(фрагмент-дорисовка к работе "ВРЕМЯ СВОИХ ВОЙН" см. одноименный файл, а также работу "Ножи Петьки-Казака")
Петька-Казак (примерно 35 лет до часа "Ч") - 70-е
1.
В "отстойнике", где призывники, расписанные по командам, ожидают отправки, на третьем этаже ЧП. Дело, в общем-то, обычное, но на этот раз драка массовая, есть пострадавшие.
Два раза в год, весной и осенью, призывники - головная боль для коменданта. Все потому, что те, кому положено забирать свои номерные команды, не являются вовремя, либо, отметив свои документы, спешат в город - "уточнить транспортное расписание", тянут до последнего. Каждые полгода так. И каждые полгода, как не проверяй призывников, умудряются протащить спиртное, а раз (было такое) и девочек, переодетых мальчиками.
Здание бывшей (еще царской) пересыльной тюрьмы, и даже сейчас иногда (в особых случаях) используемое по назначению, два раза в год, после основательной дезинфекции, превращалось в "отстойник" призывников. Мощное, четырехэтажное, с глухим двором, где от каждого лестничного проема всего по две, но огромные комнаты - скорее залы. Окна, заделанные снаружи сварными металлическими жалюзями. Постоянно, на недосягаемой высоте, горит свет ламп - тоже под решеткой. Это для того, чтобы ошалевшим от безделья призывникам, опять не пришло в голову поиграть в "черную баночку" - бросая консервами в плафоны.
У дальней от окон стены, во всю ее длину, сплошные нары - два яруса, сколоченные доска к доске. Множество стриженных и нестриженных голов в одежде "на выброс" томящихся бездельем и снующих туда-сюда. Неистребимый кислый запах, который отдают то ли пропитавшиеся им (на века) стены, то ли сами призывники. Запах страха, ожидания, предвкушения, тоски, непонятных перемен. Всего, что возникает в общей скученности мальчишек одного возраста.
Если вызрел для любви, значит, вызрел и для ратного дела. Тем и другим заниматься одновременно нет никакой возможности, но можно превратить любовь в поле сражения, а ратное дело искренне полюбить. Но превращать это в собственную профессию готовы едва ли один из тысячи прошедших срочную службу, да и то, скорее те, кто в любом неудобстве души и телу видит нормальность, везде чувствует себя комфортабельно, словно дома...
Ненормальность последней драки в том, что, вроде бы двое (которых пострадавшие выставляли зачинщиками) побили многих. Двое с команд - "фиг его знает куда" побили "парашютистов" - группу призывников, куда по традиции стараются определить тех, кто лбом кирпичи ломает. Скольким точно досталось, уже не определишь - не у всех "оргвыводы" на лицах нарисовались, но четверых "парашютистов" (уже ясно) придется задержать с отправкой по причине: "легких телесных средней тяжести", а еще десятку той же номерной команды оказывать помощь на месте.
- Задержал?
- Развел по разных этажам. Сержантов приставил. Куда я их? Милицию что ли вызывать? Комендантский взвод? Ни на губу, ни в кутузку не определишь!
В самом деле... Есть такие, вроде серых ангелов, застрявших между небом и землей. Паспорта отняли - теперь не гражданские, а военный билет еще не вручили - не присягнули, чтобы по воинским законам точно определить - куда тебя серенького за неангельские выходки - на губу или прямиком в штрафбат?
- У "парашютистов" теперь недобор.
- Вот пускай теперь с этими в одну команду и едут! Достали меня эти "десантнички"! Еще и тельник не примерили, а апломбу у каждого на десять пехотных дембелей. А со службы, видел какие возвращаются? Павлины!..
До этого комендант изрядно наорался - пар выпускал.
- Какая, бля, команда! Да они все у меня на Новую Землю отправится - в сортир будут ходить, за канат держась! Все!
