В начале января 1980 г. восстал 4-й артиллерийский полк (ап) ВС ДРА, дислоцировавшийся в населенном пункте Нахрин (север страны). Поступили сведения, что захвачены и, возможно, убиты советские военные советники, находившиеся в этом полку. По просьбе афганского руководства и для спасения, может быть, оставшихся в живых советников, командованием ОКСВА была проведена первая боевая операция (во время пребывания советских войск в Афганистане все боевые действия независимо от масштаба называли операцией) - по разоружению мятежного полка.

К участию в ней привлекались: 2-й мотострелковый батальон без 2 и 3 мсв 5 мср, усиленный 2-й танковой ротой, 2-я мотострелковая рота 1-го мсб с танковым взводом и минометной батареей батальона, а также артиллерийский дивизион 186-го мотострелкового полка.

7 января была поставлена задача овладеть Нахрином. Мятежники заблаговременно подготовили оборону на подступах к населенному пункту.

Замыслом боевых действий было предусмотрено, наступая по сходящимся направлениям с севера и с запада, выйти к Нахрину и овладеть им, блокировать военный городок 4-го ап и разоружить восставших.

Боевые действия развивались следующим образом:

В 9.00 9 января 2-й мсб начал выдвижение из Кундуза по маршруту Ишакчи, Ишкамыш, Бурка, Нахрин. 2-я мср двигалась из Баглана через перевал Шехджалаль в Нахрин. Головная походная застава ( гпз ) 2-го мсб, пройдя всего четыре километра после исходного пункта (отм. 525.0 ), была остановлена группой всадников численностью около 100 чел. Сопровождавшие колонну вертолеты рассеяли эту группу мятежников.

В 10.30 в Ишакчи гпз 2-го мсб встретила сопротивление группы мятежников численностью до 150 чел. с тремя орудиями, огневые позиции которых находились на южной окраине Ишакчи. Организованным огнем гпз, танкового взвода при поддержке вертолетов нападение было отбито, и нападавшие отступили в горы, понеся потери: 50 чел., 3 орудия и 2 автомашины.

2-я мср в 11.30 вышла к перевалу Шехджалаль, где путь ей преградил завал, прикрываемый засадой с двумя орудиями горных пушек. Уничтожив 15 мятежников и обе пушки, рота расчистила завал и продолжила движение.

К 15.00 9 января гпз 2-го мсб встретила на северной окраине Бурка группу всадников численностью до 50 человек. Рота развернулась в боевой порядок, атаковала мятежников и к 16.00 овладела Бурка. В 17.00 2-й батальон вышел к перевалу Товамах ( 3 км сев. Нахрин ), где " наткнулся " на завал высотой три метра. Преодолеть его с ходу не удалось, а обойти не представлялось возможным. Только после расчистки завала батальон смог продолжить выдвижение к Нахрину. 2-я мср к этому времени вышла в район Авсарина.

В 21.00 2-й мсб с севера, 2-я мср с запада вошли в Нахрин, перекрыли дороги из города и окружили военный городок 4-го артиллерийского полка. В течение ночи с 9 на 10 января несли боевое дежурство.

В 10.00 10 января артиллерия развернулась на огневых позициях, не покидая боевых машин пехоты ( БМП ), мотострелковые подразделения под прикрытием боевых вертолетов быстро выдвинулись к казармам, спешились и разоружили восставших.

Потери 4 -го артполка составили: убитыми - 100 чел., 7 орудий и 5 автомобилей.

Наши потери: убитых - 2 чел., раненых - 2, БМП - 1 (сорвалась в обрыв на перевале). Мятежники не успели вывезти из расположения артиллерийского полка 29 пушек ( 76-мм ), два склада с боеприпасами и оружием, склад с продовольствием.

Население не оказывало сопротивления, не поддержало восставших. Спустя два дня после захвата военного городка под руководством местных афганских властей стали проводиться мероприятия по изъятию оружия у населения. Удалось выявить спрятавшегося командира 4-го ап и найти место, где были убиты и закопаны наши советники...

