ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Губенко Олег Вячеславович
От катастрофы до сталинского возрождения (1921 год - 1941 год).

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  Революционный эксперимент обошелся России очень дорого. Построение "нового общества" обернулось гибелью около 2-х миллионов бойцов Белой и Красной армий, а так же 14-15 миллионов человек гражданского населения, умерших от эпидемий, голода и террора. К этому стоит прибавить и не менее 6-ти миллионов человек, умерших от голода в 1921-1922 годах (1, с. 180). Подсчитать в полном объеме количество жертв террора так же не представляется возможным, но масштабы репрессий, проводимых как большевистским режимом, так и антибольшевистскими правительствами и группами, колоссальны. В подтверждение сказанного приведём лишь некоторые данные: согласно официальной статистике в период только с 1920 по 1922 год ревтрибуналами было осуждено 357 655 человек, жертвами белогвардейцев советскими органами власти в 1927 году было признано 111 730 человек, петлюровский режим унёс около 300 тысяч жизней. Небывалых масштабов достигла эмиграция - от 2-х до 3,5 миллионов россиян (2, с. 14-15). Общее количество жертв Гражданской войны и её последствий составило по разным оценкам от 13 до 19 миллионов человек (3, с. 255).
  Непоправимый ущерб нанесла Гражданская война и экономике страны.
  На 8 октября 1917 года золотой запас России составлял 1 295,6 миллионов золотых рублей, из них:
  ґ 120 миллионов рублей передано Германии в 1918 году по Брест-Литовскому договору;
  ґ 194,5 миллионов рублей присвоено Англией и Швецией;
  ґ 254,3 миллиона рублей попало в руки белогвардейцам, было переправлено во Владивосток, а позднее вывезено атаманом Семеновым за границу (золото досталось, в большинстве своем, японцам);
  ґ 0,9 миллиона рублей пропало при эвакуации;
  ґ 22 миллиона рублей в 1920 году большевики выплатили по мирному договору Эстонии, Латвии и Литве;
  ґ 6,1 миллиона рублей в 1920 году было отправлено за границу через Наркомат иностранных дел;
  ґ 5 миллионов рублей в 1921 году выплачено Польше.
  Оставшаяся часть золотого запаса с добавлением к этой массе реквизированных у населения ценностей на общую сумму 812 232 600 рублей золотом была истрачена на "нужды революции" (3, с. 259-260), тем более, что идея "мировой диктатуры пролетариата", ещё раз прозвучавшая в июне-июле 1921 года на 3-м конгрессе Коминтерна, требовала широкомасштабной финансовой поддержки "братских" коммунистических партий зарубежных стран. Например, для осуществления турецкой революции Кемаль-паше была отправлена сумма в 1 миллион золотых рублей (4, с. 562). Таким образом, к 1922 году все основные сокровища Российской империи, за исключением ценностей, принадлежавших Русской православной церкви, были растрачены полностью (3, с. 260).
   В 1920 году продукция тяжелой промышленности составляла около 15% довоенной, а производительность труда составляла лишь 39% от уровня 1913 года. Значительно уменьшилось количество городского населения - произошел отток рабочих в деревню. К 1928 году доля занятых в промышленном производстве снизилась до 8% (в 1913 году - 9%), занятых в торговле до 3% (в 1913 году - 6%). Соответственно, доля занятых в сельском хозяйстве возросла с 75% до 80%, но это никак не повлияло на увеличение объемов производства сельскохозяйственной продукции. В 1920 году насчитывалось 63,6% хозяйств с одной лошадью, 0,9% хозяйств, имеющих более двух лошадей (в 1917 году - 4,8%), а доля безлошадных составляла 35,5%. Посевы зерновых на душу населения в 1928 году сократились на 9%, а товарное производство зерна составило всего лишь 48,4% от уровня 1913 года (5, с. 363-369).
  По вопросу о государственном устройстве России секретарем ЦК РКП(б) И.В.Сталиным было предложено отказаться от формальной независимости появившихся на территории бывшей Российской империи социалистических республик, усматривая в них возможную угрозу стабильности будущей государственной модели. Он писал о необходимости включения некоторых субъектов на правах автономий в Российскую Федерацию, и данный подход, являясь по сути государственным, немногим отличался от белогвардейских проектов послевоенного устройства России, но сталинское предложение было подвергнуто Лениным критике. России был навязан ленинский проект, в соответствии с которым планировалось "добровольное" вхождение в государственное образование республик с "сохранением полного равноправия каждой из них" (3, с. 276-278).
  По мнению английского историка Э.Х.Карра, связи между РСФСР и республиками изначально "существовали скорее в виде союза, нежели федерации". В сентябре и декабре 1920 года РСФСР заключила союзные договоры с Азербайджанской и Украинской Советскими республиками, а в 1921 году - с Белорусской, Армянской и Грузинской республиками. В декабре 1922 года состоялись съезды четырех республик - РСФСР, Украинской, Белорусской и Закавказской (объединенной Армянской, Грузинской и Азербайджанской), которые проголосовали за создание союзного государства. В июле 1923 года Конституция СССР была одобрена и затем формально ратифицирована в январе 1924 года на II съезде Советов СССР (6, с. 47-48).
  В 1921 году Советское правительство было вынуждено отказаться от политики военного коммунизма - 21 марта ВЦИК издал декрет "О замене продовольственной и сырьевой разверстки натуральным налогом". Размеры налога были намного меньше продразверстки - 240 миллионов пудов зерновых вместо 423 миллиона пудов по разверстке 1920 года. Крестьянам давалось право свободной продажи излишков (5, с. 368).
  В декабре 1921 года был отменен Закон от 29 ноября 1920 года о полной национализации всех промышленных предприятий, и была проведена денационализация предприятий с числом рабочих до 20-ти человек (5, с. 369).
  Военный коммунизм имел две основные черты:
  1. Государство начало осуществлять централизованный контроль и управление промышленными отраслями экономики, и как следствие этого, было введено единое планирование;
  2. Произошел отход от коммерческих и денежных форм распределения в пользу снабжения основными товарами и услугами либо бесплатно, либо по твердым ценам, была введена карточная система, оплата труда осуществлялась товарами. Производство существовало не для рынка, а непосредственно для потребителя (6, с. 38).
  Новая экономическая политика (НЭП) отвергала вторую составляющую военного коммунизма; правительством была сделана попытка стабилизировать экономическую и финансовую ситуацию в стране. С 1922 года в России возобновилась чеканка серебряной монеты, а с 1923 года - золотой, но организовать настоящий хозяйственный подъем большевикам не удалось. Практическое отсутствие инвестиций в основные фонды привело к промышленному кризису, и следствием этого явилась инфляция. Уже в 1928 году была полностью прекращена чеканка серебряной монеты. За период с 1928 по 1932 год денежной массы в обращении увеличилось в 5 раз, в то время как рост промышленного производства составил 24%, а уровень сельскохозяйственного производства снизился на 19% (3, с. 305-315).
  В казачьих областях в течение двадцатых годов обстановка оставалась напряженной. До 1926 года продолжались повстанческие выступления на Кубани вблизи города Армавир, станиц Приморско-Ахтарской, Арчадинской, на Тереке - у станицы Зольской (7, с. 291).
  Одним из методов подавления антисоветских выступлений среди казаков являлось дискриминационное лишение казачьего населения избирательных прав (в некоторых станицах до трети казаков являлись "лишенцами"). В 1924 году на Северном Кавказе к этой категории относилось 2,4% населения (7, с. 291).
  Советская власть делала попытки привлечь на свою сторону казаков, обещая не подвергать репрессиям тех, кто служил в Белой Армии. 3 ноября 1921 года ВЦИК издал декрет "Амнистия лицам, участвовавшим в качестве солдат в белогвардейских военных организациях". В январе 1925 года, в связи с созывом 1-го краевого съезда Советов Северного Кавказа, Президиум ВЦИК РСФСР объявил, что все вернувшиеся на Северный Кавказ из эмиграции до 1 февраля 1925 года рядовые казаки не только подлежат амнистии, но и восстанавливаются в избирательных правах (8, с. 45).
  В период НЭП Советская власть в отношении казачества пошла на временные уступки. В казачьих станицах было разрешено выбирать в органы местной власти казаков, в том числе, председателями некоторых сельсоветов становились бывшие станичные атаманы. Разрешалось употреблять самоназвание "казак" и носить традиционную форму. Эти послабления были закреплены в резолюции пленума ЦК ВКП(б) от 30 апреля 1925 года, осуждающей отход от старинных казачьих обычаев и традиций (9, с. 421). В резолюции, в частности, говорилось: "...признать допустимым районы с компактным казачьим населением в нацобластях выделять в отдельные административные единицы" (8, с. 47).
  Немаловажным фактором можно считать и то, что в этом же году был проведен анализ положения русского (казачьего) населения в республиках с преобладающим нерусским населением, и результатом этой работы явилось следующее признание: "Во многих национальных образованиях Союза ССР интересы русского населения терпят ущерб в пользу коренного населения" (8, с. 46).
  В июле 1925 года в соответствии с требованием Президиума Северо-Кавказского крайисполкома был проведен съезд казачьего населения Кабардино-Балкарской и Северо-Осетинской автономных республик. Решением Кабардино-Балкарского облисполкома был образован Казачий округ из станиц Пришибской, Котляревской и Александровской. В Северной Осетии, в отличие от Кабардино-Балкарии, процесс создания казачьего района всячески тормозился облисполкомом, и лишь твёрдая позиция крайисполкома позволила объединить станицы Ардонскую, Архонскую, Змейскую, Николаевскую и хутор Архонский в отдельный округ, получивший название Притеречного, а затем, Ардонского (8, с. 48).
  Однако, несмотря на эти решения, двойственный подход к казачьему вопросу представителей Советской власти был явлением очевидным, и выдавливание казачьего населения из мест традиционного проживания, а так же игнорирование необходимости территориальной самостоятельности, продолжались на протяжении всего последующего Гражданской войне периода.
  В сентябре 1925 года Президиум Северо-Кавказского крайисполкома рассмотрел вопрос о внутреннем районировании Чеченской республики, при этом признавалось необходимым создание самостоятельного казачьего района, но решение это осталось не реализованным. Более того, в конце 1928 года Северо-Кавказским крайисполкомом было принято постановление о ликвидации Грозненского и Сунженского округов с передачей их территории в состав Чеченской АО и, частично, в состав Моздокского округа. Причины ликвидации казачьих округов везде были одинаковы и, как правило, надуманы: отсталость экономического развития, раздутость штатов управления, бесперспективность Все достигнутые ранее незначительные элементы территориальной казачьей самостоятельности были окончательно и необходимость укрепления дружеских связей во имя процветания "ранее угнетаемых царизмом народов". ликвидированы в 1930 году. Постановлениями ЦИК и Совнаркома СССР от 23 июля 1930 года Президиум Северо-Кавказского крайисполкома 7 августа 1930 года упразднил 10 русских округов, без какого бы то ни было предварительного обсуждения (8, с. 47, 49, 51).
