ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Губенко Олег Вячеславович
Дезертиры

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 3.57*29  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ седьмой из цикла "Записки ермоловца"
  Может показаться, что прямая причастность к боевому пути Ермоловского батальона должна поневоле заставлять меня идеализировать некоторые события, и людей, в них участвовавших. Однако история воинской славы - это не лубочная картинка, это не сказочка о прекрасных принцах с одной стороны и коварных злодеях с другой. И славный боевой путь батальона, и героизм его казаков являются таковыми только потому, что они стали реальностью на фоне и рядом с трусостью, предательством и равнодушием, и состоялись вопреки всему этому.
  И одними из самых позорных страниц батальона явились факты коллективного дезертирства, о которых вспоминать вдвойне тяжело и неприятно. И вдвойне неприятно видеть, как спустя годы, воспользовавшись тем, что настоящих бойцов - очевидцев тех событий, обличавших дезертирство и готовых впредь и впредь обличать его, становится всё меньше (смерть всегда нещадно косит тех, кто верен долгу), беглецы стали "выползать" из небытия, желая реабилитировать себя в своих собственных глазах и в глазах неискушенных слушателей историями о несуществующих подвигах.
  Впервые мы столкнулись с дезертирством после первого боя в Грозном.
  Проявление трусости у отдельных солдат случается намного реже, чем проявление коллективного состояния паники. Страх на войне чаще всего бывает стадным, и заражает этот вирус толпу с поразительной скоростью.
  Морально подавленные предательством неизвестных лиц, кинувших нас накануне в хорошо устроенную засаду, хмурым утром 9 марта казаки батальона выходили на общее построение.
  Разноречивые слухи о потерях боевиков, которые позднее в более полном объеме принесли нам стоящие на блокпосту у въезда в Грозный ОМОНовцы, пока были очень скудны, и они ещё не вложили в нас чувство гордости за итоги вчерашнего боя.
  Мы пришли в Чечню, в большинстве своём, окрыленные красивой, но далеко не сбыточной мечтой установления казачьей справедливости на левобережье Терека. Мы верили в эту сказку, лелеяли её в многочисленных беседах у костров, в палатках, в окопах в те дни, когда батальон базировался на окраине станицы Червлённой. Мы верили в неё даже сидя верхом на броне на марше по хребту, огибающему Грозный с севера, когда нас оторвали от древних гребенских земель и кинули для освобождения города, который опять почему-то оказался в руках боевиков.
  И где была эта мечта теперь, на второй день после боя?
  Да и была ли эта мечта вообще? Казалось, что суровая реальность, увиденная нами теперь, была единственной главной составляющей того мира, в котором мы очутились.
  Единственной... И более кругом ничего...
  Посреди полевого плаца на носилках лежали тела погибших казаков...
  Мы шли прощаться с товарищами...
  Строимся... Выступающие офицеры о чём то говорят, но слова их не доходят до сознания, как будто слова эти существуют в отдельном мире, отгороженном от нас невидимой преградой.
  Тоскливо и гадко на душе... Хочется курить...
  Ш-ш-ш-ш...
  Дуновение некоего шороха пронеслось среди казаков, на какое-то мгновение перенацелив их внимание на отдельно стоящую группу бойцов.
  - Дезертиры...
  Это была серая безликая масса. И характеризуя так эту толпу, я не погнался за красивым звучным словом - дезертиры для нас были именно серыми и безликими. Они стояли безоружные, и глаза их уткнулись в землю. Они боялись поймать взгляд ненависти и презрения, и утопали всё больше и больше в трагедии своего самоуничтожения.
  У них отсутствовали лица... Дезертиры потеряли их, потому что прятали глаза, а значит, прятали душу и хранящуюся в ней совесть, которая через взгляд, устремлённый в наш мир, могла возроптать против творящего человеком беззакония.
  Ещё вчера они были нам друзьями, братьями по оружию, а теперь они превращались для нас в касту неприкасаемых. И в этот момент многие из нас, увидев воочию страх, получили прививку от него.
  Нет, это не значит, что не было больше на войне ситуаций, когда мне не приходилось испытать это чувство, и об этом было уже сказано, но многие из нас тогда поняли, как страшно быть дезертиром. Ведь и у этих упавших в наших глазах людей где-то в глубине души жила совесть, и им, я думаю, было несносно мучительно стоять перед теми, кого уже нет, и перед теми, кого может не стать завтра.
