Иванович ответил, что он представитель советского командования, родом из Советского Союза, христианин по рождению, но коммунист по вере. Заир сказал, что не знает такой веры, но поинтересовался где он изучил язык и зачем? Головкин рассказал, что у нас в СССР все народы живут дружно, помогают друг-другу, независимо от национальности и веры и чтобы лучше узнать обычаи, изучают языки своих братьев. Он изучил язык в Таджикистане и сейчас учиться у таджиков , живущих в Афганистане, т.к. считает, что в будущем они будут общаться между собой, а не воевать.

Заир спросил, а зачем Вы пришли в Афганистан. Ведь у Вас такая большая страна, а здесь кругом горы, живем мы бедно, что у нас взять?

Ему было сказано. Что мы пришли по просьбе народа Афганистана, который желает жить самостоятельно и чтобы ему не мешали строить ту жизнь, о которой провозгласила НДПА в момент революции. А, поскольку, завоеваниям революции грозила опасность иностранной интервенции, к отражению которой молодая республика не была готова, на помощь пришли народы СССР, знающие цену братской помощи еще по гражданской войне, когда нам помогали патриоты многих стран. Тем более СССР и Афганистан связывают годы дружбы, заложенные еще Лениным и Аманулло-Ханом.

Много вопросов задал Заир-хан. Не все они были простые, на которые можно было дать убедительный ответ, но знание Виктором обстановки в Афганистане, его истории, уверен. Сыграло определенную роль в том, что Заир поведал и о своих бедах. Правда о них говорил как- будто о чем-то временном и решенном, но призывая и нас как-то задуматься над его проблемами.

А их у него было немало. Помимо взаимоотношений с руководством Панджшерского Фронта, которому он подчинялся, у него было еще много начальников в Исламских комитетах, в службе безопасности, которые требуют активных действий по расширению зоны влияния, а в кишлаках Исламская Партия Афганистана, т.е их непримиримые враги. Сил у Заира много, но не столько, чтобы разгромить соперников. Заир не нападает на колонны, не стреляет в народную власть и хочет, чтобы это знало советское командование.

Виктор спросил. Почему Заир не обратиться за помощью к народной власти. Заир ответил прямо- у них очень много лиц, работающих на ИОА, ИПА, которые тут же доложат вверх и Заиру тут же отрежут голову и вырежут весь его род. Эта встреча не должна быть никому неизвестна, т.к. у шурави сила и он верит им, они не сделают ничего плохого ни Заиру, ни его людям. Пусть шурави подумают как помочь Заиру, а Заир подумает как помочь шурави. Здесь же Заир назвал имя афганца, работающего в гарнизоне Баграм и помогающего ИПА. Даже то, что Заир назвал имя человека, пусть и не своего, свидетельствовало о его желании помочь нам. Правда он ничем не рисковал в данном случае, однако готов и дальше помогать в раскрытии агентурной сети противника. Этот вывод Виктор сделал еще в процессе беседы с Заиром. Договорились о следующей встрече. Заир сказал, что к посту подойдет Саид и предупредит, если что- либо не даст возможности прибыть в этот день.

Это так, в общих чертах суть беседы Головкина с Заир-ханом. Было конечно больше вопросов для беседы, но они носили характер прощупывания друг- друга.

Бойцы сидели в другой комнате с душманами, одетыми в коричневые маскхалаты, с автоматами, производства ФРГ, в ботинках, войлочных шапках, здоровые, крепкие, молчаливые.

При появлении Головкина и Заир-хана они вскочили, приветствовали поклонами и пошли впереди и сзади его. Чувствовалась дрессировка, страх перед вожаком. Власть главаря распространялась на них, их родственников, расправа была короткой и жестокой. Поэтому моджахетдины не ленились гнуть спину.

Я должен сказать, что афганцы удивлялись отношениям между нашими солдатами и офицерами, не понимая как можно дружить с солдатом образованному человеку, выходцу из другого сословия. Даже наши коллеги по цеху- Ахмад Шах, Анарголь, Ниаматулла, которые считали себя коммунистами и боролись за народ, не понимали, что солдаты и есть народ. Они никак не могли себе представить равными низшему сословию, ибо своих нафаров они называли рабами, которые прислуживали им дома, ухаживали за детьми, не пользовались никакими правами в военной организации. Проявлялось это довольно резко и я видел у солдат такое же подобострастное выражение лица, о котором рассказывал Виктор после встречи с Заир-ханом. Думаю, что в этом плане афганцам еще много предстоит поработать, чтобы переломить ситуацию, прежде всего у них самих в сознании, чтобы их солдат сознательно выполнял воинский долг и считал себя равным офицеру. Но этого ожидать еще долго придется, т.к. офицеры у них были из богатых и образованных сословий, где презрительное отношение к бедняку формировалось веками и сломать его было не так легко, да и время требовалось значительное.

Я объяснял офицерам -афганцам, что у нас солдат, это в перспективе офицер, командир, мы все из одного сословия и ни о какой зависимости или превосходстве одного над другим. Даже и мысли быть не может, иначе какое же это равноправие, для того и совершаются революции . Рассчитывать на то, что мои слова как-то изменят отношение этих офицеров, воспитывавшихся еще при шахском режиме и с молоком матери впитавших в себя чувство превосходства над чернью, было бы по крайней мере наивно, но своей повседневной жизнью мы показывали им пример равноправия, демонстрируя наглядно единство армии и народа.

Их солдаты, общаясь с нашими воинами, видели разницу в правовых положениях рядовых защитников Родины и, уверен, в них просыпалось чувство собственного достоинства, которое со временем все расставит по своим местам.

А тогда, после встречи с Заиром, у нас появилось чувство уверенности в собственных силах. Хоть у душманов и дисциплина, рабская преданность и угодливость, но раб первым и будет бунтовать, наверняка рядовые душманы видят разницу в своем и главаря, положениях и вряд ли оно их устраивает. Так что надо проводить эту работу, разлагая банды даже показом единства между солдатами и офицерами. Это сильное оружие, безотказное и бьет оно прямо в цель, без промаха.

Мы решили в следующий раз угостить охрану душманов чаем, лепешками, накормить, пусть видят наше дружелюбие и гостеприимство. На рисунках, которые помещались в душманских газетах. Шурави изображались кровожадными уродами. Пьющими кровь правоверных. Надо было доказывать обратное, что бы мифы о нашей жестокости развенчали сами афганцы. Но мы знали, что в охрану главарей входят наиболее верные, фанатично преданные бандиты и поэтому задача перед нами была довольно сложная.

Через несколько дней мы установили человека, который работал на ИПА в гарнизоне, выявили его связи среди военнослужащих и гражданских лиц, Анарголь произвел аресты.

Эта акция лишила бандитов важных источников информации в гарнизоне и они заметались. Арестованные дали показания и теперь коллеги из ХАДа держали действия эмиссаров банд под контролем и стали влиять на обстановку более активно.

Не скажу, что Анарголь и его подчиненные сидели сложа руки, но их подготовка и принадлежность к разным партиям сыграла с ними злую шутку. Профессионально они на голову были ниже наших оперработников, все их действия носили оборонительный характер, а здесь надо было упреждать, наносить удары по душманам, вербовать агентуру, забрасывать их в банды, разлагать их изнутри. Советником у Анарголя был наш подполковник Аминов Ренат, который свое дело конечно знал, но влиять на своих подсоветных был не в состоянии, т.к. их сначала надо было научить работать в боевых условиях. А затем уже спрашивать. А времени у Рената на это не было и поэтому наша, пусть маленькая, но все-таки помощь , давала и им результаты.

Свою связь с Заиром мы конечно не афишировали, но связывали с ней планы по постепенному привлечению их на сторону народной власти. Сначала нейтрализовать, затем заинтересовать перспективой сотрудничества, а потом и привлечь для активной борьбы за упрочение народной власти.

То, что мы громили душманов на боевых операциях безусловно было очень важно, нужно было демонстрировать нашу силу, но более важной была работа по разложению бандформирований изнутри, посеять сомнение в необходимости сопротивления народной власти, показать примеры сотрудничества дехкан в кишлаках с народной властью и их перспективах и, наконец, поставить перед выбором- воевать со своим народом или строительство новой жизни вместе с ним. Эта задача, уверен, была более перспективная и важная и имела непредсказуемые перспективы на будущее, так, что над ней стоило думать и думать.

Но заставить думать коллег из ХАДа было ой как не просто, т.к. они между собой бодались каждый день- один арестовывал, другой выпускал, один расстреливал, другой мстил ему. В этой ситуации мы не могли их информировать о работе среди душманов, т.к. утечка информации могла на корню загубить всю нашу комбинацию, а перспектива здесь открывалась такая, что либо мы перехватываем инициативу и диктуем условия душманам, либо не видать нам покоя и нести неоправданные потери в людях и технике. И как ни странно наши коллеги из ХАДа могли либо помогать, либо мешать и погубить ситуацию.

Заир- хан подал сигнал через Саида и Головкин в условленный час отправился на встречу. Мы конечно вновь приняли меры усиления постов, заблокировали место встречи и стали ждать возвращения Виктора Ивановича. Переживаний было столько же как и прошлый раз и возвращение Головкина мы ждали с нетерпением. Виктор вернулся через полтора часа и рассказал, что Заир-хан вел себя уже свободнее. Рассказал, что ему поставлена задача выбить банды ИПА в соседних кишлаках и назвал их. Кишлаки располагались от нас в полутора километрах и подходили вплотную к дороге. Существовала реальная угроза нападения на нее. Виктор пользуясь моментом, под предлогом того, чтобы не ошибиться при нанесении авиа и артиллерийских ударов по кишлакам, занятым ИПА, и не нанести ударов по кишлакам , занятым людьми Заира, заставил Заира назвать кишлаки как свои, так и чужие и записал их в блокнот. Заир назвал имена главарей ИПА, состав банд, вооружение и даже расположение постов охраны их лагерей. Чувствовалось, что он изучил их не хуже чем нас, т.к. даже подсказывал где у нас слабые места в обороне аэродрома. Виктор поблагодарил его за информацию и сказал, что доложит руководству обо всех новостях и оно подумает как помочь Заиру. Тут же договорились и о следующей встрече. Головкин предложил Заиру посетить наш гарнизон и там поговорить о делах и планах, на что тот ответил, что подумает.

Заир-хан подсказал эту, поистине ценную в разведывательном плане информацию, преследуя свои цели, но даже так он уже помогал делу уничтожения банд, мешавших и очень активно, укреплению народной власти.

Мы нанесли полученные данные на карту и когда закончили работу получилась очень интересная картина- банды ИПА размещались не плотной массой, а как бы в шахматном порядке, причем их было примерно столько же, сколько и ИОА. Было над чем поразмышлять. В разведотделе у Тарана была такая же информация и мы, после совместного совещания, приняли решение о нанесении ударов по бандам ИПА. Преследовали две цели- уничтожение банд ИПА и проверка показаний Заира.

Для начала мы спланировали и нанесли удары по двум бандам, расположенным по соседству с кишлаками, где находились люди Заира.

Эффект был потрясающий- Заир-хан тут же назначил встречу и рассказал, что нами уничтожено большое количество моджахетдинов ИПА и он занял кишлаки, т.к. сопротивления ему никто не оказывал. Глаза Заир-хана горели, чувствовалось, что таким поворотом дела он доволен и просит действовать и дальше таким же образом. Виктор сказал, что доложит о его просьбе командованию и назначил встречу через день, Заир согласился.

Результаты я доложил Начальнику Особого отдела армии генералу Румянцеву Виктору Дмитриевичу, не уточняя как мы это получили. Румянцев оценил информацию и дал согласие на сближение с Заир-ханом, его коллегами в плане постепенного привлечения его и других главарей к сотрудничеству с нами, а , потом, возможно и с народной властью.

На встречу поехали вместе с Головкиным, он шел к Заиру с целью склонения его к посещению нашего гарнизона, где с ним хотело встретиться советское командование.

Не было Виктора минут 20, а затем в нашу сторону двинулась группа людей. Мы с интересом наблюдали за ними и через несколько минут к нам подошел Виктор и высокого роста, закутанный в одеяло, с автоматом, афганец, охрана рядом, закрывала его плотным кольцом. Мы поприветствовали друг- друга и вошли в палатку. Заир пропустил меня, Виктора и зашел сам, сказав своим охранникам чтобы ждали. Мы зашли в палатку, разрядили оружие и поставили его в угол. Заир проделал тоже самое.

Передо мной сидел человек, лет 40- 45, с довольно ухоженным лицом, умными проницательными глазами, волевым взглядом. Волнение, если оно и было скрывала темнота и неровный свет. Испуга , точно не было, он был у себя дома, сидел спокойно, уверенно.

Я его приветствовал, сказав, что рад видеть нашего друга в гостях у себя. Надеюсь, что он не будет испытывать какого-либо неудобства, попьем чаю. Поговорим о делах. С соблюдением известных нам правил хорошего тона мы преподнесли ему чай, лаваш, сахар, конфеты. Он взял, стал благодарить, потом молча пил чай, жевал лепешку, внимательно смотрел на нас. Оглядел палатку. Я ему сказал, что мы впустим его людей, чтобы они согрелись, но Заир сказал, что не надо, пусть ждут. А на улице было не сказать что холодно, но и не тепло, ведь заканчивался январь, но сделали так, как он сказал.

Заир-хан стал говорить о том, что солнце светит всем людям и места на земле много, где можно жить не мешая друг- другу, но почему аллах выбрал Афганистан местом, где должна проливаться кровь правоверных и шурави, он не знает, может ответ знают шурави?

Я улыбнулся его словам, т.к. направленность его мысли была прозрачно понятной- зачем мы здесь и почему воюем с афганцами, ведь это внутреннее дело. Но, нет Заир-хан, сейчас ты сильнее со своей братией, которой помогают оружием, советниками, учат за границей и поэтому мы здесь, а когда народная власть станет на ноги, когда последний бедняк поймет и примет ее, вот тогда будет ваше дело, но тебе, если ты не переменишься, места там не будет.

