ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Федорищев Юрий Матвеевич
В чужом доме. Часть2

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.69*4  Ваша оценка:

В Ч У Ж О М Д О М Е

Ч А С Т Ь II

Д У Ш М А Н Ы

Конец нашей жизни это смерть

Наши старания закончатся успехом

" из записной книжки душмана Саид Ахада"

   Г Л А В А 1. Мавлодат - командор группы душманов.
   Октябрь подошёл не заметно. Ещё не было холодно, но смена сезона стала ощущаться: по посвежевшему воздуху, по появившимся желтым листьям на редких деревьях, по все чаще дующему холодному ветру с гор, да и глиняная пыль, поднимавшаяся в летнее время столбом, как-то вдруг стала гуще и тяжелее опускаться на ещё больше потускневшую землю. Однако радовало то, что стали меньше обстреливать посты, на аэродром так вообще в течении последних трех месяцев не было произведено ни одного выстрела. Зато участились нападения на волостное управление в Гуля Мали, да посты в Калаий-Биланде и Саяде также держали в напряжении. Там всё чаще стали минировать подъезды к постам. Заметно усилилось минное противостояние. После начала боевых действий только за последние три месяца батальон потерял девять бронетранспортеров и более десяти человек раненных. В этот день прикатил я управление злой как черт. Каким же ещё быть, если во время движения на пост в Калаи-Биланд, идущий передо мной БТР подлетел на фугасе. Троих пришлось отправить в медсанбат, а боевую машину оставить в виде огневой точки на посту. Так и хотелось взвыть от отчаяния и бессилия перед этой невидимой силой. В открытую не могут, всё норовят из-за угла. Вспомнилась Великая отечественная. Здесь такая же партизанская война, но уже против нас, советских. Да, есть над чем задуматься. Однако злоба, ненависть не пойдут, хоть и хочется временами крушить всё и всех. Смотришь порой на добродушные, милые улыбки, их худые изможденные лица, натруженные руки, ужасающую нищету и поневоле проникаешь к ним жалостью, стараешься чем-то помочь, а что в замен? Выстрел в спину ,мину под колеса. После такого "гостеприимства" сжимались кулаки. Так и хотелось ударить в ответ! Да побольней! Но всё же старался сдержать себя, не подаваться эмоциям. Считал , что на ответных ударах, злобе и ненависти нельзя сберечь людей, да и выполнение поставленной задачи будет под сомнением. Надо было искать другие пути. В таком состоянии и чувствах ,я встретил новых посетителей. Под вечер к управлению батальона подкатила белая "Нива" , меня позвали. Я, не отошедший ещё от дурных мыслей, увидел двигающихся ко мне двух, уже знакомых советников КГБ.
   -Как вы думаете, - обратился ко мне моложавый, крепко сбитый парень, с черными усами на гладко выбритом лице, -встреча сегодня состоится?
   -Откуда мне знать. Ведь вы же назначали её!
   -Да, конечно, -смущённо проговорил молодой майор, -я только хотел сказать, что к 20 часам на ваш пост должен выйти один из командиров группы душманов. Необходимо предупредить людей, чтобы не обстреляли их.
   -А, сигналы при подходе будут со стороны душманов?
   -Разумеется, мы для этого и прибыли к вам пораньше, чтобы сказать об этом.
   -Хорошо, мои люди на посту будут знать. А вы то сами на этом лимузине приедете?
   -Мы другой ещё не обзавелись, - вмешался, наконец, напарник, седой и высокий подполковник, -обещали дать БРДМ, когда получим будем кататься на ней.
   -Однако смелые вы ребята, -сочувственно проговорил я.
   -Эту "ласточку" мы получили ещё три года назад, тогда войны не было и мы на ней ездили по всему Афганистану, - и, подходя к машине, подполковник ласково погладил её по капоту, -так мы договорились, в 20 часов встречаемся на посту?
   Я кивнул головой и с невольным уважением посмотрел вслед быстро удаляющейся маленькой и юркой коробочки. Назначенный для свидания пост, находился в полутора км восточнее взлетно-посадочной полосы аэродрома и представлял из себя зарытый в землю танк с экипажем из четырех человек. Рядом с танком притулилась палатка, состоящая из тента натянутого на каркас. Внутри располагался стол и две скамейки. Устройство примитивное, но в данных условиях это считалось комфортом. Танковая рота придавалась мне для усиления обороны и находилась в боевых порядках батальона. В данный момент один из взводов был выставлен на боевые позиции мотострелкового взвода, убывшего на пост в Калайи-Биланд. Танковый взвод находился у меня в резерве и заодно прикрывал тыловые подразделения, как-то: медицинский, ремонтный, материального обеспечения и строительный батальоны, а также инфекционный госпиталь и хлебопекарню. В этом районе уже происходили события, которые я описывал в первой книге. После тех мероприятий, жители ближайших от нашей обороны домов ушли, ставив их пустыми. Это с одной стороны облегчило задачу и в тоже время усложнило её, создавая ещё большее напряжение. Покинутые дома развязывали руки противоборствующей стороне, душманы могли преподнести с них в любое время какой угодно сюрприз. Я, уже зная по приобретённому раннее опыту, что такое вполне возможно, организовал несколько занятий по захвату этих зданий. Что в конечном итоге смягчило обстановку и предупредило такое, не желательное для нас, развитие событий. В дальнейшем на протяжении всего моего пребывания в Афганистане не только с этих домов, но и с кишлака не было произведено ни одного выстрела.
   Мне часто приходилось бывать на постах по долгу службы, поэтому данное появление ни для кого не было неожиданным. По прибытию на пост ,я собрал командиров танков и предупредил о готовящейся встрече. Как только стемнело появились советники. В горной местности смена дня и ночи происходит очень быстро. По небу стали рассыпаться холодные бусинки далекого мира. Впереди еле просматривались темные силуэты высоких глинобиток, которые своими очертаниями вызывали тревогу и настороженность. Я нутром ощущал волнение и беспокойство рядом стоящих советников. Это ещё больше усиливало моё любопытство. Вспоминалось прочитанное о прошедшей войне. Ведь там также посылали кого-то в разведку или сами с кем-то выходили на связь и также наверное дожидались, надеясь на лучший исход. В голову лезли разные дурные мысли. А вдруг это провокация? Подойдут, не замеченными, обстреляют или забросают гранатами и разбирайся потом кто виноват! Если, конечно, сам останешься в живых. Вдруг тишину разорвал шипящий свист и вверх взметнулась ракета, кишлак на время выплыл из темноты. Как я не ждал этого сигнала, но неожиданно прозвучавший звук, заставил всё же съёжиться. "Это они! -прозвучал тихий голос Лекарева, -ну, теперь поосторожнее командир, надо, чтобы твои только бы не открыли огонь при их появлении". Конечно, надо! Люди предупреждены, поэтому будем надеется, что такого не произойдёт. Однако с каждой минутой ожидания напряжение возрастало, появилась чуть заметная дрожь. Ведь это первая встреча с теми, кто стрелял тебе в спину, ставил по ночам на дорогах мины, лазал по кяризам, работал в виноградниках, а затем устраивал засады и обстрелы. Кто они и, что из себя представляют? Это мне предстояло через несколько минут узнать. Я стоял и напряженно всматривался в темноту. Наконец, у ближайших от нас домов раздался предупреждающий свист и вскоре три тёмные фигуры выросли возле окопа.
   -Оружие пусть сдадут! -попросил я советников. Команда прозвучала на афганском языке незамедлительно, подал её майор, он же потом и вел с душманами переговоры.
   -Хубаси! -услышал я в ответ гортанный полушепот и три автомата Калашникова перекочевали в руки командира поста. И вот душманы передо мной, трудно различимые в темноте, но реальные "духи".Зашли под тент. На столе горела керосиновая лампа, испускавшая свой характерный запах. Она тускло осветила троих дородных мужиков в свободной одежде. Поверх широченных белых сатиновых брюк и рубахи, была надета темная безрукавка с широкими карманами. Головы покрыты чалмой. Первый вошедший в годах, чуть выше среднего роста мужчина, крупный в размере, без бороды, но с большими черными усами на круглом, ничем не примечательном лице. Двое других с бородами, но намного моложе. В их черных глазах нескрываемая настороженность и растерянность.
   -Матвеевич! -услышал я голос Лекарева, -разреши нам потолковать с ними наедине, а потом ,если пожелаешь, они в твоем распоряжении.
   С моей стороны возражений не последовало. Я вышел из палатки и задумался. Что это за душманы? Почему они вышли на связь с Хадом и почему именно к советникам пришли? Кто и что их заставило ? Все это вертелось в моем напряженном мозгу. Теперь уже привлекала не только одна встреча с ними, но и захотелось узнать от них почему они взялись за оружие? Мы ли виноваты в этом или были ещё другие причины? На сколько они враги нам? Многое зависело от того как мы поймём друг друга. Дальнейшее определяло или мы станем настоящими противниками, или... Странно даже не мог предположить, что такое может произойти. Я встречаюсь с врагом! Вскоре меня пригласили под навес. Из-за узкого стола мне навстречу поднялся безбородый и, протянув руку, представился:
   -Мавлодат! Командор! -и тыкнул себя пальцем в широкую грудь. На круглом лице высвечивали приветливые и чуть наивные глаза. Черная чалма прикрывала большую часть лба, её свободный конец опускался на черную, свободно сидевшую на крутых плечах, безрукавку. -Командор! -повторил он, -Насри!
   И крупная рука взметнулась в сторону кишлаков. Я попытался уточнить. В восточной стороне их было множество, и на первый взгляд можно было принять их за одно большое поселение. Наконец, разобрались. Кишлак его племени оказался рядом с известным мне уже кишлаком Аруки, где я запланировал выставить очередной пост. Это было не так уж плохо, так как с другой стороны от него располагался пост в Саяде.
   -Советский пост у моста через реку Пандшер знаешь? -спросил я командора.
   -О! Пост, Саяд! Знаю, а как же, -радостно проговорил он, -здорово мешает он душманам! -Себя он, очевидно, не причислял к " духам".
   -Почему же тогда они не пытаются уничтожить его?
   -Нельзя, там народ в кишлаке. Мы не даем стрелять, нападать, -отвечал он уверенно и улыбка не сходила с его лица. То ли на самом деле считал себя защитником моего поста, то ли сам вопрос наивным и глупым. " Да! -подумал я ,-если бы кто решил напасть, навряд ли спросил у вас разрешения." Однако время показало, что Мавлодат в какой-то степени был прав и он ,и жители этого небольшого поселка вложили не малую лепту не только в свою безопасность, но и в безопасность самого далекого и опасного во всех отношениях, советского поста. Только мирное соседство могло его уберечь от уничтожения. В этом я убедился намного позже. Но как ни странно, этот ответ меня успокоил. И я похвалил командора.
   -Молодцы! Что не разрешаете. Не будет выстрелов, не будет войны. Народ будет доволен.
   Эта похвальба не прошла мимо. Я заметил в его глазах плохо скрываемую гордость. Разговор снял напряжение с обеих сторон. Передо мной уже сидел добрый малый, несколько хвастливый, но это не мешало нашей беседе. Лекарев и Дедов незаметно покинули нас, у них были свои интересы и заботы. А со мной оставался теперь уже незаменимый переводчик Хол Холов из Таджикистана. Конечно, хотелось бы получить побольше сведений, но время для этого ещё не пришло. Не надо было форсировать события и, очевидно, правильно сделал. Расстались мы тепло. Они забрали ящик с патронами, привезенный особистами, и скрылись в темноте.
   -Ну, что тезка по батюшкам, -спросил меня Лекарев, когда группа ушла, -понравился Мавлодат? Общий язык нашел с ним?
   -Разве с первого раза определишь, что это за человек, Владимир Матвеевич, -произнес я в ответ, -необходимо время и контакты.
   -Контакты надеюсь ещё будут, Мы тоже с ним не так много встречаемся, однако считаю мужик стоящий, дружить и работать с ним можно и нужно.
   -Я не знаю сколько с ним вы работаете, но всё же он душман и дружит с вами не за красивые глазки?
   - Разумеется, кое-что он получает от нас взамен информации. Но всё же не надо считать, что он работает только ради подачек. Есть более важное -это мир на этой земле.
   -Вы, что думаете через таких как Мавлодат можно его достичь?
   -Если бы не надеялся не работал бы с ним. Кто как не такие как этот командор сегодня защитники народа! Или ты думаешь, что это нынешняя власть? Не знаю как ты, а я в этом сомневаюсь. Работаю вот уже три года здесь, а что-то не заметил, чтобы она кого-нибудь защитила. Только наблюдаю другое, что ближе к народу находятся всё же такие " мавлодаты". Это они непосредственно защищают дехканина, кишлак, дом! Они решают там все спорные вопросы.
   -Да? Они же не разрешают открывать школы, грабят на дорогах, убивают тех кто не желает воевать против правительства, нападают на наши посты, не дают воду на виноградники. Так кто же они?
   -Я тебе скажу кто? Они народ! И с ним надо жить дружно. А подонков и в мирное время хватало, что уже говорить о войне. Поверь я тебе говорю это не для красного словца. Ты должен сам в этом разобраться и как можно быстрее, иначе встанешь на путь многих наших "стратегов".
   Не заходя в управление, мы расстались. Время было позднее. Я завалился на постель и долго ещё не мог заснуть. В голове вертелся разговор с более опытным товарищем по оружию, с которым мы договорились, при расставании, продолжить работу с душманами. Мавлодат стал частным гостем на посту. Связь с ним и с его подчиненными укреплялась. Обычно на пост он являлся с двумя или с тремя сопровождающими. Несмотря на это, я был максимально осторожен. Встречались в строго определенное время и по установленному нами сигналу. Но однажды этот порядок был нарушен. Прибыв на пост, я застал там заместителя командора по прозвищу "Тур",которое я только и запомнил, так как знакомство наше оказалось очень коротким. Парень, за свой недолгий век, успел уже хлебнуть немало горя, это было видно по его лицу. Война лишило его одного глаза и оставила глубокий шрам по щеке до брови. Однако не отняла любви к жизни и оптимизма.
   -Что случилось, Тур? -спросил я, здороваясь.
   -Брат, мой брат! Бабаджан забрал! -неподдельное волнение слышалось в его голосе.
   -Когда забрал?
   -Два дня назад, там в Саяде. Он совсем ещё молодой, не душман.
   Мне стало понятно, что произошло. Пару дней назад я вместе с Бабаджаном и его царондоевцами был на этом посту. Начальник царондоя, по отработанным уже порядкам, стал проверять, проходивших по мосту, людей. А, где проверка, там и призыв в армию. Та часть, которая не имела подтверждающих документов о службе, задерживалась и отправлялась в провинциальный центр, а оттуда, пройдя соответствующую проверку, прямиком в армию. Таким способом и довольно быстро попал на службу брат "Тура".Надо было выручать парня.
   -Не переживай, -стал успокаивать я "Тура",-я попытаюсь тебе помочь, поговорю с Бабаджаном, если он сможет, то освободит твоего брата.
   -Да, я верю, -не совсем уверенно произнес просящий, однако добавил, - ещё, комбат, дорога возле кишлака Софи-баба заминирована, четыре-пять мин на ней, -и для убедительности показал пять растопыренных пальцев. -И ещё жди нападения на пост в Саяде завтра ночью. Вот и всё. Не забудь про брата! -Уже на ходу добавил Тур и, сверкнув единственным глазом, исчез в ночи.
   Глядя ему в след, в голову непроизвольно пришло сравнение его поведения с рысью: такой же бесшумной и осторожной в своей поступи. Война многому учит. Однако и такое сходство не уберегло одноглазого душмана от пули его соотечественника Хакимина. Тур погибнет через несколько месяцев после нашей встречи, так не увидев своих детей взрослыми. Его постоянный напарник Бабаджан, однофамилец начальника царандоя, будет убит через год. На второй день я связался с представителем власти и попросил его удовлетворить просьбу Тура, однако возникли небольшие осложнения. Молодой человек был уже отправлен в Чарикар, поэтому пришлось подключить руководство Хада. Совместными усилиями брат Тура, был найден и освобожден от службы. При очередной встрече Мавлодат, а особенно Тур не скрывали своей радости. Но для меня было важнее не слова благодарности, а доверие с которым они стали относиться к нам. Мины, о которых говорил Тур, были найдены и обезврежены. Только их оказалось на одну меньше.
   -Мы нашли четыре мины, -сказал я командору, а вы говорили о пяти? Ещё Тур сообщил мне о нападении на саядский пост, но его не было. Может произошла какая-нибудь ошибка?
   -Нет, комбат, ошибки не было. Тур сам видел как их ставили, но можешь не волноваться одну мы откопали сами. Нападение на пост также могло быть, но народ Саяда и Корача, сказал Шеру из Балтухейля, что если он нападёт, то тогда они будут помогать шурови.
   Сказав это, Мавлодат довольно рассмеялся. Я не был так близко знаком с народами этих двух кишлаков. Единственный раз была у меня встреча с жителями Саяда, когда я выставил рядом с ними пост. С народом другого кишлака, у меня разговора вообще не состоялось, так как на него никто не явился. Очевидно, побоялись своих же душманов. Однако из вышесказанного я понял, что связь между людьми осуществляется не только для общения, но и для принятия более радикальных решений. В данный момент решение было принято в мою пользу. Это существенно повысило моё настроение. Вывод я сделал однозначный -необходимо чаще общаться с народом.
   -Ты к какой партии принадлежишь? -спросил я Мавлодата.
   -Исламской партии Афганистана! Гульбеддин ! А вот Хакимин из Хароти ,кишлак рядом с моим, входит в Исламское общество Афганистан. Мы с ним воюем. Он стреляет в меня и моих людей, мои люди отвечают ему тем же. Но скоро я ухожу в Пакистан, там буду до навруза.
   -Ты, Мавлодат, извини, за то, что я не могу рассчитаться с тобой за сведения, что ты мне предоставил.
   -Зачем мне твои деньги, комбат, у меня они есть, вот посмотри сколько. Хочешь и тебе дам! -воскликнул командор и стал вытаскивать пачки новых купюр из своих бездонных карманов безрукавки. -Вот видишь? На возьми!
   Я такого не ожидал и, когда он мне протянул одну из пачек ,невольно отпрянул. Откуда у этого малограмотного мужлана такие деньги? Мелькнуло в голове. Или он ограбил кого-то, или кто-то уже успел с ним рассчитаться за полученные сведения? Но об этом можно было только догадываться. Однако, заметив мою растерянность и довольный произведенным эффектом, командор продолжил.
   -Ты думаешь, что я ради денег прихожу к тебе? Нет, конечно! Ты мне понравился и твои солдаты не бандиты! А деньги мне дает Гульбеддин. Он хочет, чтобы я воевал, вот я и воюю, только с Хакимином. Он нападает на мой кишлак, моих людей.- При последних словах миролюбие и улыбка слетела с его лица, в интонации появилась жесткость, в глазах свернула злая, непримиримая искорка. В этот момент я увидел его истинное лицо и подумал: " А душман ли он?" Всё это не вязалось с моими до сих пор представлениями о "душманах".Значит не всё покупается! Мавлодат не подозревал какую революцию произвел в моей голове. Это ещё раз подтверждало слова седого подполковника, что не все с оружием душманы.
   Г Л А В А 2. Праздничные торжества, чарикарские встречи.
   Как-то в конце октября в управлении батальона появился начальник Хада аэродрома Анарголь и спросил не поеду ли я 2 ноября в Чарикар?
   -Мы отмечаем в этот день праздник " День труда". Будет митинг.
   Я туда не собирался. Однако на второй день прозвучал звонок от Лекарева с тем же предложением, выехать и посмотреть праздник.
   -Всё равно мне со своими людьми надо быть там, необходим БТР для сопровождения. Ну, как едешь?
   -Ладно, уговорили! Всё же любопытно посмотреть. Тем более Анарголь заходил, также желает поехать в Чарикар.
   -Тогда давай соединим наши желания.
   Дать согласие на поездку в провинциальный центр, да ещё на такой праздник, не простое дело. К этому времени езда по дорогам, даже по усиленно охраняемым, становилась всё опаснее. Душманы не только чаще стали закладывать мины, но и смелее устраивать засады в самых, казалось, безопасных для нас местах. Дорога "жизни" от Саланга до Кабула, несмотря на все нашу охрану, всё же контролировалась душманскими группировками Ахмад Шаха и Карима. Они не только выставляли засады и минировали дорогу, но и довольно часто стали подвергать минометным обстрелам расположения войск, а также нападать на советские и афганские посты. Если год назад можно было ещё прокатиться на легковой машине, то сейчас уже не было речи об этом. Категорически было приказано двигаться на бронетехнике или в её сопровождении . Что же касалось других дорог провинций Парвана и Каписа, где не было нашего присутствия, то по ним можно было наблюдать довольно частое движение различной легковой и грузовой афганской техники без всякого охранения и особенно белой "Волги". По словам Бабаджана и Мавлодата в ней находился один из главарей ИПА, Убадулай. Он чувствовал себя в абсолютной безопасности. Почти год я не ездил в сторону Чарикара. Выглядела она по сравнению с тем периодом намного хуже. Частые выбоины на асфальтном покрытии и разрушенные дома сопровождали меня до самого провинциального центра. Глиняных заборов, ограждающих кустарные виноградники, практически не существовало.Они были практически уничтожены и всё равно приходилось ехать на максимальной скорости, в постоянной готовности к открытию огня. Бронетранспортёры буквально набиты людьми. В них размещались советники из Хада, Царандоя, представители местных структур. Все не прочь были поучаствовать в предстоящем празднике. Опасность обстрела не исключалась, однако были приняты соответствующие меры. Усилены посты, ужесточен проверочный режим при въезде в города. Особенно наблюдалось это у Чарикара. Все население, пришедшее в город проверялось. На дороге, при въезде в город, большое скопление различного автотранспорта. Однако особой тревоги ни в лицах людей, ни у представителей власти я не наблюдал.
   -Смотри !- толкнул меня в бок Лекарев, сидевший со мной рядом на броне БТРа, - в этом здание заседает провинциальное руководство НДПА. А здесь, напротив, него располагается батальон Царандоя.
   Перед моим взором предстало двухэтажное здание современной постройки, а через дорогу ограждение из красного кирпича. Возле его железных ворот сиротливо стояла БРДМ первого выпуска и воле неё группа царандоевцев. Мы выехали на площадь- "майдан".Там полное разнообразие красок. Праздник ощущался во всём: развешанные повсюду транспаранты и флаги, улыбки людей и множество различного товара по периметру всей площади. Как будто не было никакого противостояния. Между тем среди многообразного люда довольно часто мелькали фигуры с оружием. Ещё один поворот и мы останавливаемся возле здания управления провинцией. Оно почти ничем не отличается от партийного, пожалуй единственное отличие, нет ограждения вокруг него. На крышах обоих властных учреждений установлены пулеметы, обложенные мешками с песком, за ними настороженные лица советских десантников. Лекарев и Дедов быстро соскочили с БТР и, пообещав скорую встречу, вошли в здание. За ними разбежались все остальные пассажиры. Однако и я не находился долго в гордом одиночестве. Вскоре за мной пришли и мы двинулись за высокий каменный забор. За ним я увидел большой сад, а на его территории много народа. На ограждении можно было видеть множество национальных и красных флагов. Имелась, наскоро сделанная, деревянная трибуна. Она была обшита красной материей. Так власть решила обезопасить себя и народ от нападения душманов, укрывшись за каменные стены. К митингу всё было готово, ждали руководство. В толпе я заметил высокую фигуру Лекарева, очевидно, он и его ребята были на "боевом" посту. Появившаяся вскоре власть, быстро заняла место на трибуне. Втолкнули и меня на неё. Меня заметили и стали здороваться. К моему удивлению многие уже знали командира ОБО из Баграма. Было приятно. Значит не даром ел хлеб. Удивило то, что основная масса афганских женщин в толпе стояли без паранджи, с открытыми улыбающимися лицами. Новое время давало им возможность быть свободными. В руках некоторой части народа находились маленькие флажки, много было улыбок и детей. Явно ощущалось желание людей иметь такие праздники. Начались выступления. Я не знал о чем говорило руководство, но видел как дружно и радостно хлопали в ладоши окружающие. Заставили выступить и меня. Стоял я рядом с Акрамом, он и помог вытолкнуть меня к микрофону. Пришлось посмотреть народу в глаза, а переводчику 108 дивизии перевести моё короткое выступление с приветствиями и добрыми пожеланиями ко всему афганскому народу. Не знаю как это получилось, однако хлопали дружно. После торжественной части началась концертная программа.
   Неожиданно ко мне подошел Михаил Дедов и позвал с собой. Мы вышли из толпы и зашли за трибуну. Там нас ждали Лекарев в неизменной зеленной куртке из-за плеча выглядывал ствол автомата и незнакомый круглолицый афганец среднего роста с черными на выкате глазами.
   -Познакомься, комбат! Это начальник Хада провинции подполковник Подча Гуль.
   -Очень приятно, - ответил я, протягивая ему руку.
   -Я тоже рад,-услышал я в ответ на понятном русском языке и улыбка растворила настороженный и пристальный взгляд начальника Хада.- Я много слышал о вас, это хорошо, что теперь я знаю комбата из Баграма. Хочу пригласить вас на обед ко мне после митинга. Надеюсь, что вы не откажетесь?
   Отказаться я не решился. С таким должностным лицом необходимо было познакомиться поближе. Этого, очевидно, хотел и Подча Гуль, потому что ко мне был представлен его сотрудник, который уже не отходил от меня ни на шаг до самого конца праздничных церемоний. После окончания торжеств меня ввели в большую комнату, двухэтажного особняка. Там стоял длинный, накрытый восточными яствами, стол. Среди всевозможных южных фруктов и бахчевых культур, возвышались бутылки с лимонадом, тогда была в моде "фанта", водкой и коньяком местного производства. Советские обычаи внедрялись постепенно и в эту страну. На банкете было много народа, среди них присутствовали и первые лица провинции: первый секретарь партии НДПА Набард и губернатор провинции Мусави. Вскоре поступило предложение наполнить бокалы. Стали весело заполнять рюмки кто водкой, а кто какой-то темной житкостью. Я спросил у Лекарева, сидевшего рядом со мной, что это за жидкость? "Афганский коньяк!" прозвучал ответ. Я попросил налить и мне налить местного напитка, захотелось испытать его на вкус. Пили за всё хорошее много и шумно. Питьё оказалось настолько дурным, что я за всё присутствие еле осилил две рюмки. На недоуменные вопросы присутствующих, мне приходилось ссылаться на мои служебные обязанности, связанные с боевой службой, ответственностью за подчинённых и безопасностью аэродрома. Большинство относилось к этому с пониманием. Но меня такие "понимания" меньше всего волновали, так как мое присутствие здесь было не ради выпивки, а ради знакомства с людьми, с которыми мне необходимо в дальнейшем работать. Я не был обделен вниманием, даже больше того, каждый из этого представительного клана непременно подходил ко мне и, представляясь, говорил лестные слова в мой адрес и адрес моего подразделения. Со одной стороны было приятно слышать, с другой я не совсем понимал, почему именно к моей скромной персоне такое пристальное внимание? Какие бы не были сомнения и недоумения, всё же знакомство с руководством состоялось. Несколько больше мы говорили с хозяином вечеринки, Подча Гулем. Мы быстро нашли с ним общий язык. Этот контакт сослужил нам неплохую службу в дальнейшем. О душманах говорили мало, однако их "дух" витал между присутствующими постоянно. Их боялись. Временами до меня доносились крики часовых, предупреждающих об опасности, я часто наблюдал незнакомых людей, шепотом докладывающим своим начальникам об обстановке. Всё это придавало беспокойство и напряжённость. Но мне хватало и своих забот. Поэтому я стал собираться в Баграм.
  
   Г Л А В А 3. Трагедия в туннеле Саланг. Российское авось! Кандалин.
   На другой день меня срочно вызвали в штаб дивизии. Опять планировалась операция в Чарикарской долине и необходимо было выставить пост на гору возле Саяда. Задание ответственное. После определения состава и подготовки её к несению боевого задания, поручил выставить группу зампотеху. Почкай, за год пребывания в Афганистане, из молодого, розовощекого юнца, превратился в мужчину с обветренным, сухим и обоженным на солнце лицом. Большие, рыжие усы , концами опущенные вниз, придавали ему вид запорожского казака. Но это был только внешний облик, внутренне он почти совсем не изменился. На первом месте женщины, втором техника и только после этого служба. В этом он был от начала до конца. Общительный по натуре, он часто путал свои служебные обязанности с наслаждениями. Что меня не могло удовлетворить такое отношение и поэтому между нами иногда пробегала "черная кошка". Обычно после нелицеприятных для нас обоих бесед, он начинал быстро работать над подбитой техникой и порой у него это получалось не плохо. Отправляя его в этот раз, я хотел разнообразить его жизнь, дать возможность почувствовать ответственность за людей, за самого себя. Задание было не из легких. Промчаться 11 км на предельной скорости между кишлаками, приблизиться к горе, взобраться на неё как можно выше. Затем уже в пешем виде, загрузив на плечи оружие, боеприпасы, имущество, продукты, подняться на высоту 1600 метров и там организовать оборону, быт и отдых людей. Напомнив его о возможных засадах по пути следования и уточнив маршрут движения, я дал "добро" на выдвижение. На душе было тревожно как и всегда в таких случаях, когда приходилось отправлять подчиненных на ответственные задания. Так с "занозой" в мозгах, я весь день проработал в управлении батальона. Все службы были в постоянной готовности к немедленным действиям в случае получения сигнала о нападение на колонну. Однако всё прошло без происшествий. Почкай вернулся в приподнятом настроении. Группа прикрытия обосновалась на горе. После чего, успокоенный, я убыл в штаб дивизии.
   Докладывая Кандалину о выставлении группы в указанном районе, я невольно обратил внимание на его тревожное состояние. За то не продолжительное время, что были знакомы, мы успели подружиться и стали относиться к друг другу (насколько это было возможно)с некоторым доверием. - Что-то случилось, Геннадий Иванович? - спросил я - Да! -ответил он тихо, -на Саланге пробка, в туннеле задохнулось много людей. Известие было не из приятных и выходило за рамки обычных боевых потерь. За безопасность и пропускной режим через туннель отвечала 108 дивизия. И всё, что там происходило, полностью ложилось на плечи руководства. Мне сразу же представилось: тусклый свет редких лампочек, пробивающийся сквозь жуткую темноту, и плотная завеса отработанного газа, забивающего дыхательные органы и глаза. Не передаваемый словами ужас, буквально год назад пережитый мною и моими ребятами. Я даже интуитивно почувствовал этот тошнотворный и удушливый запах, а во рту свинцовый привкус. Но это лишь отпечаток прошлого благополучно прошедшего, реальную же картину всей трагедии, которая произошла на Саланге в этот раз, представить было сложно. Всё это случилось за два дня до 7 ноября. Предпраздничные дни и сам праздник прошли в мрачном ожидании. Никто не мог хоть приблизительно сказать, что там произошло и какие были там жертвы ? Хотя разговор об этом происшествии не утихал ни на минуту. Наконец, 8 ноября я услышал усталый голос начальника штаба в телефонную трубку. Поздоровались. Поздравил с праздником и услышал в ответ. - Какой к чёрту праздник! - в раздражении проговорил он, -только, что с верху. Вечером подъезжай ко мне в модуль. Посидим немного.
   Несмотря на дружеские отношения, я никогда не забывал про служебную иерархию. Хоть батальон не входил в состав дивизии, но располагался в зоне её ответственности и выполнял задачу по охране и обороне как аэродрома, так и штаба дивизии. В территориальном отношении я подчинялся начальнику гарнизона, которым являлся командир дивизии. Так, что моя судьба в какой-то степени зависела и от командования соединения. В тоже время и им не было бы покоя, будь в моем подразделении беспорядки, плохая дисциплина, недобросовестное отношение к служебным обязанностям или же большие потери. Однако за прошедший период к батальону не было больших претензий, поэтому ко мне сохранялось доверие, а отсюда и дружба. У меня был богатый жизненный опыт, что определяло моё осторожное отношение к вышестоящим друзьям. Настоящая дружба может быть только тогда, когда нет зависимости друг от друга. Я был бы рад, ошибиться в своих суждениях в отношении Кандалина. За нашу совместную службу в южном государстве, он мало изменился, может только посуровел, да ещё, пожалуй, больше округлился. Он жил в модуле, где размещались офицеры управления и разведбата, но в отдельной специально оборудованной квартире. Она состояла из двух небольших комнат, кухоньки и туалета. В гостиной, если её так можно назвать, стоял диван, кресло, стол и в углу телевизор. - Проходи в комнату и смотри телевизор, - сказал он, встретив меня в дверях,- а я что-нибудь приготовлю на стол. Он пошел на кухню, а я, сняв свои тяжелые ботинки, присел на диван в гостиной. На экране показывали кадры из фильма "Живые и мертвые". Как фашистские танки, двигаясь по полю, давили наших безоружных и обезумевших от страха солдат. Ещё не успев досмотреть этот эпизод, как вдруг услышал голос хозяина квартиры. - У тебя как дела? - Пока нормально. Завтра в10 часов утра еду на гору, проверю как устроились мои "мужики". Заодно дров подвезу. Докладывают холодно там. Когда снимать-то будем? - Когда закончим операцию, тогда и снимем. Где-то к середине ноября, не раньше.
   - Плохо без хозяйки-то? Где Светлана? - посочувствовал я, зайдя на кухню. - Где же ей быть, как ни в офицерской столовой ! - Геннадий Иванович прости за не скромный вопрос, у тебя жена есть? - Была! Разошлись как в море корабли. Ладно давай накрывать на стол. Мы быстро расставили приготовленную на скорую руку еду на стол, он вынул из шкафчика бутылку коньяка и рюмки. Разлил. Взял в руки наполненную рюмку посмотрел на неё, потом на меня. И я увидел в его глазах такую боль, что у меня кольнуло в сердце.
   -Ты, хоть сегодня не морщись, я такое видел! Что в самом кошмарном сне не приснится. Но за это потом, а сейчас, какая там годовщина? 65? Вот за неё и проглотим! - Мы чокнулись и содержимое его рюмки мгновенно исчезло во рту. Я выпил половину и поставил на стол.
   -Ты неисправим! Давай закусывай, -и он с большим аппетитом принялся за еду,
   -сейчас Светка должна подойти, ещё что-нибудь приготовит. А, что это вдруг ты заинтересовался моей личной жизнью?
   -Просто подумалось, что ты всё же начальник штаба дивизии, видная фигура как по должности, так и по комплекции. Пример для других!
   - А я, что не мужик, что ли? Ведь хочется, чтобы под боком кто-то шевелился? Потом я холост. Имею права иметь жену?
   -Конечно имеешь, только законную. Наверное, по головке тебя за это не гладят?
   - Давай, Юра, ещё по одной! -он налил рюмку и, не дожидаясь меня, опрокинул в рот, -не гладят, а бьют. Не нравиться нашим политорганам моя связь с официанткой. Не хотят они понять, что я Светку люблю! Был хорош, когда жил с той. И должности, и звания досрочно, и Академия, а разошелся так на "ковер" за разложение. А, скажи, какое это разложение? Я, что таскаю сюда всех подряд, что ли ? Одна она у меня! Угрожают выгнать из партии, движение по службе заморозить, за что? Вот ты скажи плохо я выполняю свои обязанности ?- Лицо его порозовело, глаза вопросительно уставились в меня. Никогда я ещё не замечал в них такого напряжения и тоски. Очевидно, все эти передряги основательно затронули его существо.Ко всему этому добавилось ещё и увиденное в туннеле. -Тебе, Геннадий Иванович, надо бы основательно отдохнуть. А моя оценка твоей деятельности ничего тебе не даст. Главные ценители комдив и начальник полит отдела.
   -Что не хочешь отвечать на мой вопрос? Ладно не надо. Я тебе сам скажу, была у меня жена и приличный тесть, вот они меня и тащили в основном по службе. Думали, что я всю жизнь у них в ножках валяться буду. Ну, нет уж, дудки! Не дождутся
   Однако в его голосе я не услышал уверенности, твердости в принятом когда-то решении. Очевидно, всё не так просто происходит в жизни как он думал в начале. Одно дело поддержка от кого-то, другое когда приходиться всё добывать собственным потом, талантом, трудолюбием. Кандалин не обладал в полной мере всеми этими качествами. В нём больше ощущалось самодовольства, избалованности и даже самоуверенности, но пришло время переоценки и вот я заметил первые признаки её. Он уже привык к лёгкости восхождения по служебной лесенке, а сейчас оставшись без всякой поддержки и с близкими "врагами" в тылу, необходимы определенные усилия для перестройки всей жизненной позиции. Есть ли они у него? Время покажет. Хлопнула входная дверь, в комнату заглянула молодая симпатичная особа. Поздоровалась.
   - Вот и Светик мой пришел! -воскликнул довольно полковник и вышел к ней.
   Мы знали друг друга уже давно. Первый раз я её увидел в группе таких же молодых девчат, которые прибыли к начальнику штаба с жалобой. Кто-то их крепко обидел. Конечно, без слёз не обошлось. Молодой полковник, добряк по натуре к тому же холостяк, не мог оставить их в беде, разобрался, но с той поры между ним и молодой дамой завязалась дружба. Им приходилось не легко. Ему доставалось от командования за моральное разложение, ей от подруг:одних от зависти, других за любовь. Как везде и всегда на обслуживание боевых частей прибывает женский пол. Одни едут для того, чтобы поживиться за счет мужиков, другие надеются найти друга на всю жизнь, создать семью, обрести семейный уют. Первые обычно не хотят думать о любви, для них главным мерилом отношений являются деньги и они их получают. Потому что охотников на такой "товар" в армиях, где ведутся боевые действия всегда было много. У других свадьбы бывают, но очень редко. Я не знаю дальнейшую судьбу этих двоих молодых людей, но в тот момент можно было поверить в их счастье и не осуждать за это. Через несколько минут они также появились вместе в дверях, но уже с горячей пищей. Трапеза продолжилась.
   -Так что же произошло на Саланге? -вдруг спросила Светлана.
   Мгновенно наступила тишина. Я взглянул на Кандалина и сразу же ощутил дуновение ветерка, будто кто открыл форточку. Лицо его, минуту назад такое добродушное и веселое, превратилось в неподвижную маску. Он с трудом выдавил из себя.
   - В туннеле столкнулись встречные колоны, есть жертвы. Больше не хочу об этом говорить
   -Геннадий Иванович! -поспешил я перевести разговор на другую тему, - ты пом
   нишь я говорил тебе о Мавлодате ?
   -Это который с Пахлаванкоха?
   - Да! Он сообщил кое-что о караванах Ахмад Шаха.
   - Когда мы этот вопрос обсудим?
  -- - Завтра заходи в штаб, там и поговорим.
   Я посидел для приличия некоторое время и стал прощаться. Полковник пошел меня проводить. Прощаясь он вдруг проговорил:
   -А, знаешь там погибло около двухсот человек как наших так и афганцев, в осноном
   задохнулись от газа. Сейчас там комиссия из Москвы разбирается. Оргвыводы будут
   не в пользу комдива и особенно зама по строевой, он за Саланг отвечал. Картина
   ужасная. Двое суток вытаскивали трупы и технику. Такого я ещё не видал. По ночам
   кошмары сняться. Ну, ладно, иди.
   Мы простились. Пока я ехал в управление, в голове вертелась мысль: "а ведь
   подобное уже было летом 81 года. Почему же такая беспечность? Неужели это у нас
   уже в крови? Расхлябанность, безответственность, халатность! Не умение или не
   желание учиться на том, что уже происходило? Неужели нельзя было провести
   нормальное освещение, наладить пропускной режим? Ведь было это всё до войны!
   Неужели только и можем всё ломать и убивать? Опять, наверное, спишут всё на
   душманов. Боевые потери! А какие это к чёрту боевые. Самое обыкновенное
   разгильдяйство! Наверняка связанное с пьянством." Я задавал себе эти вопросы и
   по сути не был ни удивлён, ни поражен услышанным. Всё это было знакомо и самое
   страшное, привычное и обыденное как бы наша вторая натура: испортить, изгадить,
   уничтожить, привести в негодное состояние, причем без всякого сомнения, без боли
   и всякого чувства ответственности перед людьми, обществом и своею совестью.
   Конечно, крайний будет. Но только ли он виноват в случившимся? Ведь был же
   подобный случай в 81 году, тогда также приезжали разбираться. Наверняка
   разобрались, наказали, записали недостатки, обещали помочь! Затем уехали и
   забыли. До следующего случая. Так часто бывало и бывает. Маршалу это уже не
   нужно. Генералу не хватает времени. У офицера нет возможности, а солдату это до
   "лампочки". Горько и обидно не только за то, что случилось, но и за нас, за
   общество, в котором мы живём и воспитываемся. Будут ли нас уважать потомки за
   всё это, если они, конечно, будут лучше, честнее и умнее прошлых поколений.
  
   Из записей Чурина: Доклад начальника ХАДа провинции Парван на заседании высшего руководства страны и провинции. Февраль 1983г. " Контроль. Баграм на территории до З0 банд, численностью до 800ч.Кишлаков полностью в количестве14(перечислены), частично-5(перечислены). 6 исламских комитетов. Крупные города: Чарикар. Полностью - 5, частично-1. 8 исламских комитетов, 31 группа до 700 чел. Джабуль-Уссарадж( центр уезда) Полностью под контролем-4, частично-4, 4 исламских комитета, 40 групп, численностью до 800 чел. Полностью контролируются Ахмад Шахом: Пандшер- 14 групп, численностью до 2,5тыс. чел. Сурхи - Порсо- 15 групп, численность до 2тыс.чел.
  
   Г Л А В А 4. Ахмад Шах и его моджахеды. Чьи караваны? Подрывы у Саяда.
   В разговоре с Кандалиным я вспомнил о Мавлодате. При последнем свидании тот рассказал о караванах, которые приходили к Хакимину из Пакистана, а от него отправлялись в Пандшерскую долину. Эти сведения подтверждались Бабаджаном. Так, что о переправки оружия таким способом, всякие сомнения отпадали. Тем более мне было известно о большой группировке в Пандшерской долине, которую возглавлял Ахмат Шах Масудом. Караваны в основном принадлежали ему. Ещё в июне месяце, после завершения операции в Пандшерской долине, Ахмад Шах вынужден был заключить договор с советской стороной о ненападении друг на друга, однако обязательство по прекращению укрепления своих боевых позиций и воинства, он не брал. Молодой, независимый, талантливый политический и военный деятель, прекрасно понимая, что открытая война с " шурови" не возможна, А. Шах избрал другой путь. Удерживая своё влияние в своей вотчине, наращивая усилия в обороне и в боевом обучении отрядов, он вместе с тем стал активно работать над укреплением своего авторитета в других регионах страны. Он один из первых кто поднялся на вооруженную борьбу против правительства Тараки-Амина. Находясь почти постоянно в Афганистане и формально входя в партию Бурхануддина, он вместе с тем вел свою не зависимую политику, поддерживая прямую связь с некоторыми влиятельными странами мира. Поэтому многие попытки заинтересованных кругов, в том числе и советских, привлечь его на свою сторону терпели неудачу. Он прекрасно знал положение дел в стране, в правительстве, в руководстве партии, умело играл на чувствах простого народа. Всегда в движении, он неоднократно бывал в Кабуле, Чарикаре, в других городах и населенных пунтах. Это был настоящий лидер, с которым приходилось считаться. К этому моменту я уже достаточно много слышал о нём и в основном от начальника царандоя. Для меня эта была интересная фигура. Постоянно находясь среди властных структур волости, а затем и провинции, я видел их отношение к народу, их работу среди него, оторванность и боязнь выйти за пределы своего управления, не понимания или просто не исполнения своих функциональных обязанностей, вызывало во мне общее негативное мнение об общественном строе как таковом. И на фоне этого безобразия слухи о руководителе, который оказывал всяческую помощь своему народу, давал ему спокойно работать на своих виноградниках, организовывал школы, построил целый госпиталь в горах, который был уничтожен нашими войсками, мне до сих пор не понятно, зачем? Он пресекал мародерство, всякое насилие над людьми, всё это вызывало уважение. Во время мнимого перемирия Масуд не сидел сложа руки, а готовился к войне. Укреплял пещеры, возводил всякие укрытия для людей, крупнокалиберных пулеметов, тяжелого вооружения, принимал новых моджахедов, вооружал и учил их воевать. Для всего этого необходимы были средства, поэтому он и снаряжал караваны с лазуритом, изумрудом, рубином. Драгоценные камни добывались поблизости в горах и отправлялись за границу. На вырученные деньги закупалось вооружение, боеприпасы, продовольствие, строительные материалы. Конечно, все эти подробности о пандшерском " льве" мне пришли не сразу , не так подробно. Была и другая информация в кровавых оттенках. Поэтому слухи о проходивших караванах всегда вызывали повышенный интерес.
   10 ноября раннее, холодное утро группа бронетранспортеров в сопровождении танка двигается в направлении Саяда. Вот и гора " богатырь".Приказываю ехать на неё по чуть заметному следу предыдущих заездов. Машины, пыхтя, доползают до высшей точки своих технических возможностей и останавливаются. Груз перегружается на плечи и через полчаса всё сопровождение потянулось дальше к вершине. На верху нас уже дожидались полу замершие люди. На их лицах без вопросов можно было прочитать " Скоро ли нас заберут отсюда ?"
   -Скоро, -проговорил я, чуть отдышавшись от крутого подъёма, своим боевым соратникам.
   -Необходимо не много потерпеть. Начальник штаба дивизии обещал 15 ноября вас отозвать.
   Я смотрел на их усталые, неумытые и синие от холода и ветра лица и мне по-человечески их было жаль. Пожалуй, впервые я так остро ощутил ненужность нашего присутствия на этой земле. Чувства беспокойства и какой-то вины перед этими молодыми парнями впредь никогда не покинут меня. Обойдя боевые позиции и осмотрев жилище в котором отдыхали люди, я напомнил всем о нападении на этот пост при предыдущем несении службы. Напоминание не помешает, бдительнее будут на постах, а это гарантия безопасности. После чего мы спустились вниз. Я сел в один из БТР-ов и стал разворачивать его, но тут прозвучал взрыв. Машину подбросило и я полетел вниз: "Опять мина"-пронеслось в голове, удар о камни и на какое-то время я отключился. Однако через минуту был на ногах. Осмотрелся. БТР чудом не перевернулся. Отброшенный в сторону, он стоял на крутом склоне с припущенным книзу задом. В стороне от него валялось разорванное взрывом колесо. Встряхнул головой и услышал стоны. Выше по склону увидел четверых бойцов в различных формах лежания, это они издавали звуки. Откуда-то появился фельдшер и стал колдовать над ними. Пока прапорщик возился с ранеными, мы с водителем произвели осмотр БТР. Оторванное колесо, покореженные броня и редуктор, но двигатель работал исправно. Попробовали тронуться с места, получилось. Тогда подвязали редуктор тросом, уложили небоеспособных и двинулись в медсанбат. Вместо намеченных мною двух недель, пролежал все три. Был приказ Кандалина не выпускать меня до полного выздоровления. Меня не оставляли без внимания, приносили яблоки, арбузы. Все это пригодилось не только мне, но и тем кто лежал со мной.
  
   Г Л А В А 5. Афганский аскер.
   Лазаретные дни летели быстро. Под занавес меня посетил Бабаджан. Он сказал, что к нему пришел войсковой сержант с просьбой организовать встречу с комбатом, то есть со мной.
   -Почему именно со мной? - удивлённо спросил я.
   -Он так хочет!
   - Ну, если хочет. Через два дня я буду в управлении, тогда и привози, поговорим.
   -Нет к тебе нельзя, надо где-то на посту.
   " Что это ещё за афганский аскер?", думал я, когда начальник царандоя покинул меня, предварительно договорившись о месте встречи. С солдатами и сержантами афганской армии я ещё дело не имел. Они боялись подходить ко мне, а у меня в них не было нужды. В основном это была безграмотная и обездоленная масса различных возрастов от 16 до 50 лет. Набор в регулярную армию был принудительно-добровольный, служба два года. Ввиду раздвоенности политического положения в стране, большой конфронтации и присутствия советских войск, значительная часть её просто не могла разобраться в сложившейся обстановке в Афганистане, но очень искренно придерживалась вековых традиций, верой в аллаха и своего хозяина. Поэтому в армейских частях часто происходило дезертирство, измена в пользу душманских формирований, к не желанию воевать. Может быть это один из таких? Но долго я не думал над этим солдатским порывом, потому что не придал ему большого значения. Однако обещание надо было выполнять и я в назначенное время прибыл на место встречи. В комнате командира поста меня уже поджидал Бабаджан и молодой афганец в солдатской форме с погонами сержанта, который при моём появлении встал и вытянулся в струнку. Сразу бросились в глаза его военная выправка и внимательные умные глаза на худощавом чуть вытянутым к низу лице. Роста он был среднего. Я протянул руку, сержант некоторое время растеряно смотрел на неё, затем быстро схватил своими обеими руками и крепко сжал. " Руки интеллигента, -промелькнуло в голове, -очевидно, грамотой обладает."
   -Слушаю вас, -сказал я, садясь за стол.
   -Я с Баграма, -начал он, -служу на аэродроме в сержантской школе. Видел вас,
   товарищ комбат, хотел давно познакомиться, но не было возможности.
   -Это почему? Мы же рядом с вашей школой расположены.
   -Да, верно! Но я боялся. Нам запрещено подходить к шурови. ХАД мог меня арестовать. Я знаю Бабаджана, поэтому и попросил его организовать мне встречу с вами.
   -Только ли знакомство тебе нужно?
   -Нет! - смутился Гулоджан и опустил глаза, лицо заметно напряглось и на лбу появились морщины, затем после не продолжительной паузы, очевидно решившись, уже более решительно продолжил. - Я хочу с вами работать.
   -Как это работать! Мы же служим и притом в различных армиях? Как понимать тебя?
   Я смотрел на сержанта и мне самому было как-то не по себе. Передо мной стоит военнослужащий афганской армии и предлагает свои услуги. А, кто я? Ни разведчик, ни работник КГБ, простой армейский офицер! Может это совсем не доброволец, а подосланный? Тогда зачем? С какой целью? И вообще возможно ли такое? У меня были основания сомневаться в искренности этого неожиданного визитёра. Слишком уж было много противоречивого в афганской повседневной и политической жизни. В умах людей, с которыми я встречался, не наблюдалось революционных порывов, стремления идти по социалистическому пути. Подавляющая масса народа боялась и слушалась тех, кто призывал к "джихаду" против "неверных" и продажного правительства. Как в такой обстановке можно было поверить в добровольное сотрудничество незнакомого человека. Поэтому я смотрел на Гулоджана и ждал от него более вразумительного ответа, а тот, чувствуя к себе недоверие, ещё больше морщил свой лоб и краснел под пристальным вниманием окружения. Наконец, после долгого напряжённого молчания, он тихо и взволнованно произнёс:
   -У меня большие связи с... -здесь он от напряжения запнулся, но потом продолжил, -родственниками, которые находятся за пределами аэродрома. Я с ними встречаюсь, мы разговариваем, поэтому я мог бы вам быть полезен.
   -Ну, почему именно ко мне? Мог и в Хад, к Анарголю.
   - Нет! Они могут меня неправильно понять, особенно начальник ХАДа аэродрома. Тут вдруг до меня стало доходить, почему сержант обратился именно ко мне. В голове промелькнула простая мысль, ведь у представителей этого учреждения тоже были родственники, с которыми они были связаны и не все из них вели мирный образ жизни. Так, что было чего и кого опасаться.
   -Хорошо, ну а как с расчётом за сведения, ведь у меня нет денег для оплаты?
   - Мне не надо денег, я буду без них рассказывать вам всё интересное, что услышу от
   родственников.
   -Давай так, Гулоджан! Я даю тебе время ещё раз подумать о работе с советским
   офицером, ведь это очень серьёзный шаг, который может стоить жизни.
   Тот, услышав перевод, согласно закивал головой. Прощаясь, я задержал Бабаджана.
   -Ты ему полностью доверяешь? Если, что не только ему, но и тебе может не поздоровиться?
   - Я ему верю! - Был ответ моего друга, -он хороший аскер.
   - В таком случае пусть работает, у меня возражений нет.
   На этом мы расстались, а через два дня поступило первое сообщение от доброволь
   ца. Так Гулоджан стал работать со мной. Информация, которую он приносил, почти
   всегда совпадала с другими источниками, если была у меня возможность её
   сопоставить, проверить. Так что очень скоро надобность в недоверие к нему отпала.
   Разведка в нашу пользу нисколько не умоляло его национальные чувства и
   достоинства. Гулоджан верил в то, что делает во благо своего народа и вера эта с
   каждым днём крепла всё больше. Потому, что он видел против его народа я никогда
   не воевал, более того в силу своих возможностей старался обезопасить
   близлежащие кишлаки от чисток и различного рода операций со стороны войск. В
   этом и был мой "секрет" появления движения ко мне таких "гулоджанов". Их
   становилось с каждым днём всё больше. Одни приобретали статус постоянных
   посетителей, которые поддерживали связь со мной до самого конца моего пре
   бывания в Афганистане, другие появлялись на один, два раза , а затем исчезали на
   всегда. Никого и никогда я не заставлял работать насильно и за деньги. Все они шли
   ко мне добровольно, добровольно и покидали. Я их не задерживал и не искал.
  
   Г Л А В А 6. Облава. Воровство.
   В конце ноября была получена информация о появлении группы душманов вблизи
   аэродрома. А ещё через некоторое время было указано на кишлак, где они были за
   мечены. Чтобы предупредить последствия, мы с Бабаджаном решили провести
   проверку кишлака под названием Баджаури, который находился в полутора кило-
   метрах от управления второй роты. Опасное соседство! Тем более рядом прохо-
   дили маршруты движения на посты в Калайи-Биланд и Саяд. Край кровавого
   солнца ещё только появлялся на горизонте, когда моя резервная группа во главе с
   командиром второй роты Беляевым быстрым маневром окружила небольшой
   населенный пункт и, спешившись, совместно с царондоевцами , двинулась к центру,
   осматривая каждую подворотню. Жители кишлака вели себя спокойно, без боязни.
   Один аксакал при встрече со мной даже пошутил: "Зря ищешь, комбат, их у нас нет
   и оружия тоже .Лучше пойдем ко мне чай пить, будет больше пользы для
   здоровья.". Мы с Бабаджаном не отказались. Не успели мы разместится на ковре,
   как в доме хозяина появилась целая группа жителей. Завязалась мирная беседа.
   Старики знали о моём подрыве на мине. Сочувствовали, интересовались состоянием
   здоровья. Обстановка была свободной и настолько мирной, что я на какое-то время
   даже забыл с чем к ним прибыл. Пожалуй в первые за всё пребывания в этой стране,
   я почувствовал себя здесь как дома. Душевность, простое человеческое общение,
   вот что не доставало нам. Этим можно было долго наслаждаться. Однако вскоре
   появился Беляев с двумя ружьями в руках и в сопровождении двух молодых
   афганцев. Ружья передали аксакалам, а вот насчет парней мнения разделились. Я
   был за то, чтобы отпустить. Бабаджан же за то, чтобы отправить их в армию.
   Помогли сами старики, которые решили вместо того, чтобы молодым болтаться в
   кишлаке пусть идут служить. Начальник царандоя был доволен. Я стал прощаться,
   когда вдруг поступило сообщение об исчезновении одного сержанта. Почувствовал
   внутренний холод. Первое, что мелькнуло в голове, неужели эта незапланированная
   встреча со стариками, ширма? Чай, легковесный настрой, притупление
   бдительности, одним словом расслабуха! И вот результат. Что дальше? Моё
   состояние передалось и окружению. Все заволновались, а у меня возникло желание.
   Ни одного жителя из дома не выпускать до тех пор, пока не прояснится обстановка.
   Я уже хотел отдать приказ, как меня опередил хозяин дома.
   -Комбат, не спеши! - проговорил он, - мы найдем его, он где-то в кишлаке, надо
   только уточнить, где его последний раз видели? Мы пошлем туда людей и они
   поищут его. Уверяю тебя, душманов в кишлаке нет. Мы его быстро найдём.
   Так ли это? Можно ли верить ему? Я посмотрел на Бабаджана. Тот растерянно
   смотрел на меня и кивал головой в знак согласия. Что остаётся мне? Верить или нет? В доме наступила тревожная тишина. Я ощутил на себе напряженный взгляд больше десятка людей. Очень многое зависело от моего решения. Но самое главное это наши отношения с местным населением. Как лучше поступить? Где то верное, единственно правильное решение, которое поможет мне сохранить те добрые отношения, что возникли между нами. В небольшое оконце пробивались лучи жаркого солнца. Под глиняным потолком резвились жирные мухи. В дверном проходе стояли мои сослуживцы, готовые к любым действиям по моему приказу. Пролетевшие секунды показались вечностью. Всё же надо поверить через страх и сомнения, дать возможность самим жителям найти пропавшего. Чем держать под ружьём целый кишлак в надежде самому разобраться в этой сложной ситуации. -Хорошо! Я готов поверить вам, уточняйте! Но только двое из вас пойдут на поиски, остальные останутся со мной.
   Старики довольно быстро определились и назначенные на поиск поспешно скользнули в проходы между дувалами. Часы стали отстукивать тревожные минуты ожидания. Однако ждать пришлось не долго. Стрелки не успели пройти получасовой оборот, как в дверях появился силуэт пропавшего. Оказалось всё очень просто. Сержант заблудился в сложном лабиринте дуваловых проходов. Мне пришлось извиниться перед людьми за вынужденную задержку, затем поблагодарить за гостеприимство и попрощаться. Однако покинуть кишлак быстро не получилось. Во время посадки на технику к Бабаджану подошел один из аксакалов и стал о чем-то ему говорить. Хол, стоявший со мной рядом, прислушался.
   - Наверное, кто-то из наших стащил что-то у афганца, - с тревогой в голосе проговорил он.
   -Ещё этого не хватало.Что случилось Бабаджан?- подойдя к царандоевцу, спросил я
   -Говорит, что кто-то из солдат взял у него табакерку.
   Новость не из приятных! Хотя при прочёсывании и не такое тащили. Однако нельзя было оставлять этот случай без внимания, поэтому я сказал командиру роты построить людей.
   -Кто взял? -резко спросил я у подчинённых. Наступила гробовая тишина. С минуту строй стоял, опустив голову. Я ощущал неудобства в этом вопросе для большинства стоящих передо мной ребят, в батальоне воровство не поощрялось, а мародерство тем более. Перед каждой такой операцией люди строго предупреждались и ждать снисхождения не приходилось. Наконец, тишину прорезал тихий, но отчетливый голос из толпы.
   -А, что взяли, товарищ подполковник?
   -Это я должен у вас спросить, кто из вас решил поживиться чужой вещью? Сами скажете или выворачивать карманы? -минутное замешательство и смущенный возглас.
   -Не надо! -все повернули головы в сторону бывшего водителя БРДМ командира роты, - не надо, - повторил он и вынул из-за пазухи, разукрашенную красочными узорами, коробочку.
   -Может у кого ещё, что есть? Говорите сейчас, потом будет поздно. А, ты встань перед строем. Пусть на тебя, подлеца, посмотрят. Вот из-за таких как он и стреляют нам в спину. Такие позорные действия не только наносят большой вред нам с вами, но и подрывают авторитет всего нашего народа, страны, гражданами которой мы являемся. К великому нашему стыду, среди нас есть такие, которым не дорога ни честь, ни совесть, которые готовы вот за такую вещицу ограбить, убить, обмануть, оболгать, им глубоко наплевать на своих товарищей, родных, на коллектив в котором живут и выполняют боевую задачу. Ради денег или вот такой табакерки они готовы на всё вплоть до предательства. - и обращаясь к виновнику "торжества", я сказал, - а, ты, если у тебя не совсем ещё потеряна совесть, отнеси эту вещь и попроси у старика прощение. А всех вас я хочу спросить, что будем делать с ним ? Моё мнение отдать его под суд. Но я хочу услышать и ваше мнение? Аксакал, получив извинения и дорогую для него вещь, подошел ко мне и Бабаджану с благодарственными словами. - Хол, передай старику, что это мы должны просить у него прощения за своих солдат. Но пусть он не думает,что у нас все такие как этот,что стащил у него табакерку. - Нет! - переводит Хол, - если бы он так думал, то не подошел бы к нам. Ещё он просит вас, чтобы его не отдавали под суд, Эта вещь хоть и дорога ему, но не стоит того, чтобы за неё солдат сидел в тюрьме. - Передай ему, где ему находиться решать буду не я, а его сослуживцы. Как они скажут, так тому и быть. Афганец выслушал переводчика, покачал головой и пошел в сторону кишлака. На солдата не стали заводить уголовного дела, я прислушался к мнению его товарищей по службе самим разобраться с воришкой.. и наказать его. Однако прошло немного времени и мне всё же пришлось проявить жёсткость по отношению к другим крохоборам. Мне доложили, что в управление батальона стали пропадать простыни. Ни старые, а первой категории, которые лежали отдельно. Устроили засаду, поймали с поличным караульного резервного взвода, который указал на главных организаторов хищения. Провели расследование и я, не задумываясь, передал дело в прокуратуру. По моей просьбе суд состоялся в расположении батальона. На него собрали представителей со всех подразделений и отдельно стоящих постов. Трое воров получили по три года тюрьмы. Незаконная реализация 100 простыней и 3-х полушубков обошлась им очень дорого. Вскоре осуждённые убыли отбывать срок на свою родину, в места лишения свободы. Для оставшихся такое наказание послужило хорошим уроком на долгое время. Воровство прекратилось, но от противостояния с душманами мы не могли избавиться.
   В середине декабря, при снятии поста с горы Пахлаванкох, на мине подорвался танк. Пришлось провести ответную акцию в близлежащим селении Аруки. В одном из домов были обнаружены и изъяты: автомат АК-47 с боевыми патронами, пятизарядный американский винчестер, мелкокалиберная винтовка чешского производства и два ружья. Хозяин этого арсенала, находящийся в толпе собранного народа, не стал отрицать, что это оружие не его, но проявил изрядное упорство и находчивость в отстаивание право на него для борьбы с душманами. Посоветовавшись с начальником царандоя, мы решили не арестовывать виновного, тем более у него оказался документ о прохождении службы в национальной армии. Однако оружие не вернули. Боевое оружие было сдано на склад в дивизию, мелкашку и ружья забрал с собой Бабаджан.
   Г Л А В А 7. Перекрытие караванного пути. Аксакал Мустафа.
   Подрывы техники у горы ускорили моё давно назревавшее решение о выставлении в этом кишлаке поста. Согласовав решение с командованием армии и дивизии, я 28 декабря выехал в Аруки. Пустующее здание, в котором предлагалось разместить взвод, располагалось на перекрёстке широких проходов. Это были пути движения караванов как в сторону Пакистана так и обратно, что вносило соответствующие неудобства и беспокойство в стан противника. Этим противником был Ахмад Шах и его группировка. Данный маршрут был отработан до мелочей. На всём его протяжении от Паншерской долины до Пакистана находились группы подчиненные " пандшерскому льву" и принадлежащие партии ИОА(исламское общество Афганистана, председатель Бурханитдин Раббани). Я знал об этом от своих доброжелателей и всё же пошёл на такой шаг, при этом определённо догадываясь, на мирный исход рассчитывать не придётся. Поэтому первые несколько дней, ожидая нападения, не покидал его. Однако вокруг стояла тишина, никаких изменений не происходило. Ещё раз убедившись в обороноспособности поста и готовности к отражению внезапного нападения, я убыл в управление батальона. Я знал, что нападение неизбежно, но когда это произойдёт оставалось загадкой. К восьми часам вечера 31 декабря меня вызвали на пост, куда пришёл Мавлодат. Он поздравил с праздником и сказал, что есть указание Масуда, во чтобы не стало избавиться от нашего поста в Аруках. Это сообщение ещё раз подтвердило мои опасения. Встреча Нового года прошла весело, но в тревожном ожидании. С поздравлениями в роты и взвода ездили мои заместители, сам я оставался в штабе, поддерживая постоянную связь с постом у горы. Утром 1 января мне позвонил Беляев и сказал, что на пост в Калайи-Биланде пришёл какой-то аксакал и просит встречи со мной. -Раньше он когда-нибудь был?
   - Нет, не видел !
   -Хорошо, тогда выезжаю.
   Кто же это мог быть? Мавлодат! Ему ещё далеко до старика. Может кто из местных жителей с жалобой на моих подопечных? Такое могло произойти. Причины для этого всегда находились, порой даже просто надуманные, но всё равно надо ехать и разбираться. Мчался по опустевшим полям, которые всего полгода назад переливались золотом созревшей пшеницы, сегодня обгоревшие стебли смешались с серой пересохшей землёй. По ней словно живые раны, пробегали глубокие трещины, Канавы, по которым совсем недавно пробегала живительная влага , пересохли. А нет воды и нет жизни. Грустный, но свыкшийся со временем, вид. Дождя не было с марта месяца. Воздух, несмотря на зимний период, был сухим и пыльным. На местности хорошо просматривались следы прошедших боёв: воронки от взрывов снарядов, пробоины и выбоины в дувалах. Всюду ощущалась какая-то затаённая пустота и безлюдье. Было очевидным фактом, что наше присутствие нарушило незаметную на первый взгляд биологическую, устоявшуюся годами, а может быть и столетиями, жизнь. Тишина ассоциировалась с затишьем перед грозой. Напряжение витало в воздухе, готовое в любой момент разразиться громом минометных выстрелов и автоматных очередей. Командир поста встретил возле входа в крепость и, после доклада, повёл по знакомому уже маршруту в отдельную комнату для гостей. Из-за стола поднялся высокий, стройный аксакал. Вытянутое к низу лицо обрамляла длинная белая борода. Густые брови чуть припорошила седина. По своему виду он и близко не подходил к группе старых. Умные, проницательные глаза излучали одновременно напряжение и иронию. Они были мне знакомы, но откуда? Я как не пытался так и не мог вспомнить. Поздоровались, после чего я попросил командира организовать нам чай. После принятых по афганскому обычаю приветствий и опросов, мы стали знакомиться.
   -Мустафа ! -ответил он на просьбу назвать себя, - а ты, комбат, я знаю.
   -Мне очень приятно, но кроме должности у меня ещё есть имя.
   -Очень хорошо, но тебя знают как " комбат", давай и я буду тебя так называть?
   -Как хочешь, я не против. Так зачем и откуда вы, Мустафа, пожаловали к нам?
   - Я из Туркмана, там за Калайи-Биландом. А пришёл для того, чтобы познакомиться с тобой.
   -А ты не боишься, что тебя увидят душманы и могут за связь со мной убить?
   -Боюсь, - признался он и , улыбнувшись, добавил, -но я должен посмотреть кто
   здесь выставил пост?
   - Только ли за этим? Ведь ты сам сказал, что меня знаешь?
   -Знаю, но не знаком! Вот сейчас и познакомились. Или ты не хочешь знакомиться с купцом из Туркмана? - Вся эта тирада произносилась с улыбкой на устах, однако глаза внимательно следили за мной, за моей реакцией на его слова. Мустафа явно не подходил к тому стереотипу, который уже у меня выработался по предыдущим встречам с аксакалами: степенными, медлительными, взвешивающими каждое своё слово. Ответы этого афганца были быстры, лаконичны и ироничны. Мне показалось, что Мустафа давно уже знает меня, если не боится вести разговор со мной в таком тоне. Однако именно такое поведение вызывало у меня к нему уважение, но в том что он "купец", я не мог поверить. Хотя кто знает, может я ошибался.
  -- -Разумеется не только за этим. Меня послали жители кишлака Калайи-Биланд,
  -- которые проживают у нас. Они хотят вернуться в свои дома. Поэтому послали
  -- поговорить об этом с тобой.
  -- -А кто им мешает? Запрета в этом нет, я даже рад буду этому.
  -- -Да, но они бояться шурови и твоего поста. - Если вы дадите слово, что душманы
  -- не будут нападать на аэродром с этой стороны, то я уберу отсюда пост. Главное слово за вами, а так просто пост убрать я не могу.
  -- Мустафа впервые задумался, очевидно, обдумывая моё предложение, затем с сожа
  -- лением ответил:
  -- -Нет! Я не могу дать такое слово, здесь слишком много других душманов, которые не захотят слушаться нас. Но я поговорю с людьми, что они скажут?
  -- Мы договорились снова встретиться через два дня. Мустафа довольно спокойно
  -- пересёк дорогу, отделяющую пост от Калайи-Биланда, и скрылся за ближайшими
  -- дувалами. Мы всегда с опаской смотрели на этот кишлак. Сколько раз оттуда
  -- гремели выстрелы, какое количество снарядов и других боеприпасов было выпу
  -- щено в него, даже богу наверное трудно сосчитать? Селение находилось в полу
  -- разрушенном состоянии, ни одной живой души вот уже более полугода не на
  -- блюдали в нём мои ребята. Пустота и разруха постоянно давили на психику солдата,
  -- заставляя его быть в страхе за свою жизнь. Поэтому появление в нём людей,
  -- принимало мирный характер, снижало напряжение и давало возможность решать
  -- спорные моменты "за круглым столом". Казалось бы выгода от этого должна быть
  -- обоюдная, однако такое сосуществование было выгодно только нам и жителям, но
  -- не тем кто стоял против нас с оружием в руках. Поэтому я прекрасно понял
  -- сомнения Мустафы в отношении моих условий. Жители не захотят в кишлак
  -- возращаться. Так оно и произошло. Вторая встреча с их представителем только
  -- подтвердила мой вывод и его сомнения. Но мои сомнения к нему остались.
  -- Слишком уж свободно и спокойно похаживал на советский пост "купец" в дневное
  -- время. Однако резкая смена обстановки в первые дни нового года, отодвинули
  -- мысли о Мустафе на задний план. Появление записки, которую передал через
  -- солдата на посту Гулоджан, о точной дате нападения душманов на пост в Аруках,
  -- заставил задуматься об усилении его. В тот же день поступило сообщение от
  -- Мавлодата о таком же предупреждении, только в его информации прозвучало имя
  -- Хакимина, командира группы нападения. Мои предположения, что всё равно будут
  -- попытки уничтожить мой пост в Аруках, подтверждались. Принимая во внимание
  -- значение обороняемого объекта, я принял решение принять участие в отражении
  -- нападения. Перед тем как убыть на пост, я заехал к Лекареву.
  -- -Владимир Матвеевич! Вам, что-нибудь говорит имя "Мустафа"?
  -- -Ровным счетом ничего, - ответил он после глубокого раздумья, - может, что Подча Гуль знает, нужно уточнить у него. А, в чем дело ?
  -- -Аксакал под этим именем недавно вышел на меня, сказал, что представляет народ из Калайи-Биланда и от его имени просит убрать мой пост напротив кишлака, потому что жители хотят вернуться в него.
  -- -Может это так и есть. Он сам-то из этого кишлака?
  -- -Мустафа сказал, что он купец из Туркмана. Но у меня возникли некоторые сомне
  -- ния. Неужели он не понимает, что Калайи-Биланд не место для мирной жизни
  -- душманских групп различных партий? Всё-таки пусть Подча Гуль узнает о нём, что
  -- может, только прошу по аккуратней. Не хотелось бы его подставлять, если это
  -- нормальный мужик.
  --
  -- Г Л А В А 8. Война за сферы влияния. Смерть солдата Юдина.

