Приступая к рассмотрению аспектов казачьей жизни на территории Притеречья в условиях Кавказской войны, хотелось бы остановиться на причинах геополитического характера этой длительной и кровопролитной военной кампании.
Исследования, посвященные истории российско-кавказских отношений первой половины XIX века, вышедшие в свет как в советское, так и в нынешнее время, имеют удивительную похожесть. И там, и здесь, движение России на юг называют экспансионным и определяют, как проявление колониализма, связывают политику Петербурга с жаждой истребления туземного населения, желанием закабаления здешних народов и лишения их национальной самобытности.
Можно ли рассматривать Кавказ с позиции собственной государственной самодостаточности, возможной существовать и развиваться без влияния извне, в частности, со стороны России и Турции?
Идея общекавказской государственности во все времена была утопичной. Подтверждают это следующие факторы:
ґ этническая неоднородность, связанная с наличием на территории Кавказа нескольких отличных друг от друга культурных и языковых групп;
ґ различные ступени общественного развития среди проживающих на Кавказе народов (от сложной многоступенчатой феодальной структуры кабардинского общества до остаточных пережитков родового строя у вайнахов);
ґ религиозная неодинаковость (многовековая традиция ислама в Дагестане соседствовала с присущим осетинам христианством, а так же с синкретизмом, связанным со смешением молодого ислама с остаточным проявлением язычества и христианства у адыгов и вайнахов);
ґ отсутствие единой правовой основы (противоречия между нормами религиозного права - шариатом и родового права - адатом).
Попытка построить на Кавказе панисламское государство, предпринятая в период с 1820 по 1859 год Кази-Муллой, Гамзат-Беком, а затем Шамилем, не увенчалась успехом. И причиной этому была не только вооруженная экспансия России, но и внутренние политические и экономические проблемы имамата, а именно:
ґ отсутствие единого хозяйственно-финансового механизма;
ґ наличие межэтнических и межродовых многовековых и ставших уже традиционными кровавых противоречий;
ґ правовая несовершенность имамата, компенсированная репрессивной системой управления.
Яркая, безуспешная и трагичная для всего Кавказа попытка создания исламского общекавказского государства говорит о том, что этот регион неминуемо должен был попасть в сферу деятельности одного из противоборствующих здесь великих держав - России или Турции.
Было ли благом для Кавказа будущее его в качестве протурецкой территории?
Россия в своем наступлении на Восток и на Юг, подчиняя территории и народы, рассматривала их представителей всего лишь в качестве новых подданных Его Императорского Величества, наделяя родовую знать правами дворян Российской Империи. Сохранялись обычаи, общинно-родовые правовые нормы, религиозная самобытность. При этом следует учесть, что подход России к Кавказу нельзя назвать колониальным из-за отсутствия фактора финансовой целесообразности. Так, по окончанию Кавказской войны государство выделяло на нужды этого региона 44 560 000 рублей, при этом получая в виде доходов всего лишь 15 400 000 рублей (1, с.280).
Примечательно, что нередким фактом было возникновение в российской общественной среде начала XIX века утопичных проектов, направленных на искоренение в среде горцев кровавых обычаев и дикости посредством просвещения и развития культуры. Предлагалось открыть в закубанских аулах музыкальные школы, а в Анапе - кадетский корпус для совместного обучения казачьих и черкесских детей (2, с.6).
Подобные проекты выходили не только из-под пера дилетантов, но и людей, знающих Кавказ и особенности менталитета населяющих его народов. Так, князь Барятинский, служивший на Кавказе с 1835 по 1860 год, устроил в крепости Грозной чеченский народный суд - мехкеме, а также готовил проект об обращении чеченцев в казачье сословие (3, с.99).
Нисколько не идеализируя подход России к кавказской политике, тем не менее, видим явное преимущество её по сравнению с эгоистичным подходом Османской империи.
Турция, вытеснив в XV веке с Черноморского побережья Кавказа генуэзские фактории, не собиралась идти в глубь и нести горцам образование и культуру, унаследовав от своих предшественников главный вид промысла - работорговлю.
В XIII - XVI веках в Египет и на Ближний Восток было вывезено с Кавказа, по свидетельству Дюбуа де Монперэ, несколько миллионов рабов. За пленников - черкесов давали на невольничьих рынках самую высокую цену, учитывая их храбрость и воинственность. Во все времена из этих рабов - мамлюков формировалась в Египте, а затем и в Турции, султанская гвардия (4, с.57-70).
Используя межродовые распри в адыгской среде, провоцируя князей на ведение войн обещанием денег за полученных в ходе столкновений пленных, турецкие власти подогревали кавказские междоусобицы, как источник стабильных и высоких доходов.
С возникновением на исторической арене в XVI веке геополитического конкурента в лице России, Турция начала подбрасывать в среду кавказцев идеологические диверсии, направленные на создание в этом регионе агрессивно настроенной по отношению к России межэтнической массы, обреченной на кровопролитную войну и истребление во имя интересов южного соседа. Проявление непримиримости горцев обернулось гибелью не только воинственных индивидуумов, но и целых племенных групп (таких, как убыхи), разбившихся о стену Российской государственной системы.
