ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Гусев Геннадий Юрьевич
На Стыках Афганских Дорог

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.04*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "На стыках афганских дорог" - повесть о двух годах службы в Афганистане старшего лейтенанта Иванова, офицера 40-й армии. Боевые действия, бытовые сцены, описание природы составляют её содержание. Она будет интересна тем, кто прошёл эти трудные дороги афганской войны или готовит себя к подобным испытаниям. Повесть даёт представление об особенностях службы советских военнослужащих, молодых офицеров, прошедших суровую школу жизни в Афганистане.

  
  

НА СТЫКАХ АФГАНСКИХ ДОРОГ

Прошли года, но память воскрешает

Афганистан, былые дни, друзей.

И руки сами ищут, открывают,

Альбом, где фотографии парней

С немым упрёком на меня взирают,

Как-будто говорят:

"Ты где теперь, старлей?"

Предисловие

  
   Мы шли, не ведая сомнений:
   Упрёки - в спину, пули - в грудь!
   Между военных поколений
   В нас сконцентрирована суть
   Игорь Морозов
  
   В своей книге "На стыках афганских дорог", созданной на основе своих впечатлений, отстоявшихся во времени, а, следовательно, уже более зрелых и объективных, я хотел бы предложить, интересующемуся проблемой афганской войны читателю, посмотреть на неё несколько с другой стороны, чем пишут о тех же событиях иные авторы.
   Война - всегда тяжёлая и грязная работа. В памяти у людей она остаётся либо в каких-то ярких критических для жизни моментах, либо наоборот, слишком банальных: что ели, с кем пили, как отдыхали. Возможно это защитное свойство нашего мозга - многое забывать. Однако, когда занимаешься определённой проблемой всерьёз, то всплывает в памяти всё то, что пережил, чему был свидетелем. Это чувство, наверно, испытали все, кто всерьёз взялся за перо. В своей повести, я попытался на примере Николая Иванова вкратце показать те основные события, которые происходили со многими такими же, как он молодыми людьми, которые волею судьбы оказались далеко от Родины в жаркой, горной стране - Афганистане. Я не приукрашивал и не обострял отдельные элементы в книге кровью, матом и многим другим, чего в нашей жизни и без Афганистана вполне хватает. Писал, полагаясь на свою память, как есть, как было, лишь несколько смягчая реальную обстановку.
   Многие фамилии в книге реальны, некоторые - вымышлены. Тот, кто служил со мной в ДРА, быстро в этом разберётся.
   Об Афганистане, как о стране и её народе, у меня остались самые хорошие впечатления. Очень жаль, что принимая сиюминутные, ни чем не обоснованные решения о начале этой официально необъявленной войны, наши политические лидеры столкнули между собой два дружественных свободолюбивых народа. Мы не достигли и не могли бы достичь тех абсурдных задач, которые ставило перед 40-й армией оторвавшееся от реалий жизни престарелое Политбюро ЦК КПСС. Построить какое-то подобие социалистического общества в отсталой, в большинстве своём неграмотной, к тому же с ярко выраженным восточным укладом стране - это ли не абсурд! Наверно нашу слепоту и недальновидность кто-то хорошо использовал. Теперь же остаётся обоим народам русскому и афганскому пожинать плоды той непонятной и ненужной войны.
   Афганская война подняла спавшие до той поры экстремистски настроенные силы, подогретые националистическими лозунгами и грязным капиталом, повлекшие за собой обострение и нестабильность обстановки в более широком регионе, выйдя за рамки отдельно взятой страны. Наследие её нам предстоит ощутить и в ХХI веке. Однако двигаться навстречу друг другу надо. С соседями лучше жить в мире и дружбе, никогда и ни при каких обстоятельствах не навязывая своё миропонимание. Возможно, тогда мы снова станем друзьями.
   Пока предлагаю читателю вернуться в 80-е годы, в ту обстановку, в которой жил и выполнял свой воинский и интернациональный долг старший лейтенант Николай Иванов.
   "...Мы считаем, что как только прекратится вмешательство извне в дела Афганистана и будет гарантировано не возобновление этого вмешательства, мы выведем свои войска. Наши войска находятся в этой стране по просьбе законного афганского правительства - того, которое было тогда у власти, - и они продолжают находиться там по просьбе законного правительства, возглавляемого Б. Кармалем. Для себя мы там ничего не ищем. Мы откликнулись на просьбу о помощи со стороны дружественной соседней страны. Но, конечно, нам далеко не безразлично, что происходит непосредственно на нашей южной границе..."
   (Из ответов Генерального секретаря ЦК КПСС Ю. В. Андропова
   журналу" Шпигель" ФРГ)

НА СТЫКАХ
АФГАНСКИХ ДОРОГ

Повесть первая

  
  

ВОИН СОВЕТСКОЙ АРМИИ!

  
   Родина поручила тебе высокую и почётную миссию - оказать интернациональную помощь народу дружественного Афганистана.
   В апреле 1978 года в Афганистане свершилась национально-демократическая революция. Народ взял судьбу в свои руки, встал на путь независимости и свободы. Как и всегда бывало в истории, силы реакции ополчились против революции. Разумеется, народ Афганистана сам бы справился с ними. Однако с первых же дней революции он столкнулся с внешней агрессией, с грубым вмешательством извне в свои внутренние дела.
   Тысячи мятежников, вооружённых и обученных за рубежом, целые вооружённые формирования перебрасываются на территорию Афганистана. Империализм вместе со своими пособниками продолжает необъявленную войну против революционного Афганистана.
   Помочь отразить эту агрессию - такова боевая задача, с которой правительство направило тебя на территорию Демократической Республики Афганистан. Чтобы как можно лучше выполнить свой воинский долг, ты должен не только постоянно совершенствовать свою боевую выучку, но и хорошо знать страну, в которой ты находишься, уважать её народ, его традиции и обычаи. Ты должен знать афганскую историю, культуру, экономику и политику.

(Из памятки советскому воину-интернационалисту)

  

Встречай, земля Афганистания !

  
  
   Какая странная страна
   Приют ревущей в муках нови,
   Где чья-то старая вина
   Искала выход к морю крови...
  
   Какая странная страна
   На перекрестках мирозданья
   Где начинается страда
   И не кончается страданье...
  
   А. Карпенко
  
   Утро 16 ноября 1983 года было ярким и солнечным. Ташкент проснулся. Всюду сновали люди и автомобили. Лагманные (харчевни) зазывали прохожих ароматными, аппетитными запахами, шумели базары. В это время группа офицеров различных родов войск, званий и возраста с пузатыми чемоданами и тяжёлыми сумками, тряслась в огромном, обшарпанном икарусе. Очередной раз скрипнули его тормоза и с трудом раскрывшиеся двери, выплеснули на тротуар разноцветную толпу.
   - Все, приехали,- обращаясь к офицерам, сказал подполковник. Это была конечная остановка - аэропорт Восточный. Отсюда непрерывно шла доставка в Афганистан личного состава, военно-технических, продовольственных и иных грузов, короче говоря, всего того, что жадно требовало ненасытное чрево войны.
   Просидев часа три в небольшом, переполненном уставшими и нервными пассажирами зале ожидания, так как для каждого это были далеко не первые сутки скитания по пересылке и вокзалам, офицеры, наконец, услышали голос диктора, объявившего посадку на ИЛ-76, вылетающий в Кабул.
   Здание аэропорта разом взорвалось шумом, скрипом, гамом производимых толпой, как по команде рванувшей к узким регистрационным и досмотровым проходам. Народ, словно джин, рвался, ревел, протискиваясь через горловину бутылки на волю. Сухими выстрелами рвались бечёвки и ремни, стягивавшие тяжёлые баулы. Но ничего, даже разбитая бутылка водки не останавливала людей, ведь впереди был Афган, а там у многих друзья, которые значили в это время для них больше всего на свете.
   Пройдя тщательный таможенный досмотр и недосчитавшись при этом многих бутылок со спиртным, поток пассажиров хлынул в разверзшуюся утробу стоявшего невдалеке военно-транспортного самолета. Тот, кто был впереди, успел сесть на боковые и центральные скамейки, остальные же размещались на своих чемоданах, сумках, коробках. Со скрежетом захлопнулись крышки люков ИЛ-76, взвыли мощные турбины и огромная машина, вздрогнув всем своим корпусом, медленно покатила по рулежной дорожке.
   Так для 24-х-летнего старшего лейтенанта Николая Иванова, как и для многих других советских парней, начинался путь в Афганистан. Впереди его ждали два долгих года войны, а за плечами у Николая уже были: Калининское СВУ, Челябинское танковое училище, служба в Прибалтийском военном округе.
   Война в Афганистане, полыхала четвертый год. Иванов знал, что скоро настанет и его черёд, поэтому не терял времени, усиленно и напряжённо готовился к предстоящим трудностям: на стрельбах, вождении, учениях оттачивал воинское мастерство, воспитывал в себе волю, характер, выносливость.
   Жизнь советского офицера тогда оценивалась дёшево, всего в каких-то 2,5 тысячи рублей, в то время как американского - свыше 100 тыс. долларов. Однако сотни тысяч людей шли в пекло афганской, других войн и военных конфликтов вполне сознательно, многие - добровольно. Этому способствовали: коммунистическая идеология в основе которой заложены такие великие, нравственные понятия как патриотизм и интернационализм, но почти всегда интерпретируемые властью в своих, к тому же не всегда оправданных исторической целесообразностью целях; верность и преданность "духовным основоположникам", полуживым политическим идолам, находящимся у "руля"; мощный прессинг на сознание простого человека государственной политизируемой, жёсткой, дозируемой системой СМИ (средства массовой информации) и многое другое. Всё это не позволяло большинству людей трезво разбираться в реальной действительности. В Советском Союзе, как и всегда традиционно было в России, народ являлся заложником и исполнителем воли небольшой группы лиц, будь то Дворянское собрание, Царский Двор или ЦК КПСС.
   Кровавый, беспощадный молох девятилетней афганской войны поломал и погубил судьбы сотен тысяч людей, как с этой, так и с той стороны, обострил внутренние экономические и социальные проблемы великой страны Советов, подорвал её авторитет и доверие в мусульманском мире - эхом этому явилась жестокая чеченская война и сложная обстановка на всём Северном Кавказе.
   Мало того, что сама война оказалась безрезультатной для нашего государства, были к тому же обмануты и сами воины-интернационалисты. Ведь многие, шедшие в Афганистан, наивно веря в свою неуязвимость от болезней и всего того страшного, что несёт в себе война, полагали, что по возвращении будут иметь льготы и привилегии, однако жизнь воочию показала - это лишь иллюзии, не более. Конечно, нельзя отрицать, что и здесь некоторые сумели сделать себе карьеру, кое-что урвать у небескорыстных чиновников, например, вне очереди приобрести квартиру или машину, но большинство из них по возвращении домой в итоге встречали лишь недоумённый взгляд и обидный, жестокий ответ работника военкомата или администрации: - "Я Вас в Афганистан не посылал ...". Но и это в лучшем случае, так как кто и какой ценою сегодня может оправдать оказавшиеся никому не нужными человеческие потери.

С П Р А В К А :

   потери личного состава ОКСВ в Республике Афганистан
   в период с 25 февраля 1979г. по 15 февраля 1989г.
  
   -убито, умерло от ран - 13 833 человека;
   -ранено - 49 985 человек;
   -стали инвалидами - 6 669 человек;
   -пропало без вести - 330 человек;
   -переболело инфекционными заболеваниями -404 464 человека.
  
   ("Тайны афганской войны" А.А. Ляховский, В.М. Забродин)
  
   Полет длился уже больше двух часов. Люди, успев привыкнуть к реву двигателей, находились в полудреме. В салоне, точнее в грузовом отсеке ИЛ-76,висел молочно-синий туман. Многие курили, несло перегаром, запахом копченостей и чеснока. Пропив в Ташкенте последние советские рубли, контингент медленно и тяжело возвращался в трезвую действительность.
   Самолет резко качнуло. Он лёг на левое крыло и стремительно, по крутой спирали пошёл на снижение. Летчик, вышедший из пилотской кабины, объявил: - Садимся в Баграме, а затем полетим в Кабул.
   Через несколько минут шасси 76-го коснулись бетонки.
   Немного пробежав по полю, самолет остановился. Открылись створы грузового люка. Ослепительно белое солнце ударило в глаза пассажиров. Выйдя на твердую землю, Николай залюбовался необычной, великолепной картиной природы. Серые, в белых шапках, остроконечные горные вершины охватывали со всех сторон покрытую ковром желтеющих виноградников долину. Редкие разрезы пыльных дорог, да глиняные дувалы (дома) кишлаков удачно вписывались в окружающую действительность.
   Каждого из вновь прибывших на прожжённую солнцем и огнём 4-х летней войны землю Афганистана, на миг коснулось чувство какой-то безысходности, необъяснимой тревоги.
   Иванову вдруг захотелось забраться обратно в ставший за эти несколько последних часов родной самолет, чтобы тот унёс его в спокойный Советский Союз. Но пути назад не было - "Рубикон перейдён". Николай отогнал от себя меланхолические мысли, встряхнулся. Между тем, вокруг него кипела своя жизнь. Невдалеке аэродромные команды загружали боеприпасы, заливали топливо в вертолеты огневой поддержки МИ-24. На взлетную полосу выруливали два штурмовика СУ-25. Сделав короткую пробежку, они медленно, словно тяжёлые майские жуки оторвались от земли и, набирая скорость и высоту, скрылись за снежными вершинами гор оставив за собой на ярко синем небосводе белые инверсионные полосы. Всюду по аэродрому сновали вооруженные люди, двигалась техника. Перед глазами Николая, словно в каком-то боевике, вставала новая, пока еще непонятная и чужая для него картина фронтовой жизни.
   Вскоре объявили посадку, а через каких-нибудь 20 минут, самолет приземлился в столице Афганистана - Кабуле. Аэродром здесь был значительно больше Баграмского. Кроме боевых и транспортных машин на бетонных дорожках стояли пассажирские самолеты с символикой различных стран мира.
   Группу офицеров, с которой прибыл Иванов, комендант аэропорта направил на пересыльный пункт. Он представлял собой несколько сколоченных из фанеры бараков. Перегородки из того же материала отделяли общий коридор от отдельных комнат, заставленных двухъярусными кроватями. Внутри грязных бараков в воздухе постоянно висели пыль, сизый сигаретный дым и потная вонь. С вечера до утра здесь пили, курили, играли в карты, пели иногда и дрались. Так народ сгонял стресс, проводя свободное время в ожидании своего транспорта, или в силу других причин и обстоятельств.
   Между бараками в палатке размещалась столовая, в которой три раза в сутки бесплатно кормили. Едой это было трудно назвать, но хватало её на всех.
   На следующий день со списком вновь прибывших, старший команды убыл в штаб 40-й армии. Николай, выйдя из прокуренного и пропитого барачного ада, решил прогуляться по территории пересылки, огороженной по периметру, как и все видимые в округе объекты, колючей проволокой. Кругом всё было серым, как и мысли в голове у Иванова. Со стороны колючки его окликнули. Он повернулся. За ржавой проволокой стоял измождённый парень в больничном халате.
   - Товарищ старший лейтенант, у Вас сигареты не найдётся?
   Глядя на него, Николай пожалел, что не курит.
   - Извини, не курю. А ты кто будешь?, - поинтересовался в свою очередь офицер.
   - Я из вон того госпиталя, - показал солдат на стоящие невдалеке красно-коричневые бараки. - Здесь лежат инфекционные больные. Месяц назад сам заболел тифом. Сейчас немного оклемался, иду на поправку. А Вы, товарищ старший лейтенант, впервые в Афгане?
   - Да, только вчера прилетел, - ответил Иванов.
   - Ну, тогда у Вас все впереди....,- сказал солдат, и, повернувшись, медленно побрёл в сторону госпиталя.
   Рано утром, на третьи сутки утомительного ожидания, к пересылке подкатил небольшой автобус. В него погрузилась команда, в которой находился и Николай.
   Машина, поднимая жёлтые клубы пыли, огибая окольными путями аэродром, выехала в штаб 40-й армии. Вскоре грунтовка закончилась и колеса автобуса приятно зашуршали по гладкому асфальту. Дорога к штабу армии проходила через Теплый Стан, с его грязными улицами; Индийский район, с богатыми частными домами и магазинами; Зеленый базар, вечно шумный, похожий на пчелиный улей; затем пробегала мимо зданий посольств иностранных государств и, наконец, миновав дворец Президента страны Бабрака Кармаля и здание Министерства Обороны ДРА, упиралась в стальные ворота КПП (контрольно-пропускного пункта). Сам штаб 40-й армии находился на вершине холма в строгом по внешним архитектурным формам и вместе с тем величественном дворце. Четыре года на зад в нём проживал правитель Афганистана "кровавый Амин".
   Дорога к зданию винтообразно поднималась вверх. На террасах, засаженных кустарником и плодовыми деревьями, во всех направлениях стояли врытые в землю танки. Часто, особенно ночью, расположение штаба обстреливали из миномётов, обычно используя для их транспортировки по городу или его окрестностям какую-нибудь с открытым кузовом машину, тогда в ответ грохотали наши танковые орудия, прямой наводкой уничтожая засечённые огневые точки противника.
   В первый же день своего пребывания в этой древней и по -восточному загадочной стране, Николай сразу ощутил, как строгая рельефность, своеобразная красочность форм природы, жизни и быта местного населения, здесь жёстко сочетается с суровой прозой войны. Иной раз только залюбуешься прекрасными чертами персиянки, как рядом покажется угрюмое лицо афганца с буром за плечом; остановишься на обочине дороги отдохнуть, набрать кристально чистой родниковой воды, глядь, а рядом - мина.
   В штабе армии команда офицеров разделилась на две группы: политработников и командный состав. С первой из них Иванов прошёл в один из небольших залов дворца. Инструктаж и зачитку приказа о назначении на должности проводил заместитель начальника политотдела 40-й армии полковник Магда. Каждое слово полковника гулко отражалось от полутораметровых каменных стен. Он называл воинское звание и фамилию офицера, тот вставал и ему кратко доводилась оперативная обстановка в районе дислокации части, решаемые ею задачи, состояние боевого и морального духа личного состава и в соответствии с этим, излагались определённые требования. Наконец очередь дошла и до Иванова.
   -Ваша часть, товарищ старший лейтенант, - сказал полковник, - находится рядом с советско-афганской границей, но рано не успокаивайтесь. Батальон недавно создан на базе расформированного подразделения Кундузской мотострелковой дивизии из-за тягчайших преступлений, совершённых нашими военнослужащими. Перед Вами стоит главная задача: вместе с командованием поднять дисциплину среди личного состава, его моральный дух.
   Всем всё понятно?, - спросил в заключении полковник.
   - Товарищ полковник, разрешите вкратце узнать, в чём суть этих преступлений?, - спросил Иванов.
   Полковник на минуту задумался, отвечать ли ему этому "мальчишке" или показать командирский голос и на этом закончить лишнюю болтовню. Сделав несколько шагов вдоль первого ряда столов, за которыми сидели офицеры, он резко повернулся в сторону аудитории.
   - Хорошо, я вам расскажу, что там произошло и это должно послужить всем здесь присутствующим наглядным примером в том, в каком направлении нужно работать со своими людьми.
   В батальоне охраны Кундузского аэродрома на базе неуставных взаимоотношений между военнослужащими произошли тяжкие преступления, в результате которых четверо человек были расстреляны, а один заживо сожжён. Этому послужили, прежде всего, грубейшие нарушения уставного порядка в подразделении, отсутствие какой-либо работы с личным составом со стороны командования и политработников. Знаете, как мне было больно читать объяснительную молодого солдата, пришедшего сюда воевать с душманами, на деле же с первых минут пребывания здесь, столкнувшегося лицом к лицу с нечеловеческим, уголовным отношением к себе со стороны своих чуть более старших товарищей и полным безразличием командного состава ко всему происходящему. Не выдержав постоянного, изощрённого глумления над собой в течение нескольких месяцев, молодой солдат расстрелял из автомата своих обидчиков, после чего пришёл и добровольно во всём признался командиру.
   Товарищи офицеры, - продолжил полковник, - вы прибыли в качественно новую для вас обстановку, где каждая ваша ошибка может обернуться не оправданными потерями. Я особо подчёркиваю, что за каждую из них вам придётся лично отвечать. На этом инструктаж был закончен.
   Раздав предписания офицерам и пожелав всем удачи, полковник вышел из зала. Теперь каждый был предоставлен самому себе и с этой минуты должен, как сумеет, самостоятельно добираться в свою часть.
   Николаю предстояло возвращаться назад в г. Хайратон, граничащий по Амударье с Узбекским городом Термезом. В штабе ему посоветовали лететь самолетом до Кундуза, а далее вертолетом в Хайратон или Пули -Хумри. Что он и сделал. Просидев еще сутки в Кабульской пересылке, Иванов рано утром вылетел на транспортном самолете АН-24 с 15 пассажирами и грузом авиабомб в Кундуз.
   Кундуз - один из наиболее крупных провинциальных городов в северной части Афганистана. Расположен в полупустынной местности, переходящей в нагорье. Природа здесь не балует разнообразием, а климат суров зноем и недостатком воды.
   Самолет, прибыв в Кундуз, остановился почему-то на дальнем краю посадочной полосы. Пассажиры вынуждены были более километра тащить свои тяжёлые вещи до здания аэропорта. Основная часть прибывших быстро разошлась. У многих это была конечная точка пути. На асфальте осталось сидеть на своих вещах лишь пять человек. Николаю страшно хотелось пить, но где взять воды он не знал. Сидящие рядом женщины, будущие поварихи, жалобно скулили, проклиная всё на свете.
   Тут к их группе подошёл подполковник в лётной форме и, оценивающе посмотрев на уставших женщин, спросил:
   - Куда красавицы летите?.
   - В Пули-Хумри, - ответили те.
   -Не желаете ли остаться у меня в Кундузе? - предложил подполковник, - те удивленно пожали плечами, - не волнуйтесь, документы я вам переоформлю. Вижу, вы устали. Так, я вам предлагаю отдельную комнату в общежитии, баньку с парком, а?" Женщины похоже были уже готовы согласиться, лишь бы скорее закончилась эта утомительная дорога, но тут к ним подошёл куривший невдалеке капитан. Он оказался начпродом той самой части, куда направлялись поварихи, и наотрез отказался уступить их подполковнику.
   - Ладно уж, как-нибудь и без вас перезимуем, - досадно махнул рукой офицер. - До завтрашнего утра бортов до Пули-Хумри не будет. Пойдёмте я вас на время устрою, - без особого удовольствия предложил он.
   Разместились все вместе в небольшой комнате солдатской казармы. Умывшись и поужинав в столовой лётного состава, не раздеваясь, завалились спать. Вылет борта был запланирован на 5 утра.
   МИ-6, огромный транспортный вертолет готовился к полёту. Командир с техником не спеша осматривали свою машину. Летчик, показывая рукой на капающий с днища керосин, вопросительно посмотрел на техника. Тот нисколько не смутившись спокойно сказал, что все нормально, всегда так летаем. Однако вылет борта был задержан по другим причинам.
   Просидев возле вертолета под холодным утренним ветром часа четыре, Иванов и его попутчики увидели, как на аэродром строем прибыли солдаты. Затем сюда же, ближе к зданию аэропорта, подтянули грузовой самолёт АН-24, а ещё через несколько минут под траурные звуки оркестра, показалась похоронная процессия. В кузове медленно едущего впереди колонны с открытыми бортами КамАЗа, стояли два цинковых гроба. Все, кто сидел, встали. Офицеры сняли фуражки.
   Тут же на аэродромном поле состоялся небольшой прощальный митинг. Отделение солдат произвело последний салют, и "Черный Тюльпан" (так здесь окрестили самолёты доставляющие погибших в Союз) поглотив в своем огромном и пустом чреве тела "двухсотых", взял курс на Родину, неся чьим-то матерям свою страшную ношу.
  
   ...А мы не исповедовали зло,
   Хотя порою зло мы наступали.
   Погибли те, кому не повезло,
   Но смерть друзей врагу мы не прощали.
   Н. Кирженко
   После траурной церемонии разрешили вылет МИ-6. У всех пассажиров от только что увиденного было подавленное настроение. Во время полета никто не проронил ни слова. Каждый думал о своем, о том, что может ждать его самого завтра? Афган встречал жёстко, пугая смертью, болезнями, тонким, изощрённым восточным коварством.
   Впереди у Николая были два долгих года войны. Два года, за которые он успеет полюбить и возненавидеть эту землю, отнявшую у него настоящих друзей, перевернувшую в его сознании многие понятия ценностей этой мимолетной жизни.
   Сбросив навалившуюся хандру, Иванов выпрямил плечи и уже спокойно взглянул в иллюминатор на расстилающуюся внизу величественную картину древней, горной, пока ещё чужой для него страны. Шёл 1362 год по восточному календарю. Казалось, что кто-то невидимой рукой повернул стрелки времени на несколько столетий назад, забыв при этом убрать технику и пришедших в месте с ней из далёкой северной страны вооружённых людей, - в эти знойные пустыни, зелёные долины и бесконечные горы.
   - Ну что ж, встречай меня земля Афганистания !

ДЕСЯТЫЙ ДЕНЬ

  
  
  
  
   Жаркая, нерусская погода
   Оседает пылью на броне.
   Оседает вот уже два года
   На афганской выжженной земле.
  
   Автор неизвестен
  
  
  
  
   Десятые сутки ослепительно-белое афганское солнце висело над головой начальника ДКП (дорожно-комендантского патруля) старшего лейтенанта Николая Иванова. Оставалось ещё два долгих, утомительных дня до прибытия очередной смены. Ему осточертело с раннего утра до позднего вечера наблюдать за движущейся по трассе ревущей, обдающей пылью и гарью техникой. Надоело - до хрипоты в пересохшем от нестерпимого зноя горле - ругаться с начальниками колонн, которые, не смотря на запрет - останавливаться в этом районе, самовольно загоняли на обочины дороги свои машины, разрешая солдатам набрать в озерке, находящимся рядом с трассой, питьевой воды. Те, в свою очередь, использовали короткую остановку и для того, чтобы покупаться в прохладном радоновом источнике. Лучшего места для отдыха на всём протяжении трассы Хайратон - Кабул было не найти. В тоже время, эту узкую, похожую скорее на ущелье долину, зажатую с двух сторон высокими горами, душманы использовали для устройства засад на проходящие советские и афганские колонны.
   ДКП в этом районе имел задачу: обеспечить беспрепятственное продвижение техники по трассе, огневое прикрытие, а также вывод её из зоны обстрела в случае нападения противника.
   Стоя на горячем асфальте, Николай смотрел, как вдалеке, извиваясь змеёй движется в его сторону очередная транспортная колонна. В мареве душного, расплавленного воздуха, исходящего от перегретого солнцем полотна дороги, она расплывалась, колыхалась, словно мираж. Машины шли сплошным потоком, занимая всю проезжую часть. Это была афганская колонна.
   Сдёрнув вниз рычаг предохранителя АКСа (автомат Калашникова), Иванов ждал, когда первые машины покажутся на вершине подъёма. Наконец появились, стали расти, словно грибы из-под земли, крыши, кабины... первых автомобилей. Натужено ревя, напрягая свои стальные мышцы, они стремительно неслись вперед, не уступая никому и сантиметра дороги, сметая всё на своем пути. Сжав крепче автомат, офицер хлестанул сухой, длинной очередью поверх бешено мчащихся на него машин. Мгновенно сбросив скорость, колонна неуверенно завихлялась, перестраиваясь и вытягиваясь в одну длинную нить, освобождая встречную полосу движения. Проезжая мимо старшего лейтенанта, всё также твёрдо стоящего на дороге с дымящимся стволом Калашникова, водители-афганцы приветливо улыбались ему, и что-то кричали на своем гортанном языке.
   - Вот так вас и надо учить, - сплюнул в сторону Иванов.
   Колонна прошла, но пыль и гарь от десятков, пронесшихся мимо него машин, ещё долго висели в неподвижном, горячем воздухе.
   Оставив сержанта за старшего на посту, Николай забрался на раскалённую полуденным солнцем броню комендантского БТРа, дал команду:
   - Заводи!, - и направил боевую машину в сторону реки.
   Разрезая твердую горную породу, параллельно дороге в глубоком каньоне стремительно неслась горная речка. Вода в ней была настолько чиста и прозрачна, что с крутого берега хорошо просматривались стайки серебристых рыб, выбегающих из темных глазниц-омутов на мелководье.
   Выбрав подходящее для рыбалки место и оставив на бугре для прикрытия БТР с пулемётчиком, Николай отослал двух солдат ниже по течению реки - на перекат. Сам же вытащил из ящика тротиловую шашку, вставил зажигательную трубку, огляделся по сторонам в поисках глубокого омута.
   Не вдалеке, на изгибе речки, он увидел две темнеющие синевой глубокие ямы.
   - Вот здесь и жахнем, - сказал Иванов, спрыгивая с БТРа в сухую, жёсткую траву.
   Однако, подойдя ближе к реке, Николай заметил, что на её противоположном, отлогом берегу сидит на корточках старик - афганец, а рядом с ним, пасётся небольшой, ушастый осел. Старик словно каменный, не шевелясь, молча глядел в воду. Подождав несколько минут и видя, что в позе афганца ничего не меняется, Иванов крикнул ему:
   - Бобо, буру! (старик, уходи!).
   Он не хотел пугать старика взрывом тротиловой шашки. Но афганец даже не шелохнулся.
   -Ну, старик, чёрт с тобой. Посмотрим, услышишь ли ты у меня вот эт?, - с этими словами Николай поджёг бикфордов шнур и бросил заряд в омут. Рванул мощный взрыв, фонтан воды поднялся на несколько метров вверх, образовав разноцветную, искрящуюся на солнце шапку и, рассыпаясь на мириады мельчайших брызг, рухнул вниз. Взглянув на противоположный берег, Иванов до слез рассмеялся: испуганный афганец наперегонки с ослом что есть силы карабкался вверх по крутому склону каньона.
   Всплывшая от мощного взрыва рыба, уносилась быстрым течением в сторону переката - туда, где её поджидали сноровистые руки солдат. Они ловко выхватывали из бурлящего потока светлые, похожие на нашу плотву рыбьи тушки, выбрасывая их на песчаную косу. Минут двадцать спустя "рыбалка" была закончена. Довольные хорошим уловом солдаты принесли к БТРу полное ведро трепещущей рыбы.
   -Хороша уха будет, - проглатывая слюну, заметил водитель, - а то консервы уже в глотку не лезут.
   Вернувшись на пост, Иванов принял доклад сержанта о том, что в его отсутствие ничего не произошло и, сделав необходимые указания, направился отдохнуть в шалаш, примкнувший к каменной кладке дорожного укрепления. Внутри его пробегал чистый, журчащий ручеёк. Там было тихо и прохладно. Солнце тонкими, золотистыми нитями пробивалось сквозь неплотную камышовую крышу, играя веселыми зайчиками на земляном полу.
   Николай сел на сколоченную из пустых снарядных ящиков скамейку, рядом бросил выгоревшие от солнца панаму и куртку. Все его тело охватила приятная истома. Хотелось сидеть вот так долго, долго, забыв об Афгане, о духах, которые всё чаще и злее стали нападать в этом районе на наши колонны. Рядом солдаты чистили рыбу, отмачивали в воде сухой картофель, готовили к обеду уху.
   - Товарищ старший лейтенант, - показался в проёме входа регулировщик, - к нам бача (мальчик) просится.
   - Пропусти, - отозвался офицер.
   Тут же в шалаш нерешительно заглянула курчавая, черноволосая голова 13-14-летнего пацана - афганца.
   - Здорово, Вася Трубачёв, - улыбаясь приветствовал его сержант чистивший рыбу, - заходи, гостем будешь". Васина мордашка расплылась в ответной улыбке, он смело прошмыгнул в глубь шалаша и, примостившись в углу, достал и положил на колени целлофановый пакет с фотографиями индийских киноактрис. Солдаты, на минуту отложив работу, потянулись к нему посмотреть, полюбоваться такими далекими и прекрасными женскими лицами.
   - Вот эта подруга ничего, - водитель ткнул пальцем в ярко разодетую темноволосую, с обнаженным животом индианку. - За сколько её продашь, а, бача?, - спросил он. Вася как будто ждал этого. Между ним и солдатом завязалась бойкая торговля. Иванов, сидя на скамейке, со стороны наблюдал за весёлым "поединком", понимая, что людям здесь нужна хоть какая-то психологическая разрядка.
   Водитель первый не выдержал, схватил Васину руку и, заломив её за спину, крикнул:
   - Не продашь за 10 афганей - оторву на хрен уши !. Бача скорчив на лице плаксивую гримасу, пискливым голосом согласился отдать фотографию за 15 афганей. Торг состоялся. Вася снова повеселел. Он проворно скрутил себе из обрывка газетной бумаги папироску, набил её чарзом (местным наркотиком), с удовольствием закурил, наполняя пространство шалаша кисловатым запахом дурмана.
   - Вася и как только ты эту заразу куришь? - спросил Иванов.
   - Нравится - ответил пацан, смачно попыхивая папиросой. Выкурив её, бача неожиданно запел: "Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе, как сын грустит о матери, как сын грустит о матери, видна". Коверкая и переставляя слова песни, Вася старательно выводил полюбившийся ему мотив.
   Тем временем подошла уха. Накрыв импровизированный стол, сержант позвал вех обедать. Бача за хорошую песню тоже получил порцию ухи, но от рыбы он наотрез отказался, сказав: мол, Коран не велит. Поев, афганец быстро собрал со стола грязную посуду и стремглав побежал её мыть в ручье рядом с шалашом.
   Сменив на дороге регулировщика и прихватив с собой автомат, Иванов направился к соседям в управление мотострелковой роты, расположенного в 200-х метрах от его поста.
   В прочном бетонном здании, построенном ещё задолго до войны для отдыха проезжающих, теперь размещались: казарма, управление и один мотострелковый взвод, ещё два были разбросаны по трассе. Подразделение несло охрану отведенного ему участка дороги. Иванова встретил старшина роты - единственный представитель командования. Командир находился в это время в отпуске, в Союзе. Один из взводных несколько дней назад подорвался на своей же мине, когда проверял минное поле, установленное на подступах к гарнизону. Двое других офицеров выехали в подразделения. Поздоровавшись и поговорив о делах, старшина напомнил Николаю о том, что у них сегодня банный день и он приглашает Иванова с хлопцами отведать парку.
   - Спасибо Григорьевич за приглашение, обязательно будем. Кстати, на ужин рыба тебе нужна? Мы сегодня на речке её немного глушанули. Уха классная получилась, в обед пробовали. Вам тоже с полведерка оставили" - сказал офицер.
   - Давай неси Николай, у нас лишним не будет, - с удовольствием согласился старшина. На том и расстались.
   Вернувшись на пост, Иванов убедился, что у него всё в порядке и снова, поручив сержанту исполнять обязанности старшего, с водителем и пулеметчиком выехал на БТРе проверить трассу.
   Боевая машина, ревя двумя движками, легко бежала по пустой дороге. Иванов, сидя на броне, напряженно всматривался в проносящиеся мимо него одинокие глинобитные дувалы (дома), скальные расщелины.
   Долина, постепенно сужаясь, перешла в мрачное, сырое ущелье - Щель Али, как его здесь называли. Солнце никогда не заглядывало сюда. Отвесные скалы вертикально уходили вверх, врезаясь где-то там высоко в ярко-синий осколок неба. Рядом в каких-нибудь десяти шагах грохотала, усиленная эхом, речка. На скользких, покрытых мхом камнях, сидела стая голубей. От оглушительного рокота двигателей БТРа они испуганно вспорхнули, веером разлетаясь в разные стороны. Убедившись, что на дороге всё в порядке, Николай дал команду водителю возвращаться.
   Близился вечер. В 18.00 трасса на всём своём протяжении от границы с Союзом до Кабула перекрывалась, отдыхая тёплой южной ночью от рёва и гари бесконечных автомобильных колонн, от трескотни автоматных и пулемётных очередей, от крика и стона раненых, обожжённых людей, от мата, крови, огня ..., чтобы с 6 часов утра всё начать сначала.
   Вернувшись назад, Иванов снял с поста регулировщика, а БТР загнал на стоянку под охрану часовых мотострелкового подразделения. Отдав последние указания экипажу, Николай наконец-то сбросил в чрево боевой машины надоевшие за длинный, жаркий день автомат, подсумки с запасными магазинами и гранатами, достал из рюкзака туалетные принадлежности и направился в баню.
   Небольшая банька, построенная нашими солдатами на берегу озерка, образованного перегородившей горную речку плотиной, находилась тут же, рядом. Внутри её вовсю "работали" веники, слышался веселый смех, шум от парившихся молодых ребят. Разогретые до красно-лилового цвета, они с визгом вылетали наружу и с разбега с бетонной плиты прыгали в прохладную радоновую воду.
   Раздевшись на берегу, Николай, ёжась, пробежал голыми ступнями по всё ещё неостывшему песку и, вобрав побольше воздуха в лёгкие, нырнул в клубящуюся банную круговерть. Здесь было влажно и жарко. Пот многих людей перемешивался с запахом свежих ивовых веток. Хорошо, до костей пропарившись, он соскочил с полка и с ходу бросился в озеро.
   После душного дня, проведенного на дороге, его уставшее тело вновь ожило, заблестело, затребовало движения. Николай одним махом пересёк озеро, развернулся, доплыл до его середины, лёг на спину. Чуть шевеля кистями рук, он лежал на зеркальной, прохладной поверхности, закрыв глаза, наслаждаясь нежностью земной природы. Солнце клонилось к закату, касаясь своей огненно-красной бахромой горных вершин. Первые тени наступающей ночи пробороздили на противоположных скалах черные паучьи нити.
   - Товарищ старший лейтенант! - взволнованно крикнул один из стоявших на берегу солдат, змея! Резко повернув голову вправо, Иванов увидел рядом с собой поднявшуюся из воды голову крупной змеи. Взгляд её ледяных глаз сковывал, завораживал. Николай, стряхнув с себя секундное оцепенение, круто развернулся и быстро поплыл к берегу, время, от времени оглядываясь назад. Змея не проявляя агрессивности, также повернула в противоположную сторону, к камышам.
   - Что, испугались, товарищ старший лейтенант? - спросил всё тот же солдат, когда Иванов вылез из воды на бетонную стену плотины.
   - Да нет, - ответил офицер, - не успел. Оба засмеялись.
   После бани, купания весь экипаж БТРа вместе с командиром сидя на ещё неостывшей от солнца броне, подшивали свежие подворотнички, рассказывали анекдоты, вспоминали жизнь в Союзе. Один лишь молоденький, последнего призыва солдат, охранявший БТР пока все купались, ещё плескался в озере. Солнце вот-вот должно было упасть за горные вершины, близилась ночь.
   Внезапно всё вокруг изменилось: фонтанчиками серой пыли вскипела дорога. Пули неприятно зацокали по броне стоявшего рядом танка. Часовые, пригнувшись к земле, во весь дух неслись к защитным сооружениям. Слышались резкие, отрывистые команды сержантов и старшины.
   Пока стрелки, расчёты, экипажи занимали заранее подготовленные огневые позиции, снимали массеть, чехлы со стволов зенитной установки, раскручивали маховики подъема пушек, пулеметов, первыми открыли ответный огонь часовые. Жидкие, неуверенные трассы автоматных очередей постепенно, со всё нарастающим воем и грохотом, стали обрастать глухими выстрелами ЗУ-шки (зенитной установки), языкастыми вспышками выпущенных мин и гранат, гулкими, протяжными уханьями танковой пушки.
   Несколько секунд понадобилось экипажу Иванова занять в БТРе свои места. Пулеметчик лихорадочно вращал маховики поворота и подъема башенного пулемета, пытаясь сквозь узкий зрачок прицела нащупать в сгущающихся сумерках огневые точки противника. Николай, перекрывая шум, закричал на замешкавшегося водителя, все ещё не сумевшего запустить двигатели. Оставаясь на месте без движения, они представляли для духов отличную мишень. Наконец, смачно, вперемежку с дымом, огнём и несгоревшим топливом выхлопные трубы выстрелили и движки завелись.
   Длинная пулеметная очередь, выпущенная из КПВТ, наполнила боевую машину едким запахом горелого масла и пороха. Где-то вверху клокотала огненно-свинцовая метель, озаряя вспышками разрывов мрачные, безмолвные скалы.
   БТР маневрировал на узкой площадке, поддерживая своим огнем мотострелков. Напряжение первых минут боя спало. Заговорившее в руках оружие вселило уверенность, силу. Частота и точность выстрелов со стороны противника стала быстро угасать.
   Только сейчас Иванов вспомнил о молодом солдате. Открыв крышку люка БТРа, он увидел, что парнишка продолжает плавать в озере, не понимая, что творится кругом. Срывая голос, Николай закричал:
   - Шарипов, духи, в машину!
   Только сейчас видно дошло до солдата, что это не учебная стрельба, а настоящий бой. Офицер наблюдал, как быстро заработали в воде его руки. Выскочив на берег, Шарипов как был голышом, так и бросился со всех ног к спасительному БТРу: там броня, там свои.
   - Неужели не добежит, срежут?, - мелькнуло в голове у Иванова, - нет, должен!
   - Водитель стой! Сержант, открой левый десантный люк! Быстро!, - скомандовал офицер. Солдат, подгоняемый свистом пуль и грохотом продолжающегося боя, сходу влетел в раскрытый люк БТРа. От пережитого мгновение назад страха, зубы его отстукивали барабанную дробь, руки и ноги конвульсивно передергивались, лицо, белое как пергамент, неестественно вытянулось.
   - Ничего парень, ещё не такое переживёшь, ко всему привыкнешь, - успокаивающе сказал ему Иванов.
   Не застав "шурави" врасплох, и не ожидая такого шквала ответного огня небольшого гарнизона, моджахеды прекратили стрельбу. Несколько пулеметных и автоматных очередей закончили последнюю строчку скоротечного боя. Наступила тишина. Ещё не прозвучала команда "оставить огневые позиции", ещё дымились неостывшие оружейные стволы и солдаты всё ещё неуверенно выглядывали из окопов, а ночь тем временем, вступила в свои права.
   Раненых и убитых не было ни у "комендачей", ни у мотострелков.
   Поставив на прежнее место бронетранспортёр и отдав распоряжения экипажу, Иванов направился к старшине.
   - Испортили, однако, нам эти гады банный день. И ведь знают же когда..., - огорчённо сказал прапорщик, встречая офицера.
   - Ничего старшина, главное никого не задело, - ответил Николай.
   - Проходи Коля, пропустим водочки по такому случаю. Нам с тобой сегодня просто повезло. Что-то плохо в этот раз духи стреляли. Правда и хлопцы мои настороже, видал, как действуют, - довольно о своих подчинённых отозвался прапорщик, - и повар у меня молодец, успел-таки приготовить ужин до этой канители".
   Иванов со старшиной вошли в небольшую без окон комнату. Стул, тумбочка и солдатская кровать с задвинутым под неё чемоданом, составляли весь нехитрый её интерьер. Подвешенная к потолку керосиновая лампа тускло освещала помещение. На столе, накрытым газетой "Красная Звезда", стояли: сковородка с жареной рыбой, бутылка "столичной", тарелка с разогретой тушенкой, приправленной зелёным луком и две железные кружки. Поговорив понемногу обо всём и распив спиртное, Иванов, утомлённый прошедшим днем, пошёл спать в отведённую ему комнату. Она мало чем отличалась от старшинской, наверно лишь одним окном, с разбитыми стеклами, свободно пропускавшим в неё свежий горный воздух, да холодный, мерцающий свет далёких звёзд и луны.
   Пододвинув вплотную к бетонной стене кровать, Николай разделся, положил под подушку пистолет. Уснул тут же, только голова коснулась плоской ватной подушки. Он уже давно привык моментально засыпать и просыпаться без будильника в любое время суток, этому его научила суровая армейская жизнь. В 15 лет, одев военную форму воспитанника Суворовского училища, Иванов ни разу не пожалел о сделанном когда-то выборе - стать офицером.
   Вот и здесь в Афганистане пронеслось уже полгода, за которые он приобрёл боевой опыт, врос, вжился в окружавшую обстановку. Но жизнь, особенно армейская, - эта интересная штука, всё время подкидывает новые и новые испытания, узлы проблем, в которых необходимо быстро и правильно разобраться.
   Николай всё глубже и глубже проваливался в бездну сна и вдруг - взрыв, мгновенное пробуждение и возвращение назад, в явь. Ещё не понимая, не осознавая происходящего вокруг, Иванов был на ногах. В кромешном мраке южной ночи вороненая сталь "Макарова" привычно холодила его руку.
   Трассирующая автоматная очередь ударила рядом, в фундамент здания. Рикошетировав от бетона, пули с визгом ушли в сторону.
   -Духи? - резануло в голове. Иванов в трусах, с пистолетом на изготовку, не раздумывая, выпрыгнул в разбитое окно. Липкая темнота тут же охватила его тело. Споткнувшись обо что-то твёрдое, он услышал как недалеко, в стороне кто-то надрывно закричал. Готовый выпустить обойму в первого попавшего на пути, Николай побежал к своему БТРу. Взлетев на броню, старлей грохнул рукояткой пистолета по крышке люка. Внутри что-то звякнуло, он открылся. Солдаты заспанные, ничего толком не понимая, испуганно уставились на своего офицера.
   - Что случилось? Почему здесь стреляли? Где сержант? - разом выпалил Иванов.
   - Товарищ старший лейтенант, - ответил водитель, - мы сами ничего толком не знаем. Слышали стрельбу и всё. А сержант пошёл к танкистам спать.
   - Всем вружьё! По местам! - скомандовал офицер.
   Однако сержанта ждать и искать не пришлось. В непроглядной ночной темноте послышались его шаги и голос:
   - Товарищ старший лейтенант, не беспокойтесь, у нас всё нормально. Подойдя к Иванову, он коротко объяснил, что здесь произошло:
   - С соседнего гарнизона приехали на БТРе солдаты. Ребята были изрядно "поддатые". У одного из них произошёл на днях конфликт с замкомвзводом здешнего подразделения. Оставив свой БТР на дороге, под покровом ночи, они проникли на территорию гарнизона и, найдя сержанта, устроили драку. Кто-то из местных солдат прыгнул на танк и дал пару очередей поверх голов нападавших. Те испугались и "дернули" к своему БТРу. Вот и всё, - закончил сержант.
   Выслушав объяснения, Иванов, выругался. Стало немного легче. Приказав сержанту с экипажем находиться в БТРе, он вернулся в свою комнату, там оделся и направился на поиски старшины.
   Прапорщика Николай встретил в холле здания. С керосиновой лампой в руке и автоматом, закинутым за плечо, старшина проводил инструктаж отделения солдат, экипированных по полной боевой. Он в точности подтвердил информацию сержанта. Мотострелковое отделение, получив соответствующие указания, растворилось в темноте.
   Выйдя из помещения, прапорщик приказал включить прожектор на стоявшем в окопе БТРе и осветить дорогу. Вспыхнул яркий луч, пробив в темноте световой туннель, порыскал по сторонам и, отыскав нужную цель, остановился на ней. Было видно, как в кювете рвётся, пытаясь выскочить на дорогу бронетранспортёр.
   - Ты только посмотри, что делают с нашей техникой сволочи, - возмущался старшина. - Пулеметчик, дай очередь рядом с машиной, да гляди, никого не зацепи, - скомандовал он.
   Длинная, резкая в ночной тишине, многократно повторенная эхом трассирующая очередь из крупнокалиберного пулемета огненными вспышками распорола темноту. Слышно было, как заглохли движки БТРа. В белом прожекторном пятне заметались люди. Минут через пятнадцать в холл здания ввели четверых солдат. У одного было разбито лицо, он все время дёргался и страшно матерился.
   - Вот этот старший у них, - показал сержант на побитого. Старшина подошел к продолжавшему брыкаться солдату, широкой, как лопата рукой взял его за грудки:
   - Что сынок, мало значит здесь нас духи гробят, так нет, надо ещё чтоб такие как ты им помогали? - с этими словами свинцовый кулак прапорщика врезался в грудь стоявшего перед ним солдата. Тот словно мешок с песком рухнул на пол.
   - Связать и бросить в подвал. Завтра, когда придёт в себя, разберемся. Технику отбуксировать в гарнизон. А этих, - указал старшина на остальных солдат, - положить спать.
   Когда все успокоились и разошлись, Иванов вышел из здания, присел на остывшую бетонную ступень крыльца. Над его головой в ночном бездонном небе ярко светились чужие, далекие звёзды. Он отыскал по ним направление на север. Где-то там - за тысячи километров, сейчас беззаботно отдыхала его семья. Горный ветерок приятно холодил. Спать не хотелось. Наступал новый, одиннадцатый день дежурства. Каким будет он?
  