В начале января 1980 года в населенном пункте Нахрин восстал 4-й артиллерийский полк ВС ДРА. Боевая операция по разоружению мятежного полка проводилась в течение двух дней силами частей и подразделений 186-го мотострелкового полка. С утра 9-го января 2-й мсб из Кундуза, а 2-я мср из Баглана, преодолев незначительное сопротивление разрозненных групп всадников, выдвинулись к Нахрину, а вечером вошли в населенный пункт, перекрыли дороги из города и окружили военный городок 4-го артполка. В течение ночи с 9 на 10 января несли боевое дежурство. Утром артиллерия развернулась на огневых позициях и открыла огонь по мятежникам. Мотострелковые подразделения, не покидая боевых машин пехоты, под прикрытием боевых вертолетов быстро выдвинулись к казармам, спешились, штурмом овладели ими и разоружили восставших. Потери мятежников составили: убитыми - 100 человек, 7 орудий и 5 автомобилей. Потери с нашей стороны составили 2 человека убитыми, 2 ранеными, 1 БМП (сорвалась в обрыв на перевале). ОКСВ медленно, но верно втягивался в гражданскую войну.

Я хочу рассказать о Рубане Сереже. Сережа уже отслужил год. Знакомство наше с ним состоялось в Нахрине, куда мы шли колонной из Термеза. Встав там на отдых, мы за трехнедельный переход впервые ели горячее, не всем хватило. Подходит высокий, стройный парень и говорит: "Ешь со мной, мы, кажется, с тобой в одном взводе". За едой и познакомились. В Нахрине мы стояли чуть больше месяца и двинулись колонной дальше: Кундуз, Файзабад, Байрам, Газни. Намангалам, Шигап, вышли на Кабул. Под Кабулом стояли почти два месяца - февраль и март.

Подошло время идти на юг, в провинцию Кунар, через Джелалабад. В переходах мы научились многому: вождению след в след, замечать плохо замаскированные мины, места явных засад душманов, которые мы преждевременно обстреливали. В общем, были уже обстрелянными воинами. Первого апреля мы были на подходе к Джелалабаду. Днем отдыхали, разогревали банки с тушенкой и кашей на кострах, шутили. Ведь было первое апреля, Сережа говорит мне: "Тебя лейтенант Амосов зовет к машине комбата". Я собираюсь, иду, а он кричит: "Куда ты, ведь сегодня первое апреля"

Вечером мы развернули колонну на марш. Впереди Джелалабад. Мы все были предупреждены о том, что нас ждут непредвиденные обстоятельства, так как там орудовали банды. Ехали почти всю ночь. Мы часто менялись с Сережей, давали отдохнуть друг другу. Пехота спала в "десантах" БМП, сидя плечом к плечу. Перед самым рассветом при подходе к Джелалабаду батальон разделился на несколько групп. Наш отряд, три БМП, два танка и танк-трал, идущий впереди колонны, должны были проехать мост, за которым в пятнадцати километрах в апельсиновой роще надо было занять оборону. Я было задремал в операторском отделении, когда какая-то сила ударила в голову. Очнулся полулежа, боль в голове. Вылезаю из БМП - слева от машины перепуганная пехота. Сергей Болотников бинтует Ахмедову ногу. Тому вырвало кусок мяса выше колена. Его счастье, что он вылез из БМП и ехал на броне. Кричу: "Где Рубан?" Вижу - люк закрыт. Болотников показывает на машину. Я и не сообразил из операторского отделения заглянуть к механику. Бросился открывать люк. Поднимаю Сережу под руки, а сам себе думаю, что-то сильно уж он легкий стал, поднял выше и все увидел. Меня прошиб пот. Ног не было вообще. Лишь от левой ноги осталась торчать короткая берцовая кость. Положив Сережу Рубана на ребристые листы машины, стали делать с Болотниковым укол. Он держал его, а я в руку ввел промедол. В это время нас стали обстреливать из стоящего недалеко строения. Мой автомат лежал рядом с Сережей. Так вот, когда нас обстреляли, мы спрыгнули вниз с машины и в это время услышали очередь. Истекая кровью, Рубан схватил автомат и выпалил наугад в ту сторону с проклятиями и матом. Запрыгнув на машину, мы стащили его в укрытие. На нем не было лица - бледный, глаза запали, от боли скрипел зубами. Я плакал. Сережа стал кричать: "Пристрели меня, Коля, пристрели, братуха, мне не жить!" Он лежал рядом с машиной. В днище зияла огромная дыра. Вырвало два катка, внутри страшное месиво крови, костей, железа, земли...

