Уставшее за день солнце догорало где-то в зареве заката, скрывая от меня свой красочный уход побитыми пятиэтажками, в прострелянных и сожжённых окнах верхних этажей которых уже, раньше времени, наступила ночь.
Я стоял на посту, который представлял из себя кучу мешков с песком и землёй, накрытых кусками жести, образующих крышу, и смотрел в сторону внутренней территории охраняемой комендатуры. Ничего не было страшного в том, что я повернулся спиной к бойнице и своему сектору наблюдения. По обе стороны стояли пятиэтажные дома, образуя коридор. На их крышах располагались долгосрочные посты. Справа - нашей роты, слева - бойцов ОМОН, которые базировались в здании через дорогу, в РУВД, и прикрывали тыл нашей заставы. И как-то двояко ощущалось присутствие большого количества вооружённых союзников по соседству - была информация, что более двух третей состава РУВД - бывшие боевики, воевавшие в Первую войну, остальные русские - с какого-то сибирского города. Наверное, именно поэтому доверие к соседям всё же присутствовало. Подход к моему посту был только через этот коридор пятиэтажек, либо из-за угла. А там всё просматривалось и другим постом. Только отчаянные могли подойти вдоль стен, оставаясь невидимыми сверху, и попытаться проникнуть вовнутрь территории. Но уйти отсюда у них уже не получилось бы. Потому я был спокоен за себя и за тех, кого охранял.
В направлении столовой прошагала не в ногу толпа нашего взвода охраны, звеня ложками и кружками внутри полевых котелков. После ужина они должны были начать вооружаться и выдвигаться на смену постов. Меня заменяло уже двое часовых. Ночью было опаснее, хоть и действовали комендантские часы - даже собаки не бегали, когда сохранялось затишье. После смены, в столовой ждала каша с тушёнкой и печенье со сладким чаем. Это необычайно повышало настроение! Тогда нас ещё хорошо кормили. Пока позже мы не присоединились к своему батальону в развалинах Заводского района.
Начало темнеть. Не терпелось скинуть оружие, бронежилет, каску, взять котелок и вприпрыжку отправиться набивать желудок. А после - священное занятие - сон! Правда, ночью опять должны были будить на пост... До этого времени наша смена спала всего три-четыре часа в сутки. И никто не жаловался поначалу - офицеры стали замечать, что в графике что-то не так, только когда солдаты вдруг засыпали стоя или сидя, причём в абсолютно любых местах. Людей не хватало. Тяжело было всем, ведь смены было две, вместо трёх. Однако свободных от дежурства, в связи с этим, перестали привлекать к работам - разрешили спать даже днём, лишь бы на постах бодрствовали.
Я отсчитывал минуты и думал о том, что в столовой наши сменщики наверняка уже стоят в очереди у окошка раздачи пищи; скоро поедят, вернутся в расположение. И останется совсем недолго до, пусть и временной, но свободы!..
Тишину прервал сильный хлопок и вспышка поодаль комендатуры. Взрыв! Ещё серия хлопков и автоматных выстрелов! Пространство в двухстах-трёхстах метрах от нашей заставы осветилось безумной светомузыкой. Выстрелы и взрывы перешли теперь в непрекращающийся гул. В том месте располагалось КПП. Боевики атаковали его, расстреливая из гранатомётов и автоматического оружия. Часовые открыли шквальный огонь в ответ. "Не повезло им сегодня..." - подумал я, поглощая взглядом картину интенсивного боя. Вдруг вблизи, одна за одной, засвистели пули! Я углубился в свой крохотный пост, продолжая смотреть в сторону ночного сражения. "Шальные долетают до нас", - пронеслось в голове. Я всё так же стоял спиной к бойнице, пока, наконец, не понял, что пули летят не со стороны КПП, а с другой! Одна пуля ударилась в жестянку прямо над моей головой! Ещё одна отрикошетила от бетонного столба, издав протяжное жужжание. Следом начали прорезать воздух ещё целые стаи свинцовых гостей. Они проносились так близко, но чуть выше бойницы, и щёлкали по стенам комендатуры. "Мой пост обстреливают!" - осенила мысль, будто взорвавшись в голове.
