ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Губенко Олег Вячеславович
Смерть крестоносца

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.76*13  Ваша оценка:
  - Пошевеливайся, собака!
  Удар палкой отозвался хрустом в сломавшейся ключице; боль рванула тело, остановив на мгновение сердце, и тупо отозвалась в раздроблённых при пытках пальцах.
  Раймунд Порте, стиснув зубы, чуть слышно простонал, но стражники, расслышав это, рассмеялись и новым ударом палки сбили его с ног.
  - Он хотел показать нам, какой он стойкий воин, и не проронил ни звука, когда ему по очереди дробили пальцы. Но он такой же, как и все неверные. Только воины Аллаха не боятся боли и смерти!
  Пленный рыцарь при падении ударился лбом о край каменной ступени, и кровь хлынула из рваной раны, струйками стекая по щекам и по носу, огибая вспухшие и ссохшиеся раны, нанесённые ему мучителями ранее. Он долго не мог встать, даже несмотря на все попытки стражников поставить его на ноги, поддевая копьём под рёбра, пока один из турок не подтянул его вверх за остатки окровавленной рваной рубахи.
  Раймунд приподнялся, упёрся коленом в камень, и, собрав силы, пошатываясь, встал на ноги. С трудом он преодолел последнюю ступень и оказался на широкой крепостной стене, которую до этого видел только снизу - из стана осаждавших Антиохию крестоносцев. Прятавшиеся за зубцами стены турецкие лучники обернулись и глянули на рыцаря. Он выпрямился, стиснув зубы и превозмогая боль, высоко поднял голову, и, сопровождаемый взглядом турок, сделал несколько шагов по направлению к краю стены.
  Огромный простор - переплетение воздуха и света, притягивал его, открывая взору безбрежную даль, упирающуюся в марево горизонта, за которым, как ему казалось, навеки спряталась свобода, которой он вполне мог распоряжаться ещё два дня назад, находясь по ту сторону крепостной стены. Там, в недоступной дали, осталось всё понятное и близкое, воспоминание о котором до сих пор отметалось рыцарем за ненужностью.
  Раймунд два года назад окунулся в череду походных будней, не замечая, что привычные для него люди и события, окружавшие его до похода в Святую Землю, сразу стали незначительными, и память о них ушла, казалось, бесследно, как только он вдел ногу в стремя и последовал вслед за Готфридом, герцогом Лотарингским.
  Здесь, на краю крепостной стены, у Раймонда уже не было возможности думать о настоящем, сотканном из боли и унижений, и будущее ещё более отступало от него, сокрытое плотной пеленой настоящего. Рыцарь часто слышал от старых воинов о предчувствии смерти, которое холодом заползает в человеческую душу, но до сих пор он не мог понять этого чувства, и даже окунувшись в кровавую сечу на стенах Никеи, и здесь, под Антиохией, не мог поверить, что удача посмеет когда-нибудь покинуть его.
  Он почувствовал смерть, и понял, о чём говорили покрытые шрамами рыцари, только сейчас, когда из жизни вычеркнулось настоящее и будущее. Стоя на крепостной стене, измученный жаждой и пытками, Раймунд не мог думать ни о чём, осознавая только реальность боли, а смерть вползала в его душу, заставляя память вытряхивать из потаённых уголков прошлого давно забытые события и лица.
  Рыцарь отчётливо увидел белое, без единой кровинки, лицо отца, тело которого привезли в замок слуги, когда Раймунду было десять лет. Отец не пропускал ни одного рыцарского турнира, но однажды очередной соперник оказался удачливее его, и Порте-старший был выбит ударом копья из седла, сломал позвоночник, и в муках умер по дороге домой. Видение, появившись на короткое мгновение, исчезло, а ему на смену спешило прийти новое.
  Перед взором рыцаря предстал аббат Жерар, который воспитывал юного Порте после смерти его отца в благочестии, пристально наблюдая за всем процессом образования, которое давал ему схоластик - директор монастырской школы. Разбойники подкараулили аббата на лесной дороге недалеко от монастыря, пытали его, в надежде узнать, в каком потаённом месте он хранит деньги, и, так ничего и не узнав, в итоге проломили ему голову.
