ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Глазырин Андрей Анатольевич
На рыбалке

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.05*7  Ваша оценка:
   - Он так и сказал. Не перед строем, но слышал не я один. Мужики тоже слышали, повернули головы, стояли, смотрели. Понятно, молча. Не потому что у нас гады одни, нормальные они, да и я сам должен за себя ответить, не маленький, чтоб заступались. Всем служить надо, зарплата, ипотека. Всё как и у меня. А у меня все слова во рту закончились, мысль одна была - убить! Я хотел взять оружие в КХО и застрелить его. Пугать я его не хотел, хотел убить. Но не сделал этого. Смог только в ответ промычать, вы, мол, ответите за пидараса, товарищ капитан. Гадёныш этот, спутал армию с частной лавочкой. Считает, что подразделение - всё имущество, личный состав - это его надел, которым в свободное от задач время он имеет право распоряжаться по своему усмотрению. Я за пятнадцать лет не одного взыскания не заработал. Не опоздал ни разу на службу. Мне обидно, я ему баню построил, всю, от фундамента до последнего гвоздя, в квартиру зайди у него комнаты - нет такой, в которой я ему чего-нибудь не переделал или не отремонтировал. Он вообще решил, что я его личный, всё умеющий робот, которого он получил вместе с актом приёма-передачи имущества. Пока ничего срочного нет, решил меня в аренду сдавать, чтоб деньги ему зарабатывал. Я сорок лет прожил, и каждый день старался чтоб не было мучительно больно ни перед собой, ни перед близкими.
   Говорит мне: - Я офицер, а ты - ты "контрабас", это вообще не военный. Я в бэтэре пороховым газом задыхался и слушал как по броне пули чеховские херачат, когда этот заслуженный офицер не воюющих войск в своем ракетном училище плац ломом подметал. Вру, он тогда в школе в третьем классе учился. Я в детстве первый раз услышал это слово, не понял сразу смысла, но запомнил тогда одно - это очень плохо, столько злости в нём. А потом когда узнал, что оно на самом деле значит - понял, не при каких условиях со мной это не должно случиться. Что дальше жизни нет, это грань. Человек с этим жить не может. Я всю свою сознательную жизнь не давал повода ни себе, ни другим. И тут так на ходу, между прочим, р-раз... и я пропустил, как под дых. Не ожидал даже. Ни спать не могу, ни есть. Думаю, жена мол, дети, не надо связываться с говном этим, от него подальше - сам вонять не будешь. И сам себе не верю, это всё оправдания, они, видит Бог, от лукавого. Так не пойдёт, не могу с этим жить. Подыхать буду, в последний день вспомню.
   - Не психуй ты так. Месть блюдо холодное, да и время всё же лучший лекарь. - я слушал внимательно, не отворачиваясь от дороги, состоящей из одних ям и ухабов. Крутил руль, пытаясь как можно меньше пахать днищем по камням.
   - Пока я это блюдо варить начну, он меня пять раз со службы уволит. Начнёт сейчас рапорта каждый день строчить. Доёбки строить. Он на хорошем счету у начальства, служака и подхалим, всё как всегда. Сидит весь день журналы заполняет, крючкотворствует.
