ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Галахов Владимир Владимирович
Девять жизней кота Мефодия. Жизнь третья. Картинки к жизни третьей

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  Жизнь третья
  Кот бывал в Москве и раньше, в первой жизни были четыре поездки с дедом к его давнему приятелю по работе на паровозах - Фролычу. Они с дедом оба были классными машинистами, водили "Красную Стрелу" между Ленинградом и Москвой. Будет просто предположить, что где-то в Бологом они передавали друг другу этот экспресс. Фролыч с семьей жил где-то рядом с железной дорогой в деревянном доме, окрашенном кирпичного цвета краской, привычной Коту по таким же домикам его родного поселка. Они ходили с дедом в мавзолей, на футбол на стадион в Лужниках, на ВДНХ. В ресторане "Урожай" дед заказал себе и Коту солянку, которую Кот съел с удовольствием, оставив на тарелке виноград, оказавшийся соленым. Потом, в другой жизни оливки станут любимым лакомством Кота. И вот снова Москва, но уже в совершенно ином качестве.
  Прокатившись с недосыпу на нужном трамвае не в ту сторону до самого кольца, все четверо прибыли к контрольно-пропускному пункту, за которым стояли старой постройки невысокие корпуса из красного кирпича и большое новое здание. Абитуру разместили в ленинской комнате одного из корпусов. Предстояло написать сочинение, сдать экзамен по иностранному языку, экзамен по истории и по русскому языку, но устный. Нелюбовь к русской классической литературе, привитая учителем в среднем звене школы, усилиями пришедшей ей на смену преподавательницы литературы за три месяца до выпускных школьных экзаменов была в значительной степени выправлена. Сочинение осталось позади, но к изумлению Кота, из рядов абитуриентов на экзамен по иностранному языку вызвали едва не половину ребят, а остальных отправили получать проездные документы для отправки домой... Экзамен по английскому Кот считал для себя не слишком сложным. Так оно и оказалось. Два принимавших экзамен подполковника выглядели молодо, но солидно. Кот пошел на экзамен вторым. Перед ним выпускник специальной английской школы из Кишинева довольно тускло мямлил, отвечая на их вопросы. Когда настала очередь Кота, экзаменационный мандраж ушел совсем. Через секунд десять чтения предложенного текста, подполковники остановили Кота, бегло просмотрели выполненное им письменное задание и перешли к диалогу на языке. Кот с внутренним удовлетворением отметил про себя, что произношение его не хуже, чем у принимавших экзамен подполковников. Им также, судя по улыбкам на их лицах, понравилось услышанное. Уточнив, где Кот обучался, и услышав ответ, подполковники удовлетворенно покивали и отпустили Кота с заслуженным высшим баллом.
  Подробности двух остальных экзаменов не представляли собой ничего особенного. Из четырех человек, стал курсантом Военного Института только он. Лучший его товарищ, который мог вполне стать таким же курсантом, понюхав "воздух военщины", решил, что это не для него и благополучно "завалил" последний экзамен. Еще один одноклассник, как оказалось, предпринял эту поездку ради развлечения. Его легкое заикание было сразу зафиксировано преподавателями на экзамене по иностранному языку, что сразу вывело его из кандидатов на поступление. И четвертому однокласснику просто не хватило баллов. Но надо признаться беспокойства за их дальнейшую жизнь не возникало. Первый благополучно закончил кораблестроительный институт и быстро стал ведущим специалистом по прочности корабельных корпусов или "великим сопроматчиком", как он себя называл, о втором, ныне покойном плохо говорить не хочется, а хорошего сказать нечего, а четвертый поступавший с Котом закончил институт водного транспорта, начал третьим помощником капитана сухогруза, стал капитаном, а дойдя до пенсионного возраста - лоцманом. По мнению Кота, достойнейший трудовой путь. Особенно Кот зауважал лоцманов, испытав на себе сложности перехода по трудному фарватеру Невы на яхте своего товарища. Мачты яхты не позволяли пройти под мостами, поэтому шли они в караване судов ночью, под разведенными мостами. Но это уже было совсем в другой жизни.
  А тогда новая жизнь началась с жары и пыли летнего лагеря, где юных курсантов гоняли по стадиону, обучая их ходить, петь, говорить, да вообще все делать по-новому. Смысл этих изнурительных упражнений доходил до сознания долго и тяжело. Но случилась досадная болезнь, и прямо из лагеря Кот оказался на больничной койке Подольского госпиталя. Жаркое лето 1972 года способствовало возникновению множественных пожаров вокруг Москвы, возникновению очагов желудочно-кишечных заболеваний из-за качества воды и прочих факторов. Но Кот пострадал из-за банальных яблок, плохо вымытых в вагоне поезда. Итог понятен. Таких как он в госпитале скопилось столько, что пришлось развертывать палатки с раскладными кроватями. Практически весь курс молодого бойца Кот пропустил, а вернувшись в лагерь похудевшим и ослабленным болезнью, включился в процесс освоения азов науки побеждать. Выступление перед зеленой молодежью начальника института "деда" Андреева было незабываемым. Сухой сутулый "дед" выдал формулу, которую мы потом долго пережевывали. "Вы пришли сюда, чтобы научиться убивать...".