  Разбойники плохо спрятали тело аббата - монахи нашли его спустя час, и старший брат Раймунда, владелец замка, соседствующего с монастырём, взяв охотничьих собак, вместе со слугами пошёл по следу убийц и вскоре настиг их. По древнему обычаю душегубов сначала посадили на кол, а затем повесили.
  Раймунд никогда не вспоминал эти простые крестьянские лица, искажённые болью и ужасом неминуемого наказания, он и сейчас не думал о разбойниках - они сами явились, представ перед ним в том безобразном виде, в котором их засовывали в петлю.
  Раймунда не могли сейчас покорить чувства тоски и уныния, как было это в далёком детстве после гибели отца и аббата Жерара, или же чувства негодования, омерзения и страха, как случилось это во время казни разбойников. Рыцарь не думал и не чувствовал, видения былого проносились мимо, и исчезали, сменяемые другими, но он не мог заметить и понять того, что в душе, полной страданий и боли, эти призраки всё равно оставляют след, заставляя безразлично относиться к смерти, и, таким образом, расчищая ей дорогу.
  Раймунд Порте посмотрел вниз. Антиохию от лагеря крестоносцев Готфрида Бульонского отделяла река Оронт. Ещё недавно здесь кипела битва, но по-прежнему тела убитых воинов оставались неубранными, и лишь за рекой, на холме, где крестоносцы построили укрепление, были собраны и захоронены все убитые в бою.
  Мост через Оронт был практически полностью затоплен - вода шла поверх него. В реке было так много турецких тел, что в районе моста образовался затор. Рыцари Готфрида с одержимостью рубились здесь с турками, пытаясь пробиться на правый берег, а у противника не было выбора - все воины должны были умереть, так как правитель Антиохии эмир Базиам приказал закрыть ворота за вышедшим из крепости отрядом.
  Раймунд попытался повернуть голову вправо, а затем влево, но любое, даже незначительное движение причиняло ему боль, и перед глазами поплыло, закачалось огромное безбрежное море шатров, раскинутых по всему прилегающему к Антиохии пространству. Он знал, что там, в невидимом ему мире живут и готовятся к битве рыцари Боэмунда и Танкреда, расположившиеся у ворот святого Павла, среди которых было много представителей знатных родов Апулии, Калабрии и Сицилии. Рядом с лотарингцами Готфрида, от Оронта до Собачьих ворот, стоят воины из Нормандии и Фламандии, которыми командуют герцог Роберт Курт-Гез - сын Вильгельма Завоевателя, и граф Роберт Фризон. А ещё дальше, с севера, к городу подступили и расположились лагерем войска Раймунда Тулузского и епископа Адемара, состоящие из французов-южан.
  Это был огромный океан страстей, героизма и веры, который затаился у стен Антиохии, готовый ринуться на новый приступ.
  Голова закружилась ещё больше, и рыцарь, зашатавшись, отпрянул от края, боясь не удержаться и упасть вниз, но в спину вонзился острый наконечник копья, не давая ему возможности сделать шаг назад. Раймунд поднял голову, и глаза его, в надежде отыскать некий высший знак - последнюю надежду, которая может придать сил, с мольбой посмотрели в выцветшее от зноя прозрачно-голубое небо.
  - Господи... Господи Иисусе Христе - сила моя... Дева Мария, не оставь меня...
  Лёгкий порыв ветра пронёсся над Раймундом, мягко коснувшись его покрытых ссадинами щёк, как будто чья-то невидимая мягкая и ласковая рука прикоснулась к нему, снимая грязь зла и тяжесть страданий, и впервые за все жуткие дни плена рыцарь почувствовал радость настоящего облегчения.
  - Неверный, что ты там шепчешь? - прорычал один из стражников. - Говори громче, что бы тебя слышали все франки. И скажи им всё то, что тебе приказал правитель Антиохии.
  Стражники говорили по-турецки, но Раймунд хорошо понимал их слова - уже год у него был слугой принявший крещение пленный турок, у которого рыцарь научился незнакомому языку.