   Ладно. Вот ты говоришь - время лучший лекарь. И будешь прав, только время нас не вылечит а залечит. Как у блатных, когда опустят лоха, а потом ему запояснят и залечат. Так и время, оно такое же беспринципное, ему на всех похер. Не правда, что оно всё на свои места расставляет, мы люди сами себя расставляем, всё зависит от каждого лично. Конечно, мы не боги, но в предложенных жизнью обстоятельствах всегда есть выбор. Иногда он очень трудный, иногда даже смертельный, но он есть всегда. А время оно только даёт возможность смириться со своим ничтожеством, ну или величием - это как повезёт. У некоторых по пять раз туда-сюда бывает. Иногда на дню. Я не хочу сам так жить, и не хочу, чтоб такими стали мои дети. Я не хочу, чтоб гад какой-нибудь, забил им мозга говном и запояснил потом, что чёрное это белое, а белое это чёрное. Не хочу, чтоб они полжизни потратили на то, чтобы разобраться, что это всё наоборот. Я их родил, я их кормлю, я для них должен быть указом и примером. Какой я после этого пример, пусть никто не знает, я -то знаю и мне этого достаточно. Я очень хочу, чтобы они не повторили путь тех, кто так и не разобрался сам, а ушел в лучший мир с иглой торчащей из вены, или, совсем запутавшись, с петлёй на шее. Я хочу, чтобы мои дети борщ с детства любили и пельмени, чтоб выросли мужиками прямыми и честными, чтоб встретили своих Танюх и Валюх, женились и наплодили мне внуков. Честно работали, в поте добывая хлеб свой. А не сидели по суши- барам с проколотыми ушами и кончеными наколками, как у гомосеков заокеанских, не выколупывали смысл жизни из носа и задницы. Вот так.
   Это все Олег рассказал мне по дороге, на одном дыхании. Мы ехали ко мне на заимку. Ловить чебаков. До этого, за неделю, по телефону когда договаривались, я по голосу понял, что настроение у друга не очень. Тогда Олег не стал ничего объяснять, просто сказал -на работе неприятности. Сказал, что пошёл в отпуск и хочет на рыбалку. Когда встретились, не стал томить прелюдиями и начал, как нормальный мужик, с главного и по существу. Погода стояла отменная. Июньское чистое после дождя солнце сверкало и заливало своими лучами весь мир вокруг, отвлекая от грустных мыслей. Этот мир сиял и пел на сто птичьих голосов, дурманил миллионом запахов. Было тепло, уютно и красиво.
   - Да, береги платье снову, а жопу всю жизнь. Я вообще не понимаю, как можно честь беречь, достал, попользовался когда надо, когда не надо - в сундук спрятал. Это же не рубаха, снял - надел. Честь она или есть или её нет. Олег ползал по траве на коленях, ловил кузнечиков солдатской кепкой и складывал их в спичечной коробок. Я таскал вещи в дом.
   - Черные - черные тучи сгустились над простыми мужиками - с серьезным видом бормотал друг, пленяя очередную жертву, продолжал развивать мысль, разговаривая практически сам с собой.
  - Хватит, наверно, пошли рыбу ловить. - позвал я, скидав рюкзаки в избушку.
  - Давай ещё, тебе чё, насекомых жалко? Меня лучше пожалей. Вдруг разбегутся потом, а клёв попрёт! Ты же понимаешь, педерастия- это состояние души, а не акт физического контакта. Хотя конечно, он закрепляет душевные потуги и стремления в эту сторону, так сказать, на веки-вечные. Такой сакральный обряд!
   Настроение у друга от того, что немного выговорился, начало улучшаться. Олег стал паясничать.
   - Эти дырявые пример того, как можно жить, не обременяясь нравственными принципами. Помнишь анекдот, когда один зек хотел задом подзаработать, ему за это обещали булку хлеба. И вот потом, дома, после освобождения, мужикам рассказывая про то, кто такие пидарасы, говорит, что он жопу подставил, а хлеба ему не дали. Ну кто они, после этого, а? Не пидарасы ли?! Так вот, у нас полстраны, да что там, полмира сейчас про это рассказывает. Рубят правду-матку! И себе оправдание после этого ищут. Слово есть гадкое - мотивацию. Расстрелять бы эту суку, которая всё это в наш язык припёрла, за все эти - мотивации, позитивчики, негативчики и общения. Ладно,хрен с ним, ушли от главного. Собственно, уже и не ищут, все привыкли, это нормально теперь . В этом страшный принцип современного мироустройства: человек сознательно, мало того - охотно унижается до уровня помойки. Не важно, за миллион или за булку хлеба. А тот, кто одаривает, вообще ловит двойной кайф. Потому, что сам это много раз проходил, пока через "тернии к звёздам" рвался. Он одновременно и кормит и холит. Самое грустное - всех это устраивает, и тех и этих. Внушили нам, что по другому никак, это единственно возможный способ существования. А я вот не хочу хлеб жопой зарабатывать. И унижать никого не хочу! Я против такого принципа товарно- жопного существования. Я хочу по-старинке, как раньше. У меня для этого голова и руки есть, я хочу, чтоб меня уважали за мой труд и не макали мордой в помои. Я не хочу быть тварью беспринципной и жить как тля бесполая. Я, брат, не тля, я человек! И раньше Человек - звучало гордо!
