ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Галахов Владимир Владимирович
Библиотека

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:


Библиотека

   Слово, которое началось для меня с детского восхищения запахом, исходившим от переплетов. Возможно, давным-давно у моих предков были коллекции книг объемом побольше. Но годы гражданской войны, блокада Ленинграда, скорее всего, привели к применению книг в самом примитивном варианте - в качестве дров. Тогда же, когда я подобрался к этому сосредоточию человеческой мысли, это были две этажерки - большая и маленькая, в которых, собственно, и умещалась вся уцелевшая от невзгод библиотека, собиравшаяся моим дедом Николаем Ивановичем и отцом. У каждого из них были свои предпочтения и темы. Дед покупал мемуары генералов и маршалов минувшей Великой Отечественной. Он подробнейшим образом изучал тексты с карандашом в руке, делал выписки, сравнивал воспоминания различных авторов об одних и тех же событиях. В беседах и спорах о минувших тяжелых для страны испытаниях мало кто мог состязаться с дедом в знании подробностей тех или иных операций или целых периодов войны. Особенно это касалось событий войны предшествовавшей, так называемой "зимней" - финской, в которую дед "въехал", фигурально выражаясь, на своем паровозе, тянувшем за собой составы с раненными и обмороженными бойцами с фронта, и подвозившем в зону боевых действий все необходимое. Самое страшное, о чем вспоминал дед, была разгрузка окоченелых трупов. Эти люди не доехали до спасения, замерзли в вагонах, спешно оборудованных нарами для вывоза раненых.
   Отец увлекся сам, а потом увлек и меня в мир научной фантастики. В Советском Союзе другой фантастики и не могло быть. Она тогда вся была научной. Сказочки из мира "фэнтези" пришли к нам много позже. Постепенно библиотека перестала вмещаться в имевшиеся этажерки. А потом она разделилась. Дедовские мемуарные собрания остались в этажерках. Любимой книгой из всех этих документальных воспоминаний была одна - "Лидер "Ташкент". Нетолстая книга воспоминаний о трагической судьбе и недолгой службе в составе Черноморского флота удивительного корабля.
   Теперь, уже пролистав множество изданий и справочников, я мог бы субъективно отнести "Ташкент" к классу легких крейсеров. Их предшественники - парусные красавцы российского флота ходили на Аляску и в Калифорнию. Стремительные корпуса паровых скитальцев резали своими форштевнями воды Желтого и Красного морей. Некоторые нашли свою последнюю стоянку на дне Японского моря. Морская тема, как ни странно, захватила все поколения. Мой младший сын "разрабатывает эту тему с помощью изданий последних лет, среди которых очень много недавно переведенных воспоминаний участников и исторических исследований.
   А в новую квартиру вместе с моими родителями, в специально купленный немецкий полированный шкаф уехали подписные издания. Интересный это термин - "подписные издания". Когда-то бывало, деньги собирали "по подписке" на какие-то общественно важные мероприятия. На собранные деньги возводились больницы для увечных ветеранов войн, памятники, храмы. Пришло время издавать книги по предварительной подписке. И как всегда, советская система сноровисто создала на этом направлении условия для "оказания неформальных услуг". Подписка на издание стала неким дефицитом, который можно было "выбить", "достать", "выстоять в очереди", "случайно наткнуться" и прочее. Только многотомные издания классиков идеологии были вне дефицита. Их можно было купить когда угодно, где угодно, в каком угодно количестве. Для меня осталось тайной, почему в отцовской библиотеке оказались 15 томов 5-ого издания сочинений В.И.Ленина. По их внешнему виду было понятно, что в них практически не заглядывали. Отец не был членом КПСС. Но относился к этому очень серьезно. Среди того, что было массово издано и дошло до многих потребителей, были издания А.Н. Толстого, Куприна, Эренбурга, Маяковского. Такие издания были во многих домах. Но были и прочие издания, которые скорее были элементом престижа и декора. Как когда-то в шестидесятых годах прошлого века портрет Эрнеста Хемингуэя на стене был неким символом интеллектуализации семьи, так позднее собрания сочинений иностранных авторов стали средством демонстрации наличия достатка и связей.