  Ветер на прощание погладил его по голове, и исчез, растворившись в выцветшем небе. Казалось, он вдохнул в пленника надежду, на мгновение растворил в себе боль, и рыцарь, расправив плечи, что есть силы, прокричал:
  - Братья! Не верьте никому, кто будет просить вас снять осаду. Не верьте даже мне, если буду просить вас этой ценой выкупить меня из плена. Я могу это сделать под пытками, но прошу вас, не снимайте осады, штурмуйте Антиохию! Я для вас - мертвец, считайте меня таким! Я молю Бога пострадать за нашу веру... Честь - дороже жизни... Мы - воины Христа, и Христос - с нами!
  Стражники в недоумении переглянулись, неосознанно понимая, что Раймунд говорит что-то не то, но, увидев, как размахивает руками и кричит понимающий французский язык помощник Антиохийского палача, оставшийся внизу, опомнились и обрушили на рыцаря удары древками копий. Сбив Раймунда с ног, турки с ожесточением долго били его ногами, и, потеряв сознание, рыцарь уже не мог помнить, как, взяв истерзанное тело за руки, стражники потащили его вниз по каменной лестнице.
  Жизнь неохотно возвращалась к Раймунду Порте. Душа захлёбывалась в кроваво-красной мути покинувшего рыцаря сознания, рвалась ввысь, готовая воспрянуть над погрязшим в пучине страстей мире, но невидимая сила сдерживала её, не давая окончательно оторваться от тела, давая этим понять, что существует ещё некий известный только Творцу замысел в отношении ступившего на крестный путь воина.
  Стражники лили на Раймунда воду, и сознание, пробиваясь через тонкую пелену, отделяющую жизнь от смерти, возвращалось к нему. Веки, казалось, были налиты свинцом, и он с трудом открыл глаза, но даже это незначительное движение причинило ему мучительную боль, отозвавшуюся в голове глухими ударами.
  В сумраке помещения с каменными сводами рыцарь хорошо видел только освещаемую факелом часть пола, вымощенного плитами, на которой он лежал. Всё остальное - восседающий на кресле человек и окружающие его воины угадывались только по контурам, вырываемым из тьмы светом огня.
  Раймунд знал, что перед ним находится правитель Антиохии эмир Базиам, которого крестоносцы называли на римский лад Акцианом. Рыцарь уже бывал в этой мрачной подвальной зале - здесь эмир отдавал распоряжения палачам, которые подвергали Порте пыткам - сначала огнём, затем - ломали ему пальцы. Раймунд с тоской подумал о том, что пытки будут продолжены, и, выполнив на крепостной стене повеление Акциана, он мог бы получить врача, воду, пищу и временный покой, но все эти мечтания находились в далёком и неосуществлённом былом, а в сердце жила одна единственная реальность - предчувствие смерти.
  Глухой надтреснутый голос Базиама разорвал тишину:
  - Готфрид любит тебя, и мог бы выполнить твою просьбу. Почему ты не сказал ему то, что было велено тебе? Почему не предложил ему отойти от Антиохии и прислать выкуп за тебя? Ты будешь казнён за ослушание.
  Раймунд попытался опереться рукой об пол, но не смог этого сделать, и вновь рухнул на плиты.
  - Я уже давно мёртв...
  Базиам рассмеялся, и рыцарю показалось, что настроение эмира сейчас было не таким, как вчера вечером. Правителю Антиохии хотелось развлечься, и его забавлял беспомощный вид крестоносца и то отчаянное духовное состояние, в котором он пребывал.
  - Ты ещё не знаешь, что такое смерть. То, что делали с тобой вчера - это ласковое прикосновение женщины по сравнению с тем, что ждёт тебя сегодня. Почему ты нарушил данное мне слово?
  - Я вспомнил о том, что надо мною есть ещё одна клятва... Я дал её раньше...