   - Это когда было, чтоб человек был гордым? Это только у классиков, так они бредили своим воспалённым мозгом. Им так хотелось, надавали авансов человечеству, а воз и ныне там. - испортил я монолог Олега.
   Мы вышли на плавучий пирс построенный из пустых бочек и настеленных сверху плах , Олег сел на раскладной стул и начал разматывать удочку. Я сел на доски,засучил штаны и опустил ноги в тёплую прозрачную воду
   - Ногами не болтай, всю рыбу распугаешь. - Друг бубнил себе под нос, безжалостно прокалывая хитиновую грудь кузнечика. Процесс рыбалки начал его помаленьку увлекать. С тополей летел пух и рыбёшки, всплывая, с удовольствием глотали его.
   - Чё ты за человек такой, вроде не дурак, а от тебя пакость одна. Давай теперь ты, тоже обещал рассказать, как получилось, почему работу бросил. Олег закинул удочку и уставился на поплывшего по течению кузнечика.
  - Да я её не бросил, она сама просто закончилась. Дело там было так: над одним деятелем в сфере лесного бизнеса, удачно сошлись звёзды.. На тот момент, когда лесной фонд по частникам начали делить, у Воробьёва, генерального директора этой чудо-компании, были связи в администрации областной. Вот посредством тех связей и подложных аукционов он и оттяпал себе такой кусок пирога, каким в конце концов и подавился. Своих денег не было, потому для начала взял неподъёмный кредит, потом купил в Малайзии непригодное для наших условий оборудование. Потом сделали для него за взятку фиктивные экспертизы по объёмам вырубаемых лесосек, потом..... Короче, список совершённых им косяков стал длинной как эпос Манас, который киргизы на праздниках по три дня поют. И всё это на фоне тяжело протекающей директорской болезни, от неожиданно нахлынувшего материального благополучия.
   Олег слушая меня в полуха, подсёк первого чебака. Выдернул белую и блестящую рыбку из воды. Довольный хорошим началом, отцепил его и положил в садок. Одел на крючок нового кузнечика и снова закинул. Сквозь прозрачную воду было видно как рыбы снова потянулись к наживке.
   - Зализали не только зад, - продолжил я свой рассказ,- но и уши и глаза. Сам мистер Воробьёв имел слабое представление о процессе ведения лесного хозяйства, поэтому полагался исключительно на советчиков, особ приближённых и благонадёжных. Единственный критерий этой самой благонадёжности - надо во всём соглашаться и поддакивать. То есть лизать. При таком раскладе всегда есть желающие. Ну тут ему и наподдакивали. Короче, этот паровоз, управляемый безумным машинистом, выбрав изначально неверный путь, полетел на всех парах к пропасти. Проскочив мимо нужных остановок, так и не поняв, куда мчит, промотав все кредитные деньги и не заработав своих, решил спасти положение выявляя внутренних врагов. Благо искать врагов не трудно, никто не стеснялся и не прятался, тащили в открытую. Надеясь на то, что Воробьёв, один хер, ничего не понимает.
   И вот когда среди своих расстрельные кадры закончились, но, в принципе, ничего не изменилось , втёрся к нему в доверие Репка с моей кандидатурой суперграмотного специалиста, антикризисного менеджера. Такую рекламу двинул, что я сам в себя поверил. Я тогда с прежним шефом поругался и как раз работу искал.
