Этот лес я знал с детства. Впервые туда я попал еще школьником то ли первого, то ли второго класса, не позже. Кругом поселка, где мы много лет подряд снимали дачу, лесов было достаточно, но деду моему вдруг загорелось набрать и засолить волнушек. Тот, кто увлекается четвертой охотой, знает, как хороши зимним вечером за новогодним, хотя и за любым другим, столом поддетые на вилочку светленькие соленые волнушечки с колечком репчатого лучка и капельками пахучего подсолнечного масла.
Даже теперь, по прошествии стольких лет, я помню, что до "волнушечного" места мы, по моим детским понятиям, шли от станции достаточно долго вперед по ходу поезда. Тогда поезда туда ходили нечасто, вроде, всего четыре раза в сутки - паровоз и вагончики с жесткими деревянными сидениями, разгороженные на плацкартные отсеки. Да, и грибников по тому направлению ездило мало, а уж в будний день тем более. Тогда нас было четверо. Дед и я, как мужчины, шли по песчаной тропинке вдоль насыпи первыми. За нами - моя бабушка и ее сестра. Как сейчас, вижу поляну, куда мы свернули. Сквозь невысокую траву она светилась нежно розовым цветом, так много там было волнушек. Набрали тогда очень много.
Какое-то благостное впечатление от той поездки я пронес через всю жизнь. Бывали туда поездки и позже, но не такие запоминающиеся, хотя в смысле добычи, такие же удачные. И что-то меня зацепило в разговоре со своим сослуживцем, рассказал ему об одной из своих поездок в это место. Идея совместной поездки дозрела буквально на ходу. Осень уже начинала свое победное наступление - самая пора для выхода на большую грибную охоту. Товарищ по службе решил взять с собой свою молодую жену. К этому времени, паровозики сменились тепловозами, а вагоны стали более современными с креслами для "сидячих" поездов. Только вот расписание почти не изменилось. Утренним поездом туда, вечерним - обратно. Собственно, даже не вечерним, на станцию он проходил в пять вечера.
Рюкзак с корзиной и ведром несколько смутил моих компаньонов. При них были небольшого формата корзинки. Я же собирался затариться капитально. Утреннюю сырость быстро разогнал достаточно сильный ветер. Лес шумел листвой и хвоей. Для молодых еще людей четыре-пять километров по тропинке вдоль железнодорожной насыпи - просто прогулка. Свернули в лес, и на правах приглашавшего я провел краткий и внятный инструктаж - идем так, чтобы поезда всегда шумели слева. В 2 часа дня присядем и покушаем, а потом, повернем назад и пойдем, слыша поезда справа. Далее километра от "железки" отходить не рекомендовал - начинались непролазные и топкие болота, за которыми было большое озеро. Там проходимые тропки обозначались вешками, по вешкам еще можно было пройти, а без них можно было и сгинуть.
Я всегда считал, что хожу по лесу достаточно быстро. Зрение было хорошим, внимательность на уровне, на грибы взгляд с детства наметан. Но тут понял, что мимо меня постоянно мелькают туда-сюда мои партнеры по выходу за грибами. Именно мелькают. Они успевали что-то находить и нестись по лесу с неподобающей, я бы даже неприличной здесь скоростью. Встретившись, обменялись впечатлениями. Я заглянул в их корзинки и увидел то, что, собственно, и ожидал - яркие сыроежки. Все самое ценное осталось на месте. А место было груздевое - мой любимый черный груздь любит прятаться. Но люблю я его не за умение маскироваться, а за "стадионность". Растет он толпами. С одного места тогда я снимал с десяток грибочков, которые в засоле хоть и темные, но зато мясистые и крепенькие.
Сквозь шум осин и елей мы старались перекрикиваться, чтобы не терять друг друга. Заметив, что голоса моих товарищей не смещаются с прежней "курьерской" скоростью, я пошел на сближение. Усердие, с каким они корчевали огромное скопление свинушек, было достойно лучшего применения. Не стал их отговаривать, ибо оба дружно заявили, что именно эти грибы у них в семье очень любят. Ну, и флаг в руки, барабан на шею! У меня уже к этому времени набралось изрядно груздей и подберезовиков. Я тронулся дальше, добирая благородными грибочками свою "мечту оккупанта". Корзиночка четко вставала в большой "абалаковский" рюкзак потому, что была овальной и удобной для переноски за спиной.
Ветер все усиливался, над головой шумел осинник. Пройдя, по моим прикидкам, совсем недолго, напал на такое количество отменных черноголовиков, что щедрость взяла верх над жадностью. Добрал основную корзинку, увязал ее в рюкзак, и, вооружившись ведром, стал звать моих товарищей на поживу. Ответом на мои крики был только шум осиновой листвы над головой. Не особо смутившись, я продолжал набивать ведро. Через какое-то время, решив, что жадность может погубить и меня, а не какого-то абстрактного фраера, я возобновил свои призывы в полную мощь легких и голосовых связок. Результат был нулевым. Ничего, кроме шума листвы, скрипа раскачивающихся под напором сильного ветра стволов. Даже мои собственные вопли, казалось, вязли в этой каше из шуршания и скрипа. К тому же, последний услышанный мной поезд, был где-то на грани слышимости. Тут мне стало не черноголовиков, да и не до грибов вовсе. Люди, оказавшиеся в этом лесу впервые, да еще такие шустрые, могли запросто забежать по мху в болото, а про то, что могло быть дальше думать очень не хотелось.