   Вечером пятого января я прибыл на пост в Аруках. Само здание и прилегающая к нему территория была обнесена сплошным двухметровой высоты глиняным забором (дувалом). Крепость небольшая, но взвод смог разместиться в ней. Бабаджан говорил, что всё это принадлежит кочевникам, а они вольны в своих решениях. Когда придут? Неизвестно! Да будут ли вообще? Так, что выселять нам никого не надо было, точно также и наживать новых врагов среди мирных жителей. На посту меня встретил Горшков, замполит первой роты. Чернявый, стройный лейтенант, со своеобразным характером. Я попросил доложить обстановку. - Всё спокойно, ничего нового, -докладывал Горшков, -только приходил какой-то афганец, спрашивал будете ли здесь и когда? Я ему сказал, что не знаю. - Долго он был здесь ? - Около часа, всё ходил у поста, но затем куда-то исчез. Это сообщение ещё больше утвердило во мнение о неизбежности скорого обстрела. Мы пошли проверять оборону. Я уточнил, все ли знают свои места при отражении нападения? Лейтенант утвердительно кивнул головой. Мы поднялись на крышу. В дальнем углу за тонкой глиняной перегородкой стоял АГС( автоматический гранатомет станковый), самый эффективный вид оружия в ближнем бою, разрывов его гранат боялись душманы. " Хорошая мишень для ручного гранатомёта! Да и от пули не преграда" -мелькнуло в голове. Надо его убирать отсюда. - С наступлением темноты гранатомёт перенесёте за толстую перегородку, -сказал я командиру поста, - а в этом укрытии людей не должно быть, пусть стреляют по нему сколько хотят. Расчёту гранатомёта вести наблюдение и открывать огонь только по моей команде.
   Спустились этажом ниже. Здесь размещались комнаты для сушки винограда. Заставил заделать лишние отверстия в стенах. Вокруг стало быстро темнеть. Горшков остался внутри помещения, а я вышел во двор, надо было ещё проверить боеготовность БТР. Рядом со мной шёл Хол. За последнее время он ещё больше похудел. После окончания пандшерской операции, солдат постоянно со мной. Мне с ним легко и просто. Танкист становился для меня вторым я. Без него не проходило ни одной встречи с афганцами. Он всегда присутствовал при переговорах, с ним я советовался в вопросах взаимоотношений с населением, просто с людьми. Хол был связывающим звеном между мной, представителем государственно-военной структуры, и людьми различных слоёв государственно-общественных и военных формаций Афганистана. Несмотря на службу в других , не подчиненных на прямую мне, войсках( танковая рота 285 ТП 108 МСД была придана мне для усиления обороны аэродрома), он никогда не проявил недовольства в отношении его использования не по назначению( он являлся наводчиком орудия). В тоже время я благодарен и всем командирам танкового полка, от его командира полковника Литовченко до командира танка, за понимания тех условий, в которых мне приходилось работать. То, что мы делали с Холом выходило за рамки обычной боевой жизни и служило во благо всем проживающим на территории аэродрома и даже далеко за его пределами. Время показало правоту и полезность наших усилий в этой опасной для жизни работе.
   Я осмотрел технику, уточнил секторы обстрела и действия экипажей во время боя, после чего немного успокоившись, вернулся на свой командный пункт. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, я натолкнулся на напряжённую фигуру наблюдателя. Его взор был устремлён в темноту. Попадавший в оконце лунный свет, высвечивал матовое лицо молодого солдата. Я дотронулся до него, тело вздрогнуло, словно по нему пробежал ток. Вытянутое лицо резко повернулось и испуганные глаза уставились в меня. Некоторое время он молчал, собираясь с мыслью, затем губы разжались и запинаясь произнесли: " Там огни, много огней! Наверное, душманы." - Успокойся. Они же ещё не стреляют! Дай-ка я взгляну, -и, чтобы отвлечь его, спросил, - ты давно в Афганистане? - Нет, в декабре прибыл, товарищ подполковник. - Вот, видишь, совсем недавно. Пообвыкнешься. У нас тут очень часто стреляют, но убивают очень редко и то в основном тех, кто по-дурацки себя ведет. Например, высовывает голову из-за укрытия или долго стоит и смотрит в щель, а душман не дурак, он давно уже прицелился в неё и обязательно выстрелит. А ты должен перехитрить его. Смотреть мало, но видеть много и запоминать где и что находится, чтобы потом уничтожить врага быстрее, чем он тебя. Как звать тебя? -Рядовой Юдин! Во время разговора я смотрел в темноту и наблюдал мигание огней. Скорее всего это были фонари. Что они обозначали, можно было только догадываться. Однако боевой опыт и внутреннее состояние подсказывало, что духи готовятся к нападению. Готовы ли мы отразить его? Я старался хотя бы внешне быть спокойным, но разве можно успокоить свои мозги, в которых словно в кипящем котле бурлили вопросы. Правильно ли построили оборону? Сможем ли без потерь провести бой? Как сберечь людей и вообще возможно ли такое? Куда противник нанесёт главный удар? Будут ли применять пушки и миномёты? Страшнее всего для нас минометы. Успеем ли спрятаться от мин, всё ли для этого предусмотрено? Смогут ли наши артиллеристы нанести своевременный и точный ответный удар? Не попадут ли наши ракеты на наш же пост? И много другого вертелось в беспокойном сознании. Молодой солдат оказался не случайно в наиболее, казалось бы, безопасном месте. Такое положение касалось и для других молодых, которые расставлялись с таким расчётом, чтобы как можно меньше подвергаться опасности, быть под постоянным контролем прошедших боевую школу товарищей. Они должны были освоить науку воевать. Но кто мог предположить, что именно для этого молодого солдата место между двумя этажами окажется роковым. Темнота сгущалась. На далёком небе беспокойно мерцали звезды. Их хаотичное появление ещё больше вселяло тревогу. Создавалось впечатление будто и они предчувствуют приближающуюся беду. С появлением свиста, огни за дальними дувалами стали приобретать смысловое значение. "И не боятся, -подумал я -освещают себе путь фонарями, сигнализируют, будто в игру какую играют. Наверное, попугать решили, создавая вид своей многочисленности. Жалко только, что после боя люди могут из кишлаков уйти.". Время шло. Два часа ночи, со стороны душманов одни огни. Может попугают, да разбегутся? Но эта мысль не закрепилась в сознании. Хорошо, что ещё людям дал отдохнуть. Всё же на свежую голову легче будет ориентироваться. Когда же они, стервецы, начнут? Может самому открыть огонь? Нет! Пожалуй, не надо. Разговоров потом не оберёшься о том, что шурови безобразничают, по ночам мирным жителям не дают спать. Сразу раненные и убитые среди них появятся, жалобы пойдут." Я сдержал свой порыв, а вот духи не выдержали и первыми заявили о себе стрельбой из гранатомёта. Граната прошелестела и ударилась по верху здания, именно в то место, где располагался днём расчёт АГСа. Сразу же послышалась команда Горшкова, о занятии своих мест для отражения нападения. Раздались автоматные очереди, затем опять прозвучал гранатомётный выстрел и удар в стену. Послышались команды на открытия ответного огня. Когда все разбежались, я также вышел из своей комнаты и стал подниматься по лестнице. Сверху донёсся истеричный голос: " Куда! Да не туда стреляешь, правее же, что ждёшь, Огонь!" С крыши на встречу мне спустился лейтенант.
   -Товарищ подполковник, справа нас обходят. -Сейчас посмотрим! Я к расчёту АГС, а ты предупреди командиров, чтобы берегли боеприпасы и поспокойнее вели себя. Когда Горшков убежал, я выскочил на крышу и пополз к АГС. Его силуэт еле различался на фоне глинобитного выступа. Душманы не знали, что АГС находился в этом месте и старательно долбили в укрытие, за которым он стоял раньше. Командир расчёта показал место предполагаемого обхода.
   -Давай за работу , мужики! - Сказал я расчёту, - В начале ударим по фронту, а затем во фланг по тем кто пытается нас обойти. Долго на одном месте не находиться. Два выстрела- очередь, два выстрела опять очередь и на новую позицию. Я думаю вам ясно почему? Тогда приступили.
   Прозвучавшие выстрелы, долго молчавшего автоматического гранатомёта, вели панику в стан противника, огонь с их стороны на время прекратился. Не дожидаясь пока они опомнятся, сержант открыл стрельбу по группе, которая двигалась в обход. Кажется выстрелы были удачными. Опыт и умелые действия расчёта предотвратили выход противника в тыл. Очевидно, получив потери, он отошёл. Затишье было не долгим , но за это время расчёт успел переместиться на другое место, а я спуститься вниз. На площадке между вторым и первым этажом стоял знакомый солдат. Прижавшись к стене, он вёл огонь из автомата короткими очередями. В его действиях я уже не заметил той неуверенности, которая была у него при первой нашей встрече. Боевая обстановка учит и определяет человека быстро. Трус становится ещё трусливее, нормальный делается опытным бойцом.
   -В кого стреляешь, Юдин ?- спросил я солдата, тот прекратил стрельбу и, повернув
   голову, уставил в меня сосредоточенный взгляд.
   -В душманов!
   -А, ты их видишь?
   -Нет! Не вижу. Огни вижу, вот по ним и стреляю.
   - Правильно! Только надо знать, что огни это просто фонари, которые можно в любое место воткнуть. Так, что стреляй, но тогда когда они движутся и пореже, береги патроны.
   Последнее я произносил уже механически, так как услышал нарастающий свист и затем хлопок. " Мины!"молниеносно пронеслось в голове. Да, это были они. Душманы развернули минометы и начали обстреливать с них пост. Стало жарковато. Итог такой борьбы для нас мог стать плачевным. Надо вызывать артиллерию. Хорошее дело взаимодействие. Моего звонка уже ждали. Батарея ракетных установок стояла развёрнутая в боевой готовности. Ей хватило нескольких минут для того, чтобы открыть огонь по заранее определённым квадратам. Бой уже шёл больше часа. Огонь то затихал на какое-то время, то вновь усиливался. Задача противника заключалось в том , чтобы заставить нас отказаться от мысли выставлять в этом месте пост. Наша - удержаться, не дать даже усомниться ему во временности нашего здесь появления. Что мы с успехом пока выполняли. Потерь с нашей стороны не было. Это вселяло надежду и оптимизм. Однако опять в действия пришли ручные гранатомёты. Очередное попадание потрясло здание и я отчетливо услышал крик от боли. Кого-то всё же зацепили. Но об этом думать некогда, вот-вот должен поступить сигнал об открытии огня ракетных установок. В комнату врывается Хол, весь в глиняной пыли. Даже темный цвет кожи на лице не мог скрыть бледность и страх в чёрных глазах.
   -Там! Там молодого подстрелили из гранатомёта, -заговорил он осипшим голосом, -меня тоже чуть не зацепило, взрывной волной как жахнет .
   -Фельдшера вызвали? - и, услышав утвердительный ответ, послал его оказывать помощь лекарю. Прозвучавший зуммер, отвлёк меня на время от происшедшего. Артиллерия начала свою работу. Мне пришлось подняться с рацией на крышу дома для корректировки. Вскоре просвистела ракета. Взрыв её обозначился ослепительной вспышкой на западном склоне горы. Следующие ракеты стали ложиться точнее. Миномётный обстрел со стороны духов прекратился также внезапно как и начинался. Автоматные очереди поредели. Теперь можно было спуститься к раненому солдату. Тот лежал возле входа в дом и глухо стонал, тяжело вздыхая в себя ночной воздух с пылью и гарью. Лицо в темноте высвечивало белым цветом. Шевчук, фельдшер батальона прибывший со мной, перевязывал ему паховую часть тела.
   - Как состояние? - спросил я у него, тот не отрываясь процедил: "Неважно.". Неважно- значит плохо. Накланяюсь к солдату и вижу устремленные на меня глаза. В них боль, страх и надежда.
   -Сильно болит?
   -Да! -прозвучало сквозь сжатые губы, -жжет, так жжет, товарищ подполковник. Я
   умру?
   -Не думай об этом сынок, надо потерпеть. Сейчас мы тебя отвезём в медсанчасть,
   тебя там подлечат, а потом ты поедешь к отцу и матери.
   -Да? Меня вылечат и я увижу маму? -Чуть слышно и не уверенно прошептали его
   губы.
   -Увидишь, обязательно увидишь, сынок! -рука невольно коснулась горячего лба молодого парня, во рту у меня запершило, из глаза капнула не прошенная слеза. - А меня правда вылечат? Я жить хочу, я так жить хочу! Маму видеть хочу, она меня ждёт, -и, будто заметив в моих глазах сомнения, снова повторил, -я знаю она меня ждёт!
   Я не мог уже смотреть на него, стало не выносимо больно, словно меня самого полоснуло снарядом. Кровь хлынула в голову с такой силой, что я покачнулся, дыхание перехватило, в горле появился комок. Чтобы придти в себя, я задрал голову и посмотрел на далекие звёзды. Вселенная далека, а смерть вот она, рядом. Забирает, не спрашивая. А звёзды будто улыбаются, подмигивают и желают этого. Подошёл командир поста. -Горшков! Не будем ждать рассвета, берите его на БТР и в медсанбат. Максимальная скорость. Прорваться во чтобы-то не стало! Дорога может быть заминирована, поэтому, где это возможно, двигайся вне колеи. Я сообщу в батальон, тебя встретят. Я помогу тебе огнём из АГС.
   После обработки гранатами ближайших к дороге дувалов, боевая машина взревела и умчалась в темноту. А обстрел наших позиций продолжался до самого утра. В десять часов утра пришло сообщение, что доставленный в лазарет солдат умер. Ещё на одного девятнадцатилетнего пацана стало меньше.
  
   Г Л А В А 9. Кэгэбист Лекарев.
   Утром следущего дня, убедившись, что нападения больше на пост не предвидится, вернулся на аэродром. В управлении меня дожидался Лекарев. После приветствия и поздравлениями с очередным успешным завоеванием "отдельно взятой" территории и сожаления по потери солдата, он сказал.
   -Насчёт Мустафы, Матвеевич. Он один из старейшин кишлака Туркман. По
   некоторым данным руководитель одной из групп ИПА. Какой точно не известно.
   Думаю если вышел на связь, то поддерживать отношения с ним надо. Поработаем,
   узнаем о нём побольше.
   -Не густо, однако и это что-то. А, что такой грустный, Владимир Матвеевич? - Да, так, что-то пробуксовка со службой идёт. Старшим группой не утверждают. Наверное, стар уже стал. А может характером не вышел. Не могу терпеть подхалимов.
   - А я думал, что у вас в системе одни честные и бескорыстные работают. - Я тоже предполагал, когда после института получил предложение работать в органах. Однако оказалось и здесь грязи хватает. " Правда" у нас сегодня не в почёте. Если бы лебезил, то давно бы в полковниках ходил. Вроде держусь, держусь, а потом как ляпну типа того, что не то делаем здесь. И... опала. Вот недавно кричат " агенты нужны" под видом доброжелателей, натравливать группы душманов друг на друга, изобличать внутреннюю агентуру. А как можно изобличать, когда здесь ткни пальцем и через одного "внутренняя агентура". Почти все от высшего руководства и до низших слоёв родственными связями повязаны. Попробуй тронь, так такая вонь поднимется , что не рад будешь, что связался. А вообще я тебе скажу с народом мы воюем, вот причина всех наших бед.
   -А те, которые на больших дорогах убивают и грабят, тоже народ? - Не сомневайся в этом. Это также народ! Народ, но одураченный, обманутый и тот кто мстит за своих убитых родственников, за поруганную честь. С каждым годом таких становится больше, всё больше возникает ситуация непримиримости и кровавой мести- кровь за кровь. А это прямая дорога к большой затяжной войне. Я слушал Лекарева и мне трудно было не согласиться с ним, потому что мои мысли и наблюдения совпадали с его рассуждениями и выводами. Вот уже более года я нахожусь в Афганистане и, наблюдая, убеждаюсь, что несмотря на все наши усилия на стабилизацию обстановки в регионе, она не становится спокойней, а наоборот возникает ощущение усиления сопротивления. Причём с каждым днём всё сильнее. Так кто и почему оказывает это сопротивление? Почему и за счёт кого оно пополняется? Двоякого мнения здесь нет! Это жители этой страны! Это-н а р о д! - Так, что же делать? - задаю риторический вопрос подполковнику, -где выход? Неужели вывод войск? Тогда как же с интернациональным долгом? - Вывод войск сегодня не возможен, потому что этот вопрос ни мы с тобой, ни вышестоящее командование не решаем, а те, которые могут, этого не сделают. Есть на это причины. Что касается " что делать с интернационалом?". Ты уже делаешь, так и продолжай в этом направлении. По-моему это на сегодняшний день самый верный путь и я тебя буду всячески поддерживать.
   -Спасибо, но что-то по вчерашнему дню я не заметил улучшения ко мне. - Ерунда! Ни все миром живы и не все хотят дружбы с тобой. Это было и будет, но в какой степени? Если будешь продолжать в таком же духе и дальше свою работу, то уверен народ тебя правильно поймёт и не будет препятствовать, а скорее наоборот будет оказывать помощь. Сведений у нас о твоей деятельности достаточно, так что дерзай. Ну, ладно, пора идти. Ещё раз прими мои соболезнования по поводу гибели солдата. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь, война. И последнее, о нашем разговоре не распространяйся, когда-нибудь может и можно будет свободно говорить об этом, но сейчас мне хочется до пенсии дослужить спокойно. Лекарев ушёл, а ещё долго сидел и перебирал в памяти сказанное этим человеком. Надо же так раскрыться. По роду его службы, он обязан был больше слушать чем говорить, однако разговор состоялся и на то были основания, о которых я узнал несколько позже.
   Через несколько дней после этой встречи, меня познакомили с новым старшим оперативной группы Чуриным. Майор на редкость оказался приветливым человеком. На его круглом белом лице с курносым носом высвечивали голубые глаза, голову покрывала, цвета слоновой кости, густая шевелюра. Он , наверняка, имел уже информацию обо мне, поэтому разговор сразу же принял непринужденный, доверительный характер и по той теме, которая нас обоих волновала. Положительный контакт, установленный с первой встречи, продолжился до самого конца моего пребывания в Афганистане, что существенно облегчило выполнения той цели, которую я ставил перед собой. Лекарев ещё около месяца находился в группе, вводя нового начальника в курс дела, а затем тихо убыл в другую провинцию. Откуда я изредка получал от него "приветы", не забыл и я его и особенно последний разговор с ним, который и передал почти дословно в своих воспоминаниях. Такова была обстановка и таковы были условия, в которых приходилось работать. Не все были просто исполнителями, пешками в этой кровавой, не нужной для нашего государства, войне, которая кроме горя и унижения ничего не дала. Однако были такие как Лекарев,(к нашему общему стыду их было не так уж много) которые не на словах, а на деле, в таких сложнейших условиях, выполняли свой человеческий долг. Они своими действиями сдерживали тенденцию перехода к ненависти между людьми, окончательному разрыву дружеских связей между нашими народами и странами в целом. Они знали к чему может привести такая война, поэтому работали не ради своего собственного "я", а ради общего дела, на будущее, выполняя тем самым общегосударственную задачу.

Из записей Чурина: 14.02.83г. В Дехи-бала взорвана мечеть с тремя лицами. 5.03 Подорван БТР с л-том Прудченко. Обезврежено четыре мины, выставленные по дорогам на посты.

   Г Л А В А 10. Минная война. Трудяга сапёр.
   После последнего нападения, душманы вроде как присмирели, но ни в минно-подрывной борьбе. Однако приобретённый нами опыт, не давал расслабляться. Изменения маршрутов движения на посты, постоянные проверки дорог на наличие закладки мин и организованная информационная разведка от некоторых добровольных помощников из числа лояльно настроенных к нам жителей кишлаков, приносили положительные результаты. Обнаруженных и обезвреженных моими людьми мин, стало появляться всё больше. Они были разные: английские, французские, итальянские, китайские и даже наши, советские. Корпуса также различные: деревянные, металлические, пластмассовые, от 2,5кг до 6кг весом. Попадались, так называемые, фугасы. Это усиленные заряды до 10кг. Состояли они из обычной мины и начиненной взрывчатым веществом отстрелянных гильз снарядов. Всё это сооружение подводилось к одному детонатору. Если при подрыве на обычной мине, на технике отлетали колёса, звенья гусениц и небольшие сравнительно повреждения, то фугасный взрыв выводил её из строя полностью. В первом случае средства передвижения или оставались на ходу, или их можно было восстановить, смертных случаев при этом почти не наблюдалось. Во втором же они, как обычно, восстановлению не подлежали и оставались грудой металла, которую можно было использовать только в виде огневой точки. При таком взрыве без жертв и серьёзных ранений не обходилось. Самыми многочисленными считались итальянские, в пластмассовом корпусе. Эти мины нашими миноискателями не обнаруживались, только щупами или специально обученными собаками. И то собак хватало на одну, две мины. Условия работы для их обаяния были слишком сложны. Разъезженная колёсами глинистая почва, покрывалась густым слоем пыли, которая очень быстро забивала дыхательные пути у животного и мешала почувствовать запах взрывчатого вещества. На дорогах с асфальтным и бетонным покрытиями выбивали их из рабочего состояния запахи отработанных газов, бензина и других нефтяных продуктов, оставляемой различной техникой. Единственным долговременным способом оставалось- втыкание щупа в землю. Долгая и изнурительная работа сапёра, идущего впереди боевой машины и через каждый шаг вонзающего заострённый к снизу металлический прут в землю. Его рука должна почувствовать не твёрдые удары о почву, а мягкое вхождение в небольшую ямку и прикосновение к корпусу мины, готовой в любой момент взорваться. Которую затем надо было очень аккуратно проверить на предмет извлекаемости, обезвредить и изъять. Сложнейшая работа представителя данной профессии заключается не только в том, чтобы обеспечить безопасное движение, но и самому не подорваться или не попасть под обстрел из-за угла. Был ещё другой способ нахождения и обезвреживания , введённый уже после нашего двухгодичного пребывания в стране. К боевой машине подвешивался вращающийся каток с выступами. При движении, он давил своими шипами на землю и попадавшиеся в калиях мины, вызывая их тем самым к действию. Таким образом никто не страдал кроме устройства, которое принимало на себя удар взрыва. Однако мина могла взорваться и после прохождения навесного оборудования. Это зависело ещё и от того на какой глубине была зарыта злодейка. Но всё же этот способ был наиболее безопасен, если рядом с этими взрывными устройствами не находились управляемые мины. Они обычно выставлялись в стороне от полотна дороги и подрывались человеком, находящемся в засаде, по радио или контактным способом по проводам. Мой батальон в основном испытывал действия простых взрывных устройств, однако и этого хватило, чтобы за год лишиться больше половины боевой техники. Несмотря на это я с большим чувством благодарности вспоминаю трудяг-сапёров. Можно с уверенностью сказать, что основная тяжесть "необъявленной войны" легла на их плечи. Это они "рабочие войны" были всегда впереди, принимая на себя первыми душманский огонь и, выполняя свои задачи, дважды подвергались смертельной угрозе. Поэтому я всегда с большим уважением относился к ним. Благодаря их профессионализму и бесстрашию, многие тысячи молодых парней вернулись на свою родину, спасено множество техники, сэкономлено на миллионы рублей народного добра. Героизм сапёров на сегодня не оценен по достоинству, они поистине заслуживают всеобщего признания и уважения.
  
   " Из записки Чурина":Ещё в1957-58гг. Было принято решение о расширении аэродрома. Всего надо было выселить 16 поселений, около 14тысяч жителей.На эти цели выделено 44 млн. афгани. Комиссия решила: 1.Кто получил деньги должен уйти. 2. Акраму освободить кишлаки и сравнять их с землёй. Комиссия заседала 6 раз. Последняя из них состоялась в феврале 1983г.
   Г Л А В А 11. " Самоубийственное выселение". Кому это надо?
   Однако пострашнее мин стали вновь возникшие слухи о выселении жителей из близлежащих кишлаков. Они как назойливые комары летели и будоражили людей. Эти волнения были не беспочвенны, кому-то очень хотелось держать народ и важнейший военный объект Афганистана в напряжении. Ко мне прибежал взволнованный Бабаджан, который год назад гораздо спокойнее отнёсся к попытке убрать народ и снести дома кишлаков бульдозером. -Товарищ комбат! - взволновано выдохнул он, - народ недоволен. В кишлаки передали, чтобы они готовились к выселению. Что делать? - Ты меня спрашиваешь, будто я знаю! Будем думать и что-то предпринимать. - У меня уже были аксакалы, я их отправил в Кабул. Туда много народа ушло. - Ну, вот, а ты говоришь " не знаю что делать?" Сходи ещё сам к Акраму, хотя это маленькая надежда, но всё же поговори с ним, а первый секретарь волости Сидык пусть посетит ЦК НДПА. Не глупые ведь там руководители, должны понять, что не время сейчас заниматься этим.
   При упоминании имени начальника аэродрома, Бабаджан ещё больше потускнел, очевидно, вспомнил произошедший инцидент возле аэродрома, в результате которого был побит и посажен в акрамовскую кутузку. Откуда я его с большим трудом вытащил. Но я не принял его предложение пойти к своему "врагу" совместно со мной. Реакция была быстрой, от его решительности не осталось и следа. Однако у меня было другое мнение. Зная его страх перед начальником аэродрома, мне вдруг захотелось, чтобы Бабаджан преодолел его. Поэтому я твёрдо сказал.
   -На этот раз бери защиту людей в свои руки. Иди сам или вместе с руководителями волости, но добивайтесь своего, иначе народ вас перестанет уважать и слушаться. Начальник царандоя вышел от меня опечаленным, думая о предстоящей встрече и моём отказе ему помогать в этом сложнейшем вопросе. Но я от этой проблемы не мог просто так отказаться и спихнуть её на одного Бабаджана. Для меня она имела не меньшее, а даже большее значение. Оборона и безопасность аэродрома всё-таки лежали на мне и на моём подразделении, именно в этом заключалось выполнение боевой задачи, а отсюда и сохранение жизни многих людей. Поэтому весь оставшийся день я обдумывал варианты своего участия по защите кишлаков. Я предполагал, что Акрам сам навряд ли решился бы на такую затею. Слишком много сил и средств нужно задействовать для этого как финансово-материальных так и людских и, что после этого может произойти, он также прекрасно понимал. Тем более разговор на эту тему у нас уже был, а он за прошедший период уже привык к спокойной обстановке и осложнять её ему не очень хотелось. Однако приказ надо было выполнять. Значит мне остается одно - готовиться к отъезду в Кабул к начальнику штаба армии или к самому командующему на приём. Только их понимание и активное вмешательство может приостановить эту авантюру. На следующий день я попытался выйти на Кандалина, чтобы доложить назревшую обстановку, заручиться его поддержкой и убыть в штаб Армии, но его не оказалось на месте. Зато через некоторое время мне позвонил Лекарев и предупредил о моей вечерней встрече с заместителем командующего армии. Цель вызова была не ясна, поэтому до назначенного времени был погружён в вопрос: " В чём провинился? И какие аргументы выдвигать в свою защиту?" Служба и ответственность приучает не радоваться появлению командования такого ранга, а огорчаться. Без нагоняя при таких встречах не обходится. Только удерживало от окончательного расстройства недоумение место вызова- в домик к советникам ХАДа. Почему, именно, туда, а не в штаб дивизии? Так и прибыл с вопросами без ответов к 6 часам вечера в квартиру Лекарева. Кроме самого хозяина, в ней находились Кандалин, Чурин, партийный советник при первом секретаре провинции Олег Александрович(фамилии не помню, у нас с ним были натянутые отношения, поэтому мы не часто встречались. Его высокомерие иногда выходило за рамки приличия, что и мешало в совместной работе.) Примитивно, понимая свою роль, он пытался , особенно в первое время своего появления, навязывать своё мнение во всех сферах жизни и даже в военной области. Очевидно, считая волю партийного руководителя основой. Но здесь был не Советский Союз и поэтому такой диктат не всегда достигал цели. Иногда мы, это советники и военные руководители, находящиеся на территории провинции Парван, возражали, спорили и делали как это было необходимо для общей пользы. С его стороны наблюдались в этих случаях недовольство и даже гнев. К нашему сожалению таких советников было немало. Кстати их действия можно было оправдать тем, что они ехали с накопленным уже политико-хозяйственным багажом ,который им давала наша застойная система. Абсолютно не зная и не понимая афганских условий развития, такие партсоветники пытались вести политику построения коммунизма в стране, которая жила в феодально-родовом укладе. В дальнейшем мне, далеко не партийному специалисту, приходилось учить и поправлять некоторых афганских чиновников, даже крупного масштаба, как выступать перед народом, не употребляя не понятных для людей слов, как: "строительство коммунизма", "социалистическое развитие", "всемирный империализм" и прочие цитаты и словечки из марксистско-ленинской теории. Народу нужен был простой, доступный для его понимания язык, что чаще всего не происходило. А это было одно из главных условий укрепления революционных начал и данного вопроса, по которому я был вызван в городок проживания советников.
   За столом я увидел ещё одну фигуру в темном генеральском бушлате без знаков различия. На мой доклад о прибытии, черноволосый генерал с любопытством посмотрел на меня и буркнул, не вставая: " Генералов!" "Наверное новый, -подумал я, - не давно прибыл."
   -Так ты знаешь для чего я вызвал тебя? -и услышав отрицательный ответ, продолжил, -мы здесь обсуждаем вопрос расширения территории аэродрома, но вот товарищи сказали, что нужно тебя позвать. Говорят ты обстановкой лучше владеешь. Это верно?
   -Им лучше знать, товарищ генерал.
   -Разговор вот о чём идёт, Юрий Матвеевич, - вмешался в разговор Олег Александрович, -о выселении людей близлежащих кишлаков...
   - Что, опять! -вырвалось у меня, -до каких же пор можно говорить об этом? Ни время сейчас заниматься этим, товарищ генерал! Нельзя трогать народ, как этого вы не понимаете!
   -Ладно! Ладно! Не так громко, подполковник! -мне послышалась даже растерянность в его голосе, очевидно, до меня он принимал уже какое-то решение, а услышав мой возглас, засомневался в нём.
   -Вот видите! - Снова заговорил партийный советник, -я о чём вам говорил? Он будет против.
   - Конечно, против и меня в этом никто не переубедит.
   - Да тебя никто не собирается переубеждать, -заговорил до сих пор молчавший Кандалин, - речь идёт о том соглашаться или нет с афганской стороной.
   - В чём? В том, чтобы выгоняли людей из собственных домов? Ещё раз говорю вам, что этого делать ни в коем случае нельзя! Вы только посмотрите, что делается вокруг аэродрома? - и я стал называть кишлаки, подлежащие разрушению.
   -Подойди к карте! - прервал меня генерал. Я быстро подошёл к столу, вытащил ручку из кармана и стал показывать на карте населённые пункты, которые подлежали к уничтожению.
   -Джамкадам, Баджаури, Наудех, Куратхель... Всего 15 кишлаков с 14 тысячами жителей, -говорил я, а у самого внутри от напряжения всё клокотало, хотелось стукнуть по столу кулаком и крикнуть: "Что ж вы делаете! Это же безумство!" Однако знал, что одними эмоциями делу не поможешь. Нужны убедительные аргументы, которые могли бы дать какой-то результат. И я продолжал, - это дома, виноградники, жизненный уклад, традиции, наконец, кладбища на котором лежат кости уважаемых людей. А, вы знаете почти в каждом из этих кишлаков есть свои вооруженные группы, которые сегодня защищают жителей от душманов, они же в какой-то степени защищают и наши с вами интересы, не давая возможности бандгруппам из других мест нападать на аэродром.
   И чем больше мне приходилось приводить доказательств, тем больше сам утверждался в своей правоте, и эту уверенность пытался вколотить в голову генерала. Ведь в основном от его решения зависела судьба тысяч людей Баграма.
   -Ну, ладно, - наконец, проговорил он, -всё ясно. Поедем, Кандалин. Генерал поднялся, коренастый, плотный, словно небольшой дубок, на его неулыбчивом чернявом лице сверкнули, ничего не выражающие, тёмные глаза. Он пожал присутствующим руки и, не сказав больше ни слова, пошёл к двери. За ним комнату покинули все остальные, кроме меня и хозяина квартиры. Я стоял опустошённый, в голове однотонный звук, ни одной достойной мысли. Напряжение ещё не спало как на душе, так и в руках тяжесть. Было абсолютно не ясно, убедил я его или нет. На дворе заурчал двигатель заведённого мотора, а затем звук удаляющейся машины. Ко мне подошёл Владимир Матвеевич и положил свою тяжёлую руку на моё плечо.
   - Ну, что, комбат! Мне кажется ты его убедил.
  -- -Это вам так кажется, а по нему я не заметил этого. Завтра придёт приказ выселять людей и уничтожать кишлаки, тогда и вам не придётся здесь жить.
  -- -Мне и так не придётся, переводят меня в другую провинцию. Куда пока не знаю, но в ближайшие дни это точно.
  -- Говорил Лекарев о переводе вроде бы обыкновенным тоном, но в интонации и особенно в глазах сквозила горечь. Вроде для меня в этом переводе не было ничего неожиданного, однако и мне стало грустновато. Ведь столько работы проделано. Сколько труда нужно было вложить, чтобы наладилась информационная связь. А, каких нервов нужно было и опасностей преодолеть, ведя переговоры с так называемыми, бандформированиями. Всё это в одночасье передать другому, а самому начинать всё сначала. На душе в двойне стало скверно, поэтому внезапное предложение промочить глотку, получило такое же неожиданное согласие. Я сидел, откинувшись к стене, и словно в тумане наблюдал за его дальнейшими действиями. Появившийся откуда-то из далека шум, мешал сосредоточиться, как-то сразу навалились пустота и бесконечная усталость.
  -- - Что с тобой, Матвеевич? -наконец, донеслось до меня. Я посмотрел на Лекарева.
  -- - Так ничего, просто подумалось вот уедешь и не с кем будет по душам поговорить.
  -- - Самое главное не теряй связи с нашей группой, с Подча Гулем. По-моему не плохой он парень. -Я тебе также дам знать о себе, как только устроюсь на новом месте. Ну, давай по одной за дружбу!
  -- Никак не могу привыкнуть к этой заразе. Даже в таком состоянии, я не мог переносить запах водки, который навеивал на меня воспоминания о далёком детстве: стадные оргии, пьяные голоса, ругань, вонь, мешающие делать уроки, спать. Такая ассоциация всегда вызывала во мне отвращение, но всё же выпил. Стало не много легче. Потянуло на философию. "Ничего нет в мире вечного, всё течёт и меняется. Одно появляется, другое исчезает. Кто-то приходит, а кто-то уходит в вечность. Какова наша с ним судьба? Будет ли возможность встретиться?"
  -- - Одни уходят, другие приходят. Это я про тебя, старина. А, где Нина Григорьевна?
  -- - Там наверху! Спит или читает книгу. Позвать? - Наверное, не надо. Когда будешь уезжать, позвони. Будет время загляну проститься. Тяжело однако женам с вами здесь? Да и вам в работе их присутствие наверняка не вызывает восторга?
  -- - Ничего, привыкаем. Они ждать в тревоге, мы думать о них. С жёнами даже легче, лишний раз не потянет на подвиги.

Из записей Чурина: Распространение святого письма в Чарикаре. Захват автобуса с советскими советниками- специалистами.

   Г Л А В А 12. Невольные признания Мустафы и его помощь в розыске захваченных специалистов.
   Было поздно, когда мы с ним простились. Как оказалась эта встреча для нас была последней. Через два дня он позвонил в батальон, но я находился в Кабуле и прощания не состоялось. В армии начальник особого отдела протянул мне телефонограмму и спросил: " Читал?" Я присел на табурет и внимательно пробежал глазами. В ней говорилось о захвате душманами на севере Афганистана автобуса с 23-мя гражданскими специалистами и уведшими их в неизвестном направлении.
   -Нет! До меня она не доходила. А, что настолько сложна ситуация, что необходима моя помощь?
   -На самом деле положение очень серьёзное. Сейчас в этом направлении работает
   очень большая группа людей как с нашей, так и с афганской стороны, но результаты
   пока нулевые. Поэтому я подумал тебя подключить к поиску. Может ты через своих
   осведомителей узнаешь чего-нибудь?
   Такая просьба не могла не польстить моего самолюбия, значит моя скромная работа по безопасности вверенного мне объекта представляет какую-то ценность, если даже на таком уровне с такими большими возможностями, решили обратиться ко мне за помощью. Однако я не был настолько наивен, чтобы не знать своих возможностей. Север для меня был за облачной далью, преодолеть которую даже мысленно не мог, не говоря уже о физическом состоянии. Поэтому я сразу же засомневался в выполнении данного поручения. Однако отвергать просьбу, я не стал, слишком серьёзно было ведомство, которое все побаивались. А, мне тем более нельзя было конфликтовать. Этот отдел курировал мой батальон и всё, что там происходило, наверняка, ему было известно. С другой стороны, зная об этом, я даже не пытался скрывать от них свою работу среди афганцев, тем более с душманами. Если откровенно говорить, то мне приходилось больше опасаться своих ребят из отдела, чем противника. По всей вероятности, на меня у них было досье, в которое заносились все мои прегрешения, связи явные с бандгруппами и даже просто выдуманные. Всё это для меня могло в любой момент плачевно кончиться. Это какой-нибудь неверный шаг с моей стороны, или же по чьему-то недопониманию, злобе к моей персоне, в этих случаях мне была бы обеспеченна жизнь в какой-нибудь отдалённой точке нашей необъятной Родины. К счастью таких дураков не нашлось и папка с компроматами лежала спокойно. И всё же я думаю, не малую в этом роль сыграли Лекарев, Подча Гуль, Чурин, которые были для меня своебразным прикрытием. Которые давали мне возможность спокойно жить и трудиться во благо общей безопасности. Я также благодарен и войсковой контрразведке, которая с пониманием и доверием отнеслась к моей особе.
   - Попробую, - ответил я полковнику, перед тем как покинуть его, - однако это далеко от меня и я не могу сказать как это получиться. Но будьте уверенны, что я сделаю всё возможное.
   Мы простились и я тут же выехал в Баграм. Попытка не пытка, но кому это дело доверить? Кто из главарей сможет справиться с этой опасной и. тяжёлой задачей в короткий срок? Одиночек я не рассматривал, такое одному было не под силу. А, что если поручить Мустафе? Это имя крепко засело в моей голове пока я добирался до аэродрома.
   В управлении батальона, предупредив начальника штаба, я сразу же выехал на пост в Калайи-Биланд. Вскоре две зелённые ракеты описав дугу, опустились в районе кишлака Туркман. Погода была плохая. Дул порывистый холодный ветер. Его сила сопровождалась резким свистом, ударами в стены крепости и качающимися из стороны в сторону крон деревьев. Поднятая пыль не успевала ложиться на землю, забивала глаза, уши и нос. Я спустился в комнату командира поста. "Придёт или не придёт?" сверлила мысль.
   -Холодновато сегодня, -сказал лейтенант, -может чайку принести? Старик не скоро
   придёт.
   -Пусть приготовят, но принесут, когда гость появится.
   Командир вышел, а я сел на стул и стал смотреть на кровавую полоску в дверном
   проёме буржуйки. В небольшой комнате было тепло и уютно. Под завывания ветра
   и потрёскивание горящих дров в печи, мысли постепенно стали возвращать меня в
   прошлое. Камчатка. Такие же буржуйки в палатках на снегу. Снаружи пурга. Вой
   ветра и сотрясение пристанища от его порывов. Та же истома после трудового дня и
   мысли далёкие от реальной жизни. Но в них не было беспокойного состояния,
   которое тяготит и буквально терзает в последнее время мою душу. Ощущение чего-
   то незавершённого, даже постыдного сидит внутри и не дает покоя. Казалось бы
   чего стыдиться? С задачами справляюсь, обстановка вокруг моего объекта боле-
   менее спокойная, даже разговоры о выселении стихли. Живи и радуйся. Однако всё
   равно нет уверенности, что последний разговор с зам командующим армии дал хоть
   какой-то результат. Сверху молчок, ни звука, будто этой проблемы и не су-
   ществовало. Остаётся не ясным смог ли генерал понять мои доводы о вреде такого
   мероприятия, а если разобрался? Помогло ли убедить в этом командующего и
   военное руководство Афганистана? Эти вопросы оставались без ответа, что и вы
   зывало досаду. Стукнула наружная дверь. Я невольно насторожился. Послышались
   шаги и вскоре в комнате появилась высокая фигура афганца и командира поста. Мы
   поприветствовали друг друга. Лицо аксакала являло само добродушие, улыбка с
   хитроватым прищуром умных глаз светило нескрываемым любопытством.
   -Холодно! -вымолвил он простуженным голосом, усаживаясь на кровать и протяги
   вая мозолистые руки к печи, - у тебя на Родине тоже такой же холод?
   -В Союзе не только морозно, но снег лежит несколько месяцев,не то, что у вас. А
   там, где я родился и вырос толшина его достигает более двух метров, - и чтобы это выглядело более убидительно, я показал рукой на потолок.
   -О!А, где это? - недоверчиво спросил Мустафа, - у нас здесь только высоко в горах
   много его лежит.
   - Там тоже горы, вулканы, ветры посильнее, чем у вас. Моя родина - Камчатка, есть
   такой полуостров на востоке нашего государства. Между Тихим океаном и Охот
   ским морем.- Однако дальнейшая попытка объяснить ему Языком и жестами более
   точное нахождения места моего появления на свет ничего не дали. Старик так и
   несмог сориентироваться, так как плохо знал географию, а карты под рукой у меня
   не оказалось, для того, чтобы показать наглядно. Однако это не помешало ему
   неожиданно для меня назвать родину своих предков.
   -Самарканд! Оттуда они убежали 60 лет назад, во время вашей революции.
   Поселившись в этих местах, назвали в память о своей родине кишлак
   "Туркман". А, у тебя семья есть?
   -Есть! Жена и двое детей. - я вытащил из кармана фотографию и подал аксакалу.
   Тот аккуратно взял её в руки и стал внимательно рассматривать. После изучения,
   уточнив сколько детям лет, вернул, довольно причмокнув губами. Это был первый
   афганец, поинтересовавшийся моею семьёй.
   За разговором время летело быстро. Пора было переходить к делу. На плите очередной раз зашипел чайник. Я взял его и долил в чашки.
   - Мустафа! Я, что тебя позвал? - лицо аксакала ещё улыбалось, но глаза, как два уголька, впились в меня. Они как будто говорили: "Я и пришёл к тебе, чтобы услышать это! Говори, я слушаю!" - В середине этого месяца на севере в районе Мазари-Шариф была захвачена группа советских гражданских специалистов, ты о них, что-нибудь слышал?
   -До меня доходили слухи об этом, но это так далеко от сюда, что я не придал этому
   никакого значения. Одним словом я не знаю о них ничего. - Мустафа, эти люди
   не военные и нашему противостоянию никакого отношения не имеют. Это сугу
   бо гражданские инженеры и рабочие, которые работали на ваших предприятиях,
   в сельском хозяйстве, помогали твоему народу жить мирным трудом, учили лю
   дей работать на станках, машинах, заниматься выпуском для вас же необходимой
   продукцией. Они были без оружия.
   -Я, понимаю, понимаю, -проговорил Мустафа, после моей тирады, при этом кивая
   крупной, под нуль стриженной головой, - так, что комбату нужно? Чем я могу те
   бе помочь в этом деле?
   -Мне необходимо, Мустафа, узнать живы они сейчас или нет и где находятся? Ты
   можешь это сделать?
   -Не знаю! -с сомнением покачивая головой, признался он, - это очень далеко. Когда
   это нужно?
   -Чем скорее, тем лучше. Я боюсь, чтобы их не уничтожили.
   С минуту аксакал молчал, углубившись в себя. Я ему старался не мешать думывать
   над моим предложением, оно имело сложный характер и зависело от многих
   причин. И главная из них информационная связь. Сам он вряд ли пойдёт на север,
   да и послать туда верного и знающего человека нужно продолжительное время. Да
   это и большой риск, требующий значительных усилий в преодолении ни столько
   расстояния, сколько различных противоборствующих групп и группировок. В этом
   случае одно дело родственные, тогда проще возможность добывания сведений, но
   когда захват произведён группой другого направления, добывание такой
   информации может сопровождаться с большими трудностями и огромным риском.
   Наконец, шелест чёток в руках хозяина затих, Мустафа оторвал свой взгляд от пола
   и посмотрел на меня. По его чёрным зрачкам молнией пробежали огненные
   полоски, отражённого печного света.
   -Хорошо, - чётко проговорил он, - я пошлю туда своего человека и сразу же сообщу
   тебе всё что он узнает, когда вернётся назад. Это всё? - И получив утвердитель
   ный ответ, добавил, -тогда я пошёл.
   Неделю от него не было ни каких известий. Из армии и дивизии данным вопросом также никто не интересовался. По видимому им было не до меня, как впрочем и мне до них. За своими внутренними проблемами, которых не убывало, я не замечал дней. Они пролетали один за другим с быстротой молнии, что я уже стал забывать о каких-то далёких специалистах. Да и надежды, откровенно говоря, что Мустафа может выполнить такое задание, было мало. Однако на восьмые сутки пришло сообщение о появлении аксакала. Радости и надежды от этого не стало больше, но я выехал на встречу. Что меня удивило, это его появление в дневное время и не скрываемая радость встречи. Мы дружески обнялись, припадая к друг другу щеками. На мои приветствия он отвечал.
   - Дома у меня всё хорошо, слава аллаху! Только вот Шер из Балтухейля не даёт покоя. Всё время нападает на нас. Подкарауливает и убивает наших людей. Выращивать виноград, торговать не даёт.
   "Причём тут Шер?- подумал я,- разве он воюет с мирными людьми, впервые слышу об этом."
   -Почему тогда подпускаете его к своему кишлаку? Не прогоните?
   - О! Комбат, у него много душманов, оружия, боеприпасов.
   -Почему же вы не вооружаетесь?
   - У нас есть группы, но они не могут справиться с ним, -старик хитро улыбнулся и продолжил, - вот если вместе с тобой, с твоими людьми, с танками против него, тогда можно.
   -Нет, Мустафа, на меня не рассчитывай, справляйтесь собственными силами. Хватит
   мне развалин Калайи-Биланда. Ты, что же хочешь, чтобы появились ещё разру-
   шенные дома и в Туркмане?
   -Жаль! -причмокивая губами, с сожалением произнёс аксакал. - Это он ставит на дорогах мины и стреляет в твоих людей. Но ты не бойся по дороге от Наудеха до Калайи-Биланда ездить, мы будем вытаскивать мины и не давать ему стрелять в тебя.
   -Спасибо, Мустафа, за готовность защитить меня, но с Шером я буду воевать только тогда, когда он будет нападать на меня. Пойми меня правильно, я не боюсь его, но мне жаль невинных людей и их жилищ, которые могут пострадать при войне с ним. Неужели тебе мало тех операций, которые проводят афганские и советские войска? Ладно ещё при этом душманы и солдаты гибнут, хотя и это очень плохо, но когда погибают мирные жители, такое не допустимо. Нет! С этим я согласиться не могу, поэтому советую вам объединить усилия против таких как Шер, а лучше всего договориться между собой и перестать стрелять друг в друга, в том числе и в моих солдат. Тогда мы быстрее уберёмся в Советский Союз.
   Мустафа внимательно слушал, ни разу не перебив меня. Выражение его лица менялось от улыбчивого до совершенно серьёзного. Он вникал в услышанное, пытаясь, очевидно, понять на сколько это возможно сегодня. Наконец, вздох сожаления вырвался с его уст.
   -Ты думаешь, что мы можем договориться с Шером? Нет, этого не может быть! - и
   тут он окончательно выдал себя, - мои люди в исламской партии, а его в исламском
   обществе!!! Как мы можем договориться?
   Произнеся последние слова, старик вдруг растерянно посмотрел на Хола и спросил
   его: " Ты ему это сказал уже?" и, услышав утвердительный ответ, неуклюже
   улыбнулся. Но для меня это признание принципиального значения не имело, так как
   сопоставляя некоторые очевидные факты, как-то: смелость с которой он появлялся
   на посту, его сопровождение вооружёнными людьми, которые обычно прятались в
   развалинах напротив лежащего кишлака, намёки в разговорах и другие заметные
   детали, говорили о том, что он не просто купец. Поэтому, услышав невольное
   признание, я постарался не подавать вида о том, что разговариваю с "душманом".
   -Мустафа! - стараясь сгладить возникшее напряжение, спросил я, -ты, что-нибудь узнал о специалистах, которых захватили душманы?
   -Они живы. Одна их часть находится в Хананабаде, другую повели в Пакистан
   через горы. Сколько было в этой группе, моему человеку не удалось узнать,
   однако остальных прячут в подвалах кишлака по 5-7 человек и тоже скоро
   готовятся отправить через горы.
   -Это всё, что ты знаешь?
   - Среди них есть раненные, два или три человека. Вот всё, что могли узнать. Моим людям очень трудно было найти их. Это очень далеко отсюда.
   - Благодарю тебя и твоих людей, Мустафа. Вы большое дело сделали так и передай им.
   Перекинувшись ещё несколькими словами мы попрощались. По приезду в управление, я доложил о том , что услышал от "купца" в особые отделы и на ЦБУ (центральное боевое управление). Не знаю насколько сослужила добытая людьми Мустафы информация о наших пленённых специалистах, но то, что она была добыта за такой короткий срок и на таком расстоянии, свыше четырехсот километров, это больше всего то и поразило меня. Так выполненное поручение, ещё больше укрепило моё доверие к аксакалу и вызвала ещё большую симпатию к нему.
   Из записей Чурина: Групп защитников в провинции на 01. 83г. Уменьшилось до 476 против 890ч. 17. 01. Обстрелян из миномётов к-к Софьяни-Бала, есть убитые и раненные. 18.01 обстреляны из гранатомёта рабочие из Баграма, есть убитые и раненные.

Г Л А В А 13. Волостной центр под перекрёстным огнём. Уныние Бабаджана. Мир Хамза.

   А война между тем продолжалась, но отодвигаясь всё дальше от аэродрома. То у одного поста, то у другого вспыхивали перестрелки между группами различных партий. Остановить их практически было не возможно. Но главное постепенно стала вырисовываться схема обороны, задуманная мною. Уже появились кишлаки, вооруженные группы которых защищала не только свои вотчины, но оказывала помощь моим постам в отражении нападения душманов на аэродром. Зато волостной центр в Гулямали всё чаще стали подвергаться обстрелам. Приезжая туда, я слышал от Бабаджана неоднократные просьбы выставить рядом с ними пост шурови.
   - Бабаджан! Дорогой, где у меня столько людей и техники? Если бы я мог вас всех защитить, неужели отказался бы? - убеждал я своего афганского друга, но после очередного душманского налёта, он вновь просил меня о помощи и мне снова приходилось давать ему отрицательный ответ.
   -Не могу! Справляйся сам. У тебя боевые ребята, они вполне в состоянии защитить
   волость.
   -Могут, -отвечал он уныло, -но лучше было бы, чтобы рядом с нами находились
   танки, БТРы и шурови. Я спокойнее спал бы.
   - А, если мы совсем уйдём в Союз, как же тогда без нас будете?
   -Если вы уедете, то и меня с собой берите. Там у вас тихо, зелень кругом. Я учиться
   буду.
   -И народ свой оставишь?
   -Нет! Я потом назад вернусь.
   Начальник царандоя не совсем доверял своим подчинённым и на это были основания. От этой разнородной массы можно было ожидать, что угодно. Однажды, переговорив с Бабаджаном, я стал собираться к себе в батальон и моё внимание привлёк один из царандоевцев. Он выделялся от своих коллег ростом, кудлатой, густой, черной как смоль, копной волос и длинной шинелью, застёгнутой на все пуговицы. На продолговатом тёмном лице высвечивали любопытные тёмно-коричневые глаза. В его поведении я заметил стремление быть всё время на виду, как будто он, что-то задумал. Раньше я его не видел. Я полюбопытствовал у главного царандоевца, что это за парень?
   -Новенький, только, что прибыл из Чарикара, учился там, - просветил меня Бабаджан и стал называть имена царондоевцев, которые должны были сопроводить мою группу.
   Мы уже разместились на технике, когда высокий красавец вдруг решительно подошёл к своему начальнику и заговорил с ним. Тот выслушал его и кивнул головой. После чего парень стремительно взлетел на БТР. Я привык ничему не удивляться, но всё же предупредил Хола, чтобы тот проследил за ним. Уже подъезжая к батальону, мой переводчик наклонился ко мне и сказал о том, что кудлатый хочет переговорить со мной. Я оглянулся и встретил устремлённый на меня, немигающий взгляд. В батальоне мы втроём зашли в мою комнату и сели к столу. Он начал первым, не дожидаясь моего вопроса
   -Я много слышал о Вас.
   -Ну, в этом ничего удивительного нет, я же комбат и меня знают многие. Но для
   начала как твоё имя
   - Мир Хамза из Калайи- Юзбаши, что рядом с аэродромом, - и он указал жестом в
   сторону ВП.
   -Хорошо. Так, что ты хотел от меня?
   -Я тоже не хочу, чтобы гибли люди и поэтому готов работать с вами.
   - Как же можно совмещать службу в царандое и работу со мной? А, если кто-то узнает об этом?
   - Я буду работать так, что никто не узнает.
   - Даже Бабаджан?
   - Нет! Бабаджан будет знать. Я ему верю.
   " А, тебе-то можно верить?" - подумал я.
   - Гм-м! А, какую ты пользу можешь принести моему батальону?
   - Польза от этого будет для нас всех. Вы не пожалеете. Я очень много знаю. У меня
   вокруг аэродрома много родственников, знакомых людей. Среди них есть и ко
   мандоры групп.
   Я был озадачен. Такая откровенность шокировала и настораживала. Кто этот здоровый, резкий в движениях и напористый парень? Почему при первом же знакомстве он заговорил открыто, не боясь меня. Ведь то о чём он сейчас говорил походило на прямую связь с душманами. Если бы Подча Гуль узнал об этом разговоре, то не знаю, где бы мог оказаться этот парень в царандоевской одежде. Может провокатор? По открытому и прямому взгляду вроде не заметно.
   -А, почему именно ко мне, Мир Хамза, ты подошёл? Не лучше ли тебе подружиться
   с кем-нибудь из Хада или разведки? Они свои, в случае чего могут защитить тебя от неприятностей.
   -Только с вами. Я не доверяю этим ребятам, там много нехороших людей. А, сейчас
   мне надо ехать. Не могли бы меня на БТРе подбросить до кишлака? Так безопаснее.
   Из записки Чурина: На январь 83г. По провинции Парван. Кишлаков 1140, под контролем 59 из них частично 17, полностью 42. За год освобождено 31 из них частично 12.
   Г Л А В А 14. Усиление сопротивления. Первые воинские формирования. Женщина и коран.
   Мы попрощались, но не надолго. Первое время я остерегался доверять ему, но с каждой встречей мне он всё больше нравился. Его внутренний мир оказался намного шире и разнообразнее, чем я представлял.
   Если вокруг аэродрома за последние месяцы установилось относительное спокойствие, даже посты стали редко обстреливать, то доходившая до меня информация по Афганистану вызывала тревогу. Противостояние усиливалось. Особенно заметно было возрастание боевого сопротивления в юго-восточной части страны. Возросла активность на главной магистрали Хайратон- Кабул. Тревожно было в Пандшере. Несмотря на подписанный договор о мире, находящиеся в долине войска наблюдали как укрепляет свои позиции Ахмад Шах. Его боевые группы свободно передвигались по горным тропам и вдоль реки. Такая близость непримиримых группировок вызывали излишнюю тревогу, напряжение и страх. Выполняя сугубо определённую задачу, я всё же не мог оставаться в стороне от того, что происходило за пределами моих обязанностей. По мере того как я раздвигал сферу своего влияния, у меня становилось и больше возможности получения информации. Всё больше разрастался круг доброжелателей. Я их специально не искал, они сами находили меня и предлагали свои услуги. И мне трудно было отказывать им в их добрых намерениях. Я знал, что большинство из этих добровольцев шло не просто помогать шурови, а наоборот через меня пыталось решить свои проблемы или проблемы своего кишлака. Это были благородные порывы, с которыми приходилось считаться. Отсюда уважение и доверие взаимные. Мой рабочий день уплотнялся с каждым днём всё больше, часто приходилось прихватывать и ночи. Книжки для чтения, которые брал в батальонной библиотеке, теперь долго лежали на столе или под подушкой не дочитанными. Поездки на посты теперь необходимы были не только для контроля, но и для ведения переговоров с душманами. Информация возрастала. Стали известны имена или псевдонимы многих командоров групп, их партийная принадлежность, качественный и количественный состав как вокруг моего объекта, так и далеко за его пределами. Очень часто в донесениях стали появляться имена Шайдо, Ракип, Осиф, Хакимин, не говоря уже о Шере из Балтухейля, который был назначен Ахмад Шахом командующим группами ИОА в провинции Парван. Поступили сообщения о ракетах "земля-воздух", о развёртывании сети радиостанций в юго-восточной части страны. Бабаджан из своих источников сообщил мне, что ИПА стали формировать регулярные подразделения и части на афганской территории. Причём первый полк стал создаваться у нас под боком в провинции Каписа, командиром его назначен наш старый знакомый Убадулай. В состав этой части попадают и жители близлежащих к аэродрому населённых пунктов. Вся эта и другая информация передавалась в различные органы для их отработки и уточнения. Одни подтверждались, другие не имели реальной основы. Спустя некоторое время появилась и у меня возможность перепроверки поступающих сведений. Что давало быстрее реагировать на изменения обстановки и принимать наиболее верные решения по выполнению своих задач, а также оказывать необходимую помощь заинтересованным в ней сторонам. Крепла наша дружба и взаимосвязь с Бабаджаном и его соратниками. Я всё активнее старался включать их в работу с населением. Теперь уже ни одного мероприятия не проходило без их ведома и участия. Сфера нашей деятельности расширялась с каждым днём всё больше. Не везде нас встречали дружелюбно, однако уже переставали бояться и прятаться.
   Февраль начинался холодами. Морозы были не большие от 1-3 градуса, но холодный и колючий ветер, дующий с гор, пронизывал до костей. Особенно это ощущалось по утрам. Верхний слой глинистой почвы промерзал и отдавал при ходьбе глухим стуком. Скудная полёгшая трава, покрывалась бело-серым налётом, а канавы и ямы заполненные водой тонким слоем льда. Небо давило низко опустившимися тяжёлыми тучами, придавая окружающему миру мрачный вид. В один из таких дней Гулоджан сообщил о прибытии в кишлак Гуржухейль группы душманов якобы с целью обстрела аэродрома. Этот кишлак находился в пятистах метрах от бомбосклада, размещавшимся возле взлётно-посадочной полосы, что вызвало не малое беспокойство. В Гуржухейля ранее я не бывал, в этом не было необходимости, так как жители всегда присутствовали на всех беседах, которые проводились в Калайи -Биланде. Однако приход банды не оставлял мне выбора. Поэтому я, вызвав к себе Бабаджана, с резервным взводом выехал в посёлок. При окружении его, люди наблюдали как из него убегали вооружённые душманы, но преследовать их я не стал. Хол, идущий рядом со мной и начальником царандоя по узким проходам в дувалах, не довольно бурчал.
   - Да, тут уже никого нет! Разбежались в разные стороны как крысы, пойди поймай? Что они дураки, рядом быть с аэродромом и не видеть чем мы занимаемся? Надо с вертолётами их ловить.
   -Конечно они не дураки, ты правильно это подметил, -поддакнул я ему, - но всё же
   дома мы можем и без летунов проверить на наличия в них оружия. Бабаджан! Как
   ты думаешь они с этого кишлака могли обстреливать наш объект?
   -Всё возможно, но мне кажется, что они прибыли сюда не для этого. По-моему они
   спустились с гор, чтобы не замёрзнуть там. Там ведь не такой холод как здесь, у себя дома.
   Я также склонялся к этой мысли. Холода в 83 году наступили раньше обычного. Стоявшая пасмурная погода в долине не давала осадков, они стали выпадать на много позже, но в горах снег валил и это осложняло душманскую жизнь. Поэтому многие душманские группы не выдерживали и спускались в свои насиженные места, поближе к родному очагу.
   -Пойдём сюда! -предложил царандоевец, указывая на узкий проход в стене. Мы гуськом нырнули в него и оказались в замкнутом длинном пространстве, ещё более узком и низком. Ноги стали разъезжаться по мокрому полу, в воздухе стоял густой навозный запах. Мрачный проход вывел ко второй двери, за которой открывался вид на большой двор. Неровная его поверхность поднималась отшлифованными ногами ступенями к высокому глиняному зданию. В нижней части двора длинным рядом размещались пристройки. Над одной из них лениво поднималась вверх струйка дыма. Бабаджан пошёл на дымок, я за ним. Хол остался стоять во дворе. В небольшой по размерам комнатке мы увидели женщину, сидящую на корточках возле сделанного в полу очага. Возле неё на развёрнутом грязном платке лежало несколько испечённых лаваша. В замкнутом пространстве стоял дымный смрад и запах печённого хлеба. Вид женщины, которая повернула к нам своё ещё не старое, но уже изможденное от непосильного труда, не вызывал восхищения. Она по сравнению с нашими дамами сердца, выглядела маленьким сморщенным уродцем. Её черные глаза, залитые от дыма слезами, смотрели на нас с таким немым безразличием, что становилось жутко. На какой-то, заданный начальником царандоя, вопрос она ответила очень резко и коротко. Затем, отвернувшись от нас, принялась за свою работу. Для неё мы уже не существовали. Женщина лишённая человеческого права, не может лишиться права думать, ненавидеть и мечтать.
   -Черт возьми! - вдруг проговорил Хол, когда мы осмотрев здание, стали пробирать
   ся к другому дому, - да, здесь заблудиться можно. Понаделали этих проходов, что
   голова кругом идёт.
   И правда, Бабаджан вёл нас через какое-то подземелье, где едва просвечивался дневной свет. То справа, то слева неожиданно для нас появлялись отводы, углубления, ниши. Наконец, после всех плутаний, мы выбрались к намеченному объекту. Здесь нам подвели молодого парня, обнаруженного в одном из помещений. Мы стали осматривать, найденные в доме документы. В руках у меня оказалась маленькая записная книжка, в красном переплёте, я обнаружил в ней фотографию молодого мужчины и показал начальнику царандоя. Тот взглянув на неё и долго не думая, изрёк: "Душман!" В этот же момент я услышал визгливый голос Хола. - Куда! Стой гад! Стрелять буду! - Но, сообразив, что убегающий не русский, закричал на местном. Я вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Обнаруженный афганец стремительно приближался к высокому дувалу, ещё мгновение и он заскочил на него. Раздался выстрел. Пуля , выбив фонтан пыли буквально в нескольких сантиметрах от тела бежавшего, впилась в дувал.
   -Стой! Не стрелять! -Крикнул я.
   -Да, он же удерёт! - разъярённый Хол готов был выпустить целый рожёк в
   убегающего.
   -Там везде наши люди, Хол, поймают. А, если и не поймают, черт с ним.
   Пока мы говорили, молодого афганца будто ветром сдуло. Бабаджан начал отчитывать своих помощников, упустивших душмана. Меня же это происшествие нисколько не смутило. Ни досады, ни злости я в себе не испытывал, а наоборот ощутил какое-то не понятное для себя чувство удовлетворённости в том, что афганец остался жив и так умело преодолел двухметровый дувал. Такой ловкости можно было только позавидовать. Душмана так и не нашли. По окончанию осмотра, на окраине посёлка, нас ждала большая толпа народа, собранная царандоевцами. Бабаджан подошёл к жителям кишлака и стал вести с ним беседу. Я, чтобы не выступать самому и не задерживать людей на холоде, передал ему через Хола единственную просьбу от себя, чтобы люди не разрешали обстреливать аэродром с их кишлака. Стоя у большой искусственной ямы, залитой на половину водой, я увидел маленькую девочку 4-5 летнего возраста, сидевшей на корточках в стороне от толпы. Она сидела сжавшись от холода в комочек, из носа в два ручейка стекали сопли. Одета она была, как и большинство афганцев, в сатиновую одежду, на босых ножках калоши. На красивом круглом личике застыли два больших тёмных шарика, в них можно было одновременно прочитать: и боль от колючего холодного ветра, и испуг перед незнакомцами, и детское любопытство. Ребёнок тяжело дышал, изо рта вырывался хрип простуженного человечка. На девочку было больно смотреть и подумалось может с этих лет и начинается здесь, в этой стране, женское "счастье". До поры забытое, никому не нужное, не обеспеченное родительским теплом, оно быстро, словно дикий одуванчик, растёт и до конца не распустившись, срывается, вянет и угасает. Я подошёл к ребёнку, приподнял и посадил к себе на руку, затем вытащил из кармана платок и вытер её нос. Она, испугавшись, ещё больше сжала своё дрожащее тельце, на её круглых глазах выступили слёзы. Готовая зареветь, девочка вдруг почувствовала тепло моего тела, как-то обмякла и сильнее прижалась к нему, схватившись своими ледяными ручками за меховой ворот моей куртки. Так, прижимая её к себе, я простоял до конца разговора Бабаджана с народом. После окончания беседы, ко мне быстро подошла женщина в парандже и, как бы стесняясь и извиняясь передо мной, протянула темные потрескавшиеся руки к девочке. Однако ребёнок, пригревшись у меня на груди, не очень охотно перебралась в руки своей матери. Мне также какое-то мгновение не хотелось лишаться детского прикосновения. Во мне пробудился отец, дети которого далеко от этих мест и их близость передавалась через это маленькое существо. Как давно я их не видел и всё равно сейчас мне было больнее смотреть на эту девочку, по всей вероятности больную бронхитом. Доведётся ли ей увидеть мирную жизнь, найти своё счастье, увидеть счастливые и радостные лица, освобождённых от страха и унижения людей? Доживёт ли она до времён, когда не будет вооружённых пришельцев? Когда не надо будет ходить с закрытым лицом, бояться за своих детей и жить в ненормальных для человека условиях? Доживёт ли? Мы уже собрались покинуть кишлак как вдруг ко мне подошла старая женщина и стала засовывать в мои руки маленькую чёрненькую книжицу с золотой каймой, выговаривая при этом не понятные для меня слова. Я посмотрел на Хола. Что это и зачем? Переводчик подошёл к нам и улыбнувшись, сказал:
   - Возьмите! Это она вам каран даёт. Берите, а то обидите её.
   Конечно, от такого подарка грех было отказываться. Я взял, открыл чёрный переплёт и увидел ровные ряды афганских букв.
   -Дошакур! - В знак благодарности за передоваемый мне подарок, я наклонил голову
   и прижал каран к своей груди. Женщина улыбнулась и, прикоснувшись ласково к моей руке, довольная пошла в сторону домов. Я смотрел ей в след, но на душе не было ни удовлетворения, ни спокойствия. Что она хотела этим выразить? Желание, чтобы мы в своих действиях придерживались законов карана или просто уважение ко мне, к моему народу, стране, или это был человеческий порыв благодарности за моё отношение к ребёнку? А может это предупреждение нам, советским ? Много вопросов, но ответы будут ли? Каков смысл этого подарка покажет время.
   Г Л А В А 15. Брат ТУРА. Внезапное нападение с юга.
   В батальоне я получил известие от начальника штаба, что на одном из постов ме
   ня дожидался какой-то молодой афганец. На мой вопрос откуда посланец и
   разговаривал ли он с ним? Мельков сказал, что разговаривал, но тот кроме
   комбата ни с кем не желает больше говорить. Надо было ехать. На посту меня
   ждал парень 17-18 лет. В глаза сразу бросилось, что где-то я его видел.
  -- -Я брат Тура, -сказал он и назвал своё имя, - моего брата нет в живых, два дня назад он убит. Его убил Хакимин, когда он шёл к вам на пост.
  -- -Я сочувствую тебе и твоим родным, но откуда тебе известно, что именно Хакимин убил твоего брата? Может это сделал кто-то из другой душманской группы?
  -- -Нет! Я точно знаю это Хакимин! Это он убил! - воскликнул нервно парень. В его глазах стояли слёзы. Мне стало его по отцовски жалко. И тут я вспомнил. У убитого был брат, которого мы месяц назад освобождали от армии, не этот ли ? Оказалось, тот самый! Неожиданность этого визита заключалась не только в сообщении о брате, но и в другой просьбе.
  -- -А, Мавлодат знает, что ты здесь?
  -- -Нет, не знает, а почему он должен знать? Я не в его группе, я с ним никогда не воевал.
  -- Возможно он говорил правду при задержании на мосту через Пандшер, однако я видел, что начальник царандоя не поверил ему тогда и отправил в армию. В тот момент парень не хотел служить и был рад своему освобождению, но сейчас он был напуган и очень взволнован.
  -- - Вы скажите Бабаджану, чтобы он взял меня в армию, я хочу служить там.
  -- - Раньше я помню ты не желал этого? Почему же сейчас, вдруг, тебе захотелось?
  -- - Да, раньше я не хотел в армию, но теперь я боюсь, что меня тоже убьют и тогда одни останутся моя мать и двое детей Тура. А, потом они сами хотят, чтобы я шёл служить в армию.
  -- - Хорошо. Сегодня мы уже не сможем отвезти тебя к Бабаджану, ночь на дворе, а завтра подходи, отвезём.
  -- На следующий день молодой афганец был отправлен в волостной центр, а от туда в Чарикар. Больше я его никогда не видел. Мавлодат, узнав об этом, только растерянно покачал головой и сказал, что у него в группе людей стало меньше, чем у Хакимина и что будет ему труднее защищать свой кишлак. У каждого свои трудности. Мне искренне жаль было Тура, этого разговорчивого и храброго афганца. Которому хотелось всего лишь защитить свою семью и кишлак от других, но пуля не признаёт ни правых, ни виноватых. Она одинаково больно наносит раны на теле одних и других, остаются пометками для живых и памятью мёртвых. В эту злосчастную неделю был убит не только Тур, но и солдат З роты. Южная окраина аэродрома не вызывала особой озабоченности. Практически обстрел мог произойти со стороны кишлака Калайи-Юзбаши, но там давно были налажены добрососедские отношения, которые в какой-то степени гарантировали безопасность. Это успокаивало и не ставило передо мной немедленных задач по расширению сферы обороны в южном направлении. По-моему даже сами жители не могли предположить, что в один из дней с их места заселения произойдет обстрел аэродрома из стрелкового оружия. Однако это случилось. Аэродром и кишлак разделяла большая полоса виноградника. На одном из его участков виднелись обломки военного транспортного самолёта ИЛ-26, который потерпел крушение во время посадки(лопнуло правое колесо, в результате чего самолёт развернуло и понесло на большой скорости через окопы взвода обороны на посадки виноградника, где он и разрушился). Это случилось год назад, однако развалившийся летательный аппарат, так до сих пор никто не убрал. Вот с этого направления и прозвучали ночные выстрелы из автомата и гранатомёта. Стрельба была не продолжительна, но она всё же унесла одну молодую жизнь. Это меня и вынудило принять решение о перемещении полосы обороны на южную окраину кишлака. Полдня я с начальником царандоя и командиром роты колесили по посёлку в поисках подходящих зданий для обороны, наконец, ни без помощи старейшин кишлака, приняли решение разместить взвод в двух пустующих домах, на берегу реки Барикав. Для того, чтобы они "случайно" не сгорели (а такие случаи уже были), я предложил Неустроеву решить вопрос размещения взвода в тот же день, что и было сделано. Выставление данного поста обошлось без обстрелов. Решив эту проблему, я целых два дня не виделся с Бабаджаном. Работы не убывало, приходилось вертеться как белке в колесе. Однако между делами, я всё чаще возвращался к мысли о создании зоны безопасности целого уезда с привлечением для этой цели всех душманских групп, располагающихся вокруг моего объекта. Выполнима ли такая задача? Постоянно работая с населением и всё больше внедряясь в душманскую среду, сравнительно не плохо зная обстановку в волости и далеко за её пределами, мне казалось в ту пору, что такое возможно. Ко мне даже приходили видения как над кишлаками вспыхивают красные и трёхцветные государственные флаги, как прекращается стрельба вокруг, как свободно, без страха общаются люди между собой, работают на виноградниках, торгуют и все знают главное, что их объединяет мир и его, в случае необходимости, они смогут защитить сообща. Конечно я понимал, что в этом представлении присутствовало больше фантазии, надуманности и даже тщеславия, чем реальности. Но эта мечта окрыляла, заставляла искать пути подхода к ней, возможности её осуществления. В этом не было вреда, а скорее наоборот, своими действиями я пытался сохранить то доброе, что было между нашими народами до вмешательства нас в их внутренние дела. Несмотря ни на что такие отношения хотя бы на моём уровне, но должны сохраниться, это необходимо для будущего. Ради этой цели не было жалко затраченного времени, ни даже самой жизни.
   Г Л А В А 16. Гулоджан и его предчувствие. Мёртвые за это не прощают.
   После обеда в управлении батальона появился мой юный друг Воит, который передал просьбу Бабаджана о встрече с ним в управлении З роты. Это удивило, никогда ещё начальник царандоя не назначал мне встречи на моих постах, если ему нужно было увидеться, он свободно появлялся в управлении батальона. Очевидно, что-то необычное заставило его пойти на это. Командир З роты встретил меня возле входа в крепость. Спокойная жизнь в боевой обстановке округлила его, сделала спокойнее и вальяжнее. Стрельба в его зоне ответственности за последние месяцы почти прекратилась. Духи откатились за пределы объездной дороги и постреливали между собой. Последний случай обстрела его взвода из кишлака, заставил пошевелиться, побегать и понервничать. Одним словом снять дремоту. Однако опыт, знание обстановки и владение ситуации, сняли растерянность, излишнюю нервозность, присущие большинству в первоначальный период выполнения боевых задач. Этот процесс формирования боевых качеств касался не только капитана Неустроева, стоящего передо мной, но и других офицеров-солдат, включая и автора этой книги. Все мы учимся в жизни "чему-нибудь и как-нибудь", однако боевая обстановка заставляет конкретизировать и убыстрять учёбу, без этого нельзя остаться живым или выиграть даже мелкую стычку, не говоря уже о крупном сражении. В тоже время нельзя хорошо воевать при самоуспокоенности и беспечности. Эти качества приводят только к поражению, к гибели людей. Помня это, я поэтому и не давал покоя своим подчинённым, заставляя их постоянно работать, благоустраивать свой быт, совершенствовать боевую выучку и бдительность. Бабаджан на встречу пришёл не один, рядом с ним в комнате находился Гулоджан в своей солдатской форме. Поздоровались. Лица растерянные и хмурые. - Что-то случилось? - спросил я. - Да! Товарищ комбат, дела совсем плохие. Гулоджана Анарголь хочет в тюрьму посадить!
   -Ну-ка, Александр Михайлович, дай команду, чтобы нам чайку принесли. -сказал я
   Неустроеву, после чего обратился к Бабаджану. - Так за что его собирается аэродромный Хад посадить за решётку?
   - За связь с нами! Анарголь стал подозревать его. Очевидно, кто-то донёс на Гулод
   жана.
   Сказанное было на столько серьёзно, что мне стало не по себе. В случае под-
   тверждения его работы со мной, сержант мог стать "шпионом" и спасти его
   практически было не возможно. Это не такая личность, чтобы за него кто-нибудь
   заступился из высшего руководства. Его могли раздавить словно блоху, заслать в
   такое место, откуда он не выбрался бы никогда или исчезнул навсегда в неиз
   вестном направлении. И никто, и никогда не узнал бы, где он и что с ним случилось.
   Серьёзность положения заключалось не только для него одного, но и для нас с
   Бабаджаном, мы лишились бы замечательного парня и хорошего разведчика. Надо
   было, что-то предпринимать, но что я, рядовой офицер, мог сделать? Но всё равно
   мозги закрутились, стали прикидывать варианты выхода из этой ситуации.
  -- -Может тебе это показалось, Гулоджан? Какие у тебя причины для таких выводов?
  -- -Нет! Мне не показалось, -наконец, заговорил сержант, -меня он вызывал к себе, разговаривал по поводу моего отсутствия. Спрашивал о вас, о нашем знакомстве, а потом я заметил за собой слежку. Товарищ комбат, Анарголь умный хадовец, скоро он меня посадит в тюрьму, я знаю.
  -- - Надо его спасать! - добавил Бабаджан.
  -- -Хорошо, только необходимо без паники подумать как это сделать?
  -- - Мы уже думали. -начальник царандоя вытер вспотевший лоб и продолжил, - вы ему можете помочь. Поговорите с Падча Гулем. Он может взять Гулоджана к себе.
  -- "А, ведь не плохая идея. - подумал я, - это, возможно, и есть выход из создавшегося положения".
  -- - К нам в царандой его не отдадут, потому что он служит в армии, а Хад может это сделать. Подча Гуль послушает вас, я знаю. Поэтому я думаю вам надо поговорить с ним.
  -- У Бабаджана хорошая голова и умные глаза, которые смотрели на меня в упор не мигая. Гулоджан сидел, опустив голову в напряжённой позе, ожидая моего ответа. Сейчас его судьба была в моих руках. Я своих людей никогда не предавал и думал уже о будущей встрече с начальником Хада.
  -- - Хорошо, я обязательно поговорю с ним и сделаю всё зависящее от меня, чтобы избавить тебя Гулоджан от неприятностей. Только ты сам будь внимательным. Встреч никаких и ни с кем.
  -- Они оба облегчённо вдохнули, мы молча допили чай и вышли во двор. Погода стояла сырая, но без дождя. Была плюсовая температура. В дальнем углу дворика повизгивал пушистый чёрной масти щенок, двух месяцев от роду. Мы стали прощаться. Бабаджан должен был проводить сержанта до аэродрома, но он вдруг задержался и сказал:
  -- - Там к домам советников приезжает ночью большая машина и её командир продаёт керосин афганцам. Но это ещё не всё. Гулоджан говорит, что на посту возле кишлака Калагулай, солдаты продают душманам оружие и патроны.
  -- Второе было посерьёзнее. Продавать оружие и боеприпасы, наживаться на крови своих же сослуживцев, такое в рамки нашей боевой жизни никак не входило. В таком деле у меня двух мнений не возникало, надо ловить и сажать в тюрьму, притом без всякой жалости и на полную катушку. Поэтому долго не раздумывая, я тут же выехал в штаб дивизии. В особом отделе не удивились, но взяли на заметку. В последствии продавцы оружия и прапорщик, торгующий керосином были задержаны и получили каждый своё. Меня всегда поражал в таких паразитах цинизм, с которым они подходили к получению наживы любым путём. Откуда только брались такие. Неужели у них не сверлила мысль, что из проданного оружия могут по ним же открыть огонь, а пущенной пулей пробить череп, ему самому или его другу? Разве можно оценить бумажной купюрой свою жизнь или жизнь своего сослуживца? Продавая всё это, он забывал про свою совесть, которая рано или поздно проснётся и потребует ответа за содеянное. Зловещая тень убитого пулей, проданной им за гроши, будет всю жизнь преследовать его. А, глаза однополчан, погибшие с его помощью, будут смотреть на эту мразь днём и в ночью, не давая ни минуты покоя.Сознание ни один раз будет возращаться к тем роковым минутам, когда он своими руками отсчитывал смертельные дозы для своих товарищей? Всё это будет, всё придёт и не помогут ему его словесная болтовня о героических днях, проведённых на жутком юге, ни общественно-политическая деятельность, ни трудовая доблесть, ни беспробудное пьянство. Ему никогда этого не забыть и забыт никогда он не будет. Мёртвые смотрят из ночи, за такое они не прощают.
  
