ArtOfWar. Дынников Сергей Михайлович. Дурка

Дурка.

Вася, а мы богаты душевно?

Нет, Маша, мы с тобой богаты духовно.

Душевно мы с тобою больны... (анекдот)

Глава первая.

Как всё начиналось.

Кто знает, нужно ли сохранять в памяти события жизни, тем более, что хорошее в ней как-то быстро истирается, забывается, оставляя просто неясные ощущения, тени самих событий? Эти мимолётные ощущения радости жизни хранятся где-то на самом донышке сознания, придавленные грузом пережитых забот, волнений и тревог. И лишь иногда старая песня из телевизора, а то и просто хороший, яркий и солнечный день, ласковый весенний ветерок заденут что-то в душе, всколыхнут беспричинную радость. И появится острое и пьянящее, жгучее ощущение полноты жизни. Многое ли помнится из беззаботного детства и юности, так...приятные мелочи, вспоминая которые задумчиво усмехнёшься. И вообще, а надо ли всё помнить, ворошить в памяти, может лучше забыть всё раз и навсегда? Нет, у человека можно украсть или отобрать всё - вещи, жену, и даже Родину, но нельзя лишить его воспоминаний: вкуса парного молока с горячим хлебом, радостных встреч с друзьями и схваток с врагами. Отнимите у человека память - и этим вы убьёте его. А существует ли одно только хорошее или одно только плохое? И можно ли вспомнить те неприметные с виду тропки, из которых натаптываются потом целые дороги судьбы, хороши они, или плохи? Такие вот вопросики, вопросы... Нет, видно, пока не прокрутишь в душе прошлое, словно плёнку старого фильма, с царапинами и разрывами, для того, чтобы убедиться в своей хоть какой-то малой правоте прожитого, не найти покоя душе. Ибо много у жизни непознанных сторон, но с течением времени всё чаще встают вопросы: "А для чего рождается человек?" и "Почему, или за что он умирает?". Ясно и отчётливо почему-то помнилось Михалычу ощущение того коротенького мига, когда впервые почувствовал, что не просто так держит в руках оружие.

Учебка ВДВ в десяти километрах от города Йонава, Литва, в далеком 1977 году. Шли первые месяцы службы, но восемнадцатилетний Михалыч уже превратился в прокопченную, даже на скупом литовском солнце поджарую борзую. Едкие капли пота стекают струйками из-под пилотки, скапливаются на ресницах большими каплями, периодически приходится лошадиным движением головы стряхивать их. Пылью и потом насквозь пропитана застиранная хэбэшка. Хрипя от натуги, он выбрасывает из окопчика землю тупой пудовой лопатищей, в которую превратилась его, обычно такая лёгонькая сапёрная лопатка. Подравнивает окопчик и сектор для стрельбы, стараясь не поднимать зада и головы. Одна "пуля" всё же прилетела, хорошо в мягкое место, сержант походя чувствительно огрел по нечаянно приподнявшейся "пятой точке". Второй "пули" лучше не ждать, подведешь всё отделение. И так все вымотались до крайности, но десантники своих раненых и мёртвых не бросают, потащат дальше на плащ-палатке. Скосил глаза на сержанта, жуёт травинку, отдыхает... Но вот он глянул на часы и резкая команда:

- Отделение, к бою! - разрывает тишину летнего поля. Привычно снимается с предохранителя и передёргивается затворная рама. За ней следом:

- Противник на опушке леса, прицел три, одиночными - огонь! - быстро проверяется целик, переводчик огня на "одиночные", ловится в прицел какой то кустик на опушке. Так, сейчас плавно спуск, щелчок затвора сливается с другими щелчками слева и справа. В прицеле качается и буквально лезет в глаза большая ромашка, чудом уцелевшая от землеройных стараний Михалыча. И внезапно, в долю секунды, разом как-то, накрыло трудно передаваемое острое, животное чувство тревоги и опасности:

- А ведь всё это недаром, ведь что-то похожее будет, только в другое время и в другом месте...Только будет всё-всё хуже...И серьёзнее...

Вот как сейчас помнил Михалыч ту ромашку, весёлый полевой цветок, хоть рисуй её по памяти. С неё пошёл отсчёт, с этого тайного и непонятного знака, и поймал он тот миг "верхним чутьём" совсем для себя неожиданно. И всегда вспоминается именно та ромашка, когда чувствуется сырой запах свежей глины, будь то окоп, или хуже того...вещь на него похожая как две капли воды...а...к чертям собачьим реверансы, могилы боевых друзей. А почему именно ромашка, полевой цветочек для немудрёного девичьего гадания? Ромашка-ромашка, вопрошают они у неё "любит - не любит". Нет ли тут какой-то непонятной глубинной связи, ведь есть ещё и те, кто играет по ней в "чет - нечет"? А жизнь вообще-то чаще сама подбрасывает загадки, сама играет за всех игру, в которой ставки выше некуда, где ставкой идёт она сама.

Да...Интересная штука память. Она может молчать и день и месяц. А потом просто возьмёт и не даст спать ночью, как ни старайся. Изрядно поворочавшись, Михалыч встаёт и идёт курить на кухню. Доливает воды в чайник, включает его, и открывая форточку, курит сигареты. В чёрном ночном стекле отражается пятидесятилетний, немного располневший мужик с лысоватой, коротко стриженой головой. На обоих плечах неясными пятнами видны татуировки, словно прижизненные штампы принадлежности к спецподразделениям. Высокого роста, чуть сутулящийся, как будто стесняющийся этого своего большого роста. Где нибудь в людской толпе Михалыч запросто мог сойти за дожидающегося пенсии, чуть подуставшего кабинетного работника средней руки. И только взгляд опытного человека отметил бы в его неторопливых движениях, легком прищуре глаз скрытую угрозу большого хищника, выпущенного на шумную городскую улицу, и просто обученного правилам поведения на этой улице, в этой людской толчее. Невероятно, но Михалыч когда-то и в дурном сне не мог вообразить себя - старого боевого коня - мирно жующего прелое сено в сонном домашнем стойле.

Выдыхаемый дым тягучими струйками втягивается в открытую форточку. Неожиданно Михалыч замечает, что держит сигарету в кулаке. А фильтр сжимает между большим и указательными пальцами. Ну надо же, столько лет прошло, а привычка осталась. Это ночь...глухая ночь за окном вернула старую привычку. Тут же отмечает, что стоит по центру окна и радуется про себя, забылось кое-что всё-таки, не всё включается "автоматом". После командировок 1995 и 1996 годов в славный город Грозный курил, вставая в простенок, чтобы зря в окне не светиться. В автобусе или трамвае просматривал окна верхних этажей, из-за угла дома резко не выскакивал, людей сшибая. Привык, наверное. Там, на войне, хорошую привычку беречь надо, поддерживать, а если нужно, то и "вколачивать"...внедрять в сознание... И ещё...страшно, иногда буквально до бешенства, в первое время по возвращении Михалыч ненавидел людей, бросающих петарды во дворе, пусть даже и ребятишек. А что не спится, это ничего, это пустяки, бывало и хуже. Хуже, это когда просто начинаешь умирать, день за днём теряя жизненные силы, а за ними и волю к жизни.

Где-то в 2003-м или 2004-м году, не суть важно, в Анапе проводилось совещание при заместителе министра МВД, куда приглашали командиров ОМОН. Два дня и в докладах и в "приватных" беседах все домогались у тогдашнего зам. министра, существуют ли рекомендации психологов и психиатров о сроках командировок. На третий день он сдался и открыл "страшную тайну", а может просто ждал, когда подготовят нужную справку. Обобщённые данные однозначно говорили, что боец должен проводить в командировках не более 60 суток при эпизодических огневых контактах и не более 45 суток при огневых контактах постоянных. Это наносит минимальный вред здоровью, с последующей возможностью быстрой реабилитации. А как же, скажете, солдатики, почему про них речи нет, поскольку они в Чечне служили? Вот именно, служили и службой их была война, выпало так. Вот Михалычу повезло, два года "срочки" в мирное время выпали, но похоже, сильно пригодились потом. И надо сказать, что те, первые командировки, данным критериям соответствовали. Поначалу так и катались, 45 суток в Грозном, 45 дома. И доставка личного состава в районы боевых действий была организована быстрая и бесперебойная. Примерно как: - Утром в газете, вечером в куплете...что означает - утром дома ешь домашние пирожки, вечером будь добр, приступи к "охране общественного порядка" на вверенной территории. Другое дело, что данная задача выглядела, так скажем, экзотически, но относительный порядок в деле отправки "туда и обратно" был. До поры. И не только в этом деле. Командиры по вещевым, продовольственным и прочим делам тогда сидели по нескольку человек в помещении, решали вопросы оперативно, спали через коридор в комнатах с заложенными мешками окнами. В окнах были оставлены амбразуры, дабы в весёлое ночное время "отцы" могли и сами принять посильное участие в наведении пресловутого порядка. Безо всякой иронии описываемое время чем-то неуловимо напоминало знаменитое чапаевское:

- Я чай пью, и ты садись чай пей... И было такое, Михалыч чай в ГУОШе том пил и даже ночевал однажды. После подъема по лестнице попадали в фойе, где слева на приступочке стоял полевой ТА-57. Крути ручку, отвечает Москва, просишь соединить со своим городом, называя позывной. Далее просишь набрать номер. Длительность разговора ограничивалась только тычками ребят в спину, когда накапливалась очередь. Похоже на сказку, конечно. Только у любой сказки есть конец, и не всегда хороший. А жалко того времени, торжества демократии, запорожской вольницы. Думаете бардак, панибратство? Да дело тут не в панибратстве, а в непосредственной близости управления силами и средствами к воюющему воинству. Худо-бедно, но бюрократическая машина крутилась, пусть и со скрипом. Вы попробуйте из налаженной машины деньги, тьфу ты...винтик вынуть. Трудно, или по мелочи, а чего на войне мелочиться? На одних перевозках "туда-отсюда" столько винтиков скрутить можно...а тут ещё во вторую чеченскую боевые выплаты пошли... Значит, нужно это дело организовать. И организовали... Заодно окопали Ханкалу неприступным для чужих, но особенно для своих кольцом. И постоянно повышали сроки командировок. И разоружали входящих командиров отрядов, хорошо еще не обыскивали прилюдно. Народ копил злобу на штабы. И странная мысль возникает почему-то, обычно такими неприступными бывают ещё элитные психиатрические лечебницы, не замечали?

Да...забавная штука память... Вспомнилось Михалычу, как воочию увидел работающего "в поле" психотерапевта. Крепенький, среднего роста, светловолосый улыбчивый подполковник в серой, ладно подогнанной милицейской форме. 95-й год, Грозный, комендатура Ленинского района. Ребята по его просьбе собрались в спальном помещении, благо жили все вместе. Михалыч почему-то заартачился, был не в духе, на ту пору свято верил в свою "особую психологическую устойчивость", занимался доступными в то время психотехниками и потихоньку медитировал. Правда, дальше действительно хорошей разминки, которую он даже по пунктам переписывал ребятам, дело не пошло. И славно, в жизни есть более важные дела. После отказа присоединиться к группе, подполковник внимательно на Михалыча посмотрел, даже как-то очень внимательно, но настаивать не стал. В итоге пришлось в тоске проболтался те час-полтора, которые заняло проведение сеанса гипнотерапии, направленной как раз на реабилитацию. Неизвестно, что он там в Михалыче высмотрел во время столь короткого общения, но догадаться нетрудно, а тактичности подполковника можно только позавидовать.

Политотдел группировки, или как на то время он назывался, организовал прямо во дворе комендатуры выступление группы, ставшей впоследствии хорошей знакомой на многие годы. Не помнится её первое название, но славу они снискали всеобщую. Концерт Михалыч позорно проспал, отсыпаясь после блокпоста, на все приглашения ребят посмотреть отвечая ненормативной лексикой. В дальнейшем довольствовался почти профессиональной съемкой этого первого концерта, пока замполит ОМОНа не "замытарил" её вместе со всеми его записями. Кассет в 95-м году они ещё не продавали, поэтому вдосталь насладиться "Чечнёй - Червлёной...", звучащей практически из "каждого окопа" Михалычу пришлось позднее. Да, человека непьющего со временем даже неплохое музыкальное творчество в таких количествах может серьёзно задолбать. Как видим, по крайней мере в первую войну многое делалось для того, чтобы всё было "по правилам". И она шла, первая чеченская. Как шла? Да всяко разно...

