Утром проспавшиеся "старшие специалисты", как называли на борту офицеров, прапорщиков и их семьи обязаны были фланировать по палубе. Надо признаться, теплоход английской постройки 50-х годов двадцатого века как раз располагал к тому. Прогулочные палубы с небольшими залами для просмотра видеофильмов и телепередач, кормовой салон с паркетом для танцев и живой музыкой, ресторан с официантками, шахматный клуб, библиотека... Теплоход "Федор Шаляпин" в том году готовился завершать свой трудовой путь. Ходил он с иностранными пассажирами по круизным маршрутам аж до далекой Новой Зеландии. Но несмотря на почтенный возраст, корабль был в блестящем состоянии. Уютная каюта, обшитая деревянными панелями, койки на четырех человек в два яруса, тумбочки, шкафы, свой санузел с душем и ванной. Посуда везде промыта и протерта до прозрачности. Уют и покой. И в таком вот раю предстояло прожить 17 дней пути до Гаваны.
Днем впечатление от Черного моря было подпорчено количеством мусора, плавающего среди волн в самой середине моря. Но понятно, что Дунай, Днестр, Днепр и прочие реки помельче выносили в море все, что в них сбрасывали. Около полуночи по носу засверкали огни Стамбула, над головами оказался мост через Босфор. А утро поразило изумрудными и купоросными оттенками воды Мраморного моря. Майская погода уже начала разогревать народ, устроившийся позагорать на верхней палубе. Еще дальше пошли острова Эгейского моря, курс сменился на западный. На севере на горизонте виднелись берега Италии, острова Сицилия. Ближе к Гибралтару прозвучала команда, призывавшая всех старших специалистов с детьми подняться на верхние палубы. Наслаждение южным солнцем и теплым ветерком было нарушено грохотом реактивных двигателей. Пара британских штурмовиков с подвешенными под крыльями ракетами и прочими атрибутами пронеслась над мачтами корабля, следуя по курсу. Впереди была опорная база британских ВМС и ВВС - Гибралтар.
А за проливом нас ждал "подарок" Атлантики - едва мы сменили курс как сначала нас начало серьезно раскачивать с носа на корму. То есть пошла килевая качка, а потом еще и с борта на борт, добавилась качка бортовая. И жена, и дети мгновенно укачались и предпочли крепкий сон всяким вкусностям на ужин. Кота этот шторм в 8 баллов волновал только внешне. В ресторане собралась поесть едва четверть эшелона. Кстати, надо признаться, режим строгой изоляции и своевременных мер сделал свое дело. Подхватившие ветрянку оставались в своих каютах. Судовой врач действовал по обстановке. На вопрос официантки: "Кушать будете?" Кот с полной ответственностью и пролетарской прямотой ответил: "И много!". Столь же просто прозвучало привычное: "Да сколько захотите". Качка на Кота действовала точно в противоположном направлении.
А вечер того дня был великолепен. В кормовом салоне, рядом с танцевальным паркетом и оркестром нашлось уютное кресло. На весь салон нашлось еще только двое не укачиваемых, присевших подальше. А музыкантам все равно было положено отыграть свое время, развлекая пассажиров, которым в большинстве было уж точно не до музыки. После нескольких уже привычных композиций, Кот обратился к музыкантам с вопросом, помнят ли они мелодию... Отклик профессионалов был настолько радушен, что вечер перешел с обычных рельсов на исполнение под заказ. Вспоминали старинные романсы, вальсы, мелодии из любимых фильмов.
Оркестр проникся настроением, стали раздаваться предложения сыграть то или иное. За окнами кормового салона хлестал дождь, корабль прилично раскачивало, никто даже не пытался в тот вечер танцевать на кренившемся то в одну, то в другую сторону паркете. А у оркестровой эстрады сидел Кот, наслаждаясь звучанием малоизвестных или мало исполняемых мелодий, которые нравились и игравшим музыкантам. Было приятно видеть удивление профессиональных музыкантов самим фактом, что этот "старший специалист" знает столько разножанровых произведений, а порой и подпевает в полголоса тексты песен. Разошлись ночевать в приподнятом настроении, довольные сами собой, услышанной музыкой. Чудный выдался вечер.
Качать теплоход продолжало еще двое суток, пока не подошли к Канарским островам, а точнее в Лас-Пальмас для пополнения запасов пресной воды, продуктов и прочего. Естественно все мы наблюдали жизнь этой заграницы с борта. А потом еще долгих десять дней перехода через пустынный океан, когда известный анекдот стал ходить кругами по всем палубам: пожилая леди обращается к капитану корабля с вопросом - Капитан, а далеко ли земля? - В четырех километрах мэм. - Но я ничего не вижу... - Она под нами, мэм".
Чистой океанской водой налили бассейн на палубе. Над площадкой верхней палубы натянули сетку. Пошел волейбол и загорание с купанием. К кубинским берегам многие подходили, уже основательно потемнев от загара.