В таком духе я ему и сказал, исключив последнюю мысль, т.к. к этому мы его и должны будем привести в процессе общения. А потом, ведь он имеет сейчас прямую выгоду от контактов с нами, т.к. с нашей помощью завладел двумя кишлаками, даже в этом случае контакты с нами ему на пользу. Заир признал этот очевидный факт и поблагодарил с присущей афанцам лестью в произносимых фразах. Мы выслушали Заира и сказали, что слова это конечно хорошо, но дела лучше. Нам хотелось бы, что бы Заир-хан , обладающий большой силой. Помогал и нам в решении наших проблем.

Заир заявил, что ценит доверие и готов ответить тем же. Я ему ответил, что его люди расположены во многих кишлаках,хорошо вооружены, имеют неплохую подготовку и могли бы обеспечить безопасность движения наших и афганских колонн на участке Баграм-Чарикар. Этот участок, длиной всего в 8 километров. Ты возьмешь под свой контроль, с задачей- недопустить обстрела и установки мин бандами ИПА. Мы же в свою очередь, готовы помочь ему в решении его проблем.

Он ответил, что подумает над нашим предложением, посоветуется с другими командирами, так и сказал, командирами, а затем даст ответ. Он ценит доверие и будет рад помочь шурави. Я сказал, что мы будем ждать от него предложений как сделать то, о чем мы договаривались ранее.

Попив еще чаю, Заир произнес "Омин" и встал. Встали и мы, вышли проводить его через пост. Охрана вскочила, поклонилась и также четко взяла под охрану своего главаря. Заир-хан подошел к нам, трижды поцеловался с каждым и пошел к себе в кишлак.

Мы поинтересовались у бойцов- удалось ли им пообщаться с охраной, приняли они угощение или нет? Бойцы доложили, что от угощения охранники отказались, но было видно, что они просто боятся друг- друга, в разговоры не вступали, исподлобья наблюдая за нашими позициями, хотя что можно увидеть ночью?

Побыв еще немного в батальоне мы вернулись в отдел, стали готовить отчет о встрече. Нужно было продумать вопросы взаимодействия, в случае, если Заир-хан возьмется за охрану дороги, т.к. при нападении банд ИПА, необходимо было использовать и его силы, а для этого надо все четко продумать и договориться с ним о сигналах оповещения..

Часам к 4 отчет был готов и мы пошли отдыхать. В 8 часов позавтракали и доложили итоги встречи руководству, получили указания и стали ждать ответа Заир-хана.

6 февраля с поста сообщили, что афганцы просят принять их. Виктор взял БТР и поехал на пост. Смеркалось, дул ветерок, было сухо, но натягивало тучи. Приближались холода.

Виктор привез трех афганцев- это были Заир-хан, Акрам и Вазир, закутанные в одеяла. Оружие у них мы забрали, разрядили и поставили в угол. Произнесли приветствия, поцеловались три раза с каждым и сели за стол. Алаутдин принес чай, хлеб, сахар, угостили "дорогих" гостей. Акрам и Вазир были такого же возраста как и Заир, но чувствовалось, что Заир у них за главного.

Где-то в подсознании появилась мысль о том, что перед нами сидели отъявленные убийцы, враги народной власти и наши враги, от рук которых погиб не один советский солдат, мирный житель окрестных кишлаков, можно одним махом обезглавить некоторое количество бандитов, получить ордена и звания, может даже и должности, не совершая никаких подвигов на поле боя, в конце- концов просто прославиться, но приходила и другая мысль, что в данный период важнее было использовать их в своих интересах, в интересах народной власти. Это было политически целесообразнее и действеннее стрельбы из самого крупного калибра, поэтому надо сидеть за одним с ними столом, нюхать их противный, кислый запах, улыбаться и говорить комплименты, угощать хлебом и солью.

За ними стояла большая масса забитых, неграмотных и фанатично преданных им людей, которых нужно было отрывать от бандитского движения, а сделать это могли только сами главари, оказывая нам помощь и тем самым показывая пример сотрудничества с народной властью. Их действия, какими бы фразами они их ни прикрывали, будут все равно поводом для размышлений тем, кто будет выполнять их приказы, направленные на помощь народной власти. Даже их бездействие- уже помощь нам. Так, что стоило убрать эмоции подальше и руководствоваться разумом, а он говорил- надо продолжать контакты с бандюгами.

После всех церемоний угощений и взаимных комплиментов, которые продолжались минут 20, Заир сказал, что он посоветовался с со своими командирами и они решили все вместе обсудить с шурави этот вопрос. Решились даже на то, что бы приехать к ним , поверив заверениям Заира, что им гарантируется безопасность.

Мы заверили их, что прибывшие с чистыми и благородными помыслами гости, найдут у нас понимание и поддержку. Мы готовы выслушать их и обсудить этот важный вопрос.

Главари разделись, сняли амуницию и стали говорить о том, что они готовы взять под охрану дорогу Баграм- Чарикар, но просят, во- первых, помочь в уничтожении нескольких банд ИПА, расположенных в кишлаках около дороги, и, во- вторых, помочь боеприпасами калибра 7,62 к их автоматам.

Мы ответили, что нам необходимы будут точные координаты домов, в которых располагаются банды ИПА и тогда мы сможем помочь в их уничтожении, а что касается боеприпасов, то у нас оружие другого калибра-5,45 и тут нужно расчитывать на трофеи банд ИПА. По словам Заира, для уничтожения банды в 40-45 человек, ему потребуются на бой порядка 12-15 тысяч патронов. Такого количества мы, естественно, дать им не могли. Тут же договорились о взаимодействии по уничтожению банд, данные на которых они дали нам ранее.

Затем главарям был предложен текст соглашения между нами и ИОА о взаимодействии в охране дороги, которое они с интересом прочитали и подписали. Это был первый в истории нашего пребывания в ДРА документ на котором стояли подписи главарей бандфомирований , с какими-то обязательствами перед советским командованием, что однозначно обязательствам перед народной властью, т.к. все, что мы ни делали , было в итоге направлено на ее укрепление.

Мы попросили собравшихся привлекать на их сторону других командиров боевых групп, с тем, чтобы процесс взаимного доверия развивался и дальше и у нас появлялось все больше сторонников и меньше звучало выстрелов с обеих сторон.

Главари отвечали, что это не простое дело. Т.к. некоторые командиры назначены взамен погибших в неравных боях и склонить их на свою сторону сразу не удастся, но они будут встречаться с ними и говорить на эту тему.

Попили чаю, душманы встали, взяли оружие, но не зарядили его, сели в БТР и мы с Виктором отвезли их на пост. Стали готовить доклад руководству и легли спать часа в три ночи.

Наша работа получила положительную оценку со стороны Румянцева, было предложено укреплять доверие и использовать их в практических целях по охране дороги и уничтожению банд ИПА.

Прошло несколько дней и вокруг нас начали твориться невероятные вещи- кишлаки по ночам оживали, поливали друг- друга огнем. Вначале мы приводили свои посты в состояние повышенной готовности, но, убедившись, что пули летят не в нашу сторону, стали ждать вестей от наших"союзников".

Вскоре вызвали на встречу Головкина и он поехал. Вернулся возбужденный и радостный:

- Наши союзники начали войну против банд ИОА и просили нанести удары по домам, где дислоцируются их противники. На крыши домов, где живут мирные жители, они положат ковры и их с воздуха будет хорошо видно. Значит удары нужно будет наносить по домам, где нет ковров.

А для артиллерии они дали координаты, правда довольно безграмотные, но наши специалисты быстро все пересчитали и в назначенный час все вокруг задрожало от артиллерийского огня.

Люди Заира, укрывшиеся неподалеку, после окончания удара выдвинулась на удобные места и как только душманы стали покидать свои убежища, открыли по ним огонь. Бандиты заметались, а тут авиация стала наносить удары с воздуха по ясно видимым целям и вскоре огневое сопротивление в четырех кишлаках было сломлено. Кишлаки заняли люди Заира.

На встрече, состоявшейся через день, главари не скрывали радости по поводу удачи. Хвалили нас, но и себя считали героями. Дорогу они контролировали и обещали обеспечить ее безопасность. Таким образом программа минимум была выполнена.

Встал вопрос о постепенной переориентации главарей бандформирований на решение задач, стоящих перед народной властью. Но нужно было это делать настолько деликатно, чтобы душманы этого не почувствовали. Главное, было показать им нашу верность идеалам интернационализма и бесперспективность дальнейшей борьбы бандформирований с народной властью, набирающей силу и поддерживаемой все большим количеством трудящихся Афганистана.

В том, что народную власть поддерживают достаточные силы шурави, душманы видели, то что мы не бросим ее, пока она не станет на ноги, тоже было ясно, а вот показать процесс ее укрепления, пробуждения самосознания дехкан и их приобщения к делам народной власти, тут нам одним было не справиться, нужны были усилия ХАДа, Царандоя, партийных комитетов, органов народной власти.

С этой целью нам было рекомендовано постепенно и дипломатично ввести в работу афганских товарищей и по мере их участия в мероприятиях, передавать всю инициативу им, приучая главарей к сотрудничеству со своим народом.

Этой работой мы и занимались с Головкиным, Усенко, Акопяном Петровым, которые оказывали посильную помощь в этом важном деле.

Масштабы этой работы постепенно расширялись и они полностью совпадали с теми мероприятиями, которые проводила НДПА в масштабе страны- показать бесперспективность бандитского движения и убедить главарей в возможности сотрудничества с народной властью. Эта работа вменялась в обязанность каждому оперработнику на своем участке, а общий анализ и координацию мероприятий осуществляли мы с Головкиным.

И пусть это были не ахти какие результаты, но даже и они приносили пользу нашему пребыванию в Афганистане, уменьшали наши потери и поэтому мы искали новые формы воздействия на душманов, где-то находили, а где-то нет.

Так, шаг за шагом, на ощупь мы шли по этой непроторенной дороге. В надежде, что она когда- нибудь приведет к такой форме сотрудничества бандитам не останется пути, как признать народную власть и перейти открыто на ее сторону.

Встречи и работа по этому направлению продолжалась вплоть до моего убытия из Афганистана, где эффективно, а где не очень, но разные были у нас контакты, разного настроя были и главари. Всю эту работу координировал Головкин Виктор Иванович, который так включился в нее, что знал обстановку и планы душманов пожалуй лучше их самих.

Знало бы начальство какими делами мы занимались на самом деле, оно нас либо в порошок стерло бы, либо представило бы к Звездам Героя Советского Союза, но мы докладывали о результатах реальных, а каким образом добыты эти бесценные данные, не сообщали, не думали мы о Звездах, но перед заменой я представил Головкина к награде и Виктор получил орден Красная Звезда.

Самое интересное то, что они то награды получали за работу сделанную нами. Я понимаю, что вопрос субординации сложный вопрос, каждому хочется показать, что именно он придумал и воплотил в жизнь план нейтрализации душманов , что он рисковал жизнью и здоровьем, напрягал мозги и мышцы, но, как правило эту работу делали другие, приземленные к обстановке офицеры контрразведки, которые и ранения получали и жизнью рисковали, но результаты принадлежали другим. Сидя в Кабуле, в достаточно насыщенном войсками, как нашими так и афганскими, под хорошей охраной, они мало думали о нас, находящихся по соседству с душманами, всего то в 200-300 метрах друг от друга, стреляющим друг в друга каждый вечер, общающихся днем и смотрящим в прицелы вечерами, что мы для них, скорее всего расходный материал, ну убьют одного, пришлют другого, слава богу хватало народу, да и патриотизм был высочайший, каждому хотелось повоевать, получить награды, а то, что убить могут, кто в свои 28-35 верил в это?

Но мы то работали и рискуя жизнью встречались с врагами народной власти, с нашими врагами, добывали разведданные в интересах Особого отдела 40 армии, по которым принимались серьезные решения командованием 40 армии и потом награждались за конкретные результаты по борьбе с врагами целые пласты командиров, живущих в гораздо лучших условиях, которые потом могут говорить, что они воевали, рисковали жизнью в борьбе с врагами и т.д

Но хватит о грустном.

А Д А М А У Ш Е В и Р А Ф А Э Л Ь А К О П Я Н

" Без кинжала нет абрека, без барашка нет стола! "- такие слова написал мне на память Адам Султанович Аушев при проводах в Союз, они же звучат на пленке, которую записал Виктор Головкин в день моего отлета из Афганистана.

С Адамом мы близко сошлись во время операции в Панджшере в августе 1982 года, когда он был назначен командиром разведбата вместо майора Абдулина. Я уже писал, что в этот момент возникла необходимость поставить во главе этого динамичного подразделения боевого, мыслящего командира . Им оказался капитан Аушев Адам., который проходил службу в должности начальника штаба батальона.

Адам прибыл в Афганистан из Забайкальского военного округа, где служил в одном из самых отдаленных гарнизонов. Шутя говорил:

-Китаю с севера грозя, стоит красавица Борзя!

Это он любя отзывался о гарнизоне, в котором служил после окончания Орджоникидзевского высшего общевойскового училища, где происходило его становление как офицера. Адам старший из всех Аушевых и когда Руслан, средний, уже находился в Афганистане, где громил душманов. Адам обратился с рапортом к командованию округа направить его для дальнейшей службы в ДРА.

Не сразу его рапорт был удовлетворен, но в 1982 году Адам уже принимал участие в боевых операциях. Вскоре в наше соединение прибыл и младший из Аушевых- Багаутдин, как две капли похожий на своих братьев,который был назначен командиром взвода в разведбат.

Теперь об Рафаэле Акопяне, оперуполномоченном Особого отдела , старшем лейтенанте, выпускнике Высшей школы КГБ СССР, человеке исключительно добросовестном и порядочном, смелом и находчивом, обладающем умением завоевывать расположение окружающих и вскоре ставшим одним из организаторов нашего досуга. Рафаэль прекрасно играл на музыкальных инструментах, хорошо пел и вскоре подружился с Адамом Султановичем. Который также был хорошим певцом и играл на гитаре, так что ни один вечер не проходил без Адама и Рафаэля. Эта дружба очень помогала в выполнении стоящих перед батальоном задач. Т.к. здесь они дополняли друг -друга,и мы знали, что если дело поручается Аушеву, можно быть спокойным, Рафаэль ему всегда поможет.