Важно ведь, что работа, исполняемая не по желанию, с ощущением её бессмысленности, тяжела: организму приходится преодолевать стресс, такой работой обусловленный. А работа любимая, да ещё имеющая смысл, доставляет радость. Если и приходит "здоровая" усталость, отдых от неё приятен, ибо испытываешь от нее удовлетворение. Работой Михалыча в то время были командировки, и со стрессами от бестолковой работы организм боролся как мог. Взять осень 1995-го. Громогласно объявили переговорный процесс и мир, уж если не на всей планете, то в Грозном точно. А что, похоже было на мир, работали небольшие стихийные базарчики, народ ходил и ездил туда-сюда, зеленым город был тогда, на загляденье. Да, не обманывала Михалыча в далёком 87-м году одна интересная девушка, что зелёный и мирный город Грозный. Но это если на дворе день. Ночью блокпост N2, стоящий у моста через Сунжу, там, где улица Жуковского упиралась в консервный завод, жил отнюдь не мирной жизнью, а частенько становился и сущим адом.

Хорошо ещё, что забрали у ОМОНа "семёрку", в районе стоящего тогда ещё президентского дворца, службу на двух блоках тянуть тяжело. Днём через мост шли машины с мирным населением, "бэхи" и бэтэры из Северного на Ханкалу и обратно. Шумно, пыльно, но жить можно, без комфорта, конечно. Хуже, что по торной этой дороге ездили и другие "товарищи", некоторые с совершенно дурными привычками. Забавно, что механизм стресса может быть запущен равно как ударом по морде, так и жарким поцелуем. И в том и в другом случае организм вырабатывает одинаковые гормоны. Поэтому стресс условно делится на "плохой" и "хороший". Раз нельзя вовсе стресса избежать, хорошо бы обойтись "хорошим", то бишь поцелуем. Но, ясное дело, до жарких поцелуев тысячи и тысячи километров, а проезжающее начальство выскакивает как чёрт из табакерки. Выйдет товарищ генерал из Уазика, прикроют его телами с четырёх сторон ребятишки, а все уже готовятся, однозначно зная дальнейший ход событий. Это ласково так - "ребятишки", не обольщаясь насчёт их видимой щуплости, Михалыч щуплых таких ребят насмотрелся, почище "шкафов" будут. Бедный Игорёк, младший лейтенант, старший блокпоста...для разминки ему "втык" за то, что в камуфляже народ, а не в ментовской форме, ввиду мира и дружбы навеки...потом за арбузные корки на помойке (как пить дать мародёры!!!)...и, ужас какой...гильзы под ногами!!! Недостатки серьёзные, что и говорить, вот только гарь пороховую ещё после ночи не выветрили, не расстарались. Зла на того генерала сейчас держать нельзя, он болен и возят его в коляске. Вот зам его мужик был правильный, в редкие наезды шёл на второй этаж к бойницам:

- Откуда чаще обстрелы? - Что с вооружением? - Как организовано взаимодействие? - Что из боеприпасов подбросить? - это чисто мужской подход. А может так и положено, шефу над безответными куражиться, а замы пусть выясняют обстановку? Но все равно, негоже начальнику помойки разглядывать. Вот после глупых куражей переговорному этому процессу и доставалось. Почему-то никто с самого въезда в город "в упор" не узнавал Масхадова и его охрану, тщательно выясняли цели поездки, сличали по пропускам состав группы, долго совещались по радиостанции "Джонсон" с ГУОШем. Только тогда пропускали до следующего блока. Когда он на "двойку" подкатывал, вовсю нервничал, не любил уже никого, ребром ладони по горлу чиркал и грязно ругался, заковыристо. Зачем такое людям желать, да ещё служивым? Причём тут стоящие на блоке, переговоры переговорами, а что за люди едут, выяснить надо. Люди подневольные... да и отодрали утром ни за что, прямо скажем. Жалко только дежурного офицера в ГУОШе, ему видно доставалось от начальства, он тоже нервничал. И ругался с досады многоэтажно прямо в эфире. За принципиальность, наверное.

Почему-то очень чувствовалась показушность всего, натянутость, прямо потуги показать, что всё хорошо, мирная жизнь пошла. А может иностранцы какие были в Грозном в то время, или куча корреспондентов? Ребята, бывало, белый джип ОБСЕ тормознут, если негр водила один ехал, он звонить домой давал по своей связи. Хорошая спутниковая связь была у ОБСЕ, прямо от блока с домом болтаешь, как через дорогу.

"Мирный процесс" углублялся с каждым часом, стали посылать ОМОНы и милицейские батальоны патрулировать улицы Грозного, пока в районе правительственных учреждений. Было в то время правительство с гордым названием "Возрождение", не путать с банком. Даже Михалыч один раз попал под раздачу, по недоразумению. Развод проводился на стадионе "Динамо", том самом, впоследствии печально известном подрывом первого чеченского президента. Туалета не наблюдалось, и ожидая развода, все прямо под трибуну пристраивались, невзирая на национальную и религиозную принадлежность. Построились, с интересом поглядывая на чеченский ОМОН. Мужики звероватого вида, смотрят исподлобья по-волчьи, с вызовом. Ну это и мы не лыком шиты, с вызовом исподлобья-то взглянуть, "переглянулись", поскрипели взаимно зубами. Михалыч угрозы разбрасывать не привык, но тут они были очень кстати. Стали разбивать по маршрутам, его поставили старшим патруля, как имеющего звание капитана. Должность, правда, была инженер отдела связи УВД. Осмотрел Михалыч своё воинство, взгрустнулось...три солдатика мурманского милицейского батальона, смотрят на него с надеждой, не выдай, омоновец, и один местный, почему-то без оружия. Задачу поставили без затей, раз время мирное:

- Ты головой отвечаешь за бойцов - после к чеченцу - А ты за всех сразу! Тот головой кивнул вяло. В простой серой милицейской форме без знаков отличия, без оружия. Развезли на машинах, расставили по местам, стали ходить по центру города медленно, не торопясь, вид делая беспечный и уверенный. Тяжело беспечный вид изображать в каске, бронике и набитой разгрузке. Михалыч всё на чеченца "косяка давил", рядом держался, до поры помалкивал. Потом разговор повёл, деликатно с погоды и видах на урожай начиная, нужной темой заканчивая:

- Откуда будешь? - С Урус-Мартана. - А давно в ОМОНЕ? - Сэгодня пэрвый дэн, ещё оружие нэ получил. Ну, всё, приехали, подобралась тёплая компания. Инженер отдела связи УВД старшим, в "замах" у него гражданский человек, а то и просто боевичок, да трое пацанов. И пусть Михалыч уже в 93-м крепко с омоновцами дружен был, и в делах скорбных с ними поучаствовал, но связист увэдэвский, это вам совсем не то, что связист омоновский, другой уровень. И почему он именно в тот день от блока отдыхал? Сидел бы сейчас спокойно, привычный ПК оглаживая, братву прикрывая и проходящие машины в тетрадку чиркая "через раз". Ну, подумал, надо придать суровый вид матёрого спецназовца, и будь, что будет. А что делать! Ладно, что обошлось всё тогда, хотя бой скоротечный, но плотный такой, с подствольниками, на параллельной улице вспыхнул, да "местный" не пустил "общественный порядок" на сопредельной территории поглядеть, молодцом оказался!

Постоянно возникающие подобные ситуации почему-то крепко смахивали на исторический Брестский мир. Витал, незримо витал вокруг дух Льва Давидовича Троцкого с его бессмертным "ни войны, ни мира". Во всех подобных ситуациях приходилось действовать так, словно всем грозила постоянная опасность, хотя чаще всего этой опасности было намного меньше, чем казалось, ну не каждую же минуту в тебя целятся и стреляют. И многие несчастья и трагедии наверняка были связаны с неспособностью эти ситуации оценить правильно. Как-то раз сыграли тревогу, якобы снайпер застрелил солдатика из милицейского батальона, стоящего на посту. Через полчаса узнали, что "снайпер" выпустил очередь из трёх патронов часовому в рот. Было дико, можно же просто высунуть голову в амбразуру ночью, раз уж так захотелось, но что было, то было. Только намного позже Михалыч узнал, что настоящий страх иррационален, его нельзя объяснить, чтобы его избежать, человек может и под поезд броситься.

Так что мир, какое же хорошее, сладкое это слово, мир! Приятно уже после смены, сидя в комендатуре, помыться в баньке, пить чай и смотреть НТВ, совсем как дома. Дай им Бог, ребятам тем, что вышку и телецентр держали, говорят, там постоянно жарко было. А народ сидит, чай пьёт, а кто и чего покрепче. Посмеивается новостям из уст красивой девушки диктора:

- Сегодня в городе Грозный установлен печальный рекорд - 53 обстрела блокпостов за ночь, - вот как, а "двойку" только 3 раза обдолбали, правда, кругом всю ночь бились, до самого рассвета. Три обстрела, из стрелкового оружия и подствольников садили. Но всё равно, приятно в рекорде поучаствовать лично. Гильзы вот только опять не убрали...мерзавцы... в камуфляжах.

Да...увлекательная штука память...Хорошо помнится Михалычу, как по телевизору то и дело мелькали бородатые герои освободительной войны, и совсем изредка чудом прорывалась информация о боевых действиях. Нет, не о дислокации частей, это все и так знали, а просто, как там ребятам приходилось жить. И это несмотря на то, что ещё в феврале 1995г. (!!!), в одном из документов, направленных МО РФ в Совет безопасности России прямо говорилось: "Анализ событий в Чечне показал, что освещение средствами массовой информации в зоне конфликта идёт в разрез с интересами российской государственности. Вооружённые Силы, выполняющие задачи по восстановлению конституционного порядка и правопорядка в Чечне, подверглись критике и обструкции со стороны прессы, радио и телевидения". Но всё это станет известно много позднее, а пока с плодами деятельности тогдашних СМИ Михалыч тут и там встречался на практике.

Закончилась командировка, ранним утром подошли Уралы, загрузились и пошли через перевал на Минводы. По пути присоединилась "санитарка" с раненными и прикрывающие колонну бэтэры. Перевал прошли в утреннем туманчике без происшествий, без них же добрались к вечеру до Минвод. Машинам надо было срочно возвращаться назад. Пока бегали решать вопрос с военным залом ожидания, дали команду разгружаться на площади. Двенадцать часов на лавках армейских Уралов превратили надевших лучшую, "дембельскую" одежду омоновцев в грязных небритых чуханов. Проходящие мимо отдыхающие замечали суматоху разгрузки и в молчании останавливались поодаль. На асфальт штабелем ставились ящики, автоматы составили в "козлы", а пулеметы прямо на сошках смотрели в толпу. Народ безмолвствовал... люди были в основном парами, чисто и опрятно одетыми в светлые одежды, женщины в джинсах, коротких юбках и топах. Обычные люди, хорошо отдохнувшие на курортах, загоревшие на ласковом солнышке юга. Всё это длилось так недолго, но обострившимся на войне звериным чутьем вмиг увиделись ухмыляющиеся презрительные лица мужчин. И глаза женщин. Женщин, смотрящих с жалостью и тревогой. Спасибо вам, женщины, видящие дальше своего спутника, которому в скором времени возможна такая же, да ладно хоть не в цинке, дорога. Простая человеческая радость оттого, что вернулся "оттуда" живым, куда-то испарилась. Внутри осталось, конечно, то, необъяснимое словами животное чувство жизни, но хотелось чувствовать себя человеком, а не животным. Это не к тому, что людям надо бросать отдых и горевать всем миром во времена решения проблем государством. Это к тому, чтобы труд, если это труд, так и подавался в СМИ, как дело, нужное всей стране. Во вторую чеченскую так и было, в основном, но те, кто прошёл первую, таких ситуаций нахватали. Чего стоит только вернувшееся в то время в обиход афганское "мы вас туда не посылали". И девочки в ЖЭУ и других организациях коммунального обслуживания резво освоили "утончённую" манеру прекращать "лишние" разговоры о пропущенных льготах...

