ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Глазырин Андрей Анатольевич
Про ботинки 2

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.35*14  Ваша оценка:

   Срок моей службы и командировки подходил к концу. Наступала зима. Вершины горных хребтов завалило свежим снегом, ночные заморозки высушили остатки зелени. Писем из дома я не получал восемь месяцев. Есть ли он или нет- я уже наверняка не знал. Воспоминания о прошлом казались сном. Совсем всё другое было вокруг меня: природа, горы, люди. Другими были мои дела и заботы, всё это никак не перекликалось с моей жизнью на гражданке, никак о ней не напоминало. Я стал другим человеком.
   - Знаешь, Коляныч, у меня план созрел коварный, я тут останусь! Не поверишь, но мне всё здесь решительно нравится- поведал я о своей давно вынашиваемой в душе идее товарищу. Коляныч маялся дурью, лежал на растеленом бронике и грелся на солнышке, я проверял комплектность ввереного мне миномета, прицел, чехлы, вьюки, вся остальная побочная хрень. Завтра предстояло его передать другим.
   - В каком смысле останусь, ты про что? - Коляныч поднялся со спины на локоть и внимательно поглядел мне в глаза.
   - Короче, тема такая: я остаюсь на контракт, зиму здесь в отряде прокантуюсь, если все будет нормально - возьму учебники, подучусь немного, и весной подамся в Москву в училище, ну или в Голицино, хотя в Москву меня больше тянет. Я же отличником в школе был, в техникуме за два курса ни одной четвёрки, физо я после этих "чудо гор" вообще на "шесть" сдам. Так что, быть мне генералом, товарищ сержант. Мне всё нравится, жизнь такая по мне. Здесь люди, события, здесь история, шанс интересно жизнь прожить, сечёшь? Я только подумаю про деревню нашу, в самом центре сибирской жопы, мне ни жить, ни возвращаться туда не хочется. У нас судимых пол деревни, о чём там можно мечтать? В колхозе зарплату лет пять уже не платили. Выйдешь зимой вечером на улицу, время семь часов. Темень, мороз и собаки воют. Из романтики только звезды на небе.
   - Ты серьёзно или шутишь? Вот правда, горе от ума, точно книжек перечитал лишних в детстве. Джура, блядь, охотник из Мин-Архара. Когда придумал? Пока я на заставе был?
   Недавно Коляныч спускался со своим псом Ангаем на заставу для участие в засаде. Он встал, поднял бронежилет на котором лежал, встряхнул его от пыли, осмотрел, сначала зачем-то начал пялить его на себя, но потом одумался и всё же положил на ящики с минами. Сам сел на один из пустых. Задумался, вертя головой по сторонам.
   - У нас дома тоже не фонтан, но дома есть дома, там все же вариантов и шансов больше. Ребята коммерцией занимаются, бабки зарабатывают, не хочешь домой - поехали к нам, у нас до Москвы триста верст. Тоже жизнь кипит. Нахера тебе эти приключения на жопу? Да и кто тебя в училище пустит, комбат по-любому зарубит.
   Народ по всему периметру опорника вяло копошился, наводил порядок. Завтра мы должны сниматься, нас меняли. Настроение было не совсем понятное: с одной стороны хотелось в баню и поспать, хотя бы одну ночь от начала и до конца, с другой - не хотелось покидать насиженное место, к которому уже привыкли. За время проведенное на посту мы своими силами превратили его в бастион. Нарыли траншей, устроили ячейки, пункты боепитания, оборудовали миномётную позицию. Вырубили лишние кусты в секторах, опутали все растяжками и сигнальными минами, приезжавший на проверку командир отряда остался доволен. Конечно, хвалить он никого не стал, побурчал насчет недостаточной маскировки и нашего внешнего вида. А так вроде нормально.