   Из записи Чурина: 11.02.83г. Захвачен и опрошен Холом, шедший из Пакистана через Куй-Софи Гулябдем сын Джамбая у г. Кохбача. Документы подтверждающие его вхождение в " ИТИОТ"( межпартийное объединение). Вхож в любую группировку с целью объединения во славу аллаха в борьбе с неверными. Закончил высшую духовную семинарию. Знает пуштунский, русский, английский, французские языки. Преподаватель.
   Г Л А В А 17. Подзарядка энергией. Пришелец и Пакистана.
   Кохбача, небольшая каменная возвышенность среди пустынного места у подножья гряды высоких гор Гиндукуша. Буквальный перевод "маленький мальчик". Поднятая на 100-120 метров над плоскогорьем, эта горка состоит из огромных кварцевых и гранитных глыб, готовых в любой момент скатиться вниз. Но занесённый ветрами песок сковал их плотным слоем, превратив в неподвижные монументы. Почему-то лазая по этим глыбам , я всегда испытывал какое-то внутреннее наслаждение, а поднявшись на вершину, обласканный тёплым ветром и солнцем, получал не забываемое удовольствие от созерцания окружающего мира и прилив новой ничем не объяснимой энергии. Отдыхая, я любил смотреть, казалось бы на безжизненное пространство, однако это было совсем ни так. Несмотря ни на жарко палящее солнце, вызывающие маревые всплески, ни на серость дождливого дня в дикой окружении предгорья чувствовалось движение. То камень скатиться с высоты, то ящер выглянет из расщелины, то услышишь шелест чешуи, проползающей змеи, то над пустынным местом замашут крылами огромные грифы, а высоко в небе увидишь парящего орлана, готового ринуться на показавшуюся на земле добычу. А то, вдруг, заметишь вдали двигающийся предмет: лошадь, осла, верблюда в сопровождении человека или просто одинокого скитальца. Мир велик и разнообразен, но я сейчас был ограничен в пространстве и это пространство уже как профессионал должен был не только наблюдать, но и изучать. Поэтому отдохнув, я спускался вниз и шёл со своими помощниками дальше от горы, в намеченный мною район. Мне важно было знать неизвестные подступы к району обороны, тропы по которым могут водить караваны с оружием или ходить вооруженные группы душманов, возможные места засад, укрытий и прочее.На ровной, казалось бы издали, местности, были большие перепады, крутые и глубокие овраги, пещеры, поймы пересохших ручьёв. Возможность спрятаться или пройти не замеченным всегда существовала. Мы должны были это учитывать в своей работе. Вот и сейчас, оставив БТР у горы, я с группой сопровождения двигался в направлении, видневшихся вдали, лысоголовых грифов. Шли по не большой впадине. Солнце светило, чуть поднявшись из-за горизонта, осенне-зимним теплом. Было не холодно, но если сравнивать с нашей зимой, то вполне могло сойти за летний день. Шли тихо, переговариваясь между собой, между тем не забывая внимательно осматривать дикую без единого дерева местность. Достичь необходимо было два углубления на склоне одного из крутых и высоких оврагов, замеченных с горы. Оставалось до них менее километра, когда вдруг на горизонте появился человек. Он двигался в направлении аэродрома. Я бы не обратил на него внимания, если бы не Хол, у которого вдруг проснулась бдительность. Несмотря на моё сопротивление, он всё же настоял на своём и, перерезав путь, остановил прохожего. Мне пришлось так же остановиться со своей группой и наблюдать за переводчиком. Однако разговор затягивался и мне пришлось подойти к ним. Хол протянул мне несколько бумажек и попросил, чтобы я внимательно посмотрел на их. Это оказались документы на афганском языке. Я тупо всматривался в них, пытаясь хоть, что-нибудь уяснить, но всё это оказалось мне не по силам. " Плохо быть безграмотным!"-подумал я. Однако на кое-какую разницу в оформлении документов пришлось обратить внимания. Во-первых их было несколько, во-вторых бросалось в глаза разность печатей и один из бланков был подкреплён английским слогом. Фотографии была идентичны, но само оформление, печати и подписи разнились. Всё это не могло не вызвать подозрения, поэтому возникло вполне естественное желание узнать побольше. Я внимательно взглянул на афганца. Мужчина среднего возраста. Лицо круглое, обросшее щетиной. Взгляд добродушно-усталый, умный и не заискивающий. Держится и отвечает на вопросы прямо. Одежда на нём обычная для жителя здешних мест, но грязная и помятая. На ногах чёрные изрядно истоптанные ботинки.
   -Он говорит, что из Пакистана, -тем временем, докладывает мне Хол, - преподавал там, теперь идёт к себе домой. - Только ли этим? Тогда пусть объяснит нам, почему у учителя столько разных документов?
   -Да, он говорит, что он учил грамоте людей, но потом его вызвали в руководство маджахедов, вручили эти карточки и отправили в группы душманов различных партий, чтобы призвать их к объединению. - А сам-то он к какой партии принадлежит? - Ко всем! У него есть документ, специальный, по которому ему разрешено входить в любую группу и там находиться столько, сколько необходимо для дела. Его никто не задерживает.
   Афганец взял из моих рук один из бланков, в пластиковой прозрачной основе, и стал тыкать пальцами на печать и английский шрифт. Переводить и дальше разбираться не было времени. Но стало очевидным,что в руки Хола попала не совсем обычная "птичка". Откровенность моджахеда удивила и даже озадачила. Такое произошло впервые. Обычно при задержании, что угодно, но только не душман. А, здесь? Для меня такое поведение было не совсем понятно. - Хол, ты молодец, чутьё тебя не подвело. Ты поймал не обычного душмана, поэтому сади его на БТР и вези к Бабаджану, а от него к Подча Гулю в Чарикар, пусть там разбираются с ним.
   То, что у лидеров движений иногда ( конечно, не без содействия и нажима спецслужб заинтересованных сторон в усилении вооружённой борьбы, в особенности США) возникало желание к объединению, я уже слышал. Однако дальше этих желаний и слабеньких усилий у них дело не шло. Работая, как у нас говорят " на публику", они между тем оставались непримиримыми врагами союза. Дважды собираясь и заключая соответствующие договоры об объединении, лидеры семи существующих в тот период партий, всё же оставались одиозными фигурами и каждый из них считал себя истинным духовным руководителем борьбы за свободу и независимость страны и претендовал на главную роль в этом движении. На мой взгляд эти партийные руководители больше думали о своём кармане нежели о борьбе. У каждого из них имелись покровители из других стран, оказывающие им финансовую и материальную помощь, которую сами руководители использовали в своих корыстных эгоистических целях. Поэтому они и не стремились к объединению, которое лишало их такой кормушки. Но видимость нужно было создавать и они вынуждены были готовить и посылать таких " объединителей", на какого мы случайно вышли в пустыни. Хол, подхватив своего визави и двоих ребят для сопровождения, двинулся к бронетранспортёру, а я с остальными к пещерам. С Кохбача они хорошо просматривались. Для чего они могли быть использованы и кто в них мог располагаться? Вот главные причины побудившие моё любопытство. Ранее мне неоднократно приходилось слышать, а в кишлаке Аруки даже пришлось столкнуться с жизнью бездомного люда в таких убежищах. Но в данный момент меня интересовало не столько жизнь людская, сколько не являются ли пещеры укрытием для душманов? Не прячут ли в них оружие и боеприпасы? С учётом внезапной встречи с противником, мы двигались осторожно, внимательно осматривая местность. Наконец крутой спуск к высохшему руслу реки и искомый объект. Не спеша окружили его. Понаблюдали за выходами, ни какого движения. Оставив наблюдение и прикрытие, я спустился к пещерам. Искусственно выдолбленные, они, очевидно, когда-то и служили убежищем для человекообразных, но не в наше время. Возле входа валялись обглоданные кости, шерсть и перья животных и птиц. Зайдя во внутрь, мы обнаружили такие же останки, тяжёлый запах какого-то крупного зверя и небольшую охапку соломы, лежащую у дальней стены. Здесь человеком давно уже не пахло, хотя жилище когда-то принадлежало ему и сделано было его руками. При осмотре второй пещеры, которая как две капли была похожа на первую, сверху поступил сигнал опасности. В пол километре от нас наблюдатели заметили неожиданно появившуюся группу вооружённых людей. Мы залегли и стали наблюдать за её действиями. Количество двигающихся было явно не в нашу пользу и превышало нас в несколько раз. Ввязываться в бой было бессмысленно. Хорошо ещё, что мы их заметили первыми и я успел подумать, что делать дальше? В любом случае необходимо вызывать подкрепление. Что я и сделал, соединившись с постом. Вскоре послышались звуки заведённых моторов. Заметили это и душманы. Остановились в растерянности. Беспокойно посмотрели в сторону Кохбача. Затем короткое совещание и ускоренное движение в обратную сторону.
   - Товарищ командир! - вдруг слышу полушёпот сзади, -они же сейчас убегут, давайте откроем огонь! - А, что это даст? Далековато от нас они, дождёмся подкрепления, тогда и решим, что делать?
   Но противник не стал дожидаться нашей подмоги, через минуту он исчез в глубоких оврагах. На прибывшей технике, мы прочесали окрестность, но душманы словно сквозь землю проволились, не оставив даже намёка на след. В управление я вернулся поздно, но там меня дожидались Хол с Бабаджаном. - Ну, что нового спросил я у Хола, довёз бусурмана до Чарикара ? - Довезли, -радостно ответил мой юный друг, -вы знаете, товарищ командир, афганец -то, которого мы захватили, оказался представителем объединения "ИТИОТ".
   - Что это ещё за "объединение"? Что-то раньше я никогда ничего не слышал о таком ?
   - Бабаджан говорит, что эта организация состоящая из представителей всех партий. - А, что Бурхануддин, Гульбиддин и другие уже объединились? - С удивлением спросил я у начальника царандоя. Для меня эта была новость, от которой можно было взгрустнуть. Такое образование не сулили нашему контингенту ничего хорошего. Даже я не находясь в высоких политических кругах и то ощутил внутренний холодок. Всё это приводило к резкому возрастанию сопротивления и не просто каким-то локальным стычкам, а к прямому и открытому выдавливанию наших войск из Афганистана. С такими людскими ресурсами, при такой международной поддержке и помощи, можно было бы развязать настоящую войну за так называемую " независимость", против оккупантов, которыми являлись мы по определению лидеров оппозиции.
   - Нет! - обрадовал меня Бабаджан, -партии не объединились, но это, вероятно, одна из таких попыток. Гулябдем, это тот которого вы сегодня задержали, послан с целью поговорить с командирами групп различных партий. Сам он с Карабага, очень грамотный человек. Закончил духовную семинарию, знает пуштунский, русский, французский, английский языки. Я думаю поэтому его и послали сюда. И ещё потому, что он нейтральный человек, мирный и ни к какой партии не принадлежит. Сам он мне говорил, что он учёный и отправили его насильно, а если бы он отказался, то его начали бы преследовать как врага мусульман. Я ему верю. - А, тебе раньше не встречались такие посланцы? Нет! Наверное он не один такой? Наверняка бродят и другие с более определёнными взглядами и установками на борьбу. Что же с ним дальше будет? - Не знаю. Мы с Холом отвезли его в Чарикар к Падча Гулю, - затем немного помолчав, Бабаджан продолжил. - Там Шафак вышел на связь со мной, сегодня у меня с ним встреча. Он хотел с вами поговорить. Что ему передать?
   Г Л А В А 18. Амир Шафак.
  -- -В начале повстречайся с ним сам, узнай чего он хочет, а потом решай, есть ли необходимость встречи со мной?
  -- Хол повёз начальника царандоя в его резиденцию, где вместе с экипажем должен был остаться до утра. Ехать назад в темноте было опасно, необходимости в этом также не было. Возле управления волости уже находился пост разведроты танкового полка, выпрошенный партийными руководителями волости у командования дивизии в связи с усилением нападений. Так что Хол мог спокойно переночевать на нём, не повергая ни себя, ни его сопровождение опасности. Заодно на следующий день, он должен был привести мне известие о результатах разговора Бабаджана с Шафаком. Про этого душманского командира я услышал не так давно. Впервые его имя произнёс Мир Хамза, через него же и начался контакт с ним начальника царандоя. Бабаджан называл Шафака "амиром", что давало считать того, большим начальником. Насколько это соответствовало действительности, предстояло ещё выяснить. Любопытно, конечно, было встретиться с амиром Шафаком(такой титул присваивался редко). Он являлся загадкой не только для меня. Вплоть до 83 года это имя нигде не упоминалось. Ничего о нём, очевидно, не знал и Бабаджан, однако он неоднократно докладывал мне о беспокойной группе душманов с кишлака Калайи- Нау, что располагался от Гулямали в восьмистах метрах к северу. Появление амира внесло смятение в ряды руководства волости и соответственно насторожило и меня. Сразу же возник вопрос, а не связанно ли его появление с усилившимися нападениями на посты царандоя? Прибывший утром Хол сказал, что амир очень заинтересован в нашей встрече. Она должна была состоятся на советском посту в ночное время. Ходить и ездить по ночам уже входило в привычку, но именно в такое время решались наиболее важные дела по безопасности вверенного мне объекта. Днём выходить на связь со мной или с моими добровольными помощниками главари моджахедов пока ещё боялись. Поэтому мне приходилось считаться с этим и зачастую выполнять их условия. Пост, на котором должна состоятся встреча, располагался в заброшенном п-образном здании бывшей районной поликлиники. Она находилась всего в ста метрах от крепости волостной власти, но как раз от туда, до недавнего времени, вёлся наиболее интенсивно огонь. С захватом цитадели и выставлением в ней поста, духам пришлось отойти в глубь виноградников и там затаиться. На этот пост я прибыл за полчаса до встречи. Меня встретил командир поста, высокий лейтенант в танковом комбинизоне. Не успели мы поговорить об обстановке как в дверях появился Бабаджан, чуть возбуждённый и весёлый. Редкое для него явление. Круг его служебных обязанностей был обширным и спряжённым с постоянным риском для жизни, но относился он к ним всегда добросовестно и ответственно. Умный, стройный и симпатичный, он располагал к себе и всегда был при деле, которого с расширением зоны ответственности становилось всё больше. Народ валом валил к нему по различным вопросам, вплоть до оказания материальной помощи и устройства на работу. Начальник царандоя стал самым уважаемым человеком в волости и даже далеко за её пределами. Чего я собственно и добивался. За год совместной деятельности я так привык к Бабаджану, что не встретившись сутки, ощущал какое-то внутреннее беспокойство, не случилось ли что с ним? Общение с ним и почти постоянная потребность вызывала подчас чувства радости при встречах. Работа на грани жизни и смерти сблизила нас. Сколько за это время пришлось пройти с ним, объездить, пережить, переговорить с народом, переждать ночей, в ожидании внезапно назначенных встреч. Можно определённо сказать, мы жили одной жизнью, интересами общего дела, понимая друг друга с полу слова, хотя и говорили на разных языках. Всеми предварительными переговорами с Шафаком занимался Мир Хамза. Вот и в этот раз он стоял и ждал главаря душманов в условном месте,чтобы затем проводить его ко мне.Для того,чтобы как-то смягчить возникшее напряжение и беспокойство, Бабаджан предложил встретить прибывающих возле БМП. Мы вышли на улицу и сразу же окунулись в абсолютную темноту. Если бы нас не окликнул парень, сидевший на боевой машине, мы прошли её не заметив. К этому же и погода стояла холодная и сырая. Небо всплошную было закрыто тяжёлыми тучами. Мы стояли и внимательно всматривались в направлении пролома в дувале. Оттуда должны были появиться гости. Вдруг ночную тишину разорвал выстрел, который невольно насторожил, обострил зрение и слух. Но несколько минут мы простояли в полной тишине и, наконец, тихий шелест осторожные шаги и тени в проёме дувала. Они всё ближе приближались к нам. Бабаджан окликнул. Ему ответил голос Хамзы, а затем мы увидели его самого в сопровождении двух духов. Вернее даже я не увидел, а ощутил их присутствие.
  -- - Шафак не пришёл! - доложил царандоевец и, показав на одного из пришедших, - Это его заместитель.
  -- В темноте трудно было разглядеть лицо душмана, но фигура и крепкое рукопожатие впечатляло. Второй стоял чуть сзади. Оба напряженны, автоматы на изготовку.
  -- - Так что случилось? Почему командор сам не явился, как мы договаривались?
  -- - Он очень занят. У него много дел, поэтому он послал меня, - ответил заместитель. Однако мне показалось, что он говорит не правду. Очевидно, Шафак просто боится, не верит в нашу добропорядочность. Подтверждение этому служило и поведение Хамзы, недовольство и неудовлетворённость при разговоре. Чуть позже он скажет мне, что командор на самом деле боялся быть захваченным, поэтому и не вышел на встречу. Это в какой-то степени подтверждало мои предположения. Я также был не в восторге, но всё же попросил заместителя передать главарю большое сожаление о том, что из-за его занятости встреча не состоялась и если он пожелает повторить её, то я буду не против, причём непременно обеспёчу его безопасность. На этом мы расстались. Ждать известий пришлось недолго. На второй день, прибывший от Шафака белобородый старик сообщил о времени повтороной встречи. И она состоялась.
   Мы сидели в небольшой комнатке на первом этаже бывшей больницы. Низенький столик упирался своими краями в наши колени. За ним находились я с Холом и Бабаджаном, напротив знакомый по прежней встрече здоровый афганец и его командор Шафак. Высокий, худой, с пронзительными и настороженным взглядом на тёмном продолговатом лице, он словно дикая кошка, вцепившись в длинноствольную винтовку, лежавшей на длинных и худых коленях, готов был в случае угрозы к немедленным действиям. Напряжение и недоверие витали в воздухе, мешая разговорному процессу. Бабаджан иногда пытался разрядить обстановку, но у него это никак не получалось. Мы долго перебрасывались незначительными фразами, присматриваясь и изучая друг друга, определяя степень доверия и откровенности. Шафак, наверняка, знал обо мне на много больше, чем я о нём. Моя деятельность была на виду, цели , которые ставил, на слуху у людей. Он же для меня был "тёмной лошадкой". Неизвестно кто и откуда появился? И всё же было заметно, что он меня боялся!
   - Так ты говоришь, что нужно снять пост в Аруках? Почему именно там? Он же на другом конце аэродрома и очень далеко от твоего кишлака?
   Командор ещё молод, на вид ему З0-32 года, но он очень внимательно вслушивается в перевод солдата и по окончанию согласно кивает головой. Потом поднимает глаза на меня и без всякого смущения, как будто это вполне естественный вопрос, отвечает.
   - Он мешает жителям близлежащих кишлаков. Они были у меня, жаловались на твоих солдат.
   - Ты можешь сказать в чём провинились солдаты? Нет! Тогда может другому мешает, к примеру проводить караваны с оружием или проходить вашим людям, воевать против друг друга?
   - И, это тоже! - наконец впервые хитрая тень улыбки пробежала по ему лицу.
   - Я не против убрать оттуда солдат, но при условии, если там не будут минировать дороги к Саяду.
   - Этого я обещать не могу. Там много других групп, которые мне не подчинены.
  -- -А, Хакимин тебе подчинен? - неожиданно спросил Бабаджан.
  -- - В какой-то степени, да! Но он самостоятельный командир и сам решает, что ему делать.
  -- - И всё же это его просьба убрать советский пост? - наступила минутная пауза, затем
  -- с натягом-
  -- -Да и... нет! Это народ просил.
  -- Шафак говорил медленно, долго обдумывая каждое слово. В нём по прежнему чув
  -- ствовалась настороженность, что,очевидно, сковывало мысль.
  -- -У меня ещё одна просьба. - после не продолжительной паузы, сказал он, -я должен
  -- завтра в такое же время пройти в Хароти. Мой маршрут будет проходить возле
  -- бомбосклада. В том месте вы иногда выставляете засады. Однажды меня там чуть не
  -- убили.
  -- -А, почему именно там? Что разве других путей нет? Обязательно тебе нужно дви
  -- гаться у склада?
  -- - Потому, что в других местах группы Шайдо, они нас не пропускают.
  -- Я задумался. Уж больно опасно было хождение душманских групп возле моих
  -- постов, однако разрешить надо, но разумеется одному Шафаку, чтобы убедить его в
  -- моих серьёзных намерениях дружбы с ним. Во многом эти действия, могут
  -- определить наши дальнейшие взаимоотношения.
  -- -Ладно, я предупрежу посты, но только про вашу группу не более четырех чело-
  -- век во главе с тобой. Да, ещё! Скажи-ка, когда тебя чуть не застрелили из засады ?
  -- Шафак стал усиленно, что-то подсчитывать в уме и на пальцах. Оказалось девять
  -- месяцев назад. Я также вспомнил первые засады, выставленные в лесопосадке, не
  -- далеко от того места, где меня первый раз подорвали на мине. Это был взвод
  -- Иванова. Тогда случайный или не случайный выстрел одного из царондоевцев,
  -- ходивших с ним , спас группу душманов от расстрела в упор. Они успели пере
  -- прыгнуть дувал и скрыться в винограднике. Так значит это был Шафак. Почему же я
  -- так мало слышал о нём? Однако эти вопросы я оставил на будущее. При рас
  -- ставании тон разговора несколько улучшился, потеплел, мы простились друже
  -- любно, заверив друг друга не прерывать наше знакомство. Последнее свидание с
  -- командиром группы душманов не осталось тайной для особого отдела дивизии.
  -- Вскоре после этого в управлении моего батальона появился его представитель,
  -- майор Головкин. Оставшись со мной вдвоём, сразу перешёл к делу.
  -- -Юрий Матвеевич! Вы вчера встречались с одним из душманских командиров?
  -- -Быстро же ты получил информацию об этом! От вашего брата ничего нельзя
  -- скрыть.
  -- Довольная улыбка быстро пробежала по его круглому лицу и затерялась где-то в
  -- глубине.
  -- -У вас , когда назначена очередная встреча? Хочу побывать на ней с вами.
  -- -Запретить я не имею права, однако прошу тебя, кроме твоего начальника, об этом
  -- больше никому.
  -- -Об этом можно было меня не предупреждать, служба у меня такая.
  -- -Хорошо. Как только мне самому сообщат о готовности Шафака к встрече, я тебе
  -- сообщу.
   Г Л А В А 19.Налоги на войну с населения.Шайдо-Ракип (отец - сын)- душманы!
   Пост в Калайи-Биланде всё меньше стал беспокоить нас. С завязыванием друже
   ских отношений с Мустафой, обстрел крепости почти прекратился. Однако мины
   по пути к нему мы всё же находили. Встречи с аксакалом были не часты, но к
   ним я всегда проявлял особый интерес. Даже просто поговорить с этим умным
   стариком, доставляло мне удовольствие. С ним я отдыхал.
  -- -О! Комбат! - с довольной улыбкой встречал меня в этот раз Мустафа, - давно мы не
  -- виделись, да?
  -- -Целых две неделе прошло с тех пор, Мустафа, где ж ты пропадал так долго?
  -- -В Кабул ездил, командир! Кишмиш там продавал. Хороший был виноград в том
  -- году.
  -- -У тебя так много его?
  -- -Много? Нет, что ты, мне другие дают. -И хитро улыбаясь, поглаживает свою с при
  -- седью бороду.
  -- -Как это дают, добровольно, что ли?
  -- -Кто добровольно, а у кого приходиться забирать.
   До меня уже стало доходить, что это за кишмиш? Самые обыкновенные сборы с населения. Воевать ведь надо. Но меня разобрало любопытство, захотелось узнать побольше об этом.
  -- -Интересно, и сколько вы берёте у людей?
   Старик стал заламывать пальцы, из чего я понял, что населению обходился такой добровольно-принудительный сбор в десятую долю от заготовленного.
  -- -Это, что налог такой? - старик хитро улыбается, но на этот вопрос не отвечает, -
  -- Бедняки тоже дают?
  -- - У бедняков нечего брать.- был короткий ответ.
  -- - А, не грабёж ли это, Мустафа? -Тот смущённо на меня смотрит.
  -- -Но, ведь не только мои люди это делают, другие тоже.
  -- -В том то и дело, Мустафа, что все берут. Что же остаётся дехканину, когда он при
  -- езжает на майдан?
   Аксакал недоумённо смотрит на меня, а потом опускает голову и задумывается, в руках тихо шелестят чётки. Я также молчу и смотрю на его крутой лоб, ещё не покрытый старческими морщинами. Наверное, до этого ему никто таких вопросов не задавал, поэтому его мысль сосредоточенно ищет ответ на них. А я ещё раз убеждаюсь, что командиры душманских групп, всё-таки собирают с населения налоги. Наконец, ответ был найден и "купец" посмотрел на меня с хитрой улыбкой во взгляде.
   - А, ты мне патроны, оружие будешь давать? Тогда я перестану брать у людей кишмиш. Будешь давать? - Повторил он и уже открыто с вызовом улыбнулся, довольный собой. Но я долго не думал над ответом.
   -У тебя Гульбеддин в Пакестане, а ему большой бакшиш дают его друзья из США, Саудовской Аравии, за то, чтобы вы воевали с нами. Вот с него и требуй оружие, патроны и деньги.
   Здесь Мустафа откинулся назад и громко рассмеялся. Заулыбался и сидящий рядом с ним молодой афганец, на которого я подумал, что это его телохранитель. Но когда последний улыбнулся, я невольно обратил внимание на сходство этих двоих людей. Аксакал заметил мой заинтересованный взгляд в сторону молодого афганца и, перестав смеяться, сказал: - Ракип! Это Ракип! Мой сын. Познакомься. Я на какое-то время потерял дар речи, словно удар грома прозвучал над моею головой. Выходит передо мной два известных главаря крупных душманских групп ИПА, известных не только в Чарикарской долине, но далеко за её пределами. Наконец, ко мне вернулся дар речи.
   - Прекрасно! Значит Ракипа я уже знаю, осталось познакомиться с Шайдо. Так, Мустафа?
   Я думал, что аксакал покажет на себя, но тот продолжал только хитро улыбаться. По какой причине он так и не назвал свою боевое имя, для меня до сих пор загадка. Но для меня в ту пору и этого было достаточно, потому что я уже знал определённо с кем имею дело. Затронуло моё самолюбие ещё то, что Мустафа не побоялся привезти с собой сына и назвать его душманское имя. Доверие для меня было важнее всего.
   Дни шли за днями. Каждый из них приносил со собой, что-то новое, интересное, но при всем этом легче не становилось. Вспоминаю начальный период своего становления, когда приходилось трудиться днём и ночью, не ведая ни минуты покоя.Ни о каком отдыхе не было возможности даже подумать. Однако та деятельность проходила среди своих, под охраной своего подразделения. Сейчас же днём приходилось заниматься внутри батальонными делами, а по ночам вести работу с душманами. Но как не странно, я чувствовал себя сегодня безопаснее, чем это было год назад. Очевидно, сказывались опыт, знания обстановки, уверенность в том, что меня во время предупредят об опасности. "Уверенность" как это просто сейчас писать, но как страшно становилось, когда приходили минуты сомнений в начатом деле. Когда в этом новом, неизведанном и опасном не только для себя лично, что-то не получалось. Ждать откуда-то помощи не приходилось, наоборот знал, в случае какой-нибудь неудачи не пожалеют. Приходили мысли бросить всё и не думать о том, что твоя затея в один миг может оказаться мифом, миражём в раскалённой пустыне, когда в распалённом сознании возникают не существующие красочные видения. А иногда и на самом деле казалось, что я брожу среди камней с острыми краями, одно не осторожное движение и конец. Такое могло только присниться, но в реальности мою бедовую головушку могли оттяпать и те и другие, даже не подумав о моих благородных намерениях.

Г Л А В А 20. Партизан Довыдов и не состоявшиеся надежды. Офицерская наклонная. Хол в Паншере.

  -- -Ты о чём задумался, командир! - услышаля голос замполита, вошедшего в мою комнату. Было поздно, настольная лампа ярко освещала, лежащую на столе книгу. Несмотря на открытые окна и двери, в комнате было душно. Зам по тылу постарался натопить, в предчувствии холодной ночи. Небо на самом деле обложили тяжёлые, свинцовые тучи, которые не сулили хорошей погоды.
  -- - Да,вот в свободное от службы время решил почитать " Войну и мир". Слушай, старина, никак не пойму Дениса Довыдова. Он возглавил партизанскую войну по велению души или ради карьеры?
  -- - Наверное, по велению сердца. Он же всё-таки считался патриотом своего Отечества. А, к чему это ты?
  -- - Да так к слову пришлось. И всё же мне кажется, мнил он о другом, а получилось так, что возглавив простой народ, унизил себя в глазах высшего света. Стал как бы изгоем, партизаном. Таких не милуют, обижают в почёте, в званиях. Поэтому он и был обижен в своё время на "свет", который не оценил его заслуг.
  -- - Зато народ его не забыл и воздал ему должное.
  -- - Простой народ говорил ему барин и низко кланялся, что ему не прибавляла званий, ни орденов. Ну, бог с ним. Это было давно. Меня волнует другое время и дела. Он воевал со своим народом и против оккупантов-французов, а какова наша роль? Кто мы? Вроде не захватывали Афганистан, а чувства такие будто мы здесь лишние или мальчики для битья. Мы пытаемся всему миру доказать, что хорошие, преследуем благородные цели, а вместо этого получаем всеобщее осуждение в оккупации и всё больше в ввязываемся в кровавую мясорубку. Честно сказать я чувствую вину перед людьми, когда приходиться с ними встречаться. У тебя нет такого ощущения ?
  -- - Просто я с ними редко встречаюсь, поэтому так остро не воспринимаю. Но командир спустимся на землю. Скоро 23 февраля, что будем делать?
  -- - Что нельзя, что-нибудь придумать? Тогда сделайте как в прошлом году, только без меня. Эти дни у меня будут заняты другими делами.
  -- - Тогда есть предложение провести вначале в ротах художественно-культурные мероприятия, а затем отобрать лучшие номера и проехать с ними по постам. Можно ещё спортивные виды кое-какие включить.
  -- - Идея не плохая, поддерживаю. Тем более у нас доморощенные поэты, композиторы, музыканты имеются. Спортивные мероприятия в обязательном порядке. Возражений с моей стороны не имеется.
  -- Гущин ушёл, а я углубился в чтение. Всё реже находились такие минуты, когда можно было отвлечься от суетной жизни. Уйти на время в другой мир, забыться, освежить и пополнить свою память. Читая книгу, мне на ум пришло невольное сравнение господ офицеров того далёкого времени и современных. Ум, элегантность, образованность, культура, честь: всё ли так было в реальной жизни девятнадцатого столетия? Если было, то этому можно только позавидовать. Однако даже в книгах просматривалось и другое: чванство, высокомерие, пренебрежительное отношение к нижним чинам, оторванность от них в мирное время, что вполне объяснимо родовым дворянским происхождением большинства офицеров. Одно положительно воспринимается, от другого несёт болотной вонью. Что же в наше время, каков сегодня офицер? Со временем всё изменяется, приобретает новую форму, жизненный уклад, традиции. Конечно, большие изменения произошли и в офицерской среде. Революция ликвидировала все сословия и мы стали воспитываться в другое время с другими понятиями о чести и культуре. Вместе с положительным " мы вышли все из народа", мы стали воспринимать и худшие традиции "низшего сословия": грубость, невежество, хамство, пьянство. О какой культуре сегодня можно говорить, если в лексиконе офицера преобладают слова не литературного происхождения, попросту говоря, дворовой мат. Если в то время конфликтные ситуации офицерский корпус решал белой перчаткой и дуэлью, то в наше просвещённое время кулаком в морду и отборной руганью. Злоба, обман, клевета стали нашей обыденной действительностью, второй жизнью. И что горше всего сознавать, мы ведь грамотнее и образование наших предшественников. Как раз это и не укладывается в сознании. Так и хочется задать вопрос, что это прогресс или всё же регресс? К чему мы вообще двигаемся в своём развитии и если так будет дальше продолжаться, то к чему придём? Я не отделяю себя от этого времени, потому что я рос в нем и воспитывался в той среде, которую оно нам подарило, я являюсь её неотъемлемой частью. С теми же комплексами и пороками, которые переходили ко мне от моих воспитателей, но мне посчастливилось видеть и другое то, что было обязательным для культурного офицера царской армии. В училище, на добровольной основе по своей инициативе, командир отделения сержант Мякишев( будущий замполит полка, откуда я убыл в Афганистан) решил обучить курсантов бальным танцам. Какое-то время ему это удавалось, у меня до сих пор перед глазами его " па", но вскоре по какой-то причине или указу, эти занятия были прекращены. Спрашивается, что же в этом было плохого? Однако кто-то, очевидно, посчитал такое начинание пережитком от прошлого. К сожалению такие мнения существовали, а вот бескультурье и площадные речи "господ" командиров перед своими подчиненными старались не замечать. Нет, это не ностальгия о прошлых временах, а желание увидеть в нас, офицерах, культурного, высоко развитого человека, наделённого властью над людьми, готовых умереть за Отечество. Найдётся ли у нас такая сила, которая могла бы остановить эти разрушительные процессы в офицерском обществе или же мы и дальше будем катиться по наклонной вниз. Легко падать, труднее подниматься.
   Время встречи с амиром определилось и мы, вместе с Головкиным, выехали в Гулямали. Бабаджан с Мир Хамзой ушли за Шафаком, а я, Хол и сотрудник военной разведки остались их ждать в уже знакомой поликлинике. Для того, чтобы как-то скоротать время, я попросил Хола рассказать о своём участии в последней панджерской операции. Его танковая рота принимала участие в ней и двигалась в авангарде войск.
   - Так ты там кем был переводчиком или наводчиком орудия? Наверное, из него приходилось стрелять?
   - Ещё как! Особенно тогда, когда нас стали из гранатомётов обстреливать. Вот уж, где подумал, что конец мне пришёл. А ведь перед этим предупреждал командира взвода о нападении душманов на нас.
   -Ты-то откуда мог знать? - Задержали мы одного старика, за камнями прятался. Стал я с ним говорить, а он всё глазами водит по танкам, будто считает их. Я сказал командиру тогда, что это никакой не дехканин, а самый настоящий дух и, что его нужно задержать и не отпускать до самого конца операции. Командир не поверил мне и приказал отпустить его. А минут через десять после этого началась стрельба по колоне. Первая граната разорвалась рядом с танком, второй раз я этому гранатомётчику не дал выстрелить. Успел заметить место откуда он вёл огонь и послал туда снаряд. Грохот такой стоял от выстрелов, что Серёгин, командир взвода, кричит что-то, а я его понять не могу. Оказывается он мне второго гранатомётчика показывал, первого-то я точно знаю на тот свет отправил, а этого не успел, удрал он. Потом уже стрелял в каждый подозрительный камень. Вы бы, товарищ командир, посмотрели на какой у них высоте доты находятся? Приходилось пушку задирать почти под углом 45 градусов. Долина узкая, а горы высоченные, жуть!
   - Ну, всё же вы прошли дальше? - Прошли, но не далеко. Они, гады, перед самым носом скалу взорвали. Танк так шибануло, что еле удержались на самом краю пропасти. Опять стрельба из гранатомётов. Мы в ответ, не давали вести им прицельный огонь, а то бы всем каюк! Пока наша рота отстреливалась, сапёры в это время разгребали завал из обрушившихся при взрыве камней, хотя им тоже доставалось, но они молодцы, быстро справились с задачей. Потом я ездил с комбатом в душманский госпиталь. Чистота, из белого кафеля стены выложены, говорят французы делали. Позже мне говорили, что его наши взорвали.
  
   Г Л А В А 21. Встреча с Шафаком. Нелицеприятный разговор.. Властно-партийные перипетия.
   Нам не дали договорить. В темноте за окошком послышались шаги и тихий говор. Затем дверь отворилась и в дверях появился Бабаджан с гостями. В комнате стало тесно. После приветствия, я пригласил всех садиться. Однако Мир Хамза, пошептавшись с амиром, вышел, забрав с собой заместителя. Я улыбнулся, значит командор уже не так остерегается за свою судьбу, как это было в первое время наших встреч.
   - Пейте чай! - предложил я по-хозяйски, но тут заметил косой взгляд Шафака в сторону майора, сидевшего в углу комнаты и поспешил добавить, -да, я не познакомил вас. Прошу!
   Настороженное пожатие рук и знакомство состоялось. Цель всей беседы у меня с амиром состояла в том, чтобы склонить последнего к подписанию договора с правительством. Говорить об этом было тяжело и очень сложно, но я шёл на это вполне осознано. Соглашение необходимо было прежде всего для обеспечения безопасности местной власти. Подписываясь, командор поневоле брал на себя обязательства не только не нападать на Гулямали, но и других сдерживать от таких действий. Для обороны аэродрома это также было выгодно, её защитные функции расширялись. Но Шафак был против любого соглашения с властью. - Вот с тобой я подпишу, - говорил он мне, - с Бабраком нет! Он не наш человек. Он плохой мусульманин. Он может много обещать, но мало делать. Я не хочу подписывать с ним никаких бумаг.
   - Какое у тебя образование? - вдруг вмешался в наш разговор Головкин, до сих пор сидевший тихо.
   Амир от неожиданности смутился. Помолчал, будто решая про себя, отвечать или нет? Но всё же ответил.
   - 12 классов, а, что это так важно? - Смотря для кого? - вопрос прозвучал с подчёркнутой небрежностью и уже обращаясь ко мне попросил,
   -Юрий Матвеевич! Можно будет поговорить с ним без свидетелей. Один на один. Я не стал возражать и мы с Бабаджаном и Холом вышли из комнаты. Разговор их был не долгим, но при расставании Шафак был заметно огорчён. Мне даже показалось, что нашим встречам пришёл конец, но я ошибся. Через несколько дней он вновь назначил встречу. Прежде чем с ним увидеться я решил побывать у советников и поставить их в известность о переговорах с Шафаком. Лекарев уже убыл на новое место службы, поэтому мой разговор состоялся с майором Чуриным. Я ему коротко рассказал о переговорах, о моём желании склонить командора к подписанию соглашения с правительством.
   -Он, что готов подписать договор? - спросил Чурин . - Пока с властью не готов, а со мной хоть сегодня. Но я не хочу брать на себя такую ответственность, уровень не тот. Надо ещё поработать над этой проблемой, может, что-нибудь и выйдет. Хорошо бы с Подча Голем посоветоваться, может даже привлечь его самого к этому процессу. - Тогда я завтра попытаюсь его привести к вам в управление. Вы будете на месте? - Да! Я буду вас ждать. С Шафаком надо было работать и работать. Самому подписывать с ним договор не имело смысла, для него моя подпись ничего не значила и не имела никакой юридической силы. Единственно на что он мог рассчитывать это помощь в боеприпасах и безопасное прохождение возле моих постов. С его стороны не обстреливать мои посты, но в этом я не мог его контролировать. Совсем другое дело соглашение с законной властью. Здесь, на вполне законных основаниях, он мог рассчитывать на любую помощь, соответственно и его обязанности по отношению к власти возрастали. Однако при этом возникали большие трудности самого переговорного процесса, на который командоры, такие как Шафак, шли с неохотой, а попросту боялись предательства со стороны властных структур. Но желание подружиться с властью оставалось и они искали и находили посредников. Такими посредниками обычно выступали офицеры среднего и старшего звена, понимающие, что война в Афганистане аморальна по своей сути и требует неординарных подходов. Таким офицерам душманские командиры больше доверяли и шли к ним с большей охотой, считая, что их поддержкой можно в случае чего заручиться. Не все, конечно, душманы были добропорядочны, среди них находились и такие, которые искали какую-то выгоду для себя лично или для группы, это касалось сбора информации, выуживания боеприпасов, оружия, безопасного продвижения по территории и др. Были и такие, которые выполняли чьи-то спецзадания. К какой группе принадлежал Шафак и его войско я не знал, да меня в то время меньше всего это интересовало. Он мне интересен был именно тем, что находился рядом с объектом, за безопасность которого я отвечал и мне в первую очередь хотелось использовать его в своих оборонительных целях. Тем более после первых наших разговоров, он уже сам желал сближения. Подча Гуль, услышав мою информацию о командоре, проявил сильный интерес и загорелся желанием немедленно встретиться с ним. Но я охладил его пыл.
   - Не надо спешить, Подча Гуль! Подождите немного. С амиром необходимо ещё поработать. Подготовить к вашей встрече, а то он может так напугаться, что не только с вами, но и с Бабаджаном прервёт связь.
   Начальник Хада согласился со мной, очень неохотно. Я понимал его, всё-таки опыта работать с такой категорией людей у него было больше, чем у меня, однако боязнь спугнуть командора неожиданным появлением должностного лица особого отдела провинции, заставляла меня быть предельно осторожным. Подча Гуль понимал и сравнительно хорошо разговаривал на русском языке, поэтому общаться с ним было просто и легко. Он закончил лётное училище на Украине. Молодым служил в авиаполку на севере Афганистана. Затем его забрали в особый отдел. Рос и жил он в достатке, но несмотря на это вступил в партию " Парча"(знамя), возглавляемую Бабраком Кармалем. При приходе к власти Амина, был посажен в тюрьму "Пули Чархи", где и был замечен Бабаджаном, который также находился там. По его рассказу, на Подча Гуля он обратил внимание лишь по тому, что тот всегда на прогулку выходил один под охраной, аккуратно одетым и в чистой белой рубашке. Бросалось в глаза его интеллигентность и спокойный вид. Начальник Хада и на самом деле по своему облику был таковым. Скорее всего это было от природы и воспитания. Сколько мы с ним не встречались, а в 83 году это было довольно часто, он всегда, при любых обстоятельствах, не терял присутствия духа, был тактичен, спокоен и внимателен. Хоть с советниками он был дружен, но как мною было замечено, в своей деятельности он всегда имел своё мнение и не всегда соглашался с их советами. Мне рассказывал Лекарев, а потом на одном из партийных совещаний, куда я однажды был приглашён, я и сам обратил на это внимание, у Подча Гуля очень сложные отношения сложились с первым секретарём Набардом. Пухлый, небольшого роста с чёрными длинными волосами, партийный руководитель провинции выделялся от окружающей его массы белым чуть удлинённым к низу лицом и надменным видом. Нескрываемое превосходство и высокомерие сквозило от него за версту. Когда я смотрел на Набарда, то мне сразу же представлялась копия нашего партийного босса последних десятилетий. Тот же высокомерный, всё знающий и всё видящий взгляд, та же чванливость и исключительность, пренебрежительное отношение к нижестоящим и почитание вышестоящего. Набард как и большинство наших партийных начальников, считал, что имеет право вмешиваться во все стороны жизни, вплоть до личной. Поразительное сходство. Афганские аппаратчики были достойными учениками и подражателями наших партийных идеологов. Говорили, что Набард был хорошим оратором, но даже если он хорошо выступал то это не значило ещё, что он также хорошо и работал. Несмотря на их отношения, наша деятельность и взаимосвязь с Подча Гулем с каждым днём всё больше укреплялась и приобретала дружеский характер. Итак, я его убедил подождать.
   - Хорошо! Я подожду, -сказал он на прощание и уже на пороге добавил, -да, Гулоджана я забрал к себе.
   Это было самое приятное известие для меня за последнее время.
   Из записей Чурина: Группа " Суфи-бала" ИПА воюет с Миралимом ИОА. 18 убито у Миралима и 4 у "Софи"
  
   Г Л А В А 22 . Повзрослевший Воит. Непримиримость группировок
   В середине февраля в один из выходных дней ко мне пришёл Бабаджан в сопровождении Воита. За прошедший год пацан здорово изменился. Подрос, округлился, возмужал. Выглядывающий из-за плеча автомат ещё больше подчёркивал эти изменения. При беседе он уже не смущался, в голосе появились нотки самоуверенности. Уроки и опыт, приобретённые при нахождении на постах с советскими солдатами, не прошли даром. Хоть он так и не освоил русскую грамоту, зато в разговорном слоге ему среди его сверстников не было равных. Не говоря уже о владении оружием и бдительном несении службы. Я искренне рад был встрече с Воитом. -Здравствуй мой юный друг, здравствуй! Как дела ? Что-то ты, Воит, долго не был у меня?
   - Не мог, товарищ комбат! - совершенно серьёзно отвечал он, - я сейчас служу у Бабаджана, на посту был.
   -Как? - с наигранным удивлением спросил я, - тебя уже самостоятельно на пост ставят?
   - Нет, не одного. Нас там много стоят. Бабаджан вот автомат дал, две тысячи афгани плотит. - Не скрываемая гордость слышится в его звонком голосе. При этом взгляд его прям и серьёзен.
   - Ну, вот, ты стал мужчиной и настоящим защитником революции, тобою можно гордиться. -А, можно узнать сколько тебе лет? Может тебе ещё рано оружие носить, а Бабаджан об этом не знает?
   Воит с опаской посмотрел на своего начальника и , смущаясь, тихо произнёс: - Пятнадцать!
   Он явно говорил не правду, но желание быть при деле, да ещё с оружием в руках, толкало его как можно быстрее повзрослеть. На самом деле он был на года два моложе. Позже Бабаджан скажет мне о нём.
   -Пусть будет лучше у меня, чем болтается, где попало. Человеком будет, а не душманом.
   Несмотря на проводимую работу среди населения, душманских групп не убывало, а скорее наоборот становилось ещё больше. Но, что характерно для многих из них, они не стремились нападать на аэродром, и редко обстреливали советские посты. Зато усиливалась война между непримиримыми группировками Исламской партии и Исламского общества. Война между ними носила стихийный характер за сферы влияния с одной стороны, с другой же определяла защитные функции своих мест проживания. И тем и другим необходима была помощь извне в основном оружием и боеприпасами. Поэтому всё больше росло желающих выйти на связь с "шурови", а от них с правительством. Для ещё большей эффективности этого процесса, в Кабуле по центральному телевидению была проведена передача с участием командиров легализованных групп. Это известие воспринято было неоднозначно и очень напугала руководство исламских партий. Незамедлительно из Пешевара последовало указание о физическом уничтожении этих командоров. Более того, мне стало известно о подготовке специальной группы в Пакистане во главе с Бисмуллой из кишлака Гульбахар, временного центра провинции Каписа, для проведения террористических акций в провинциальных центрах страны. Эти сведения мне принёс Маматгамат из Хандаржхейля, кишлак напротив Калайи-Биланда, в котором находился мой пост. Но о нём не много позже. Так вот в одном из этих командоров, подписавших договор о мире с властью, Воит узнал своего отца. О чём он с гордостью поведал мне, будто он сам в этом принимал активное участие.
   - Так вот видишь Воит, ты идёшь правильным путём. Придёт время и вы оба будете гордиться друг другом. Бабаджан, а как у тебя твой сын, Заир? Ему, как мне помнится, год уже?
   - Хубаси! Хубаси! - довольный, что я вспомнил про его сына, заулыбался начальник царандоя, даже очень хорошо. Растёт. Уже вот такой большой. А, ещё, товарищ комбат, Оман тебе привет передал из Мазари Шарифа. Он там сейчас большим начальником стал, заместителем командира батальона.
   Да, время летело быстро. Казалось совсем недавно, я с молоденьким заместителем по политчасти "штурмовал" виноградники, проводил беседы с жителями кишлаков вокруг аэродрома, беседовал с ним о жизни и любви к своей невесте, а потом молодой жене, но вот уже пролетело несколько месяцев с тех пор как мы расстались. Однако память об этом жизнелюбивом пареньке не угасла, что-то милое и непосредственное от его общения осталось на душе, в моих воспоминаниях и оно продолжает жить. Однако на войне быстро взрослеют. Впоследствии Оман приезжал ко мне, но это был уже не тот жизнерадостный и влюблённый паренёк. Время и боевые будни внесли поправки в его внешний облик и внутренний мир. Он стал на много старше выглядеть, серьёзнее смотреть на окружающий мир, на своё существование и место в жизни. Но несмотря на всё это у него ещё оставались непосредственность и простота в обращении. Это природные качества, их нельзя воспитать в себе, принять от внешнего мира, создать искусственно, но под действием обстоятельств и суровых будней они могут уйти в глубину человеческого существа и на долго там затаиться или вообще исчезнуть. Дай бог, что бы с ним этого не произошло.
   Г Л А В А 23. В гостях у Амира.

-Товарищ комбат! -продолжил уже серьёзно Бабаджан, - ко мне пришёл аксакал от

   Шафака, с предложением придти в гости к нему в Калайи-Нау.
   - Куда? В Калайи-Нау?
  -- -Да! К нему! Но мы можем отказаться. Пусть идёт к нам.
  -- - Не будем спешить, Бабаджан! Необходимо подумать над этим предложением. Да
  -- леко от тебя кишлак?
  -- - Нет, не очень. Где-то полчаса надо идти, до большого канала.
  -- Я задумался. Одно дело, когда к тебе идут, охраняемого со всех сторон, другое са
  -- мому не известно куда, и где всего этого нет. Глухая ночь и группа душманов, куда
  -- они могут завести? За мою голову неплохой куш можно получить. Родное
  -- государство бы в лице наших идеологов, также не остались в стороне, поспешив
  -- объявить меня врагом народа и предателем. " А, Федорищев! Это тот ,который с
  -- душманами дружил. Так он уже давно готовился перейти к ним, не даром же вёл с
  -- ними переговоры. Ату, его!!!" Такой исход меня даже больше волновал, чем сама
  -- старуха с косой". Однако здраво поразмыслив, я пришёл к выводу, что амир,
  -- очевидно, хочет просто меня испытать. И от того как я себя поведу. Будет зависеть
  -- не только мои с Шафаком, но и с другими душманами. Поэтому надо решать, что
  -- важнее: я сам или то, что необходимо для многих? Вечером в назначенное время я
  -- был в Гулямали. О своей встрече в Калайи-Нау, я предупредил только своего
  -- начальника штаба. Отработали с ним несколько вариантов моего прикрытия, если
  -- потребуется. Кандалина в это мероприятие посвящать не стал, знал, что встреча
  -- тогда не состоится.
  -- Прибыв на пост за час до встречи, я вызвал командира и попросил подготовить
  -- группу сопровождения.
  -- - Командир! Сейчас мы выдвигаемся в кишлак Калайи-Нау на встречу с амиром. Я
  -- не знаю как он меня будет встречать, поэтому твои ребята должны двигаться за
  -- мной в готовности поддержать меня в случае необходимости. Бой принимать по
  -- моему сигналу или при взрыве гранаты. Связь с отделением по рации.
  -- - Можно я сам с группой пойду? - лейтенант был молод и в его глазах я заметил не
  -- страх, а скорее желание как-то проявить себя.
  -- -В этом необходимости нет. Оставайся на месте, а командиром назначь опытного
  -- сержанта, которого я ещё дополнительно проинструктирую. Если через два часа не
  -- нас не будет, или услышишь выстрелы и взрывы гранат, вызывай штаб батальона и
  -- корректируй огонь артиллерии по назначенным квадратам.
  -- Командир, очевидно, ещё не получал таких заданий, поэтому он какое время стоял
  -- и растеряно смотрел на меня, но затем резко повернулся и побежал выполнять их.
  -- Я вытащил две гранаты, осмотрел их, вкрутил запалы. Затем не много отогнул
  -- усики чек так, чтобы удобнее было выдёргивать кольца, и разложил их по карманам
  -- танковой куртки. Затем взял автомат и, подумав немного, отложил в сторону. Если
  -- захотят захватить, то он не поможет, а отдавать его мне не хотелось. В нагрудном
  -- кармане лежал ещё пистолет, но ему я предпочёл гранаты, они были надёжнее и
  -- менее заметны. Проверив себя, я стал ждать. Всякие сомнения о свидании в чужом
  -- доме отошли в сторону. Когда я начинаю двигаться, то иду только вперёд. Решение
  -- принято, надо настраиваться на его выполнение. Поэтому я раз за разом стал
  -- проигрывать свои действия: во время движения, встречи с духами, возможного
  -- захвата в плен. От таких мыслей холодило внутри. Росло напряжение.В этом
  -- состоянии не мог не вспомнить о жене и детях. Они возникли не сразу, а как
  -- появились, стало как-то не уютно, тяжело. Мысль отработала в недобром
  -- направлении. Какого им будет. Если...? И тут же, а может это к лучшему,
  -- зачем такой дурак им нужен, который сам суёт свою голову в петлю. Ещё не старая,
  -- красивая баба найдёт себе другого, умного красавца, которого будут все любить.
  -- Ревность исчезнет, дети станут спокойнее. Любимый муж и отчим всё время будет
  -- рядом. Будет помогать, заниматься с детьми. Прекрасная жизнь наступит не то , что
  -- со мной, одна мука. Всё в дороге и сам иногда не знаю зачем и куда бегу?
  -- Единственно, чего не желаю, чтобы детям кто-нибудь не принёс известие, что их
  -- родной отец оказался предателем. И ведь скажут. В эти минуты, я был на все сто
  -- процентов уверен, в случае моей неудачи, так оно и будет! От этого становилось
  -- жутко и душно. "Чёрт возьми, быстрее бы приходил Бабаджан!" подумал я и тут же
  -- услышал шаги и стук в окно.
  -- На улице меня поджидал Мир Хамза.
  -- -Надо идти, -сказал он, здороваясь, - Шафак ждёт.
  -- -Надо, так надо, - не так для царандоевца, как для себя пробормотал я, -а, где твой
  -- начальник? -
  -- -Там! - махнул он в сторону дувалов рукой, - он ждёт нас вместе с Абдулой. Ночь
  -- была на редкость холодной и тёмной. В трёх метрах уже можно никого не увидеть.
  -- Шли, спотыкаясь о кочки высохшей травы. Поднятая пыль неприятно щекотала
  -- ноздри. Хомза не единожды проходивший здесь, уверенно двигался в нужном
  -- направлении. Войдя в проход между дувалами мы натолкнулись на группу людей.
  -- Среди них я узнал высокую фигуру заместителя амира, Абдулу. Он не сразу повёл
  -- нас дальше, а предложил подождать некоторое время.
  -- -Там мои люди проверяют весь маршрут, мы не хотим встретиться с другими группами. Поэтому подождём сигнала.
   Ждать пришлось не долго. Послышался тихий свист и мы гуськом двинулись между дувалами. Гулко застучало сердечко, я ещё крепче сжал рубчатую поверхность гранаты. Так, не вытаскивая правую руку из кармана, я шагал за душманами. Сзади, учащённо дыша мне в затылок, шагал Хол., за ним с автоматом в руках Бабаджан. Мир Хамза находился спереди. Продвигались мы очень осторожно, часто останавливались, прислушиваясь к тревожным шорохам в темноте. Абдула временами куда-то исчезал, затем также внезапно появлялся и мы продолжали движение. Почти за каждым поворотом стоял вооружённый воин с оружием в руках. Время и путь для меня показались долгими. Но я всё же сумел сосчитать количество поворотов, их оказалось шесть. В одном месте мы чуть не натолкнулись на другую душманскую группу, которая словно призраки появились перед нами, пришлось залечь и переждать их прохождение. Наконец, после некоторых блужданий, мы попали через маленькую дверцу во внутрь двора, а затем к стоящему в глубине дому. Возле его входа нас поджидал сам хозяин. Дверь открыта и через её проём просматривался тусклый свет от керосиновой лампы. Попадая на амира, он ещё больше удлинял его тощую фигуру, делая схожим со стариком Хатабычем, появившимся из кувшина. Шафак обнял нас по очереди, шепча слова приветствия. Затем пригласил меня, Бабаджана и Хола в освещённую комнату, остальных распорядился отвести в другую.
   - У комбата нет "калашникова"? -с удивлением спросил он, - он не боится?
   - Почему я должен боятся? Ведь ты меня охраняешь, не так ли? - я старался не выдавать своего волнения, говорил полушутливым тоном. Как это получилось на самом деле, не могу даже сейчас определить.
   - Да, ты можешь быть спокойным, пока ты у меня тебя никто не тронет.
  -- -Я бы не пришёл, если бы сомневался в этом.
   Услышав перевод, Шафак самодовольно заулыбался. Но несмотря на приятный для нас обоих начала, я был всё равно на стороже и, держа руку в кармане, крепко сжимал пальцами гранату. Одежда на хозяине и скромное убранство в его небольшой по размерам гостиной, указывало на то, что не в богатстве жил командор. Сзади него, в тёмном углу стояла американская винтовка М-16. В комнате как и на улице было прохладно.
   - Ну, как дошли? Никто не помешал вам? -продолжил хозяин, как только мы разместились на холодных курпача (подстилка для сидения на полу). Тут же в комнату принесли на подносе горячий чай.
  -- -Хорошо дошли, -ответил я, - без происшествий. Охрана твоя знает службу и бди
  -- тельно несёт её.
  -- -Да, мои моджахеды не всех пропускают сюда. - В глазах командора сверкнул лука
  -- вый огонёк.
  -- -Ты мне можешь сказать, сколько людей в твоём отряде?
  -- -Могу, у меня нет секрета от тебя. Много, сто пятьдесят! А может быть больше,
  -- было бы оружие и боеприпасы. Тогда в свою группу я мог бы собрать 1,5-2 тысячи
  -- людей, желающих воевать достаточно.
  -- -И против кого бы ты воевал?
  -- -Как против кого? Против правительства разумеется!
  -- -А, что правительство против народа воюет?
  -- -Не знаю против кого воюет, но оно не афганское. Его привезли вы и посадили в
  -- Кабуле, а многие из нас такого правительства не хотят, поэтому и борются с ним.
  -- -Но это по-моему гораздо лучше того, которое сидит в Пакистане и посылает сюда
  -- вооружённых людей, чтобы те убивали, грабили, держали в страхе народ твоей
  -- страны. А это всё же как-то пытается наладить мирную жизнь, помочь людям в
  -- строительстве школ, зерном, техникой, гуманитарной помощью.
  -- -Помогает? - Засмеялся Шафак, - кому нужна такая помощь? Вы привозите, а они
  -- даже раздать не могут народу. Обманывает всех и вас, шурови, и собственный
  -- народ. Если бы они хотели помочь, то не толстели, а были бы такими как я. - и он
  -- довольно выразительно ткнул себя пальцем в худую грудь.
  -- -Сволочей, амир, всегда и везде хватало, однако льётся кровь, убивают людей, ос
  -- таются сиротами дети, всё больше калек бродит по твоей стране. Неужели тебе не
  -- жаль их?
  -- -Война это плохо! - соглашается со мной командор, - и мне очень жаль людей, но
  -- мы воюем за правое дело, за нашу свободу и независимость.
  -- -Что же у тебя " за правое дело", Шафак? Сегодня ты воюешь с этим правительст
  -- вом, завтра к власти придёт Гулбиддин ты будешь бороться с ним, встанут у власти
  -- твои сподвижники, члены ИПА и другие будут воевать с вами. А "независимость и
  -- свобода" от кого? От своего народа или от шурови? Так я тебе заявляю, что моя
  -- страна и армия не являются завоевателями твоей страны. Прекратите между собой
  -- воевать и советская армия уйдёт из Афганистана. Теперь подумай, за кого и за что,
  -- должны умирать люди? Ты грамотный и должен, наконец, понять - оружием мир
  -- не построишь.
  -- -Нет! Мирным путём у нас ничего не получится, надо, чтобы шурови покинули
  -- нашу страну. Однако я всё равно подумаю о том, что ты сказал.
  -- -За наш уход не беспокойся, неужели ты думаешь, что мне хочется ходить с оружи
  -- ем в руках и терять здесь своих молодых ребят? Если я хотел этого, то не сидел бы
  -- здесь с тобой и не беседовал мирно за кружкой чая. Однако я разговариваю и хочу,
  -- чтобы мы оставались добрыми соседями как это было раньше, в старые времена.
   Конечно, у нас с ним и раньше возникали подобные разговоры, но так откровенно это случилось впервой. Этому, очевидно, послужили те обстоятельства, что он был у себя дома, в своих родных пенатах и под собственной охраной, где не надо было думать о своей безопасности, бояться за свою жизнь.
  -- -Комбат! У меня сейчас трудное положение, не хватает оружия, боеприпасов. А, я
  -- воюю с ИПА.
  -- -Мой тебе совет: заключай договор с правительством. Сам я не могу помочь тебе,
  -- так как ты воюешь с правительственной армией. Когда легализуешься, тогда легче
  -- будет решать этот вопрос. Для начала предлагаю встретиться с кем-нибудь из
  -- провинции. Как ты на это смотришь?
  -- -Не знаю, что сказать. Необходимо подумать.
  -- -Думай, но знай, что это единственная возможность защитить свой народ, если ты так переживаешь за него.
   Шафак опустил голову и задумался. Мы не мешали ему, понимая, что от его решения зависело очень многое в наших дальнейших отношениях. В наступившей тишине ещё явственнее обозначилось потрескивание горевшего фитиля в керосиновой лампе, а в тёмном оконце шелест листвы и приглушённые шаги охранников. Мой взгляд упал на стоящую в углу М-16 и в сознании мелькнула мысль: " А, не тороплюсь ли я, подталкивая командора к решению, выгодного прежде всего для меня? Но почему только для меня? Разве не нужно это Шафаку? Разговаривал бы он со мной, если бы этого не хотел? А, может всё-таки это желание использовать знакомство для получения оружия и боеприпасов?" Всё могло быть! Однако цель, которую я преследовал, перекрывала все издержки. Но необходимо было его решение хотя бы на продолжение переговоров с Подча Гулем.
  -- -Хорошо, - наконец, тяжело выдавил он из себя, - завтра я скажу о своём решении.
  -- -Амир! - вдруг вступил в разговор Бабаджан, -скажи ты знаешь Хакимина из Харо
  -- ти?
  -- -Да, это один из моих руководителей группы моджахедов.
  -- -Это он обстреливает колоны и ставит мины на дорогах к Саяду?
   Шафак замялся, очевидно, сообразив, что поставил сам себя в неловкое положение. Если Хакимин один из его подчинённых, то он не может без его ведома вести войну с моими подразделениями, обеспечивающими жизнедеятельность постов. Но то, что его подчинённый это делает не вызывает сомнения, тогда ответственность за боевые действия ложится и на него! Чего он не хотел. Я заметил его растерянность и сделал попытку преодолеть её. Мне почему-то и самому в этот момент не хотелось, чтобы Шафак был замешан в этой борьбе, поэтому предложил ему организовать встречу с командором из Хароти. Однако тут я заметил некоторое замешательство со стороны Хола, когда тот стал переводить его слова. Каково же было моё удивление, когда я услышал, что Хакимин является его начальником, а вовсе не подчинённым, как преподносилось раньше. Однако я решил не заметить этой разницы.
  -- -Когда ты сможешь переговорить с ним о нашей встрече? -спросил я амира.
  -- -"Церендоваль" самостоятельный командир, - нисколько не смущаясь, отвечал кома
  -- дор, - с ним надо говорить не один раз. Завтра ночью я должен идти к нему возле
  -- твоих постов, надо, чтобы меня пропустили, а то ведь могут и убить.
  -- -Хорошо! Я предупрежу людей на постах, они не будут открывать огонь по твоей
  -- группе.
   Хотя разговор уже принял непринуждённый характер, однако я не забывал, где и у кого нахожусь. Был всё время настороже. При малейшем подозрительном шорохе, рука невольно опускалась в карман и металлическая ребристая болванка успокаивающе холодило пальцы. Я взглянул на часы, полтора часа пролетели быстро, пора было собираться в обратный путь. Шафак предложил ещё выпить чая, но я отказался и мы поднялись с пола. Хозяин проводил нас до дувала, там нас уже ждала группа сопровождения. Мы попрощались. Нервное напряжение не покидало меня ни на минуту. Тоже самое ощущали и другие. Обратная дорога показалась на много короче, но ожидание нападения не проходило до самого порога здания, в котором размещался советский пост. Пальцы рук пришлось потом долго разминать, так как они одеревенели, сжимая нагретый металл. Засыпал также тяжело, в мозгах долго сверлила мысль с начальным словом: " а, если...".
   Известий от амира ждать пришлось не долго. В тот же день к вечеру мне сообщили о согласии Шафака встретиться с представителем власти. Тут же я позвонил Чурину и передал это сообщение. Подча Гуль также не заставил себя долго ждать. С его появлением, мы выехали к Бабаджану и договорились о времени и месте встречи. А, ещё через день она состоялась. Начальник Хада был очень доволен, в приподнятом настроении был и я.
  