Когда Михалыч в очередной раз лёг в больничку для реабилитации после уже полугодовой командировки, в амбулаторной карте после обследования появился диагноз ПТСР. Что он означает посттравматическое стрессовое расстройство нисколько его не озаботило. Не насторожило и замечание невропатолога при осмотре, что мышцы как каменные. Наоборот, с гордостью Михалыч заметил, что не терял времени даром, и изрядно "подкачался" в командировке. Даже перекачался, а точнее, серьёзно травмировал локоть левой руки. Работать на турнике с отягощениями надо бы под наблюдением специалиста, он же, окрыленный успехами в физическом совершенствовании, переусердствовал. Да ладно, локоть потихоньку восстановился, а вот, что гладкая мускулатура была в постоянном гипертонусе, нисколько не насторожило. Побаливала спина и шея, отправили на рентген, тут же, при стационаре УВД. Просмотрев снимки, лечащий врач направила уже на томографию. Магнитно-резонансный томограф, новая в то время вещь для региона, выдал качественные картинки, крепко поколебавшие уверенность Михалыча в своей физической мощи и непобедимости. Узнать о трёх грыжах межпозвонковых дисков только в шейном и грудном отделах позвоночника было неприятно. Опасения по поводу происходящего не развеяла даже радость врача по поводу деформированного, да что там, крепко разбитого и сдвинутого с места одного из шейных позвонков. Врачебная радость объяснялась просто, если на рентгенограмме этот разбитый, смещённый позвонок сильно походил на раковое заболевание, на снимке МРТ этот диагноз снимался. Михалыча радость почему-то не охватила, и на предложение по горячим следам проверить и поясничный отдел он ответил отказом, справедливо на ту пору полагая, что врачи там "нароют" ещё чего нибудь похлеще. Видимо, где-то подсознательно понимал, что это тот самый случай, при котором знания умножают скорбь.

Да, увлекательная эта штука, память... Недаром так подробно вспомнилась процедура поиска этих болячек. Много позже Михалыч увидел, каким мрачным стал частый сосед по капельницам, здоровенный собровец. Сдвоенные кушетки позволяли с определенным комфортом, не нарушая общей благочинности проводимых процедур переговариваться. От него он узнал, что определили грыжи позвоночника, вот он и думает, как жить дальше, как работать на такой напряжённой работе, связанной с большими физическими нагрузками. Самый неверный ход в подобной ситуации, это призывать человека к благоразумию, утешать его, или "бить по самолюбию". Лучше просто рассказать, сколько миллионов и миллионов людей живут с подобными болячками и не горюют, а если человек понимает юмор, то и просто поздравить с вступлением в это вынужденное "братство". Ну работа такая нервная, значит, постоянные стрессы. Отсюда "зажим" мускулатуры, опытный массажист эти жгуты чувствует, как только руку положит на тело. Куда этот мышечный жгут "тащит" тот, или иной позвонок, никто не знает. Медик любой ещё дюжину причин грыж назовёт, да для человека главное попроще, и в нужный момент. Медики пусть лечат по науке, а человеку пример важен, вон мол, Васька, у него четыре грыжи, в командировку собирается, вон Петька, у него три, работает. Успокоился парень, повеселел, а это главное, лечение потом хорошо идёт.

Скорбеть по поводу болячек вообще дело неблагодарное, по возвращении из командировки накапливается много дел, да и просто хочется жить, жить и жить. Пролечился Михалыч по накатанной методике постановки в строй и закрепил лечение в увэдэвском профилактории, расположенном в живописнейшем месте Горного Алтая. Уютный корпус на слиянии рек Иша и Катуни радовал своей лодочной станцией, комнатами на 2-3 человека и просто изумительной кухней. Спали с открытыми настежь окнами, выходящими на Катунь, беспробудно. Делали только перерывы на прием отлично приготовленной пищи. Медсестра-алтайка, готовящая настои из местных трав, только хитро улыбалась на все расспросы об их составе, щуря при улыбке и без того узкие глаза. Сошлись в общем мнении, что дело в чистейшем и целебнейшем горном воздухе. Трагическая правда всеобщего благодушия и покоя открылась неожиданно. Несколько ребят, приехавших на своих машинах, ибо давно замечено, что "для бешеной собаки сто вёрст не крюк", воспользовались свободными от процедур выходными. Они смотались с визитом вежливости кто домой, а кто и к знакомым дамам из близлежащих районов. У всех визиты вежливости не удались. Припёртая к стенке суровыми мужскими вопросами хитрая алтайка не стала скрывать, что в первую неделю лечения применяет сильные успокаивающие травки. Но вот в оставшуюся вторую как раз будут о-го-го какие травы, богатырские прямо травищи... Так и именно так были посеяны горькие семена сомнения у жён. А любимые дамы получили ещё один совершенно ложный повод убедиться в неблагоприятном воздействии военных факторов на мужиков. Хохотали все. Почему не посмеяться...да и "восьмёрка", тогдашняя машина Михалыча, была вполне экономичная...на триста километров в одну только сторону, "сожрала" приемлемо... Вот так, лечение есть лечение, тем более такое качественное. Трудно сказать, как в других регионах, но у медиков УВД, в котором трудился Михалыч, методика реабилитации была отработанной, спасибо им большое за их труд. Ну вот и всё, пролечились, отдохнули, пора бы и за работу браться. Не получилось...

Глава вторая.

П......ТСР подкрался незаметно...

Занятнейшая эта штука, память. Наслаждается Михалыч поздним чаем и отблесками фар редких ночных машин в стекле, почитывает случайно попавшую в руки медицинскую брошюрку, думая при этом о своем. Оказывается, ПТСР, оно же посттравматическое стрессовое расстройство, в первое время называвшееся "вьетнамский синдром" -- психологическое состояние, которое возникает в результате психотравмирующих ситуаций, выходящих за пределы обычного человеческого опыта и угрожающих физической целостности субъекта или других людей. Отличается пролонгированным воздействием, имеет латентный период, и проявляется в период от шести месяцев до десяти лет после перенесения однократной или повторяющейся психологической травмы. Короче, особых усилий, чтобы его заработать, от человека и не требуется. Попал в хорошую переделку, где обстановка реально угрожает твоей, или чужой жизни и "пожалуйте бриться". Или проще, один раз можно человека хорошенько в дерьмо окунуть и ему всю дальнейшую жизнь придётся от этого дерьма отмываться. На первый взгляд вещь спорная, Михалыч раньше сам бы заспорил по этому поводу. Да попала на глаза интересная передача по телевизору из института медико-биологических проблем. Там как раз занимались такими исследованиями, а с наукой не поспоришь. Да уж, война всем этим условиям соответствует в полной мере, да ещё и мыслишка давит где-то "на донышке", лучше пусть сразу, в полной "физической целостности субъекта".

По времени выходит как по-писаному. Первая командировка у Михалыча была в 1993 году. Подтёрли уже то время, подзамазали. А зря, ведь единственная была легитимная война. Всё как положено, Верховным Советом одобренное действо. Официально объявлен режим Чрезвычайного Положения. Тоже всё мутно и непонятно, но оккупантами и захватчиками никого в СМИ не полоскали. И жило у бойцов в душе чувство, что помогают местному народу. Мало тогда командированных ребят полегло по нынешним меркам? Тут конечно, неувязка вышла. А местных, кто их считал... Когда "башню" могло снести? Да хотя бы тогда, когда сидит Михалыч вечером в вагончике командира, пыхтит сигареткой, а в это время танки штурмуют тот самый Верховный Совет, "одобривший". На улицах, как обычно вечером, постреливают. Командир мужик строгий, но на совещаниях и сам курил нещадно, и присутствующим разрешал, либеральничал. Довел обстановку:

- Передали из местного МВД, мы сейчас никому не нужны здесь, вон у нас что в Москве творится, резать будут всех, оружие наше нужно...

Курят все, молчат, дым глаза ест, план прорыва командир доводит:

- Бэтэр специально поставлен у вагончика, где расположена дежурная часть, он вышибает пролет в заграждении. Там в бетонном заборе доски оставлены вместо пролёта, мы за ним в прорыв... Сразу вопрос ему:

- После забора куда, влево или вправо?

- Вправо, там на трассу Ростов - Баку (нынешняя трасса "Кавказ)... далее на Ростов. Тут же ещё вопрос:

- Сколько километров до Ростова?

- Шестьсот...идём двумя колоннами по кюветам, вдоль дороги.

Без юмора так, спокойно так цифру 600 озвучил и все, серьезный мужик командир был. Что кюветы сплошь минированные от Назрани до Черменского круга, и так знали. Больше ничего не спрашивали, и так ясно все было. Михалычу в какой-то миг даже представился этот лихой прорыв под огнём и бэтэр, вышибающий пролёт из бетонного забора, с бухтами "колючки" на броне. Фантазия почему-то дальше этого забора ну никак не шла, не то что не летела. Не было почему-то уверенности, что дальше этого забора какой нибудь один завалящий пулемёт выпустит. Обидно немного как-то стало, думалось, не даром тут толчется столько народу, а делает государственное дело. Что Родина не попустит, выручит из грядущей беды. Да видно другие дела были на ту пору у Родины. Покурили, пошли готовиться. Подготовка обычная, оружие проверили и водку сели пить, кто не на постах. А вообще не любил Михалыч названий первая чеченская, вторая ли, для него первая в жизни война окончательно и бесповоротно началась в 93-м с Назрани, с "нейтралки" между нею и Черменом, с засад и маневренных групп на развилках у Карабулака и Яндаре. Там он впервые нутром почувствовал всё дерьмо происходящего. Там случайно повезло остаться "чистым", потому что не был среди ребят в той злополучной мангруппе, задержавшей груз чеченского золота. Золото, тщательно камуфлированное под копчёную колбасу, шло транзитом в Чечню. Ребята не взяли толстого денежного "пресса", как сейчас принято говорить, "отката". Золото пропало, причём прямо под автоматными дулами местного "шестого" отдела, поставившего мангруппу под стволы. А ребят затаскали потом до полусмерти. Там он впервые чудом избежал взятия в заложники. А значит, возможности провести остаток жизни на удалённом горном пастбище, глубокомысленно созерцая, как одно поколение овец неторопливо сменяет другое.

Курит Михалыч, чай прихлебывает, читает книжонку. Что там дальше в брошюрке той? ...течение ПТСР проявляется повторяющимся и навязчивым воспроизведением в сознании психотравмирующего события. При этом испытываемый пациентом стресс превышает тот, который он ощущал в момент собственно травмирующего события, и часто является чрезвычайно интенсивным переживанием. Также характерны повторяющиеся кошмарные сны. Ну точно, ведь были потом такие события, что далёкая та командировка кажется совсем уж спокойной и мирной. Только попивать "родимую" Михалыч стал так, что пришлось с этим пристрастием расстаться навсегда, даже и на самое тяжелейшее время. Но когда пил, то казалось, что хуже того времени и не было. Со снами немного проще. Повторяющихся кошмаров не было, но один хорошо помнил, в подробностях. Трое крепких бородатых мужиков в камуфляжах толкнули к бетонному забору, торопливо отодвинулись, передёрнули затворы автоматов, это были 7.62 АКС, и расстреляли почти в упор. Всё было очень просто и буднично, быстро так. Одно радует, при здравом рассуждении, хорошо, что был он в то время инженером связи УВД, поэтому всё произошло так быстро. Будь он уже омоновцем, знаменитое выражение товарища Сухова: "Желательно бы помучиться..." точно не поддержал бы.

...пациент усиленно избегает мыслей, чувств или разговоров, связанных с травмой, а также действий, мест или людей, которые инициируют эти воспоминания.

Не замечаете, что люди воевавшие стараются об этом не болтать? Михалыч тоже не верил говорунам с трибун, поющим соловьями о своих ратных подвигах. Известно, почему. Пусть они герои трижды, но они эти чувства в нём будили, ну или как выше, "инициировали воспоминания". Допускал он исключения для канцелярской речи, вот та всё стерпит, но про себя смеялся, говорунов слушая. Любая пьяная, да и не только пьяная компания, узнав, что воевал человек когда-то, ну обязательно попросит: "Расскажи...как там...", вот прямо надо им это. Пробовал Михалыч рассказывать, тогда смотрят как на придурка. Поэтому когда пил, то пил он там, где все были "свои".

Интересно ему было, как связисту, что на языке "душеведов" тоже есть понятие триггеры. Триггером является событие, вызывающее у больного ПТСР приступ. Чаще всего триггер является частью травмирующего опыта -- плач ребенка, шум машины, нахождение на высоте, изображение, текст, телепередача и др. Больные ПТСР обычно всеми силами избегают встреч с триггерами, стремясь избежать нового приступа. Под приступами можно как раз понимать те вспышки немотивируемой ярости и агрессии в обычных житейских ситуациях, когда включаются те, заложенные войной механизмы выживания. С ними рано или поздно сталкивается любой воевавший в современных конфликтах. Тут интересно отношение к этому ветеранов ВОВ, дай им Бог здоровья. В силу возраста им уже, за редким исключением, трудно стать в этом вопросе "продвинутыми". Отец Михалыча, видимо, насмотрелся фильмов на горячую тему безжалостных "афганцев" и "чеченцев". Ветеранов, не выбравших в жизни иного пути, кроме киллерского на посылках у бандитов. И прямо спрашивал:

- Почему это у нас не было никаких этих синдромов?