  Насчет "убивать", это пришло после, а тогда учились копать. Задача была непростая - сначала откопать капонир для бронетранспортера, потом его замаскировать дерном, привезенным из поймы реки Клязьма. Капонир получился на славу. "Броник" простоял там весь сбор до самого сентября. Выбегая на зарядку в сапогах и трусах, сентябрьский воздух Кот воспринимал как бодрящий. Дополнительно бодрости придавали шлепки еловых веток по голой груди и ногам в лесу, особенно, когда на елках по утрам начал появляться иней. Но все малоприятное рано или поздно заканчивается, а начинается еще более неприятное - несение службы во внутреннем наряде по лагерному сбору. Кот понял на своей еще не выдубленной шкуре, что такое "собачья вахта".
  По-осеннему холодная ночь, сырость и невыносимое желание спать. А надо не спать, а стоять под грибком или рядом с ним, поглядывая по сторонам, когда из ближайшей палатки раздается сопение и храп твоих товарищей. Кот понял, что он упадет, когда заснет, и нашел решение. Накинув на плечи поверх своей шинели еще одну, взятую в палатке, он подошел к ближайшей елочке и на сучок на уровне подбородка оперся именно подбородком, встав так, чтобы закрывающимися глазами видеть хоть часть дорожки, ведущий к его посту. Удивительно, но глаза стали закрываться по очереди. Один как бы спал, другой рассматривал дорожку, а потом они менялись ролями. Удалось не упасть, и чуть отдохнуть. Оказывается, так спят на насесте куры, одним глазом, потом вторым. И почему эту вахту назвали собачьей, а не куриной? Скоро это все завершилось вместе с бесконечными чистками учебных автоматов после полевых выходов, забегами в общевойсковых комплектах и противогазах, окапыванием на опушках.
  Ремесло солдатское познается мозолями. Но внутри где-то росла искренняя благодарность к нашим наставникам - бывалым воякам, прошедшим Великую Отечественную. Получив пинок в зад с приговоркой "вот это тебе отстрелят в первую очередь, если не зароешься как следует" никто из курсантов не обижался, а лишь резвее начинал орудовать малой саперной лопаткой. Азарт первых самых простых учений со стрельбой холостыми, дружной атакой и поездкой на броне - это в памяти на всю жизнь.
  А потом пришла пора осваивать новый язык. С рисования палочек и крючочков специально заточенными карандашами, с прижатыми к горлу руками, чтобы выдавить из себя нужные звуки. По результатам вводно-фонетического курса становилось понятно, сможешь ты освоить этот язык или тебе этого не дано. После сдачи экзамена от курса в 103 человека начался отсев. Дальше еще сложнее, но трудности для того и даются, чтобы их преодолевать. Не все получалось гладко и однозначно успешно. Мы учились учиться. Прежние приговорки и прибаутки о студентах, которые "от сессии до сессии живут студенты весело" здесь не срабатывали. Был ежедневный многочасовой изнурительный труд. Зубрежка, тренировка, отработка фонетических упражнений. И так прошел первый курс. Зимняя сессия показалась страшной, но не оправдала ожиданий. Летняя была сложней, но вселяла надежду на скорый отдых. Но состояться ему суждено было опять же после летних лагерей. А там уже "бывалые" вояки, знающие, где и как можно, а чего нельзя, почувствовали вкус к военному ремеслу. Уже и чистка автоматов не досаждала, и пыль вечерней прогулки не садилась на лицо, но зарядили дожди.
  Постоянный мелкий дождь сеялся из нависших туч, превращая плащ-палатки, шинели, гимнастерки и майки в единую мокрую слипшуюся массу. Вернувшись в свою протекшую во всех углах палатку, приходилось сгонять с одеяла воду на настил, устраивать себе из всей одежды некую мокрую берложку, куда ныряли не раздеваясь, а только освободив ноги от сапог и портянок. Подрожав с полчаса, согревали теплом своих тел это мокрое логово, и только потом получалось заснуть. Каникул ждали как пришествия, чтобы высохнуть и вылечить насморки и прочие простудные явления. Нюхнув пороховой гари на очередных учениях, ощутили некое облегчение. А осенью пришла война.
  Мы знали, что Ближний Восток - это пороховая бочка, куда фитили втыкают все, кому не лень. Но то, что это коснется нас непосредственно и так скоро, не ожидали. Все специалисты, имевшиеся в институте, оказались в одночасье мобилизованными на выполнение конкретных боевых задач. Ленинская комната нашего курса превратилась в пересыльную казарму. Там постоянно проходила ротация курсантов старших курсов, изучавших тот же язык, офицеров, преподавателей. К первому выпавшему снегу институт буквально обезлюдел. Некому было этот снег сгребать со всех обширных наших площадей. От специалистов нашего профиля остались только мы - второкурсники, но и нас перевели на ускоренную подготовку и первокурсники, которые только - только начали всасывать азы. Но война, то есть ее активная фаза завершилась достаточно быстро. А вот разгребать ее последствия пришлось долго. И главным ее последствием для нас был уход на пенсию "деда" Андреева и появление в институте нового начальника, который эту самую войну и профукал. То есть бывшего главного военного советника в Египте генерала Катышкина.
