Был хороший, светлый день. Мраморно-синее петербургское небо ненадолго стало голубым, освободившись от тяжёлых туч, медленно ушедших в сторону Ладожского озера. Эти злобные тучи унесли в себе тонны колючего мелкого мокрого снега, которые порывистый ветер вчера разбрасывал нервно и долго, меткими пригоршнями сыпля его за шиворот спешащим в укрытие горожанам.
Временами со стороны Финского залива появлялось далёкое солнце. Оно тонкими яркими лучами бросало своё драгоценное тепло на город и поспешно скрывалось за полупрозрачной ватной дымкой, застилавшей горизонт. Завидев солнце, я торопливо стягивал с головы шапку, пытаясь макушкой поймать его обманчивое тепло. Но уже через пару секунд приходилось резво нахлобучивать шапку обратно: как только исчезало солнце, местные болотные владыки - сырость и ветер - делали воздух промозглым.
На Серафимовском кладбище у могилы Героя России Дмитрия Кожемякина собралось много достойных людей. Помянуть разведчика-десантника, погибшего 20 лет назад в горах Чечни, пришли родственники и сослуживцы Героя, представители ветеранских организаций, суворовского военного училища, комендатуры округа.
Замер у памятника почётный караул. Минута молчания. Цветы, цветы, цветы...
Всё прошло скромно и торжественно, как и должно было быть. С воинскими почестями.
Потом часть собравшихся - близкие семье Кожемякиных люди - плавно переместилась в одно уютное кафе. Разместившись за столиками, разлили по рюмкам.
Сказать собравшимся первое и, наверное, напутственное слово, попросили ветерана Великой Отечественной войны. Его представили громко и красиво: "Фронтовик, артиллерист, полковник в отставке. 97 лет. Воевал на Воронежском, Юго-Западном, Брянском и Первом Украинском фронтах. Награждён орденами Александра Невского, Красного Знамени, Отечественной войны обеих степеней, тремя орденами Красной Звезды. А также: медалями "За боевые заслуги", "За взятие Берлина", "За освобождение Праги", "За победу над Германией" и другими, в том числе "За храбрость" от правительства Чехословакии".
В центр зала, несмело опираясь на трость, достаточно твёрдой для своих лет походкой вышел подтянутый крепкий мужчина в добротном сине-сером костюме, в белоснежной рубашке и при галстуке. Лицо - свежее, аккуратно выбритое. Чистые, опрятно уложенные волосы, даже не седые. Но самое главное, глаза! Живые, умные, понимающие. Синие, светящиеся добром глаза.
97 лет? Может, я ослышался?
Конечно, зал аплодировал. Стоя. Очень по-доброму, и от души. Искренне.
Фронтовик кивком головы поблагодарил нас за аплодисменты, жестом - попросил всё же дать ему слово. Зал затих. Фронтовику подали микрофон.
- Я родился здесь, в Петрограде. Мне было 18 лет, когда началась война. После окончания Восьмой Специальной артиллерийской школы, аналога нынешних кадетских корпусов, 14 июня 1941 года я сдал вступительные экзамены в Одесское артиллерийское училище. 6 февраля 1942 года, по окончанию ускоренных курсов училища, лейтенантом был направлен на Юго-Западный фронт. Участвовал в боях в районе Старого Оскола, под Воронежем, на Дону. Летом 1943 года командовал артиллерийской батареей 152-миллиметровых гаубиц на Курской дуге. При форсировании Днепра, действуя в передовом отряде дивизии, при захвате плацдарма получил проникающее ранение в голову. Сквозное пулевое ранение в голову. После лечения вернулся на фронт и участвовал в Киевской, Сандомирской, Одерской, Берлинской и Пражской операциях, - спокойно начал фронтовик ясным голосом, чётко выговаривая предложения. Микрофон ему особо был не нужен, каждое слово меткой пулей вылетало из его уст и со свистом впечатывалось в наш разум.
