ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева

Мельник А.
И грохочет над городом то ли гроза, то ли эхо нежданной войны...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:


 [] Современный вид площади у БШО, г.Бендеры.
  
   Я работал на Бендерском шёлковом объединении вместе с отцом в РМО (бригаде ремонтно-мастерского отделения), в новом жаккардовом цеху N 5. К моменту начала необъявленной войны мы уже неоднократно были вовлечены в ход политического противостояния между Приднестровьем и новыми властями Молдовы, по убеждениям и по совести. С тех самых дней, как депутатов от Приднестровской русскоговорящей многонациональной стороны избили в Кишиневе и не дали выразить нашу волю. Это сделала толпа разъярённых националистов перед зданием парламента. Мало того, - это показали в новостях на всю республику.
   Думаю, этот момент был отправной точкой на окончательный раскол Молдавии и переходу к защите суверенитета ПМР. Нам открыто, демонстративно дали понять: "чемодан вокзал Россия", с нами считаться не будут.
   С тех пор много воды утекло. Наша бригада РМО дала городу таких людей для его защиты как Вася Вит (наш начальник цеха, ставший начальник отряда РОСМ), Стёпа Гроссу, Улько Серёжа. Можно сказать, что костяк рабочего отряда содействия милиции сложился из наших товарищей по работе.
   Мы не сидели и не ждали, пока нас начнут бить в собственном городе. Мы участвовали в перекрытии улиц города, проверяли машины, выставляли заслоны при подозрениях в том, что у города собираются националисты - молдавские волонтеры и их подстрекатели. Мы ездили в Гагаузию, чтобы защитить от произвола националистов мирное население дружественного народа. Гагаузия - это отдельная тема и рассказ.
   Во время похода молдавских волонтеров на Бендеры мы в срочном порядке вышли с Шёлкового микрорайона города и встали заслоном на каушанском направлении, на месте теперешнего поста. Помню, мы предварительно прослушали в помещении штаба гражданской обороны Шелкового объединения информацию.
   Кто-то принёс с собой термоспички для электриков, что не тухнут под водой. Раздобыли аптечку, и из солярки и бензина слитого из заводского транспорта, я и ещё пару ребят в срочном порядке изготовили зажигательные бутылки. Термоспички я приматывал к бутылкам со смесью. . Одну бутылку из приготовленного ящика мы опробовали - бросили об кусок бетона в стороне от дороги, всё получилось, смесь загорелась.
   Стояли на каушанском направлении ночью, было темно. Говорили о подходящей колонне националистов. Но в город попытался проехать только какой-то трактор с сеном. Все были взбудоражены, без оружия, но готовы защищаться в рукопашную, все, чем придется.
   Все суетились, впопыхах готовились к схваткам. Помню, у нас в цеху один из ребят показал, как сделать под мелкашку, на резинке из трубки и бойка самострел - хоть какое-то оружие. И пару ребят успели самострелы смастерить. Остальные вооружались всем, что под руку попадало. В Гагаузию, например, нам работники завода "Молдавкабель" нарубили куски толстого кабеля где-то по 60 сантиметров длиной. Получились неплохие дубины. Их конец, который шел под руку, обматывали изолентой, или так просто использовали. Такая была подготовка...
  