  - Кому? - Базиам привстал, опираясь на резные подлокотники кресла. - Готфриду? Клянусь, я не встречал ни одного франка, который не отвернулся бы от своего вождя за пригоршню золотых монет. Боэмунду? Да он сам готов продать кого угодно! Есть ли кто из ваших вождей, достойный уважения, кому можно дать клятву и держать её? Может быть герцогу Нормандскому, который бежал от вас в Лаодикию? Или же проповеднику, называемому вами Пётром Пустынником? Он призывал вас идти в поход, а когда вы осадили Антиохию и, спасаясь от голода, сожрали всех своих лошадей, он скрылся, покинул вас, потому что знает нашу силу. Эмир Базиам - великий воин, и франкам придётся признать это! Вы - стадо грязных похотливых скотов, которые думают не о том, как достичь Иерусалима, но о том, как бы набить сумы деньгами и предаться удовольствиям. Кое-кто из ваших франков перебежал ко мне, что бы не умереть от голода. Почему ваши бароны не помогли им и не дали хлеба, но тратили золото на блудниц, которых привозили в ваш лагерь купцы с побережья?
  Раймунд знал, что слова Базиама справедливы, и в рядах воинов Креста немало было тех, кто пришёл на эту землю не для обретения святыни, но в поисках славы и богатства, но согласиться с эмиром рыцарь не мог. Для Базиама все крестоносцы были одинаковы. Смеясь, он попирал память и тех, кто погиб при штурме Никеи и Антиохии, не выпуская меча из рук и восхваляя до последнего дыхания имя Божие.
  - Акциан, ты предал своих воинов, когда выгнал их за крепостную стену на встречу воинам Готфрида, и захлопнул за ними ворота.
  Голос Раймунда не дрожал, как было это раньше, и эмир опешил, не ожидая такого отпора от полностью раздавленного, как казалось ему, человека. Какое то время Базиам не знал, что ответить, но, вскоре опомнившись, вновь рассмеялся, смехом скрывая досаду своей минутной растерянности.
  - Мои воины бились, как львы. Ни один из них не сдался франкам. Я сделал для них благо - помог умереть им, как героям. Аллах видел их доблесть, и забрал души в рай.
  Эмир замолчал, но через мгновение, опомнившись, воскликнул:
  - Дерзкий франк! Ты заставляешь меня оправдываться? Горе тебе, презренный! Мои люди вырвут твой поганый язык, но сначала ты всё же ответишь на мой вопрос: кому ты дал клятву раньше, чем мне?
  Раймунд перевалился на бок, опёрся локтем о каменные плиты, и, стиснув зубы, встал на колено. Переведя дыхание и опираясь на стену, он медленно, боясь пошатнуться и упасть, начал выпрямляться. Встав на ноги, он, покачиваясь и выставив для равновесия руки, ответил:
  - Я дал клятву Христу...
  Базиам задумался. Рыцарь был полон достоинства, и вёл себя совершенно по-другому, чем несколько часов назад, когда его, раздавленного пытками, эмир заставил просить Готфрида о выкупе. Правитель Антиохии встал и, подойдя к рыцарю, глянул ему в глаза.
  - Я дам тебе возможность остаться в живых. Более того, я дам тебе денег и наделю неограниченной властью над моими воинами. Ты должен забыть о клятве, которую дал мне, и о той, которую дал раньше. Что в них толку? Поклянись Аллаху верно служить ему, и этого будет достаточно.
  Эмир любил охоту, и сейчас чувствовал в себе охотничий азарт. Перед ним была раненая дичь, но Базиам не хотел добивать её сразу, тянул время и любовался той игрой, законодателем которой он являлся. Эмир знал, что Раймунд будет возмущён его предложением, ему хотелось увидеть гневную реакцию пленника, чтобы затем насладиться зрелищем его неминуемого, как казалось Базиаму, поражения.
  - Я - рыцарь великого Готфрида. Никто из его воинов не запятнал себя вероотступничеством!
  В глазах рыцаря блеснула искра ненависти к эмиру и тот, уловив это предсказуемое им движение возмущенной души пленника, рассмеялся и хлопнул в ладоши:
  - Хусейн!
  Из темноты выкатилась и прильнула к ногам Базиама согнутая в поклоне фигура человека, в котором Раймунд узнал присутствовавшего на пытках помощника палача Антиохии.
  - Да, мой господин.
  - Как было твое имя раньше?
  Человек, не разгибаясь и целуя туфлю эмиру, залепетал на ломаном турецком языке:
  - У меня нет прошлого, мой господин. Аллах велик! Он дал мне мудрость познать Коран и истинную веру. Что нужно мне ещё?