Стало модным говорить о широкомасштабном геноциде со стороны России по отношению к кавказским народам, но стоит напомнить, что именно Турция, подогревая межродовые усобицы на Кавказе и получая баснословные барыши от работорговли, проводила здесь классическую колониальную политику. Яркой иллюстрацией такого отношения является трагедия мухаджиров - переселенцев с Кавказа в Турцию, которые были практически ограблены турецкими судовладельцами при транспортировке, а затем определены к поселению на Балканах и в пустынях Месопотамии, где они гибли от болезней и голода десятками тысяч (1, с.318-319).
Политика Российской Империи на Кавказе в первой половине XIX века, обусловленная ведением широкомасштабных боевых действий, наложила свой отпечаток и на отношения правительства к казакам, и явилась логическим продолжением политики предшествующей эпохи. Обременительная для государственного бюджета война, связанная с необходимостью содержать в этом регионе огромный воинский контингент (270 тыс. в 1854 году) (1, с.64), подталкивало правительство к расширению на Кавказе казачьего присутствия. В Петербурге понимали, что создание сети казачьих поселений и есть тот крайне необходимый процесс колонизации, которым должно было завершить удачные военные акции. Тем более, привлечение к кордонной службе расквартированных здесь частей, в том числе и донских казачьих, показало отсутствие у них способностей к такому виду службы (2, с. 318-319).
Если предыдущая эпоха казачьего заселения Кавказа была связана, в первую очередь, с донским компонентом, то эпоха Кавказской войны дала казачеству Притеречья новую составляющую в виде государственных крестьян и малороссийских казаков. Новые станицы появлялись на карте Кавказа или же в результате переселения казаков старых станиц на отодвинувшееся к югу приграничье, или же из числа уже существовавших к тому времени крестьянских сел.
В 1828 году генерал-лейтенант А.А.Вельяминов предлагал обустроить на Кавказской линии сорок станиц в двести дворов каждая. Он же и просчитал казенные издержки на строительство этих поселений в сумме 14 003 627 рублей (5, с. 44).
По повелению Ермолова из станицы Александровской в 1825 году было выселено 385 семей, которые основали станицы Кисловодскую, Ессентукскую и Бургустанскую, а из Георгиевской станицы 285 семей переселилось в Бабуков аул, переименованный в станицу Бабуковскую, и в район Пятигорска, образовав станицу Горячеводскую (3, с.89).
Военный министр граф А.И.Чернышев 19 июля 1832 года докладывал Николаю I о необходимости обращения в казачье сословие жителей 26 селений и предложил переселить на Кавказ 4 малороссийских полка, издержки на переселение которых исчислялись министром в 4 миллиона рублей (5, с. 59-61).
По указу Сената в 1832 году к Волжскому полку были причислены и получили статус станиц села Нижнеподгорное, Верхнеподгорное, Александрийское, Незлобное (3, с.89).
В 1838-1839 годах переселенные на кавказскую линию малороссийские казаки основали станицы Архонскую, Ардонскую, Урухскую, Пришибскую, объединенные во Владикавказский полк. В 1840 году к этому полку были приписаны селения военных поселян из числа женатых солдат, отслуживших не менее 15 лет - Котляревское, Владикавказское, Александровское, Николаевское (3, с.103-104).
С 1824 по 1834 год в казачье сословие было переведено 36 575 человек из числа государственных крестьян 37 селений Кавказской области. Малый естественный прирост казачьего населения, связанный с участием казаков в боевых действиях, низким уровнем жизни и самым высоким процентом детской смертности в Российской Империи (до 70% в некоторых станицах) компенсировался за счет оказачивания государственных крестьян. Так с 1840 по 1849 год общий прирост казачьего населения на Кавказе составил 86 697 душ, из них бывших крестьян насчитывалось 67 540 человек (3, с.126-127).
В служебных записках военному министру предлагалось обратить в казачье сословие все селения Кавказской области, но проект этот был признан обременительным для казны и отклонен (5, с. 77).
Предпринимались попытки и к переводу в казачье сословие представителей кавказских народов, несмотря на негативную оценку этого проекта со стороны командующего войсками на Кавказской линии А.А.Вельяминова. По его мнению, полки, сформированные из горцев, не могут считаться полностью надежными, и будут стоить казне в три раза дороже регулярных полков. При этом Вельяминов ссылался на факт измены со стороны некоторых татар-казаков Кизлярского полка, перешедших на сторону Кази-муллы (5, с. 78-79).
Однако, в 1825 году располагающийся вблизи Георгиевска Бабуков аул, основанный кабардинцами и абазинами в 1790 году, был преобразован в станицу. Новые казаки получали некоторые льготы, в отличие от других казачьих обществ, например, были избавлены от постойной повинности, сохранялся местный суд, узденям давалось право иметь холопов. Тем не менее, бабуковцы просили освободить их от казачьего звания и переселить в мирные аулы по Кубани и Зеленчуку, что и было исполнено в 1861 году. Половина населения покинуло Бабуковскую (Незлобную) станицу, остальная половина была ассимилирована (3, с.94-95).