   Репка, как всегда, на мягких лапах, я, мол, тебя устрою, сам понимаешь, ты же мне не чужой. Стал я таким засланным "казачком". Противно всё это, конечно. Но, если честно и объективно на это посмотреть, то жалеть там некого, ни Воробьёва-Синичкина, ни леса России. Им всё равно конец. Их у него отбирали не для того, чтоб сохранить для потомков. Все руки в алчной надежде потирали, стоя в очереди.
   Вот и начали мы с Репкой и организованной группой товарищей, засучив рукава, активно расхищать остатки общенародного достояния! А над этой "Птицей" опять звёзды сошлись. Но уже не так стройно, как в первый раз, я бы сказал - на редкость криво. С администрацией разосрался, от него ждали результат, а он не справился. Ни с финансами, ни возложенными на него обязательствами перед уважаемыми людьми. Решил вдруг всё в одно горло проглотить, забыл, что перед делёжкой обещал. Ждать и прощать никто не собирался. Страус этот подбитый тут забегал, начал правду искать, жаловаться. Про то, что сам хотел всех на "кривой козе" объехать - забыл начисто. На каждой планерке вопил о порядочности и справедливости. Человек, который за него поручался, устал от пролитых Воробушком в жилет слёз. Конкуренты, как гиены, учуяв запах разложения, активизировались, начали аренду леса помаленьку отжимать. Короче, доели его быстро. Последний гвоздь в его гроб вбил неведомо откуда взявшийся адвокат. Такой киношный карлик-недоросток, существо метр пятьдесят ростом. С огромной башкой, типично еврейской внешностью, с красивым славянским именем Ростислав. Вот этот славянский еврей или еврейский славян надоумил его судиться до победного. За хороший гонорар он обещал решить проблему. Короче, аренду отобрали. Самое дорогое имущество банки распродали. Остальное разворовали. От былого осталось - ничего. В общем, пропёр этот орёл как комета, так быстро, что никто ничего не понял. Было, правда, время, когда кофе в офис заказывали во Вьетнаме. Хомячки его какие-то высерали по спецзаказу, предварительно обожравшись зёрнами. И сетовал он, что сушки секретарь подаёт недостаточно просушенные, и минеральная вода недостаточно минерализована. Ну всё это быстро закончилось. Вот и весь сказ. Просто, коротко, банально. Удел многих.
   Клевало хорошо, пока я рассказывал Олег вытащил еще парочку. - Ну а ваш синдикат с Репкой и компанией? - спросил Олег.
   - Сам знаешь, как говорил Макаша - денег нет и нет вина, бабами не пахнет. Конечно, вместе с "аттракционом неслыханной щедрости" кончилась и наша дружба. Мне всегда с ними тяжело было, хорошо, что больше нас ничего не связывает. По сути, это конечно не дружба, и не товарищество, а так, стая, в которой сначала есть жертва, а потом если её нет, друг друга жрать начинают. Там сразу было понятно, кто кому кем приходится. Я вот думаю всё время, зачем люди друг другу нужны? Ну мужчина женщине и наоборот понятно. А что такое дружба? Ведь нет в природе равных, в каждом обществе все делятся на сильных и слабых. Начнем со слабого. Как вот с ним дружить? Страх и жалость к себе в нём главное. Трепещет, ищет себе оправдание. Он себя не защитит, за близкого не заступится, не пожертвует собой . Ни за мать, ни за сестру, а уж за товарища и подавно. Стоит в сторонке, ждёт, чего ему от судьбы перепадёт. Привычка жрать объедки развивает в нем падальщика, готового на всё за кусок хлеба. Не может быть он другом. Кто с таким, если сам конечно в уме, водиться будет? А сильному друзья не нужны, он всё сам решит, сам всё может. И близкие вокруг него - это только люди нужные, с кем ему по пути, здесь и сейчас. Вся его щедрость и великодушие - это всё лицемерие, где от куражу, а где для нужности подчеркнуть момент. Как не станет чем хвалится и кидаться, так он сразу из волка превратится в телка, а не хватит сил снова стать волком - станет падальщиком. Всё просто и понятно. Скажешь, озверел я. Сам знаешь, сколько их было попутчиков, рядившихся под друзей, но продавших при первой возможности, кто за ириску, кто подороже. Вот ты когда баню начальнику строил, он, думаю, в ладоши от радости хлопал, по голове тебя гладил, искренне восхищался твоими умениями и навыками. А как ты, сука, выпрягся, отказался на него пахать, так он тебя сразу во "врага народа" записал. Всё по ситуации, по суровой жизненной необходимости. Никто не торопится отдать жизнь за други своя. Но главное - не грустить, не жалеть ни себя, не их. Не тратить на это свою жизнь. Самому для себя решить - кто ты и как жить будешь. Честно, нормальных по-настоящему, я так и не встретил.