КОМЕНДАНТСКИЙ ПАТРУЛЬ

  
  
   Пролетят пейзажи, как во сне,
   Горные пустыни, перевалы.
   Порохом пропахли на войне
   И машины наши и привалы...
  
   (Автор неизвестен)
  
  
   Августовским жарким, душным вечером в кабинете майора Сигарёва - командира ОДКБ (отдельного дорожно-комендантского батальона) собрались офицеры на очередное совещание. Рассматривался вопрос выезда комбата в подразделения с целью их проверки. Разбросанные на 250 километровом участке дороги Хайратон - Хинжан комендантские роты обеспечивали разведку, сопровождение, огневое прикрытие и связь проходящим транспортным колоннам. На совещании комбат принял решение взять с собой в командировку комсорга части старшего лейтенанта Иванова.
   После ужина Николай получил у дежурного оружие, набил запасные магазины патронами и завалился пораньше спать, не обращая внимания на тучного, неуклюжего, к тому же, вечно ноющего начальника клуба, лежащего на соседней койке. От нестерпимой духоты, мучавшей его огромное рыхлое тело, он пытался спастись укрывшись простынёй, смоченной тёплой, солончаковой водой. Но это ему, похоже, мало помогало.
   - И зачем сюда таких бедолаг посылают, - вяло шевельнулась последняя мысль в мозгу у Николая, прежде чем он растворился во сне.
   Ровно в пять утра к штабу подкатил БТР. Отдав последние указания своему заместителю, комбат с комсоргом поудобнее устроились на броне, двигатели взревели, рванув вперед многотонную бронированную машину.
   Трасса, ещё не разбуженная горячими выхлопами автомобилей, лязгом стальных гусениц бронированных машин, встретила одинокий БТР сонливою пустотой. На всём её протяжении от Термеза до Кабула с 18 часов вечера до 6 утра действовал комендантский час.
   Только-только начали заводить технику в армейских и афганских колоннах, тянуло приятным дымком от походных кухонь, зажглись огоньки в стоящих невдалеке дуканах (лавках).
   Боевая машина легко неслась по ровной, как стекло дороге. Свежий встречный ветер быстро выдул у Иванова остатки сна. Начинало светать. Остался позади афганский кишлак и по обеим сторонам, нескончаемой чередой потянулись расплывчатые жёлто-серые песчаные барханы. Они постоянно, под воздействием ветра, перемещались, часто засыпали полотно трассы, доставляя много хлопот дорожно-строительным подразделениям.
   Через час прибыли в п. Найбабад. Рядом с кишлаком приютился небольшой гарнизончик 1 ДКР (дорожно-комендантской роты). Командир подразделения стройный, по военному подтянутый старший лейтенант четко отрапортовал комбату, представил свое хозяйство. Долго здесь не задерживаясь и наскоро перекусив, двинулись дальше - на юг.
   Пустыня постепенно стала переходить в нагорье такое же жёлто-серое, лишь кое-где истыканное, словно обрывками колючей проволоки, сухими корявыми растениями, а дальше, на горизонте, грозно и величественно вставали остроконечные горы.
   Дорога лентой вилась между холмов, скальных выступов, постепенно втягиваясь в узкую горловину ущелья. Внезапно оттуда на встречу БТРу с рёвом, усиленным нависшими каменными громадами, выскочила колонна КамАЗов, спешащих в Хайратон или Термез за очередной партией груза.
   К полудню остановились ещё в одном небольшом гарнизоне, расположенном возле крупного населенного пункта Айбак. Здесь комбат проверил инженерные укрепления, работу средств связи, оружие и быт солдат.
   Затем, плотно пообедав и забрав с собой письма бойцов, выехали в сторону г. Пули-Хумри.
   На этом участке начинался затяжной подъем на перевал Мирза -Отбили. Чаще на обочинах дороги стала встречаться сожжённая и покорёженная техника. Здесь, на юге провинции Саманган активно действовало более десятка банд-формирований душманов, контролирующих значительную территорию района. Обогнали вереницу тяжело плетущихся в гору одногорбых верблюдов, груженных тюками какой-то поклажи. БТР напрягая все свои железные силы и оставляя за собой длинный сизоватый дымный шлейф, с трудом вылез на вершину перевала, а затем, словно вздохнув после тяжкого труда, легко покатил под гору, стремительно увеличивая скорость.
   Машина шла ходко, бешено вращались колеса, отматывая один за другим десятки километров. Впереди замаячили плоские крыши дувалов (домов) Пули-Хумри. По днищу БТРа что-то глухо стукнуло. Взвизгнули тормоза и, оставляя на асфальте широкие, чёрные полосы жжёной резины, машина остановилась. Николай, очнувшись от легкого забытья, резко повернулся назад. На дороге, дергаясь в предсмертных судорогах, лежал баран.
   - Ты что, слепой, ничего впереди себя не видишь? - грозно глядя на водителя, повысил голос комбат.
   -Товарищ майор, - оправдывался солдат, - он же выскочил из кустов, что я мог сделать? Тем временем на дорогу выбежал пастух-афганец, всплеснув руками, он что-то запричитал на своём гортанном языке, наклоняясь над умирающим животным.
   - Всё, хватит глазеть, натворил твою мать ..., вперёд, - скомандовал в гневе майор.
   Через несколько минут по обеим сторонам замелькали первые пригородные постройки Пули - Хумри. БТР сбросил скорость, осторожно вписываясь в непрерывный автомобильный и людской поток, стремящийся к центру. Проезжая по своеобразно-живописным улицам афганского провинциального городка Иванову - русскому человеку, интересно было наблюдать за шумной, бурлящей жизнью странного и пока ещё непонятного восточного народа.
   Если славяне более спокойны, степенны, основательнее, речь наша плавна, слова округлы, в них больше гласных букв, мягких звуков, - то афганцы, полная нам противоположность. Всё здесь движется, куда-то спешит, играет и блестит яркими красками, голоса людей отрывисты, глухи, одежды необычны. Да, действительно, все мы очень различны, непохожи друг на друга: языком, цветом кожи, традициями, но в то же время, всех нас объединяет одно имя - человек и один общий дом - земля. Часто мы забываем об этом, тогда рождается ненависть, начинают "говорить" пушки, льётся кровь, пылают дома, посёлки, города. Что это: объективная, заложенная в нас природой закономерность - повторяющаяся с какой-то ужасающей цикличностью или же просто проявление крайнего, необузданного всплеска агрессивности у народа в борьбе за своё существование, место на планете. Так думал старший лейтенант Иванов, обозревая с брони БТРа окружающую действительность.
   Бронетранспортёр с трудом продвигался вперёд в плотной массе машин, животных и людей. Вдоль дороги один возле другого громоздились дуканы (лавки, магазины), доверху забитые всевозможным товаром. В мясных лавках мухи гроздьями облепляли вывешенные на длинных железных крюках куски свежей баранины. Пацаны, словно своры дворовых собак, кружили вокруг проходящих мимо машин, надоедливо предлагая свой товар (часто это были наркотики) или наоборот, просили что-то продать им. Тем временем другие, улучшив момент, старались незаметно что-нибудь стащить у зазевавшегося водителя. Бывали случаи, когда они на ходу с машины успевали снять запаску или слить топливо из баков. И во всём этом, кажущемся на первый взгляд хаосе, витал аромат фруктов, свежеиспечённых лепёшек, горьковато - дымный запах шашлыков.
   Наконец миновали Пули-Хумри, затем проскочили небольшой перевал и БТР, хрустя колёсами по мелкому гравию, остановился у полосатого шлагбаума 2-й дорожно-комендантской роты.
   Управление этого подразделения размещалось в большом базовом гарнизоне, напичканном складами, хранилищами, тыловыми частями, здесь же находились госпиталь и вертолётная площадка. Расположение в этом районе крупного тылового объекта 40 армии в стратегическом плане наверно было целесообразным и удобным, так как он находился на полпути от Термеза до Кабула, перед высоким горным перевалом Саланг. В санитарно-эпидемическом же отношении выбор этого места под столь значительный гарнизон был просто преступен. Не зря его здесь окрестили - "долиной смерти".
   По историческим документам и рассказам местных жителей в этой долине когда-то давно, в период колонизации Востока, погиб от пуль и сабель непокорных афганских племён, а также в значительной степени и от инфекционных болезней целый экспедиционный корпус английских солдат. И вот сейчас, более века спустя, на этом же гиблом месте была построена большая военная база 40 армии.
   Рассказывали, что при её строительстве, пробурив первую водяную скважину, все были безумно рады этому событию. Отпала необходимость доставлять питьевую воду за много километров. Казалось вода, поднятая насосами с многометровой глубины, будет и должна бы быть, кристально чистой, поэтому в первые дни её пили без предварительной проверки и очистки. Однако, тела сотен, может быть тысяч английских солдат, погибших от инфекции и захороненных в этой долине, навсегда отравили здесь землю и воду. Через несколько дней после пуска скважины, в гарнизоне сразу заболело несколько человек. Медиками была зарегистрирована распространяющаяся эпидемия тифа и гепатита. Теперь своей, густо хлорированной воде никто не радовался. Каждая часть или подразделение стремились брать и завозить её подальше от этого страшного места, а вернее сказать - кладбища.
   В отстроенном здесь же госпитале, лечились, некоторые (пусть им земля будет пухом) умирали от тяжёлых ран и болезней, уже не колониальные солдаты, прибывшие с туманного Альбиона, а наши - советские парни. Тяжело было смотреть, как в пыльных госпитальных бараках, обнесенных со всех сторон колючей проволокой, лежали, мучаясь в лихорадке, бреду исхудавшие до жил и костей молодые ребята. Практически каждый из служивших в этом гарнизоне солдат и офицеров, перенес тяжёлое заболевание, а то и целый их "букет".
   Николай, соскочив с БТРа, первым делом освежился прохладной родниковой водой, только - что привезённой старшиной роты на водовозке. Собрал актив подразделения, поговорил с солдатами о том, как они живут, какие у них проблемы, как организован их отдых и питание. С первого взгляда было видно, что командование роты заботится о своих подчиненных: капитально отстроенная казарма, красный уголок с телевизором, хорошая баня с парилкой, всё подтверждало это, оставляло хорошее впечатление.
   Пробыв в гарнизоне два дня, майор Сигарёв с командиром роты направились далее по трассе - в штаб бригады, расположенном в п. Хинжан. Иванова комбат оставил на усиление роты вместо убывшего командира подразделения.
   На следующий день Николай в качестве старшего, выехал на патрулирование дороги в район Пули-Хумри. Заболоченный участок на подъезде к городу с северной стороны часто обстреливался моджахедами. Из-за этого, а часто и по собственной вине, наши и афганские колонны несли здесь значительные потери в людях и технике. Многие старшие колонн, стремясь заработать, приобрести дефицитный в Союзе товар, останавливали машины у приткнувшихся к самой дороге одиноких дуканов и быстро проворачивали выгодную обеим сторонам сделку. В продажу шло всё, чем были загружены машины: это и уголь, лес, продукты, топливо и т.д. Здесь-то и поджидали духи ловких на руку шурави (советских), безнаказанно расстреливая или уводя их в плен.
   Выбрав скрытое место для засады и наблюдения за трассой, Иванов приказал водителю заглушить движок. Побежали утомительные минуты и часы ожидания. Рядом, в небольшой речушке, заросшей плотным камышом и осокой, шла своя, недоступная постороннему глазу жизнь, изредка выдаваемая лёгким шлепком по воде гуляющей рыбы или криком какой-то неведомой болотной птицы. Солнце поднялось высоко. Становилось нестерпимо жарко. Всё чаще солдаты прикладывались сухими, потрескавшимися губами к кисловатым горлышкам алюминиевых фляжек. Третий час экипаж изнывал от зноя и безделья. Наконец Иванов услышав отдаленный гул, встал на пулеметную башню БТРа, поднес к глазам армейский бинокль.
   - Так, ребята, - весело сказал он, - к нам бежит какая-то наша колонна. Всем по местам! Соблюдать радиомолчание!
   Колонна точно была своя, "союзная" и состояла из 30-40 КамАЗов-самосвалов, огневого прикрытия и техзамыкания. Машины, гружённые углем шли, вероятнее всего, до Пули-Хумри, так разглядывая её в бинокль, смог определить Николай.
   Иванов, не раскрывая себя, пропустил колонну. Он чётко слышал команды передаваемые старшим по радиосвязи. Машины на большой скорости пронеслись мимо него и стоящих невдалеке дуканов, лишь две последние, резко затормозив, круто свернули к ним.
   Николай видел, как из ближнего КамАЗа выскочил офицер и тут же к нему подбежали афганцы. После короткого разговора одна из машин сдала назад и на площадке, возле крайнего дукана, стала быстро вырастать гора угля, сыпавшегося из поднятого кузова самосвала.
   - Заводи! Вперед! - скомандовал экипажу Иванов. Оба движка БТРа разом взревели и выбрасывая из-под колес землю, он с места взял "в карьер", вылетая на опустевшую трассу. Камазисты, увидев неизвестно откуда появившийся полосатый БТР, быстро сообразили в чём дело, вырулили на дорогу и, рассыпая по ней остатки угля, рванули вслед своей далеко ушедшей колонны.
   - Реакция у них отменная, - подумал Николай, - теперь начнутся гонки.
   Расстояние между бронетранспортёром и беглецами стало увеличиваться. Тяжёлая, бронированная машина не могла тягаться в скорости с быстроходными КамАЗами. Иванов, выйдя в радиоэфир на той же, что и у автомобилистов частоте, приказал старшему колонны снизить скорость. Останавливать технику в этом районе было небезопасно. Ответа на команду Николая не последовало, наоборот, в эфире появились умышленно поставленные радиопомехи. Рассчитывать на связь с ДКП (дорожно-комендантским пунктом) теперь не приходилось.
   Погоня продолжалась. По характеру Иванов был упорный в достижении цели человек, даже в чём-то немного азартный. Чем больше на его пути вставало препятствий, тем настойчивее он шёл на их преодоление.
   Экипаж БТРа догнал злополучную колонну только возле самого ДКП, перед въездом в гарнизон. Здесь оформлялись документы, старшие отчитывались о людях, технике, грузе и вся эта информация немедленно передавалась на ЦДП (центральный диспетчерский пункт) 40-й армии в Кабул. Там чётко отслеживалось передвижение всех транспортных колонн в ДРА.
   Соскочив с пыльной брони бронетранспортёра, Иванов вошёл в небольшую комнату ДКП. Возле стола, заканчивая оформлять документы, стоял старший угольной колонны. Николай его знал.
   - Привет мужики, - поздоровался с присутствующими Иванов. Из-за стола, заваленного бумагами, поднялся прапорщик, улыбаясь сквозь прокуренные усы, протянул руку навстречу шагнувшему к нему Николаю,
   - Что-то ты рано сегодня? Что-нибудь с техникой?, - спросил прапорщик.
   - Да нет, вот целый час гнался за Петровичем, - кивнул комсорг в сторону часто моргающего капитана, - чтобы с ним поздороваться, а он не хотел тормознуть. Не уважаешь ты, однако, капитан комендачей.
   - С чего ты это взял? - немного расслабился автомобилист, - когда вы нас уважаете, тогда и мы вас. А то, что ты шёл за моей колонной, я не видел.
   - Ну конечно, так тебе и поверил. Скажи лучше, от кого тогда вы драпанули после продажи афганцам машины угля и почему мне ставили радиопомехи? - напрямую спросил Иванов.
   - Да что ты старлей несёшь! Что ты меня пугаешь!? - взорвался капитан. Да я по этой трассе уже второй год мотаюсь, меня здесь каждая "собака" знает и твоим домыслам никто не поверит, понял!
   Прапорщик, вновь сел за свой стол, опустил глаза, неподвижно уставившись в ворох лежащих перед ним бумаг, дожидаясь конца этого неприятного разговора в который он вмешиваться не хотел, да и согласно должностных обязанностей не мог.
   - Хорошо, - отрезал Иванов, переходя на официальный тон, - товарищ прапорщик составьте протокол на недостачу груза в этой колонне. Информацию о нарушении капитаном Ивлевым обязанностей старшего колонны и недостачу угля передайте на ЦДП армии.
   - Слушаюсь, - привстав со стула ответил тот. Капитан налившись краской, грубо выругался и, хлопнув дверью, вышел из помещения ДКП.
   - Видишь, Михайлыч, - обратился Николай к прапорщику, - какие они орлы. Заскочили на несколько дней в Афган, сбросили налево машину - другую груза, набили карманы деньгами, тряпками, а то и наркотиками и обратно в Союз. В боевых действиях не участвуют. В случае обстрела списывают половину техники на боевые потери, которую здесь же и продают. А посмотри, орденов и медалей у них больше, чем у нашего брата.
   - Да ты не кипятись Николай, ведь не все же такие, - успокаивающе заметил прапорщик. - Знаешь, есть такая пословица: - "На войне двое воюют, а третий - ворует".
   - Точно Михайлыч, метко сказано, - согласился офицер.
   Закончив разбираться с колонной капитана Ивлева, комсорг со своим экипажем вновь вышел на трассу. Стали на этот раз в пригороде Пули -Хумри. Николай выставил на дороге регулировщика, а сам, развалившись на броне БТРа углубился в чтение книжки, прихваченной из гарнизонной библиотеки.
   Пулеметчик время от времени медленно поворачивал башенку, прощупывая зорким оком прицела окружающую местность. Машины различных марок проносились мимо них.
   - Товарищ старший лейтенант, - позвал офицера солдат, - взгляните вон туда, - указал он рукой, - там что-то непонятное происходит. В это время послышалась приглушенная расстоянием стрельба. Клубы чёрного дыма взметнулись вверх и стали разрастаться в районе асфальтового завода.
   Иванов мигом влетел в раскрытый люк БТРа, отстранив солдата, сам приник к окуляру прицела пулемета. Он увидел, как несколько человек то появлялись, то исчезали за скальными выступами, быстро продвигаясь к вершине горы. Николай прикинул разделяющее его с ними расстояние, оно было предельно даже для крупнокалиберного пулемета, да и точно определить, кто из них свои, а кто "духи" было невозможно. Связь молчала, так как радиосигнал с данного места до ДКП через перевал не проходил.
   - Эх, подкатить бы поближе, да резануть по ним очередью из КПВТ, точно бы никто не ушел, - подумал офицер. Но пока он сделает по городу круг, а там не разгонишься, душманы всё равно успеют уйти за горный хребет.
   Продолжая сопровождать длинным стволом пулемета мечущиеся живые точки, Иванов то сжимал, то разжимал рукоятку электроспуска.
   Вечером, вернувшись из патруля, Николай узнал, что действительно, группа моджахедов напала на асфальтовый завод, убила несколько рабочих и, совершив поджёг склада ГСМ, ушла в горы. Несмотря на то, что в этом он был невиноват, в душе всё равно чувствовался неприятный осадок в том, что это происходило на его глазах, а он так и не смог вмешаться, защитить, помочь.
   Через сутки комсорг снова выехал на патрулирование всё в тот же район. Остановились в городе возле одного из дуканов. Купили горячих лепёшек и крупных с тонкой, нежной кожицей мандарин. Здесь же сидя на броне и решили их " уничтожить", так как просто невозможно было долго терпеть исходящий от них аппетитный аромат.
   Отхватив зубами большой кусок лепёшки Иванов спиной почувствовал, что кто-то на него внимательно смотрит. Обернувшись, он увидел проходившую мимо БТРа юную, изящную афганку. Её грубая чадра была сброшена на плечи, большие, чёрные как ночь глаза на прекрасном личике с каким-то лукавым любопытством, смотрели прямо и открыто на Николая. Внутри у офицера всё разом оцепенело. Кусок застрявшей в горле лепешки перехватил дыхание. Девушка, видя какой эффект произвела на "шурави" улыбнулась, на миг закрылись и вновь вспорхнули крылья-ресницы её неотразимых глаз, сняв тем самым "шоковое" напряжение с офицера. Иванов почувствовал неловкость своего положения, в которое внезапно попал. Взглянул на сидящих рядом солдат, но и они, это можно было прочитать по их лицам, пребывали в таком же, как и он состоянии.
   - Ух, - выдохнул сержант Агеев, - ну и подруга. Одним своим взглядом спокойно могла взять в плен.
   Афганка, тем временем, отойдя от них на приличное расстояние, ещё раз обернулась, в последний раз бросив на экипаж свой гипнотический взгляд и накинув на голову чадру, заспешила по каким-то своим неотложным делам.
   Твой убийственный взгляд, что сражает людей наповал,
   Я привлечь не сумел, хоть о смерти такой тосковал.
  
   Продекламировал Николай строки из стихов Алишера Навои.
   Постояв часа два в городе, выехали на его северную окраину - в район "камышовой долины". Встали возле дороги, недалеко от разрушенного кишлака. Около 14 часов сержант заметил вдали от трассы столб пыли. Иванов приказал экипажу занять свои места, приготовить оружие к бою. Через несколько минут из-за развалин заброшенного кишлака появились две зелёные "коробочки" - БТРы. Офицер приказал регулировщику остановить их и вызвать к нему старшего.
   Скрипнули по сухому асфальту колеса остановившихся боевых машин. С головного бронетранспортёра лихо спрыгнул старший лейтенант и не спеша подошёл к Николаю. По его внешнему виду можно было без труда определить, что этот офицер уже не первый месяц в Афганистане.
   - Привет комендант! - поздоровался он с Ивановым.
   - Здорово живешь! - в тон ему ответил Николай.
   - Что ты от нас хотел? - спросил старший лейтенант.
   - Вы откуда и куда, если не секрет? - в свою очередь поинтересовался Иванов.
   - Да какой там секрет. Мы разведчики. Стояли возле этого поганого кишлака двое суток. Ждали караван с оружием, но он так и не пришёл. Сейчас направляемся на перевал в свой батальон. Пропустишь? - усмехнулся старлей.
   - Хорошо, проезжай. Да, передай там моему старому знакомому майору Трушину привет от Николая Иванова. Мы когда-то вместе служили.
   - Лады, передам, - махнул на прощанье рукой разведчик.
   От резко выжатого газа громко выстрелили выхлопные трубы БТРов и машины стремительно набирая скорость понеслись, а через пару минут вовсе растаяли в расплавленном мареве перегретой от полуденного солнца дороги.
   Иванов в душе завидовал этим отчаянным парням, шедшим на встречу опасности, часто рискуя своей судьбою.
   Батальонная разведка,
   Мы без дел скучаем редко,
   Что ни день, то снова поиск,
   Снова бой...
   Вспомнил он популярные слова песни, родившейся здесь в Афганистане.
   - Что ж, такой вот получился расклад: кому в разведчиках, кому - в комендачах, - успокоил себя Николай.
   В этот день мимо них проскочили ещё две колонны. Больше движения транспорта не предвиделось. Можно было собираться в обратный путь. Но тут Иванов увидел спешащую в его сторону группу людей. Старики, женщины, дети, что-то крича и размахивая руками, бежали к БТРу. Офицер отдал распоряжение экипажу завести мотор, приготовить оружие. Вскоре человек двадцать местных жителей окружили боевую машину. Они походили на растревоженный кем-то пчелиный улей, так же шумели, галдели на непонятном Иванову языке.
   - Тихо! - подняв вверх руку с автоматом, крикнул офицер. - Кто может мне по-русски объяснить, что здесь у вас произошло? - обратился он к афганцам. Толпа понемногу успокоилась. Тогда заговорил один из стариков. Переводил его речь худенький с оспинами на лице бача (пацан). Он сказал, что недавно у них в кишлаке были "шурави" (советские). Они заходили в их дувалы (дома) и забирали все самые ценные и дорогие вещи. При этих словах толпа зашумела, женщины запричитали. Иванову вновь пришлось успокаивать людей.
   - Убитые и раненые у вас есть? - спросил он.
   - Нет, им никто не оказывал сопротивления, и они никого не тронули - перевел бача ответ старика.
   - Вы запомнили номера их машин? - снова спросил Николай.
   -Да, знаем, - ответил афганец и назвал номера БТРов, тех, что недавно останавливал Иванов.
   - Вот черт, - про себя подумал Николай, - что теперь делать? Плюнуть на все и уехать, тогда лучше здесь не появляться - начнут нас в отместку жечь, да и пожалуются советникам или своим руководителям, а те уж раздуют.... Двое человек и переводчик ко мне, на броню. Остальные возвращайтесь в свой кишлак. Обещаю, что скоро во всем разберемся, - твёрдо сказал Иванов.
   Потолковав о чём-то между собой, из толпы отделились два сухих, согнутых временем и тяжелой жизнью старика. Они и бача-переводчик ловко вскарабкались на броню бронетранспортёра.
   - Сашка, дави на газ! Направление - перевал Мирза - Отбили", - скомандовал Николай.
   Часа через полтора они поднялись на вершину перевала и въехали в раскрытые ворота мотострелкового батальона. Иванов приказал сержанту Агееву не выпускать афганцев из БТРа, а сам направился к командиру части.
   В полуподвальном помещении штаба было прохладно. Пыльные 127 вольтовые лампочки тускло освещали внутренность помещения. Иванову понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть после ослепительно яркого солнечного дня к новой обстановке.
   - Вы к кому, товарищ старший лейтенант? - спросил внезапно появившийся перед ним сержант с повязкой дежурного.
   - К командиру, - ответил Иванов.
   - Наш комбат в отпуске, вместо него замполит майор Трушин, - доложил дежурный.
   - Отлично, где его можно найти? - спросил Николай. Сержант указал рукой на противоположную дверь.
   Николай вошел в небольшую комнату. Сквозь плотные клубы сигаретного дыма с трудом просматривались несколько человеческих фигур, сидящих за столом, накрытым нехитрой закуской и спиртным. Возглавлял это "ристалище" майор Трушин. В тельняшке, с отращенной бородой, он мало походил на того секретаря партбюро ОБМО (отдельного батальона материального обеспечения), которого когда-то знал Иванов по службе в Прибалтийском военном округе. На появление комсорга здесь никто не обратил внимания.
   - Что Виктор Алексеевич, не узнаешь старых друзей? - громко, перекрывая шум застолья, сказал Николай. Внезапно воцарилось молчание.
   - Колька! Да этого просто не может быть, неужели это ты!? Каким ветром тебя ко мне занесло!? - поднимаясь из-за стола, с распростертыми руками навстречу Иванову шагнул майор. Они крепко по-мужски обнялись.
   - Алексеевич, кости мне сломаешь! - взмолился Николай.
   - Молодец, что меня нашёл, - хлопая по спине Николая сильной рукой не унимался Трушин. - Садись к столу, сейчас врежем с тобой по чарке "по нашей фронтовой". Звякнули армейские железные кружки и теплая, отдающая соляром водка, привезенная из Союза скорей всего в топливных баках или цистернах наливников (так перевозили её контрабандным путём через границу), обжигающе приятно влилась в организм.
   - Знакомься Николай, с моими ребятами, - указал он на сидевших рядом с ним офицеров, представляя каждого по имени, - а вот ещё два гостя из полка, - продолжал знакомить комсорга с присутствующими майор. Николай в последних сразу узнал "старых знакомых" по недавней встречи на дороге.
   - А, комендант, - признал и его в свою очередь разведчик, - передал я твой привет Виктору, да смотрю не стоило мне этого делать, раз ты сам сюда пожаловал. Иванов промолчал. Снова застучали кружки, заклубился сигаретный дым. Голоса сидящих за столом становились всё громче. Офицеры были уже сильно пьяны, их языки неконтролируемые мозгом, мололи всё подряд. Вспоминая с Трушиным минувшие дни службы, Николай успевал выхватывать из разговора разведчиков отдельно брошенные фразы:
   - Неудачная засада..., денег и барахла опять не взяли....
   - Мне скоро в отпуск, а что я своей подруге привезу?
   - Не вешай голову "еще не вечер", всё что надо, мы ещё с тобой возьмем. На водку заработали и то ладно. Походишь со мной почаще на дело, заработаешь своей бабе на тряпки.
   Иванов взглянул на часы. Пора было возвращаться в свой гарнизон. Он встал, поднял налитую водкой кружку:
   -Спасибо тебе Виктор Алексеевич за тёплый прием. Давайте ребята выпьем за дружбу, успешную службу и возвращение живыми и здоровыми домой! Все встали, разом грохнули в воздухе железные кружки, расплескивая "драгоценный" для Афгана напиток. Выпили.
   Трушин вышел проводить Иванова, остальные офицеры остались за столом. Солнце медленно склонялось к закату. Острый, порывистый ветерок приятно холодил разгоряченную голову. Закурили.
   - А знаешь, Виктор Алексеевич, я ведь не случайно к тебе заскочил. Есть одно важное дело, - сказал Николай, пристально посмотрев при этом на майора.
   - Говори, какое. Я всё, что в моих силах для тебя сделаю, - ответил Трушин.
   - Да ты, Алексеевич не спеши. Проблема, понимаешь, деликатная. Пойми, я не хочу тебя обязывать ни чем.
   - Да что ты Николай, всё вокруг да около, говори прямо, что есть! - рубанул рукой в воздухе майор.
   - Хорошо, - начал Иванов, - твои гости из полка, сегодня обчистили кишлак в районе Пули-Хумри. Отсюда, сам понимаешь, могут быть неприятности, если не примем мер...
   - Ты что, спятил, Николай? Этого не может быть!? - моментально протрезвев, выпалил Трушин.
   - Поверь, Алексеевич, что это действительно так, - утвердительно заявил Иванов.
   - Хорошо, а что ты от меня хочешь?, - после большой паузы грубовато-недовольным тоном спросил майор. Иванов пропустил это "мимо ушей".
   - Прикажи Виктор Алексеевич прибывшим к тебе ребятам построиться на плацу в две шеренги.
   - Ладно, а дальше что, - пробурчал под нос Трушин.
   - А там увидишь. И не волнуйся, в этом деле ты будешь в стороне - заверил его Николай.
   Через несколько минут на плацу выстроилось подразделение разведчиков. Солдаты недоумённо поглядывали на своих офицеров, изрядно нагруженных спиртным. Майор Трушин принял доклад от командира о наличии личного состава в строю, затем предал слово Иванову.
   Николай представился и коротко обратился к разведчикам:
   - Товарищи солдаты и офицеры. Мы с вами находимся на территории чужого государства. Это означает, что нам следует жёстко соблюдать соответствующие законы, а не творить, пользуясь силой, беззаконие. Кто не знает этого? - строй напряженно молчал. Иванов продолжил: - Сегодня ваше подразделение совершило преступление в отношении местного населения называемое - мародёрством. По законам военного времени за это расстреливают на месте. Хорошо, что всё обошлось без жертв. Но если вы сейчас не вернёте отобранные у афганцев вещи и ценности, то завтра это обернется для нас местью с их стороны. По вашей вине будут гореть наши колонны и гибнуть ребята. Предлагаю вам добровольно сознаться в содеянном и всё вернуть пострадавшим - местным жителям, - закончил Николай.
   Командир подразделения, стоявший чуть позади Иванова, шагнул вперед и запальчиво заметил:
   - Что здесь за базар? В чём Вы нас собственно обвиняете, товарищ старший лейтенант? Вы комендачи только и умеете, что докапываться до всех, а побывали бы в нашей шкуре...
   - Хватит слюни распускать, - резко осадил его Трушин.
   - Говори по делу. Было это или нет?
   - Да Вы что, товарищ майор", меня не знаете что ли, - пытался оправдаться разведчик и вместе с тем найти защиту у Трушина.
   - Хорошо, какие у Вас Иванов имеются доказательства - спросил майор. Николай повернулся в сторону БТРа, где его экипаж всё это время наблюдал за происходящим.
   - Сержант Агеев, - крикнул он, - веди сюда афганцев! Из чрева машины вылезли уставшие сидеть под броней два старика и бача (мальчишка) - переводчик и боязливо озираясь по сторонам подошли к Иванову. Николай спросил у них, мол, пусть покажут кто из солдат и офицеров этого подразделения отбирал вещи. Старики понятливо закивали головами. Семеня вдоль строя высохшими от старости ногами, они в упор рассматривали каждого. По шеренгам прошёл невнятный ропот, некоторые солдаты, боясь быть узнанными опускали вниз голову, прятались за спину своего товарища. Из всего подразделения афганцы указали на 8 военнослужащих, офицеров среди них не было. Возможно старики, жившие по строгим восточным обычаям, боялись и уважали лиц начальствующего состава, независимо от того, кто бы это не был - свои или враги. Всё это произошло так быстро и неожиданно, что ни командир подразделения ни Трушин не смогли вмешаться в происходящее. Виновников вывели из строя и старики, тыкая в них скрюченными пальцами, наперебой, так что их слова не успевал переводить бача, стали кричать, что у них отнял тот или иной солдат.
   - Все для меня ясно, - отрезал майор. - Иванов убери этих афганцев, нечего здесь представления устраивать. Объясни, что всё им будет возвращено. Николай отдал распоряжение своему сержанту. Тот быстро увел стариков к БТРу.
   - Вам, товарищ старший лейтенант, - обратился Трушин к разведчику, - разобраться с подчиненными и через 10 минут зайти ко мне, в штаб.
   - Есть, товарищ майор ответил тот.
   Иванов с Трушиным сидели в кабинете комбата, когда к ним вошёл сгорбившийся офицер-разведчик.
   - Ну что командир будем делать? - спросил майор. Старший лейтенант пожал плечами.
   - Вещи мы продали и, как известно, пропили, - сказал он. - Денег у меня с собой нет, чтобы вернуть афганцам.
   - Тогда сделаем так, - принял решение Трушин, - Ваше подразделение остается у меня в батальоне, а я немедленно докладываю о случившимся командиру полка. Вы находитесь в его прямом подчинении, вот пусть он и ломает себе голову.
   По радиостанции майор вышел на командира полка и доложил ему обстановку.
   Попрощавшись с Трушиным, Иванов тяжело влез на броню своего БТРа и, махнув на прощание рукой, понесся вниз под гору вслед заходящему за линию горизонта солнцу.
   - Ох и попадет же мне от комбата, если ему доложат о том, что своевременно не вернулся в подразделение, - подумал он.
   Когда остановились в камышовой долине, чтобы высадить афганцев, пообещав им, что на днях к ним прибудет большой начальник и во всём разберётся, стало совсем темно. На трассе уже действовал комендантский час. Сейчас легко можно было нарваться на пулеметную очередь как духов, так и своих.
   - Сашка, жми что есть силы! - скомандовал водителю по внутренней связи Иванов.
   - Пулеметчик, ствол вправо, патрон в патронник! Быть готовым к открытию огня!. Сам же офицер остался на броне, зорко всматриваясь в рваные куски дороги выхватываемой из тьмы снопом фар.
   БТР, набрав предельную скорость, стремительно нёсся вперед, рассекая пелену ночи. Вдоль дороги сплошной стеной стоял двухметровый тростник. Место здесь было чрезвычайно опасным. Вдруг справа полыхнуло жёлто-белое пламя, и над головой Иванова с шелестом пронеслась граната. Николай невольно пригнулся и тут же автоматически, сдёрнув вниз предохранитель автомата, дал в сторону стрелявшего длинную очередь. Слева, недалеко от дороги ухнул взрыв. Новых выстрелов не последовало.
   - Что там у Вас, товарищ старший лейтенант? - раздался в наушниках шлемофона голос пулеметчика.
   -Все нормально, лучше смотри за дорогой, - ответил офицер.
   Показались огни Пули-Хумри.
   - Кажется, и на этот раз пронесло, - вздохнул облегчённо Николай.
   На следующий день в пострадавший от разведчиков кишлак действительно ездил замполит полка. Взамен своих вещей афганцы получили машину соляра. Это их очень обрадовало, ведь впереди была зима. А колонны - колонны продолжали проноситься мимо полосатых БТРов, стоящих на обочинах дороги и их в этом районе местные жители не жгли.