  Эмир оттолкнул помощника палача и повысил голос:
  - Я приказываю тебе: скажи твоё прежнее имя и назови то место, откуда ты родом!
  - Моё прежнее имя - Хосе, и я пришёл в Антиохию из Андалузии...
  - В Константинополе ты примкнул к людям Готфрида?
  - Да, мой господин...
  Эмир махнул предателю рукой, указывая на то, что он больше не нужен, и тот вскоре исчез в темноте, спрятавшись за спинами воинов.
  Базиам торжествовал, и вновь повернувшись к Раймунду, сказал:
  - Ты убедился в неправоте своих слов?
  Рыцарь смотрел в глаза эмиру не мигая и, чуть помедлив, ответил:
  - Он простолюдин, а я говорил тебе о благородных людях. Повторю ещё раз: среди воинов Готфрида нет вероотступников!
  Базиам задумался, нахмурил брови и, не торопясь, вернулся к креслу. Вполголоса он отдал распоряжение двум воинам, и те удалились, выйдя из зала через небольшой арочный проём.
  Раймунд знал, что Базиам не отстанет от него, и до того, как предать смерти, вволю потешится. Эмир был изобретателен на мучения, и готовил сейчас ещё какое-то испытание, пройти через которое будет не так просто.
  Двери в залу отворились, и одного за другим турецкие воины втолкнули сюда нескольких пленников. Порте знал о том, что более десятка рыцарей Готфрида попали в плен во время ночной вылазки воинов Антиохии в лагерь крестоносцев, совершённой два дня назад, но видел их здесь первый раз.
  Они падали, глухо ударяясь о каменные плиты, но эмир не услышал от них ни одного вскрика или же стона. Правитель Антиохии молча наблюдал, как франки, обессиленные пытками, поднимаются на ноги, но один из них так и не смог встать, продолжая лежать на полу.
  В зал вслед за сопровождавшими пленников воинами вошёл коренастый турок, одетый в кожаный фартук и в красную рубаху с засученными рукавами. Раймунд хорошо запомнил это скуластое лицо с маленькими бесцветными глазками, которое с ужасом видел перед собой вчера. Антиохийский палач, исполняя волю своего правителя, был искусным мастером своего дела, зная, как получаемые при пытках человеческие страдания увеличить многократно.
  Базиам указал палачу на лежавшего на полу рыцаря и откинулся на спинку кресла, замерев в предчувствии зрелища. Помощник палача подбежал к обессилевшему пленнику и, ухватив его за ноги, подтянул к освещённому факелом месту - туда, где стоял Раймунд.
  Один из турецких воинов окатил лежавшего на полу рыцаря водой, и тот, тяжело дыша, сел, прижавшись спиной к каменной стене.
  В зал внесли жаровню с раскалёнными углями, в которой лежали металлические инструменты. Палач не торопясь, перебрал их все, поочерёдно поднимая и рассматривая. В его бесцветных глазах плясали огоньки, отражаемые от раскалённого металла - турок любовался своим инструментом в предчувствии скорой радости, которая всегда приходила к нему, когда он видел безумный страх в глазах жертв.
  Помощник палача накинул пленнику на шею петлю, и, продев верёвку в кольцо, закреплённое в стене, притянул голову крестоносца к холодному камню. Рыцарь вытянулся, захрипел, и помощник палача разорвал на нём рубаху, обнажая грудь. Пленник теперь не мог пошевелиться, и турок, бережно вытаскивая из углей металлический предмет, приложил его к телу жертвы чуть ниже левого соска.
  Зашипела, сворачиваясь от раскалённого металла, кожа, наполнив залу запахом палёного мяса. Рыцарь, несмотря на сдавленное горло, взвыл от боли. Помощник палача чуть ослабил верёвку, и дикий неистовый крик отразился от мрачных сводов помещения, заставив Раймунда вздрогнуть. Он вспомнил вчерашние пытки огнём, которые он с трудом перенёс, и, наблюдая пытку сегодня, рыцарь почувствовал, как онемели ноги и тело покрылось холодным потом.