В порту Гаваны нас ждали автобусы и грузовики, в которые грузили наши ящики. Если детей и женщин сразу развезли по жилым домам, мужчинам предстояло из общей огромной массы ящиков отобрать свои, погрузить их в конкретную машину, которая довезет из куда надо. В квартиру, где за столом сидели те, кого мы прибыли заменить и еще много разных людей Кот попал только к часу ночи. Мокрый от пота и грязный от пыли, нуждавшийся только в душе и постели. Все через это проходили, поэтому встретили с пониманием, но за стол все же усадили, пояснив, что такое традиция "барочной ночи". "Барочники" - уходившие этим же кораблем обратно, готовили на себя, на семью, прибывающую им на замену и на всех, с кем они проработали два года. Кроме тех, кого они пригласили к началу торжественных проводов, в дом мог зайти любой, кто хотел проститься с отъезжающими. Поэтому эта карусель могла идти всю ночь. А оказалось, что вместе со встретившей нас семьей нам предстояло пробыть еще двое суток. Корабль проходил дезинфекцию после ветрянки. Наконец, уходящие на Родину уселись в автобус, а те, кому предстояло уходить через полгода, то есть "барочники" следующей смены руками вытолкнули автобус на шоссе. Пора было начинать работать.
Сказать, что было тяжело - ничего не сказать. Северному человеку, которому летом в 25 градусов жары уже было слишком, атмосфера, когда в квартире 29 при постоянно работающем кондиционере, а на улице вообще переваливает за 45, едва солнце встает достаточно высоко, приходилось совсем несладко. Но приходилось привыкать, в рабочем помещении кондиционерам приходилось преодолевать еще и нагрев аппаратуры. Хорошим способом приводить себя в чувство было употребление охлажденной обдувом бутылок воды с выжатыми в нее некими цитрусовыми, которые никто не мог определить по названию. Знали и передавали как легенду рассказ о некоем специалисте того же профиля, что и Кот, который помимо основной профессии был увлечен растениеводством и занялся в свободное время скрещиванием местных мандаринов, с лимонами и еще чем-то. В результате вокруг здания росли кусты, на которых висели зеленые плоды с зеленой же мякотью, но столь отчаянной кислоты, что стоило куснуть такой плод, происходило мгновенное возрождение сил, сон сбрасывало с усталого сознания, как одеяло, челюсти сводило и требовалось срочно запить этот псевдо-цитрус водой.
А с водой была напряженка. Чтобы ее можно было пить, приходилось водопроводную воду кипятить в ведре не менее четверти часа, а потом фильтровать через вафельное полотенце, на котором оставался толстый слой извести. Практически, пили воду близкую к дистиллированной, оттого без нужных организмам солей. Через полгода у многих начали выпадать из зубов имевшиеся пломбы. Но самым тяжелым фактором был все же рваный, меняющийся график работы. 8 часов разницы с московским временем создавали большое неудобство. Там еще спали, когда мы работали, а потом там просыпались и мешали спать нам, поскольку работали они. Такие вот издержки.
По случавшимся выходным семьи наши грузили в автобус и везли купаться на океан. Это были праздники для детей, которым перепадало вкуснейшее мороженое, некий аналог колы, который назывался "рефреско". Мужчин и женщин иногда удавалось побаловать хорошим местным пивом.
Прошло всего дней десять, когда вечером в квартиру Кота постучали. На пороге стояли хорошо одетые для местного жаркого климата мужчина и женщина. Без лишних предисловий представились работниками посольства и сообщили, что им известно об опыте работы жены Кота воспитателем, поэтому они предлагают ей поработать в детском - пионерском лагере для детей советских работников в Рио Гуанабо, на берегу океана, где ей и детям будут предоставлены условия для нормального проживания, питание и прочее. Жена растерялась и посмотрела на Кота. Тут даже не стоило раздумывать. Одно дело сидеть с детьми за забором и раз в неделю, а то и в две выезжать на пляж, а то всем просто жить на берегу океана. На следующий день за женой и детьми пришла машина из посольства. Кот не особо расстроился. Наоборот, у него появился легальный повод по выходным получать разрешение на поездки в Гавану и дальше в Рио Гуанабо. Да и когда нет в доме ненужной суеты, можно сосредоточиться на работе на все сто.
А работы было много, напряженной и интересной. Но о ней распространяться не принято. Дети Кота еще в бассейне получали первые навыки плавания. А здесь, когда они практически не вылезали из соленой океанской воды, автоматически плавание стало частью их существования. Жена руководила отрядом довольно взрослых ребят, поэтому отличий от ее прежних подопечных было немного. Питание в лагере было отменным. К концу лета дети Кота уже мало чем отличались от местных мальчишек по цвету кожи. Прошло лето, стало не так жарко, но тем не менее это все равно по российским меркам было лето.
Проблемной точкой в жизни замкнутого коллектива из ста семей была точка торговли. Точнее один единственный магазин, в который по пятницам поступал разный товар. При этом как в сельских магазинах Советского Союза, привозили все вместе - говяжью тушенку, трусики для девочек, мыло, зимние сапоги, футболки, нитки, одеколон и прочую мелочь.
Именно одеколон был вожделенным товаром. И самое главное, он был не средством мужской гигиены, а совершенной валютой, или универсальным средством для обмена на местные товары, которые доставлялись прямо на дом. Первый пример такого обмена случился сразу после отъезда той семьи, которую сменила в квартире семья Кота. Стук в дверь, и на пороге несколько местных жителей. На багажнике велосипеда лежит довольно увесистая ветка бананов. Заученные фразы на испанском помогли мало. Но местные заулыбались, констатировали: "Нуэвос! Аста маньяна", и отбыли. Чуть позже набор обиходных фраз значительно расширился, а лексикон Кота охватил все необходимое для обмена бананов и ананасов на... буквально все.
