Ноги сами ведут из начала дороги в конец. 
На ногах сапоги, что от бати достались в наследство,
Как герою из сказки почти позабытого детства.
Лишь потеряны где-то в дороге и кот, и дворец...  
 
Шепчет шелест морозного снега в замерзшие уши.
Искры звёзд вековечных опять торят пройденный путь. 
За рядами ряды мимо - окна. За окнами - души,
Души спят, их тела собираются тоже уснуть.

Неестественным знаком присутствия в мире природы
Неприродная грань смятой пачки и ряд сигарет...
Не задуло огонь, значит, будет хорошей погода...
И желанье курить - как желанье, которого нет...  
   
Тихо треснул в ночи, дымный образ в морозе рождая,
Огонёк сигареты, как выстрел в далёких горах,
И снежинки кристалл, замерев на ладони и тая,
Чем-то сладко-знакомым и горько-забытым запах.

Сигарета, луна, запах снега, шаги, свет оконный -
Вот источник моих и весёлых и грустных стихов.
И дорожка знакомая в городе, с детства знакомом,
Между с детства знакомых солёных балтийских ветров...  

*   *   *

Снова та же дорога, и вечер похожий, и ветер.
Только дует тот ветер свежее, и звёзды горят.
Окна те же, но рядом с растаявшим призраком неба -
Лишь подобие прежних, увы, затухающий ряд.

Не сравнить с чёрно-белым морозным творением ночи
В ароматах весны растворившийся, тающий день.
О прошедшей зиме мне напомнит лишь рыхлого снега
Тощий горб, что скрывает нестарый осиновый пень.

Но теперь мне не надо красот, различаемых взглядом,
Я теперь взбудоражен дыханием тёплой земли.
Ароматная чернь отравляет закат сладким ядом.
Да в лохмотьях тумана кричат высоко журавли.

Сердце гулко трепещет меж рёбер в темнице телесной,
Зацепившись за путы житейских ненужных оков.
И не смея взломать этой клетки надёжные дверцы,
Гонит шумно в подкорку обрывки весенних стихов.

*   *   *

Снова та же дорога, но пухом парит одуванчик.   
Здесь останки зимы похоронены были весной.
Тот же пень, но росток пробивается солнечным зайчиком, 
Словно внучка у деда играет с его бородой.

В долгом беге по звёздному кругу незамерло солнце,   
Предоставив самим нам решить, где же ночь, а где день,
Я иду тихим вечером, дня продолжением белым,
И свой запах, как женщина, мне оставляет сирень.

Потянувшись рукой к её кудрям, невольно забуду,
Что, увы, я не мальчик, который впервые любил.
И сорвав по привычке, как в детстве, один белый локон
Понесу той, которой когда-то вот так же носил.

И иду, и молчу сам с собой; и что-то опять забываю;
То отброшу бычок, то по-новой опять закурю;
То пришедшие в голову строчки стихов повторяю;
То о чём-то молчу, то беззвучно опять говорю...

*   *   *

Вот и осень. Пришла, как по графику, рыжая бестия
Засосала весь мир в губы алые, без предисловия,
Дав вдогонку утешиться лета унынием "бабьего".
И пошла мельтешить, наплевав на людские злословия.

Я, наверно, такой же в характер безудержно-радостный,
Как гулящая эта краса с неизменною шуткою,
На большую дорогу иду стихорифмосложения
Только, чтоб получить по лицу красно-жёлтою юбкою.

Вертит в танце своём мной, землёю, сиренью и городом,
Оголяя деревья, как бёдра свои, сумасшедшая.
С синкопой отбивает фламенко дверями и окнами
И рыдает дождём о любви, но любовь ненашедшая.

Я за нею бегу на окраину серого города, 
За околицы маленьких скверов и тихих дворов,
И в любовной игре с умудрённой в распутстве красавицей
Не намёком читаются строчки любимых стихов.

*   *   *

День за днём, за неделей неделя, за месяцем месяц 
Я иду, примеряя с надеждой терновый венец.
Я иду, не боясь, что закончится где-то дорога.
Ведь конец есть начало, а значит, совсем не конец...


2009, март - 2011, май