- Мороз. Холодно. Снега навалило,- гундел я, пытаясь отмазаться от поездки в Черное, на нашу охотничью и рыболовную базу.
- В зимней полевой нормально будет, - продолжал свою осаду старшина подразделения. За ним, как мне стало известно, набралось еще человек пять.
- А у меня валенок нет. А в сапогах все равно будет холодно, - продолжал отбиваться я. Старшина, словно зайца за уши из волшебного цилиндра, одним ловким движением выдернул откуда-то пару практически новых постовых валенок.
- А, вот, как раз размер будет - на шерстяные носки и фланелевые портянки наденешь, ни за что не замерзнешь.
- Да, я вообще, никогда зимней рыбалкой не занимался. У меня и снастей нет,- продолжал отнекиваться я.
- Снасть - вообще не проблема. У всех про запас чего-то найдется. А тебе что за ловля - наливай да пей!
- Так я же водку не пью, практически. Ну, не люблю я ее проклятую!
- А мы для тебя возьмем бутылочку коньяка - выкинул из рукава козырного туза старшина.
- Ну, вот. Вечно с вами проблемы возникают. Это к командиру надо идти за транспортом...
- Я с командиром уже все порешал. Шестьдесят шестой нам дают. Тем более на отработку едем, целый трудодень себе в актив занесем.
- А чего там, на базе в такой мороз делать-то можно?
- Так я в охотхозяйстве путевку на отработку выписал на проведение егерского обхода.
Изумлению моему не было предела, но и хитрости старшины края тоже не просматривалось. Оставалось только согласиться стать старшим выезда по праву офицера - охотника, пойти получить у командира инструктаж для предотвращения "утопления в полыньях" и "алкогольного обморожения" в условиях сильных морозов.
Зима в тот год выдалась исключительная. Побившие все исторические максимумы морозы, наконец, ослабли, запасы снега все продолжали накапливаться. Поэтому едва ли вопрос проваливания под лед по причине его слабости был актуален. Важно было обеспечить себе более или менее комфортный проезд в кузове крытого брезентом грузовика в течение нескольких часов, чтобы попасть на базу к началу светового дня. Для этого собравшиеся в поездку любители подледного лова постарались набить железный кузов добротно высушенным сеном из нашего подсобного хозяйства. Надо еще понимать, что те давние уже годы порядок пользования базами в охотничьих угодьях для закрепленных охотничьих коллективов предусматривал так называемое "трудоучастие" в благоустройстве самих баз и угодий, проведение работ по ремонту инвентаря, подкормочных и заготовительных работ, изготовление солонцов и кормушек. Все эти работы были понятны и обычно выполнялись в весеннее, летнее или осеннее время, называясь при этом по умному биотехническими. Поэтому понятие егерского обхода оставалось до поры до времени темой с несколькими неизвестными. Старшина успокоил, что на месте нам все объяснят, и сложности никакой в этом обходе не предвидится. Оставалось поверить ему на слово. Фактор зимнего времени учитывался при этом как-то слабо.
Поездка в трясучем железном кузове частично сглаживалась большим ворохом сена в кузове. Теплейшие постовые валенки, выданные старшиной, в сочетании с проверенной зимней "полевкой" и завязанной под подбородком шапкой создали почти комфортные условия. Дремота под покачивания грузовика на мурманской трассе завершилась после поворота на грейдер в сторону нашей базы. Рассвело, и день, судя по ясному небу и легкому ветерку, обещал быть морозным и ярким. За Кобоной вслед нашему грузовику встал отчаянный мужик, ехавший по этому самому морозу на мотоцикле с коляской. Мотало его на разъезженном грузовиками в виде двух колей грейдере весьма изрядно. Тем не менее, мотоциклист упорно висел у нас "на хвосте". По мере того, как один за другим населенные пункты на маршруте нашего движения остались позади, его упорство начало настораживать. А когда он решительно свернул с дороги вслед за нами к базе, от него уже никто не ждал ничего хорошего.
Первое, что мы услышали на базе из его заиндевевшего рта, опустило настроение до самого низкого градуса.
- Вот и хорошо, что я вас встретил. Мне позвонили, сказали едут для егерского обхода люди... Как раз вовремя! Сейчас посмотрим по карте и пойдем.