   - А я тебе тогда кто? - спросил меня Олег спокойно, без укоризны и подвоха в голосе, в очередной раз закидывая удочку.
  - Таких как ты и я мало. Надо это признать. Мы с тобой уникальный случай не вписывающийся в общую теорию мироздания. - отшутился я.
   - Чего делать думаешь? Как жить дальше?
   - Не знаю, в голове пусто. Какому богу поклониться, какому чёрту душу продать. Вообще никаких мыслей нет. Тоскливо на душе. Всё, что было нажито "непосильным трудом" постепенно, но неумолимо заканчивается. Вариантов пока нормальных нет. Я не жалуюсь, сам знал - на что иду. Может чего -нибудь придумаю, поживём-увидим. Я растянулся во весь рост, заложил руки за голову, задрал глаза и стал глазеть на появившиеся в небе небольшие белые облачка, в голове стало пусто и думать было совсем лень. Я пытался представить, на кого похожи эти летящие по небу клубы водяного пара, но ничего не получалось. Тучки были совсем бесформенные и не романтичные, как простые мятые подушки. Олег тоже замолчал, задумавшись о своем. Я закрыл глаза и незаметно задремал.
   День шёл к концу, Олег нарыбачился, поймав штук тридцать хороших жарёвых чебаков и одного маленького окунька, я выспался. Решили топить баню. Рыбу оставили жить до утра в садке. Кто будет её чистить и жарить так и не договорились. Наносили воды, набили полную топку печи дровами. Я поставил на газовую плиту в предбаннике чайник. Вышел на террасу. На мгновение замер, любуясь окружающей природой. Баня стояла на невысокой скале над самой водой. Река с востока подходила одним ровным руслом и уплывала на запад, развалившись на два рукава, через небольшие перекаты, огибая кудрявые островки, заросшие тальником. В самом широком месте она была не больше пятидесяти метров, тёплая и прозрачная. На берегах опушкой росла акация, за ней крепкой стеной сосновый лес. Над его неровным краем догорал алый закат. Олег нарезал колбасу и хлеб, открыл рыбную консерву, достал из шкафчика на стене два стакана и налил в один водки. Подержал бутылку в руках, поставил на стол и насыпал во второй стакан из пачки чая.
   - Скоро он там у тебя закипит?