Кубинцы жили на продовольственных карточках, по которым гарантированно получали определенный объем продуктов. Все, что росло у них под боком, они охотно приносили для обмена на консервы, нитки, иголки, мыло и одеколон. Особым спросом пользовались яркие красивые ленты для волос. А теперь о соотношении ценностей. В центре Гаваны работал магазин советских книг, где можно было купить серьезные собрания сочинений, о которых в Советском Союзе обычным гражданам без нужных связей приходилось только слышать. А здесь "разумное, доброе, смелое" на русском языке засеивалось за какие-то копейки, то есть за центавос. Если на корешке книги было выдавлено "1 рубль 10 копеек", то издание это продавалось на улице Обисп за 1 песо 10 центаво. А флакон "Тройного" одеколона кубинцы охотно покупали за 8 и 9 песо. Поэтому одеколон за 70 копеек мог спокойно покрыть приобретение собрание сочинений в несколько томов. Такой вот идеологический перекос.
Поскольку и для Кота, и для его жены книги в то время представляли собой непреходящую ценность, объем приобретенных изданий начал существенно расти. Тут стоит разу оговориться. Кот вез с собой на два года всякого барахла, то есть целых восемь ящиков различного объема, наполненных нужными вещами. Через три года (почему три, а не два - чуть позднее) на корабль пришлось грузить 23 ящика, 8 из которых были забиты книгами.
Но вернемся к магазину. В традициях советского авторитаризма, первыми за покупками являлись жены командира, замполита, зампотеха и зампоопер. Порой приходили с мужьями. Брали все, что хотели и сколько хотели. Остальным доставалось то, что осталось. При этом продавцу приходилось как-то нормировать товар, чтобы всем хоть что-то досталось. Самым издевательским было то, что из офицеров назначался ответственный за то, чтобы вывесить на всеобщее обозрение перечень поступившего товара и указать, сколько и чего можно купить простым смертным. Как правило, это распространялось как раз на самые элементарные вещи.
Недовольство основной массы женщин копилось долго. Кот не придавал этому никакого значения, с учетом того, что никогда не болел вещизмом, также, как и его жена никогда не была шмоточницей. Конечно, надо учитывать, что Ленинград все же был на хорошем снабжении, как и Москва, а большинство приехало из мест, где торговля не особенно баловала жителей разнообразием. Кот понимал, что он и его жена - объекты особой зависти. Жена получала за работу в лагере, а потом, когда ее пригласили преподавать в школу посольства, не кубинские песо, а доллары США. А в те времена на острове свободы ходили простые песо для основной массы граждан республики, песо повышенной покупательской способности, так называемые "зеленые песо", их получали кубинские моряки и специалисты, работавшие за границей, "красные песо" для советских специалистов, которые также были более ценными, поскольку на них можно было покупать в особых магазинах то, что в простых кубинских просто отсутствовало. И вершиной покупательской способности обладали все же доллары США, которые платили специалистам, работавшим в дипломатических представительствах и еще кое-где.
Соотношение обмена одних денег к другим выглядело забавным: за восемь обычных песо можно было купить 1 красный, за пять красных 1 доллар. Курсы менялись, но многие умудрялись столько всего привезти из СССР того, что было востребовано кубинцами, что могли через некоторое время купить в валютных магазинах японскую аудио- и видео-технику. А стоила она в долларах немало. Самым выгодным товаром для обретения валютных чудес была именно лента для волос.
"Синта" - и чем красивее и шире лента, тем дороже за метр покупали ее кубинцы. Некоторые образцы шли по 15 песо за метр. Но все это было незаконно, наказуемо и подвергалось осуждению командованием. Каждой семье ежемесячно выдавались обычные кубинские песо, чтобы в своем магазине расплатиться за ту самую мелочь, количество которой дозировалось. Пайка, также выдававшегося на каждую семью, а его размер можно было несколько регулировать по потребностям семьи, хватало вполне. А с учетом того, что у Кота семья все лето была на содержании посольства, так и вовсе накапливался ощутимый избыток.
В один из дней, после невнятного шума в день "отоварки" в магазине, женский коллектив потребовал собрать общее собрание с присутствием командования. Собрание собранием, но такое вот мероприятие ни Кота, ни его жену, которая уже трудилась в школе посольства не волновало, и участвовать в этом они не собирались. Дело происходило после смены командира и одного из его заместителей, убывших домой по замене. Еще одно было существенным для понимания особенности семьи Кота. Они были единственной семьей из Ленинграда. Все прочие объединялись в некое подобие землячеств, где семьи знали друг друга по прежнему месту службы мужей.
Эта картина до сих пор в памяти Кота. Вечер после заката палящего местного солнца - время прогулок по относительно свежему воздуху. Можно пройтись, не слыша назойливого гудения кондиционера, хотя и к нему они уже тогда привыкли. Из-за угла дома вышла довольно представительная группа возбужденных женщин и прямиком направились к Коту и его жене. "Мы вас выбрали!" - единым духом выразились все... "Куда выбрали?" "Председателем комиссии, теперь от каждой барки (коллектива, прибывшего одним кораблем) будут представители, а вы будете ими руководить!" "А меня то вы спросили?" "Мы только вам доверяем!" "Но у меня вообще на это свои взгляды, мне все эти хлопоты не особо интересны" "Вот, именно поэтому... Вы человек не заинтересованный... У вас тут земляков нет..."