  Для нас осталась за ширмой прошедшего вечера причина их отъезда, которую они пытались обосновать сами для себя и друг для друга, но как этот процесс происходил, мы смогли представить для себя из событий, случившихся вечером 9 марта.
  Батальон базировался на территории среди голых холмов между Заводским районом Грозного и Алхан-Калой.
  Горели костры; в нашей роте практически у каждого отделения был свой. Тогда мы, казаки-минераловодцы, сформировавшие один из взводов, ещё не доросли до понятия большой дружной семьи, да это и понятно - путь испытаний только начинался.
  Каждая группка имела свои сокровенные запасы, и поначалу делилась ими с соседями довольно неохотно. Когда снайпер первого отделения Ворончихин Вовка пригласил меня к своему костру попить крепкого чайку - "купчика" - его одёрнул радеющий об интересах своих бойцов командир отделения:
  - У них там свой чай заварили...
  Немного повозмущавшись, мы с Вовкой, прихватив котелок и удалившись на некоторое расстояние от костров, всё равно пьём чай вдвоём.
  Кажется, что уже никто не в силах помешать нашему сложившемуся ритуалу: отпив два обжигающих глотка, передаёшь котелок товарищу и затягиваешься сигаретой. Вовка в свою очередь делает так же. Настоящее блаженство!
  Из ночной темноты к нашему костру шагнули двое; хорошо было видно первого, седовласого пожилого казака, выделяющегося своей осанкой и высоким ростом. Второй находился за спиной своего товарища, и нам было сложно разглядеть черты его лица.
  Бойцы были не из нашей роты, и минераловодцы глядели на них с интересом, ожидая услышать причину позднего визита.
  - Здорово дневали, казаки, - поздоровался седой.
  - Слава Богу...
  Первый гость обратился к нам без лишних предисловий, и было видно, что сказанные нам фразы уже не раз исходили от него и были опробованы в других казачьих взводах.
  - Я вот что вам скажу, уходить нам надо отсюда... Нас предали, обманули...Обещали службу на левом берегу Терека, а оно вот как вышло: кинули нас в самое пекло...Терцев спасать надо, казаков и так мало по России осталось, а враги нас "подставили", хотят, чтобы мы здесь, в Грозном все полегли...
  Вокруг гостей образовалась какая-то гнетущая атмосфера, явно чувствовалось нарастание недовольства среди наших бойцов тем, что они услышали. Казаки обступили гостей со всех сторон, и вдруг нарастающая волна негодования, сначала только угрожающе нависшая над агитаторами, обрушилась на гостей со всей своей силой.
  Первыми взорвались братья Юрченко. Петро схватил говорившего казака за грудки и встряхнул его что есть сил. Его старший брат Виктор, широкоплечий кузнец, взмахнул увесистым кулаком и взревел:
  - Убью!.. Гады!.. Шкуры продажные!...
  Гости попятились от костра в темноту. Седовласый казак ещё некоторое время делал вид, будто он совершенно спокоен, и пытался сказать что-то ещё, но казаки-минераловодцы выдавливали их в ночь, своим криком выражая всё своё отношение к дезертирской агитации.
  Изрядно помятые, гости исчезли в темноте, и уже оттуда, недосягаемые, наградили нас на прощание эпитетами, самое мягкое из которых было "придурки".
  На следующий день мы увидели плоды вчерашней работы агитаторов - пожилой седовласый казак смог склонить на свою сторону кое-кого из бойцов батальона. Как и в предыдущей группе, они стояли безликими, превратившись в серую массу, но тот, кто по достоинству получил вчера от братьев Юрченко по физиономии, держался гордо и независимо. Нахмурив брови, он смотрел, казалось, сквозь нас, пропуская мимо ушей все те колкости, которыми награждали дезертиров казаки.
  Они уехали, пожелав сохранить жизнь, и не понимая, что для нас, оставшихся лицом к лицу со смертью, они раз и навсегда умерли...
  И только в одном для нас был плюс от их позорного поступка. Как и есть плюс в том, что нам противостоял серьёзный противник, через противостояние с которым мы закалялись и учились переступать через страх и быть воинами. И плюсом было то, что через искушение дезертирством мы вышли, вспомнив и по-новому оценив такие понятия, как воинский долг и присяга.
  Последняя прискорбная страница истории Ермоловского батальона пришлась на первые числа апреля, когда нас на позициях в Орехово окончательно поменяли подразделения Внутренних войск, и мы вышли оттуда, уставшие и измотанные, на базу у Ачхой-Мартана.