  Провоевавшийся генерал начал с воплощения в жизнь своей неудавшейся воинственности и обратился к тогдашнему министру обороны маршалу Гречко с просьбой выдать на институт боевое оружие. Надо признаться, до этого даже в караул мы ходили с учебными автоматами, что само собой низводило эту службу на уровень сторожевой. Гречко произнес историческую фразу, которую сорока принесла в институт на хвосте: "Общевойсковых училищ и так хватает, готовьте военных переводчиков". Мы еще больше зауважали заслуженного маршала. Но Катышкин был настойчив, и нашли компромисс - оружие дали из расчета несения службы караулами каждого курса. И началось.
  Увидеть раз в месяц боевой автомат, чтобы потаскать его на себе сутки, предварял длительный процесс отработки всех манипуляций с боевым оружием до полного автоматизма, то есть одурения. Автоматы мы уже разбирали и собирали с завязанными глазами на скорость, перекрывая все имевшиеся нормативы. Все, похоже начиная с генерала, опасались случайных выстрелов. Еще бы - пальба едва ли не в центре Москвы. Никому это не понравится. Но обошлось. В тот же год на наши красивые погоны ввели желтые буквы "К". Острословы института тут же придумали расшифровку двух букв на наших погонах - "Крепостные Катышкина".
  Все катилось благополучно к очередной сессии и серьезному лагерному сбору. Там нам предстояло отработать вполне себе объемные батальонные учения. Предвкушая эту беготню с оружием, хотя и с холостыми патронами, мы чувствовали, что будет азартно и интересно. Так и оказалось. В касках, с пулеметами и автоматами, торчащими из бойниц бронетранспортеров, мы проехали по ближайшему к нашему лагерю поселку на наше большое учебное поле. Надо ли говорить, что за нашей колонной тут же собрались на велосипедах все мальчишки. Разные были этапы учения, и атака окопов противника, и отражение танкового контрудара, и вновь преодоление огневой полосы в средствах защиты. Грохота и дыма при этом было с избытком. Типа, повоевали. А потом нас подводили к макетам взорванной башни танка с облитыми красными чернилами разорванными чучелами... Примерно так, говорили наши преподаватели - фронтовики, могут выглядеть трупы ваших врагов, или такими же трупами можете оказаться вы, если не окажетесь умнее и сноровистей противника. Это действовало, несмотря на определенную условность.
  Надо сразу оговориться, на той короткой ближневосточной войне наш восточный факультет не потерял ни одного своего курсанта. Через некоторое время, уехавшие в эту "пороховую бочку" старшекурсники стали возвращаться, но уже младшими лейтенантами, с медалями "За боевые заслуги", орденами "Красная звезда" и разными египетскими и сирийскими звездами с мечами. Это действовало завораживающе. Естественное стремление узнать, а что такое они там делали, натыкалось на общие шутки и хохмы, а потом на вполне серьезные заявления: "А нас там не было...". Вот так. Потому, спустя очень много лет в памяти Кота сработала эта "мина замедленного действия", заставившая вылить на бумагу эмоции тех дней.
   Я не успел на ту войну,
   Мне было только восемнадцать,
   Другие скажут - Ну и ну!
   Нашел, дурак, куда стараться!
   Но стали строже в эти дни
   Учителя и командиры,
   Не мы, как будто, а они
   Готовы примерять мундиры
   Чужой страны, что далеко
   Ведет войну за справедливость.
   Им было очень нелегко
   Одолевать нашу сопливость,
   Гонять мальчишескую дурь,
   Предвидя пули и осколки,
   Те, что в краю песчаных бурь
   Зароют в землю кривотолки.
   А если что, то нас нам нет,
   Не назовут и не расскажут -
   'При исполнении' - вот ответ.
   А павших..., их уж не накажут.
  
   Но прошла и эта пора восхищения чужими подвигами. Рутина учебы внезапно была нарушена появлением на курсе мордастых полковников из Главного управления кадров. Заняв кабинеты, полковники стали по одному выдергивать именно нас - арабистов, курсантов третьего курса на собеседования. Некоторые наши товарищи выходили из кабинетов в состоянии легкого обалдения. Несмотря на запрет распространения информации, не поделиться с нами они не могли: "в декабре, в Сирию...", в январе, в Ирак", "в Ливию", "в Алжир"... Полковники уехали в конце дня, оставив половину группы арабистов в разодранных чувствах. А через пару недель, уже другие офицеры прибыли из штаба авиации дальнего действия и оставшимся неохваченными первым заходом объявили о создании учебного центра в Белоруссии для обучения ливийского контингента на сверхзвуковые бомбардировщики.
   Для кого-то из нас это было едва ли не горем, для Кота - ничуть. С самого начала гуляла по факультету приговорка "Курица не птица - Сирия не заграница". В Дамаске был так называемый "Красный дом", где в трудные периоды вооруженных столкновений ставились двухъярусные нары для наших ребят, работавших на Голанских высотах в передовых частях сирийской армии. Так что увернуться от Ближнего Востока из выпускников-арабистов, практически, мало кому удавалось.
   Задача нам была поставлена конкретная, готовиться работать на самолетах, переводить лекции по их устройству, принципам пилотирования, описания агрегатов и прочее. И тут Кот вылез вперед с заявлением, что берет на себя электрооборудование бомбера, поскольку эта тема ему терминологически и понятийно знакома. Все, естественно, удивились, но короткое пояснение о недолгом обучении на факультете питерского ВУЗа на специальность электрооборудование летательных аппаратов поставило все на свои места. Досрочная зимняя сессия прошла как единый глоток... коньяка.