Вечерами, когда мы не воевали, мы собирались у меня в комнате, она большая. Никто не потревожит и не зайдет, за исключением друзей, обязательно с бутылкой. Это пропуск, который никто не устанавливал, но никто и не нарушал, каждый входил, ставил и был тут же своим.. Та же процедура была, когда мы собирались в комнате у Адама, жившего в штабе батальона.

Адам, Рафаэль, Усенко Сережа, Коля Небратенко, пока не женился, приходили с гитарой, приносили выпить и закусить и мы до утра пели песни, выпивали столько водки, что просто удивлялись, сколько бутылок приходилось выбрасывать по утрам.

В комнате было весело, слышались шутки. Рассказывались различные истории из жизни наших воинов в Афганистане. Делились новостями из дома. Читали письма, иногда даже грустили. Больше всех писем получал Сергей Усенко, каждый день по письму, иногда даже по два. Затем начинали петь. Рафаэль и Адам предложили создать наш домашний ансамбль и назвать его " О, Греция!", по аналогии с вопросом-" А в Греции тигры есть?", " в Греции все есть!".

В нашем ансамбле были все песни или почти все, какие мы слышали и какие могли изобразить с нашим не начатым музыкальным образованием. Фирменную песню" О Греция!", Рафаэль запевал под Челентано и мы все затем пели сочиненный им припев. И, должен доложить так здорово получалось, что хоть сразу на сцену, благо ее не было. Но зато ее могли слушать наши сослуживцы, а куда бы они делись из ограниченного пространства гарнизона, да и они не очень сопротивлялись, все зависело конечно от количества выпитого, и аплодисменты звучали тем громче, чем больше мы выпивали. А водки как правило мало не бывало. Как и не бывало некрасивых женщин, просто мало было водки.

Своим творчеством мы конечно надоедали окружающим, но в каждой палатке где жили офицеры были свои ансамбли, свои таланты и свои поклонники, так что мы не были конкурентами, либо надоедливыми музыкантами, хотя, если честно признаться конечно талантами мы не блистали.

Мы собирались каждый вечер, беседовали на разные темы, рассказывали о себе, о своей прежней жизни, о семье, проблемах, планах на будущее, обсуждали текущие дела. Мы знали друг о друге почти все. Знали об успехах в учебе Руслана Аушева и его большой патриотической работе среди молодежи, о делах в семье родителей Адама. Делились планами Сергей Усенко, Рафаэль Акопян. Я тоже думал о скорой замене в Союз и о том, как мы продолжим дружбу уже там. Мы поклялись не забывать друг-друга, помогать, чтобы не случилось. И я верю, что мои друзья не забыли тех прекрасных вечеров в нашем гарнизоне, когда далеко от Родины, звучали песни о ней.

" Где- то на сопках багульник цветет"- это любимая песня Адама Аушева, которая брала за сердце, волновала кровь,каждый понимал, что Родина - это не место где ты родился, а вся наша большая и прекрасная страна, где ты был и где еще предстоит побывать.

География нашего отдела была обширная- Юра Дементьев из Ленинграда, Рафаэль из Москвы, Адам- Кавказ, Забайкалье, Сергей Усенко-Горький, Николай Небратенко-Украина, я из Киргизии, но служил на Урале, Дальнем Востоке, Забайкалье, Сибири, Краснодарском крае, Смоленске и вскоре побывал в Молдавии, Одессе, Кишеневе.

В общем было о чем рассказать и было что послушать. Мы взаимно обогащали друг-друга знаниями и психологически притирали характеры. Вскоре уже невозможно было сесть за стол без кого-либо из нашего маленького ансамбля" О, Греция!".

К нам в коллектив прекрасно вписался комендант гарнизона майор Сергей Антонов.По долгу службы мы решали множество вопросов совместно и постепенно Сережа стал так необходим, что если его не было, мы его находили и тогда песни звучали в его исполнении, пел он не хуже Юрия Антонова, правда знаменит он был не так как Юрий, но это ничуть не влияло на него, да и на нас. Мы собирались у него в комендатуре, где была прекрасная баня, построенная его предшественником.

Приятно было после баньки попить чайку с вареньем, а варенье у Сергея было всегда, отдохнуть немного от забот за дружеской беседой.

Так мы жили в перерывах между операциями, находя даже в этом сугубо мужском коллективе тему, которая не давала скучать, сближала наши истосковавшиеся по Родине души.

А Н Я и Н И К О Л А Й

--------------------------------

Февраль 1983 года был для нас вдвойне памятен - это и день Советской Армии и День Счастья Ани и Николая Небратенко, в этот день вступивших в законный брак.

Николай в начале февраля задал вопрос о возможности вступления в брак на территории ДРА. Мы не знали как решается этот вопрос за границей и поэтому попросили Виктора Мишанина выяснить этот вопрос в Посольстве СССР в ДРА. Виктор поехал туда, поговорил с нашими коллегами, изложил суть дела. Там с пониманием отнеслись к этой щекотливой теме, заграница все-таки, дали согласие помочь и мы стали готовиться к свадьбе.

Для Николая необходим был костюм, достали, для Ани платье- достали, кольца тоже, из Союза. И вот, в один из дней февраля, 20 числа, Аня и Николай полетели в Кабул на регистрацию, мы были в Баграме, работали с Головкиным.

Помощник консула назначил бракосочетание на 11 часов утра и Аня с Николаем стали мужем и женой. Нашлась даже и бутылка шампанского.

По приезду в Баграм мы поздравили молодоженов и стали готовиться к свадьбе в боевых условиях.

Аня работала шеф- поваром в нашей офицерской столовой и ее подруги приготовили праздничный стол. Аня и Николай пригласили порядка 80 человек, но пришло гораздо больше.

Присутствовал весь отдел- боевые друзья Николая. Со стороны Ани были ее подруги. От командования дивизии- начальник штаба Геннадий Иванович Кандалин, ряд офицеров и пропорщиков.

В назначенный час я открыл торжественную часть вечера, сказав, что мы присутствуем при небывалом, в масштабах Афганистана и сложившейся обстановке, торжестве, когда два человека, познакомившиеся в далеком Афганистане, полюбили друг- друга и вопреки войне, стрельбе и смерти, решили создать семью. Не простым путем шли к своему счастью Аня и Николай, но тем крепче пусть будет их любовь и счастье и , если они создают семью в огне войны, то хочется пожелать чтобы никакая сила не смогла разбить или поколебать ее. За молодоженов, тост и их будущее!

Мы выпили водки, которую выделили в Посольстве СССР. Кандалин пожелал счастья молодой семье, сказав, что создание семьи в Афганистане знаменует собой вечный процесс жизни, любовь нельзя ни убить, ни спрятать, она жива всегда и пробьется сквозь любую преграду. Значит судьба для Ани была ехать в Афганистан и там найти свое счастье. Так пусть оно будет таким крепким и вечным, как ити горы, чистым . как небо над нашей Родиной и счастливым как смех ребенка!

Потом были пожелания от боевых друзей Николая, подруг Ани, затем молодожены сказали несколько слов, целовались, смеялись. Мы все радовались за Николая, глядели на его счастливое лицо, на смущающуюся Аню.

-Вернитесь живыми ребята домой и будьте счастливы, такой лейбмотив этой необычной свадьбы. Под гитару и баян немного потанцевали, потом запели наши русские песни. Вспомнили погибших ребят, Володю Подлесных, эту незаживающую рану нашего отдела. Взгрустнулось. Но вот снова звучит песня в исполнении Рафаэля и ее подхватывают все.

Командование дивизии, учитывая исключительные обстоятельства, выделило Ане и Николаю маленькую комнатку и зажила единственная в Баграме советская семья на радость и счастье окружающим.

Гостеприимными хозяевами были Небратенко и мы часто заходили к ним по вечерам, где нас угощали пирожками, еще чем- нибудь вкусным, да и просто поговорить.

О п е р а ц и я " В а л ь я н с к о е у щ е л ь е "

-------------------------------------------------------------

Февраль, март, апрель прошли в постоянной работе по привлечению главарей душманов на нашу сторону, о которой я писал выше.

Наступил май 1983 года. Ожила природа Афганистана, цвели сады, зеленела трава, в воздухе было не жарко, но солнце припекало все сильнее и сильнее. Жить бы да жить, но из соседней 201 дивизии доходили вести о бесчинствах душманов, действовавших в Вальянском ущелье и нападающих на дорогу жизни Кабул- Хайратон.

Батальон, стоявший севернее перевала Саланг и несший охрану дороги подвергался постоянным нападениям, нес потери и поэтому назрела необходимость проучить душманов и очистить район от них.

Вальянское ущелье расположено северо-западнее Панджшерского ущелья, стратегически очень удобное. С большим количеством кишлаков, в которых расположились банды и до которых из Кундуза дотянуться было не просто.

Батальон располагался постами на дороге и трудно было ребятам противостоять хитрости и коварству душманов, знающих рельеф местности, скрытые подходы и стрелявших в спину нашим бойцам. Вели себя они так потому-что были не биты.

Планом операции предусматривалось, что мы выдвигаемся с юга и блокируем ущелье, затем с ходу вводим в бой афганские подразделения, которые сосредотачиваем в другом районе и которые по нашей команде форсированным маршем прибывают в район боевых действий и сходу вступают в бой. Это было ново не только для душманов, но и для афганских нафаров- бойцов, так их здесь называют, т.к. проверялись качество командиров, их навыки и верность делу Революции.

Снова спрессованные до предела дни и ночи подготовки к операции. На боевые шли Вадим Солодухин, Анатолий Еврошин, Виктор Мишанин, Анатолий Гусев, Николай Мордовин, Сергей Усенко, Рафаэль Акопян. Задачу ребята уяснили очень быстро, не первый раз шли на войну, изучение обстановки по картам также не заняло много времени.

Утром, в 3 часа, 11 мая, вся наша колонна двинулась по до боли знакомой дороге - Баграм - Чарикар, Джабаль-ус-Сарадж - Саланг и далее на север. Душманы из "Зеленой зоны" не посмели потревожить нашу колонну и мы без приключений добрались до Саланга.

Перевал Саланг, легендарный перевал. Здесь несут охрану наши и афганские батальоны, здесь прославился командир батальона подполковник Хабаров, тогда еще майор, первый комбат батальона охраны Саланга. Душманы не могли позволить нашим колоннам свободно проходить по дороге жизни. По ней доставлялись все грузы для нашей 40 армии и афганского населения, поэтому они плотно оседлали хребты гор и бойцам охраны только и приходилось отражать их нападения.

После проведенных боевых операций в Панджшерском ущелье, в результате которых Ахмад-Шах понес значительные потери, активность душманов заметно снизилась, но в Вальянском ущелье активизировалась.

Саланг- это горный перевал в центральной части Афганистана, высотой более 6000 метров. В горе пробит тоннель длиной около 12 километров, с окнами для вентиляции, с укрытиями от осыпей, с площадками для обслуживания техники. Пользоваться тоннелем надо было очень умело, т.к. любой затор внутри мог привести к непредсказуемым последствиям, даже к гибели людей, что было несколько раз на моей памяти и поэтому там была организована специальная служба регулировки движения и при нашем подходе, мы не сразу в него вошли, а ждали сигнала о том, что тоннель свободен и можно очередной группе входить в него.

Я сидел на БТРе и когда мы вошли в этот каменный мешок, где едва-едва, сквозь дым и копоть, светились лампочки, капала за шиворот вода, веяло ледяным холодом, стало как-то не по себе.

Поднимались мы на перевал с остановками. Климат резко менялся. Внизу солнце и лето, а здесь зима и холод. Дул сильный ветер, шел мокрый снег. Его сдвигали на обочину тракторами и он лежал по бокам дороги. Мы сразу стали искать бушлаты, теплые вещи, ибо холод превратил наши железяки в холодильники. Замерзли как собаки пока проехали зимний Саланг, намокли в тоннели и стали сушиться уже после выезда из него. Сказалась высота- техника работала плохо, с перебоями, не развивала нужной мощности, двигались медленно, но постепенно прошли перевал.

В батальоне, куда мы шли , оперуполномоченным работал старший лейтенант Дистанов Талгат, который прибыл из того же отдела, откуда прибыл и я, и жил в том же доме, этажом выше.

Талгат попал в Афганистан в сентябре 1982 года в Особый отдел по 201 дивизии, где начальником был подполковник Семенов Валерий Александрович, по отзывам которого я знал о деятельности Дистанова.

Тяжело приходилось Талгату, оторванному от руководства отдела и даже не имевшему возможности посоветоваться с коллегами о том или ином варианте мероприятий, которые он собирался проводить и поэтому обстановку он контролировал слабо, не знал расстановку сил у душманов, их возможные планы.

Не во всех этих недоработках была вина Талгата, т.к. руководство отдела редко у него бывало, помощи не оказывало, а хватка у Талгата была хорошая, он обладал большой работоспособностью, но вот так сложилось.

Общее руководство операцией осуществлял Кандалин Геннадий Иванович. Он не тратил времени даром и с прибытием в район дислокации сразу же начались работы по налаживанию связи, по блокировке ущелья, по согласованию действий с приданными частями и афганскими подразделениями, которые по нашей команде должны были прибыть в район боевых действий.

Прошел дождик, парило, было душно. Облака цеплялись за вершины гор и были ниже перевалов. Мы находились на высоте не выше 3500 метров над уровнем моря.

Прибыли представители афганских войск и мы с ними отрабатывали элементы взаимодействия огнем, авиацией.

Сотрудники ХАДа выделили в наше распоряжение несколько человек, которые знали душманов в лицо и которых мы тут же определили в батальоны к нашим оперработникам. Это был уже новый элемент взаимодействия, который позволял тут же устанавливать бандитов.

Медики расположились около штаба опергруппы и приготовились к приему раненых.