"Граната! Сейчас прилетит противотанковая граната!!" - вывод созрел мгновенно, после примера с соседним КПП. Я решил немедленно поменять позицию. Мешки ещё могли спасти от пуль, если не выглядывать в бойницу, но от попадания кумулятивной болванки меня унесло бы вместе с этим хламом. Я перебежал в соседнюю позицию из мешков, выложенных вокруг углубления. Сюда должно было прибыть усиление, поднятое по тревоге. Пока укрепление пустовало. Краем зрения я увидел, как позади наши бойцы несутся со столовой к расположению, гремя пустыми котелками. Ужин не удался.
Бойница новой позиции имела ужасный обзор. Она была ниже. Негустая сухая трава мешала нормальной ориентировке. Я только наблюдал, как мирные жители, занимающие некоторые уцелевшие квартиры некомфортабельных многоэтажек, бросились со двора по домам. Выстрелов с РПГ по мне так и не случилось. А с крыш, тем временем, началась ураганная стрельба по позициям боевиков. Я не видел отсюда цели, потому очень быстро решил, что нормальный сектор огня и участие в обороне всё же важнее личной безопасности. Вернувшись на пост, мне пришлось ещё внимательно просмотреть площадку внутреннего двора, дабы не попасть в гражданских. Но те, очень оперативно, уже ушли из под обстрела боевиков и разбежались по подъездам. И теперь можно было смело открывать огонь. Нападающие вели обстрел от здания напротив. Вспышки выстрелов были видны плохо и редко, хотя пуль прилетало достаточно много. Возможно, мешала ещё и пара электрических ламп у подъездов на пятиэтажке справа, которые своим светом немного маскировали местность поодаль. Боевики явно использовали приборы бесшумной стрельбы, некоторые из них, по крайней мере. Первые пули начали прилетать вообще без последующих звуков выстрелов с той стороны. Я просматривал окрестности через прицел своей СВД, но темнота оставляла лишь силуэты предметов, среди которых не различалось никаких человеческих фигур. Сетка прицела подсвечивалась. А толку? Нужен был прицел ночного видения. И то, встречный, даже слабый свет от подъездных лампочек, не дал бы что-то увидеть, кроме зелёного фона. Тем не менее, я понял, откуда ведётся стрельба, это было не сложно - шквальный огонь с крыш давал возможность определить это быстро. Я начал простреливать угол здания. Где-то там был враг. Сердце уже начало биться тише - не так, как до этого. Появился даже некий азарт. Хоть у меня и не было особого желания попадать в кого-то. И вряд ли у меня это вышло. Я не осознавал какой-то ненависти к тем бородатым партизанам, даже после гибели своих. Считал: "На войне, пусть и партизанской, кто-то же должен умирать. Таковы правила". Немного даже нравилось в моменты опасности участвовать в этом безумии, и уже имелась определённая симпатия к такому ощущению реального, а не социального, как в обычной жизни, страха. Адреналин вызывал какой-то ненормальный, но настоящий природный интерес к подобной ситуации.
Прибыло подкрепление. Стрельба слышалась теперь и сбоку. Нас обстреливали ещё и со стороны Старопромысловского шоссе. Бой позади - на КПП - также продолжался. Боевики решили устроить настоящую войну в этот вечер. "Заработал" пост и на крыше ещё одного пятиэтажного дома - позади заставы. Все высоты находились под нашим контролем. Это давало преимущество. Хотя у нападающих уже не нашлось бы таких сил в данном месте, чтобы смести и комендатуру, и КПП, и РУВД. Это были лишь партизанские вылазки. Реальней угроза для комендатуры виделась в подрыве грузовой машины со взрывчаткой, подогнанной к территории.
Наконец стрельба начала стихать. Вскоре прекратилась вблизи совсем. Боевики отстрелялись и теперь отходили. Нам повезло. Вроде обошлись без потерь. На КПП дела были хуже, конечно. По переговорам офицеров по рации стало понятно, что личный состав там несколько уменьшился в численности. Поднятые по тревоге военнослужащие постепенно разошлись. А наша смена часовых вскоре отправилась на непродолжительный отдых. Ночью мы вновь заступили. Но улицы вокруг уже молчали. Полуразрушенный город погрузился в сон. Лишь изредка слышалась далёкая стрельба. В темноте порой пролетали вертушки с выключенными габаритными огнями, а под утро вдалеке заработали миномёты - в районе Северного.