   Хохма эта состоялась, пока мы еще вместе со всеми готовились к досрочным экзаменам. Привычное дело для лингвистов, дополнительно позаниматься после отбоя - явление с первого курса называлось "фиолетовая жопа". А тут благо - и класс для занятий через дверь от спального помещения, комфорт (магнитофончик шуршит отнюдь не арабскими фонограммами, а записями "URIA HEEP", кипятильничек из двух лезвий готовит кофеек, а коньячок разлит по стаканчикам...) и все условия. Одно только специально оговаривалось с внутренним нарядом - доклад дежурному по институту должен быть достаточно громким, чтобы мы его услышали и затихли. Дверь занавешена одеялом, чтобы и свет из класса не проникал в коридор.
   Идиллия продолжалась до самого посещения дежурным расположения курса. Услышав доклад, шикание дежурного, что после отбоя командный голос вырабатывать не следует, мы придавили магнитофон и тихонько сидели над своими учебниками. Твердая поступь полковника с кафедры боевой подготовки прозвучала мимо, потом обратно и.... Картина маслом - одеяло с двери падает, перед нами краса и гордость кафедры - боевой полковник и вопрос "А что это тут происходит?" Надо признаться, реакции, как у моего друга Толи, в группе не было ни у кого. Естественно, все встали перед своими столами, но Толя единственный взял в руки стакан с налитым в него коньяком, поболтал в нем чайной ложкой для убедительности и твердым голосом доложил: "Товарищ полковник, готовимся к досрочной сдаче экзамена. Едем в командировку, поэтому надо позаниматься дополнительно". Полковник, потянув ноздрями воздух, где действительно попахивало кофе, кивнул, и назидательно заметил: "Ребятки, перед экзаменом надо еще и выспаться, так что не засиживайтесь". И отбыл, аккуратно притворив за собой дверь. Общий выдох через секунд десять, когда звук шагов полковника стих - "какая падла дверь не заперла на ключ?!!!"
   И вот уже все экзамены позади. Впереди семь дней отпуска перед первой боевой командировкой. То, что она не менее боевая, чем те в страны Ближнего Востока, никто из нас не сомневался. Сверхзвуковые бомбардировщики не покупают, чтобы на них кокосы возить. К тому же по девять тонн сразу. Но надо отдать должное изобретательности нашего факультетского руководства. Отпустить нас 30 декабря, сразу после экзамена, означало иметь риск получить коллективное отмечание, то есть пьянку с возможным попаданием иногородних, отъезжающих по домам, в лапы гарнизонных московских патрулей. Выковыривай потом будущих "героев" из лап Басманной комендатуры. Отпустить после Нового Года - негуманно. Что они тут в казарме от безделья придумают, еще неизвестно. Поэтому документы были выданы в восемь вечера 31 декабря.
   Но не знало руководство, сколь быстр и сметлив наш курсант, обученный лучшими преподавателями Советского Союза. За 4 часа иногородние успели купить билеты, чтобы спокойно сесть в свои поезда 1 января. Москвичи провернули операцию "Хрусталь" - найдена квартира нашего товарища по группе у Белорусского вокзала, рядом с метро, закуплено все необходимое, и даже приглашены подруги. Ровно в 23.45 проводы тяжелого уходящего года начались. А год был действительно напряженный.
   Летом внезапно наши коллеги с Западного факультета сделались "перевертышами", получившие португальский язык в качестве второго, резко сменили профиль. Революция алых гвоздик в Португалии повлекла за собой переход от скрытой формы поддержки антиимпериалистических движений к их явной военной поддержке. А для этого нужны кадры. И летом из прослуживших не менее года солдат стали набирать большой поток ускоренного курса обучения. Эти ребята уже через год примеряли на себя самые разнообразные форменные куртки - ангольские, мозамбикские, гвинейские... И пошла подготовка следующей волны им на замену. Возвращались они через год, чтобы немого отдохнуть, снова поучиться, сдать кое-какие экзамены и снова исчезнуть в тропических лесах экваториальных территорий. Там и случилась первая за наши года обучения потеря. Ордена и медали находили их потом. Но это не о нас.
   Новый Год встретили как полагается, со всеми атрибутами и процессами. Кот должен был покинуть расползшуюся по диванам компанию утром, чтобы сесть на Ленинградском вокзале в утренний сидячий поезд. Чтобы быть в адеквате, вместе с подругой на том вечере, поели утром маринованных помидор из большой банки, сидя на краю ванны, где эта банках плавала в холодной воде, расцеловались на прощание. Кот сел в свой поезд и мгновенно уснул.
   Пробуждение было ужасным, пить хотелось неимоверно. Выпитое накануне и помидорчики сверху, орали как прошедшие караваном через пустыню верблюды. Двух стаканов воды из вагонного поильника хватило. Но под воздействием тяжелого чемодана Кота водило по платформе. Хорошо, что дневной поезд из Москвы не интересовал патрулей. На этапе станция метро - дом силы иссякли, и пришлось срочно съесть первый попавшийся пирожок прошлогодней выпечки. Да еще ко всему прочему, родители успели переехать в квартиру по новому адресу, поэтому путь Кота сквозь метель к новому жилищу был долог и труден. Особенно учитывая тяжесть чемодана и состояние. К тому времени родители от скуки завели кошку. И когда Кот занес вилку над любимой яичницей с колбасой, приготовленной бабушкой, эта наглая тварь пришла знакомиться и прыгнула прямо ему на колени. От неожиданности Кот выронил вилку, она упала на кошку, кошка обиделась, Кот возмутился, кошка полетела вслед за вилкой. Душевное равновесие медленно восстанавливалось вместе с физическими силами. Предстояли короткие каникулы перед сложным периодом, который можно было бы выделить в отдельный этап, но все равно он был частью именно этой жизни, а не следующей.