ГОСПИТАЛЬ

  
  
  
  
  
   Остановить бы время отдышаться,
   Не торопясь подумать обо всём.
   Кто мы такие, чтоб на свет рождаться?
   Зачем пришли и для чего живём?
  
   В. Тарасов
  
  
  
   Летний зной в Хайратоне - небольшом, пустынном кишлаке, расположенном на севере Афганистана, заметно спал. Вялое сентябрьское солнце уже не так въедливо-жгуче впивалось своими лучами в кожу, глаза людей. Ночью жара вовсе отступала, давая небольшую передышку уставшим, измученным от неё людям. Всё живое вокруг иссохшее и обезвоженное за долгие летние месяцы, постепенно пробуждалось к жизни.
   Днём мухи огромным черным роем, прилетали со свалок пищевых отходов в столовую, чтобы поживиться. И как не старался начмед батальона капитан Калинкин бороться с ними самыми "варварскими средствами", поливая излюбленные ими места хлоркой или лизолом, ничего путного из этого не получалось. Со стороны казалось, что после этих химических атак и экспериментов их становится ещё больше, во всяком случае, жужжали они сильнее и злее.
   С заходом солнца мириады других насекомых ползущих и летящих начинали новое наступление на жилища людей, на всё то, что светилось в кромешном мраке южной ночи. Часовые на постах, в освещенных электрическими лампочками кругах, за ночь надавливали подошвами своих кованых ботинок влажные коврики саранчи, скорпионов, фаланг и других всевозможных тварей.
   Осенью во всех частях ОКВ (ограниченного контингента войск) в ДРА цепной реакцией начинали распространяться инфекционные заболевания: тиф, гепатит, малярия.... Эти уже давно забытые в России болезни здесь - в Афганистане "расцветали" в страшном, трагическом своем "великолепии", унося с собою или калеча наряду с войной, молодые, полные сил человеческие жизни.
   В небольшой комнате одноэтажного коричнево-красного щитового барака, забывшись тяжелым сном, спал старший лейтенант Иванов. Вчера в 18.00. он заступил в наряд дежурным по части. Всё шло своим чередом: построения, ужин, поверка, отбой. Наступила ночь. Дежурное освещение в казарме, тусклые лампочки на территории части, да светлое окно в комнате зампотеха (заместитель командира по технической части), где в эти поздние часы постоянно собирались карточные игроки, жёлтыми пятнами ярко выделялись в темноте.
   Убедившись, что все уснули, Николай направился в караульное помещение. Недавно сменившиеся с постов солдаты ужинали. Офицер подсел к ним за стол, чтобы выпить кружку терпкого китайского чая. Начальник караула сержант Алёхин, здоровый веснущатый парень, сидел рядом, листая Устав. Николай, отхлебнув глоток обжигающего чая, поинтересовался:
   - Как настроение Алехин? Родители пишут? Наверно сильно переживают за тебя, а?
   -"Настроение нормальное товарищ старший лейтенант и родители не забывают, - ответил сержант. - В нашей семье мужики службу знают. Дед, так тот в Отечественную воевал. Только что завязавшийся разговор, приятный для каждого человека находящегося в дали от своей Родины, неожиданно прервала отдаленная автоматная очередь.
   - Караул, в ружьё, - скомандовал офицер. Не прошла и минута, как перед Ивановым в две шеренги стояли десять солдат в полной боевой экипировке: бронежилет, автомат, штык-нож, подсумки с магазинами и гранатами - на каждом.
   - Смирно! Слушай приказ! - скомандовал офицер. - Начальнику караула с первой сменой взять под охрану и оборону караульное помещение и штаб батальона. Сержант Алёхин - Вам лично поднять по тревоге дежурное подразделение. Третья смена убывает со мной на второй пост".
   Выскочив из караульного помещения, Иванов с солдатами бросился в район стрельбы.
   За бетонной стеной продовольственного склада на корточках сидел часовой второго поста. Увидев подбежавших дежурного со сменой, он медленно поднялся.
   - Сахаров, что случилось? Почему здесь стрельба? - спросил офицер.
   - Ранили меня, товарищ старший лейтенант. Стреляли вон с тех барханов, - махнул он рукой в сторону.
   - Куда тебе досталось?
   - Да вот в плечо, - солдат морщась от боли, отнял руку от небольшой сквозной дырки на правом предплечье.
   - Кость задета?
   - Кажется, нет.
   - Шалагин перевяжи рану Сахарову и доставь его в санчасть. Остальным занять оборону справа и слева от склада, - скомандовал Николай.
   Пока делали перевязку раненому, а караульные занимали огневые позиции, подбежали комбат, начальник штаба и прапорщик-техник. Оценив, насколько это было возможно обстановку, майор Сигарев приказал Иванову со сменой занять окопы на гребне господствующего над местностью бархана (они были заранее подготовлены в соответствии с планом охраны и обороны батальона).
   Комсорг поднял солдат в цепь. Короткими перебежками, стреляя на ходу, смена бросилась вперед. Трассирующие очереди, осиными жалами впивались в непроглядную темноту, увязая где-то там далеко, на излете своих сил в сыпучем песке.
   Солдаты, обливаясь потом, бежали, падали, вновь вставали, взбираясь на крутую вершину бархана. Оставалось совсем немного, несколько метров до спасительных окопов, когда сзади - в спину ударила длинная автоматная очередь. Пули просвистели выше головы Иванова и он, сделав последний рывок, свалился в неглубокую с осыпающимися песчаными стенками траншею.
   - Все живы? Никого не зацепило? - спросил Николай.
   - Все нормально, товарищ старший лейтенант", - отозвались солдаты. Высунувшись из окопа, Иванов надрывая голосовые связки, крикнул в сторону склада:
   - Вы что там, с ума сошли? В своих же стреляете! Комок злости, неудовлетворенной ярости от несостоявшегося боя, подкатил к сердцу. Хотелось резануть свинцом на эту подлую - в спину очередь.
   В установившейся тишине, возле склада, послышалась какая-то возня, а затем голос комбата:
   - Успокойся Николай. Больше стрельбы не будет. Продолжай выполнять поставленную задачу.
   Выстрелив вверх осветительную ракету, Иванов под её короткий мерцающий свет внимательно осмотрел местность. Волнистые пески со скудной растительностью, высохшей за долгие летние месяцы, уходили вдаль, сливаясь с ночным горизонтом. Указав на два наиболее выраженных ориентира, Николай приказал смене при новом выстреле осветительной, "прочесать" автоматными очередями впереди себя участок в 200-300 метров.
   Хлопнула вторая ракета. Вновь белый, режущий глаза свет вырвал из тьмы впереди окопов "кусок местности". В ту же секунду светящиеся пулевые трассы, словно дождевые нити, потянулись от ячеек траншеи в безбрежную даль пустыни. Минута-другая сухого треска и опять напряженная тишина и темнота воцарились вокруг.
   Полежав с полчаса на сухом, тёплом песке и не услышав ни одного подозрительного шороха, Иванов оставил одного солдата продолжать вести наблюдение, а сам с остальными вернулся к складу. Комбат и прибывшее на усиление дежурное подразделение с офицерами, находились за надёжным бетонным укрытием. Доложив обстановку, Иванов спросил:
   - Товарищ майор, кто и почему стрелял нам в спину?
   - Извини Николай, не доглядел. Пока наблюдал за тобой, как штурмуешь с хлопцами сопку, сзади подошёл пьяный особист и, не разобравшись в ситуации, дал очередь из автомата в ваше направление. Хорошо, что рядом с ним находился начальник штаба, он вовремя выбил оружие из его рук, а то натворил бы дел...".
   - В морду ему дали? - спросил, всё ещё злясь, Николай.
   - Да ты успокойся Коля, - похлопал его по плечу комбат, - завтра я шкуру с него спущу, будь уверен, пусть только сначала проспится.
   - Ладно уж, - немного погодя устало махнул рукой Иванов, - главное никого из наших не зацепил.
   Перед обедом в комнату, где отдыхал Николай, зашёл солдат, чтобы разбудить в указанное ему время дежурного по части. Липкий, тяжёлый сон, повторивший все подробности прошедшей ночи, медленно отступал. Иванов открыл глаза, сел, бросив ноги в стоящие рядом с кроватью шлепки, что-то невнятное пробормотал солдату. Голова словно налитая свинцом, плохо соображала. Усталость не прошла. Тянуло мышцы и суставы.
   - Что-то хреново мне, - подумал Иванов.
   Проверив столовую и убедившись в том, что обед готов, Николай приказал дежурному по подразделению строить и вести солдат на прием пищи.
   Стали подходить и офицеры, рассаживаясь за столики, рассчитанные на четверых человек.
   Иванов, исполнив свои обязанности, присел к своим. Майор Бацис - секретарь партбюро батальона и капитан Калинкин уже заканчивали разбираться со вторым блюдом. Взглянув на Николая, начмед озабоченно спросил:
   - Коля, ты что-то паршиво сегодня выглядишь. После обеда загляни-ка ко мне в медпункт.
   - Да не беспокойся Володька за меня, это я просто плохо выспался, сам знаешь, какая сегодня весёлая ночь у нас была - ответил Иванов.
   - И всё-таки надо тебя посмотреть, - настаивал Калинкин.
   Особист не показывался на глаза Иванову весь день. Лишь после того, как Николай сдал дежурство, он решился зайти к нему в комнату. С подбитым глазом и виноватой улыбкой он в нерешительности остановился на пороге в открытых дверях:
   - Коль, извини, что так получилось, я теперь вечно твой должник. Давай вот выпьем за твое здоровье, - с этими словами он быстро прошёл в комнату, ставя на стол бутылку водки.
   - Да, нехорошо конечно получилось, - ответил Иванов, - но что было - то было, вспоминать не будем. А бутылку возьми с собой, сейчас пойдём к начмеду, там её на троих и оприходуем.
   Капитан Калинкин в спортивном костюме развалившись на кровати смотрел переносной телевизор. В его крохотной комнатке, отделенной тонкой фанерной перегородкой от медпункта, было тепло и уютно. Устойчивый запах медикаментов витал в воздухе.
   - Так, товарищ капитан, вся 40-я армия сейчас воюет, кровь может быть кто-то проливает, а Вы в это время да ещё в такой расслабленной позе изволите себе спокойно отдыхать. И обстановочка у Вас какая-то домашняя. Как это прикажите понимать? - перешагнув порог, разом выпалил особист. - Приказываю немедленно отставить отдых, накрыть стол и отметить второе рождение Николая!, - торжественно закончил он.
   Калинкин улыбнулся, встал, потянулся, зевнул.
   - Опять, значит, пить будем, а завтра отмечать чьё-то рождение или поминки? - спросил начмед, лукаво глядя на особиста.
   - Ну, ты чего, - обиделся тот, - я ж не хотел....
   - Шучу, шучу, миролюбиво хлопнув ему по плечу, усмехнулся Калинкин, - но прежде я должен осмотреть Николая.
   Измерив давление, пульс, начмед со вздохом сожаления сказал:
   - Похоже, и ты допрыгался Николай. Думаю, у тебя гепатит и если не ошибаюсь, то он в ближайшее время проявится.
   - Да, вот уж обрадовал ..., - огорчённо вздохнул Иванов. - Что ж готовь тогда транспорт и отправляй меня в Термез. Здесь я загибаться не хочу. Калинкин в ответ покачал головой:
   - Знаешь, это сложно будет сделать. На границе санитарный кордон, могут не пропустить.
   - Ничего, я возьму у комбата отпускной билет и ты меня, как отпускника, спокойно отвезёшь в Термезский госпиталь.
   - Хорошо, попробуем, - согласился Калинкин, а сейчас, раз пришли, давайте за стол. От спиртного гепатит быстро проявляется. Будешь завтра жёлтенький как цыпленок.
   - Ну, ты Володька так не шути. Колька, может ещё, и не подхватил эту заразу, - возмутился особист. Сидели не долго.
   Вернувшись в свою комнату, Иванов сложил, на всякий случай, свои вещи в походный чемодан, лёг спать. Ночь показалась ему бесконечной мукой. Кошмарные галлюцинации сменяли одну ужасную картину за другой. Он всё время куда-то проваливался, падал или летел в стремительно закручивающуюся в водовороте бездну. Несколько раз, хватаясь за металлический угол кровати, весь в холодном поту Николай просыпался, чтобы вновь погрузиться в дьявольскую преисподнюю.
   Утром, ещё более разбитый и утомленный, чем был с вечера, Николай встал, с трудом доплелся до умывальника. Взглянув на себя в зеркало, он увидел чужое лицо: бледная небритая кожа отдавала желтизной, глаза ввалились и болезненно блестели.
   - Всё, каюк мне, гепатит, - обречённо сказал Николай своему отражению.
   После обеда Калинкин оформил документы на Иванова, открыл им обоим въездную визу в Союз. Все было готово к отъезду. Прощаний перед дорогой не было. Просто очередного "шурави" отвозили на лечение в госпиталь, чтобы там, отлежав положенный срок, он мог вернуться в свою часть, в свой коллектив.
   Удачно проскочили таможню. Иванов заранее натёр ладонями свое лицо, чтобы не так была видна желтизна, а Калинкин незаметно провёз несколько ярких афганских платков, которые он собирался продать на базаре, купив на вырученные при этом деньги свежие овощи, фрукты, водку, короче говоря, всего того чего не было в Афгане.
   Километров через десять от границы их встретил Термез - шумный, зеленый, южный город. Мощная оросительная система до неузнаваемости изменила его облик. Огромные деревья, в некогда заброшенном пустынном кишлаке, своими кронами, словно зонтики, накрывали дороги, дома, защищая их от палящих солнечных лучей. Прохладные, мутные арыки собирали у своих берегов шумные стаи ребятишек Шашлычные, лагманные располагались прямо над водой, на огромных деревянных или бетонных помостах. Но и здесь всё равно было также жарко и душно, как в Хайратоне.
   Санитарка подкатила к железным воротам госпиталя. Калинкин помог Иванову донести вещи до приемного отделения, отдал дежурной медсестре документы.
   - Ну, давай Николай выздоравливай и снова к нам в строй", - пожав ему напоследок руку, сказал начмед. На том и расстались.
   Дежурный врач, осмотрев Иванова, сказал медсестре, чтоб та отвела его в душевую, а затем в палатку.
   Приняв ледяной душ, так как горячей воды не было, Николая заколотило от внутреннего холода, не смотря на то, что столбик термометра на улице показывал за 30 градусов. Медсестра, выдав свежее постельное белье и одежду, повела Иванова в палатку.
   В госпитале находилось на лечении более 600 раненых и больных. Стационарных помещений на всех не хватало, поэтому инфекционных больных разместили отдельно в огромных армейских палатках. Таким образом, образовался целый палаточный городок со своими улицами и проулками. В одну из таких палаток и привела медсестра Иванова. Деревянный пол, 12 кроватей в один ярус с тумбочками и две буржуйки вот что предстало перед взором Николая. Одна койка была пуста, с остальных же на вошедших уставились изучающие глаза постояльцев.
   - Кого ж ты нам сестрёнка для полного комплекта привела?, - спросил худой с чёрной вьющейся шевелюрой больной.
   - Не видишь, что ли, человека, а тебе кого надо? - ответила медсестра.
   - Танюша, да ты только посмотри, сколько здесь нас - мужиков и ни одной бабы, а я может быть, специально сюда из Гардеза рвался, чтобы хоть в госпитале на вас - женщин посмотреть. А тут, сама видишь кто, да ещё все дохлые, - приставал к ней всё тот же больной. - Разве можно в такой обстановке выздороветь. Скажи, какая должна быть нервная система у мужика, чтобы смогла это выдержать?
   - Ну так ты на меня посмотри, может успокоишься, - парировала медсестра.
   - Ты у нас Танюша одна такая красавица, но ведь, понимаешь, на женщину не только смотреть, но и потрогать её хочется, а скажи, кто тогда кроме тебя, нас лечить будет?
   - Всё Коваленко, опять ты разговор на свою тему перевёл. Тебя, жеребца такого, ни одна зараза не берет, только о бабах и думаешь, - с этими словами она легко повернулась и выпорхнула из палатки.
   После ухода девушки Николай коротко познакомился с новыми соседями, застелил свежими простынями кровать, и лицом упав в подушку, тут же забылся тяжелым сном.
   Лишь на вторые сутки пребывания Иванова в госпитале, в их палатку вошли врач со старшей медсестрой. Когда очередь осмотра дошла до Николая, врач присев к нему на кровать, спросил медсестру, когда поступил больной и какое лечение ему назначено. Та замялась. Сосед слева, выздоравливающий майор-связист оторвавшись от книги, обратился к врачу:
   - Вторые сутки пошли, как положили к нам этого парня, но до сих пор никто из медперсонала к нему не подошёл. Ждете, когда он загнется, что ли?
   Врач поднялся с кровати Николая и, грозно взглянув на медсестру, сухим, жёстким голосом приказал:
   - Немедленно больного под капельницу. Четыре дня гемодез, затем раствор Рингера и ежедневный осмотр.
   С этого дня Иванова начали лечить, возвращать к жизни его уставшее от борьбы с болезнью, ослабевшее тело.
   Процедурное отделение размещалось через дорогу, в соседней палатке. Николай ежедневно ходил туда на капельницу, отстояв предварительно 30-40 минут в очереди. Мухи роями кружили по палатке, черными шапками покрывая купол и стены возле окон, пропускавших сквозь пыльные пластиковые стекла тусклый оранжевый свет.
   В один из дней, на помощь медперсоналу госпиталя прибыла группа фельдшеров-практикантов из соседних с Термезом аулов. Свои медсёстры не успевали обслуживать такой наплыв больных, к тому же и они сами часто подхватывали кишащую кругом инфекцию.
   В процедурной палатке больных обслуживали две полные узбечки. Стоявший впереди Иванова в очереди молоденький солдат, подошёл к столу, закатил левый рукав больничного халата. Невысокая, полная узбечка быстро перетянула ему резиновым жгутом руку выше локтя. Взяла с ванночки иглу и воткнула её острие в взбугрившуюся вену. Кровь фонтаном ударила в сторону. Николай невольно отшатнулся. Фельдшер схватила резиновую трубку и стала натягивать её на кровоточащий конец иглы. Лицо солдата и без того бледное, приобрело сероватый оттенок. Он отвернулся, закрыл глаза. Несколько сотен мух снялось с потолка и с жадным жужжанием опустилось на капли ещё теплой, разбрызганной по полу крови. Иванову стало не по себе. Пропустив вперёд несколько человек, он вышел из палатки. Свежий воздух приятно опьяняюще влился в его лёгкие, подавив подступивший к горлу горький комок.
   - Сволочи, мясники! С людьми как со скотом обращаются! - внутри у Николая всё кипело.
   Сзади к нему кто-то подошёл. Николай обернулся. Что-то знакомое показалось в лице стоявшего перед ним молодого парня.
   - Товарищ старший лейтенант, не узнаете? - спросил он.
   - Да, кажется, мы где-то встречались, - стараясь вспомнить, прокручивая в памяти сотни лиц, ответил Иванов.
   - Я, товарищ старший лейтенант, служу санинструктором в Доши. Вот заболел. Лечился сначала в Пули - Хумри, а сюда направили на реабилитацию. Вспомнили?
   - Твоя фамилия, кажется, Никитин? Солдат утвердительно мотнул головой.
   - Вы давно в госпитале?, - спросил Никитин.
   - Неделя будет, - ответил Иванов. - Хожу ещё на капельницу.
   - А здесь почему стоите?
   - Да моя очередь ещё не подошла, - соврал Николай.
   - Так давайте я Вам капельницу поставлю, - предложил солдат. Николай согласился. С этого дня у Иванов появился "свой доктор".
   Кормили в госпитале плохо. Выздоравливающим после двух, а то и трёх - недельной голодовки есть хотелось постоянно. Достать же пищу можно было только в городе, куда строжайше в виду карантина больных не пускали. Поэтому часто офицеры или солдаты, переодевшись в гражданку, ходили в самоволку на местный рынок. В заранее условленном месте они перебрасывали через высокий бетонный забор свою "добычу", ловко подхватываемую на другой стороне друзьями. В палатке в такие дни наступал праздник. Сахарные арбузы, с треском разламывающиеся от одного прикосновения ножа, огромные золотисто-медовые дыни, тёмно-красные, ребристые гранаты - наполняли густым ароматом помещение палатки. От такого деликатеса не отказывались даже тяжелобольные.
   Ночью стало подмораживать. В палатках задымили буржуйки, протапливаемые углем. Истопником к офицерам назначили солдата, проходившего реабилитацию при госпитале. Он занял одну из освободившихся коек.
   Николай чувствовал себя уже значительно лучше. Чаще стал гулять по территории госпиталя. Каждый раз останавливаясь возле не большего водоема, он подолгу смотрел на синхронно плавающую стайку рыб. В этот момент особенно щемило сердце, хотелось бежать из этого кричащего болью и горем места.
   Не смейте погибать! Вы нам нужны живые.
   Родные вы мои, не смейте погибать!
   В тоскующих полях заждавшейся России
   Вам уготована другая рать.
   Ю. Лощиц
   Как-то ночью, группа "накаченных" наркотиками солдат устроила драку, затем, вооружившись металлическими спинками от кроватей, словно бешеные псы они "сворой" носились по территории госпиталя в поисках жертв для расправы. Дежурившая медсестра, все та же Танюша, испуганная влетела в офицерскую палатку.
   -Родненькие вы мои, что же такое делается?! Они же друг друга поубивают! - взволнованно говорила она.
   - Успокойся Танечка, - сказал майор-связист, - сейчас дежурный по госпиталю вызовет патруль и здесь быстро наведут порядок. А Ты пока у нас посиди. Мы тебя в обиду не дадим.
   Всю ночь просидела медсестра в офицерской палатке, возле малиново-красной буржуйки, прислушиваясь к близкому топоту десятков ног за тонкой стенкой брезента, в надрывные нечеловеческие крики, да мерное посапывание лежащих в койках мужиков. К офицерам эта озверевшая толпа ворваться не посмела.
   Прибывшее дежурное подразделение из Термезского гарнизона, лишь к утру смогло навести порядок и отловить зачинщиков этого беспредела. Итог был печален: двое убитых, замученных молодых солдат. Их тела накрытые одеялами нашли лежащими в одной из госпитальных палаток.
   На следующий вечер всех больных выстроили на плацу. Начальник гарнизона, он же командир МСД (мотострелковой дивизии), дислоцировавшейся в Термезе, с пеной у рта орал в течение часа на больных. Он требовал от начальника госпиталя распределить офицеров, находящихся на лечении, по солдатским палаткам с тем, чтобы они контролировали дисциплину и порядок в городке. Хорошо, что этого не произошло. Начальник госпиталя оказался разумным человеком и выполнять бредовый приказ полковника не стал. Просто с этого дня на территории госпиталя стал назначаться гарнизонный вооруженный патруль.
   По вечерам, когда легкий морозец сковывал тонким льдом лужи, а брезент палаток дубел, покрываясь блестящим инеем, в теплой от раскаленных буржуек палатке завязывался мирный, задушевный разговор, круто заправленный анекдотами, слухами и рассказами.
   - На один из праздников пригласили мы с женой гостей, - рассказывал очередную байку подполковник-тыловик, - среди них была одна парочка, которая нам в последствии всё и испортила. Значит так, сели все к столу, выпили, закусили и скажу вам было чем. Моя хозяйка умеет хорошо встречать гостей. Как только все хорошенько "подогрелись", пошли разговоры. Я и говорю: - Сидят в огромном зале одни женщины и слушают лектора. И разместились же, главное интересно: в первом ряду те, кто изменил своему мужу один раз, во - втором - два раза, в - третьем - три..., а сам все тише и тише говорю. Смотрю, гости начинают прислушиваться и ждут развязки. Та парочка, о которой я говорил, сидела дальше всех от меня, и когда я дошел до 8 ряда, за столом установилась полнейшая тишина. И тут эта подруга громко спрашивает:
   - А нельзя ли погромче...
   Тут я и говорю: - Ох, и далеко же Вы мадам там сидели. В один миг весь стол разразился диким хохотом. Смеялись до слез, до хрипоты. И тут муж этой дамочки, уже изрядно выпивший, хватает со стола тарелку с салатом и со всего маха бьет ею в лицо своей жене. Можете ли вы себе представить, что тут началось? Эта женщина закричала как резаная, салатом испачкало половину гостей. Разъяренные такой выходкой мужики, набросились на хулигана. Короче говоря, весь праздник был испорчен.
   Так, за анекдотами, рассказами о боевых и бытовых эпизодах своей жизни, больные коротали долгие осенние вечера.
   Как мы различны все, неповторимы,
   У каждого свой образ и судьба
   То радостью, то горестью томимы,
   В одних глазах огонь, в других мольба.
   В. Тарасов
   В палатке контингент больных поменялся более чем на половину. Иванов, удачно пережив кризис, шёл на поправку. Его исхудавшее, оживающее тело требовало хорошей сытной пищи, не той, что давали в госпитале. Врачи утверждали, что больным нужна диета, но от той, что предлагали, можно было скорее протянуть ноги, чем выздороветь. И Николай навалился, сколько позволяла наличность, на сметану, фрукты, овощи, приносимые с базара.
   Однажды в канун ноябрьских праздников, в госпиталь приехала концертная бригада из Ташкента.
   В летнем кинотеатре невозможно было протолкнуться. Палатка Иванова одна из первых оккупировала ближние к сцене скамейки. День выдался тёплый. Запахнувшись в серые и синие халаты, в шлепках на босу ногу, больные и раненые с нетерпением ждали выхода артистов. Наконец на эстраде появился вокально-инструментальный ансамбль. В наступившей тишине, в ярком национальном платье черноволосая узбечка спела одну, затем вторую песню на своем языке, - в ответ ни звука, ни хлопка, словно оцепенение охватило зрителей. Сотни пар глаз напряженно чего-то ждали. Было видно, что артисты взволнованы, растеряны. Они не ожидали такого приёма. И тут, согласно репертуара, женщина запела русскую песню. Зал сразу ожил, потеплел и в конце обрушился аплодисментами. После этого артисты пели только на русском языке.
   Родной язык, культура, традиции неистребимо жили в надорванных войной и болезнью душах, сердцах наших ребят. Николай, как и все сидящие вокруг, чувствовал растущее внутреннее возбуждение, единение с сидящими рядом солдатами и офицерами, готовность немедленно встать и идти в бой, до победы, до конца!
   Пробежали дни госпитальной жизни. Наступило время выписки. С утра Иванов пошёл к начальнику госпиталя оформить и подписать необходимые документы. Ноябрьское солнце прохладно - колючее, смотревшее прямо в глаза, обещало хорошую погоду. Николай волновался, вдруг начальник госпиталя отправит в санаторий - в Фирюзу, а так хотелось провести эти 20 дней реабилитации в кругу своей семьи.
   Постучав в массивную дверь, Николай решительно вошёл в кабинет начальника госпиталя. За столом сидел его заместитель, спокойный и мягкий по характеру майор.
   - Кажется, повезло,- подумал Иванов.
   - Ну, что старший лейтенант, небось домой лыжи навострил?, - подняв на Николая уставшие глаза спросил он.
   - Так точно, товарищ майор. Год уже семью не видел. Жена пишет, что пацан за каждым военным бегает и спрашивает: "Ты мой папа?" Прошу Вас, выпишите документы на реабилитацию по месту жительства, - попросил Иванов.
   Майор многозначительно поглядел на Николая, потом, махнув рукой, подписывая документ, сказал:
   - Чёрт с тобой, езжай домой. Но смотри, не подведи меня. Не дай бог, что на радостях отмочишь...
   - Спасибо, товарищ майор. Не волнуйтесь, всё будет в порядке! Искры радости брызнули из глаз Николая. О том, как прощался с ребятами, ставшими родными за эти долгие дни, с медсестрами и врачами он уже более осознанно и подробно вспоминал значительно позже. А пока душа и сердце рвались в Россию, в далекий и холодный Челябинск, там его ждала семья.
  
  

ДОШИ

  
  
   И в дождь, и в жару, и в пургу
   Навстречу врагам и судьбе
   Ведём мы колонны машин,
   Не думая о себе.
  
   И вьётся как серпантин,
   Наматывая километраж
   Дорога, изрытая язвами мин,
   Тот путь, что прошли мы не раз.
  