И каждый из нас, а слева от меня замер кавалер двух орденов Мужества, справа - кавалер трёх различных боевых наград, а напротив - Герой России, живо представлял себя на его месте и примерно, примеряя по себе, по своей войне, понимал, что сейчас фронтовик чувствует. Как призывно, с надрывом, гудит и стонет его душа. Как неумолимо ноет, выпрыгивая, вырываясь из груди, сердце. Как бурлит горячая кровь, будоража воображение и приливая к глазам. И как он снова принимает в присягу, как видит первого живого фашиста в бинокль, как перепрыгивает через дымящуюся воронку и отшатывается от первого убитого. Как впервые слышит смертоносный шелест проносящегося рядом вражеского снаряда, дрожит от душераздирающего крика раненого товарища и с недоверием рассматривает первого военнопленного. Как сжав от озноба зубы, переправляется через тихий Дон и неслышно стонет, отступая из горящего Воронежа. Как холодной осенью 1943-го, сражённый немецкой пулей, падает в ледяные воды Днепра.
Зал не мог так долго молчать и слушать. Переживать и осмысливать. И зал обрушил на фронтовика новый шквал оваций. Тот немного помолчал, обвёл нас понимающим взглядом. И ни один мускул не дрогнул на его одухотворённом лице.
- Войну прошёл в составе одной части. Это 602-ой пушечный артиллерийский полк, трижды переименованный и переформированный позже. 9 мая 1945-го я встретил под Прагой. Со слезами на глазах. Мой близкий товарищ, мой друг, с которым я прошёл всю войну, погиб 29 апреля. Для меня это стало одним из самых страшных потрясений за всю войну, - фронтовик осёкся, уголки его губ сжались и опустились вниз. Он вновь боролся со страхом, обидой и тяжело переживал смерть друга.
Мы снова наградили фронтовика аплодисментами, словами поддержки и благодарности.
- Знаете, впервые я попал в окружение 2 июля 1942 года под Старым Осколом. Было страшно, вы сам знаете, что война - это не лакированные стрелки на картах, это пробы и ошибки, но мне удалось с боем вывести своё подразделение из окружения. Потому что я верил в себя и в своих товарищей, верил в наши силы. Когда в конце января 1944 года мы снова попали в окружение, положение было аховое. Ужасное. Свои пушки, чтобы они не достались врагу, пришлось уничтожить самим. Некоторые старшие командиры, стыдясь, боясь плена, покончили жизнь самоубийством. Но я был очень молод и старался оставаться оптимистом, верил в удачу. Всего с двумя патронами в своём пистолете ТТ я прожил три страшные недели, но вышел к своим живым. И за всю войну ни я разу не матерился, всегда подбадривая бойцов добрым словом...
Ветерана вновь прервали овацией. Но он остановил их своим резким жестом.
- Не надо называть меня героем. Не надо думать, что я герой. Я не герой. Я просто один из 34 миллионов солдат Великой Отечественной. И то, что я стою здесь перед вами, с вами, и моя долгая жизнь - это не только моя награда, но и моё испытание. Испытание на прочность. Знаете, на фронте я потерял 55 человек из своей батареи. 55 человек, которых считал боевыми товарищами. Иногда, во сне, они приходят ко мне, стоят, смотрят на меня, спрашивают: "А достойно ли ты живёшь? Что ты сделал для страны? Достоин ли ты вообще жить, лейтенант? Чем ты занят? Не зазнался ли ты? Не считаешь ли себя героем?". Им не повезло выжить, а мне повезло. И я, друзья мои, стараюсь жить так, чтобы в тот день, когда мы с ними встретимся в ином мире, в тот самый момент, я смог твёрдо пожать им руку, крепко обнять их и смело посмотреть каждому из них в глаза. И сказать, что я прожил достойно, честно и правильно не только за себя, но и за всех них...
Я не считаю себя героем. Гордыня - тоже грех...