Мы заняли брошенный особняк, недалеко от штаба опергруппы, провели связь и приготовились к работе. Со мной находился Виктор Мишанин.

Наша опергруппа располагалась в 10 километрах от батальона 201 дивизии и мы не сразу попали к Дистанову.

Операция началась в указанное время, душманы были блокированы и по их складам, огневым позициям, штабам, укрепленным точкам наша артиллерия, авиация афганских войск нанесли удары. О результатах судить было конечно трудно, но, уверен, что небо для душманов показалось в овчинку, такого им еще не приходилось испытывать, ведь били теперь их.

После окончания артналета, бомбежки авиации, афганские подразделения стали выбивать их из обжитых укрытий. Выходы в другие ущелья были перекрыты и душманы заметались. Но у них были свои стратеги и тактики, которые приняли единственно правильное решение- укрепляться и ни шагу назад.Некоторые отошли на запасные позиции, которые оборудованы были по всем правилам инженерного искусства.

Так продолжалось несколько дней.Затем давление на душманов со стороны афганских подразделений усилилось, они стали занимать господствующие высоты и появились первые пленные, от которых нам удалось получить уже достоверную информацию о бандах, их потерях, базах, главарях, их планах и сразу эффективность действий войск увеличилась.

Душманы применили старую тактику и угнали местных жителей в горы, а сами переодевшись в нашу и афганскую форму, террорезировали кишлаки в которых жители остались, озлобляя их против нас.

Нам пришлось заниматься этим уже знакомым делом, но от этого было не легче, т.к. попался до того упрямый сотрудник партийного комитета, что все наши доводы отвергал и утверждал, что это делают шурави.

Убедившись в том, что он настроен заведомо против нас, я спросил к какой партии он принадлежит? Ответ звучал гордо-"Хальк!", первый секретарь товарищ Асадулло Хан.

Мы уже достаточно имели информации, что среди партийных работников попадались эти горе- коммунисты, но столкнувшись с ними наяву, я увидел этих перерожденцев, наносящих вред делу партии, дискредитирующих идею революции.

Стали думать, что с ним делать, он не давал работать, только вредил. Ничего путного придумать в той ситуации возможности не было и самый простой выход был просто убить его, но сделать это нужно было только силами ХАДовцев, которые на него смотреть не могли, так он их раздражал.

Пригласили Асадулло -Хана, который оказался настоящим коммунистом, беседовали с ним ХАДовцы , о чем они говорили я не знаю, но на следующий день, до захода солнца, похоронили этого , павшего смертью храброго, представителя партии и нам уже больше никто не мешал.

Об этих элементах оперативной обстановки я доложил в штаб операции Лещуку Станиславу Николаевичу, находящемуся в городе Пули-Хумри, что в 60 километрах от нас севернее.

Получив команду прибыть к нему, я взял Мишанина и поехал по дороге в Пули-Хумри. По дороге мы заехали в батальон к Дистанову. Видели бы вы его лицо, когда к нему в батальон подкатила бронегруппа из трех БТРов, и зашел я, которого он не видел довольно давно. Он не ожидал увидеть меня в качестве руководителя оперативной группы. То, что он рассказывал, мы в общих чертах знали из других источников. Познакомились с командованием батальона, политработниками. Ребята боевые, многие ранены, но своего подразделения не покидали. Очень обрадовались помощи с нашей стороны и готовы были всемерно содействовать огнем и силой в уничтожении банд.

Я предложил Дистанову поехать в штаб операции и он согласился.

Утром мы выехали в Пули-Хумри, дорога была длинной, шла по таким красивым местам, что невольно возникла мысль о том, что здесь бы построить санаторий- кругом речки, горы и долины, воздух ароматный, что еще надо. Идиллия такая, что впору заснуть, но не тут то было. Наш покой был резко нарушен теми, ради кого мы сюда прибыли.

Летели мы со скоростью 90-100 километров в час и когда раздалась стрельба с вершины хребта, мы не сразу услышали, но когда прилетело несколько выстрелов из РПГ и взорвалось неподалеку от нас, стало сразу не по себе. Два взрыва в скалу и осколками осыпало нас, гранатометчики промазали и ударили с недолетом, но мы были людьми уже опытными, шли с дистанцией 100 метров, на большой скорости и потом наши БТРы обладают сами огромной огневой мощью. Три пулемета КПВТ, три ПКТ, да десяток автоматов- это сила, с которой душманам пришлось считаться. Но одного бойца все же ранило, мы его по ходу перевязали, были пробиты несколько колес, но БТР так устроен, что существует автоматическая подкачка колес и мы не останавливаясь ушли из-под обстрела, однако через 2 километра остановились и по радио доложили об обстреле, и вскоре по данному месту был нанесен был нанесен артудар.

В Пули-Хумри мы сразу же сдали в медсанбат раненого, а сами после доклада Лещуку, пообщались со своими коллегами, вечером попили водочки за встречу и победу над душманами и на следующее утро выехали назад. Неслись таким же темпом и на дистанции, проехали злополучное место спокойно, и к обеду уже были у себя в дивизии.

Из допросов арестованных бандитов складывалась более или менее ясная картина по району боевых действий. Банды контактировали между собой, имели хорошую радиосвязь. Взрывные устройства поставлялись им для бесконтактного подрыва, безоткатные орудия, 60 мм гранатометы, переносного варианта, ДШК, автоматы- горой лежали на нашей площадке. Выучку бандиты имели основательную- прошли переподготовку в Пешаваре, Пакистане, возвращались оттуда с личным оружием, с желанием воевать за веру.

Все наши слова о социальной справедливости, равенстве для них были пустым звуком, а один из них прямо заявил: -Если аллаху будет угодно и я останусь жив, я вам глотки зубами буду рвать!

Убежденность этих бандитов в правоте своего дела , поражала, сюда идеи народной власти не проникали, им был поставлен прочный заслон, а значит вопрос стоял ребром- их надо приводить в чувство силой, которая защищала народную власть.

Операция шла своим чередом, дел хватало и днем и ночью, уставали от недосыпа, от постоянных обстрелов, допросов, от злобных взглядов, от невозможности нормального человеческого общения со своими друзьями, от горы нерешенных проблем. И так день за днем. Надо было побывать в батальонах, поговорить с людьми, помочь в работе, поддержать боевой дух воинов.

В один из дней, когда выглянуло солнце, душманы молчали, мы решили помыться, постираться и вообще привести себя в порядок. Рядом протекал арычок, шириной более 2 метров, с холодной. Чистой водой. Вот тут мы и решили расположиться.

Недалеко стояло несколько заброшенных домов, около них лежали срубленные, обтесанные тополя. Мы их притащили. Положили поперек арыка, получилось что-то вроде мостика. На нем мы стали стирать одежду, бриться. В это время бойцы разожгли костер и стали кипятить чай. Постиранное мы развесили на кустиках, положили на мостик, окунулись несколько раз и стали загорать. Все были еще белые, загар еще не успел нас порадовать. У Бабаева, из разведотдела была побрита голова и он сидел в панаме. В предкушении процедуры употребления чая мы млели на солнце. Рафшан принес закопченый чайник, мы разлили по стаканам кипяток и стали остужать горячий чай. Даже вспотели от желания. И, вдруг, метрах в 10 от нас взметнулся столб земли, раздался знакомый треск и на нас полетели камни и земля. Мина! Затем еще взрыв, чуть в стороне, ну, блин, следующая наша, мы в треугольнике. Мы разом бросились в арык и течение за несколько секунд снесло нас метров на 15. В это время раздался третий взрыв и в воздух полетели наши гимнастерки, чайник, кеды, по этому же месту из домов, где мы брали эти дровишки, раздалась стрельба. Вот попали в переплет. Течение несло нас прямо к этим домам. Мы прыгая в воду по привычке все же схватили автоматы с подсумками и теперь решали задачу как выбраться из этого проклятого арыка.

Если бы мы выбрались из арыка, то сразу же попали бы под пули душманов, которые лупили по нам очень интенсивно. Мы стали орать что бы никто не вылезал, а организовывали оборону здесь же, в арыке, но это было очень ненадежно, т.к. нас прекрасно видно, мы раздеты и если бы кто-нибудь из душманов выскочил из дома и дал очередь по арыку, то нам было бы не сдобровать. Так думали мы мигом оценив обстановку. Но эту картину видели и наши товарищи и определив по звуку откуда велась стрельба, открыли огонь по развалинам, тем самым прикрыв нас. Над нашими головами пролетело несколько снарядов из стоящего неподалеку танка, раздался грохот разрывов, мы едва не оглохли. К нам подлетел БТР стреляя на ходу из пушки и солдатик стал кричать, что бы мы вылезали из арыка и прячась за БТР залезали в него. Мы поодиночке сделали броски и через 3 минуты были за БТРом, а там по глубокой канаве стали перебегать к лагерю.

Когда мы появились возле своих , смеху и шуток было много. Мы же дрожали, не от страха, мы еще не успели осознать очевидность грозившей опасности, а от холода, т.к. вода оказалась настолько холодной, что те 20 минут, что мы провели в воде, могли уложить с температурой даже северного медведя. Но, как ни странно, на следующий день никто и не чихнул из нас.

Душманы, а пробрались они по кяризам с 60 мм минометом, после обстрела попытались уйти назад, но мы передали в расположение подразделений, что бы они усилили наблюдение за тылом и когда под вечер замелькали цветные рубашки, бойцы огнем уничтожили группу в 8 человек, захватили миномет, мины и оружие.

Хороший миномет придумали американцы- маленький, 60 мм калибра, мины в пластмассовых стаканчиках, легкие, но достаточные для уничтожения живой силы. Только мастерства не хватило этим воякам, что бы накрыть нас с трех выстрелов, но это уже их проблема. Мы же пошли искать свое обмундирование. Долго пришлось бы нам искать его, если бы не начвещ. От нашего обмундирования остались только воспоминания, да пробитый чайник. Бревна разметало по сторонам, они еще дымились.

В общем в тот раз чаю мы не попили, но зато стали знамениты тем, что побывав в природном холодильнике не заболели даже насморком ,очевидно вмешались какие-то внутренние резервы организма. Меня такие случаи не удивляли, т.к. отец рассказывал, что они по несколько часов лежали в снегу мокрые, под артобстрелами, во время поиска и захвата языка лежали в воде и не болели. Мы также редко болели простудными заболеваниями зимой, срабатывали защитные силы организма.

День за днем афганцы занимали кишлаки, мы уничтожали душманские опорные пункты в горах и сопротивление постепенно переходило в очаговые, которые затем подавлялись. С гор стали возвращаться люди ушедшие полтора месяца назад с душманами. Голодные, оборванные, с животным страхом в глазах, они падали на колени и молили о пощаде , плакали женщины, дети, ревели голодные животные, в общем ад кромешный а не жизнь.

Но в этом аду надо было работать, выявлять бандитов, которые спустились с ними. Мы внимательно осматривали пришедших и по известным уже признакам вскоре отсеяли сотни полторы воевавших против нас и народной власти бандитов.

В это время подразделения заканчивали ликвидацию банд, подсчитывали трофеи, приводили в порядок технику. Отправляли раненых и убитых в Кабул, Баграм. Работы хватало всем, в том числе и нам. Среди задержанных выявили нескольких главарей банд, поработали с ними, получили оперативную информацию об оставшихся в живых бандитах, о местах возможного их укрытия, проинформировали разведотдел дивизии. Отправили задержанных на вертолетах в Кабул, в ХАД.

С Мишаниным съездили на несколько часов к Дистанову Талгату в батальон, попрощались с ним, с командованием батальона и уехали в свой лагерь.

Афганские товарищи, совместно с командованием афганских войск, устроили небольшой ужин в одном из домов, где располагался партийный комитет НДПА, в честь нашей совместной боевой дружбы.

Мы приехали туда на УАЗике, встретили нас афганцы, наши советники, которые советовали им что и как делать, поговорили несколько минут, а потом нас пригласили к столу, накрытому по афганскому обычаю- много зелени, плов, шашлык, лаваш. Ну а родимую водочку, точнее разбавленный спирт, конечно поставили на стол мы, шурави.

Рассадили нас через одного и я оказался рядом с интересными людьми из Генерального штаба НВС ДРА, особенно интересным собеседником оказался заместитель начальника оперативного управления , прекрасно говоривший по русски и переводивший как нам, так и афганцам суть произносимых речей.

Афганские командиры и политработники, сотрудники ХАДа благодарили северных братьев за помощь в ликвидации банд ИОА, мешавших строительству народной власти, показавших мужество и героизм при их уничтожении. Вспомнили погибших афганских и советских воинов, почтили их память минутой молчания.

Кандалин произнес тост за братство по оружию, за братство по идеям и пожелал, чтобы афганское оружие не ржавело и армия становилась день ото дня крепче.

От этого вечера остались воспоминания торжественности и взаимопонимания, т.к. делали одно дело, на глазах друг у друга, видели промахи и ошибки афганских командиров и поправляли их ценой наших жизней и хотелось, чтобы не проходила даром ни одна совместная операция, чтобы учились они у нас мужеству и стойкости, а самое главное, преданности, т.к. в то время нередки были случаи перехода афганских солдат и офицеров на сторону душманов, не было единства и среди командиров. Много проблем стояло перед руководством Вооруженными Силами, сидевшими рядом с нами за столом, да и перед всей афганской армией.

Но, что очень запомнилось мне тогда, в 1983 году, в июне месяце, так это слова которые сказал мне за столом афганский генерал. Когда мы уже прилично выпили и вышли на улицу перекурить и проветриться, он не отпуская мою руку сказал, что это конечно очень здорово, что вы помогаете уничтожать врагов народной власти, но не дай аллах, вы уйдете из Афганистана, нас тут же уничтожат те, против кого мы сегодня воюем. Лично он, его семья и родственники уйдут вслед за вами. Я опешил и спросил отчего у него такие мысли? Он ответил честно, что среди душманов у него 6 братьев о судьбе которых он не знает и которые не простят ему службу народной власти. Он видел как живут в СССР и не хочет чтобы его родные братья убили его как изменника.