   После возвращения оставалось только приготовиться к переезду в учебный центр авиации дальнего действия, развернутый на базе одного из полков этой самой авиации под городом Гомелем. Поезд из Москвы в Гомель напомнил своим обликом фильмы из времен НЭПа, когда вагоны брали штурмом. Поездку эту весьма емко и кратко охарактеризовала одна из соседок по общему вагону, дама почтенного возраста, которая по-белорусски утром сказала: "От военные, целу ночь горелку пили и девок щупалы, а поезд пришов - так зараз як огурцы". Не берусь утверждать, что именно так эта фраза пишется. "Огурцы" выпали на снег гомельского вокзала в весьма помятом состоянии. Погрузились в автобус и в сон одновременно. Очнулись уже на территории военного городка, гуськом протопали в здание профилактория летного состава и снова отключились уже в своих кубриках. Проспались только к обеду. Решили изобразить столичных военных, потому привели в идеальное состояние форму и потопали в столовую, опять же летного состава.
   Первым шоком стало появление молодой официантки в умопомрачительной мини-юбке, поэтому изложенная ею информация о предлагаемом выборе блюд дошла до сознания не сразу. После курсантских харчей показалось, что мы попали в санаторий усиленного питания. То, что это не просто так, пришлось понять достаточно скоро. Нагрузки на нас легли вполне серьезные. Коту и другим приходилось по два, четыре, а то и шесть часов в день переводить лекции по всему спектру дисциплин. Летчикам, штурманам, операторам кормовых артустановок, техникам двигателистам, техникам электрикам и прочим. Именно электрики первыми сдали положенные зачеты по теории и, поделившись на две подгруппы, приступили к практическому освоению своего участка работы. Коту пришлось первому начинать работать непосредственно на реактивном бомбардировщике.
   В полку шли плановые полеты, грохотали на взлетном режиме огромные турбины, по рулежке то и дело за самолетами пробегали команды техников, подвешивая контейнеры с тормозными парашютами, самолеты вновь выруливали на взлет, включали форсаж... Короче, к концу дня Кот плохо слышал, и эта "глухота" держалась еще пару дней, пока старший техник одного из самолетов, где работали подопечные Кота, не выдал ему специальный шлем для работы под двигателями. Все пришлось испытать на своей шкуре, и жесткие ребра конструкции в бомболюках, и теплый алюминий воздухозаборников, и удобство висящих над бетонкой катапульт. Довелось даже покрутить в турели авиапушку, расположенную в корме, наблюдая через экран теле-прицела, как технический экипаж разливает за контейнером самолетную "шпагу". Об этом Кот напишет много позже. И повторять здесь все пережитое за время работы учебного центра не хочется. Было и свободное время, которое тратилось, естественно, на увлечения, влюбленности и прочие удовольствия.
   Всего в той командировке было с избытком. Поэтому вернувшись в стены родного института, Кот со товарищи делились впечатлениями взахлеб. Но главным во всей этой истории был прецедент допуска всей нашей группы к экстернату. Нам позволили сдать экзамены за третий курс через месяц после возвращения из командировки. С арабистами нашего факультета такого не бывало. И все бы прошло успешно, но тем нашим товарищам, кто в школе учили немецкий язык и его же сдавали на вступительных экзаменах, сдать сразу три аспекта английского было просто не по силам. И группа потеряла своих четверых товарищей. Им пришлось отстать от нас на курс. Мучительная серия зачетов и экзаменов, сдаваемых экстерном, плавно перетекла в зимнюю сессию четвертого курса. На круг оказалось, что мы подряд сдали 12 экзаменов и 11 зачетов по различным дисциплинам. Родные, увидев наши осунувшиеся физиономии на зимних каникулах, поняли, что военная наука - вещь тяжелая. А кто говорил, что будет легко?
   В тот же год также впервые в истории института японисты нашего курса были направлены в Японию для работы на выставке "Экспо 75". Оттуда они прибыли следом за нашим возвращением из командировки и сразу с блеском сдали все экзамены по японскому языку. А байка Шурика Багина пополнила арсенал общеинститутских. Шурику довелось водить по выставке ни много, ни мало командующего американскими вооруженными силами на острове Окинава. Кто-то мрачно пошутил, что в 37-ом году за такое знакомство Шурику бы сильно не поздоровилось. А тот в ответ пересказал фишку, услышанную от американского генерала. Вся выставка была посвящена океану и морским животным, поэтому генерал задал вопрос: почему из всех млекопитающих только самец моржа оснащен костью внутри полового члена? Ответ на такой вопрос дал тот же генерал: иначе моржиху не пропереть! А память тут же подсказала, что посохи московских царей венчала "моржовая кость"... Зачем государям московским она была нужна, история умалчивает.