   Г. Гусев
  
  
   - Товарищ старший лейтенант, - внезапно появился в кабинете комсорга дежурный по штабу, - Вас вызывает к себе майор Мячин.
   - Хорошо, иду, - оторвавшись от работы с документами, ответил Иванов. Через минуту, войдя в кабинет начальника штаба батальона, Николай нутром почувствовал серьёзность предстоящего разговора.
   - Вызывали, товарищ майор? - обратился он к Мячину.
   - Да, проходи, садись, - показал майор на противоположный стул.
   - Николай, - начал он, - мы только что получили информацию о том, что в результате обстрела колонны ранен командир взвода старший лейтенант Ковадло. Гарнизон Доши остался без управления. Временно с обязанностями справляется сержант Ципаркин. Сам знаешь, этот участок у нас самый опасный. Поэтому я принял решение: временно до излечения взводного назначить тебя комендантом этого гарнизона. Ты там не раз бывал, обстановку и людей знаешь. На подготовку могу дать тебе лишь один день. Завтра утром - в путь. Понятно?
   - Так точно, - вставая, ответил Иванов. - Скажите, Сергей серьезно ранен?
   - Да нет, пустяки. Осколками гранаты посекло ему руку и ногу. Скоро вернется в строй. Ну, что там ещё тебе говорить, связь работает, штаб бригады рядом, короче давай собирайся,- закончил разговор комбат.
   Не прошёл и месяц, как прибыл Николай из реабилитационного отпуска в свою часть. Ещё донимала слабость, по ночам от грубой и жирной пищи ныла печёнка, но служба требовала своё, не позволяя расслабляться.
   Решив за день в батальоне все вопросы, он рано утром выехал на бронетранспортёре в п. Доши. Стояли серые и холодные декабрьские дни. В пустыне было слякотно, дул афганец. В горах же давили морозы, срывались с полированной поверхности скал снежные лавины, нередко унося в бездонные ущелья технику и людей.
   Слепя яркими огнями фар часовых, поздно вечером БТР Иванова подкатил к затерянному в горах гарнизону Доши. Вряд ли в полном смысле слова его можно было назвать гарнизоном: это были два рядом стоящие дувала (дом). Каждый обнесён высокой глинобитной стеной. Один принадлежал дорожно-комендантской бригаде, другой - трубопроводной. Недалеко от них, в каких-нибудь 200 метрах, возле моста через реку располагался ДКП (дорожно-комендантский пункт), а ещё далее находилось управление МСБ (мотострелкового батальона). Каждое подразделение имело свою задачу и подчинялось своему командованию.
   Иванова встретил сержант Ципаркин - высокий, совсем ещё молоденький паренёк. Он чётко доложил обстановку. Николай остался доволен тем, что в отсутствии командира взвода в гарнизоне поддерживается порядок, дисциплина - это было видно невооруженном глазом.
   - Отлично Ципаркин, - сказал Иванов, - а теперь оценим работу твоего повара, посмотрим, как он нас накормит?
   - Товарищ старший лейтенант, ужин давно готов и ждёт Вас, - ответил сержант.
   - И тут ты молодец, всё учёл и предусмотрел. Думаю, что и дальше у нас с тобой всё будет идти в том же духе, - отметил удовлетворённо офицер. - Да, через час зайди ко мне, обсудим некоторые вопросы.
   - Есть, - козырнул сержант.
   Откушав прекрасно приготовленный плов и выпив полную солдатскую кружку ароматного компота, Иванов поднялся по высоким ступеням крыльца в небольшую комнату командира взвода. Для двоих, вероятно, она была бы тесной. Из-под кровати осторожно - недоверчиво, выползла большая восточно-европейская овчарка и, едва заметно виляя кончиком своего хвоста, не спеша обнюхала сапоги и колени Николая.
   - Здравствуй Джек, - потрепал офицер пса за холку.
   - Вижу, скучаешь, по хозяину? Тот словно понял смысл сказанного и, опустив голову, снова забрался под кровать, выставив наружу лишь свою длинную морду. - Не тужи Джек, скоро Сергей вернется, а пока мы вместе с тобой повоюем.
   После ужина Ципаркин, как было приказано, зашёл к Иванову. Они в деталях обсудили вопросы охраны и обороны гарнизона, материального и продовольственного обеспечения. Составили необходимые заявки в батальон, которые затем с диспетчерского пункта передавались по радиосвязи в часть. Поделив ночь пополам для проверки несения службы часовыми, разошлись. Иванову предстояло бодрствовать во второй половине, поэтому он, не теряя времени и чувствуя во всём теле накопившуюся за долгую дорогу усталость, сразу же завалился спать.
   В четыре утра Николая разбудило грозное рычание Джека и голос сержанта, обращённый к нему. Ночью Джек никого не подпускал к своему хозяину, чутко охраняя его сон. Ни повар, кормивший пса ежедневно, ни водители БТРа и ГАЗ-66, с которыми он любил кататься сидя на месте старшего в машине или же на броне, никто не мог ночью войти в эту комнату. Он словно чувствовал кто здесь главный, кому все подчиняются. И командирская койка, видно, была для него тем основным предметом, параметром, по которому он это точно определял: тот, кто на ней лежит, - тот и хозяин.
   Николай потеплее одевшись, привычным движением забросил за плечо автомат, вышел во двор. Было ещё темно. Лёгкий снежок кое-где покрывал каменистую поверхность, немного осветляя местность. Джек был рядом. Настороженно поводя своими стоячими ушами, он словно локаторами прощупывал, изучал и фиксировал все неслышимые человеком звуки и хорохи.
   По крутой деревянной лестнице Иванов поднялся на плоскую крышу дувала (дома). Здесь находилось пулемётное "гнездо" (огневая точка), обложенное в рост человека мешками с песком. Днём отсюда хорошо просматривались все подступы к гарнизону.
   - Стой! Пароль! - Один, - остановил офицера голос часового.
   - Отзыв - три, - ответил офицер (сумма цифр являлась паролем и ежедневно менялась).
   - Проходите товарищ старший лейтенант. Я вас сразу узнал. Мои глаза к темноте привыкли, - сказал, поёживаясь, часовой. Николай вошёл внутрь. Посредине на турельной установке стоял ДШКа (крупнокалиберный пулемёт). С него удобно было вести огонь в любом направлении.
   - Обращаться с ним умеешь?, - спросил у солдата Иванов.
   - Так точно. Нас всех хорошо "натаскали" стрелять из него командир взвода с сержантом.
   - Молодец, - похвалил Иванов, то ли солдата, то ли его командира. - А по ориентирам пулемёт пристрелян?
   - Так точно. Вот они у нас и на планшетке нарисованы, - показал рядовой выпиленную из фанеры дощечку с наклеенной на ней карточкой огня.
   - Хорошо, продолжайте нести службу.
   Офицер спустился с крыши дувала и вышел за его наружную стену. Справа в 10-15 метрах сравнительно ровная площадка, на которой располагалось всё хозяйство взвода, резко обрывалась, скрывая в непроглядной темноте глубокое селевое ущелье. Часто по нему в кишлак скрытно пробирались моджахеды, чтобы навестить своих родственников или пополнить запасы провианта. Между нашими подразделениями и душманами негласно поддерживался нейтралитет. И те, и другие готовы были вступить в бой, но делали вид, что до поры - до времени друг друга не замечают. Один только Джек однажды, по неопытности, с лаем бросился вниз по крутому склону на проходившую мимо банду, за что получил очередь свинца. Одна из пуль сбрила ему шерсть на голове и пробила ухо. После этого случая, почуяв врага, он весь напрягался, скалил клыки, угрожающе рычал, но атаковывать моджахедов больше не решался.
   Здесь, снаружи дувала, караульную службу нёс парный патруль. Так было спокойнее и надёжнее. Иванов, проверив и их, остался доволен организацией и качеством обеспечения охраны и обороны гарнизона. Суровая, боевая жизнь сплотила людей. Чувство личного самосохранения тесно и воедино сплелось с чувством товарищества, коллективизма, патриотизма. И это были не слова, а реальность. Николай вспомнил, как учась в Калининском Суворовском училище, он прочитал книгу одного из генералов Вермахта, подробно описывающего формы и методы подготовки "боевых пловцов", нашедших широкое применение в организации диверсий в годы Второй мировой войны. Так вот, одним из непременных условий подготовки диверсионных групп было воспитание и привитие у каждого курсанта таких качеств, как: товарищество, взаимопомощь, чувство долга и уверенность в своих людях. Даже у них - у всеми "проклятых фашистов" эти высокие человеческие качества рассматривались как необходимое условие для достижения конкретных задач и целей.
   Николай впервые за годы службы почувствовал, что этот небольшой, заброшенный чёрте - куда коллектив гарнизона Доши, представляет собой единое целое, стальной, закалённый суровой жизнью монолит. Здесь каждый знал свое место, добросовестно исполнял воинский долг, обязанности и мог, в зависимости от обстановки, мгновенно прийти на помощь или заменить своего товарища. Только так в этих условиях можно было выжить. Кто не придерживался данных правил, тот нёс потери и, к большому сожалению, часто неоправданные.
   Утром Иванов произвёл развод и, поставив каждому солдату конкретную задачу, выехал на патрулирование. Необходимо было встретить и провести транспортную колонну до п. Хинжана, заодно самому лучше изучить особенности данного участка трассы, за который он теперь отвечал. Остановив БТР рядом с ДКП, офицер узнал, что на подходе к кишлаку очередная колонна. С нею была налажена устойчивая радиосвязь.
   Николай слез с боевой машины, вышел на бетонный мост. Внизу под его ногами свирепо ревела горная речка. Мост круглосуточно охраняли мотострелки. По нему беспрестанно сновали афганцы, кто пешком, кто на велосипедах или ослах. Джек, увязавшийся за Ивановым, весело бегал рядом, наровясь, как бы невзначай, схватить своей клыкастой пастью кого-нибудь из зазевавшихся афганцев или спокойно проходящее мимо безобидное животное. Николай грозил ему пальцем, тогда пёс, виляя хвостом, подбегал к нему, хитро заглядывал в глаза, тычась усатой мордой в его руку.
   Из-за поворота показалась колонна машин. Перед ДКП она остановилась. Из головного КамАЗа выскочил офицер для доклада старшему ДКП о грузе, людях, технике. Вся процедура занимала несколько минут. Зная это, Николай поспешил к своему БТРу, чтобы никого не задерживая, дальше возглавить движение колонны.
   Двое бачат (пацанов - афганцев), пользуясь невниманием водителя, запрыгнули в кузов одной из машин. Мигом разорвав огромный бумажный тюк, стали вытаскивать из него золотистую вату и быстро пихать её себе за пазуху. Николай остановился, вскинул автомат.
   - Эй вы! Буру! (уходите),- крикнул он, но тут же, хорошенько приглядевшись, рассмеялся. - Давай бача, бери больше! Набьешь ею матрац или подушку. Солдаты и вышедший из будки ДКП старший колонны, тоже присоединились к Иванову, подбадривая афганцев. Те недоумённо оглядывались, не понимая, почему "шурави" не отгоняют их от своих машин. Только выбравшись из кузова, им, кажется, всё стало ясно. Один из пацанов вдруг резко согнулся и судорожно стал выбрасывать на дорогу ворованную стекловату. Её игольчатые ворсинки больно впились ему в тело, и чем больше бача крутился и дергался, тем больнее она колола его. Второй же, не зная как избавиться от усиливающегося с каждой минутой нестерпимого зуда - заплакал.
   - Ну, всё, - смеялся Иванов, - наконец-то получили хороший урок, теперь не будут так нагло и неразборчиво воровать.
   - По машинам! - скомандовал старший колонны, и уже через минуту вся техника тронулась в путь.
   Декабрьское солнце лениво светило, отогревая лишь кое-где запорошенные снегом участки дороги. Слева тянулись террасы полей, серых и унылых. Иванов восседал сверху на броне, так лучше было вести наблюдение. Встречный ветер пробирал до костей. От него не спасали ни бушлат, ни накинутый сверху бронежилет. Дорога петляла, местами плотно прижимаясь к гладким скальным выступам. Подъезжая к ущельям, селевым участкам, выходящим к трассе, Николай особенно пристально всматривался в каждую тёмную точку, в уловимое лишь хорошо натренированному глазу незаметное движение, тень, стараясь своевременно обнаружить грозящую опасность.
   Вот и последний поворот, за ним подъем и, наконец, замелькали "прилипшие" к самому полотну дороги дуканы (лавки) Хинжана. Бронетранспортёр круто свернул влево с трассы, пропуская вперёд колонну, мчащуюся дальше - на перевал Саланг. Всё, на этом рубеже заканчивался участок ответственности Иванова. Здесь же в Хинжане находился штаб дорожно-комендантской бригады и Николай решил туда заскочить, узнать подробнее оперативную обстановку, складывающуюся в этом районе.
   Прибыв в бригаду, Иванов зашёл к начальнику штаба, доложил о положение дел в своём гарнизоне, получил необходимую информацию. Подполковник приказал ему дождаться подхода спускающейся с перевала встречной колонны и обеспечить её дальнейшее сопровождение. Николай взглянул на часы, времени ещё хватало, чтобы зайти в гарнизонный магазин. Что он и не замедлил сделать.
   За прилавком стояла знакомая продавщица.
   - Здравствуй Валечка! - приветствовал её Иванов.
   - О, никак комиссар из Хайратона к нам пожаловал? - удивилась она. И чего тебя сюда занесло? Неужто возле границы с Союзом хуже? А может, медальку решил заработать? - обнажив свои красивые зубки, засмеялась она.
   - Сколько тебя знаю Валька, всё время ты норовишь укусить. Лучше расскажи сама-то, как медаль за "БЗ" (боевые заслуги) заработала?
   - Я свою честно получила, - ответила она, - не то, что вам их гроздями вешают. Вот у меня и отметина за неё осталась. Хочешь, покажу? Она с готовностью вышла из-за прилавка и хотела уже поднять свою юбку.
   - Да не надо, вся бригада наслышана о твоём боевом ранении, - улыбнулся Иванов. - Духи знают, куда в наших баб надо стрелять.
   - Разве ж я виновата, что они кроме моего зада ничего не видят, вот и попали, - надула она свои губки. - И представь себе, я была так напугана, когда душман в упор по нашей машине очередь дал, что даже не заметила своей раны, пока не доехали до Хинжана.
   - Ну, ты Валька геройский человек, а сейчас дай мне чего-нибудь попить, скоро в дорогу.
   - А ты не спеши, - ответила она, рассчитывая Николая, - Может, заночуешь у нас, кино вместе посмотрим...?- многозначительно, задерживая в своей руке сдачу, продавщица посмотрела на Иванова.
   - Не могу Валюша, в другой раз, - со вздохом сожалением ответил офицер, откровенно рассматривая её изящные формы.
   - Ну, как знаешь, наше дело предложить...-, зевнула она в свой кулачёк. - Заезжай, не теряйся.
   - Пока Валюша, может скоро увидимся, - улыбнулся на прощанье ей Николай.
   Встречная колонна только что спустилась с перевала и сейчас, подтягиваясь, медленно останавливалась возле ДКП. Иванов, проверив с водителем БТР, уже намеревался выехать с территории бригады, как вдруг, высоко - со стороны солнца вынырнула пара Сушек. Самолеты, клюнув носом, вошли в пеке.
   - На кого же это они, - пронеслось в голове у Николая. По две чёрные капли, оторвавшись от каждого из них, быстро увеличиваясь в размерах, понеслись к земле. Самолеты, включив форсаж и разбрасывая в стороны яркие, огненные шары тепловых ракет, мгновенно взмыли вверх и тут же скрылись за противоположным горным хребтом. Послышался усиливающийся свист падающих бомб.
   - Черт возьми, да они же по нам... - влетая в БТР, закричал Иванов. Через несколько секунд земля содрогнулась от взорвавшихся десятков килограммов тротила. БТР хорошо тряхнуло.
   - Три, - посчитал разрывы Николай, - а где же четвертая? Но всё было тихо. Иванов открыл крышку люка и, оглядевшись по сторонам, вылез наверх. Прямо по середине бригадного плаца торчал хвост неразорвавшейся бомбы. До неё было метров 50.
   -Вот она, какая рогатая смерть? - удивленно пробормотал высунувшийся из люка водитель.
   -Да, повезло нам с тобой, - не веря своим глазам пробормотал Иванов.
   Из штаба в полураскрытую дверь испуганно выглядывали офицеры, с удивлением рассматривая прилетевшее с неба рогатое чудовище. Если б рванула - хана всем. Тем временем, в районе кишлака там, где стояла наша колонна, что-то горело, слышались приглушенные расстоянием крики. К БТРу Иванова подбежал начальник штаба.
   - Николай, быстро к ДКП, - скомандовал он, влезая на броню. Рявкнули движки, и машина словно ужаленная сорвалась с места.
   Две из сброшенных СУшками бомб попали в "цель". Одна разорвалась на окраине кишлака, разом слизнув с лица земли несколько дувалов, другая - рядом с нашей колонной, убив и покалечив несколько человек. Тяжелораненым оказался и генерал-советник, находившийся в одной из машин. Ему большим осколком отсекло ногу. Санинструктора носились между ранеными, оказывая первую помощь, вкалывая им обезболивающее.
   Начальник штаба бригады, выяснив обстановку, решительно вошёл в помещение ДКП и, связавшись с командованием гарнизона Пули-Хумри, вызвал вертолеты, забрать раненых и убитых. Затем доложил о происшедшем в штаб 40-й армии.
   Похоже, летчики, отрабатывая указанный им район, "немного" ошиблись и бомбами накрыли своих. В горах, да на таких скоростях, на которых они летают, полностью исключить подобные инциденты было невозможно. Но и оправдывать их за это никто и никогда не станет.
   Лишь через час, немного оправившись от случившегося и эвакуировав вертушками раненых и убитых в госпиталь Пули-Хумри, колонна двинулась дальше - на север, к родным "берегам". Вёл её старший лейтенант Иванов.
   Приближался Новый год. Николай продолжал командовать гарнизоном в п. Доши. Жизнь текла размеренно: днём - развод личного состава на выполнение боевых, технических и хозяйственных задач; вечером - опять же развод на несение караульной службы. В гарнизоне не было ни телевидения, ни радио. Свежую информацию получали от проходящих мимо колонн. Небольшой генератор из-за экономии горючего включали на два-три часа в день, остальное время - пользовались керосиновыми лампами. Было время о чём помечтать, написать письма, послушать наивные солдатские песни. Им, 18-20 летним пацанам, вырванным из-под тёплого родительского крыла, приходилось ещё тяжелее, чем офицерам. И надо было не сломаться, выжить, выстоять эти полтора года в любых условиях. Иванов хорошо понимал это и индивидуальной работе, особенно с молодыми солдатами, придавал большое значение.
   В гарнизоне несколько месяцев назад случилось ЧП. В первый раз заступивший в караул солдат, самовольно оставил пост и отправился пешком по дороге в сторону штаба бригады в п. Хинжан. Благодаря своевременной проверки и организации поиска, солдата нашли. Ему очень повезло, что не попал в плен. Позже выяснилось, что он москвич из интеллигентной, порядочной семьи, но к таким условиям службы и жизни был не готов. Его отправили в Союз, а дело передали в военную прокуратуру. Самое опасное заключалось не в его личном дезертирстве, а в том, что он оставил без защиты своих товарищей, охраняемый объект, совершив тем самым воинское преступление.
   Когда до праздника оставалось каких-нибудь два-три дня, к Иванову на усиление прибыл начмед батальона капитан Калинкин. Они тепло поздоровались, прошли в комнату Николая, им было о чём поговорить.
   - Знаешь, какая у нас недавно хохма в батальоне была - уже час болтал начмед, - Василий - командир ремонтного взвода, поймал здорового - наверно больше метра, варана и привязал его за ногу возле магазина. А там продавщицы Люська и Надька, а туалет - на улице. Калинкин захохотал. Они только к двери - а там варан кидается, шипит, хвостом бьёт. Так они и просидели в магазине до обеда, пока комбат не узнал.
   - И что с этим вараном стало, - спросил Иванов.
   - Что - что, да Васька из него чучело сделал.
   Посидев ещё немного, напившись крепкого, душистого чая с картофельными пирожками, легли спать.
   В комнате от хорошо протопленной печки было жарко. С первыми лучами солнца Николай поднялся, приоткрыл находящееся над кроватью начмеда узкое окно. Вышел на улицу помылся и побрился подогретой нарядом водой. Под ногами похрустывал сухой снежок, горы розовели в лучах восходящего солнца. Было легко и хорошо. Посвистывая мотив популярной итальянской песни, Иванов вернулся в свою комнату, где уже проснулся, но ещё продолжал нежиться в кровати Калинкин.
   - Как там погодка?- спросил он.
   - У нас всегда отличная.
   - Чем будем заниматься?
   - Сначала туалет, затем завтрак, а дальше посмотрим. С этими словами Николай принялся подшивать свежий подворотничок.
   Вдруг на миг что-то закрыло свет, проникающий из окна и тут же дикий, нечеловеческий крик начмеда вспорол тишину всего гарнизона. Что-то лохматое взлетело вверх, вновь моргнул в окне свет и перед Ивановым уже не лежал, а стоял в трусах испуганный и взъерошенный Калинкин.
   - Что это было?, - показывал он трясущейся рукой в верх.
   - Джек с лаем выскочил из-под кровати и ударив лапами дверь, выскочил на улицу.
   - На крик прибежал часовой.
   - Товарищ старший лейтенант, что случилось?
   Иванов от безудержного смеха не мог ничего ответить, только махал рукой. Солдат, недоумённо пожав плечами, вышел.
   - Так всё-таки, что у вас здесь происходит? Что за снежные люди? - придя в себя, осипшим голосом спросил капитан, заводя ещё больше Николая.
   - Да это соседская обезьяна. Опять проказничает. Давненько мы её не видели, - вытирая слёзы, сказал Иванов.
   - Ты представляешь, на живот грохается нечто волосатое и когтистое... - как моё сердце выдержало...? - не успокаивался Калинкин. Надо грамм 50 спирта выпить, иначе мондражь на весь день. Ты как, - предложил Калинкин.
   - Не, я с утра не пью, да и стресс ты мне на месяц вперёд снял, точно век этой сцены не забуду.
   Наступило 31 декабря 1984 года. В гарнизоне всё было готово к празднику. Территория убрана. Во всех помещениях наведён идеальный порядок. Обмундирование у солдат постирано и выглажено. Техника и вооружение обслужены. В ленкомнате вывешены праздничные стенгазета и боевой листок. К обеду из Пули -Хумри старшина роты привёз продукты, свежий хлеб и почту. Осталось только истопить баню и до вечера помыть личный состав.
   Иванов, отдав указания Ципаркину, вместе с Калинкиным выехали к соседям - мотострелкам, чтобы поздравить их с наступающим Новым годом и заодно проверить ДКП. Погода была ясная, солнечная. Лёгкий морозец слегка пощипывал уши. В афганском кишлаке шла своя жизнь. Дуканщики в чалмах, закутанные в несколько одежд, сидели в лавках или перед ними и пили горячий чай. Увидев проезжавший комендантский БТР, улыбались, приветственно махали руками, что-то кричали. Ребятишки чумазые, одетые в какое-то тряпьё, в резиновых галошах на босу ногу выбегали на дорогу, показывая "шурави" различные гримасы.
   Обстановка на трассе была спокойная. Колонн в этот день не предвиделось. Все готовились к встрече Нового года. И Иванов с Калинкиным, купив у афганцев на обратном пути мандарин и гранат, чтобы украсить праздничный стол, вскоре вернулись в свой гарнизон.
   Сержант встретил офицеров, доложил, что личный состав помыт, заступающие в караул - отдыхают.
   - Ну, так пойдём и мы испробуем парку! - предложил Николай начмеду.
   - Я только за, - весело поддержал тот.
   В Афганистане баня для всего ограниченного контингента советских войск была одним из главных "стратегических" объектов". Хорошо об этом не догадывался противник. Однако действительно одними из первых сооружений при строительстве военной базы, гарнизона, заставы - строились бани. По возможности их оборудовали бассейном, обшивали из нутрии деревом, обкладывали печи диким камнем, короче говоря чего только не выдумывали, чтобы скрасить свой тоскливый быт. Душа и тело требовали небольшого отдыха, а это в тех условиях могла дать только исконная русская баня.
   В комендантском взводе гарнизона Доши была также руками солдат построена из дикого камня небольшая банька. Печь топилась дровами или углём с улицы. Приятный эвкалиптовый запах намоченных веников витал в горячем воздухе. В бассейне, находящемся рядом с полком, плескалась ледяная вода, привезённая водовозкой с речки. Иванов с Калинкиным несколько раз пропарившись и искупавшись в бассейне, чувствовали неописуемое удовольствие, прилив жизненных сил.
   - Скоро Новый год. Не верится, что мы с тобой уже по году здесь отпахали, - сказал начмед.
   - Как бы ещё один прожить, вот в чём вопрос? - заметил Николай.
   - Надо постараться..., ведь нас дома ждут... - тяжело вздохнул капитан.
   До наступления Нового года оставалось минут тридцать, когда в дверь комнаты, где находились офицеры, постучали.
   - Входите, - ответил Иванов.
   - Вошёл сержант Ципаркин и как-то уж слишком застенчиво пригласил Иванова и Калинкина к праздничному столу.
   - Сейчас идём, - ответил комсорг.
   В спальном, самом тёплом помещении, между двухъярусными кроватями стоял сборный длинный стол, покрытый красной скатертью, взятой в ленкомнате. На столе, благодаря фантазии повара и его помощников, было приготовлено много различных блюд: жареная картошка с тушенкой, приправленная зеленью; консервированная рыба; овощные салаты; блины, политые топлёным маслом; консервированный сыр; мандарины и гранаты; компот, приготовленный из сухофруктов; лимонад, привезённый старшиной из Пули-Хумри и, самое главное - две бутылки водки.
   Когда офицеры вошли, все встали. В напряжённых взглядах сержанта и солдат было видно, что они ждут реакции от старших на спиртное. В дисциплинарном Уставе чётко прописано - употребление спиртных напитков военнослужащими является грубейшим нарушением и строго наказывается.
   - Как поступить, - думал Иванов. Запретить, изъять, наказать, - испортить всем праздник. Потом жди, когда где-нибудь в закутке солдаты всё равно найдут способ отметить Новый год. Нет, так нельзя. Раз они в открытую к тебе лицом, значит и ты должен так же.
   - Николай улыбнулся и сказал: - Я рад, что встречаю с вами этот Новый год! У вас сложился крепкий, здоровый коллектив, которому по плечу решать все вопросы. Желаю всем здоровья, счастья и благополучия, а главное - дожить до дембеля, побыстрее вернуться в свои семьи, где вас очень и очень ждут!
   - Все закричали Ура!
   - И ещё, парни, помните, где мы находимся и кто нас окружает. Это коварный и опасный враг. Расслабился и поминай, как звали. Поэтому праздник - праздником, а служба - службой. Сегодня разрешаю произвести отбой в час ночи.
   - Товарищ старший лейтенант, - заспешил Ципаркин, - не волнуйтесь. Караул в застолье участие не принимает. А это, - показал он рукой на водку, - так, ради праздника, по пятьдесят грамм на брата.
   - Ну, давай, сержант, наливай, - сказал Калинкин, - часы сейчас полночь пробьют. Выпили, закусили и ровно в двенадцать все высыпали на улицу. Иванов приказал вынести два автомата и ракетницы. Все притихли. Слышно было, как секундная стрелка на командирских часах у комсорга отбивает последние мгновения уходящего года. И вот этот невидимый барьер перейдён. Автоматные трассирующие очереди вспороли ночную темноту, взвились разноцветные сигнальные и осветительные ракеты, крики радости вырвались у каждого из груди. Соседи - "трубачи" и мотострелки, тоже открыли огонь из всех видов оружия и ещё где-то там, далеко в сторону севера - востока, где была их Родина, - долго вспыхивало небо. Наступил 1985 год.
  
  

СОРОК ПЯТЫЙ

  
   Сорок пятый, сорок пятый,
   Ты как год войны проклятой,
   Как победный день весны
   Ты - мой полк, а я - твой сын
  
   Г. Гусев
  
   Незаметно пробежала короткая для Афганистана зима, а вместе с ней и первый год пребывания Николая Иванова на этой многострадальной земле. Сотни огненных километров напряженных и опасных дорог были за его плечами. На перекладных: самолётах, "вертушках", колёсной и гусеничной технике он исколесил всю северную и центральную часть страны. И везде его глазам представала чётко отлаженная боевая жизнь в наших частях и подразделениях. Быстрыми темпами велось строительство, возведение советскими специалистами совместно с афганскими рабочими военных и гражданских объектов. Страна, наряду с продолжающейся войной, медленно, но неуклонно вырывалась из феодальных тисков экономической и культурной отсталости. В контролируемых советскими и правительственными войсками районах появились: электричество, радио, телевидение, печать. Открылись школы, больницы, бани. В миллионном Кабуле - возможно в единственной столице мира без действующих коммунальных систем (тепло - водоснабжения, канализации и др.), строился и разрастался красивый, современный Советский район. В высших учебных заведениях Советского Союза обучались тысячи граждан Афганистана. Но для того, чтобы преодолеть огромную пропасть культурной и экономической отсталости, стране необходимы были: мир, политическое и религиозное согласие, взаимопонимание у населения и властей, внешняя помощь и время, а этого как раз и не хватало.
   С каждым годом усиливалось военное, экономическое и идеологическое противостояние двух мировых систем социалистической и капиталистической и передний, самый яростный в этот период рубеж, проходил через Афганистан. 1984-85 г.г. ознаменовались ожесточёнными и кровопролитными схватками с моджахедами. В войну с советскими и афганскими войсками вступил известный и популярный лидер афганской оппозиции Ахмад-Шах Масуд; получил мощную военную и финансовую поддержку Западных держав и стран Востока Гульбуддин Хекматьяр; активизировались бандформирования в районах, граничащих с Ираном. Чаще и решительнее стали проявлять себя китайские подразделения, незаконно переходящие узкий, в несколько десятков километров, участок афгано - китайской границы, жёстко ввязываясь в боевые столкновения с нашими войсками. С обеих противоборствующих сторон широкое применение нашла минная война. В этих условиях, для обеспечения безопасности военных и гражданских объектов, проведения широкомасштабных боевых операций с целью противодействия военной оппозиции, установлению конституционного контроля над территориями мятежных районов, Правительство Советского Союза, по просьбе политического руководства Афганистана, вынуждено было ввести на территорию ДРА дополнительные войска, доведя численность своего военного контингента до 115 тысяч человек, усилив тем самым своё военное и политическое присутствие в данном регионе.
  
   Справка: "К концу 1985 года численность активных формирований моджахедов в Афганистане составляла около 150 тысяч человек, контролировавших 75% территории страны.
   В 1984-1985г.г. ЦРУ США израсходовало на помощь афганской оппозиции более 600 млн. долларов. Саудовская Аравия, другие арабские страны, КНР, Израиль в 1983г. выделили 100 млн. долларов. Со временем военная помощь возрастала как в количественном, так и в качественном отношении. С 1986г. начались поставки современных средств ПВО - американских ракет "Стингер" и английских "Блоупайп", затем последовали новейшие виды вооружений: ПТУРСы - поражающие бронированную технику на большом расстоянии, реактивные орудия, 120-миллиметровые многоствольные миномёты и др."
  
   (В.Н. Спольников "Афганистан исламская оппозиция")
  
   Николай по долгу службы часто общался с местным населением, поэтому хорошо видел растущее у людей доверие и интерес к "шурави" (советским). Многие родители мечтали направить на учёбу в Союз своих детей. Практически все афганцы, проживавшие в районах дислокации советских частей, отлично знали русский язык. Многие наши праздники: 9 Мая, 8 Марта и др. прочно вошли в их жизнь. Однако отрицательное влияние на этот процесс оказывало то, что часто сменяющийся военный контингент, не создавал условия укрепления и установления более глубоких, тёплых и доверительных отношений с населением.
   Иванов, вернувшись из очередной поездки по гарнизонам своей части, пыльный и небритый вошёл в кабинет замполита.
   - Товарищ майор, - чётко отрапортовал он, - старший лейтенант Иванов поставленную задачу выполнил! Техника исправна, люди целы. Жду дальнейших распоряжений.
   Майор Смирнов встал из-за стола и, улыбаясь в свои чапаевские усы, поздоровался с Николаем.
   - Давненько мы с тобой не виделись. Хочешь узнать хорошие новости?
   - Конечно, товарищ майор, - с готовностью отозвался Иванов.
   - Первая, - начал майор, - тебя командование батальона представило к награде, а вторая - пришло распоряжение о твоём переводе на вышестоящую должность - секретарём комитета комсомола 45 ОИСП (отдельного инженерно-саперного полка). Ну что, обрадовал?
   - Постойте, дайте немного в голове переварить. Здесь в Афгане сам не знаешь, что от перевода ждать, пусть даже и на должность выше..., - озадаченно ответил Николай.
   - Ладно, иди и переваривай, а в 17.00, чтоб был готов, поедем в гости к контрактникам, - сказал замполит.
   Николай встретился с друзьями, все были в курсе его новостей, поздравляли. Он быстро привел себя в порядок, принял душ и к 17 часам загорелый, веселый, молодой в чистой афганке предстал перед Смирновым.
   - Ну, ты прямо весь цветёшь и пахнешь, как майская роза!, - усмехнулся майор.
   К штабу подкатил УАЗик и они, нырнув в его чрево, понеслись мимо песчаных барханов, обрамлявших территорию части, в сторону р. Аму-Дарьи.
   В Хайратне - крупнейшей перевал-базе Афганистана (для справки: ежемесячно из Хайратона в Кабул отгружалось и доставлялось автотранспортом только продовольствия от 25 до 40 тыс. тонн), работали по контракту сотни специалистов прибывших из Советского Союза. Располагались они автономно, отдельным небольшим, но компактным городком и охранялись двойным кольцом наших и афганских войск. Им запрещалось контактировать не только с местным населением, но и с советскими военнослужащими. Их посёлок был отлично благоустроен. Жили они в отдельных, небольших домиках, оборудованных кондиционерами и прочими коммунальными атрибутами. Зарплату получали в афганях, значительно - в 2-3 раза превосходившую денежное довольствие нашего офицера.
   УАЗик затормозил возле шлагбаума афганского КПП. Замполит вышел из машины, о чём-то переговорил с охраной и, подарив им пачку сигарет "ОРАL", быстро вернулся назад.
   - Так пропустят они нас? - спросил Иванов.
   - А куда денутся, - самоуверенно ответил Смирнов. Действительно шлагбаум поднялся, пропуская УАЗик.
   Остановились у одного из стоящих в ряд, словно близнецы, домика. Навстречу гостям со словами приветствия вышел хозяин - 35-ти летний, смуглый и темноволосый Давид. Он был греком по национальности.
   Офицеры, отвечая на радушное гостеприимство, вошли в небольшую комнату, подготовленную по всем правилам этикета к торжеству. За столом сидели две великолепные "принцессы" - студентки Ленинградского политехнического института, прибывшие сюда на заключительную практику. Замполит, увидев, как загорелись глаза у Иванова, легонько толкнул его локтём в бок и в полголоса заметил:
   - Эти девушки не для нас, понял меня? Николай, не отрывая глаз от очаровательной брюнетки, кивнул.
   После 3-й рюмки и голубцов, завернутых в молоденькие виноградные листья, улетучилось неприятное чувство скованности, компания расслабилась, пошли разговоры, смех, танцы. Внимание девушек постепенно и незаметно, стало переключаться на офицеров. От их полевой формы веяло порохом, огнём, дорогами и перевалами. В сознании простых Питерских девчонок они, наверно, представлялись людьми из другого времени, из другой жизни. Давид со своим другом, чувствуя себя лишними, стали чаще выходить на перекур.
   - Коля, расскажи что-нибудь интересное о войне, - теребила его плечо, рядом сидящая Наташа.
   - Ну, если позволит старший по званию... - хитро посмотрел Иванов на замполита. Смирнов улыбаясь сквозь усы, укоризненно покачал головой, - валяй комсомол, но не уходи слишком далеко от темы.
   - Тогда слушайте, - начал старший лейтенант. - Выехали мы как-то с майором Бацисем, на бронетранспортёре в Айбак (название кишлака), а по средине пути он у нас, как назло, взял и сломался. Что делать? Вызвали мы по рации помощь, но ждать, когда она придёт, не стали, а просто оставили с БТРом трёх солдат, сами же пересев в первую проходящую мимо афганскую легковушку - ТОЙОТУ, поехали дальше. Шофер не говорил по-русски. В районе Ташкургана он что-то пробормотал нам по-своему и свернул с трассы. Через несколько минут мы оказываемся в каком-то диком кишлаке. Все наверно знают, что район Ташкургана полностью контролируют душманы. У них там, говорят, реабилитационный центр открыт для раненых и больных. Так вот, останавливается наш "крутой" водитель в каком-то узком проулке, внезапно открывает дверцу машины, выскакивает из неё и исчезает. Мы, как два идиота, сидим одни в салоне, а вокруг нас уже собирается толпа, явно недружелюбно настроенных людей. Слышу, майор Бацис упавшим голосом говорит мне:
   - Все, Николай, мы пропали. Сейчас нас в плен брать будут.
   При этих словах глаза у Натальи помутнели, зрачки расширились. Она была вся во внимании, инстинктивно прижавшись к Николаю. А он продолжал:
   - Рано умирать собрались, товарищ майор, - говорю я ему. - Возьмите-ка на прицел автомата этих людей. - Он так и сделал. А я, резко открываю правую дверь, даю в воздух короткую очередь из своего АКСа и ору что есть силы: - Водителя ко мне! Не то всех замочим! Толпа, не ожидая такого поворота событий, разом отпрянула от машины. А через минуту в ТОЙОТУ влетел перепуганный шофёр. Наверно машина ему была слишком дорога, к тому же просто так мы бы не сдались. Двигатель взревел и уже через час нас с комфортом доставили в Айбак, - закончил Николай.
   Девушки с облегчением вздохнули и зааплодировали, а Наталья даже поцеловала Иванова.
   Давид включил магнитофон и предложил немного потанцевать. Замполит, пользуясь тем, что внимание девушек на миг отвлекла музыка, решительно взял Николая за локоть, потянув за собой на улицу.
   - Коля, брось заигрывать с девчонками, они понимаешь, не наши. На днях ты укатишь отсюда, а мне с этими людьми ещё предстоит работать, общаться, понял?.
   - Хорошо, товарищ майор. Всё я понял, - со вздохом сожаления ответил старший лейтенант. - Пойдёмте лучше пропустим ещё по паре рюмок, станцуем с подругами и по домам.
   - Они вернулись в домик и студентки мигом сменили своих гражданских кавалеров на офицеров.
   Уезжать не хотелось. Девушки требовали остаться, но обстоятельства, как всегда, довлели над условиями и возможностями.
   - Коля, будешь в Ленинграде, обязательно заезжай, мы будем тебе очень рады!, - крикнула в след удаляющемуся УАЗику Наташа.
   Сколько таких своих близких и родных, способных чувствовать тебя, понимать и сопереживать женщин он встречал на своём пути. Они не позволяли вконец одичать в этой постоянно напряжённой, походной офицерской жизни, привнося в неё нежность, теплоту, любовь.
   Через несколько дней, сдав дела и должность начальнику клуба, Иванов убыл к новому месту службы в провинцию Парван, туда, где дислоцировался 45 ОИСП (отдельный инженерно-саперный полк).
   Был месяц март. На Саланге ещё стояли крутые морозы. Николай с угольной колонной КамАЗов спускался по затяжному серпантину в благоухающую теплом, солнцем, ранней весенней зеленью Чарикарскую долину. Вдруг слева что-то загрохотало. Иванов повернул голову в сторону водителя и тут же увидел, как рядом с ними, обгоняя колонну, мчится неуправляемый самосвал. Что случилось с машиной, ему было не понятно, то ли отказали тормоза, то ли заклинило коробку передач, но она всё увеличивая скорость, упорно неслась навстречу своей гибели. Впереди неё, метрах в 50- ти маячил огромный камень-валун, справа двигалась техника, а далее чернела бездонная пропасть. Николай видел, как водитель в самый последний момент, открыл дверцу кабины и выскочил из автомобиля. От удара о землю его тело подняло и несколько раз перевернуло в воздухе, а КамАЗ, пролетев ещё с десяток метров по прямой, врезался в валун. От страшного по силе удара он встал на дыбы, кабиной вниз. Кузов его оторвался и вместе с углём перелетел через гигантский камень.
   Колонна остановилась. Санинструктора, солдаты, офицеры побежали оказывать помощь водителю. Весь израненный и поломанный, он всё же остался жить.
   - Геройский парень, - сказал Иванов, - он многим из нас спас жизнь.
   - Это уж точно, - подтвердил скупой на слова сидящий за "баранкой" смешной, веснушчатый сержант. Он сам уже вторые сутки не смыкал глаз. Днём постоянно двигались. Ночью в районах дислокации наших частей отдыхали. Последняя для сержанта оказалась вовсе бессонной. С вечера до полуночи прокопался с машиной, а там до утра - простоял в карауле.
   Николай знал и видел своими глазами все стороны этой боевой, походной жизни и не переставал удивляться несокрушимому ни какими невзгодами русскому характеру. Железо не выдерживало таких нагрузок, какие переносили эти совсем ещё молодые пацаны.
   Преодолев горный перевал Саланг, колонна остановилась на ночлег в Джабаль-Уссарадже. Здесь же находилось и управление одного из батальонов комендантской бригады. Многих офицеров этой части Иванов хорошо знал. Они с радостью приняли его и даже предложили на следующий день отвезти в сапёрный полк.
   Рано утром на БТРе, во главе колонны, Николай отправился в путь. Через час-полтора боевая машина свернула вправо в сторону гор, пропуская вперед грузовой транспорт. До Кабула оставалось 80 километров.
   В стороне от дороги на пологом подъёме, переходящем где-то далеко в непреступную стену гор, Николай как на ладони увидел расположение полка. На огромных искусственных террасах стояла боевая и инженерная техника, казармы, склады и другие сооружения. По всему периметру был выкопан глубокий ров. С внешней стороны установлены сплошные минные поля, натянута колючая проволока, а с внутренней - непрерывная сеть окопов, по углам - бетонные шапки огневых точек. На въезде в часть стояло кирпичное здание КПП с навесным железным мостом, перекинутым через глубокую яму, а в упор прибывшим смотрела своими зияющими чёрными отверстиями двух 23-х миллиметровых стволов ЗУ-шка (зенитная установка).
   - Вот, это понимаю, мужики серьезно обустроились!, - удивленно и восторженно произнес Иванов.
   Он поблагодарил ребят, за то, что его подбросили до части и, попрощавшись с ними, направился в штаб полка.
   Первым его принял командир части - высокий, здоровый, огненно рыжий подполковник Армаш. Сразу было видно, что он влюблен в свой полк и гордится им. Принимая в свой штат новых офицеров, он придирчиво, даже откровенно болезненно рассматривал каждую кандидатуру.
   После короткой беседы с командиром, Николай почувствовал, что первый экзамен сдан и в целом им остались довольны. Армаш сразу поставил перед ним ряд конкретных задач: быстро войти в обстановку, крепить дисциплину среди личного состава, организовать художественную самодеятельность, возглавить работу с местным населением и лично подготовиться к боевым выходам.
   Справка:
   Чарикарский военный городок состоял из казарменно-жилищного фонда - 40 зданий, из них:
   - 7 казарм на 772 человек при одноярусном размещении;
   - 4 общежития на 230 человек;
   - 5 столовых на 500 мест;
   - 1 клуб на 500 мест;
   - 1 хлебозавод;
   - 6 складских помещений площадью 1680 кв.м.
  