Днём, во время построения, я обратился к командиру роты с необычным инициативным предложением: переставить меня на пост, располагающийся на крыше двухэтажки, на первом уровне которой размещалась столовая.
- Ты знаешь, что этот пост, как и угловой - четвёртый - при серьёзной атаке снесут в первую очередь? - как всегда улыбаясь, немного удивлённо спросил молодой светловолосый офицер - Дмитрий Сухов.
- Но у меня снайперская винтовка, товарищ капитан! - не сдавался я, - мне обзор нужен!
- Стой на втором, как распределили. Сейчас не время менять что-то - людей мало.
- Ты сюда воевать приехал? Сиди - не высовывайся! Надо думать, как живым домой вернуться, а ты... - долговязый, со внешностью якута, сослуживец - Славик - также попытался меня образумить.
Я и сам подумал тогда: "А чего это я? Что за геройство? Разве хочу убивать? Нет... Забыл, что родные переживают, ждут? Больное эго?" Больше я не настаивал. Сам понял, что глупо проявлять инициативу в такой обстановке... Но через пару недель меня всё равно определили на пост на крыше.
Капитан Сухов, с не сменяющейся улыбкой, рассказал нам, что в прошедший вечер, когда был обстрел, он поднял подразделение по тревоге, выбежал с расположения и полез по отвесной лестнице на трансформаторную будку, где была дополнительная позиция. Хотел разместить там пулемётчика и дать ему целеуказание. Но его чуть не зашибло очередями пуль. Тот свинец, что проносился у меня над головой, как раз отчасти и летел в него! Так мы могли бы и лишиться командира на первых же минутах боя! Тоже ведь геройствовал капитан, однако!
Днём, как обычно, я тоже стоял на посту. В те месяцы, пока были в комендатуре, наш взвод безвылазно находился в карауле. Во время охраны, помимо наблюдения, приходилось заниматься и своими делами. Чертить на чём-нибудь палочки, например. Одни из них обозначали дни, другие месяцы. Постоянно приходилось вести отчётность - считать, сколько осталось до дембеля. Неволя давала о себе знать. Но были и другие занятия. В этот день я решил заняться на посту шитьём! Ремень на винтовке совсем истрепался. Был способ провести модернизацию: продеть ремень через камуфляжную ткань со срезанной кем-то подтяжки с ватников и подшить по краям. Получалось необычайно красиво! Ещё предстояло вышить колпачок из камуфляжа для оптического прицела. Резиновый был оторван и утерян предыдущим хозяином винтовки. Но теперь я опекал её. Даже ласково называл "Джульеттой". Некоторые сослуживцы частенько шутили, когда я сдавал СВД в комнату хранения оружия: "Ромео, а где твоя Джульетта?"
Я так увлёкся шитьём, что перестал периодически поглядывать и в бойницу, и на внутреннюю территорию. В этот раз неожиданность возникла с тыла... Проверяющий! И не нашей роты, а из комендантских. Заглянул в пост - разоблачил в нарушении устава караульной службы. И откуда его черти принесли?
- Та-ак! А почему это часовой на посту занимается посторонними делами? - по запаху от офицера стало очевидным, что перед обходом он немножечко принял на грудь.
- А-а... У меня оторван колпачок заводской на прицеле... А линза оптики засорится пылью, если не закрыта чехлом и без колпачка... И тогда нельзя будет при необходимости нормально произвести прицеливание, - сделал вывод я, одновременно подчёркивая, что игра стоит свеч.
- Этим нужно заниматься в свободное время. У тебя же есть свободное время, верно? - проверяющий оказался более лояльным, чем я ожидал...