В период Кавказской войны, начиная с 1826 года, из представителей горских народов формировались мелкие иррегулярные части, такие, как милиция Аварская, Акушинская, Горская, Грузинская, Дагестанская, Джаро-Лезгинская, Ингушская, Газикумухская, Карабулакская, Карталинская, Мехтулинская, Самурская, Тарковская, Чеченская. Начиная с 1844 года, кавказцы, проходящие службу в этих подразделениях, начали получать Георгиевские кресты (-1 получил "назрановский старшина Мачук Мирзаев за оказанную храбрость в делах против горцев 11 июня 1844 г."). В 1828 году из "знатнейших кавказских горцев" началось формирование взвода Конвоя Его Императорского Величества, развёрнутого в дальнейшем до эскадрона. В 1852 году был сформирован Дагестанский конно-иррегулярный полк. Все кавказские иррегулярные части по своей организации были схожи с казачьими полками и подчинялись Главному управлению казачьих войск. Добровольцам, поступившим в Дагестанский полк, присваивались казачьи чины (есаул Али Хан, урядник Мола Магомаев, сотник Али Клыч, и т.д.). Существуют сведения о двух старейших воинах этого полка - Шахмане Магомаеве и Шантули Сулейманове, прослуживших более 50-ти лет и являющихся полными Георгиевскими кавалерами. Шахман Магомаев был отчислен из полка в чине прапорщика в 1906 году в возрасте 68-и лет, и по ходатайству Главного управления казачьих войск ему была назначена пенсия в размере 200 рублей, младший урядник Шантули Сулейманов получил в 1907 году по увольнению 50-рублевое пособие (6, с. 203-220).
Неудачу потерпела попытка привлечения к казачьей службе армян, проживающих на территории Терско-Кизлярского войска, и калмыков, кочующих между Кумой и Тереком. Более успешно обстояло дело с осетинами и грузинами (3, с.95-98).
В станице Луковской население с 1856 по 1866 год увеличилось вдвое за счет оказаченных черкесов и осетин (7, с.67). В 1838 году Александро-Невская слобода вблизи Кизляра, населенная грузинами, была переведена в разряд станицы; к казачьему сословию были приписаны грузины станицы Шелковской (3, с.97; 7, с.87).
В 1824 году обращены в казачье сословие жители двух осетинских селений - Новоосетинского и Черноярского (3, с.97). В этом же году был создан Горский казачий полк, в состав которого вошли две вышеуказанные станицы, Горско-Моздокская команда, старые станицы Луковская и Екатериноградская, а так же новые станицы из числа гражданских слобод - Павлодольская, Приближная, Солдатская, Прохладная и, чуть позже, Курская и Государственная (8, с.163).
Последняя мощная миграционная казачья волна связана со строительством Сунженской оборонительной линии. Фактически, начало ей положил генерал Ермолов основанием крепости Грозной в 1818 году, но обустройство новой линии началось с 1845 года при участии молодого генерала Слепцова. Для поселения на Сунже было определено 637 семей донских казаков и 2273 семьи казаков Кавказской линии (3, с.113).
Государство частично компенсировало затраты казаков - переселенцев. Так при основании станиц Владикавказского полка казакам помогали строить дома, снабжали стройматериалами, бесплатно выделяли семена и скот из войскового стада. Семействам, не получившим скот, выдавали деньга: по 140 рублей за пару быков, 45 рублей за корову, и по 6 рублей 60 копеек за овцу (3, с.104-105).
Война внесла свои коррективы и в дела общеказачьего управления. Необходимость жесткой централизации власти привела к полному подчинению всех казачьих формирований от Кизляра до реки Лаба единой военно-административной системе.
В 1832 году по Высочайшему Указу Терско-Семейное, Терско-Кизлярское и Гребенское войска были преобразованы в полки и соединены с Кавказским, Кубанским, Хоперским, Волжским, Ставропольским, Горским и Моздокским полками в Кавказское линейное казачье войско. Позже сюда же были определены Владикавказский и Сунженский полки (3, с.117).
Окончательное включение некогда вольных казачьих войск в государственную систему Российской империи повлекло за собой более четкую регламентацию казачьей жизни.
В 1835 году было принято "Положение об управлении Войском Донским" в котором определялись понятия и функции военной власти (Войсковое дежурство во главе с начальником штаба) и гражданской власти (Войсковое правление). Обе структуры подчинялись наказному атаману.
Государственной властью была сделана попытка трансформации норм обычного общинного права. Так, согласно нового "Положения" сохранялось казачье самоуправление на уровне станицы. Три раза в год собирался станичный Круг для решения важнейших вопросов, Атаман и правление выбирались на три года открытым голосованием, в котором принимали участие не все казаки, но только хозяева домовладений. Этим же "Положением" закреплялась и система наделения казака земельным паем в размере 30 десятин, что давало казаку возможность снарядиться на службу за свой счет (9, с.161-162).
Войсковое правление состояло из четырех экспедиций: исполнительной, хозяйственной, поземельной, питейных сборов, а так же контрольного отделения. К войсковому правлению были причислены войсковое рекрутское присутствие, войсковая строительная комиссия и войсковая комиссия продовольствия. Этим же Положением учреждались гражданский, уголовный и коммерческий (по торговым делам) суды. В качестве отдельной структуры существовал приказ общественного призрения, который возглавлял наказной атаман. Приказ занимался богоугодными и учебными заведениями, войсковым госпиталем, аптекой и окружными лазаретами. В ведении войскового правления находились все врачебные заведения, штатные медицинские и ветеринарные врачи, повивальные бабки и лекарские ученики (10, с. 335).