   Чуть позднее Иванов узнал, что полк состоит из 4-х батальонов и нескольких отдельных подразделений, насчитывает в своем составе около 1,5 тысяч человек. Постоянно от 1 до 3-х батальонов находилось на боевых действиях или, как принято здесь было говорить - на операциях. Характер применения подразделений полка был разнообразный: от прокладки колонных путей и возведения мостов, до установки (снятия) минных полей, сооружения бункеров, блиндажей, долговременных огневых точек. Только за один 1985 год 45 ОИСП ликвидировал на обнаруженных складах противника, а также снял и обезвредил более 50 тысяч мин. География применения части составляла вся территория Афганистана. В полку постоянно работала группа специалистов из Ленинградской военно-инженерной академии и военных институтов, которые здесь на практике дорабатывали новейшие модификации мин, средства их установки, обнаружения и ликвидации. 45 ОИСП был самостоятельной боевой единицей и подчинялся командованию 40 армии. Ко всему прочему полк по просьбе Генерального секретаря ЦК НДПА Бабрака Кармаля принял шефство над Чарикарским детским домом, в котором воспитывались дети, чьи родители погибли от рук душманов. Почетным шефом этого детдома являлась жена Бабрака Кармаля.
   Служить в таком полку действительно было почётно и ответственно. И он вскоре стал для Николая вторым родным домом. Здесь Иванову предстояло участвовать вместе с подразделениями полка в 4-х крупных армейских операциях, здесь же он по-настоящему понял и ощутил, что собой представляет настоящая мужская дружба, армейское братство, чего стоит честь и достоинство советского офицера.
  

ПРОРВАВ КОЛЬЦО

  
   Колонны танков, БТР-ов
   Ползут, вгрызаясь в твердь земли
   Непобедимость правоверных
   Крушит рязанский шурави.
  
   Г. Гусев
  
   День подходил к концу. Николай, закончив нудную писанину, вышел из помещения штаба. В лицо ударили тёплые солнечные лучи. Иванов невольно прищурился, взглянул на свои хромированные офицерские часы. До ужина было ещё далеко, и Николай решил заглянуть в недавно отстроенный клуб части. На сцене вовсю шла репетиция художественной самодеятельности. Готовились к майским праздникам. Начальник клуба небольшого роста, крепкий, коренастый капитан Сигаев ходил взад-вперед по пустому залу и, не переставая, делал замечания самодеятельным актерам. Они старались, как могли, не смотря на то, что одни пришли прямо с наряда, других отпустили на репетицию с полигона. Актерами были простые солдаты, готовые, если надо пойти в бой, построить дом, сварить кашу, сыграть веселую или драматическую роль на сцене. Кто мог победить такого воина, да никто и никогда.
   Комсорг решил не мешать, тихонечко вышел и заглянул в библиотеку. За картотечным столом сидела полная, красивая женщина. Откровенный разрез её глубоко декольтированного платья, будоражил кровь не у одного солдата или офицера. Библиотекарша об этом знала. Томно подняв свои длинные ресницы, она снизу вверх посмотрела на Иванова и певуче спросила:
   - Ах, это Вы Коля. Вам что-то почитать? - Под неожиданно-откровенным взглядом женщины он на секуну-другую ощутил где-то внутри себя вспыхнувшее чувство смущения, но мгновенно справился с ним.
   - У Вас есть что-нибудь про Афганистан?
   - Никак собираетесь здесь навсегда остаться? - улыбнулась она.
   - Да нет, просто с афганцами часто встречаюсь, а об их стране почти ничего не знаю.
   - Вот возьмите, пожалуйста, две эти книги - всё, что у меня есть", - подала она ему небольшие томики В.Е. Мердолиева "В стране солнца и гор" и С. Мярковского "На дорогах Афганистана".
   Николай сел за свободный стол и углубился в чтение. Ему интересно было узнать, что общая площадь страны составляет 655тыс. кв. км., 4/5 которой приходится на горы и плоскогорья. Столице - Кабулу уже 3 500 лет и находится он на высоте 1 800 м. над уровнем моря. Однако, не смотря на то, что народы Афганистана очень древние, подлинную независимость страна получила только в феврале 1919 года. И первым государством, признавшим Афганистан, была Россия.
   Иванов не заметил, как пролетело время, как опустел читальный зал. Он очнулся от звяканья ключей в руках библиотекарши.
   - А вы Николай впечатлительный, - сказала она, - я за Вами долго наблюдала. Вы будто в другой мир перенеслись. Если хотите, то оставьте у себя эти книги, потом принесёте.
   - Спасибо, - ответил он и быстро вышел.
   До праздников оставалось несколько дней. Командование полка совместно с администрацией провинции Парван запланировали ряд общественно-политических и культурных мероприятий. А сразу после праздников намечалось проведение крупной армейской операции, в которой 45 ОИСП выполнял одну из главных задач: он должен был обеспечить прокладку колонных путей, проводку техники, минирование маршрутов передвижений противника, а также уничтожение его долговременных инженерных укреплений. Два батальона полка уже вторую неделю не вылезали с полигона, отрабатывая до автоматизма свои действия. "Сапер ошибается один раз" - так гласит народная пословица, и это было сущей правдой.
   Праздники же являлись небольшой, но необходимой отдушиной в напряжённой армейской жизни, поднимая дух, внутренний потенциал солдат и офицеров перед тем, как им вновь и вновь приходилось глядеть в глаза смерти.
   После ужина в небольшой комнате собрались все её жильцы: майоры Сорокопуд - парторг полка, Васильев - агитатор и Николай. У агитатора было хорошее настроение, поднятое пропущенными где-то по случаю рюмкой-другой спиртного. Взяв в руки баян, он затянул свою любимую:
   В деревне Старая Ольховка
   Ему приснилась в эту ночь,
   Сметана, яйца и морковка,
   И председателева дочь...
  
   - Хватит Лёха. Ты своей песней уже всех достал, - положив ладонь на меха баяна, сказал Сорокопуд. Тот, нисколько не обидевшись, отложил в сторону инструмент.
   - Хорошо, тогда слушайте новый анекдот, - без долгого перехода продолжил он. - Представьте себе: стоит на коленях возле своего дувала афганец и совершает утренний намаз, а в конце просит Аллаха: "Пошли мне весточку, о всемогущий и великий Аллах о том, что мои молитвы дошли до тебя". И тут, - что вы думаете, - в его дувал въезжает танк. "О горе мне! - вскричал афганец, как посмел я - твой недостойный раб просить тебя об этом!" - Все дружно рассмеялись.
   - Вот видишь Валера, я вам настроение поднял, а ты на меня брюзжишь. В дверь постучали и тут же в комнату впорхнуло живое и нежное существо, имя которому было Оксана. Она совсем недавно прибыла с Украины на должность машинистки в штаб полка, и её светлое личико ещё не успело приобрести как у всех медный оттенок. И вообще, это была изящная, миловидная 22 летняя девушка. По неписаным законам все женщины, прибывшие в Афганистан, быстро становились чьими-то полевыми жёнами или подругами, как их было принято здесь называть. А, если кому-то в этом не фартило, то многие из них шли по рукам. Оксане повезло, она сразу же нашла себе достойного мужчину и жизнь её потекла спокойно и размеренно.
   Агитатор встал и потянул за собой Иванова:
   - Коля, пошли в кино, не будем мешать молодым. От этих слов Оксана налилась ярким румянцем.
   - Придёте с кинофильма, будем вместе пить чай с клубничным вареньем, - сказала она им в след.
   - Коль, - выйдя на улицу, остановил его майор, ты мне объясни, если у них там сейчас, - показал он пальцем на светящееся окно, - малина, то о каком ещё клубничном варенье может идти речь? От избытка сладкого у них ничего не слипнется, а - ха, ха...?
   - Да ладно тебе, сам-то случайно не с женского модуля пришёл? - усмехнулся Иванов.
   Майор обиделся:
   И это говоришь ты? Я же этих "чекисток" за километр обхожу. Мне дома своих баб хватает. Здесь только и отдыхаю от них, понял меня.
   Николай, меняя тему разговора и успокаивая распалившегося агитатора, потянул его в сторону клуба.
   Так пробежали последние несколько дней. Наступило 1 Мая. Утром Иванов с группой офицеров, на двух БТРах выехал в гости к афганцам, в расположенный неподалеку город Чарикар. В муниципальном клубе должно было состояться торжественное собрание, посвященное дню солидарности трудящихся. В большой зал одноэтажного дома, сплошь заставленного скамейками и стульями, прибывали приглашённые. Это были представители провинциальной власти, военнослужащие гарнизона, местная интеллигенция, учащиеся, духовенство и офицеры 45 саперного полка. В зал проходили без оружия. На входе солдаты царандоя внимательно осматривали каждого. Боялись диверсии. Иванов со своими товарищами сел рядом с группой молодых афганок. Они словно стайка ласточек, сидящая на проводах, что-то по своему щебетали, время от времени бросая пугливые взгляды на бобо (стариков) и любопытные на - шурави. Сбросив грубую паранджу, в огромном, набитом мужчинами зале, они чувствовали себя словно обнажённые грешницы, представшие пред грозными очами Аллаха. Все встали. Прозвучали гимны двух государств Советского Союза и Афганистана. Затем, как и положено, был зачитан доклад, поздравления на афганском языке, начался концерт. Трое музыкантов и певец в стихотворно-музыкальном жанре исполнили несколько песен-двустишей (ландый). Собравшиеся дружно хлопая, поддерживали выступающих. Всё шло своим чередом и вдруг, в зале погас свет. На улице раздались выстрелы, послышались крики. Разам все повскакивали с мест, бросаясь к выходу. Николай сунул руку во внутренний карман афганки, вытягивая спрятанный там пистолет. Офицеры, став плотнее друг к другу, решили, как только схлынет людской поток, пробиваться к БТРам, но тут к ним, сквозь толпу продрался майор Джумбеж - заместитель начальника Чарикарского гарнизона. Он успокоил сапёров, объяснив им, что отключение света и стрельба, вызваны нападением душманов на местную подстанцию. Атака моджахедов отбита, но оборудование частично выведено из строя. Джумбеж извинился за происшедшее и предложил офицерам последовать за ним, в его дом для дальнейшего празднования. Они согласились.
   Дом Джумбежа находился неподалеку. Это было кирпичное, одноэтажное строение с плоской крышей и многочисленными дверьми, выходящими на одну сторону, окружённое невысокой глинобитной стеной. Оставив технику и охрану у ограды, офицеры, сопровождаемые хозяином, вошли в комнату для приема гостей. Шурави с присутствующими здесь же афганцами, рассадили по периметру вдоль стен на небольшие подушечки. Перед ними, прямо на ковер, постлали красивую скатерть-дастархан. Затем прислуга, а это были солдаты царандоя, принесли автаву (медный кувшин) с водой, челочи (полоскательницу) и полотенце. Гостям предложили вымыть руки. В это время дастархан заставили всевозможными явствами. Здесь стояли огромные, похожие на поднос блюда с рассыпным рисом, крупно нарезанные свежие и варёные овощи, фрукты, чаши с каймаком - топлеными сливками, варёное мясо, политое соусом и многое другое. Перед каждым сидящим поставили фарфоровые тарелки и положили душистые лепешки, а шурави дополнительно получили вилки и ножи.
   Когда всё было готово к празднованию, в комнату внесли маленькую девочку - дочь Джумбежа. Она походила на яркую куклу: вся разукрашена, в национальной одежде, с сережками, манистами, бусами и другими всевозможными женскими побрякушками. Каждый из гостей брал в свои руки это маленькое, хрупкое существо, говоря ей и хозяину слова восхищения и удовольствия. Все дружно вторили хвалившему, несмотря на то, что девочка была напугана присутствием большого количества чужих людей, непривычной для неё обстановкой и всё время плакала. По окончании торжественной церемонии, началось обычное весёлое пиршество. И чем больше спиртного вливалось в безмерные желудки гостей, тем лучше они начинали понимать друг друга, свободнее, ближе, становилось их общение.
   Устав от бесконечных тостов и здравниц, Николай вышел проверить, чем занимаются солдаты, оставленные для охраны. Те, восседая на своих грозных БТРах, аппетитно уплетали шашлыки, овощи, фрукты. О них тоже позаботились гостеприимные хозяева.
   - Ребята, - обратился к ним Иванов, - будьте внимательнее. Скоро поедем назад, в полк.
   - Товарищ старший лейтенант, - ответил веселый, вихрастый парень, - Вы не спешите, отдыхайте. Мы еще не всех баранов у Джумбежа съели. Солдаты громко засмеялись.
   Возвращаясь к застолью, Иванов ненароком перепутал совершенно одинаковые двери и вместо строго мужской компании, вдруг оказался на женской половине. На полу, застеленном сатранджи (безворсовый ковер), сидели три женщины разных возрастов - мать и жены хозяина дома. Одна баюкала на руках грудного ребенка, вторая - перебирала крупные семена или орехи, а третья что-то шила. Кроме них ещё двое детишек возились тут же рядом. Женщины испуганно уставились на непрошенного гостя.
   - Никак я в гарем попал...? - удивленно спросил Николай. Сзади по плечу его легко хлопнули ладошкой, он обернулся. За спиной стоял солдат-царандоец и улыбаясь, что-то ему говорил на своём языке.
   - Простите меня девчата за незаконное вторжение, я попал, кажется, не по адресу... , - извиняясь, развел руками Иванов и увлекаемый солдатом направился к шумному застолью. Праздник уже подходил к своей кульминации, все были очень довольны, обнимались, приглашали друг друга в гости.
   На следующий день встречались в полку. На территории части состоялись спортивные соревнования по волейболу и футболу между сапёрами и афганскими военнослужащими, затем концерт, чаепитие и "по домам". У каждого было много своих забот. Лёгкое праздничное настроение быстро улетучилось. Полк ждал команду выступить на операцию. Напряжение с каждым днём, с каждым часом возрастало. В списках личного состава участвующего в боевых действиях значился и старший лейтенант Иванов. Чувство предстоящих грозных событий, новых острых ощущений, возможно боли, горя, потерь, волновали каждого, от командира полка до солдата. Усиливающийся дискомфорт испытывал и Николай, не смотря на то, что старался отвлечь себя работой в эти томительные дни ожидания. И вот, наконец, вечером по системе "ЗАС" поступила команда: "...к 15 часам сосредоточить силы полка в районе Тёплого Стана, г. Кабул..." Разом в части всё пришло в движение. Забегали посыльные между штабом и подразделениями, взревели моторы боевой техники, выстраивающейся в походные колонны, заработали десятки радиостанций, настраивающихся на единую частоту. Задымила полковая хлебопекарня, делая последнюю, свежую выпечку хлеба убывающим на операцию войскам. Ночь прошла тревожно, в ожидании неизвестного.
   В 8 часов утра, сразу после завтрака, весь личный состав полка построился четкими, стройными рядами возле памятной стелы. В наступившей тишине прозвучал гимн Советского Союза. Затем перед строем подразделений, убывающих воевать, вышел командир взвода, старший лейтенант. На его груди красовались орден "Красной Звезды" и медаль "За отвагу". Он громко, чуть с хрипотцой в голосе, стал зачитывать слова полковой присяги. В ней говорилось о долге, товариществе в бою, непримиримости к врагу, мести за погибших товарищей, верности Родине, матери, полковому Знамени и уверенности в Победе. Каждое его слово повторялось сотнями голосов, уносясь горным ветром в Чарикарскую долину. За ним выступили командир и замполит полка, пожелав солдатам и офицерам удачи и возвращения в родную часть без потерь.
   Взвилась сигнальная ракета. Раздались команды:
   "По машинам!", "Заводи!", "Вперед!", и под звуки полкового оркестра колонна лязгая гусеницами, скрипя колёсами, тронулась с места.
   Стоя на КПП с приложенной к козырьку фуражки рукой, командир полка подполковник Армаш не скрывал катящихся по щекам слез. Глядя в бравые, весёлые лица своих подчинённых, проплывающих мимо него в поднятой техникой клубах желтой пыли. Он один хорошо понимал, куда и на что посылает своих, в большинстве своем ещё безусых пацанов.
   В северную, пригородную часть Кабула - Тёплый Стан со всех сторон прибывали техника и люди. Каких здесь машин, орудий только не было. Стройными колоннами стояли танки, ощетинились стволами гаубицы, тяжелые минометы, установки залпового огня. На юрких и легких БМД-шках сновали десантники. Многотысячная армейская группировка сжималась в кулак, чтобы внезапно, пружиной выпрямиться в нужном направлении, застать врасплох, в кротчайший срок нанести сокрушительный удар по противнику. Операция, тщательно разработанная штабом 40 армии и Генштабом, держалась до последней минуты в строжайшем секрете. Для дезориентировки противника применялись отвлекающие локальные операции на других направлениях и его дезинформация.
   Вечером того же дня командиры частей были вызваны на КП (командный пункт) армии. Там они получили конкретный боевой приказ, разбитый по времени, задачам и рубежам. Начало движения было определено в 1.00 ночи. Строжайше приказывалось двигаться без выхода в радиоэфир, использовать для освещения только фары СМУ (средства маскировки). Первыми, обеспечивая прокладку пути и разминирование дороги, прикрываемые бронегруппой, должны были двигаться саперные подразделения 45 ОИСП.
   Точно в назначенное время огромная стальная громада разом тронулась в путь. Николай в составе батальона специального минирования оказался недалеко от головы колонны. Он ехал вместе с начальником клуба капитаном Сигаевым в ярко голубом Зил-130. Эта, бывшая когда-то афганская машина, отбитая у душманов, теперь служила нам. Её то ли забыли, то ли не хотели перекрашивать в защитный цвет. Проезжавшие мимо, вначале с любопытством разглядывали их, а разобравшись - тыкали в них пальцами и от души смеялись. Иванову с Сигаевым было не до смеха. Машина, груженая 1,5 тоннами взрывчатки, киноаппаратурой и походной библиотекой представляла собой бомбу, готовую в любой момент взорваться. Водителя офицеры посадили в кузов, а сами по очереди вели грузовик.
   - Если подорвемся на мине или во взрывчатку попадет хоть одна пуля или снаряд, то мучиться не придется. "Бах" - и прямо на небеса, - шутил Сигаев.
   - Да, и никто не узнает, где могилка моя, - вторил ему Николай.
   Сделав несколько отвлекающих зигзагов по пригородам Кабула, колонна с первыми лучами солнца, оказалась на юго-восточной окраине столицы и, резко прибавив в скорости, рванула в направлении Кунара (провинция).
   - Ага, - сказал Иванов, - теперь ясно куда лежит наш путь - на Джелалабад.
   - Горячее местечко, - сквозь зубы произнёс Сигаев.
  
   Справка: В 1985 году боевые действия в ДРА отличались особой ожесточённостью. Проведена крупная Кунарская боевая операция. Боевые действия велись на всём протяжении Кунарского ущелья от Джелалабада до Барикота (170 км). В ходе её только вертолетами десантировалось более 11 тысяч человек.
   В Кунаре потери противника составляли 4 200 человек убитыми, захвачено или уничтожено более 100 орудий, 200 крупнокалиберных пулеметов ДШК и ЗГУ, более 160 складов.
  
   (А.А.Ляховский, В.М.Забродин "Тайны афганской войны")
  
   На этом направлении активно действовали бандформирования Гульбуддина Хекматьяра - одного из ярых и непримиримых лидеров афганской оппозиции. Его отряды объединяли десятки тысяч моджахедов, хорошо подготовленных в учебных лагерях Пакистана и других стран. Расположенные в труднодоступных горных районах, они создавали там базовые лагеря, накапливали сотни тонн оружия, боеприпасов, амуниции с тем, чтобы вести постоянные боевые, диверсионные действия против законной власти.
   Два МИ-24 низко пронеслись над колонной. Пока всё шло хорошо. Бронированные и тяжело груженые транспортные машины упорно лезли на перевал. Узкая полоска дороги, втиснутая в гладкие, отвесные скалы, с трудом вмещала широченные остовы боевой техники. Горные вершины, высота которых здесь доходила до пяти тысяч метров, одетые в вечные, ледяные панцири, холодно и колюче наблюдали за ползущей в дыму и копоте отработанных газов, живой "ниточкой". В радиопозывных она так условно и значилась - "ниточка".
   Лавинные и селевые участки перекрывались длинными бетонными галереями. Камни, скатываясь по их крышам, словно с трамплина ныряли в бездну ущелья. С высоты перевала, огромные боевые машины только начинающие подъём, казались крохотными букашками.
   Сигаев вытер рукавом масхалата выступившую на лице испарину, глубоко вздохнул:
   - Ну, вот и вскарабкались на Латанабанд (название перевала, h-2 500 м.). Надо немного тормознуть, да воды в радиатор подлить. Там её наверно, уже совсем не осталось, - вишь стала меньше парить.
   На вершине перевала была крохотная площадка, куда они и свернули. Пока солдат доливал воду, Иванов вышел из кабины ЗИЛа и, подойдя ближе к обрыву, засмотрелся на открывшуюся его взору сказочную картину. На тёмно-голубом, без единого облачка небе, ослепительно ярко светил белый солнечный диск. Сколько хватало взору - везде блестели, словно остроконечные рыцарские шлемы, покрытые снегом и льдом горы. Между ними жутко, до противного утробного холода, чернели своими бездонными "Мариинскими впадинами" ущелья. И практически нигде ни единого дерева, куста - только голые, безжизненные скалы. Вдалеке, в том направлении, куда двигалась колонна, на горных вершинах появились жидкие, одинокие дымки.
   - Вот вам и "духовский телеграф", подумал Николай (таким способом противник передавал сообщения о продвижении наших частей).
   - Хватит "мертвечиной" любоваться. Разве это природа..., вот у нас на Урале, это да! Ладно, поехали! - крикнул Сигаев. Иванов догнал тронувшуюся с места машину и на ходу вскочил в неё. Начался затяжной спуск, не менее опасный, чем подъём. Чуть зазевайся и неуправляемая машина, сметая всё на своем пути, уйдет в пропасть.
   Проскочили мимо "прилипшего" к скале блокпоста. Две БМП-шки (боевая машина пехоты) обложенные со стороны дороги камнями, да небольшой бетонный домик, вот и всё хозяйство взвода. Как здесь служили два года "замурованные" в камень и бетон ребята, даже Иванову, успевшему повидать многое, было не понятно.
   Тем временем трасса спустилась в Абришоми (шёлковое ущелье). В давние времена по нему проходил караванный шёлковый путь из Китая в Азию. По этим же камням, направляясь покорять Индию, ступали непобедимые фаланги А. Македонского, твердые копыта неисчислимой конницы Бабура.
   Отряды воинов могучих
   Поверив в славу и судьбу,
   За Искандером восхвалённым,
   Грозе и молнии подобным -
   На бойню шествуют свою.
   Г. Гусев
  
   Стоило себе это представить, и по коже шёл мороз. Какие страшные беды, грандиозные победы ожидали впереди великих полководцев, Иванов хорошо знал из истории, а вот что может случиться завтра, а может быть через минуту с ними - не знал никто.
   Николай верил в судьбу. Он никогда и ни на что не разменивал её, не игрался с ней, но и в сторону не отступал, считая, что каждому в жизни отведено свое место, роль и время. Такие мысли часто лезли ему в голову, когда часами от нечего делать он сидел в монотонно трясущейся на ухабах машине и слипающимися от усталости, пота и пыли глазами глядел на бегущую перед собой ленту дороги.
   Движение замедлилось, а вскоре они совсем остановились. По колонне прошёл слух, что впереди начались подрывы.
   - Возможно, - подумал Иванов, - кто-то из его друзей сейчас рискует своей жизнью, расчищая от мин и фугасов дорогу. Чем медленнее двигалась колонна, тем большим временем располагал противник для минирования трассы. Об этом знали все и стремились только вперёд. Для минирования дорог моджахеды применяли, в основном, противотранспортные, кумулятивные мины итальянского ТS-6,1 и английского МК-7 производства. Наиболее коварными были итальянки: в пластиковом корпусе, нажимного действия, они, как правило, срабатывали после нескольких нажатий, подрывая не трал, а за ним идущую машину. А если позволяло время, то душманы устанавливали под полотном дороги фугасы (неразорвавшиеся авиабомбы, снаряды), выводя на поверхность металлические клеммы для замыкания, рассчитывая подорвать только гусеничную технику. Также использовались и средства дистанционного подрыва (радиовзрыватели). Для управления такими полями использовались старые 4-х частотные полицейские радиостанции Японии. Наши специалисты, получив образцы данных радиостанций, быстро нашли противодействие этим системам, подавляя более мощными передатчиками их рабочие частоты, а в некоторых случаях, заранее, до подхода колонны, подрывая их условным сигналом. Средствами транспортировки радиопередающих устройств у наших войск служили, как правило, вертолет или впереди идущая в колонне машина. Но всё же основным, наиболее надёжным и испытанным средством оставались обычный щуп (палка с металлическим штырём) и специально натренированные собаки.
   Используя короткую остановку, чтобы немного подкрепиться, Сигаев залез в кузов машины и, отыскав там три банки гречки с мясом, спрыгнул на дорогу. Тут же облив ветошь бензином он положил на неё консервы, поджёг. На обочину дороги выходить строго запрещалось, так как там можно было легко нарваться на противопехотную мину. Поэтому все удобства находились на трассе. Через несколько минут банки вспучились и, не дожидаясь взрыва, Сигаев выкатил их ногой из костра. Перекусив горячей, шипящей жиром гречкой, немного попахивающей бензином и запив её из фляжки теплой водой, двинулись дальше.
   Ущелье давно закончилось и теперь они катили по широкой долине. Справа от дороги стремительно неслась река - Кунар, а слева - расстилались поля. Изредка встречались заброшенные замки афганских феодалов( маликов, ханов) тех, кто теперь так яро противостоял афганскому правительству и советским войскам.
   Снова встали. Впереди, куда-то через реку понеслись огненные "кометы", это ударили Грады (установка залпового огня). Возможно, наземная или воздушная разведка заметила выдвижение к трассе противника и теперь наносила по нему упреждающий удар.
   - Сидим здесь как килька в банке, что делается вокруг, ни хрена не знаем, - возмущался Сигаев. Снова тронулись. Так прошёл весь день. Они успели наглядеться на полуразрушенные Кала (усадьбы богатых землевладельцев), на многочисленные мазары (могилы святых), стоящих невдалеке от дороги на возвышенностях, на финиковые пальмы, с высокими, прямыми стволами и плотными зонтиками перистых, длинных листьев.
   В районе кишлака Сороби колонну обстреляли. Тут же вертолеты и танки быстро "загасили" огонь противника. Близилась ночь. Недалеко от Джелалабада горы вновь сжали долину в узкое ущелье, по дну которого с рёвом несся бешеный Кунар (название реки). Дорога еле просматривалась. И как назло она ещё стала петлять, а затем круто поворачивала на высокую дамбу. Впереди, метрах в 100, что-то большое и тёмное блеснув фарами, слетело с дамбы и, грохоча с 30 метровой высоты рухнуло в кипящий поток. Колонна не остановилась. Проезжая мимо этого злополучного места, Иванов через опущенное стекло услышал от офицеров, стоящих у пролома ограждения, что это свалился Град (установка залпового огня). Наверно водитель не выдержал суточного марша и уснул за рулём. Вот она первая трагедия, смерть, а может и не одна. Такие внезапные, жуткие картины, заставляли остальных людей встряхнуться, напрячь нервы, найти в себе внутренние резервы, чтобы дальше выполнять поставленную задачу. Кого-то чуть более сильного или удачливого эти ребята, ценой своей жизни, трагическим её примером просто спасали от смерти.
   Пройдя маршем через весь город, колонна вышла на большое поле и здесь стала рассыпаться на отдельные части и подразделения. Впереди было несколько часов отдыха. Ждали, когда подтянутся остальные.
   Иванов с Сигаевым приказав солдату, отоспавшемуся в кузове за весь период марша, охранять машину, прихватили автоматы и не мешкая направились искать своё командование. Вскоре они увидели в одной из штабных машин склонившегося над картой начальника штаба подполковника Мартынова и сидящего рядом с ним майора Плонского - замполита полка.
   - Здравие желаем!, - поздоровались офицеры.
   - Ребята, не мешайте мне работать, - не отрываясь от дел, недовольно ответил Мартынов. Замполит, напротив, обрадовался их приходу.
   - Так парни, - сказал он, - завтра я двинусь дальше на Асадабад, а вы останетесь здесь с начальником штаба. Развернёте палатку для занятий с личным составом, кинопередвижку, библиотеку. В перерывах между боями будете крутить им кинофильмы, короче говоря, обеспечивать полноценный отдых солдатам. Кроме того, ты - Иванов, отвечаешь за ежедневные донесения в политотдел армии. Всё понятно?
   -Так точно!, - ответили они.
   - И вот ещё что, добавил Плонский, - после завтрака соберите людей и зачитайте эту листовку, - передал он Николаю написанный от руки лист, - там говорится о подвиге механика-водителя ефрейтора Солдаткина, который за сутки два раза подрывался на минах, но свой ИМР (инженерная машина разграждения) не бросил. Этим он обеспечил выполнение поставленной задачи всей группировки. Мы его с начальником штаба к медали "За отвагу" представим. Всё, а теперь идите. Пару часиков вздремнёте и за работу. Офицеры ушли.
  
   Пролетело несколько дней. В горах вовсю шли упорные бои. Авиация и артиллерия беспрерывно наносили бомбовые и артиллерийские удары по скоплению живой силы противника, по путям его передвижений. Десантные части, разведбаты, спецназы, высаживались с вертолётов в тылу у моджахедов, продвигаясь по ущельям и тропам дерзко, молниеносно атаковывали, внося в их ряды смятение и панику. Мотстрелковые части и войска царандоя (афганские войска) занимали господствующие высоты, обеспечивая охрану тыловых частей, непрерывно подвозящих оперативной группировке боеприпасы, ГСМ, продовольствие. Военный механизм работал чётко, слаженно, без сбоев. Враг, оказав в первые дни боев жёсткое сопротивление, не выдержав всё нарастающего, как снежная лавина, наступления наших войск, стал отступать к пакистанской границе или, разбившись на мелкие отряды, уходил в труднодоступные горные районы, оставляя для прикрытия смертников (пулемётчики, прикованные цепями к скалам), диверсионные группы.
   Головная, ударная часть армейской группировки тем временем, упорно пробивалась к кишлаку Барикот. Там, на афгано-пакистанской границе больше года, сдерживая бешеные атаки моджахедов, геройски сражался небольшой афганский гарнизон и несколько наших военных советников (мушаверов). Действия банд-формирований активно поддерживали пакистанские части, нанося со своей территории артиллерийские удары по Барикоту. В период проведения Кунарской операции, Пакистан развернул в непосредственной близости с Афганистаном 2 пехотные дивизии.
   Обстановка накалялась. Командный пункт армейской группировки был перенесен в г.Асадабад, находящийся в 20 километрах от границы с Пакистаном. Для контроля и руководством боевыми действиями, на КП армии прибыл генерал-армии В.Варенников (главком Сухопутных войск СССР) - жёсткий, строгий, волевой человек, профессионал высочайшего класса. Ему хватало одного взгляда на оперативную карту, чтобы мгновенно уловить общий смысл обстановки, моментально принять смелое, нестандартное решение. Так он поступил и здесь. Сосредоточив на небольшом горном плато всю мощь артиллерии группировки, Варенников приказал провести массированную 2-х часовую артиллерийскую и авиационную обработку опорных пунктов и мест дислокации банд противника, чтобы в короткий промежуток времени - пока тот приходит в себя, совершить резкий 15 -километровый бросок на Барикот. Задача сводилась к прорыву окружения, доставке в осажденный гарнизон боеприпасов, техники и свежих афганских подразделений, освобождению из многомесячного заточения наших советников. Операция была необычна и рискованна хотя бы только потому, что: проводилась высоко в горах в чрезвычайно сложном - с точки зрения рельефа местности - районе; значительной удалённости боевых частей от основных тыловых баз; имевшей место опасности развязывания военного конфликта с Пакистаном. На крохотном горном плато Варенников приказал разместил орудия и артустановки в глубоко эшелонированном порядке, на минимально-допустимом, согласно нормативов безопасности, расстоянии друг от друга. Но благодаря этому, достигалась высокая плотность огня, не оставлявшая противнику ни единого шанса выжить.
   Удар наносился внезапно, в промежутке с 4-х до 6-ти часов утра и такой силы, что моджахеды в течение 2-х суток не оказывали никакого сопротивления. С задачей наши войска справились полностью. Иванов был благодарен судьбе, что она на короткий миг свела его со столь знаменитым генералом, позволила воочию убедиться в неординарности этого человека, одного из немногих высокопоставленных военных чиновников, открыто выступавших против ввода советских войск в Афганистан. Но когда решение политическим руководством страны на ввод ОКВ (ограниченного контингента войск) в ДРА было всё же принято, то он, как солдат, честно и добросовестно выполнил свой воинский долг. Вот лишь одно из многочисленных высказываний о нём:
   "Руководитель ОГ МО СССР генерал армии В.И.Варенников фактически командовал всеми военными структурами в ДРА. Он искренне радовался успехам и переживал неудачи. Он много сделал для афганского народа в налаживании мирной жизни: восстановлению дорог, систем орошения, линий электропередач, жилых домов и т.д. Мне никогда больше не доводилось встречать людей с таким обостренным чувством долга и колоссальной активностью"
  
   (А.Ляховский "Трагедия и доблесть Афгана").
  