Болотников дал сигнал красный дым - вертолетам, кружащим над нами, показывая тем самым, что есть раненые и убитые. При заходе вертолет был опять обстрелян. Я кинулся в операторскую, проверил, что еще работает: аккумуляторные батареи. Тогда я кричал все маты, какие есть на свете. Я проклинал эту землю за все причиненное нам. Я превратил это строение в прах. С Болотниковым мы поползли по ручью к другому дому, забросали его гранатами. Ворвались: у окна один дух с буром , убитый, с волчьим оскалом зубов, еще двое, один был жив... В следующие дома идти было опасно, все-таки двое. Пехота то ли и с испугу, не знаю, почему, не пошла за нами. Вернулись к БМП, сделал укол, уже второй, Ахмедову. Сел вертолет удачно, больше не обстреливали, погрузили Сережу Рубана и вертолет уже полуживым. Ведь даже жгут негде было наложить... Вышел на связь с комбатом. Приказ, не покидать машины, зря не расходовать боеприпасов, ждать помощи.

Окопались, все было как следует, пехота - вкруговую, танки один в левую, другой в правую сторону, между ними еще две БМП, так как могли бить из гранатометов. Уже поздно ночью пришел тягач. Зацепил нашу бедолагу, наш дом на колесах, нашу кормилицу, и потащил к Джелалабаду...

Утром собралось много солдат, заглядывали в люки машины, расспрашивали. Некоторых подташнивало при виде отсека механика. Останки ног Сережи начали разлагаться, была жара. Расспрашивают солдаты, как было, а у меня слезы, говорить не могу.

Я вот сейчас пишу, плачу. Тяжело писать, а ведь мне очень обидно за тех ребят, что полегли там. Ведь Серегу даже посмертно не наградили. Это же подвиг - без ног отстреливаться в сторону врага, теряя сознание, силы и последние минуты жизни.

Через несколько дней мы были вовлечены в операцию по освобождению Джелалабада. Вызвал меня комбат Тараканов. Говорит: "Повезешь своего друга на родину с прапорщиком" (не помню его фамилии). Прибыли в Кабул вертолетом, переночевали у десантников в палатке. Ночью привезли тяжелораненых и убитых (рядом была палатка медсанбата). Стоны, проклятия, ругань: спать было невозможно. И так всю ночь. Одни вертушки улетали, другие прилетали с нашими ребятами. Тогда это был единственный медсанбат. Остальных везли в Союз.

Утром заводят в палатку, внутри морозильники, показывают гроб с табличкой "Рубан Сергей", а это не он. Пришлось для опознания чуть ли не все гробы проверить, пока нашли. Погрузили в самолет Сережу да еще нескольких ребят, а нас отправили обратно в Джелалабад. Я так хотел присутствовать на похоронах, но приказ есть приказ. Вот так это все и было.

Я был руководителем операции. Консультировали меня пять генералов. После начала операции и перехода на левый берег Кунара в районе Наубадского моста, сразу же начались потери. Срочно пришлось менять план операции. Теперь, по плану, ущелья начинали минировать не со стороны Джелалабада, а со стороны Асадабада.

Прилетел командующий Армией. Сели на броню, поехали через мост проконтролировать ход операции. Товарищ командующий, может не надо, там война идет.