Каждый из нас - участников выезда естественно вез с собой мешок или рюкзак с едой, термосом и прочим необходимым. Любители зимней рыбалки везли еще и ящички со своими снастями. Ну, а первое, что необходимо сделать после долгого перегона - самое естественное - освобождение от скопившегося в организме балласта в виде подлежащей сливу жидкости. Совершенно ясно, что в тяжелых зимних условиях для выполнения этой значимой операции времени уходит несколько больше, чем летом, когда на тебе нет толстых зимних штанов, зимнего белья и прочего. Удивлению моему не было предела, когда, выходя из домика высокой ответственности за сохранность окружающей среды, я не увидел возле машины или вблизи домика нашей базы ни единого человека из всех, кто прибыл вместе со мной. По глубокому снегу в сторону ближайшего перелеска, выходящего к Новоладожскому каналу и к самой Ладоге, четко просматривались несколько цепочек следов. Пока я доставал испод сена свой вещевой мешочек с едой и термосом, из домика егеря выскочил тот самый мужичок с мотоцикла. Он оказался местным охотоведом. При этом он с нескрываемым восторгом тащил в мою сторону огромные по весу, как мне показалось, и страшные по своей конструкции охотничьи лыжи.
- Вот! На тебе лыжи, кстати, палки, если надо, тоже есть.
Неуловимым движением охотовед достал из-за пазухи согретую телом карту угодий.
- Вот тут надо сделать заход на полуостров и идти вдоль канала до края залива, что выходит к Белым озеркам. А потом иди в виду берега. Главное лыжню топчи получше. Все следы перечеркивай палкой. Завтра я пойду по твоему следу. Буду проверять следы, которые за ночь появятся...
- Да за ночь заяц натопчет столько, что можно учесть его за целую стаю.
- Неважно, я разберу. На вот еще компас, на всякий случай, хотя по такому солнцу он и не нужен. И давай скорее, надо до сумерек обернуться. Я сам пойду в сторону Леднево, проверю полосу от озера на предмет кабаньих и лосиных следов. Ты их, если встретишь...
- Кого? Кабанов?
От одной мысли о возможной встрече в зимнем лесу с кабаньим выводком мне резко расхотелось идти куда-то дальше егерского домика.
- Не... следы. Кабан сейчас на дневке плотно лежит. Ему по морозу тоже не особо бегается. Главное - лыжами ему на харю не наехать.
- Утешил. Постараюсь не наехать. Тем более там особо удобного леса для лазания в лыжах по деревьям я как-то не припоминаю.
Охотовед одобрительно хмыкнул и вытянул из коляски мотоцикла собственные широченные лыжи - как раз топтать по сухим камышам - треск будет такой, что не только лоси и кабаны, спящие медведи, если они там есть, шуганутся.
Ничего другого не оставалось, как приладить к добротным моим валенкам с помощью брезентовых перемычек и резины куски древесины, которых, если поджечь, вполне хватило бы вскипятить ведро воды. Глядя на поверхность, которая по замыслу должна быть скользящей, я с грустью констатировал, что в далекой молодости этим лыжам было сделано натирание какой-нибудь стеариновой свечкой. Осталось встать спиной к солнцу и двигать по льду канала до места, где удастся взобраться на довольно крутой отвал этого гидротехнического сооружения. Уже через полчаса движения по ровному льду канала, засыпанному толстенным слоем мягкого сыпучего по морозной погоде снега, я вспомнил, что второй мыслью, посетившей меня на базе, была мысль о завтраке. Третьей мыслью было удивление скоростью, с которой любители зимней рыбалки успели слинять за горизонт, оставив меня наедине с азартным охотоведом.
Нет ничего прекраснее движения на лыжах по накатанной лыжне, когда каждый толчок и импульс от опоры руки на палку превращается в высокоэффективное продвижение вперед. Дыхание налаживается уже на первых сотнях метров. Мороз и ветерок, если он поддувает в спину, превращаются в союзников. Солнышко, пусть оно январское или февральское, подогревает спину и затылок... Мечтай, мечтай! Через полчаса движения на примотанных к валенкам дровах затылок под шапкой ушанкой начал подмокать от пота. Взятые на мороз постовые рукавицы на овчинном меху уже заменены на более приспособленные к энергетике движения шерстяные перчатки. Дубиноподобные палки с кольцами из ивовых прутьев проваливаясь в снег на половину длины, скорее тормозят, чем помогают. Оттолкнуться от рыхлого глубокого снега не удается. Притормозил и оценил тянущуюся за мной лыжню - колея глубиной почти до колен. Носки лыж вспарывают целину и пропадают в снегу. Картина какого-нибудь передвижника - Иван Сусанин заводит рака за камень, то есть поляков в лес, из которого самостоятельно им не выйти. Только в моем случае след остается выразительно отчетливый, и снегопад или метель его не скроют. Единственное желание становится все отчетливее - поесть и попить. Даю себе слово - как только найду место для подъема на берег, сделаю привал. Но пока ничего пригодного не видно. Скоро за поворотом канала скрылись последние избы села Чёрное вместе с куполами его церкви. Надо идти дальше.