  Стараясь сгладить негативные последствия территориального передела, Советские органы власти, учитывая немалый боевой опыт казачьего населения, сделали попытку реанимировать одну из основных составляющих казачьей жизни - традиционную казачью военную службу.
  К началу 1923 года Красная Армия, насчитывающая к концу Гражданской войны 5,5 миллионов человек, была сокращена до 600 тысяч человек. Сохранялась система кадровых частей, но, вместе с этим, в соответствии с Постановлением ЦИК и Совнаркома СССР от 8 августа 1923 года, началось формирование территориальных частей переменного состава, принцип комплектования которых был в некоторых чертах схож со старой системой казачьих лагерных сборов. В милиционно-территориальных частях служили "переменники", прошедшие вневойсковую подготовку сроком в три месяца, а затем периодически отбывающие в войсках краткосрочные сборы по 1,5-2 месяца ежегодно в течение четырех последующих лет. Обязательным условием было наличие у каждого "переменника" собственного боевого коня, что могли делать, прежде всего, казаки (5, с. 380; 7, с. 293).
  Способствовало привлечению казаков к военной службе и постановление Северо-Кавказского Исполнительного Комитета от 26 августа 1925 года "О работе Советов в бывших казачьих областях Северо-Кавказского края", принятое во исполнение апрельского Пленума ЦК РКП(б). В нем, в частности, говорилось: "Необходимо поддерживать боевые качества казачества, любовь к военному делу, для чего, между прочим, всемерно содействовать устраиваемым конским состязаниям в станицах. Наряду с ношением военной формы разрешить в теркавчастях для целых соединений...ношение казачьей формы..." (7, с. 294).
  В 1925 году Красная Армия состояла из 46 территориальных и 31 кадровой дивизии (5, с. 380). К этому времени казаков в кавалерийских территориальных частях СКВО насчитывалось 57,5%, притом, что казачье население Северо-Кавказского края составляло всего 25,7%. К началу тридцатых годов в территориальных дивизиях казачья прослойка увеличилась: в стрелковых - до 57%, в кавалерийских - до 70% (7, с. 294-295).
  На протяжении двадцатых годов казачье общественное устройство претерпело значительные перемены, но семейный уклад ещё некоторое время оставался практически неизменным. За века сложился определенный статус казака - хозяина семьи, ответственного практически за всю организацию единоличного казачьего хозяйства, и в соответствии со статусом главы семьи определялись и социальные функции остальных членов казачьей семейственной, а вместе с тем и межсемейственной, общности.
  Несмотря на антицерковную деятельность Советских органов власти, религиозный фактор на протяжении последующего Гражданской войне десятилетия оставался главенствующим в казачьей жизни, особенно среди представителей старшего поколения. Так в письме, датированном "между Пасхой и Первомаем" 1924 года, учитель с Кубани пишет родственнику-эмигранту: "Была Пасха. Народ в массе своей готовился по-прежнему: красили яйца, пекли куличи, готовили всякую снедь, говели, исповедовали свои грехи, получали прощение их, платя по-прежнему попам деньги. В среде рабочих большой процент совсем обезбожился..." (10, с. 49). В другом письме, датированном уже 1928 годом, кубанский казак пишет: "Несмотря на то, что у нас проповедуются атеизм и безбожие, религиозное чувство народа все же здорово" (10, с. 100).
  Исходя из этого, в казачьей среде некоторое время оставались незыблемыми нормы обычного права, посредством которых регулировались такие социальные факторы, как призрение вдов и сирот, а так же медицинская помощь. Свидетельством в пользу последнего утверждения говорит тот факт, что повсеместно в казачьих хуторах и станицах в тот период (а кое-где и вплоть до начала 50-х годов XX века) особая роль уделялась знахаркам и повивальным бабкам, к которым, по большей части, казаки и казачки обращались в случае болезни или при родах (11, с. 164).
  Иначе обстояло дело в сфере образования, регулирование которого было полностью выведено из сферы полномочий станичной общины. Вот что свидетельствует девочка-сирота, проживавшая в хуторе Хоперского округа, о преподавании в местной советской школе: "Книг у нас в школе пять: "В борьбе за лучшую жизнь", "Века и труд людей", "Вчера и завтра", "География СССР", а задачник у нас старинный. Все эти книги казенные. С учением дело обстоит у нас неважно, потому что тема неважная - как жилось крестьянам при крепостном праве. Желала бы дальше учиться, но учение очень плохое: то внушают, что Бога нет, то говорят, что человек от обезьяны произошел, и не велят в церковь ходить. Но я их не послушала и отговела на 7-й неделе" (10, с. 108). Примечательно, что на Кубани делался эксперимент перевода школьного преподавания на украинский язык, "...буквари и книги для начальных школ уже составляются на "кубанском языке" (10, с. 83).
  Общегосударственные образовательные нормы были полностью переплетены с идеологической составляющей, и школа в этот период являлась нередко мощнейшим институтом большевистской политической системы, развивающим мировоззренческий конфликт между прошлым и будущим, между молодежью и более старшим поколением.
  Этот конфликт закреплял непримиримость противоречий, появившихся в результате Гражданской войны, и пришедшие вслед за нею новые идеологические веяния только расширили трещину, разорвавшую весь казачий мир, и, в частности, монолит семейной общности. Нередко возникало глухое неприятие того из членов семьи, кто стал активистом партийных и советских органов, или же наоборот, тех казаков, кто воевал на стороне белых, или же вернулся из эмиграции. В подтверждение этого строки из письма казака 2-го Донского округа за границу: "Пишу тебе от всего сердца - не ходи в Россию, живи там. На нас глядят не токмо что чужие люди плохо, и своя семья хуже, чем на собак" (10, с. 103).
  В ходе советизации казачьей жизни постепенно начали упрощаться и обезличиваться брачные отношения. В 1924 году донской казак писал родственнику за границу: "Законы у нас очень свободные насчет супружества. Старый и малый женится, когда хочет, хотя и на Страшной (т.е. Страстной - примечание автора) неделе. Это безразлично. Женился, неделю прожил, бросил жену и опять свободно женится, и никому нет дела до этого" (10, с. 51).
  Отдельно стоит сказать о тех процессах, которые происходили в казачьих общинах, оказавшихся в ходе Гражданской войны за пределами России. Казачья судьба в заграничье была тесно переплетена с судьбой остальных сограждан-эмигрантов, и нередко общественная жизнь казаков формировалась не только под влиянием законов принявшей страны или старого родового обычного права, но и тех правовых норм, которые действовали на территории утерянной имперской России. Государственное законодательство уже несуществующей державы, не подкрепленное институтами государственной власти, таким образом, перешло в разряд нового обычного права, обязательность исполнения норм которого формировалась не из страха перед неминуемостью наказания, но из чувства ностальгического трепета перед той Россией, с потерей которой никто из эмигрантов не хотел смириться.
  В ноябре 1920 года на Босфоре сосредоточилось 126 судов, на которых находилось около 100 тысяч военных чинов и 50 тысяч гражданского населения, в том числе 20 тысяч женщин и 7 тысяч детей. Из Крыма было эвакуировано более 6 тысяч раненых. Все эти лица поступали под покровительство Франции, взамен чего правительство Франции брало в залог русский тоннаж (12, с. 251).
  По прибытию в Константинополь барон Врангель поставил перед собой следующие задачи: обеспечить всех покинувших Крым людей кровом и пищей, оказать им медицинскую помощь, сохранить боеспособность Русской армии и в дальнейшем перевести её в братские славянские страны.
  Основной воинский контингент был определен в четырёх лагерях: в Галлиполи под начальством генерала от инфантерии Кутепова, в Чаталджи под начальством генерал-лейтенанта Абрамова, на острове Лемнос под начальством генерал-лейтенанта Фостикова и в Бизерте под начальством вице-адмирала Кедрова, куда было направлена Русская эскадра и морской кадетский корпус.
  По прибытии армии в Константинополь на её средства более полугода содержались врачебно-санитарные учреждения в военных лагерях, лазареты для беженцев в Константинополе и его окрестностях и 3 госпитальных судна. Все раненые и больные были размещены в этих лечебных учреждениях, а также в иностранных госпиталях (12, 272).
  Часть беженцев отправлена в соседние государства, правительства которых дали согласие на их приём: 22 тысячи в Сербию (в том числе 2 кадетских корпуса), 4 тысячи в Болгарию, 2 тысячи в Румынию и 2 тысячи в Грецию. По распоряжению П.Н.Врангеля в Константинополе была создана Беженская часть, которая совместно с общественными организациями обеспечивала остальных эмигрантов лагерями и общежитиями, которые финансировались из средств, отпускаемых Главнокомандующим (12, с. 252). Однако следует отметить, что средств, отпускаемых на нужды гражданской части беженцев, катастрофически не хватало. Люди продавали вещи, не брезговали ни какой работой. По данным Красного Креста, более 2,5 тысяч женщин из-за жестокой нужды были вынуждены заниматься проституцией (13, с. 524).
  Практически с самого начала размещения Русской армии в Турции французское военное командование предпринимало активные меры по принуждению Врангеля к сдаче его армией оружия. Поэтапно урезалась норма воинского пайка и размер денежного жалования, к солдатам и офицерам допускались агитаторы, призывающие к возврату в Россию или же к переезду в Бразилию. Несмотря на явно враждебные проявления со стороны вчерашних союзников, влачившая полуголодное существование армия, сокращенная Врангелем до 45 тысяч человек, морально окрепла и показала французам образец воинской дисциплины. Кроме этого, получила второе дыхание общественная жизнь в эмигрантских лагерях: играли полковые оркестры, были сооружены 7 церквей, функционировал самостоятельный театр, организовывалась рукописная печать и различные клубы (4, с. 569-570). Особенное внимание в лагерях было обращено на военно-учебную часть. В восьми военных училищах обучалось 3 тысячи юнкеров, были открыты школы: артиллерийская, инженерная, гимнастическая, а также курсы по подготовке командного состава. Для детей-подростков были устроены гимназия и детские сады (12, с. 253).