Еще было много разных аргументов. И Кот понял, что отвертеться не удастся, и его спокойная жизнь, вдумчивая и сосредоточенная работа практически завершились. Надо признаться, что у себя в части Кот долгое время возглавлял комиссию народного контроля, под наблюдением которой, в том числе находился и магазин. Пришлось напрячься и придумать схему такой ротации очереди, при которой и волки (заместители командира), и овцы (все остальные) были бы и сыты, и целы. И Кот придумал, исходя из древнего принципа - разделяй и властвуй. Все сто человек были поделены на группы по своим кораблям (баркам), внутри групп шла ротация - каждый становился первым, а потом вновь последним, но заместители оставались первыми в своей группе.
Придя с этим предложением к командиру, Кот не был уверен, что получит однозначную поддержку. Но новый командир его схему оценил мгновенно. И прямым текстом заявил - "Если кто-то из заместителей станет качать права, немедленно звони мне". Все сто семей отнеслись к схеме с пониманием и выразили свое одобрение на первой же отоварке. Все пошло организованно и спокойно. Каждой группе выделялось время, никто не стоял и не дышал в затылок. И самое главное список абсолютно всего, что привозилось, вывешивался рядом со списком очередности. Каждый мог оценить, чего ему хватит. Нервы всех постепенно пришли в порядок. Но существовало еще и женское "лобби".
Каждый раз комиссия собиралась, чтобы определить, по сколько, и чего на семью можно было купить. Но жена и дочь замполита, который был впереди, но все же четвертой по очереди группы, пилили мозг главе семьи, он выносил мозг комиссии и Коту, наплевав на то, что Кот заступает на дежурство, что ему надлежит выспаться перед ночной работой. Это было противно, это было трудно. Но однажды, когда замполит попытался выдернуть Кота с рабочего места, Кот вспылил и посоветовал получить разрешение у командира на то, чтобы ему прекратить выполнять то, ради чего он, собственно, приехал. Все постепенно сгладилось.
Внезапно Кота вызвал командир и предложил задержаться на острове еще на полгода. До отплытия барки Кота было еще было как раз почти полгода. Посоветовавшись с женой, Кот решил согласиться. Но прошло каких-то месяц - полтора и командир вскользь бросил при встрече: "Я тебя еще на полгода оставляю...", "Конечно, до осени, я же дал согласие", "Ты не понял, не до осени, а еще на полгода, то есть на год в целом". Это было неожиданно. Мнения Кота даже не спросили. И это было беспрецедентно в истории работы объекта. Но еще интереснее стало, когда выяснилось, что на год дольше обычного срока оставляют еще три семьи. Все они были с одного корабля, все специалисты высокой квалификации, каждый в своем деле. Позже на совещании всем была доведена официальная информация с мотивировкой этого решения - эффективность работы группы с участием этих специалистов возросла в разы. Без комментариев.
Шло третье лето нашей жизни вдали от родных берегов. И наступил август 1991 года.
За несколько дней, наблюдая за происходящим в столице и в стране со стороны, не имея связи с руководством, мы понимали, что лишаемся Родины, которой служили. О нас вспомнили через полтора месяца. Ожидать можно было всего, но прозвучавший в трубке вопрос: "Вы там живы?" настроил на тяжелые ожидания. Вместе с кубинцами мы вступили в "особый период в мирное время". Всегда готовые схватить свои автоматы кубинцы, обожали свою военную форму, радовались учебным тревогам и сборам как мы мальчишками радовались участию в играх "Зарница". За три года Кот ни разу не видел кубинца в не отглаженной, не выстиранной, в неопрятной форме. Охранявшие объект национальные гвардейцы в малиновых беретах с огромными "кольтами" или "стечкиными" в кобурах были образцами военной выправки. И эти кубинцы не бросили нас в тот момент, когда руководство новой страны забыло и бросило наши семьи. Когда в угоду новым "партнерам" вынашивались планы разрушения того, что нами создавалось.
Началось с того, что из кубинских магазинов, где порой удавалось прикупить дополнительно к пайку свежих яиц или хлеба, исчезло все. Свободно можно было купить апельсины, маниоку или батат. Картошки не было. Чтобы заменить ее бататом, приходилось резать этот толстый корень на кусочки, вымачивать в воде, сливать насыщенный крахмалом раствор, варить, снова сливать, обжаривать, и только тогда получалось что-то вроде жареной мороженой картошки сладковатого вкуса и жесткой. Привычного мяса уже не привозили, на паек выдавали битых кур-несушек, которых стало нечем кормить, корма из СССР уже не везли. Эту курятину также можно было варить до бесконечности, а потом долго жевать как резиновую. Но кончились и куры. Под нож пошли свиньи. Наши холодильники были забиты свиным салом. Много его не съешь, как ни старайся.
Но все рано или поздно кончается. Пора было собираться домой. Мы ехали в незнакомую страну. Забирали все, что смогли - даже крупу, выданную на паек, оставив сменщикам необходимый на первое время запас. И опять Коту поручили отработанный им же полгода назад участок - погрузку на борт пришедшего за нами "Ивана Франко" всех наших бесчисленных ящиков. Машинам с нашей поклажей планировалось ходить всю ночь. В этот раз простоя не должно было быть. Наладив в порту знакомства с кубинскими таможенниками и сотрудниками порта, Кот предложил командиру нестандартный ход. Вывезти часть желающих семей на корабль еще поздно вечером, чтобы детей и жен положить спать уже в каютах, самим заниматься погрузкой. Тем самым сокращалась угроза массовой пьянки на проводах, высвобождались квартиры для прибывших, что тоже более удобно. Получив одобрение, Кот собрал целый автобус желающих спать в тишине и не участвовать в традиционном хождении из дома в дом ради выпивки и закуски.