А с чего бы это каким-то синдромам появляться у людей, воюющих за свою Родину, да и всем народом воюющими? Рекомендовал ему Михалыч посмотреть фильм Говорухина младшего "Проклятые и забытые". Построен на контрасте, вот в "вертушку" раненых и "двухсотых" тащат, вот на столах в кабаке девки голые пляшут, а пьяная "золотая молодежь" им баксами машет. Нет, понимал он, что не должны все траурные одежды носить, пока идёт очередное "наведение конституционного порядка". Ну хотя бы народу-то говорили, что дело это нужное, в интересах самого этого народа. Сам для себя он разобрался, нужное, или ненужное это дело, в котором по уши застрял. Но хотелось ему, чтобы не только его родные люди во всем этом участвовали, на войну его постоянно провожая. А не только на кухнях под водку шептались, что давно уже пора этих...жизни от них нет...заполонили...куда власть смотрит... Вот туда власть и смотрит, и таких, как Михалыч, "туда" посылает, не без учета обывательского кухонного мнения. Нет, в случае чего не отсидеться вам ребята по кухням, не пройдёт мимо, а вот имеющие боевой опыт не пропадут. Лебедь покойный хорошо говорил:

- Как мир, так сукины сыны, как война, так - братцы.

Как бы так постараться, чтобы и в мирное время все братцами были.

Да хрен с ними, шептунами. Хорош ночной чай, горько во рту от сигарет, а может от брошюрки этой? Характерна психогенная амнезия, пациент не способен воспроизвести в памяти психотравмирующее событие в подробностях. Это у Михалыча было, во всей красе. Ну точно "тут помню, тут не помню". Он не помнил как называются улицы Грозного. Хватало в то время ориентироваться по названиям "Минутка", "Ханкала", "Северный". Пытался вспомнить, как назывались бэтэры в комендатурах, где располагались. Помнил, что "поБЕДА" был точно не его комендатуры, а чей был "За пятачка" или "Акула"? Конечно, можно спросить у ребят, с кем были вместе, но важно, что он-то не помнил! Не подводила только зрительная память, он это всё видел, и еще он это всё прошедшее чувствовал. Другое дело, хотелось ли ему это видеть и чувствовать. Странное чувство во время ночных бдений у Михалыча возникало. А было ли всё это на самом деле? А может не было? А может было, да не с ним? Может фильм это был какой, снятый на той пленке с царапинами и трещинами? И фотографии, на которых он с боевыми друзьями, из фильма этого?

Вот такая эта штука, память. До главного бы добраться, докопаться в ней Михалычу, да как нибудь побезболезненнее. Что там, в описании ПТСР, дальше то? Имеет место также постоянная бдительность и состояние постоянного ожидания угрозы. Состояние часто осложняется соматическими расстройствами и заболеваниями -- в основном со стороны нервной, сердечно-сосудистой, пищеварительной и эндокринной систем. Ну вот, заморщился что-то Михалыч, видно от чая крепкого, а может и от горького дыма табачного. Потому что по опыту знал, что соматические расстройства и заболевания ну ничуть не отличаются от заболеваний обычных. И умереть от них запросто можно так же, как от обычных болезней. Да и "башню сносило" у других людей как-то по-особому, героически прямо. В СМИ вон постоянно, тот с топором по улице бегает, этот стреляет во всё, что шевелится. Не знал только Михалыч, что как раз очень редки такие случаи. А на самом деле всё проходит тихо-мирно, незаметно. Просто начал он худеть ни с того, ни с чего. Быстро так худеть. Роста Михалыч немаленького, и килограммов в нём набиралось под сотню при хорошей жизни. В командировках, там да, вес ни к чему был, в большую мишень попасть легче. Но дома то почему худоба пошла?

Твориться что-то стало неладное. Очень трудно стало подниматься по утрам на работу, приходилось буквально заставлять себя идти за машиной в гараж, стал ставить её на стоянке. Ничто не радовало, ни теплый и быстрый летний дождик, ни ласковое летом сибирское солнышко. Удивительно, но его любимая работа, которой он отдал всю свою жизнь, тоже стала казаться скучной и ненужной. Приходили на память командировки, мелькала надежда, что может быть там обрёл бы вновь утраченную радость, и забывались эти мысли, как несбыточные. Приезжал Михалыч на работу, отсиживал время на утренней планёрке, но не было желания что-то предлагать, что-то делать. Сил хватало только на то, чтобы вместе с замом своим не дать упасть связи отряда "на коленки". Ох и тяжело поднимать запущенную связь, знал это Михалыч хорошо, приходилось это делать, хорошо, что "ронял" не сам. Даже небольшое усилие сделать что-нибудь вызывало утомление, будто вагоны с углем разгружал. Сил хватало только на то, чтобы просто ходить, дышать, приходить с работы и падать в постель. Руководство отряда, зная Михалыча как человека исполнительного и положительного, не "грузило" нарядами и заданиями, а налаженная работа катилась по своим рельсам. Но появилось внутри чувство вины и собственной ненужности, выброшенности из общего ритма отряда. Казалось Михалычу, что стал он человеком старым и никчемным, ни годным ни на что, занимающим чужое место. Было желание просто лечь, лечь куда-нибудь в угол, прямо на прохладный линолеум. Отвернуться бы к стене и лежать, лежать, ни о чём не думая, ни о чём не желая. Нужно было что-то делать, но не было сил принять хоть какое-то решение. Все вокруг стало мрачным и ненужным.

Забавная она штука, жизнь. Кажется иногда, вот предел, хуже не бывает. И тут становится ещё омерзительнее. Пенсионный стаж благодаря частым командировкам был выработан с плюсом, да и без командировок заветная ранее "двадцатка" тоже. Сейчас это стало безразличным. Поэтому направление на военно-врачебную комиссию Михалыч принял тоже безразлично. Начались бесконечные походы по кабинетам поликлиники ГУВД. Резко обострившиеся боли в спине, как ни странно, на короткое время давали передышку от больничного хождения. Тотчас укладывали в больничку и привычно "капали", кололи и "реабилитировали". Через две недели загоняли в профилакторий "на закрепление результатов". Как там было хорошо...никуда не спешить...никого не видеть...ничего не хотеть. По окончании снова по коридорам поликлиники. Но недолго. Появилась очень неприятная вещь - похмелье, он же абстинентный синдром. Но как его не называй, а кто пил, тот Михалыча поймёт. И не день-два, когда "откататься" и отвалятся в постели можно, а постоянно, и вчера, и сегодня, и завтра без просвета. Пот градом со лба, "сушняк" во рту, слабость. И очень сильно не хочется жить. И не скроешь от глаз людских состояние это поистине скотское, ибо на челе твоем стоит незримая печать якобы пристрастия к "зелёному змию". И это притом, что самим змием этим не баловался Михалыч десять лет кряду, и тех, кому с ним повезло "писсярик" коньячку в это время принимать, набиралось на пальцах одной руки. Но остальные так и были уверены, что кремень он в этом вопросе. И как не предлагали поднять тост, за боевую награду ли, а то и просто "расслабиться" от печалей мира сего, он не пил. А уж омоновцы умеют человека, от них в этом вопросе отличного, сломать. Михалыч не ломался, тем более поэтому болеть похмельем было стыдно.

В это недоброе время добрался наконец Михалыч до кабинета психиатра, с посещением которого и связывал свою самую большую обиду в той жизни. Приходилось в жизни обижаться ранее на то, или другое. Но такой обиды, которую даже в "прощёное воскресенье" простить нельзя, ему ранее никто не наносил. И ладно, что глядя на его вид, велела ему красивая женщина врач рукава рубашки закатать, на предмет тайной наркомании. Обычная процедура, дабы эту наркоманию исключить, пусть и сидел перед ней не последний представитель подразделения, с наркоманией неустанно боровшегося. Сидел также перед нею типичный представитель распространённого в наш век диагноза. На таких пациентах практиканты-психотерапевты "руку набивают" в различных клиниках. Ибо опрос она провела грамотно, пролистала медкарту и ещё в 93-м, вскоре по возвращении из первой командировки, нашла запись психотерапевта о случае абстиненции. Но в итоге вышел из этого кабинета Михалыч человеком практически здоровым. Помирать здоровым было крайне обидно. Получилось всё, как в мудрости наших жёлтых друзей из-за Амура:

- Для жизни причин нет, для смерти они найдутся.

Ибо ничего уже не хотелось Михалычу. Ни семьи и дома, ни работы и боевых походов, ни верных друзей да горячих подруг. И усвоил он на своей шкуре неприглядную истину двойных стандартов, при приеме и при увольнении из органов МВД. Когда поступаешь на службу, перероют всё, и найдут у кандидата прыщик в носу. Но когда уходит человек на заслуженный отдых, он уходит здоровым, ну разве что, по ограниченному состоянию здоровья. Пусть его и на носилках по кабинетам ОВВК пронесут. И поступи эта женщина врач по совести, а не по негласной инструкции, дай направление явно нездоровому человеку на обследование, не пил бы ночами чай Михалыч, не курил сигареты одна за одной и не хмурился от воспоминаний своих.

Ну почему должен врач-невропатолог глаза открывать на причину его недугов? "Летела" щитовидка, рос в ней узел, не кровь уже была, а помойка из дикого числа лейкоцитов, будто раком болел в последней стадии, высох как Кощей Бессмертный здоровый и крепкий ранее мужик, ходил уже шатаясь! Стыдно было за холеную женщину врача-психиатра, с аккуратным маникюром на длинных ногтях. Вместо нее невропатолог, подойдя в коридоре, мягко поговорила с Михалычем, и на свой страх и риск выписала направление в психоневрологический диспансер. А ему было уже все равно куда идти. Или не идти. Сел в коридоре увэдэвской поликлиники на кушетку. Мимо шумными стайками сновали кандидаты на службу, молодые и счастливые в своей неопытности, открытости и непреодолимой вере в свою отличную от других судьбу. У них все будет не так, у них все будет хорошо и счастливо.

- А ты сиди в сторонке, ты отработанный материал, ты свое дело выполнил, дай нам дорогу. - Примерно такие усталые мысли жерновами крутились в мозгу Михалыча. Надо было прямо тут и сейчас, на жесткой скамеечке, решать вопрос, что делать дальше. Продолжать биться за эту жизнь, или уж потрафить откровенным желаниям сослуживцев хорошо попить водки на своих поминках. Надо бы биться, да где взять силы просто подняться с этой кушетки, когда трясет всего и пот бежит градом? Хорошо бы умирать не так, а как красиво говорят, составить целую картину мира, осознать свое место в нём. Черт, похоже, времени осталось только на то, чтобы понять, что это место скоро станет вакантным. Задумавшись, Михалыч и не заметил чьё-то появление прямо перед собой. Молодой, коротко стриженый паренек лет двадцати стоял прямо перед ним. Открытое лицо с румянцем, большие внимательные глаза.

- Извините, вам плохо? Я могу вам чем-то помочь? - Джинсы, футболка под джинсовой курточкой и молодость, молодость, брызжущая через край, всё это отметил Михалыч, молча глядя на него. Паренек замялся, отчего румянец на щеках стал буквально пунцовым и стала видна россыпь веснушек.

- Может быть...вам нужно помочь...ну...может быть немного спиртного, я принесу? - Паренек засмущался ещё больше, а Михалыч, наоборот, повеселел.

- Нет, но все равно большое спасибо, причина не в этом, хотя, конечно, очень похоже. - Михалыч уже откровенно радовался, глядя на этого незнакомого ещё совсем мальчика, но уже, или ещё не проходящего безучастно мимо чужой боли.

- Ну тогда я пошел, извините. - Он пошел по коридору, сливаясь с толпой таких же молодых и счастливых ребят. Не зная того, он что-то перевернул в душе Михалыча, будто поделился с ним частью своих сил. Продолжать сидеть на лавке уже показалось стыдным, тем более, как оказалось, в привлекающем внимание виде. Михалыч поднялся и стараясь держаться прямо, пошел на выход. Что ж, его новый путь только начинался...

Черт, ну почему этот чай такой горький, а ночь все не кончается?

Глава третья.