  Продовольственную поддержку эмигрантам частично оказывала Лига Наций, организация ARA (American Relief Administration) и французское военное командование, но основная финансовая нагрузка легла на плечи командования Русской армии. Значительные денежные средства Российской империи находились в руках дипломатов, объединившихся в Совет послов, но выделять деньги Врангелю они под разными предлогами отказывались. Лишь в апреле 1921 года бывший командующий Северной армией генерал Миллер смог уговорить русского посла в Вашингтоне передать на нужды беженцев 600 тысяч долларов. Миллион франков перевел на нужды Русской армии через Земско-городской союз русский агент в Токио. Чтобы поправить финансовую ситуацию в эмигрантской среде, Врангель пошел на непопулярную меру - была проведена распродажа невостребованных ценностей Петроградской ссудной кассы (4, с. 575).
  Тяжелым положением беженцев воспользовались различные агитаторы. Около трех тысяч эмигрантов (в основном казаки) выехали в Бразилию (преимущественно для работы на кофейных плантациях) (12, с. 255). Несколько сотен казаков поступили на службу в Иностранный легион, и численность их в скором времени возросла до 12% от общего количества личного состава этого подразделения Французской армии (9, с. 418-419).
  Некоторая часть эмигрантов поддалась на уговоры вернуться в Россию - в феврале и апреле 1921 года в Новороссийск и Одессу прибыло 4 тысячи репатриантов. Третья часть из них была тут же расстреляна, остальная часть помещена в концентрационный лагерь близ Новороссийска, а затем отправлена на принудительные работы на Север России или же в Баку (14, с. 57).
  Бывали случаи и бегства репатриантов из СССР обратно за границу. Так 14 ноября 1925 года удалось бежать из Одесского ЧК и добраться до Варны 50-ти казакам. Среди них было пятеро терцев: Марченко, Мальцев, Скляров, Тищенко и Крылов (10, с. 63).
  Широкомасштабная акция большевистского правительства по репатриации провалилась, 2/3 всех возвращенцев прибыло в СССР из разных мест рассеяния в 1921 году, в дальнейшем число желающих вернуться значительно сократилось. Всего с 1921 по 1931 год в Россию прибыло 181 432 человека, что представляло не более 9% от общего количества эмигрантов (4, с. 584).
  Не простые отношения складывались у Врангеля с донским и кубанским казачьими правительствами в изгнании. В декабре 1920 года был создан "Союз возрождения казачества", который выступал за разрыв отношений с Главнокомандующим. Донской войсковой круг обратился к американскому правительству с просьбой принять всех казаков в качестве гражданских беженцев, что шло в разрез со стремлением барона сохранить единство армии. В ответ на это Врангель при поддержке атамана А.П.Богаевского удалил всех членов Круга из Константинополя в Болгарию. Ещё более бескомпромиссно был настроен барон в отношении Кубанской Рады, которая под нажимом Главнокомандующего приняла решение избрать войсковым атаманом лояльного Врангелю генерала В.Г.Науменко.
  Как и в период Гражданской войны, не вызывали беспокойства у Главнокомандующего атаманы Терского и Астраханского казачьих войск, казаки которых были сведены в Терско-Астраханский полк в составе Донского корпуса (13, с. 531).
  14 января 1921 года было заключено особое соглашение между атаманами и правительствами Дона, Кубани и Терека, в котором провозглашалось продолжение вооруженной борьбы против Советской власти "при сохранении единого командования", но и декларировалось "право устраивать жизнь своих краев на основах подлинного народоправства и здорового экономического развития". В соглашении говорилось:
  1. Дон, Кубань и Терек, сохраняя неприкосновенность своих конституций, по вопросам внешних сношений, военным, финансово-экономическим и общеполитическим действуют объединенно.
  2. Все вопросы, указанные в п. 1, разрешаются в Объединенном совете Дона, Кубани и Терека, в состав которого входят войсковые атаманы и председатели правительства.
  3. Все сношения, исходящие от Объединенного совета Дона, Кубани и Терека, производятся одним из атаманов по уполномочию совета.
  4. Развитие настоящего соглашения производится путем дополнительных частных соглашений.
  5. Настоящее соглашение имеет целью быть внесено на утверждение Больших Войсковых кругов и Краевой Рады, но вступает в силу тот час по его подписании (13, с. 532-533).
  Кажущееся единство российской эмиграции было расколото появившейся самостоятельной политической силой в лице Объединенного совета Дона, Кубани и Терека.
  В феврале 1921 года новая организация получила финансовую независимость от барона Врангеля. Иностранные комиссары в Константинополе признали право донского атамана распоряжаться ценностями (1778 пудами серебра из запасов донской казны, а также золотом, драгоценными камнями и церковной утварью), вывезенными из России в Турцию ещё в марте 1920 года. Была учреждена подотчетная Донскому кругу "Серебряная комиссия", которая занималась реализацией ценностей для пополнения казны, расходов на содержание правительственного аппарата и оказание помощи казакам-воинам и беженцам. Однако попытка атаманов выйти на уровень самостоятельных отношений с иностранными державами не увенчалась успехом - верховный комиссар Франции в Константинополе Пелле дал понять Богаевскому, что не желает рассматривать Объединенный совет Дона, Кубани и Терека в качестве альтернативы Врангелю. Вдобавок ко всему, возникли явные противоречия между войсковыми атаманами и казаками-фронтовиками, уставшими от политиканства своих лидеров. Командиры казачьих частей в письмах войсковым атаманам выказывали недовольство политикой разрыва с Врангелем и подчеркивали, что для них барон был и остается Главнокомандующим (13, с. 533-536).
  Отношения командования Русской армии с французскими оккупационными войсками к апрелю 1921 года обострились до предела. Союзники отказывались финансировать эмигрантский воинский контингент, обосновывая это тем, что на содержание его за пять месяцев пребывания в Константинополе ушло 200 миллионов франков, притом, что всё имущество Русской армии, переданное французской стороне, было оценено последней в 30 миллионов франков. "Русский земско-городской совет помощи русским беженцам за границей" представил французам иные цифры оценки эвакуированного из Крыма имущества - не менее 280 миллионов франков, но давление на командование Русской армии только усиливалось (9, с. 408-409).
  Вопрос о переводе армейских чинов в разряд гражданских беженцев напрочь отметался Главнокомандующим. Врангель не желал распускать армию, во-первых, не желая лишиться мощного рычага политического давления, во-вторых, рассматривая возможную перспективу продолжения вооруженной борьбы с большевизмом. Учитывая сложность обстановки, Главнокомандующий отправил на Балканы начальника штаба Русской армии генерала П.Н.Шатилова для переговоров с правительствами стран, которые смогли бы принять у себя белогвардейцев. Главными условиями Врангеля были сохранение частями армии воинской организации и возможность выполнения чинами общественных работ для обеспечения существования (4, с. 573).
  Королевство сербов, хорватов и словенцев дало согласие на прием регулярной конницы на службу в сербскую пограничную стражу, а кубанских казаков и технические части - на различные дорожные работы.
  Правительство Царства Болгарского дало разрешение на расселение в предоставленных болгарами казармах 14-тысячного воинского контингента, причем в обеспечение их жизни на один год, были внесены средства в депозит государственной кассы.
  Небольшая часть военнослужащих Русской армии была размещена в Греции, Чехословакии и Венгрии. Перемещение воинского контингента в перечисленные страны производилось с мая 1921 года по май 1923 года (12, с. 256).
  Оклады русских военнослужащих сербской пограничной стражи составляли от 700 до 1000 динаров, на строительных работах до 1500 динаров. В целях получения некоторых средств на случай болезни или безработицы из начисляемых сумм удерживалось финансовым контролем от 6% до 8%. Деньги эти составляли личную собственность каждого вкладчика, но расходовались только в определенных случаях. В группах работающих казаков создавались процентные отчисления на пополнение ремонтного, инвалидного, санитарного и запасного капитала. Особыми положениями и договорами, заключенными с дирекциями строительных работ, точно регламентировались порядок и распределение заработной платы во всех группах; семьи казаков, находящихся на работах, получали паек от дирекции (12, с. 258-259).
  Социальные отношения в среде военнослужащих Русской армии формировались не только под воздействием приказов и распоряжений Главнокомандующего, но, в большей степени, на основе внутренней благотворительности. В связи с этим постепенно наладилась медицинская помощь, открылись артельные мастерские, устроились библиотеки и читальни, начала выпускаться газета "Кубанец". Очень часто отчисления в капиталы, социальная составляющая которых была очевидна, производились казаками в значительно большем объеме, нежели это оговаривалось в распоряжениях командования (12, с. 260-261).
  Части, расположившиеся в Болгарии, к 1-му сентября 1921 года полностью перешли на трудовое положение. Здесь так же формировались капиталы, накапливались пайки на случай болезни или временной безработицы. Благодаря запасным пайкам, которых к ноябрю насчитывалось 4 тысячи, удалось благополучно перезимовать военнослужащим, оставшимся в зиму без работы (12, с. 263).
  Медицинские учреждения в эмиграции первоначально финансировались на средства, отпускаемые Советом послов в Париже, но с августа 1923 года армия начала содержать полностью или же поддерживать функционирование лечебных учреждений. В местах расположения рабочих групп находились: в Королевстве сербов, хорватов и словенцев - 10 околотков на 5 коек каждый, и 6 амбулаторий, а в Болгарии - 25 околотков, из них 4 на 10 коек, остальные на 5 коек каждая, и одна амбулатория. Кроме этого, полностью из капиталов Русской армии финансировались рабочие группы, обслуживающие санитарные учреждения (в том числе и Красного Креста): в Королевстве сербов, хорватов и словенцев - лазарет, и в Болгарии - 2 госпиталя на 50 и 25 коек. Частично финансировались медико-санитарные учреждения Российского Красного Креста, обслуживающие как русских воинов, так и гражданских лиц: в Королевстве сербов, хорватов и словенцев - госпиталь, лазарет, амбулатории и зубоврачебные кабинеты, в Болгарии - 2 госпиталя (12, с. 272-273).
  Бароном Врангелем значительное внимание уделялось образованию. До 15 сентября 1923 года на средства, выделяемые Главнокомандующим, содержалось несколько военных училищ, в которых за время пребывания в эмиграции было произведено в офицеры до 2 тысяч юнкеров. За недостатком средств занятия в училищах прекратились, но продолжали действовать кадетские корпуса в Сараево, Белой Церкви и Билеча, в которых к 1924 году обучалось 1200 кадетов.
  Кроме военных учебных заведений, в Королевстве сербов, хорватов и словенцев находилось 3 девичьих института, в которых воспитывалось свыше 600 девочек. Кадетские корпуса и девичьи институты содержались на средства, отпускаемые сербским правительством.