   Отцовская библиотека прирастала разномастными книжечками самых разных периферийных издательств, которые на свой страх и риск печатали молодых в то время братьев Стругацких и прочих фантастов советской школы. Конечно, украшением и гордостью отца была полка интереснейших книг издательства "ДетГИЗ" из серии "Фантастика и Приключения". Узорчатые заставки на корешках всегда будили мое воображение. Еще бы! Любимейшей книгой из этой серии стала "Одиссея капитана Блада". Есть эта книга уже и в моей библиотеке, но гораздо более позднего издания. А та книжечка, зачитанная мной и моими соседями по коммунальной квартире, попав в руки одного из товарищей по двору, обратно так и не вернулась. Очень об этом жалею. Как-то так сложилось, что люди, не возвращающие взятые "почитать" книги, автоматически превращаются для меня в людей мало мной уважаемых, какими бы прекрасными отношениями мы ни были связаны до этого. И не в жадности дело. Материальная ценность книги тогда была невысока. Но вот ценность заложенных в страницах эмоций всегда перехлестывала. Поэтому с удовольствием вспоминаю, как с одобрения отца подарил на день рождения моему лучшему школьному другу "Страну багровых туч" из этой же самой серии "Фантастики и приключений". Друг тоже был фанатом фантастики.
   Как-то само собой образовалось, что чтение стало для меня процессом гораздо более интересным, чем занятия в школе, приготовление уроков и бесцельное времяпрепровождение на улице. Начиная лет с 10, я умудрялся читать параллельно по несколько книг - одну-две дома, еще одну - на перемене, а порой и на уроках в школе. Книги брались в библиотеке, брались у друзей и знакомых. Домашняя библиотека как-то пополнилась изданием Артура Конан Дойля. И все - я "подвис" на приключениях знаменитого сыщика. Но только до того момента, когда в одном из томов не нашел романы "Белый отряд" и "Приключения бригадира Жерара". Тут, выражаясь современным языком, крыша моя поехала окончательно и бесповоротно. Исторические романы стали заполнять все пространство письменного стола, оттесняя на периферию учебники по всем предметом без исключения. Родители этого долго терпеть не смогли, поскольку конкретные показатели моих школьных успехов стали понижаться прямо пропорционально высоте стопки книг, принесенных из библиотеки. На книги вместо уроков было наложено родительское "табу", которое было мною успешно проигнорировано. Новой точкой самого увлекательного занятия стала туалетная комната. Там была закрывающаяся дверцами полка, куда за пачки со стиральным порошком можно было успешно запрятать нужную книгу. Мои посиделки в туалете все же начали вызывать подозрения. Накрыли меня не сразу, но все-таки накрыли. Мама нашла мои книжные залежи на полке в туалете совершенно случайно. Особого гнева на этот счет никто не высказал, но очередная родительская "беседа по душам" все же состоялась.
   И все-таки фантастика взяла свое. Отец много ездил в командировки, откуда привозил изданные небольшими тиражами сборники. А потом мы и вовсе нашли интереснейший и надежнейший источник свежайшей фантастики как советских, так и зарубежных авторов. Журнал "Химия и жизнь" начал печатать рассказы Кира Булычева и других наших авторов "новой волны", переводы англоязычных фантастов. Каждый новый журнал мы с отцом рвали из рук друг у друга.