Радость

Ползет как слизень, будто совсем и не движется долгая ночь. Бросил Михалыч брошюрку. Не отвечает она на вопрос, а что делать человеку, как жить, если просто нет сил для жизни. Никто за человека путь этот не пройдет, как его не рисуй и не описывай. Все вокруг советуют, случись что, иди к врачу. А как быть, если на руках у тебя направление к врачам, да врачи эти...окружены у нас отнюдь не светлым ореолом. Было время, использовали их, помимо целей лечебных, и в целях, никаким боком к медицине не относящихся. Боятся люди этих врачей и сторонятся по генетической, с детства встроенной памяти. Но у Михалыча выбор небогатый был. Хочешь - помирать ложись, хочешь - с балкона прыгай, а подыхать не хочешь - иди. Пошел, терять было нечего. К добру ли, к худу, решил сначала справки навести, куда идти-то. Да и попал по ошибке не в тот дневной стационар. После уже разобрался в их иерархии. Все стационары - звенья одной цепи от краевой психиатрической клинической больницы. Иди туда, где тебе нравится, везде лечат одинаково, только в некоторых есть и платные услуги. Спорный вопрос - платное лечение. Никто тебя таблеток и врачебной заботы не лишит, но есть услуги, за которые платить нужно. Должен человек такое лечение ценить и не придумано пока никакого мерила для этого, кроме денег. А ведь жалко их, денег-то. Не ворует ведь Михалыч, не валятся ему деньги с неба, никогда не было у него богатой любовницы. Он бы и так лечился, врачу помогая, деваться-то все одно некуда, да подкрепление материальное, "крючок" денежный, тут как раз лишним не будет.

Жил когда-то Михалыч в тихом районе частной застройки, вырос там, на танцы бегал и на свидания к девчонкам. Несколько раз к небольшой деревянной двухэтажной больничке пробирались с дружками. Там у девчонок постарше учились они нехитрому набору любовной премудрости. Как дружить, обнять, да как целоваться, по телику тогда не рассказывали. Тайные знания передавались из рук в руки, а точнее из губ в губы, не теряя при этом своей манящей и запретной притягательности. Это сейчас больничка та потерялась среди окруживших её со всех сторон многоэтажках да бизнесцентрах. Да и профиль свой сменила, войдя как раз в "лоно" своей психиатрической клиники-матери. Постоял на крылечке Михалыч, покурил, ох и стыдно было обращаться за помощью к врачам, здравствуйте мол, принимайте гостя дорогого. Оставался в то время он еще сотрудником, официально проходил ОВВК, да какое там прохождение, волочил ноги из кабинета в кабинет. Недавно еще был мужиком хоть куда, помощи ни у кого не просил, сам оказать ее не отказывался. Офицер спецподразделения, как же... Муторно было на душе, словно занял чье-то чужое место в жизни, место человека больного и беспомощного. Потоптался на крыльце, да зашел.

По коридору ходили обычные люди, множество картин на стенах, уютные мягкие банкетки вдоль стен создавали ощущение домашнего уюта. Обратился Михалыч в регистратуру, записали на прием к врачу, попросили раздеться в гардеробе. Хмурый гардеробщик-отставник, за версту от которого веяло несбывшимися армейскими надеждами, грубо принял куртку, оторвав при этом пристегнутый меховой воротник. Можно, можно было еще переиграть все, наспех одеться и бежать вон отсюда, в свой привычный мир удалой работы и лихих командировок. Но специально "рубил хвосты" прошлому Михалыч. Не помогало боевое прошлое в его нынешнем состоянии, не выручала закалка и тренировка. Впервые ворохнулась мысль, что с каждым, ох с каждым может приключиться подобное, будь ты предприниматель или сельский учитель, будь ты трезвенник или не помнишь, как чудил вчера. Будь ты крутым спецназовцем, или учишься вечерами играть на кларнете. Ворохнулась мыслишка и отложилась где-то на донышке сознания для будущих откровений. Философствовать хорошо дома на диване, под шерстяным пледом, грея ноги в мягких тапках у камина. В отделении неврозов дай Бог переварить валившуюся на тебя отовсюду новую информацию. Врачи тут принципиально не носили белых халатов, чтобы не отличаться от своих пациентов. Стены были в картинах и рисунках самих же пациентов, обхождение было домашнее, а какие мощные тут были психологи, никогда больше не встречал Михалыч таких. Процедуры были стандартные - психотерапия, электросон, иглотерапия, гипноз. Но чувствовалось, что специалисты были подобраны очень тщательно, с любовью прямо. Врач назначил лечение, некоторое за дополнительную плату, и стал Михалыч свидетелем превращения трясущегося, затравленного самим собою существа назад, в человека, живущего в ладу со своим "я". С собою в роли главного участника. Ведь при любом заболевании, требующим вмешательства врача, есть три субъекта. Сам человек, его болезнь и врач. Поможет человек врачу - одолеют они болезнь. Один врач справиться с болезнью часто не в силах.

Вот так и оказался Михалыч в уютном кабинете медицинского психолога. Пока встречи ожидал, перечитал таблички на дверях. Медицинские психологи высшей категории такие-то...впечатлило. Не знал ранее о градации по категориям. В самом кабинете несколько различных кресел. Кожаных и с тканевой обивкой, с высокой спинкой и низкой, мягких и простых офисных. Хозяйка кабинета, немолодая, несколько грузная женщина-психолог сидела в простом старом домашнем кресле с порванной обивкой. Попросив Михалыча присаживаться, где ему будет удобнее, она просто несколько минут отдыхала от работы с предыдущей пациенткой. Он как раз ожидал в коридоре, когда с ней закончится работа. Из кабинета тогда вышла молодая красивая женщина лет 30-ти, 35-ти. Красивое лицо портили глубокие складки на лбу и в уголках губ. Тщательно подобранный наряд и умело наложенный макияж являлись полной противоположностью ее красивому, но какому-то холодному лицу с жестким выражением. Несколько раз потом сталкивались с ней при ожидании тех или иных процедур. Очень удивило, что она гордилась тем, что уже двенадцать лет в депрессии, а эти "шарлатаны" не могут ей помочь. Ну что тут сказать, как можно помочь человеку, если он сам себе помочь не хочет...

Это сейчас Михалыч, не без помощи той же Александры Степановны, а именно так звали психолога, и сам стал доморощенным психологом. Это сейчас он понимал, что не случаен был тот набор мебели в кабинете. Это сейчас он бы из шалости залез в мягкое кожаное кресло начальника с высокой спинкой. Тогда ему не до шалостей было, не до игры с социальным своим лицом, тогда он помощи искал у людей. И Бога он должен благодарить, что попал в руки людей порядочных, а не коммерсантов от медицины, озабоченных участием в большом сетевом маркетинге. Гигантские деньги там крутятся, и что им судьбы людей, когда это большой легальный бизнес, по доходности превосходящий оружейный и продажу наркотиков. И никто не знает, сколько было и есть людей, нуждающихся в совсем небольшой помощи, а тратящих последние деньги на бесполезные новомодные новинки в дорогущих клиниках.

И началась работа, именно работа. Сначала по вытаскиванию Михалыча из бреда чужих идей, паутины чужих мыслей и напластований навязанных эмоций. Человек ведь охотно отдаётся всем этим практикам -- его разум, воля и тем более эмоции часто попадают в плен. Они перепоручены разного рода экспертам и гуру, которые, как полагает человек, умеют умно обращаться с различными элементами его тела и психики. Именно такие учителя, уверен человек, могут благотворно повлиять на его жизнь. Чтобы он наконец зажил полноценной жизнью, обустроил ее внутри себя. Чтобы он обрёл душевный покой, а для этого надо обучить его тому, как общаться с начальниками и друзьями, как сделать его красивым и успешным. Начали с простого, а что такое есть человек? Вот например рука человека, она состоит из молекул, молекулы из атомов, атомы из ядра и вращающихся вокруг электронов. А помните ли из школьного курса, что расстояние от ядра до вращающихся электронов в уменьшенном масштабе примерно такое же, как от Земли до Луны? Так что такое человек, не из пустоты же он сложен природой ли, или Богом? Человек это энергия, по своей энергетической мощи рядом не стоят все Саяно-Шушенские и другие ГЭС. Ну а коли уж энергия, то волен он ей управлять единолично, распорядиться ей по своему усмотрению, а не отдавать себя на откуп хворям да болезням. Лепи себя, строй Михалыч, именно ты сейчас творец своего духа и тела. Нет у Бога рук, ибо творит он нашими руками, нашими сердцами. Строй свой мир Михалыч, где нет войн и насилия, где все живое любит друг друга, где нет болезней и горя, где нет места алчности и зависти. Повела, повела сначала за собой Александра Степановна. А потом, убедившись, что идет туда, куда надо бы идти любому человеку, отпустила в свободное, вольное плаванье. Электросон и гипнотерапия, иголки и массаж служили лишь фоном для неспешной работы в небольшом полуподвальном кабинете старенькой больнички. Как изголодавшийся усталый путник спешит к далекому огню ночного пристанища, так спешил Михалыч насытиться ответами на давно возникшие и не дававшие покоя вопросы. Не на пустом месте возникали эти вопросы. Каббала и Лазарев, Свияш и Жикаренцев лишь бередили душу, терзали сомнениями, не отталкивали, но и не звали за собой. Не с пустой головой пришел Михалыч к психологу, чем с одной стороны работу облегчил, с другой осложнил. Полгода жизни в свое время потратил на то, чтобы узнать, кем он был в прошлой жизни. Понастроил в сознании своем и невзрачные подземные каморки прошлых жизней и золотые лестницы, ведущие в небо. Из всего, что штудировал долгими ночами на дежурствах и пригодились лишь татвы, да медитативная техника. Да и больничка была особенной. Не боялись там всего нового и даже проводили разминку по Норбекову перед сеансами психотерапии. Многое, очень многое может дать душе мудрый человек, встретившийся на пути. И главное, может дать тот искомый покой, которого мы все так жаждем, те ответы на вопросы, давно в душе той поселившиеся.

Так и получилось, что уже через пару недель стоял на том же самом крылечке Михалыч, подняв голову к ласковому весеннему солнышку и крепко зажмурившись. Зажмурился и чуть ли не мурлыкал от свежего весеннего ветерка, от покоя, царящего в душе. И пусть оставался он тем же с виду худым Михалычем, для которого утреннее бритье лица, делавшего его похожим на Буратино, доставляло мучения. Он знал, знал точно, что он сильный, спокойный и как прежде мужественный человек. Стоял, жмурился и даже не сразу обратил внимание на обращавшегося к нему человека.

- Слышь мужик, а закурить не найдется? - Вынырнув из приятных дум, Михалыч увидел неопрятного мужика лет сорока. Покрытое щетиной лицо, старая ветровка из ткани болонья, брючишки на худых ногах и разбитые черные кроссовки. Все это увенчивалось вязаной шапочкой неопределенного бусого цвета на голове. Закурили, прикурив от зажигалки Михалыча.

- Слышь, а чо ты стоишь, улыбаешься? - затеял светский разговор мужичок.

- Да понимаешь...я обнаружил, что жизнь, это такая прекрасная штука.

Мужик покосился на вывеску за спиной Михалыча...

- Так ты чо, лечишься что ли здесь?

- Лечусь...а скорее учусь жить...жизни вон радоваться, весеннему ветерку...

- А, ну тогда понятно... - Мужик пошел своей дорогой, несколько раз оглянувшись на здание больнички и самого Михалыча.

А того рассмешила реакция незнакомого человека. В голос хохотать было совестно, но хотелось, вот бы тот мужик напугался, пожалуй и по улице припустил бы во всю прыть... Еще бы, стоит человек у дневного стационара психиатрической клиники и лыбится, задрав голову вверх... Ситуация неуловимо напомнила что-то из детства...что-то важное. Вспомнил. В районе церкви, где провел детство Михалыч, был Петя дурачок. Безобиднейший человек лет сорока, жил он со старухой матерью на подаяния, получаемые из рук посетителей церкви. Михалыч шел за хлебом в магазин и увидел впереди идущего Петю. Вдруг Петя нагнулся, поднял какую-то проволочку замысловатой формы с земли. Тщательно оглядел ее с разных сторон и вдруг залился на всю улицу радостным, скорее даже счастливым смехом. И Михалыч, хоть и пацаном был, но понял вдруг, что видит перед собой человека счастливого, по-настоящему счастливого. И человек этот счастлив от того, что вокруг солнечный день, а в руках его красиво изогнутая блестящая проволочка. И когда вспомнились те мысли, не удержался Михалыч и сам засмеялся в голос, ибо и сам он сейчас был счастлив, сам он держал сейчас в руках свою блестящую проволочку. Проволочкой той был покой в его душе, такой долгожданный покой.