Только понятно, что не в силах. Разве что, одному-двум поломать службу, но не всем же скопом - нет такой возможности, да и не про все номерные команды известно куда отправляются. Некоторые, действительно, темные, хотя и можно догадаться по косвенным, все офицеры, прибывшие за призывниками, должны у коменданта отметиться, печать поставить на "командировочном листе" - время прибытия-убытия.
2.
Тем временем виновники знакомятся.
Маленький, черненький, чем-то смахивающий на еврея или цыгана, если бы не курносый нос и заскорузлые, сразу видно - от постоянной работы, руки, с разбитой губой и наливающимся фингалом, говорит живо и весело:
- Как тебя?
- Федя.
- А меня - Юрка. Но можно - Петька, если по фамилии. Петров я! Здоров же ты драться, Федя, никогда такого не видел! Дружить будем?
Федя еще ни с кем не дружил, рассчитывал только на самого себя, но тут парень - ростом маленький - в раскладе на любой взгляд безнадежном, в котором каждому должно казаться, что лично его это не касается, влез, стал рядом без личной выгоды.
- Будем?
Федя осторожно кивает, потом чуточку увереннее - будем!
- Я нож с собой взял, но тут на входе обшманали, забрали. Жаль, хороший нож, надо было спрятать лучше. Зато домашнего у меня много. Тушенка. Мясо! Лося кушал?..
Петька достает здоровенную стеклянную банку, тучет в нее ложку, выковыривая кусок мяса.
- Придурки, надо же какие, придурки! Свое сожрали и нормально попросить не могли. Обязательно надо с выебоном. И чего тебя выбрали? У меня сидор крупнее. Знаю! За чемодан! Пусть и маленький, но многих ты здесь с чемоданом видишь? Слушай, а как ты того первого заломил? Покажешь?..
3.
- Надо же такому случиться!..
Комендант вслух сокрушается (правда, не без издевки), зная, что прибывшим деваться некуда, что с общего согласия вычеркнут из списка четыре фамилии и впишут новые (из списка - "хрен знает что"), и он, комендант, обязательно умолчит, что в списке окажутся и те двоих, что этот сыр-бор устроили, а вечером позволит себе чуть-чуть больше коньячку, представляя смачные картинки в прицепном вагоне витебского направления - кашу, которую расхлебывать уже этим... Впрочем, здесь, в последнем, он ошибается.
4.
В вагоне кто-то разносит слух, что эти двое из какой-то особой команды диверсантов, тоже "свои", только до времени держались отдельно. Лейтенант (старший лейтенант) и сержанты (тоже сплошь старшие) удивлялись тому насколько тихо проходит поездка - какой-то "не такой" призыв.
Сопровождающий, тем не менее, прознает, что те, кто бил, здесь же в вагоне. Как бы ненароком (штатное собеседование по уточнению личных данных) вызывает к себе тех, кто с синяками, угощает чаем с печеньем, доброжелательно распрашивает. Практически все указывают на Федю и Петьку как зачинщиков (впрочем, весьма сконфуженно, не убедительно), и рассказывают про остальное. Теперь, когда поостыли, с неподдельным восторгом, будто один Федя со всеми справился, про Казака же почти не упоминают, тот вроде как у него, первого, на подхвате был. Потом сопровождающий распрашивает Федю; кто таков, откуда, и кто родители. Ценит за немногословность, делает какие-то собственные выводы, а по прибытию в учебный центр Федю и Казака сразу же разлучают...
5.
- Куда такого недомерка?
- В хозвзвод!
Петька говорит, где их хозвзвод видел и идет на губу...
Сначала, конечно, объясняет, как может:
- Отец в разведке служил, дед служил и прадед. Они в гробу перевернутся, если узнают, что я в хозвзводе!
Недопоняли...
6.
...Петька сидит по-турецки на крыше небольшой электрощитовой. Вид наглый, раздражающий.
- Боец! Ну-ка, спрыгнул сюда бегом!