Топчу, скользя по гаревой дорожке... Это я подбадриваю себя песней Высоцкого. А друга гвинейца, который так и прёт, на горизонте нет и быть не может. Ну, вот что-то похожее на место, где можно взобраться на берег. Сверху просматривается ровное русло канала, уходящее на северо-восток. Теперь вниз, в лес. Точнее, это еще не лес. Теперь лыжи еще и цепляются за невидимые под толстым снежным покровом кусты и сучки. Всё! Привал. Достаю из вещмешка проверенный в боях и походах термос, вареную картофелину, кусочек хлеба с салом. Господи, как же это все вкусно! Хочется посидеть подольше, но надо двигаться, иначе ставшая уже мокрой рубашка под свитером перестанет выполнять свои функции. Курс на северо-запад. А вот и первые следы. Делаю заметные на поверхности снега росчерки палкой. Двинулись! По мере углубления в лес цеплялок становится меньше. Между медовыми стволами сосен снега все равно много. И здесь он еще более рыхлый. Лыжи проваливаются уже так, что кромка снега оказывается выше колен. Под таким покрытием яму увидеть сложно, поэтому, влетев в одну, я выбирался из нее четверть часа, и еще четверть часа отдыхал от пережитого. Прошел еще час движения по заснеженному лесу. Опять мучительно хочется есть. На этот раз в компании с хлебушком и сальцем внутрь полетело отварное яйцо. Хорошо, что термос литровый...
Через час становится светлее в лесу, то есть деревья редеют, и я выхожу к берегу озера. Знакомая по летним очертаниям линия залива. Наконец-то. Отсюда надо развернуться на юг и топать по дюнам. Оказалось, что каким-то неведомым ветром выпавший на краю дюн снег уплотнился в довольно твердый наст. Нет ничего лучше, как скатиться по склону хотя бы метров тридцать. И при этом не упасть, влетев носками лыж в участок рыхлого снега. По спине уже течет. Зато идти теперь лицом к солнцу и ветру. Пот на лбу высыхает самостоятельно. Сосульки с усов падают без посторонней помощи. Следов здесь мало, тормозить для упражнений в игре "крестики-нолики" почти не приходится. Проходит еще один этап борьбы за выживание в лесу - очередной перекус и перепив из термоса. Выбираю линию движения по дюнам. Уплотненный ветром снег уверенно держит лыжи. След остается, но лыжня совсем неглубокая. Мне легче. Только каждая замаскированная снегом ямка норовит вывернуть лыжу и завалить тебя туда, где снег существенно мягче и глубже. Пара кувырков мной уже исполнена. Обхохочется завтра охотовед, когда увидит следы моих "фетясок".
Лицо уже горит от ветра и солнца. Ушанка держится на голове исключительно за счет упора в воротник ватника. Пару раз она уже падала в снег. И чего я не взял вязаную шапочку? Хотя по утреннему морозу она едва ли была бы к месту. Зато теперь... Готовь сани летом! К чему это я? А, к лету! Во рту уже почти Сахара. Снова хочется поесть и попить. Еда еще есть, так называемый "общак" - консервные банки, рассчитанные на коллективное употребление вместе с выпивкой. А вот в термосе уже остатки. Что-то еще плещется, этого что-то откровенно мало. Движение навстречу солнцу и ветру продолжается.
Из-за верхушек сосен проступают как символы близкого избавления от мучений купола церкви, что стоит на перешейке между Новоладожским каналом и озером. Сил прибавляется. Сколько же я топчу эту чертову лыжню, размахивая палками над каждым следом зверька, пробежавшего поперек линии моего движения? Надо еще дойти до базы. Течет, похоже, уже не только по спине. И откуда в человеке берется столько жидкости? Точнее, каким образом она так быстро просачивается из желудка и добегает до спины и дальше? Занятные уроки человеческой физиологии развлекали меня последние несколько километров до домика на базе.