   Уехав учиться в Москву, я получил доступ к богатейшей библиотеке Военного Института Иностранных Языков. Но первый и второй курсы не оставляли много возможностей для наслаждения "посторонним" чтением. Времени на него реально не оставалось. Разве что в часы ночного "бдения на тумбочке", во время несения службы во внутреннем наряде. Да и в это время приходилось больше учить арабские глаголы. Несколько легче стало во время стажировки в Белоруссии. Но там моим увлечением стали оригинальные издания бестселлеров на английском языке. В нашем учебном центре сложилась своя традиция. Как правило, в небольшой группе товарищей, занятых одним делом, все отношения развиваются быстрее, чем это происходит в большом коллективе. К весне мы получили доступ к дармовой выпивке - самолетной "шпаге". Поэтому и традиция сформировалась незамысловатая - именинник выставлял на всю компанию пару бутылок коньяка, а потом дружно переходили на употребление более привычной жидкости. Мой день рождения пришелся как раз на период цветения зверобоя - июнь. Эксперименты с замачиванием гербария в "шпаге" вывели на оптимальное соотношение сушеного зверобоя и дней выдержки. В моем исполнении ко дню рождения были подготовлены образцы настоек различной выдержки. Меня освободили от необходимости выставлять коньяк, и мы дружно наслаждались "зверобоевкой", отсутствием старшего переводчика, который благополучно отбыл в город Гомель, провести свободный вечер в ресторане. Пришло время, и участники отбыли на танцульки в местный клуб, а я, как радушный хозяин вечера, держал окно отворенным для возвращающихся с гулянок, и запас "зверобоевки" - для случайных гостей, которые еще могут "зайти на огонек" через окно, несмотря на позднее время. Старший переводчик в звании капитана вернулся последней электричкой и, естественно, решил проверить подчиненный контингент. Картина маслом, открывшаяся его слегка затуманенному взору, его несколько смутила. Пара тел лежала полураздетыми на койках. Эти просто не смогли уйти на танцы, ибо сил не хватило. Из 15 человек в наличии и бодрствующем состоянии находился один. При этом, сидя под светом настольной лампы, он читал на английском языке книгу Яна Флеминга "На службе ее королевского величества" и достаточно бойко пояснил, что остальные "вышли покурить", чтобы не портить атмосферу спального помещения. Объяснения были столь убедительны, что старший даже не попытался подождать возвращения остальных с "перекура" и отбыл спать в свой кубрик. Велика сила книги! Главное, чтобы при этом язык не заплетался от выпитого. Ибо человек, читающий английский бестселлер в оригинале в половине первого ночи нарушителем дисциплины быть не может!
   Книги, книги. Как было совершенно для меня естественно, прибыв к месту службы в Закавказье, я первым делом обошел книжные магазины ближайших населенных пунктов. Увы! На грузинском, азербайджанском и армянском я не читал, а русских изданий было мало. Зато их можно было "достать". Главным "доставалой" оказался прапорщик нашего подразделения. Естественный мой интерес к его библиотеке был вознагражден. Я получил приглашение на какое-то семейное торжество. Библиотека действительно впечатляла масштабами и подбором авторов. Все наиболее популярные издания были налицо. Ряды томов блистали краской нетронутых переплетов. Вытащить с полки какую-либо книгу было крайне затруднительно, так плотно они стояли. Некоторые даже слиплись... Их никто не раскрывал с момента приобретения. Они служили предметом интерьера, украшением комнаты, средством вложения денег, чем угодно, только не источником новых знаний и эмоций.
   Еще одно поразило меня, в Грузии того времени можно было спокойно подписаться на литературные журналы, выписать которые в Ленинграде было невозможно. "Роман-газета" положил начало моей собственной библиотеки художественной литературы. Кое-какие книги приобретались в ходе моих поездок по стране, в командировках и во время соревнований.
   Наконец, нас захлестнула новая волна - книги в обмен на макулатуру. Никогда не понимал, почему стал так популярен Морис Дрюон. Может быть потому, что он был министром культуры Франции? На вкус и цвет товарищей не ищут, но его романы на историческую тему из серии "Проклятые короли", изданные массовым тиражом и расползшиеся по личным библиотекам, впечатления на меня не произвели, а запомнились только количеством макулатуры, которую надо было сдать в приемный пункт, чтобы получить талон на приобретение книги.
   Сколько раз в течение жизни мы берем в руки полюбившееся произведение и с удовольствием его перечитываем? Какие это книги? Курс школьной литературы привил мне стойкую ненависть почти ко всему, что было заложено в обязательный для изучения "набор". Осталась оскомина от непровариваемого неокрепшими подростковыми мозгами романа Толстого "Война и мир". Даже на экзамене в восьмом классе я умудрился успешно написать общими прилизанными фразами сочинение по этому роману, так и не прочитав его до конца. И до сих пор нет желания взять и перечесть гениальное произведение, настолько жестко и безжалостно препарировала его на уроках наша учительница литературы. Шаг в сторону от текста учебника трактовался как посягательство на нерушимость советского строя. Мнение отличное от ее собственного - как попытка измены Родине в извращенной форме. Это было скорее попытка обучить нас основам литературоведения, а не процесс познавания жизни на основе общечеловеческого опыта отношений, изложенного в виде литературных произведений. Пожалуй, единственным, от чего меня не смогли отвратить никакие усилия этой учительницы, были пушкинские "Повести Белкина" и гоголевские "Мертвые души". Сейчас невозможно сосчитать, сколько раз я перечитывал их. Но всегда это происходило в периоды душевного неспокойствия, когда срочно требовалось "омыть" себя чем-то очень чистым и непреходящим, возвращающим мысли и чувства в нормальное русло.