Легко соскакивает, как обезьяна. Отдает честь.
- Боец Петров по вашему приказанию спрыгнул, товарищи лейтенанты!
Именно так, всем разом и никому конкретно.
Петька формой не выделяется, рожа серьезная, глаза внимательные, но смотрится как-то... неуставно. Лейтенанты во множественном числе, да еще из уст такого - карикатурно маленького... что будто бы, вот-вот, улыбкой треснет, да еще на глазах всей разведки, что строевой занята согласно штатному расписанию...
- Какая рота? Почему без дела?
- Хозвзвод! Без дела по причине самовольной отлучки.
Каков нахал!
- Дембель? - бросает догадку один. - Задержали в части?
- Никак нет, товарищи лейтенанты, этого самого призыва!
Теперь понятно - наглость! Запредельная наглость, но неясна причина - должна же быть причина? Тут еще те, кто в шеренге, уши навострили - вроде бы зрелище намечается.
Петька этим опять с того же самого:
- Отец в разведке служил, дед служил и прадед. Они в гробу перевернутся, если узнают, что я в хозвзводе!
- Отец тоже?
- Нет - отец еще живой, - конфузится Петька, - Но он об меня обязательно дрын обмочалит, когда домой вернусь. За то, что поломал традицию.
- Так сурово?
Петька кивает, и подумывает, не нагнать ли на глаз слезу, но решает, что перебор будет - лишнее, неизвестно как к этому отнесутся.
- И что ты такого умеешь, чтобы тебя разведка оценила?
У Петьки на этот счет ответ давно заготовлен.
- Во-он, видите тот пролесок? Дайте мне пять минут, я там спрячусь. Все равно ваши бойцы никому ненужной дурью занимаются...
Спустя полчаса собираются на том же месте, только без нахального недомерка.
- В дураках оставил, - мрачно говорит один из лейтенантов. - Пролесок насквозь пробежал и деру. Рожу запомнили? И не из хозвзвода он. Может быть, и не нашей части. Соседи из полтинника разыграли - теперь месяц будут хихикать... Кто-нибудь помнит - есть у них в разведроте такой маленький, нагловатый?
- Второй взвод стройся!
- Первый взвод стройся!
- Третий взвод стройся!
В разведротах ВДВ взвода малюсенькие - по 14 человек, два отделения - каждое одновременно экипаж БМД - боевой машины десанта, легкой дюралевой коробки, которая непонятно как всех умещает. Чего это стоит - знают только они и еще, быть может, те конструктора, которые эту игрушку придумали. Вложили универсальность - мечту ребенка, чтобы бегала, как гоночная, плавала, летала... Ну, по крайней мере, с парашютом. Чтобы отстреливалась на все стороны, три управляемых противотанковых ракеты, полуавтоматическую пушечку, три пулемета пулеметов, еще чтобы бортовые стрелки могли свои автоматы высунуть и тот, что сзади... Только вот тесно. Но тут, как говорится: "Лучше плохо ехать, чем хорошо идти" - давняя поговорка, а для разведки очень актуальная...
- Первый взвод - все!
- Третий взвод - все!
- Второй взвод? Взвод - почему молчим?
- Сержанта нет.
- Что?! Доложите!
- Сержант Байков отсутствует по невыясненным причинам!
- Где видели в последний раз?
- На прочесывании.
Разом смотрят в сторону подлеска. Показывается фигура - уже понятно, что один идет, а поперек него второй навален. Подходит, пошатываясь под тяжестью, аккуратно роняет в ноги.
- Вы бойца забыли, товарищи лейтенанты?
В ответ что-то сказать надо, а что скажешь? Неловко всем.
- Хозвзвод, значит?
- Так точно! Но ищите на губе. Я самовольно с губы отлучился...
7.
...Каждый новый человек - новые проблемы.
- Вместо кого думаешь? - спрашивает лейтенант другого лейтенанта.