  Там ранним утром, в клочковатом тумане, состоялся единственный в истории батальона стихийный Круг.
  Дело в том, что ещё изначально, при нахождении на территории Прохладненской бригады, казаки приняли решение во время службы в Чечне Круги не проводить. Но ситуация складывалась так, что именно сейчас из этого правила необходимо было сделать исключение.
  Мы сладко досыпали утренние часы, когда нас разбудили крики:
  - Казаки! Казаки! Все на Круг!
  Выползаем, потягиваясь из палаток. К группе из двадцати-тридцати казаков, окруживших что-то, со всех сторон стягивались бойцы, представлявшие все подразделения батальона.
  - Что случилось? - спрашиваю у казаков.
  - Дезертиры... Поймали тех, кто ходил от костра к костру и подбивал ребят оставить батальон...
  Казаки кольцом обступали двоих лежавших на земле бойцов. Кое-кто норовил пнуть их сапогом по рёбрам; терцы шумели, и, раскаляя ситуацию, "заводили" друг друга.
  Ваня Уваров, молодцевато выглядевший широколицый усатый казак средних лет, вскинул автомат и, передёрнув затвор, затрясся, готовый разрядить в дезертиров "магазин".
  - Застрелю!.. Суки продажные!..
  Бойцы оттаскивают Ивана, но он на прощание, с размаху, бьёт одного из дезертиров прикладом по затылку. Окунувшись в лужу, лежавший на земле агитатор поднял лицо. Оно было покрыто толстым слоем грязи, и мы увидели его широко раскрытые, полные ужаса глаза.
   Над дезертирами стоит широкоплечий казак, его движения степенны, и в словах, лишённых эмоциональности, чувствуется уверенность. Он говорит, обращаясь к казакам, медленно, растягивая слова:
  - Этих негодяев казаками называть нельзя... Они позорят наш Терек... Таким, как они, наше общее презрение...
  Кто-то сзади меня в полголоса комментирует:
  - Коля Литвинов... Это он этих козлов вычислил, наблюдал за ними, и "накрыл" их как раз во время агитации...
  Казачье "море" шумит. У некоторых бойцов сдают нервы, они рвутся к лежавшим в луже дезертирам, а те, кто ещё могут себя сдерживать, стараются удержать и остальных. Однако, не смотря на слабую защиту, ещё не раз агитаторов пинали, окунали лицом в лужу, и плевали в их замазанные грязью физиономии. И только когда Круг выплеснул все свои эмоции, дезертиров повели куда-то под прицелом автомата, как преступников.
  Я думаю, что некоторых казаков этот показательный случай удержал от плохого поступка, но, тем не менее, масса дезертиров оказалась довольно большой - более пятидесяти человек, и только потом мы поняли, что все их действия случились не спроста.
  Для чего прибыли эти бойцы в Чечню? Что искали они на войне? Ну, уж точно не казачьей славы...
  Когда дезертиры шли к вертолётной площадке, оказалось, что они тащат с собой узлы и баулы. И этим они тоже отличались от нас, оставшихся казаков, прибывших на войну за-ради идеи, помнящих о долге и с омерзением наблюдающих, как некоторые тыловые идут вслед за штурмовыми подразделениями с одним единственным лозунгом: "Пограбить-то как хочется!". А оказалось, что и среди наших были такие же...
  Все вещи, кроме уставных, у дезертиров отбирали, и, собрав большую кучу, подожгли её.
  Они уходили от нас в состоянии страшного самоопустошения, похожие на толпу пленных румын. И ведь прав был Колька Литвинов, сказав про них: "Не казаки...".
  Заканчивая повествование о дезертирах - чёрной странице истории батальона, хочется сказать и о том, что и в этом было испытание казаков на прочность. До Чечни мы были рудой, а теперь, пройдя через горнило боёв, раскалённые, легли на наковальню, и от металла отбился шлак и окалина. И эта ситуация с дезертирами была для нас остужающей водой, в которой металл получил закалку.
  И благодарю Тебя, Господи, что дал ты мне и моим братьям сил, чтобы остаться верными Тебе и верными присяге. Не отвернись по милости Своей от нас, и не оставь тех, кто когда-то по человеческой слабости присягу нарушил, и через это, по незнанию, оставил Тебя...
Оценка: 3.57*29  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023