Эти слова говорил молодой генерал народной армии, который трезво оценивал то, что делали мы и они в этой войне.

Я, естественно и предположить не мог, что слова этого патриота как то сбудутся через много лет, но тогда они меня поразили и я, естественно, изложил это отдельной справкой при подведении итогов операции.

Еще день подготовки и рано утром наша поредевшая численно колонна, вышла в обратный путь на юг, в Баграм. Над головой застрекотали вертолеты, наши глаза с воздуха, т.к. от недобитых душманов можно было ожидать любой подлости, мы приготовились к открытию огня на случай обстрела и заняли места согласно установленного порядка.

Я проинструктировал своих бойцов по мерам безопасности, проверил наличие оружия у каждого и вот команда- "Заводи, по машинам!"

Назад возвращаться всегда приятно, дело сделано, что может еще тревожить. Для бойцов, да и для меня скоро дембель, а это ох как поднимало настроение, увидим ребят, с которыми эти полтора месяца не виделись, помоемся в бане, да мало ли от чего может быть хорошее настроение, вот только бы душманы его не подпортили.

Но им очевидно было не до нас. Зализывали свои раны и слали проклятия шурави, лишившим их покоя.

Я лежал на масксети около пулемета КПВТ, держась за его ствол, чтобы не слететь с БТРа, когда он делал резкие повороты. Бойцы сидели кто где и в БТРе и спали на броне. Солнышко ласково пригревало бронежилет и скоро в нем не было мочи ни сидеть, ни лежать, пришлось снять. Гимнастерка мокрая, но сразу стало легче дышать, через 5 минут уже сухой. Солдаты тоже поснимали с себя эти штуковины, спасшие не одну жизнь, но прикрылись ими и лежали привязавшись к крюкам на башне веревками. Так ехали мы до самого Саланга. Здесь очередное перестроение, поочередное прохождение и когда стали подниматься вверх, пахнуло холодом и пришлось снова одевать все теплое и те же бронежилеты, которые все же согревали.

Я смотрел на лица солдат, охранявших Саланг и понимал насколько им не просто здесь на высоте, в постоянном холоде, под постоянным обстрелом- в любой момент с гор может раздаться выстрел или прилететь граната и спасет его только сноровка и умение. Душманы стреляют тогда когда их не ждут и, как правило, в спину. Подлый народ. Подумалось, что не все из этих ребят увидят зеленый Ташкент, куда привозят дембелей, т.к. обстрелы постоянные и уберечься не всем дано.

За тоннелем тот же холод, но спускаясь ниже становилось все теплее и теплее. Стали отогреваться и снова снимать с себя теплые вещи, раздеваться, въезжали в лето.

На подъеме в тоннель, со стороны Джабаля, стояла длинная колонна афганских машин, очевидно шедшая в СССР, в Хайратон за грузами, они пропускали нас и с любопытством смотрели на могучую боевую технику, на советских солдат, что-то кричали, но ничего не было слышно из-за рева двигателей.

Пройдя Саланг, приближались к Джабаль-ус-Сараджу. Снова знакомые места, город, поворот налево и мы входим в Чарикарскую "Зеленую зону". Там тихо, душманы молчат.

Ночевали в 177 полку, где служил Володя Подлесных, а сейчас Звоник и Новак. Устали, заснули как убитые после ужина, утром рано подъем и в путь, впереди Баграм. От Джабаля до Баграма 45-50 километров, пришли мы домой где-то после обеда.

Встречали нас с цветами, с улыбками, с4упруги Небратенко стояли рядом и махали нам руками. Солдаты взвода охраны попрыгали на броню и обнимались с живыми сослуживцами. В общем, в тот день радости было много, но была и грусть- в подразделениях стояли пустые койки погибших ребят.

Поэт в Афганистане сказал: - Кто-то не сядет за праздничный стол и не скажет, а помнишь мама, ведь я обещал и пришел!

Я позвонил в Кабул, доложил руководству об окончании операции, вкратце о результатах и получил указание готовить подробный доклад.

Вечером собрались у меня в комнате-Адам Аушев, Сергей Усенко, Рафаэль Акопян, Аня и Николай Небратенко, Виктор Мишанин,Анатолий Еврошин, Вадим Солодухин, Николай Мордовин- поговорить, песни попеть, покушать пирожки, что напекла Аня. Сидели долго, часов до 3, потом пошли к Адаму в батальон и там проговорили почти до утра. Невозможно было заснуть в такой вечер, когда не надо прятаться в канаву, спать, вздрагивая от разрывов гранат и снарядов, когда тебя не едят блохи, да и белье чистое.

Утром ребята из Кабульского гарнизона уходили домой, в Кабул, в Хайрхону, мы их проводили и я сел за составление отчета.

Было о чем доложить. Не знаю как трудились другие отделы в такие периоды, но у меня всегда появлялся охотничий азарт- хотелось знать больше о противнике, предугадать его планы, обыграть его и поэтому, вместе с верными помощниками мы трудились довольно энергично и результаты были конкретные. А всякое дело получается у того, кто хочет его делать. У нас получалось и поэтому было что докладывать.

Тем более я был уверен, что это моя крайняя операция, 54 по счету, скоро замена, а там отдохну.

За несколько дней мы с Рафаэлем,Сергеем Усенко, Николаем Мордовиным написали докладную, а Николай Небратенко, с присущей ему скоростью напечатал ее и я полетел в Кабул.

Доклад был принят с положительной оценкой и я остался работать в родном Кабуле, в частях дислоцированных в Хайрхоне. Виктору Мишанину предстояла замена и он готовился к ней. Нужно было подготовить все документы, ввести в курс дела сменщика.

Вадиму Солодухину также сообщили о предстоящей замене и мы загрустили, завидуя своим друзьям. Ходил в именинниках и я, так как скоро и мне предстояло услышать радостную весть о замене. Я ждал звонка из Особого отдела по 40 армии и в один из дней, дождался.

Звонил Заместитель начальника Особого отдела полковник Лещук Станислав Николаевич. Однако вместо радостной вести я услышал приказ прибыть в Кабул для получения боевой задачи. Настроение упало до нуля , но делать было нечего, я человек военный, заказываю вертолеты и на следующий день в Кабул.

Пока добирался до штаба армии еще были мысли о том, что может хотят сюрприз преподнести по замене, ведь середина июня 1983 года, все мои коллеги, начальники и заместители из других дивизий уже заменились, только я один и остался, по старой дружбе Лещук обрадовать хочет, но все сомнения тут же рассеялись как только я попал к нему в кабинет.

Начальник Особого отдела по 40 армии генерал Румянцев в Союзе по делам, замы в отпуске, один Лещук на должности. Станислав Николаевич извиняясь говорит мне, что сейчас необходимо срочно связаться с начальником разведки армии и подготовить документацию на проведение боевой операции в провинции Газни. Мне предстоит идти на операцию в роли руководителя оперативной группы от Особого отдела 40 армии.

В таком качестве мне быть не приходилось, одно дело дивизия, а тут армия. В качестве руководителя операции назначен заместитель Командующего 40 армии генерал-майор Генералов Аркадий Кузьмич, опытный, прошедший не одну боевую операцию генерал.

Провинция Газни расположена в юго-восточной части Афганистана, примыкает к Пакистану. Большей частью пустыня, но есть и горы. Населена не очень густо, но достаточно для того, чтобы там образовались значительные силы душманов, которые террорезировали народную власть и наши гарнизоны, на давали расширять зону влияния на кишлаки, создали перевалочные базы и принимали караваны из Пакистана, а затем переправляли оружие и боеприпасы в Шинданд и другие провинции. Словом, был такой же узел проблем, как и в других регионах Афганистана и который предстояло разрубить.

Большакова я нашел в его рабочем кабинете в бывшем дворце Амина, а теперь штабе 40 армии. Мы были знакомы заочно, теперь познакомились очно. В Афганистане мы многих знали в лицо, кого по фамилиям, т.к. по несколько месяцев вместе кормили блох, а их к кишлаках миллиарды. О многих знали понаслышке, а когда встречались, говорить о себе ничего не надо было, все уже было известно из рассказов сослуживцев. Так и в этом случае.

Валерий воевал в Афганистане уже полтора года, обстановку знал хорошо, в Газни бывал ранее и мы быстро обсудили вопросы взаимодействия , составили соответствующие документы, подписали их и я пошел обрабатывать их к себе, в выделенную мне комнату.

Два дня прошло в подготовительной работе к предстоящей операции. Передо мной стояла задача организовать работу оперсостава, который я не знал, они были разной подчиненности и родов войск, у каждого были на связи свои источники информации, в том числе и из местных жителей, военнослужащих НВС ДРА и все это надо было заставить работать слаженно и на одну цель, на один узел информации- опергруппу Особого отдела 40 армии, а сделать это должен был именно я.

Нас заслушал Командующий 40 армией. Мы доложили , что операция практически по картам и по силам подготовлена, задачи до всех участников доведены, взаимодействие по картам подготовлено, а на месте все будет доведено детально уже по каждому этапу и до каждого командира и бойца.

Еще один вечер без войны, а утром на площадку к вертолету и вот мы уже над Кабулом.

Мы с Большаковым уже воевали в условиях горно-пустынной местности, Аркадий Кузьмич Генералов тоже не новичок в этих делах, так, что все должно было быть хорошо.

Многое меня связывало с Кабулом. Здесь появились настоящие друзья, здесь проходило мое становление как руководителя дивизионного звена и с которым скоро предстояло расставание.

Велик Кабул, если ехать по нему на машине или БТРе, но сравнительно мал, если лететь на вертолете, был город и нет его. Голубые пики гор, раскрашенные купола мечетей блестели на солнце, отражая их подобно зеркалам. Рядом соседствовали серые громады особняков, коттеджи новой постройки, микрорайоны, построенные недавно, выделялись отсутствием зелени между домами. Центр города был виден улицами, заполненными разноцветными машинами, будками Царандоя. Горы, в центре города, облеплены домишками до самых вершин, тут вообще нет зелени, т.к. нет воды, ее продают на вес. Далее, на возвышенностях дворцы, гостиница "Интурист", далее аэропорт и аэродром, с находящимися там 103 дивизией ВДВ, авиацией 40 армии, ПВО и афганской авиацией. Да разве можно описать Кабул детально, каждый его видит таким, каким видит только он. Я видел Кабул и на улицах и с воздуха много раз, но каждый раз открывалось что-то новое. Главное в нем- это конечно люди. Это не просто разноцветная масса, это миллионы любопытных глаз, порой не очень доброжелательных, враждебных, порой закрытых чадрой, опущенных в землю, но большинство все же любопытных и доброжелательных. Таким Кабул запомнился мне.

От Кабула мы летели на юг. Лентой вилась дорога Кабул-Суруби- Джелал-Абад- Гардез-Газни. До Джелал-Абада я ходил на операции, далее не был. Но в Гардез была передислоцирована 56 ДШБР, с которой я воевал еще в Кундузе и которая тоже привлекалась к операции.

Горы, речки, озера, водохранилище и ГЭС Наглу, дорога, снова горы, Гардез, равнина. Зелень, горы и пустыня, а на ней маленький гарнизон 191 мотострелкового полка, неподалеку от города Газни. Его и городом назвать можно с большой натяжкой, всего-то около 20 000 жителей, может больше.

Приземлились. Жара, градусов 70 по Цельсию, пыль. Пустыня. Палатки полка, посаженные и чудом живые тоненькие топольки вдоль дорожек между палатками оживляли этот жуткий пейзаж. 2 модуля офицеров и прапорщиков, парк техники.

Встретили нас командиры полков и отдельных батальонов, представились руководителю операции, познакомились и мы с ними, с каждым по отдельности. Меня встречала группа оперработников, прибывшая со своими частями, здесь же были и ребята из 191 полка, опытные, знающие обстановку. С сотрудниками Особых отделов разговор шел в основном о способах связи, о порядке доставки пленных, о возможной эвакуации раненых и не дай господь, убитых, но мы на войне и всякое может быть, в общем обычное слаживание наших действий. Разместился я в палатке сотрудников полка, так как они уходили со своими подразделениями на позиции.

Постановка конкретных задач была назначена на вечер, а пока уточнялись детали взаимодействия с афганскими подразделениями, с партийным комитетом, советниками ХАДа, коих было множество, Царандоя, их советниками, то есть, черновая работа, без которой не обойтись в этой сложнейший период начала боевых действий, так как потом это будет поздно и чревато такими последствиями, что и представить страшно. Но мы не первый раз пришли на войну и поэтому до тошноты утрясали все эти мелочные, на первый взгляд, детали, которые потом, становились такими важными, что спасали не одну жизнь и были ключом к успеху операции.

Здесь были и переводчики и люди, знавшие бандитов в лицо и могущие их опознать, охрана задержанных, организация их питания, сопровождения к месту допросов и предварительного заключения, следователи, которым предстоит с ними работать, военные комиссариаты, которым предстоит призывать в армию молодежь, и многое другое, без чего не обходиться ни одно крупное мероприятие по уничтожению бандформирований.

Обстановка была своеобразная. Своеобразие обуславливало близкое расположение Пакистана, откуда потоком шли караваны с оружием, продовольствием, бандитами, советниками разных государств. Банды были мобильны, хорошо знали местность, прекрасно вооружены, имели агентуру в каждом кишлаке и следили за всеми передвижениями подразделений полка, нанося урон личному составу. В случае давления с нашей стороны, они могли тут же уйти в Пакистан и там отсидеться до лучших времен.

Но не для того мы пришли сюда, чтобы они легко от нас ушли, нет, задача стояла- блокировать и уничтожить. Вот так и не меньше.

Генерал-майор Генералов был настроен решительно и только на победу и, надо сказать, сделал все для того, чтобы задача была выполнена минимальной кровью с нашей и афганской стороны, при полном уничтожении бандитов. Опыта в таких делах ему было не занимать и мы с полуслова понимали друг- друга, он делал все о чем я его просил, не возникало непонимания и со стороны его подчиненных, которые видели как мы общаемся в делах, да и то ,что я уже почти 2 года здесь, что-то да значило.