  Помощник палача вновь натянул веревку, и раскалённое железо уткнулось в тело пленника, изогнувшегося, насколько это позволяла стягивающая шею петля. Голова его судорожно билась затылком о стену, пока рыцарь не потерял сознание, повиснув с вываленным языком на верёвке. Раймунд видел, как под подвергшимся пытке рыцарем растекалась лужа мочи.
  Ослабив петлю, Хусейн облил крестоносца водой и повернулся к эмиру.
  Базиам с интересом наблюдал за тем, как медленно жертва приходит в чувство, довольный тем, что задуманная им игра идёт так, как ему хотелось.
  - Ты что-то хочешь сказать мне, франк? - спросил пленника эмир.
  Рыцарь пошевелился, и чуть слышно прошептал:
  - Что тебе нужно от меня, Акциан?
  - Ничего! - Базиам ликовал, уверенный в своей полной власти над пленным рыцарем. - Я могу освободить тебя от пыток, и даже более того - освободить совсем. А просьба моя незначительна. Разве может она сравниться по значимости с обретением свободы? Скажи - Аллах велик, - и я прикажу развязать тебя.
  - Нет! Нет! Будь ты проклят, Акциан! - хрипло воскликнул пленник.
  Эмир, соскочив с кресла, метнулся к жаровне, выхватил из огня раскалённые щипцы и ринулся с ними по направлению к жертве. Он хотел заглянуть в глаза рыцаря, зная, что там царит ужас и отчаяние, но увиденное превзошло все его ожидания. Широко раскрытые глаза, казалось, вопили в предчувствии боли и заворожено смотрели на раскалённый добела металл. Пленник был не в силах оторвать взгляд от источника страданий.
  - Аллах велик...
  Рыцарь прошептал эти слова чуть слышно, еле шевеля губами, но эмир, поднеся щипцы вплотную к телу и опаляя его жаром металла, прорычал:
  - Презренный франк! Говори громче!
  Один из пленников, стоявших в нескольких шагах от подвергшегося пыткам рыцаря, рванулся по направлению к Базиаму и воскликнул, обращаясь к сидящему у стены крестоносцу:
  - Рауль, не смей говорить эти слова! Ты - воин великого Готфрида!
  Турецкий воин ловко выхватил из ножен меч и с оттягом перерубил рыцарю шею. Голова скатилась к ногам сидевшего у стены пленника, а обезглавленное тело, упав, забилось в конвульсиях, выплёскивая из обрубка шеи струйки крови прямо на лицо Раулю. Страх обуял его, сковал волю, и, задрожав, он прокричал что есть силы:
  - Аллах велик!
  Эмир засмеялся и, нагнувшись над пленником, рукавом дорогого халата вытер ему покрытое кровью лицо.
  - Отныне ты мой брат! Что теперь может быть общего у тебя с франками?
  Обернувшись к воинам, Базиам, полный ликования, приказал:
  - Умойте его, дайте чистую одежду, принесите ему кресло и поставьте рядом с моим!
  Обернувшись к Раймунду, эмир усмехнулся:
  - Ты ещё спорил со мной? Где же твой Христос, которому ты давал клятву?
  Порте смотрел мимо правителя Антиохии, и ему казалось, что стены зала расступаются, и он, подхваченный ветром, уносится в безбрежную даль, и душа, полная радости, с лёгкостью отрывается от земли, устремлённая по направлению к блаженной бесконечности.
  - Я видел Его, стоя на крепостной стене...
  Базиам взревел и ударил Раймунда раскалёнными щипцами по голове. Рыцарь рухнул на пол, и сознание его провалилось в зияющую пустоту беспамятства.
  Он долго выбирался из тёмного провала, не заметив, что воины выволокли его за ноги на площадь, где бросили лежать на мостовой. Солнце закатилось за крепостную стену, и лёгкая прохлада коснулась его лица, и Раймунд, пошевелившись, приподнял голову и разомкнул веки.