"Положение об управлении Войском Донским" легло в основу подобных "Положений" в отношении других казачьих войск. В 1845 году было принято "Положение о Кавказском линейном войске" (9, с.163).
Ещё ранее, в 1820 году, командир Гребенского войска Е.П.Ефимович издал "Постановления для Гребенского казачьего войска, которыми станичные начальники и сотенные командиры во всякое время должны руководствоваться". Здесь определялись рамки полномочий станичного правления, состоящего из трех ступеней - станичного начальника, станичного схода и суда выборных почетных стариков.
Командир войска имел право вмешиваться в станичные дела, вплоть до смещения всех должностных лиц. Жестко регламентировалась и личная жизнь казаков. Для заключения брака необходимо было разрешение начальника станицы, им же выдавались и удостоверения на брак и на погребение. Об этих действиях, как и о любых других станичных событиях, необходимо было регулярно докладывать командиру войска (7, с.84-86).
Первый наказной атаман Кавказского линейного казачьего войска генерал-майор П.С.Верзилин предъявил к казакам жесткие требования в отношении подготовки к военной службе. В станицах регулярно устраивались боевые стрельбы и скачки (3, с.117-118).
Указания о введении строгих уставных порядков военного обучения среди казаков исходили лично от Николая I, посетившего в 1837 году Кавказскую линию и оставшегося недовольным от итогов строевого смотра 22-х полков в Новочеркасске. В казачьих войсках в этот период вводились и новые дисциплинарные нормы. Так был запрещен существовавший у казаков с древнейших времен обычай "дувана" - военной добычи (11, с.276).
По "Положению" срок казачьей службы определялся в 25 лет, но в реальности он был практически пожизненным. Сохранились сведения о 82-летнем уряднике станицы Екатериноградской Кузьме Пастухове, подавшем прошение Николаю I в 1837 году с жалобой на начальство, которое направляло его не только на внутреннюю, но и на кордонную службу, а так же угрожало телесными наказаниями (8, с.157).
Казакам устанавливалось следующее жалование: от хорунжего до войскового старшины - 17 рублей 82 копейки, от рядового казака до зауряд-хорунжего - 11 рублей 88 копеек. К денежному жалованию добавлялось продовольственное и фуражное (8, с.158).
Понимая, что выдаваемые денежные суммы крайне скудны, государство наделяло казаков льготами. Они избавлялись от податей, поставок рекрутов и сборов на содержание полиции, обладали правом беспошлинного пользования солью, а так же свободной, беспошлинной рыбной ловлей на море и по рекам. Казаки получали взамен свободной продажи вина сумму, выручаемую с питейных сборов, получаемых в Войсковую казну, и вознаграждения за Ессентукские минеральные воды (3, с.121).
Земельные отношения в казачьих общинах в Притеречье претерпели изменения в результате принятия "Положения о Кавказском линейном войске" в 1845 году. Если в XVIII веке ещё существовали три основные формы землепользования, такие как "вольная" заимка (при наличии большого количества свободной земли), уравнительно-распределительная и феодальная (государство наделяло горских князей и узденей за переход в казачье сословие земельными владениями с правом отчуждения), то теперь каждая станица наделялась землей, не подлежащей переходу в частную собственность (3, с.150-157).
Казачьим офицерам выделялось из войсковых земельных фондов от 200 десятин земли и выше, вместо денежной пенсии (12, с.247).
Земледелие в период Кавказской войны было развито крайне плохо. В отдельные годы в станицах не вспахивалось ни одной десятины земли. Желая исправить положение, правительство в 1833 году решило ограничить поставки казакам продовольствия, но в связи с начавшимся голодом, в этом же году было вынуждено дать казакам двойную норму провианта (7, с.112-113).
Скотоводство не могло развиваться по той же причине, что и земледелие - в связи с отсутствием в станицах казаков, занятых вопросами службы. Большую часть скота они вынуждены были передавать на выпас за натуральную плату караногайцам. Основными земледельческими видами, приносившими стабильный доход в этот период, оставались огородничество и виноградарство, которыми занимались женщины (7, с.112).
Государство ломало сложившуюся за века казачью общинную правовую систему, используя лишь некоторые элементы её. В царствование Николая I были впервые предприняты меры по правовой унификации разных казачьих социумов, исторически сложившихся на территории Российской империи. При этом не учитывались этнические, исторические и культурные особенности различных казачьих групп.
В соответствии с "Положением о Кавказском линейном войске", полки должны были составлять территориальные округа, станицы делились на сотни. Все полки определялись в шестисотенном составе и, соразмерно этому, наделялись землей. Для равного распределения населения по полкам из некоторых были выделены станицы и переданы в другие полки. Так, гребенские станицы Старогладковская и Курдюковская были приписаны к Кизлярскому полку (3, с.119).
На уступки казакам государство пошло только в 1843 году, разрешив учредить словесные суды по нормам обычного права и выводя при этом казаков из-под юрисдикции земских судов, существовавших в Кизляре и Моздоке (7, с.85).