Постановка задачи дело кропотливое и осуществлялась до тех пор, пока каждый командир до конца не уяснил,что требуется от него и его подчиненных, какие силы ему будут помогать, с кем он должен контактировать и многое из того, что он должен учитывать в бою.

Оперсоставу я задачи ставил уже исходя из задач их подразделениям и после окончания совещания ребята убыли в на свои рабочие места.

В определенное задачей время, командиры доложили о готовности подразделений к операции, получили команду ждать.

Первый удар наносила артиллерия и она в назначенный час начала работу по целям, намеченным по данным разведки, ХАДа.

Загрохотало сразу в нескольких местах. В укрепленные районы к душманам полетели первые приветы от НВС ДРА, которые расчищали пути подхода для своих бойцов, т.к. душманы так плотно поставили минные поля, что если обычным путем проводить разминирование, то и время потеряем, да и потери будут значительные. Артиллерия била по ним и вместе со снарядами взрывались мины, фугасы, склады с боеприпасами, горючим. Душманы не ожидали такого налета, но продолжали сидеть в своих укрытиях и когда на них обрушился огненный смерч поняли, что за них взялись всерьез.

Артиллерийский огонь прекратился, душманы стали вылезать из укрытий и занимать огневые позиции и в это время летчики афганских ВВС стали штурмовать их осиные гнезда. Мы имели информацию о противовоздушной обороне душманов, но когда по вертолетам открыли огонь в 4 раза больше ДШК, чем мы предполагали, мы убедились в том, что душманы умеют беречь свои секреты. Сбито было 2 вертолета, а 6 получили повреждения. Нужно было по ходу боя перестраиваться и по выявленным точкам сразу было нанесено несколько артударов, плотность огня ПВО сразу уменьшилась и летчики уничтожили оставшиеся расчеты. Под прикрытием вертолетов пошли вперед афганские мотострелки. Затрещали пулеметы, автоматы, начали ухать разрывы гранатометов, мин . Поднялась такая пыль, что не было ничего видно. Душманы не предполагая масштабов операции и введенных в действие сил, сопротивлялись ожесточенно и до последнего патрона, а затем попытались уйти, как делали до этого много раз, через колодцы и оставленные для отхода дороги, даже используя автотранспорт.

Мы замечали кучу больших автобусов направляющихся откуда-то из-за дальних кишлаков к району боевых действий и вначале не могли понять, чтобы это значило- либо они с ума посходили, лезут прямо в пекло, либо случайно здесь оказались. Но когда увидели, что в них садятся вооруженные люди, сообразили, что это новая тактика душманов и сейчас они с комфортом попытаются унести ноги из района боевых действий. Но душманы не учли, что район оцеплен, а их "бурбухайки" видно на фоне желтого песка на 15 километров и что артиллерия может наносить удары до 20 километров, не говоря уже о вертолетах.

Короче, не дали афганские артиллеристы уйти моторизованным бандам и многие автобусы так и остались стоять, т.к. ехать уже было некуда, да и некому. Душманы кинулись к своим укрытиям, но их встретили огнем нафары, уже подошедшие на близкое расстояние. Завязалась перестрелка. В других кишлаках душманы вообще не уходили из опорных пунктов, а вели стрельбу из укрытий. Дома афганцев строятся на совесть- высокие, заборы метра 3-4, из саманного кирпича, толщиной до метра, попробуй выбей оттуда снайпера, когда его не видно, а их там располагается по несколько человек.

Такая вот война длилась несколько дней. Приходилось с боем брать каждый особняк. Душманы уходили в кяризы, а оттуда в соседние дома, где сидели их коллеги. Эта тактика ими применялась повсеместно, а когда мы уходили из того дома, не обнаружив душманов, они вновь появлялись там и стреляли уже нам в спину. Дальше так вести бои не имело смысла, т.к. результата мы не достигали пока существовала система подземных ходов, которую мы толком не знали даже афганцы. Нужно было что-то предпринимать. Иначе вся операция грозила превратиться в игру в кошки- мышки.

Первый секретарь провинциального комитета НДПА видя потери среди афганских и наших подразделений, собрал своих помощников, командование войск и высказал предложение проверять кяризы а затем взрывать подземные хода, с тем, чтобы лишить душманов возможности возвращаться назад и наносить удары в спину. Взрывать, несмотря на то, что потом жителям придется расчищать их. Обстановка требовала именно таких мер.

За дело взялись саперы. После взятия каждого дома в колодцы спускались саперы и при обнаружении потайных ходов закладывали взрывчатку и обрушивали их. Так мы надежно страховались от всяких неожиданностей и могли быть уверены, что территория кишлаков постепенно очищается от бандитов.

Когда стали раздаваться взрывы в кяризах, в лагере душманов выстрелы прекращались, а затем раздавались воинственные крики и стрельба возобновлялась с новой силой. О сдаче никто из них не думал, хотя спецпропаганда НДПА призывала бандитов сложить оружие и сдаться народной власти.

Ночью душманы попытались вернуть особняки назад. Для этой цели они закладывали взрывчатку под стены домов, в которых находились наши и афганские воины и пытались их взорвать. В некоторых случаях им это удалось, они перебили афганских бойцов и начали обстреливать другие дома.

Сержант Худайбердыев рассказывал мне в медсанбате утром, куда его доставили с ранением от гранаты, что он со взводом занял два особняка и выбил снайперов из домов, где сидели душманы. Но душманы не оставили их в покое и попытались выбить. Огонь был такой плотный, что не высунуться, спасали стены дома, толстые и крепкие. Много работы было гранатометчикам, т.к. чтобы уничтожить снайпера, спрятавшегося за толстой стеной, нужно было бить гранатой, только она пробивала стену из глины и соломы. К вечеру как то стихло. Ребята выставили посты возле входа в дом, на крыше, а сами решили поесть и отдохнуть. Раненых забрали в медсанбат, а они стали набивать патроны в магазины. Закончив эту работу договорились о смене постов и покушав легли спать. Худайбердыев сменил бойца на крыше, лег около трубы и стал вслушиваться в звуки. То тут, то там раздавалась стрельба, слышались крики афганцев, около их дома было тихо. Ребята в саду тихо переговаривались, он и напарник молчали. Прошло часа полтора когда Худайбердыев услышал какой-то шорох под стеной, затем тишина и снова шорохи. Он пальцем показал напарнику, чтобы тот молчал и поднимал бойцов, а сам взял автомат и тихо пополз к краю крыши. Подполз, вынул гранату, разогнул усики и заглянул вниз. Он ожидал всего, но когда увидел, что трое душманов что-то копают в стене дома. Занятого бойцами Худайбердыева, то чуть не вскрикнул. Душманы подкладывали взрывчатку по одну из стен, имея желание взорвать ее и похоронить защитников под обломками дома. Сержант представил, что будет, если они ворвутся в дом и решил уничтожить душманов и тех, кто ждал взрыва, чтобы пойти на штурм. А в том, что они ждут взрыва, сомнений не было. Он тихо отполз метра на два назад и выдернул чеку. Скоба отскочила, Салим отсчитал до двух, рискуя быть взорванным собственной гранатой и бросил ее вниз и тут же не таясь вторую. Под домом раздались вначале вопли, затем два взрыва, а через секунду страшный взрыв потряс дом и Худайбердыева взрывной волной бросило на обломки дома. Его бойцы также бросили несколько гранат и, очевидно, Салима одной из своих гранат посекло. Его достали сослуживцы, затащили в дом, оказали первую помощь, утром отправили в медсанбат. Под домом нашли смерть от закладываемого фугаса 8 душманов. Только бдительность и находчивость спасли наших солдат от неминуемой смерти, которую готовили эти изверги.

Но не везде вовремя услышали подготовку к взрывам и 2 дома душманы все-таки взорвали. Там были жертвы. После этих попыток мы усилили бдительность на постах, выставляемых на ночь, ибо ничто так не поднимает ее, как наши промахи, плата за которые одна- жизнь!

Помимо очистки кишлаков от бандитов, перед нами стояла еще одна важная задача- перехватить караван с оружием и боеприпасами, который , по данным ХАДа, вышел из Пакистана и движется к Газни тайными тропами. В случае удачи. Мы лишали банды резерва боеприпасов, т.к. в условиях каждодневного огневого соприкосновения с нами, бандиты расходовали большое количество боеприпасов, а их запасы были не такими большими, чтобы позволить стрелять по правительственным войскам в течение одного- двух месяцев. Нет, у них таких резервов не было. Мы это знали точно и поэтому ждали сигналов о продвижении каравана. Ждали его и душманы.

Мы продолжали вместе с афганцами проверять и взрывать подземные хода в кишлаках и вылавливали бандитов, которые ошалев от грохота в подземельях выскакивали то тут, то там и попадали в руки бойцов афганских подразделений. Не верили они, да и предположить не могли, что их будут допрашивать следователи прокуратуры Афганистана и поэтому вели себя по разному.

Рядовые, неграмотные, фанатично преданные и как правило, мало ,что знающие бандиты, молчали. С ненавистью поглядывая на молодых афганских офицеров, удивлялись, почему их тут же не убивают и не пытают. Посидев день- другой под арестом, они постепенно разговаривались и сообщали обычные, на первый взгляд, не важные, как им казалось, данные, но, которые для нас имели значение, иногда даже очень большое. Данные о главарях, их связях, о степени участия многих задержанных в бандитском движении . Получали положительную практику и сотрудники прокуратуры, которые тут же учились распознавать врага и заблуждающегося, влиять на неустойчивых в нужном плане и терпеливо, по крупицам, собирать доказательства враждебной деятельности того или иного задержанного.

Совершенствовалась законность всех процессуальных мероприятий, т.к. подчас работники прокуратуры действовали кто на что горазд. Мы им подсказывали, предостерегали от ошибок, могущих стоить жизни отдельным, неграмотным бандитам, при оговоре их со стороны изворотливых соучастников. И, надо сказать, ребята принимали помощь и разбирались в хитросплетениях информации, получаемой при допросах.

Показательным было разбирательство с тремя задержанными в горах людьми- двое оборванных афганцев, с одним автоматом, побитые, в синяках, вели одного, хорошо одетого афганца параллельно цепи нашего подразделения, блокировавшего отроги гор. Когда бойцы окликнули их, двое упали на землю за камни, а третий побежал к нашим. Видя такое дело, наши ребята прикрыли его огнем и когда он добежал, стали предлагать оставшимся сдаться. Они выбросили автомат, подняли руки и подошли к нашим бойцам.

Первый, когда бежал к нашим бойцам, кричал: " Не стреляйте, душманы взяли меня в плен! Не стреляйте!" Переводчик батальона стал опрашивать задержанных. Первый, назвавшийся Мохамадом Наби, пояснил, что он житель Кабула, торговец, имеет дукан, семью, приехал в гости к своему брату, буквально за несколько дней до начала боевых действий. В первую же ночь к дому брата пришли 5 человек моджахетдинов и захватили Наби, заявив, что он шпион властей и подослан сюда для сбора сведений о них. Они хотели убить брата и его, но Наби поклялся что он не шпион, просто давно не видел брата и поэтому приехал. Душманы связали его, завязали глаза и куда -то повели. Вели всю ночь и когда развязали глаза. Он увидел, что находится в горах, в лагере душманов. Его снова били, требуя подтверждения того, что он шпион, а когда не добились признания, бросили в тюрьму, зиндон, глубокую яму, которую охраняли эти двое.

Начались боевые действия. Стали летать вертолеты и бандиты увели захваченных партийных работников с собой в другой район. Увели и его. Он был связан, плохо накормлен и чуть не умер от жажды. Когда же стали приближаться войска и к этому лагерю, была дана команда увести его в горы и там убить. Эти двое и вели его на расстрел. Наши бойцы посчитали, что дело ясное и на вертолете перебросили всех троих к нам, для документирования бандитской деятельности двух душманов.

Вначале и у меня. Когда я выслушал Наби, возникло чувство сострадания к нему и негодования к этим двум бандитам. Но желая глубже вникнуть в их дела, я через переводчика стал расспрашивать их о жизни в банде.

То, что я услышал, поначалу показалось мало вероятным. Задержанных было двое- один пожилой, 54 лет, по имени Сафар Али, весь в синяках, грязный, с потрескавшимися губами, с мозолистыми руками твердил, что он дехканин и находился в плену у бандитов, а Наби это душман, большой начальник, его в лагере все боялись, даже главарь и что он, при приближении войск хотел расстрелять его и второго, Акрама, тоже томившегося в лагере, но они попросили разрешить перед смертью совершить намаз и когда стали на молитву, то внезапно набросились на Наби, отобрали автомат, побили его, связали и вели в кишлак, где находились войска правительства.

Акрам, допрошенный отдельно, рассказал, что он провел тюрьме почти год. Взяли его за то, что он не платил налога бандитам. Платить он не мог, т.к. беден, не имел за душой ни одного афгани. Целый год он носил бандитам воду, готовил кушать, копал траншеи, в общем делал всю черную работу. Сафар Али также долго находился в лагере, он арестован за то, что оказал сопротивление бандитам при грабеже дома и так же как и Акрам был брошен в зиндон, а затем использовался на грязных работах, которую бандиты не делали. Наби часто появлялся в бандах, ночевал, исчезал, затем снова появлялся. С ним заискивали даже главари. Он большой человек. Когда к лагерю стали походить войска, он повел Али и Акрама на расстрел, но они сумели обмануть его бдительность, разоружили. Связали и вели. Чтобы сдаться войскам.

В знак доказательства они показывали свои ноги- разбитые, все в шрамах и на голени, выше ступни следы от металлических браслетов, в них они ходили по лагерю и поэтому не могли убежать.

Вот и думай- кто из них душман, а кто потерпевший? Стали допрашивать Наби и он доказывает нам, что эти двое душманы, вели его расстреливать и, если бы не встреча с советскими солдатами, они бы его убили. Мы ему огласили показания Али и Акрама, но Наби продолжал утверждать, что это бандиты, они там все такие, а то, что они грязные, да еще со следами на ногах, так очевдно провинились и их сажали на цепь.