Глава четвертая.

Страх...

Тут же в дневном стационаре ходил Михалыч на иголки. Иглотерапию всегда любил, она помогала снять боли в позвоночнике. Александра Степановна, увидев его сидящим у дверей кабинета иглотерапии, резко остановилась. По-видимому, ей в голову пришла какая-то мысль. Сеанс работы с нею сегодня уже прошел, она уже пошла домой, но увидела Михалыча.

- А ты чего здесь сидишь?

- У меня иголки прописаны, я их очень уважаю.

- Подожди... - она скрылась в дверях кабинета. Через минуту вышла, улыбаясь.

- Очень хорошо...всего доброго, до завтра. - И пошла к выходу.

Когда для Михалыча освободилась дефицитная длинная кушетка, он вошел, застелил ее своей простынею, принесенной из дома. Простыни в пакетах все оставляли тут же в кабинете, чтобы не таскаться с ними. В кабинете играла негромкая приятная музыка, но все равно врач-иглорефлексотерапевт, начиная процедуру, наклонилась к самому уху Михалыча:

- Александра Степановна велела сделать из Вас сексуального маньяка... - сообщила она.

- Да я вроде и не жаловался ни на что - отвечал сильно озадаченный Михалыч.

- Нет-нет, это совершенно другое, так нужно - было ему ответом.

И тут, в первый и единственный раз, Михалыч получил наглядное подтверждение, что человек действительно энергетическая сущность. Случись это неделей раньше, снесло бы башню и вся недолга. А после работы с психологом ничего не было страшно, всему находилось свое толкование. Через минуту после того, как иголки были поставлены, начали происходить удивительные события. Михалыч лежал на животе, удобно положив голову на скрещенные руки. Тут все тело выгнулось дугой и приподнялось на полметра над кушеткой. Странно было чувствовать себя лежащим на скрещенных руках, и одновременно чувствовать тело висящим в полуметре. Далее то, "верхнее" тело начало совершать плавные, но мощные колебательные движения, словно волны проходили по нему от ног до головы и обратно. Но тело-то лежало на кушетке совершенно неподвижно, это тоже совершенно явно чувствовалось. Случись это сейчас, позвал бы Михалыч врача, на этом бы его испытания и закончились. Но ощущения были такими новыми и необычными, мощными, пропитанными такой сильной энергией, что он просто отдался в их власть.

- Теперь я кажется точно начинаю понимать, что человек - это чистая энергия - думал Михалыч. Было немного страшно, но еще более необычно, завораживающе. Он просто наблюдал и наслаждался этим, это он, он парил духом над самим собой. А надо сказать, что в первый же к ней визит Александра Степановна быстро "прокачала" его на компьютере. Простенький тест Люшера показал, что перед нею сидит человек совершенно без агрессии. Худой, безразличный ко всему, разве что желание жить таилось где-то искрой в потухших углях. А что такое агрессия - это лишь одно из проявлений жизненной энергии, жизненной силы. Дает эта жизненная сила и радость ощущения силы своих мышц, дает радость обладания любимой женщиной. Дает, как ни странно и желание дать по морде обидчикам, буде они появятся. Отсюда и идея подстегнуть тестостерончик, раз уж он за столько отвечает. А помните, он в последнее время мечтал только лечь где-нибудь в углу...какие там к черту силы. И началось...

Буквально на второй, на третий день, Михалычу стало становиться тесно в своей теперешней шкуре. Приходил домой с лечения, да какой там приходил... Лифтом для проезда на шестой этаж пользоваться перестал, нажимал кнопку и обгонял лифт бегом по лестнице. Облачался в свой военный камуфлированный "шуршунчик" и бежал в гараж. Ранняя весна с неустойчивой погодой не пугали, как и сантиметровый иней на стенах. Так ремонтировать машину, как тогда, он больше никогда не мог. Плотно поработав, качался в школьном спортгородке и приступал к вечерней пробежке километров на пять. По пути отрабатывал новую технику. Бежал на подсознании, одновременно находясь в своем "месте покоя", сформированном под присмотром психолога. Просто представлял себе как можно более ясно конечную точку своего маршрута, а сам находился в это время в своих лугах и полях, своем мире. При этом ни разу не только не попал под машину, но и не провалился ни в одну из весенних ям и колдобин. Прибегая домой, брался за давно брошенные нунчаки, получая от всего этого истинное удовольствие, радость обретения себя самого. Радость приближения к себе такому, каким видел себя в своем "месте покоя", своем выдуманном, но совершенно таком же реальном мире как этот. Если бы еще недавно кто-нибудь рассказал ему о подобном, не поверил бы, а то и покрутил пальцем у виска. Что за раздвоение личности, как можно бежать по городу, находясь в это время в другой части вселенной? А что мы знаем не только про своего соседа, но и про самого себя? Думали ли мы вообще о том, что мы собой представляем? Александра Степановна, психолог божьей милостью, разглядев в Михалыче душу пытливую, решила провести с ним курс холодинамики. Она и приобщила его исподволь к холистическому движению, целью которого является объединение тела, духа и сознания для лечения, гармонии и счастья. Сегодня регрессионные терапевты помогают людям, нуждающимся в помощи, входить в измененные состояния сознания для того, чтобы добраться до корней своих проблем. При этом человек выходит за привычные ему границы физической или ментальной реальности, чтобы выйти на причину своих напастей. Целью служит здоровое состояние ума, которое и приводит к физическому, психическому и эмоциональному здоровью, духовному развитию. Творческие способности раскрываются и часто люди начинают писать картины. Те картины, которыми увешаны стены клиники, были как раз написаны обычными людьми. Тут надо сказать, что как бы ему кисти, картоны и краски не подсовывали, художником Михалыч не стал. Он обещал Александре Степановне рассказы писать. И еще... Небольшие побочные эффекты у тестостерона есть, ну вы понимаете... Заулыбался Михалыч, в ночное окошко глядючи...сигаретку покуривая. Но о таких...побочных эффектах он никогда не трезвонил, не дело это для мужика. Хорошие это эффекты-то...любопытно снова себя озабоченным подростком почувствовать, но с понятием мужика взрослого.

Вроде бы посветлее стало на улице, или кажется так. Ночные бдения эти не на ровном месте ведь появились. Доверяли покой свой, а может и жизнь свою ему ребята. Дежурил он на связи всегда ночами. Ни разу не заснул у радиостанции да телефонов. На посты часовых поднимал по времени, сон остальных хранил с оружием в руках. В последней командировке, которая его похоже и срубила, отучил местных омоновцев в двери ПВД ломиться. Ночью разбор газа уменьшается, напор его в трубах естественно становится больше. Форсунки в котельных жарят тогда вовсю, вода в системе начинает кипеть и через расширитель кипяток плескал на крышу. Ну подойди к ПВД, постучись и скажи потихоньку, зачем пришел. Найдем "тело" на подмену и пойдет Михалыч, газ убавит. Нет же, ночь на дворе, спят все, а надо стучать в двери кулаками и ножищами. Михалыча на той базе ОМОНа знали, а зауважали, когда на стрельбах, организованных руководством мобильного отряда, он разнес за четыре выстрела бетонный столб, отстоящий на 500 метров. Винтовка у него тогда была хорошая, тяжелая такая. Поэтому и носил он на бедре интересную машинку ПП-93. Языками цокали, крутили в руках, стрелять из пепешки просили. Известно ведь, кавказский человек охоч до оружия и в оружии знает толк. В первый раз видели лазерный прицел к ней, который и днем было видно, особенно если день пасмурный. Красное пятнышко этого-то прицела на животе и было первым, что видел человек, в двери ломившийся. Потом уже ствол втыкался в живот и Михалыч с неизменной вежливостью интересовался, какое дело могло привести дорогого гостя, в такой поздний час под его мирный кров. Три ночи хватило, чтобы ночные посещения устранить, стали о котельных делах в дежурку докладывать, а уж дежурный отзванивался по ТА-57. Спать нельзя, читай вон, письма пиши, кроссворды разгадывай. Ночь для Михалыча на полгода днем стала, день ночью, когда он спал. Потом, охранником когда работал, тоже полезно было ночное бдение. Только на реке, на рыбалке, спал и жил по солнцу, без всякой перестройки. Может и надо нам всем жить по солнцу-то, да не получалось как-то, не срасталось...

Вот уже стало светлеть на востоке, первые люди показались, спешащие на работу. Это Михалычу спешить некуда, он спешить перестал несколько лет назад. Он ведь обрадовался тогда, после клиники-то. Вес начал понемногу набирать, бегал, на снарядах качался. Начал увольняться наконец, а не по больничкам ошиваться. Так и уволился, по ограниченному состоянию здоровья. Благо выслуга позволяла, да командировочный счет день за три. Наступило то время, о котором молодежь мечтает, долгожданная пенсия. Михалыч и сам не раз подумывал, что надо бы пенсию молодым давать. Отдохнуть хорошенько по молодости, оторваться, а там и пахать всю оставшуюся жизнь. Покуда ноги носят. Ноги когда носят, это хорошо, но вот нет-нет да бросит в ледяной пот, зашатает, и страх схватит за самую душу... И сила была, и азарт молодой и сам в молодые лучшие годы свои не был таким физически крепким, спокойным да уверенным. Но стоило зайти в какой-нибудь супермаркет, особенно с зеркальным потолком, неожиданно, в самый неподходящий момент, где-нибудь у кассы прихватывало. Совпало, что целая серия землетрясений тогда прошла, сначала думал, толчки какие-то, начал на людей окружающих тайком смотреть. Нет, ходят, улыбаются, покупки делают. Дальше - больше. Невозможно стало на автобусах ездить, а вот в трамвае или в маршрутке - пожалуйста. Ехал Михалыч на автобусе несколько остановок, сколько мог выдержать, а потом вылетал как пробка из бутылки и дальше шел пешком. Новая напасть... Нельзя сказать, что сидел сложа руки, со страхами пробовал бороться, из старых знаний вспомнил кое-что. Есть такая штука - методика работы со страхами. Окунуться нужно в свой страх. Попробовать его на вкус. Увидеть его. Посмотреть на себя в зеркало. Видно будет, что сжался человек, всё тело напряглось, глаза ушли вглубь, на лице проявились складки. Страх -- цепкая гримаса, искажающая не только черты лица, но и сознание, сила, сковывающая все тело. А теперь представьте, что ваше тело постоянно находится в таких тисках. Страшное состояние. Человеку, живущему страхами, неведомы истинные чувства. Любовь для него -- страх потерять любимого. Материнство -- страх потерять ребёнка. Домашний очаг -- попытка задержаться на земле за счёт якорей машин, дач, денег. Это от страха мы не любим стариков, а значит, и самих себя стариками не будем любить. В состоянии страха старики будут олицетворять в первую очередь смерть и только потом опыт и мудрость. От страха мы до последнего откладываем поход к врачу, думаем, что лечиться есть смысл только тогда, когда уже совсем подопрет. От страха выпивают алкаши. От страха напивается и воинствующий молодняк: ведь если сейчас все прекратить и разбежаться по домам, то сначала будет ночь. А потом будет мутное похмельное утро и наступит то, о чём все говорят "лучше бы я сдох". Это от страха мы закрываем уши, глаза и рот, когда слышим о смерти близкого человека. Но страх не исчезнет сам оттого, что мы забьемся в угол и перестанем о нем думать. Он все равно настигает человека, не в магазине так автобусе, не в толпе, так на малолюдной улице... Михалыч ночью ходил в небольшую осиновую рощицу посреди соснового бора. Даже в безветренную погоду листочки осины трепещут, переливаются серебром в лунном свете. Будто жалуются на что-то или кого-то. По идее, тут и должен был пронять его страх, может ужас даже. Ночь...лес...призрачный лунный свет...шепот осиновых листьев...разбойники с длинными окровавленными ножиками. Ан нет, не брал в лесу Михалыча страх, не вылезал на поверхность, а таился где-то внутри, чтобы намертво вцепиться в обычном автобусе или магазине. Плевал он в призрачном осиновом лесу на разбойников да нечисть. Не получалось поработать по методике, не годилась тут методика, не справился сам Михалыч со своими страхами. Дальше - больше. Может зря он был таким впечатлительным да начитанным. Чем больше задумывался над происходящим, тем сильнее представлял он, к чему это может привести. На какой тонкой ниточке, на волоске каком тонюсеньком подвешено наше сознание? Что удерживает нас на краю, не давая упасть в пропасть? Где та невидимая граница, перейдя за которую, окажемся мы во власти химер? Все это стало новым, неведомым, самым сильным его страхом. Страхом БЕЗУМИЯ...