   Г Л А В А 24. Фантазии и звериный оскал человечества. Незабываемые дни.
   Мысленно возвращаясь к тем временам, я только сейчас стал понимать в каком
   ритме проходила моя работа тогда и как ни странно она мне нравилась. Было такое
   ощущение, всё то, что я делаю, правильно и оно необходимо, несмотря на
   армейские сложности, постоянное напряжение и опасность. Была цель, для меня
   ясная и понятная, возникала осязаемая возможность её достичь. Иногда мне
   представлялась картина: как вокруг аэродрома образовалась целая полоса кишлаков
   с развивающимися красными и зелёнными флагами, охраняемая отрядами
   самообороны в единой системе. Народ спокойно и дружно трудится на своих ви
   ноградниках, не ощущая страха и не скрывая радости и счастья мирного труда,
   торговли, свободного общения и отдыха. Конечно это идиллия, мечты. Однако,
   если бы их не было, то не было бы жизни на земле, движения вперёд, прогресса. Но
   у меня нет желания видеть такое развитие, которое служило бы для уничтожения
   самого человека. К сожалению мы сегодня к этому идём. Порой мне кажется, что
   нами управляет какая-та неведомая, злая сила, стремящаяся уничтожить, подавить,
   изгадить всё доброе, честное, прекрасное, чем должно жить человечество. Самое
   страшное то, что эта сила живёт, процветает и совершенствуется в нашем сознании,
   в человеке, наделённым разумом. Разумом, который как изощрённый палач,
   выдумывает всё новые орудия для убийств подобных себе, абсолютно не понимая,
   что конечный результат его существования в нём самом. Путь по которому человек
   пошёл, это медленное движение к самоубийству, было бы куда короче взорвать
   планету, покончив сразу со всеми и навсегда. Нет земли и нет людей со звериным
   оскалом. Пусть мир никогда не узнает про нашу цивилизацию, чем будет жить с
   моральными и физическими уродами, называющимися себя "человечеством".
   Такие мысли меня посещали не часто, но особенно ярко они проявлялись тогда,
   когда приходилось слышать выстрелы, видеть пролитую кровь, развороченные сна
   рядами трупы людей и целые кишлаки, слёзы и истошные крики женщин. Как
   кадровому военному это мешало в работе, вызывая порой ненависть к себе и к тем
   кто затевал кровавые "игры". Но это была война и здесь приходилось с хрипом в
   горле, выдавливать из себя " Огонь!", а потом с омерзением смотреть на дело рук
   своих и подчинённых.
   Такова была действительность. Она же и заставляла крутить своими
   закрепощёнными мозгами, расширяя всё больше круг знакомств с душманами, вести
   с ними переговоры, уговаривать их идти на контакт с правительством, подписывать
   договоры с местной властью. И через призму этой действительности доказывать им,
   что мы не враги афганскому народу, что у нас нет желания воевать с ним,
   оккупировать страну, находиться в ней с оружием в руках. Но одно дело слова,
   другое действия, реальная картина происходящего, наглядность. В этом как раз и
   заключалась вся сложность моих доводов в пользу мира. Однако я выигрывал тем,
   что ближайшее от меня окружение, после нескольких моих правоохранительных
   акций в пользу народа, стало относиться ко мне с доверием и стало охотнее идти на
   сближение.
   Шафак выполнил своё обещание, сходить к Хакимину и поговорить с ним о
   встрече со мной. Однако тот не проявил никакого интереса к сближению и даже не
   хотел об этом слышать. Так по крайней мере говорил нам амир. Но последовавшие
   за этим события заставили его пересмотреть свои взгляды.
   23 февраля началось как обычно с поздравлений, затем культурно-спортивные
   мероприятия по отработанной замполитом программе. Грамоты, небольшие по
   дарки за призовые места и праздничный обед, где своё искусство "доставалы",
   проявил уже заместитель по тылу майор Климчук. В столовых столы были накрыты
   свежими простынями, что уже вызывало праздничное настроение, на них, кроме
   увеличенного пищевого рациона, красовались яркими букетами яблоки, мандарины
   и апельсины. Вообще с заместителями мне повезло. Каждый выполнял свои
   обязанности без напоминаний. Делал всё, что мог и даже больше. Мне в последнее
   время часто приходилось отлучаться из батальона на разные встречи, но я был
   уверен, что люди не останутся беспризорными, всегда будут одеты, обуты, помыты
   и накормлены, больные будут отправлены в лазареты, здоровым своевременно
   заменено бельё. Я уважал их, они с пониманием относились к моей деятельности.
   Вместе мы знали, что всё это необходимо для выполнения поставленных перед
   нами боевых задач и сохранения людей. Да, вот этих молодых парней, которые
   сидели в этот день со мной в импровизированном батальонном клубе в ожидании
   вечернего концерта, обещанного нам политотделом дивизии. Вот уже больше года
   как мы вместе. Загоревшие, возмужавшие, с огоньком бывалого воина в глазах, они
   внимательно слушали песенный дуэт батальонных "артистов": начфина лейтенанта
   Максимова и фельдшера прапорщика Шевчука. Мягкий тенор и хрипатый баритон,
   дополняя друг друга, исполняли собственное сочинение. Слова и исполнение под
   гитару завораживали, звучали по особому душевно, с приятной тоской, глубоко
   западая в душу и вызывая ощущения близости, какой-то невидимой связью между
   людьми. Я сидел, смотрел на ребят и думал. Что же они вынесут отсюда? Скорее
   всего память о днях проведённых в Афганистане, о тех с кем были рядом, о дружбе
   выкованной боями и суровой действительностью. Такое не забывается долго,
   возможно до конца жизни. После всего пережитого здесь, разве можно вот так
   просто забыть, выбросить из головы, наверное, нет! Сейчас они ещё вместе и их
   мало должно волновать ближайшее будущее, но пройдёт время и память будет
   возвращать их к этим дням и событиям. Вместе с воспоминаниями придут :
   самоанализ, сопоставимость, оценка. Какого это будет? Не трудно представить, но
   явно не в пользу настоящего.
   Г Л А В А 25. Вазир с Хароти. Опасные игры при луне.
   Мои мысли прервал дежурный, который проскользнул в дверь и направился ко мне.
  -- -Товарищ подполковник! - тихо проговорил он, - с Аруков сообщили, что прибыл какой-то афганец и хочет непременно видеть вас, причём обязательно сегодня. Что им передать?
   " Что это за афганец? - подумал я, - может от Мавлодата, кто-то?" Такая возможность не исключалась, он вёл затяжную войну с Хакимином и заодно информировал меня о всех возможных засадах и нападениях на меня и на мои посты. Иногда он просил у меня боеприпасы, я ему давал, так как перестрелка с Хакимином была выгодна для меня. Она отвлекала последнего от нападений на мои посты. Я встал и мы пошли к радиостанции. Удивляться этому не приходилось, в Афганистане наш выходной является обычным рабочим днём.
  -- -Что случилось? - спросил я у командира поста.
  -- -К нам пришёл какой-то незнакомый афганец и не хочет уходить, пока не встретится
  -- с вами.
  -- -Ладно, вези его в управление второй роты, там разберёмся, что это за человек!
  -- Через полчаса я подъехал в указанное место, но там уже стоял БТР с Аруков. В па
  -- латке у командира роты сидел худощавый, среднего возраста афганец в зелёной
  -- одежде, с тюбетейкой на подстриженной под нуль голове. Когда я вошёл, он быстро
  -- поднялся и, пугливо протягивая дрожащую руку, пошёл ко мне на встречу. С губ его
  -- слетали слова приветствия: " Хубаси! Хубаси!" В глазах нескрываемый испуг.
  -- "неужели меня так боится?" - мелькнуло у меня в голове и преложил сесть на
  -- табурет. Афганец, не сводя с меня тревожного взгляда, опустился на самый его крае
  -- шек.
  -- -Как звать тебя и откуда ты? - спросил я.
  -- -Вазир! С Хароти, что рядом с Аруками, - поспешно ответил он и заёрзал на
  -- табуретке, затем нагнувшись ко мне и понизив голос до шёпота, добавил, -
  -- "царондоваль" меня послал, хочет встретиться с комбатом.
  -- -Не бойся! - попытался успокоить я его, -здесь кроме нас троих никого нет.
  -- -Да! да! Я верю, - ещё больше смутившись, закивал он головой, -но я простой
  -- дехканин. Меня могут убить.
  -- -Не переживай, тебя здесь никто не тронет. Так ты говоришь тебя послал Хакимин?
  -- -А, что ему нужно от меня?
  -- -Я не знаю, что ему надо. Он не говорил мне об этом, но он очень хочет увидеться с вами.
  -- -Хорошо. Тогда пусть приходит на пост в Аруках, там и поговорим.
  -- -О! Аллах! -вдруг от чего-то вспомнил своего бога Вазир и опять я ощутил испуг в
  -- его взметнувшихся вверх руках. Однако в глазах мелькнуло нечто другое, что
  -- заставило меня усомниться в искренности поведения посыльного. В них я заметил
  -- ум хитрого человека. А, не игра ли это? Если игра, то очень талантлива. Такое
  -- откровение беспокоило и настороживало, но он продолжил, - нет, на вашем посту
  -- он не хочет, он боится. Хакимин хочет, чтобы комбат сам пришёл к нему домой.
  -- -Вот как! Значит он боится идти на мой пост, а я не должен бояться к нему идти в
  -- кишлак, так, что ли?
  -- -Нет, пусть комбат не боится идти к нему домой, вас никто не тронет. Хакимину
  -- можно верить.
   Я задумался, оказавшись в тупиковом состоянии, даже ощущалось некоторое чувство растерянности перед этой неожиданно возникшей проблемой. Как поступить? Отказаться, значит показать свою трусость, боязнь перед душманом, если согласиться то, где гарантия, что я не буду схвачен или убит? Насколько ему можно верить и нужна ли вообще эта встреча? Кому она больше всего нужна мне или этому бандиту?
  -- -Ладно Вазир, но если это далеко от советского поста, то на встречу Хакимин пусть
  -- не расчитывает.
  -- -Нет, это недалеко, - почему-то облегчённо вздохнул Вазир и чуть заметная тень
  -- улыбки промелькнуло по его лицу, -надо встретиться, надо! Когда командир захочет
  -- увидеться с царондовалем?
  -- -Да, хоть сегодня! - неожиданно вырвалось у меня, однако слово не воробей. Не успел дать "задний ход", как Вазир вскочил и заспешил к выходу.
  -- Время было позднее, солнце уже было у горизонта, прикрытое кучевыми серыми тучами, оно отдавало последние отблески уходящего дня. Что он мне заготовил на последок? Светлого времени оставалось на два часа, за это время надо было многое успеть. Поэтому, уточнив время и порядок встречи, мы расстались. Я не стал давать указание начальнику штаба по радио, так как душманы знали наши частоты и прослушивали их, а вызвал его к себе. Уточнив координаты для артиллерии и танков, я велел ему держать резервный взвод в готовности. В случае необходимости, взвод доложен был выйти к кишлаку, где находился Хакимин, и блокировать все прилегающие к нему дороги.
   Уже в темноте я прибыл на пост. Через час после меня появился Вазир и сразу же предложил выдвигаться. Я посмотрел на часы, стрелки показывали 20часов 30 минут. Мы вышли из дома. Со мной кроме незаменимого Хола, двигалось отделение солдат. Было темно и сыро. За день до этого прошёл дождик, глина, не успев высохнуть, скользила под ногами. Стояла тревожная тишина. Она давила и вызывала обострённые чувства опасности. Вазир шёл впереди, несмотря на темноту, быстро и уверенно. В начале мы двигались между дувалами, затем дували внезапно раздвинулись и в промелькнувшем лунном отблеске открылось ровное поле. " Сюда," - сказал впереди идущий и свернул с дороги. Поле оказалось вспаханным. На сапоги с разу же налипла грязь, ноги стали разъезжаться в стороны, проваливаться в рыхлую почву. Стало трудно шагать. Луна будто играла с нами, то пряталась за чёрными тучами, мгновенно погружая всё в непроглядную темноту, то внезапно появляясь, освещала всё вокруг серебристо-голубым сиянием, создававшим видение чего-то потустороннего, нереального, мистического. При виде такой картины, становилось не спокойно на душе. У Хола не выдержали нервы и он взволнованно сказал.
   -Куда он нас ведёт? Здесь же нас увидят и перестреляют!
   -Спокойно, Хол! Ты прав, это может произойти, если мы будем двигаться в колону, поэтому подойди к Вазиру и задержи его, пусть объяснит: в каком направлении и как долго будем идти по целине? -а сам, подозвав к себе командира отделения, приказал развернуть отделение в цепь.
   Когда это всё происходило, луна спряталась за большую грозовую тучу и я молил бога, чтобы он как можно дольше попридержал её там. Всевышний внял моей просьбе и всё завершилось в темноте. Однако радоваться пришлось недолго. При очередном проблеске ночного светилы, душманы всё же заметили цепь солдат и, когда мы подошли к пролому высоченного дувала, я услышал тихий, окрик.
   " Дрешь!(стой)" - он прозвучал словно удар хлыста внезапно, резко и твёрдо. Ноги сами остановились, а руки ещё крепче сжали автомат. Что делать? Такой ли встречи я ждал?
   -Что будем делать, товарищ командир? -услышал я испуганный голос переводчика.
   -Ну-ка спроси у Вазира, разве мы договаривались с ним о таком приёме? -вместо ответа, попросил я его.
   Вазир, очевидно, сам не ожидал такой подлости от своего начальника, поэтому стал испуганно лепетать что-то в своё оправдание. "Однако, если бы они захотели стрелять, то открыли огонь без всяких остановок", - пришло, наконец, мне в голову и мы опять двинулись дальше. Но не успели сделать двух шагов, как вновь послышалось ещё более грозное : " Дрешь! Файер меконан!"( Стой! Стрелять буду!) И до меня вместе с командой донеслось лязг передёргиваемых затворов. Здесь уже ничего не оставалось, как только залечь. Ощущение от земли, холодной и сырой, также не вызвало прилива радости, но всё же это было лучше, чем перед дулом автомата, готового пронзить тебя свинцом. Я с людьми оказался в ловушке, заложником своей доверчивости и глупости. С самого начала была допущена ошибка не я управлял, а мною руководили. Но оставалась надежда на благополучный исход. Во-первых Вазира я не отпускал от себя ни на шаг, да он и не пытался куда-либо исчезнуть. Второе я был не один, это видели душманы, может поэтому и остановили меня, испугавшись. Исходя из всего этого, можно было заключить, что Хакимин не жаждет крови, так что можно было ещё надеяться на его порядочность. После минуты томительного ожидания, мы услышали с душманской стороны разрешение пойти дальше мне и Холу. Мы поднялись и пошли. В кромешной темноте, стук наших сердец с Холом ощущался на расстоянии, его тяжёлое отрывистое дыхание усиливало тревожную тишину. Я не видел людей командора, но до кончиков пальцев чувствовал их присутствие, где-то совсем рядом, свирепые взгляды и направленные на нас автоматы. Такое ощущение будто я шёл на голгофу. Мы прошли дувал, вышедшая из тучи луна на мгновение осветила тени, стоявших за ним людей , чуть дальше в кустах виноградника блеснул ствол автомата. Я успел заметить впереди высокое здание и две, отделившиеся от него, тени. Через некоторое время мы уже стояли в метрах пяти друг от друга. Сзади них, за углом крепости зашевелился ещё кто-то, но мне это было не так важно, всё внимание переключилось на эту пару. Оба здоровые, с автоматами в руках. В глаза сразу бросилась огромная мохнатая шапка на голове у одного из них. Мы с минуту стояли и присматривались друг другу, не зная кому начать первому. Наконец, в меховой шапке, как-то нервно вдохнул и напряжённым голосом, обращаясь ко мне, прокаркал.
  -- -Комбат хотел встретиться со мной?
  -- -Если ты Хакимин, то, да! Хотел.
   По тому напряжению, которое излучал стоящий передо мной, по той интонации голоса, который до меня донёсся и по той охране, которой он себя окружил, я понял, что он меня боится не меньше, чем я его, возможно даже больше. Это меня несколько успокоило.
  -- -Зачем ты меня хотел видеть?
  -- -Чтобы поговорить с тобой о мире, о том, чтобы не стрелять в друг, друга.
  -- -Мне нужны боеприпасы. Ты дашь мне?
  -- -Я пришёл сюда не для того, чтобы тебе чего-нибудь давать, а поговорить о наших
  -- общих интересах.
  -- -Тогда нам не о чем разговаривать! -эти слова прозвучали, даже без перевода было
  -- заметно, в грубой форме. Хола будто ударило электрическим зарядом, тело затрясло
  -- словно в лихорадке, да так, что мне пришлось взять его за руку, чтобы успокоить.
  -- -Мне говорили, что ты судья, а судьи разве с этого начинают разговоры с людьми?
  -- -Да! Я-Церондоваль, но сейчас идёт война, мои моджахеды воюют за свою свободу, поэтому мне нужны патроны, если тебе нечего мне дать, то тогда нам не о чем говорить, прощай! -Хакимин резко повернулся и быстро пошёл в направлении дома. Мне также ничего не оставалось как повернуться в обратную сторону. Я шёл и ждал выстрела в спину. Выплывшая луна на время осветила дувалы и, стоявших возле них душманов. Лунный свет придавал их лицам мертвецкую бледность, они, как сторожевые псы, готовы были по первому сигналу хозяина, броситься на нас с Холом. В руках холодно поблёскивали автоматы готовые к стрельбе. Но мы проходили, а команды на расправу не было. Я шёл и изо всех сил старался подавить в себе желание броситься бежать от этого ожидания, но надо было сохранить спокойствие и выдержку, чтобы у духов не оставалось повода даже для улыбки. Всё тело ныло от адского напряжения. Ну, вот и свои. Хол выдохнул. Прозвучало это так будто спустила накаченная камера. Вазир, не скрывая радости, повёл нас назад. Расслабление наступило после того как мы очутились на посту. По- настоящему холодно стало, когда снял с себя бушлат. Нижнее бельё и даже местами гимнастёрка были мокрые от пота. Ночевать остался на посту. Но перед тем как заснуть подумал, что не всё ещё потерянно.
   Утро следующего дня ничего нового не принесло. Правда серых туч на небе стало меньше, а от показавшегося солнца стало чуть больше тепла, что приподнимало настроение и новые ощущения к жизни. По дороге в управление батальона, Хол высказал несколько своих мнений о встречах по ночам, в которых явно просматривалось боязнь за наше существование. И он в какой-то степени был прав, однако я уже "закусил удила" и как скаковая лошадка понёсся вперед. Хол для меня был больше чем товарищ по оружию, поэтому я постарался по деликатнее объяснить ему моё видение такой работы и пользу её для нас же самих. К моей радости он осознал это и больше проблем у нас с ним не возникало.

Г Л А В А 26. Повседневные заботы. Баня Касумова. Вызов к раненному командору После этой ночной вылазки, я два дня никуда не выезжал. Кроме работы с

   душманами, в батальоне были и другие дела, за которые я нёс персональную ответст
   венность. К ним относились и вопросы быта людей.

За прошедшее время многое изменилось в обороне аэродрома. Постов, находящихся

   в окопах почти не осталось. Все они, кроме поста у горы Кохбача, переместились
   крепости, которые размещались на наиболее важных для обзора, обнаружения и
   отражения нападения противника, местах. Вместе с этим улучшились бытовые
   условия жизни людей. Одно дело траншея и зарытая в землю землянка, другое
   оборудованные для службы и отдыха помещения в зданиях. При каждом таком
   перемещении, мне самому приходилось выезжать на места и непосредственно
   принимать в этом участие. Обычно, прежде чем осуществить такую затею, к ней
   очень тщательно готовились. Вырабатывался определённый план, в котором при
   нимали участие три-четыре человека: я, начальник штаба, командир роты и взвода.
   Такая секретность нужна была прежде всего для безопасности перемещаемого
   взвода и выбранного для этой цели здания. Взвод могли встретить душманской
   засадой , а здание могло сгореть. Опыт в этом уже был.
   Поэтому все приготовления проходили в обыденной манере. Визуальный осмотр
   местности, изучение подходов к выбранному зданию, сбор данных о нём и о груп
   пах, находящихся в самом кишлаке и в ближайших от него населённых пунктах.
   Собрав всю информацию, мы внезапными для противника действиями, захваты
   вали крепость и в тот же день обеспечивали всё необходимое для жизнедеятель
   ности и отражения нападения. Промедление в этих случаях было " смерти подоб
   ны". Ленинское изречение здесь подходило больше всего. Чтобы обеспечить бо
   лее сносные условия для существования людей, некоторые командиры, проявляя
   инициативу, где это было возможно, устраивали импровизированные бани. На
   крышу одной из комнат затаскивали емкости для воды. От неё через крышу в
   комнату отводили трубы и таким образом появлялся душ. В холодное время в
   емкости заливали тёплую воду, а в летний период нагревательным прибором
   служило солнце. Так, что люди умывались и мылись постоянно. Своевременную
   доставку и замену белья , а так же воды производил старшина роты, под непо
   средственным руководством начальника тыла батальона. Правда были и другие
   моменты. Заместитель командира первой роты старший лейтенант Касумов выразил
   желание построить в управлении роты баню. Возражений на сей счёт ни у кого не
   возникло. Получив разрешение, он раздобыл где-то цемент, песок и доски, завёз это
   всё в роту и целый месяц колдовал над бетонным сооружением. Неказистое с нару
   жи, внутри оно было обшито деревом и оборудовано под парную. Деревянные на
   стилы, печь, обложенная камнями, ёмкости для горячей и холодной воды. Вода
   заливалась из протекающего рядом арыка. За её чистотой и содержанием следили
   соответственные службы и жители расположенного рядом кишлака Муса Паин.
   Вместимость этого учреждения составляла до десяти человек. Так, что многие были
   довольны таким деловым подходом к людским потребностям. Вся эта инициатива
   облегчала работу тыла. Уже не надо было командирам рот каждый раз, рискуя по
   дорваться на минах или быть обстрелянным, привозить свои взвода в управление
   батальона на мытьё в баню, отрывать людей на долго от несения службы и расходо
   вать на это горючее. Всё, что творилось во благо большинства, поддерживалось и
   не оставалось без внимания.
  -- -Ну, что Касумов, порадовал ты меня. Вообще я думал ты не справишься.
  -- -Да, как можно, - горделиво произнёс он в ответ, - Касумов, если захочет и не
  -- таком может сделать!
  -- -Однако, вижу я загордился ты, не много ли на себя берёшь, дружище? Так и на
  -- дорваться можно.
  -- -Я же не надорвался, когда баню сооружал. А, вот вы, товарищ подполковник, до
  -- сих пор модуля не можете поставить.
  -- -За парную спасибо! А вот насчёт модуля, если бы они были, то обязательно
  -- поставили их.
   Конечно, он был прав. Прошло почти полтора года, а мы как жили в вагончиках и в сбитых из бомботары сооружениях так и живём до сих пор. Попытки выклянчить их у начальников тыла дивизии и армии, не увенчались успехом. Да, я и не заострял на этом внимание, вполне хватало того, что было. Приезжая в первую роту, я всегда вспоминал бывшего её командира, капитана Асташкова. Один из главных организаторов спасения окружённого душманами кишлака Касумов строит и показывает баню, другой же, где-то далеко в Союзе залечивает раны. Четыре пули в теле, каковы последствия? Мне неизвестны. А жизнь между тем продолжалась. Теперешний командир, капитан Авхимович, докладывая мне обстановку на своих постах, вдруг вспомнил о появлении на посту представителя одной из душманских групп, находящейся в ближайшем от него кишлаке, с просьбой оказания медицинской помощи раненному командору по имени Заир.
  -- -А, как ты сам думаешь, надо оказывать помощь ему или нет? - спросил я его
  -- -Не знаю. Я об этом командоре впервые слышу, но Сараев говорит, что к нему заходили старейшины этого кишлака с мирными предложениями так, может продолжить этот процесс? Кстати, тот представитель говорил, что Заир хотел увидеть вас.
   Для меня это был не плохой сигнал. После нападения на кооператив в кишлаке Калай-Девана и ракового для роты боя, где получили ранения сразу шесть человек вместе с Асташковым, западная часть аэродрома надолго выпала у меня из процесса переговоров с бандформированиями. С той поры в этом районе не велось активных боевых действий, а захват крепости и выставление там поста вообще стабилизировало обстановку. Однако это не означало, что в ближайших населённых пунктах не было душманов. Здесь они были и в не малом количестве, но их действия теперь ограничивались борьбой между собой и выходом для нападений в другие районы. Очевидно, одна из таких вылазок не очень удачно закончилась для Заира.
   Уже порядком втянувшись в систему нормализации, и главное, воочию наблюдая за её положительными результатами, я не мог и в этот раз отказаться от случая встречи с командором одной из душманских групп и через него перекинуть мирные мосты к другим формированиям в этом районе. Поэтому в тот же день, вызвав к себе фельдшера батальона, я отправился к раненному. Сопровождал меня, вызванный из кишлака аксакал. Было около пятнадцати часов. Солнце стояло над головой высоко в чистом небе, сбрасывая на землю осеннее тепло. Дом, в который мы вошли, стоял посредине кишлака и ничем не выделялся от окружающих его строений. Оставив охрану во дворе, мы, я, Хол, Шевчук и аксакал, поднялись на второй этаж. Заир оказался не один. В комнате находилось человек пять афганцев, среднего возраста. Раненный лежал на матраце , укутанный в тонкие одеяла. Бородатое, осунувшееся лицо ничего не говорило о возрасте, зато чёрные глаза, заметив нас, молодо засветились. Возле него валялась куча грязных и окровавленных бинтов. Все присутствующие спокойно отнеслись к нашему появлению, поздоровались и отошли в сторону от больного, освобождая место работы для фельдшера. Рана оказалась не опасной, но успела загноиться, запах которого неприятно распространялся по комнате.
  -- -Так! - пробурчал Шевчук, - рана запущенна, в скором времени могут возникнуть осложнения, если уже не произошло заражение крови. Его надо вести в госпиталь.
   Когда Хол перевёл присутствующим заключение фельдшера, те вдруг оживлённо стали обсуждать это заявление. Раненный всё это время молчал и внимательно прислушивался к разговору, переводя взгляд от одного говорящего к другому. Наконец, он не выдержал и одним выкриком прекратил болтовню. Затем, обратив свой взор на меня произнёс.
  -- -Мне очень жаль, но лечь в советскую больницу я не могу. Если возможно, то лечите здесь.
  -- -В таких условиях, в которых ты находишься, вылечиться почти не возможно. Тем
  -- более врач говорит, что рана покрылась гноем, а это прямой путь к гангрене и к
  -- смерти. Ты же этого не желаешь?
  -- -Воля аллаха! Если мне суждено умереть, то я умру. Но, комбат, я позвал тебя не
  -- только для того, чтобы ты посмотрел на мои раны, я хочу поговорить с тобой о
  -- мире между нами. Я хочу, чтобы мы не стреляли друг в друга.
  -- -Это хорошо, что ты так думаешь, но тебе в начале надо встать на ноги, а вылечат
  -- тебя только наши врачи. При твоём согласии, я могу договориться с ними и отвезти
  -- тебя в медсанбат.
  -- -Нет! Не надо ни с кем договариваться, я отсюда никуда не поеду. Пусть твой врач
  -- даст мне несколько таблеток, чтобы я не чувствовал боли и, чтобы заживала рана. А,
  -- тебе я скажу мои люди не будут нападать на твои посты, но и ты не должен воевать
  -- с моим кишлаком. Что ты скажешь об этом?
  -- -Тоже самое, что и ты. Обещаю тебе в таком случае всё сделать для того, чтобы не
  -- только мои солдаты, но и другие не появлялись здесь.
  -- -Хорошо. Не знаю буду я жить или нет, но знай, что мои люди думают также как и
  -- я. Мы вместе решали.
   Заир смотрел на меня в упор, не мигая. Лицо без того тёмное, ещё больше потемнело и заострилось. Хоть он и не подавал вида, но я замечал как ему трудно говорить, превозмогая боль. "Сильная натура"- мелькнуло у меня в голове и я пожал его горячую руку. Он улыбнулся и это искренняя улыбка сопровождала меня всю обратную дорогу. Шевчук сделал всё, что мог: промыл рану спиртом, смазал йодом, обсыпал каким-то белым порошком, перевязал. Затем рассказал как пользоваться оставленными лекарствами, но при расставании он тяжело вздохнул и произнёс: - Наверное, всё это уже не поможет, он слишком долго лежал без медицинской помощи.
   Его слова оказались пророческими, через несколько дней мне пришло сообщение о смерти Заира. Жаль.Мы с этим умным командором могли бы многое сделать. Однако выход на него перед его кончиной тоже сослужил немалую службу. Вскоре появилась группа из тех кишлаков, которая легализовалась и в полном составе, разместилась под боком управления первой роты в кишлаке Муса -Паин. Это были осознанные действия людей, не желающих вести с нами войну. В последствии через этих вооружённых добровольцев, я продолжал свою политику примирения с другими душманами в западной части моего объекта обороны.
  
   Г Л А В А 27. Обелиск. Недовольство Шафака. Месть.
   Однажды находясь в штабе дивизии по делам, я обратил внимание на скромный
   обелиск в память о погибших инженерно-сапёрного батальона. На тёмном фоне
   невысокого четырёхгранного сооружения тускло выделялись фамилия убитых в
   разное время солдат и офицеров батальона. В этом подразделении умели уважать
   людей. И я подумал, а кто мне мешает соорудить, что-то подобное у себя в ба
   тальоне? Пусть все видят и знают, что они частица общего организма, потеря ко
   торой не исчезает бесследно. Но, чтобы осуществить такую затею нужны были
   время и материалы. Чего обычно никогда не хватало и всё же она была притво
   рена в жизнь, но несколько позже.
  -- -Всегда бы так, начальник! - с иронией произнёс я в ответ, - ты ко мне шёл?
  -- -Да! К тебе! Сегодня Шафак ко мне придёт, очень хочет говорить с тобой. Просил
  -- приехать.
  -- -По какому вопросу?
  -- Бабаджан пожал плечами, что означало незнания предмета предстоящего разговора.Я довёз его до прохода к кишлаку Джамкадам, где он проживал со своей семьёй и мы расстались, но не на долго. Жизнь в уездном центре также не стояла на месте, а двигалась вместе с моими интересами, всё больше расширяясь по кругу. Влияние администрации усиливалось, приобретая всё более реальные очертания и формы. Соответственно с этим прибавлялось работы и всяких забот. И большая их часть ложилась на плечи начальника царандоя. Его роль и значение возрастали с каждым днём. На повестку дня вполне естественно встал вопрос о месте, где Бабаджану было бы не стыдно принимать людей. До сих пор он это делал в каморке размером в шесть квадратных метрах, где отдыхал и работал. Поэтому руководством было принято решение построить на территории крепости небольшое здание специально для Бабаджана. Что вскоре и было выполнено. Так, что новая встреча с Шафаком состоялась в этом, изящном по своему внешнему виду, двухкомнатном сооружении. Дожидаясь амира в полупустой, ещё не обжитой и пахнущей свежей краской, комнате, я вспоминал как мы с Бабаджаном вдвоём ютились в его тесной комнатушке. Иногда даже отдыхали на одной узкой кровати, после очередной какой-нибудь встречи.
  -- -Вы как в России " в тесноте да не в обиде", - подтрунивал над нами Хол, я же в ответ ему говорил:
  -- -Зато будет потом, что вспомнить! - и правда, воспоминания об этих совместных ночных ожиданиях и стремлениях к жизни без выстрелов, до сих пор вызывают приятные ассоциации.
  -- -Так, где же Шафак? Когда он сказал, что подойдёт?
  -- -Скоро, уже скоро, - отвечал Бабаджан, - ему нужна эта встреча, поэтому он придёт!
  -- -Бабаджан! Надо убедить его, чтобы он подписал договор. Тогда и другие пойдут за ним. Жить безопаснее станет.
  -- -Да! - соглашался мой друг и понимающе кивал головой, - я ему об этом постоянно напоминаю. Встреча с Подча Гулем это хорошо. Думаю, скоро он подпишет договор с правительством.
  -- Нам не дали договорить, двери отворились и в комнату вошёл Мир Хамза, за ним тенью проскользнул амир. С их появлением в комнате стало тесно. После традиционных объятий, Шафак сказал, усаживаясь на кровать:
  -- -Я очень сожалею, что так плохо встретил тебя Хакимин.
  -- -Не стоит сожалеть, мы всё-таки увидели друг друга. Тем более это была первая
  -- встреча.
  -- -Нет, нет ! Комбат! Не говори так. Он поступил не очень хорошо и я ему об этом
  -- сказал. Ещё я ему сказал, чтобы мы повторили встречу. Если мне ничего не по
  -- мешает, то я на ней тоже буду. Но я вас предупреждал, что он самостоятельный ко
  -- мандир.
  -- -Я не в обиде и готов поговорить с ним ещё раз. Это в наших общих интересах.
  -- На этот раз разговор между нами шёл расковано, без всякой настороженности и
  -- напряжения. Интересно было и его содержание. Из этого диалога, становилось по
  -- нятна их тесная связь и какая-то зависимость друг от друга, но пока ещё не понятая
  -- мною. Амир был в хорошем настроении, улыбка не сходила с его лица. Освещённое
  -- керосиновой лампой, оно разгладилось от морщин и помолодело, приобретая доб
  -- рожелательный вид. Я попытался использовать этот настрой и заговорил о догово
  -- ре. На, что тот, к нашему удивлению, очень быстро дал положительный ответ. До
  -- говору быть! Только необходимо было уточнить некоторые детали с представите
  -- лем Хада. Это был явный успех. Дело шло к завершению многонедельного " мара
  -- фона". Ещё на одну группу душманов становилось меньше. Однако вскоре моя ра
  -- дость помрачнела. Под конец нашей дискуссии. Шафак вдруг стал серьёзным.
  -- -Командир! -обратился он ко мне, - надо сказать майору, чтобы он больше не ходил
  -- в мой дом.
  -- -Какому майору?
  -- -Тому, который был с нами при второй встрече. С вашего секретного отдела.
  -- " Наверное Головкин?" - мелькнуло у меня в голове.
  -- -А, когда он был у тебя? Один или с охраной?
  -- -Два раза приходил ко мне прямо в кишлак. Охрана? - здесь он на мгновение
  -- замолчал, затем продолжил, -кажется с ним ещё один. Я не могу поручиться за его
  -- безопасность. Может кто из других групп его встретить, убъёт или захватит в плен.
  -- Тогда как я могу оправдаться перед вами?
  -- -Хорошо Шафак, я скажу ему. Можешь не беспокоиться, он больше не будет ходить к тебе.
   " Вот так "пироги"? - подумал я, - уж больно смело начал особист. А какого мне будет, если его прихлопнут? Всю мою работу и жизнь, вместе со своей поставил на карту, из-за своего тщеславия. Какая от этого польза? Ведь любую информацию теперь можно было получить от Шафака в более безопасном месте. А, здесь куда не кинь, везде один вред как для своего, так и для моего дела. Надо поговорить с ним пока не поздно." Не откладывая в долгий ящик эту внезапно возникшую проблему, на второй день рано утром я был в особом отделе дивизии. Обошёл все кабинеты, но его нигде не было. Оставался последний, его начальника. Постояв какое-то время в нерешительности, я постучал. Мы друг друга знали, поэтому он встретил меня приветливо.
   -Собственно, я пришёл к Головкину, но его нигде не нашёл. Разговор к нему есть.
   -Он убыл по делам и не скоро будет. Если что-то срочное, то скажите мне, я ему передам.
   -Да, это очень срочно, так как он может повторить, а мне бы этого не хотелось.
   И я рассказал полковнику всю историю встреч с амиром и особенно последний разговор с ним.
  -- -Теперь вы знаете, почему я к вам пришёл и насколько такое хождение по ночам опасно. Кстати Шафак больше беспокоится за себя, чем за вашего подчинённого.
  -- Так как ему могут не поверить, если что случится с вашим подчинёным.
   Начальник особого отдела меня слушал не перебивая, но по его выражению лица я не мог понять, знает он об этой истории или нет? И всё-таки я не сомневался в том, что какая-то информация у него была.
  -- -Да, я всё понимаю. -Наконец, выдавил он из себя. - Разберусь. Думаю, что он не будет больше делать так.
   Выйдя из кабинета, я ещё какое-то время был в сомнении. В мозгу сверлила мысль: а, правильно ли я поступил, доложив начальнику о случившемся, а не поговорил вначале с майором? Появилось щемящее чувство, будто я наговорил на человека. Хотя такой цели я не преследовал, а было одно желание обезопасить его от всяких случайностей. Ведь не каждый мог решиться на такой шаг, ночью без усиленной охраны идти на встречу в чужой кишлак. Я мог только предположить зачем он туда ходил, потому что точная информация о его работе меня меньше всего интересовало. Так как я считал, что у каждого из нас свои задачи и решать их надо не влезая в сферу другого. Однако с выходом на его начальника, я в какой-то степени нарушил это право, и невольно задел самолюбие самого особиста . Возможно даже и профессиональную гордость, что конечно не могло пройти бесследно. Запрет на свидания с амиром, мог им восприняться как специальная акция по устранению конкурента. Что так и произошло. В отместку Головкин решил пощекотать и мои нервы. С разбитого, почти год назад афганского самолёта, мне принесли два пистолета ТТ, найденных в нём. Один я сказал начальнику РАВ сдать в дивизию на склад, а другой взял себе и потом при всяких выездах брал с собой вместо автомата. Была мысль, если уж захватят душманы, то не с автоматом. Мне он нравился своей меткостью, кучностью боя и удобством ношения в кармане. Но вот буквально через два дня после моего посещения особого отдела, оттуда прозвучал звонок с приказом немедленно явиться к заместителю начальника. Сборы недолги и вот я уже стою возле худощавого подполковника с погонами лётного состава. Уставившись в меня своими стеклянными глазами, он сразу без всяких предисловий и приветствий, задаёт прямой вопрос.
  -- -Почему вы не сдали пистолет? -от голоса веет холодом.
  -- -Какой пистолет? -наивно задаю ему встречный вопрос, хотя мне сразу же стало
  -- ясно, о каком шла речь.
  -- -Вы, что на самом деле не поняли о каком пистолете я вас спрашиваю? - в его
  -- голосе раздражение и металл. - С того самого, афганского, который разбился на
  -- аэродроме.
  -- -А, про тот. Обязательно сдам, как только закончу службу в Афганистане. Пока он
  -- мне ещё нужен. Понимаете в чём дело? - И попытался объяснить, причину
  -- необходимости иметь его у себя. Однако у подполковника не было желания
  -- выслушивать меня и он прервал мой монолог на полуслове, резким и не терпящим
  -- возражений, голосом. Затем последовала грубая угроза и срок сдачи пистолета.
  -- Пришлось подчиниться и отнести его на склад. Почему почти через год скрылась
  -- эта ужасная " тайна", для меня не была загадкой. После первых же слов о пистолете,
  -- я сразу понял, что эта дело рук майора, у которого всё это время в сейфе лежали на
  -- меня доносы. Представился случай воспользоваться ими и те сыграли свою роль. На
  -- этом дело не кончилось. Ещё через несколько дней вышел приказ начальника гарни
  -- зона-командира дивизии о наказании меня за незаконное хранение оружия. Когда я
  -- ставил роспись под ним, Кандалин с улыбкой сказал:
  -- -Иди спрашивай у начальника особого отдела, это их сочинение.
   Что спрашивать и так было ясно откуда " дул ветер". В дальнейшем вспоминая этот эпизод, я думал, а чтобы со мной было, если бы происходило это в 37 году? Однако заканчивался февраль 83 года и я продолжал свою деятельность по укреплению безопасности аэродрома, то есть выполнял поставленную передо мной задачу. Выстрелы возле объекта продолжались, но на много реже и всё дальше и дальше. Зато в других местах, в особенности на главной дорожной магистрали, было не спокойно. Доходившая до меня информация, напоминали сводки с фронтов. Нападения на колоны, обстрелы постов и воинских частей принимали всё более ожесточённый характер. Принимаемые командованием всех уровней меры по ликвидации очагов сопротивления, положительных результатов не давали, скорее наоборот, ещё больше усиливали противостояние. Хоть эти все события проходили где-то в стороне, однако без внимания мною не оставались. К этому времени у меня уже сложился кое-какой опыт к анализам, сопоставлению фактов и к определенным выводам, поэтому получая сведения, я замечал общую тенденцию к усилению активизации сопротивления, вместе с тем было заметно ужесточение борьбы между группами по партийным принадлежностям.

Из записки Чурина: В декабре 1982г. подписаны договоры с пятью группами.

По переговорам: боеприпасами не снабжают, продуктами также; ор(ужие)выдавали

   Шафаку,Нур Хабиби, Абдул Рахиту; денег нет. За первый квартал: 170 ограблений,
   7млн.афгани ущерба.
   Г Л А В А 28. Подписание договора .
   Между тем, несмотря на эту активность, Баграмский район начал приобретать вид
   мирного оазиса. На, что не могли не обратить внимание вышестоящие органы как с
   афганской, так и с советской стороны. Заключённый же, наконец, договор с
   Шафаком, получивший более широкий резонанс в политических кругах, чем другие
   соглашения, подписанные до сих пор, заставили попытаться организовать работу с
   населением в более продуманном виде. Для этого политическое руководство
   Туркестанского округа организовало семинар, с участием всех лиц ответственных за
   работу с населением Афганистана. На этот семинар был приглашён и я . Но прежде
   чем о нём, мне хотелось бы сказать несколько слов о заключительном этапе
   переговоров с амиром. Встречу с Подча Гулем организовывал Бабаджан. Сам я на
   неё не поехал, считая, что всё зависящие от меня было сделано, остальное остава
   лось за начальником ХАДа, который перед этой встречей побывал у меня. С ним мы
   договорились, что он не будет давать не выполнимых обещаний, а скажет откро-
   венно, в чём власть ему может помочь и на что Шафак может не надеяться. Обмана
   здесь не должно быть. Почему для меня именно этот вопрос был наиболее важен?
   Да, потому, что я имел уже информацию о подобных переговорах, которые подава
   лись для "галочки". То есть, шли на всё, чтобы только подписать соглашение, но
   после получения документа, представители властных структур как обычно о своих
   обязательствах забывали, а командор считал себя обманутым и опять становился
   противником. Такие поступки наносили большой вред переговорному процессу и
   подрывали авторитет к власти. И всё же несмотря на мои предостережения, подоб
   ное произошло с Щафаком, но об этом чуть позже.
   На второй день Подча Гуль был у меня. Довольный, он коротко рассказал мне о
   вопросах, которые обсуждались на встрече, о времени, месте и составе лиц, которые
   могли присутствовать при подписании договора. Одно из условий амира, это моё
   обязательное присутствие. На мой вопрос, почему командор выдвинул такое
   требование, начальник ХАДа не смог ответить. Некоторое время и для меня это
   оставалось загадкой, но не долго.

Состав представителей при подписании договора, оказался внушительным. Кроме

   провинциального партийного и губернаторского корпуса, на него прибыли предста
   вители из Кабула от НДПА и Госсовета.С советской стороны присутствовал
   старший советник по восточной зоне генерал Рязанов Л.А. Место для встречи в
   заброшенной уездной поликлиники было определенно Шафаком, он не захотел
   ехать ни в Чарикар, ни в Кабул. Поэтому мы с Бабаджаном постарались хоть не
   много, к приезду договаривающихся сторон, обустроить самую просторную из
   комнат. Почистили, помыли, поставили столы и накрыли их простынями. Бабаджан
   нашёл где-то стекло и вставил окна. Но всё равно места для собравшихся оказалось
   маловато. Совещание длилось несколько часов. Очень тщательно рассматривался
   каждый пункт, представленного документа. Переговоры шли тяжело, на грани сры
   ва. Многие нервничали, выходили на перекуры. Я, впервые присутствуя на таком
   форуме, волновался не меньше собравшихся. Мне было за что переживать, ведь
   столько работы было проделано и какой? Сколько времени и нервов потребовалось
   для того, чтобы посадить за стол переговоров одного из самых непримиримых и
   активных командоров душманских групп. Поэтому не хотелось, чтобы всё пошло "
   коту под хвост". Наконец, где-то к двум часам ночи, процесс согласования был
   закончен и обе стороны поставили свои подписи под документом. Все присутст
   вующие облегчённо вздохнули и радостно загалдели. На столе вместо чая, появился
   афганский коньяк и лёгкая закуска. Разлили по стаканам, но Шафак пить на отрез
   отказался. Минутное замешательство закончилось предложением выпить ему " фан
   ту", что тот исполнил.
   После праздничной трапезы, попрощавшись, все в приподнятом настроении разо
   шлись по заранее намеченным местам, коротать оставшуюся ночь. Однако с амиром
   было сложнее. За всё время переговоров на его лице, я не заметил даже тени
   улыбки. Худое, под конец встречи, оно ещё больше осунулось и потемнело. Глаза
   он старался прятать от присутствующих, но когда поднимал голову и смотрел на
   людей , я замечал в них грусть, тоску и отсутствие доверия. К кому? К себе, или к
   тем с кем только, что подписал договор? А может ко всему процессу мирного
   сосуществования? В тот момент я также не смог бы ответить на эти вопросы. После
   окончания торжества, амир поднялся и ,ни с кем не прощаясь, быстро покинул
   здание.
   Червь сомнения подтачивал и меня, будет ли в действительности всё так, как это
   написано на бумаге? В ту ночь я долго не мог заснуть, терзая себя мыслью о вер
   ности слова власти. Может Шафак для того меня и пригласил, чтобы я мог видеть
   конечный результат этого мероприятия. Как ни странно, но я и сам почувствовал
   некоторую лживость и беспреспективность этих обязательств. Но, что оставалось
   делать? По какому пути идти? Лучшего варианта, чем этот я просто не находил.
   Бумаг я не подписывал, никаких обязательств ни перед кем на себя не брал, но всё
   равно оставалось чувство долга перед амиром. Этого он, наверное, и добивался.
   Промучившись всю оставшуюся ночь, я понял одно, что с этого дня становился
   заложником необязательной власти, покровителем и опекуном командора, подпи
   савшего договор.
   Г Л А В А 29. Неугодных надо убивать! Прочистка мозгов.
   В первых числах марта на моё имя пришла телефонограмма с политотдела армии. В
   ней мне предписывалось явиться на семинар с работниками спецподразделений по
   пропаганде и агитации среди жителей Афганистана. Мне предлагалось выступить с
   докладом на тему работы с доброжелателями в своём районе действий. Я стал
   готовиться. Материала по этому вопросу было достаточно. Сложившаяся
   обстановка вокруг аэродрома позволяла мне, не подтасовывая факты и не выса
   сывая их из пальца, рассказать собравшимся о проделанной работе в этом на
   правлении. Мне на самом деле представлялся редкий случай высказаться, поде
   литься своим опытом и накопленными знаниями, которые могли бы пригодиться
   всем слушателям. В тайне я мечтал своим выступлением расширить круг сторонни
   ков, а через них сферу влияния на душманов, которые должны были из разряда про
   тивников, перейти в разряд доброжелателей или хотя бы нейтралов. Мечты, мечты
   как они прекрасны ! Но мечтателю было не в домёк , что большинству из семина
   ристов на его работу, мысли и успехи в этом деле, наплевать! Что я и ощутил при
   первых же фразах своего доклада. Сквозь огромные орнаментные стеклянные окна
   аминовского дворца видна белая панорама. Снег пушистыми хлопьями продолжает
   покрывать не промёрзшую морозом землю. Там, во дворе наступило зимнее торже
   ство, вокруг тишина и холод. В зале тоже наступило похолодание после моих слов о
   том как наши войска встречали жители населённых пунктов южной страны в самом
   начале их появления. И как эти улыбки и цветы, постепенно стали приобретать от
   тенок злобы и в предмет вооружённого сопротивления. Начальнику политотдела
   округа не очень пришлись по душе мои сравнения и он, покривившись, в досаде
   недовольно буркнул:
   -О чём это он? - затем, повернувшись к своему помощнику по армии, спросил
   строго, -а, вы проверяли его доклад? Почему заранее не подготовили выступление?
   Всё это прозвучало внезапно, громко и довольно в грубой форме. В зале наступила гробовая тишина. После этого монолога, я ещё что-то говорил по инерции, но в голове уже возникла пустота. Затем я услышал тихий настойчивый голос полковника, подошедшего от куда-то незаметно к трибуне, о моём скорейшем прекращении выступления. Все эти действия высшего руководства не прошли для меня бесследно, хладнокровие покинуло меня даже быстрей, чем я ожидал. С минуту я ещё мямлил чего-то, но затем, оборвав себя на полуслове, собрал докладной материал, подошёл к президиуму, положил его на стол и спустился в зал. На этом моё ораторство закончилось. После заседания был разговор с самим начальником, где он прочитал мне мораль о вреде, нанесённым всему офицерскому корпусу, моим выступлением.
  -- -Непродуманность, -говорил он, -у нас есть определённые успехи в нашем деле, так вот и надо было говорить о них! Ты ушёл в сторону, стал говорить о прошлом, уже давно забытом, а надо говорить о настоящем.
  -- Моя попытка возразить, доказать, что это и есть настоящее и без него не может быть будущего, только заставили поморщиться генерала и выразить недовольство в мой адрес за не понимания ситуации. Ехал я обратно в дурном настроении. Беспокоило то, что я не смог исполнить поставленную перед собой задачу.
   Ехать было опасно. Дорога засыпанная снегом, вскоре превратилась в скользкое полотно, на котором трудно было удержаться даже со всеми включёнными мостами. Водитель моей БРДМ хоть и вёл её осторожно, но с большим трудом удерживал в нужном направлении. Машину бросало с одной стороны в другую. На дороге попадались перевёрнутые машины, были и заторы, которые не представлялось возможности объехать. Выезд за полотно дороги, мгновенно превращался в ловушку для машин. Не замёршая глина совместно с сырым снегом являлись не проходимым препятствием для любой техники. Поэтому приходилось терпеливо ждать пока уберут помеху с дороги, а то и самим оказывать посильную помощь в наведении порядка. Не привычно было видеть такое обилие снега в том году в Чарикарской долине. С одной стороны это раздражало, с другой напоминало о России, теплее становилось на душе.
   Так, преодолевая дорожные невзгоды, я , несколько успокоившись, прибыл в свою обитель. За два дня моего отсутствия ничего не изменилось в округе. Только стало потише, даже душманские группировки и те лениво перестреливались друг с другом. Во всём виноват был снег. Однако это не помешало духам выставить мину в самом казалось людном месте, на дороге в Гулямали. На ней и подорвался наш БТР, следовавший в уезд по заданию во главе с начальником артвооружения батальона лейтенантом Сбоевым Ю. Подрыв был сильный. Лейтенанта и водителя увезли в медсанчасть, а оттуда в Союз, откуда они уже не вернулись. Так что я уже не увидел того юного лейтенанта, который бледным стоял у стены в медсанчасти и с его губ невольно слетали слова: " Неужели в Афганистан?". Но время, проведенное им в боевой обстановке в корне изменило его, он стал настоящим Офицером. Мне его искренне было жаль. После выздоровления, Юра хоть и не смог вернуться в южную страну, но всё же остался продолжать военную службу в своём родном училище. Что я мог для него сделать, так это представить к ордену и к очередному званию.
   В тот вечер, когда я прибыл из Кабула, вновь повалил снег. Шёл он часа два-три вначале мелкий, а затем большими мохнатыми хлопьями. Они кружились и качались под лёгким дуновением ветерка, зависали в воздухе и затем мягко опускались на крыши строений, на деревья и покрытую снежным пухом землю, с каждым часом всё больше утолщая её покров. Красавица ёлка, облепленная белыми хлопьями приобретала поистине сказочный вид и в отражении электроламп излучала таинственный свет. Впервые за всё пребывания в Афганистане в этот вечер и ночь, я не услышал выстрелов. Тишина и покой были дополнением к этой очаровавшей взгляд картине. Было такое ощущение, будто сама природа решила подарить нам эту сказку. В эту ночь я засыпал в приподнятом настроении, на сердце стало легко и спокойно. " Чёрт с ними! Как работал так и буду продолжать!"- пронеслось у меня в сознании, прежде чем оно погрузилось в приятную дремоту.
   Г Л А В А 30. Хакимин просит о новой встрече. Климат потеплел.
   На следующий день ветер разогнал тучи и на небе радостно засветило солнце. Очень
   быстро появились лужи. Весна в резкой форме заявила о себе. В такой момент не
   желательно было ездить куда-либо. Глина, пропитанная водой, очень легко про
   давливалась и подъезды к постам превращались в большие сточные канавы, по ко
   торым не только на технике, но и пешком трудно было пройти. Не беспокоили и
   наши враги, взяв, наверное, себе отгулы за прошедшие беспокойные ночи. Поэтому
   меня удивило внезапное появление в управлении Бабаджана. Он передал мне сооб
   щение Шафака, что Хакимин согласился ещё раз встретиться со мной сегодня вече
   ром.
   -Бабаджан, а почему сегодня, да ещё в такую погоду? Ты уверен, что эта встреча не
   будет для нас последней? Мне не очень хочется, чтобы она прошла также как в пер
   вый раз.
   -Товарищ комбат, сейчас такого не повторится так как на ней будет Шафак.
   Пришлось согласится. К этому времени у меня уже сложилось вполне определённое мнение о войне в Афганистане, названной мною "вторым Вьетнамом", только в роли пораженца была не Америка, а Советский Союз. Поэтому я ясно представлял к чему эта противостояние может привести. И оно приводило. Наращивание боевых походов против так называемых бандгрупп не усиливали наши позиции, скорее наоборот ещё больше ухудшали. Только такими методами действовать было нельзя, они просто заводили нас всех в тупик. Мы подрывали саму основу -это уважение народа к нашей стране и не просто к СССР, а именно к России, потому что в сознании у людей ещё со времён нашей революции, сложилось прочное мнение о доброй и великой стране на севере. И большинству жителей страны было обидно и не понятно, почему русские пришли к ним с оружием и воюют на их земле? Ещё больше их поразило, когда своими глазами они увидели разрушенные дома, кишлаки, убитых и покалеченных детей и в тоже время были в недоумении, когда их пытались убедить в праведности и справедливости предпринимаемых войсками оперативных мер. Иногда мне приходилось самому наблюдать и даже быть участником таких действий, когда созданные в Афганистане агитбригады, заходили в кишлаки уже после того как там отгремели "бои" и единично отловленным жителям, на фоне разрушенных снарядами домов, объяснялись в любви и верности к афганскому народу. Пытались убедить их в том, чтобы они уважали Б. Кармаля, афганское правительство, Советский Союз и создавали свою советскую власть в кишлаке. Более как кощунством такое назвать было нельзя. Хотя есть и другие определения: трусость, неумение, неуважение, безответственность. Ничего, кроме вреда это не приносило. В таком ключе я действовать не мог и поэтому стал работать среди народа не силой оружия, а средствами убеждения, доверия и уважения к людям. В особенности большой интерес был к тем, кто был с оружием в руках. Из них я хотел сделать не врагов, а своих помощников и между тем я всегда помнил, кто в этой стране хозяин. В тоже время на своём примере, я хотел показать как нужно было работать, чтобы впоследствии, после нашего ухода "а это по моим соображениям обязательно должно было произойти", не всех россиян считали злодеями и чтобы осталось хоть немного уважения и доброго отношения между нашими народами. Однако не всё зависело от меня и случай на семинаре яркое тому свидетельство. Но всё равно им нужно отдать должное, хотя бы зато, что ни высшие, ни низшие чины не мешало мне. Особенно тёплые чувства у меня остались к Кандалину и советникам ХАДа, они почти всегда были на моей стороне и защищали от ретивых и бестолковых служак. Что касается начальника штаба дивизии, то в его обязанности входило всё, что касалось безопасности, разведки, сбора и обобщения информации и одним из источников всего этого был мой батальон. Вывод постов далеко за пределы военного объекта ( без помощи начальника штаба мне было бы трудно это осуществлять), дружеская связь с народом, обеспечила мне устойчивый сбор информации, а сложившаяся к этому времени целая сеть добровольных помощников, давала возможность мне иметь реальную картину не только вокруг Баграма, но и далеко за её пределами. Кроме этого появилась возможность в случае необходимости перепроверки некоторых данных поступающих ко мне, в штабы различных частей и соединений. Чем не мог не пользоваться Кандалин. Кроме этого у нас с ним сложились дружеские отношения, что имело не маловажное значение в моей "мессианской"деятельности.
   Я думаю не малый интерес к моей работе был у советников ХАДа и органов разведки, группу которой возглавляли при мне вначале подполковник Рюмин из Москвы, а затем майор Медведев из Алма-Аты. Почти все мои действия в отношении безопасности аэродрома, вся проводимая мною работа вокруг него, довольно часто пересекалась с их прямыми задачами. Хадавским работникам нужны были дела связанные с бандгруппами, работа с ними, привлечение тех на сторону власти, за что они в основном получали награды, звания, повышения по службе. Разведгруппа использовала меня для сбора информации и уточнения ряда разведданных. Отношения между нами были дружескими, никто друг другу не мешал, а скорее наоборот в случае необходимости оказывали всяческую помощь. Весь этот созданный союз Кандалин-Чурин-Медведев и я, дополняя друг друга, усиливал работу по всему спектору безопасности.
   Памятуя о первой встрече с Хакимином, на этот раз я организовал более тщательно меры прикрытия. Однако подошедший на пост Вазир, повёл меня уже не по паханному полю, а по твёрдой тропинке между дувалами. В нём не было и того налёта беспокойства и страха, который сопровождал его в первый раз. Не заметили мы по дороге ни одного охранника с оружием в руках. Несмотря на это, шли осторожно с опаской поглядывая по сторонам. Белоснежные тучи низко зависая над землёй, медленно и величаво проплывали по тёмно-синему небосклону. Они, освещённые лунным светом, на сей раз были пушисты, белы и снимали напряжение. На тропе лежал снег, превратившийся местами в лужи. Возле входа в крепость нас встретил с улыбкой на худом лице отец Везира, который проводил нас дальше. Когда я вошёл в комнату, освещённой яркой керосиновой лампой, мне навстречу поднялись две рослые фигуры, Хакимин и Шафак. По отношению к ним я выглядел пигмеем. После настороженного приветствия, хозяин комнаты предложил нам сесть. Мы заняли положение сидя на лежаках, вокруг большой и красивой керосиновой лампы, которая шипела и ярко освещала комнату. Я не впервые видел это чудо человеческой мысли и всегда при этом вспоминал наши отечественные "керосинки" и сравнивал нашу передовую державу с отсталой, нищей, с древними традициями и укладом страной. Конечно, можно сослаться на лампочку Ильича, но не везде она есть.
   При первых же словах, произнесённых Хакимином, я сразу ощутил разницу в его поведении. В этот раз голос его излучал дружелюбие и доброжелательство. При первой встрече в темноте я не мог рассмотреть " прокурора", хотя и запомнил его фигуру и мохнатую шапку на голове. Сейчас же передо мной предстал молодой человек лет тридцати, с крупными, но правильными чертами лица. Покрытое густой бородой и усами, лицо между тем излучало какой-то странный тёмно-синий цвет. Оно не было худым. Большие, тёмные и выразительные глаза пытливо поглядывали на меня. Во взгляде ощущалась сила и усталость. Очевидно, от постоянного напряжения в борьбе за жизнь.
  -- -Да, комбат, жаль , что ты не говоришь по английски, -с сожалением, даже с неко
  -- торым укором начал беседу Хакимин.
  -- -Я тоже жалею об этом, - ответил я ему, - однако это не должно нам помешать вести
  -- разговор?
  -- -А какое это имеет значение для нашего дела, ради которого мы собрались здесь, -
  -- вмешался Шафак, - мы не в Англии, а в Афганистане и воюем не с англичанами, а с
  -- шурови.
  -- -И не только с нами, но и со своим правительством и даже друг с другом. Поэтому
  -- будем говорить каждый на своём, а вот Хол будет мне переводить.
   Хакимин внимательно посмотрел на моего переводчика и задал ему несколько вопросов. В последствии Хол мне сказал, командор спросил у него от куда он родом, есть ли у него семья, как он попал в чужую страну? Удовлетворившись ответом, царондаваль одобрительно кивнул головой. В это время дверь открылась и в комнату вошёл Вазир с подносом, на котором стояли чайники с горячим чаем и чашки. -Чай! - сказал хозяин, -давайте пить, чай!
   На самом деле горячий напиток не помешал бы, в комнате было прохладно. Первыми на это среагировали нижняя часть тела и особенно ноги, которые были без обуви. С минуту в комнате воцарилось рабочая тишина. Посапывание, стук стаканов и бульканье разливаемой жидкости. По комнате быстро распространился приятный аромат. После первой выпитой чашки, стало теплее, уютнее и веселее, даже настороженность и напряжение несколько поубавились. Особенно это заметно было по Холу, обычно при встречах подтянутый, настороженный, как дикое животное, в этот раз он расслабился, стал общительнее, самостоятельно вступал в разговоры с Шафаком. Тут мне и пришло в голову поговорка северных народов "Чай не пил какая сила, чай попил совсем ослаб". Мой товарищ может и мог себе такое позволить, но я знал, где и у кого нахожусь. Амир не вызывал настороженности, с ним подписан договор, я его давно знаю, он же и организатор этой встречи. Однако Хакимин был для меня за семью замками и надо сказать опасной загадкой, над ней предстояло ещё очень много поработать, чтобы разгадать. Хотел понять меня и "прокурор", так как я постоянно на себе ощущал его изучающий взгляд. Он явно, что-то хотел мне сказать, но не решался. В этот момент, пожалуй больше, чем когда-либо, я пожалел о плохом знании английского языка. Это огорчало. Ведь не даром он так упорно хотел заставить меня заговорить на нём, очевидно, ему без свидетелей необходимо было мне, что-то сказать. Однако я попытался скрывать недовольство самим собой.
   -Хол! Давай-ка перейдём к делу. -дёрнув за рукав переводчика, сказал я, - спроси у Хакимина, что я знаю, о его дружбе с Шером из Бальтухейля, почему тот нападает на мои посты и колоны, которые следуют в Саяд?
   -Шер не подчиняется ни мне, ни Шафаку. Он сам решает с кем и когда воевать!
   Церондаваль, не отрывая от меня пытливого взгляда, отвечал медленно растягивая каждое слово. Собственно я и не ждал от него другого ответа, то что он говорил это была сущая правда. Ещё до этой встречи ко мне поступила информация, что якобы Шер назначен командующим группировкой ИОА в провинции Парван, вместе с тем и одним из заместителей Ахмад Шаха. Если это было так, то группы Шафака и Хакимина должны были перейти в подчинение к нему. Но уточнять я у них не стал, так как это задевало их самолюбие. Командор из Балтухейля имел начальное образование, несравненно ниже по образовательному уровню сидящих передо мной моджахедов. Поэтому моя просьба о встречи с ним была в категорической форме отвергнута. При этом я почувствовал, что Хакимин побаивается этого талантливого партизанского самородка. Не имея возможности и сил для открытого боя, тот был постоянно на слуху и вёл активные боевые действия с войсками и никогда не шёл ни на какие переговоры. Район его действий был велик от нападения на аэродром, а с появлением моего батальона, на выставленные посты, до участия при уничтожении колон на главной автомобильной магистрали и отражения наступлений советских войск в Пандшерской долине, под непосредственным руководством Масуда. Его методы борьбы были схожи с партизанской войной в ВОВ. Установка мин, засады, внезапное нападение, а в случае нападения на его группу значительными силами, рассеивание, что давало ему и его людям возможность незаметно ускользать от противника с наименьшими потерями. Моим постам и колонам довольно часто приходилось отражать нападения его групп. Однако это нисколько не уменьшало моего желания встретиться с ним, но несмотря на все, предпринимаемые мною попытки, встреча с Шером так и не состоялась.
   В тот вечер я вёл беседу с представителями партии ИОА, второй по количеству и активности группировки, руководимой профессором Р. Бурханиддином. По национальности тот был таджиком, родом из Бадахшана, горный район Афганистана и Таджикистана, раннее он преподавал в Кабульском университете. Одним словом учённый и уважаемый муж. Общаясь с командирами групп различных партий, я заметил одну особенность в том, что командорами групп ИОА были люди наиболее грамотные, образованные, такие как Шер являлись исключением. То в ИПА, основная группа командоров состояла из малограмотных и бедных слоёв населения, наверное поэтому она была наиболее многочисленной. Если участники ИОА ещё ставили перед собой какую-то определённую цель, намечали задачи, боролись за идею, могли оценивать ход событий, видеть какую-то перспективу, то у большинства членов ИПА была кровная обида и оружие, которое давало им возможность отомстить обидчикам и они использовали это в более активной и жестокой форме. Очевидно, в этом была своя закономерность и логика борьбы. Но все борцы за свободу ощущали раздвоенность в своих действиях, как собственно и мы. Пропаганда и реальная жизнь не всегда стыковались. На ряду с военными действиями, наша страна и наш военный контингент на самом деле оказывали помощь народу Афганистана и этого нельзя было не заметить. Наверное, поэтому население и большинство вооружённых групп не было так агрессивно настроено против нас и охотно шли с нами на контакты. Особенно это стало заметно в Баграмском районе, после годичного пребывания моего батальона. Но на ряду с этим, поводов для сопротивления с каждым днём становилось всё больше. Прямой причиной для этого служило всё более активное вмешательство во внутренние дела нашими партийными советниками и возрастания армейских боевых операций на территории страны.
   И всё же мне казалось, что у Р. Бурханддина преспектив на будущее больше, чем у ИПА под руководством Х. Гульбеддина. Взять к примеру Мустафу и других ему подобных командоров, у которого насчитывалось более ЗОО активных штыков, но таких же крестьян как он сам. Что их ожидает после окончания войны? Та же земля, тот же хан-хозяин, та же матыга и та же жизнь впроголодь. Другое дело Шафак с 12-ю классами образования и военной специальностью или Хакимин по прозвищу "церондаваль -прокурор", очевидная разница не в пользу Мустафы и ему подобных.
   Амир был доволен организованной встречей, однако мне с самого начала было ясно, что если бы не собственный интерес Хакимина, то вряд ли она состоялась. Но какой это интерес? Только ли помощь оружием и боеприпасами ? Навряд .ли. Ещё при нашем первом знакомстве, он ясно услышал от меня отрицательный ответ на эту тему. Не дурак же он, чтобы не понять, что я не волен сам решать этот вопрос, даже если бы захотел. Тогда, что? Пока мы обсуждали второстепенные вопросы, эта мысль никак не выходила из моей головы. Наконец, я услышал.
  -- -Так значит комбат не хочет помочь мне с боеприпасами?
  -- -Нет! - вполне категорично повторил я ему раньше сказанное, - нет не буду помо
  -- гать, пока ты не подпишешь договор и об этом разговора не должно быть.
  -- -А, если подпишу? Тогда помогать будешь? - в его внимательном взгляде промельк
  -- нула хитринка.
  -- -Если соглашение состоится, то будет кому помогать.
  -- -Тогда я с тобой буду подписывать договор.
  -- -Почему же со мной, у тебя есть своя законная власть, с ней и надо договариваться.
  -- -Нет! С ней не буду, я её не выбирал, она не законна, поэтому я её не признаю.
  -- -Зачем же так. По-моему с этим нельзя спешить. Афганистан у вас один, Кабул -
  -- столица и я как помню в вашем государстве никогда ещё не выбирали правитель
  -- ства, его назначали. Хорошее оно или плохое, но на сегодняшний день оно ваше,
  -- поэтому с ним и надо иметь разговор.
  -- -Я ему не верю, оно обманет. Ты, комбат, не знаешь тех людей, что сидят в Кабуле. Они все продажны.
   Хакимин последние слова буквально выдавил из себя, на его лице появилась брезгливость и отвращение.
   -Ты прав, я плохо знаю их, но всё же думаю, что там не все такие испорченные. Вот им и надо верить, такие не обманывают, в этом нет никакой выгоды для них. А, потом подумай какая выгода тебе заключать договор со мной? Сегодня я здесь, завтра меня отправят в Союз, кто тебе будет помогать? Прибывший за меня ? Навряд ли. А ты, командор, постоянно здесь, в своей стране, и, заключив соглашение с властью, ты в любое время можешь выдвинуть им условия. Если вы не будете помогать, то я опять ухожу в душманы и буду воевать с вами.
  -- -Условие? Какие условия , - на лицах обоих командоров я увидел улыбку, церонда
  -- валь глотнул чай и продолжил, - условия нам будет ставить Шер. У него больше
  -- людей, чем у нас с амиром. Кроме него здесь есть и другие, которые захотят рассчи
  -- таться с нами.
  -- -Ну, в этом случае вам могут помочь отразить нападение как советские, так и
  -- афгаские войска.
  -- -Хорошо было бы комбат. Так ты не отказываешься мне помочь?
  -- -Если только увижу заключённое соглашение с властью. То всё, что в моих силах,
  -- сделаю.
  -- -Вот это уже другой разговор и об этом надо серьёзно подумать.
   Хакимин повернул голову к Шафаку и они , перейдя на пуштунский язык, стали что-то оживлённо обсуждать. Я же переключился на мой любимый напиток и искоса поглядывал на душманскую парочку. Хол не понимал этот язык и, злясь, шептал мне нам ухо: " Они перешли на пушту, я ни одного слова не могу понять, так нельзя!" А, как можно? Они у себя дома, мы для них являемся врагами. Хорошо ещё разговаривают, обсуждают что-то, могли бы этого не делать. Один кивок головой и мы у них в плену. Но в этот раз почему-то я был убеждён, что такое с нами не произойдёт. Об этом, очевидно, думал и мой переводчик, переключившись от меня к Бабаджану. Во время нашего разговора, тот сидел молча, будто посторонний наблюдатель. Однако я замечал с каким он вниманием вслушивался в нашу беседу, ему она была не безразлична. Глядя на начальника царандоя, я вдруг подумал, а смогли бы вот наши начальники райотделов милиции ходить как Бабаджан по сёлам разговаривать с народом, где находились бы так называемые банды или на встречи с врагами революции, да ещё по ночам ? Кстати при царандое тоже были советники, но я не замечал большого интереса их в тех мероприятиях, которые мы с Бабаджаном проводили. Даже складывалось такое впечатление, что их такая деятельность, вообще не касалось.
   Наконец, совещание двух командоров закончилось и они повернули ко мне головы. Первым заговорил амир. По его лицу можно было определить, что он доволен разговором с " прокурором".
   -Мы тут посовещались и пришли к выводу, что Хакимину стоит встретиться с кем-нибудь из начальников провинции. Если Бабаджан и комбат готовы это организовать, то командор не будет против.
   -Что опять в доме у царадоваля? - спросил я, - а не лучше будет где-нибудь в другом месте?
   -Нет! - послышалось от Хакимина, - только в моём доме. Я не хочу, чтобы меня видели другие афганцы. Меня могут не правильно понять, вокруг очень много врагов, они хотят и так моей смерти. При этом я гарантирую безопасность. О дне и времени я сообщу позже.
   Последние слова почему-то на меня не произвели состояния покоя и уверенности в том, что Хакимин "поднял руки вверх". В его взгляде, явно просматривались неуверенность и неопределённость. Я одно понял, что он ещё не совсем готов выйти на связь с властью. Кого-то он всё же боялся. Шафак преждевременно радовался.
   Переговоры велись долго. Время было за полночь, когда мы пожали руки на прощание. Выходя из здания, я обратил внимание на двух вооружённых афганцев, стоящих по обе стороны двери. Выглянувшая из-за тучи луна на мгновение осветила их лица и на них я заметил улыбку. Это мгновенно сняло с меня напряжение, которое преследовало меня с самой первой встречи с их группой. Стало легче дышать и идти. Всё же сдвиг в лучшую сторону наметился. Почувствовал это и Хол, который не закрывал рот до самого поста. " Всё же какой он молодец!" с отцовской нежностью подумал я о нём.
   Из записей Чурина: 17.03.83г. от Ахмад Шаха Правительству Афганистана и Советскому руководству поступило предложение: "...1. Вывести все войска из Афганистана. 2. Самим взять под охрану улусвали. 3.Немедленно освободить 36 членов его группировки, остальных произвести обмен на захваченных им госслужащих и других категорий."
  