Мы выразили сомнение в правдивости показаний Наби и тогда он сказал, что мы должны проверить факт пленения его через ХАД, Царандой в кишлаке, куда он прибыл. Наби назвал имя начальника ХАДа, действительно такой работал в группе представителей провинции и мы обратились к нему с просьбой перепроверить данные о захвате Наби душманами.

Пока шла перепроверка, я доложил о задержанных в Кабул, Лещуку получил указание подключить к проверке задержанных начальника ХАДа провинции Газни, они могут помочь разобраться кто есть кто?

Через 2 дня я получил письменное подтверждение того, что Наби действительно прибыл полтора месяца назад в гости к брату и был захвачен душманами и уведен в банду.Сотрудникам ХАДа он известен как торговец, не имеющий отношений с бандитами.

Получалось, что врут Сафар и Акрам. Когда им это было сказано, они стали плакать, клясться на Коране, что говорят правду. Рассказали, что Наби был дружен с начальником службы безопасности района Алиханом и принимал участие в пытках и убийствах мирных жителей. Трудно было не поверить таким объяснениям этих отчаявшихся людей, говоривших о том, что если не подтвердиться то, что они говорят,пусть их сразу убьют. Наби утверждал, что он никогда не принимал участия в убийствах афганцев и не знает близко Алихана, т.к. тот его допрашивал и избивал. На теле Наби действительно были синяки, так, что не верить ему так же не было оснований.

Дело было настолько запутанным, что разобраться в нем быстро возможности наши не позволяли. Я попросил Кабул установить наби по месту жительства, переслал с вертолетом фото всех троих, возможно это поможет.

Начальник ХАДа провинции, с которым я познакомился и вместе провел несколько бесед с задержанными, ам запутался настолько, что ничего умного не предложил, как расстрелять всех троих и дело с концом.

Мы не согласились с таким предложением и попросили подождать, т.к. наша задача как раз и состоит в том, чтобы разбираться с каждым задержанным, а тут надо иметь терпение и желание докопаться до истины. Он заулыбался и сказал, что это вы можете заниматься такими делами, а у нас пока задачи попроще- кто душман- расстрелять, других в трибунал, третьих в армию и пусть защищают революцию. Времени у них нет.

Это был типичный подход многих афганских руководителей. Желающих мгновенно иметь положительный результат и не учитывающих важнейшее требование к органам защиты революции- разбираться необходимо с каждым задержанным, т.к. многие и многие из них не представляли за что же они воюют.

Целей и задач революции они не знали, слепо выполняли приказы главарей, подкрепленные сурами из Корана и тут нельзя было наскоком решать судьбы задержанных, т.к. среди них были и те, кто в будущем мог стать опорой власти, надо было тщательно с ними работать. А этого как раз и не хватало афганским работникам и поэтому их авторитет среди народа поднимался очень медленно и колеблющиеся предпочитали иметь дело с советским командованием, так как знали, что там наверняка разберутся и помогут.

Я не хочу сказать, что душманы так и верили нам, но из бесед с задержанными, а их прошло около тысячи за 2 года войны в Афганистане, я вынес убеждение в том, что бандиты предпочитали, что бы с ними разбирались советские командиры, т.к. советские воины беспощадны только в бою, к задержанным было гуманное отношение.

Чего греха таить, если воевали против народной власти неграмотные, забитые дехкане, но и власть народную защищали такие же дехкане, у которых закон кровной мести еще никто не отменял, и поэтому когда душманы попадали в руки защитников революции, которых они грабили, у которых убивали родственников, их просто уничтожали и о каком объективном разбирательстве могла идти речь. Так что ломать психологию надо было и у тех и у других.

Из Кабула пришло подтверждение, что Наби действительно торговец, проживающий с семьей в частном доме, имеет магазин, его опознали по фото соседи.

Так кто же в конце концов эти люди? Что это за замкнутый круг? Если их передать в Хад, я уверен, там бы долго с ними не возились, а поступили так, как предлагал их начальник.

Мы с Большаковым решили все же довести дело до логического конца. От Сафара и Акрама ничего нельзя было добиться, кроме одного- Наби бандит! Решили проследить день за днем его пребывание в банде-с момента захвата и до освобождения.

Наби вновь начал рассказ о захвате его бандитами, но мы начали опрашивать его по связям в Кабуле и тут он проговорился. Наби назвал имя одного афганского товарища, которого я знал и который занимал солидный пост в ХАДе. По происшествии нескольких минут, когда Наби уже и забыл о произнесенной фамилии, я попросил описать этого человека. Наби удивился, но дал точное описание известного мне лица. Я спросил, что его связывает с этим человеком? Наби ответил, что тот тоже торговец и может дать о нем подтверждение, назвал его телефон. Я спросил, а о ком я должен спрашивать? Наби сказал, что о нем.

Когда его увели, я пошел в опергруппу и позвонил в Кабул. Станислав Николаевич также знал этого человека ия попросил прояснить ситуацию.

На следующее утро мы выпустили всех троих афганцев.Наби тут же убыл по своим делам в Газни, а Сафара и Акрама отправили в свои кишлаки, объявив, что с Наби мы разобрались и отправили в ХАД в Кабул. Они со слезами на глазах благодарили за то, что мы разобрались с их судьбой, т.к. могли безвинно пострадать в это суровое и стремительное время.

Оказалось, что все трое честные люди. Акрам и Сафар действительно были в плену у бандитов, а Наби патриот с риском для жизни проникший в банды и оказывающий народной власти неоценимую помощь в борьбе с ИПА.

Обстоятельства сложились так, что ему пришлось сопровождать этих двух несчастных, но убивать их он не собирался, а вел в кишлак. Чтобы там создать условия для побега, но они его обхитрили и захватили оружие. Ему ничего не оставалось, как самому бежать, рискуя быть убитым.

Когда пришло подтверждение о том, что Наби преданный власти человек, мы долго жали ему руку и сделали все. Чтобы он вернулся туда, куда надо. Мы не имел права информировать о нем даже сотрудников ХАДа провинции Газни, просто сказали, что отправили его в Кабул.

Вот таким непростым делом ознаменовался для меня период пребывания в провинции Газни. Кстати, Наби дал информацию о предполагаемом времени прибытия каравана с оружием. А ликвидация каравана была бы сильнейшим ударом по душманам, т.к. боеприпасов у них становилось все меньше и меньше, но отстреливались они по прежнему до последнего патрона.

В одном из кишлаков была обнаружена большая банда, прятавшаяся в кяризах. Мы блокировали кишлак вместе с афганскими солдатами и начали проверку колодцев..бандиты молча сидели в укромных местах не издавая звука. Не открывали стрельбу и никак себя не проявляли, но по нашим данным там их было больше двух тысяч. Это сила и немалая, да еще это был приблизительный подсчет. А как на самом деле?

В занятом нами доме также был кяриз, глубокий и широкий, туда решено было спустить афганского солдата на веревке, который должен был обследовать колодец и изучить хода. Веревки нашлись и через несколько минут доброволец опускался вниз. Колодец был глубокий. Метров 30. Голос нафара раздавался как из бочки. Он спустился до воды, ее было по пояс и, только хотел сделать шаг по ходу, какраздалась очередь и веревка дернулась вперед. Солдаты потянули на себя. Но не сразу удалось подтянуть солдата и когда вытащили его на поверхность, то мы его просто не узнали. Очередью, очевидно в упор, он был расстрелян. Лицо обожжено, разбито,, грудь в дымящихся дырочках, спина в рваных ранах.

Вниз полетели гранаты, но там вода и поэтому взрывы не наносили очевидно ущерба душманам. Встал вопрос- что делать? Нельзя же их оставлять под землей, они как кроты выберутся оттуда и тогда нам хана. Оставалось одно. Взрывать кяризы во всех домах. Сложно. Опасно. Но зато надежно.

Начальник инженерной службы дивизии подполковник Мареев Герман опыт подобных дел имел и научил своих минеров как закладывать взрывчатку, чтобы получился направленный взрыв. Здесь этот опыт пригодился. С нами на операцию была привлечена наша инженерно- саперная рота, 108 дивизии. Встал вопрос, кто полезет к колодец закладывать взрывчатку, внизу душманы и вряд ли они позволят сделать это безнаказанно. У афганцев после происшедшего, охотника не нашлось, они вообще были не очень храброго десятка, это черта национальная. Вот поесть и поспать, это да, а лезть воевать, пусть другие

Вызвался пойти на рискованную операцию старший сержант Устинов Сергей, заместитель командира взвода саперной роты нашего оединения. Почему я запомнил его имя и фамилию? Да потому что, после операции мы его представляли к награде- ордену Боевого Красного Знамени.

Сергей обвязался веревками, взял несколько гранат и с казал, что сигналом для спуска взрывчатки послужит подергивание веревки, а пока ему нужно было отогнать душманов от хода. Мы все знали на что идет Сергей, так как полчаса видели результат такого экперимента.

Посоветовали Сергею не торопиться опускаться до самого низа, а посмотреть, нет ли удобного места для закладки взрывчатки перед водой?

Один из наших офицеров посоветовал взять с собой гранатомет РПГ-18 "Муха". И для начала ударить по ходу из него. Это отвлечет душманов и поможет ему сделать дело. Гранатомет миниатюрный, удобный, но очень эффективный. Как им пользоваться Сергею тут же показали. Сложность заключалась в том, что для выстрела Сергею надо было перевернуться вверх ногами и мигом выстрелить в темноту, а затем быстро вернуться в исходное положение, чтобы не погибнуть от пуль душманов или от осколков гранаты.Мы ему придумали такую систему из веревок, которая давала возможность переворачиваться. Используя силу мускулов рук. А парень Устинов был крепкий

Приготовили гранатомет. Сергей сел на приготовленную доску и мы, пожелав ему успеха, стали опускать в зловещую темноту.

Вначале Сергея было видно, потом только пятно. Спускали очень медленно, почти по сантиметру. Все затаили дыхание и ждали развязки. Вдруг веревка ослабла. Мы не сообразили в чем дело и чуть не крикнули в колодец. Но потом она натянулась, через секунду появилось пламя и грохнул взрыв. Весь колодец наполнился едким запахом гари. Раздались приглушенные крики, затем сигнал от Сергея о спуске взрывчатки. Вниз пошел ящик. Через несколько минут веревка вернулась пустой, а еще через 5 минут сигнал о подъеме.

Когда мы подняли Сергея на поверхность, его было не узнать. Грязный от копоти, в оборванном обмундировании, он был ранен в ногу и только молча покусывал губы. Парень сделал все что мог, но душманы успели выстрелить в него, а нога оказалась как раз внизу. Сергей не бросил свой пост , а довел дело до конца.

Сергея тут же унесли в медсанбат, мы отбежали от колодца, легли на землю и стали ждать. Взрыв был такой силы, что из колодца вверх поднялись тучи воды и грязи. Когда все осело, мы подошли. Колодец завалило и выбраться из него было невозможно.

Сергей рассказал, что у самой воды есть ниша, сделанная почти параллельно воде и в ней можно лежать. Очевидно афганского солдата убили лежащие там душманы. Сергей не доходя до нее увидел эту пещеру и сразу же выстрелил туда из гранатомета, бросил трубу и в момент переворота почувствовал удар по ступне. Нога онемела, но он решил заложить взрывчатку и только потом вверх. Внизу были крики, стоны. Ничего не видно, но Сергей делал свое дело. Знал парень, что пока бандиты не опомнились, надо заканчивать дело. И он его закончил.

Сергею ампутировали левую ступню. Это было через полтора часа после взрыва и тут же отправили в Кабул, в госпиталь. Я с ним встретился в Ташкенте, в 341 окружном госпитале, где Сергей уже "бегал" на костылях. Мужественный парень совершил подвиг, но мало кто зал об этом. Сергей скромно молчал. Он переживал психологический перелом в своей душе, т.к. это далеко не просто осознать, что в свои 20 лет ты инвалид.

Люди, когда на улицах своих городов вы встречаете молодых ребят, которые идут опираясь на палочку, либо у них пустые рукава костюмов, вглядитесь в их лица. Внимательно вглядитесь. Вы увидете не по годам серьезные глаза, ранние морщинки. Седину на висках. Этих ребят обожгла война. Война в наше мирное время. Не торопитесь их жалеть. Жалость они не примут. Они достойны уважения и благодарности за то, что тысячи их сверстников обгоняя бегут по своим, не очень важным делам, порой не замечая их. Но я видел какими взглядами провожают этих, рано повзрослевших ребят, с боевыми орденами на гражданских пиджаках, многие жители наших городов. В них удивление и гордость и слезы. Многие еще помнят ужасы войны и знают цену боевым наградам в мирное время. Очень дорогая цена.

Будь счастлив Сережа, пусть найдет тебя настоящая любовь. А в жизни ты не подведешь, как не подвел в то солнечное июньское утро 1983 года.

Дальше мы таким же способом уничтожили еще несколько кяризов и душманы поняв, что могут оказаться замурованными в катакомбах, полезли со всех щелей. В течение недели шли ожесточенные бои за каждый дом, за кишлак.

Работы в ХАДе было невпроворот. С гор, которые располагались неподалеку, стали спускаться женщины, дети , старики. Их надо было возвращать в кишлаки, организовывать нормальную жизнь. Они еле стояли на ногах от голода и глядели затравленно на афганских солдат, охранявших их.

Исламская партия Афганистана, возглавляемая Гульбетдином Хекматияром, имела здесь политическое влияние и вела бепощадную войну с народной властью. Жителям внушалось, что с приходом войск правительства и шурави, их будут грабить, насиловать и убивать, поэтому люди ждали. Но, когда вместо слышанного, мы предложили им еду, они вначале отказались, т.к. решили, что их хотят отравить. Долго не брали в рот ничего и только после приема пищи солдатами, немного стали принимать пищу сами и стали кормить детей.

Сидели эти комочки в желтых балахонах и не понять было о чем они думают, т.к. лиц не видно за сеткой из конского волоса. Но реагировали они на каждое движение охраны. Боялсь. Их подняли и повели по пыльной дороге в кишлаки. Сразу поднялся галдеж, стало ясно где чьи дети, вещи и вскоре лагерь опустел.