  В Болгарии, ввиду отсутствия подобных Сербии правительственных дотаций и принимая во внимание большое количество детей школьного возраста, армейские части за свой счет содержали гимназию на 150 детей (преимущественно сирот), и интернат для 60 детей в Варне (12, с. 266-267).
  В результате договоренностей с вузами различных государств, к 1923 году было определено в них для продолжения обучения более 2000 русских студентов, не успевших получить высшее образование в России. Наибольшую поддержку в решении этого вопроса оказала Чехословакия - в высшие учебные заведения Праги удалось устроить около 1000 студентов, и Югославия, где продолжили учебу такое же количество беженцев. Армия на первых порах поддержала студентов, которым выделялась материальная помощь для переезда к месту обучения, отпускались ежемесячные пособия, а также выдавались средства на организацию общежитий и столовых. Для получения офицерами гражданских специальностей открывались специальные технические курсы (12, с. 268-269).
  Помощь инвалидам, нетрудоспособным и семьям чинов армии выделялась по большей части из внутренних средств Русской армии, хотя были случаи и правительственных дотаций в странах, приютивших эмигрантов. Сумма пособий и категории лиц, получающих их, всё время менялись, и к 1924 году денежные средства отпускались для содержания 25 пенсионеров, 800 инвалидов, состоящих в рядах армии, и до 2000 членов семей. В Болгарии ежемесячное пособие получали до 1000 инвалидов, не числящихся в частях войск, через Российское Общество Красного Креста (12, с. 270-271).
  Донское правительство в изгнании 10-11 сентября 1922 года в Софии провело совещание станичных атаманов, на котором вырабатывались меры, препятствующие к возвращению казаков на Родину. В числе прочих, на совещании было принято решение об открытии для казаков сети столовых. Прибывшему из Парижа на съезд донскому писателю Харламову было предложено редактировать газету "Казачьи думы" (15, с. 432).
  Барон Врангель, негативно относясь к любым политическим группировкам, поставил для себя и своих подчиненных одну комплексную задачу - сохранить Русскую армию, попытаться решить для её чинов вопросы социального характера и быть готовым для дальнейшей борьбы с большевизмом. Выполнение этой задачи было осложнено не только недостатком финансовых средств и действиями ГПУ и Разведывательного управления Красной Армии, но и, в первую очередь, противоречиями, возникшими между различными политическими течениями русской эмиграции. Крупнейшими из таких группировок стали: монархисты - сторонники великого князя Кирилла Владимировича, блок Высшего монархического совета, объединивший сторонников великого князя Николая Николаевича, национально-прогрессивная группа - кадетского, либерального направления, блок отколовшегося от кадетов левого крыла с социалистами и левоказачьими организациями, и явно просоветское движение "сменовеховцев" (4, с. 582-583).
  В 20-е годы политическая жизнь казачьей эмиграции разбилась на пять основных течений:
  1. Немногочисленное число политиков стремилось вернуть в казачью среду старые дореволюционные порядки с системой наказных атаманов и созданием из Донского, Кубанского Терского войск полуавтономный союз в составе России.
  2. Вторая группа объединяла последователей атамана Каледина, представители которой считали казаков особой частью русского народа, и выступали за полное самоуправление казачьих войск, сохранение выборности атаманов и представительство казаков в работе правительства России.
  3. Наиболее образованная часть казаков выступала за объединение казачьих войск с народами Северного Кавказа в единое демократическое государство.
  4. Влиятельная группа казаков украинского происхождения предлагала создать союзное государство из казачьего Юга и Великой Украины.
  5. Наиболее влиятельная казачья группа состояла из молодых политиков, получивших высшее образование в Праге. Созданная ими организация называлась "Вольно-Казачье движение", лидеры которой отстаивали идею создания независимого федеративного государства "Казакия" путем объединения казачьих территорий европейской части России (9, с. 416-417).
  Врангель понимал, что декларируемая им идея сохранения чинами Русской армии политической нейтральности, по меньшей мере, не состоятельна, и в 1924 году Главнокомандующий принял решение о необходимости создания мощной организации, объединяющей военную эмиграцию.
  8 февраля 1924 года Врангель подписал распоряжение, в котором определялись лица, ответственные за объединение разрозненных офицерских союзов, находящихся в странах Европы. В Западной Европе общее руководство этим процессом было возложено на генерал-лейтенанта Миллера, в странах Балканского полуострова - на генерал-лейтенанта Абрамова, и уже 1 сентября 1924 года Врангель подписал приказ об образовании Русского Общевоинского Союза (РОВС). В состав этой организации вошло большинство офицерских организаций, находящихся в Западной и Восточной Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке, на Американском континенте. В этот же период русская военная эмиграция получила своё организационное оформление, связанное с решением великого князя Николая Николаевича принять на себя "руководство, через Главнокомандующего, как армией, так и всеми военными организациями" (13, с. 606-619). В ноябре 1924 года барон Врангель был подтвержден великим князем Николаем Николаевичем в должности Главнокомандующего (13, с. 630).
  С созданием Русского Общевоинского Союза, в который фактически трансформировалась Русская армия, не ушли в былое понятия воинской дисциплины, более того, в некоторых моментах она ужесточилась. Так чинам запрещалось состоять в политических организациях, а сторонники великого князя Кирилла Владимировича вообще были уволены из армии (13, с. 630).
  Авторитет барона Врангеля, не смотря на некоторые политические ошибки, в среде военной эмиграции на Балканах был на протяжении 20-х годов очень высоким. Об этом свидетельствует и история, рассказанная современным болгарским журналистом Владимиром Апрелевым, детство которого прошло в среде эмигрантов-казаков. Отец Владимира Апрелева - сотник Кубанского казачьего войска, перебивавшийся случайными заработками в городе Варна, в 1923 году получил выгодное предложение на осуществление водолазных работ во Франции, но, запросив разрешение на выезд у Врангеля, получил отказ с мотивировкой необходимости пребывать поближе к месту расположения части, к которой был приписан. Сотник Апрелев от контракта отказался, и этот факт свидетельствует о безусловном авторитете Главнокомандующего и о высокой степени дисциплины в среде военной эмиграции.
  Основная группа терских казаков обосновалось в Болгарии. В городе Ямбола в пустующих казармах расположился Терско-Астраханский полк и Атаманское военное училище. Терцы работали в окрестностях города на постройке дорог, на виноградниках, каменоломнях, в сельских хозяйствах. В городе казаки полным составом собирались лишь по праздникам; здесь у них была церковь, читальня и врачебный пункт. Чины, не способные к тяжелому физическому труду, освоили кустарные промыслы, на которых неплохо зарабатывали (10, с. 214).
  В письме, отправленном казаком из Ямболы к родственникам в Россию, есть такие строки: "Живут казаки-ямбольцы с болгарами в большой дружбе и во взаимном уважении. В этом сказался такт старших казачьих групп. Местный болгарский гарнизон считает казачьи группы своими, офицерам оказывается уважение, болгарское офицерское собрание для них всегда открыто. На все торжественные акты болгары приглашают старших казачьих офицеров, некоторые у них занимаются преподаванием. С большим изумлением болгары смотрят на великодушие и щедрость казаков, зная их трудное материальное положение. Например, они были поражены, когда на памятник погибшему болгарскому воину возложили сравнительно дорогой металлический венок, оказавшийся единственным среди цветов и венков из зелени" (10, с. 215-216).
  Известны случаи службы терцев в составе французского Иностранного легиона на территории Африки и Ближнего Востока. Так 16-17 октября 1925 года в Сирии 1-ый Кавалерийский Иностранный полк смог сдержать натиск 4-х тысячного отряда друзов, потерявших в бою более 1000 человек. Из 60-ти погибших легионеров 10 были казаками, в том числе, Колотилин Федор, Колесников Яков и Енин Василий - терскими (10, с. 221-222).
  Что примечательно, в Сирии не было каких-либо враждебных отношений между казаками и потомками кавказцев, покинувших родные места в ходе Кавказской войны. Инженер В.И.Попов, побывавший в Сирии в 1928 году, рассказывал: "В Дамаске я посетил гробницы наших погибших героев-кавказцев и легионеров и в присутствии наших казаков и представителей Черкесского полка возложил на их могилы от имени Донского атамана и Казачьего союза цветы. Командир Черкесского полка (горцы, эмигрировавшие во времена Шамиля) взял адрес Донского атамана. Шел разговор о желательности для них пополнения полка охотниками-казаками" (10, с. 250-251).
  В конце 20-х годов произошли события, которые наложили серьезный отпечаток на всю организацию русской военной эмиграции, и вместе с тем на психологию чинов армии, до сего времени живших надеждой на победоносный реванш над большевизмом.
  25 апреля 1928 года в Брюсселе в возрасте 49 лет внезапно скончался барон Врангель. Обстоятельства его смерти до сих пор считаются странными, существует версия, что он был отравлен. Вслед за ним, 5 января 1929 года, скоропостижно умер лидер военной эмиграции великий князь Николай Николаевич. Возглавил РОВС безусловный авторитет в армейских кругах генерал А.П.Кутепов, но уже 26 января 1930 года он был похищен в Париже агентами ОГПУ и, по одной из версий, тайно вывезен ими в СССР и погиб во внутренней тюрьме на Лубянке. Судьба его преемника - генерала Е.К.Миллера была аналогичной. Агенты Советской разведки выкрали его из Парижа 22 сентября 1937 года, и судьба его остается неизвестной до сих пор (1, с. 251-252; с. 328).
  Стройная система Русской армии, а затем и её преемника РОВС, представлявшая в 20-х годах определенную опасность для руководства СССР, рухнула.
  На протяжении 20-30-х годов казачья эмиграция, основная часть которой находилась на Балканах, раздробившись на более мелкие группы, была вынуждена повторить исход. Некоторые казаки осталась в Болгарии и Югославии, но и многие из них перебрались в другие страны, где приходилось приспосабливаться к новым культурным, языковым, экономическим и политическим условиям. Не везде они были одинаковыми, но неизменно казаки решали возникающие проблемы путем мощной корпоративной спайки, регламентированной нормами старого и нового обычного права. Примеров казачьей самоорганизации в условиях эмиграции предостаточно. Вот лишь некоторые из них:
  ґ Повсеместно - в Чехословакии, Болгарии, США, Канаде, Китае, Австралии, в странах Южной Америки начали создаваться казачьи землячества - Общеказачьи станицы. Интересен пример Нью-Йоркской станицы, основанной в 1923 году. Казаки построили в Нью-Йорке храм Христа Спасителя, стараниями казаков было организовано Общество помощи военным инвалидам в Америке, Общество помощи детям русской эмиграции (16, с. 225). Станица участвовала и в вопросах образования, оказывая помощь молодым казакам в поступлении в престижный Колумбийский университет (17, с. 97). Не малую роль в работе станицы играли и терцы, одним из самых авторитетных представителей которых долгое время являлся бывший атаман станицы Ессентукской Р.А.Глухов (18, с. 136-137).