- Вместо Калмыкова - он первогодок, а уже службой тяготится - забурел!
Лейтенант (который ротный) морщится, лейтенант (который взводный) понимает причину - это столько бумаг заполнить: рапорт надо составлять, основание выдумывать. Бумажной работой все молодые тяготятся.
- Что-то в нем не то, - говорит взводный. - Темненький он какой-то. Словно с пятнышком.
- Тогда, может, на хер?
- Но талант. Много у нас в роте талантов?
Придется все-таки писать - понимает лейтенант, который комроты. Талантов много не бывает, хоть с ними и тяжело. Чем больше талантов - тем больше неприятностей.
- Подъем переворотом? Норму делает?
- Проверил. Полста.
Полста это даже больше, чем пять норм.
- Со стрельбой как?
- Говорит - охотник. Промышлял.
- Бег?
- Не знаю. Лукавит что-то. Говорит, с утра до вечера может бежать - от егерей бегал. Проверить возможности нет. По кругу пустить? Он сейчас на губе - удобно. Можно договориться - там на него сердитые...
8.
- Я - казак вольный! - к месту и не к месту говорит Петров, отчего к нему и прилипает прозвище "Казак", а еще и "Петька", но это не столько по фамилии - Петров, как из-за удивительного внешнего сходства с персонажем фильма "Белое солнце пустыни". Был там этакий "Петька-Петруха", со ссадинами на лице. У Петрова ссадины неизменное, еще и привычка в драке укоризненно приговаривать своему противнику: "Личико-то открой!". В общем, это было предопределено - Петька! Или (что чаще) - "Петька-Казак".
"Петька", "Петруха", "Казак" имеет привычку ввязывался в драки по любому, самому мелкому, поводу. Должно быть, из-за своего маленького роста.
На воскресном построении его видит комполка, когда, бодро чеканя шаг, проходит перед ним очередная стрелковая рота, весьма озадачивается и, подозвав к себе командира батальона, недовольно спрашивает:
- Что за сморчок? Твой?
- Некоторым образом.
- Что значит - некоторым образом? Все стройно идут - как опята! А этот? Что это за подгрёб, я тебя спрашиваю?
Комполка - заядлый грибник. Все знают об этой его страсти, да и он сам, больше подыгрывает - "держит образ". Мог хвалить: "Молодцы! Боровики!", а распекая какого-нибудь молодого офицера, назвать его "бледной поганкой" - самое страшное из его уст ругательство.
- Редко видим. Губарь.
- Губарь, но талантливый, - вмешивается начальник штаба. - Сейчас на него заявка из разведроты.
- Ну так переводи! Чего тяните? Всю корзину портит!..
Разведроте разрешается быть "разношерстной" - там задачи разнообразнее...
Петька за короткий срок становится личностью известной, едва ли не легендарной.
9.
- Дежурный по роте - на выход! - негромко, не сходя со своего места (тумбочка дневального, телефон под руку, сварная решетка ружпарка с левого бока...) командует Петька, зная, что хрен сейчас этого дежурного добудишься - ночь на дворе, принесла же эта нелегкая "пом. дежурного по части", если судить по повязке. И докладывает сам: сколько человек, и что в роте все - отсутствующих нет, рота отдыхает. Спит, короче.
"Пом.деж.части" кивает и, ни слова не говоря, идет по широкому коридору, между красиво, борт к борту, заправленных шинелей с одной стоны и бушлатов с другой, в сторону, где многоголосый храп.
Петьке от "тумбочки" отлучаться нельзя, не подсмотреть - что он там между коек делает, хотя, по идее, кто-то должен сопровождать. Два недремлющих обязаны быть.
Возвращается. Кивает. Вроде бы впорядке все. Только Петьке в фигуре его что-то не нравится...
- Стоять! - орет Петька громким шепотом. - Руки вверх!