Данных о караване мы несколько дней не имели, т.к. шел он тайными тропами и вертолетам долго не удавалось его засечь, да и мы не форсировали это дело. Пусть идет по территории Афганистана, мы его перехватим в тот момент, когда назад пути уже не будет. И вот в ХАД пришел человек, которыйсообщил о возможном маршруте коравана, о том, что они знают о ведущихся боевых действиях в провинции Газни и спешат на помощь. Караван большой, свыше тысячи лошадей, верблюдов, ослов, груженных оружием, боеприпасами, взрывчаткой. Охрана была солидная, более восьмисот человек, опытных, храбрых. Маршрут они знают хорошо,в пути оказывают помощь местные жители. С караваном следует свыше 200 душманов, прошедших подготовку в Пешаваре и направляющихся в кишлаки для усиления банд.

Эти данные были доложены руководителю операции и после обсуждения вариантов уничтожения каравана, план был утвержден.

Через 2 дня район прибытия каравана блокировался нашими и афганскими подразделеними, которые десантировались с вертолетов уже в тот момент, когда стало известно о нахождении каравана в этой пересеченной местности. На вертолетах мы облетели район возможного нахождения каравана, однако ничего, указывающего на наличие людей и животных, не обнаружили. Еще раз облетели и снова ничего не заметили. Засомневались, но сотрудники ХАДа убеждали, что караван здесь, просто хорошо укрыт от посторонних взглядов. Но как можно укрыться от вертолетов? Оказывается очень просто.

В тех местах имеется множество сухих русел рек, которые текли здесь много веков назад. Реки меняли направления, уходили под землю и за многие годы понаделали здесь столько естественных укрытий, что туда можно было спрятать не один такой караван.

Река подмывала берега, высота которых достигала 50-70 метров и промоины образовали глубоко вдающиеся вовнутрь пещеры, темные, прохладные, где и прятались люди и животные. Для Афганистана вообще характерно наличие пещер таких размеров, что в них скрываться могли тысячи человек и животных, а оборудовать для них жилье, было уже делом техники и времени.

Днем там все затихало, ни одного движения, ни дымка, а ночью жизнь кипела, но огня все же не было видно, т.к. опытные люди разводили костры в местах, которые не заметишь ни с воздуха, ни с земли. Однако место укрытия каравана все же было установлено, помогли афганцы -патриоты, продали за приличную сумму.

Однако обнаружить караван и уничтожить- это разные вещи. Природа, помимо всего прочего, создала такие инженерные сооружения, а человек их усовершенствовал, что говорить о том, что вооружение, доставляемое душманам попало в руки народной власти, было преждевременно.

Во- первых, бандиты укрылись в катакомбах, которые просто так не возьмешь, т.к. ни авиация, ни артиллерия здесь не могли нанести им какого- либо серьезного урона, т.к. они зарылись в землю под прикрытием нависших берегов и вовнутрь не мог залететь ни один снаряд.

Во- вторых, оружия , боеприпасов и людей, у них было достаточно, чтобы защищаться столько, сколько надо, а сопровождающие караван душманы были опытными воинами.

В третьих, вопрос питания у них был решен, т.к. с собой они имели много лошадей, верблюдов, да и вода имелась в колодцах.

Перед нами встал вопрос о том, каким образом взять караван, чтобы наши потери в личном составе были минимальными,т.к. было ясно, что бандиты будут сражаться до последнего патрона, а их у них было достаточно на хорошую войну.

Район мы блокировали, учтя и то, что душманы предпримут попытки к оказанию помощи окруженным, ведь без боеприпасов им туго придется в будущем.

Душманы заминировали подходы к пещерам и огрызались огнем при любой попытке приблизиться к ним, когда афганцы выкатили два танка, по ним раздался такой залп из гранатометов, что один танк загорелся и с трудом ушел из-под огня.

За двак года пребывания в Афганистане каждый из нас побывал не один раз в ситуации, когда по нам стреляли со всех видов оружия. Та пуля, которая свистит- не твоя, это мы усвоили твердо. Нет душмана, которого нельзя убить, знал каждый солдат, не бывает ситуаций, из которых нет выхода, знает каждый полководец, только думай и решай.

Собравшиеся на совещание думали долго, предлагали различные варианты, но выход как всегда был найден простой и довольно эффективный. Предложил его командир афганского полка, который знал обстановку в районе очень хорошо. Он предложил изучить направление движения воды в кяризах и с учетом того, что душманам надо большое количество воды ежедневно, отвести ее в другую сторону, взорвав неколько кяризов и душманам не останется другого выхода, как сдаться.

Когда он озвучил предложение, раздались возгласы одобрения, т.к. сохранить бойцов для революции очень важно, они принесут много пользы в других ситуациях.

Афганцы народ трудолюбивый, природа сделала их такими, все делают на совесть и предусмотрели такой вариант отвода воды в другие кяризы, так что реализовать предложение было делом времени.

Составили схему кяризов, приблизительную конечно, используя информацию местных активистов, подготовили инструмент. Проинструктировали бойцов, участвующих в осуществлении операции по уничтожению возможных постов бандитов в лабиринтах и приступили к делу.

Вначале вперед пошли нафары афганских подразделений с задачей закрепиться на узлах ходов и дать возможность заминировать их. Одновременно на резервных узлах шла работа по прокладке русла воды от речки к кишлакам, здесь помогали все и афганцы и наш солдаты.

За день удалось сбить бандитов с узлов сопротивления и заминировать их. Под вечер прогремело 13 взрывов, глухих, тяжелых. В обвалы спустились люди и лопатами довершили дело. Вода пошла вниз, к кишлакам. Вот тут случилось то, чего мы не ожидали. Вода хлынула по каналам и затопила их, подняв уровень так, что ее было видно сверху. И, вдруг, в колодцах стали появляться головы ошалевших от ужаса "подземных жителей", которые захлебываясь топили друг-друга и по трупам лезли вверх, а в домах находились наши и афганские солдаты. Когда нам поступил сигнал о том, что в колодцах появились душманы и лезут почему-то вверх, мы дали команду захватывать их живьем и тут же выяснть, почему они покинули обжитое жилье. Как только причина была была выяснена, по радио все подразделения были приведены в готовность и в эту ночь мы переловили наиболее отчаянных головорезов из банд ИПА, которые побросав оружие, забыв клятвы на Коране не бросать в беде командиров, лезли вверх как крысы.

Эта ночь преподнесла урок и нам, оказалось, что и с кяризами можно бороться, даже очень эффективно при помощи их же самих. Правда, с оговоркой, там где вода течет сверху вниз, т.е в кишлаках, около гор.

А душманы, укрытые в пещерах у высохшей реки. Держались. Но через несколько дней оттуда потнуло таким запахом. Что нормальный человек не в состоянии был его выдержать. Держались они трое суток, затем были выгнаны животные, худые шатающиеся, а еще через двое суток стали сдаваться оставшиеся в живых, т.к. запах разложения способен выгнать любого. Сколько злобы было во взглядах этих нелюдей,ненависти и бессилия, когда они выходили из пещер.В плен было взято более 300 бандитов, остальные отстреливались еще несколько суток, но в конце- концов мы их всех перестреляли. Без противогазов входить в пещеры возможности не было и мы, преодолевая тошноту пять суток выносили оружие и боеприпасы из каких-то ям и пещер, не дошедшие до адресатов.

Все оружие, боеприпасы были доставлены в гарнизон, сложены на плацу по моделям и маркам и в течение нескольких суток жители кишлаков, воины афганских и наших подразделений с любопытством осматривали "подарки" зарубежных покровителей, которым не суждено было сослужить службу их подопечным. Этим оружием были вооружены создаваемые силы самообороны в кишлаках, защитники революции и афганские подразделения.

Взятие каравана не означало конца операции, т.к. в кишлаках, горах еще гремели выстрелы и нужно было ликвидировать банды в провинции, надолго отбить у них желание вредить народной власти. Операция продолжалась.

3 июля мы должны были пойти в горные кишлаки, километрах в 20 от места расположения опергруппы с целью оказания помощи в ликвидации нескольких банд, которые упорно сопротивлялись и умело уходили от наших ударов. Для их ликвидации направлялись дополнительные подразделения наших и афганских войск. Колонны были вытянуты вечером и ждали команды на движение.

Утром в 4 часа подразделения были подняты по тревоге и через несколько минут уже вытягивались в ленту. Шли след в след, хотя ничего почти не было видно из-за поднятой пыли и дыма, ориентировались по красным катафотам впереди идущих машин.

Впереди был спуск к той злополучной высохшей речке. Ширина около 30 метров. Подъем вверх пробит уже нашей техникой. По бокам выезда горы земли. Стали подниматься в гору и вдруг впереди идущий БТР как-то странно подпрыгнул и тут же раздался взрыв. Пламя, пыль, куски резины, огонь пополз по броне. Мы остановились в нескольких метрах от горящего бронеобъекта и побежали туда. Было несколько раненых- один офицер и 4 солдата. Я, Алишер Садыков и еще один боец, схватили тело командира роты, старшего лейтенанта и потащили к себе в БМП. Он был без сознания, обгоревший, даже не стонал. У нас люки были пустые, там находилось несколько досок от ящиков из-под НУРСов и мы положили его на доску, завернули в одеяло и стали прибинтовывать к доске, на случай перелома позвоночника или конечностей. Я находился у бронеплиты, закрывающей люк в снарядный погреб, в изголовье раненого, а Алишер у его ног и пытались завернуть его в одеяло.В это время механик кричит:- Товарищ подполковник, надо отъезжать, а то БТР рванет! -Давай Умар, отъезжай, обгоняй его сслева и догоняй колонну!

БМП рывком дернулась и стала на месте разворачиваться с тем, чтобы обойти слева горящий БТР и пойти вперед. Алишер прикрыл дверь и мы продолжили бинтовать раненого к доске. БМП круто развернулась на месте и пошла вперед и тут раздался какой-то грохот, удар и темнота.

Как рассказывали потом очевидцы, БМП стала обходить БТР слева, и тут под ее правой гусеницей взорвалась мина и вверх полетели куски железа, которые разрывая броню ударили по нам.

Мина взорвалась под вторым катком и осколками был поражен механик-водитель, осоновная масса осколков ударила в оператора и далее по днищу грузового отсека. Меня спасла бронеплита и бронежилет, но удар был настолько сильным, что меня подбросило вначале вверх и ударило о потолок. Командир роты погиб от этого взрыва, Алишер был выброшен через сорванную дверь отсека, но вытащил нас, сам будучи уже контуженный. Одежда дымилась на ногах, дым и гарь не давали вздохнуть, но солдат рискуя жизнью спасал командира не думая о себе. Горящий БТР и БМП закрыли проход другой технике и нужно что-то было делать, т.к. скоро начнут рваться снаряды в БМП, а там их столько, что они разнесут БМП и БТР и поразят всех гаходящихся рядом. Выход был один - столкнуть горящие БТР и БМП подальше с дороги и освободить проезд. Дали команду механику танка и онсхода сбросил БМП вниз, а затем и в сторону от дороги. То же самое было проделано потом и с БТРом и колонна ушла на скорости вперед.

Опытный минер ставил мины. Точно рассчитал наш маневр и ни одна из них не была использована вхолостую.

А дальше уже неинтересно- лечение, комиссия, увольнение, пенсия.

П А М Я Т Ь

---------------------------------------------------------------------------------

Память не дает спать по ночам. Все куда-то бегу, стреляю по каким-то дувалам, но почему-то такие тугие спусковые крючки у автомата, я жму ,жму на них, а грохота не слышу. Проснувшись долго лежу с закрытыми глазами и постепенно приходя в себя с удивлением замечаю белые стены, обои, сидящую на кровати жену и немой вопрос в глазах:-Что с тобой, ты где сейчас? Тишина давит на перепонки. Я все еще на войне.

Руководство Особого отдела КГБ по САВО выделило нашей семье квартиру в городе Фрунзе. С переездом помог командир дивизии полковник Рзаев Борис Борисович, добрейшей души человек, с пониманием отнесшийся к нуждам нашей семьи и с которым у меня были прекрасные отношения. В погрузке и перевозке помогал его сын Борис, закончивший школу и к которому были привязаны мои сыновья.

За всю службу мне пришлось всего год прожить в городе Иркутске, остальное время судьба бросала по гарнизонам Дальнего Востока. Я привык к этой тихой, спокойной атмосфере, когда она взрывается грохотом сапог и гулом боевой техники, стуком в дверь и криком "Тревога!".

Переезды из одного гарнизона в другой, новый коллектив, новая обстановка, новые друзья и вновь судьба забрасывает тебя за несколько тысяч километров. Романтика армейской жизни.

Разве сравнишь с ней размеренную, как правило, на одном месте - гражданскую жизнь. Отработал 8 часов и свободен, разъехались в разные концы города и не видятся до следующего рабочего дня. Здесь даже живущие рядом не знают друг-друга. Другое дело в гарнизоне, здесь 24 часа все вместе, дети знают детей, жены по именам жен друзей, помощь придет от друзей всегда и в любое время суток. Это другой мир и другая жизнь. Это армейская жизнь......

Мои боевые друзья, не стою я сейчас рядом с Вами, но бывших в наших рядах не бывает, я чекист.

Через всю свою жизнь несите преданность тому делу, которое нам завещал Железный Феликс, не расслабляйте волю, служите образцом преданности нашему народу, Родине, внимательно изучайте и используйте опыт тех, кто в мирное время был на войне и помогал делать первые шаги народу Афганистана и кто не пал духом, несмотря на перепады в отношении к ним со стороны власть предержащих и продолжает в душе нести свою службу.

А Вам, мои боевые друзья, не стареть душой. Быть такими же энергичными, как и в Афганистане, успехов в труде, радостей в личной жизни и частых встреч с теми, чей локоть поддерживал Вас на горных дорогах, и чья душа согревала Вас в трудную минуту.

Я Вас никогда не забуду!