   - Да уже почти. Но ты не мучайся и не жди меня, выпей. Я тебя догоню
   - Ладно, уговорил - Олег, не кривляясь взял стакан, в один глоток все выпил. Макнув кусочек хлеба в соус консервы, закусил. Я сходил за чайником, налил себе в стакан кипятка, сел рядом с ним на скамейку. Олег еще налил в стакан водки на два пальца, но пить не стал. - Знаешь, о чём думаю? Вот выехали мы на БТРе с комбатом один раз на гору.- Совершенно неожиданно начал тему Олег, - А внизу, у чеченов в деревне, в крайнем доме, свет горит. Живут они себе, беды не чуят. Комбат говорит мне: Сержант, вот гляди, у всех война, а в этом отдельно взятом ауле - праздник, свет горит. Не подахуели ли они? Дай им с большого - длинную. И захерачил я в них из большого длинную. В Грозном и в Шали потом херачил, и под Алероем. И думал убить бы их побольше, потому что в печени они у меня тогда сидели эти твари. А сейчас думаю, хорошо, если в том доме никто не пострадал. Там может простые люди были, не факт, что бандитский штаб. Тех бородатых, что из гранатомёта в меня потом палили, тех нет не жалко. Тут у меня все правильно, говно с варением не смешалось. Я о простых людях и о простой жизни. Я вот сейчас тоже люблю дома вечером побыть, ни сам никуда не хочу, ни гостей мне никаких не надо. Не хочу стрелять из пулемета, а тем более от него прятаться. Чебаков в гараже солёных навялить хочу, поесть их с пивом вечером на крыльце. Хочу смотреть как пацаны мои грядки наперегонки копают в огороде. Как Маринка блины печёт. Счастье оно ведь на самом деле простое. Долго, правда, доходило.
   Я поставил стакан с чаем на стол, так и не отхлебнув из него. Пошёл в предбанник, подкинул снова полешек в печку.
   - Веник пойду срежу. - Снова, резко переключившись, сказал Олег. Встал, взял стакан с водкой, на минуту замер, глядя сквозь прозрачную жидкость в его дно. - Строчит пулеметчик за синий платочек. - Потом выдохнул и, опять, непоморщась, выпил.
   Баня поспела быстро. Бак с горячей водой бурчал кипятком, в парилке приятно запахло сухим накалившимся от жара печи деревом. Я запарил веник. Парились в несколько приёмом не торопясь, после каждого захода прыгали в тёплую реку. Утомившись, выползли на террасу и растянулись на лавках. В темноте негромко плескалась вода на перекатах, небо зажглось звездами. Сверху по течению поплыл пар.
   - Да, хорошо - первым начал Олег - вот все говорят - есть ли рай? Теперь я точно знаю -есть. Очень хорошо, что мы с тобой на рыбалку вырвались.
   - А как ты думаешь, пустят нас в рай настоящий или нет? Говорят, надо вовремя покаяться, осознать и появится шанс проскользнуть. Потом, конечно, ещё суд будет. Как там достоверно - никто не знает. Главное, что судят. От нас не только же вред, есть в запасе добрые дела, есть, что сказать в своё оправдание. Трудились, служили, Родину защищали как могли. Не последние гады, получается. Думаешь этого мало?
   - Ну да, трудились и защищали. А какие у нас с тобой варианты? В наших жилах нет голубой крови. Мамки у нас учителя, мой отец всю жизнь в кочегарке, твой колхозник. Все предпосылки, чтобы прожить жизнь исправно горбатясь, а потом этим гордиться. Мы же с тобой хорошие не потому, что сознательные такие, просто деваться не куда было. - без особого оптимизма, вяло парировал друг, размякший от пара и купания.
   - Ну не скажите, ты же сам говорил, что мы всю жизнь стоим перед выбором. Вот и у нас он вставал не раз. Вот армия, например, косить как многие тогда делали, я не собирался, когда время пришло- отправился вполне сознательно. Потом добровольно изъявил желание, у меня даже запись есть в военном билете. Может чаю свежего заварить? - Не дождавшись ответа, слез с лавки, набрал полный чайник воды, зажёг газ. Ополоснул стаканы и насыпал в них свежей заварки.
   - Тебе на пользу пошло, а так остался бы на всю жизнь лох лохом. Гляди сколько звёзд, даже Млечный Путь хорошо видно. А в рай? Надо тебе или мне это на самом деле? Я вот почему-то не уверен.
  
   - Я вот подумал, надо успокоиться. Увлеклись мы, деля мир на чёрное и белое. Не надо всё рубить направо и налево. Ведь не война вокруг. В горячке не может быть правильных решений. Это другая жизнь и здесь другие правила. Надо посмотреть вокруг, увидеть настоящий мир свободный от наших предрассудков и комплексов. Понять и может даже полюбить его.