Дежурный изумлен, Петька изумлен себе ничуть не меньше. У Петьки на поясе штык-нож, у дежурного в кобуре пистолет.
- Выложь, что своровал, - говорит Петька, подходя вплотную.
Лучше бы он этого не делал. В смысле, не сходил со своего места. Дневальный у "тумбочки" стоит на постаменте, хоть какое-то, но возвышение. Росту у Петьки враз убавляется до неприличия. Дежурный под метр восемьдесят. Растопыренной пятерней отпихивает Петьку от себя. Петька настырно, молодым бычком, подскакивает обратно.
- Верни, что взял!
Петьке без замаха пихают в ухо кулаком. Петьку в ухо не удивишь, только заведешь на неизбежное...
Петька будто пружина. Отскакивает и с разгона бьет головой в грудину - не под дых, а в оттопыренное. Чувствует что-то треснуло, оказывается пластмассовый приемник "Спутник" - тот самый, на который третий взвод недавно скинулся по два рубля 16 копеек с носа - его прапорщик своровал.
- ...!
На этот шум, конечно, просыпаются. Спросонья, услышав возню, кто-то кричит: "Рота подъем! Наших бьют!" Дополнение к команде вовсе ненужное. Никто уже никого не бьет. Петька сидит на дежурном, пеленает чем попало. Еще за миг до этого никто не взялся бы определить, где чьи руки, где ноги, и все же вывернулся, сам не понимая как, "упаковал". Петька, если заведется, словно бешенный - ртуть под электричеством. Пистолет валяется в стороне и штык-нож тоже - Петька свое и чужое отбросил подальше, должно быть, от греха...
Сержанта, которому положено за все это отвечать, будят. Выходит, сразу все понимает. Мертвеет лицом. У связанного повязка дежурного... Дело худое. Потому как Петька один, а по роте должно быть двое недремлющих. Дежурный сержант, себе на горе, прикемарил в каптерке. А тут и уже нападение на дежурного по части, избиение старшего по званию, завладение личным оружием... Полный писец!
- Это дежурный по части!
- Какой, бля, дежурный! - орет Петька, так же, сидя верхом, срывает повязку и той же самой рукой бьет лежащего в ухо. - Крысятник это!
- Писец Петьке, - говорит кто-то, выражая общую мысль. - На офицера руку поднял. На дежурного по полку!
- Где ты видишь дежурного? - спрашивает старший сержант - тот, которому давно все пофиг, а сегодня даже не его дежурство, поднимает повязку с пола и сует в карман.
Действительно, прапорщик вроде бы еще не офицер... И рот заткан - не может подтвердить свои полномочия.
Петьку снимают под руки, относят в сторону. Не дается, вырывается...
- Не ты, гад, у меня бритву в учебном центре свистнул? Точно он! Видел, как он примерялся по собственной роже - подходит или нет! Возвращаюсь со стрельб - нет бритвы! Отцовский подарок, сволочь! Пустите, я ему яйца оторву!
Петька завелся. "Накатило"! Свои держат - не удержать - уже с ними готов драться. Петька в ярости, отчета себе не отдает - для него этот, что мычит с заткнутым ртом, в те четыре, что со станции (давний незабываемый случай) в одно слились.
- Может пустить Петьку? - говорит кто-то. - Ему все равно теперь дисбат - пусть хоть душу отведет!
- Ага! Счас! - говорит тоскливо сержант, которому за все это отвечать.
- Что делать?
- Что делать, что делать!.. Комроты звонить! - понуро-зло опять говорит сержант, который все проспал, а не должен был, и теперь на дембель (еще повезет, если на дембель!) пойдет не сержантом, не в заготовленых, хранящихся в каптерке, литых золотой нити погонах сержанта, а рядовым, а еще, того гляди, на лишний месяцок задержат. Любят такое устраивать для проштрафившимся в назидание другим...