Лыжи с моих замечательных валенок с сдирал словно галерный раб свои оковы, как политкаторжанин, совершивший побег из Туруханского края, сдирал с себя кандалы, как отрывал от себя цепи, прикованный к пулемету смертник. Ненависть к этим изделиям была столь сильна, что глазами я искал топор, чтобы изнахратить их на мелкие щепки... и предать огню под дикую пляску. По крыльцу домика, избавившись от своих оков, я взлетел, припав в первую очередь к чайнику, стоявшему на плите. Теплый, но уже достаточно остывший, чтобы не обжигать чай входил в распаленное мое нутро, шипя по стенкам пищевода и желудка. Остановился я уже только тогда, когда уровень жидкости достиг ушей и грозился выплеснуться наружу. Поддерживающий тепло в домике старшина поспешил снова наполнить чайник водой и водрузить его на плиту. Вторым осмысленным действием была процедура снимания с себя всего, что было мокрым и просто прилипло к телу. Даже ватник зимней полевки вдоль позвоночника оказался мокрым. Рядом с ним на веревку над плитой повесили мокрый свитер, упревшие в поясе ватные брюки полевой формы. Надетое на обычное белье офицерское зимнее трикотажное белье было впору просто отжимать от пота. Старшина даже попытался это сделать. Что-то нашлось в шкафу, чтобы не сидеть голяком в протопленном, но все же прохладном домике - вагончике. Накинув на себя шерстяное одеяло с топчана, на вопрос старшины, пойду ли я на канал половить рыбы, я искренне ответил, что это произойдет, только когда я получу обещанный коньяк и что-нибудь съедобное, чтобы доползти туда и забросить в лунку всё, что имеет отношение к зимнему подледному лову.
За стенами нашего вагончика же происходило то, за чем мне не было возможности уследить. Группа оторвавшихся от преследования охотоведа любителей померзнуть на льду возвращалась с выхода, неся в карманах или везя в ящиках несколько мелких хвостов, главной задачей которых было оправдать длительное отсутствие дома их теперешних обладателей. И надо было так совпасть маршруту их движения с местом применения своих талантов рыбаками - жителями села, что один наш "удачливый" рыбак вошел в полный рост в широкую полынью, прорубленную местными для постановки своих рыболовных снастей. Полынью прихватил тонкий ледок, а поверх лег толстый слой свежевыпавшего снега. Поэтому как он шел, так и вошел в нее по самые конкретные микитки. Дальше окунуться не пустил надетый полушубок. Но для почти двадцатиградусного мороза и этого погружения в подледную стихию вполне достаточно. Естественной реакцией окружающих коллег было немедленно наладить его на базу для обсушки и обогрева. Поскольку все, что было взято с собой на лед, было уже выпито. Но надо было видеть эту картину маслом. Товарищ сбросил полушубок, упал на него спиной, поднял ноги, выливая из валенок набравшуюся воду, подхватился с полушубка, и не слова не говоря, рванул к дороге. Изумленная публика, с трудом закрыв отвисшие челюсти и притормозив уже почти сорвавшиеся с языка призывы, по своему содержанию далекие от призывов ЦК КПСС к очередному празднику, подобрала со льда его полушубок и зафиксировала всё увеличивавшуюся скорость движения новоокрещенного, а также направление его рывка, однозначно совпадавшее с расположением деревни Кобона, где магазин работал и в будни, и в мороз. Оставалось только присоединиться ко мне в ожидании результатов этого, несомненно, рекордного забега. К тому времени, как мои шмотки перестали вызывать отвращение от одного лишь прикосновения к ним, на пороге прогретого очередной топкой вагончика нарисовался беглец. Вид его свидетельствовал о прекрасном расположении духа и самочувствии, подтверждением тому была пустая поллитровка водки в одной руке и полная в другой. При ближайшем тактильном освидетельствовании, как того требовали наставления о предотвращении "алкогольного обморожения", одежда на нем и даже валенки оказались практически сухими, а температура тела соответствовала нормам международной организации здравоохранения. Дистанция до Кобоны длиной в восемь километров, преодоленная дважды в надлежащем темпе, оказала, несомненно, оздоравливающее и восстанавливающее силы воздействие на нашего товарища. Итогом, исполненного с высокой ответственностью и методической четкостью егерского обхода, были четыре с половиной плотвички (половинку одной отгрыз, пользуясь суетой на базе, кот егеря), ни одного обмороженного, ни одного занедужившего вследствие простуды или переохлаждения, ни одного "заболевшего" из-за излишнего употребления "топлива внутреннего сгорания". Единоличное попадание в полынью дружным голосованием коллектива было решено считать "учебным", с последующей отработкой методики обсушки и согревания за счет эндотермических резервов человеческого организма. Высокие результаты, показанные в забеге во время указанного мероприятия, были зачтены в ходе зимней полугодовой проверки по физической подготовке вместо лыжного кросса.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023