  ґ Генерал Павличенко организовал группу казаков - мастеров джигитовки, и они имели огромный успех, выступая в Югославии, Италии и Австрии (10, с. 262-263).
  ґ В Моравской Остраве (Чехословакия) образовалась Общеказачья студенческая станица, казаки которой так же занимались показом джигитовки (10, с. 222-223).
  ґ В Югославии был создан Союз русских военных инвалидов, которым руководил терский генерал Н.Н.Баратов (18, с. 54).
  ґ Было организовано несколько казачьих хоров: Донской хор под управлением С.Жарова (гастроли в Латвии, Франции, Бельгии, Голландии, Англии и Швейцарии), Донской хор имени Платова под управлением Н.Ф.Кострюкова (гастроли в Австрии, Чехославакии, Румынии), Кубанский хор сотника Соколова в Чикаго (США), Терский хор в Лионе (Франция) (10, с. 251).
  ґ Различными группами казачьей интеллигенции был организован выпуск таких изданий, как "Возрождение", "Часовой", "Иллюстрированная Россия", "Атаманский Вестник", "Станица", "Казачий путь", "Общеказачий журнал", "Казачья смена", "На пикете" и другие (18, с. 81).
  ґ Во Франции были организованы сельскохозяйственные фермы Донского, Кубанского и Терского войск на принципе кооперации по производству продукции растениеводства и животноводства. Управление строилось на совмещении принципов единоначалия и демократизма, свойственных казакам. По свидетельству П.П.Юренева, побывавшего в 1927 году на этих фермах: "Все три войска, кажется, недовольны результатами своего хозяйства, особенно урожаем пшеницы, вспоминая свои родные степи. Но организация почти во всех казачьих фермах прекрасная. И особенно благоприятное впечатление оставила одна, где села группа из шести казаков, спаянных пятилетней службой во французском Иностранном легионе" (10, с. 243-245).
  ґ В 1929 году было принято решение о переселении части казаков из Франции и Югославии в Перу. Переселению подлежало 2000 казаков, возглавил их бывший атаман кубанской станицы Пашковской А.М.Лысенко. В числе переселенцев были казаки всех казачьих войск и небольшая группа иногородних. Казаки прибыли в Перу со своим священником, врачом и педагогическим персоналом. Удивленный дисциплиной и спайкой казаков, президент Перу заявил, что все средства, ассигнуемые на эмиграцию, будут предоставлены только казакам. Узнав, что в Европе находится до 30 тысяч казаков Дона, Кубани и Терека, перуанское правительство приняло решение о выделении на казачьи семьи по 30 гектаров земли, одиноким казакам по 10 гектаров. Оказывалась помощь на переезд, постройку, приобретение скота и сельхозинвентаря при условии поэтапного погашения выделенных денег сельскохозяйственной натурой. По свидетельству современника, казаки прибыли в Перу "образовать на чужбине единое Казачье Войско, установив в нем свои традиционные порядки, свой казачий уклад жизни". К сожалению, тяжелые условия жизни и смена правящего режима в Перу вытолкнули казаков в другие страны (10, с. 267-268; с. 271-285).
  ґ В 1924 году обосновалась казачья колония в Уругвае, где каждый казак имел по 100 гектаров земли. Казаки сеяли овес и ячмень. Колония имела лошадей, крупный рогатый скот, пасеку и 7 тракторов (10, с. 208).
  В местах рассеяния оказывались казаки и мелкими группами, и в одиночку, но неизменно они, стараясь приспособиться к местным условиям, не теряли своей казачьей сущности. Наглядным примером является случай, происшедший в 20-е годы в Бразилии (об этом писали американские газеты). Завербованный в Европе терский казак (имя его неизвестно), попал на бразильские кофейные плантации, но, столкнувшись с несправедливостью, дошел до рабского состояния. Убежав от плантатора в джунгли, казак после долгих скитаний встретил индейское племя, которое приняло его в свою среду. Спустя некоторое время, индейцы, убедившись в храбрости и сообразительности казака, избрали его своим вождем (10, с. 259).
  Не смотря на очень тяжелые условия жизни в заграничье, казаки-эмигранты, благодаря публикациям в западной прессе, а так же переписке с родственниками, оставшимися в России, имели представление о том, что в родных местах ситуация, в связи с началом эпохи коллективизации, всё более усложнялась. На пороге российского дома стоял призрак новых великих потрясений, и не зря английский историк - биограф Сталина Ян Грей назвал период с 1928 по 1934 год Новой революцией (19, с. 106).
  Взаимоотношение власти с крестьянством на протяжении 20-х годов складывалось непросто, тем более что живы были в памяти обеих сторон широкомасштабные крестьянские мятежи, прокатившиеся по всей России в 1921-1922 годах. Для многих советских лидеров крестьянство и казачество, сохранившие патриархальность устоев, мнились потенциально враждебными существующему строю. Отсюда и желание вырвать из-под ног крестьянства эту самую основу, на которой держалась самостоятельность хозяйственная, а через это и вообще всякая самостоятельность, как мышления, так и действия.
  А.И.Солженицын писал: "Смысл же и последствия раскулачивания и коллективизации не могли быть только социальными и экономическими: в миллионных множествах изничтожалась не безликая масса, а реальные люди, с традиционной культурой, вырывались их корни, погашался дух, - по сути, раскулачивание проявилось не только как мера социальная, но и мера национальная, - и чем аргументировать, что это не содержалось и в коммунистическом замысле? Стратегически задуманный Лениным удар по русскому народу как главному препятствию для победы коммунизма - успешно осуществлялся и после него" (20, с. 279-280).
  В ходе выборов в местные Советы в 1925 году доля сельского пролетариата (безлошадных крестьян) упала до 4%, легитимно укрепили свои позиции во власти представители крепких хозяйств, о чем выразили недовольство сельские парторганизации. Изменение политической обстановки способствовало усилению так называемых кулацких хозяйств, и уже в 1927 году 3% хозяйств имели до 20% всех средств производства и примерно треть всех сельхозмашин (5, с. 476-477).
  Попытки ввести коммунистические принципы построения сельскохозяйственного производства, совмещенные с общежительным и уравнительным принципом коммуны, предпринимались органами Советской власти ещё в период неокончившейся Гражданской войны. Так к 1 апреля 1920 года в Терской области уже насчитывалось 16 советских хозяйств, созданных в бывших частновладельческих имениях (21, с. 31).
  Первоначальный экономический эффект советских хозяйств был очень низким, что являлось следствием общего упадка сельского хозяйства, наступившего в результате Гражданской войны. К началу 20-х годов только в Ставропольской губернии посевная площадь сократилась на 74,4%, количество лошадей - на 63,5%, общее поголовье скота - на 55,5% (22, с. 235).
  При непосредственном руководстве партийных органов на протяжении всех 20-х годов проводилась работа и по созданию коллективных хозяйств. Так на VIII-ой Терской окрпартконференции, состоявшейся 3 ноября 1925 года, секретарь Терского окружкома РКП(б) С.О.Котляр доложил, что на начало года в Терском округе Северо-Кавказского края насчитывалось 253 коллективных хозяйства, а за неполный 1925 год их стало больше ещё на 150. Из этого же доклада мы видим, что в качестве стимулирования лояльного отношения к советским нововведениям в сельском хозяйстве, в Терском округе в 1925 году было выделено 624 тысячи рублей безвозвратных субсидий, и 3 829 тысяч рублей ссуд. В этом же году выросло количество кооперативов, занятых в сфере потребкооперации со 170 до 250 (23, с. 111).
  Вопрос о будущем российского крестьянства был поднят на XV съезде компартии, состоявшемся в декабре 1927 года. Главный доклад делал Молотов, в прениях выступали "бессмертные удавщики" крестьянства Шлихтер и Яковлев (Эпштейн). Последнему было поручено возглавить Комиссию Политбюро ЦК РКП(б) по вопросам коллективизации, которая и должна была рекомендовать модель колхоза (20, с. 278).
  В 1927 году усилилась работа по созданию колхозов, но эти хозяйственные формы, имеющие слабую организационную структуру, по-прежнему оставались сравнительно малочисленными и малоэффективными. Это вызвало очередной сельскохозяйственный эксперимент - после июльского пленума Центрального комитета РКП(б) 1928 года была начата работа по укрупнению уже существующих колхозов, доводя посевную площадь до 2-х тысяч гектаров, и по созданию крупных зерносовхозов, прототипом которых стал совхоз "Гигант", которому отвели 41 тысячу гектаров целинных земель на Северном Кавказе (6, с. 167-168).
  Укрупнение коснулось и колхозов Терского округа. Если по оценке секретаря Терского окружкома РКП(б) С.О.Котляр в данном округе в 1925 году было 403 колхоза, то газета "Терек" 11 июля 1929 года дала уже иное количество коллективных хозяйств: на 1928 год - 355 колхозов, объединивших 6 181 единоличных хозяйства (24, с. 123). На Ставрополье к середине 1929 года коллективизацией было охвачено 16,5% крестьянства (22, с. 238).
  Основная масса крестьянства - середняки, составляющие 80% крестьянского населения, с недоверием относились к колхозному движению. На 1 октября 1927 года в Ставропольском округе из общего числа колхозников на долю середняков приходилось лишь 17,3%, а на долю бедняков и батраков - 82,2% (22, с. 241).
  Процесс коллективизации шел с большими трудностями и с самого начала сопровождался вспышками вооруженного сопротивления со стороны крестьянства. Так за три месяца 1928 года на Ставрополье было совершено 32 террористических акта (24, с. 123).
  В отношении кулаков Советская власть начала проводить политику налогового прессинга. Из всех крестьянских хозяйств Северо-Кавказского края 15,4% составляли кулацкие хозяйства, на которые в 1928-1929 годах падало более половины - 59,1% - всей начисленной по краю суммы налога (22, с. 238). При этом следует учесть, что в 1928 году в целом по СССР совершенно необоснованно к кулакам была отнесена значительная часть середняков, что позволило официальной статистике определить количество кулаков в 5,6 миллиона человек (3, с. 327).