   Иванов, просидев первые дни в Джелалабаде, был вызван замполитом на КП армии в Асадабад, а затем вертолётом переброшен под Барикот. Здесь он со своими сапёрами работал на прокладке в горах дороги, по которой должна была пройти тяжёлая техника. Они взрывали тротилом скальные выступы, закладывали огромные, зияющие проломы. Там, где раньше не мог пройти даже лёгкий караван, пропускали танки, БМП (боевая машина пехоты), грузовые машины. Здесь же Николай испытал на себе всю мощь залпового огня нашей артиллерии, когда от грохота орудий содрогалась земля, глохли уши. Иванов представлял, каково приходится душманам, которым кроме грохота достаются еще осколки и ударная, разрывающая живую плоть волна.
   Смертельное кольцо вокруг Барикота было прорвано. Живой поток новых подразделений хлынул в разбитый и сожжённый небольшой пограничный городок, вернее в то, что от него осталось от многомесячных миномётно-артиллерийских обстрелов и непрекращающихся штурмов моджахедов.
   В Барикот Николай не попал. За день до этого, возвращаясь в лагерь, их БТР на повороте врезался в скальный выступ и завис задними колесами над ущельем. Комсорг сидел на броне с сзади. От резкого удара его бросило в сторону пропасти. Чудом, ухватившись голой рукой за раскалённую выхлопную трубу, он смог удержаться, оставив при этом на металле кусок своей кожи. В связи с полученной травмой, он был вынужден вернуться в Асадабад, где находилась медсанчасть. Здесь ему своевременно оказали медицинскую помощь.
   В Асадабаде Иванов круглые сутки собирал поступающую из подразделений информацию, чтобы к 17 часам передать обобщенную сводку в Кабул в политотдел 40 армии, помогал офицерам инженерного отдела наносить на оперативную карту НАЧИЖа армии полковника Еремчука постоянно меняющуюся обстановку. Перед его глазами проплывали колонки цифр наших и противника потерь, километры пройденных, разминированных дорог, захваченных трофеев, представленных к наградам и т.д. Ему было приятно видеть, что в оперативных сводках часто мелькают знакомые имена его товарищей, которые вместе с десантниками забрасывались вертолетами в тыл противника, минировали маршруты его передвижения, нанося тем самым значительные потери живой силе, внедряя в сознание моджахедов минобоязнь.
   Используя новейшие модификации, можно так сказать "думающих" мин, спецминёры создавали искусно замаскированные ловушки, непреодолимые минно-взрывные рубежи, которые со временем самоликвидировались. Много американских, пакистанских и других стран наёмников, стремясь за большие деньги достать образцы систем "Охота", мин: МЗУ-С, МС-4 и других, сложили там свою буйную головушку. Не по зубам им оказалась наша простейшая на вид (также и в использовании) военная техника.
   Как-то поздним вечером, сидя на скамейке возле круглые сутки работающего БТРа связи и перекидываясь словами с курившим рядом соседом, Николай заметил, как на границе схождения ночного небосвода с темным силуэтом горы, появились новые звёздочки. С каждой минутой их становилось всё больше и больше. Вскоре их целый блестящий поток, плавно перелившись через гребень горы, стал медленно растекаться вниз по сторонам.
   - Духи...? - ещё не веря своим глазам, произнес Иванов. Сосед, как ошпаренный соскочил со скамейки.
   - Где? - и тут же, увидев завораживающую картину, крикнул, - Я в оперативку, может они не знают...!" Однако бежать на КП армии ему не пришлось. На площадке, невдалеке от замаскированных массетями штабных машин, уже разворачивалась батарея Градов, из капониров поднимались длинные гаубичные стволы. Опытные артиллеристы наводили свои орудия на прямую наводку. Всё делалось спокойно, без малейшей суеты, но в то же время очень быстро. Шум реки, разделявшей обе противоположные стороны, надёжно поглощал все звуки.
   Банда душманов в несколько сот человек, наверно потеряла ориентировку на местности из-за постоянных налётов нашей авиации и артиллерии, и гонимая наступающими по пятам десантными подразделениями, вышла прямо на КП армии. Показавшиеся вначале Иванову звезды, оказались обыкновенными электрическими фонариками.
   Забравшись на БТР, Николай с соседом с затаённым дыханием ждали наступления апокалипсиса, настоящего ада, для пока ещё живых, беззаботно двигающихся вниз по склону горы "светлячков".
   И всё-таки они вздрогнули, когда разом рявкнул дивизион 122 миллиметровых гаубиц Д-30, мгновенно заложив им уши. А следом, тут же завыли реактивные установки, выпуская в темноту один за другим ослепительно белые шары. Расстояние до противника было столь незначительным, что маршевые, пороховые двигатели реактивных снарядов, ещё не успев полностью отработать, огненными молниями врезались в склон горы. В начале место кровавой мессы, жудкого ристалища озарилось оранжево-белым пламенем, затем яркими свечами вспыхнул кустарник, а еще через минуту всё исчезло в дыму и гари. Минут 15 бушевала огненная, пожирающая всё живое метель. И вдруг наступила тишина. Только звон в ушах ещё долго не проходил, да осветительные ракеты до самого утра висели высоко в небе.
   Как только расцвело, Николай, потягиваясь после сна, выбрался из кунга ЗИЛа-131, где отдыхал ночью. Рядом всё также свирепо шумел Кунар. Солнце, прячась за горами, своими лучами мягко золотило небосвод. Там, где несколько часов назад пронёсся огненный ураган, продолжала дымиться растительность. Спускающийся в долину прохладный горный воздух, отдавал сладковато-горьковатым запахом.
   - Да это же трупами пахнет! - словно током ударило Иванова.
   Два вертолета огневой поддержки МИ-24 прострекотав в вышине, несколько раз пронеслись над склоном горы, проводя разведку, возможно и аэрофотосъемку местности. Не сделав ни одного выстрела, они лениво перевалили через хребет и скрылись из глаз.
   - Значит, в живых никого не осталось, - подумал Николай.
   На КП армии комсорг узнал, что ещё одна из банд Гульбуддина перестала этой ночью существовать. Но ни радости, ни восторга от этого Иванов не ощущал. Вряд ли кто из нормальных людей мог радоваться происшедшей на его глазах массовой бойней. Он вспомнил, как месяцем раньше в этом же районе, ещё до проведения армейской операции, произошла трагедия, но уже не с душманами, а с нашими ребятами. А дело было так: Из Союза в Асадабад прибыл новый батальон спецназа. Это были здоровые, как на подбор, крепкие, сильные парни. Одного только не хватало у них - не было боевого опыта, а район этот, считался самым неспокойным и опасным.
   Однажды, получив донесение о том, что в одном из горных кишлаков состоится джирга (собрание) руководителей банд-формирований, комбат принял решение на проведение боевой операции. Рассчитывая только на свои силы и, не ставя в известность вышестоящее командование, он решил, что справится с противником двумя ротами. И вот, на БМП-шках, выслав вперед разведдозор, отряд втянулся в узкое ущелье.
   При подходе к указанному кишлаку, дозор доложил, что противник не обнаружен, за исключением отходящей в горы группы людей. Ещё выше, в нескольких километрах, находился другой кишлак. Комбат, доверившись тактическому маневру противника, пренебрегая мерами безопасности, выслал вдогонку передовое подразделение.
   Получив приказ, спецназовцы на максимальных скоростях бросились преследовать врага, тем самым, оторвавшись от основных сил. Однако, вскоре противник куда-то исчез, словно провалился в землю. Войдя в кишлак, солдаты разбрелись по улицам, обыскивая дувалы (дома), кяризы (колодцы, подземные сооружения). Управление подразделением на какое-то время было потеряно. И в этот момент, следовавшая сзади вторая рота, попадает в засаду. А передовую группу спецназа, находящуюся в кишлаке, окружают моджахеды. С гор, с диким криком, обкуренные наркотиками спускаются бандиты, численно в несколько раз превосходя наших ребят. Короткий, неравный бой и душманы уже гордо расхаживают по улицам кишлака, отыскивая и добивая ударами прикладов своих ружей или просто камнями, раненых, полуживых шурави.
   Только после того, как были вызваны вертолеты, кишлак удалось отбить. Из около роты спецназа практически никого не осталось в живых. Одного, чудом уцелевшего, всего израненного солдата, нашли в арыке.
   Всё это рассказал Иванову один из офицеров того самого батальона, нервно куривший одну за другой сигарету, в ожидании своей очереди для трудного разговора с военным прокурором.
   Николаю вдруг подумалось: быть может, это та же самая банда духов, что прошедшей ночью полегла на склонах Асадабадской горы. Не долго, однако, им пришлось праздновать победу. За кровь наших ребят они заплатили своими жизнями десятикратно. Смерть всегда преследуется смертью, таков ещё один непреложный закон войны.
   На последних днях, когда войсковая группировка вновь готовилась к совершению марша, но теперь уже в обратном направлении, Иванов внезапно подхватил малярию. Работая с оперативной картой НАЧИЖа армии, Николай почувствовал, что нарисованные на ней значки вдруг стали расплываться в глазах. Зайдя после обеда в медпункт, он узнал свой диагноз - малярия. Температура тела быстро поднялась до 40 градусов. Врач посоветовал срочно лететь вертолетом в госпиталь, иначе последствия могут быть плачевными. Доложив о своем состоянии командованию, Иванов получил разрешение на вылет в Кабул.
   Как прошла последующая ночь, как говорят - одному Богу известно. Так плохо Николаю небыло никогда. Утром, кое-как придя в себя, Иванов собрал вещи, оружие и с трудом дотащился до вертолета МИ-8. В ожидании вылета и во время всего полёта он то находился в сознании, то впадал в забытье.
   Прибыв в Кабул, он решил, прежде чем попадет в госпиталь, сначала любыми путями должен добраться до своего полка. Сев в удачно подвернувшуюся автомобильную колонну, следовавшую в нужном ему направлении, Николай, что есть силы, крепился, чтобы окончательно не свалиться. Доехав до развилки, где от основной трассы в сторону полка шла грунтовая дорога, водитель остановил машину.
   - Товарищ старший лейтенант, дальше я Вас везти не могу. Вы как-нибудь уж сами теперь доберётесь, здесь недалеко, - виновато посмотрел он на офицера.
   - Ладно, солдат, до своей части я теперь и без твоей помощи доползу, - ответил комсорг, вылезая из кабины КамАЗа.
   Последний километр оказался самым тяжёлым. Силы оставляли его. Был полдень. Солнце, находясь в зените, беспощадно жгло. Ко всему прибавилась ещё одна неприятность: за ним по пятам, как падальщики за сильным, но больным зверем, увязалась ватага афганских пацанов. Видя, каково состояние Николая, они с нетерпением ждали, когда он упадет, тогда можно будет смело забрать у шурави оружие, бронежилет, десантный рюкзак. Иванов чувствовал это и, останавливаясь через каждые 15-20 шагов, наставлял на них ствол автомата и глухо рычал:
   - Буру! (уходи).
   Как преодолел последние сотни метров до КПП (контрольно-пропускного пункта) родного полка он смутно помнил. Выбежавшие навстречу ему солдаты, подхватили под руки его уставшее, непослушное тело, помогли добраться до своей комнаты.
   Врач, вызванный майором Сорокопудом, осмотрев больного, сказал:
   - Все симптомы малярии. Попробуем своими силами без госпитализации поставить тебя на ноги, не возражаешь? - и в приказном порядке тут же заставил выпить горсть каких-то таблеток.
   Николаю было тяжело, но вместе с тем и радостно на душе. Он был в родной части, окружён друзьями, а значит, всё у него будет в порядке.
  

ПАНДЖШЕР

  
   В былые дни и наши времена
   Здесь крови множество пролито,
   Она и в камне лазурита
   Слезой разбавлена сполна.
  
   Г. Гусев
  
   Не прошёл и месяц, как Николай был снова на ногах. Благодаря усилиям полковых медиков малярия не долго сопротивлялась и, в конце концов, оставила его полный жизненных сил организм. Он снова каждый день вставал в 6 утра и в месте со всем полком выбегал на зарядку. По замкнутому 2-х километровому кругу поднимая пыль тяжёлыми армейскими ботинками, чёткими колоннами бегали сотни людей. Пот градом катил по их крепким молодым телам. С раннего утра тяжело бегать, заниматься на снарядах, полосе препятствий, но если хочешь серьёзно подготовиться к боевым действиям, то уж не жалей себя на тренировках: "Тяжело в ученье - легко в бою", - так гласит знаменитая суворовская поговорка. Зато потом, после зарядки, облившись ледяной водой, надев свежую, с чистейшим воротничком афганку, чувствуешь огромный прилив бодрости и физических сил.
   Лето было в полном разгаре. В долине пересохли все мелкие речушки и родники. Однако 45-й ОИСП не испытывал нужды в воде. С глубины в несколько десятков метров она неиссякаемым источником подавалась мощными насосами наверх, заполняя поднятую высоко над землёй огромную металлическую цистерну, чтобы затем по трубам растекаться упругими прохладными ручейками по всем объектам части.
   В связи с установившимся засушливым периодом, Иванову дополнительно поручили снабжать близлежащий афганский пост питьевой водой. Для этого часть подарила афганцам четырёх кубовую резиновую ёмкость. Николай регулярно раз в три дня старшим ездил на водовозке, доставляя им воду. Пост представлял собой два-три дувала (дома), обнесенных высокой глинобитной стеной, в которых проживало несколько семей. Мужчины занимались сельским хозяйством: пасли скот, выращивали виноград, кроме этого охраняли свою территорию от банд душманов, а на женщинах лежала ответственность за воспитание детей и домашние хлопоты.
   В начале встречать Иванова выходили старики, да дети крутились поблизости от машины. Но однажды, когда вода утомительно долго самотёком наполняла ёмкость, Николай взял дощечку и выстругал из неё небольшой кораблик. Мачту он сделал из тонкой веточки, а парус - из кусочка целлофана и закончив его, опустил на воду. Кораблик, подгоняемый ветром, поплыл. Ребятишки, со всех сторон обступив резиновый резервуар, стали радостно кричать и дуть в его паруса.
   Вскоре весь кишлак вышел посмотреть на диковинную игрушку. Даже женщины не сдержав любопытства, прикрывая лица платками, смотрели на этот неустойчивый, качающийся на волнах кораблик, о чём-то переговариваясь между собой.
   Иванов попробовал объяснить им через переводчика, что в мире существуют огромные океаны и моря по которым ходят большие корабли, перевозящие десятки, а то и сотни тысяч тонн груза и не на парусном, а на механическом ходу. Старики, услышав это, засмеялись, говоря, что шурави обманывает их. Не может быть на свете таких огромных океанов, по которым могли бы плавать подобные машины. Все утвердительно закивали головами. Тут только Николай понял, насколько глубока пропасть разделяющая его с этими людьми. Они по сути своей оставались всё теми же тёмными, необразованными, живущими по каким-то своим шариатским, тысячелетней давности выдуманным заповедям, взирающими на всё происходящее в этом мире, вокруг них, как на нечто временное и непостоянное.
   Иванов не стал спорить с ними. Слова стариков для афганцев были непреложным и неукоснительным к исполнению законом. И всё же всем понравился его хрупкий кораблик, а также сам рассказ. Две молодые женщины куда-то исчезли и вскоре появились с чайником и кружками. Тут же возле машины они расстелили небольшой коврик, предложили Николаю присесть.
   Горячий, терпкий чай, приправленный шелковицей, пили Иванов с водителем и старики, остальные же стояли рядом, внимательно прислушиваясь к разговору собеседников. Поговорили о сельском хозяйстве, торговле, не касаясь больных политических вопросов. Старики попросили в следующий раз привезти им немного соляра. Николай пообещал. Расставались дружески, тепло. Теперь каждый раз Иванова, привозившего на пост воду, афганцы встречали радушно, поили чаем, угощали фруктами.
   В начале июня в полку произошла плановая замена, вместо подполковника Армаша в часть прибыл новый командир - подполковник Антоненко. От него, как от офицера прослужившего несколько лет в спецназе все ожидали значительно большего, чем увидели на самом деле. В начале ни один утренний развод не проходил без криков, запугиваний, наказаний, чего в полку не было. Офицеры упорно терпели, ожидая, что вот-вот успокоится новый командир, но это продолжалось. Как-то утром, выведя офицеров из общего строя, Антоненко с пеной у рта начал "воспитывать" командира сапёрного взвода старшего лейтенанта кавалера ордена Красной Звезды, недавно вернувшегося в полк из госпиталя после контузии, за какую-то незначительную провинность. Тот выслушал всё спокойно, затем в полголоса угрожающе сказал:
   - Не советую Вам товарищ, подполковник, находиться рядом со мной в бою, - и круто развернувшись, направился к строю солдат. Антоненко побагровел, задохнулся от неслыханной наглости молодого офицера, посмевшему ему, командиру части сказать такое.... Затем, придя в себя, замахал своими короткими руками, закричал почему-то на комбата, срывая теперь на нём свою злость, потребовал, чтобы тот вернул старшего лейтенанта в строй и примерно наказал. Но первый камень, как говорят, был брошен и к тому же точно попал в цель. Из строя офицеров послышался ропот недовольства. Комбат на гневный, раздражительный голос Антоненко также грубо ответил:
   - Вы разве ещё не поняли, товарищ подполковник, где Вы находитесь. У нас не стоит понапрасну оскорблять человека. Мы здесь все "под Богом" ходим.
   Устоявшиеся в полку боевые традиции, завоёванные потом и кровью, гордость, с какой привыкли держаться сапёры 45 ОИСП, нелегко было одним махом сломать и размазать, здесь это к счастью, не проходило.
   Однажды, будучи в г. Чарикаре, Николай решил заехать к нашим военным советникам (мушаверам). Офицеры радушно встретили его, угостили пловом, фруктами и, как бы невзначай, сказали: мол, предай своему командиру полка, чтобы он не начинал здесь службу с преступной деятельности. На днях по его приказу в вашей части сняли с боевого БТРа двигатель и ещё кое-какие запчасти и передали в афганский гарнизон, за что Антоненко получил японские часы и аудиотехнику. И скажи своему "патрону", что каждый неверный шаг советского солдата или офицера, особенно за пределами гарнизона, становится ни для кого не секретом, в том числе и для нас.
   По приезду в полк Николай, подыскивая по приличнее слова, вкратце изложил Антоненко суть состоявшегося с мушаверами разговора. Тот весь переменился в лице, встал, нервно заходил по кабинету, но всё же сдержался, ничего не ответив комсоргу.
   Эти, да ещё несколько подобных эпизодов, постепенно поставили "в рамки" прибывшего из Союза военного чиновника. Кроме того, часто наведывающийся в полк НАЧИЖ (начальник инженерных войск) армии полковник Еремчук, считавший 45-й ОИСП своим, родным, за что в части его все глубоко уважали, не позволил распоясаться новоявленному "хозяину", умерил высокие личные запросы и амбиции Антоненко. К тому же здесь шла война и она быстро отодвигала на второй план все мелочные, посторонние вопросы - на них просто не хватало времени.
   Тем временем, из штаба армии пришла очередная депеша: "Готовить два батальона к боевым действиям в горной местности". Вновь началась напряженная боевая учеба. Замполит полка майор Борис Плонский, попавший в Кунарской операции под обстрел снайпера и неудачно выпрыгнувший с машины, теперь хромал с вывихнутой ногой, в связи с этим к выезду на операцию было приказано готовиться майору Сорокопуду и Иванову.
   Однажды вечером, отдыхая после напряженного дня - лёжа под приятно обдувающим тело кондиционером и перекидываясь с друзьями по комнате воспоминаниями о жизни в Союзе, все услышали приглушённую расстоянием стрельбу. Выглянув в окно, Николай отчётливо увидел, как над крышами модулей (сборный дом) веером разлетаются трассирующие пули.
   - Ребята, полк обстреливают!, - крикнул он также вскочившим с коек офицерам. Николай быстро натянул спортивный костюм, кроссовки и, прихватив на всякий "пожарный" лимонку, вылетел на улицу вслед за Сорокопудом. Через пару минут они были уже в штабе части. Получив у дежурного оружие и боеприпасы, вышли на крыльцо. Рядом на дороге, бряцая оружием, выстраивалась дежурная рота.
   Подошёл командир полка с начальником штаба. Антоненко приняв краткий доклад от дежурного по полку, приказал прибывшим офицерам взять под своё командование по взводу солдат и определил каждому из них участок обороны.
   Иванов, получив задачу, вместе со своим подразделением тут же бросился занимать указанную позицию. Солдаты, тяжело нагруженные оружием, касками, бронежилетами еле успевали за ним. Заняв окопы и подготовив оружие к стрельбе, бойцы затихли, ожидая команды.
   Часовой, охранявший этот участок, доложил Николаю, что он первым заметил группу душманов в количестве, примерно, до взвода, когда та пыталась перейти из Чарикарской долины в горы, и открыл по ней огонь. Тогда и духи ответили ему тем же.
   - Понятно, - сказал комсорг.
   - Взвод, слушай меня! - скомандовал он, - При выстреле осветительной прочесать оружейным огнём участок местности перед собой на глубину до 400 метров! Расход патронов - один магазин!
   Взвилась осветительная, и тут же заговорили автоматы и ручные пулеметы, выбрасывая свои жужжащие, ненасытные пули в разорванную ракетой ночную темноту. В ответ раздалось несколько жиденьких, неприцельных очередей. Моджахеды уже миновали опасное для них пространство и теперь находились в "мёртвой зоне" - в распадке, куда уже не доставало наше стрелковое оружие. Они экономили свои боеприпасы и понапрасну патронов "не жгли".
   Рыча движками, подкатил БТР. В окоп к Иванову спрыгнул комбат дорожного батальона.
   - Ну что тут у тебя Николай? - спросил он, - Огоньком может помочь?
   - Да теперь уже поздно, ушли, - ответил комсорг.
   - Но на всякий случай я всё же прожектором пройдусь, -сказал комбат. Майор вернулся к БТРу. Мощный световой луч прорезал чёрный, тревожный бархат ночи. Пробежав по отдельным камням, пригоркам и не найдя для себя ничего интересного, стоящего, поднялся вверх, распыляясь из плотного сгустка на мельчайшие фотоны, словно Млечный Путь в бесконечном космосе.
   Передвижений людей никто не заметил. Комбат дал, на всякий случай, длинную очередь из крупнокалиберного пулемёта, на том и успокоились.
   Усилив посты, подразделения солдат и офицеры вернулись к месту отдыха. Ночь подходила к концу, но ещё оставалось время на то, чтобы немного вздремнуть. Впереди был горячий, напряжённый и суетный день. Операция в этот раз намечалась начаться несколько по иному:
  
   Справка: "В тактическом отношении Панджшерская операция отличалась от предыдущих тем, что боевые действия здесь впервые были начаты высадкой большого количества десанта, который отрезал душманам пути отступления в горы", - напишет потом в своей книге
  
   ( "Ограниченный контингент" Б. В. Громов )
  
   Решающую роль в ней играли десантные части и спецподразделения. Они внезапно высаживались в тылу у противника, блокировали его в ущельях, разрывая его крупные отряды на отдельные группы затем, чтобы потом их было легче уничтожать. Авиация и артиллерия, не переставая, наносили по душманам массированные бомбовые и артиллерийские удары. Активно использовалось дистанционное минирование маршрутов вероятных передвижений моджахедов. Операция разворачивалась стремительно, вовлекая в свой смертельный круговорот всё новые и новые людские массы.
   Панджшер представлял собой узкое, до 12 км шириной и 70 км. длинной ущелье, по которому стремительно неслась одноимённая река. Зажатый со всех сторон высоченными горами Гиндугуша, этот район представлял собою настоящую природную крепость. К тому же, это было родовое гнездо одного из сильных и коварных полевых командиров афганской оппозиции - Ахмад Шаха Масуда.
  
   Справка: Ахмад Шах Масуд родился в 1953 году в семье крупного землевладельца в уезде Панджшер. Отец по национальности таджик имел чин полковника. Масуд окончил теологический лицей, учился в Кабульском университете на инженерном факультете. Проходил боевую практику в Египте, Ливане, участвовал в проведении террористических акций в составе палестинских боевых групп. Изучал опыт партизанской войны стран Ближнего Востока, Латинской Америки, Юго-Восточной Азии. В 1978 г. вернулся в Афганистан. Силой и коварством подчинил либо уничтожил ряд главарей банд-формирований в Панджшере. К 1984г. создал мощную, хорошо вооруженную и обученную группировку численностью 3,5 тыс. человек. Держал под своим контролем основную трассу - дорогу жизни Хайратон - Кабул.
  
   (С. Мярковский, "На дорогах Афганистана")
  
   Кроме перечисленных личных "достоинств", Ахмад Шах отличался от других полевых командиров тем, что постоянно и усиленно вёл широкую разведывательную и агентурную деятельность. Его "уши" находились в самых высоких военных и политических кругах афганского руководства, этим вероятнее всего и объясняется удивительная живучесть отрядов Масуда.
   Вооружая современным оружием свои формирования, он опирался на мощную военную, финансово-экономическую помощь западных государств, а также на огромные богатства таящиеся в земных кладовых Панджшера.
   Ещё 700 лет назад Марко Поло описывая своё путешествие в Китай, сообщал об огромных залежах в северо-восточных районах Афганистана - серебра, меди, свинца. Среди них итальянец особо выделил лаужвард (лазурит) как лучший в мире по чистоте и качеству камень.
   Справка: Лазурит - камень синего цвета, добывается по некоторым данным около 7 тысяч лет. Используется в строительстве как отделочный материал, также идёт на изготовление краски - ультрамарин. Лазуриту приписывают магические свойства.
  
   Используя в полной мере свой богатый опыт, а также помощь иностранных специалистов Ахмад Шах создал в труднодоступных горах Панджшера учебные центры, госпитали, тюрьмы, склады оружия и боеприпасов для ведения длительной партизанской войны. Саму долину он разделил на 16 зон, каждую из которых обороняла группа в 50 человек, кроме этого создавались специальные ударные группы в 30-45 человек для нападения на противника с флангов.
   Во многих дуканах (магазинах) на контролируемой Масудом территории были вывешены его красочные портреты - так проводилась идеологическая обработка населения. Иногда Иванов останавливаясь возле какого-нибудь дукана, спрашивал хозяина, какую власть он признаёт? Тот, не раздумывая, отвечал: "Демократической, государственную".
   - А тогда почему, продолжал Иванов, у тебя на самом видном месте висит фотография Ахмад Шаха - врага Саурской (апрельской) революции? Дуканщик также чётко отвечал, мол Масуд их национальный герой, поэтому он не может быть врагом. Что ответить на это правоверному, только оставалось пожимать плечами.
   Проводимая командованием 40-й армии боевая операция в Панджшере, имела цель уничтожить базовые объекты противника, нанести ему ощутимый урон в живой силе, взять под контроль правительственных войск значительную территорию данного района, ослабив тем самым, а возможно и выведя из военной и политической "игры" такую крупную и значительную фигуру афганской оппозиции, какой являлся Ахмад Шах Масуд.
   Готовясь к операции, Николай хорошо представлял себе таящуюся опасность. Выпадет ли на сей раз ему "счастливая карта" или нет? О Панджшере ходили нехорошие слухи, подкрепляемые частыми приказами по армии: то в районе Саланга вырезали заставу, то колонна, направляясь в Руху, где стоял мотострелковый полк, попала в кровавую мясорубку. Моджахеды Масуда сражались с особой яростью и ожесточением, подкреплённые восточным фанатизмом, а часто и наркотиками. К пленным, прежде чем их убить, применяли жестокие пытки: выкалывали глаза, отрезали конечности. Больше всего Иванов боялся попасть в плен живым, поэтому в его кармане всегда лежала ручная граната Ф-1. Морально он был готов, в крайнем случае, дернуть кольцо и постараться при этом утянуть с собой на "тот свет" хотя бы парочку душманов, чтоб не напрасно.... Это были черные, к счастью быстро проходящие мысли.
   Операция уже шла во всю, а от 45-го ОИСП (инженерно-саперного полка) в ней ещё только принимали участие небольшие подразделения спецминирования. Сам Иванов, с готовящимися к боевому выходу основными силами полка, находился в расположении своей части. Пока с задачей по проводке колонн справлялись сапёры 108-й МСД (мотострелковой дивизии). Однако вскоре пришло сообщение о трагической гибели сапёрной роты в районе верхнего Панджшера. Следуя впереди колонны в ООД (отряд обеспечения движения) она "напоролась" на управляемое минно-фугасное поле. В живых из небольшого отряда остались единицы.
   В Панджшер тем временем вводились всё новые мотострелковые, артиллерийские части и подразделения, подвозились боеприпасы, провиант, горюче-смазочные материалы. Каждый раз их необходимо было по-новому проводить, обеспечивая разведку, огневое прикрытие, разминирование и расчистку завалов на дорогах, быстро устраиваемых душманами. Эта задача целиком ложилась на плечи сапёров, а также подразделений, обеспечивающих огневое прикрытие. С одной из таких армейских колонн в Панджшерское ущелье должны были войти сапёрные подразделения 45-го ОИСП.
   Пока техника и люди скапливались в районе Джабаль - Уссараджа, крупного населённого пункта расположенного перед входом в Панджшер, Николай с офицерами управления полка готовился и отрабатывал в последние оставшиеся часы оперативные карты и документы. Но вот, наконец, всё было готово и ранним утром, они выехали на 4-х БТРах в Джабаль - Уссарадж.
   Наступал один из горячих июльских дней. Машины ходко шли по пустой трассе. Справа бесконечно тянулись виноградные поля, лишь кое-где среди них, внезапно появлялись жёлто-серые остовы разрушенных войной дувалов (домов), а слева - на противоположной стороне, вставали горы.
   Командир полка, возглавляя колонну, ехал впереди на новом БТР-70. За ним следовал на стареньком БТР-60 Иванов, а далее майор Сорокопуд и в замыкании - прапорщик Зелёный - начальник продсклада. Бронетранспортёр комполка далеко "убежал" от Николая, и как тот не подгонял своего водителя, больше выжать из двадцатилетней машины было просто невозможно. Но зрительная видимость и радиосвязь с командиром поддерживались хорошо.
   Внимательно наблюдая за дорогой, Николай увидел, как впереди него из плотных кустов виноградника был произведён выстрел из гранатомета. Граната по пологой дуге пронесясь выше БТРа командира полка, врезалась и разорвалась невдалеке, на противоположном крутом подъёме. Водитель у Антоненко резко затормозил и, свернув влево, клюнул машину носом в придорожный кювет.
   Вторая граната, выпущенная моджахедами с упреждением на движение, в результате резкой остановки бронетранспортёра, пролетела впереди него и также разорвалась на левой обочине дороги. Николай отчётливо наблюдал происходящее и то, как мгновенно закрылись люки командирского БТРа, как заглох его двигатель.
   Иванов, сваливаясь внутрь своего несущегося на помощь товарищам БТРа, вышел на внешнюю связь затем, чтобы его услышали свой экипаж и остальные:
   - Обстреляна первая коробочка! 200, 300 (раненых и убитых) - нет! Противник справа 100. Огонь!
   Пулеметчик тут же рванул башенку КПВТ (крупнокалиберного пулемета) вправо, и боевое отделение машины мигом наполнилось едким запахом гари. Приказав водителю подойти к командирской машине на минимальное расстояние и видя через призму триплекса (прибор для наблюдения), что там всё нормально, Николай отбросил бронированную крышку бойницы и, вставив в узкое отверстие ствол автомата, открыл огонь. Выпустив три магазина по кустам виноградника, он осторожно открыл люк и высунулся наружу. Духи не стреляли. Невдалеке за его машиной стоял БТР Сорокопуда, прочёсывая плотным пулемётно-автоматным огнём зелёнку. На связь вышли танкисты, охранявшие этот участок дороги. Они спрашивали, что за стрельба и на каком километре. Иванов, вытащив из полевой сумки карту, быстро сориентировал её на местности и точно передал им свои координаты. Танкисты пообещали минут через 10-15 подойти и всё там "разровнять".
   Николай всматривался в местность, ища глазами, куда бы ещё всадить очередь-другую, как вдруг прямо перед ним из кустов выскочил 8-10 летний бача (мальчик). Как, какое внутреннее чувство, интуиция заставили Николая остановиться и не нажать на спусковой крючок, даже просто автоматически, он так не смог никогда в дальнейшем понять и объяснить. Но что-то не позволило ему это сделать, как говориться, принять грех на душу.
   Взглянув на офицера испуганными глазами, бача вновь скрылся в винограднике, чтобы через несколько секунд выйти оттуда уже с матерью и сестренкой. Николай, показывая стволом автомата на зелёнку, спросил у них:
   - Бача, ханум, душманы аз? (пацан, женщина, там есть душманы?) Они отрицательно замотали головами и, обойдя бронетранспортёр Иванова, прямо тут же на обочине дороги уселись перевести дух. Им просто повезло, что остались живы.
   Мимо Иванова проехал БТР с прапорщиком Зелёным. Он вплотную подогнал свою машину к командирской, чтобы не слезая со своей, перелезть на ту. Пройдясь по броне, прапорщик постучал автоматом по крышке люка. Тот открылся, но наружу никто не показывался.
   - Наверно крепко перепугался командир, - подумал Иванов, ведь в первый раз попал под обстрел.
   "Первый обстрел деморализует человека полностью", - откровенно признавался в своей книге "Ограниченный контингент" Б.В. Громов.
   А уж этого человека никто и никогда не мог бы упрекнуть в трусости или малодушии. Данное чувство испытал на себе и Николай, но это было уже в прошлом. В этой же ситуации он чётко знал, что надо делать. Чем быстрее следует твоя ответная реакция, направленная на организацию огневого противодействия противнику, тем больше шансов представляется тебе самому и другим выжить. Бежать либо укрывшись в окопе или под бронёй лежать, закрыв глаза и ждать, что всё пройдёт, кто-то тебя спасёт, значит обречь себя на смерть или плен. За жизнь всегда надо сражаться, а там уж как повезёт.
   Лязгая и скрипя по асфальту гусеницами, подкатил танк Т-62. Развернув в сторону зелёнки свою башню, он стал методично расстреливать, сравнивая с землей полуразрушенные, давно заброшенные людьми дувалы. Снаряды с корнями вырывали и разбрасывали во все стороны вместе с кусками сухой глины, сочную, с наливающимися гронками виноградную лозу.
   БТР командира полка завёлся, легко вырулил на дорогу. Можно было продолжать движение.
   Когда подъехали к Джабаль-Уссараджу, то увидели, что многокилометровая колонна техники уже выстроилась и готовилась начать движение. Невдалеке дальнобойная артиллерия вела упреждающий огонь. Всё были в напряжении. Сапёры на своих огромных инженерных машинах разграждения (ИМР) - танковых тягачах с тяжёлыми катковыми тралами, как всегда, находились впереди.
   Антоненко собрал офицеров своего полка, провел короткий инструктаж, поставил каждому конкретную задачу, определил места размещения в колонне. В конце совещания всё же не сдержав недавно перенесённого испуга, стресса, неудобного положения в которое попал в глазах подчинённых в период обстрела, он яростно набросился на Иванова. Обвинение сводилось к тому, что комсорг не правильно действовал в ходе огневого нападения моджахедов на их колонну. Он обвинил Иванова в том, что тот не защитил командира. В то же время комполка отметил геройский поступок прапорщика Зелёного, заявив, что по окончании операции обязательно представит его к ордену. Так он и сделал в последствии, однако вместо ордена, Зелёный был привлечен к уголовной ответственности за незаконную продажу афганцам со склада части нескольких тонн продуктов. Кстати наши интенданты, тыловики действительно успешно справлялись как с обеспечением своих частей, так и местного населения. Не случайно на данную тему в Афганистане ходило много анекдотов, вот, например, один из них:
   - Приехал в Афганистан полковник - тыловик с проверкой. Повезли его в одну из частей. Проезжают они по кишлаку, а на витринах дуканов (лавок) стоит наша сгущенка, тушенка.... Проверяющий спрашивает у начпрода: - "Так значит, здесь хранятся ваши продукты?" - Так точно, товарищ полковник, - отвечает начпрод,- всё согласно накладных: в лавке Юсуфа - 20 ящиков тушенки; в лавке Воира - 30 ящиков сгущенки ...."
   Иванов прекрасно понимал, с какой целью Антоненко взял с собой на операцию начальника продовольственного склада и что тот умеет делать, но это его не касалось, а вот услышать в свой адрес от командира незаслуженное оскорбление, да ещё в присутствии своих боевых друзей, он никак не ожидал. Ведь в действительности только благодаря ему комполка остался цел и невредим. Николай никогда бы не придал этому обычному для Афгана эпизоду какой-либо значимости, если б не остановился на нём Антоненко, ну обстреляли их и всё, то ли ещё будет впереди.
   Расходясь с совещания по своим подразделениям, офицеры, сочувствуя Иванову, хлопали его по плечу, говоря при этом, мол: - "Не обращай внимания парень...."
   Ты попал под обстрел?
   - Ну и что.
   Ведь остался я цел, невредим.
   БРТ лишь пробил колесо,
   Да антенну срубило над ним.
  
   Страшно было, по правде скажи?
   - Да какое там, не до него.
   Думал, лишь бы машины прошли,
   Да осечки не дал пулемет.
  
   Ну, а если б ...?
   Тогда мы с тобой,
   Не курили б в прохладной тиши.
   Что о том, наливай посошок,
   Да вперед в след судьбе поспешим.
  