Утром огромный "Иван Франко", стоявший под погрузкой через батапорты и грузовые люки с помощью корабельных стрел, возвышался над причалом так, что войти на борт через трап можно было только по наклонной вверх. К концу ночной погрузки, этот же трап стоял под углом вниз. Зато в двух выделенных Коту двухместных каютах спали жена, двое парней и кошка, которая прожила с ними больше двух лет, и которую жена оставить сменщикам категорически отказалась. Остался сын кошки - рыжий Кеша, который, поняв, что его оставляют, очень обиделся и нехорошо поступил. Кот не осуждал этого драчуна и хулигана, который просто был членом семьи, которому не суждено было сменить дом и страну. Дети обнимали Кешу и плакали. Похоже, Кеша тоже плакал.
Утро, как и всегда на острове, наступило, когда солнце выпрыгнуло из-за горизонта. Оно там всегда выпрыгивало, чтобы мгновенно опалить все, что не защищено. Вымотавшись за ночь на погрузке, Кот, устав махать с борта провожающим, пошел в душ, смыть с себя пыль и пот. Палуба под ногами закачалась, это значит "Франко" вышел из защищенной гавани и шел вдоль побережья. Этих минут хватило жене Кота, чтобы улечься в приступе морской болезни. Каких-то три балла волнения, легкая бортовая качка, а она уже не состоянии самостоятельно двигаться. И так целых десять дней перехода до пункта бункеровки на португальском острове Мадейра в порту Фуншал. На седьмой день практически голодовки жены, Кот отправился к судовому врачу, который выдал один единственный совет - "Дайте ей водки!", "Так она не пьет", "Ну, тогда не знаю" - развел врач руками. Но едва корабль отшвартовался в порту и качка прекратилась, жена вскочила на ноги, и восторженно заметила, как ей легко. Ну да, конечно, после десяти дней на воде...
Внезапно по судовой трансляции Кот услышал свою фамилию и указание прибыть в один из баров корабля. Встретивший его начальник эшелона, в присутствии непосредственного начальника Кота, попросил его узнать у начальника порта, есть ли возможность пассажирам сойти на берег погулять по городу. Для Кота не было проблем обратиться к португальцу, поэтому контакт был тут же налажен. И великодушный чиновник с удовольствием сообщил, что мы находимся в свободной экономической зоне, поэтому пассажиры могут в течение суток без всяких виз перемещаться по территории острова.
И наш советский контингент впервые столкнулся с реальностями западного мира. Тут же вспомнился Жванецкий с его миниатюрой про Германию - "Но эта жратва... сто сортов колбасы!" А тут еще проще - апрель, "А когда у вас появляется первая клубника?" - "В восемь утра, сэр". И вот она эта самая клубника - проход из порта в город проходил через здание огромного магазина. Тогда термины "супермаркет" и "гипермаркет" еще не вошли в наше сознание. Но что по чем в этом мире, стало понятно немедленно. В магазинах было все, заработанные доллары жгли карман, и в ближайшем банке купюру в 10 долларов обменяли на 700 тогда еще эскудо. А цифра семьсот в сознании советского человека - сумма очень серьезная. То, что она не соответствует нашим представлениям стало ясно мгновенно. Стоило взглянуть на ценник телевизора "Блаупункт" германского производства.
В маленьком магазине удалось подобрать жене скромные серебряные сережки на память о Мадейре и прикупить несколько сувенирных флакончиков португальских вин. Но оставшиеся гроши были приобретены детские машинки мальчишкам и ножик с пружинным лезвием для Кота. Детей на прогулку по Португалии взять не разрешили.
У причала неподалеку от "Франко" стояла яхта под британским флагом - довольно большой по размерам кораблик, сквозь стекла салона которого просматривался еще какой-то подводный аппарат внутри. Скорее всего, это было что-то океанографическое. Бодрый парень лопатил палубу здоровенной шваброй. На вопрос Кота, чья это яхта, парень гордо ткнул себя кулаком в грудь, заявив "Моя!" Через пару часов яхта отдала швартовы и двинулась в океан. А вечером отошел от пирса и "Франко".
На это раз Коту повезло несказанно, эшелон прибывал в Ленинград, ставший к этому времени Санкт-Петербургом. Поэтому предстоял переход северным путем, то есть через Северное море, датские проливы и Балтийское море. Но до Северного моря Атлантика преподнесла всем свой "сюрприз". Ветер с северо-запада развел сильную океанскую зыбь, капитан почел за благо обойти известный своими опасными штормами Бискайский залив, и трое суток "Франко" как щепку океанские валы то поднимали вверх, то опускали вниз. Все укачивающиеся немедленно выбрали горизонтальное положение, чтобы сохранить способность мыслить. Все оставшиеся вынуждены были принять нагрузку на себя, то есть дежурить по палубам, где располагались солдаты, проходившие службу в наших частях на Кубе. К концу этой пытки, когда заснуть у себя в постели удавалось на мгновение, когда корабль взбирался на волну, и организм подавал сигнал тревоги, едва он начинал опускаться, все измотались достаточно серьезно. Не помогала уже и выпивка. Да и запасы практически иссякли.