   Внизу у своей палатки Егоров укладывал вещи, разбирал имущество. С нами он на ножах. Вроде всё шло хорошо но события просто наслоились друг на друга. Сначала прибыл с проверкой комендант, всё перерыв на посту, обнаружил почти полное отсутствие продуктов, искренне поинтересовался положением дел. Несмотря на злой испепеляющий взгляд Егорова, я рассказал коменданту о том, когда и сколько мы получали жратвы, и как её делили. Охотиться Егоров запретил, но с начальником заставы вопрос обеспечения продуктами не решил, потому еды естественно у нас не прибавилось. Такое положение дел уже надоело, терпеть просто не было сил. Егоров получил от коменданта по полной. На нас крепко обиделся. В придачу ко всему обстановка на границе опять ухудшилась. До этого периодически выползали в РПГ, обшаривая окрестные горы приглядывали за делами и передвижением местных. Теперь с поста не выходили, ночевали только в опорнике, каждый на своей позиции. По ночам опять начали стрелять, с заставы лупили "Грады", а над постами и заставами жгли "люстры" осветительных мин. В один из недавних дней под нами на берегу вообще война началась. ДШа устроила засаду, "турист" приплывший на камере пытался свалить, по нему начали стрелять. С противоположного берега "провожающая сторона" принялась огрызаться, и нам сверху пришлось своим помогать. Днями, интенсивно туда -сюда, вдоль реки стали летать вертолёты, группами и по одному. Кого, куда и зачем они везли нам было не известно.
   Егоров, и без того не очень "весёлый", за последнее время совсем замкнулся, с нами практически не общался, на неделю куда-то уезжал. За него оставался прапорщик, прикомандированный к мангруппе вообще неизвестно откуда. В порядке и способах несения службы он ни хера не понимал, только ходил ныл, просил, чтоб мы, сынки, по ночам не спали. Боевой расчет я расписывал сам, сержанты по очереди поднимали смены, и потом их проверяли. Этот прапор в прошлом был какой-то вертолётный техник, поэтому даже не мог нормально приказ поставить. Естественно, прочувствовав его мягкотелость, под разными предлогами начали активно налаживать отношения с КНБ и местными, снова вышли на охоту, но уже по-мелкому, завалив пару баранов. Натащили на пост анаши, на хозработы стали помаленьку забивать. В разгар веселья вернулся Егоров. Тут вышел ещё один косяк: пока прапорщик жаловался на жизнь, ребята притащили из кишлака две банки вина, засыпав их яблоками в вещмешках, вино перед постом спрятали, но пролетели как всегда ни на чём. Крышки были не плотные, вино расплескалось и некоторые яблоки им слегка воняли. Лейтенант, случайно взявший одно из них на пробу, этот запах учуял.
   - Ты, сука, организовал? - выпучил он на меня свои глаза размером с яблоко, которое надкушенным держал в руках.
   - А я причём?
   - При том, что ты тут всю воду мутишь, ты на чё, нарываешься? Хочешь чтобы от тебя после дембеля еще полгода говном, дебил, пахло?
   Ну и всё в таком духе дальше. Вино мы ему не отдали. Егоров сорвался и начал трясти за грудки солдат, требуя рассказать куда они его дели. И тут Дербасыч неожиданно признался, сказал, что поставил обе банки в родник, чтобы немного остудить. Егоров схватил автомат и лифчик с магазинами, несмотря на начинающиеся сумерки, кинулся к роднику. Прапор молча удалился в палатку. Дербасыч, отойдя метров двадцать от опорника, достал из кустов обе банки, принёс к нам, бесцеремонно поставил их на стол и предложил скорее все выпить, пока этот "лось" бегает кросс туда-обратно. Шесть литров "красного" сделали свое дело. К приходу Егорова мы все дружно, за исключением несших службу, орали под гитару песню "Гражданской обороны" что все идет по плану! С утра Егоров велел Дербасычу с первой оказией собираться на заставу, там пока поживёть один, мол, без поддержки, таджики там из него пыль выбьют. У меня, по неизвестной причине, настроение в противоположность Егорову было хорошее. И я, не стесняясь, высказал свою точку зрения, что нормальный командир накажет, а не отомстит, и здесь товарищ лейтенант не прав, так только слабые поступают, когда чужими руками что-то сделать хотят. Так, с этого дня отношения наши разладились в конец, что было бы дальше - я не знаю, если бы не новость о нашей замене.
   Утром следующего дня, отсалютовав, мы покинули пост. В это же день были в комендатуре. Мылись в бане, чинили остатки своего жалкого обмундирования. Кроме нас в комендатуру сползались и другие подразделения нашей мангруппы. Вид у всех был жалкий. Грязные, оборванные, голодные, но в целом с хорошим настроением и каждый со своими новостями. Перед шеренгой мангруппы, бойцами, похожими на вырвавшихся из окружения, молча ходил командир отряда. Он хмуро осмотрел строй, кратко поблагодарил всех за службу. Сказал, что переодеть нас не во что, потому, что положение в отряде очень тяжёлое. Скомандовал, и с офицерами ушел в штаб, как Чапай, думать думу. Нам думать не надо, мы принялись уничтожать запасы анаши, грабить столовую, и чинить разборки между собой, восстанавливая свой статус в подразделении. Растрясли местных комендатурских вояк. В результате к вечеру у нас оказалась кое-какая одежда. А я после неожиданного обмена, добыл себе ботинки. Не новые, но очень хорошие. Разбил одному контрактнику рожу и разул его, отдав свои старые кеды взамен. Конфликт у нас с ним был застарелый, и тут он очень удачно подвернулся. Все это время "контробас" гасился в госпитале излечивая там сифилис, подхваченный перед отправкой на границу. Потому боты его были как новые, горами не изнурённые.