   Г Л А В А 31. Начальник ХАДа провинции Подча Гуль. Трудные переговоры.

Разговор на чистоту.

   На следующий день я приказал начальнику штаба оформить на Хола наградной
   лист и отправить его в танковый полк, предварительно позвонив командиру полка и
   попросив того не задерживать документ. В этот же день от Подча Гуля пришёл се
   доволосый афганец и принёс записку от него, в которой он писал:
   " Уважаемый Юрий Матвеевич. Я понял так: что сегодня у вас в 20 часов встреча с
   Хакимином. Хочу помнить(напомнить) Вам с 19.30 до 20.30 будет другой главарь
   Там. Имейте в виду, пожалуйста. Я с уважением подполковник и роспись". Он ещё
   не знал, что встреча уже состоялась и предупреждал меня очевидно, о присутствии
   на этой встрече Шафака. Кроме этого он сожалел о том, что не сможет на ней
   присутствовать сам. На неё я его не приглашал и откуда это желание появилось не
   знаю. Возможно каким-то образом он узнал о ней от Шафака. Но в этой же записке
   чуть ниже было добавлено. "Я не поеду в Кабул ещё 10 дней, готов идти куда надо".
   Из этого добавления я понял, что встреча с "прокурором" для него очень важна и
   представляет повышенный интерес его службы, поэтому ради неё он даже готов
   отказаться от поездки в Кабул. Исходя из его желания и теперь уже необходимости,
   когда Хакимин назначил время очередной встречи, мне в срочном порядке
   пришлось посылать за Пода Гелем бронетранспортёр в Чар Икар. Где-то за полчаса
   до неё, мы с начальником Зада были на посту в Арках. Сидели молча, дожидаясь
   Вазира. Каждый был занят своими мыслями, но направление их не трудно было
   определить. Меня волновало, как себя поведёт Хаки мин? После последнего раз-
   говора, тревога не покидала меня. Недоверие к нему оставалось. Я не был уверен,
   как это было с Шафаком, что договор, составленный Подча Гулем и лежащий у него
   в портфеле, будет подписан. Какая-то раздвоенность и нерешительность в его
   последних словах и поведении, настраивала меня на минорный лад. Он хотел под-
   писать и боялся. Заключая соглашение с властью, была надежда на какую-то по-
   мощь с её стороны в обеспечении его группы боеприпасами, которые необходимы
   были для продолжения войны с советскими постами и с Мовладатом. Особенно с
   этим нищим и безграмотным пуштуном. Их ненависть была обоюдна. Они в бук-
   вальном смысле как дикие звери охотились друг за другом. Ненависть была на-
   столько сильна, что даже проводимые операции советских и правительственных
   войск не могли остановить их противостояние. Почему это у них происходило? На
   этот вопрос, наверняка, никто бы из них самих не дал вразумительного ответа. Ка-
   залось, объявленный "джихад" должен объединить их в борьбе с неверными, но
   этого не получалось и в ближайшем будущем не предвиделось. Скорее наоборот
   обоюдная ненависть усиливалась с каждым днём всё больше. Однако такое непри-
   ятие касалось не только для этих двух групп, большинство других также не испыты-
   вали тёплых чувств к отрядам иной партийной принадлежности и попытки объеди-
   нения ни к чему не приводили. Оставалось у цорандаваля желание и в продолжении
   прохода караванов по старому маршруту, что являлось главным источником его
   доходов, пополнения боеприпасами и оружием, а с этим некоторая независимость в
   своих действиях. С другой стороны усиливались проблемы не только с Мовладатом,
   но и с его соратником по партии Шером, который ему такого предательства не про-
   стил бы. Поэтому, я думаю, Хакимин и ломал голову над вопросом, что выгоднее-
   договорная связь с властными структурами или дружба с Шером? Что первые мог-
   ли снять с него голову, в случае не выполнения обязательств, что Шер с Мовлада
   том уничтожить его в собственном логове, узнав о его предательстве. Дожидаясь
   проводника и думая о предстоящей встрече, я невольно ставил себя на место
   "прокурора" и , наконец, стал понимать его. Ведь на самом деле кишлак, в котором
   он находился, был в окружении других, принадлежащих другим партиям. Единст-
   венный кто ему мог в трудную минуту оказать помощь, это Шер. Он и помогал,
   когда нужно было провести или встретить караван из Пандшера или Пакистана.
   Подписав соглашение, Хакимин мог надеяться только на советский пост, но разре-
   шат ли шурови провозить оружие и боеприпасы, будут ли оказывать помощь в
   борьбе с группами ИПА, а затем и с Шером? На власть надежды у него вообще не
   было, она была далеко. Подча Гуль также готовился к разговору. Ни один раз про-
   читал договор, что-то помечал в нём, иногда задумчиво смотрел перед собой. Нако-
   нец, я услышал его мягкий не навязчивый голос.
   -У вас сколько детей?
   Я посмотрел на него. Белая чистая рубашка придавала его облику торжественный
   вид, чёрные на выкате глаза и гладкое, без одной морщины, лицо, высвечивали
   мирный характер и культуру. На сей раз он пришёл с чёрным дипломатом, слишком
   большим для документов, который лежал на аккуратно выглаженных коричневых
   брюках. На ногах поблёскивали почти новые ботинки. Даже , зная о том, что при
   дётся идти по раскисшей от воды глине, он всё равно не изменил своим правилам,
   быть чистым и аккуратным. Это был характер умного человека, я таких уважал.
  -- -Двое: дочь и сын, - ответил я и улыбнулся.
  -- У меня в мыслях его дети, а он думает о моих. Перед моими глазами стоял в это
  -- время его старший сын. Мальчик лет 6-7, такой шустрый, беспокойный. Внешне
  -- похожего больше на мать, чем на отца. У него было ещё два отрока. Смогут ли они
  -- после этой встречи увидеть своего отца? Ведь мы не знали, что нам мог подгото
  -- вить Хакимин? Хороший "бакшиш" был бы для Бурханддина или Ахмад Шаха, в
  -- случае захвата нас: начальника ХАДа провинции и командира отдельного батальо
  -- на. С этим нельзя было не считаться. Риск был большой, но был вынужденным для
  -- людей заинтересованных в мире.
  -- -Большие? Учатся?
  -- -Да, дочь в пятом, сын в третьем. Жена пишет справляются, учатся хорошо.
  -- -Очень хорошо. А, служишь, где? Откуда прибыл в Афганистан?
  -- -Из Гвардейска. Есть такой город в Калининградской области. Может слышали про
  -- Восточную Пруссию, про бывший Кёнингберг, отвоёванные у Германии в Великую
  -- отечественную войну. Закончу у вас службу снова туда поеду, приезжайте в гости.
  -- -Очень хорошо, спасибо. Семья там сейчас?
  -- -Нет, Подча Гуль не там. На Украину уехали к матери, бабке. Им там лучше, родня
  -- всё-таки рядом. Так многие офицеры делают, отправляя семьи к своим родным,
  -- прежде чем убыть в Афганистан.
  -- -Это хорошо, Украина, Киев. Я в Киеве учился. Красивый город, он мне нравился.
   Подча Гуль при вспоминании об Украине, как-то встрепенулся, ожил. Очевидно, прошлое вызывало приятные ассоциации. На мой вопрос о том, хочет ли он опять туда попасть? Он улыбнулся.
   -Конечно, хочу. Там мне было весело, спокойно, много друзей. Мы пили водку, пели песни. Забот было совсем мало, а сейчас их много, много.
  -- -Может скоро война закончится, тогда и забот станет меньше.
  -- -Нет! Не скоро она закончится. - улыбка сошла с его лица и, посмотрев на меня, он вдруг вполне серьёзно, спросил, -вы может ещё на один год останетесь? У нас звезду получите сюда и сюда.
   И он ткнул пальцем на погон и на грудь. Смысл этих слов, произнесённых не совсем ясно на русском языке, сразу был не понят, но когда палец уткнулся в плечо, соображение появилось и я рассмеялся.
  -- -Подча Гуль! Продление моей службы не поможет моей карьере, не тот уровень, да и ростом не вышел. Скорее пулю в лоб получу, чем остальное. У нас другие правила игры. Так, что благодарю за оценку моих возможностей, но моё руководство с ней не согласится. А потом у меня другие проблемы есть, семейные. Она у меня не совсем устроена. И ещё другое я знаю, что лучше вас самих, никто не сможет решить ваши внутренние дела.
   Впереди ещё оставался целый год и о продлении своих полномочий, думать было рано, да и нужно ли об этом мечтать? Что ещё полезного могу я здесь сотворить? Когда свои с трудом понимают или вообще не хотят понимать, ради чего я бегаю по ночам на встречи , с так называемыми командорами бандформирований? Или о руководстве Афганистана, которое со страхом думает о своём народе и боится его? А, что я могу противопоставить огромной своре деляг, которые заботятся не о благе людей, государства, его престиже и развитии, а больше о своём благополучии, не заслуженных наградах? Им такие патриоты словно бельмо на глазу, они их ненавидят лютой ненавистью, потому что те тревожат их, подталкивают к действию и положительным результатам. А, на что он им нужен это положительный результат, когда проще " ловить рыбку в мутной воде". Понимал ли всё это , сидевший передо мной афганец? Наверное, понял, потому что к этой теме мы больше не возвращались. И, чтобы окончательно "похоронить" её, письмо в ЦК нашей родной партии от афганского руководства об оставлении меня ещё на год в южной стране, всё же было, но об этом я узнал на много позже.
   С запозданием, но всё же отец Вазира появился на посту. Я увидел на лице аксакала
   некоторое замешательство, когда он вошёл в комнату и увидел начальника ХАДа,
   но через несколько минут они сидели напротив друг друга и мирно беседовали.
   Подча Гуль мог успокоить и заинтересовать людей.
   Вскоре раздались со стороны нужного для нас кишлака два одиночных выстрела,
   аксакал встрепенулся и хадовец произнёс:
   -Надо идти! Шафак пришёл и нас ждут.
   По большому счёту мне там делать было нечего, однако я всё равно бы пошёл, потому что в этот раз в большей мере присутствовала моральная сторона, чем практическая. Подча Гуль был представителем власти, за безопасность которого я отвечал и , если бы с ним , что-нибудь произошло то прежде всего я сам себе этого не простил, не говоря уже о последствиях грозящих мне по служебной линии. С другой стороны моё появление на встрече, заставила бы Хакимина хорошо подумать, прежде чем пойти на плохой шаг.
   Возле входа в крепость уже встречал нас сам хозяин, правда поздоровался с чуть
   скрываемой настороженностью. Беседовали в знакомой для меня комнате. Я был
   больше посторонним наблюдателем, нежели активным собеседником. Поразил
   своим поведением Подча Гуль. Спокойный, невозмутимый, он сидел и разговаривал
   мягким негромким голосом, как будто у себя в кабинете. Хакимин также произно
   сил слова в пол тона, однако они звучали с напряжением и чуть заметной неприяз
   нью. Говорили они на трёх языках, внезапно переходя от одного к другому. Хола в
   этот раз нужды не было брать с собой, поэтому мне по неволе приходилось прислу
   шиваться к их разговору. Пуштунский для меня был почти весь немой, но в таджик
   ской и английской речи, кое-что мне было знакомо. Поэтому, по отдельным поня
   тыми мною фрагментами их беседы, я смог понять, разговор у них проходил очень
   тяжело. А, когда хозяин большого чемодана, вытащил составленный договор и
   протянул Хакимину тот, прочитав, тут же вернул его не подписав. После чего я
   окончательно понял, что время пролетело впустую. Хотя как знать? Я вспомнил
   первую встречу с хозяином крепости, она была на много опаснее и тяжелее, поэтому
   возможно это ещё только начало? Переговоры длились полтора часа и завершились
   сдержанными рукопожатиями.
   -Ему можно верить? - спросил меня начальник ХАДа, когда мы вернулись на пост.
   -Откровенно говоря, не знаю! Хакимин всегда вызывал у меня смутные чувства , но
   вам лучше понять, чем мне. Глядя на вас, Подча, я понял, что с подписанием ничего
   не вышло?
   -Это не совсем так! Он не хочет ничего подписывать, но на словах обещает никогда
   больше не воевать с правительственными войсками. Я его спрашивал о советских
   войсках, но он хитрит, юлит и уходит от прямых ответов войны с шурови в сторону.
   -Так, что может прекратить с ним переговоры?
   Работу надо продолжить, но она будет тяжёлая. У меня к нему очень мало доверия.
   Мне не ясна его позиция и чего же он самом деле хочет? И почему, не опреде
   лившись до конца, решил встретиться со мной?
   -У него сейчас трудно с боеприпасами и оружием, поэтому он, наверное, ищет того,
   кто бы ему помог?
   -Да, это верно, но я думаю, что не это главное. Здесь что-то ещё есть, но что?
   Подча Гуль задумался. Я подумал, что он в этой сфере лучше меня разбирается, может и определит истину. Перед сном мне захотелось выйти на улицу и подышать свежим воздухом. Выйдя во двор я тут же услышал окрик, пришлось назвать пароль и восстановить ночное равновесие. Погода очень быстро поменялась, принеся с собой весеннюю прохладу. Необъятное небо, освободившись от тяжёлых туч, усыпалось яркими, сверкающими звёздами. На фоне звёздного ковра, чётко вырисовывались вершины горного гиндукушского хребта. Эта сказочная чёткость, сразу же напомнила мне картины Н.Рериха. Всё, что мне приходилось видеть в музеях, я видел здесь в реалии, та же первозданная величавость, тишина и обманчивый, какой-то застывший, покой. На кишлак, где я находился, тенью ложилась гора " богатырь". С его высоких склонов временами доносились завывания ветра, удары о скалы которого вызывали ассоциации потревоженного зверя. При этом звуке на душе не становилось спокойно. Однако глаза неотрывно смотрели в ночную высь, вбирая в себя величественную картину стремление земли соприкоснуться с вечностью. С горы потянуло холодом. Я поёжился. В голове вдруг тревожно пронеслось: "...что день грядущий нам готовит?" Откуда-то из глубины вдруг выдвинулся образ Хакимина, этого умного, но хитрого душмана. В предыдущей встрече, он говорил о своей независимости от Шера. Может быть это и самом деле так? Но не выходила из головы, кого он боится? Не Мавлодата же с его десятью членами группы, двоих из которых уже нет? Надо будет уточнить? А поручу это сделать Мир Хамзе и Мавлодату. А там и будем строить планы на счёт него и его группы.
   На утро небрежно протёрли глаза, быстро выпили по кружке, плохо заваренного, чая и убыли на аэродром. Солнце начало своё движение, его ореол быстро рос, распространялся и придавал горизонту кровавый оттенок. Проскакиваемые кишлаки ещё были в сонном состоянии. Только звуки работающих двигателей будили собак, которые встречали и провожали нас с ненавистным лаем. Подча Гуль был довезён до городка советников и у дома Чурина высажен, я вернулся к себе.
   7 марта звонок от советников застал меня в раздумье: идти на очередные встречи в праздник или сделать хотя бы маленький перерыв? Однако он помог мне сделать выбор в сторону перерыва. Чурин приглашал меня на вечеринку посвящённую в честь прекрасного пола. Пришлось сходить по магазинам и выбирать подарки для жён советников. Этот выбор был не просто для женщин в честь их праздника, а дань уважения к прекрасной половине человечества за их нахождение здесь, на передовом фронте, где мужья выполняли боевые задачи. Они заслуживали этого уважения, потому что жили в дали от своего дома, от своих детей, в постоянном напряжении, под стрёкот автоматных очередей, свист пролетающих снарядов и грохот их ближних, и дальних разрывов. Хотя это был их праздник, но как и всегда они не могли сидеть целый день сложа руки. Еда на столе считалась женской привилегией, от которой даже в этот день они не могли отказаться. Мужчинам, а их было в большинстве, оставалось только расставить столы, помочь милым созданиям накрыть и поставить на них бутылки с водкой. К моему появлению, всё уже было готово. Так что мне пришлось только раздать подарки и сесть за стол. Вечер прошёл в непринуждённой обстановке, весело, с танцами и песнями. Было бы ещё лучше, если бы не постоянная мысль, "а, что там? Всё ли в порядке?" Что не давало уйти в мир веселья и беспутства. Поэтому на сколько можно было, расслабился, а через два часа, попрощавшись, отправился к себе в батальон. Всему своё время.

Г Л А В А 32. Перелёт пернатых. Мечта Алика. Охота. Город Баграм с царём Баграми.

   Середина марта ознаменовалась прилётом огромных стай различных птиц.
   Погода была не весенней. Серый туман,промозглый ветер и мелко моросящий
   дождь. Неожиданно выпавший до этого снег также очень быстро растаял. На земле
   образовались большие лужи, к которым и слетались летуны. Наступила пора охоты.
   Противостояние на время прекратилось. Всем вдруг захотелось полакомиться
   птичьим мясом. Кто чем стали добывать его. Пацаны откуда-то вытащили силки,
   более взрослое население стало приводить в действие сети, кто-то схватился за ру
   жья. По всем, когда-то пустынным полям, стали раздаваться частые выстрелы. По
   шаливать стали и на постах. Нервы солдат и офицеров не выдерживали при виде
   такого обилия дичи и они открывали огонь из стрелкового оружия. Удержать от
   этого их было очень сложно. Потревоженные птицы, поднимались и перелетали в
   другое место. Однако свободное пространство не оставались долго пустым, тут же
   новая стая по хозяйски занимала пустующее место. Перелётных было так много, что
   иногда темнело небо от них, не говоря уже о пустыне. Об охоте я мало думал. Во-
   первых нет страсти убивать, а во-вторых много было и без этого дел. Однако звонок
   от Кандалина, а затем просьбы Бабаджана и дуканщика Алика , заставили меня свои
   планы пересмотреть. Ранний рассвет. Сероватая пелена заслонила всё небо. Мой
   БТР, рассекая лужи движется в направлении управления второй роты. Вдруг откуда-
   то справа вынырнула стая птиц с длинными носами и, сделав полукруг, они веером,
   рассыпавшись, приземлились на ровное поле в ста метрах впереди нас. Кандалин
   заёрзал и крикнул водителю, чтобы тот остановился. Машина замерла. Стрелок
   вытянул ружьё, облокотился на крышку люка и стал, прицелившись, выбирать
   жертву. Сидевший рядом со мной Бабаджан. Так же вскинул свою мелкашку, но
   пока он целился, раздался ружейный залп. Стая от внезапного выстрела, мгновенно
   поднялась в воздух и на большой скорости скрылась в серой дымке. Прозвучавшие
   вслед им хлопки из мелкокалиберной винтовки были почти не слышны и
   результатов не имели. На поле остался один кулик. Начальник штаба ликовал.
   Вскоре жертва переместилась в его котомку, а мы вновь двинулись вперёд к Кох-
   баче. Не доехав до намеченного места, мы услышали одиночные ружейные
   выстрелы. Это население стало упражняться в стрельбе по живым целям. С каждой
   минутой их становилось всё больше. Мы двигались по пойме реки Барикав. Бро-
   нетранспортёр, проваливаясь своими колёсами в размокшую землю, с трудом
   пробивался по полю.
   -Вот, - говорил между тем Алик, -здесь арбузы хорошо растут. Я хочу купить эту
   землю и выращивать много арбузов. Это хорошо, они такие здесь сладкие, большие
   и вкусные.
  -- -А зачем тебе их так много?
  -- -Как зачем? Продавать буду. К вам повезу. У вас же нет их?
  -- -Нет, Алик, у нас они есть. У нас их на юге выращивают, а потом на север везут и продают там. А здесь на этом поле их тоже выращивали?
   Дуканщик-капитан недовольно причмокнул губами, услышав о том , что в Союзе есть свои бахчевые и такое недовольство оставалось у него на лице ещё долго. Очевидно, в его планах было на арбузах заработать неплохой капитал, но я поколебал его мечты.
  -- -Да, на этом поле раньше был хозяин и он выращивал арбузы. Но потом его убили и земля пустует. Вот его дом, - сказал дуканщик, показывая полу развалившийся глиняный короб без крыши. В этом разрушении, по всей вероятности, поучаствовали мои ребята с поста у горы. Всё деревянное пригодилось для блиндажей. Но тут Алик , очертив рукой большой круг по реке, продолжил свою мысль, которая меня больше заинтересовала, чем весь его бизнес.
  -- - Вот здесь на этом месте, в далёкие времена был город. В нём были церкви и народ молился как вы, русские. Правил городом большой человек, не похожий на пуштуна хан, которого звали Баграми. Потом пришли сюда люди с севера с такими узкими глазами и всех уничтожили, город и церкви разрушили. С тех пор здесь никто не живёт. Только вот всё это место народ зовёт сейчас Баграмом, в память о том царе.
   " Вот так дуканщик! -Подумал я, -целую историю рассказал мне о далёком прошлом своего края." Я и прежде слышал о том, что в Афганистане, когда-то существовали христианские поселения, но, чтобы именно в этих местах, где я бывал десятки раз! Конечно, для меня было это полной неожиданностью. В последствии, когда мне приходилось проезжать указанное капитаном место, я уже не был так беспечен при осмотре местности. А,однажды, обследовая эти места в пешем порядке, обнаружил некоторые признаки древнего города. Не всё смогли уничтожить ветры и завалить пески. Кое-где просматривались квадратные фигуры, полностью ещё не стёртого фундамента отдельных строений. Раскопками у меня не было желания заниматься, но и замеченное хоть и косвенно, но подтверждало правдивость народной легенды, которая переходила от одного поколения к другому. Что касается тех кто пришёл в эти места с мечём и огнём, то это относилось или к арабам, пришедших с юга, или монголам во главе с Чингисханом или Тамерланом. Однако такие исследования тогда не входили в мои обязанности, поэтому оставались только умозаключения. Верны ли они? Покажут заинтересованные в определении исторических фактов специалисты.
   Возле разрушенного дома мы остановили БТР. Соскочив на землю, мы двинулись вниз по течению. Я перешёл реку и зашагал по другому берегу. Моя задача заключалась в том, чтобы гнать плавающую дичь к засаде, где уток встречали бы огнём из ружей. С автомата стрелять по ним бесполезно, а попугать вполне можно было, чем я и занялся. Дичи плавало мало, уже напуганная выстрелами она была пуглива и осторожна. Поэтому большого улова не получилось. И всё же уложив в мешок штук пять, Кандалин и такой добычей был доволен. Однако утятины мне не довелось испробовать, так как пришлось вытаскивать БТР из глины почти до самой ночи. Охотников же пришлось отправил, на вызванной с поста технике.
   Из записей Чурина: " Сведения об Ахмад Шахе. Направлена группа в Парван, прошедшая 6 месяцев подготовки в Пакистане, под руководством Бисмалла из к. Гульбахара. В районе Саланга должна совершить несколько диверсий."

Г Л А В А 33. Первая "ласточка" в тёмном царстве Анарголя. Тайная директива. Бой за пост в Калаходже.

   В двадцатых числах марта мне позвонил начальник ХАДа аэродрома Анарголь и спросил не желаю ли я присутствовать на церемонии перехода душманской группы из Калаходжи на сторону Правительства. В его голосе звучали неподдельные радость и самодовольство. Я не мог, конечно, пропустить такой момент. На аэродроме это был первый такой случай и не случайно Анарголь этому был рад. К этому времени в нашу Армию поступила директива о более активных действиях по налаживанию связей с бандформированиями и привлечению их на нашу сторону. А так как руководство НДПА и правительство Афганистана пыталось во всём нам подражать в политике и даже некоторые моменты копировать, то и эти указания наших стратегов так же оказались на столах у афганских руководителей. Правда, что характерно, до нас офицеров среднего и низшего звена эта директива не была доведена. Мы оставались в полном неведении и действовали как обычно на свой страх и риск. Почему это было так сделано не трудно догадаться. Высшее руководство не очень доверяло своему офицерству и боялось за то, что вдруг все начнут брататься с бандами, что может привести к плачевным результатам. Впервые об этой директиве я услышал от начальника штаба армии генерала Тер-Григорьянца при личной беседе с ним. Это было так.
   В тот раз я был вызван на военный совет, который проводил командующий Армии генерал Ермаков. Совещание проходило на втором этаже Аминовского дворца в небольшом зале, в который был заполнен на половину, офицерами командного состава от командира отдельного батальона и выше. Те кто был поближе к столице Афганистана прибыли на технике, остальные на вертолётах и самолётах. Прибытие со всей страны было небезопасно, поэтому нас собирали не так часто. Дорожили не столько временем, сколько людьми. Обстрелы на дорогах , несмотря на зиму не только не ослабевали, а некоторых случаях наоборот увеличивались. Появились сведения о наличии в душманских группах ракет "земля-воздух", что естественно не на шутку всех встревожило. Переносное ракетное вооружение могло значительно увеличить потери в людях и в воздушной технике. В основном по этому поводу и был собран совет. Однако командующий заострил своё внимание на ещё двух моментах: это о расширении зон безопасности в районах расположения наших частей и соединений и о более тесных контактов с населением. Как только совещание закончилось меня позвали вначале в разведотдел, а затем к начальнику штаба армии. В кабинете генерал подозвал меня к карте и, указав на Баграм, спросил меня доложить об обстановке вокруг аэродрома. Я ему в краткой форме изложил её, потом несколько слов добавил о проводимой мною работе среди населения и командорами душманских групп. Тер-Григорянц об этом, очевидно, знал и поэтому отнёсся к моей информации хладнокровно.
  -- -Ну, что же, - сказал на последок, - вы хорошо знаете обстановку и работаете согласно директивы Министра обороны, которая как раз и говорит о более тесном контакте с народом Афганистана и привлечении душманских групп на сторону народной власти.
   Здесь я не выдержал и с губ не произвольно слетело:
   -Наверное поэтому, товарищ генерал, меня и не награждают орденом, на который отправили ещё год назад?
  -- -Не знаю комбат, может быть и поэтому. Но я уточню, когда на тебя были оформлены документы.
   Генерал "уточнил", что мне его вручили ещё через год, уже после убытия из Афганистана. Однако в тот момент меня это меньше волновало, чем спокойствие в моей вотчине. Поэтому я с охотой принял предложение Анарголя, быть свидетелем сдачи вражеской группы в его руки. Ему реально представился случай отличиться, показать всем ( в особенности мне), что он тоже что-то может. Однако по моим соображениям, человек сделавший такое дело имеет больше прав на признание, нежели тот, кто провёл операцию в которой погибли люди. В данном случае открытый переход бандгруппы на сторону власти имел исключительное значение и подлежал более высокой оценки. Поэтому я откровенно радовался успеху Анарголя, хоть и отношения у меня с ним продолжали оставаться натянутыми.
   Группу душманов Делаги, так звали командира, привели рано утром в расположение афганского батальона охраны аэродрома. Ночь до этого они провели в тюремных камерах начальника ХАДа. Оружие было у них отобрано, утром возращено. Этот спектакль был разыгран специально для публики, которая стараниями Анарголя была собрана отовсюду: с Кабула, Чарикара, уезда , аэродрома, а так же от всех советских представительств. Группу душманов вывели и построили в одну шеренгу посреди небольшого двора, окружённого со всех сторон солдатами и офицерами охранного батальона. Я насчитал в шеренге тринадцать человек, больше половины из них были парни школьного возраста. Вскоре началась церемония. Команда на передачу оружия солдатам, которые после сбора автоматов, унесли их в казарму. Анарголь ходил "гоголем", принимая поздравления со всех сторон. На обычно хмуром лице, светилась улыбка. Я в первый и , пожалуй, в последний раз видел его таким раскованным, довольным и улыбчивым. Тем приятнее было пожимать ему руку. У всех остальных также было приподнятое настроение, будто лучшего праздника для окружающих не существовало. Большинство моджахедов так же улыбалось, однако среди них были двое, которым явно было не по нраву такое событие. Их лица были хмуры и взгляд исподлобья, не скрывающий ненависти. После уноса оружия, к душманам стали подходить солдаты, офицеры, представители власти, которые обнимались и, улыбаясь, говорили в их адрес приветственные слова.
   -Что будете делать с ними, -спросил я у подполковника.
  -- -Два дня отдохнут, а там будет видно.
   Глядя на Анарголя, мне всегда вспоминались наши фильмы про чекистов начала революции, такая же непримиримость, жёсткость, которые определённо знали чего они хотели и к чему стремились. С его облика хорошо бы получались плакатные образы, призывающие к бдительности и непримиримости к классовому врагу. И всё же иногда при разговорах с ним, я замечал в нём внезапные переменны: то тяжёлый вздох, то вдруг обрыв на полу слове и мысленный уход в никуда. В такие моменты он низко склонял голову и руки его лихорадочно перебирали лежавшие на столе бумаги. Он делал вид , что ищет какие-то документы, но от меня не ускользало его состояние. Я видел в нём одинокого человека. Чем-то внутренне неудовлетворённого и даже в какой-то мере несчастного. Что определялось не только самой службой, но и ещё сложившейся вокруг него обстановкой, упорно распространяемыми слухами о его диком нраве, связями с душманами. Может в этом было больше надуманности, но даже эта надуманность приобретала какой-то устойчивый характер, что вызывало невольное недоверие к нему. Наверное, в этом состояла трагедия этого человека. Всё это в конечном счёте привело к тому, что к нему вскоре был назначен заместителем человек из Кабула, в звании выше его.
   По прибытию в Баграм полковник Подчагул, так звали назначенца, первое что сделал, это пригласил к себе на "ужин", всех тех от кого зависела его дальнейшая карьера. В числе таковых почему-то оказался и я. Причём он сам прибыл ко мне в управление и лично пригласил на вечеринку. Однако среди приглашённых я не увидел Анарголя, чему был порядком удивлён. Реакция хозяина на моё удивление было мгновенной. Тот подозвал одного из младших офицеров и тот вскоре исчез в дверях. Анарголь оказался более воспитан, прибыв на встречу с улыбкой на устах. У присутствующих не вызывало сомнения в том, что время старого начальника ХАДа аэродрома истекало. Впрочем он и сам прекрасно понимал, что Подчагул прибыл на его место. Однако несмотря на явное, Анарголь на своём месте умудрился продержаться ещё целый год, а затем только отправлен на пенсию. Нематулла же был очень просто без, всякого объяснения, смещён с должности заместителя и переведён на низшую должность. Среагировал он на такое внезапное смещение словами: " Если это было сделано, значит так надо!" Но на лице всё же я заметил элемент растерянности. Однако такая перегруппировка нисколько не повлияла на наши с ним взоимоотношения. Они продолжали оставаться тёплыми и доверительными.
   Через два дня после сдачи группы душманов, Анарголь вновь пригласил меня к себе на совещание. Кроме меня на нём присутствовали начальник аэродрома Акрам, Нематулла, командир батальона охраны аэродрома, советники ХАДа, царандоя. Вопрос стоял один: " Что делать с этой группой?" Мнения сразу разделились. Одни считали, что бывших душманов надо оправить в армию служить, вторые были за то, чтобы включить их в систему охраны аэродрома, выставив отдельным постом, где-нибудь поблизости от объекта. Я был зато, чтобы организовать пост в родном их кишлаке. Пояснил это тем, что в первом случаи члены банды были слишком молоды для армии и их могли просто не довезти до Чарикара. Во втором моменте присутствовал фактор осмотрительности. Ведь людей этой группы никто не знал и соответственно никто не мог гарантировать того, что не найдутся среди них предатели, которые могут попытаться совершить какую-нибудь диверсию на аэродроме. В моём предложении присутствовал чисто практический элемент. Кишлак находился в полутора километрах от аэродрома, это уже гарантировало кое-какую безопасность от проникновения на объект, во-вторых они будут защищать свой родной кишлак, а заодно штаб дивизии и аэродром. Мои аргументы внимательно выслушали, но всё же решили пока поселить их рядом с аэродромом, для охраны подъезда к нему. Однако не прошло и недели как члены этой группы передрались между собой и двое из них ранив заместителя командира, убежали. После чего командование гарнизона вспомнило о моём предложении,но уже с условиями от которых я не мог отказаться. Группа в течении двух недель должна была находиться под прикрытием советского поста. Согласовав кое-какие мелочи, я стал готовиться к выезду. Доложил командованию дивизии решение принятое на совещании. Командир дивизии и начальник штаба были не против выставления поста в указанном месте.
   Подготовившись и узаконив все свои действия, я во главе колоны, состоящих из танка, нескольких БТР и афганских грузовых машин со взводом охраны, продовольствием и имуществом, 28 марта стал выдвигаться в направлении Калаходжи. Со мной попросились прокатиться и посмотреть, где будут располагаться посты, Анарголь и Чурин. Так как сопровождение было внушительным, движение к кишлаку внезапным и сам населённый пункт находился недалеко от расположения наших войск, складывалось впечатление, что захват Калаходжи и выставление там постов произойдёт с минимальным риском и без серьёзных нападений со стороны противника. Поэтому здесь не было причин для беспокойства и возражений. После прохладной ночи, солнце быстро стало нагревать холодную землю и когда мы прибыли на место, она уже отдавало теплом. По дороге в кишлак, несмотря на мирную обстановку, в отдельно стоящем доме на всякий случай выставил охранение. До самого населённого пункта тишина, спокойствие. Сразу было заметно, что нас здесь никто не ждал. Люди мирно трудились на виноградниках. Остановились на северной окраине кишлака. Стал советоваться с Анарголем и Дилагой в каких домах лучше всего разместить посты. Наконец определились. Послал группы осмотреть намеченные для размещения объекты. После осмотра и подтверждения командора бывших душманов, что дома свободны, дал команду на размещение в них людей. Причём советский взвод и перешедшая на сторону правительства группа Делаги располагались в различных зданиях. Началась разгрузка продовольствия, имущества, выставление огневых средств на позиции. Я быстро прошёлся по обоим занимаемым объектам. Мои, уже наученные горьким опытом, выставили наблюдение, установили АГС и ручной пулемёт. В группе Делаги была мирная обстановка, одни с ленцой таскали продовольствие, другие сидели, пережёвывая чарс. Двух человек я не досчитался, очевидно, уже успели уйти в свои дома. Я подошёл к Анарголю, беседовавшему с Чуриным, и предложил ему помочь Делаге с организацией наблюдения и обороны в его здании. Начальник ХАДа согласился со мной и отправился к бывшим душманам. Не успел я связать несколько слов с советником, как ко мне подошёл солдат и доложил о том, что севернее кишлака было замечено передвижение людей.
  -- -Владимир Васильевич, -сказал я Чурину, - встань за угол здания, а я пройду
  -- посмотрю, что там делается.
  -- Когда поднялся на крышу, тут же услышал голос Красиловского.
  -- -Товарищ командир, смотрите перебегают, наверняка духи!
  -- Посмотрел в указанном направлении и увидел за росшими в метрах ста от кишлака
  -- деревьями перебежчиков. Стало сразу понятно, противник занимает исходные
  -- позиции. Ситуация обостряется,значит боя не избежать. Отдаю команду.
  -- -Быстро людей на огневые позиции, но носа не высовывать. Пока не началась
  -- стрельба, выдалбливайте отверстия в стенах. Обрати внимание на фланги и на зда-
  -- ние бывших душманов. Оттуда также могут быть выстрелы в нашу сторону. Танком
  -- и БТРами я займусь сам.
   Отдав распоряжение, я быстро спустился вниз, собрал к себе командиров боевых машин и уточнил им позиции, секторы огня и время готовности. Время на самом деле не стояло на месте, с каждой минутой напряжение возрастало. Надо было ещё оповестить Анарголя и его подопечных, к нему был отослан Хол. Рёв, размещавшегося танка на огневой позиции, заглушал голос. Чурин, почувствовав угрозу нападения, не отходил от меня ни на шаг. Да, я и не пытался его куда-либо отослать, просто было не до него. В голове постоянно сверлила мысль: "успею ли приготовиться к отражению нападения?" Мои то вполне могут успеть, а вот друзья-афганцы, смогут ли быстро среагировать на возникшую ситуацию? Как они поведут себя? Пошли доклады о готовности. Наконец, занял своё место и танк. Оглядываюсь и вижу солдат афганского охранного взвода собирающихся у своих машин. Возле меня никого, кто бы говорил на их языке. Предупредить об опасности некому. Но тут мелькнул силуэт Хола. Слава богу!
   -Хол! Надо убрать машины и людей за дувалы.
   Переводчик кинулся к ним, но в этот момент раздались автоматные очереди. Охранный взвод словно ветром сдуло. Мгновенно солдаты перескочили двухметровый дувал и оказались в винограднике. Моему восхищению не было предела. Ещё раз окинув взглядом район обороны, стал вместе советником и Холом пробираться в здание, но не ту-то было. Возле двери всё клокотало от пуль. Мы оказались в изоляции от всех. Слышалась ответная стрельба. Начал работать АГС, затем крупнокалиберные пулемёты на БТРах, наконец раздался оглушительный выстрел из танкового орудия. Он находился рядом от нас. Нас накрыло не только грохотом, но и облаком глиняной пыли. Ощущение довольно неприятное. Впервые пожалел о том, что не отправил отсюда Анарголя с Чуриным. Но, что характерно, я не увидел на их лицах не растерянности ни страха. Выходит я за них боялся больше, чем они сами за себя. Однако надо было как-то попасть в здание. Но, что это? Возле танка запузырила пыль. Почему стрельба с тыла? Прозвучал выстрел из гранатомёта и танк вздрогнул от взрыва гранаты. Увидел бледное лицо Чурина и откуда-то появившегося Анарголя , тыкающего рукой в сторону здания с тыльной стороны. " Мать вашу! Как они попали туда." Не предусмотрел, дурак! Приказываю Холу выдвинуться к охранному взводу. Чтобы тот немедленно захватил дом с которого вёлся огонь. Однако Анарголь остановил Хола и сам короткими перебежками побежал к дувалам и, не перепрыгивая их, скомандовал на захват здания. Афганский взвод выполнил приказ, но прежде чем он это сделал, с дома ещё раз выстрелили из гранатомёта и вторая граната разворотила ствол танка. Анарголь вернулся и вместе с Чуриным, сидя за дувалом, вели огонь из автоматов. Я ждал известий от афганцев. Вскоре с той стороны послышались радостные возгласы, а через минуту появился сержант, который доложил о захвате дома, об одном убитом душмане и двух раненных солдатах. Я послал к ним санинструктора. Первые моменты скованности и напряжения прошли. Стало спокойнее. Появилась уверенность, что скоро всё закончится.
  -- -Может артиллерию вызвать? -донесся до меня голос Чурина.
  -- -Нет! Опасно для нас самих. Так отобьёмся. Долго они не выдержат.
   Вскоре и на самом деле огонь стал затихать. Когда я увидел, что противник стал отходить, мы с Анарголем пошли на афганский пост, который оставался в кишлаке.
   -Это, Поча! -сказал нам при встрече 20-ти летний командир Делага. - Это его люди, я знаю. Он теперь нам не даст покоя. Будет с нами воевать.
  -- -А, вы не сдадитесь?
  -- -Нет! Что ты, комбат. Мы уже теперь не сдадимся. - В его голосе послышались нотки самонадеяности. - однако несколько помолчав, он добавил, -но лучше будет, если твой пост здесь останется. Нас очень мало.
   Я и сам теперь понимал, что при таких нападениях они навряд ли продержатся долго. Однако день кончался и надо было покидать этот кишлак. Я дал команду по машинам. Танк надо было менять. С прострелянным стволом, он уже не представлял сильную угрозу для нападающих, но вначале надо было ему обеспечить замену. Поэтому он оставался для устрашения и стрельбы из пулемётов. Обратный путь прошёл без происшествий. Однако война за кишлак не закончилась.
   Г Л А В А 34. " Афганец". Назим и его команда. Сдаваться не спешите.
   Небо очень быстро покрылось тёмными тучами. Огромные и мрачные, они очень
   быстро накатились на чистое, освещённое лунным светом небо. Казалось будто
   какая-то огромная неведомая сила гнала их вперёд со скоростью реактивного са-
   молёта. Однако земля таила тишину и покой. Но тишина была какая-то неестест-
   венная, завораживающая и в тоже время беспокойная и пугающая. С каждой мину-
   той напряжение нарастало. Появился зуд в ушах, перехватило дыхание. Стало воз-
   никать ощущение надвигающейся опасности. Затем нарастающий шум и ,наконец
   шелест листвы и удар в стену. Зазвонили жалобно стёкла, заходили ходуном палат-
   ки. Неужели " афганец"? -пронеслось в сознании. Послышались команды дежурно-
   го: " К нам идёт "афганец"! Закрепляй палатки, закрывай окна, двери, туши огонь в
   печах!" Ещё мгновение и шквал ветра с шумом, песком и пылью обрушился на
   деревья, палатки и различные постройки. Всё вокруг пришло в движение. Шум,
   свист, вой, дробные удары миллионов песчинок и мелких камней. " Афганец!"- со
   страхом произносит застигнутый в пути человек и всеми силами пытается найти
   укрытие. Верблюд, другие вьючные животные, почувствовав приближение урагана,
   ложатся на землю, между ними прячутся люди. Другие звери ищут пещеры, норы,
   щели и в большом страхе пытаются укрыться в них. Птицы, попавшие в облако из
   песка и пыли, уже никогда не смогут парить в вышине. Всё под покровом этого
   облака, всё покрывается толстым слоем пыли. Нет свободы видеть, дышать, дви-
   гаться. Вокруг темнота с диким завыванием и прямым издевательством сильного
   над слабым, смех и злоба природы над всем живым на этой земле. Безумно скверное
   ощущение от собственного бессилия перед этим " даром природы". Броня БТРа
   защищает от урагана, но и она не спасает от пыли, проникаемой через щели в лю-
   ках. На зубах появляется скрежет, нос начинает дышать пылью, в глазах от неё
   боль. К чему не прикоснёшься повсюду слой пыли и песка. Машина мчится по еле
   заметной полосе дороги. Двигатели как живые существа, чувствуя удары разбуше-
   вавшейся стихии, работают временами с натугой, преодолевая упорное сопротивле-
   ние набежавшей сильной волны ветра. Вокруг ни зги.
   -Доедем? -вдруг слышу взволнованный голос Хола, сидящего сзади меня с группой
   сопровождения.
   -Должны доехать, Хол. Обязательно доедем, если не собьёмся с пути. -отвечаю ему
   и, поворачиваясь к водителю, сквозь завывания и удары ветра по броне, кричу, -не
   сойди с колеи, следи за дорогой.
   Тот кивает головой и почти уткнувшись головой в лобовое стекло, еле очищаемое щёткой, спокойно ведёт БТР. А у меня в голове не очень достойные мысли в адрес нарушителей спокойствия. "Не могли черти подождать нормальной погоды, мало ночи так ещё в ураган припёрлись. А, если на мину нарвёмся? Даже страшно подумать, что будет?" Мысли, мыслями, а всё же пытаюсь не отрывать взгляда от полотна дороги. Глаза пощипывают от пыли и напряжения. Абсолютно никакого желания уехать в сторону. Потом не известно куда попадёшь! Старики-афганцы рассказывали, что в такой ураган пропадали целые караваны. Не говоря уже про одиночек. Раньше, до войны, ещё пытались искать пропавших и часто находили, теперь не ищут. Просто не знают где искать, да и боятся сами быть убитыми. " Сколько таких теперь безымянных могил, наверное и сам аллах не взялся бы считать." Из темноты, наконец, показались дувалы. Ещё не много и пост. Пытаюсь открыть крышку люка, но не тут-то было. Будто кто камней наложил. Пришлось прибегать к помощи. Вдвоём с переводчиком с трудом осилили. Превозмогая многопудовое давление тёмно-коричневой массы, вываливаюсь из машины наружу. Следом, чертыхаясь, выползает Хол. Сразу же попадаем в безвоздушное завихрение. Пришлось приложить немалое усилие, чтобы дойти до двери. От порыва ветра он буквально вырывается из рук и отскакивает в сторону. Командир поста заводит в комнату, где дожидаются меня два молодых афганца. Оба встают и с нескрываемым любопытством смотрят в мою сторону. Затем один из них делает шаг вперёд и протягивает руку. Худощавый, среднего роста, лет 25-26, смотрит на меня спокойно.
   -Комбат? Назим ! - и потом, поздоровавшись, показал на другого, высокого, с улыбкой на круглом лице, -а это Абдульрахим. Такого спокойствия и открытости я ещё не замечал. Мне они оба понравились. Я показал на стулья и сел сам.
  -- -Ну, с чем пожаловали молодые люди в такую погоду? Не лучше ли сидеть дома и
  -- пить чай?
  -- -Что ты, командир! Для нас такая погода даже очень хорошо. "Афганец" дует, нико
  -- го нет, никто не видет.
  -- -Вот как! Тогда мы здесь попьём чай. Так откуда вы пришли, храбрые люди?
  -- Мы из Рагомати! Пришли к тебе по очень важному делу. Там на Пандшере у нас
  -- свой пост. Мы охраняем свой кишлак, но нас хотят уничтожить. Вот об этом мы
  -- пришли тебе сказать.
  -- -Интересно, кто и почему вас должны уничтожить? И почему раньше не хотели, а
  -- сейчас вдруг хотят?
  -- -Мы знаем, что это Шер и Хакимин! А почему сейчас хотят , мы не знаем.
  -- -Почему ко мне пришли?
  -- -Хотим сдаться. Нас очень мало, всего 13 человек, поэтому мы не сможем воевать
  -- против Шера, он нас уничтожит и разорит кишлак. Много людей может погибнуть.
  -- Мы этого не хотим.
  -- -Кто вас послал ко мне? Почему не в Царондой или в ХАД ?
  -- -Мы сами. Твой пост самый близкий к нам. Нам никто не может помочь кроме тебя.
   Парни говорили несколько смущённо. Останавливались на полуслове, совещались между собой. Хол, прислушиваясь к их разговору, говорил мне, что у них какие-то сложности в кишлаке, вроде как сам народ не хочет, чтобы они находились там. Может в этом была причина. Я вспомнил, где располагался кишлак и основания для беспокойства у жителей было. Населённый пункт стоял на берегу реки в низине на приличном расстоянии от других поселений. Поэтому в случае нападения большими силами, его не могла бы спасти эта малочисленная группка молодёжи. Подобные группы есть почти в каждом кишлаке. Только разница их в том, для какой цели они созданы. Одни с явно выраженной направленностью воевать против правительства и советских войск(это идейные), другие для с преступной целью, третьи для защиты своих кишлаков. Все эти группы рано или поздно вступали в какие-нибудь партии, которые снабжали их оружием и боеприпасами. Причём одни из них вели активные действия, другие же вели бои местного значения, то есть защищали свои вотчины. Такие группы не хотели принимать активного участия в боевых действиях и крайне редко, под большим нажимом, выходили на отдельные операции, боясь лишиться помощи в боеприпасах, а, где и жизни. В основном по этим причинам нашим войскам не оказывалось большого сопротивления во время проведения ими операций в населённых пунктах. По этой причине не получалось и воинских формирований у лидеров различных партий. Одна из таких неприкаянных групп и появилась у меня на посту. Эти люди напуганные реальной силой Шера из Балтухейля, который не с проста положил свой тяжёлый глаз на их кишлак,(здесь просматривалась идея использовать этот населённый пункт, для провода караванов), решили заручиться поддержкой советских войск. Разгадав их желание, между тем, я не сказал им "нет!", но и не отказался от мысли свести их с властными структурами. Но для этого надо было их подготовить.
   -Вы мне верите? - спросил я молодых защитников.
   -Да, верим, комбат! Если бы мы слышали о вас плохое, не пришли бы.
   -Хорошо, тогда слушайте, что я вам скажу. Первое не спешите сдаваться. Второе, ещё раз хорошо подумайте сами и поговорите об этом с теми, кто хочет открыто воевать притив душманов, чтобы потом не было раскаяния в содеянном. Подумайте о безопасности своих родных. Третье надо быть готовым к подписанию договора с властью. Не со мной, а с теми кто будет вас защищать и обеспечивать оружием и боеприпасами.
   Мои предложения парнями были приняты. После чего мы договорились о новой встрече. Однако перед уходом Назим попросил меня никому о них не говорить, так как эта была их личная инициатива.
   -Хорошо, о нашем разговоре никто не будет знать пока вы сами этого хотите.
   Ненастье переждать на посту молодёжь не захотела. Сильный ветер подхватил их и унёс в сторону реки. Я стоял у БТРа и смотрел им в след и вспоминал снежную бурю и одинокого спутника, бредущего только ему одному в известном направлении. Наверное, и этим ребятам, как и Пугачёву, несмотря на мглу, известно куда идти. Только я стоял на распутье как другой герой Пушкина, одной ногой как гражданин, другой как профессиональный военный. Кто в этой "необъявленной войне" нужней?
   Г Л А В А 35. Стела. Роковая ошибка Мустафы и глупость комбата.
   Ураган как появился неожиданно, также внезапно, исполнив свою работу, исчез.
   После него всё сразу стало преображаться. На предгорных равнинах появилась
   зелень. Солнце будто проснулось от зимней спячки, радостно засветило, испуская
   ласковые весенние лучи. Земля стала быстро покрываться зеленью. Пропитанная
   влагой, она отдавала теплом и нежным ароматом появившихся трав. Всё чаще стали
   доноситься щебет птиц, трели жаворонка, соловьиные песни. Всё вокруг как-то
   повеселело, небо очистилось и ярко засветилось голубым цветом.
   Приближался май месяц, вместе с ним и моя сороковая годовщина. Мало это или
   много? Но двадцать лет службы пролетело как один день! Неужели и этот день
   пролетит также незаметно? Нет, надо что-то сделать! И я вспомнил памятную доску
   в инженерно-сапёрном батальоне на территории штаба дивизии. Я сел за эскизы.
   Этот год не только для меня юбилейный, но ещё для многих офицеров, сержантов и
   солдат. Приближалась пора расставаний. Одни уезжали по замене, другие увольня-
   лись в запас, третьи к нашему общему сожалению в гробах. Среди всех них были те,
   кто не жалея "живота своего", служил верой и правдой Отечеству. Но всех нас объ-
   единяла память о боевой службе в сопредельной стране. Поэтому у меня родилась
   мысль запечатлеть эту память в каком-нибудь знаке, который должен стоять в
   управлении батальона. Много было вариантов. Но я остановился на одном. Этот
   памятный знак должен символизировать не только память о лучших, награждённых
   орденами и медалями, но и в какой-то степени и добрососедские отношения двух
   наших государств. Что говорило бы, что несмотря на все катаклизмы произошед-
   шие между нашими странами, наши народы всё же должны оставаться в дружеских
   отношениях, заложенной самой историей. После принятия окончательного решения
   началась подготовка к её практическому осуществлению. Отрыв людей был мини-
   мальный. В основном всю работу делал сам. Завёз с Кохбача песок, щебёнку. Долго
   там ходил и выбирал большие валуны, выбрав, завёз и их. Цемент и проволоку дос-
   тал в строительном батальоне. Сбил опалубку под пятиметровую конусообразную
   стелу. Залил раствором из песка и щебня. Для крепости вложил проволоку. Попы-
   тался разыскать шлифовальный прибор для того, чтобы обработать после затверде-
   вания поверхность стелы, но такого инструмента не нашёл, поэтому пришлось идти
   другим путём. Стелу установили, поставили рядом с ней валун привезённый с горы.
   Бабаджан привёз штукатура и небольшое количество декоративной плитки. Штука-
  
   тур-афганец мастерски отштукатурил все грани стелы и положил плитку вокруг
   камня и стелы. Затем замполит достал стекло и бронзовые крепления. Сделал на
   стекле надписи имён всех награждённых и прикрепил на гранях стелы. Нашёлся в
   батальоне умелец по изготовлению из гипса гербов Советского Союза и Афгани
   стана. Затем эти заготовки обработали лаком, бронзовой краской и закрепили на
   верхней части стелы. На валуне была сделана надпись " СССР - ДРА - дружба".
   Шедевра не получилось, однако задуманное было сделано в обозначенный срок и к
   всеобщему удовлетворению. Расположение преобразилось и приняло торжест-
   венный вид. Даже Акрам, придя на открытие памятного знака, остался доволен,
   когда увидел на стеле герб его страны. Приходили другие как советские, так и аф-
   ганцы посмотреть на стелу. Это был ещё один шаг к пониманию наших отношений.
   Ещё не успел забыться ураган,как на пост в Чаркалы прибыл Мустафа.Он всё
   больше нравился мне. Я с охотой и с пользой для себя проводил с ним время.
   Высокий, поджарый, с хитроумным взглядом и природным юмором, он вызывал
   огромную симпатию. Порой он мне напоминал деда Щукаря, однако он не был
   древним стариком, которые только и могут давать советы и нравоучения. Несмотря
   на лёгкость разговора со мной, в нём очень ясно просматривалась практическая
   сторона, черта лидера,руководителя, причём очень талантливого.С каждой встречей
   я в этом всё больше убеждался.А талант от природы особенно заметен, если он по-
   падает в условия, которые дают ему возможность проявить себя и развиться. Вот и
   Мустафа, простой безграмотный крестьянин, в создавшейся обстановке не просто
   стал " человеком с ружьём", а вполне осознанным рукодителем народного
   ополчения. Именно народ нескольких кишлаков выдвинул его в руководители и он
   защищал его от внешних врагов. Мустафа был вдумчевым лидером. Он не сразу
   завёл знакомство со мной и не от того, что боялся советского комбата. К этому
   времени я уже знал о нём достаточно много: и что он воевал против меня не раз, и
   ходил на встречи со мной с жителями кишлаков, со старейшинами, даже вспоминаю
   случай, когда он проверял моих солдат на их продажность. Произошло это так. В
   один из дней солдат, стоящий в карауле, заметил появление незнакомого дехканина
   возле поста. Долгое время на участке виноградника у крепости, занимаемой "
   шурови", никого не было. Хозяева покинули его с началом стрельбы и кусты никто
   не обрабатывал с тех пор. Поэтому появление дехканина сразу же насторожило.
   Поковырявшись не много крестьянин исчез. На второй день в такое же время он
   вновь появился. Будто бы ради приличия предложил солдату лаваш. Когда тот
   отказался, он опять исчез. На третий день дехканин заговорил на плохом русском,
   но вполне понятном, что он желает подружиться. Солдат доложил об этом коман-
   диру. Командир не стал отговаривать солдата, а наоборот предложил тому сбли-
   зиться с дехканином. Короче на пятый день знакомства, новый знакомый вытащил
   из кармана пачку денег и предложил солдату продать ему пистолет. Дехканина за-
   держали и привели ко мне. Я уже хотел передать того Бабаджану как душмана, ко-
   гда с поста сообщили, что пришёл Мустафа с просьбой вернуть ему его аскера. При
   беседе с Мустафой я узнал, что он специально подослал своего подчинённого, что
   бы проверить моих солдат. Вернул я ему и "дехканина" и деньги. Но впредь он уже
   никогда не использовал такие методы проверки.
   Главное, что я заметил, в нём не было жестокости и ещё, несмотря на большой
   авторитет в душманской среде, его главенствующую роль среди других групп ИПА,
   он оставался простым в обращении и не злопамятным по сути. В один из холодных
   дней марта, когда я находился в Кабуле, он не зная об этом, пришёл в
   сопровождении своего молодого телохранителя на пост и стал дожидаться ответа.
   Пили чай с командиром поста, вели милую беседу, когда вдруг из соседней комна
   ты прозвучал выстрел. Кинулись туда и увидели на полу умирающего афганца,
   растерянные лица солдат. При выяснении оказалось, обыкновенное баловство с
   оружием, но убийца наш воин. Назревал не простой скандал. Как со стороны наших
   органов, так и со стороны душманов. С афганской стороны это было на много
   опаснее, так как могло это всё вылиться в кровавую месть. Мустафа это понял
   быстрее и поэтому попросил вынести убитого аскера за пределы поста. Когда
   душмана уложили в развалинах Калайи-Биланда, командор пошёл в свой кишлак и
   рассказал как на него напали душманы Шера и убили его напарника. Ему поверили.
   Инцидент таким образом был исчерпан. Об этом случае я услышал от него самого.
   Он же сам предложил, чтобы не отдавали солдата - убийцу под трибунал. Такой был
   мой друг, командор душманских групп в Туркмане и других населённых пунктах
   Мустафа по прозвищу Шайдо.

В момент нашей встречи Мустафа заметно нервничал, вёл себя не как обычно. Бес-

   покойство и даже похоже на испуг почувствовал я в его поведении. Такое я видел
   впервые.
   -Так что ты хотел, Мустафа? - спросил я.
   -Комбат, там Шер собрал всех своих командоров и хочет, чтобы все пошли войной
   против меня. Мне сообщили, где они будут встречаться. Я хочу, чтобы ты мне
   помог.
   -Так если ты знаешь, где они будут встречаться, почему же не нападёшь на него сам?
   -Нет, не могу. У него будет очень много душманов, я могу потерять очень много своих людей.
   -Как же так Мустафа, ты беспокоишься о своих людях, а моих тебе не жалко?
   -Нет, твоих людей мне не надо, надо самолёт, или вертолёт. Они сбросят бомбу и
   Шеру смерть. Всего одна бомба, помоги комбат.
   Мне не хотелось встревать в их распри, однако Мустафа был настойчив, как
   никогда и я не устоял. Убедил он меня тем, что дом, в котором должны совещаться
   главари, находился в отдалении от кишлаков и являлся хорошей мишенью для са-
   молётов. Хозяев в нём также не было, поэтому никто, кроме бандитов, не мог по-
   страдать. К этому моменту Шер и его сподвижники изрядно потрепали мне нервы.
   Что не выезд на пост в Саяд, то подрыв на мине или засада. В батальоне уже было
   17 подорванных бронетранспортёров, до двух десятков лежало в госпиталях ранен-
   ных . Имелись и убитые. Хакимин не оправдывал надежды. Может он на самом деле
   не был участником этих нападений, но он и не делал попыток предупредить меня о
   грозящей опасности. Но зато после каждого такого происшествия на пост прибегал
   Вазир с клятвенными заверениями о неучастии в них группы Хакимина. Хотя я не
   думаю, что он не знал об этих готовящихся нападениях или установках мин. Такое
   поведение вызывало лишь досаду и недоверие, что привело в конце концов
   "церендаваля" к трагическому исходу.
   С Шером также "дружбы" не получалось. Все попытки Мир Хамзы организовать мне встречу с ним не имели результатов. Очевидно, Хамза его так допёк, что Шер пригрозил посадить того в яму или отправить под конвоем к самому Ахмад Шаху в Пандшерскую долину, что он сделал, но много месяцев позже. Мало этого командор из Балтухейля прислал и мне записку с угрозой. В тот момент я проводил очередной рейд на пост возле Саяда. Для того, чтобы ещё больше войти в контакт с жителями близлежащих кишлаков, мы решили со старшим лейтенантом Бабаевым, из отдела пропаганды и агитации дивизии, и первым секретарём уезда Сидыком, братом Бабаджана, взять с собой кинопередвижку для показа фильма. Задумка была не плохая, тем более с народом у нас сложились очень хорошие отношения и мне искренне хотелось их хоть чем-нибудь порадовать. Обычно, когда я приезжал на пост, то жители кишлаков Саяда и Корача собирались в одном месте и всегда дожидались моего приезда. Разговор между нами всегда проходил в дружелюбной обстановке. Вопросы были разные, на которые мне приходилось отвечать, иногда поступали и просьбы, которые по возможности я выполнял. Пока Бабаев устанавливал и испытывал киноустановку, Сидык вёл спокойную беседу с собравшимся народом , а мы с Холом затеяли разговор с аксакалами. Мне интересно было узнать у них о своих подчинённых, находящихся на боевом дежурстве у моста: как они себя ведут, не заходят ли в кишлаки, не занимаются ли вымогательством, поборами при прохождения моста? Старики были достаточно откровенны со мной, не боялись говорить правду. Их больше всего беспокоила безопасность их кишлаков, а мне было приятно слушать от них только хорошие отзывы. День был по весеннему тёплый и ясный. По небу лениво плыли белые облака. Хоть время было послеобеденное, но людей становилось с каждой минутой всё больше. Среди толпы были дети и женщины. Их присутствие говорило о том, что нас стали уважать, всё больше доверять и меньше боятся. Вдруг на дороге со стороны Баграм показался велосипедист. Я бы на него не обратил внимания, если бы не один знакомый аксакал, который переговорив с подъехавшим, подошёл ко мне.
   Этот человек хочет с тобой говорить, но отдельно от всех, -сказал он.
   Я пожал недоумённо плечами, не совсем было понятно как это при толпе и "отдельно"? Однако встал и пошёл с Холом к велосипедисту. Подойдя поближе, я увидел перед собой сорокалетнего мужика с грубыми,рабочими руками, напряжённо сжимавших руль, и смотрящими на меня испуганными глазами.
   -Я прибыл от Шера! - взволнованно произнёс он и замолчал, выжидательно уставившись в меня, очевидно, уверенный, что после этих слов ему скрутят руки.
   -Ну и что?
   -Нет! Нет! Я не в его банде, я рабочий с аэродрома. Ехал домой, но на дороге меня остановили и сказали, чтобы я передал вам вот это. - И он подал свёрнутый листок бумаги. Рабочий был настолько напряжён, что мгновенно при этом покрылся потом. Рука дрожала. Я смотрел на велосипедиста и думал, "чего ему так боятся, если работает на аэродроме?" Там меня каждая собака знала. Но не стал допытываться, всё равно отпустил бы. Взял листок, развернул его и увидел аккуратную запись на арабском языке. Пришлось звать Сидыка. Тот прочитал и, побледнев, стал переводить. " Комбат! Прекращай немедленно встречу и убирай людей и эту агитацию. Если это не сделаешь, то всю твою технику перебью из гранатомётов."
   -Что будем делать? - спросил Сидык испуганно.
   -Будем делать то, что задумали, -зло проговорил я, - людям об этой записке не говори , а Шеру пусть этот передаст, если хоть один выстрел прозвучит в сторону Саяда, то он об этом пожалеет. Я вызову сюда танки, самолёты, вертолёты, дам команду артиллерии и сравняю его кишлак с землёй, а его самого, где бы он не прятался, найду и уничтожу.
   Меня разозлило не содержание записку, а тон с которым преподносились требования: наглый, требовательный, угрожающий.
   -Нет! Нет! - запричитал посыльный, услышав перевод, -я не могу к нему пойти и передать эти слова, он меня убьёт.
   -В таком случае, Сидык напиши всё, что я сказал на бумаге и пусть он отвезёт её Шеру.
   Велосипедист, получив ответ, очень быстро умчался в обратном направлении. А я приказал выставить заслоны и усилить наблюдение. Показ фильма продолжался. После просмотра, я видел довольные лица людей, улыбки и благодарные рукопожатия. Для меня это было важнее, чем угрозы и выстрелы из-за угла. Обратно мы доехали спокойно. После этого случая мы с Шером в течении двух недель жили мирно. Не знаю, что на него подействовало мои предупреждения или здравый смысл, скорее второе: зачем было ссориться с жителями Саяда? Однако после временного затишья, всё началось сначала: мины, выстрелы из-за дувалов, засады. Кроме этого я получал информацию о том, что у командора из Балтухейля имелись прорытые кяризы даже под рекой, достоверность этих сведений я проверить не мог. Однако неоднократно проводимые операции нашими и афганскими войсками в районе проживания Шера, никогда не были положительными, командор был неуловим. Что подтверждало о наличии у него таких укрытий, о которых никто не знал.
   Все эти обстоятельства заставляли меня прислушаться к сетованиям Мустафы, в неспособности того одному справиться с главарём из ИОА и, наконец, решиться поддержать в его просьбе. Решившись на бомбовый удар, я пошёл к Кандалину и убедил его в необходимости попытаться уничтожить Шера в указанным Мустафой здании. Для того, чтобы как-то подействовать на Хакимина и заставить его более активно сотрудничать с властью, вызвал к себе его заместителя Вазира и решил показать ему наглядно как будут уничтожать Шера с воздуха. За несколько минут до бомбометания я вместе с Вазиром был на посту в Куратхейле. Оттуда лучше всего был виден объект бомбометания. Вскоре на аэродромной полосе взревели двигатели и воздух взлетела пара СУ-23. День был ясным. Солнце зависло над горизонтом. По ярко-синему небу медленно проплывали редкие белоснежные облака. Земля очень быстро нагревалась, отдавая теплом и свежесть. Вазир ещё не знал для чего я его привёл на далёкий от его кишлака пост и стоял спокойно наблюдая за действиями солдат. Я повернулся к заместителю "церондаваля".
   -Видишь тот дом? В нём сейчас находится Шер! -Вазир перевёл свой взгляд на указанный объект и, не осознав ещё, для чего это было сказано, молча закивал головой, - по нему сейчас с воздуха нанесут бомбовый удар самолёты!
   Последнее для афганца прозвучало как удар обухом по голове. Я это сразу ощутил по его изменившемуся настроению. Тело напряглось, лицо вытянулось, глаза словно магнитом притянуло к зданию. Самолёты, набрав положенную высоту и выйдя на боевой курс, словно серебристые стрелы, заблистав под лучами яркого солнца, устремились к земле. Подлёт был сказочно красив. Не менее впечатлительно выглядел пуск ракет. Ракеты одна за другой, оставляя за собой огненный шлейф, с нарастающим свистом врезались в здание. Взрыв, ещё взрыв и светло-коричневый фонтан, поднятой пыли, окутал строение. За первой "сушкой" ракетную атаку произвёла вторая. Одна из пущенных ракет не долетела до объекта и взорвалась не далеко в поле. Я бросил взгляд в сторону Вазира. Тот стоял бледный, его пальцы выбивала мелкая дрожь. Самолёты, отбомбившись, сделали круг и стали заходить на посадку. Вазир не слова не говоря, быстро стал спускаться вниз. Я не задерживал его и так было всё ясно. Мне бы порадоваться за прекрасную работу летунов, однако перед глазами стояли трясущиеся руки афганца и его поспешное, молчаливое бегство. Поэтому вместо радости, я вдруг ощутил дикую тоску и в сознание вкралась мысль, что я совершил не поправимую глупость. Это чувство и теперь со мной, когда я пишу эти строки.
   Вечером я встретился с Мустафой. По его поникшему и растерянному виду, сразу можно было понять, задуманная им акция возмездия провалилась. Мы с ним оказались не только в дураках, но и в какой-то степени соучастниками убийства двоих мирных жителей, старика с ребёнком. Шайдо стал успокаивать меня, беря всю ответственность на себя, но я был зол не столько на него, сколько на себя. Как мог я, профессионал, поверить и поддаться на уговоры аксакала, даже не пытаясь перепроверить данную им информацию? Но Мустафа был самокритичен и не меньше моего подавлен.
   -Не расстраивайся, комбат! Это я, старый пень, во всём виноват. Я уже сказал об этом людям. Они огорченны, но не имеют зла на тебя.
   -Может и не имеют зла, но я себе, Мустафа, этого никогда не прощу. И ты не подходи ко мне с такими просьбами больше никогда. Справляйся с Шером своими силами.
   Аксакал как-то грустно улыбнулся и ушёл. Кто-то может посчитать это происшествие за провокацию, я же верил Мустафе и знал, что на подлость он никогда бы не пошёл. На второй день от командующего Армии в штаб дивизии пришла телефонограмма. В которой говорилось о неправомерности нанесения бомбовых и ракетных ударов вблизи аэродрома. Командование, очевидно, устраивала спокойная жизнь вокруг главного военного объекта Афганистана и оно боялось, что этот хрупкий мир будет нарушен такими действиями. Я с ним был согласен, но мне кажется, что оно не совсем понимало каким трудом этот мир был достигнут. Всегда проще рассуждать и обсуждать, гораздо труднее, что-то сделать.