На мосту командующий построил пост охранения во главе с командиром поста за плохое несение службы. Товарищ прапорщик, вы что читаете на посту! Устав товарищ генерал. А ну, дайте сюда. Точно, Устав, открывает обложку, "Граф Монте-Кристо":)

На левом берегу дорога заканчивается, пришлось проехать по камушкам да по террасам. Кабульский блеск припорошило пылью, но решимость кого-нибудь "откомандовать" только окрепла. Товарищ генерал, Вы бы стали за броню, Вас убьют, а мне потом отвечать. Товарищ подполковник ..., дальше в непечатных выражениях.

Путь командующему со свитой преграждает лейтенант сапер. Стой, стрелять буду! Туда нельзя, там уже заминировано. Товарищ старший лейтенант, вы что себе позволяете!? Не пущу, вы туда зайдете, а назад не выйдет никто. Даже трупы ваши не смогут вытащить.

"Откомандовав" во все дыры личный состав, командующий вызывает вертушки. Как только колеса касаются земли, свита, не дожидаясь командира, толпой ломится в двери. На лице командующего изумление, на лицах "откомандованных" ухмылка. Командующий поворачивается и уже спокойно, что будешь делать, командир. А что буду делать, пойду сейчас "откомандую" командиров батальонов, те "откомандуют" командиров рот и так до последнего солдата. Понимаю командир, что не смог ничем тебе помочь, удачи тебе.

14.03.85г. (четверг)
Ну вот, сегодня, наверное, пойдем на "мероприятие". Почти целую неделю просидели в готовности. Вчера разведвзвод ходил на корректировку стрельбы артиллерии в Шинкорак. А сегодня мы пойдем на Лахорсар, за ДШК, которые ведут обстрел батальона, пойдем туда, куда еще никто не ходил, уйдем наверное на сутки. Придется целый день сидеть, и не просто, а так чтобы духи не заметили. Я сейчас остался за ротного, его вызвали в штаб Армии, самое интересное, никто не знает зачем. Странный вызов накануне выхода, да и ладно, прорвемся.

18.03.85г. (понедельник)
Ну вот и закончилась засада. Результаты: один убитый и четверо раненых - это в роте, еще один убитый и двое раненых в разведвзводе. Первый убитый в нашей роте мл.с-нт Пантюхин, да не стало Пантюхина Сергея или просто Пецы. А ведь он мог жить, сквозное (навылет) ранение в шею, если бы забрали вертушки и оказали вовремя медицинскую помощь, то он бы жил. Ранены в ногу Харенков и Бабаков, в руку Огрызко, в голову Онищенко. Первый такой бой для роты, многие показали себя молодцом, а некоторые нет. Тебе самому было очень трудно подыматься. Я даже не думал, что может быть таким трудным подъем...

Сам бой: душманы действовали смело и решительно, вышли на связь с нами и предложили сдаться, при переход на ЗЧ результата не давал, они были и там.Затем обошли мою группу по низу и с тылу с соседнего хребта открыли огонь, были ранены сразу Харенков и Бабаков, спустя несколько минут в шею ранило Пантюхина. Навел по радиостанции туда огонь БМП 4роты, которые поддерживали нас огнем прямо с парка.Затем они предприняли атаку с фронта, здесь мы и увидели, что они в черном. Ответили плотным огнем, в этот момент был ранен Огрызко (двумя пулями в руку выше локтя). Туда же скорректировал огонь танков, которые вели огонь находясь на аэродроме, а рядом были вертушки, которые почему то, так и не взлетели нам на помощь. Бой длился весь световой день, они маневрировали пытаясь атакавать с различных направлениях,но комбат дал команду не перемещаться за ними, что мы и выполнили не дав им подойти на бросок гранаты.А потом наступила ночь и мы уходили с этого проклятого места, унося с собой убитых и раненых, по дороге скончался Пантюхин, утром встретили 4роту, которую комбат отправил нам на помощь. Хочется написать о многом, но совершенно нет желания. Разве можно все это передать на бумаге, горечь обиды, что погиб Пеца, свою беспомощность, когда умирает человек, нет это надо видеть и чувствовать."