То, что стало для Михалыча таким сильным, на пределе возможностей переживанием, для Ивана Михайловича, профессора, кандидата медицинских наук давно стало привычным и обыденным. Завкафедрой психотерапии и медицинской психологии давно утратил юношеский интерес к подобным проявлениям психической деятельности. Идущие с войны пациенты явные и латентные конечно представляли интерес для исследования, но их уже цепко перехватила младая научная поросль с острыми локтями. Тема больших открытий не сулила, да и требовала молодой дерзкой хватки. Годы брали свое, хватало кафедры да небольшой, но надежной частной практики. Консультировал Иван Михайлович за деньги небольшие, не набрасывая сверху за чин профессорский. К нему и обратился за советом Михалыч, будучи сейчас на вольных, но скромных пенсионерских хлебах. Побеседовали, дал он направление в стационар подлечиться и рецептик выписал, аккуратно проставив в нужном месте свой код для аптечного бизнеса. Вообще, общаться с психиатрами и психотерапевтами одно удовольствие. Очень внимательные люди и сама вежливость. Это психологи недоверчивы и колючи, резки в суждениях. Режут больному человеку правду в глаза и не церемонятся, лишь бы его привести в порядок. За то наверное и не любят их, кому нравится правда о себе самом? Человек больной перед ними, а они ему правду режут...меняться заставляют. И ведь меняют, как не странно... Вот так и получилось, что появилось на руках Михалыча направление в стационар и предварительный диагноз профессора. ОЗГМ, то есть органическое заболевание головного мозга на фоне перенесенных травматических ситуаций. Это для самого пациента его переживания трагедия. Для врачей ты обычный пациент, совершенно неважно, отчего ты приболел, от войны ли, или скажем, от недостатка женского внимания. Забыть надо о своих ратных трудах, в этой ситуации ты такой же как все, а это уже радует. Это один из твоих шагов домой... Ложиться нужно было только через неделю, таблетки Михалыч выкупил и истово начал принимать.

Глава пятая.

Инвалид

Краевые, областные ли клинические психиатрические больницы скорее всего, везде одинаковы. Хоть в Иванове, хоть в Стерлитамаке. Типовой проект длинного ряда корпусов, соединенных между собой общим переходом. Переход этот начинается от столовой, где готовится пища и питается врачебный персонал, а заканчивается пятиэтажным административным зданием с кучей лабораторий и кабинетов. Отдельно находятся только детское, да отделение неврозов. В отделении неврозов и прибыл Михалыч, вновь на ступеньках покрутился, по привычке пути отхода присматривая. Не бывал никогда в психушках-то, тот дневной стационар не в счет. Крутились в голове страшилки из детства, рассказываемые старшими товарищами у вечернего костерка. Про страшных косматых и бородатых мужиках с топорами, плотоядно скалящихся при виде невинных детских душ. Конечно же на полном серьезе и якобы от непосредственных свидетелей кровавого беспредела сумасшедших. Велика Россия, а отступать некуда, про ниточку тонкую помнил, да и сегодня в автобусе вновь прижало...вошел. Неохота сумасшедшим-то становиться. Лечиться начал. И нечего про то лечение сказать. Многое вы помните, в больничке с флюсом отвалявшись? То-то и оно. Те же картины на стенах, такие же женщины по коридору тапочками шаркают, полы цветастых домашних халатов руками придерживая. Банкетки и кресла вдоль стен, пальмы в кадках и фикусы. Редкого мужика увидишь, спешащего на балкон с сигареткой. Вот это и настраивало на мирные рельсы сильнее всякой реабилитации. А отчего это в стране нашей на отделение в сто человек девяносто пять женщин, в основном бальзаковского, приятного для Михалыча возраста? А где это наши мужики, заливающие горе веревочкой в кругу соратников? Сосед по койке рядом с Михалычем - председатель колхоза, хороший, совестливый мужик. Поддался на уговоры сельчан, согласился на избрание в начальники, сам взошел на лобное место свое. Ибо колхоз растащить не дал, технику сохранил, коллектив уберег, да сам свалился, расшатал нервишки напрочь. Люди на него молились, а врач предупредил, что если он со своим отношением к делу на должности останется, следующее отделение будет уже не неврозов. На другой коечке Николай обретался, высохший как щепка. Затосковал смертно, когда умерла от рака жена, которую любил. Вот и отходил тут от тоски, не желая прибегать к извечному русскому лекарству. Еще был персонаж, ну тот вот соответствовал, большие недостатки вскрыл... писал только в Генеральную прокуратуру, тетрадку прятал под подушкой от недоброго взора. В минуту вечернюю откровенную хотел даже зачитать Михалычу, о чем он в ней возопил, но воздержался... тайну не доверил. Михалыч помог ему немного. Подсказал, что не нужно, на прием записываясь к прокурорским, сообщать, в какой он лежит больничке. Пожалуй, больше и остановиться не на ком.

Размеренное лежание скрасил визит сослуживцев. Мужики кое в чем накосячили, нужно было помочь. Созвонились, дал им Михалыч координаты, стал братву поджидать после "тихого часа".

- Михалыч, к вам пришли - сестричка Зоя сообщила, красавица и умница. Вот только в личной жизни не ладилось. Бабеха хваткая да удачливая, с рожей красной всегда захомутает себе спутника, да под каблук его подомнет, чтобы дышал через раз. А такие вот умницы да красавицы часто страдают либо от одиночества, либо в компании дрянного вздорного мужичишки. Пошел к выходу, там было небольшое помещеньице для посетителей, со стареньким столом и стульями. То, что увидел там, поразило. Скромно, на самых краешках сидений сидят друзья боевые. Серега, детина в 140 килограммов боевых мышц, и Перец, тот сухощав и роста небольшого. Но срочную служил в спецназе ГРУ и про тамошние дела плотно помалкивал. Не видел раньше их Михалыч такими скованно-торжественными. Обнялись, слово за слово, здоровье как, на выписку когда... И лишь потом осторожное:

- Михалыч, а у тебя здесь тоже так? - не понял, о чем они ему больше мимикой маячат. Оказывается, они проходили мимо тех самых отделений, соединенных общим переходом. И как назло, сразу в двух из них видали интересную картину. В "пятерке" мужик орал им через решетку угрозы жгучие. А в "восьмерке" другой и вовсе прутья решетки ломал, к ним рвался, слюной и пеной брызгал, порвать хотел как Тузик грелку. Эх, тут бы и нагнать "пурги", оглянуться пару раз через плечо затравленно, и голосом старших ребят у того вечернего костра нагнать бы им ужасов...под их настрой. Да Михалыч, чистая душа, развеял тревогу, пальмы и банкетки показал, повеселели, на стульях развалились. Удивились только, что отделение общее, для мужчин и женщин. Ну да привыкли в командировках к аскезе, совсем отвыкли от приличных манер. Да и рассказы те, у костра вечернего, наверное у всех в детстве звучали...

И еще одно заставило задуматься. Отделение было сплошь забито женщинами, про это вспоминал уже Михалыч. Молодыми и не очень, но чаще всего в том самом прекрасном, мудро названном по имени французского классика возрасте. От большинства из них буквально физически несло застарелым одиночеством и, несмотря на дорогой парфюм, запахом тлена надежд несбывшихся. Иногда сидел, разговаривал, узнавая нехитрые истории погонь за призрачными надеждами и красивыми юношами с томным взором. И всегда при этом думал про себя о народной мудрости про ту самую синицу в руках... Так потихоньку и пополняли многие из них список пациентов. Синица, вечная синица, должна ли она быть в руке? Но мысли эти были сугубо личными, на масштабные обобщения никак не претендующими.

Все, как говорится, в свои права вступило утро. Прошли первые хмурые мужики, вымирающие как класс заводские труженики. Стайками процокали каблучками смешливые продавщицы супермаркетов. Прошествовали, баюкая в руках кожаные портфели представители нового поколения "манагеров". Поправляли давящие шею ленты галстуков и прижимали к уху скользкие телефонные трубки. Появились и у Михалыча первые позывы к мягкой постели. Затрещали скулы, раздираемые частой зевотой. Можно бы и ложиться, да тревожили где-то там, на донышке сознания полузабытые мыслишки. О том, что пришлось еще раз подлечиться в том же самом отделении, где пользовался у медсестер большим авторитетом. Ну где же вы найдете еще мужика такого рослого, которому доверить можно развешивать здоровенные шторы на окнах? Вставал вопрос, а как жить дальше. Неужели так и жить от больнички до больнички, или на все плюнуть, растереть да забыть? И инвалидность можно было получить, как компенсацию за здоровье. Но... Группу можно было получить только после отделения кризисного. Да буде врач найдется, кто тебя там вести будет, много нас таких. А там ведь не отделение неврозов, это там те типажи встречаются, что решетки грызут, проходящих омоновцев бросая в оторопь. Решено, дальше так нельзя, надо до конца идти. Посмотрим, где он, край-то. И есть ли что за ним, живут там люди, или те химеры...

Хотелось бы конечно брякнуть, что двери кризисного отделения захлопнулись с лязгом за спиной, отрезая путь и так далее, но... Никакого лязга и грохота не было. Двери буднично закрылись, щелкнув автоматическим замком за спиной Михалыча. И сразу в нос шибанул запах, застарелый запах не совсем чистого тела, застиранной одежды и...безысходности, что ли... Глаза...десятки любопытных глаз отовсюду. Каждый новый человек в отделении мог принести свежие новости оттуда, с этого недосягаемого пространства за окнами, забранными частой решеткой в палец толщиной. И у каждого нового человека могли быть сигареты, ценнейшая вещь и ходовая разменная нет, не монета даже, а настоящая валюта в этом закрытом, забранном решетками мире. Михалыч встал возле двери, чтобы осмотреться. Длинный коридор, с вереницей дверей палат по правую и левую руку уходил в бесконечность. Облупленные стены, покрашенные когда-то унылой зеленой краской, длинный ряд электрических лампочек под потолком, цитадель сестринского поста посередине... Палата интенсивного наблюдения, открытая для круглосуточного обзора. У этой палаты, где находились обычно все вновь поступившие, на больничном табурете сидел хмурый медбрат. В простенке между окном и стеной стоял, прислонившись к стене паренек. Прислонялся он к стене интересным образом. Ноги, раздвинув примерно на ширину плеч, отставил на метр от стены. Изогнувшись дугой, затылком касался стены и монотонно раскачивался в таком положении слева-направо. Как можно раскачиваться в таком положении, Михалыч не понял, да похоже и не смог бы так. Медсестра из-за своего бастиона подозвала, проверила что-то в своем кондуите, насыпала целую горсть таблеток, дала полстакана воды. Когда таблетки выпил, проверила в открытом рту, а точно ли он это сделал.

- В надзорку его? - оживился медбрат на табурете, заскрипевшем под ним всеми своими суставами. Сестра, не удостоив его ответом, повела в 6-ю палату, это Михалыч отметил с удовольствием, будучи почитателем творчества Чехова. Прилег на указанную койку и закружил сон, не сон. Так, химия какая-то...

Черт, хмарь какая-то. Вот кажется, забылся, но и во сне все крутится и крутится дрянь какая-то. На веках словно гири. И хочется глаза открыть, во рту "сушняк". Хотя столько лет не пил уже Михалыч...химия какая-то во рту и голова гудит словно чугунок. Как в той шутке, идешь-идешь, а тут - шлагБАУМ! Такое чувство, словно периодически, с каким-то рваным интервалом тот шлагБАУМ, точнее часть его последняя "БАУМ", и прилетала в голову...открыл глаза...аж режет свет...а где это Михалыч? Палата на шесть человек, больничные койки с тумбочками и двумя проходами меж ними. На окне частая решетка из металлических прутьев. Лежал, осмысливая ситуацию, смотрел на человека, бредущего в проходе. Этот человек безусловно был интересен. Он прохаживался по палате, заложив руки за спину и сгорбившись: пять шагов вперед - резкий поворот на пятке, пять шагов назад - снова поворот. Стоптанные больничные шлепанцы особой твердости поступи его не добавляли, да еще он ногами шаркал. При этом был в белой панамке на голове, и небольшая бородка, вкупе с маленькими усиками, придавала ему вид сельского учителя, работающего на пенсии. Сразу почему-то складывалось впечатление, что это какой-то тайный мученик своих фантазий, готовый за них удавиться. Ему бы еще очки пенсне. Ну да, конечно, это же то самое кризисное отделение. Черт, тут надо-то всего неделю отлежать, пройти всех врачей. Потом комиссия и группа. Но накачали чем-то, голова совсем не варит... Ну вот и сесть можно, придерживаясь за кровать. Сетка кровати продавленная словно гамак. Серое больничное белье, плоская тощая подушка, матрац... Да и по матрацу чувствуется, что до Михалыча на нем померла не одна бабушка-богаделка, потом уж видно в психушку передали. Ну, вспомнил, как тут оказался.