Тут ясно, что надо в первую очередь вызывать своих, пусть даже вдвойне отвалят.
Смотрит на Петьку, которого все еще держат.
- Придурок! Глаза бы мои не видели! В умывальню, под кран головой! И не выпускать оттуда.
Звонить не хочется, но придется. Комроты недавно назначен - из взводных, уже и звездочку получил, строг, а вот в справедливости его еще не успели убедиться - должность людей обычно меняет.
- По койкам все! Никто ничего не видел!
Набирая номер несколько раз горестно вздыхает - под каждую цифру. Нет хуже обязанности, как отрывать молодого офицера от здорового сна. А еще по такому-то случаю!
- Товарищ командир, в расположении роты задержан неизвестный.
- Бля! Что опять начудили?!
- Товарищ старший лейтенант, сообщить о происшествии дежурному по части?
- Ждать!! Сейчас буду! ...!
Военный городок тут же, рядом - подняли от жены. Понятно - злой. А кто бы не разозлился?..
...Комроты смотрит на лежащего. Офицеры всех прапорщиков знают в лицо. А тут, хоть и портянкой на пол лица заткнуто - ясно кто. Моментально вспоминает - какой из батальонов дежурит по полку, и кем в этом случае этот прапорщик должен быть.
- Кто? - мрачно спрашивает комроты.
- Неизвестный!
Комроты матерится.
- Кто отчебучил, спрашиваю?!
- Задержание произвел дежуривший на тот момент дневальный Петров!
Петька стоит на том же месте, на "тумбочке". Чистый, свежий, вымытый. Лицо преданное. У комроты безудержное желание подойти, поднять за шиворот и надавать пинков. Выдыхает сквозь зубы, смотрит на своего сержанта - дежурного по роте:
- Почему не развязали дежурного по полку?
- На момент задержания внешних признаков отличия не обнаружено!
Попробуй найди теперь эти признаки, если повязку сержант самолично в гальонное "очко" бросил и лыжной палкой протолкнул.
- Спрятал что-то за пазуху и волокет! - вмешивается Петька. - Откуда я знаю, что именно, может, документы?..
...Утром Петьке перед строем объявляют благодарность за бдительность в ходе плановой проверки этой самой бдительности проведенной самолично помощником дежурного по части.
К прапорщикам нелюбовь общая. Это в кино они такие... А по-жизни... одно слово - "прапорщик". Должно быть, сидя на хозяйстве, нельзя не подворовывать, и армейское большинство давно уже смотрит на это сквозь пальцы, как на некое неизбежное, сопутствующее, стараясь не замечать, что у иных это превращается во вторую натуру, становится едва ли не смыслом жизни... Офицеры прапорщиков тоже недолюбливают, а тех, кто попадается, тем более. Офицеры - каста.
Петька знает - рано или поздно, будет офицером, добьется...
10.
За Петькой слава ошалелого.
- Бля! - говорит Петька, вытирая кровь с виска. - Опять в голову заехали! Ну, сколько можно!..
- А ты не высовывайся. Смотри, кружки с пюркой пошли, для тяжести. А тебя табуретом зацепили, должно быть, в корпус целили, но у тебя голова как раз на уровне груди.
- Послезавтра разведвыход - отдохнем на губе!
- Лычки срежут.
- Как срежут, так и прилепят. Лишь бы моя "дивизионка" не гикнулась.
- И хорошо, там морят по-черному. В сравнении с ними, у нас полный курорт. Помнишь, на Беловодку прыгали? Мы оттуда купола в бортовую, а сами сверху, а они до своей части бегом.
- Испугал кота селедкой! - заявляет Петька. - Я, когда бегаю, отдыхаю. Бежишь себе, ветерком обдувает, думаешь о чем хочешь, никто в уши не орет, не цепляется. Хорошо!
- Как думаешь, Кутасов до роты добежит?
- Добежит, но роты нет - механики, операторы на стрельбище уже.