  Кроме прямых налогов существовала и целая система косвенных финансовых повинностей, о которых подробно написал в марте 1929 года оренбургский казак своему племяннику за границу: "...кроме сельхозналога, дали самообложение на 35 процентов к налоговому рублю, затем надбавку его же - смотря по оседлости хозяйства, затем крестьянский государственный заем облигациями - взамен денег - по 6 процентов годовых на три года. До этого происходила нутролизация (т.е. индустриализация - примечание автора), воздух, флот - все это смотря по оседлости хозяйства, дальше проходит страховка строений от пожаров, посевных площадей от градобития, страховка рогатого и рабочего скота от падежа - и все в обязательном порядке. Затем идут членские взносы в сельскохозяйственный кооператив 10 руб. 50 коп., в Общество потребителей - 10 руб. 50 коп., в Комитет взаимопомощи членский взнос (размер смотря по оседлости) ежегодными платежами, в союз охоты - 10 руб. 50 коп. и так далее...Далее пошла государственная заготовка всего сырья - цены с рынком сильно расходились..." (10, с. 119-120).
  В 1929 году в Ставропольском округе было арестовано 1003 кулака, в Терском округе обезврежена контрреволюционная организация "Русская земледельческая партия аграристов" (24, с. 129).
  Антисоветские настроения проявлялись в различных частях Терского округа. Вот что писал терский казак в январе 1929 года родственнику за границу: "Ни мужики, ни казаки, ни служащие не хотят быть коммунистами, и, наверное, к социализму их можно притянуть только веревкой, если она выдержит и не оборвется. Все ждут переворота... На днях даже казаки в станицах Зольской и Горячеводской начали почти восстание. Раскрыт был заговор, поарестовали человек 200, и, конечно, с ними расправятся умело, а остальные, несмотря на зиму, захватили оружие и поуходили в горы" (10, с. 112).
  Сталин был не удовлетворен темпами коллективизации и сводил к этому причины наметившегося продовольственного кризиса: к началу 1928 года государственными учреждениями было заготовлено только 300 миллионов пудов зерна против 428 миллионов пудов к январю 1927 года (3, с. 333).
  Не смотря на относительное благополучие в деревне, в провинциальных городах в 1928 году, а в Москве и Ленинграде в начале 1929 года были введены хлебные карточки (25, с. 32).
  Ко всему прочему, сельскохозяйственная реформа была необходима Сталину и как повод для нанесения удара по "правой" оппозиции в лице Н.И.Бухарина, который отстаивал идею сосуществования коллективного и единоличного хозяйствования.
  Ещё в начале 20-х годов Бухарин заявлял о том, что страна будет "медленно врастать в социализм", что "социализм бедняков - это паршивый социализм". В 1925 году он выступил с обращением: "Всему крестьянству, всем слоям нужно сказать: обогащайтесь, накапливайте, развивайте своё хозяйство" (26, с. 56).
  Такая политическая платформа не соответствовала общей линии, выработанной Сталиным.
  На XVI партийной конференции в апреле 1929 года "правая" оппозиция была "разгромлена", и был принят план, по которому к 1933 году "общественный сектор" сельского хозяйства должен был охватить 26 миллионов гектаров, или 17,5% всей пашни. От "общественного сектора" предполагалось получить 15,5% валового производства зерна. Сталина этот план не удовлетворил, и на ноябрьском Пленуме ЦК партии он подверг критике саму идею проведения коллективизации в течение пяти лет (25, с. 34).
  Ещё более резким было выступление Сталина накануне заседания Политбюро в декабре 1929 года. "Раскулачивание", или "ликвидацию кулачества как класса", он характеризовал как "один из самых мощных поворотов во всей нашей политике" (6, с. 171).
  7 декабря 1929 года, постановлением ЦИК СССР был образован Наркомат земледелия, в ведомство которого перешла Академия сельскохозяйственных наук с сетью её институтов. Наркомом стал Я.А.Яковлев (Эпштейн) (5, с. 477).
  5 января 1930 года ЦК партии отказался от первоначального плана проведения коллективизации 20% посевной площади за пятилетие, и принял решение о необходимости сплошной коллективизации наиболее важных районов к осени 1930 года, или же, в виде исключения, к осени 1931 года. В остальных районах страны планировалось полностью закончить коллективизацию к осени 1932 года (6. с. 170). Для Северного Кавказа намечалось завершить коллективизацию весной 1930 года (24, с. 129).
   Силовые методы, используемые для ускорения коллективизации, чуть не обернулись полным крахом сельского хозяйства. С января по март 1930 года количество коллективизированных крестьянских дворов увеличилось с 4 до 14 миллионов. Более половины всех крестьянских хозяйств было коллективизировано за пять месяцев, что повлекло за собой как всплеск вооруженной борьбы, так и пассивного сопротивления - крестьяне резали скот, не желая отдавать его в руки государства (25, с. 360).
  Сравнительные цифры поголовья скота в 1928 и 1933 годах говорят сами за себя: крупного рогатого скота уменьшилось с 70,5 миллионов до 38,4 миллионов голов, свиней с 26 миллионов до 12,1 миллионов голов, овец и коз со 146,7 миллионов до 50,2 миллионов голов. Эти потери поголовья скота были компенсированы только после смерти Сталина в 1953 году (27, с. 351).
  На пути коллективизации стояло два основных препятствия: непопулярность этой идеи среди крестьян, которые крепко держались за свой скот и земельные участки, и отсутствие необходимого количества техники, наличие которой придавало смысл и цель политике коллективизации. Ещё одним препятствием являлась нехватка квалифицированных специалистов, без которых невозможно было проведение крупномасштабных преобразований (6, с. 173).
  1 февраля 1930 года ВЦИК и Совнарком СССР приняли постановление "О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства советского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством", которым отменялась аренда земли и использование наемного труда. Местным Советам предоставлялось право применять необходимые меры против кулаков, вплоть до конфискации их имущества и выселения за пределы края, области (24, с. 130).
  Репрессивные мероприятия привели к искусственному росту колхозного движения. К весне 1930 года в Ставропольском округе было коллективизировано 83%, а в Терском - 90,3% всех хозяйств (24, с. 131).
  Возможность срыва весенней посевной кампании и крестьянские волнения напугали власти. 2 марта 1930 года в газетах появилась статья Сталина "Головокружение от успехов", которая призывала притормозить дальнейшую коллективизацию. Давление было ослаблено: на протяжении той весны крестьянам, которых насильно загнали в колхозы, позволили выйти из них (6, с. 173).
  В общей сложности 9 миллионов семей покинули колхозы. С 1 августа 1930 года по 1 марта 1931 года число обобществленных хозяйств упало с 50% до 21% (27, с. 321). Затронул этот процесс и Терский округ. Так из справки Терского облисполкома о ходе сплошной коллективизации от 19 марта 1930 года видно, что если к 10 марта Минераловодский и Ессентукский районы показали 100% коллективизации, то уже 15 марта этот процент упал до 97,1% и 89% соответственно. Произошел выход из колхозов в селе Николаевском и станице Горячеводской (23, с. 140).
  В целом по Терскому округу к маю 1930 года уровень коллективизации снизился до 51,9% (24, с. 132), но хребет крестьянского сопротивления всё же был сломлен. Уступки властей были только временным маневром. Крестьяне, вышедшие из колхозов, преследовались всяческими способами. Им не выделяли участки земли, их не снабжали семенами. Когда же они требовали обратно свою землю, им отводили меньшие участки, чем они имели ранее, и на худших и более удаленных землях. У них отрезали огороды и не возвращали сданные в колхоз инвентарь, коров и лошадей. После сборки урожая им увеличили задания по сдаче зерна, за невыполнение которых налагались тяжелые штрафы (27, с. 321-322).
  Обвальным был отток из колхозов в национальных районах. Так в равнинной Чечне на март 1930 года уровень коллективизации достиг 80%, а спустя месяц упал до 7%. Это спровоцировало широкомасштабную кампанию по раскулачиванию, в ходе которой в Чечне из общего количества раскулаченных хозяйств 25% были некулацкими, а в Ингушетии 47% зачисленных в списки кулаков оказались середняками и бедняками (28, с. 7).
  Последовали массовые выселения кулаков - наиболее умелых и крепких товаропроизводителей. Неминуемо разрушался старый уклад общинной жизни, что было подтверждено специальным декретом от 30 июля 1930 года, в соответствии с которым упразднялся крестьянский мир, или община (6, с. 174). Последовало и ужесточение налогового бремени: у крестьянских дворов с доходом в 500 рублей изымалось до 60% созданного продукта, а при доходе в 1500 рублей налоговые платежи превышали весь доход хозяйства, и у крестьян изымалась часть имущества, орудий и средств производства. В 1931 году на один колхозный двор приходилось 3 рубля сельхозналога, на одно единоличное бедное или середняцкое хозяйство - более 30 рублей, на одно зажиточное хозяйство - почти 314 рублей (3, с. 337).
  Широкомасштабные крестьянские восстания были ответом на систему государственных репрессий. В марте 1930 года был совершен налет на станицу Бекешевскую, в результате которого казаками было казнено несколько активистов колхозного движения, в станице Лысогорской в антисоветской агитации был обвинен местный священник. В ноябре 1930 года прошли волнения в станицах Горячеводской и, особенно, Боргустанской, где был убит активист Архип Морозов (23, с. 145-146; 24, с. 130).
  Благоприятные погодные условия позволили собрать в 1930 году рекордный за весь послевоенный период урожай (6, с. 174), но на Тереке в связи с незначительным посевом проявились первые признаки голода (10, с. 141). Продовольственные нормы не соответствовали потребностям человека, например, в 1930 году на Кубани суточная норма выдачи хлеба по карточкам равнялась ¾ фунта. Хлеб был с примесью ячменя и кукурузы (10, с. 133).
  Крестьяне начали голодать и в других регионах СССР, и обусловлено это было, в первую очередь, тем, что хлебозаготовительная кампания, начиная с 1930 года, стала более эффективной; из колхозов удалось извлечь гораздо больше зерна, чем из единоличников (6, с. 174).
  Тотальная хлебозаготовка позволила государству значительно увеличить экспорт зерна. Если в 1929-1930 годах он составлял 200 тысяч тонн, то в 1930-1931 годах хлебный экспорт вырос до 5-ти миллионов тонн (25, с. 38).
  В августе 1931 года вышло постановление ЦК ВКП(б) "О темпах дальнейшей коллективизации сельского хозяйства и задачах укрепления колхозов", в котором отмечалось, что "на Северном Кавказе (без некоторых национальных районов), где уже коллективизировано 88 процентов бедняцко-середняцких хозяйств с охватом 94 процентов крестьянских посевных площадей", коллективизация сельского хозяйства в основном закончена (24, с. 135).