В этот период в отношении мужского населения станиц началось применение элементарной медицинской помощи. Обусловлено это было необходимостью казакам проходить медицинское освидетельствование для установления факта возможности нести строевую службу. На основании освидетельствования станичным атаманом составлялись списки казаков, подлежащих увольнению по болезни, и представлялись военному командованию. Нередко списки при дальнейшем утверждении значительно сокращались. Казаки, выведенные из служилого состава, пенсий и компенсаций за заболевания, полученные в результате ранений, не получали, находясь на иждивении родственников (3, с.122).
Роль казачьей общины в решении вопросов социального характера в этот период оставалась доминирующей. Сохранялись патриархальные порядки с определенной системой присущих казачьим обществам отношений между старшими и младшими поколениями, мужчинами и женщинами, родственниками и гостями.
Традиционная милитаризованность казачьей общины, подчеркнутая длительной Кавказской войной, выдвигала на главенствующие позиции в семье не главу хозяйства, которым, по сути, являлась женщина, но мужчину-воина. Не смотря на очень высокий статус самостоятельности женщины-казачки, к участию в общественной жизни она не допускалась. В соответствии с этим разделением производилось и воспитание детей. С раннего возраста мальчики попадали в систему милитаризованного воспитания: с 2-х лет их сажали на коня, с 12 лет разрешали носить кинжал, затем - пистолет и ружьё, и после 19 лет - шашку. Юноши учились приёмам джигитовки и владения огнестрельным и холодным оружием. Девочкам изначально давалось меньше свободного времени, чем мальчикам; их приучали к исполнению обязанностей по уходу за младшими и ведению домашнего хозяйства. Непререкаемым авторитетом в казачьем обществе пользовались старики, и нередко казак-старик пользовался большим уважением в станице, чем офицер (7, с.196-208).
Высокий социальный статус женщины позволял казачкам иногда проявлять инициативу в устройстве тех или иных вопросов станичной жизни, которых казаки по разным причинам не хотели касаться. В 1844 году в станице Червленной произошел так называемый Бабий бунт, вызванный попыткой ареста их духовника ("уставщика") - беглого казака с Дона. Начальство решило испугать непокорных вооруженных казачек и приказало выстрелить из пушки в воздух, но разъяренные женщины бросились на орудия и начали избивать артиллерийскую прислугу. Арестовать беглого казака смог только отдельный конвой (13, с. 146-147).
В этот период станица Червленная считалась центром культурной жизни на терском левобережье. В доме командира Гребенского полка полковника Суслова по инициативе проживавшей здесь княгини Е.Гагариной проводились балы, в которых принимали участие местные казачки и несколько приехавших на Кавказ с мужьями светских дам, а также армейские и казачьи офицеры. По свидетельству прапорщика В.А.Геймана, побывавшего на одном из таких балов, присутствовавшие танцевали "кадриль, вальс и очень часто лезгинку, которую танцевали одни станичные дамы" (14, с. 400).
Не смотря на сохранившуюся в гребенской казачьей среде старообрядческую традиционную основу, статус семьи в этот период был довольно неустойчивым. По свидетельству А.Г.Ткачева, в гребенских семьях жене очень хорошо было известно, что у мужа есть ещё одна жена, и наоборот. Эти подставные имели названия побочных жен или побочных мужей. Жена с радушием могла принимать у себя в гостях побочную жену (13, с. 145).
Интересные свидетельства о нравах в станичном обществе встречаем мы в воспоминаниях служивших на Кавказе офицеров. Так А.П.Николаи писал о событиях, относящихся к 1845 году: "...имел я случай познакомиться с червленскою станичною жизнью. Отличалась она тогда в то время порядочным разгулом. Бахусу и Афродите приносились почти ежедневные жертвы; жрецами обоих божеств была блестящая военная молодежь, а красивые казачки охотно платили дань на алтарях богини" (15, с. 460).
"О простоте казацких нравов" писал и А.С.Пушкин в своих путевых записках "Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года". Из рассказа линейного казака он услышал, что во время трехлетнего отсутствия его по причине службы, жена родила сына.
" - Что ж, брат, побьёшь её?
- Да посмотрю. Коли на зиму сена припасла, так и прощу, коли нет, так побью..."
" - А, в самом деле, - спросил я, - что ты сделаешь с...?
- Да. Что с ним делать, корми да отвечай за него" (16, с. 15).
Вопрос призрения сирот полностью решался казачьей общиной без вмешательства со стороны государства. Крепкие родовые семейные отношения выводили понятие личного на второй план по отношению к понятию общего. Проблемы круглых сирот обязаны были решать родственники умерших или погибших родителей, или же, в случае отсутствия их, крестный отец или мать. При этом сохранялись имущественные интересы детей - родительское добро делилось на равные части между братьями и незамужними сестрами, но дом всегда доставался младшему брату (17, с.35).
Крепкие семейные отношения в казачьей среде позволяли сообща решать вопросы выкупа похищенных абреками родственников. Чеченцы, захватив пленника, назначали сумму выкупа в соответствии с достатком семьи, к которой он принадлежал. Кроме того, похитители заставляли заплатить и за пищу в тот промежуток времени, и за крышу над головой. Так одна казачка станицы Калиновской была похищена разбойниками и при этом ранена. Похитители потребовали 2 тысячи рублей выкупа, и её семья заплатила эту сумму. Прежде чем выпустить пленницу, абреки требовали плату за её лечение, за крышу над головой и за цепи (18, с. 355-356).