Собравшиеся в кормовом салоне дежурные офицеры мучительно вспоминали, в каком ящике могло еще что-то остаться из запасенных рома, ликера или прочего. Но к середине ночи "Франко", наконец вошел в пролив Ла-Манш. Все в облегчении вышли под холодный моросящий дождь. И надо же было, чтобы прямо нам в глаза тут же засветил яркий прожектор французского патрульного вертолета. "Алуэтт" завис над нами, изучая обстановку. Мы помахали ему руками. Утром сквозь пелену тумана стал виден норвежский фрегат, шедший параллельным курсом, и тоже высматривавший что-то на нашей палубе. Узости датских Каттегата и Скагеррака позволили оценить скалистый берег, где происходила трагедия принца Гамлета. К утру следующих суток изменился цвет воды. Из серой она стала бурой. Балтика принимает много рек с болотистой водой.
Утром следующего дня Коту не спалось. Волнение было запредельным. Май уже вошел в свои права зачинщика белых ночей. Едва розовые от первых лучей солнца облака стали просвечивать, как яркая золотая искра возникла на горизонте, символизируя окончание долгого путешествия. Это сиял шпиль Адмиралтейства. Еще одна искра - включился в салют шпиль Петропавловской крепости, снова всплеск золотого огня - засиял купол собора святого Исаакия Далматского. Не было тогда для Кота зрелища более желанного и более торжественного.
Картинки к жизни
Сине-зеленый полумрак с редкими всплесками желтизны, когда солнце проглядывает сквозь набежавшие облака. Неподалеку в светлом пятне видны наросты кораллового рифа. Близко подплывать не рекомендовано, хотя, преодолев естественный страх перед неизвестностью Кот заглянул за "красную линию". Дно там мгновенно, как наклонная стена уходило в жуткую темную синеву. Чуть просматривались тени, преувеличенные соленой водой. В рамку прилипшей к лицу маски тут же вползал природный инстинктивный ужас перед тем, что человеку осилить не дано.
Не торопясь двигая ластами, Кот приглядывался ко всему, лежащему на песке. Просто песчаные бугорки порой взрывались всплеском притаившейся жизни - небольшие скатики, взметнув местную песчаную бурю, резво мчались от острия пики, чтобы, пролетев над песчаным дном десяток метров, вновь затаиться, замаскировавшись под окружающий мир. Чуть вдали в нагромождении обросших камней суетились мелкие рыбешки всех цветов радуги. Те, что были немного крупнее проявляли любопытство, поворачивались боками к пловцу, рассматривали его, оценивали, насколько сей предмет опасен и уже неторопливо отходили подальше, на всякий случай.
Неприглядные в виде тушки на прилавке рыбного магазина морские окуни выглядят в привычной среде обитания как розовые фламинго на берегу африканского озера. Они восхитительны и грациозны. Удивительные существа даже не подозревают, что их ждет, если они окажутся объективно в пределах досягаемости для выстрела пикой. Но у Кота нет намерений превращать этих красавцев в тривиальную еду. Единственное, что было бы не жалко съесть - мурена, сидящая в расщелине, но ее еще надо достать.
Шестое чувство, которое часто срабатывает в случае опасности, очень полезно и вовремя заставило оторваться от созерцания донной сущности. Из мрака нарисовалась очень быстрая и достаточно крупная рыбина. Кот никогда не видел живьем или на телеэкране этих представителей океанской фауны. Но паспорт спрашивать не потребовалось - очертания тела, предназначенного для стремительного движения в плотной океанской воде, крупные глаза для обозрения окружающего пространства, выдвинутая вперед и приоткрытая челюсть с выступающими острыми зубами. Нет, это не селедочка из банки с надписью "атлантическая жирная пряного посола", это она, барракуда.
Наслушавшись от бывалых баек и страшилок, Кот смотрел в эти бездушные глаза, хотя смотрел на него только один глаз. Рыбка стояла к нему боком, оценивая его антропометрические данные. Кот просчитывал варианты - объективно, она маленькая, ей нет смысла нападать, но может она не одна, тогда где остальные? Если их много, то может забиться куда-то в коралловый лабиринт и прикинуться ламинарией? Рыбка продолжала нагло на него пялиться, явно не ознакомленная с теорией эволюции Дарвина. Она осталась в своей экологической нише, а человек пошел дальше... Интересно, куда успеет свалить человек? Пошла, пошла, пошла в сторону... Удаляется. Все скрылась в сине-зеленой мгле. Ничего уже не видно. Пока, пока, "аста ля виста, песка!" Может она по-испански соображает? Можно снова копаться пикой в песке, отыскивая красивые ракушки. Снова Кот подгребает ластами, не делая лишних движений, чтобы не создавать вокруг себя ненужной турбулентности. Гость я тут, гость, побуду недолго и свалю на свою сушу.