Я заметался. Дернулся, было, обратно, к тому месту, где видел их в последний раз. Благо, ветреная погода помогала еще и ориентироваться по положению солнца. Не так много времени прошло. Добежал я до места свинушечьей резни достаточно быстро. Темный сырой ельник мои крики глушил конкретно. Так! Работая ушами, как локаторами станции акустического наблюдения, я нарезал все расширяющиеся спирали. На одном из кругов достаточно близко прогрохотал справа товарный состав. Уже легче. До железки всего метров триста-четыреста. Никто на мои крики не отзывался. Время начало неумолимо сжиматься. Стрелка часов уже перешагнула цифру запланированного обеда, а нагулянный аппетит застрял где-то ниже лопаток.
Я зашагал в сторону станции, сшибая ногами красивые сыроежки. Шутки кончились, надо было что-то предпринимать. Дорысил я до станции очень быстро и еще быстрее нашел дежурного.
- У вас тут милиция есть?
- А что случилось?
- Люди в лесу потерялись.
- Давно?
- Утром вышли вместе. В последний раз слышал их около часа дня. Договаривались в два поесть и трогаться обратно. Побегал, покричал, никто не отзывается.
- Молодые?
- Молодые. Но все равно. Женщина довольно субтильная, если мужчина ногу сломал, она его не дотащит.
- Ну, чего вы уже прямо так - сломал. Придут. Знают, во сколько последний поезд?
- Знают.
- Ну, так и подождите, а милиция у нас только на другой станции.
Она назвала населенный пункт через два перегона. До него поезд шел более получаса.
Так! Влип я, кажется, конкретно. Зазвал людей в лес. Завел их и бросил. Тут в голову полезла такая чушь, что волосы постепенно вставали дыбом везде, где они у меня росли. Это по современным понятиям, какая разница, кто заблудился? А тогда, в начале восьмидесятых - я тихо начал потеть, стоя на ветру, потому, что осознал, что я завел в лес и "пропал" начальника отделения специальной связи нашего закрытого объекта. Я и сам был достаточно засекреченным офицером, но даже мне в его рабочее помещение доступ был закрыт, можно было только зайти в кабинку ВЧ или ОС связи, чтобы ...
Тут мне стало совсем нехорошо. Спокойно сидеть на станции я не мог и побрел к выходной стрелке и будке возле светофора. Оттуда хорошо просматривалась идущая вдоль насыпи тропа. Я периодически выскакивал из-за будки, где прятался от ветра, который уже просто добивал мое уже остывающее от осознания совершенного деяния тело.
Вот на тропинке кто показался. Я спрятался и, прикидывая, сколько они могут идти до будки, смотрел на стрелки часов, неумолимо сокращавшие мое существования от ситуации здесь, до ЧП "там", куда я буду обязан доложить, если они не вернутся. Шаги за углом показались мне громом небесным. Совершенно незнакомый мужик прошлепал мимо, на несколько секунд задержав взгляд на моей роже. И что-то в его взгляде было неодобрительное такое. Я снова выглянул из-за угла - еще кто-то идет по тропинке. Сижу, жду. Опять не те, тоже двое. До поезда остается 30 минут. Я побрел вдоль насыпи к станции, посыпая несуществующим пеплом свою голову, которая прямо там и начала седеть.
Прибытия поезда я ждал, как ждут приговора военного трибунала, наверное. Оставаться ночевать на станции было совершенно бессмысленно, да и негде. Я встал там, где должен был остановиться последний вагон. Постепенно полоска утрамбованного песка в рамке бетонного бордюра, обозначающего железнодорожную платформу, заполнялась грибниками и ягодниками, загруженными корзинами и прочей тарой с лесным урожаем. Настроение было где-то на уровне этого самого бордюра, только если он был зарыт в песок наполовину, то я чувствовал себя зарытым уже по макушку. Оставалось только досыпать половинку совковой лопаты песочку и прихлопнуть сверху, чтобы и не высовывался.
- Ты куда пропал?
Шлепок по плечу вернул меня в окружавшую действительность, на поверхность планеты Земля, из сырого могильного песка, из-под серого бордюрного камня, в шум осточертевших за день осин, росших неподалеку, в звук приближающегося по рельсам поезда. Стрелки на моих часах показывали без пяти минут "пипец".
Сказать им, что передумал за время с часа дня до пяти, а на фига? Поезд уже притормаживал.
- Садимся. Я жрать хочу, весь день вас прождал. Так и не притронулся ни к чему.
- Мы тоже о еде забыли. Такой лес замечательный, столько грибов...
Его жена щебетала от восторга и умиления, показывая мне неплохие грибочки. Я смотрел на ведро, сорванных на бегу к станции подберезовиков, как на провокаторов, приговоренных мной к сдиранию кожи, четвертованию, утоплению в кастрюле, варению живьем и жестокому съедению.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023