- "Оперативка" должна остаться - у них планшетные занятия. Думаешь, не хватит?
- Хватит. Мы как-то с Федей два десятка рыл построили.
- И где теперь твой Федя?
- В Дивизионке - меня дожидается.
- Всерьез на сверхсрочную решил?
- А то ж! Смотри, как весело!
- Да уж...
- Что делают - видишь?
- Нет.
- Тогда, давай разом. Ты - справа, я слева. Ну?
Выглядывают из-за наваленных столов.
- Что видел?
- Чугунков натащили, выстраиваются, пойдут на сближение.
- Меньше стало - рыл с дюжину, не больше. Почему?
- Баррикадируются с внешней. Кутасов прорвался. Роты боятся.
- Или караулки.
- Нет, караулка сразу не прибежит, тоже ихняя, вмешиваться не будет до последнего.
Бачок пролетает и ударяется в стену.
- Вконец оборзели! Кружек им мало - теперь бачками бросать затеяли.
- Не усидим. Теперь не высунешься. Встречную надо.
- Ох, и уборочки им будет!
- Отцепи мне пару ложек, только не "люминевых", а сержантских.
- Зачем?
- Сойдемся, в бока натыркаю. Штык-ножи здесь оставим. Вынимай, клади под бак.
- Почему?
- Чтоб искушения не было - ни нам, ни им. До схода со столом бежим, дальше каждый сам по себе. Ко мне не суйтесь, мне разбирать будет некогда - где свой, а где борзые с пятой. Ну...
За Петькой слава. Если драки у него вспыхивают одновременно с пожаром на лице, то потом, много позже, превращаются в холодные, расчетливые, хотя по привычке и общего веселья играет себя прежнего. Петька-Казак частенько походит на обиженного ребенка, чьи обиды можно не воспринимать всерьез. И только иногда, вдруг, когда уверяются в этом, в глазах проскальзывает что-то холодное, как от змеи, и тут же прячется.
Всякое дурное, сомнительное, страшное лучше начинать первому. Его все равно не миновать. Еще, чтобы победить, надо быть храбрее на одну минуту дольше. Петька эти правила вызнал давно и вовсю им пользовался.
Защищаясь победы не дождешься, защита может быть храбра, но она не спорит с теми, кто нападает, то и другое существует как бы раздельно, само по себе. Храбрость проверяется во встречной атаке. Лобовой ли, когда два истребителя мчатся навстречу друг другу, и один не выдерживает, отверачивает, подставляя под пули свое брюхо. Конные лавины, мчащиеся навстречу друг другу, и опять одна не выдерживает заворачивает, подставляя спины под сабли. Практически не бывает самоубийственных столкновений, почти всегда находится тот, кто на минуту, полминуты, а хотя бы секунду менее храбр. В общем-то, без разницы. Да хоть бы и на всю жизнь!
Безобразная драка в столовой в/ч ХХХ завязалась из-за неписаных привилегий полковой разведки - не ходить в караульные наряды по полку, по столовой, работам ее хозяйственной части (в том числе и обслуживания техники) и другим, кроме как внутренним, в пределах своей роты и собственной матчасти. Еще привилегия идти за оркестром на еженедельных воскресных построениях или впереди оркестра, если отличались по дивизии, становились лучшими среди разведрот на очередных контрольных состязаниях. Служить законным предметом гордости - "наши опять первые". Еще из неписаного - никто не смеет занять четвертый и пятый ряды полкового кинотеатра до момента, пока выключат свет, и начнется показ картины - хоть бы на головах сидели, толкались у стен, жадно поглядывая на свободные места, но до этого - ни-ни.
Еще из привилегий первый этаж - хоть из окна прыгай по тревоге, одноярусные койки - никто не пыхтит над головой и не свалится на плечи, когда сиреной врежется в барабанки подымет звонок и подхлеснет истошный, раздирающий уют сна, громгласный голос дежурного: "Рота! Подъем! Тревога!"