  Посреди площади в окружении турецких воинов, стоявших плотным кольцом, возвышались столбы с привязанными к ним пленными рыцарями. Слуги Базиама подносили охапки хвороста и обкладывали ими осуждённых на казнь. Сам эмир восседал в резном кресле на помосте, наблюдая за работой слуг. Предатель Рауль, одетый в дорогие одежды, сидел на не менее богатом кресле, чем у правителя Антиохии, рядом с ним.
  Увидев, что сознание вернулось к Раймунду, Базиам сказал что-то Раулю, и тот, спустившись с помоста, подошёл к лежавшему на камнях рыцарю.
  - Ты должен поклясться в верности Аллаху, иначе будешь казнён и ты, и все те, кто привязаны к столбам.
  Рауль не смотрел Порте в глаза, руки его дрожали, и это был уже не тот славный воин, который проявил своё бесстрашие во время штурма Никеи - эмир раздавил его волю, сделав беспомощной пешкой в своих руках.
  - Что говоришь ты мне, Рауль? Одумайся! Придёт время, и ты вспомнишь, как говорил Иуда первосвященникам: "согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? Смотри сам. И, бросив сребреники в храме, он вышел, пошёл и удавился".
  Раймунд с отчётливостью вспомнил Писание, которое при помощи аббата Жерара выучил практически полностью ещё в детстве. И сейчас, в отличие от предыдущего чувства омерзения, которое он испытывал по отношению к Раулю, в нём проснулась жалость и сострадание к павшему в пропасть отступничества рыцарю.
  Реакция предателя была обратной. Он сжался в комок, в глазах его блеснул недобрый огонь, и былая его растерянность испарилась бесследно. Повернувшись к Базиаму, он крикнул:
  - Прикажете начинать, правитель?
  Эмир кивнул головой и Рауль, взяв из рук одного из воинов факел, подошёл к первому столбу, обложенному хворостом.
  - Порте, я подожгу его, если ты не дашь клятву Аллаху!
  Раймунд молча смотрел в глаза бородатому рыцарю, обреченному быть сожжённым первым. Он узнал в нём пьяницу и развратника, на которого накладывал епитимию епископ Адемар, увещевая его подумать о душе, но попытки поставить рыцаря на путь истинный - не грабить одних купцов, и не покупать блудниц у других, насколько знал Порте, не увенчались успехом.
  Они смотрели друг на друга, и Раймунду казалось, что пленный рыцарь понимает, что думает о нём брат по оружию и несчастью. Он кивнул головой, и, казалось, он этим жестом подтвердил полное согласие с теми оценками его неправедной жизни, которые невольно возникали в душе Порте. Раймунд не осуждал бородатого рыцаря, он просто вспоминал о том, что происходило в лагере у стен Антиохии, и невольно подумал о том, что на Голгофе и разбойник раскаялся рядом с распятым Спасителем.
  Бородач кивнул ещё раз Раймунду, как будто дал этим жестом знак ему, показав, что понимает, о чём думает Порте, и поднял глаза к небу.
  Не дождавшись от Раймунда ответа, Рауль повернулся к бородачу и крикнул ему:
  - Веришь ли ты в Аллаха и пророка его Магомеда?
  Рыцарь, не отрывая глаз от неба, начал нараспев читать:
  - Credo in Deum Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae. Et in Iesum Christum, Filium eius unicum, Dominum nostrum...
  Рауль поднёс факел к хворосту, и он вспыхнул, поглотив в пламени привязанного к столбу рыцаря.
  Остальные пленники нестройным хором, но с твёрдостью продолжили:
  - ...qui conceptus est de Spiritu Sancto, natus ex Maria Virgine, passus sub Pontio Pilato, crucifixus, mortuus, et sepultus, descendit ad infernos, tertia die resurrexit a mortuis, ascendit ad caelos, sedet ad dexteram Dei Patris omnipotentis, inde venturus est iudicare vivos et mortuos...
  Один за другим поднимались ввысь огненные столпы, и Раймунду казалось, что он видит в переплетении искр и языков пламени души тех, кто ещё недавно стоял с ним рядом. В знак прощания каждый из столпов склонялся по направлению к нему, затем выпрямлялся и уносил в небо то незримое, что будет присутствовать там вечно.