   - У тебя там что- вместо чая кукнар? Ты чё, вообще ёбнулся или пошутил так неловко?
   - Ещё сам не знаю, засомневался как-то.
   - А я не сомневаюсь, я не могу любить весь мир, не за что, просто так, с бухты -барахты. Я же не блядь деревенская. Я уверен, что все, кто говорят о вселенской любви, спасающей мир, просто умалишённые. Либо твари, пытающиеся под этой личиной кусок жирный втихаря сожрать. Я вот в Чечне тогда, услышал выстрелы и увидел как с брони тело упало. Бежал и видел только ботинки, такие у нескольких человек были. Я думал, это ,наверно, друг мой Боря. Волной окатило, приготовился на него убитого поглядеть. Когда увидел, что это не он, а Саня из восьмой роты, у меня аж от сердца отлегло. Это правда. Может, нельзя такое никогда говорить, не правильно, но было именно так. Вот такая она, любовь. Это просто слова и люди за ними прячутся. Такие правила. Я всё понимаю не хуже тебя. Я знаю, как можно жить. Как искать компромиссы и смирять гордыню. Я просто так не хочу.
   Я сидел за столом, слушал Олега и глядел на плещущиеся в темноте волны реки, подсвеченные красивым серебряным светом луны, вышедшей из-за чёрной стены леса. Это речное богатство переливалось, мерцало, и завораживало. Оно не давало думать ни о чём плохом, путало в голове мысли, отвлекая всё внимание на себя, на свой бесконечный никогда не повторяющийся танец. Через силу встал и сходил в дом за матрасом и спальником. Расстелил всё на лавке, лёг, вытянулся во весь рост.
   - Я вот думаю, сколько ещё витков сделает жизнь и в какой точке мы тормознём? Может быть случиться чудо и вдруг ни с того, ни с сего нас посетит озарение, которое расставит всё по местам, даст возможность взглянуть на мир с высоты человека, познавшего истину. Или, всё же, как многие абсолютно бесславно уйдем на дно, перегруженные обидами на несправедливость мироздания, горя ненавистью ко всем близким и дальним, не понявшим нас, не разделивших, не сочувствующих, постепенно превращаясь в ил, перегной, почву для будущих поколений. Другие пустят корни в наш опыт, поймут, одумаются и сделают правильные выводы, превратив мир в новое, доселе не виданное, и внешне и по содержанию. Олег ты любишь мечтать?
   - Ты скажи, где чай такой покупал забористый? А мечтать? Конечно, бывает, всё как у всех, особенно вот так, глядя на звёздное небо. Я представляю вселенные и миры, расстояния, измеряемые миллионами световых лет, мне всегда немного страшно и волнительно от этого. Но больше я люблю строгать плахи. Гладить по ним рукой, нюхать, и делать табуретки. Можно вместо табуретки дверь красивую сделать.
   - Хорошо, что комаров почти нет, я наверно здесь на террасе спать буду. Ты, хочешь, иди в дом.
   - Подумаю, может с тобой останусь.
   Я закрыл глаза, накатила усталость, бороться со сном не было сил. В темноте всё также шумела перекатами река, над головой тяжко вздыхали тёмные силуэты сосен, разбуженные лёгкими щекотками ночного ветерка. Меж звёзд улетала в никуда маленькая сверкающая точка спутника. Вместе с нами, заимкой, лесом, речкой, товарищем капитаном и мистером Воробьёвым, в огромном нескончаемом космосе крутилась земля. Мысли путались и затихали, потом вдруг не ясно, на короткое мгновение, как искры вновь вспыхивали в сознание. Картинки в голове мелькали и расплывались. Пришедший сон гнал все тревоги и сомнения прочь. Где-то на востоке, далеко за горами, на берегах самого большого океана, там где я впервые одел солдатские сапоги, снова рождалась заря.
  
  
  
Оценка: 8.05*7  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023