   Той зимой случилось с Котом неожиданное и непредвиденное им. Его влюбленность в "шефа" никуда не делась. Все многочисленные увлечения и интрижки в одночасье оказались забытыми. Она сама поощрила его. Став любовниками, они стали переписываться. Это было самое счастливое и самое волнительное время. Семестр пролетел, как сон. Вероятно, действительно любовь - самое мощное стимулирующее все прочие способности чувство.
   Многое в то лето было последним в ходе обучения. Что такое пятый курс? Почти подведение итогов, написание псевдонаучных трудов. Кафедра арабского языка готовила новый учебник военного перевода. И тут Кота осенила почти гениальная мысль. Курсовую работу по теме делать все равно придется. Но надо же этой своей работой вписаться в этот учебник. И найдено было элементарное по наполнению, но технически сложное решение - сделать учебное пособие в виде набора слайдов. Учебный материал к теме "Инженерная техника" с известными способностями Кота к рисованию был подобран, получил одобрение руководителя, и началось то, чего никто даже из преподавателей кафедры не ожидал. В фотолаборатории кафедры криминалистики юридического факультета был отыскан энтузиаст фотодела, который войдя во вкус и ощутив азарт новизны, практически всю работу по переводу изображений в цветные слайды проделал за Кота, который лишь выполнял подсобные работы по замеру температуры растворов, разведению реагентов, промывке и прочие. Представленный на кафедру в пластиковых рамках и продемонстрированный на экране набор цветных изображений был встречен восторженно. Зачетка Кота украсилась отметкой об исполнении курсовой работы за два месяца до крайнего срока сдачи работ. Группа соучеников Кота слегка офигела от такой борзости. Кто-то попытался пройти тем же путем, но неудачно. Технический исполнитель замел следы. Этому способствовала распитая с Котом удачная бутылка под приятную закусь в знак окончания совместной работы. Сейчас такое кажется уже анахронизмом, но сорок с лишним лет назад не было еще видеомагнитофонов и проигрывателей дисков, компьютеров и прочего технического оснащения учебного процесса.
   Лето прошло, и последний курсантский отпуск перед пятым курсом все же пришлось поделить между родителями и "шефом". Перед самым отъездом домой на каникулы Кот вполне удачно нашел жилье в Солнцево. На пару со свои другом удалось снять комнату в частном доме. Где у хозяйки оказалось четыре дочери... Две были замужем, две совершенно свободны. Этот "малинник", оказался теплым и дружелюбным к нам - выпускникам престижного военного учебного учреждения. Сразу отметем какие-либо подозрения в матримониальных намерениях. Дамы были старше нас с другом, бывалые, в смысле уже пройденного опыта замужеств, поэтому отношения с ними сложились исключительно теплые. Каждый может понимать под этим своё. Естественно, в меру собственной испорченности.
   Но Кот был влюблен в "шефа". И это его не оставляло ни на минуту, хотя святым он не был, случались мелкие интрижки и на месте.
  Надо однозначно определить, что курсант выпускного курса - это завидный жених просто по определению, особенно, если учитывать, что сразу после выпуска его ожидают два-три, а то и четыре, как оказалось у моего друга, года службы за границей. Естественно, не в Париже, хотя случалось и такое. Легендой ходила по институту байка о двух разгильдяях с Западного факультета, у которых кроме диплома об окончании в личном деле были записи о многочисленных нарушениях дисциплины, пьянках и самоволках. С таким "послужным" списком перспектив попасть в приличное место службы не просматривалось. Для таких имелся "отстойник" - бюро переводов при институте, поскольку даже такой реальный отстойник как Воениздат не особенно стремился набирать в свой штат рискованный контингент. И болтались бы эти два кадра неизвестно сколько, пропивая лейтенантские оклады, но прибыли из Главного Управления Кадров Министерства Обороны мордастые полковники с требованием предоставить им в ближайшее время специалистов соответствующего профиля. Ознакомившись с личными делами застрявших на выдаче лейтенантов, полковники дали 24 часа на переписывание всех характеристик и учетных документов. Еще через 48 часов два раздолбая садились в самолет, следовавший с Париж.
   Как правило отбор выпускников проходил в "три волны" - в первой кадровые потребности удовлетворяли самые закрытые и непубличные органы, во второй, самой массовой, выпускников пачками оформляли по потребности. Если взять нашу немногочисленную арабскую группу, то поехали наши однокашники в Сирию, в Алжир, в Ливию, в Северный и Южный Йемен, в Ирак. И вот остатки выпускников попадали в третью "мутную" волну, в которой так вот по случаю можно было поймать свою "золотую рыбку".
   Несложно представить, что лейтенант, проработавший несколько лет за границей, в те годы возвращался вполне обеспеченным человеком, с возможностью приобрести и машину, и квартиру. Да и женатые выпускники пользовались большим доверием у кадровиков. Так что пятый курс для нас был настоящим экзаменом на выбор невест. Коту с его повернутыми на любимой женщине мозгами, казалось, что именно с ней ему надо строить будущее. Да, возможно, брак с разведенной женщиной с ребенком не придется по вкусу родителям. Но не им же жить с ней.