Г Л А В А 36. Угроза Поча. Кандалин не выдерживает. Снятие поста с Калахаджи. Прощание с Холом.

   Прошло больше двух недель как был выставлен пост в Калаходже, однако банда
   Поча не успокаивалась. Несмотря на всестороннее давление, всё же справиться с по-
   стами она не могла. Взвод Красиловского и группа Делаги успешно отражали на-
   падения душманов. Командование дивизии молча наблюдала за боевыми дейст-
   виями противоборствующих сторон, даже не делая попыток как-то обуздать группу
   Поча. А она не замечая активных действий со стороны советских войск, наглела с
   каждым днём всё больше. Чувствуя, что с постами им не справиться, они стали в
   открытую угрожать безопасному проезду по дороге в штаб дивизии и на аэродром.
   Людей с оружием в руках часто начали наблюдать в пятидесяти- ста метрах возле
   полотна. Наконец, однажды утром на мине подорвалась БРДМ и в тот же день Кан-
   далину принесли записку от главаря банды с требованием убрать посты в Калаход-
   же, в ином случае грозились заминировать всю дорогу и устраивать засады на про-
   езжающую по ней технику. Эта угроза не на шутку переполошило командование
   дивизии. Последовал звонок в управление батальона, меня разыскали и вручили
   телефонную трубку. В ней я услышал напряжённый голос начальника штаба.
   -Надо немедленно убрать посты с кишлака!
   -Что случилось? Почему такая спешка?
   -Ты в курсе, что сегодня по дороге к дивизии подорвалась БРДМка? Поступила
   угроза от Поча, что он вообще перекроет дорогу. Тебе надо объяснять к чему это
   может привести?
   -Нет, не надо. Всё понимаю. Однако не надо паниковать. Я же вам говорил, что его
   надо было пару раз хорошенько "причесать", тогда бы не было сегодняшних угроз.
   Не надо идти у него на поводу и бояться. Потом он обнаглеет ещё больше и будет
   постоянно заниматься шантажом. Нам от этого легче не будет.
   -Сейчас я не спрашиваю твоего совета, -заговорил в повышенном тоне Кандалин, -
   думать будем потом как его наказать, а сейчас слушай приказ командира: вывести с
   Калаходжи людей. Тебе понятно?
   -Разумеется, товарищ полковник. Выведу, но не сегодня, а завтра.
   -Завтра мне и доложишь! - услышал я не довольный голос и связь оборвалась.
   Пришлось откладывать все дела и готовиться к эвакуации людей с опасного участка. Я чувствовал нелепость и даже стыд, что впервые подчинился не обстоятельствам, а воли какого-то бандита, заставившего высшее руководство по волноваться и принять не совсем правильное решение. Ведь группа Поча не была так многочисленна, как представлялась с самого начала. И для того, чтобы её привести в чувство не нужны были большие силы. Тем более о ней знали её бывшие сподвижники в лице Делаги и членов его отряда. Поэтому обезвредить Поча не составляло большого труда. Но приказ надо было исполнять и я , отдав соответствующие поручения на подготовку переброски людей, позвонил Анарголю.
   -Вы знаете, что поступил приказ снять посты с Калаходжи?
   -Нет. Мне никто об этом не говорил. А, кто приказал?
   -Командир дивизии! Дело в том, что Поча пригрозил заминировать до рогу на аэродром, если мы не уберём посты. Как вы насчёт поста Делаги? Ведь его надо также перевозить в другое место?
   -Я с вами согласен командир, Делагу надо оттуда убирать. Его группа на другой день разбежится.
   Анарголь совершенно верно понимал возникшую ситуацию и попросил меня съездить в одно здание по дороге к штабу дивизии.
  -- -Надо будет осмотреть его, оно вроде бы пустует, там я думаю мы поместим отряд Делаги.
   Вскоре мы были у намеченной начальником ХАДа крепости. Осмотрели и пришли к общему мнению, что лучшего места для группы не сыскать. Для усиления Анарголь взял с собой, как и прежде, взвод батальона охраны. На другой день до Калаходжи мы доехали без приключений. Мы замечали вооружённых людей и были готовы к отражению нападения, но группа Поча вела себя мирно. Ни одного выстрела не было произведено, когда мы загружались на технику. Но не успели мы тронуться в обратный путь как раздались радостные вопли и победные выстрелы. Стреляли не все в воздух, несколько очередей пущено было и в нашу сторону. Одна из пуль задела палец Хола. Он рассвирепел и попытался открыть огонь из автомата, но во время был остановлен. Тогда таджик, тыкая окровавленным пальцем, с большой обидой в голосе сказал:
   -Вот посмотри, командир, у меня скоро дембель, а они меня чуть не убили, за что? Гады паршивые!
   -Хол, успокойся! Это у них получилось случайно, а вот если бы ты открыл по ним огонь, то на самом деле нас повезли бы домой в гробах. Так что радуйся, что остался жив, а палец до дембеля заживёт.
   Однако Хола было трудно успокоить. До самого медсанбата он бурчал и ругался, там и остался залечивать рану. Залечив её, он уже не вернулся ко мне. Только перед самым отъездом на родину, он нашёл меня и мы как родные попрощались, но не навсегда. В 1989году, путешествуя по республикам Закавказья и Средней Азии, я заезжал к нему. Это уже был не тот худенький паренёк в танковой куртке, с ясным взором умных глаз. Передо мной находился возмужавший отец большого семейства. Трое его пацанят бегало по такому же глиняному сооружению, по каким мы много раз хаживали с ним в Афганистане, добиваясь мира в Баграме и его окрестностях. Ещё и четвёртое чадо шевелилось в животе у матери, ожидая своего близкого появления на свет. Работал он в пожарной охране, старшим смены, на офицерской должности. Несмотря на занятость, он смог съездить со мной в Шарору и Гиссары, где произошли оползни, похоронившие под собой десятки дворов и сотни жителей. Но это была природная аномалия, мы же с ним, сидя в доме, вспоминали прошедшие годы и человеческий фактор, угробивший тысячи молодых жизней. Через два года после нашей встрече в Душанбе, он также приезжал ко мне в гости. Эта была последняя наша встреча. Сейчас я не знаю, где он? что с ним и с его семьёй?.. Время такое. Однако память об этом удивительном пареньке-переводчике живёт и я хотел бы, чтобы она жила вечно. Он один из тех кто пытался сохранить добрые чувства в отношениях между людьми, кто несмотря на всю сложность обстановки, делал дело, которое в конечном счёте должно было привести к миру.
   Группу Делаги, мы разместили в здании, которое было обследовано до момента её снятия с поста в Калаходже. Пробыла она в этом здании не долго, где-то два-три месяца. За это время состав отряда окончательно переругался между собой, произошло убийство самого командора и половина её перебежала в банду Поча. После чего Анарголь был вынужден отправить остальных на службу в армию.
   Из записей Чурина: " В Пешеваре район Пантун(Пакистан), пленные советские солдаты, 12 ч. разных национальностей. До обеда сидят, после обеда 2-3 часа изучают коран, затем отдыхают"За первый квартал: 170 ограблений, на 7 млн. ущерба.

Г Л А В А 37. Сбор и совещание с командорами в Куратхейле. Под огнём своих. В гостях у Мир Хамзы.

   Работая с душманскими группами, я заметил существенное различия между ними.
   Одни, такие как сдавшийся отряд Делаги, оторванный от своего кишлака и не
   поддержанный своим народом, в конечном итоги разваливались или превращались
   в обычную банду и теми кто реально защищал кишлак и его жителей. Общие
   интересы народа и защитников, давали возможность последним быть увереннее, не
   поддаваться провокациям и идеологической обработке, быть устойчивыми к раз-
   личным политическим проявлениям. Конечно, они не могли существовать сами по
   себе. Им необходимы были кое-какие средства к существованию, оружие и боепри-
   пасы. Поэтому они пытались найти какую-нибудь "крышу". Эти "крыши" обычно
   представлялись в виде существующих воинственных партий, борющихся с властью
   и так называемыми оккупантами или той же самой властью. Но цель всегда остава-
   лось одной- защита своих кишлаков от бандитских налётов. Мне были ближе вто-
  
   рые. Они и представляли главную цель моей работы по укреплению безопасности
   аэродрома, а заодно и безопасность своих домов. Вспоминаю свою деятельность в
   начальный период, когда мы с разведчиками из ГРУ вылетали бомбить отдельные
   дома в районе лётного объекта, с якобы имеющимися в них душманских отрядов.
   Обычно такие наводки давали платные осведомители или пленённые душманы, под
   страхом смерти. Результат при этом получался один. Разрушение домов и гибель
   мирных жителей. Редкое попадание в цель. Однако резко всё изменилось после
   года усиленной работы с народом близлежащих кишлаков. Такие вылеты пре-
   кратились, (не считая последнего случая с наводкой Мустафы, это лишь подтвер-
   ждение моих рассуждений), но при этом в так называемых в сводках
   "бандформирований" не уменьшалось, а наоборот ещё больше возросло. И
   несмотря на это, к марту 83 года с командорами большей её половины я был уже
   знаком лично. Что существенно влияло на мирное сосуществование и давала неко-
   торую возможность формирования общей системы защиты народа близлежащих
   кишлаков и военного объекта. Вскоре эта налаженная система стала приобретать ре-
   альные очертания. Развивая эту идею, я в один из вечеров апреля назначил в Курат-
   хейле общее совещание с несколькими командорами одновременно. Эта была пер-
   вая попытка к объединению, по осуществлению нашей общей задачи.Но прежде чем
   к этому перейти, я провёл с каждым их них в отдельности тщательную работу. Надо
   было убедить их в полезности данного объединения, необходимого прежде всего
   для них самих же, для его группы и кишлака, в котором они находились. Эта была
   невыносимо трудная работа, ведь группы жили отдельной жизнью, замыкаясь в
   своём маленьком пространстве, зачастую воюя между собой. Ни о каком
   взаимодействии и мире, а тем более оказания друг другу помощи в случае
   необходимости в тот период не могло быть и речи. Необходимо было переломить
   уже устоявшуюся тенденцию "каждый сам за себя", на общее понимание, что мы
   вместе сильнее и можем ни воюя и ни уничтожая друг друга, постоять за себя.
   Сбор был назначен на десять часов вечера, с наступлением темноты. Об этом
   времени просило большинство из участников встречи. Они боялись и не хотели
   лишних свидетелей, этой встречи. Это естественное желание, к которому необхо-
   димо было прислушиваться. Сумерки сгустились очень быстро. Темень наползла
   незаметно и густо покрыла всё вокруг. Дувалы и высокие стены глиняных зданий
   ещё больше сгустили темноту,придавая вид опасности и таинственности. В кишлаке
   полная тишина, даже редкие собаки почему-то молчали. Я пришёл на пост вместе с
   Бабаджаном ровно к десяти часам. Командир поста встретил меня у порога и
   доложил обстановку. В комнате у него сидело пять командоров, ещё одного
   пришлось ждать минут пять. Пока обменивались приветствиями, появился Мустафа.
   Некоторые из собравшихся были не знакомы, поэтому с большим недоверием
   теперь посматривали друг на друга. Однако аксакал по праву старшего быстро
   перезнакомил их всех. Здесь собрались бывшие мои враги. Все они в какой-то
   степени принимали участие в боевых нападениях на аэродром и советские войска,
   отстаивая свои права на охраняемую ими территорию. Теперь они увидели меня и
   моих людей не как врагов, а как мирных соседей и каждый из них стал понимать,
   что дружба с шурови не столько уменьшает их значение, сколько наоборот
   укрепляет их позиции, делает более независимыми и влиятельными на своих местах.
   Поэтому моя просьба собраться вместе, не была воспринята отрицательно. На
   встречу прибыли представители групп, расположенных с северной стороны от
   аэродрома, близкие по партиям и стремлениям. Каждый из командоров представлял
   какой-то определённый кишлак или целый район. Мустафа, район состоящий из
   нескольких кишлаков, Васи- Наудех,Шака; Наби- большой кишлак Джафархейль,
   Мухамед Казим- Гулямали; Захир- Седукан; Ракип- Гуржухейль. Почти все они
   принадлежали ИПА, за исключением Наби, который придерживался идеям партии
   ДИРА( Движение исламской революции Афганистана, лидером которой являлся
   Мухаммед Наби, образование высшее духовное, бывший депутат парламента).
   Первые минуты переговорного процесса шли в напряжённой обстановке, только
   благодаря шуткам и лёгкости общения Мустафы встреча не сорвалась. Уму этого
   безграмотного аксакала можно было позавидовать. Он снял с людей напряжение,
   сделал общение непринуждённым и раскованным. В дальнейшем он помогал мне
   найти те слова, которые были необходимы для понимания смысла совместных
   усилий для выполнению той задачи, которую я ставил перед собой.
   -Посмотрите, командоры , -говорил я, - мы с вами совсем недавно были врагами.
   Вспомните Шака, Наудех, Калайи-Биланд и другие кишлаки, где мы стреляли в
   друг друга, убивая людей, разрушая дома и виноградники. Теперь мы вот здесь
   собрались вместе, сидим пьём чай и беседуем мирно. Разве это плохо? Уже почти
   восемь месяцев мы живём в дружбе и покое. Кому от этого хуже?
  -- -Нет, комбат, плохо Шеру. Ему всё время хочется воевать! Со мной, с тобой, с дру-
  -- гими.
  -- -Да! Ты прав, Мустафа. Ты воюешь с ним в одиночку, а вот если мы объединимся,
  -- то он уж точно не захочет больше воевать. Но я вам хочу сказать не только о Шере
  -- из Балтухейля. Вы также не сможете по одиному противостоять не только ему, но и
  -- другим более сильным противникам. Вот для того, чтобы этого не произошло, мы и
  -- собрались здесь. Сейчас мы должны обдумать план совместных действий по защите
  -- ваших кишлаков от пришельцев, которые хотели бы заставить вас стрелять в друг
  -- друга, подчинить вас и ваших людей своим интересам, то есть воевать против
  -- власти и советских войск. А хотели бы вы, чтобы эти войска приходили в ваши
  -- кишлаки, разрушали их и убивали мирных людей? И не потому, что они этого сами
  -- хотят. А потому что снаряд и пуля не выбирают жертвы, для них они все одинаковы
  -- и тот кто стрелял с этого населённого пункта, и те кто просто сидели у себя дома.
  -- Мне такого положения не хочется, думаю и у вас нет такого желания?
  -- -Конечно, мы хотим, чтобы в наших кишлаках не было ни советских, ни афганских
  -- войск, ни тех же душманов. -проговорил вдруг Наби, повернув свою лохматую
  -- голову в мою сторону. - Однако разве мы в силах заставить их не приходить к нам?
  -- Властям надо пополнять армию и воевать с душманами, моджахедам также нужны
  -- аскеры и бакшиш, чтобы воевать против власти. И нам нужны боеприпасы, для
  -- того, чтобы защищать свои кишлаки от грабителей.
  -- -Я об этом знаю, Наби. Вы мне ни раз об этом говорили, но не может быть безвыходных положений. Не всё, конечно, зависит от нас, однако я сейчас предлагаю вам одну из тех попыток, которые могут облегчить ваше положение. Давайте посмотрим, что нам даст, наше желание объединить усилия? Во-первых ваши кишлаки перестанут бомбить с воздуха и обстреливать с артиллерии. Во-вторых меньше будут к вам появляться войска, а может и вообще прекратят заходить, если там не будет душманов. В-третьих руководство страны, провинциальная власть, командование советских и афганских войск будут мною оповещены, что вы и ваши кишлаки лояльны к власти и ведёте защиту только своих мест пребывания. Что касается армии, то вы должны сами проявлять сознание и посылать на службу всех кто ещё не служил. С душманами тоже можно разобраться. Кто придёт с оружием и попытается диктовать свою волю, уничтожать их не одним кишлаком, а совместно с другими. Если это не поможет, то я могу помочь вам огнём артиллерии. Главное, чтобы вы поняли, что совместно решать вопросы легче, чем отдельно.
   Командоры выслушали моё предложение внимательно и после дебатов, согласились подумать над ним. Разговор продолжался до полуночи. Расходились с опаской по одному, остерегаясь засад. Попрощавшись с маджахедами, я решил проверить службу постовых и заодно убедиться в безопасном убытии командоров по своим кишлакам. При выходе из помещения я неожиданно столкнулся со старшиной второй роты. На мой вопрос: "Что он делает здесь в такой поздний час?"
   -Ужин принёс на пост, тов. подполковник! - Его бравый ответ и попытка, при докладе, отвернуться от меня, показались подозрительными.
   -Вы, никак поддали, старшина? Говори и не пытайся отвернуться.
   -Да, совсем немного, тов. комбат.
   -Так! Понятно. Накормишь людей и ночевать останешься здесь, на посту. Не вздумай идти в роту. Ясно?
   -Ясно! -ответил прапорщик и опустил голову вниз, зная о том, что следующий день будет для него не очень приятным. Мы расстались, чтобы затем опять встретиться, но в при других обстоятельствах. Старшина мне изрядно испортил настроение. Уже и раньше приходилось мне вести с ним "душевные" беседы на эту тему, однако заверений о том, что это в последний раз, повторялось как минимум через каждые три-четыре месяца. Однако со своими обязанностями он справлялся отменно, но передо мной постоянно стоял вопрос: " Что делать?"
   Закончив с проверкой, я с Бабаджаном и группой сопровождения, стал выдвигаться по виноградникам в сторону управления второй роты, чтобы там на БТРе выехать в батальон. Выдвигались мы по кустам специально, чтобы не привлекать к себе внимания противной стороны. Общее направление было знакомо, поэтому мы шли быстро, но осторожно. Наконец, последний участок. Я перепрыгиваю через дувал. Впереди открытая местность. Посты о моём появлении в такое время были предупреждены, поэтому мне не было нужды остерегаться обстрела с них. Единственно, что могло помешать это внезапная встреча с душманами. Но в том месте, где мы преодолевали препятствие их вообще не должно быть. Однако в тот момент, когда я очутился на открытом участке, неожиданно раздалась автоматная очередь и пули засвистели вокруг меня. " Душманы!" -пронеслось в голове и я повалился на землю с криком: " Не перепрыгивать дувал!" Уже лёжа на земле, я услышал команду Бабаджана на открытие огня. После ответной очереди, до меня донеслись отборный русский мат и жалобный голос старшины: " Стойте, не стреляйте! Это свои! Я прапорщик Косолапов!" Здесь уже я заорал, чтобы прекратили стрельбу. Дальнейшее обошлось без повторения обстрела и к счастью для обеих сторон без жертв. Темнота стала причиной для нападения, она же не позволила произвести меткую стрельбу. Прапорщика я не стал подвергать серьёзному наказанию, хотя имел на это полное право, вплоть до возбуждения уголовного дела и отдание под трибунал. Помешали этому боевое прошлое и конечно дети. Но то, что произошло, послужило ему хорошим уроком на будущее. Остальное время пребывание в Афганистане прошло для него в трезвом состоянии.

Из записки Чурина: 11.04.83г.Сдача Абдул Находа сына Гуля Наби. Был в Пакистане, водитель Рабани из Пешевара. Был в Иране, Ираке. Птичка, что надо, но с тёмным прошлым.

Г Л А В А 38. На дне рождении у матери Мир Хамзы. "Остерегайся Ага-Ширина, комбат!"

   Расставаясь после расстрела в Куратхейле, Бабаджан сказал, что со мною хочет
   увидеться Мир Хамза по очень важному делу, которое непосредственно касается
   меня.
  -- -Он сам подъедет или мне приехать в Гулямали? - спросил я его.
  -- -Завтра в два часа дня в Гулямали, он будет ждать тебя там.
   Утром позвонил Кандалин и попросил, чтобы я прибыл к нему в штаб. Через час я был у него в кабинете. Начальник штаба подозвал меня к висевшей на стене карте и, показав на Саяд, спросил:
  -- -У тебя там всё в порядке?
  -- -На сегодняшнее утро никаких происшествий, а что случилось?
  -- -У твоих ничего, но тебе придётся оказать кое-какую помощь парашутно-
  -- десантной дивизии. Через пару дней она должна появиться в твоём районе. Собери
  -- все данные о наличии и расположении душманских групп и группировок по про-
  -- винции Каписа, особенно в районе моста. Когда потребуется, чтобы смог обстоя-
  -- тельно доложить обстановку в этом районе. Кстати гора заминирована или нет!
  -- -Подступы к вершине. Там поставлены ручные гранаты. Но я сейчас не могу сказать
  -- в каком состоянии они. Может душманы или звери их ликвидировали.
  -- -Ладно на проверку всё равно времени уже нет. Иди и готовься.
  -- -Геннадий Иванович! Я вчера проводил совещание с группой командоров северных
  -- кишлаков. Хорошо было бы их не трогать, то есть не проводить там никаких
  -- операций. Люди сейчас обдумывают, как дальше быть или идти на мировую, или
  -- находиться в той же стадии противостояния.
  -- -Где эти кишлаки находятся?
   Я назвал их и показал на карте. Кандалин внимательно посмотрел и отметил красным карандашом. Я понял, что опасность им не угрожает, после чего вышел из кабинета. Время приближалось к двум часам, надо было ехать в управление уезда, что я и сделал. Мир Хамза ждал меня возле ворот. Как только я подъехал, он тутже заскочил на БТР и мы помчались в обратном направлении, тоесть к аэродрому.
   - Хамза! Давай говори, что ты хотел, а то у меня времени мало.
   -Командир! Надо заехать ко мне домой. Сегодня день рождения у моей матери, она хотела, чтобы и ты был в нашем доме в этот день.
   -А как же с вашими традициями? И потом почему именно меня она приглашает, ведь я же не родственник?
  -- -Не отказывайся, ты её очень обидишь, если не приедешь. Она о тебе много
  -- слышала и уважает. Хочет ещё увидеть тебя.
  -- -Ну, раз так, то поехали. Только остановимся у дукана.
   Мы подъехали к дуканам возле проезда на аэродром и остановились. Я слез и купил подарок, цветастый платок на голову. Затем забравшись на БТР, показал Хамзе, тот что-то довольно пробурчал и мы помчались в Калайи-Юзбаши. Я впервые попал в дом-крепость царандоевца. В общей куче глиняных сооружений, он ничем не отличался от других домов, только может быть размерами, чуть шире и выше. Внутри его стояла тишина, будто в нём никто не жил. Не был он и обставлен разной хозяйственной утварью. Но поразительно было другое, это чистота. Сразу было заметно, что здесь находились опрятные люди. Не богато, но довольно уютно была представлена нам гостиная комната. На полу лежали чистые и толстые ковры, по ним разложены красиво оформленные курпача (удлинённые подушки , обшитые тонкой ковровой материей). В комнате уже находился молодой, круглолицый парень. Он встал, когда мы появились в дверях и поприветствовал нас.
  -- -Знакомься, командир, это мой брат Мамед. Душман! - и Хамза громко рассмеялся. - Рассаживайтесь, сейчас мама принесёт плов и мы будем праздновать её день рожде-
  -- ния.
   Я не был удивлён тому, что сказал Хамза. Потому что знал в какое время и где нахожусь. Тем более царандоевец говорил мне о том, что у него много родственников среди душманов. Братья не были похожи друг на друга. Хамза высокий, здоровый, с чёрными как смоль волосами, с крупными чертами на вытянутом к низу лице, что нисколько не лишало его привлекательности. Мамед полная ему противоположность. Мягкие черты лица, округлённая форма головы и невысокий рост.
   -Кто из вас старший? -спросил я у Хамзы.
   -Он, - ответил царандоевец и для убедительности ткнул пальцем в сторону брата.
   -Почему вы не вместе?
   -А зачем? Нам так удобнее. Я при власти, он при душманах. Меня поймают душманы, он меня выручит, его царандой арестует, я его выручать буду. Ты не смотри, что у нас оружие, мы оба за мир. Не хотим войны.
   В это время в комнату вошла женщина в парандже. Светлое одеяние красиво облегало её стройное тело. Сквозь сетчатое покрывало на нас смотрели два больших, тёмно-коричневых глаза, они светились улыбкой и любопытством. В её руках поблёскивала большая светло-серебристая чаша, наполненная доверху изумительной белизны рисом. От него поднимался ароматный пар. Женщина подошла к нам, наклонилась и поставила поднос между нами. Её длинные красивые пальцы мягко соскользнули с посудины и прижались к груди. Она ещё раз обвила нас своими глазами- блюдцами и я невольно захотел, чтобы этот взгляд побольше задержался на мне. Но фея- мать, пожелав нам приятного аппетита, быстро повернулась и исчезла за дверью. Я как завороженный смотрел ей в след, начисто забыв о купленном платке. Так подарок и оставался лежать рядом со мной до самого отъезда. Хамза разложил плов по тарелкам и пригласил к трапезе. Однако, запустив свои пальцы в рис, он вдруг вспомнил, что мы с переводчиком из другого мира и что мы не едим руками. Он опять рассмеялся и поспешил за ложками. Вскоре и мы принялись за плов. Это было, что-то не передаваемое как по виду, так и по вкусовым качествам . Больше такого угощения мне никогда не приходилось употреблять. Белоснежный рис с вкраплёнными в него маленькими морковными звёздочками в буквальном смысле таял во рту. Насытиться им было невозможно. Коллектив молча, с большим наслаждением поедал плов и очень быстро освободил чашу. Только после этого мы опять заговорили. Я спросил у Мир Хамзы, где они учились и какое образование получили?
   -Я закончил школу в Баграме, 12 классов. Потом пошёл в царандой, в школу прапорщиков. Мамед закончил школу и медресе в Кабуле. Он у нас учёный. Я тоже пойду учиться дальше, как только закончится война.
   -А я недавно видел комбата на БТРе, ночью, около Сайгани. - вдруг вмешался в наш разговор до сих пор молчавший старший брат. Я недоумённо посмотрел в его сторону. - Да, мы встречались! Я ночью шёл из Пакистана с группой и мы заметили огни приближающейся техники. Пришлось спрятаться в канал. У меня в руках был заряженный гранатомёт и я хотел стрелять в БТР, но увидел тебя на нём, освещённым светом фар другой машины, и не стал стрелять. Вы проехали, не заметив нас.
   Мне стало не по себе от такой откровенности. Мурашки пробежали по спине. Чудеса и только.
   -Если бы другой ехал, ты бы выстрелил?
  -- -Да! В другого бы стал стрелять, но другие кроме тебя не ездят по ночам, поэтому я
  -- и подумал, что это комбат и не захотел стрелять. О тебе я много слышал и у меня
  -- было желание познакомиться.
  -- -Ну, вот мы и познакомились, - с улыбкой на лице проговорил Хамза. - Душман не
  -- будет стрелять, комбат не захочет стрелять и наступит мир на нашей земле. Мир
  -- Хамза поедет в Россию учиться. Хорошо будет.
  -- -Да, было бы не плохо. Однако нам нужно ехать. Благодарю тебя Мамед, за то что
  -- не расстрелял меня. Матери передайте мой подарок и тоже большое спасибо за
  -- отличный плов и чай. Мир и счастья вашему дому.
   Мир Хамза изъявил желание проводить нас. Мы простились со старшим братом и вышли. У боевой машины хозяин дома задержал меня.
   -Я тебе, комбат, ещё хочу сказать кое о чём. К тебе ходит один командор группы ИОА Ага- Ширин. Ты не очень доверяй ему и остерегайся. У меня есть сведения, что он замышляет против тебя какое-то не хорошее дело. И ещё. Шафак очень не доволен. Подписанный договор властью не выполняется. От него я слышал, если дело так и дальше пойдёт, то он уйдёт в Пакистан. Надо что-то делать, он очень сердит.
   -Хорошо, я в ближайшее время поговорю с кем надо и мы что-нибудь придумаем насчёт боеприпасов и оружия. Пусть немного подождёт. Но у меня есть и к тебе просьба. Надо за эти два дня собрать как можно больше данных о группировках Устона Фарида и Убадулая в Каписа и о других группах, находящихся за мостом через Пандшер. Поступила информация, что кто-то из них готовит нападение на мой пост у Саяда.
   -Может Шер? Нет, он не станет идти против воли жителей Саяда. Хорошо, постараюсь узнать.
   Мы простились. Такие же задания получили Мустафа и Мовладат, самые мои надёжные помощники. Загрузив своих "душманов" работой, я вспомнил, наконец, о предупреждении на счет Ага-Ширина. Он появился тогда, когда попытки обуздать Шера из Бальтухейля зашли в тупик. Его прямые угрозы вывели меня из себя и я думал о нём уже как о враге. О том, что Ага-Ширин со своей небольшой группой был в подчинении у Шера, я впервые услышал на много позже. В тот же раз командор появился на посту в Хаджихейле. Молодой, хитрый, изворотливый как уж, он с первой же встречи стал выставлять свои условия перемирия.
   -Комбат! -говорил он низким голосом, - мы не будем стрелять в тебя и твоих людей, но ты должен понимать, что у нас тоже есть враги, они хотят уничтожить нас, поэтому ты должен защитить мою группу.
   Вот, так! Ни больше, ни меньше. Я просто обязан защищать его и отряд от других.
   -Я даже не знаю кто ты и откуда
   -Ты знаешь, мы из Седукана!
   О такой группе я не слышал, но знал определённо, что в этом населённом пункте была другая, возглавляемая Саидом, с которым я уже виделся и знал, что она одно время стреляла по моим постам, выставляла на дорогах мины и даже однажды чуть не напала на меня во время беседы с народом этого кишлака. Он был полной противоположностью Ага-Ширина как по внешности, так и по поведению. Высокий, плотный, на вид суровый 30-летний мужик от сохи. После второй или третей встречи, когда мы нашли с ним общий язык и определили общие интересы, он пообещал что он не только сам не будет нападать на мои посты и минировать дороги, но постарается другим не позволять делать это в своём районе. Я ему верил, причём не скрепляя наши соглашения никакими документами. Однако к Ага-Ширину же за всё время нашего знакомства, я так и не смог испытать этого чувства. Хотя тот и подписал договор с правительством, и выступал совместно с другими командорами по телевидению и радио, и осуществлял призывы к непримиримым о переходе их на сторону власти. Но всё равно не было уверенности в его искренности и честности. В последствии до меня доходила информация, что несмотря на заверении в дружбе, он всё-таки участвовал совместно с Шером в нападениях на посты, в засадах, в установке мин на подъездных путях. В общем вёл двойную игру. Обычно он сам вызывал меня на пост. Разговоры с ним ничего не давали мне нового и сводились в основном к помощи продуктами и боеприпасами. Однажды в пылу откровения, он намекнул мне, что солдаты несут службу на постах не совсем бдительно.
   -А, что же ты до сих пор не уничтожил их, если они такие растяпы?
   -Зачем? Мы их наоборот охраняем. Не даём другим стрелять по ним. Нет, я не говорю, что они все спят на посту, но вот совсем недавно мы провели возле поста в Хаджахейле четыре англичанина и ваши солдаты ничего не заметили. Мы тогда ещё не были знакомы.
   -А, что этим иностранцам надо было? Для чего они сюда пришли?
   -У них фотоаппарат был, камера. Они снимали картину про советские посты, кишлаки, про убитых афганцев. Потом через два дня они ушли в Тагап и я больше их не видел.
   Не знаю говорил ли Ага-Ширин правду насчёт встречи и оказания помощи группе телевизионщиков из Англии, однако такое сообщение для меня не было новостью. Репортёры, операторы, корреспонденты с различных стран мира в то время были частыми гостями у моджахедов( так их называли на западе). По этому поводу даже было спецуказание от нашего высшего руководства, в котором прямо ставилась задача: выявлять, задерживать, уничтожать. Также существовали определённые награды за это. И не только за такие группы, но и за всё чаще появлявшиеся передвижные средства связи для идеологической обработки населения страны. По ним шёл призыв руководящих органов партий к народу на борьбу с оккупантами. Такие радиостанции стали появляться в каждой провинции. Две из них были замечены в провинции Каписа. Буквально под боком у моего объекта. Эти средства были на много эффективнее наших агитбригад, хотя снабжены на много хуже. Такие специально оборудованные машины, охраняемые небольшими группами душманов, достаточно свободно передвигались по территориям. Заезжая в кишлаки, они всегда находили слушателей, свободно излагали речи своих духовных наставников, призывали к "джихаду"(борьбе с неверными), показывали фильмы о разрушениях, убийствах и зверствах советских и афганских солдат. Для наших же спецчастей по пропаганде и агитации, такой свободы не существовало. Единственные места, где они могли в полную силу развернуться, это были населённые пункты, находящихся под контролем наших войск или защитников революции, лояльных к существующему режиму. Но эта была десятая часть населения страны. В остальных местах жители разбегалось при виде пропагандистов, сопровождаемых боевой техникой и десантными подразделениями. Что они могли дать в таких случаях? Максимум затрат и минимум пользы, а в некоторых случаях даже вред. Один такой "эксперимент" произошёл на моих глазах.
   Г Л А В А 39. Кишлак Гироншах- " А, где банда?"
   В начале июня в штаб дивизии поступило сообщение о прибытии большого отряда
   душманов в кишлак Гироншах, что находился в 23 км к юго-востоку от аэродрома.
   Меня вызвал к себе Кандалин, который попросил меня уточнить эту информацию.
   Побывать в тех местах хотелось, так как район Гироншаха давно привлекал меня
   своим расположением и я рассчитывал со временем включить его в общую систему
   обороны. За несколько дней до этого Мустафа познакомил меня с одним афганцем-
   купцом из кишлака Даулатшахи, который находился в непосредственной близости
   от интересующего меня населённого пункта.
   -Это очень большой человек, - сказал мне аксакал,-он очень много знает,пользуется
   авторитетом среди народа и душманов. Он будет очень полезен тебе, комбат.
   Мустафа говорил о нём с подчёркнутым уважением. Мы встретились. Разговор сразу принял доверительный характер. Купец честно признался в том, что знаком со многими главарями душманов в районе горы Пахлаванкох, но помогать или вмешиваться в их дела он не желал. Знакомился он со мной по той причине, что иногда приезжает на аэродром за товаром, который затем реализует в своих кишлаках и поэтому хотел бы заручиться моей поддержкой в безопасном провозе его товара по охраняемой моими людьми территории. При такой беседе, грех было отказать ему в такой помощи. По окончанию беседы, он пригласил меня к себе в гости. Я пообещал ему как-нибудь заехать в Даулатшахи, но долгое время не мог этого сделать. Сейчас эта возможность, хоть и по нужде, но появилась и я решил её использовать с пользой для дела. Мустафа не отказался поехать со мной и мы отправились в гости. Дорога была длинная, большая её часть для меня неизведанная. Удалённость от моих постов в Аруках и Саяде была такова, что рассчитывать на их помощь не приходилось. Однако я ехал с главарём из Туркмана, а он вёл себя спокойно. Значит и мне нечего было волноваться. К 10 часам утра приблизились к реке Пандшер. При въезде в кишлак, на самом высоком месте, я оставил для нашего прикрытия на случай внезапной встречи с душманами, танк. Под наблюдением экипажа находились три кишлака и пойма реки от горы до Гироншаха. Так что от неожиданного появления противника, моя группа, состоящая из двух отделений на БТРах, была застрахована. Но на что я больше всего рассчитывал, так это на лояльность самого населения ко мне. Спуск к реке был пологий, но продолжительный. От воды нас отделяло зелённое поле, засеянное пшеницей. Мы, обогнув его, въехали в кишлак. Мустафа указал на дом, стоящий на склоне. Из небольшой двери трёхметрового глиняного забора вынырнула знакомая фигура. Мы соскочили с бронетранспортёра и подошли к нему. Хозяин нисколько не смущаясь поздоровался с нами как со старыми хорошими знакомыми и пригласил в сад, засаженный лиственными туями. Под широкой кроной одного из дерева мы расположились. Купец был небольшого роста, с круглой седой бородой. На его круглом без явных признаков старения, лице высвечивались умные серые глаза. Несмотря на разницу во внешнем виде, оба аксакала были схожи между собой открытостью, простотой и доверием ко мне. Ещё они оба не боялись общения и дружбы с советским офицером.
   Солнце с каждым часом становилось всё жарче. Спасало нас от его прямых лучей густая крона дерева и принесённый чай. Разговор шёл в непринуждённой обстановке и не затихал ни на минуту. Мы говорили обо всём: от того где родился до положения в Афганистане. Шутили, подтрунивали над друг другом. Между тем я не заметно попытался перевести разговор на интересующую меня тему, о душманах в ближних кишлаках, о их влияние на население и партийную принадлежность. И это получилось.
   -Да, -сказал купец, -в кишлаках есть местные группы, они вооружены и в основном охраняют свой народ. Они входят в ИПА. В Гираншахе находится совет старейшин во главе с Кази Умарханом. Умархан старший брат известного всем в округе Убадулая.
   Имя Убадулая знали многие в том числе и я. Оно было постоянно на слуху. Это он пытался объединить разрозненные силы ИПА под общим руководством, создать что-то на подобие воинских формирований. Его средство передвижение нашу советскую "волгу", разъезжающую по дорогам провинций Парван, Каписа и Тагапа, знали и видели многие. Он являлся представителем лидера ИПА Гульбеддина в этом районе Афганистана. В его подчинении находилась группировка до 1,5 тысяч человек. Другое дело во всём ли они ему починялись, оставалось большим вопросом для всех, в том числе и для меня. Из полученных данных я знал, что он из зажиточной семьи, образован, имел кроме себя ещё четыре брата, двое из которых находились за границей в Египте и Пакистане. Про первого я уже сказал, другой находился у него в помощниках. Ещё было известно, что его отец ходил в Меку. Все они родом из Гироншаха, который располагался ниже по течению в одном километре от того места, где мы гостевали, пили чай и шутили. Разделяло эти два кишлака широкое устье реки Барикав, впадающей в р. Пандшер. Ни о каких перемещениях крупных банд через этот кишлак я не услышал. Также об этом не получал я сведений и из других источников. Совершив визит вежливости и узнав всё, что мне было необходимо, я вернулся и доложил обо всём Кандалину.
   -Хорошо, что ты был в этом районе, проще будет поучаствовать в действиях агитбригады. Сводишь её в эти кишлаки. Заодно проверишь данные о прохождениях караванов через них. Есть такая информация.
   Такой поворот событий устраивал меня и я с нескрываемым удовольствием принял это предложение. Они подогревали мои амбиции по привлечению жителей этих населённых пунктов на свою сторону и создания в них отрядов самообороны, входящих в общую систему обороны в её восточной части. Решение этой проблемы мирным путём давала неограниченные возможности более тесного контакта с населением, усиления безопасности, сохранения жизни и доверия к друг другу. Но произошедшие в дальнейшем события напрочь перечеркнули эти благородные цели.
   Выдвигаться стали рано, в часов шесть утра. День был обычным и обещал жару и духоту. Колона, состоящая из трёх БТР и танка стремительно двигалась по знакомому мне маршруту. Возле переходов через каналы мы останавливались и проверяли их на предмет минирования, но добрались до спуска к кишлаку Даулатшахи без происшествий. Остановившись на гребне холма, я хотел дать команду командиру танка занять огневую позицию, когда вдруг со стороны Гироншаха услышал стрельбу. В сердце появился холодок. "Откуда и почему стрельба? -Мгновенно пронеслось в голове, - неужели меня как пацана провели вокруг пальца?" В сознании возникло добродушное лицо купца, его улыбка, шутливый тон. Но внутренний голос говорил: - неправда не верь, он не мог обмануть! Однако сомнения закрались в душу и уже не давали покоя. С тяжёлым чувством, я двинулся в кишлак. Он был словно вымершим, пустынным, холодным и настороженным. Проезжали мы его с опаской, внимательно осматривая подворотни, в ожидании выстрелов. За кишлаком показалось устье реки. С трудом стали преодолевать его. Вдруг на одном из каменных отмелей я заметил лежащую фигуру человека. Остановились. Подошли. Афганец лежал вниз головой, возле него красное пятно. Я потрогал, человек оказался мёртвым. " Всё! - подумал я, - мне здесь делать нечего!" С таким настроением, как в тумане, я уже двигался по Гироншаху. На проходах между домами валялись трупы животных. Овцы, коровы и скулящая от раны собака. Отойдя от неё, я услышал выстрел. Оглянулся и увидел рядом с животным офицера из агитбригады. Подойдя ко мне он промолвил: " Ненадо, чтобы животина мучилась?" Я посмотрел на него и ничего не ответив пошёл дальше. Мне было уже всё равно. Я знал, что мирной беседы с населением не получится и поста я здесь никакого выставлять не буду. Кишлак ничем не отличался от других. Единственно глиняные строения ютились по крутым предгорным склонам с одной стороны и с другой по берегу большой реки. Выше кишлака плато, откуда и велась стрельба. Людей ни убитых, ни живых не наблюдалось. Запах стоял тяжёлый, пахло порохом. Через полчаса брожения по пустым домам, мы наконец набрели на двух старых, с трясущимися от страха, женщин. От них кроме мычания и всхлипов ничего нельзя было услышать. Из-за угла вынырнул аксакал с деревянной палкой, который гневно посмотрел на нас, ткнул ею в мёртвую скотину и ничего не сказав, быстро пошёл прочь. Мой спутник попытался остановить его, но безуспешно. После долгих поисков, мы всё же обнаружили более менее нормального старика, который и поведал нам произошедшую историю.
   Рано утром, не ожидавшие люди ничего дурного, стали выгонять скот на пастбище. Пастух, проходя по улице, позванивал в колокольчик. День был обычным, как и тысячи лет назад. Собранные животные в стадо, должны были уйти пастись на зеленные луга. Но вдруг со стороны плато неожиданно ударили автоматные очереди. Люди сумели быстро спрятаться, но животным некуда было бежать и они остались лежать, пронзённые пулями. На мой вопрос, а где же люди и есть ли среди них убитые и раненные? Старик ответил: -" А кто знает, может их унесли с собой, ведь народ ушёл из кишлака."
   -Там , на реке, лежит убитый житель, надо его забрать. Да, и ещё мы просим прощение у жителей вашего кишлака за то, что случилось. Поверьте мы этого не хотели.
   Аксакал горестно кивнул головой и прихрамывающей походкой вышел за пределы здания. Я повстречался с теми кто открыл стрельбу по мирному кишлаку, но говорить на эту тему с ними не было ни какого желания. Когда агитбригада возвращалась назад, мы увидели аксакала и с ним ещё двоих помощников, которые несли убитого. Я подошёл к ним и спросил об умершем.
   -Старшина это, Кази!
   Да. Теперь уже Убадулая не заманишь никакими радужными посулами. Он стал нашим кровным врагом. Правда его средство передвижения, белая "волга", была в последствии захвачена разведбатом дивизии, который и оказался виновником этого инцидента. Ему накануне была поставлена задача, выйти ночью в район Гироншаха и в случае появления каравана, уничтожить его. Звон колокольчика пастуха навёл командира на мысль о движении каравана и он дал команду на открытие огня. Дальнейшее нам известно.
   После таких операций, а их было достаточное количество, агитация за " социализм и коммунизма" приобретал кровавый оттенок и был не только бесполезен, но и вреден, особенно для тех кто таким способом пытался осчастливить народ. Пусть не хмурятся ребята из агитбригад, вы были роботами в этой "необъявленной войне", как и тысячи других. Верхним эшелонам власти не очень то хотелось видеть положительные результаты вашего труда, скорее всего им необходим был испытательный полигон. Где бы они могли получать свои награды, звания, должности, учённые степени. К сожалению большинство из нас этого не понимало и служило, выполняя свой долг, на благо Отечества и интернационализма.
   Из записки Чурина: 11.04-12.04 Операция З ДПД в районе Каписа через мост. 19 раненных и убитых, не пересилили, оставили 2 танка, 2 тягача, БТС и 2 БТР, мостоукладчик. Оружие: 6 ДШК, 1ПК, 5ПКТ, 2РПГ, 8АКМ. Воевал против ДП главарь Шахин ИОА с 40 человеками.

Г Л А В А 40. Самоуверенность командиров и гибель подчинённых. Битва за мост.

   Утром 10 апреля к управлению батальона подъехали два офицера и спросили меня.
   Оба прибыли из 3 десантно-парашютной дивизии, расположенной в Кабуле. Так как
   я был до этого предупреждён начальником штаба дивизии, поэтому не удивился.
   -Мы с инженерной службы дивизии, прибыли для того, чтобы узнать о минах в
   этом районе, -сказал один из них и ткнул пальцем в развёрнутую предварительно
   карту.
   -Дорога до Саяда относительно спокойная, по крайней мере мы её каждый день про
   веряем, а вот за мостом там хозяева душманы и я знаю определённо, что они ми
   нировали дороги за рекой. Вы собираетесь воевать в этом районе?
   -Нет! -отрицательно покачав головой, ответил подполковник по старше, - мы там не
   будем проводить операцию, но нам необходимо перейти мост через Пандшер и
   потом пройти по этой дороге в Тагап. Ещё нас интересует эта гора. На ней есть
   мины или нет?
   -Хорошо. Там мины есть, но не на самой дороге, по обочинам. Имейте это ввиду.
   Что касается горы, то она также заминирована, в основном это ручные гранаты на
   растяжках. Лучше по ней не ходить. Если хотите выставить там пост, то его можно
   поставить на самой вершине, там есть, где укрыться в случае опасности и холода.
   Но и там надо всё проверить, так как наши же мины могут оказаться в оборудован-
   ных для стрельбы и наблюдения местах.
   Получив от меня информацию, офицеры быстро ушли. Вспомнил я о них только на второй день, когда дивизия подошла к Пандшеру. Вспомнил и перекрестил не добрым словом. Прежде чем десантники пошли через мост, мне многому пришлось по удивляться. Первое чем пришлось мне заниматься это приводить в чувство командира одного из батальонов дивизии. В управление второй роты в часов десять утра прибежал взволнованный дехканин и чуть не плача попросил комбата.
   -Комбат! Там мой огород. Ваши машины давят его. Там у меня зерно, овощи посажены.
   Я тут же посадил крестьянина на машину и мы отправились в глубь кишлаков. Возле одного из домов я увидел группу боевых машин с офицерами и солдатами. Крестьянин замахал руками и стал показывать на широкие следы техники пересекающие молодую поросль на не большом поле перед зданием. Следы вели к военным. Причём я видел другие места, которые не было ничем засажены и на которых можно было разместить, что угодно. Я объехал поле и остановился возле отряда вояк.
   -Кто старший? -спросил я не без злости в голосе. К моему БТРу подошёл молодой майор и представился командиром батальона. На голове шлем, на груди голубым клином выделялась волнистая тельняшка. - Майор у тебя есть дом, семья, мать, отец?
   -Есть!
   -Как ты думаешь, если в твой дом ворвутся непрошенные гости и начнут всё рушить и гадить, что ты им скажешь?
   -Как, что? Чтобы они убирались из дома. Да, собственно, что вам надо?
   -Я хочу, чтобы ты посмотрел вот на это засеянное и изгаженное поле, на хозяина этого дома, который засаживал этот единственный для него источник жизни и сравнил себя с теми кто забрался бы в твой дом.
   -Мне приказали прибыть в это место, вот карта и вот моя точка выхода. Что нарушать приказ, что ли?
   -Ты как военный сделал верно, но подумай теперь как человек и гражданин. Что остаётся этому дехканину, если его такие как ты лишают последней возможности к выживанию?
   -Так они и так в нас из-за угла стреляют, скольких у меня убили и, что я должен жалеть его?
   -С такой злобой ты долго не проживёшь, майор! Вот только по этому в нас и стреляют. В общем, как ответственный за этот район, я тебе предлагаю немедленно, не разрушая остаток поля, перебраться в другое место. Их тут достаточно и смотри , чтобы они за то, что ты здесь понаделал, на самом деле не стали в тебя стрелять из-за угла. Я думаю тебе понятен смысл моей просьбы. Тогда выполняй, а я поеду к командиру дивизии.
   Я отъехал в сторону и остановился, наблюдая за действиями командира десантного батальона. Тот долго не думал, подал команду и кавалькада БТР и БМД переместилась в другое место. Дехканин радостно схватил меня за руку, потом спрыгнув на землю, со слезами на глазах прижал натруженные руки к своей груди. Затем повернулся и засеменил к дому, то и дело поглядывая на перепаханное колёсами машин поле. Жалко, что так примитивно некоторые командиры понимали свою миссию в южной стране. Отсюда с каждым годом всё большее нарастание сопротивления и ненависть простого народа к "интернационалистам". Я не стал возвращаться к себе в батальон, а двинулся в сторону Саяда. По пути посматривая на зеленеющие участки. Дивизия сегодня здесь, завтра где-нибудь в другом месте, а мне продолжать жить с народом этого района. Подъезжая к дороге на кишлак, я увидел её заполненной техникой и людьми. Колона вытянулась до самого моста. Грузовой транспорт стоял вперемешку с боевой техникой и так скученно, что между ними трудно было протиснуться. Никакого порядка не наблюдалось и среди людей. Колона хорошо просматривалась со стороны чарикарской долины и с противоположного берега реки. Не далеко от моста было развернуто тыловое хозяйство, кухни дымились. Тылы оказались впереди войск. Полная неразбериха и беспечность. Кто и как управлял этим войском было совсем не понятно.
   -Вы, что так и будете стоять? -спросил я у одного старшего офицера.
   -Так приказано!
   -Вас же могут с миномётов накрыть, техника вся сгорит?
   -Не сгорит, -самоуверенно произнёс старшой .
   " Ну и ну," -подумал я и покачал своей бестолковой головой, совершенно не понимая этой "тонкой" тактики. Очевидно, войсковая сила заключалась не в осторожности и бдительности, а в нечто другом, возможно даже в открытой демонстрации своего пренебрежения к противнику. Очевидно я не понимал этой простой истины. Однако не успел я "насладиться" увиденным, как со стороны Седукана раздались пулемётные очереди. " Неужели кто напал ?" - подумал я и мой БТР, взревев, помчался в сторону выстрелов. Проскочив с километр в направлении аэродрома, я увидел радиотехнику, командно-штабные машины и с десяток БМД, стоящих на дороге вдоль дувалов, в стороне от дороги развёрнутую палатку командования дивизии. У двух БМД пушки были повёрнуты в сторону кишлака Ханбабахейль, расположенного у дороги на Саяд, на которой стояла колона с техникой. Тут я уже вспомнил бога и попросил его, чтобы эти вояки не перестреляли друг друга. Конечно, бог богом, но стрельбу надо было остановить и как можно быстрее. Поэтому, подъехав к стреляющим, я во всю мощь своих лёгких заорал: - Прекратить стрельбу!
   Мой глас был услышан и пулемёты, ещё пару раз гавкнув, прекратили пальбу. Из люка послышался русский мат и показалась удивлённая голова капитана. -Прекратите стрельбу, капитан, -повторил я , уже не таким страшным голосом, -вы перестреляете своих же людей.
   -Так оттуда стреляют! Вон с той вышке, я сам видел.
   -В том кишлаке давно уже никого нет. Вам почудилось, возможно это ваши и стреляли.
   Ко мне от палатки подбежал полковник.
   -В чём дело, вы кто? Почему здесь командуете?
   Я спрыгнул на землю и представился. Не знаю почему, но с полковником произошла перемена. Он протянул мне руку и совсем другим тоном спросил:
   -Так это вы, командир отдельного батальона?
   -Я уже представлялся товарищ полковник. Попрошу вас проведите меня к командиру дивизии.
   -Да, да, идёмте.
   Мы зашли в просторную палатку. Посреди неё большой стол на нём развёрнутая карта. Возле стола небольшая группа офицеров. Напротив них чуть выше среднего роста худощавый генерал, в руках небольшая указка, которой он водил по карте. Полковник подошёл к генералу и тихо, что-то сказал. Тот посмотрел в мою сторону и кивнул головой. Полковник подошёл ко мне и сказал, чтобы я подождал, когда он закончит давать указания. Я вышел и, забравшись на БТР, стал ждать, когда комдив освободится. Беспечность и здесь бросалась в глаза. Охраны возле командного пункта я не заметил. Правда на БМД теперь уже спокойно сидели и курили солдаты и офицеры. Никто из них не зачем не наблюдал. Полная идиллия мира и спокойствия. Будто-то не было войны, душманов, только что звучавших выстрелов. Стало как-то скучно, всё у десантников оказалось прозаично и просто, надо было перестать удивляться. Я посмотрел на синее небо, оно способствовало мирному настрою, чистое и далёкое оно располагало к покою и вдохновению. Мой взгляд скользнул по небосводу и упёрся в гору Пахлаванкох. Что это? Внутри у меня пробежал холодок. Не может быть, чтобы там лазали душманы. В такой день, открыто? Тогда кто? Неужели десантники? Боже помилуй их души! Да, по склону двигалось какое-то подразделение. Именно по тому участку склона горы, который был заминирован. Меня отвлекли от этого созерцания. И первый вопрос, который я задал комдиву, это о людях на горе.
   -Да, это мои люди. Разведрота. А, что может, что-то случиться?
   -Вам разве не доложили, товарищ генерал, что гора заминирована? Что там на растяшках ручные гранаты?
   -Сейчас узнаем. Начальник штаба, что вы знаете о заминированной горе?
   -Там с разверотой помощник начинжа, они в курсе насчёт мин.
   -Ну вот мы решили этот вопрос, теперь будем спокойны. Так комбат?
   Мне пришлось согласиться. Раз всё хорошо и мне легче. По крайней мере, я уже не буду виноват в гибели солдат прославленной дивизии. Но я всё же осмелился высказать некоторые опасения насчёт отношения десантников к жителям кишлаков, не продуманной стрельбы и размещения войск возле моста. И за одно рассказал генералу о том , что его дивизию ожидает на другой стороне реки. Разговор был короткий, но я постарался максимально выложить свои аргументы. Однако комдив, занятый своими мыслями, слушал меня не очень внимательно. Мои наблюдения и информация его мало интересовали. Разобравшись в этом, я постарался побыстрее закруглиться и исчезнуть с его глаз. На другой день с началом артиллеристской канонады, я выехал на свой пост возле моста и стал наблюдать за боевыми действиями десантников. Командный пункт дивизии и всё остальное оставалось на прежних местах. Даже походные кухни продолжали дымить. Между тем рано утром начались боевые действия. Спустя некоторое время после бомбёжки в атаку пошла пехота. До роты десантников спокойно пробежала мост и развернувшись в цепь по обеим сторонам дороги двинулась на развалины. За пехотой мост пересекли три БТРа. Я предположил, что это было техническое прикрытие. Однако подразделение далеко не пошло. Сразу же после первых глиняных построек, оно было остановлено сильным огнём из пулемётов и автоматов. Люди залегли где попало. Кто под прикрытием развороченных дувалов, кто в постройках, а кто прямо на открытых местах. БТР попытались выйти вперёд цепи и поддержать её огнём из пулемётов, но за поворотом дороги были в упор расстреляны из гранатомётов. Два были уничтожены, третий успел откатить назад. Попытки обойти душманов, не давали никаких результатов. Создавалось впечатление, что в обороне моджахедов находятся большие силы, которые располагались в хорошо подготовленных укрытиях. Это было и на самом деле так. Разрушенный нашими войсками, в основном артиллерией и авиацией, кишлак был не малых размеров и находился на крутом склоне левого берега реки. Каждый выход наших частей и подразделений по этой дороге для проведения операций в провинциях Каписа и Тагап, всегда в этом месте сопровождался тяжёлыми боями. Место для засад было идеальным для "духов" и они использовали его на все сто процентов. Им в этом как ни странно помогали наши военноначальники, которые с мениакальной настойчивостью продолжали вести по этому маршруту войска и своими разрушениями способствовали усилению засадных и оборонительных действий противника. Разрушенные кишлаки и здания превращались в сильно укреплённые пункты, с хорошо оборудованными укрытиями, куда душманы могли быстро спрятаться во время бомбёжёк и проведения артналётов, с отработанной системой переходов, сообщений, отходов, наблюдений, оповещения и перегруппировки сил и резервов. Это были наши одесские катакомбы, только с оборонительными позициями, располагающимися по склонам спуска к реке, с которых прекрасно просматривались все подступы от реки. При такой защите ни один вид оружия, включая танки и авиацию, не могли нанести серьёзный урон сопротивлению, что существенно помогало опытным командирам успешно вести засадные и оборонительные бои с любым противником. Что и происходило на моих глазах. Теперь, узнав об особенностях обороняющейся стороны, читателю не составит большого труда проследить за дальнейшими событиями этой небольшой по своим размерам и задачам операции. Наступательный порыв десантников был сбит. Они лежали и боялись поднять головы. Каждый метр простреливался душманами. Подбитая техника стояла на дороге и мешала дальнейшим действиям. Членов экипажа этих машин я не наблюдал. Или они были убиты и находились в БТРах, или их вывез оставшийся целым третий. Через некоторое время затишья, послышался лязг гусениц и через мост пошёл мостоукладчик. С какой целью? Я в начале не понял, но потом до меня дошло, очевидно, вытаскивать подбитую технику. Это уже была чистой воды авантюра. Он не смог подойти к расстрелянным БТРам, потому что свернул с асфальта на обочину и тут же подорвался на мине. В сторону полетели катки и звенья от гусеницы. Через минуту после подрыва, прозвучал выстрел из гранатомёта и тягач вспыхнул как спичка. Снова заработала артиллерия. Снаряды рвались прямо на линии обороны, один возле другого. После обстрела, рота снова рванулась вперёд, но и в этот раз была остановлена дружным огнём душманов. Очевидно, реакция командования была одна, если нельзя пройти, то надо хоть вытащить уничтоженную технику. Через мост пошли два танка. Пройдя его, они свернули вправо от дороги и поползли по пойме реки, пытаясь подойти к месту расстрела через зелённые поля. У меня уже был опыт хождения по влажным местностям, поэтому я подумал о них как о самоубийцах, но всё-таки надежду не оставлял на благополучный исход. Однако чуда не произошло. Танки, не пройдя и сотни метров по ровному полю, погрузились в размокшую землю по башню. Их уже не надо было расстреливать из гранатомётов. Помчавшийся им на помощь танковый тягач также остался там. Началась дуэльная стрельба, которая продлилась до вечера. По мосту вели и несли раненных и убитых. Я их не считал. Было противно и стыдно. Но я себя тешил мыслью, что душманов было несметное количество, которое мы не смогли просто физически преодолеть. В реальности оказалось всё очень просто. Душманские командиры набирались опыта и иногда это у них здорово получалось. После этого боя командор Шахин заявил, что он никогда не сдастся и ни на какие переговоры идти не будет. Это был молодой человек 28 лет от роду, уроженец разрушенного до основания кишлака. Вечером 3 ДПД вдруг засобиралась и с горем по полам перестроив колону, поплелась к броду через реку ниже по течению, оставив свои трофеи Шахину. Мне же стало не смешно, когда на моё имя пришло распоряжение со штаба армии, в котором предписывалось силами моего взвода в Саяде, захватить оставленную технику и перетащить её в расположение наших войск. На что мне пришлось, в не совсем вежливой форме, ответить. "Возможности моего батальона не сопоставимы с возможностями десантной дивизии. У меня нет столько людских сил и технических средств, чтобы захватывать и организовывать эвакуацию уничтоженной техники. Люди мне ещё необходимы для выполнения своих задач." К моему удивлению вышестоящее командование с пониманием отнеслось к моему мнению и не стало настаивать на выполнении своего распоряжения.
   Г Л А В А 41. И всё же танки надо было уничтожить. Оружие для Шафака.
   На другой день, я заехал в дивизию. Командир и начальник штаба находились в
   центральном боевом управлении. Спустившись в зарытую в землю "бочку", я
   доложил им о результатах переправы через мост десантной дивизии. Генерал Ус-
   тавщиков удивлённо спросил:
   -Что на самом деле они оставили столько техники за мостом?
   -Да! Хорошо ещё, что всех раненных и убитых оттуда эвакуировали. Мои люди но-
   чью ходили к танкам и бронетранспортёрам. Ни людей, ни оружия там уже не было.
   Зато на душманов чуть не напоролись.
   -Зачем надо было туда вообще посылал их, - недовольно пробурчал Кандалин, -
   неужели не понятно, что они там будут.
   -У меня был приказ со штаба армии, переправить её на свою сторону. Но прежде
   чем это делать, необходимо было посмотреть в каком она состоянии и как её оттуда
   тащить, да и оружие надо было забрать? Но мы не смогли этого сделать. Душманам
   хорошие трофеи достались. Автоматы, пулемёты, боеприпасы. Меня беспокоят
   прежде всего танки: их орудия и снаряды. Сапёры нужны для их уничтожения.
   -Боюсь, что там уже уничтожать нечего будет. - с большим сомнением произнёс
   начальник штаба, - но что-нибудь будем предпринимать. Придётся поработать се
   годня разведчикам, сапёрам и артиллеристам.
   -Товарищ генерал ещё один вопрос. Начальник ХАДа провинции попросил
   провести проверку кишлака Сайгани, я думаю это и в наших интересах. Кишлак
   находится не далеко от аэродрома и там по моим данным имеется группа Хазарги.
   -Ну у тебя и запросы, где я тебе столько бойцов найду?
   -Не надо их искать, здесь мы справимся с Подча Гулем своими силами. Я своим ре-
   зервом буду окружать кишлак, хадовцы его чистить. Эта операция нужна для того,
   чтобы хоть чем-то помочь Шафаку, а то парень опять уйдёт в Пакистан за оружием
   и боеприпасами. Потом не известно против кого он воевать станет. Забыла его
   власть после подписания договора, но мы то не должны забывать. Ведь, если бы ни
   он, то сейчас в Гулямали тишины не было.
   -Ладно, проводи, - согласился со мной генерал, - кстати эти обе операции можно
   отработать совместно, подумайте об этом оба. Ко мне больше нет вопросов? Тогда
   решайте, я пошёл к себе.
   Кандалин согласно кивнул головой и дал распоряжение оператору вызвать нужных для планируемых мероприятий командиров. Вскоре все вопросы были решены и я отправился к хадовским советникам.
   Подча Гуль находился у Чурина и ждал моего возращения из дивизии. За два дня до этого, он уже получил информацию через своих советских коллег о нашем разговоре с Мир Хамзой и мы договорились встретиться с ним и обсудить оба вопроса.
   -Добро на проведение операции в Сайгани получено, -сказал я ему, здороваясь. - Давайте обсудим некоторые детали. Я предлагаю следующее, сейчас вы забираете с собой два моих БТРа и выезжаете на них в Чарикар. Завтра в часа четыре утра вы со своими людьми на этих бронетранспортёрах прибываете в батальон. Я же к этому времени подготовлю танковый и резервный взвода. По прибытию вас, мы объединяемся и начинаем движение к кишлаку с двух сторон. Мой взвод и танки окружают его, а вы со своими людьми идёте на проверку домов. Вы согласны с моим планом?
   -Согласен, комбат. Хороший план. Только сколько людей мне брать?
   -Сколько влезет на БТРы. Кишлак большой и , если мы хотим хорошего результата, то надо действовать очень быстро и с как можно большим охватом домов в нём. Ваши люди лучше разбираются в обстановке, знают где душманы могут спрятать оружие и боеприпасы, быстрее их обнаружат. Действуем мы совместно с подразделениями дивизии, которые выдвигаются на захват и уничтожение захваченной техники за мостом. Артиллерия начнёт первой, всю ночь будет посылать в то место "гостинцы", чтобы душманы не могли её перетащить в другое место. Вот такая стоит перед нами задача.
   Мы уточнили ещё несколько неясных вопросов и разъехались готовиться к предстоящей операции. День прошёл очень напряжённо. Надо было составить план, схему местности, определить маршруты выхода к объекту, определить огневые позиции для танков и БТРов, расставить людей в таких местах, которые перекрывали бы пути отхода противника и не позволили ему уйти из кишлака не замеченными. Всю работу я закончил к ужину. После него вызвал пост в Саяде.
   -Как обстановка, возле подбитых машин?- спросил я у командира.
   -Пытаются, что-то делать с ней, но я весь день, как вы приказали, отгонял их огнём из пулемётов и выстрелами из танков, расход боеприпасов большой.
  -- -Дивизионная артиллерия тебе поможет ночью, а завтра работать сапёры на ней будут. Возьми на себя корректировку. Вызывай её тогда, когда услышишь возню возле подбитых машин, особенно у танков.
   Сон пришёл быстро. Уставать стал в последнее время чертовски сильно. Дел было не початый край. Вопросы боевой готовности, дисциплины, хозяйства, воспитания никто с меня не снимал. Кроме этого приходило уйма различных приказов, распоряжений, которые надо было исполнять. Осуществлять контроль и за своими приказами и распоряжениями, за службой на постах. И многое другое, незаметное для глаза, но очень важное в повседневной жизни. Однако жаловаться и обижаться было не кому и не на кого. Всё было в моих руках. Мог на всё махнуть рукой и всем начать управлять через своих заместителей. Сидеть в вагончике, попивать чаёк и созерцать мир в книжках или проглатывать стопками водочку в кругу друзей и весёлых подруг, а ещё можно просто обозначать работу и ждать замену. Но всё это мне претило, было не для меня. Я просто не мог жить такой жизнью.
   Утро было прохладным. Разделившись на две колоны, мы мчались каждый по своему маршруту. Расстояние до нужного нам населённого пункта было небольшое, поэтому доехали до него быстро. Больше времени ушло на окружение и занятия своих мест. Поиск оружия и боеприпасов начался. Народ не ожидал от нас такой прыти. Однако те кто считался душманом и имел оружие, ещё раньше с приходом десантников, попрятались, другие успели уйти в Пакистан. До десяти часов утра Подча Гуль со своими подчинёнными прочёсывали дома, но не одного душмана так и не смогли выловить. Однако восемнадцать единиц различного оружия и пару ящиков с патронами от АК, всё таки они обнаружили и изъяли. Подча Гуль был доволен, не совсем с пустыми руками возвращались. У нас с ним уже был разговор, что часть изятого, он оприходует и передаст Шафаку. Один ящик патронов решил передать ему и я. Всё меньше сомнений будет у него, что его забыли. Занимаясь проверкой кишлака, я услышал со стороны реки несколько взрывов. Стало спокойнее, это сработали сапёры. На душе полегчало. Вскоре пришло сообщение с поста, что операция удалась. Отряд Шаина хоть и спешил вынести из танков всё возможное, но стрельба с поста и артиллерии помешали ему сделать это. А внезапные действия разведотряда и сапёрного взвода, навсегда похоронили его идею пострелять из танков по аэродрому. Уничтоженные БТРы, мостоукладчик и танковый тягач не представляли большой опасности, с них были сняты пулемёты, с бронетранспортёров часть боеприпасов, но вот танки могли нам попортить нервы, они были в полной боевой готовности. Однако сапёры постарались и они остались без башен. Только после этого все свободно вздохнули. А З ДПД продолжала воевать и докладывать о своих боевых успехах. Ну, что же каждому своё.
   Из записки Чурина: Требование к авиаударам. 1. По бандам и базам: - дислокация банд с точными координатами её нахождения, привязкой к крупным населённым пунктам, описанием характера укрытия банд; - количество вооружения, характер их действий; - главарь, заместитель, партия; - наличие мирных жителей, нахождение их не ближе 300м. от места удара; - наличие мечетей; - наличие складов с оружием, ДШК и средствами ПВО; - целесобразное нанесение время ударов; - наличие наводчика и знание им объекта и времени; - возможность проверки результатов и типов нанесения ударов и фотоснимки.
   Г Л А В А 42. Змеи при луне. Бомбометание. Выстрелы в спину.
   Внезапное появление на посту в Аруках Назима и его заместителя из Рогомати не
   удивило меня. За время нашей последней встречи много событий произошло в их
   районе. Местные разборки между мелкими группами не прекращались, то в одном
   то в другом кишлаки обычно в ночное время вспыхивали выстрелы, приносившие
   постоянное беспокойство жителям в населённых местах. Партийная неприязнь с
   каждым днём становилась всё сильней. К этому добавлялись проводимые местной
   властью чистки, облавы на предмет выявления оружия, незаконных формирований,
   отбора людских ресурсов для службы в армию. Немало не удобств доставляли
   проводимые советскими и афганскими войсками различных операций. Да и
   ураганный ветер не смог повлиять на обстановку, она после него не улучшилась.
   -Так, что парни будем делать? - спросил я у прибывших на встречу. В этот раз
   Назим не был таким разговорчивым.
   -Мы думали, много советовались с другими. Вы правы нам надо подписывать дого-
   вор с властью. - неожиданно для меня заговорил Рахимголь, его заместитель. Назим
   только одобрительно кивнул головой.
   -Значит я вас понял, Назим, что вы готовы встретиться с представителем власти и
   подписать соглашение о сотрудничестве?
   -Да! -в этот раз я услышал твёрдый ответ самого командора, - мы готовы подписать
   документ. Я и моя группа готовы выехать в Чарикар и все вместе решить этот во-
   прос.
   Для меня такое предложение было неожиданно. Всей группой выехать в провинциальный центр и открыто подписать договор. Значит кто-то им очень сильно надавил на "хвост", кто? Наим? Малек Шариф? Впрочем какая разница, очевидно, молодые просто не смогли договориться со своими единоверцами. Пусть в этом деле разбирается Подча Гуль и сказал молодёжи, чтобы они готовились к выезду в центр.
   -Я поговорю с начальником ХАДа о вашей просьбе и когда он скажет, отвезу всю вашу группу на БТРах в Чарикар, где и будете договариваться. Если уже вы так решили.
   Впервые я увидел такой открытый взгляд и довольную улыбку на лицах псевдодушманах. Мы на время разошлись. Подча Гуль, услышав такую весть, обрадовался и в тот же день был у меня в батальоне. Мы обговорили с ним всю процедуру доставки отряда Назима в Чарикар и встречи его там. О своих наблюдениях и выводах о командоре и его людях из Рогомати я ничего ему не сказал, пусть разберётся сам. Группа, состоящая из тринадцати молодых ребят, к посту в Аруках прибыла своевременно. Там их ждали две боевые машины. На одну из них они и разместились. Оружие я попросил им положить во внутрь БТРа. На второй машине было размещено для охраны отделение солдат. Командир взвода, который должен был отвезти их в Чарикар, был мною предупреждён об осторожности и бдительности во время движения. Людей из Рогомати мы ещё плохо знали и ожидать от них можно было, чего угодно. Но мои опасения оказались напрасными. Всё прошло мирно и благородно. Подча Гуль подготовил встречу. Организация подписания договора о легализации группы прошла на должном уровне. Ребята были представлены губернатору Мулови, первому секретарю партии провинции Парван Набарду. Их возращение было триумфальным. Разговор сразу же пошёл о создании самостоятельного поста под присмотром ХАДа провинции. Подча Гуль попросил меня помочь ему в поиске отдельного здания для группы Назима и размещении её в нём. С этой группой он решил послать лейтенанта Гулоджана. Это был уже не тот скромный сержант, который добровольно пришёл оказывать мне когда-то помощь. Когда я его увидел перед собой, довольного и улыбающегося своей открытой белозубой улыбкой, то не очень поверил, что это тот самый афганский солдат. Хоть он и был в гражданской одежде, но в нём уже ощущался самостоятельный, уверенный в себе человек. Бывший сержант был направлен Подча Гулем для изучения людей Назима, оказания им помощи в организации охраны участка и сбора информации о душманских группировках находящихся в прилегающих к реке населённых пунктах. Затем мы совместно обговорили все эти вопросы, прежде чем выставить рядом с моим постом эту группу. Польза в этом была обоюдная. Их кишлак, откуда они пришли, находился всего в полутора километров от того места, где им предстояло нести службу. Интересующий нас район они хорошо знали. При необходимости они могли в любое время пойти туда, узнать всё то, требовалось. Их также могли посещать родственники. На такую деятельность они согласились сразу. Здание было выбрано для них быстро. Оно было на окраине, не далеко от моего поста и соответствовало всем требованиям боевого применения, жизни и быта. Я сам принимал активное участие в осмотре его, размещении людей, организации службы. Мне это было необходимо по двум причинам, во- первых я мог с ними решать информационные вопросы и во-вторых это взаимодействие постов в период возникновения сложных ситуаций влияющих на оборону аэродрома. С постановкой этого поста она становилась ещё сильнее и стабильнее. В последствии это поняли и непримиримые. Группа состояла из молодых парней от 16 до 20 лет. Грамотным из них был один Рахимголь, с которым у меня получились не плохие контакты. Умный, весёлый, начитанный, он сразу привлёк к себе внимание. В первый же день выставления поста, он не отходил от меня. Ему было всё интересно: и как я советовал разместить людей, и где выставить посты, и на что прежде всего обратить внимание при несении службы, и как лучше занимать оборону при нападении на пост. И много других вопросов, которые приходилось подсказывать молодёжи. Главное, на что я обратил внимание Гулоджана, Назима и Рахимголя, когда мы остались одни, это на занятость людей.
   -Вы все молоды и не имеете достаточного опыта и знаний. А их приобретают только трудом и учёбой, -пытался я в долбить им в голову, - если ваш подчинённый будет что-то делать или что-то познавать, а не сидеть целый день сложа руки, значит жизнь для него будет интереснее, тогда и вам будет легче им управлять.
   -Вы нам газет принесите, книг каких-нибудь, я их им буду читать. - Вдруг предложил Рахимголь.
   -Прекрасная идея, - поддержал я его, - в этом мы вам поможем. Кстати ты можешь организовать здесь обучение грамоте. Если нужны будут учебники и в этом можно будет помочь. Было бы твоё желание.
   -У меня есть такое желание. Давайте мне газеты, учебники, я буду учить ребят.
   Не спроста я тогда затеял этот разговор. Молодёжь на самом деле надо было чем - нибудь занять. Иначе управление ими было бы для Назима тяжелы. Ребят тянуло бы постоянно к родному дому, что привело бы к неминуемым конфликтам, разборкам, самовольным уходам, а там или смерть, или переход в другие группы. Впрочем я не питал иллюзий, что они будут дружны и долго продержатся вместе. Но произошло на много трагичнее, но это было несколько позже.
   В тот день общаться с отрядом Назима я закончил поздно. Уходил с поста уже в темноте. Со мной шло несколько человек. Стояла ясная, лунная ночь. Не нужно было фонарей для того, чтобы видеть тропу по которой мы шли. Мои мысли ещё были с теми, кто остался в доме. Как они там устроятся? Как уживутся? Будет ли от них польза? Вдруг совсем не произвольно я остановился с задранным носком ноги, меня будто парализовало. Глаза сфокусировались в одной точке. Под моим приподнятом носком, переливаясь в лунном свечении, плавно и не торопливо проползала двухметровая змея. Сзади меня ахнули и закричали: " Вон, ещё одна!". Змей было несколько, они одна за другой выползали из кустов виноградника и, не пугаясь стоящих в изумлении и страхе людей, спокойно переползали через тропу. Отсвет луны придавал им какую-то чудовищную загадочность, таинственность и угрозу. Это было ужасное зрелище. Я стоял в завороженном состоянии ещё долго после того, когда последний гад скрылся в противоположных от тропы кустах. Может это наваждение было знаком, знамением для будущих несчастий? Змеиное видение не отступало от меня несколько дней. На душе было беспокойно, что мешало в работе. Однако приближался май и я старался в строительстве монумента заглушать это беспокойство. Наконец замполит вкрутил в стелу последний болт. На ней высветились имена награждённых. Два прикреплённых герба и надпись на камне приняли символ дружбы народов двух государств. В день своего рождения я провозгласил открытия памятного знака. Мне исполнилось сорок лет, возраст серьёзного мужчины. Радость и печаль одновременно. Я отмечал его за столом в кругу советских и афганских друзей. Был тёплый солнечный день. Впервые за всё пребывание в южной стране, я выпил за своё здоровье полную стопку водки и не охмелел.
   После тревожных праздников наступили не менее тревожные будни. Начались новые подготовки к операциям в масштабе частей, соединений. Шли шифровки, секретные и не секретные распоряжения, требовали уточнений, разведанных. Приходилось, что непосредственно касалось меня, исполнять. Подавал я данные в вышестоящие штабы и о своих постах. Не знаю наносились они на оперативные карты в этих штабах или нет, но путаницы в определении координат моих постов и нанесения по ним ударов ещё не было. Хотя до меня иногда доходили слухи о случайных обстрелах артиллерией или бомбометания авиацией постов в других местах. Как-то не особенно верилось в это и особенно в то, что такое может случится на одном из моих поселений. Если большинство частей и подразделений армии были в движении: выходили на операции, высаживались десантами в горах, выставляя там посты для наблюдения, засады или вели бои с противником. Сегодня скажем они были в одном месте, завтра в другом. Часто сами окружались и вели бои в обороне на незнакомой территории. В таких случаях места их пребывания, а соответственно координаты, могли быстро меняться и тогда у артиллеристов и лётчиков возможны были трагические для армейских подразделений ошибки. Другое дело мой батальон, выполняющий чисто оборонительные функции, где соблюдалось сравнительно устойчивое положение. Количество постов было постоянно, передвижение их проходило медленно и в основном вглубь кишлаков и в непосредственной близости к охраняемому объекту. Поэтому, что-то спутать или не разглядеть, было значительно сложнее. Однако раннее утро одного майского дня не показались мне безоблачным, хотя на небе на самом деле не было облаков и ярко светило солнце. Ко мне в комнату в вагончике вбежал с тревогой на лице дежурный по батальону.
   -Товарищ подполковник, в Аруках пост бомбят!
   Я подскочил будто меня ударило током. " Никак нападение!" - моментально пронеслось в голове.
   -Как бомбят? Может кто из пушек обстреливает? - в сознании всплыли оставленные танки, может отремонтировали их и сейчас из них ведут огонь?
   -Нет! С неба они летят, самолёты атакуют пост!
   -Выгоняй БТР, а я к телефону!
   Бегу в дежурную палатку, набираю номер оперативного на ЦБУ( центральное боевое управление). Трубку берёт дежурный офицер.
   -Мой пост в Аруках, возле горы Пахлаванкох, - с уточнениями докладываю я ему, - бомбят самолёты, прошу дать команду на прекращение бомбометания и затем разобраться кто дал такую команду. Сообщите об этом начальнику штаба дивизии, я выезжаю в этот район.
   Подхожу к радиостанции, вызываю командира поста.
   -Как обстановка, продолжают бомбить?
   -Нет! Кажется улетели. Одного контузило, взрывной волной сбросило с крыши. Бомба попала в соседний дом, наполовину его разрушила. Получили осколочные ранения маленькая девочка и старик. Всех сейчас загружаю в БТР и отправляю в медсанбат.
   -Молодец! Действуй и дальше в таком же духе. Я скоро буду у тебя.
   Прежде чем убыть, дал команду начальнику штаба, сидеть у телефона до тех пор пока не выяснит причину авиаудара по кишлаку.
   -Михаил! Надо будет разобраться в этом инциденте. Возможно это провокация, но виновного необходимо найти. Выезжай в дивизию.
   Командир поста не скрывал испуга. Был бледен, протянутая рука для приветствия вздрагивала в нервном тике. Мы осмотрели людей и пошли к разрушенному дому, он находился через дорогу. Две стороны дома лежали в руинах. Возле одной из этих стен глубокая воронка. Бомба была мощностью в пределах 250 кг. Если бы упала в два раза мощнее, то не стало бы обоих зданий. Людей тоже. Место бомбёжки не пустовало. К нему подходил народ из соседних домов и кишлаков. Стояли, смотрели на разрушения, что-то шептали под нос и уходили. Знакомые выражали сочувствие. Приходили и с поста Назима. Гулоджан сообщил мне, что к ним на пост прибыло ещё четыре человека из того же кишлака. Я не придал этому тогда большого значения, хотя и предупредил хадовца, чтобы тот тщательно проверил их принадлежность к этому кишлаку. Я не забывал про эту группу и иногда заезжал на их пост, смотрел как они обустраивались, несли службу, у Гулоджана брал информацию, письма для Подча Гуля. Он мне рассказывал, что дисциплина не очень хорошая, есть парни, которые без разрешения ходят в свой кишлак. Это было вполне понятно и объяснимо. Молодёжь находились не в армии, а были простыми людьми, не скреплённые никакими обязательствами ни перед кем, в том числе включая и ХАД. Продукты им доставляли с Чарикара, если им было мало, то приносили с кишлака. За водой ходить было далеко, поэтому я им разрешил брать из цистерны, которая стояла на посту и периодически заполнялась привозимой из батальона. Несмотря на некоторые недостатки, пост стоял и члены этого отряда не разбегались. Подча Гуль передал мне для них пачку газет и листовок, а также несколько учебников. Всё это я завёз и вручил Рахимголю. На посту был организован миниликбез, но к сожалению просуществовал он не долго. Стремление одних не могли совпасть с желаниями других и началось прямое давление на разложение, а в конечном итоге, на уничтожение этого поста. Члены группы, ходившие в ночное время в свой родной кишлак, рисковали жизнью. Но, что могло удержать молодых, здоровых ребят? Их стали караулить бойцы из непримиримых. И двое попались. Один был убит, другого увели с собой через реку. Этим пленным оказался Рахимголь. Кроме этого в отряд были внедрены два сородича из группы Шаима. Они следили за всем происходящим на своём и моём постах. Они чаще других ходили с ёмкостями за водой , изучая обстановку на советском посту. Очевидно, по их наводке попался Рахимголь с товарищем. Гулоджан заметил, что-то не ладное в их поведении, стал следить за ними, но не успел это дело довести до конца. Они его опередили. Определив к себе особое внимание хадовца, эти двое не желая оказаться в его руках, решили исчезнуть, но уйти " крепко хлопнув дверями".
   Нельзя сказать, что люди на посту были в это раннее утро в расслабленном состоянии. Как всегда дежурная смена наблюдателей, хорошо отдохнув за ночь, вышла и заменила тех, кто стоял в тёмное время. Возле двери внешнего ограждения, был выносной пост. Место стояния наблюдателя имело форму беседки с крышей, с высокими, толстыми глиняными ограждениями и смотровыми проёмами в обе стороны, проходящей вдоль высоких дувалов улицы. Одна сторона наблюдательного выносного пункта примыкала к стене и имела непосредственную связь с внутренним двором. Поэтому наблюдателю не было необходимости выходить наружу поста. Это место было специально оборудовано для того, чтобы не дать возможности душманам подойти к посту под прикрытием дувалов не замеченными. Однако те, кто пришёл в это утро, знали, что они уже примелькались и к ним относятся с доверием. Поэтому, стоящий в это время солдат по фамилии Вовк, спокойно разрешил им пройти во двор и набрать воды из цистерны. Также он ничего не заподозрил, когда они выходили обратно. Но дальнейшее произошло молниеносно. Один из водоносов, поравнявшись с часовым, вскинул автомат и раздался выстрел. Солдат охнув, стал оседать. Напарник убийцы, отбросил в сторону уже не нужные емкости с водой, выхватил из ослабевших рук солдата автомат и они оба побежали в обратную сторону от своего поста. Пока на советском посту разобрались откуда прозвучал выстрел и увидели умирающего наблюдателя, оба убийцы скрылись в неизвестном направлении. Это был "выстрел в спину". Не принять каких-то радикальных мер, после этого кровавого случая, мы не могли. Поэтому состоялся совет троих: Подча Гуля, Гулоджана с моим участием. Мы долго обсуждали его и пришли к выводу, что пост надо ликвидировать. Весь отряд Назима был забран в Чарикар и его члены были распределены по силовым структурам на службу. Ни с Назимом, ни с Рахимголем я больше не встречался. Так закончился ещё один неприятный для меня и для родных убитого солдата Вовка момент в Афганской эпопеи, в котором есть и моя доля вины. Через некоторое время до меня дошли сведения о показательных выступлениях перед народом этих двух выродков, которые рассказывали всем о своём героизме, показывая вещественное доказательство совершённого, захваченный автомат солдата. Для кого-то они герои, для меня же были и остаются по сегодняшний день- убийцами. Подлость никогда не считалась добродетельным. Войти в доверие, а потом совершить подлость- это хуже преступления, за такое не должно быть прощения.
  