   Со временем наша уже с женой библиотека наполнилась множеством специальной литературы по педагогике, методикам преподавания русского языка и прочими очень специфическими изданиями. Она взяла на себя труд составить каталог всего того, что было расставлено достаточно хаотично по разным шкафам и полкам. У меня бы никогда не хватило на это терпения. Открывая дверцы шкафа, где стоят известные с раннего детства тома, я вспоминаю еще об одной безвозвратной потере. В доме был двухтомник Некрасова, приобретенный дедом в очень непростое время. Отцу исполнялось то ли шестнадцать лет то ли восемнадцать, значит, это случилось сразу после войны. На внутренней обложке дед своим очень красивым почерком написал поздравление сыну. Это было дореволюционное издание с ятями, с литографическим портретом, факсимильной страницей и подробнейшим биографическим очерком. Именно за его изложение в устной форме, отличавшееся от того, что было написано в учебнике, мне поставили "четверку". Против авторитетного издания не возразишь, а вернуть в "лоно" было надо. Именно первый том и попросила у меня на время учительница. Том так и остался у нее. Позднее, уже взрослым я искал в букинистических магазинах это издание, желая купить оба тома и заменить неполноценное издание. Но чуть позже понял, что не в самом издании было дело. Книгу заменить можно. Но всего дороже оказалась для меня именно та надпись дедовской рукой, обращенная к моему отцу. Ее же не заменить.
   Новое время принесло в умы новые стандарты, новые средства получения информации. Процесс этот столь стремительно движется вперед, что порой кажется, что мир бумажных книг доживает свои последние десятилетия. Все более яркие обложки заполняют полки книжных магазинов. Уже и классики русской литературы переживают свое обновление в виде собраний сочинений в одном - единственном или двух-трех томах. Современные технологии печати позволили "утрамбовать" все сочинения "нашего всего" - А.С. Пушкина в довольно увесистый том полного собрания сочинений. Весь Пушкин в одном томе! Привычное издание 1937 года, выпущенное к столетней годовщине гибели поэта, состоящее из знакомых многим четырех томов зеленовато-серого цвета, греет душу.
   И вот новое явление современных технологий - аудиокниги или файлы с текстами в портативных компьютерах - и носить не тяжело, и в машине можно запустить текст в исполнении хорошего профессионального чтеца. Надо попробовать и оценить, остается ли что-то в памяти, в душе, в сердце после такого "прочтения".
   Невозможность заставить детей своего времени засесть за книги по программе литературы в школе вынудила мою жену пойти на некий компромисс - хоть как-то втолкнуть в головы содержание произведений удавалось с помощью просмотров экранизаций классики на видео. Набор видеофильмов стоит теперь на полке, на смену пришли диски - еще удобнее и проще в обращении.
   И все же время от времени какая-то сила подводит к полкам с поблекшими от времени томиками, пальцы гладят давно знакомые корешки "друзей"... Как много выдающихся людей называли своими друзьями именно книги. Даже Александр Сергеевич в последние секунды своей жизни. Может они и есть самые преданные наши друзья? Они не сбегут от нас, наплевав за сиюминутными волнениями, на наши печали и плохое настроение. Именно там, на полке с любимыми книгами пальцы сами, интуитивно, выберут тот переплет, который раскроет перед усталыми глазами строки с ответами на наболевшие вопросы. Да, теперь книги научились даже "говорить" голосами замечательных актеров - садись и слушай. Но только собственный труд познания сможет помочь найти за давно знакомыми строками потаенный смысл, ускользавший от понимания столько лет. Прочтите заново ваших друзей.
  

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023