   И вот за полгода до выпуска его вызвали для собеседования... Начальником курса у Кота был умудренный опытом человек, о котором и теперь его питомцы, достигшие солидных возрастов, вспоминают с уважением и любовью. Перед тем, как направить Кота на это собеседование, "наш Кузьмич" выдал простую и понятную рекомендацию: "Присмотрись к тем, кто будет с тобой беседовать. Просто посмотри, в какие ботинки они обуты. Если в форменные, не стоит соглашаться. А вот если в хорошие импортные - другое дело. Папы генерала у тебя нет, поэтому найти "теплое" место в столице едва ли получится. Думай". Кот был благодарен за столь простое и мудрое напутствие. Зашоренность на своей любви для него имела также весьма сильное влияние. Поэтому перспектива службы без выезда за границу в какую-нибудь арабскую страну была важнее. Меньше будет проблем.
   Район службы собеседователи нарисовали весьма условно - "у южных границ страны, поближе к объектам разработки". И Кот почел за благо эту перспективу. А потом случилась первая в той жизни катастрофа. Это даже не беда, а именно крушение всех надежд. "Шеф" наигралась в любовь. Все. Аллес. Капут. Цурюк. Настали дни сдачи выпускных экзаменов, когда Коту уже все было безразлично. Государственные экзамены после своих институтских показались мелкими семечками.
   Отпуск в опустевшем родном городе и последняя встреча. Она пригласила его поехать на экскурсию на автобусе со школьниками из какой-то провинциальной школы. По ленинским местам тогдашнего Ленинграда. Она вела экскурсию на подходящем уровне. Где-то допуская оговорки, которые никогда бы не допустил Кот, как коренной ленинградец. Она тоже была приезжей, как и ее экскурсанты. Прощание было коротким - ему ехать служить на юг, ей - а какая, собственно, разница. Пусть трудится, живет со своим мужем, растит дочь. Солнце освещало ее со спины. У станции метро "Петроградская" он в последний раз видел, как выглядит ее фигура в лучах, пронзавших тонкое почти прозрачное платье. Это отложится в памяти навсегда, пойдет с ним дальше в другие следующие жизни...
  
  Картинки к жизни
  
   Сегодня наконец выпуск. Не наш, мы пройдем таким же строем через год. А пока любуемся на форму молодых офицеров, наших старших товарищей. Это они приняли на себя всю тяжесть войны в 1973 году и ее последствий. Наш факультет составляет основную массу выпускников. Так уже традиционно случается. Есть нужда в соответствующих кадрах - их готовят под насущные проблемы и задачи. Поэтому именно "арабов" сегодня в строю лейтенантов больше всего. Втрое больше, чем нас, идущих следом. Но какой это строй!
   В первой шеренге коробки выпускников стоят лейтенанты с тремя египетскими или сирийскими орденами, а там, где положено по статусу ордена - скромная "Красная Звезда". У некоторых над иностранными орденами, как и положено, медаль "За боевые заслуги". За боевые! Вторая шеренга украшена наградами в меньшем количестве, но все равно два иностранных ордена и советские награды у каждого. Далее те, кому наград досталось меньше, но иностранный орден все равно не остался без советского знака боевого отличия. Такая вот когорта выпускников.
   Где еще, в каком училище или академии, выпускники успели реально побывать в сражениях? Позже Институт в свой юбилейный год был награжден орденом "Боевого Красного Знамени". Это в мирное время. Когда формально страна наша ни с кем не воевала.
  Мы смотрим на них без зависти. Мы просто уже привыкли и хорошо знаем, что стоит за этими наградами. Мы не успели на ту войну. Но нас начали готовить к возможному варианту затяжного вооруженного противостояния. Через несколько месяцев запоздалые сирийские ордена будут вручены нашим сокурсникам, тем, кто из-за длительной работы там, в боевых условиях, не успел за своим курсом и вынужден доучиваться с нами.
   А теперь парадный строй выпускников выходит на позицию для торжественного марша перед знаменем Института. Не было тогда традиции бросать вверх фуражки в восторге от окончания учебы. Был образцовый строй боевых офицеров, передававших нам - следующим за ними, свои навыки, опыт, славу, если угодно. Поэтому наши выпускники, где бы и когда бы в мире ни встретились друг с другом, никогда не оставят своих без поддержки, помощи, совета, простого внимания.
   Кот испытал на себе это единство наших выпускников уже после ухода в запас, когда надо было понять, что и где в Белграде, куда он прилетал к полуночи. Еще перед отлетом была установлена связь с "нашими" в рядах наблюдателей ООН на территории бывшей Югославии. А поскольку поездка совпала с днем военного переводчика, призыв всем собраться на берегу Дуная для встречи "нашего" из Питера и совместного отмечания праздника разлетелся всем, кто там работал. В аэропорту Кота и его спутницу встречал на огромном джипе с ООНовскими знаками один, уже в машину звонил другой - чтобы убедиться, что Кота встретили и везут в гостиницу. Утром звонок - за тобой придет машина. Экскурсия по городу и заезд на рынок, где Кот сходу накупил отличного бразильского кофе. Вечером у въезда в зону отдыха на Дунае собралось пять машин с опознавательными знаками сил ООН. Кота угощали македонским "Вранацем", а Кот по просьбе земляков привез большую банку селедки, черный хлеб и конечно питерскую водку. С этими людьми Кот встретился впервые и больше никогда в жизни с ними лично не пересекался. А с одним даже сдружился на почве общей любви к музыке военных духовых оркестров...
   А тогда в 1976 году плац звенел от четкого шага парадных расчетов воюющего института. Ангола, Мозамбик, Гвинея-Биссау, Ирак, Сирия, Египет, Ливан, Намибия, Ливия, Эфиопия, Сомали, Судан, Афганистан...