Маленький спортзальчик прямо в казарме, "ленинка" (впрочем, это у всех - это обязательность), фотолаборатория. Тумбочка на двоих, а не четверых и кучи приятных мелочей, которые замечаешь только когда теряешь.
Смешные мелкие солдатские привилегии. Смешные для всех, кроме самих солдат. Не убирать за собой посуду в столовой, не протирать столов, хотя свой собственный наряд - три человека, оставался подле них до последнего, обслуживая своих, следя, чтобы было только горячее, особо, если какое-то из отделений запаздывает с занятий. Никакой уборки, только собрать ротные тщательно оберегаемые ложки на проволоку и сдать полковому лошкарю. Из-за этих мелочей, которые роты вовсе не мелочи, а статус, и произошло столкновение с "дикой" пятой ротой. Впрочем, с той ротой все "не слава богу"!
Под шапочный разбор прибегает караульный взвод с автоматами - не шути! Ведет всех скопом под арест, на губу. Дежурный по полку (от той же пятой роты) злой, как положено дежурному, в чье дежурство случается подобное ЧП, самолично (не ленится) приносит два ведра воды, выплескивает на бетонный пол и вдребезги разносит окно за решеткой. В ноябре, для всех, кроме Петьки (тот дрыхнет без задних ног), шуточки принеприятнейшие, ночь дрожат, прижавшись друг к другу. Но настроение хорошее - пятой роте вломили, теперь и им должны вломить никак не меньше пяти суток, а там своя рота уйдет в разведвыход, а там вернешься в пустую казарму - будет много свободного, вольного времени, потому как, попробуй вылавливать роту, рассосавшуюся отделениям в лесах и болотах. И на следующий день, под приглядом караульных, на плац выходят бодро - позаниматься строевой подготовкой - бесконечной, как положено губарям, с перерывом на жидкий обед. Впрочем, насчет обеда не горюют, знают - свои подкормят, это давно налажено, губарей рота ублажает даже лучше, чем сама питается...
Вместо ЭПИЛОГА:
Петька-Казак (8 месяцев до часа "Ч")
- Сегодня прощальное воскресенье. Покаяться кто-нибудь хочет?
- Я хочу покаяться! - говорит Петька-Казак, внося оживление - кроме него никто не имеет столько веселых грехов, чтобы публично сожалеть о них. - Давно хочу покаяться! Слушать будете?
- Валяй!
- В срочную, в первый год службы, определили меня в свинари...
Заржали. Хорошее начало!
- Шутишь?
- Всерьез. Хозвзвод.
- Протестовал?
- С губы не вылазил. Но потом повезло - земелю встретил. Редкий случай, чтобы с наших мест - у нас там и так люди редкость, а тут...
Отнеслись с пониманием. Землячек, да еще в первые годы службы, вещь крепкая.
- Он в разведроте сержантил, - продолжал Казак. - Полгода оставалось. Придумали мы вдвоем как туда меня вписать. Несколько дней готовили укрытие - кусок железа под то дело приволокли. Выкопали нору - щель, сверху железо, чтобы не осыпалось, заровняли, закустили. Все это невдалеке, где обычно разведка упражнялась, когда в полку находилась. Выбрал момент - взял на понт лейтенантов - пусть, мол, всей ротой меня поищут в том пролеске, что насквозь просматривается. Когда прочесывали, земеля момент выбрал - ко мне заполз. Дыру кустом заткнули. Потом себя же связать помог, а уж дотащил его я сам... Возвращаю - говорю - вам вашего сержанта! Видели бы физиономии!
Опять заржали. Ловко!
- Земеля в два раза меня больше - почти как Миша. Спрашивают его - как так получилось? Глаза круглит - вот такие делает! - Петька показывает, приставляет к лицу блюдца. - Не знаю, говорит! Тут как на-ва-ли-тся!