  На основании Закона СССР от 7 августа 1932 года об охране социалистической собственности и постановления ЦИК и Совнаркома СССР от 3 сентября 1932 года "О создании устойчивости землепользования колхозов" общественная собственность - государственная и так называемая колхозно-кооперативная - объявлялись основой колхозного строя. Имущество колхозов было приравнено по своему значению к государственному имуществу. За использование колхозной собственности в личных целях, а также за расхищение ее были назначены строжайшие меры, вплоть до расстрела (3, с. 345-346). Даже за незначительную кражу зерна предусматривалось десятилетнее заключение (25, с. 39).
  Нападки на крестьянство сопровождались яростной борьбой против Православной церкви, оплота традиционной крестьянской культуры, которая, с точки зрения сталинского руководства, была одним из главных препятствий на пути коллективизации. Закрывались и разрушались церкви и монастыри, арестовывались и ссылались в Сибирь тысячи священников и монахов. В СССР к концу 1930 года было закрыто около 80% деревенских церквей (27, с. 319).
   Крестьянская (и, в том числе, казачья) община была безжалостно разрушена и на её руинах выросла социально-хозяйственная система, построенная на принудительном труде, связанная по рукам разнарядками партийных органов и лишенная присущей общине ранее внутренней самоорганизации.
  Заявляя об окончании коллективизации, Советское руководство, тем не менее, понимало, что для "победоносного" окончания этого процесса необходимо или же физически уничтожить, или же хотя бы сломить волю людей в тех районах, где традиционно жили не бедно, и процент кулаков и середняков был наиболее высокий.
  История оставила нам множество свидетельств о голоде 1933 года, охватившем Южную часть России и унесшем жизни 5-6 миллионов человек. Британская энциклопедия упоминает только один подобный случай в мировой истории - голод в Китае в 1877-1878 годах (25, с. 38-39).
  Роберт Конквест написал о страшных событиях 1932-1933 годов: "Сталина можно с полным правом обвинить в создании голода на селе. Урожай 1932 года был приблизительно на 12% ниже среднего уровня. Но это ещё совсем не уровень голода. Однако заготовки продуктов с населения были увеличены на 44%. Результатом, как и следовало ожидать, был голод огромных масштабов. Возможно, это единственный в истории случай чисто искусственного голода" (25, 38).
  В местах казачьего проживания секретарем Северо-Кавказского краевого комитета ВКП(б) Б.П.Шеболдаевым была введена система "черных досок", на которые вносились станицы, не справившиеся в 1932 году с планом хлебосдачи. У казаков изымалось полностью не только зерно, но и съестные припасы, из магазинов вывозились все товары. Станицы и хутора окружались войсками НКВД, и никого из жителей, кроме активистов, за пределы населенного пункта не выпускали. Под страхом голодной смерти людей заставляли выполнить хлебозаготовки любой ценой. С ноября 1932 по январь 1933 года решениями Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) на "черную доску" было занесено 15 станиц - 2 донских (Мешковская и Боковская) и 13 кубанских: Новорождественская, Темиргоевская, Медведовская, Полтавская, Незамаевская, Уманская, Ладожская, Урупская, Стародеревянковская, Новодеревянковская, Старокорсунская, Старощербиновская и Платнировская. Жители станиц съели всех собак и кошек, были и случаи людоедства (29, с. 29).
  Из станиц Полтавской, Медведовской, Урупской были выселены в Сибирь все жители - 45 639 человек. На территории Кубани действовали и карательные отряды, осуществлявшие массовые расправы. Так в станице Тихорецкой на площади за три дня было расстреляно 600 казаков (29, с. 29).
  Партийные и советские лидеры всех уровней хорошо понимали задачу на подавление крестьянства любой ценой. Секретарь Днепропетровского обкома Мендель Хатаевич в 1933 году говорил: "Жатва 1933 года была испытанием нашей силы и их терпения. Понадобился голод, чтобы показать им, кто здесь хозяин. Это стоило миллионов жизней, но колхозная система теперь останется. Мы выиграли войну" (25, с. 400).
  И.Д.Варивода, бывший в начале 30-х годов секретарем Новодеревянковской территориальной комсомольской организации, свидетельствует о деятельности на Кубани начальника политотдела Зайцева: "Ночью Зайцев вызывает к себе председателей колхозов...спрашивает:
  - У тебя сегодня сколько сдохло?
  - 70 человек.
  - Мало! А у тебя?
  - 50 человек.
  - Мало!!
  Слушаю за окном и не могу поверить. Волосы дыбом встают...Ведь это же Советская власть! Такого при царе не было!.. А в станице с 18 тысяч осталось пять с половиной или шесть с половиной тысяч человек" (30, с. 30).
  Терские станицы не попали на "черные доски", но голод пришел и сюда. Неизвестный терский казак, ушедший из станицы в город для работы на промышленном предприятии, свидетельствовал: "На станциях люди часто ложатся под поезд, другие взбираются на высокую ветку - и оттуда вниз головой, а то просто бросаются с мостов. Через голод мука страшная, а пуд хлеба стоит 130 руб., мяса же не увидишь, потому у кого даже есть курица, так её нечем кормить...работаю на заводе...тут хоть кукурузы больше" (10, с. 158).
  Репрессивные меры коснулись и казаков, проходивших службу в территориальных дивизиях - некоторые из них были исключены со службы за подозрение в срыве планов хлебозаготовки. Части переменного состава были приведены в боевую готовность, но, в связи с недостаточной надежностью, к операциям по раскулачиванию не допускались (7, с. 295).
  Результаты коллективизации были ужасающими: у крестьян было отобрано имущества более чем на 400 миллионов рублей, деревню за период с 1928 по 1938 год покинуло 18,7 миллионов крестьян (не считая раскулаченных) (3, с. 340). Спустя несколько лет Сталин говорил Черчиллю, что пришлось расправиться с десятью миллионами кулаков, из которых "громадное большинство" было "уничтожено", а остальные высланы в Сибирь. Около 3 миллионов человек окончили свой путь в быстро расширяющейся системе исправительно-трудовых лагерей (25, с. 39).
  Роберт Конквест, ссылаясь на западные источники, писал: "Коллективизация разрушила около 25% всех производственных мощностей советского сельского хозяйства. По пятилетнему плану производство зерна в последний год пятилетки должно было превысить 100 миллионов тонн. Оно не достигло и 70 миллионов, а начальная цифра 100 миллионов тонн не была достигнута до самого начала войны. Начиная с 1933 года, советская статистика по производству зерна фальсифицировалась приблизительно на 30%. В 1953 году выяснилось, что для этого использовался метод подсчета зерна на корню, а не количество фактически убранного зерна. Сельскохозяйственные мощности в 1938 году были всё ещё ниже, чем в 1929. Несмотря на то, что появилось много тракторов, их было отнюдь недостаточно для восполнения потерь в лошадях, половина всего поголовья которых в России была уничтожена в годы первого пятилетнего плана" (25, с. 40).
  Голод 1933 года фактически завершил процесс коллективизации, в результате которой были окончательно уничтожены те элементы общинной жизни, за которые на протяжении шестнадцати лет цеплялись казаки, не желавшие смириться с мыслью об окончательной утере многовекового уклада.
  Апофеозом Российской революции явился XVII съезд партии, проведенный в январе-феврале 1934 года и названный советской пропагандой "Съездом победителей". Связано это было, в первую очередь, с тем, что в день открытия съезда газета "Правда" напечатала передовицу, в которой была броская фраза: "Под руководством Сталина большевики добились того, что социализм в нашей стране победил!"
  К этому времени партия значительно помолодела, и лишь 10% членов ВКП(б) принадлежали к так называемой "ленинской гвардии", то есть вступили в неё до революции или во время Гражданской войны. Тем не менее, более 80% делегатов съезда были из числа партийных ветеранов, поэтому, по праву данное мероприятие называют последним большим собранием старых большевиков (27, с. 364).
  Не будем останавливаться на освещении принятых съездом решений - характер данной работы не позволяет этого сделать - но упоминание о XVII съезде партии для нас важно не только как о событии, олицетворяющем апофеоз революции, но и как об отправной точке совершенно нового периода в российской истории.
  Американский историк Роберт Такер признал, что именно на XVII съезде начался процесс "окончательного отхода Сталина от большевистской партии" (27, с. 368). В последующие годы из 1966 делегатов "Съезда победителей" 1108 были арестованы и погибли, из 139 членов ЦК были расстреляны 96 (19, с. 124).
  В числе первых отреагировал на процесс трансформации российской революции один из главных оппонентов и оппозиционеров Сталина Л.Д.Троцкий, находящийся в эмиграции. В своей работе "Преданная революция", законченной в 1936 году, он охарактеризовал происходящий в СССР процесс, как контрреволюцию, явившуюся логической реакцией на революцию. Троцкий считал необходимым сохранить так называемые завоевания революции, и с негодованием писал об отмене Сталиным ограничений, связанных с социальным происхождением. Ударом по революционным свершениям Троцкий считал и начавшееся в СССР возрождение статуса семьи: "Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый "семейный очаг", то есть архаическое, затхлое и косное учреждение...Место семьи должна была, по замыслу, занять законченная система общественного ухода и обслуживания...Доколе эта задача не решена, 40 миллионов советских семей остаются гнездами средневековья...Именно поэтому последовательные изменения постановки вопроса о семье в СССР наилучше характеризуют действительную природу советского общества...когда жива была ещё надежда сосредоточить воспитание новых поколений в руках государства, власть не только не заботилась о поддержании авторитета "старших", в частности отца и матери, но наоборот, стремилась как можно больше отделить детей от семьи, чтобы оградить их от традиций косного быта...Ныне и в этой немаловажной области произошел крутой поворот: наряду с седьмой пятая заповедь полностью восстановлена в правах, правда, ещё без Бога...Забота об авторитете старших повела уже, впрочем, к изменению политики в отношении религии...Ныне штурм небес, как и штурм семьи, приостановлен...По отношению к религии устанавливается постепенно режим иронического нейтралитета. Но это только первый этап..." (31, с. 295-297).
  Троцкий считал, что ещё одним ударом по завоеваниям Октябрьской революции является и декрет от 22 сентября 1935 года, восстанавливающий "офицерский корпус во всем его буржуазном великолепии" (31, с. 297).
  Русский мыслитель Георгий Федоров, эмигрировавший из СССР в 1925 году, написал в 1936 году: "Революция в России умерла. Троцкий наделал множество ошибок, но в одном он был прав. Он понял, что его личное падение было русским "термидором". Режим, который сейчас установился в России, это уже не термидорианский режим. Это режим Бонапарта" (31, с. 299).