Вопросы образования в казачьей среде эпохи Кавказской войны решались так же, как и в предыдущую эпоху. Грамотных людей в станицах было не много, образование, как правило, оставалось частным, исходило от родителей, священника или грамотного казака и имело религиозную составляющую.
Начало станичному общественному образованию было положено в 1827 году с учреждением школы в станице Червленой. Здесь дети изучали Закон Божий, чистописание, грамматику, арифметику и русскую историю. На учебные пособия из станичных средств выделялось в год 25 рублей, из этих же источников выплачивались годовые стипендии десяти ученикам в сумме 8 рублей за хорошую успеваемость (3, с.135).
В 1833 году, через год после образования Кавказского линейного казачьего войска, на Старой Линии появились первые официальные школы - Новомарьевское и Сенгилеевское училища. В дальнейшем, в каждом полку Кавказского линейного казачьего войска были открыты полковые школы, находившиеся при полковом управлении. В этих школах дети обучались грамоте и письму, и последнему доучивались в полковых канцеляриях. С 1845 года полковые школы были преобразованы в бригадные, которые мало чем отличались от прежних.
В период Кавказской войны на Линии отмечалось недостаточное количество офицеров, "сведущих в письмоводстве". С целью подготовки грамотных командиров, в военно-учебных заведениях Российской империи были учреждены 24 стипендии для обучения офицеров Кавказского линейного казачьего войска. В 1846 году на Кавказской Линии была положена основа начальному военному образованию - открыты школы для подготовки грамотных урядников. Каждая из таких школ принимала до 50-ти детей, которым преподавалось фронтовое обучение, Закон Божий, русская грамматика, арифметика и чистописание.
Каждый полк или бригада Кавказского линейного казачьего войска вели школьное дело обособленно, и единой системы обучения в них на этот период не было. Развитие общественного образования на территории казачьих поселений на Кавказе приняло системный характер только после окончания Кавказской войны (19, с.768).
Большую роль в вопросах образования играла Русская Православная церковь. В 1824 году открылось духовное училище в Ставрополе, в 1834 году - в Моздоке, а в 1836 году - во Владикавказе. В этих учебных заведениях в начале их деятельности не было большого количества учеников. Например, в Моздокском училище первоначально обучалось 25 детей (20, с.108).
Структуры управления духовной жизнью на территории Кавказа в первой половине XIX века подвергались неоднократному реформированию. В 1829 году эта территории была выделена из Астраханской епархии и передана в Донскую, а в 1842 году, в соответствии с докладом Священного Синода, Николай I утвердил вопрос о создании новой Кавказской епархии.
В 1846 году было открыто ещё одно учебное заведение - Ставропольская семинария. Владыка Иеремия пожертвовал для обучения семи стипендиатов из числа бедных детей 10 000 рублей (20, с.108, 113).
С утверждением в 1845 году "Положения о Кавказском линейном войске", наказным атаманом С. С. Николаевым были приложены все силы, чтобы вывести из окормления Кавказской епархии духовенство более чем ста линейных станиц, что и было сделано в соответствии с Указом Священного Синода в этом же году. Казачьи приходы подчинялись обер-священнику Кавказского отдельного корпуса, находящемуся в Тифлисе (20, с.119).
Обусловлено это было желанием властей пойти на религиозные уступки казакам - староверам в связи с боязнью перехода их на сторону имама Шамиля, у которого на тот момент уже существовала станица, собранная из беглецов - казаков (20, с.118). Тем более что издавна побеги в горы и участие русских в разбоях и воровстве составляли обычное явление казачьей жизни. По свидетельству А.Г.Ткачева: "...Казаки говорят, что ни одно чеченское нападение на их хутора в последние 15-20 лет (Кавказской войны) не обходилось без участия своих беглых станичников" (13, с. 168-169).
Для значительной части гребенских, кизлярских и волжских казаков старообрядчество было формой скрытого социального протеста, связанного с все нарастающим давлением на них со стороны государства. Отстаивание религиозной самостоятельности было для них борьбой за последний существенный элемент казачьей вольной старины. В этот период у казаков оформилось чувство и понятие уникальности, произошло дистанцирование от всего не казачьего. Яркой иллюстрацией этого является повесть Л. Н. Толстого "Казаки", где гребенцы с большей симпатией относятся к врагам - горцам, нежели к солдатам, определенным в станицу на постой (21, с.176-177).
Эсхатологические тенденции в казачьей среде приводили к тому, что в начале XIX века начали складываться непримиримо настроенные к обществу религиозные группы. Ими были созданы старообрядческие скиты в районе станиц Калиновская и Червленая, а немного позже - вблизи Новогладковской. Наряду с ролью религиозных центров, скиты исполняли и социальные функции, превращаясь в приюты для больных, убогих, старых и неимущих (7, с.139-149).