   Г. Гусев
   Колонна, простояв на месте часа полтора, наконец-то тронулась вперёд. Техника медленно и осторожно втягивалась в горловину ущелья. В самом узком месте ширина его не превышала нескольких десятков метров. Над полотном грунтовой дорогой местами свисали огромные каменные глыбы. Панджшер (река), показывая свой буйный норов, шумел, пенился, переворачивал валуны, враждебно встречая советские боевые части, незвано вторгшиеся в святая святых его хозяина - Ахмад Шаха Масуда (Масуд - счастливый).
   Не прошло с начала движения и часа, как вновь остановились. По связи передали: сапёры обнаружили на дороге мины. Послышались отдаленные взрывы - это мины взрывали накладными зарядами или стаскивали "кошкой".
   Снова тронулись. Николай крутил во все стороны головой, опасаясь внезапного нападения духов. Но кроме голых, уходящих ввысь скал, да куска размытого тёмно-синего неба, ничего подозрительного, настораживающего не было видно.
   Полтора десятка километров шли несколько часов. Но вот горы расступились, и колонна покатила по сравнительно широкой долине. Строптивая река, сопровождая их, то подбегала вплотную к дороге, то уходила в сторону. На её пологих берегах заманчиво зеленела трава, цвели цветы. Солнце стояло в зените и нещадно пекло. Обмундирование у всех давно пропиталось потом и пылью, неприятно липло к телу. Так и тянуло к воде. Колонна вновь остановилась. По радиосвязи сообщили, что "загорать" придётся долго. Впереди, в районе Рухи (населенный пункт) моджахеды обстреляли из миномётов ООД (отряд обеспечения движения). Теперь надо было ждать, "вертушек" (вертолеты), когда те произведут зачистку, затем высадят на высотах десант, тогда снова вперед.
   Комбат дорожного батальона запросил Антоненко проверить подход к реке, чтобы дозаправить водой технику. Получив разрешение, он с отделением солдат на ИМРе (инженерная машина разграждения) свернул с дороги и медленно, прощупывая впереди себя тралом землю, покатил к реке. Остановившись возле воды, майор доложил, что рядом с ним в траве находится противопехотное минное поле. Мины стоят на растяжках. Сейчас он обследует вокруг местность, а сами мины трогать не будет, лишь огородит их указками и флажками. После этого можно будет запускать водителей за водой.
   Николай слез со своего БТРа и вместе с солдатом, несшим 20 литровую канистру, направился к реке. Несмотря на 35 градусную жару, вода в Панджшере была ледяная, от таявших где-то высоко в горах ледников. Иванов умылся. Сразу стало значительно легче. Подойдя к ИМРу, спросил у комбата, что он будет делать с минным полем? Майор ответил, мол, пусть себе стоит. Мы его у себя на картах зафиксируем. Раз духи его установили, вот пускай сами теперь и снимают или, если хотят, - рвутся на нём.
   Перекурили в тени машины.
   - Ну, я пошел, - сказал Иванов комбату. Вскоре снова тронулись в путь.
   Несколько часов шли спокойно. Дорога то лезла вверх, то вновь спускалась к реке. Удачно проскочили мимо безлюдных кишлаков. Некоторые были полностью сожжены и разрушены. Склоны гор в этих местах сплошной стеной покрывал кустарник. Местность становилась все более опасной. Противник свободно и незаметно мог вплотную подойти к дороге и нанести удар по колонне.
   Неожиданно сзади раздалась и с каждой секундой стала усиливаться стрельба. Техника остановилась. По сторонам нервно закрутились башенки БТРов и БМП, хищными стволами своих орудий выискивая в густой зелени, на скальных выступах и горных провалах цели. Послышался вой реактивных снарядов. Гулким эхом выстрелов и разрывов заявили о себе танки. В направлении разгоравшегося боя пронеслись два МИ-24 (вертолет огневой поддержки) прикрывавшие колонну.
   Иванов, как и его неразлучный АКС-74, находился на "боевом взводе". Все органы чувств обострённо работали. Николай ощущал себя частичкой единого, огромного, живого организма, автоматически включившегося в режим самосохранения, выживания. Это не означало наступления паники, анархии, психоза, наоборот, такая обстановка сильнее сплачивала людей, поднимала авторитет, значимость командира в экстремальной обстановке, дисциплинировала солдат. Она заставляла каждого быстрее и чётче исполнять свои обязанности, выполнять поставленные задачи.
   Эфир разрывался командами и криками попавших под обстрел:
   - Славка, слева духи, огонь!
   - ...23-й, что стоишь, спихивай КамАЗ в сторону!
   - Танкисты, вашу мать....! Расстреляйте же эту заразу, иначе всех нас покалечит! Гусянками прокатите, пока все колёса не пропороли! - и т.д.
   Разобравшись в обстановке, опытные в этом деле офицеры, быстро наладили взаимодействие межу подразделениями и плотным огнём накрыли духов. Авианаводчики, вызвав вертолёты и передав им точные координаты противника, чётко управляли их действиями. Теперь уже моджахедам приходилось туго. А уйти от подоспевших вертушек, практически невозможно.
   Душманы, надо отдать им должное, хорошо знали и умело использовали местность для устройства и маскировки своих засад. Нападали каждый раз внезапно, нанося нам в первые минуты боя потери в личном составе и технике. Они хорошо обращались с индивидуальным оружием (автоматами, гранатометами и т.д.), однако полностью уступали советским подразделениям в тактике ведения боя, в применении коллективного оружия (например, миномёта), не говоря уже о полном господстве в воздухе нашей авиации. Правда, используя накопленный в боях опыт, инструкции иностранных наёмников и они экспериментировали, внося новые элементы в тактику боя. Например, в устройстве "огневых мешков" при организации засад для нападения или отхода от преследующих их советских или афганских подразделений. Делалось это так:
   Вначале они обстреливали своего противника с дальних позиций. Могли имитировать даже отступление. Когда наши подразделения начинали преследовать отходящую группу мятежников, тогда их в упор, "кинжальным" огнём с ближней позиции встречал хорошо замаскированный отряд моджахедов. Затем удар наносился ещё и с флангов.
   Однако и эта тактика душманов нам была хорошо известна. С этой целью советские части применяли широкие охваты банд моджахедов по сходящим направлениям, занимали выгодные высоты, авиация и артиллерия наносили по ним упреждающие артиллерийские и бомбоштурмовые удары, поддерживали наступающих огнём.
   Поэтому, ещё только готовясь напасть на советский пост, гарнизон или колонну, душманы заранее морально настраивали себя на роль мучеников ("шахидов") или, если повезёт, будущих победителей ("гази"). Победителем считался тот, кто возвращался в свой лагерь ("марказ") с добычей или оружием, отобранным у противника. Но получалось это редко. Потери моджахедов многократно превышали потери наших войск.
   Минут 30 продолжался бой. Затем всё успокоилось, и колонна продолжила движение. Только к вечеру добрались до конечного пункта. В развилке реки, на большом галечном острове, а также на правом (по течению реки) пологом берегу разместилась основная часть армейской группировки. Здесь же находился КП 40-й армии - постоянно и напряженно работающий мозг, приводящий в движение все соединения, части и подразделения, участвующие в боевой операции.
   Сапёры, отыскивая в потоке прибывающей техники своих, выстраивали машины в одну линию. Комполка Антоненко отдав распоряжение на проверку людей и техники, убыл для доклада на КП армии.
   Командиры подразделений быстро выполнили приказ комполка и, убедившись, что всё в порядке, предоставили солдатам короткий отдых, чтобы те успели умыться в речной воде и перекусить. У каждого был на руках сухой паёк, рассчитанный на несколько суток.
   Офицеры тем временем, собрались в кружок на перекур, обменяться своими впечатлениями о прошедшем дне.
   - Думаю, здесь и заночуем, - сказал комбат дорожного батальона.
   - Кто знает, что там произошло во время обстрела?, - спросил Иванов. Стоявший рядом старший лейтенант ответил:
   - Я был недалеко от того места. Духи, пропустили вперёд наиболее сильную в огневом отношении голову колонны, затем внезапно напали на грузовой транспорт. Первыми выстрелами они подожгли КамАЗ, гружёный реактивными снарядами с кассетными боевыми частями для "Урагана"(установка залпового огня). От огня сработали пороховые двигатели, и снаряды стали разлетаться в разные стороны. Самое опасное было в том, что в их кассетах находились противопехотные мины. Ими через несколько минут оказалась засыпана окружающая местность, в том числе и дорога. Те, кто выпрыгнул из машин, оказались на минном поле. Несколько человек из колонны получили тяжёлые ранения на подрывах. Колесная же техника не могла двинуться с места. Пришлось танкистам расчищать трассу. Духам тоже хорошо досталось, так как и до них снаряды долетали. Вот и всё, остальное вы знаете, - закончил он, бросив под ноги догоревший окурок.
   - Да, всякое бывает.... - многозначительно произнес комбат.
   К офицерам подошёл прапорщик:
   - Товарищ майор, - обратился он к комбату, - тут недалеко банька работает, может помоемся, а? Майор посмотрев в сторону КП армии, махнул рукой:
   - Пошли. Такой случай упускать нельзя.
   Пока первая группа офицеров с наслаждением смывала пыль и пот, Иванов успел обойти всех солдат, расспросить об их проблемах. Уставшие, но довольные парни, полные впечатлений разогревали на кострах кашу, заваривали в котелках чай. Кто-то, уже поужинав, настраивал струны гитары. Жизнь, какая бы она не была, продолжалась.
   Оставив одежду и оружие на БТРе под охраной, Николай направился в баню. Это был обычный ДДА (дегазационно-дезинфекционный автомобиль). Речная вода всасывалась насосами, нагревалась и в небольшой железной будке, горячая, с паром, разбрызгивалась душевыми установками.
   Все сапёры уже помылись, когда Иванов освободившись от дел, зашел в баню.
   Закончив приятную процедуру, Николай вышел на прибрежный песок, блаженно потянулся. Возле его ног шумел и пенился Панджшер. Горы в наступающих сумерках потемнели и выглядели огромными, молчаливыми великанами. Становилось прохладно. Ночью температура в ущельях опускалась до 0 градусов. Иванов в трусах и майке, в обутых на босу ногу кроссовках спокойно и не спеша, возвращался в лагерь. Остановившись на том месте, где полчаса назад стояла техника его полка, он с удивлением обнаружил, что её просто нет.
   - Вот чёрт, наверно, куда-то в другое место переставили, - подумал комсорг. Но, оглядевшись по сторонам, никого из своих не заметил. Где-то в глубине в души зародилась лёгкое, нервное беспокойство, неуверенность в то, что он видит и начинает каким-то шестым чувством понимать и анализировать.
   - А может, заблудился, или они ушли дальше? Да нет, не может этого быть! - Николай решительно отбросил все сомнения и, круто развернувшись, направился к соседям - артиллеристам.
   - Ребята вы не видели, куда сапёры свою технику отогнали?, - спросил он у группы солдат. Те ответили: мол, пришёл ваш комполка, и вся техника с личным составом ушла дальше по трассе, в горы. Иванов знал, что в 5-7 километрах от основного места дислокации группировки, находится ещё один лагерь.
   - Как же это....? А меня....? - упавшим голосом произнёс Николай. - Они одежду и оружие вам не оставили? - ещё надеясь на хоть что-нибудь хорошее, спросил Николай. Те ответили - нет, им ничего не оставляли.
   - Вот это влип в историю...,- подумал Николай. Более смешного положения он и представить себе не мог: голый, без документов и оружия среди чужих, холодных гор, напичканных душманами. Как доказать любому из своих, что ты офицер. Кто поверит, что тебя здесь попросту бросили. Нестерпимая обида от безысходности своего положения петлёй сдавила ему горло. Стало совсем темно.
   Дрожа от ледяного ветра, сжав побелевшие кулаки, Николай шёл вдоль берега реки, всё ещё надеясь отыскать кого-нибудь из своего полка. Техники стояло много, но людей, уставших после дневного перехода, занимали, прежде всего, свои проблемы. За ночь надо было отремонтировать поломанные машины, заправить их топливом, почистить и привести в порядок оружие и, наконец, урвать часок-другой для сна. Находясь в большом коллективе, каждый в итоге выживал в одиночку: уснул за рулём - слетел в пропасть; оступился - напоролся на мину; глотнул сырой воды из реки - заработал тиф или гепатит. Иванов на занятиях, заостряя на этом внимание солдат, теперь сам, так по-дурацки попал в нелепейшую "историю".
   И всё-таки он чудом наткнулся на стоявший в стороне от всех ИМР (инженерная машина разграждения). Сердце радостно забилось. Но эта машина оказалась другой части, к тому же она была неисправна. Ремонтировать и охранять её оставили одного механика-водителя. Николай поздоровался с ним, коротко поведал свою беду. Чумазый, молоденький солдат без лишних слов, открыл ящик ЗИПа (запасные части и принадлежности), отыскав там рванный и промасленный комбинезон - всё, что у него было, предложил Николаю. Иванову ничего не оставалось, как надеть его на чистое, вымытое в бане тело. Узнав у солдата, что радиостанция на ИМРе работает, комсорг настроил её на рабочую частоту и вышел на связь со своим полком. Он узнал, что сапёры намерены завтра утром вернуться в его лагерь. Николай успокоился. Механик-водитель, тем временем, куда-то сбегал и принёс два котелка горячей каши. Сели, поужинали. Ночь полностью накрыла своим холодным, туманным покрывалом окружающую местность. Сквозь густую, молочную пелену вдруг взлетали и где-то в вышине вспыхивали осветительные ракеты.
   Вконец уставшие, вымотанные за день офицер и солдат залезли внутрь огромной машины, и накрывшись грубым брезентом, тут же уснули.
   Николаю приснился лёгкий, весёлый сон, вернувший его на полгода назад, к тому времени, когда он ещё служил в дорожно-комендантском батальоне.
   В гарнизоне Доши, где Иванов временно исполнял должность командира взвода, жил отличный, верный пёс Джек - большая восточно-европейская овчарка, но кроме него часто в гости к "комендачам" заглядывала и обезьяна Мики. Это была настоящая умная и хитрая бестия. Из-за своего строптивого характера она часто перекочёвывала из одного гарнизона в другой. Тогда же Мики жила у соседей - "трубопроводчиков". Они держали её на цепи, но она каким-то образом умудрялась срываться с неё и тогда давала шороху всем. Несколько дней её не было видно в расположении комендантского взвода. Но однажды утром, когда Иванов сидел на крыльце, читая газету, через забор легко перепрыгнула обезьяна. Она покрутила во все стороны головой и видя, что кроме лаявшего и бегавшего во круг неё Джека больше никто на неё не обращает внимания, стала спокойно чистить свою шерсть. Устав лаять пёс лёг рядом и, положив свою косматую голову на лапы, стал внимательно разглядывать непрошенную гостью. Так продолжалось несколько минут. Пригретый солнцем Джек расслабился, начал придрёмывать. Этим и воспользовалась обезьяна. Она тут же, без подготовки, нанесла сильнейший удар правой лапой по голове пса. От неожиданности и боли тот взвизгнул и отлетел на несколько метров в сторону. А Микки не дожидаясь возмездия, мигом взлетела по лестнице на крышу дувала. Собака с лаем носилась внизу, не в силах достать свою обидчицу, солдаты и вместе с ними Иванов, ставшие невольными свидетелями этой сцены от души смеялись, а обезьяна, как ни в чём не бывало, сидела на крыше дувала, чистила свою шерсть и, возможно, задумывала очередную пакость.
   Приятный, крепкий сон отодвинул прочь все казусы вчерашнего дня. А утром, действительно вернулись свои. Офицеры, увидев одеяния Иванова, дружно смеялись. Комбат дорожников извинился перед ним за то, что впопыхах, совершенно забыл о нём, когда внезапно вернувшийся с КП комполка приказал им немедленно выезжать.
   - Ничего, Николай, главное ты жив и здоров, а остальное пустяки, - сказал в конце майор.
   Начались боевые будни. Сапёры проводили в Панджшер одну за другой колонны, восстанавливали разрушенное полотно дороги, снимали мины. Десант где-то в заоблачной высоте штурмовал укрепрайоны моджахедов, а авиация и артиллерия поддерживали их огнём. Боевые действия проводились до высоты 3,5 километров. Наши части, не имея специальной горной подготовки и необходимого в этом случае оборудования, и там доставали и громили противника, не смотря на его отчаянное сопротивление.
   Николай, находясь в управлении полка, собирал и обобщал поступающую со своих подразделений информацию, проводил беседы с солдатами, организовывал доставку для них свежей почты, писем, ночью проверял несение службы часовыми. Всё шло своим ходом.
   Как-то утром Иванов услышал, что десантники 2-го батальона 345-го ОПДП (отдельного парашютно-десантного полка) захватили высоко в горах тюрьму в близи кишлака Дейкхоминики. Скрытую в естественных пещерах и гротах, её невозможно было обнаружить с помощью авиации, да и ни одна авиабомба или снаряд не могли достать её там. Внутри скал моджахеды оборудовали камеры, в которых содержали и пытали заключенных. В качестве пыточных приспособлений использовались пилы, тиски, крючья, щипцы и др. Перед подходом наших подразделений душманы всё же успели расправиться с пленными, расстреляв и сбросив в ущелье более 127 человек. Советских военнослужащих среди них не нашли, но рядом в одной из ям была обнаружена наша форма.
   Для получения более точной информации, комсорг поспешил на КП армии. Возле одной из штабных машин он увидел пленных афганцев.
   - Это кто такие? - спросил Николай у охранявшего их солдата -десантника.
   - Духи, товарищ старший лейтенант - коротко ответил тот.
   - А взяли их где? - вновь поинтересовался офицер.
   - Да в районе тюрьмы, как её там..., Микини, кажется, называют, - сказал солдат, - Этих, - он показал на пленных стволом своего автомата, - охранять тюрьму или наблюдать за нами оставили. Наверно думали, как только мы уйдем, то они тут же вернуться. Чёрте-с два, там спецминёры всё сегодня взорвут, - посмотрел он выразительно на пленных.
   - Ну, а теперь куда их? - спросил Иванов.
   - В разведотдел армии, там разберутся, - ответил десантник.
   Афганцы сидели смирно, отрешёнными, невидящими, глазами смотрели куда-то в даль. На вид им было лет по 50. Сухие, жилистые, одетые в какое-то тряпье, что заставило этих людей находиться в банде Ахмад Шаха. Невооружённым глазом было видно, что это простые дехкане либо пастухи.
   Наверно, не от хорошей жизни, а может и не по своей воле, взяли они в свои руки оружие. В бандах не все участвовали в боевых действиях, кто-то готовил пищу, ухаживал за ранеными, занимался строительством инженерных укреплений, проводил караваны. Но всё равно, встав на сторону моджахедов, все они автоматически становились врагами государства и по законам военного времени, разговор с ними мог быть очень коротким. Похоже, они чувствовали это и, приняв образ мучеников - "шахидов", отдали свои жизни и судьбы в руки Аллаха.
  

Л И С Т О В К А

  
   За нашу Советскую Родину!
   Прочти и передай товарищу

КРОВАВАЯ РАСПРАВА

   Невиданное по жестокости преступление совершили душманы
   в ущелье Микини, расположенном в северо-восточной части уезда
   Панджшер.
   Здесь, в труднодоступном горном районе, Ахмад Шах Масуд
   оборудовал тюрьму - мрачное подземелье, где в нечеловеческих
   условиях томились захваченные бандитами афганские патриоты.
   В трёх тесных камерах, лишённые воздуха и света, заключённые
   могли только стоять. Месяцами людей подвергали изощрённым
   моральным и физическим пыткам только за то, что они
   открыто и мужественно служили своей революционной Родине
   в рядах вооружённых сил. Пленные так и не увидели свободы:
   за день до освобождения ущелья отступающие мятежники
   зверски расправились с узниками.
   Несломленных патриотов группами загоняли на подвесной мост
   над бурлящимся потоком и расстреливали в упор из пулемётов.
   Раненых садистски добивали. Так было уничтожено 127 человек.
   Гнусное преступление Ахмад-Шаха и его подручных в деталях
   копирует изуверские акции гитлеровских людоедов в годы второй
   мировой войны, зверства американской военщины во Вьетнаме.
   Международное право, коллективный разум человечества
   квалифицируют массовый расстрел пленных как одно из
   тягчайших военных преступлений.
   Потерявших человеческий облик убийц и садистов Ахмад-Шаха
   ждёт неминуемое возмездие!
   Светлая память погибшим патриотам!
  
   Воин! Смелыми, решительными действиями в бою, умелым
   маневром и метким огнём ответим на зверское преступление
   бандитов!
  

( Копия листовки : Г.251785 Т.Л.З. Зак. 115 1985г.)

   Подошёл второй десантник. Он принес обед. Отложив в котелковые крышки две порции второго, и добавив к ним по варёному яйцу с куском хлеба, солдат поставил их перед пленными. Николай удивился. Ведь ещё несколько часов назад они друг в друга стреляли, убивали, гибли их друзья, товарищи и вот сейчас русый, вихрастый паренёк делится своей пайкой с недавним врагом. На такое гуманное отношение к противнику способны только наши солдаты.
   Пленные не сразу поняли, что пища предназначена им. Солдат жестами, как мог, объяснил, что это для них. Афганцы зашевелились, в их глаза, лица вновь стала возвращаться жизнь. Воздав хвалу Аллаху, они спокойно, с достоинством принялись за еду. Поев, поблагодарили десантников, даже вроде, улыбнулись им.
   - Как, оказывается, немного надо нам, чтобы почувствовать себя снова людьми, - смотря на них, подумал Иванов. Из соседней машины вышел подполковник, приказал солдатам вести пленных на допрос.
   Вечером пришло сообщение, что батальон спецминирования 45-го ОИСП также отличился в ходе операции по взятию и ликвидации тюрьмы Ахмад Шаха. Взрывчатку и мины солдаты вынуждены были доставлять своим ходом на высоту в 2,5 километра. Общий вес на каждого вместе с оружием и бронежилетом составлял около 40 килограммов. Это была тяжелая и опасная работа. В случае незначительного ранения на такой высоте кровь невозможно было остановить, а вертолет не мог зависнуть, чтобы забрать раненых и убитых. Об этом все знали, но без страха шли выполнять боевые задачи. Те солдаты, которых командиры подразделений вынуждены были оставлять в лагере охранять технику, заниматься хозяйственными вопросами, со слезами на глазах упрашивали офицеров взять их с собой на боевое задание. Потерь личного состава в 45-ом ОИСП не было.
   Бои шли уже две недели. Неся значительные потери в людях, испытывая трудности в снабжении своих формирований оружием, боеприпасами, провиантом, моджахеды всё ещё яростно и отчаянно сопротивлялись, без боя не сдавая практически ни одну позицию. Однако окончательный перелом в боевых действиях уже давно произошёл, и душманы вынуждены были искать пути спасения от полного разгрома и уничтожения.
   Большую часть оставшихся боеспособных формирований Ахмад Шах сумел-таки вывести из Панджшера в Чарикарскую долину и там, в виноградниках, многочисленных кишлаках среди местного населения бандиты на время растворились. Операция, достигнув основных целей, подходила к концу. Советский солдат, наше оружие вновь оказались на высоте.
   Уже на последних днях, перед выходом из Панджшера, в лагерь прилетел вокально-инструментальный ансамбль "Каскад". Прямо на острове, в окружении боевой техники из снарядных ящиков быстро соорудили сцену, накрыли её брезентом. Получилась неплохая концертная площадка, которой уверен, мог бы позавидовать любой знаменитый артист или музыкальный коллектив. Конечно, не о сцене идёт речь, а о своеобразной обстановке, живой природе и, самое главное о благодарном, честном зрителе, каким был и всегда остаётся солдат. И вот в горном ущелье, где тысячелетиями журчала только вода в реке, да грохоча сходили оползни и снежные лавины, зазвучала музыка, раздалась и понеслась на многие километры вокруг боевая, афганская песня.
  
   ...Вспомним, ребята, мы Афганистан,
   Зарево пожарищ, крики мусульман,
   Грохот автоматов, крики за рекой,
   Вспомним, товарищ, вспомним, дорогой.
   Вспомним с тобою, как мы шли в ночи,
   Вспомним, как бежали в горы басмачи,
   Как загрохотал твой грозный АКС,
   Вспомним, товарищ, вспомним, наконец.
  
   (Автор неизвестен)
  
   Сотни людей, забравшись на башни танков, САУ, на бронетранспортеры с нескрываемым восторгом и упоением слушали концерт, не жалея своих ладоней аплодировали и свистели. Только с началом сумерек отпустили уставших и охрипших артистов. Настроение у всех было приподнятое, какие-то неведомые силы влились в каждого. Хотелось идти в бой, в рукопашную, чтобы лицом к лицу встретиться с коварным и жестоким противником.
   Через несколько дней поступил приказ о выводе войск из Панджшера. Подразделения спускались с гор, скапливаясь в ущельях, готовясь к отходу. Разгромленные банды не могли оказать нашим частям какого-либо серьёзного сопротивления. Однако опасность попасть в засаду, нарваться на минное поле всегда оставалась. И сапёры снова должны были идти впереди, в голове колонн, обеспечивая им безопасность.
   Всех, в том числе и Иванова, ждали новые испытания, бои, горечь утрат и радость побед. Необъявленная война в Афганистане продолжалась.
  

Пактия

  
   На отрогах горных вершин
   Бой кипит не день и не два,
   То штурмуют десанта полки
   Гульбуддиновские лагеря.
  
   И как прежде рвётся вперёд,
   Наводя ужас, страх на врага,
   Слава наших гвардейских знамён,
   Русский штык и лихая душа.
  
   Гусев. Г
  
   Вот уже неделю в Чарикарской долине не смолкая, грохотали орудия, рвались бомбы и снаряды, квадрат, за квадратом перепахивая вызревшие, сочные виноградники. Это советские и афганские войска проводили зачистку местности, уничтожая остатки банд Ахмад Шаха, чудом вырвавшихся из Панджшерского котла. Душманам приходилось, мягко говоря, несладко. Они, словно загнанные звери, смертельно огрызаясь, слепо тыкались в выставленное вокруг них огненное кольцо, пытаясь найти хоть какую-нибудь брешь в сплошных рядах наших войск, не теряя надежды живыми вырваться из западни.
   По несколько раз в сутки моджахеды меняли места своей дислокации, проходя в условиях постоянного наблюдения и разведки за ними десятки километров. Банды душманов не имели ни времени, ни возможности, чтобы остановиться на отдых, "зализать" в каком-нибудь глухом ауле свои раны. Их день и ночь безостановочно "долбила" наша артиллерия и бомбила фронтовая авиация. Силы противника таяли, но надо отдать должное - враг продолжал упорно сопротивляться.
   Несмотря на то, что летний период 1985 заканчивался, сезон боевых действий, наоборот, только разгорался. Противник нёс серьёзные потери в живой силе, исчисляемые в тысячах убитых и раненых и вынужден был непрерывно пополнять свои формирования новыми моджахедами, наскоро обученными в учебных лагерях Пакистана, Саудовской Аравии, Ирана и других стран, ориентированных на политику и финансовую поддержку США.
   Наши части также несли потери. Убитых и раненых советских солдат и офицеров с места боя доставляли в крупные базовые города или населённые пункты, туда, где находились медицинские учреждения. Легко раненых лечили на месте, а тяжелораненых и погибших отправляли санитарными и транспортными самолётами в Союз.
   Особенно тяжело приходилось местному населению. Малочисленный, слабо обученный медперсонал афганских больниц и госпиталей, нехватка стационарных лечебных учреждений усугубляли и без того ставшее, безусловно безвыходным, трагическим состояние народа, уставшего от бесконечной войны. Большую, бескорыстную помощь афганцам оказывали советские медики. Они, не страшась расправы над собой, часто выезжали к раненым и больным в кишлаки, контролируемые противником, принимали их на территории своих частей и подразделений, не смотря на жёсткие ограничения, действующие по законам военного времени в ДРА, спасли от неминуемой смерти своим мастерством и просто человеческим отношением десятки тысяч людей.
   Как-то утром Иванов был срочно вызван на КПП (контрольно-пропускной пункт) полка. Подходя к въездным воротам, он увидел стоявшую за ними легковую "Тойоту". - Опять афганцы приехали что-нибудь просить,- подумал Николай. Последнее время в полк зачастил какой-то проходимец. Иванов сам точно не знал, кто он такой: то ли работает в администрации провинции Парван, то ли служит в царандое (правительственные войска). Недавно познакомившись с новым комполка, афганец стал ежедневно приезжать в часть, пытаясь, что-нибудь выклянчить: дрова, топливо, муку .... В каких целях и куда ему всё это, он толком не объяснял и соответствующие документы не предоставлял. Скорее всего, на халяву полученные у "шурави" продукты и другие материалы, шли в продажу на каком-нибудь рынке или в дукан г.Чарикара. В конечном итоге этот настырный афганец всем надоел, и встречаться с ним командование части перестало.
   Однако Иванов ошибся, в помещении КПП его ждали два сухих, прожжённых солнцем бобо (старика). Говорить по-русски они не умели, видно было, что прибыли из какого-то дальнего кишлака. Солдат-переводчик (обычно это были таджики) доложил офицеру, что афганцы просят срочно оказать помощь раненой девочке. Ей, как говорил один из стариков, взрывом противопехотной мины оторвало ступню ноги.
   Комсорг, решив убедиться в достоверности сказанного, вышел проверить так ли это на самом деле. Излишняя доверчивость, чувство жалости, которыми с избытком наделены, прежде всего, славянские народы, нередко использовали и продолжают использовать в своих целях наши враги. В Афгане таких примеров было предостаточно. Подойдя к пыльной, жёлтого цвета "Тойоте", Николай сквозь поцарапанные, грязные стёкла увидел, что на заднем сиденье в забытье лежит худенькая 11-12 летняя девочка. Её вытянутое, бледное личико кричало болью. Одна нога, замотанная в какую-то пропитанную кровью тряпку, свисала с сиденья машины. Жизнь едва теплилась в этом бедном тельце. У Иванова от жалости защемило сердце. Он мигом влетел обратно в помещение КПП, тут же по телефону связался с командиром полка. Подполковник Антоненко, выслушав его, приказал ещё раз тщательно проверить машину, водителя и только после этого пропустить автомобиль на территорию части. Николай с дежурным по КПП быстро произвели осмотр. Ничего не найдя опасного, прежде всего взрывчатки и оружия, разрешили водителю заехать на территорию части. Далее в сопровождении Иванова, "Тойота", направилась к расположению медучреждения.
   На визг тормозов и звонкие стуки дверьми, из окна санчасти выглянул начмед полка. Через минуту он уже стоял на выщербленном бетонном крыльце, вглядываясь в прибывших. Невысокого роста, сорокалетний майор медицинской службы, часто, если не сказать постоянно, грешил спиртным. В части про него говорили, что медицинский спирт, положенный по разнарядке, им уже выпит на пять лет вперёд и что теперь он, иногда, выходя из запоя, не гнушается вымачивать в воде медицинские со спиртовой пропиткой салфетки и употреблять внутрь этот раствор.
   - А, это ты Николай по территории полка на "Тойотах" раскатываешь, - облегчённо вздохнув, улыбнулся начмед.
   - Петрович, давай быстрее принимай раненую, - нетерпеливо произнёс Иванов. Подойдя поближе к автомобилю и взглянув через опущенное стекло в салон, майор мигом преобразился, став решительным, твёрдым, знающим своё дело начальником. Пока по его приказу медсестра и санинструктор готовили операционный стол, инструменты к приёму пострадавшей, он сам вместе с Николаем и шофёром-афганцем взялся осторожно вытаскивать девочку из машины. Иванов, неся её за плечи, ощущал на своих руках частое, горячее дыхание раненой. Её, как пушинку, внесли в сверкающее чистотой процедурное отделение (операционного отделения в санчасти не было). После чего комсорг с афганцем вышли на свежий воздух перекурить, оставив медиков одних бороться за жизнь девочки.
   Через час томительного ожидания в проёме входной двери показался усталый начмед.
   - Ну, как? Жить будет? - взволнованно спросил комсорг. Афганец, хлопая глазами, не понимая слов, пытался по жестам, мимике, глазам уловить смысл сказанного. Майор же не спеша закурил сигарету, сделал несколько глубоких затяжек и лишь затем ответил на зависший в воздухе вопрос.
   - Всё нормально, ребята. Вы её вовремя привезли. Потеря крови большая, но всё пока обошлось.
   - Вот видишь! - весело хлопнул по плечу афганца Иванов, - наша медицина лучше всех! Если надо, человека с того света вернёт и на ноги поставит!
   - Да ты погоди радоваться, - остановил его Петрович, - а лучше скажи своему "духу", что девочку надо везти в больницу. Ей ещё долго лечиться придётся.
   Иванов, как мог, объяснил это афганцу, но тот лишь мотал головой и повторял одни и те же слова:
   - Нис пайсы ... Аллах ...
   - Что он там лопочет? - спросил майор.
   - Насколько я понял, - ответил комсорг, у него нет денег на лечение дочери и, если откажемся оставить её у себя, то они отвезут девочку домой, а там как решит Аллах.
   - Но ведь тогда они её погубят, понимаешь? - возмутился начмед.
  -- Я-то хорошо понимаю, а вот им попробуй-ка объясни, - жёстко сказал Николай. - Ты, что не знаешь, как они к своей слабой половине относятся? А девчонка теперь для них балласт: замуж её не отдашь, короче лишний рот в семье. Живёт простой народ тяжело, правильнее будет сказать, с трудом выживает, вот так-то.
  -- Ну и что тогда прикажешь делать? - развёл руками Петрович. - Вновь повисло напряжённое молчание.
   - Ладно, давай поступим так, - предложил комсорг, - выдай афганцам на руки медикаменты и покажи, как ими пользоваться, а на перевязку пусть её к нам привозят, может, все и обойдётся.
   Так и сделали, и девочка то ли благодаря своему организму и золотым рукам наших медиков, то ли действительно воле Аллаха, в дальнейшем пошла на поправку и, в конечном счёте, выздоровела.
   По вечерам в полку становилось скучно. Два батальона воевали в Пактике (провинция), остальные подразделения на зимних квартирах несли караульную и внутреннюю службу, да напряжённо готовились к предстоящим боевым действиям. Николай между дежурствами и нудной бумажной работой только иногда вечером мог вырваться постучать в бильярд или посмотреть очередную киноленту в прохладном, полупустом клубе.
   Недавно в полк пришло трагическое сообщение о гибели секретаря партбюро дорожного батальона капитана Сергея Новикова. Ещё совсем недавно, когда тот только что вернулся из отпуска, Николай подшучивал над ним, мол, тебе, Серёга, уже 32, а ты всё ещё холостой. Если в Союзе не смог найти себе подходящую подругу, так, давай, женим тебя здесь - в Афгане. На что Новиков только краснел, сопел и отмахивался от Иванова, как от назойливой мухи. Так и погиб, не оставив наследников. Погиб жуткой и нелепой смертью.
   Их БРДМ (боевая разведывательная дозорная машина) в составе сводной колонны возвращалась из Джелалабада в Кабул. На горной дороге у машины забарахлил мотор. Остановились, чтобы устранить неисправность, и отстали от колонны. Вдруг выстрел, разрыв гранаты. Осколки, ударная волна рвёт внутри машины человеческую плоть. Вспыхивает бензин, масло, начинают рваться боеприпасы. Из переднего люка, придерживая руками распоротый живот, выбирается водитель. Оглушённый, в шоковом состоянии, он бросается вслед ушедшей колонне. Из другого люка, весь израненный, с перебитым сухожилием правой руки, задыхаясь от едкого дыма, вылезает молодой, только что прибывший из Донецкого политического училища лейтенант Калганов. Ему повезло. Овчарка, которую он привёз с собой в Афганистан, осталась лежать в клочья разорванная внутри боевой машины. Осколки, предназначенные ему, пришлись в её тело, поскольку собака в тот момент находилась на коленях Калганова. Уже собираясь оттолкнуться от брони здоровой рукой, лейтенант услышал пронзительный крик Новикова:
   - Ребята, помогите! Мне ноги оторвало!
   На крышке люка показались руки капитана. Лейтенант, превозмогая боль, схватил ладонь Сергея, но так, конечно, он вытащить его не мог. Внутри машины что-то взорвалось. Новиков страшно закричал, руки их расцепились. Языки пламени вырвались из раскрытых люков БРДМ. Всё кончено. Был, и нет человека. Жгучая мужская слеза выкатилась на небритую щёку лейтенанта. От бессилия и боли хотелось закричать, позвать на помощь, но ведь рядом никого нет.
   Секундное забытьё прервали неприятные щелчки по броне. Калганов взглянул на противоположную сторону дороги. Сверху, с горы, не спеша спускалась банда моджахедов. Один, бородатый, стрелял из автомата по БРДМ-у короткими очередями. Прикрытый машиной и дымом, лейтенант оставался незамеченным. Собрав последние силы, он оттолкнулся здоровой рукой от горячей брони и, прокатившись по пыльной дороге, свалился в кювет, сплошь заросший травой и мелким кустарником.
   Лежа на спине в сырой канаве, Калганов видел, как душманы подошли к горящей машине, о чём-то переговариваясь между собой, как стучали прикладами своих автоматов по броне, проверяя, остался ли там кто-нибудь живой. БРДМ тем временем превратился в сплошной костёр, стоять рядом с которым было уже невозможно.
   Вдруг из-за поворота, возможно, на выстрелы и дым, выскочил наш бронетранспортёр. Внезапный, плотный огонь стрелкового оружия обрушился на расслабившихся духов. У одного, стоявшего на дороге, крупнокалиберная пуля отсекла руку. От нестерпимой боли он юлой завертелся на месте. Огрызаясь ответными неприцельными выстрелами, и прихватив своего раненого, моджахеды бросились наутёк.
   Калганов кое-как выполз на дорогу, шепча запёкшимися губами:
   - Свои, братцы, свои...
   Его и водителя спасли подошедшие на помощь мотострелки. Капитана Новикова Сергея Ивановича достать из сгоревшей машины смогли лишь на другой день, вернее то, что от него осталось ... Он заживо сгорел, выполняя свой воинский и интернациональный долг на земле Афганистана.
   Николай горько сожалел о потере боевого друга. Живым и весёлым Сергей ушёл на операцию, таким он навсегда и остался в памяти друзей.
   И на этот раз Иванов ненадолго засиделся в полку. В часть прибыл заменщик начальнику клуба капитану Сигаеву, а он в это время воевал в Пактике. Посылать в первые дни нового офицера на боевую операцию было опасно, в связи с этим комполка вызвал к себе Иванова и приказал ему срочно вылетать на замену капитану Сигаеву.
   Уже на следующий день Николай был в Кабуле. Отсюда трудяга вертолёт МИ-8 понёс его через бескрайний горный океан на юго-восток к границе Пакистана. Разглядывая проплывающий внизу однообразный жёлто-серый пейзаж, Иванов в полголоса напевал себе под нос популярную среди нашего контингента песню:
   Вот опять летим мы на задание
   Режут небо кромки лопастей,
   А внизу земля Афганистания
   Разлеглась в квадратиках полей...
  
   ( Автор неизвестен)
   Часа через два пошли на снижение. Вертолёт резко нырнул вниз, пронёсся по какому-то заросшему густой зеленью ущелью и, стремительно погасив скорость, завис над небольшой площадкой. Из пилотской кабины вышел один из членов экипажа, открыл наружную боковую дверь и что-то крикнул оглохшим от шума и перепада давления пассажирам, при этом показывая рукой на выход.
   - Всё, прибыли, - понял Николай, резко поднялся, и первым спрыгнул на твёрдую землю. Он тут же оказался в пыльном вихре, поднятом вращающимися лопастями вертушки. Пригнувшись, закрывая рукой глаза, побежал в сторону стоявших невдалеке БТР-ов. Высадив последнего пассажира и сбросив на площадку несколько ящиков и каких-то тюков, МИ-8 легко оторвался от земли и, набирая скорость и высоту, через мгновение скрылся из глаз. Иванов удивился такой виртуозной работе, быстроте экипажа, но уже через минуту всё понял. На том месте, где минутой назад находилась винтокрылая машина, заклубились небольшие песчаные вьюнки, послышались глухие хлопки.
   - Так это же миномётный обстрел! - молнией пронеслось в голове Николая. Он рванулся вперёд и вовремя успел влететь внутрь бронетранспортёра, когда по броне, словно камешки, застучали острые, жгучие осколки от рядом разорвавшейся мины.
   - И часто у вас так?... - спросил Иванов, обращаясь к экипажу БТРа.
   - Да по несколько раз в день, - ответил кто-то из рядом сидящих. - Всё никак не можем вычислить, откуда стреляют. Выпустят несколько мин, затем меняют позицию. Вот гады!...
   Когда прекратился обстрел, солдаты быстро загрузили в БТР-ы оставленный вертолётами груз, и машины, чадя сизым выхлопным газом, тяжело проседая, тронулись в путь по ухабистой горной дороге. Она вскоре вывела их на вершину невысокой, плоской горы, прямо к разрушенному и видимо давно брошенному афганскому кишлаку. На его месте теперь располагались многочисленные части, подразделения и КП (командный пункт) 40-й армии. Среди огромного количества боевой, транспортной и специальной техники, Иванов с трудом отыскал своих сапёров. Капитан Сигаев в расписанном синей пастой бронежилете: "В заменщика прошу не стрелять!" радостно встретил Николая. Счастье просто неудержимыми волнами катилось во все стороны от него. Взглянув друг другу в глаза, они крепко по-мужски обнялись. Сколько общего, интересного было в их боевой жизни.... Да, служба накрепко связывает друзей в единый благородный сплав, название которому - армейское братство!
   Накормив и оставив вещи Иванова в одном из кунгов, Сигаев повёл его знакомить с окружающей обстановкой. Они быстро обошли весь полевой лагерь. Николай представился заместителю начальника политотдела армии, и только после этого, отойдя в сторонку от глаз начальства, присели на развалинах полуразрушенного дувала. Им было о чём вспомнить и поговорить. Полгода их совместной службы в 45-ом ОИСП пробежали стремительно, незаметно. И вот настал час расставания. Одного ждала тёплая встреча с семьёй, другого - полная неожиданностей суровая боевая жизнь. Война в Афганистане была в самом разгаре.
   Их разговору никто не мешал, вокруг было удивительно тихо и спокойно. Прямо перед ними рос колючий куст шиповника. Красные с лёгкой желтизной плоды, словно пластмассовые бусинки плавно покачивались от еле ощутимого горного ветерка. Сигаев подобрал валявшийся под ногами кусок доски, положил его себе на колени, а сверху разложил папку с документами. После долгого разговора, между ними оставалась последняя формальность - подписать несколько документов. Но вдруг над их головами что-то неприятно засвистело, а через секунду раздался глухой хлопок.
   - Ложись! - закричал Сигаев, и они оба одновременно бросились на землю, прямо под куст шиповника. Ещё несколько мин разорвалось метрах в 20-ти от них, затем всё также внезапно стихло. Офицеры, стряхивая пыль с полевой формы, и тревожно поглядывая по сторонам, поднялись. Сигаев, взглянув на Иванова, переменился в лице:
   - Колька, ты ранен?!
   - Как ранен? - в свою очередь спросил комсорг. И только сейчас ощутил, как что-то липкое начинает заливать ему правый глаз. Возле брови появилось неприятное жжение. Николай нащупал и приложил ладонь к кровоточащему месту. - Это меня не осколком мины задело, - криво усмехнулся он, - а ты своей чёртовой доской трахнул.
   - Вот ведь невезуха. Я не хотел... - сокрушённо нелепостью случившегося промолвил капитан.
   - Да брось ты..., - успокоил товарища Иванов, - так этот последний день нам лучше запомнится.
   На следующее утро друзья расстались. Капитана Сигаева МИ-8 унёс в родной полк, чтобы уже оттуда, предварительно сдав своё хозяйство заменщику, лететь самолётом в далёкий, холодный Уральский военный округ к новому месту службы. На горячей афганской земле он, как и каждый в своё время, навсегда оставлял часть своей жизни, верных, проверенных огнём друзей.
   Оставшись за Сигаева, Иванов быстро вошёл в привычную для него обстановку полевой, бесхитростной жизни. Многих офицеров и солдат своей части и штаба армии он хорошо знал. Это помогало в общение с людьми, в работе по сбору информации. На этот раз наши войска громили банды Гульбуддина.
  