  В этот же период начался процесс поворота официальной идеологии от оголтелой русофобии к поиску национальной основы большевистского государства. Из ссылок и лагерей были возвращены и удостоены высоких почестей и наград историки старой школы. В 1939 году Ю.В.Готье был избран действительным членом Академии наук, а С.В.Бахрушин - членом-корреспондентом Академии наук, вышли в свет работы умершего в ссылке С.Ф.Платонова. Один за другим выходили на экраны страны кинофильмы "Петр Первый" (1937), "Александр Невский" (1938), "Минин и Пожарский" (1939), "Суворов" (1940) (31, с. 301, 314).
  Вспомнило Советское правительство и о казаках. Сломив с помощью голода 1932-1933 годов казачье сопротивление, Сталин принял решение и о привлечении казаков-призывников к службе в кадровых кавалерийских дивизиях. В первую очередь, комплектовались 4-я и 6-я кавалерийские дивизии Белорусского военного округа и 5-я Ставропольская кавалерийская дивизия имени М.Ф.Блинова (7, с. 295), но ограничения для основной массы казаков в отношении службы в Красной Армии продолжали существовать.
  В 1934 году было принято решение о создании ансамбля песни и пляски донских казаков, а в 1936 году на основании постановления правительства Азово-Черноморского края начал свою деятельность государственный Кубанский казачий хор (32, с. 40).
  В 1935 году, в связи с празднованием 15-летия пограничных войск, вспомнил о казаках маршал Блюхер, отметив заслуги в выращивании ими прекрасных кавалерийских лошадей. Блюхера поддержал маршал Буденный (9, с. 422).
  Процесс частичной реабилитации казачества зрел на всем протяжении 1935 года. По свидетельству одного из руководящих деятелей ОГПУ-НКВД Александра Орлова (Лейбы Фельдбина), ставшего в 1938 году "невозвращенцем": "Сталин воскресил казачьи войска со всеми их привилегиями, включая казачью военную форму царского времени... На праздновании годовщины ОГПУ, которое состоялось в декабре 1935 года в Большом театре, всех поразило присутствие...группы казачьих старшин в вызывающей форме царского образца... Взгляды присутствующих чаще устремлялись в сторону воскрешенных атаманов, чем на сцену. Бывший начальник ОГПУ (зампред ОГПУ с 1926 по 1930 год М.А.Трилиссер - примечание автора), отбывавший когда-то каторгу, прошептал, обращаясь к сидевшим рядом коллегам: "Когда я на них смотрю, во мне вся кровь закипает! Ведь это их работа!" - и наклонил голову, чтобы те могли видеть шрам, оставшийся от удара казацкой шашкой" (31, с. 312-313).
  Отреагировал на этот процесс и Троцкий: "...советское правительство...восстанавливает казачество, единственное милиционное формирование царской армии...Восстановление казачьих лампасов и чубов есть, несомненно, одно из самых ярких выражений Термидора!" (31, с. 297).
  20 апреля 1936 года ЦИК СССР отменил существовавшие для казаков ограничения (9, с. 422), а 23 апреля Нарком обороны подписал приказ -67, в соответствии с которым 4-й кавалерийский корпус получил название казачьего, а его территориальным кавалерийским дивизиям было присвоено название 10-й Терско-Ставропольской и 12-й Кубанской территориальной казачьей дивизии. Тогда же началось формирование 13-й Донской казачьей дивизии (7, с. 295).
  Одновременно для всех казачьих частей, как кадровых, так и территориальных, вводилось традиционное казачье обмундирование (7, с. 295).
  Лояльность к казачеству старались продемонстрировать высшие должностные лица Советского государства. По свидетельству Георгия Григорьевича Шарикова (1920-2004 гг.), уроженца станицы Незлобной, выступавшего в середине 30-х годов на скачках в городе Пятигорске, на открытие скачек в мае 1936 года приехал член ЦК ВКП(б) Г.Л.Пятаков, одетый в казачью черкеску, что было воспринято присутствующими казаками с воодушевлением.
  17 мая 1936 года С.М.Буденный приехал в Ростов-на-Дону, где лично встретился с казаками и провел смотр возрожденных кавалерийских казачьих формирований (9, с. 422).
  1 мая 1937 года сводная казачья дивизия СКВО приняла участие в параде на Красной площади в Москве. Стройные ряды донских, кубанских и терских казаков произвели впечатление на присутствующих, и в дальнейшем казаки территориальных частей постоянно принимали участие в различных военных смотрах и парадах (7, с. 296).
  Лучшие дивизии 1-ой Конной армии - 4-я и 6-я - стали называться соответственно 4-ой Донской дивизией имени Ворошилова и 6-й Кубано-Терской дивизией имени Буденного. Изменения коснулись и других кадровых кавалерийских частей. Так все кадровые казачьи дивизии вошли в 6-й гвардейский кавалерийский казачий корпус (7, с. 297).
  "Возрождение" казачьей жизни во второй половине 30-х годов складывалось, в основном, из внешних и, очень часто, формальных деталей. Объединение казаков - носителей сильной воинской традиции в отдельные армейские подразделения не повлекло за собой широкомасштабного восстановления культурной самобытности, основанной на общинном фундаменте. Советская власть навязывала казачьему этносу совершенно новый стиль жизни. По представлению некоторых большевистских лидеров казаки должны были отличаться от других групп населения СССР только более высокой степенью военизированности и жертвенности в угоду интересам Советской власти.
  Можно согласиться с утверждением, которое высказал Н.Ф.Бугай: "Огромные потери в Гражданской войне, затем в ходе коллективизации и в результате других, предпринимаемых мер со стороны советов и большевистской партии, привели в конечном результате к значительной нивелировке между казаками и другими группами населения" (8, с. 56). В то же время, следует учесть, что казачий этнос за последующие Гражданской войне два десятилетия не растворился в окружающем постреволюционном этническом замесе, сохранив устойчивые элементы самосознания и, в первую очередь, этому способствовал сжимающийся в кулак перед напором новых веяний, но сохранившийся до 1933 года общинный традиционализм, за который упорно цеплялись казаки. Казалось, большевистский молох поглотил остатки казачьего мира, но эстафету выживания подхватил процесс возрождения казачьих воинских соединений, а вместе с тем, и возрождения одной из основ казачьей культуры - воинского духа и многовековых боевых традиций. Поневоле, Советская власть, сделавшая столько шагов для уничтожения казачества, предприняла, может быть не совсем осознанно, действия, позволившие казачьему духу ещё долго сохраняться в осколках живучего самосознания.
  Несмотря на многомиллионное "прореживание" и фактическое уничтожение общины, идеологического уравнивания в казачьей среде большевистскому режиму добиться не удалось. Сглаживания противоречий, возникших в ходе революционного лихолетья, не только между казаками и неказаками, но и внутри казачьего социума, за двадцать лет не произошло. И доказательством этому служит пример глубоко трагического и очередного (после Гражданской войны и коллективизации) разлома в казачьем мире, проявившегося в годы Второй Мировой войны.
  
  Примечания:
  
  1. Шамбаров В.Е., Государство и революции. - Москва, 2002.
  2. Денисенко М., 13 000 000. - "Родина", -10, 1990.
  3. Платонов О.И., Под властью зверя. - Москва, 2005.
  4. Шамбаров В.Е., Белогвардейщина. - Москва, 2004.
  5. Кара-Мурза С.Г., Советская цивилизация. От начала до Великой Победы. - Москва, 2005.
  6. Карр Э.Х., Русская революция от Ленина до Сталина (1917 - 1929). - Москва, 1990.
  7. Агафонов О.В., Казачьи войска России во втором тысячелетии. - Москва, 2002.
  8. Бугай Н.Ф., Казачество России: отторжение, признание, возрождение (1917 - 90-годы). - Москва, 2000.
  9. Ауский С.А., Казаки. Особое сословие. - СПб, 2002.
  10. Сидоров В., "Крестная ноша" (Трагедия казачества, т. 2). - Москва, 1996.
  11. Власкина Т.Ю., Тема судьбы в донских быличках о повитухах (История и культура народов степного Предкавказья и Северного Кавказа: проблемы межэтнических отношений). - Ростов-на-Дону, 1999.
  12. Палеолог С.Н., Около власти. - Москва, 2004.
  13. Краснов В.Г., Врангель. Трагический триумф барона. - Москва, 2006.
  14. Акция Нансена. Сводка сведений об отношении Советской власти к реэмиграции. - "Родина", -10, 1990.
  15. Смирнов А.А., Казачьи атаманы. - СПб, 2002.
  16. Казачий словарь-справочник, т.2. - Сан Ансельмо, США, 1968.
  17. Федоров Н.В., От берегов Дона до берегов Гудзона. - Ростов-на-Дону, 1994.
  18. Казачий словарь-справочник, т.1. - Кливленд, США, 1966.
  19. Грей Ян, Сталин. Личность в истории. - Минск, 1995.
  20. Солженицын А.И., Двести лет вместе (часть 2). - Москва, 2006.
  21. Слюсарева С.Н., Село Гражданское. Годы и люди. - Минеральные Воды, 2005.
  22. Уланов В.А., Начало массового колхозного движения на Ставрополье (Материалы по изучению Ставропольского края, выпуск 6). - Ставрополь, 1954.
  23. Наш край. Документы, материалы (1917 - 1977). - Ставрополь, 1983.
  24. Очерки истории Ставропольского края, том 2. - Ставрополь, 1986.
  25. Конквест Роберт, Большой террор (книга 1). - Рига, 1991.
  26. Политические деятели России 1917 года (Биографический словарь). - Москва, 1993.
  27. Буллок А., Гитлер и Сталин: жизнь и власть: сравнительное жизнеописание, т. 1. - Смоленск, 1994.
  28. Эльжуркаев М.Б.-А., Коллективизация и раскулачивание в Чечено-Ингушетии 1927-1937 гг. (Северный Кавказ: геополитика, история, культура. Часть 2). - Москва - Ставрополь, 2001.
  29. Дейневич А.В., Преступлениям нет прощения! - "Станица", -1 (34), январь 2001.
  30. Варивода И.Д., И я мог бы стать "врагом народа". - "Станица", -1 (34), январь 2001.
  31. Кожинов В.В., Россия. Век XX-й. (1901-1939). - Москва, 2002.
  32. Захарченко В.Г., В казачьих песнях - душа народа. - "Штандарт", -2, декабрь 2003.
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023