Толчок в ласту на левой ноге мгновенно вызвал судорогу всей ноги до самого паха. Кот в панике дернулся, переворачиваясь на спину и выставляя назад пику... Фу... Продулся он не в воздух, а в воду, пришлось подвсплыть и вытолкнуть из трубки набравшуюся воду. Трубка у Кота надставлена изрядным куском синей оболочки кабеля. Можно спокойно заныривать, оставляя полкорпуса у поверхности. В ласту стукнул плотик с добытыми ракушками, подгоняемый легким ветерком и волной. Размяв ногу, Кот двинулся дальше, уже в сторону берега, который был примерно в километре. Ага, вот, кажется симпатичная ракушка "развертка". Подцепив ее край пикой и перевернув, чтобы увидеть "зеркало", можно понять - живая она или мертвая, обросшая травой или тиной и ни на что не пригодная. Толчок в пятую точку увлекшегося Кота парализовал судорогой обе ноги сразу! Черт! Никого опасней собственного плотика, подкравшегося совсем близко, позади не оказалось. Но... Сине-зеленая мгла за плотиком колыхалась, ничего спокойного и безмятежного не внушая. Кот решительно развернулся в сторону берега, до которого еще плыть и плыть. Он уже пятый час в воде. Зашли в восемь утра, вернуться надо к двум, а до берега еще плыть...
>>>>>>
Вечернее время на пляже Плайас-дель-Эсте - приятное и спокойное. Нет уже буйства палящего светила над головой, океан успокоился, вода едва колышется, буквально засыпая под розовым отсветом уходящего к горизонту светила. Кот надел ласты и маску с трубкой, чтобы в последний сегодня раз пройтись в полный мах в ласкающей тело океанской воде, обсохнуть, стряхнуть с себя образующуюся тут же соль. И можно отправляться домой. Все уже наплавались и расслабились. Пологое дно проползает в экранчике маски. Активное движение в плотной соленой воде доставляет наслаждение. Океан массирует каждую точку тела.
Вон на дне что-то похожее на бревно. Поворот маски в сторону... Кроль - хороший стиль для плавания в ластах и маске. Снова в экранчике маски дно. Интересно... Бревно как-то перемещается... Но тут же нет течения... Да вообще, откуда тут такие толстые бревна??? Поворот маски в сторону... Бревно? Или... Не... это не бревно!!!
Переворот в лучшей технике плавания в бассейне выполнен, несмотря на отсутствие навыков его исполнения. Руки и ноги работают в темпе, который никакими нормативами для плавания в ластах не предусмотрен. Можно еще быстрее??? Можно... И еще быстрее??? Легко! Кисти рук превратились в лопасти винта... Ноги уже не чувствуют сопротивления плотной океанской воды. Еще быстрее??? Да, запросто!!! Шуххх...
Это живот врезался в песок у самого берега. А руки еще в воздухе, чтобы сделать очередной рекордный гребок. А ноги еще колотят коленками, но уже по песку... Ух... И что это было? А какая разница. Оно осталось там, в океане, а я здесь целый и невредимый. Сердце колотится так, что требуется посидеть на песке и подышать, сняв маску. Интересно, перекрыл я рекорд по плаванию в ластах на дистанции метров в триста?
>>>>>>>
Все. Пора к берегу. Надо еще плотик тащить к месту стоянки. Где там мой напарник? Ага, вон его трубка торчит над гребешками волн. До берега недалеко, всего около полукилометра. Пошли потихоньку...
Небольшая стайка мелких рыбок проскочила мимо. А за ней... Коту показалось, что длина тела барракуды была больше его собственного роста. Мысль о том, что соленая вода увеличивает, как-то не сразу пришла в голову. Нервно продувшись, Кот подвсплыл и крикнул напарнику: "Барракуда... большая!" "Куда пошла?" "В море..." "А черт с ней!" и напарник снова занырнул.
Ага, черт то может и с ней, а важнее с кем она. Чувство опасности плотно поселилось в сознании, и буквально через несколько секунд Кот счел нужным продуться, подвсплыть и оглядеться. Особенно крутиться не пришлось... Эта тварь повисла у него за спиной. Мгновенно вспомнилось все, чему обучали бывалые - перевернуться на спину, выставить ласты, пику, что там еще можно выставить..., ага большой нож. Тоже ей навстречу... И по-тихому валить в сторону берега. Черт! А берег-то как далеко! Барракуды если нападают, то заходят снизу и вцепляются в живот...
Не... ноги в руки и в темпе вальса к берегу. Не забывая осматриваться, Кот рванул к спасительным пальмам на берегу. Тварь эта у себя дома и плавает она много быстрее. Отошла в сторону, поводила глазом и приоткрыла пасть. Ой, как не хочется переходить с ней в рукопашную. Исчезла в сине-зеленой мгле. Скорее грести ластами... Из сумрака океанской воды стал прорисоваться анфас этой твари. Идет на меня! Ноги вперед, пику, нож...
Опять встала во весь рост. Длинная морская сволочь! Пугает! Специально показывает свое превосходство во всех параметрах - росте, скорости, длине зубов, чего там еще? Дальше, дальше к берегу! Опять отошла... Еще скорее грести! Опять заходит! Ну и морда у нее противная. Встала, челюстью шевелит... Сейчас!
Кот, глядя в глаз барракуды с силой выдохнул, выдавив часть воздуха из маски, при этом горлом издал некий звук. Не испугалась. Продуться. Снова отошла во мрак. Вперед к берегу. Опять из сумрака воды стал увеличиваться анфас атакующей рыбины. Снова пика и нож ей навстречу. Теперь уже хотелось плыть на боку, чтобы все время видеть эту тварь. Почему-то она заходит все время справа. Берег уже ближе. Дно уже буквально в полутора метрах. Ну, чего тебе надо? Все уже, вода посветлела от близости песка на дне. Но силуэт барракуды все также виден справа.