   Справка: Гульбуддин Хекматьяр - лидер Исламской партии Афганистана (ИПА), родился в 1944 году в семье крупного землевладельца. Окончил инженерный факультет Кабульского университета.
   Финансовую и военную помощь получал от пакистанских военных кругов и спецслужб.
   Склонный к экстремистским действиям, высоко амбициозен и эксцентричен. Контролировал сеть сбора, переработки и доставки в Европу и Америку наркотиков. Его войска насчитывали более 30,5 тысяч человек и организационно были сведены в 855 отрядов и групп. Зоны действия: провинции Баглан, Парван, Каписа, Кабул, Вардак, Логар, Кунар, Нангархар, Пактия, Заболь, Кандагар, Гильменд.
  
   (С.Мярковский "На дорогах Афганистана")
  
   Это был действительно сильный и коварный враг, претендующий на роль лидера афганской оппозиции и для достижения своих целей не брезговавший ничем. Одним из его ближайших сподручных являлся командующий "восточной зоной", небезызвестный полевой командир Джелаллутдин.
   Цель боевой операции, проводимой нашими войсками в данном районе, сводилась к уничтожению живой силы противника, командных пунктов, складов, восстановлению на освобождённой территории законной правительственной власти, а также перекрытию минно-взрывными рубежами широкого участка афгано-пакистанской границы. Отличие этой операции от других заключалось не в количественном или качественном показателе подготовленности бандформирований Гульбуддина, а в чрезвычайных условиях её проведения: сложности рельефа местности, отсутствии каких бы то ни было транспортных сообщений и значительной удалённости нашей группировки от основных баз. В связи с этим советские и афганские войска не могли полностью использовать имеющийся у них весь мощнейший потенциал современной боевой техники и оружия. Однако, несмотря на все трудности, операция шла успешно. Моджахеды, теряя в боях сотни своих людей, сдавали одну позицию за другой, постепенно вытеснялись с территории Афганистана. Вскоре десантные подразделения 345-го ОПДП (отдельного парашютно-десантного полка) и спецминёры 45-го ОИСП, уничтожая "осиные" гнёзда душманов, вышли прямо к пакистанской границе.
   Незаметно пролетела первая неделя с той поры, как Николай прибыл в Пактию. Всё это время он находился на КП армейской группировки, занимаясь главным образом сбором оперативной информации, её обработкой и передачей в политотдел 40-й армии. На днях ему вновь повезло: прапорщик, отвечающий за обеспечение подразделений продовольствием и питанием (начальник ПХД), вечером взял и, казалось бы, ни с того ни с сего, перенёс столовую на новое место. Утром же, во время завтрака, одна из мин, выпущенных душманами, упала точно в центр оставленной на кануне столовой.
   - С вас, господа офицеры, причитается, - широко улыбался он, - если бы не я, сейчас кое-кого вместе с кашей от стенок дувала отскребали.
   - А тебя разве нет, ты ж всегда здесь, словно маятник, крутишься? - в том же тоне отвечали ему офицеры.
   К миномётным обстрелам здесь все давно привыкли, точно, интуитивно предугадывая, когда моджахеды бросят очередную порцию смертельных "подарочков". Командиры всех степеней принимали соответствующие меры безопасности: маскировали и укрепляли позиции; люди перемещались по территории кишлака под прикрытием стен, полуразрушенных строений; не допускались массовые построения техники и людей в дневное время. Всё живое и не живое передвигалось осторожно, осмотрительно.
   Командный пункт армейской группировки располагался на горном плато в 25-ти километрах от пакистанской границы. С запада на северо-восток плато огибали речка и ущелье, местами расширявшееся, переходившее в небольшие долинные участки. Противник интенсивно использовал его как один из главных путей доставки из сопредельной страны на территорию ДРА личного состава для пополнения редеющих в боях банд-формирований, а так же оружия, боеприпасов, продовольствия и амуниции. За контроль над этим стратегическим районом между нашими войсками и моджахедами развернулись ожесточённые бои. Душманы упорно отстаивали каждый рубеж, стараясь любыми способами удержаться в этой зоне. Всё чаще, осознав обречённость своего положения, у моджахедов начинали сдавать нервы, тогда они, словно камикадзе, бросались в последний, смертельный бой. Приняв дозу наркотика с криками "Аллах Акбар!" они неровными цепями, остервенело, бежали на позиции наших подразделений. Десантники, подпустив их поближе, встречали противника плотным кинжальным огнём стрелкового оружия, забрасывали ручными гранатами и в конце, в рукопашной, штыковой схватке добивали тех, кто ещё продолжал оказывать сопротивление. Эту тяжёлую, грязную работу русский, советский солдат делал, как всегда, лучше всех. На вопрос: почему так? - мне, кажется, есть простой ответ - трудности нас не пугают, они нас закаляют.
   Как-то утром Иванов, ожидая с начальником штаба бронетранспортёр, с целью поездки для контроля в подразделения, вышел с подполковником Мартыновым за территорию кишлака. Мирно разговаривая, они подошли и остановились на краю крутого склона. Перед ними расстилался прекрасный, живописный горный пейзаж, достойный кисти лучших художников. В лучах солнца ярко блестели отточенные, словно пики копий, белоснежные горные вершины, обрамляемые жёлтым поясом альпийских лугов и бахромой поздней пушистой зелени редких лесов и кустарников. Воздух, чистый прохладный и упругий приятно вливался в лёгкие, отчего хотелось двигаться, жить.
   - Смотри, - показал рукой Мартынов, - она похожа на змею?
   Внизу под их ногами вдоль реки, поднимая клубы пыли, двигалась колонна техники. Осуществлялся подвоз ГСМ, продовольствия и боеприпасов для ведущей боевые действия группировки.
   - Действительно, настоящая змея, - ответил Иванов. Передовое - дозорное подразделение напоминало голову рептилии, десятки идущих вслед за ним машин - её вихляющееся тело, оканчивающееся коротким хвостом - замыканием или, на языке Устава - арьергардом. Когда колонна подошла совсем близко к подножью горы, на которой стоял комсорг с начальником штаба, с противоположного склона по машинам ударил крупнокалиберный пулемёт. Всё это произошло настолько внезапно, что Николай просто окаменел. Никому и в голову не могло прийти, что вблизи расположения наших войск окажется противник. Иванов хорошо видел, как навстречу машинам из кустов несутся трассирующие очереди, фонтанчиками пыли вспарывая грунтовую дорогу. Колонна остановилась. Солдаты и офицеры, выскочив из кабин, залегли под спасительные колёса. Николай, придя в себя, сорвал с плеча автомат, и, присев с колена дал длинную очередь по огневой точке духов. Однако расстояние, иллюзорно скрадываемое в горах, оказалось слишком большим для его АКС-а.
   - Не жги зря патроны, - сухо, глядя на происходящее, сказал Мартынов.
   Тем временем бой разгорался. Наши отвечали моджахедам огнём из стрелкового оружия. Вот вспыхнул ярким пламенем крытый брезентовым тентом УРАЛ. Вступили в дело крупнокалиберные пулемёты бронированной группы прикрытия, пытаясь с разных сторон дотянуться своими цепкими, смертельными трассами до скрытого и хорошо защищённого скалами расчёта ДШКа душманов.
   C высоты горного плато офицеры напряжённо наблюдали за ходом происходящего на их глазах боя. Ощущение скорой развязки событий витало в воздухе. Об этом говорили: слаженность действий личного состава колонны, точность, плотность и вязкость огня наших подразделений и наоборот, хаотичность, затухание выстрелов со стороны противника. Но вот далеко в небе показалась и стала быстро приближаться к месту обстрела пара МИ-24 (вертолёт огневой поддержки). Вероятно авианаводчик, находящийся в колонне, по рации вызвал их и теперь старательно выводил на цель.
   Расстояние между вертолётами и душманами стремительно сокращалось. Ведущая машина шла чуть ниже, впереди. Ещё минута и моджахеды заметили их, лихорадочно перенеся огонь с колонны по "вертушкам". И вот, как в настоящем голливудском боевике, навстречу 24-кам несётся сноп трассирующих пуль. Пулемётчик мандражирует, явно понимая, что начался отсчёт его последних секунд жизни. Ему уже и отходить поздно, и умирать страшно. А экипажи вертолётов, сближаясь с моджахедами, продолжают упорно молчать, не открывая огонь.
   На глазах офицеров разыгралась настоящая дуэль. Стрельба со стороны колонны стала ослабевать. Все невольные свидетели этого смертельного поединка с нетерпением ждали финала. И, когда до пулемётного расчёта противника осталось несколько сот метров, ведущая машина выпускает в упор по нему серию НУРС-ов (неуправляемые ракетные снаряды). В том месте, откуда только что велась стрельба, вспыхнуло несколько оранжевых взрывов, а ещё через мгновение, прямо над ним, разметая стальными лопастями пыльно-дымовое облако, пронёсся вертолёт. Вторая, ведомая 24-ка, для контроля обстреляла из скорострельной пушки огневую точку и также, скользнув тенью по земле, плавно развернувшись в воздухе, ушла вслед за первой. Всё было кончено. Ещё несколько покойных душ правоверных прибрал в своё вечное царство Великий и Всемогущий Аллах.
   Услышав за спиной рокот подкатившего БТР-а, офицеры, захваченные остротой, динамикой скоротечного боя, не сразу сообразили, что техника прибыла за ними. Только после доклада командира взвода начальнику штаба, о том, что экипаж к выезду готов, Иванов с Мартыновым окончательно пришли в себя и поспешили забраться на броню.
   БТР, пробежав километра два по петляющей горной дороге, остановился в тени высоких, ветвистых деревьев, недалеко от горной речки. Здесь находился пункт очистки воды. Подразделение, обеспечивающее его работу, организационно входило в состав 45-го ОИСП.
   - Ну, как у вас тут дела? - спросил начальник штаба у подошедшего для доклада капитана. Тот чётко доложил обстановку.
   - Водой всех успеваете обеспечивать? - вновь задал вопрос Мартынов. Офицер ответил, что воды на всех хватит, вот только не достаточно ёмкостей для её доставки в подразделения, ведущих в горах бои. Приходится пожарные шланги резать, заливать их водой, скручивать проволокой и таким образом с помощью вертолётов доставлять её войскам.
   - Молодцы ребята, что проявили смекалку и инициативу! Мы же подумаем, чем вам помочь в этом вопросе, - удовлетворённо сказал Мартынов.
   - Как в народе говорят: голь на выдумку хитра, - товарищ подполковник, - довольный похвалой начальника штаба, весело ответил капитан.
   К обеду, вернувшись в лагерь, Николай узнал, что его срочно вызывает к себе заместитель начальника политотдела армии. Быстро перекусив, комсорг поспешил к стоявшим невдалеке от сапёров армейским кунгам.
   - А, это ты Иванов, заходи ... - сказал, выглянув на стук в дверь, полковник. По шаткой, короткой металлической лестнице Николай лихо влетел в узкий и тёмный кунг. Вид у заместителя начальника политотдела армии, стоявшего возле разложенной на столе, испещрённой различными цветными значками топографической карты, был озабоченный. Николай, борясь с вдруг охватившей его весёлой бесшабашностью, присущей молодым людям, почувствовал, что для него приготовлено что-то интересное.
   - Наши подразделения в районе... - полковник обвёл на карте небольшой кружок, - в результате их обстрела артиллерией с территории Пакистана, несут потери в людях и технике. Вследствие чего вынуждены были отойти вот сюда, - он ткнул карандашом в еле заметное название населённого пункта. - Там же находятся сейчас и спецминёры вашего полка. Мне нужны точные и полные данные об обстановке в районе, в этих подразделениях, о потерях. Поэтому приказываю вам, товарищ старший лейтенант, - тут он многозначительно посмотрел на Иванова, - сегодня же вылететь в указанный мною район, и на месте уточнив положение дел, немедленно доложить мне. Надеюсь вам всё понятно? - сухо закончил полковник.
   - Так точно, - сразу весь подобрался комсорг.
   - Тогда поспешайте. Вылет вертолёта часа через два. Экипаж будет предупреждён, - добавил он.
   - Разрешите идти? - спросил Николай.
   - Иди, парень, да будь там поосторожнее, - уже более мягким, отеческим голосом произнёс заместитель начальника политотдела армии.
   Действительно, в указанное время то ли из Кабула, то ли из Гардеза, прилетел вертолёт МИ-8. Пока его разгружали, один из лётчиков выкрикнул фамилию Николая. Комсорг, подхватив оружие и необходимые вещи, быстро вскочил в вертолёт. Освободившись от груза, машина тут же, едва качнувшись, оторвалась от земли, и резко набирая скорость, понеслась в сторону пакистанской границы. Опытный экипаж вертолёта на бреющем полёте виртуозно вписывал несущуюся на огромной скорости винтокрылую машину в витиеватые зигзаги ущелья, от чего у Иванова аж дух захватывало. Так летать вынуждала обстановка. Сбить несущуюся на огромной скорости низколетящую воздушную цель очень трудно, правда опасность разбиться при этом значительно возрастает. Приходилось надеяться на мастерство лётчиков.
   Пролетев километров двадцать пять, Иванову просигналили, чтобы он приготовился к десантированию. Вскоре вертолёт, мгновенно погасив скорость и максимально снизившись, завис над сплошной стеной кукурузного поля. Колёса машины едва касались её желтовато-молочных початков.
   - Давай, старлей, прыгай! - крикнул Иванову в ухо пилот. До земли было около четырёх метров. Николай сбросил сначала тяжёлый рюкзак, затем прыгнул сам. Приземление оказалось неудачным: правая нога угодила прямо на острый камень и подвернулась. Нестерпимая боль на мгновение парализовала сознание. Стиснув зубы, он лежал и ждал, когда станет немного легче, затем с трудом стянул с ноги кроссовок, убедился, что все кости целы, лишь потянуты связки и порваны мелкие сосуды. Перетянув бинтом распухший сустав и кое-как надев на ногу ставшую тесной обувь, Иванов опираясь на автомат, потихоньку встал. Вертолёт, сбросив его в безлюдное поле, бесследно исчез. Высоченные стебли кукурузы не позволяли ничего разглядеть по сторонам, хоть как-то сориентироваться на местности. И всё же Николай заметил примерно в полукилометре от него, на подъёме горы огненные языки, пожиравшие дувалы (дома) какого-то кишлака. Оттуда иногда доносились сухие автоматные очереди.
   - Вот же, летуны-черти, скинули лишь бы куда. Где здесь свои, где - духи, ничего не разберёшь. Так недолго и в плен угодить, - ругал вертолётчиков Иванов. Выбрав нужное, как показалось ему, направление, офицер поправил бронежилет, взвалил на плечи тяжёлый рюкзак и, приготовив автомат к стрельбе, как мог быстрее поковылял по кукурузному полю.
   Он выбрал правильное направление и уже через двадцать минут, выйдя к горной речке, наткнулся на лагерь своих сапёров. Комсорга с нескрываемым удивлением встретил командир батальона.
   - Ты откуда, Николай, с неба, что ли, свалился? - не веря своим глазам, спросил комбат.
   - Да, вроде как оттуда сбросили, чуть было к вам в костёр не угодил, - присаживаясь на выступ огромного валуна и высвобождая из-под нагрузки больную ногу, с облегчением ответил Иванов.
   - Что с ногой? - кивнул майор на перетянутую бинтом стопу.
   - Ерунда, вывих. До замены - заживёт.
   - Ты харчи нам привёз? Мы вот уже вторые сутки голодаем, - поинтересовался комбат.
   - Мне никто ничего об этом не говорил, - пожал плечами Николай. Вот в рюкзаке паёк на трое суток и всё.
   - Как же так ... матернулся комбат, я им в штаб неоднократно докладывал, что продукты у нас закончились, что ж они вашу ... добавил красочно он, не знают, что тут твориться!?
   - Наверно не знают, - тяжело вздохнул Иванов, - раз меня к вам направили.
   - Вот ведь пустая голова, я ж тебя забыл спросить Николай, с какой целью ты к нам пожаловал? - прищурившись от едкого дыма дешёвой сигареты, спросил майор.
   - У вас же потери..., вот я и прибыл, чтобы обстановку уточнить, да боевой дух у солдат поднять.
   - Да, верно, погиб у меня на днях один из лучших сержантов батальона, - грустно покачал седеющей головой комбат. - Осколком от снаряда перебило ему сонную артерию. На моих руках и умер.
   - Как это случилось?
   - Такие вещи, парень, происходят очень просто, - сделал глубокую затяжку майор. - Выскочили мы вместе с десантниками 345-го ОПДП прямо к пакистанской границе - километров семь отсюда - махнул он рукой в сторону уходящего в горы ущелья. Там кишлак довольно приличный расположен. Форель даже разводили. Духи понятно нас не ждали, поэтому сдали его без боя. Я приказал своим хлопцам заминировать все подходы к границе. Отработали как надо. Мышь через наши заградительные полосы не проскользнёт. А то, понимаешь ли, они этот кишлак настоящей перевал-базой сделали. Оружие, амуниция, личный состав с Пакистана шли отсюда прямым ходом на пополнение банд-формирований, действующих в Афганистане. Закончили, значит, мы работу, ждём дальнейших указаний командования. И тут по нам из-за "бугра", короче говоря, с Пакистана как шарахнули... Била тяжёлая артиллерия. Стреляли осколочными и с какой-то зажигательной смесью снарядами. Мы вместе с десантом "ноги в руки" и на всех парах назад. У нас никого не зацепило, вот только сержант..., да УРАЛ с продуктами сгорел. У десантников - БМД с экипажем. Вот и вся информация тебе. Комбат снова сделал глубокий затяг, надолго замолчал, затем, отойдя от тяжёлых воспоминаний, сказал: - Знаешь что, нечего мне здесь прохлаждаться. Поставленные командованием задачи мы выполнили. И раз ты прибыл ко мне на усиление, тогда давай командуй вместе со взводным, а я на денёк смотаюсь на КП армии. Получу технику, продукты, с новыми задачами ознакомлюсь и вернусь, хорошо? - хлопнул по плечу Иванова майор.
   - Ладно, раз надо, покомандуем, - согласился комсорг. И комбат, не теряя времени, быстро проинструктировал своего взводного, сел на БТР и укатил в сторону КП армии.
   Иванов тем временем избавился от своих продуктов, передав их сержанту для общего котла и оставив вещи у корней огромного дерева, подошёл к солдатам, сидевшим возле костра. Над огнём в закопчённом от дыма ведре, подвешенном на длинной палке, кипела, приятно хлюпая кукурузная каша, уже заправленная тушёнкой, привезённой комсоргом. Николай сразу обратил внимание на подавленное настроение у ребят - слишком была свежа в их памяти гибель товарища. Офицер присел рядом, расстегнул полевую сумку, вытащил из неё несколько свежих газет и прихваченных по случаю писем.
   - А ну, хлопцы, отгадайте, кому пришло письмо!? - весело спросил он.
   Солдаты мигом оживились. Каждый надеялся, что послание адресовано ему. Но у Николая было всего три письма на два десятка парней. Счастливчики, получившие долгожданные конверты, сначала уединённо читали их, затем перешли к общему обсуждению и пересказу. Обстановка в коллективе потеплела. Лица сидящих рядом с Ивановым солдат как-то сразу оживились, посветлели, в них пропал не свойственным молодым людям трагизм переживаний и обречённости. К комсоргу тут же посыпались вопросы: спрашивали и интересовались, как воюют их земляки, товарищи в других подразделениях полка, успешно ли идёт операция, что нового в Союзе? За живым разговором забыли и о точившим желудки голоде, и о висящей над костром каше, успевшей, как у "плохой хозяйки", убежать.
   Заметив в руках у одного из солдат американский журнал, Иванов попросил посмотреть. Красочное иллюстрированное издание рекламировало и пропагандировало прелести службы в вооружённых силах США. Текст был напечатан на английском и арабском языках и предназначался, скорей всего, для моджахедов.
   - Откуда он у тебя? - спросил офицер. Солдат ответил, что несколько дней назад они устанавливали на дороге минно-взрывной рубеж. Когда собирались уходить, то услышали звук приближающейся машины. Залегли в кювет, приготовили оружие к бою. Вскоре из-за поворота прямо на минное поле выскочил джип. В нём находилось пятеро душманов. Прогремел мощный взрыв, затем мы сделали несколько коротких очередей, - и всё было кончено. В искорёженной мощным зарядом машине находились ящики с боеприпасами, оружие и несколько пачек иностранных журналов, - закончил свой короткий рассказ солдат.
   - Что можно сказать: молодцы, хорошо воюете ребята! - похвалил их комсорг. - Но вот это, - он показал на журнал, - называется пропагандой, и в условиях военной обстановки, в которой мы все находимся, нас соответствующие органы по головке не погладят.
   - Да мы знаем об этом, - ответили сразу несколько голосов.
   - Ну, а раз знаете, то и сожгите его, от греха подальше, - поставил в этом вопросе точку офицер.
   Пока Николай поговорил с солдатами, затем обустраивали лагерь, незаметно подкралась темная и холодная ночь. В горах она наступает мгновенно, лишь только солнце скроется за их вершинами. Расставив по периметру лагеря посты, командир взвода приказал сержантам уложить солдат спать, а сам с комсоргом задержался у костра, планируя необходимые работы на следующий день. В огне приятно потрескивали заранее заготовленные дрова, в горах время от времени слышалась одинокая пулемётная и автоматная стрельба, а в нескольких метрах от костра, неугомонно шумела горная речка. Усталость брала своё и офицеры, решив все вопросы, и убедившись в обеспечении безопасности лагеря, пошли спать. Николай лёг на подстилку из травы и веток рядом с жавшимся в комок от холода солдатом. Сверху прикрылся лёгкой плащ-накидкой, положил под голову автомат. Немного пригрев место, вскоре забылся вместе со всеми тревожным сном.
   Утром, только начало светать, до Иванова донёсся рокот двигателей БМД-шек. Он с трудом оторвал от земли своё отёкшее за ночь тело, от долгого лежания в одной скрюченной позе. Повреждённая нога ещё больше опухла и сильно болела. Взводный, спавший невдалеке, тоже поднялся.
   - Куда это они? - спросил Николай.
   - Не знаю, - зевая и потягиваясь, ответил лейтенант.
   А мимо них в каких-нибудь тридцати метрах на большой скорости проносились боевые машины десанта.
   - Постой, - удивлённо сказал Иванов, - они нас что, без прикрытия, одних оставляют? Беги, останови их, пока не поздно! - крикнул взводному Николай.
   Лейтенант, осознав происходящее, бросился со всех ног к уходящей колонне. Иванов видел, как он остановил одну из последних машин и о чём-то говорил с офицером-десантником, однако, минуту спустя и эта БМД-шка умчалась догонять своё подразделение. Растерянный, ничего не понимающий взводный вернулся назад.
   - Они получили приказ оставить этот район и передислоцироваться западнее на 10-15 километров, - передал он Николаю. - Там, наверху, наверно, думают, что вместе с ними и мы отойдём. А куда грузить специмущество, взрывчатку, мины и прочее хозяйство, машина ведь сгорела? - развёл он руками.
   - Слушай лейтенант,- жёстко сказал Иванов, - времени у нас в обрез, немедленно готовь всё лишнее к подрыву, а технику и людей - к марш-броску. Я попробую связаться с КП полка или армии и доложить обстановку.
   В инженерном отделе армии вначале не поверили полученной информации. Ведь стоило противнику "пронюхать", что в их тылу осталась горстка советских солдат, обременённых сотнями килограммов специальных секретных боеприпасов, за которые американцы обещали выплатить огромные деньги, они тут же бы набросились со всех сторон на крохотный отряд. Но на такой поворот событий видно не рассчитывал никто. Взаимодействие сапёров с прикрывавшими их частями и подразделениями при выполнении специальных задач, строго координировалось на уровне штаба армии, обеспечивая тем самым высокую ответственность при принятии тех или иных решений.
   Минут через десять, разобравшись в происходящим, в инженерном отделе поняли всю опасность данной ситуации. Последовал приказ немедленно выйти из зоны, контролируемой противником; постараться вывезти спецбоеприпасы, всё остальное - уничтожить. Обещали выслать на встречу десантное подразделение.
   Часы отсчитывали напряжённые минуты. Душманы своё присутствие пока ни коим образом не проявляли. Лагерь же сапёров был хорошо замаскирован плотными кронами деревьев-великанов и со стороны гор не просматривался. Личный состав взвода, чувствуя скрытую опасность создавшейся обстановки, действовал быстро и чётко, мгновенно выполняя все приказания офицеров. Наиболее ценное имущество и спецбоеприпасы загрузили на единственный БТР, взрывчатку и менее нужные вещи подготовили к подрыву. Затем взводный построил солдат. Проверили экипировку каждого, объяснили, как действовать при обстреле, внезапной встречи с противником. Людей разбили на две колонны, которые должны были двигаться по обоим берегам речки, а БТР решили пустить по самому руслу. Таким образом, обеспечивались скрытность и безопасность передвижения.
   Когда подразделение тронулось в путь, взводный, рассчитав время подрыва оставленного имущества, поджёг бикфордов шнур. Ярко вспыхнув на месте среза, он неприятно задымил и зашипел.
   - Всё, пора и нам уходить, - тронул он за локоть Иванова.
   Отойдя от лагеря метров четыреста, офицеры остановили подразделение, приказав всем укрыться в русле речки. Минутами позже грянул сильнейший взрыв. Землю тряхнуло так, будто произошло землетрясение. С обрывистых берегов к ногам стоявших внизу людей посыпались камни и песок.
   - Пока духи соображают, что там ещё придумали "шурави", мы должны успеть добежать до своих. Всем понятно! Взвод! Лёгким бегом вперёд! - скомандовал Иванов.
   Все понимали, счёт между жизнью и смертью идёт на минуты. Солдаты и офицеры, неся каждый до 30 килограммов груза, старались не отставать от своего БТР-а. Кровь всё сильнее стучала в висках, глаза застилал солёный пот. Николаю было особенно тяжело - давала о себе знать больная нога. Но воспользоваться привилегией старшего и сесть на броню,- он и в мыслях не мог себе представить. Он офицер, значит лучше подготовлен чем солдат, значит может больше вынести трудностей, к тому же он должен быть примером подчинённым. Только так рождается авторитет и уважение к тебе - командиру, крепнет дисциплина и порядок в подразделении.
   Лишь на десятом километре, когда, казалось что сил больше ни у кого нет, навстречу сапёрам выскочили две БМД-шки десантников. Никаких к этому времени слов радости или проклятий для них ни у Иванова, ни у его ребят уже не осталось. Пересохшее горло и жёсткий, как наждак, язык не давали вымолвить ни единого слова.
   Новый лагерь разбили рядом с мотострелками на небольших горных террасах, искусно сделанных местными жителями с целью выращивания на них овощей и злаковых культур. Пока обустраивались, вернулся комбат на БТР-е и ещё притянул ЗИЛ-131, гружёный продуктами и боеприпасами. Тут же без лишних эмоций, приступили к разработке и подготовке боевого выхода. Развернув на коленях карту, майор сказал, что армейское командование приказало заминировать развилку дорог и подступы к горному кишлаку, находящемуся в нескольких километрах от их места дислокации. С нашей стороны к кишлаку вела одна дорога, со стороны противника - две. Возникала большая опасность нарваться на засаду или на минированный участок. К тому же кишлак находился высоко на горном плато. Долго думали, рассчитывали, как незаметно выйти в указанный район, сколько и каких боеприпасов взять с собой, определили способ их установки, кого из личного состава взвода включить в группу и много других взаимосвязанных вопросов.
   На следующий день, организовав взаимодействие с артиллеристами и взяв на усиление отделение десантников, сапёры на двух БМД-шках и БТР-е выехали на выполнение боевого задания. Решили на технике обойти кишлак с фланга (со стороны), затем боевая группа пешком должна была подняться по горным тропам и внезапно, незамеченной противником, выйти в указанное место.
   Так и сделали. Перед горой оставили боевую технику вместе с комбатом - он руководил в целом операцией, решал вопросы по связи и взаимодействию с приданными и поддерживающими подразделениями.
   В колонну по одному, шаг в шаг, боевая группа в количестве 25 человек, тронулась в опасный путь по едва заметной в густом кустарнике тропе. Впереди, со щупом, проверяя наиболее опасные участки, шёл самый опытный сапёр. Кроме личного оружия и восьми килограммового бронежилета, каждый нёс до двадцати килограммов мин, взрывчатки и прочего имущества. Подъём был сложным и затяжным. Только часа через два безостановочной ходьбы, вышли на плоскую горную возвышенность. Впереди увидели небольшой кишлак, состоявший из нескольких глинобитных домов, опоясанных высокими стенами. Над одним из домов развевалось зелёное знамя ислама. Никого из жителей не было видно. Остановились ненадолго, чтобы оценить обстановку, "привязаться" к карте и доложить комбату. Майор приказал начать работу, как только артиллерия откроет огонь по соседним высотам с целью отвлечь противника. Пока шёл этот разговор, десантники облюбовали возвышенный над окружающей местностью пригорок, он оказался небольшим афганским кладбищем, и долго не раздумывая, заняли среди могил круговую оборону.
   Иванов с лейтенантом и сапёрами вначале проверили кишлак, обойдя все дворы. Зашли в один из дувалов (домов). Он состоял из нескольких комнат. Пол, стены - всё было из глины. В одной из комнат, похоже, держали скотину, в других на простых циновках спали, большой зал - совершенно пустой. В последнем, небольшом закуточке, стояли мешки с зерном. Кроме пустых гильз от бура (старая английская винтовка) и нескольких листовок на арабском языке, они ничего и никого не обнаружили. Указав сержантам места минирования, взводный с комсоргом решили перекурить.
   - Посмотри, красота-то какая, - жмурился от яркого солнца лейтенант. - Здесь бы не воевать и мины друг против друга ставить, а путешествовать, дома отдыха открывать, чувствуешь, какой чистый воздух? - при этом он, словно птица, расправил руки и сделал глубокий вдох. В это время на склонах соседних вершин стали беззвучно рваться снаряды. Большое расстояние да лёгкий ветер растворяли и уносили звук в сторону. Только огненные шапки разрывов с методичной точностью появлялись то здесь, то там на теле огромных спящих горных великанов.
   - Красиво думать никто не запрещает, - сказал Иванов, - а пока что мы с тобой этот духовский кишлак, в котором возможно мучили и издевались над нашими пленными, превращаем в очередное кладбище - вот вам и суровая проза жизни лейтенант.
   Вскоре кишлак и местность вокруг него представляли собой хорошо замаскированную минную ловушку. Вероятность войти или выйти из него живым равнялось нулю. Доложив комбату о выполнении задачи, группа бесшумно, налегке отправилась в обратный путь.
   Ещё несколько дней продолжались аналогичные рейды. Минно-взрывными рубежами был перекрыт широкий приграничный с Пакистаном район. В последствии из агентурных разведывательных данных стало известно, что противник на подрывах в провинции Пактия имел значительные потери в живой силе и технике. Резко возросла минобоязнь в стане моджахедов.
   Однажды, возвращаясь с очередного боевого задания, группа батальона спецминирования попала под обстрел противника. Ответные решительные действия нашего подразделения заставили душманов отступить. Это была не крупная банда, а всего лишь засада, состоявшая из нескольких человек, возможно разведка противника. Сапёры в этот раз не остановились на чисто оборонительных действиях, а вместе с прикрывавшим их десантным подразделением, стали преследовать отступающих моджахедов. Один молодой наёмник-пакистанец не успел уйти от погони. Видя, что деваться ему некуда, он залез в неглубокую пещеру на склоне горы и быстро закопал там своё оружие. Здесь-то и взяли его сапёры. От них хорошо замаскированную мину не спрячешь, не говоря уже о человеке. Уставшие за долгий и напряжённый день солдаты, надели на пленного несколько своих бронежилетов и по дороге заставили выучить несколько русских фраз. Как только подразделение вступило на территорию своего лагеря, пакистанцу приказали громко кричать заученные в дороге слова. С дикими криками: "Смерть душманам!..., под дружный хохот солдат и офицеров, высыпавших из палаток и кунгов поглазеть на неожиданное действо, боевая группа помпезно проследовала к своему биваку. Накормив пленного кашей, напоив крепким чаем со сгущёнкой, весёлые и не помнящие долго зло "шурави" передали его в разведотдел армии.
   Операция в Пактии завершалась. Крупные банды Гульбуддина были разгромлены, мелкие же просачивались тайными тропами в Пакистан или скрывались в недоступных для советских войск горах. Цель боевой операции была достигнута. Оставлять в этой малонаселённой провинции свои боевые силы и средства командование армии не планировало, поэтому всем частям и подразделениям был отдан приказ сгруппироваться на основных маршрутах с целью организованного выхода из района.
   На последних днях в лагерь сапёров, где находился Иванов, прибыл начальник штаба 45 ОИСП подполковник Мартынов. Он отвечал за действия сапёров в период выхода из зоны боевых действий частей армии. Пути отхода могли быть минированы противником, созданы искусственные завалы в узких местах дорог, что позволяло противнику незначительными силами наносить весьма ощутимые потери нашим войскам. Начальник штаба проверил инженерную технику, подготовку личного состава к выполнению новой боевой задачи, согласовал действия сапёров с другими частями и подразделениями.
   И вот, поздним вечером, небольшой бронированной колонной выехали в район сосредоточения основных сил группировки. Иванов находился на одном БТР-е с начальником штаба. Дорога из-за ям и колдобин не позволяла набрать хорошую скорость. Впереди колонны шёл БТС (танковый тягач) с катковым тралом. Он многотонными стальными зубчатыми колёсами прощупывал перед собой каждый сантиметр дорожного полотна. В то, что душманы установят на пути следования наших подразделений мины, никто не сомневался. Расстояние до базового лагеря было небольшим, однако техника шла невыносимо медленно, напряжение у людей с течением времени стало ослабевать. Вот, наконец, и развилка дорог, а за ней, справа, неглубокая речушка - там - свои. Ярким, острым светом, вспарывая непроглядную темноту, высоко в звёздном небе вспыхивают осветительные ракеты. Вдруг впереди идущий тягач, вместо того, чтобы свернуть вправо, проскакивает мимо поворота. Водитель БТР-а, на котором находился с начальником штаба комсорг, не понимая, куда ему двигаться дальше, останавливает машину. Мартынов пытается по рации связаться с экипажем БТС-а, вернуть назад заблудившийся тягач. Бегут минуты. Колонна стоит. И вот, в этот напряжённый момент, у одного из офицеров нетерпение вырвалось из-под контроля. Обойдя впереди стоявшие боевые машины, в том числе и старшего колонны подполковника Мартынова, БТР- нарушитель на полном ходу рванул в сторону базового лагеря.
   - Товарищ подполковник, давайте за нами! Наши рядом! - донеслось с уходящей машины.
   - Чёрт возьми, и это называется дисциплина. Ну, погоди ж майор, я тебе...,- недовольно пробурчал Мартынов.
   Через минуту вернулся заплутавший тягач, и колонна тронулась с места.
   Яркий луч прожектора БТР-а скользнул по дороге. Вот под колёсами зашуршала галька, значит где-то близко река. Вдруг, машина, клюнув носом, резко затормозила и остановилась. Иванов чуть не слетел с брони, вовремя схватившись за крышку люка. В свете фар и прожектора перед Николаем и его товарищами предстала ужасная, не поддающаяся описанию картина: только что обогнавший их БТР лежал на правом борту в бурлящимся, пенящимся потоке воды. Бронированное днище машины чудовищным взрывом было вспорото, словно консервная банка. Внутри БТР-а что-то горело, рвались боеприпасы. Но самое страшное - это было видеть как повсюду на берегу, в реке, лежали, корчились от нестерпимой боли люди. Раненые и контуженные они пытались подняться, но тут же падали обратно на землю или в воду. Всех невольных свидетелей этой трагедии охватило оцепенение. Казалось, остановилось время. Разум никак не мог принять увиденное за реальную действительность. На самом деле, через какие-то секунды, с остановившейся машины и подъехавших других, стали спрыгивать люди, тут же, со всех ног спеша на помощь раненым.
   В то, что здесь произошло, в каких-то сотнях метров от территории своего лагеря, трудно было поверить. Возможно из-за выстрелов артиллерии, ведущий беспокоящий огонь по противнику и осуществляющей подсветку местности, никто в колонне не расслышал взрыв мины. Её нагло и коварно моджахеды поставили прямо в воде, на месте брода.
   Из двенадцати находящихся на подорванном БТР-е человек, десять получили ранения средней и тяжёлой степени. Весь медперсонал, находящейся в колонне и прибывший с КП армии принимал участие в оказании первой помощи. Из разобранных снарядных ящиков быстро сколачивали носилки, из подручных средств мастерились лубки, накладывались шины. Особенно приходилось тяжело тем, у кого были открытые переломы и тяжёлые травмы позвоночника. После вколотых обезболивающих средств, когда боль немного отступила, некоторые раненые плакали, другие матерились, третьи, словно окаменевшие - молчали. Николай переходил от одного раненого к другому, подсаживая к каждому солдата-сиделку. Больше всех досталось майору - старшему этой машины, ему осколок попал в голову. Придя в себя, неподвижно лежа на сколоченных носилках, он просил у колдовавшего возле него врача закурить.
   Часа через два, уже к исходу ночи, прилетели вызванные командованием два вертолёта. С ювелирной точностью, приземлившись на небольшом пятачке возле реки, они забрали раненых и унесли их в уже ждущие госпиталя.
   Оставшуюся часть ночи Иванов коротал у костра рядом со своими смертельно уставшими товарищами.
   - Знать, не судьба..., - думал о происшедшем и о себе Николай, - сегодня повезло, не мой черёд..., уцелел, а что будет завтра? - Да, тогда он не знал, что впереди его ждёт ещё одна боевая операция, затем Чернобыль, да мало ли ещё чего... Тепло костра приятно согревало озябшее тело, слипались веки, клонило в сон. Суровая, боевая жизнь одного, из тысяч таких же как он солдат и офицеров продолжалась, и это было главное.
  
   Пройдут года, страна Востока
   Залечит раны, оживёт.
   И нам - солдатам волей рока,
   Прощенье радостно придёт.
  
   А зло - останется с войною,
   Там, как известно, правых нет.
   Но твёрдо помни, что у горя
   Всегда предвестник - красный цвет.
  
   Пусть лишь тюльпаны расцветают
   На сопках пламенным огнём,
   А нас афганцы вспоминают
   Хорошим словом за столом!
  
   Г. Гусев
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Звериный облик Афганской

контрреволюции

  
  
  
Оценка: 5.04*8  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023