  Душа Раймунда очистилась от всего лишнего. Присутствие смерти, казалось навечно вошедшее в неё, исчезло бесследно. Лёгкий порыв ветра пронёсся над рыцарем, мягко коснувшись его щёк, как было это несколько часов назад, когда он стоял на крепостной стене.
  Повернувшись на восток, Раймунд встал на колени, перекрестился и начал не торопясь, отчётливо выговаривая слова, читать молитву:
  - Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum. Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra...
  Один из турецких воинов подошёл к Порте, занёс над ним меч, и, оглянувшись на эмира, замер в ожидании. Базиам сидел молча, нахмурившись и глядя мимо своего воина куда-то вдаль, вслушиваясь в слова незнакомого ему языка.
  - ...Panem nostrum quotidianum da nobis hodie, et dimitte nobis debita nostra sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo. Amen.
  Услышав последнее слово, эмир встрепенулся и махнул рукой. Воин отсёк Раймунду Порте голову, поднял её с земли, взяв за волосы, и поднёс правителю Антиохии.
  Базиам подозвал к себе стоявшего неподалёку Рауля, не сводившего глаз с объятых огнём фигур людей:
  - Ты готов стать воином Аллаха и моим братом?
  - Да, мой господин, - пробурчал предатель.
  - Тогда тебе придётся выполнить последнее испытание. Перекинь эту голову через Оронт, в лагерь Готфрида.
  Рауль, стараясь не смотреть на мёртвое лицо Раймунда, принял у воина кровавую ношу, поклонился эмиру и пошёл в сопровождении стражи к Собачьим воротам. Запоры были отодвинуты, и створки, скрипя, приоткрылись, выпуская процессию из крепости.
  Рауль сделал несколько шагов по направлению к реке и, замер, понимая, что пустота окончательно проглатывает душу, не оставляя в ней былого ужаса ожидания боли, или же того ожесточения, которое было местью самому себе за проявленную слабость, обернувшуюся отступничеством. Оставались в душе только последние проявления страха - Рауль боялся посмотреть в лицо мёртвому Порте, но желание сделать это не давало ему покоя, притаившись холодком под сердцем, и предатель, пересилив себя, глянул в ставшие бесцветными глаза Раймунда. Губы Порте пошевелились, веки слегка дёрнулись, и обезумевший Рауль с диким криком побежал к реке и, остановившись на берегу, швырнул голову в сторону лагеря крестоносцев.
  Он видел многочисленные белые шатры и застывших в недоумении рыцарей, наблюдающих за действиями странного человека, видел полуразложившиеся тела погибших воинов, которые в огромном количестве лежали между рекой Оронт и крепостной стеной, но всё это было нереальным и пустым. Всё, кроме ожившего на мгновение мёртвого лица Раймунда Порте.
  В лагере крестоносцев произошло движение - воины ринулись к берегу реки, стрелки спешно заряжали свои арбалеты и Рауль, опомнившись, побежал к воротам, с ужасом наблюдая, как турецкие воины отходят в крепость, в спешке закрывая перед ним тяжёлые створки.
  Стрела арбалета пронзила ему предплечье, когда он стоял у закрытых ворот и стучал по ним кулаками. Ещё две стрелы вонзились в створки рядом с головой, и тогда Рауль, сотрясаемый безумным смехом, и, понимая, что турки ворота не откроют, повернулся лицом к лагерю Готфрида.
  У его ног лежало пронзённое мечом тело воина, одетое в кольчугу. На мёртвом, разложившемся лице Рауль увидел копошащихся в выеденных глазницах червей, и в голове пронеслись слова, которые он совсем недавно услышал от Раймунда: "Они же сказали ему: что нам до того? Смотри сам. И, бросив сребреники в храме, он вышел, пошёл и удавился".
  Рауль поднял голову и глянул в сторону лагеря крестоносцев. На берегу Оронта столпилось множество арбалетчиков и лучников, готовых через мгновение спустить тетиву, и в этот момент пустота поглотила его душу окончательно. Чьи-то липкие грязные руки подхватили её и понесли, не оставляя шансов на вечную жизнь, и зажмурившись, он бросился на обломок копья, торчащий в земле наконечником вверх...
Оценка: 8.76*13  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023