  Звонче трубы! Идут выпускники Военного Института!
  >>>>>>>
  
   Конец августа - время возвращения из отпусков, которые, возможно, уже никогда в жизни мы не назовем каникулами. Всё, остался пятый курс. Мы все уже живем на съемных квартирах, москвичи, естественно, по домам. Всего месяц не виделись, а уже соскучились по своим. Рассказы о том, как и где провел отпуск... Только вот оказалось, что в жизнь нашу ворвалась безжалостная и жестокая смерть. На первый курс приняли более сотни человек, первая же сессия отсеяла некоторых, но немногих. В конце первого курса тоже убыль, но совсем небольшая. После первых боевых командировок от курса отстали те, кому не удалось сдать экстерном ряд экзаменов. Итого к пятому курсу подошли почти восемьдесят человек. И вдруг, как холодный душ - погиб один из наших "бенгальцев". Уникальная группа собрала действительно талантливых парней. И кому-то наверху вздумалось использовать их летом во время каникул в качестве простых "бортачей" - бортпереводчиков на наших стратегических разведчиках. Краткий курс бортперевода, и вперед, кому-то летать над Индийским океаном из Ташкента, а кому-то над Атлантическим.
   Взлетев с Кубы, пара наших разведчиков-"медведей" (по НАТОвской классификации огромные Ту-95 называются Bear -Медведь) шла на северо-запад вдоль побережья США. Рутинный полет. Далее просто пересказ того, что поведал Женя - который шел бортачем на ведомом, то есть на втором самолете. Обычный режим полета самолета-разведчика - полное радиомолчание. Никакого обмена между машинами. Самолет напичкан электроникой, которая фиксирует все, что может на побережье потенциального противника. На подлете к точке разворота у острова Ньюфаундленд внезапно включился канал чрезвычайной связи в УКВ диапазоне. То, что услышали на ведомом потрясло. "Упала тяга всех четырех двигателей. Теряю управление...". В свой иллюминатор Женя увидел, как огромная четырехмоторная машина валится на хвост, потеряв скорость, и падает в океан. Он признался, что на секунду потерял от страха сознание. И это неудивительно. По сделанным комиссией выводам, ведущий попал в инверсионный след большого Боинга. Погасли сразу все турбореактивные двигатели. На разведчиках нет катапульт...
   На сцене клуба стоял пустой гроб с простой курсантской фуражкой.
  Володя Калибабчук до поступления в институт успел прослужить год в армии, да еще и в Группе Советских Войск в Германии. Кот в свой первый лагерный еще абитуриентский сбор оказался соседом Володи по деревянному топчану в палатке. Матрасы лежали рядом, и первые самые простые наставления о важных в солдатском быте мелочах Кот получил от него. Высокий худощавый, с тихим голосом Володя научил, как пришивать белый подворотничок к гимнастерке, как заправлять одеяло, как скатывать в скатку шинель, как удобней носить свернутую в рулон плащ-палатку... Он помог вчерашнему школьнику быстро освоить этот курс молодого бойца. И это не забывается, пусть даже безжалостное время стерло из памяти черты его лица. И через 37 лет Кот напишет о нем:
  Турбины смолкли...
  Свист в обшивке...
  Кренится под подошвой пол...
  От страха руки стали липки...
  Ну, вот он, этот миг, пришел...
  И долго ль нам до безвременья?
  Секунды медленно ползут...
  Кто промелькнет в эти мгновенья?
  В мозгу... И где тут страшный суд?
  Что видел он? Жену, наверно,
  Успел произнести слова?
  Как скверно, ах, как это скверно -
  Вчера жена, и вот ... вдова.
  А ей всего-то только двадцать...
  И думать надо о другом...
  Ей жить иначе попытаться,
  Но все уж без него... потом.
  В мае того же года Володя успел жениться. Успел... Какое нелепое слово. Разве можно успеть или не успеть полюбить, родить ребенка, оставить после себя след на этой земле. Это была первая и хорошо, что единственная потеря курса за все пять лет учебы. Но за пять лет случались и другие потери. Мы прощались с парнем, погибшем в Ираке, узнали о гибели нашего товарища в Гвинее-Биссау. Да, они были с других факультетов и курсов, а разве есть разница? Мы были воюющим институтом.
  О возможных вариантах трагедии можно было бы порассуждать, если припомнить рассказ работавшего с нами в учебном центре в Белоруссии летчика-инструктора Науменко. Его самолет принимал участие в учениях над Черным морем. Ошибочно ему указали высоту выделенного воздушного коридора, и случилось практически то же самое. Оба двигателя бомбардировщика остановились. Показывая нам наручные часы от маршала авиации Кутахова, Науменко спокойно рассказывал, как перевел самолет в пикирование и пока падал с высоты в 15 тысяч метров до 10 тысяч завел, раскрутив турбину встречным потоком воздуха, один двигатель, пока падал до 5 тысяч, точно также завел другой. Вывел самолет из пике над самым морем. Руководивший учениями авиации маршал за спасение машины и экипажа снял с руки и вручил летчику свои часы прямо у открытого люка самолета, после посадки. Как там писал наш поэт? "Гвозди бы делать из этих людей...". За время работы в учебном центре Кот наслушался многих историй, о смелости, об умелости, но и о трусости тоже.
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023