Он выполнял, скорее всего, какую-то бумажную работу, о чём говорила чистенькая форма. Тем более, что комендатура включала в себя ещё и прокуратуру, и ФСБ. Военных, сидящих тут в четырёх стенах, как в крепости, хватало. Это заботой нашей роты было охранять, сопровождать колонны. Это наши солдаты и офицеры рисковали головой. Но не те, что копались в бумагах. Один раз, когда стрельба ночью приближалась к нам вдоль улиц и уже слышалась буквально за дорогой, я сам обратился к комендантскому офицеру, которого определили нам на сутки, как ответственного, предложил поднять подразделение по тревоге и выдвинуться на усиление постов. Я не понимал, зачем нужно ждать, пока обстреляют часовых, чтобы только после этого им помогать. Офицер не принимал решения, говорил, что сигнала от дежурного не поступало. Хотя, явно, просто не хотел покидать кирпичное убежище. Как-то боевики попытались убить, правда, коменданта при выезде, но подорвали его бронированный УАЗ при возвращении - без него самого. Пострадали бойцы нашей роты, которые были в машине. Но им очень даже повезло. УАЗ стал решетом, однако благодаря защите двое из четырёх военных получили лишь лёгкие ранения. Радиоуправляемый фугас рванул чуть раньше. Но мы рассматривали машину после и видели, что множество осколков осталось торчать в бронестёклах, уже на треть оказавшись внутри... Был и один храбрый комендантский офицер - медик, который постоянно рисковал собой, отправляясь на выезды вместе с нашими. Он всегда веселил и заряжал настроением. Хороший был человек. Необычайно позитивный, жизнерадостный и артистичный. В театральный его забрали бы не задумываясь. Может не тот путь для себя он выбрал... Но однажды мощный взрыв фугаса, который прозвучал почти сразу после выхода колонны, прервал его непродолжительную жизнь. Как и нашего офицера - лейтенанта Мамонова, который месяц гонял нас по тактическому полю на боевом слаживании, готовил к Чечне. Мало что из той подготовки нам понадобилось, особенно - бег в противогазах. Но главное, что себя самого он не уберёг. И бронежилет одел полегче - с малой передней бронепластиной, которая и не опущена была, как положено, по его росту. Медику осколок пришёлся в голову. Нашему командиру взвода - в низ живота, под бронежилет... Худенькому солдату - бывшему писарю роты - повезло больше: он выжил, но из его хрупкого тела хирурги достали позже пятьдесят с лишним осколков...
- В свободное время мы чистим оружие, ходим на приём пищи и спим. У нас две смены всего - ничего не успеваем, - оправдывался я.
- Но безопасность важнее! Ты же не только себя охраняешь. Там, позади, множество людей, которые надеются на твою бдительность и доверяют тебе свои жизни! Понимаешь ты это?
- Так точно...
- Ты вот был при обстреле вчера на посту? - офицер, видимо, решил провести полную лекцию, пользуясь случаем. Алкоголь определённо мотивировал его к этому.
- Так точно, был...
- Участвовал в обороне? Стрелял хоть?
- Так точно, стрелял.
Тут он немного поменялся в лице. Сделал паузу. Хотел что-то сказать, но задумался. И вдруг продолжил:
- Я тоже по тревоге выдвинулся на усиление постов! Нас привлекают иногда... Я вон там - в окопах был...
Проверяющий снова замолчал. Что-то терзало его изнутри. Это было видно. Наконец, он выдавил:
- Шла такая жуткая стрельба... Я добежал до своей позиции и присел... Я не вставал и не высовывал головы из окопа, пока всё не стихло... Я просто сидел... - разоткровенничался офицер.
"Зачем? Зачем он мне всё это рассказывает?!" - думал я и не мог поверить своим ушам. Проверяющий даже не задумывался о том, что я могу рассказать это кому-то. Что сложится негативное мнение о нём среди других военнослужащих. Но это, видимо, так давило на него, что необходимостью стало поделиться своими переживаниями с кем-то. Ему было стыдно за себя... Я всё понимал. Потому никому об этом разговоре позже не рассказывал.
- Скажи, а у тебя есть жена? А дети? - продолжил офицер, - А у меня есть!.. Я не мог собой рисковать! Понимаешь?..
Тут проверяющий наконец понял, что сказал лишнего. Он молча повернулся и побрёл дальше, переступая грязь начищенными ботинками - обходить другие посты.
Я смотрел ему в след и думал о том, что могу его понять, с одной стороны. Но с другой: он приехал сюда не только потому, что приказали. Этот военный преследовал и определённую выгоду. По возвращению домой, по документу он станет участником контртеррористической операции, наверняка будет каждый раз произносить третий тост за погибших, во время застолий, и среди многочисленных знакомых и сослуживцев будет называем, не иначе, как: боевой офицер...
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023