   В тени саманного барака стояла ЗУ, Коляныч сидел на месте стрелка и крутил ручки. Я разглядывал обнову. Ботинки хорошие, надо же как удачно, тем более в убытке только старые кеды и выбитый мизинец.
   - Слушай, дружище, а ты как себя в роли офицера представляешь? Ты же бандит в душе, ты сегодня за день пекарей разнес, ботинки у "генерала" отобрал ( "генерал" это прозвище контрабаса), чарса пол кило скурил, что-то не вяжутся в моей голове поступки твои с моральным обликом офицера. Может домой всё же? Ко мне заедем, я тебя со своей сестрой познакомлю, хоть и жалко конечно её, сам видел какая она красивая. Но ты мне друг.
   - Она рыжая, а я рыжих не люблю, не обижайся только. У нас в деревне два пути - либо в тюрьму, либо в милицию. Я в милицию не хочу. Буду пограничником, я же когда офицером буду - исправлюсь. Я что специально? Это такие способы борьбы за жизнь - вынужденная мера, до поры до времени. Мы же должны сохранить свою честь и достоинство, не опустится до уровня канализации. Всё, завязываю, беру себя в руки. И потом, вы наверно забыли, молодой человек, что я закончил сержантскую школу с отличием, за что был удостоен денежный премии, и внеочередного воинского звания. Это ли не знак мне? От железного модуля столовой к нам шёл Егоров. Вот его не хватало. Сидели, ни хера так душевно не делали. Сейчас еще запалит, что накуренные. Егоров подошёл, брезгливо нас оглядел, не заметив ничего подозрительного обратился к Колянычу:
   - Иди к себе, там тебя командир твой искал, а вы, товарищ сержант, найдите замкомзвода взвода управления, сержанта Костина, и вместе с ним помогите старшине составить перечень испорченного и проёбаного за это время в батарее имущества. Шагом марш!
   Егоров сам развернулся, сделал пару шагов, потом остановился, немного замялся и повернулся к нам.
   - А ты где ботинки взял? А? - опустил голову, посмотрел на свои уже полуразвалившиеся "чоботы", потом на мои.
   - Я их в военторге купил, за пятьдесят тысяч. Могу и вам тоже купить, только еще сменку надо какую-нибудь.
   Егоров повернулся и молча ушёл. Коляныч ошалело глядел на меня.
   - Ты чё - совсем дурак или как? Какой, блядь, военторг? У тебя точно от курева мозги набекрень съехали.
   - Да ну его в жопу, разберёмся как-нибудь.
   Я встал и отправился искать Костина. Вечером, перед поверкой, меня нашел Егоров, отозвал в сторонку, сунул в руки полтинник и вещмешок. В нём лежали новые солдатские кеды.
  
   Я конечно не стал генералом, я даже не стал старшим сержантом, меня разжаловали перед тем как отправить домой. Обещание свое Егоров выполнил, хоть говном я и не запах, но жизнь он мне подпортил. Перед строем на разводе, я выслушал приказ о том, что за низкие морально-деловые качества и служебное несоответствие надобно понизить меня в воинском звании и должности. Все мои рапорты о переводе на контрактную службу были выброшены в урну. Комбат даже не написал мне при увольнении в запас характеристику, спокойно объяснив, что хорошего он про меня ничего сказать не может, а плохое мне не надо самому. Да и потом, в тюрьму без характеристики берут, а по другому мой жизненный путь ему очень трудно представить. Напоследок от души пожелал: - Езжай домой со спокойной душой, сильно за войска не переживай. Тяжело будет без тебя конечно, но мы справимся. Нам таких дебилов как ты, я думаю, еще привезут. Прошло двадцать с лишним лет,но каждый раз в один из майских дней я одеваю пограничную фуражку, накрываю стол. Моя жизнь навсегда поделилась на три части: до, армия, и после.

Оценка: 7.35*14  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023