У казаков - староверов очень развиты были традиции благотворительности. Так во всех регионах их проживания (Урал, Терек, Дон) существовал обычай тайной жертвы. Казачьи семьи, обладающие достатком, ночью накануне праздников посылали молодого казака во двор бедной семьи с узлом, в котором находились хлеб, сахар, мясо, деньги, материя. Этот узел необходимо было незаметно положить у порога дома. Разглашение тайной жертвы считалось большим грехом (22, с.8).
Государственное влияние на развитие социальных факторов в этом регионе проявилось и в городах, строительство которых на территории Предкавказья приходится на вторую половину XVIII - начало XIX веков. Нередко города-крепости меняли свой статус, переходили из военно-административного в гражданское ведомство, или же переводились в разряд станиц. К примеру, в 1785 году в Кавказской губернии существовало 6 уездных городов: Александровск, Екатериноград, Георгиевск, Кизляр, Моздок, Ставрополь. Позднее из этого списка были преобразованы в станицы два первых города.
Самоуправление в городах началось в 1786 году с учреждением присутственных мест, состоящих из магистратов и низших земских судов. Этим структурам передавались полномочия по решению всех городских проблем социального и финансового характера, а также в вопросах благоустройства.
В начале XIX века произошли изменения в вопросах городского самоуправления, закрывались магистраты и вместо них начинали функционировать городские думы.
В Кизляре в 1811 году был проведен эксперимент по привлечению к вопросам управления городом инородцев. Кизлярская четырехгласная городская дума формировались из представителей российского, армянского, грузинского и татарского обществ.
Несмотря на сложность в вопросах финансирования и на постоянное давление со стороны государственных властей, городское самоуправление на территории Предкавказья развивалось очень успешно. Так к середине XIX века в Ставрополе действовал водопровод (имелся только в четырех городах Российской Империи), расширялась сеть учебных заведений, развивалась промышленность, были устроены сады, бульвары, работали театр, клуб, общественная библиотека, городская больница, военный госпиталь.
В большинстве своем, социальные городские программы финансировались за счет благотворительности горожан (23, с.173-175).
Покорение Восточного Кавказа в 1859 году послужило поводом для реорганизации казачьих структур на территории Предкавказья. В этом регионе располагались станицы Черноморского войска и Кавказского линейного войска (в последнем - десять бригад, по два конных полка в каждой).
По докладу князя Барятинского, в 1860 году четыре бригады левого фланга Кавказской линии были выделены и получили название Терского войска, остальные шесть бригад соединены с Черноморским войском и преобразованы в Кубанское казачье войско (11, с.300).
К 21 мая 1864 года был окончательно покорен Западный Кавказ; Россия получила возможность приступить к процессу теперь уже мирного приобщения кавказских народов к ценностям гражданского общества.
Примитивное утверждение о том, что Кавказская война велась Российской империей с целью закабаления горцев, является ложным. Следует учесть, что сами представители кавказских народов до 1917 года нередко подчеркивали, что немалой была именно их роль в "покорении Кавказа". Например, депутат Государственной Думы Российской империи от Дагестанской области с гордостью напомнил присутствующим: "присоединение Кавказа к России было как русским, так и кавказским делом; это было дело не только русских, но в то же время и самого кавказского населения" (24, с. 26).
Если и отнести Кавказскую войну к разряду колониальных войн (как того хотят некоторые современные историки), то смело это явление российской истории можно назвать уникальным примером, выделяющимся на фоне общеевропейской колониальной политики XV-XIX веков, когда метрополия покоряет какую-либо территорию, в первую очередь, не силой оружия и репрессивного управленческого аппарата, но примером морального и социального превосходства.
По свидетельству Владимира Матвеева, "...имам... обладал огромным нравственным влиянием на подвластные народы, но на каком-то этапе влияние России стало выше. В имамате допускалась дискриминация, например при сборе налогов с подвластного населения. Наибольшая часть их взималась с чеченцев, в сравнении с которыми "дагестанец-скотовод или садовод платит несравненно меньше" (24, с. 26).
В отличие от имама Шамиля, силой насаждавшего шариат среди подвластных народов, российская государственная власть, несмотря на более совершенную правовую основу, с уважением относилась к кавказским родовым традициям и обычаям, считая их пригодными для регламентации вопросов внутреннего общинного устройства. В 1868 году А.В.Комаров, составитель материалов для статистики Дагестанской области, писал: "По взятии Шамиля в плен, всё население Дагестана восстановило у себя надзор дел по адату, ...и от шамилевского шариата осталось только одно воспоминание в названии времени его власти временем шариата" (25, с. 7).
В то же время, Россия принесла на Кавказ формы правления и правовые нормы, консолидировавшие кавказские народы на принципах равенства всех перед единым законом, чего не было в период существования государственного образования имама Шамиля.
Следует учесть, что представители российской власти старались утвердиться в кавказской среде не только силой военного присутствия, но и с помощью социальной привлекательности. В 1860 году в только что покорившихся обществах Дагестана Главным штабом Кавказской армии было предусмотрено освобождение всех народов края "от взноса податей на три года во внимание к разоренному войною состоянию их". В дальнейшем проживавшие в нагорных и равнинных районах туземные общества платили подати не одинаково: там, где обеспеченность землей существенно отклонялась от нормы, они были в 2-2,5 раза меньше (24, с. 26).