Позвали на обед, пошел и Михалыч. Меню тут обсуждать нет смысла, обычное больничное. Сразу отметил группу примечательную, начавшую располагаться за один из столиков. Видно было, что рулил в ней мужичок невысокого роста из тех, про которых говорят, что соплей перешибить можно. Этакий плюгавый корень из минус единицы. Но слушались его беспрекословно, согнали тычками взашей какого-то парнягу, освободив место для своей компании. Главный сел за стол, свита принялась за "сервировку". Особенно суетился здоровый детина с глупой ухмылкой на лице. Он из кожи лез, заглядывая в глаза своему предводителю. Тот внимания на суету не обращал, сидел, положив руки, покрытые татуировками перед собой. Приметная компания, шевельнулось внутри чувство, что придется встретиться с ними на узенькой дорожке. Бойцом в ней был по-видимому ухмыляющийся здоровяк, ну а мозгом конечно же этот хмырь татуированный. Слышал раньше Михалыч, что прячутся по дуркам такие, чтобы избежать наказания при совершении преступлений, там ждут экспертизы. Там практикуются на случай будущей отсидки, дабы "закосить" при случае и упасть на больничку. В клиниках есть специальные отделения, обнесенные колючкой и с вышками по углам. Но и в отделениях, подобных "восьмерке", тоже часто обретаются такие "лидеры", собирающие вокруг себя кодлу из людей послабже духом. Посмотрел на это Михалыч, да забыл, своих дел полно было. Отлежать нужно было с неделю, пройти всех врачей и сдать анализы. Потом уже на МСЭ налаживаться. Неделя время небольшое, если годами некоторые больные тут лежали. Малый тот, что любил у входа на затылке качаться, как раз из таких был. Еще в 16 лет он участковому вогнал заточенный гвоздь на 150 в печень. С тех пор и обретался тут длительно, с небольшими перерывами. По сравнению с грязной и вонючей норой, которую он считал отчим кровом, отделение для него было раем, где все было ясно и понятно слабому уму. А та жизнь за стенами и решетками наоборот пугала своей неустроенностью и обязательностью принятия решений, пусть и простых. Особым типом местных достопримечательностей были и санитары. Рабы своей работы с мизерным окладом, прижизненные заложники монолитной дуальной пары палач-жертва. С одним из них, Толиком, Михалыч даже курил не раз, за жизнь толкуя. Обычный молодой парень, служил в Чечне срочную службу, как все немного был повернут на этом.

Телефончик-то пронес с собой Михалыч, старенькую "моторолку", которую и потерять не жалко. То есть, сообщение всегда можно было послать. Болтать было негде, даже туалеты в отделениях, подобных этому, открыты любопытным взорам. И то правда, чего скрывать что либо, если здесь очутился, принимай все вокруг как данность. Напрягала подобная "открытость миру", да в командировках и не такое бывало, не удивишь. Плохо, что туалеты клубом своеобразным были. Тут курили, тут и оправлялись, тут и разговоры вели. Постоянно открытое окно приглушало ароматы. В это открытое окно через решетку с "волей" общались, нарки веревочкой свои дозы затаскивали. Нарки лежали из людей не бедных, в отделение ложились на платной основе "дозу снизить", иначе наступал кирдык. Простые нарки безропотно загибались от передоза на своих "малинах". Лечить-то их лечили, состоятельных, да только наркоту не предоставляли, крутись как хочешь. Пришла смэска, что ждут у окна, единственного места, где можно поговорить, пришел, протолкался как раз через тех приблатненных, начал разговор. А за спиной шум и гогот целой компании, ни черта не слышно, что собеседник снизу говорит, тоже кричать приходится. Попросил вежливо:

- Мужики, тише, дайте поговорить. А в ответ:

- А ты кто такой? И хохот, да какой-то гнусный прямо хохот... а главный смотрит так с прищуром, изучающе...решил прощупать что ли? Здоровый тот ближе всех оказался, да так удачно к Михалычу лицом развернулся. Прямо рвался услужить главарю, в его желании поизгаляться. Грех было момент такой упускать. Здорового он и дернул к себе за левое предплечье, одновременно толчком правой в плечо придал ему вращение. Как сам собою здоровый улегся горлом прямо в локтевой сгиб Михалыча. Это он потом все вспомнил, тогда вспоминать было некогда, надо было "вопрос решать". Братва было дернулась к нему, да хрип остановил, на миг остолбенели... А уж когда забил ногами здоровый, по кафельному полу с лужами грязной воды со ссаниной пополам, Михалыч его прямо на них направил, с красной рожей, ногами сучащего от недостатка кислорода. Взревел:

- А ну-ка все...х....отсюда!!!

Толпа ломанулась на выход, за ними он и незадачливого здоровяка выпнул, хорошим таким смачным пенделем. Когда уж из окна начал разговор продолжать, санитар Толик заскочил, видимо толпу, вылетающую пробкой из сортира заприметил. Увидев Михалыча, ведущего светскую беседу через окно, только и спросил:

- Все нормально? И после утвердительного кивка Михалыча назад в отделение побежал, видимо, следить за порядком ... Мысль мимолетная мелькнула, что Лев Толстой бы не одобрил, да забылась за неспешным теперь уже разговором...

История имела свое продолжение. Врач пожурил конечно, попенял (ай да Толик санитар, сдал все-таки...), да забыли. А здоровый тот парняга, на другой день в коридоре подошел, и хитро улыбаясь изрек:

- А я ведь знаю кто ты! - Михалыч грубо сгреб его за ворот, притянул к себе вплотную, глаза в глаза взглядом засверлил.

- Кто? - выдохнул. Смешно было видеть детский испуг, плеснувшийся в глазах здорового...

- Ты...ты Росомаха! - и смех и грех...но надо до конца играть.

- Смотри, никому об этом, знаем только ты и я! - свистящим грозным шепотом. Палец к губам, его оттолкнул... Так и встречались потом если где, сразу палец к губам, как пароль...черт, как дети право, а кто мы тут, как не дети...по крайней мере некоторые? Грех обижаться...надо принять правила игры.

Врачи все пройдены, тут же в отделении больничная комиссия все бумажки посмотрела, вердикт врача одобрила, совсем плохой мол... Даже на саму МСЭ, находящуюся на территории, не повели, и так все было ясно из бумажек, что их клиент. Неясно было только Михалычу. Вышел из больнички, купил сигарет. Свои-то друзьям новым оставил. Сел на уютную скамеечку, окруженную сиреневыми кустами и задумался. Крутил в руках справку МСЭ игривого розового цвета. Пора было итог подбить. Войну оставим в стороне, оказывается, не всегда она причиной может быть несчастий. Полнехоньки отделения дурки, что летом, что зимой, и в мир и в войну. Уж так не хотелось таскаться по ним всю жизнь. Что дальше делать, как быть? Жить по каким понятиям? Как хорошо помогли тебе Михалыч в той больничке психологи, хоть и покувыркало потом, потрясло, но удержался на краю. Даже и за край заглянул тут, в последнем своем лечебном прибежище. Где много уже людей потерянных, жизнь свою без дурки не мыслящих, без костыля медикаментозного беспомощных. Где ты предпочитаешь быть? Среди них, или среди других людей, сильных и уверенных, крепко на ногах стоящих? Думай Михалыч, думай. Дал тебе Бог шанс и тут самим собою остаться. Уж коли на войне не гнулся, дурдом войны вынес и жив остался, неужто сейчас сломаешься? Да, никто тебя в твоей борьбе не видит, один на один ты со своей бедой борешься. Ушел твой отряд дальше, ему свои задачи надо выполнять, их еще осталось. Не забыла тебя братва, так пусть и дальше помнит Михалыча мужиком, а не придурком. И так уже налево и направо мрут те, с кем службу начинал. Рак желудка, поджелудочной железы, почек, сердечные приступы. Стрессы даром не проходят, но раз мы еще живы, то бороться надо. Ты мужикам пример готовности погибнуть, но не сдаться, показывал своей смертной гранаткой? И что, сейчас без боя сдаваться будешь? Думай Михалыч, думай... Если ты сейчас сломаешься, грош цена всему, чего ты в жизни этой добился. Не нажил ты квартир да машин крутых, но есть еще твое доброе имя. Если не поминают тебя ребята у костров командировочных как бойца крутого, то вспоминают как спеца надежного, каких поискать. Ребятам еще ездить да ездить в теплые края, неужели будут на себя такое же будущее прибрасывать? Думай Михалыч... А может к тем, другим примкнуть? Броситься во все тяжкие и трава не расти. Ты ведь долг свой выполнил, кто тебе упрек бросит? Только видел Михалыч, к чему приводят эти "тяжкие". К запоям тягостным как для окружающих, так и самого "бросившегося". Под видом общения льется "горькая", а там уж и пьяные многотрудные бредни о смысле жизни, а то и судьбах России. Ну вот прямо не льются под чай мысли о том, куда катится этот мир. Надо обязательно "спрыснуть" тему.

Да, неудобная это штука, память. И чего корежит по ночам, чего вспоминается и спать не хочется... Все на великих оглядываемся, они мол научат, они подскажут, как быть. Книжки листаем, не желая в самих себя заглянуть и задуматься. Не хотим даже в себя самого неудобную правду пустить о близком, но уже прошлом. Лучше и приятнее думать, что живем в великой стране, шагая прямо от победы к победе. А кто спорит, что не было и нет побед? Цена вот только тех побед большая. И заплатили ее десятки тысяч, а то и миллионы людей. Но в истории страны есть все. И героическое и трагическое. И счастье и слезы и любовь. Вот тут и пригодится то мужество, которым всегда мы славились. Раз уж история страны складывается из истории ее людей, мы это мужество найдем, чтобы принять ее такой, какая она есть на самом деле. Без приукрашивания и лакировки. А мы такие! Нам не впервой!

И живем мы не вечно, но вечно продолжаем задавать себе вопрос: зачем? Да затем, чтобы жить! Именно потому, что мы смертны, мы и должны жить. Просто жить. И жизни этой радоваться, а женщин наших любить. Эх как захотелось созорничать Михалычу. Открыть настежь окно и заорать прямо туда, в этот новый солнечный день, полностью вступивший в свои права:

- Да живите вы мужики, не парьтесь, просто живите! Да вспомните вы, о чем на войне мечтали. Как мир будет у ваших ног, нужно только вернуться!

И хрен с ними, заботами и думами, езжайте лучше на рыбалку! Там тот, вечерний костерок вам многое напомнит. Да верные друзья вокруг... Вылезайте из своих окопов. Проблемы в самом себе нужно превращать в задачи. А уж задачи все решаемы, без исключений... Михалыч же решил, а другие что, не смогут? Он через год инвалидность снял. Просто не пошел подтверждать на МСЭ. Хватит! Жизнь и так прекрасна! А если со здоровьем возникнут задачи, для этого и есть врачи, они помогут. Он ведь не семи пядей во лбу, а человек обычный. Не мудрец какой-то, которому все ясно. Обычный человек чем больше узнает, тем больше для него становится непонятного. Это как Вселенная - никто ведь не знает, где она кончается.

Курит в открытое окно на кухне Михалыч, смотрит на струйки дыма, пьет чай. Покурит вот сейчас и спать завалится. На то и пенсия. Но он все помнит ...

Комментарии: 15, последний от 04/01/2010. © Copyright Дынников Сергей Михайлович (dynnikov-sergey@mail.ru) Размещен: 24/12/2009, изменен: 01/01/2010. 98k. Статистика. Повесть: Чечня Годы событий: 1993-2005	Оценка: *6.8118** Ваша оценка:
Аннотация: Небольшие раздумья о возможном воздействии войны.

Дынников Сергей Михайлович Дурка

Дынников Сергей Михайлович
Дурка