   Г Л А В А 43. Маматгамат из Чаркалы. Встреча с муллой из Мекки. Предупреждение о захвате.
   Узнав о подлом убийстве на посту в Аруках, ко мне с сочувствием пришёл мой ста-
   рый знакомый из кишлака Чаркалы, который находился в ста метрах от поста в
   Ханбабахейле. Мы с ним познакомились давно, ещё после захвата кишлака и вы-
   ставления там поста. Началось наше знакомство с этим статным, красивым сорока
   летним афганцем, настороженно. Через неделю после битвы за населённый пункт,
   он сам подошёл ко мне и с опаской спросил, не собираюсь ли я выставлять пост и в
   его доме? Я его успокоил, сказав ему, что мне хватит тех зданий, которые заняли
   мои люди.
   -Здесь тоже жили люди, -сказал он, после некоторого раздумья. и показал рукой на
   пустующие дома, -а сейчас все ушли.
   -Так пусть возвращаются, им нечего боятся.
   -Хорошо, я спрошу их, но они наверняка не захотят, пока вы будете находиться
   здесь. Можно узнать сколько вы здесь пробудете?
   -Пока с Калайи- Биланда не прекратиться стрельба и не наступит мирная жизнь.
   -Тогда это долго будет.
   При той первой встрече, когда он понял, что мы обосновались в этом месте надолго, сожаление и даже досада явно просматривались у него на лице. С этим афганец удалился от меня. Потом у нас было несколько случайных встреч, при которых Маматгамат обязательно здоровался и желал мне крепкого здоровья. На сколько это было искренно, я не мог разобраться. Улыбка на его круглом лице ещё не о чём не говорила. Однако с каждой новой встречей я всё больше проникался к нему уважением. Дело в том, что он всегда был спокоен и доброжелателен, ходил свободно без всякого налёта страха и унижения. Чем он занимался, я долго не мог понять. Заметно было, что его руки не знали мотыги, одежда на нём всегда была чистая и аккуратная. В дальнейшем он мне признался, что занимается оптовой торговлей, скупая у населения виноград , кишмиш, потом вывозил всё это в Пакистан. В этом как раз и была главная причина его переживаний за свой дом и бизнес. Ещё он признался мне в том, что у него несколько домов в разных кишлаках, в которых он содержит прислугу и товар для продажи. Когда ему стало ясна моя политика в отношении жителей кишлаков и защита их от грабежей и мародёрства , он уже сам искал встречи со мной и даже делился кое-какой информацией. Вот и сейчас наша с ним встреча носила дружеско-деловой характер.
   -Я только, что прибыл из Пакистана, -сказал он мне, -там очень не спокойно. Много лагерей по подготовке людей к войне. Хотят объявить большую войну шурови "джихад" по мусульмански. Будут объединяться и готовится к большой войне. Если все будут вместе, то шурови будет плохо.
   -Пугаешь! Алимхан!
   -А откуда ты знаешь про "Алимхана"?
   -От твоих соседей, они же мне сказали, что ты дружен с местными душманами, не так ли, Алимхан?
   -Раз говорят, значит правда, -чуть ли не смеется новоявленный "хан", -мне нужно со всеми дружить, иначе мне голову отрежут и тогда некому будет ходить с продуктами в Пакистан. Кстати, чтобы не забыл, тебя Шер приказал поймать или убить. Ты будь осторожен, особенно с Ага- Ширином и Хакимином. Кто-то из них готовит для тебя капкан.
   -Я это уже слышал. Ты мне лучше скажи как тебе удаётся ходить в Пакистан и оттуда возвращаться назад невредимым? Неужели для тебя все дороги свободны и безопасны?
   -Почему? Везде трудно. Все норовят помешать, но я знаю как идти, чтобы никто не помешал. Могу и тебя сводить за границу, когда захочешь попроси, отведу и приведу назад.
   -Заманчивая идея, но нужно посоветоваться со своими начальниками, что они скажут? Боюсь, что ответ будет отрицательным. Здесь некому будет работать. Да и тебе, Маматгамат ,не выгодно, чтобы я покидал эти края, не так ли?
   -Да, ты прав, комбат, ни у кого нет выгоды в этом. Ты лучше здесь оставайся на всегда. Дам тебе дом, найду жену. Будешь жить и мне помогать. Нет! Вижу не хочешь оставаться. Тогда вот что, приглашаю тебя на встречу с уважаемым человеком. Он недавно пришёл с Мекки, мулла в Седукане. У него много народа будет, все придут поздравлять его. Как ты на это смотришь?
   -А, возможно ли это? Ведь я считаюсь в вашем мусульманском обществе "неверным"?
   -Я поговорю с ним, он много слышал о тебе, думаю согласится встретиться. Ты не хочешь, чтобы война была, я не хочу и мулла тоже не хочет войны. Так почему же нам не встретиться? Я тебе ещё кое-что хочу сказать. Там в горах за Куй-Софи в Калайи- Джала, я видел много оружия, мин, снарядов. Кишлак очень сильно охраняют. Об этом мало кто знает. Думаю тебе будет интересно.
   Конечно последнее было даже очень интересно. Ведь это прямой намёк на крупную военную душманскую базу. Маматгамат как всегда верен себе, не желая быть доброжелателем, все же иногда подбрасывает, что-нибудь интересное и полезное для всех. Побольше бы таких, может и про оружие забыли бы.
   Сведения о решении Шера вскоре стали превращаться в реальность. Охота за мной усилилась. Отдельные небольшие группы душманов постоянно дежурили возле Саяда. В кишлаки они не рисковали заходить, оттуда их гнали жители, но в канавах, в пустующих домах и развалинах обязательно находилось несколько человек с гранатомётом и автоматами. Несколько раз меня предупреждали о засаде. От простого люда трудно было быть невидимкой. Однако пару раз всё же меня подлавливали, но сумел , отстреливаясь, улизнуть. Обе встречи для меня могли закончиться плачевно. При поездках в Саяд и Аруки, я всегда менял маршруты движения. Всё равно, когда знал, что меня поджидают на одном из них, или не знал, но дважды подряд по одной и той же дороге не ездил. В первый раз я понадеялся, что в обеденное время они не будут сидеть в канаве по прямому маршруту через кишлаки и приказал двигать по нему. Мчался на обычной скорости, километров сорок в час, как всегда сидя на верху. Уже подъезжая к первым дувалам, откуда начинались дома, я услышал характерный выстрел и граната просвистела перед самым носом. Затем как горох, забарабанили по броне пули. Одна из них продырявила шлемофон, прикрывающего мою голову, другая ударилась в броню в двух сантиметрах от моей задницы и отлетела с дзиньканьем в сторону. Хорошо, что я никого не взял с собой на верх бронетранспортёра, а то бы жертв не избежать. В другой раз Шер решил исполнить наконец свою угрозу и уничтожить меня вместе с сопровождением опять же у Саяда большими силами. Развернувшись по каналу, он стал ждать моего выхода из кишлака. Как только техника вышла, тут же на неё обрушился шквал гранатомётного и пулемётно-автоматного огня. Пришлось реагировать адекватно. Стремительно развернуть БТРы и открыть ответную стрельбу. Под прикрытием техники высадить людей и, развернув их в цепь, занять оборону. Затем вызвать танк с поста и под прикрытием его пушечных залпов, совершить несколько обходных манёвров. В результате чего банда, потеряв несколько человек, удрала. Для убедительности своей правоты и в назидание другим, я приказал выпустить несколько снарядов в сторону Бальтухейля. Бой длился почти два часа, после него Шер надолго притих.
   Обещанная Алимханом встреча с муллой, состоялась. Это было ранним утром. Я подъехал к указанному зданию, у входа в который ждал меня Маматгомат. Оружие я оставил на машине, но гранату на всякий случай захватил в карман. На аллаха была надежда, но всё же предосторожность не мешала. Меня завели в большую холодную комнату. Мулла сидел у дальней стены, подмяв под себя ноги. Я прижал руку к левой стороне груди и наклонном головы поздоровался. Старик не поднимаясь с места , свёл ладони на жиденькой бороде и ответил вежливым кивком. При этом взгляд его оставался холодно изучающим. Одет он был во всё белое. Чалма такого цвета, особая часть одежды, указывающая на человека, побывавшего в святом для всех мусульман мира месте. Голые ступни выглядывали из-под нижней части худого тела. Заметно было, пришедший из Мекки небольшого роста и жилистого телосложения. Переводчиком со мной был малоопытный двоюродный брат Хола, Буриев Карим. Поэтому, наверное, разговор у нас с муллой получился натянутым, не настолько интересным, чтобы пересказывать его в книге. Беседа продолжалась не долго и свелась в основном к общим фразам: о деле, о здоровье, о семье.
   Я у него попытался спросить о походе в Мекку, но он отделался несколькими дежурными словами. Поняв, наконец, что он не принимает меня за своего, я решил больше не мешать, собравшимся возле своего авторитетного предводителя, мусульманам. Всё-таки у каждого свой бог. Мне легче было со своим.
  
   Г Л А В А 44. Засада 2 роты на караван.
   Командир роты капитан Беляев, был не одинок в своей уверенности,что по плоско
   горью ходят караваны.Неоднократно об этом я слышал и от своих добровольных
   помощников. Однако оставались вопросы: где и как они проходять? Ведь путь через
   Аруки был перекрыт. Значит где-то появился другой проход! Картина прояснилась
   несколько неожиданно для нас.Очевиднее стало это, после увеличения стрельба в
   районе Куй-Софи. Я стал присматриваться к нему и анализировать полученные
   данные. Когда неоднократные попытки душманов, убрать мои посты в Аруках,
   различными методами от силового давления до уговоров, не привели к полож-
   тельным результатам. Они тогда сделали попытку перейти на другой путь через
   горный район, но и тот оказался не таким безопасным и проходимым. Очевидно, с
   местными группами они не смогли договориться и получили запрет на движение
   через свой район и тогда началась кровавая перестрелка, которую мы часто стали
   наблюдать и слышать. Со своими легче было воевать, чем с шурови, у них не было
   артиллерии, ракет, танков и самолётов, поэтому проще было уничтожить или
   подчинить эти малочисленные группы, защищающие свои кишлаки. И отряды
   партии ИОА с чарикарской долины пошли в Куй-Софи. Когда мы пришли к мнению
   вмешаться в это противостояние, перед нами сразу же возник вопрос, где и когда
   они проходили баграмский участок? Одно из таких мест вскоре обнаружил капитан
   и предложил мне организовать там засаду. Я ему не стал возражать, у меня самого
   "чесались руки" устроить что-нибудь подобное. Поэтому мы сели с ним на броне-
   транспортёр и он повёз меня показывать обнаруженный им переход. Ехали по руслу
   реки Барикав, в целях предосторожности прикрываясь высокими берегами. Ниже по
   течению, примерно в километре от горы Кохбача , капитан остановил машину и
   показал на затоптанные следами крупных животных берега реки. Да, это на самом
   деле была тропа, только ходили по ней или нет? Для организации здесь засады и
   встречи каравана место также подходило. С одной стороны спуск к реке пологий, с
   другой, со стороны кишлаков, берег был выше, круче и обрывистей. С него хорошо
   просматривалась противоположная сторона. Беляев обратил внимание на эту
   разницу между берегами. Эта мысль мне была понятна.
   -На высоком берегу я размещу своих людей и буду ждать душманов со стороны
   пологого берега.
   -А, если они пойдут со стороны кишлаков тогда, что будешь делать?
   Мой напарник почесал затылок. Но у нас было время подумать и мы тронулись в обратный путь. В расположении роты, я раскрыл карту и мы нанесли на ней его замысел, с которым я отправился в штаб дивизии. Кандалин оказался в Кабуле, комдив в медсанчасти. Пришлось ехать туда. Генерал выслушал меня, посмотрел на представленную мною карту и утвердил план предстоящей засады. Началась подготовка к операции. У меня было два расчёта. Первый: дать возможность командиру роты самостоятельно провести хоть одну боевую операцию и встряхнуть людей от застойной, однообразной жизни, второе: нарушить покой душманским погонщикам караванов и показать им, что новый их путь также обнаружен и перекрыт.
   -Беляев! Так ты подумал как будешь встречать душманов, если они пойдут с тыльной стороны?
   -Думал, конечно. Мне кажется надо будет развернуть взвод в обратную сторону.
   -Тут поневоле тебе надо будет разворачиваться, дело в другом как сделать это тихо и не заметно?
   -Мы выставим заслоны по обе стороны реки, которые и сообщат о подходе противника.
   -Не плохо! Только необходимо их выставить в такие места, чтобы свои их не смогли расстрелять. И ещё, даю в помощь тебе резервный взвод Иванова. С двумя взводами ты лучше справишься. Выходить на место будешь с наступлением темноты, в случае, если за ночь никого не дождёшься, уходить оттуда также в темноте. Остальное готовь сам. Инструктаж перед выходом.
   Подобные засады мы уже устраивали, но не на караваны. Тогда были более ясные задачи. Мы знали определённо, где находится банда, в каком она составе и как у неё организована охрана. Оставалось только определить места для уничтожения или маршруты выдвижения, состав и средства для нападения. Здесь же мы знали ,что караваны проводят, но как? Ни временя его появления, ни маршрута движения, ни состав, нам не был известен. Так, что вся подготовка шла на "авось". То ли будет, то ли нет? Но в этот раз, расчёты командира роты оказались верны. Более того и по месту и по времени всё совпало.
   Перед наступлением темноты, я прибыл к горе Кохбача, где были собраны участники предстоящих событий. Необходимо было поговорить с людьми, предупредить о возможных последствиях, дать некий баланс уверенности в успех, в благополучное завершение операции. Во время разговора, я вдруг заметил в строю старослужащих, двух сержантов, которые подлежали увольнению в запас. Было на этот счёт не гласное положение, чтобы за месяц перед увольнением старослужащих на различные мероприятия, связанные с боевыми действиями, не брать. Такое положение распространялось и на молодых, которые осваивали "науку побеждать" в течении первых шести месяцев пребывания в южной стране. Такое положение выработалось самой жизнью. Мы, основная группа боевых командиров, придерживались этого мнения и старались в практической деятельности осуществлять её. Всегда было горько ощущать гибель молодых парней, но особенно больно было отправлять гробы тех, кто погибал в период увольнения или по прибытию в Афганистан. Заметив сержантов, я строго спросил командира, почему он взял их собой? Тот стоял в растерянности, не зная, что ответить. Это было и понятно. Пошёл у них на поводу, просто уговорили. Вдруг внутри у меня поднялась какая-то непонятная волна гнева.
   -Как ты посмел это сделать, Беляев? Им завтра увольняться, а мы их в бой! Оставить их!
   Видя такой поворот, сержанты подошли ко мне. Белобрысый, высокий литовец Якубаускас, бросил мне в сердцах.
   -Товарищ комбат, командир роты здесь не причём, он нас оставлял, но мы сами хотим. В последний раз, пожалуйста!
   -Пожалуйста! - вторил ему другой, круглолицый, чернявый, небольшого роста ни то Баранов, ни то другой по фамилии, к большому стыду уже не помню. - Вы не бойтесь с нами ничего не случится.
   Я смотрел на них и чувствовал в себе раздвоенность. Не верить им я не имел права, это были последние из тех, кто прибыл вместе со мной из Прибалтики. Солдаты, пробывшие в боевых условиях полтора года. Это были коллеги по войне. Самое дорогое, что формируется в такой среде. Этот был опыт, закалка, надёжность. И... страх за них!! За их молодую жизнь. Я смотрел на них и мне просто по- человечески, по-отцовски хотелось обнять их и сказать: " ребята зачем вам туда идти? Не надо! Мы справимся без вас, а вам надо живыми вернуться домой". Но я этого не сказал и не обнял их, а просто махнул бессильно рукой: " решайте сами!"
   -Может всё-таки возьмём? -услышал я повеселевший голос Беляева. Он почувствовал мои колебания, ощутили их и его подопечные, которые довольно улыбнулись, неловко повернулись и со словами: "Спасибо!", встали обратно в строй. А я никому ничего не ответив, отошёл в сторону. О чём всегда буду жалеть. Пожалел об этом и командир роты, но немного позже.
   Уходили к месту засады пешком два взвода во главе с командирами лейтенантами Красиловским и Ивановым. Быстро сгустившиеся сумерки поглотили их. В условленное время поступил доклад от старшего группы о выходе и занятии позиций. Время стало отсчитывать минуты ожидания. Выйдут, не выйдут; пойдут, не пойдут? Зловещая тишина и темнота. Таинственные шорохи, звуки. Обострение слуха, напряжение и нетерпеливый холодок. Всё это вместе касалось и меня, спустившегося вниз по реке на БТРе поближе к месту засады. Я также ждал, сидя на броне и прислушиваясь к ночным шорохам. Вокруг стояла сплошная темень, буквально в двух шагах ничего не было видно. Зато было явственно слышно журчание воды, пробегающей рядом реки Барикав. Попискивала радиостанция. Из внутренней части доносились шорохи исходящих от водителя и наводчика, сидевшего за пулемётом. Проходят минуты, затем часы, вокруг молчание. Два, три часа ночи, наконец, словно выстрел, щелчок нажатой клавиши и доносившийся словно издалека голос: " Слышно, идут! Много. Люди, лошади. Проходят возле меня в вашем направлении. Мы уходим в сторону". " Уходите ребята, уходите, -говорю я им мысленно, -вы свою задачу выполнили." В наушниках слышу тихий голос Беляева: " Вас понял, уходите." И опять ожидание, но уже теперь выстрела. Наступил решающий момент, для кого он будет более удачным?
   Ещё несколько минут томительного ожидания и... Хоть и ждали, но они словно взорвали ночную тишину- неожиданно звонко, яростно и мощно. Град светлых огоньков, распоров темноту, устремился в одно место. В мгновение всё вокруг ожило: затрещало, заухало, горестно заохало. Горячая волна прокатилось по моему телу- не то радости, не то сожаления. Полчаса перестрелки прошли очень быстро. Подкатившие из глубины бронетранспортёры включили фары и прожектора. Лучи света осветили противоположный берег. В этом свете я увидел людей в военной форме. Они стали расходиться в разные стороны. Свет удлинял их фигуры, делал их заметными и привлекательными. Для кого? И меня бросило в жар, сейчас должно, что-то произойти. " Убрать! Надо немедленно убрать их с поля или потушить свет!" Замелькало в сознании. Я нажал на тангетку и стал вызывать командира роты, но его радиостанция молчала. " Кто слышит, ответьте!" Радиостанция шипит, но ответа нет. Я крикнул водителю, чтобы он мчался к роте. Но уже было поздно. Сквозь рёв моторов, подпрыгивающего на камнях БТРа, я услышал несколько коротких очередей, затем вал ответного огня и завораживающая тишина. " Всё! - прозвучал внутренний голос, - всё кончилось!" На сердце стало тяжело и пусто. Подъезжая к месту боя, я уже знал, что есть убитые и не кто-нибудь, а они, эти два сержанта. Фары высветили одиноко сидевшую фигуру командира роты. По низко опущенной голове, я догадался о его состоянии. Подошёл, сел рядом и спросил: " Это они?" В ответ кивок головой. " Ты теперь знаешь, что прощения нам не будет. Про награды надо забыть". " Да!" - услышал я печальный голос командира. Рассвета прождали не долго. С началом дня передо мной открылась картина ночного боя. По берегу реки и на небольшом плато, прилегающим к нему, лежали убитые животные и душманы. Раздавался стон раненых. Животные были с грузом. Ещё не наступил полный день, как мы собрали всех убитых и раненых в одно место. Раненных афганцев и двоих наших убитых, я приказал погрузить на один из бронетранспортёров и отправить в медсанчасть. Убитых душманов было четырнадцать человек, они были собранны в одно место. В тот же день их забрали родные и близкие, отвезли в кишлаки и похоронили. А на том месте, где они были расстреляны, возник холмик, выложенный из камней. Собрали и то, что они несли и везли с собой. Трофеи оказались не малыми. Здесь были автоматы, пулемёты, несколько ручных гранатомётов, американская базука, мины к миномётам, противотанковые мины, гранаты к гранатомётам, боеприпасы к стрелковому оружию. Всё это было привезено и сдано в дивизию. Чуть позже Кандалин устраивал показы захваченного оружия, причём преподносилось это в таком виде, будто это было сделано подразделениями дивизии. Но мне такая вольная трактовка не вызывала особого протеста. Потому что при виде этих трофей, в памяти сразу же возникали две загубленные жизни и становилось не по себе. Всё это произошло в ночь с 14 на 15 мая.
   Из записки Чурина: Рауф имеет возможность вербовать в уезде, вербует и среди своих родственников с целью обогащения. Даёт ложную информацию на своих недругов.Подписан договор 11.04.83г. Сдача Абдул Находа сына Гуля Наби. Был в Пакистане. Водитель Рабони из Пешевара. Был в Иране, Ираке. Птичка, что надо, но с тёмным прошлым, очевидно.
   Г Л А В А 45. Появление Хакметьяра из Хасанзаи. Совместно с 345 ПДП. Знакомство с Куй-Софи.
   Засада на караван, проведённая второй ротой, на некоторое время смягчила обста-
   новку вокруг Баграма. Однако перестрелка между отрядами, принадлежащих раз
   личным партиям, в районе Куй-Софи не затихала. Этот район, находящийся в 23 км
   юго-восточнее аэродрома и окружённый с трёх сторон высокой горной грядой, был
   небольшим по площади, но достаточно насыщенным населёнными пунктами. Через
   него пролегали дороги в глубину горного массива, где обычно располагались
   крупные базы различных партийных формирований. Как раз об одной из них мне
   поведал Маматгамат. Но о других я просто не знал. Доходили какие-то слухи,
   но их нельзя было проверить по той причине, что на пути стоял район Куй-Софи.
   Чем чаще раздавалась там стрельба, тем больше у меня появлялось желание в нём
   побывать. И не только познакомиться, но и поработать там. Такой случай вскоре
   представился, но после того, когда я собственными ногами, вместе с Мустафой,
   прошёл кишлаки, расположенные в северной части от моего объекта обороны и
   убедился в необратимости развития мирного процесса там. Такое предложение по-
   следовало от самого аксакала. Он думал, что я откажусь, однако я уже не сомне-
   вался в его порядочности и желании показать мне своё влияние на вооруженные
   группы и население этих кишлаков. Это был не забываемый поход. Нас шло всего
  
   трое: я, он и мой переводчик Буриев Карим., заменивший на пол года Хола. Мы
   начали свой переход от Куратхейля. Прошли Наудех, Шаку, Майгирь и затем ряд
   других кишлаков в общем направлении на Гулямали, где обитали Бабаджан и его
   брат Сидык. Везде, где бы мы не проходили, я видел следы наших боевых действий:
   развороченные от снарядов дувалы, выбоины от пуль на стенах домов. Однако во
   всех населённых пунктах, куда мы не заходили, меня встречали дружелюбно. Воо-
   ружённые афганцы, совсем недавно устраивавшие на меня и моих людей засады,
   обстрелы, при встрече приглашали на кружку чая. Приветливо улыбались, шутили,
   спрашивали о житье, бытье. Люди хотели мирной жизни.
   Я очень благодарен Мустафе за эту прогулку и когда реально бы представился мне
   случай приобщить к этому процессу новый район, я не задумываясь пошёл на это.
   Однако прежде чем туда попасть, необходимо было выбрать для этого какой -то
   благоприятный момент или дать почувствовать народу этого района заинтересо-
   ванность в нём. Это облегчало бы задачу, а не прошенным гостем я появляться там
   не хотел.
   Всё чаще в районе Куй-Софи возникали перестрелки. В основном это происходило
   по ночам. Как выяснилось, причиной этому явлению служили не прикращающиеся
   попытки определиться с караванной дорогой. Одна из самой возможной оказалось в
   данном районе. Однако отряды, находящиеся в кишлаках Куй-Софи, стали
   препятствовать этому, требуя своей доли от этих провозов оружия. Очевидно, мир-
   ным путём у них не получилось договориться, поэтому они перешли к силовому
   давлению друг на друга. Началась война, беспокойные и тревожные ночи для всех
   живущих там людей. Я решил вмешаться в этот процесс и дать понять народу этого
   района в моей заинтересованности, в том чтобы там поменьше стреляли и
   беспокоили мирный народ. Задуманная с этой целью операция была по своим
   масштабам не большой, но как выяснилось впоследствии, сыграла ключевую роль в
   налаживании мирной жизни в этом районе и в конечном итоге образования там ещё
   одного административного центра, лояльного к власти.
   Как я уже говорил в предыдущих главах, молодым солдатам, прибывшим на
   службу в Афганистан, представлялась какое-то время для адаптации, то есть
   втягивания в обстановку приближённой к боевой. В течении определённого
   времени, где-то до шести месяев, их не брали на операции, давая тем самым
   возможность привыкнуть к климату, напряжению, к окружению. Находясь в таких
   условиях, вроде бы берегли. Однако это было не совсем так. Молодые солдаты хоть
   и медленно, но проходили за этот период своеобразную закалку, набирались
   необходимого опыта, учились на примере старших своих сослуживцев.Что в
   дальнейшем очень быстро им позволяло на равных становиться в один ряд со
   старослужащими и с ними уже меньше было хлопот в бою. Поэтому я посчитал, что
   время подошло для более серьёзных испытаний. Пора их было привлечь к боевым
   делам и сделать их настоящими солдатами. Таких необстрелянных набралось до
   пятнадцати человек. Состав соответствовал намеченной задачи. Выполнение её с
   наименьшим риском входило в мои расчёты. Возглавил эту группу старший лей-
   тенант Протас, которому было поручено в короткий срок подготовить их к про-
   ведению засады. Через неделю заместитель командира 3 роты доложил мне о го-
   товности группы.
   В указанный срок его группа незаметно была переброшена на боевые позиции тан
   ковой роты, находящейся впереди лечебных учреждений. Туда же были подтянуты
   три БТРа. Как только стемнело, на них была посажена группа Протаса и бро-
   нетранспортёры с потушенными бортовыми огнями и на минимальных оборотах
   двигателей двинулись в направлении кишлака Сайгани. Я был вместе с этой
   группой. Ехали по степи подальше от жилых домов. Разговоры, курение, шум был
   запрещён. Эти меры предосторожности не были излишними. Время было такое,
   когда глаза ещё к темноте не совсем привыкли, естественный шум в домах заглушал
   тихий шум моторов, проезжающей техники. Всё было продумано, в том числе и
   место для засады. По этим местам я ездил почти ежедневно и знал каждую выем
   ку на поверхности плато. Через час мы подъехали к каналу, который тянулся через
   кишлак Сайгани к реке Барикав. Остановились и спешились. Оборону заняли в не
   глубокой лощине за пятьдесят метров от искусственного водостока. БТРы были
   развёрнуты в линию за сто пятьдесят -двести метров сзади. В случае необходимости
   на позиции в готовности к выходу на помощь были подготовлены три танка. Ночь
   была тёмная и способствовала нашему желанию быть незамеченными. Справа и
   слева от засады сидели дозоры, которые должны были сообщить о появлении
   душманов. В часов одиннадцать вечера как обычно началась стрельба в районе
   Куй-Софи. Значит банды уже были там. Звук автоматных очередей чуть был
   слышен, выстрелы из гранатомётов доносились до нас чётче. То и дело темноту
   разрезали линии далёких трассеров. Бои продолжались около часа. Затем постепен-
   но всё стихло. Наконец, двухчасовую тишину нарушил зуммер ожившей радиостан-
   ции. Группа душманов переходила реку. Ждать её появления пришлось недолго.
   Они шли быстро в колону по одному, выделясь тёмным силуэтом на фоне синего
   неба. Хочу уже подать команду открытия огня, но вдруг засомневался. Повод для
   этого был. Колона оказалось очень длиной. Душманы шли нескончаемой верени-
   цей. Подумал о моих молодых парнях. Их было всего пятнадцать, ещё не побы
   вавших ни разу в бою. Нет! Нельзя. А колона идёт и идёт. После ста, я перестал
   считать. Их было за две сотни. Пусть уходят. Подождём по мельче группу. И она
   появилась через минут двадцать. В этот раз их шло человек двадцать. Залпы ав-
   томатных очередей разорвали ночную темноту. Мёртвых и живых мы оставили
   лежать на земле. 12 единиц стрелкового оружия сдали на склад. Засада оказалась
   удачной как для молодёжи, она приобрела кое-какие боевые навыки, так и для
   других на долгое время охладивших пыл по воевать. Война в отдалённом районе
   прекратилась.
   Неожиданно для меня появился и первый представитель с тех мест, который
   пришёл в управление 2 роты. Он сидел на самодельной скамейке. Худой, чёрный,
   с круглыми выразительными глазами. Одет ходок был зелённого цвета рубашку и
   штаны, поверх рубашки чёрная безрукавка, на голове чёрная чалма. Увидев меня он
   поднялся и широко улыбаясь, поздоровался. Ростом он был небольшого, пожалуй,
   чуть выше меня.
   -Я, Хакметьяр! - представился он, - оттуда, с Куй - Софи. Меня прислали к тебе
   люди с кишлака Хасанзаи. Я хочу поговорить с тобой, комбат.
   Мы сели на скамейку. Он засунул руку в карман, вытащил оттуда горсть фисташек и протянул мне.
   -На, они очень вкусные. Там у нас растут .
   -Спасибо! Так о чём ты хочешь со мной говорить?
   -Мой кишлак там, высоко в горах. Он самый дальний и я там командир отряда. Нас всего 10 человек. Очень мало, а душманов к нам приходит очень много. - разговаривая, душман с Хасанзаи размахивал руками словно крыльями. То и дело направляя их в сторону своего района. -Я пришёл сказать тебе, что мы хотим сдаться и перейти на сторону власти.
   -Так может тебе надо сразу же проехать до Чарикара? Там бы тебя послушали и
   помогли оформить документ?
   -Нет я не хочу сейчас туда ехать, это очень далеко. На нас нападают каждый день,надо идти воевать. Однако если нам помогать не будут, то мы не сможем защщать кишлак.
   Хакметьяр говорил без всякой рисовки, в своей обычной манере, не вызывающих бурных эмоций. Спокойный голос, ни тени тревоги. Только под конец разговора промелькнуло некоторое сожаление, чего? Я не совсем разобрался. То ли моего не понимания чего он хочет, то ли того, что они одни так долго там обороняются, а им никто не помогает.
   - Может тебе коробку с патронами дать? Для защиты своего кишлака.
   -Нет не надо, у нас есть. Вот может быть только ракеты пустишь нам в помощь,
   когда нас много душманов окружат? - Командор посмотрел на меня серьёзными
   глазами, будто спрашивая: " Ну как можешь или нет?"
   " А, что может быть на самом деле помочь?" - промелькнула мыслишка. Однако
   вспомнил про расстояние, где-то в пределах 24-х километров, достанут ли?
   - Я тебе с удовольствием помог бы, но ракеты туда не долетят.
   - Жаль, а я думал ты мне поможешь. Ну, ладно, будем как-нибудь сами. - Хакметьяр
   встал и без всякой, обычной для афганца, суеты и досады протянул мне ладонь.
   Так состоялась первая встреча с посланцем из района Куй- Софи. Но она оказалась
   не последней. Скоро мы снова с ним увиделись, но уже у него в кишлаке.
   Через пару дней после этой не запланированной встречи мне позвонил командир 345 парашютно-десантного полка Н. Федотов, заменивший год назад П. Грачёва. В первые же дни знакомства у нас с ним установились дружеские отношения, чего не было с двумя предыдущими командирами.
   -Заедь ко мне, когда освободишься. - попросил он, - одно серьёзное дело есть, не-
   обходимо обдумать.
   К вечеру я освободился и прибыл в десантный полк. В нём мало, что изменилось. Те же сколоченные из бомботары домики различного предназначения, примостившиеся между ангарами, в которых также размещались техника, оружие, боеприпасы. Однако в отношении самих десантников произошли существенные изменения. Они стали опрятнее и дисциплинированее. Командир вместе с начальниками штаба и разведки находились в штабе у карты.
   -Подходи сюда, к карте, - сказал мне подполковник, когда я появился в бомботар-
   ном сооружении. Мы поздоровались. -Предстоит операция, по зачистке этого района, что тебе известно о нём?
   Это был горный массив за районом Куй-Софи. " Вот с ними-то я и поезжу по этому району!" - подумал я.
   - Кое-что имеется. Вот например в этом кишлаке под названием Хасанзаи есть группа его защитников. Не вздумайте его атаковать и бомбить. Вас в нём никто не тронет. Группа небольшая человек десять всего. В кишлаках Дурани и Хароти отряды побольше, но они также не должны препятствовать вам, но на всякий случай надо держать их под прицелом. Да и вообще в этом районе мне хотелось, чтобы вы вели себя тихо. Зато в горах есть такой населённый пункт Калайи-Джала, где вы можете захватить целую базу с оружием и боеприпасами. Кроме этого имеются данные, правда не уточнённые, о такой же базе в Кута-Санги, начальник её по имени Гулеб. Выход к перевалу здесь один. Дорога-тропа узкая, извилистая и в некоторых местах засыпанная камнями. Возможна постановка мин, но недавно проходили по ней караваны. Вот, пожалуй, всё что мне известно. Когда выход?
   - Завтра!
   - Пойду с вами, посмотрю как вы воюете, заодно проеду под вашим прикрытием по
   кишлакам этого района. Возражений не будет? Ну, тогда до встрече в Куй- Софи.
   На следующий день с рассвета, я с двумя БТРами двигался в нужном мне направлении за боевыми порядками десантного полка. В назначенном месте десантники разсредоточились в боевую линию. Артиллерия заняла огневые позиции и развернула пушки в сторону кишлаков. Я стоял на командном пункте и наблюдал за действиями пехоты и танков, которые уже приближались к поселениям и молил бога, чтобы какой-нибудь дурак не открыл стрельбу. Но на линии наступления было тихо. Подразделения прошли одну группу кишлаков, вышли на другую, танки остановились на высоких местах, направив пушки в сторону гор. БМД с крылатой пехотой продолжали подниматься всё выше. Наконец, они достигли самого отдалённого кишлака и десантники спешились. Дальше они стали карабкаться по горным тропам в пешем порядке. В это же самое время им на встречу со стороны Кабула продвигались, обшаривая горные кишлаки и трущобы, десантники 3 ДПД. Забегая вперёд скажу, что эта операция была для десантных войск самой результативной. Ими было захвачено, вывезено и уничтожено большое количество вооружения и боеприпасов, нанесён колоссальный урон душманскому сопротивлению. После неё командиру дивизии и командиру второго батальона 345 ПДП были присвоены звания Героев Советского Союза. На меня также был оформлен наградной лист командиром полка на орден Красного Знамени, однако он затерялся, где-то в тишине кабинетов. Но это было позже. А, в тот момент я подождал, когда войско поднимется повыше и тоже тронул своих "лошадей". Первый раз преодолевать неведомые места всегда сложно, опасно и боязливо. Хоть и находился я под прикрытием своих войск, но всё равно пробирался вперёд со всеми предосторожностями. Внимательно осматривая местность, подъезды к кишлакам и высокие дувалы. Вначале решил посетить правую сторону предгорной долины. Проехал возле кишлака Хароти. Это ближайший к нам кишлак. Отсюда до аэродрома совсем недавно доносились выстрелы. Сейчас же в нём стояла зловещая тишина, даже собаки молчали. На ближних стенах я замечаю выбоины от пуль и выстрелов из гранатомёта. Сейчас попробуй разыщи хоть одного с оружием? Бесполезное занятие. Еду всё дальше. Накатанная машинами дорога, поднимается всё выше и выше. В километрах пяти виднеются глиняные дома. БТРы, тяжело пыхтя, движутся по горному серпантину. Вскоре уже еле заметное полотно дороги выравнивается и мы въезжаем в кишлак. Народ здесь не прятался, но и не стремился к сближению. Каждый чем-то занимался, но было заметно, что большинство из людей, только обозначали работу, бросая на нас косые и любопытные взгляды. Я остановился и осмотрелся. Кишлак небольшой, состоящий из двух рядов домов, располагающихся по обе стороны проезжей части. Он находился на склоне высокой горы. Меня толкнули в бок. Солдаты, сидевшие на броне, смотрели на вершину горы.
   -Духи! Смотрите, духи! Вон лазают по вершине.
   И на самом деле, я заметил группу людей с оружием двигающуюся по каменному карнизу. Высота была приличной. Они также следили за нами, но попыток напасть не замечалось.
   -Может жахнем из пулемёта по ним, а? - предложил один из сидящих на БТРе. Я
   улыбнулся.
   -Нельзя! Угол прицела слишком большой. Да в этом нет нужды, но уезжать нам
   отсюда всё-таки надо. Раз они там есть, то и здесь могут внезапно появиться.
   Кишлак находился высоко. С него обозревалось вся горная впадина. Отсюда видны были почти все кишлаки находящиеся в ней. Мы с трудом развернулись и стали двигаться в обратном направлении. Я приказал усилить внимание. Наш путь лежал к кишлаку Хасанзаи. Местность была сильно пересечена. Проехали по-прежнему безлюдный и молчаливый Хороти, спустились в русло сухой пока реки, впадающей в Барикав. Летом на короткое время она превращается в "свирепого монстра", несущего с огромной силой воду, камни, песок. Дорога шла какое-то время по реке, затем свернула влево и, извиваясь на подъёмах и спусках, поползла к еле заметному за складками местности кишлаку. Проехали два небольших по размерам, но с сильно разбросанными по склонам холмов домами, кишлаки. Возле них на голых высотках расположились танки, уставившись дулами своих пушек в горный массив. От железных коробок до намеченной цели оставалось ещё более трёхсот метров. Я вытащил карту и с ориентировал её. Потом сделал на ней пометки мест откуда могут быть нападения на эти населённые пункты. Это очередные цели для артиллерии и ракетных войск, на случай, если надо будет оказать кому -либо из этих кишлаков помощь. За холмом показались дома и вот мы в Хасанзаи. Поселение находилось на высоте около двух тысяч метров над уровнем моря. И здесь, в единственном месте, за всё моё путешествие по Куй- Софи, я увидел воду. Это был водоём величиной с ванну, его пополнял ручеёк, берущий своё начало из-под груды наваленных друг на друга огромного размера камней. Дальнейшего следа вытекания воды из омута, я не наблюдал. Можно было только удивляться как могли люди жить без воды. Однако жили! Пока рассматривал водоём, ко мне спустилось несколько человек и среди них, с улыбкой на худом лице, Хакметьяр.
   - Прибыл к вам в гости, - сказал я ему, здороваясь, - не ждали? А почему без оружия?
   -Оружие? Нет, нельзя оружие. Там солдаты. Там танк. - Командор как и при первой встрече, замахал руками то в сторону горы, то на стальные коробки, стоящие в
   угрожающем положение ниже нас. - А это мои аскеры. Мой отряд. Мы воюем с
   душманами, которые идут оттуда.
   Рука Хакметьяра беспокойно вытянулась, указывая на хорошо утоптанную широкую тропу ведущую к перевалу. По ней поднимались в горы десантники. Между тем командир отряда пригласил меня в небольшой полисадничек, состоящий из нескольких деревьев. Мы расселись, появился традиционный напиток. За ним мы обсудили вопросы взаимодействия и оказания помощи в случае нападения на них душманов. Я вытащил опять карту, уточнил у них места обстрела их кишлака, произвёл приблизительные расчёты для артиллерии и ракетной батареи "Град". На артиллеристов надежды никакой, удалённость места, где мы находились, не позволяла им вести огонь из орудий. Зато для ракетных установок расстояние вполне было приемлемо. В дальнейшем все мои расчёты понадобились. Отряду этого самого дальнего кишлака была мною оказана помощь не только в ракетных ударах, но и в продуктах питания и боеприпасах. С этих пор кишлак Хасанзаи становился самым удалённым форпостом в моей системе обороны главного военного объекта южного государства.
   Из записки Чурина: За 6 месяцев убито 120, ранено 219 мирных жителей; совершено 12 нападений на колоны- 38 машин сожжено, 68убито и 146 ранено; 47 нападений на посты - 41 убито, 17 похищено.
   Г Л А В А 46. 108 МСД воюет. Просьба генерала Генералова . На отдых в СССР.
   В конце мая я стал собираться в отпуск. Он был необходим не столько физически,
   сколько диктовался служебными обстоятельствами.. К концу подходил второй год
   пребывания моего славного батальона в Афганистане. Из состава солдат и сержан-
   тов, прибывших со мной уже никого не осталось, почти все они уволились и убыли
   в Союз. Вернулся назад один лишь сержант Ломакин, санинструктор 1 роты,
   который год назад вытаскивал своего раненого командира, капитана Асташкова, из-
   под пуль душманов в Калайи- Дане. Он остался на сверхсрочной службе. Теперь
   подходила очередь для замены офицеров и прапорщиков. Вся эта неприятная для
   батальона процедура должна была начаться с августа месяца. Некоторые из них уже
   знали об этом и понемногу стали готовиться. Для того, чтобы в этот сложный пери-
   од не нарушился, сложившийся за это время, микроклимат в подразделениях и
   чтобы смена командного состава плохо не отразилась на общую атмосферу и
   дисциплину в части, мною было выбрано именно такое время для отдыха. Но, когда
   я уже стал продумывать план подготовки и убытия из Афгана, зашевелилась
   дивизия. Ей дан был приказ провести операцию в Тагапе. Контрольные функции за
   подготовкой и проведением ею был возложен на зам. командующего армией
   генерала Генералова. Очевидно, зная о моих тесных связях с душманскими
   формированиями вокруг аэродрома и обладанием мною некоторой информацией о
   положении в местах предстоящих действий, он решил привлечь и меня к ней.
   (Наверное без Кандалина здесь дело не обошлось) Пришлось на время отложить
   отпуск.
   С генералом мы уже были знакомы, когда мне пришлось убеждать его не выселять
   жителей кишлаков из домов. Он, хоть и не сказал тогда ни слова, уходя от совет
   ников, но разговор о выселении постепенно стих, не перейдя в практическую плос
   кость. Стало ясно, что заместитель командующего прислушался к моим выводам.
   Вызов к нему состоялся поздно вечером, неожиданно для меня. Он находился в
   боевом управлении дивизии. Сидел у стола, рассматривая разрисованную карту.
   Рядом и с ним стояло несколько штабных офицеров. Командир дивизии находился
   на лечении, поэтому его обязанности выполнял Кандалин. Я доложил о своём
   прибытии.
   - Как обстановка вокруг аэродрома? - поздоровавшись со мной спросил генерал.
   -Пока нормальная, обстрелов аэродрома нет. Нападений на посты также давно не
   было.
   -Это я знаю. Ты мне лучше скажи сколько групп душманских здесь и особенно вот
   в этом месте? Перед мостом и за ним через реку, по дороги на Тагап?
   -Обстановка в этом районе напряжённая. После того как 3 десантная дивизия не
   прошла через Пандшер, душманы усилили агитацию среди населения, приводя пример об успешном действии против нас. Тем более на месте боя имеется для обозрения подбитая техника. Группы стали быстро пополняться новобранцами. Так что на сегодняшний день они ещё больше укрепились как в количественном составе, так и боевом настроении. Подогревается оно ещё убийством моего солдата на посту.
   - Значит ничего хорошего, там нам не предвидится, так, что ли ?
   -Но, не совсем так, товарищ генерал. По крайней мере на правой стороне реки,
   наши войска никто не тронет.
   -А, ты сумеешь сделать так, чтобы нас и при переправе никто не тронул? Короче
   говоря, ты должен сделать всё возможное и даже не возможное, чтобы дивизия переправилась через реку без единого выстрела. Кроме этого ты должен найти проводника, который хорошо знает броды через реку. Я думаю задача тебе ясна, так? Как ты это сделаешь меня не касается.
   - Когда войска должны идти?
   - Сегодня ночью!
   - Так уже ночь, когда же я успею, что-то предпринять?
   - Думай! И действуй!
   " Вот так задача, - думал я, выходя из боевого управления в замешательстве, - что же предпринять?" В голове чехарда! Невольно в сознании всплыл недавний бой десантников против кучки душманов возле моста. "У Шаина и его подопечных сейчас духовный подъём, наверняка они укрепили оборонительные позиции. Всё -таки четыре танковых пулемёта, гранатомёт, боеприпасы с двух танков и бронетранспортёров. Снаряды пошли на минирование дороги. Да и с захваченной техникой можно, что-нибудь придумать. В общем через мост идти нельзя. Ещё больше людей можно потерять. Нет такого с дивизией не должно произойти. Необходимо душманов как-то напугать, а переходить через реку в другом месте. Надо найти для этого опытного и знающего афганца, но кого сейчас, ночью, можно найти? Задал мне задачку генерал. Мустафу? Он далеко, не успеет. Мовладата? Его сейчас в кишлаке нет. Кто там ещё в этом районе? Хакимин? Этот струсит. Вазир? Молод, его слушать никто не будет. Стоп! А, если попытаться использовать его отца?" Не заезжая в батальон, я приказал водителю ехать в Аруки. По рации попросил командира поста по условному сигналу вызвать ко мне немедленно Вазира с отцом. Заместитель Хакимина, после полученного наглядного урока ракетной атаки с воздуха, несколько дней не выходил из дома. Потом снова появился на посту. Но он не смог скрыть своего подавленного состояния. Очевидно, увиденное очень сильно его напугало. Пришлось с ним в плане успокоения поработать. При встречах я его стал убеждать в том, что пока он дружит со мной с его домом ничего не произойдёт. Он, наконец, поверил и успокоился. Но, когда началась охота за мной, он чаще стал наведываться на пост с уверениями, что это не их группа воюет против меня. Даже один раз предупредил о грозящей мне опасности. На вызовы являлся он или его отец. Их здание, где они жили, находилось сравнительно недалеко, поэтому время их появления составляли минуты.
   И в это поздний час они не заставили себя долго ждать. Когда я появился, они уже оба находились на посту. Мы поздоровались и я тут же преступил к делу.
   -Я позвал вас по очень важному делу, которое касается прежде всего вашего народа, находящегося в этом районе. В эту ночь здесь должны проходить войска. Силы не малые. Я думаю, мы все заинтересованы в том, чтобы здесь не произошло трагедии, чтобы не было разрушений, людских потерь, чтобы народ, как и прежде, продолжал жить спокойно. Но для того, чтобы это было надо кое-что сделать. Что вы скажете?
   Произнося эту речь, я искоса поглядывал на лица этих двух ни то душманов, ни то моджахедов(борцов за независимость и свободу), ни то просто афганских жителей, и видел на них растерянность и испуг одновременно.
   -Да, наконец, - выдавил из себя аксакал, - мы мирные люди и, конечно, не хотим
   войны.Но мы не знаем, что нам надо делать. Ты нас, комбат, позвал. Так скажи, что
   мы должны сделать? Если это в наших силах, то мы с сыном поможем.
   -Хорошо, что вы поняли сложившееся положение. Прежде всего нам необходимо
   сделать всё возможное, чтобы из кишлаков не произошло выстрелов. Для этого надо оповестить всех кто имеет оружие, чтобы они его не брали в руки. Второе надо вывести войска к броду и помочь им перебраться на другую сторону реки, также тихо и спокойно. Если мы это сделаем, то могу поручиться, что мы избежим войны, разорения и не нужного кровопролития. Итак кто из вас будет заниматься проводом войск через реку, а кто работать с населением?
   -Комбат! Я покажу вашим военным брод и проведу их на ту сторону реки, а мой
   сын будет оповещать народ, чтобы кто-то из их защитников не стал стрелять в шурови.
   Вазир за всё время не произнёс ни слова. Сидел, опустив голову, и молчал. Но это не значило, что он не понимал о чём шла речь. За него принимал решение отец и его молчание можно было принимать за согласие. На что я и рассчитывал, задавая вопрос.
   - Так как, Вазир, согласен с тем, что сказал отец?
   -Да! Я не против. Но я не могу всех оповестить, группы исламской партии. Могут
   меня не послушать. Но я всё равно скажу об этом моим хорошим знакомым из этой партии.
   -Ну, вот и договорились. Времени у нас мало. Отца я забираю с собой, а тебе, Ва
   зир, надо идти к народу, действуй на благо всех людей.
   Мы все поднялись и вышли на улицу. Было тепло и душно, но луна приветливо улыбалась, излучая на нас свои серебристые блики. " Может на самом деле всё пройдёт благополучно." -подумалось мне, при виде мягких лунных переливов на ночном светиле. Однако на душе не было полного спокойствия. Оно придёт после того, когда последняя машина, перекатив через реку, весело помчится по дороге ведущей в Тагап, но это произойдёт в начале следующего дня. Я с Аджи Мутдином, так звали отца Вазира, забрались на БТР, а сын его будто растворился за тёмным поворотом дувала. Когда я приехал в штаб дивизии, её части и подразделения заполняли проезжую часть дороги, выстраиваясь в колоны. Генерала я нашёл в этой толчее и доложил о выполнении задачи.
   -Я привёз с собой аксакала, готового провести дивизию в удобном для переправы
   месте. Кому его передать?
   - А он не убежит? - спросил Генералов, по его лицу пробежала улыбка.
   - Нет! Он дорожит честью и жизнью своей семьи.
   - Ладно, передай его Кандалину, а он определит с кем ему быть.
   Я исполнил его приказание. Кандалин, что-то недовольно пробурчал и, вызвав к себе начальника разведки, передал ему аксакала. Аджи я уже не увидел до самого конца операции. Дивизия без единого выстрела подошла к реке, благополучно переправилась через неё и укатила в указанный район. Не знаю как другие, но я был доволен. Тоже самое я увидел и на лицах моих " душманов". Когда мы повстречались через несколько дней вновь. Они заслужили тёплых слов благодарности, что я и сделал, прежде чем убыть на заслуженный отдых.
   За день до отбытия, ко мне подошёл лейтенант Иванов, командир резервного взвода, и, смущаясь, положил пачку афганских денег на стол.

- Что это?