Немаловажным считается и факт отмены как явного рабства, так и косвенного (по примеру российской крепостной зависимости) в 1866 году в Кабарде и в 1867 году в Дагестане, Чечне и Закубанье. При этом со стороны государственной власти не было оказано силового давления на князей и узденей, но проводилась политика поэтапного освобождения крепостных крестьян путем погашения ими (в течение не более шести лет) выкупных сумм (26, с. 15-56).
Немаловажной считаем роль казачества в делах кавказской политики, не только как авангарда российской военной мощи в регионе, но и проводника последующего мирного диалога между двумя цивилизационными системами - российской имперской и кавказской патриархальной родовой.
По свидетельству Р. А. Фадеева, офицера для особых поручений при князе Барятинском: "Казаки защищают пределы не только действующими полками, стоящими казне третью часть против регулярных и число которых может быть внезапно удвоено и утроено, но ещё более массой вооруженного населения" (1, с.203). При этом казачество доказало, что по праву своего приграничного нахождения оно не только привносит русскость в среду кавказцев, но и, вобрав в себя элементы многих национальных культур, распахивает двери перед Россией в многогранный кавказский мир.
На протяжении Кавказской войны Петербург, учитываю позитивную роль казачьих войск, активно воздействовал на процессы эволюции казачьей жизни, подгоняя её под единую систему государственной целесообразности. Сопровождалось это и тотальной эксплуатацией казачьих людских и хозяйственных ресурсов, параллельно с которой шла ломка казачьих принципов общественного устройства с позиции необходимости военного времени.
Переселенческие тенденции, свойственные первой половине XIX века, привели к тому, что казачье население Предкавказья перестало быть этнически и культурно однородным и управляемым посредством единой общинной правовой системы. Приспосабливая некоторые элементы обычного права к законодательству Российской Империи, правительство юридически закрепляло казачью сословность в рамках, унифицированных для всех казачьих социумов. Но, не смотря на попытки правовой регламентации казачьей жизни, к концу Кавказской войны окончательного решения о перспективах дальнейшего развития казачьих войск, в том числе и Терского, в качестве не только военной, но и социально-хозяйственной системы в структуре государственных институтов Российской Империи, принято не было.
В этих непростых условиях вступало Терское казачье войско в эпоху реформирования, напрямую связанную с правовыми новациями правительства Александра II.
Примечания:
1. Фадеев Р.А., Кавказская война. - Москва, 2003.
2. Потто В.А., Кавказская война, т.5. - Ставрополь, 1994.
4. Хотко С.Х., Роль черкесского элемента в мамлюкском институте (История и культура народов степного Предкавказья и Северного Кавказа: проблемы межэтнических отношений). - Ростов-на-Дону, 1999.
5. Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX - начало XX вв. - СПб, 2005.
6. Доного Хаджи Мурад, Победит тот, кто владеет Кавказом. Миниатюры Кавказской войны 1817-1864. - Москва, 2005.
7. Великая Н.Н., Казаки Восточного Предкавказья в XVIII- XIX вв.. - Ростов-на-Дону, 2001.
8. Караулов М.А., Терское казачество в прошлом и настоящем. - Пятигорск, 2002.
9. История казачества России (учебное пособие). - Ростов-на-Дону: издательство Ростовского Университета, 2001.
10. Астапенко М.П., История донского казачества. - Ростов-на-Дону, 2004.
11. Гордеев А.А., История казаков, часть 3. - Москва, 1992.
12. Казачий словарь-справочник, т.2. - Сан Ансельмо, США, 1968.
13. Ткачев Г.А., Станица Червленная. Исторический очерк (Сборник общества любителей казачьей старины). - Владикавказ, 1912.
14. Гейман В.А., 1845 год. Воспоминания. (Даргинская трагедия. 1845 год). - СПб, 2001.
15. Николаи А.П., Из воспоминаний о моей жизни. Даргинский поход. 1845 год. (Даргинская трагедия. 1845 год). - СПб, 2001.
16. А.С.Пушкин о казаках. - "Казаки России", сентябрь 1999.
17. Астапенко Г.Д., Быт, обычаи, обряды и праздники донских казаков XVII- XX веков. - Батайск, 2002.
18. Бларамберг Иоганн, Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа. - Москва, 2005.
19. Щербина Ф.А., История Кубанского казачьего войска, т. 2. - Екатеринодар, 1913.
20. Гедеон (митрополит Ставропольский и Владикавказский), История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. - Москва-Пятигорск, 1992.
21. Толстой Л.Н., Казаки (Кавказская повесть 1852 года), т.3. - Москва, 1961.
22. Масянов Л.Л., Гибель Уральского казачьего войска (альманах "Казачий Круг"). - Москва, 1991.
23. Ряснянский Н.А., Городское самоуправление Предкавказья в конце XVIII -середине XIX вв. (Северный Кавказ: геополитика, история, культура. Часть 1). - Москва - Ставрополь, 2001.
24. Матвеев В., Исторические особенности утверждения геополитических позиций России на Северном Кавказе. Дискуссионные аспекты проблемы и реалии эпохи. - "Россия XXI", - 6, 2002.
25. Комаров А.В., Адаты и судопроизводство по ним (Сборник сведений о кавказских горцах). - Тифлис, 1868.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023