Мы все, здесь собравшиеся, прошли через войну. Некоторые из вас тоже попадали в окружение, многие - были ранены или контужены, и все - оказывались в такой ситуации, когда только от вашей выучки, смелости и решительности зависела ваша дальнейшая судьба, судьба ваших боевых товарищей. И вы сумели выстоять. Думаю, некоторые из вас в Афганистане или Чечне попадали в такие передряги, что пострашнее моих. И я считаю, что мы с вами в равной степени проявили трудовой и боевой подвиг самопожертвования во имя светлого будущего и настоящего нашей страны. Не ради орденов. Ради самой жизни...
Когда-то я считал своими однополчанами тех, кто служил в моей батарее, потом - кто служил в нашем полку, потом - кто воевал на одном со мной фронте. Теперь вы все - мои однополчане! Вы - мои братья по оружию! Вы воевали на одном со мной фронте: за мир и против чумы. Против террористов, бандитов, фашистов. И в этой борьбе, в этой войне, мы с вами теряли своих боевых товарищей. Вот за них мой тост...
Простите за столь долгое выступление, я немного волновался. Были в прошлом году переломы, долго лечился, восстанавливался. Вот и вчера пролежал весь день, но когда услышал, что приглашают встретиться с моими однополчанами, я понял, что не должен болеть, я встал и пошёл. И мне не сложно, не больно, а радостно быть с вами...
Фронтовик опустошил рюмку. Поклонился коротким кивком головы. Опустился на стул. Зал молча последовал его примеру.
Я был потрясён. Ни пафоса, ни бравады, ни "головокружения от успехов" от собственных заслуг, ни старческой потери памяти и ориентации в годах и пространстве. Никакой путаницы. Ничего лишнего. Абсолютно трезвый, ясный ум. Настоящего офицера, ветерана, фронтовика.
Я вышел из кафе. Пора домой. Солнце полностью скрылось за прохладною дымкой, тянущейся с Балтики. Тучи усиленно худели, яростно изливая на город литры дождя. Накидывая капюшон, я недовольно поморщился и ускорил шаг.
Погрузившись в свои мысли, я едва не врезался в широкий рекламный щит, неудачно установленный у самого входа в метро. Подняв глаза, я ошарашенно уставился на надпись, сделанную на белом фоне, широкими мазками в виде красных стрелок, нанесённых на карту: 75 лет Великой Победе. Слева, уткнувшись в свой телефон, в метро входил вялый пухлый юноша в фиолетовой куртке с длинными, окрашенными в фиолетовый цвет волосами и с толстой серебряной серьгой в носу. Справа, невольно задев меня, неожиданно остановившегося, плечом, в метро вбегала высокая девушка с ярко-зелёными короткими волосами. Она, выразительно выругавшись, обернулась. Наши глаза встретились. Криво ухмыляясь, девушка одёрнула своё короткое чёрное пальто и поспешила дальше, вниз по лестнице. В освободившемся пространстве, на поверхности зацарапанной алюминиевой двери я увидел отражение своего лица. И отражение юбилейного плаката. На секунду мне показалось, что с него смотрит мой прадед, красноармеец, вернувшийся в родную деревню с Волховского фронта весь израненный и без ноги. В своей мятой коричневой фетровой шляпе, единственном (парадном) сером пиджаке, украшенном двумя орденами и двумя медалями, он сурово измерил меня взглядом.
"А достойно ли ты живёшь? Что ты сделал для страны?"
(2020 год)
Феофанов Борис Капитонович (родился в 1923 году). В послевоенное время продолжил службу в артиллерии, в 1960-х годах служил в РВСН. В 1968 году с должности начальника штаба дивизии по состоянию здоровья был переведён на преподавательскую работу в Ленинградский государственный университет имени А.А. Жданова. Демобилизован по болезни в 1975 году, но продолжал работать до мая 2001 года на промышленных предприятиях города.
Всю жизнь проработав плотником в глухой деревушке и воспитав восьмерых детей, мой прадед, Ихсанов Габдулгалим Ихсанович (родился в 1905 году), умер зимой 1981 года. Я смутно помню его именно таким, празднично одетым и с наградами. Видимо, мы ездили к нему на юбилей Победы, в 1980 году.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023