   - Это деньги собранные у убитых душманов, - ответил он, опуская голову вниз.
   -Не понял? Это, когда, 15 мая? -теперь уже я в изумлении задавал ему вопросы, -так сколько уже времени с тех пор прошло, почему раньше не сдал?
   - Вначале не хотел, а сейчас совесть замучила, руки жгут. Перед солдатами стыдно.
   -Вот как! А мне, что с ними делать, прикажешь? Начфину отдай, а то мне уезжать
   скоро надо.
   -Нет его. Он уехал на посты. Да и не хочу я их уже брать в руки, они кровью пах
   нут.
   Я смотрел на этого здорового молодого парня и подумал, что он мог бы и не отдавать эти заработанные в бою деньги. И, наверное, многие бы согласились с этим, однако и не многие на это способны, чтобы вот так придти, замученные своею совестью, и вернуть такой трофей, как деньги.
   - Ладно, чёрт с тобой, сколько здесь?
   - Девять тысяч афгани.
   -Напиши записку, что ты мне их сдал. Я положу в сейф. Приедет Максимов, ска-
   жешь ему, пусть заберёт и оприходует в кассе.
   На другой день я уже был в Ташкенте, а оттуда Киев, дом отдыха в Алуште. Время отпуска летит ещё быстрее, чем напряжённая работа в Афгане. Не успеешь отдышаться, привыкнуть к спокойной, равномерной мирной жизни, как опять надо собираться в горную страну, где солнце, душманы и мы, солдаты войны.
   Из записки Чурина: 18.08. Легализация банд-групп. Абдул Рахман, Суфи Казым - кишлак Карача; Наби, Васи - Джафархейль; Шайдо( Мустафа ) - 4 группы - Джафархейль(Туркман, Наудех, Майгирь); Ага- Ширин - Калайи-Биланд,13ч.; Захир - Седукан,13ч.; Саид-ага - Саяд,20ч.; Мавлодат - Насри,15ч.; Хакимин - Хароти,10ч.; Малек Шариф - Корогчи,20ч.; Шафак- Муса-Акахейль,15ч.; Саид Абаз- Акахейль,21ч.; Алим-хан- Калайи-Насри,10ч.; Мооча Наби - Джафархейль,16ч.ДИРА; 19.08. Джамилем - Кули-Асиаб,48ч.; 20.08. Хакметьяром - Хасанзаи,20ч.ХОЛЕС.
   21.08. Восстановление государственной власти( алакадари ) в Куй-Софи. Группа Ака Маянди- 30ч. готова. ХАД в Куй-Софи назначил старшим Гулоджана. Были выделены группа Царандоя,50ч.; ХАДа,5ч.; советский взвод. 23.08. Операция по Джарчи- 17ч.(захвачено душманов)
   Г Л А В А 47. Выставление постов и провозглашение народной власти в Куй- Софи. В родном доме у Нематуллы. Захват банды в Джарчи. Хазорга из Сайгани.
   Наши действия по пресечению проведения караванов, военных мероприятий душманов чарикарской долины против жителей и проведения десантниками операции по уничтожению баз в горных районах прилегающих к Куй-Софи, в конечном итоге всё это предопределило ход дальнейших событий в предгорье. Начался быстрый процесс миротворческой деятельности вокруг Баграма. За короткое время локализовалось, то есть открыто заявило о своей лояльности к существующей власти, около двадцати душманских формирований. Это был небывалый успех, но наши высокие мужи по прежнему постарались этого не заметить или сделать вид, что ничего существенного не произошло. Однако я продолжал упрямо двигаться в направлении снижения боевых действий как со стороны душманских группировок, так и стороны наших и афганских войск. Создалась благоприятная обстановка в Куй-Софи, выход на меня одной из местных групп подтверждал это. Сложившаяся обстановка потребовала более решительных мер, поэтому я стал теребить советников всех назначений и уровней о выставлении там совместных постов. Такой нажим не остался без внимания. Властные структуры провинции Парван сообразили, что у них на самом деле появилась возможность ещё больше закрепить свой успех в деле привлечения народа на свою сторону и показать свою деятельность перед властью в Кабуле. ( не даром после моего убытия из Афганистана, почти всё руководство провинции получило высшие должности и переместилось в Кабул). Поэтому ими было принято решение отправить в Куй-Софи подразделения Царандоя и ХАДа, но с непременным условием присутствия с этими подразделениями моего взвода. Я не возражал, хотя и имел уже напряжение в людских резервах. Батальон всё-таки не резиновый и образовавшийся участок обороны стал для него явно великоват. Расстояние до самого дальнего рубежа составляла более двадцати километров. Но я пошёл на это сознательно не только для того, чтобы там создать мирную обстановку и условия для очередного прогиба провинциальных чиновников перед вышестоящими властями, а в большей степени затем, чтобы окончательно обезопасить аэродром от нападений и доставки боеприпасов для группировок бандформирований со стороны Куй-Софи и прилегающего к нему горного массива с базами. Что больше всего удивило при моём появлении там, это население кишлаков, которое не пряталось и не разбегалось, как это было в других местах. Даже в том же молчаливом Хароти, которое совсем недавно встретило меня не совсем приветливо, раздавались одобрительные голоса. Несмотря на это, мы продвигались осторожно, внимательно осматривая русло сухой реки. Я уже представлял расположение кишлаков и ещё при первом появлении в этих краях наметил места, где можно было расставить в будущем посты. Поэтому вся колона машин двигалась в направлении кишлака Мухамедджалиль, расположенного в середине района. Сам кишлак находился в узкой ложбине, но с высоких мест вокруг него хорошо просматривалась большая часть всей горной долины. На них и были выставлены танки и выносные посты.Под личный состав старейшины освободили два здания, в которых разместились мой взвод и люди Гулоджана. Все организационные вопросы мы решали с хадовцем совместно. Как мы знаем это было не впервые. Он учился всему быстро и всё чаще стал проявлять самостоятельность. Это не могло не радовать меня. Я видел в нём частичку своего труда. Управлял он своими войсками не оглядываясь на меня. Что особенно мне нравилось в нём, он мог очень внимательно выслушать человека и тут же, если это было возможно, исполнить его просьбу. Не видел и не знаю доделывал ли он потом то, что не смог сделать сразу, но уже претворённое в жизнь впечатляло. Удивительно было и то, как он быстро рос по служебной лестнице, с каким доверием отнеслось к нему руководство ХАДа и Царандоя, поручив ему общее руководство над довольно большим, ответственным и сложным, по своей структуре, составом в самом отдалённом месте провинции. Вместе с людьми на советский пост был завезена большая ёмкость под воду, которой стали пользоваться вся округа. Но, чтобы не повторилось подобного, что произошло в Аруках, были приняты все меры предосторожности, вплоть до ответственного за выдачу воды. Первое время я часто приезжал в Куй-Софи, беседовал с собравшимся народом, со старейшинами кишлаков. Из таких встреч и разговоров, я понял, что большинство людей этого района за мирную, спокойную жизнь. Но она не всегда получалась. Вскоре после выставления постов, неизвестный отряд непримиримых попытался нарушить этот покой, обрушив ночью, на мирно отдыхающих людей, море огня из стрелкового оружия и гранатомётов. Однако во время скорректированный залп ракетной батареи, заставил душманов с убитыми и ранеными ретироваться. Ещё через день Гулоджан обладал данными о нападавших и принял, не долго думая, обратный визит в кишлак Джарчи, который закончился пленением 17 врагов спокойствия. Это был его первый самостоятельный боевой выход. В результате чего жители Куй-Софи стали ещё с большим доверием относиться к пришедшей к ним власти и в конечном счёте избрали свою народную власть, которая официально подписала с провинцией и вошла в её состав уже в качестве уезда. Над кишлаком Мухамедджалиль взметнулся государственный стяг.
   Из записки Чурина: Обстрел колон - 23,26,28.08.на Саланге совершены нападения на колоны, сгорело 34машины, погибло 50советских солдат, ранено 32. Чарикар обстрелян.
   Заседание в Баграме: Освобождено 24 кишлака и (образовано в них) 24 джарги(совета) в 22 имеются посты. (Из доклада 1 секретаря волости) Сидыка.
   Всего бандгрупп-50 из них 13 не вышли(на переговоры), 4 активные. Образована новая группа Мамед Касия, ИОА, освобождённых из тюрьмы 30-40чел. (Из доклада нач.ХАДа уезда Хензары)
   Г Л А В А 48. Повторение операции "Облава", пленение и гибель Хакимина. Захват Шером Мир Хамзы. Встреча с Хазаргой. Вместо каравана своих.
   Прямая обязанность работы с так называемыми бандформированиями, всё же лежала на ХАДе, хотя в принципе этим занимались все: политорганы, властные структуры, царандой и даже армия, но каждый делал это по своему, сообразуясь в основном с личной выгодой. В особенности это было заметно, когда кому-то из начальников нужно было ехать в Кабул или наоборот к нему ехали, для того, чтобы он отчитался за свою работу. Тогда появлялись банды однодневки, которые на виду у всех являлись в центры уезда, провинции и подписывали соглашения о дружбе и сотрудничестве с властью. Это была одна-две таких групп. Командоры -подписанты могли выступить перед народом на общем сборе, по радио или телевидению с заверениями о своей верности, с обязательным призывом к другим последовать их примеру. Однако проходило немного времени и эта группа могла также исчезнуть как и появлялась. Если вдруг кто-то из вышестоящего руководства задавал вопрос: " почему это так произошло?" Тут же шла реляция о неверности, предательстве, не понимании ситуации. О том, что на самом деле произошло знали буквально все, но строгого спроса или ответственности никто не нёс. В ХАДе также существовали некоторые элементы такого рода, но сама основа была заложена правильно и в большей степени работала на то, чтобы по настоящему привлекать душманские группы к легализации. Здесь можно сказать прямо, что основная часть работников этого ведомства работала на совесть, постоянно рискуя своей головой. И в этом не малая заслуга наших советников, которые не только советовали как это нужно делать, но и сами непосредственно участвовали в этой опасной и трудной работе. Появление Лекарева и Дедова на моём пути, их связь с теми кого было принято называть "душманами", стали главными направлениями в моей дальнейшей деятельности. Через них я понял, что одними силовыми методами решить передо мной поставленную задачу просто невозможно. Именно силовой вариант загнал бы меня в угол, сделал бы меня врагом народа. Противопоставил бы не только истинным врагам, но и всем жителям окрестных населённых пунктов и в конечном счёте привёл бы к постоянным обстрелам, боевым стычкам, огромным людским и техническим потерям. Такая "жатва" никому не была нужна, но уловили и быстрее всего поняли это наши советники во главе с Лекаревым-Чуриным и Подча Гуль. Поэтому между нами и завязались тесные отношения. Я, наверное, не сделаю большой ошибки, если скажу, что такое взаимодействие пошло только на пользу всем как шурови, так и провинции Парван в целом, которая по своим политическим показателям оказалась лучше других провинций Афганистана. Причём она шла в поступательном движении. Но для того, чтобы она двигалась ещё быстрее и качественней, не хватало порой средств, материального обеспечения и морально-политической воли руководства всех уровней. Чтобы восполнить кое-что из перечисленного, Подча Гулю с моей помощью приходилось заниматься облавами, целью которых стояла отбирания оружия и боеприпасов у одних и передачи всего этого другим, заключивших договора с властью, которая всегда старалась забыть о своих обязательствах. Поэтому начальнику ХАДа провинции Парван, с каждым пописанным договором, прибавлялось всё больше забот. Однако помощи ждать было не от кого, поэтому он в очередной раз позвонил мне.
   -Товарищ командир! - иногда Подча гуль обращался ко мне и так, - я хочу атако-
   вать кишлаки в районе Саяда, вы не смогли бы мне помочь? Ну, как в прошлый раз.
   Резон в такой операции был, так как с тех кишлаков была обстреляна колона машин моего батальона во главе с начальником штаба. Кто это совершил было не ясно. Обычно нас, когда мы выезжали из Саяда, обстреливали группы из Бальтухейля со стороны канала, но в этот раз, по докладу Мелькова, было иначе, засада была организована за дувалами. Поэтому, вполне естественно, подозрения упали на Хакимина, так как он сам и его группа находилась в этих населённых пунктах. При обстреле, выстрелом из гранатомёта, был тяжело ранен танкист, которому оторвало руку. Я не очень поверил тому, когда мне Мавлодат при встрече указал на него. Однако это был тот случай, который послужил для нас поводом проверить и почистить эти места. Поэтому, когда я услышал предложение начальника ХАДа, то долго не сомневался. Погреметь там траками лишний раз не помешает, такая бескровная, но психологически важная акция, даст лишний раз возможность подумать жителям этого района, что они также несут ответственность за случившееся.
   Также как и в первый раз, определились каждый со своими задачами. Он с отрядами ХАДа и Царандоя прочесывает кишлаки, а я со своими людьми и техникой стою снаружи, окружив со всех сторон проверяемые объекты. Что мы вскоре и сделали, но предварительно поменяв маршруты выхода и время. Помню время 10 часов утра. Жара, духота и ослепительное солнце, стоящее над горизонтом. Шла третья декада августа. Во всей округе ни души. Всё вокруг выгорело под палящими лучами небесного светила и отдавало серостью и убогостью. Мир замер в предчувствии жаркого дня. Что не мешало нам на предельных скоростях выйти в заданный район и, окружив его, начать проверку. Всем и всеми управлял Подча Гуль, я же, расставив своих людей по намеченным местам, стал простым статистом. Мои ожидания были долгими. Местность знакомая, неоднократно посещаемая и не раз являвшаяся свидетелем битв, отражения засад, уничтожения техники и гибели людей. Вот там по дороге на Саяд, виднеются остовы сгоревших БМД, УРАЛов. Здесь когда-то напоролась на засаду рота десантников. Сейчас по этому месту довольно часто проезжают мои колоны, но несмотря на это ни один человек и одна единица техники не были потеряны здесь. Я уже точно и определённо могу знать, где с какого места моих людей могут обстрелять, поэтому принимаю соответствующие контрмеры. Что позволяет избежать потерь. В этом мне помогают и сами жители кишлаков, которые не только своим, но и другим, враждебно настроенным к "шурови" афганцам, не разрешают стрелять со своих мест проживания, прогоняя их в открытое поле. Уже больше года я езжу по этим местам. За заботами не заметил как быстро он пролетел. Я сидел на броне и мысли возвращали меня в недалёкое прошлое. Неимоверно сложное, опасное, но интересное, не забываемое и наполненное смыслом. Да! Здесь меня подкарауливали, много раз выставляли засады, охотились, пытаясь убить, но я знал для чего рискую жизнью и главное видел результат этой деятельности. Всё это вселяло надежду, уверенность в правильности избранного пути. Думы, думы они всегда остаются с человеком, не зависимо от обстоятельств.
   Время шло, а от "чистителей" ни звука. Солнечный диск давно уже перевалил за полдень. На броне стало невыносимо сидеть, она была нагрета словно печная плита. Я спрыгнул на землю и зашагал вдоль дувалов, затем канала, который вывел меня к крутому склону. С него хорошо просматривался кишлак моего вечного врага и "охотника за моим скальпом" Шера из Бальтухейля. Неудачи не охлаждали его пыл, он также настойчиво продолжал "охотиться" за мной и в какой-то момент казалось своего добился, но и тут мне кто-то помог выползти из его стальных объятий. Наверное, он очень сожалел, но об этом чуть позже. Я так задумался. Что не заметил как из кишлаков вышла группа людей и направилась к моей машине. Меня окликнули. Обернувшись, я увидел начальника ХАДа и с ним высокую фигуру Хакимина в окружении царандоевцев. Когда я приблизился, Подча Гуль, что-то сказал своим подчинённым и те отошли в сторону. У обоих был растерянный вид, очевидно, оба не хотели этой встречи, однако захват командора произвели подчинённые начальника силовой структуры и сейчас перед ним встал вопрос, что делать с Хакимином? Соответственно и у командора возникли тяжёлые мысли. Ведь он не являлся активным помощником в налаживании спокойствия в этом районе, не очень охотно шёл на контакт с властью, хоть и подписал договор о сотрудничестве, да ещё прозвучавшие выстрелы в спину моим подчинённым, всё это складывалось не в его пользу. Невольно бросилось в мои глаза недовольство захвативших его царондоевцев, которые не очень охотно исполнили приказ Подча Гуля. Вообще складывалось такое впечатление, что между Хакимином и группой захвата произошли какие-то столкновения. Подча Гуль на полу словеоборвав не очень приятный для обоих разговор, шагнул ко мне навстречу.
   -Вот! - произнёс он, встретившись со мной, -поймали птичку! Не смог спрятаться
   так, чтобы его не нашли. Теперь не знаю, что с ним делать? Арестовать или отпустить? Прямых доказательств его связей с бандитами нет, тем более с ним подписан договор. Поэтому оснований для ареста вроде и нет, но с другой стороны, если он с правительством, то кто стреляет из его кишлака? Почему он не выгнал их?
   -А, он, что говорит?
   Пока начальник высказывал мне свои сомнения , я смотрел на Хакимина. Какое-то время он стоял и отрешённо смотрел в землю, вдруг встрепенулся и наши взгляды встретились. Он кивнул мне головой и как бы в недоумении, приподняв свои мощные плечи, развел руки в стороны. Затем, отвернувшись, стал нервно вышагивать возле БТРа. Я смотрел на этого молодого, здорового, красивого афганца и вдруг, ощутив его душевную раздвоенность, понял, что он обречён. У него не было того духовного стержня, который помог бы ему встать на единственно правильный для него путь и уберечь себя от смерти. Передо мной уже мелькала тень борца за свою свободу. Наконец, до меня стал доходить смысл ответа на мой вопрос от Подча Гуля.
   -....что это приходили другие. Он не мог их остановить, приказать не стрелять с его
   кишлака. Так, что же с ним делать? Как вы думаете?
   - Решайте сами, Подча Гуль!
   Я видел, он был в не решительности, но я не захотел, чтобы мое мнение как-то повлияло на его решение и возможно даже на судьбу Хакимина. Однако возвращаясь к тому моменту, я теперь с особой ясностью начинаю понимать, что был не прав. Потому что именно мой уход от вопроса о его судьбе, послужило кому-то сигналом для убийства командора. Начальник ХАДа не услышав от меня определённого ответа, решает отпустить задержанного. Может он поступил правильно, но не учёл одного, что рядом с ним находились те, кто жаждал крови командора. Это оказалось роковой ошибкой. Хакимин как будто предчувствовал свою скорую гибель. Перед уходом он подошёл ко мне, протянул горячую руку и, посмотрев на меня прощальным взглядом, сказал: " Жаль, комбат, что ты не говоришь по-английски.". Затем тяжело вздохнув, повернулся и зашагал широким тяжёлым шагом к дувалам. Мы уже с Подча Гулем сидели на верху БТРа, когда он дойдя до прохода, вдруг остановился и посмотрел долгим взглядом в нашу сторону. Мне сразу стало ясно, что эта наша последняя встреча. Вечером того же дня на пост в Аруках пришёл Вазир и сказал, что его командора убили при возращении после ареста домой. Имя убийцы он то же назвал, это был один из бойцов Мавлодата, близкий родственник " Тура". Который, воспользовавшись отсутствием людей Хакимина и отсутствием у него оружия, устроил ему засаду прямо возле его дома. Как через некоторое время рассказывал сам участник этого расстрела, командор при встречи с ним не стал убегать и просить того не стрелять в него. Он просто стоял у стены и смотрел как в него изрыгается огонь из автомата. Меня этот рассказ ещё больше взволновал, так как полностью переворачивал моё прежнее представление о нём как о трусе. Дрожащие за свою жизнь, так не ведут себя перед дулом автомата.
   Не успела затихнуть мысль о смерти командора из Хароти, как в батальоне появился встревоженный Бабаджан.
   - Товарищ, комбат! Мир Хамзы нет! Пропал.
   - Как, нет? Куда он мог исчезнуть? Может дома, а ты его ищешь?
   -Нет его дома. Я уже был там. Мама его говорит, что он два дня назад встречался с
   кем-то в их доме. Потом они ушли оба куда-то. Она думала, что он вернулся в Гулямали. Но его у меня не было. Я не знаю, что думать. А вы знаете, что Хакимин погиб? Его кто-то из Карача убил.
   -Да, Бабаджан, знаю. Он хорошо погиб, героем. Но давай лучше о Хамзе. Ты с Ша-
   факом говорил о нём?
   - Говорил, он сказал, что будет узнавать. Сейчас он уже ищет его.
   -Кому мы ещё можем поручить поиск? Давай я ещё спрошу у Ага- Ширина.
   Бабаджан уехал, а я задумался. Мир Хамза работал в основном с группами Исламского общества Афганистана. Он знал и владел информацией о многих командирах этой группировки. Всегда пытался кого-нибудь из них вывести на переговоры со мной. Может он нарвался на такого, который не только не захотел, но и сам не прочь был отличиться перед своими хозяевами, прихватив его как "подарок"? Такое вполне могло быть. Не исключён был вариант захвата его какой-нибудь группой ИПА. С этими мне было легче. Там был Мустафа, через него можно было узнать многое и, если он у них и жив, то можно было надеяться, что Хамзу освободят. Итак, надо двигаться сразу по двум направлениям, у кого-то он всё равно должен быть. Так как Мустафа и Ака-Ширин обитали рядом с постом возле Калайи-Биланда, пришлось ехать туда самому. Такое дело я не хотел перепоручать никому. Мустафа после вызова прибыл на пост через час. Как всегда с улыбкой и шутками на устах, в руках он тащил ящик с отборным виноградом.

-Бакшиш! - сказал он, ставя ящик на стол, -ешь, комбат, тебе народ Туркмана прислал.

   " Вот хитрый бес!" -подумал я, а в слух сказал: - это у нас называется "взятка" Мустафа. Ты принёс этот "бакшиш", чтобы задобрить меня, чтобы я исполнил какую-нибудь твою не законную просьбу, так?
   -Что ты говоришь? Аллах с тобой! Какая взятка, это вот отсюда, -и он показал ру
   кой на свою грудь. - Не обижай меня, комбат, не обижай.
   -Ну, ладно, если оттуда, то пусть едят его вместе со мной и солдаты. Думаю ты не
   обидишься? А, теперь, Мустафа, зачем я тебя позвал? Твои случайно не захватывали царандоевца из Гулямали по имени Мир Хамза? Такой высокий, здоровый парень.
   -Нет! Я ничего не слышал о нём. Но я спрошу и узнаю, может кто-то из других
   групп.
   -Мустафа, это сделать нужно как можно быстрее. А то ему может быть плохо. Это
   наш очень хороший человек. Он мне нужен.
   Аксакалу не надо было объяснять, зачем и почему? Он очень быстро схватывал суть моих просьб и на этот раз он всё понял с полуслова. Поэтому, перекинувшись несколькими фразами, он вышел. С Ака-Ширином было несколько посложнее. Тот долго пытался уйти от положительного решения на поставленный вопрос. Стал опять торговаться как торгаш на майдане, однако, припёртый к " стенке" всё же обещал "кое-что" узнать. И как ни странно, он первым пришёл в тот же день вечером и сообщил о том, что Хамзу захватил в плен Шер и отправил того в Падшерскую долину к Ахмад Шаху. Эту информацию вскоре подтвердил и Шафак. С тех пор я уже больше никогда не встречался со своим другом Мир Хамзой. После его исчезновения мир вокруг меня стал на много скучнее. Однако прошло некоторое время и он опять начал наполняться смыслом, но несколько в другом направлении и с другими людьми.
   Имя главаря душманской группы из Сайгани, впервые появилось с исчезновением моих двух солдат с поста на горе Кохбача в мае месяце 82 года. Тогда после долгого поиска стало, наконец, понятно, что они захвачены какой-то бандой из этого кишлака и отправлены в Пакестан. А ещё через полгода после этого события, мне сообщили, что моих подчинённых выкупила международная организация Красного Креста и переправила в Швецарию. Сейчас они живут один в Белоруссии, другой на Урале. В том году я впервые услышал имя командора душманской группы, захватившей солдат, им оказался " Хазарга". Так что мы были знакомы, но заочно. С той поры прошло больше года. За этот период его имя то появлялось, то надолго исчезало. Активности в противоборстве, ни против войск, ни против других душманских групп, он не проявлял. Жил тихо, загадочно и не разу не попадался на глаза. О нём почти ничего не знал и Подча Гуль. Даже тогда, когда мы с начальником ХАДа совершали проверку в его кишлаке и изъяли там более десятка единиц стрелкового оружия, реакции с его стороны на это никакой не последовало. Известия о нём и его группе продолжали поступать скудные. " Хазорга? Да! Есть такой, но находится в Пакестане." Когда тот бывает в своём кишлаке? Какой партии принадлежит? Сколько в его группе людей? Где он воюет и с кем? Никто и никогда не мог точно сказать. И вот август месяц 83 года, на посту в Аруках появляется незаметный дехканин с соседнего дома и просит командира поста связать его с Бабаджаном. Когда мне сообщили об этом, то я подумал о каком -то административном вопросе, который необходимо решить начальнику царандоя и приказал привезти того в Аруки. После этой встречи Бабаджан не поехал прямо к себе в Гулямали, а появился у меня и рассказал о том, что это был представитель главаря Хазарги из Сайгани, который выразил желание встретиться с нами обоими. На эту встречу он пообещал придти сам и в тот дом, хозяином которого является его посланник. Причём встреча была назначена на 10 часов утра. Это был первый случай, когда командор душманской группы назначал свидание с представителями власти в дневное время. Когда мы с Бабаджаном появились в указанном доме, нас уже ждали. В комнате, куда нас завели, сидело три солидных по возрасту человека. Причём оружие было только у одного. Поздоровались. Хазарга, дородный, плотный мужчина среднего роста, с круглым, нежным лицом и руками не знающих тяжёлого труда.
   -Хазарга! - дважды повторил он, представляя себя. Мы расселись на лежаки, - ты,
   Бабаджан? Ты, комбат? Я вас знаю и много слышал о вас, поэтому и решил встретиться с вами. Вы навели здесь порядок, никто не стреляет, живут спокойно. Это очень хорошо!
   -Но это не совсем так! - попытался я возразить ему, - до спокойствия ещё очень
   далеко. Совсем недавно, была война в Хароти.
   -Это так! Но это не мешает мирно жить и заниматься делом. Теперь будет ещё спо-
   койнее, Хакимин умер, меньше будет здесь войны. Я вот тоже хочу с вами подписать договор, чтобы мы не мешали друг другу.
   Хазарга говорил как бы лениво, но лаконично и открыто, нисколько не боясь последствий. Очевидно, очень долго вёл за нами наблюдение и уже определённо знал, что мы с ним ничего не сделаем. Впечатление он производил граммотного, умного и воспитанного человека. Он знал чего хотел и зачем пришёл на встречу.
   - Хочу уточнить, уважаемый Хазарга, с кем вы хотите подписать документ с нами
   или с правительством? Нам это важно знать. Дело в том , что ни я, ни Бабаджан
   такими правами не обладаем. Начальник царандоя может подтвердить это.
   Бабаджан одобрительно кивал головой. Затем заговорил сам.
   -Я на самом деле не имею права подписывать такие документы, мы можем только договориться о чём-нибудь, но в этом не будет никакой гарантии, что вас не тронут. Однако, если вы хотите, чтобы в вашем кишлаке не проводилось военных операций, тогда нужен официальный договор с правительством.
   -Мне всё равно с кем, я не желаю воевать с государством, хотя от меня и требует
   боевых действий мой духовный руководитель Мохаммади.
   -Что это за партия? - спросил я у главаря, - и сколько человек у вас в отряде?
   - Эта партия называется Движение исламской революции Афганистана( ДИРА) и у меня в моей группе насчитывается двести её самых активных сторонников.
   Двести человек это многовато, может Хазарга приврал, как это обычно у них бывает, но то что у него на самом деле большая группа я не сомневался. По одному его виду можно было определённо сказать, что он состоятельный человек и по всей вероятности занимался торговлей. Находящиеся с ним люди сидели и молча слушали. Было заметно, что они исполняли охранные функции. Это были мои личные наблюдения, предположения и выводы. Однако время показало, что я находился недалеко от истины. Вдруг запахла жаренными яйцами и в комнату внесли серебристый поднос с глубокими металлическими чашками. В них парились, пощёлкивая в толстом слое горячего растительного масла, по несколько золотистых яиц. Бедные таких блюд не подают. Аромат божественный, но вот как кушать? В виде исключения нам, неверным, принесли ложки. Остальные с большим аппетитом отправляли горячие яйца в рот руками. Традиции. За чаем, вдруг я услышал голос Хазарги обращённый ко мне.

- Комбат! Почему ты не спрашиваешь о солдатах, которые у тебя исчезли год назад?

   Я чуть не поперхнулся тёмным напитком, промычав что-то не членораздельное. Взгяд на командора и немой вопрос? Такая откровенность меня на время парализовала.
   -Да, да! Это я их захватил, но убивать не стал, хотя они этого и заслуживали.
   - Почему? - наконец, с трудом вымолвил я.
   -Пожалел. Они пришли ночью как бандиты. Хотели бакшиша, афгани. Угрожали
   людям. Я приказал отобрать у них оружия и через два дня увёл с собой в Пакистан.
   Там я их тоже пожалел, передал в Красный Крест.
   То что двое молодых дураком, решивших перед дембелем поживиться за счёт афганского населения, попали в конечном счёте в Швейцарию, я знал, но вот при каких обстоятельствах? Это была новость и главное от кого? Что мне оставалось сделать? Представить не трудно. Мне пришлось извиниться за них и поблагодарить за его благородство. Конечно, он сделал передачу захваченных солдат международной организации не на бескорыстной основе, однако это лучше чем быть убитым и закопанным в сырой глиняной земле, где-нибудь в неизвестном месте. Только через месяц, после нашей встречи и яичной трапезы, произошло официальное подписание договора с властью и Хазарга перестал быть врагом-душманом. Однако за это время произошло событие, которое надолго выбило меня из колеи и оставило заметный след в моей дальнейшей службе. Я до сих пор не могу без содрогания вспоминать ту августовскую тёмную ночь, грохот взрывов, треск автоматных очередей, стоны раненных и безумные блуждания по ночному плоскогорью здоровых.
   Утром со штаба армии я получил секретную депешу о планируемой переброске вооружения по караванным путям в моём районе. Надо было уточнить эти сведения и передать высшему руководству. Работа предстояла большая и очень деликатная. Сведения должны были собираться с проверенных и отработанных уже каналов. Но и в этом случае, я считал, что нужно провести работу так, чтобы даже у верных доброжелателей не возникло подозрения о готовившейся операции. Поэтому всё это проводилось в рамках обычной боевой деятельности. Во-первых уже было проверенно, что перед прохождением караванов усиливалось система наблюдений за моими постами, дорогами, передвижениями войск. Увеличивалось количество одиноких людей или не больших группок в два-три человека, в сопровождении осла-ишака по пути следования провозимого груза. И много других на первый взгляд не заметных деталей. Во-вторых это получаемая информация от населения. Заинтересованной прежде всего в спокойной обстановке в населённом пункте и третья самая сильная эта партийная неприязнь к противной стороне. Всеми тремя моментами я пользовался в полной мере. Таким образом собранные сведения подтверждали предполагаемое содержание документа под грифом секретно, очевидно, полученные из самого Пакистана. На основании этого было вычислено приблизительное время прохождение его возле аэродрома. После чего был издан приказ с армии выслать в засаду роту разведки от десантников. Донесение об оказании помощи и содействия в операции получил и я. Что, собственно, было в моих силах я сделал. Время выхода и место засады были определены , оставалось только ждать результата. Подразделения были опытны, не раз ходившие в засады, на различные другие операции. Расстояние от охраняемого войсками объекта сравнительно не далёкое. Я выехал на пост к горе Кохбача заранее, чтобы не вызывать подозрений со стороны наблюдателей. Моя езда по постам обычное и привычное для окружающих явление, поэтому не так сильно бросалось в глаза. С наступлением темноты, я вышел из землянки, поднялся на бугор и стал прислушиваться в ожидании выстрелов с плоскогорья. Темень сгустилась до такой степени, что не видно было в двух шагах. "Удачная ночка, - подумал я, - люди могут спокойно выйти на место. Только бы не допустили шума. В остальном каравану не пройти, если, конечно, он в этом месте пойдёт". Сзади изредка доносились мягкие шаги часового, бродившего в одиночестве по траншее. Слева виднелись огни электроламп на аэродроме, иногда оттуда доносился рокот мотора проезжающей запоздалой машины. С горы скатывались мелкие камни. Нарушая ночную тишину с её вершины прозвучал крик постового, извещающий окрестность о бдительном несении службы. Всё как обычно. А стоял и ждал. И тем не менее, совсем неожиданно, для меня прогремели автоматные очереди. Темноту прочертило море, мгновение вспыхнувших, светло-жёлтых беспорядочных линий. Тихую бесконечно дальнюю степь будто взорвало. В сознании замелькало радостное: "Неужели зацепили? Ай, да, десантники! Молодцы, ребята!" Однако долго это не продолжалось. Стрельба также внезапно прекратилась и до меня донеслись вопли людей. Внутри быстро всё покрылось льдом. В предчувствии чего-то страшного и неотвратимого, я закричал, чтобы заводили двигатели БТРов. Ещё через минуту я мчался к ручью на косогор, по нему в сторону засады. Чем ближе к месту стрельбы, тем явственнее и понятнее становилась, разыгравшаяся в ночной степи, трагедия. В свете фар всё яснее просматривались пьяные силуэты бродящих из стороны в сторону людей, всё слышнее стоны и безумные возгласы. Я ехал, а по телу пробегала судорога. В голове стоял звон и беспокойная , будто вбитая в голову кувалдой, мысль: " Почему так произошло?" Машина резко остановилась. Впереди лежало первое бездыханное тело человека в комуфляжном костюме, которое всё было покрыто тёмными широкими пятнами. Я спрыгнул на землю и словно в тумане стал бродить по полю, выискивая раненых и приказывая их в первую очередь грузить на машины. " Боже! Что же такое?"- носилось по полю вместе со мною. Наконец, последний загружен. БТР взревел и умчался в направлении медсанбата. Остальных живых и мёртвых загрузили на остальные машины. Мёртвых было больше раненых, они лежали на трансмиссиях один возле другого и молчали, им уже было всё равно. Возле меня стонал будто от зубной боли, кто-то из офицеров, который словно заговорённый повторял: " Мы же не знали! Мы же не знали!"
   -Все сели? - крикнул я в темноту. Ко мне подошёл командир стрелявшей роты и
   низким от волнения голосом просипел.
   -Нас много, мы пойдём пешком. -потом будто извиняясь передо мной, продолжил,
   -мы честно не знали, что это наши, думали караван идёт или душманы. Честно.
   - Я тебе верю, не опускай голову. Будешь двигаться, не забывай про "духов". Война ещё не кончилась. А, я поеду, повезу остальных.
   Всё это мне приходилось говорить через силу, скулы сводило судорогой. Ни дым, испускаемый моторами, ни нависшая вокруг пыль, поднятая техникой, не могли заглушить запах оставленной в степи крови. Их было пятнадцать загубленных жизней, молодых, здоровых ребят. Кто в этом виноват? Обе роты выполняли приказ, только одна на место вышла чуть раньше, заняла место в канаве и стала в напряжении ждать, другая запоздала и оказалась под огнём своих . Кто в этом виноват? А караван был. Он спокойно шёл до этой роковой минуты, потом свернул на другой путь, только известный его проводникам и растворился в горных лабиринтах.
   Из записки Чурина: Совещание в комитете НДПА. 11 кишлаков,321чел. Из числа бывших. 13.09 Прибыли из Кабула: 1.Инженер Ниамад, предст. ЦК, уполн. ЦК по Центральной зоне. 2. Али Ахмад -нач. Ценр. зоны по ХАДу. 3. Наби -предст. ЦК.
   Заседание ш т а б а зоны. Набард - 1-секретарь НДПА провинции Парван.
   Жителей -516231; кишлаков- 1140; площадь-399км2; уездов- 5; алакадари- 6; Сухо-
   Порсо; волостей у мятежников- 5; НДПА- 1119чл.; парт. орг.- 47; в чл. НДПА
   принято с нач. года- 250ч.; призвано в арм. -466ч.; в царандой- 250ч.; ДО
   МА(мол.орг.)-1850чл. из 300ч.вооружены; профсоюзы- 3240чл.; НОФ(нац.-освоб.
   Фронт)- 8000ч.; школы- 24 с 13790уч.; постов-111; кишмиша ежегодно-2тыс.тн., в
   83г.только 100тн.; в Царандое-1618сотр. Недостаёт 170ч., должно демобил.-
   477ч.,дезирт.-15-1-2(сотр.-прап.-офиц.); убито-33ч.;ранено-162ч. ХАД(СГИ)-
   50%укомпл.; бандгрупп-148, 6000ч., с 34 подписаны договора.
      -- Пано на Саланге уничтожил советско-афг. колону: 28уничт.маш., в т.ч. танк,
      -- БМП,БТР. ; 25ч. Убито, в т.ч. 2сов.солд.
   У Реза Хана сын попросился служить ближе к дому. Все трое служат.
   Г Л А В А 49. И свадьба бывала и любовь. Первые замены и первые поборы с людей. Реза Хан и его сыновья. Связь власти с народом.
   Время шло быстро, вот уже опять осень. Вспоминаю нашу, российскую: золотом усыпанные деревья, опьяняющий свежестью воздух, облепляющая лицо паутина, разноцветные травяные поля. Настороженная и завораживающая лесная тишина. Всё это не сравнимо со здешними местами, здесь без перемен. Мартовское короткое благоухание и затем долгие месяцы выжженных солнцем предгорных равнин, песок и въедливая, никогда не оседающая, глиняная пыль. Только высокие горы, с их белыми вершинами, вносят в этот окружающий мир какое-то разнообразие. И всё же он велик, и вечен как сама жизнь. Несмотря на унылую природную картину, внутренняя наша жизнь продолжала бурлить, преображаться, двигаться вперёд. Почти два года пролетело в этом круговороте. В тяжёлой, порой невыносимой обстановке, но не иссякала человеческая страсть к жизни, к радости, к душевному покою и любви. Да! И такое случалось. Я не видел их, этих молодых влюблённых. Не был на их свадьбе, на той самой примитивной без лимузинов и фанфар, без свадебных платьев и фраков, без той помпезности принятой в родной стране. Но она была и состоялась именно в той обстановке и среде, которая была в данное временя и в данном месту. Заместитель командира 2 роты ст.лейтенант Ю. Рожко уже знал, что едет в Союз, покидая Афганистан по замене и уехал бы один, если бы не встретил здесь ту единственную, которая лишила его покоя. Не особенно разборчивый в связях: молодой, красивый, статный, "под боком" целый батальон девчат, он не испытывал недостатка к своей особе. Почти весь женский арсенал был у его ног. Причём любого калибра и содержания. Но вот однажды, за несколько месяцев до того как "пришёл ему приказ на север", появилась она, единственная и неповторимая. В один момент весь разнообразный мир его существования сосредоточился на ней. Привязанности, даже служба оказались на втором плане. Девчонка также не осталась в стороне, для неё наступили дни неимоверного счастья и восторга. Он и она, Она и он. Так состоялся очередной союз двух сердец. Но время взаимных вдохов быстро пролетело и ему поступило указание на убытие продолжать службу в другом месте. Возник вопрос, что делать? Он решился, его рука и сердце оказались в её руках. Свадьба сыграна. Шум, веселье, радость совместной жизни и сбор в дорогу. Вскоре самолёт поднял их в небо и понёс к отчиму дому. Не знаю как сложилась их дальнейшая судьба, но надеюсь на лучшее. За ними последовали другие мои боевые офицеры. С каждым из них частица моей души, не долгое, но такое сроднившее со всеми ими, прошлое. Мы пришли сюда все вместе. Плохо, хорошо ли, но вместе учились строить боевую жизнь, крепить дружбу, понимать друг друга и служить не за страх, а по совести. С этим было больно расставаться. Однако всё живое живёт и умирает. Мы тоже была часть живого организма и также менялись, но заменялись живые на живых и этим я особенно был доволен. Уходили, уезжали те кто за это короткое время приобрёл жизненный и боевой опыт, научился ценить себя, своих товарищей по службе, окружающий мир, людей вокруг не зависимо от их уклада, национальности, веры. Наконец, у офицеров батальона появилась гордость, честь и совесть -с этим они уезжали служить дальше, в другие места и условия.
   Но вместе тем их места занимали другие, неизвестно где и кем воспитанные, со своими понятиями о совести и чести. Один из таких "совестливых" попал на пост в Аруках. Отдалённый пост, стоявший и исправно исполняющий свою задачу на перекрёстке дорог, до поры никому не мешал. Жители кишлаков, да и просто прохожие привыкли к нему, ходили свободно по дорогам и не думали о том, что совсем скоро придут беспокойные времена. И они появились после прибытие на него молодого лейтенанта. Офицер всего год прослужил после училища и, очевидно, уже где-то испытал "счастье" добычи дармовых денег. Поэтому, прибыв в Афганистан, он и здесь, в Аруках, попытался установить свой порядок, который приносил бы ему доход. Лейтенант не придумал ничего лучшего как обложить данью всех проходящих мимо своего поста. Была установлена мзда с каждого одинокого спутника и с тех кто вёз товары, причём в разных размерах. Люди понимали. Что это незаконно. Часть жителей стала обходить пост по другим более длинным переходам, другая, которой некуда было деваться, стали нести оброк. Я даже не мог себе представить, что этот круглолицый, по-деревенски наивный и мягкий по натуре паренёк, будет облапошивать меня почти две недели. Я приезжал на пост часто. Так как встречи с Хазаргой продолжались, иногда на пост приходили Вазир, Мавлодат, затем с Рагомати стал появляться другие командоры, с которыми мне приходилось работать. Но никогда, ни от кого я не слышал о начинаниях лейтенанта. Сам он всегда был вежлив, учтив и подобострастен, что мне не очень нравилось, однако приходилось мириться. Думал такое воспитание, что не могло повредить службе. К счастью такое продолжалось недолго. Прекратили этот "промысел" сами афганцы. При очередной поездке на Саяд, меня остановил дехканин и рассказал о производимых сборах командиром поста. Вначале подумалось, что это очередной наговор, как это иногда случалось раньше. Особенно ярко вспоминается один дикий случай , связанный с горой Пахваланкох. На нём был выставлен пост. Простоял он там с неделю и вот помню однажды ранним утром в управлении батальона появляется женская фигура в парандже. Дежурный зовёт меня и показывает на небесное создание, которое через переводчика сообщает мне, что наш пост на горе расстрелял целое стадо домашних баранов. Во мне естественно поднялась волна гнева против командира этого поста допустившего такое бесчинство. Но потом немного поостыв, я спросил у женщины о том, как эти овцы могли очутиться на такой высоте? Женщина ничего вразумительного на это не могла ответить. Тогда спросили её чьи это животные? Ну, а потом уже кто её послал? Ни на один вопрос она не смогла ответить. Пока я связывался с постом, ходок удрал. Цель наговора стала понятна через пару дней, когда пост попытались уничтожить силой.
   В последнем случае также не исключалась провокация. Пришлось провести небольшое внутреннее расследование, при котором солдаты оказались порядочнее лейтенанта. Они рассказали правду. Причём не скрывали и всё сразу выложили без утайки. Командир припёртый к стенке, со злости(оказалось он мог быть и таким)крикнул: "Я здесь охраняю их, а почему они не должны мне за это платить?" Пришлось ему объяснить кого он охраняет и кому служит? Хотя этот мздоимец и сам всё прекрасно понимал. Пришлось извиниться перед людьми и вернуть им отобранные у них деньги, самого же предприимчивого молодца перевести на резервный взвод в управление батальона и там заниматься его воспитанием. Я не знаю его дальнейшую судьбу, но мне кажется из таких впоследствии получились " Пашки-мерседесы", распродавшие армию с молотка.
   А между тем Реза-Хан долго не задумывался к кому идти, когда встал вопрос о переводе своего третьего сына служить поближе к своему родному кишлаку. Здоровый, угловатый, почти в два метра ростом, с грубыми словно вырубленными чертами лица. Своим внешним обликом походил на старого ворона и мог даже служить пугалом для детей. Но по характеру это был мягким, приветливым и труболюбивым дехканином, отроду пятидесяти лет. Мы с ним познакомились в самом начале моих боевых действий при расширении объекта обороны. Он стоял в одном из проходов, когда мы с трудом пробирались к намеченному для захвата зданию. Проход был узкий и танк, скребя своими траками стены высоких дувалов, с большим трудом двигался вперёд. Реза Хан стоял и безбоязно ждал, облокотившись на длинную мотыгу, когда мы приблизимся. Затем ни слова не говоря, он поднял орудие труда, приветливо улыбнулся и показал на более широкий проход, по которому мы добрались благополучно к намеченному объекту. Его виноградник находился рядом с постом и он почти ежедневно появлялся на нём, с обязательной улыбкой на лице. Причём на стрельбу он никогда не обращал внимание. Была она, не было её, он всегда приходил и работал на своём винограднике. В начале его побаивались, остерегались, думали, что он один из тех кто стреляет по постам, однако вскоре разобрались в его искреннем миролюбии, природной доброте и перестали обращать внимание. По прибытию на участок, он всегда приветливо махал рукой постовому, но никогда ни при каких обстоятельствах в друзья никому не напрашивался, просто трудился. Я даже не предполагал, что у него имеются сыновья, которые служат в армии. Причём как я узнал впоследствии, он их отослал туда сам. Он был сам по себе. Для него не было душманов, он никого не боялся и везде проходил свободно. Его знали многие и нигде никаких препятствий не чинили. В день прибытия ко мне, он также свободно прошёл по аэродрому и остановился прямо у входа в батальон. Увидев меня, он заулыбался, отстранил своей здоровой, как шлагбаум, рукой часового и пошёл ко мне навстречу. Моя рука буквально утонула в его лапище.
   -Поча, поча, -сразу же заговорил он. Подбежавший переводчик продолжил, однако я уже и без него понял, что что-то случилось с его сыном. -Мой сын служит да-
   леко, под Мазари-Шарифом. Надо помочь перевести его сюда, в Чарикар. Он
   заканчивает службу и я хочу, чтобы его уволили в Гулямали. Комбат поможет мне?
   -Реза Хан! Как же я тебе могу помочь, я же к вашей армии никакого отношения не
   имею.
   - Имеешь, комбат, имеешь. Ты я знаю можешь помочь, потому что ты уже помогал.
   И он назвал имя брата Тура, про которого я уже успел забыть. Так вот почему он пошёл сразу ко мне. Вот, что значит "народное радио", поэтому-то я и жив пока.
   -Но ведь он был молодой и только отправлялся на службу, а у тебя ещё служит? Ну,
   хорошо, попытаюсь тебе в этом помочь, но обещать, что сделаю не могу.
   Реза Хан понимающе улыбнулся и, опять пожав мне руку, быстро зашагал на бетонку.
   Да, поставил мне задачу дехканин? Придётся опять выходить на Подча Гуля с просьбой.Но связываться мне с ним не пришлось, на следующий день я сам был вызван на совещание к Набарду в Чарикар. Там и встретился с начальником ХАДа, передав ему просьбу Реза Хана, которую он выполнил. Однако на совещании я просил не только об этом.
  
   Из записки Чурина: 1.10. 83г. Представитель Гульбеддина МО Абдул Салод в Парване проводил совещание с Убадулаем Ниязи, Миралимом, Хаджи Робани. Готовили нападение на колону в районе Каланджархейль(район аэродрома). С ними был фотограф с Би-Би-Си. 2.10. Подписан договор с Азис Галедом, улусвали Баграм, ИОА, 21ч. 11ед.ор.; Группой Хазарги, ДИРА, Сайгани, 200ч.
   Митинг (в Куй - Софи): пшено-14тонн, сахар-0,8т; чай- 100кг.; спички-150п.; масло-200кг.; ткани-300м.; обуви- 400пар; пальто-70шт. Выступали: Губернатор, 1 секретарь, Федорищев, старейшины кишлаков: Мулламуххамедхейля, Дурани, Хароти, Башхейля, Хазанзаи, и другие.
   Г Л А В А 50. Связь власти с народом Куй - Софи.
   Выезжал я в Чарикар с советниками всех направлений, им необходимо было также
   присутствовать на совещании. В кабинет к Набарду набралось очень много народа,
   но в основном руководители провинции. Разговор сразу же пошёл об усилении роли
   властных структур в работе с населением. За последние время такая возможность
   появилась. ЦК НДПА не оставила без внимания работу в провинции. Вся
   деятельность руководящих кадров была отмечена в лучшую сторону. Предыдущая
   проверка и отчёты 1 секретаря и губернатора провинции, с выездом представителей
   ЦК в несколько положительно настроенных к власти кишлаков, показала, что про-
   гресс действительно на лицо. Хоть подтасовка и приукраска некоторых фактов бы-
   ла, но свободный и почти безопасный проезд и встреча с народом в районе Баграма
   всё же впечатляла. На фоне этой похвалы и проходило заседание. Как обычно много
   было разговора, самовосхваления и преклонения перед мудрыми решениями и дей-
   ствиями главных руководителей. Всё это воспринималось как должное. Из всего
   сказанного на таджикском языке, кое-что я понимал уже сам, другую часть перево-
   дил мне сидевший рядом Подча Гуль. Приведу небольшой фрагмент разговора,
   касающегося практической стороне рассматриваемого вопроса:
   Набард: -...надо всё активнее и смелее появляться на людях, ходить в кишлаки, бе
   седовать с народом, помогать ему в установлении народной власти .
   С места: Нужны "танки"!(это так они называли бронетранспортёры) Без них нельзя.
   Голова секретаря вопросительно поворачивается в мою сторону, я также молча
   делаю утвердительный кивок. Им в этом деле никто не поможет. Собственно по
   этой причине я среди них и находился.
   Набард довольно: -Нам командир батальона охраны окажет в этом деле помощь.
   Нам, конечно, ещё трудно и опасно ходить без поддержки по кишлакам, но това-
   рищ комбат не может же выделить каждому по "танку".
   Совершенно справедливо. Всех нельзя было обеспечить техникой, если бы даже
   хотел, но я знал другое. Большинство из этих сидящих за столом даже пальцем не
   пошевелят в сторону налаживания связи с кишлаками. Там их никто не ждёт и они
   никому не нужны. Об этом они прекрасно знают, поэтому спокойно переваривают
   сказанное Набардом и не будут спешить выполнять действительно ценные его
   указания. Близость к народу оставалась на бумаге. Самым близким к нему был на
   тот момент один Бабаджан. У него не было лидерских наклонностей, но испол-
   нителем он был превосходным. Он хорошо владел обстановкой, знал многих, бывал
   часто в кишлаках и не только со мной. Но его по каким-то причинам(может из-за
   того, что он был парчамистом), невзлюбил главный Царандоевец страны, Гулоб
   здой. Очевидно, впоследствии, только по этой причине Бабаджан перешёл в другие
   силовые структуры, что не стало для него хуже, а напротив выдвинуло его в одного
   из лидеров афганского сопротивления северной коалиции.
   Снова Набард: - Вот и мы с товарищем губернатором Манови решили посетить
   какой-нибудь из районов, провести там митинг, поговорить с людьми.
   " Наконец-то заговорили об этом сами." - промелькнуло у меня в голове. Желание
   руководства провинции посетить народ, это уже большой сдвиг в сознании вер-
   хушки. А это в свою очередь означало, что работа, проводимая мною среди народа,
   оказалась не напрасной. Создавшиеся условия стабилизации, давали реальную воз-
   можность дальнейшего мирного развития уже в остальной части провинции. Обра-
   зовавшийся подконтрольным и сравнительно безопасным большой участок вокруг
   аэродрома с лояльным населением к власти, превратился как бы в плацдарм. И для
   того, чтобы ещё больше закрепить его, необходимо было на нём ещё поработать
   самому руководству. К чему я и шёл всё это время. Поэтому я был доволен прини-
   маемым решением.. По нему выступило ещё несколько человек, спросили и моё
   мнение. Я не мог не поддержать его и пообещал оказать помощь в технике и в
   обеспечении безопасности проводимого мероприятия.
   -Это очень серьёзно, -сказал, после совещания в кабинете у Подча Гуля,Чурин,где
   мы задержались для уточнения деталей поездки по кишлакам, - у нас хватит сил, для обеспечения безопасности руководителей? До Куй - Софи ведь не близкое расстояние.
   -Очень хорошо, пусть немного проветрятся, - улыбнувшись, проговорил начальник ХАДа провинции, - ничего страшного в этом нет. Наши войска там есть, если надо будет ещё возьмём с собой. Но меня не это волнует, а вот как сам народ к такому визиту отнесётся?
   -А,меня то и другое волнует,- вступил я в разовор,- если кому-то захочется сорвать поездку, он может сделать это в любом месте и в любое время. Достаточно несколько выстрелов в нашу сторону и всё полетит к чертям. Поэтому Владимир Васильевич прав, надо всё обдумать очень тщательно и решить, пожалуй, самую главную задачу: вообще не допустить ни одного выстрела в районе Куй-Софи.
   -Поэтому я предлагаю вам Юрий Матвеевич и Подча Гулю с начальником Царандоя Заем, не торопясь, в течении двух дней подумать над этой проблемой и вновь встретиться для уже окончательного согласования и принятия решения.
   Пришлось согласиться с дельным советом главного советника по особому отделу
   провинции и после этого разъехаться по домам.
   Два дня пролетели в заботах о подготовке к ответственному мероприятию. Мне не
   хотелось, чтобы такой крупный выезд был чем-то или кем-то омрачён и тем более
   не состоялся. Два дня напряжённой работы. Разговор с командиром и начальником
   штаба дивизии решился только лишь поддержкой артиллерией, почти все их части и
   подразделения находились на операциях. Пришлось оголить некоторые свои посты,
   переставить танки поближе к Куй-Софи. Две стальные коробки, должны двигаться
   были вместе с колонной. Резерв, до мотострелкового взвода, был сосредоточен в
   районе г. Кохбача. Туда же была подтянута артиллеристская батарея. Соответст-
   вующая работа была проведена с людьми, которые двигались с колонной и были в
   готовности к отражению нападения. За день до выезда, мы ещё раз встретились с
   начальником ХАДа, Уточнили некоторые детали и ещё просматрели все варианты
   нападений и защиты от них. Успокоился только тогда, когда наступила ночь и
   мысли улетели в небытиё. Спалось на удивление спокойно.
   В указанное время раним утром к управлению батальона подкатили три БТРа,
   отправленные мною с вечера в Чарикар. На них находились не только руководители
   провинции, но и член ЦК НДПА Мир Сохиб Карваль. Когда он появился в столице
   Парвана, не знаю, но на совещании его я не видел. Появление такой фигуры среди
   людей, едущих на бронетранспортёрах за десятки километров в горные кишлаки, о
   многом говорило. Я, готовый к движению, подал команду и колонна тронулась с
   места. Моя машина впереди, за ней загромыхал танк и за танком все остальные.
   Среди боевой техники двигалось несколько автомобилей гружённых водой,
   топливом и гуманитарной помощью:одежда,продукты, другие предметы домашнего
   обихода приготовленных для жителей населённых пунктов. Народ отдалённого
   горного района знал, что к нему приезжает руководство провинции и посторался
   сам также подготовиться к встрече. Я даже не мог предположить во что она
   превратится. Одно из первых радостных моментов для нас всех было это, когда мы
   проезжали кишлаки, люди не разбегались, а стояли прямо у домов и приветливо
   махали нам руками. Никакого сравнения с месячным прошлым. Но самое
   удивительное и трогательное было впереди. Мы подъехали к центральному кишлаку
   с длинным названием Мулламухамедхейль и остановились. Люди, словно горох,
   посыпались с брони и стали обниматься с подчинёнными Гулоджана. Он сам
   подошёл к Набарду и вытянулся перед ним в струнку, с автоматом у ноги. Доклад
   был не долгим. Секретарь обнял его и сказал Карвалю про него несколько приятных
   слов. Тот зарделся, ещё больше вытянулся. Гулоджан и на самом деле заслуживал
   благодарности за свою службу. Я дал команду на рассредоточении техники. Танки и
   БТРы заревели и стали выходить на боевые позиции. Когда все встали на свои места
   и моторы заглохли, наступила тишина. Братья по оружию также разбежались по
   указанным позициям. Я поднялся на самое высокое место и огляделся. Мирно, даже
   очень мирно, в небе светило солнце. Его яркие лучи уже заметно нагрели поверх-
   ность земли Дул слабый ветерок, он немного снижал жару. Горизонт был чист и
   спокоен. Горы также молчали. На них не было ни одной живой души. Но тут до
   моего слуха донеслась музыка. В небо взвилась афганская песня. Внизу в миг всё
   ожило. Ещё не много и из лощины показались красные и зелённые флаги, плакаты,
   послышались весёлые возгласы. Мне сразу же представился наш первомайский
   праздник. А толпа между тем поднималась всё выше к тому месту, где находилось
   руководство. Вскоре возле Набарда и его компании образовалось целое столпотво-
   рение. Я был настолько поражён увиденным, что долго не мог придти в себя. Со-
   мной рядом находились главные советники групп, они также с удивлением рассмат-
   ривали образовавшуюся толпу, с разноцветными транспорантами. Не ожидали
   очевидно, такой встречи и сами руководители. Всё это напоминало лучшие времена
   мирной и беспечной жизни. Кто это придумал до сих пор остаётся для меня загад-
   кой. Но всё главное в этом я уловил, народ хотел мирного, нормального существо-
   вания. Начался митинг. Ко мне подошёл Тугун Гулов и попросил спуститься к На-
   барду
   - Он хочет, чтобы вы выступили перед народом.
   Пришлось подчиниться. Я спустился и стал возле секретаря, его лицо светилось от радости. У остальных стоящих также были растянуты рты до ушей. Я стоял, слушая Карваля, который с упоением рассказывал народу о счастливом будущем при коммунизме, и в мозгах сверлила неприятная мысль: " о каком коммунизме он говорит, когда перед ним стоит полуголодный, полураздетый народ, абсолютно не грамотный и забытый всеми. Если бы я здесь не выставил пост, так они до сих пор бы не знали, что есть оказывается такие понятия: как мир, власть, человеческая жизнь. Лучше бы он говорил о них самих, о какой-то народной, близкой к ним власти, чем о каком-то заоблачном счастье." Народ меня знал, поэтому несколько приветливее встретил моё короткоё выступление. В нём я не затрагивал тему о коммунизме и социализме, а сказал о нашей дружбе народов, которая не должна из-за сегодняшних войн прерываться.
   -Они всё равно прекратятся, потому что ни я, ни мои солдаты не хотят этих войн.
   Так исторически сложилось, что мы-добрые соседи,жили в мире, так должны жить и дальше. Нас попросили придти к вам и помочь в мирных делах, но кому-то надо было развязать здесь войну. Поверьте мы не хочем этого. Этому свидетельство сегодняшний день. За этот короткий срок общими усилиями смогли в вашем районе установить мир и необходимо нам всем всячески его поддерживать. Единственное, что для этого нужно, так это наша с вами желание, а оно есть, значит быть и миру. Живите и трудитесь спокойно, мы сегодня ваши защитники, завтра , если скажете: "Довольно нас защищать, мы сами справимся", мы уйдём. А,потом, когда у вас будет всё спокойно, вы пригласите меня в гости на кружку чая и я к вам приеду, но без всякого оружия. И, вы ко нам приезжайте в гости. Вот так и будем жить!
   После митинга стали раздавать одежду, обувь, продукты. Люди по деловому относились к выдаваемым вещам, тут же примеряли, надевали на себя. Продукты уносили, кто на чём, но в основном на своих худых горбах. Было не очень уютно смотреть на эту сцену. Но, вскоре, она закончилась и мы тронулись в обратном направлении. Весь день прошёл без единого выстрела. Так состоялась встреча "слуг народа" со своими "хозяевами". Конечно, все остались довольны.
   Это был последний мой выезд в народ и разговор с ним. Впереди маячили неприятные моменты моего пребывания в южном государстве и прощания сквозь душевную и физическую боль. Родина не только там, где ты родился, но и там, где у тебя прошли самые лучшие годы. Пожалуй, это время у меня было в этой южной стране и оно никогда уже больше не повторится.
  
   Из записки Чурина: 15.10. Мавлодат убит. Кем? 17.10. Подрыв БТРа, 7 человек ранено, комбат с ними. 20.10. Столкновение между Шайдо и Шером. 40 чел. убито, 5 ранено, в том числе главарь. ( Шер)На 20.11. 54 поста-720человек( Парван) в т.ч. Улусвали-15с 190ч.; Баграм-12с 300ч.; Куй-Софи-4 с 80ч.
  
   Г Л А В А 51. ЧП на посту у Саяда. Подрыв на фугасе. Госпиталь. Прощай Афган!
   После проведённого митинга в Куй-Софи, я, очевидно, посчитал, что поставленная
   перед собой задача по созданию системы обороны, завершена, поэтому настало
   время расслабиться. Начались походы по гостям. Пить я так и не научился, а вот у
   кого-то посидеть, погорланить песни, попариться в парной или просто поговорить
   по душам, такие мероприятия по вечерам стали часты. Так продолжалось недели
   две. Нельзя сказать, что я совсем забросил свои служебные дела, но уже не было
   того контроля и напряжения в работе, которые обычно необходимы для соблюдения
   порядка и дисциплины в подразделении. Тем более в такой обстановке, когда шла
   замена командного состава, и в тех условиях, когда вокруг шли боевые действия.
   Сознанием всё это я понимал, но организм был настолько перегружен, что требовал
   какой-то разрядки. Однако такой резкий переход от одного состояния к другому не
   мог пройти бесследно. Участившиеся проводы, привели к тому, что в управлении
   батальона под носом у комбата, в медпункте, стали варить самогон. Появились
   изрядно выпившие. Когда я увидел такое и, перестав валять дурака, стал наводить
   порядок, как на посту в Саяде "грянул гром". ЧП произошло поздно вечером.
   Доклад был короткий, но содержательный: "Напился танковый экипаж, подрались и
   один из танкистов тяжело ранил выстрелом из автомата своего напарника.
   Раненого повезли на БТРе в медсанчасть."
   Слышать такое было в двойне тяжело. Моя расхлябанность и вопросы пьянства,
   это были звенья одной цепи. Я доложил оперативному дежурному по дивизии.
   Через некоторое время оттуда прозвучал обратный звонок с вопросом, когда я
   выезжаю на пост?
   - Завтра в шесть часов утра.
   -С вами едет начальник политотдела дивизии!
   Я не спал всю ночь. Мысли были тяжёлые, проклинал себя за слабость, безволие.Загублена жизнь на бытовой почве. В батальоне такого рода происшествия, ещё не происходили. Надо было срочно принимать какие-то меры, иначе этот процесс может выйти из-под контроля и тогда страшно подумать, что будет. Это не было каким-то испугом, у меня было достаточно жизненного управленческого опыта , чтобы определить дальнейший ход событий. Здесь как нигде кстати подходила русская пословица: " Пришла беда- открывай ворота".
   Ночь выдалась холодная. Иней, покрывший деревья и траву, утром превратился в водянистые капельки, которые бисером рассыпались по зелёным листьям. На дворе стояла середина осени. Здесь она ощущалась в основном резкими температурными перепадами между днём и ночью. Я стоял возле машин в ожидании полковника Козлова и вздыхал утреннюю прохладу. Над головой висело тёмно-синие чистое небо. На востоке его подпирали белые вершины гиндукушского хребта. В сторону этих гор наш маршрут. К моей колоне подскочила БРДМ, на её броне восседал начпо. Совсем недавно заменившего на этом посту подполковника Фёдорова, с которым у меня так и не сложилось нормальных отношений.
   После доклада, я сел на свой БТР и колона тронулась в путь. Ехали с ветерком. Он был настолько прохладен, что я вынужден был опуститься во внутрь машины, на место командира. Голова была в напряжении и словно "в тумане". Ночные мысли не покидали её. Ехали быстро, по давно известному и проверенному маршруту. Проехали Аруки. Командир поста всё знал. Вечером он видел БТР с раненным, промчавшегося мимо его поста. Добавить к тому, что я уже знал он ничего не мог. Колонна машин вывернула к горе Пахваланкох и поехала вдоль её подножья в сторону Саяда. Я сидел и смотрел в лобовое стекло. Надо мной открытый люк. Попадавший через него воздух, холодил спину. Утомлённый ночными переживаниями , я клевал носом. Местность, по которой мы ехали, перепахано следами различной техники. Привычной для нашего глаза колеи не было. След проходившей машины, очень быстро покрывала глинистая пыльца и он терял свой ясный и чёткий вид. Впереди глубокая канава, водитель сворачивает на старую колею и проскакивая её, подлетает к верху... Взрыв! Я чувствую сильнейший удар в колесо, над которым нахожусь. Меня подбрасывает в верх! Вылетаю в открытый люк, однако вижу как на меня, с высоко поднятого пылевого облака, надвигается что-то тёмное. Удар в голову и я теряю сознание. Очевидно, это длилось не долго.Наконец, начинаю ощущать реальность. Сознание понемногу возвращается. В голове звон. Правая рука не подаёт признаков жизни, плечи саднит от боли. Сверху на мне что-то лежит и давит вниз. Открываю глаза. Перед ними густая пыльца. Пыль в носу.Поднять голову не могу. Внутри БТРа вонь и сплошная пыль. Колени ног прижаты к груди. Пытаюсь распрямить, но не могу, они упираются в вогнутый во внутрь лист брони. Шевелю руками. Правая без движения в плече резкая боль, чуть опять не теряю сознание. Но собираюсь в комок и приказываю себе действовать. Поднимаю левую руку и нащупываю ею в резину. В тот же момент в нос просачивается запах каучука. Начал освобождать себя от резины. Вовнутрь бронетранспортёра не получилось. Напряг ноги и медленно, превозмогая боль, стал подниматься. Ещё усилие и я наружи. Огромный кусок шины полетело вниз в развороченную взрывом яму. Я не слышал стонов, а видел лежащих и корчившихся от боли людей. Смотрю на людей, а голове проносится: "Надо занять оборону!" Открыл рот и не услышал собственного голоса, но увидел растерянное и испуганное лицо, вновь прибывшего по замене, замполита, который вместе с остальными выполнял мои указания. Пыль ещё не осела и они, словно инопланетяне, разбегались по кругу, вокруг подорванного объекта. Я спрыгнул на землю и вновь потерял сознание. Пришёл в себя уже в БРДМ, который прыгая по кочкам мчал меня в медсанчасть. Привёз меня начальник политотдела дивизии, остальные прибыли чуть позже. На посту в Саяде были, но уже другие. Разобрались. Виновные понесли наказания. У меня же было три месяца скитания по госпиталям, с небольшими перерывами между ними, которые я проводил с загипсованной рукой в своём батальоне, в ожидании сменщика. Это было восстановительное время, но его оказалось слишком мало. Дальнейшее показало для того, чтобы придти в нормальное рабочее состояние понадобятся годы упорного труда над собой. Однако я находился в незамкнутом мире. Меня навещали мои друзья. Чурин со своими коллегами и жёнами умудрились прибыть в третью роту и отпраздновать со мной Новый год. Там я находился после госпиталя и поправлял своё пошатнувшееся здоровье. Забегал Мавлодат со своим другом, командором из кишлака Карачи, что находился рядом с Саядом. Они принесли печенье, конфет и радостное известие о том, что Мавлодата рано похоронили.
   - Я знаю кто меня хотел убить! - говорил он при встречи, -Ты помнишь Хакимина, его на самом деле убил двоюродный брат Тура, отомстил за него. Но виноватым оказался я, потому что он был у меня в отряде и все знали, что мы воюем с друг другом. Поэтому родственники и подкараулили меня, но убить меня им не удалось. Только легко ранили, вот сюда.
   И Командор из Насри расстегнул свою безрукавку, задрал кверху подол рубахи и я увидел на его левом боку свежую рану. Она была не далеко от того места, где располагалось сердце.
   -Я долго прятался и лечился. Мои люди распустили слух о моей смерти. Поэтому все думали, что меня убили. А я как видишь, жив! - и этот здоровый безграмотный мужлан довольно и громко рассмеялся. Потом, указав на сидевшего молча Казима, у которого также не сходила улыбка с лица, сказал, - это он меня прятал и лечил.
   Мы тогда сидели долго. Они рассказывали о совместном сборе командоров, которые защищали свои кишлаки по правому берегу реки Пандшер, и их договорённости оказывать друг другу помощь, а также не допускать стрельбу в сторону аэродрома и советских постов.
   -Мы сейчас воюем с Шером и Шахином, это они ставят мины на дорогах. Тебя подорвали тоже они. Мы не заметили, когда они ставили их
   -А, когда начальник штаба мой подорвался, вы тоже не заметили? Ведь мина была поставлена не далеко от твоего кишлака Казим?
   - Да, комбат, мы виноваты. Но сейчас у нас по ночам дежурят люди и смотрят за дорогами на Саяд. Мы уже пять мин вытащили. Народ кишлака не хочет больше, чтобы твои люди подрывались.
   Я поблагодарил их, но на душе оставалось грустно и тревожно. Грустно от того, что время неминуемо движется вперёд и подходит тот день, когда мне придётся расстаться с этими уже милыми и, ставшими близкими для меня, людьми. Тревожно от того, что я их вижу в последний раз, война у них продолжается и как бы хотелось, чтобы они остались живыми. Но этому не суждено было сбыться.
   Приходил Бабаджан, не совсем довольный своим служебным положением. Гулобздой ни за что не хотел ему присваивать очередного звания "капитан", мешала "парчанистская" принадлежность. Однако Бабаджан не желал менять партийный документ. Он рассказывал, что многие группы, с которыми мы работали, стали открыто поддерживать власть и перешли на защиту своих кишлаков. Мне это было приятно слышать. Значит направление, по которому мы двигались было верно. Хоть он и не отвечал за район Куй-Софи, но всё же до него доходили сведения о нём и он сказал мне, что там всё спокойно. Перед концом встречи, он неожиданно заговорил, о том, что собирается ехать жить в Кабул.
   -Начал строить там дом, -сказал он, - когда построю всю семью туда перевезу. С Гулобздоем у нас всё равно дружбы нет и не будет, поэтому наверное перейду в другие структуры. А, знаешь товарищ комбат, Мир Хамза жив! Он сейчас у Ахмад Шаха, передавал тебе привет.
   - Спасибо! Увидишь его, тоже передавай привет. Скажи ему, что я его помню и никогда не забуду. Как и тебя, Бабаджан! Спасибо тебе за всё, друг!
   Были и другие встречи, но особенно запомнилась последняя встреча с Мустафой. Он пришёл прямо в управление батальона, за несколько дней до моего убытия в Союз. Лицо грустное. Впервые он не шутил. Мы долго молча сидели с ним в моей комнате и пили чай. Затем он тяжело вдохнул и заговорил.
   -Жаль, что ты уезжаешь. Мне будет не хватать тебя. Когда ты подорвался на мине, я пошёл войной на Шера. Хотел убить его, но к сожалению только ранил. Он мой кровный враг и я ему всё равно не прощу за тебя и за других.
   - Ты лучше береги себя, Мустафа. Война войной, но вам когда-то мирную жизнь надо будет строить, а на крови её не построишь. Идёт война, а о мире думать надо. - Нет мирной жизни у нас с ним не получится, слишком много крови пролилось. Дружить мы с ним не можем. Может быть, там, на небе Аллах нас помирит когда-нибудь. Лучше вот возьми на память морю "голову".
   И старик вдруг снял с головы чалму, вытащил из неё тюбетейку и впервые, улыбнувшись, весело натянул её на мою голову.
   - Ну, вот мои мозги в Россию увезёшь. Там они тебе иногда напоминать о обо мне будут. Ты помнишь того купца из Даулатшахи, Хаджи Мулладжана. Недавно встречался с ним, передавал привет тебе и говорил, что после войны повезёт в Союз свой кишмиш продавать. Так что может встретитесь там, вот со мной уже, наверное, нет, стар я. Да ещё сосед мой из Балтухейля жив. Ладно езжай в свой Союз.
   Мустафа последние слова произнёс с таким звучанием, будто отсылал меня туда на верную смерть. Прощались мы с ним в управлении 2 роты, куда я его довёз на УАЗике.
   Прошло уже двадцать лет с тех пор, а у меня до сих пор в памяти две фигуры, медленно бредущие по дороге от аэродрома к дувалам. Одна высокая в афганской одежде, другая низкорослая в военной форме, грозный душманский командор по прозвищу Шайдо и командир советского батальона прозванный в народе " Комбат-Чапай". Две жизни, две разные судьбы, две противоположные национальности и веры, но объединённые одним желанием - сделать мир назло войне.
   П О С Л Е С Л О В И Е
   Много лет прошло с тех пор, но война продолжается. Продолжается, поглощая всё новые и новые поколения, превращая их в разрушителей, убийц, насильников, профессионалов войны, которые ничего не видят и не понимают, кроме владения смертоносными видами оружия, методами боевого применения своих сил и возможностей. Не мирный труд и созидание являет сегодня Афганистан, а воинственный образ целого народа, воюющий не с агрессором, а сводящий кровавые счёты друг с другом. Такая война бесконечна, она может привести к одному- к уничтожению самого народа насильственным путём. И Южный наш сосед к этому идёт.
   Видит бог, если он на самом деле есть, я этого не хотел и делал всё возможное, чтобы этого не допустить. И всё, что там творилось после меня и творится сейчас, не моя вина и не вина тех не многих, которые делали также как я. После выхода советских войск, резко стала меняться ситуация в стране. Привыкшие уже к советам руководящие органы, остались один на один со своим народом, который уже не умел к этому времени решать вопросы мирным путём. Слишком долог был кровавый отрезок времени. Он приучил трудовые руки дехканина к оружию, а мозги к мести. Они перестали понимать слова. Те обращения к враждующим сторонам и действия принимаемые Наджибуллой по переходу к мирному процессу, уже не имели под собой реальной силы. Вооружённый народ жаждал крови, лидеры оппозиции - власти! Руководители страны не хотели умирать, но им не оставалось ничего как или устроить народу ещё более кровавую бойню, или уйти с политической арены навсегда. На первый сценарий не хватало сил, на второй мужества и страх за своё будущее. Министр обороны Танаки первым понял сложившуюся ситуацию и попытался самостоятельно выйти из неё, изменив собственными силами власть. Однако верный Президенту командир батальона спецназа майор Б а б а д ж а н, быстро разобравшись с обстановкой, окружил дворец Министерства Обороны и арестовал его сотрудников. Сам Министр успел улизнуть. Спланированный им переворот сорвался. Ему не дал состоятся бывший начальник уездного царандоя в Баграме старший лейтенант Бабаджан. За этот подвиг он был награждён золотой звездой Героя Афганистана и повышен в звании до генерал-майора.
   На сегодняшний день генерал-полковник Бабаджан командующий фронтом Северного альянса. Другой герой книги подполковник Подшах Гул Хан, генерал-лейтенант, гражданин России. Его жизнь также претерпела большие изменения. Вскоре после моего отъезда, он был переведён в Кабул, стал начальником ХАДа кабульского гарнизона, провинции, начальником одного из отделов ХАДа страны. После захвата столицы талибами был вынужден с семьёй эмигрировать в Россию. Гулоджан в звании полковника, погиб во время войны с талибами. Мирза Хан был одним из помощников Ахмад Шаха, дальнейшая его судьба не известна. Про душманских командорах у меня смутные данные. Приходили не проверенные сведения о гибели Мавлодата, Казима, Мустафы, но это слухи. Дети войны, Воит, его брат Амир, давно уже стали взрослыми и с оружием в руках отстаивают свою свободу.
   Подполковник КГБ Лекарев ВМ, пенсионер, проживает в Ленинграде. В этом же городеживёт со своей семьёй Михаил Дедов. В Вологду, к себе на родину, в 85 году уехал из Кабула подполковник КГБ Чурин В.В., где он со временем стал начальником КГБ по Вологодской области. Уволился в 97 году в звании генерал-майора.
   Про членов группы разведки, мне почти ничего не известно, хотя ребята заслужи-
   вают большего, чем я написал о них в своей книге.
   Ахмад Шах Масуд, всемирно известный командор большой группировки сопротив-
   ления в пандшерской долине, после сложения с себя полномочий Президента РА
   Наджибуллы в начале девяностых годов прошлого столетия, стал министром
   обороны в новом Правительстве. Возглавлял которое какое-то время Гульбеддин Х.
   Президентом был избран Бурханиддин Р. Однако в Кабуле они пробыли не долго. В
   1994г. появилась новая исламская радикальная группировка, обученная и воору-
   жённая на средства выделенных США, Саудовской Аравией и Пакистаном, которая
   сумела захватить Кабул и вытеснить правительственные войска на север Аф-
   ганистана. Там образовался так называемый Северный альянс во главе с Ахмад
   Шахом, который противостоял талибам почти до конца 2001г. После воздушного
   террористического акта в Америке, альянс открыто поддержанный Россией и США,
   перешёл к активным наступательным действиям против талибов. За очень короткое
   время талибы были разбиты и рассеянны по всей стране. Однако Ахмад Шах был
   злодейски ими убит.

К О Н Е Ц

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
   1
  
  
Оценка: 6.69*4  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023