Стало еще мельче. А вот и первый нанос - вал песка, нанесенного прибоем. Глубина на нем вообще по колено. Кот буквально перевалился через песчаный барьер и замолотил ластами к следующему. Там еще мельче. На дрожащих от напряжения ногах Кот встал на очередной нанос и осмотрелся. До берега еще метров сто. Впереди еще часть пути, который удобнее проплыть, чем пройти, пятясь в ластах. Ежей, обычно, там не бывает, но все равно, смотреть под ноги надо. Лучше плыть...
Где эта сволочь? А сволочь выставилась в этом самом углублении, ей там комфортнее. И стоит мордой в сторону Кота. Кот плюхнулся с наноса так, чтобы наделать больше шума и поднять со дна мути и песка. Сам себе ограничил видимость. На всякий случай, пику и нож выставил вправо. И снова ноги в ластах молотят воду. Всё. Уже совсем мелко, уже можно встать и идти спиной к берегу. Пика и нож все еще смотрят в сторону океана... Как хорошо опуститься на сухой песочек и вытянуть дрожащие от напряжения ноги.
>>>>>>>>
Туча заходила с неожиданного для летнего ливня направления. Обычно дневной ливень "включается" как будто повернули кран и также выключается. В одно и то же время. А эта туча сине-черная идет явно вне графика. И, черт его побери, ветер поднимается и гонит мелкую резкую волну от берега. До него метров восемьсот. Напарник в этом выезде на морскую "рыбалку", а фактически поиск и сбор морских раковин, недостаточно хорошо видит в даль. Очки под маску на засунешь. Он все время держится чуть сзади Кота. Зато у Кота его новый "плот". Старый испортили приезжавшие москвичи. Оставили его вместе с добытыми ракушками в ангаре. Разлагающиеся моллюски просто разъели пенопласт.
Пришлось делать новый плотик. К обычному варианту - две связанные вместе коробки из упаковочного пенопласта, Кот приделал три довольно длинные "лыжи" из бруска строительного пенопласта. Строители нового ангара помяли одну облицованную алюминием балку и выкинули ее. Дело было за малым - оторвать металл и разрезать на нужные куски пенопласт. Получившийся тримаран едва поместился под тент грузовика, на котором поехали к океану. По дороге Кот выслушал немало шуток и подколок относительно его "авианосца". Но шутки мгновенно иссякли, когда Кот просто уселся поверх своего сооружения и стал ластами грести в океан как веслами. "Авианосец" едва просел в воду под весом взрослого человека, а обычный плотик вмещал добытые ракушки, бутылку или флягу с водой для питья и еще одну банку с перекусом. Тут же нашлись желающие пойти в океан в паре с Котом. Но Кот на своем "авианосце" дождался напарника, который зацепился за транец, и погреб дальше, оставив завистников с их прежними шутками шутить над самими собой.
Но теперь надо было побыстрее двигаться к берегу. Обычно рыбалка завершалась у прохода через риф, где впадающая в океан пресноводная река не позволяла расти коралловому рифу. До него доходили и тут же поворачивали к берегу. Всё-таки у острова водится тридцать три вида акул, и только "песчанка" предпочитает что-то не слишком большое теплокровное. А ветер все усиливался, волны становились выше. Привязанные к поясу плотики изрядно тормозили движение. Теперь "авианосец" играл против. Его высота служила парусом. Глядя в окружность маски, Кот видел, как медленно он продвигается относительно дна, даже когда удается грести обеими руками в полную силу. Перевернувшись на спину, Кот попробовал работать одними ногами, скорость если и увеличилась, судить о ней было невозможно. К тому же злые короткие волны норовили поддать под маску, поэтому одна рука могла подгребать, а другой пришлось придерживать маску, да и трубка была совсем в неудобном положении.
Чтобы передохнуть, Кот подтянул к себе "авианосец" и зацепился за транец. Волны шлепали в передний бортик, и "лыжи" сглаживали резкие колебания. Вот же, что надо! Можно вообще сбросить в плотик маску, прикрываясь бортиком на "лыжах" дышать в полную грудь, и изо всех сил работать ногами. Кот окликнул напарника и показав ему - "следуй за мной", двинулся вперед.
Даже имея водонепроницаемые часы на руке, засекать, сколько времени им потребовалось, чтобы добраться до берега, не хватило соображения. Наверное, это было достаточно долго. Лившийся на головы пресный дождь смывал с губ брызги соленой океанской воды, создавая иллюзию насыщения питьевой влагой. Шквалистый ветер с берега, по мере приближения к вожделенной песчаной полосе, становился не столь резким. Если бы через проход в рифе этот самый ветер унес бы их в океан...
Сил не было даже чтобы встать. Оба выползли на берег и еще какое-то время лежали на песке, частично в воде, приходя в себя и давая отдых непрерывно работавшим на пределе ногам. Ветерок, который на берегу есть всегда, начал через высыхающий трикотаж белья отбирать тепло у тел. При температуре воздуха около 35 по Цельсию, они начали замерзать. Удалось встать на колени и выползти на сухой песок, прошедший ливень уже впитался и сверху песок снова успел подсохнуть. Надо было содрать с себя трико, чтобы теплый воздух согрел кожу. Первое что произнес измученный не менее Кота напарник - "Ты греб ногами так, что мне казалось, впереди идет торпедный катер...". Ответ Кота был предельно честным - "Как-то очень жить захотелось...".
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023