   На момент начала войны, я с молодой женой снимал часть дома по улице Песчаной. Наверное, был выходной день. Мы проснулись от каких-то непонятных звуков, по крыше что-то постукивало. Выйдя на улицу, я не мог понять что это. Не осознавалось что происходит. Учения, стрельба "Алазанью" по грозовым тучам, - всё что угодно приходило в голову. Потому без особой опаски я оделся, как обычно, в джинсы и джемпер, и пошёл в сторону центра города по улице Котовского.
   Не помню, когда именно до меня дошло, что начались военные действия, но, дойдя по улице Котовского до поворота на гребную базу, мне открылась следующая картина: на клумбе возле поворота стояла брошенная малокалиберная пушка ЗУ-23. Куда делись люди, я поначалу не понял, и откуда она взялась тоже, но чуть дальше я увидел на клумбе между первым контрольным постом ГАИ и девятиэтажкой другое орудие. Несколько человек, кричащих по-молдавски, стреляли из него в сторону моста.
   Я поступил глупо, но мною владело чувство обиды и злости, что я ничем не могу помочь, не могу дать им отпор. У меня не было ничего, что я мог бы противопоставить врагу. Всё, что мне пришло в голову, это снять снарядную ленту с брошенного орудия. Заметь это, расчет второй пушки мог дать очередь в мою сторону. Но они не заметили. Затем я ушёл в проулок в сторону Набережной и попросил какого-то мужчину закопать эту ленту в огороде.
   Дальше я двинулся в отделение милиции на набережной. Не добившись там никакой внятной информации о происходящем, ни, тем более, оружия и сведений о мобилизации, я двинулся к рабочему комитету. Люди перебегали через улицы, временами свистели пули, но страха большого не было. Мы не чувствовали войны, и из-за этого много людей гибло бессмысленно
   В здании совета трудовых коллективов города за главного был Костенко. Кроме него, я встретил несколько человек, с которыми был лично знаком. Мне стало веселее оттого, что людей, таких как я, душой болеющих за город и его будущее, много. В СТК я пообщался с Желтком Валентином. Мы всего день назад с ним выписывали камень - котелец, чтобы строить на в поле за окраиной Шелкового микрорайона гаражи. Котелец остался на Варнице, на базе Сельхозтехники. Я шутил, спрашивал Валентина, не хочет ли он поехать за котельцом, забрать его сегодня. На Варнице хозяйничали молдавские волонтеры.
   Затем, после короткого разговора с Костенко, я понял, что оружие он даёт только проверенным "афганцам". Желток и его товарищ - оба начальники цехов Бендерского шелкового объединения, - были "афганцами", им дали автоматы и они помчались с десантом на одном из БМП на здание молдавской полиции. Нам, ополченцам, в такую категорию я тогда попал, Костенко сказал так: бегите сзади, и если кого убьют, подберёте оружие, или другим способом добудете в бою.
   Молдавской военной техники в тот день брошенной по городу было море. Я насчитал 11 машин разных, на которых я белой краской, прямо из банки, рисовал буквы "ПМР", чтобы по-ошибке не подбили свои, и боевые машины уезжали.
  
   Одна из таких машин приехала вся в масле. Ребята сказали, что это одна из последних машин. Камуфляжное покрытие у неё было разрисовано серыми пятнами, и спереди из башни торчало 4 малокалиберных пушки или пулемета, вроде как две "зушки" спаренные. Кто-то назвал эту машину "восьмидесяткой", кто-то "Шилкой". Могу сказать только, что она была не как все предыдущие, - зелёная, а серыми пятнами и новая, только с консервации Мы кинулись внутрь машины, посмотреть. Оттуда вытащили шинель в скрутку. Она была в крови испачкана. Я по этому факту решил, что машина молдавская. Затем, чтобы не сидеть зря и быть полезными мы с ребятами принялись заряжать "зушки". За этой машиной мы и побежали по дворам и закоулкам в сторону кинотеатра "Дружба", когда она пошла в бой.
   Так я и был уверен тогда, что это молдавская боевая машина, лишь потом мне сказали, что это была "Шилка" из парка техники 14-й армии. А откуда шинель в крови, кто его знает...
   Мы побежали сзади за "Шилкой", которая пошла на "Дружбу", но вскоре от неё отстали, так как передвигались дворами а не по открытой местности. На улице сильно секли пули. Так я добрался до перекрёстка улиц Коммунистическая и Кавриаго. Там я встретил нескольких казаков, прибывших из Тирасполя. Они не имели никакого представления о городе. Из разговора я понял, что они идут на полицию, но не знают, где она находится. Я примкнул к ним, а они в благодарность за это выделили мне одноразовый гранотомёт "Оса". Мы далеко пройти не смогли.
   По клумбе вдоль частного сектора улицы Кавриаго  мы прошли в сторону полиции несколько домов, и по нам со стороны улицы Дзержинского начался беспрерывный автоматный, или пулемётный обстрел. Один из казаков спрятался чуть впереди меня за ступеньки частного дома. Я распластался посреди клумбы и слышал свист над самой головой. Это было моё боевое крещение. Остальные казаки успели перемахнуть через забор частного сектора, во дворы.
   Казак, который спрятался за ступеньки дома, вдруг встал, и, шатаясь, непонятно стал себя вести. Огонь не утихал. Я заметил у него на лбу кровь и стал кричать, чтобы он лёг. Но он был в шоке, пуля рикошетом зацепила ему голову. Он получил больше психологический шок, чем физическую травму.
   Увидев, что он не реагирует, я перекликнулся с ребятами за забором. Они сказали: "перекидывай его сюда мы, примем". Автоматчики словно взбесились. Над головой стоял непрерывный свист, причём не где-то вверху, а прямо над ушами. Пересилив себя на секунду, я встал на колено, вскинув на плечо "Осу" и выстрелил вдоль по улице Кавриаго, в сторону улицы Дзержинского. После этого я метнулся к раненному казаку, схватил его за нижнюю часть туловища и перекинув через забор, передал товарищам. Потратив единственное оружие, я не решился идти дальше с казаками, и им посоветовал не идти таким малым составом в атаку, а примкнуть к более крупному отряду.
   Вдоль по улице Коммунистической прошла та самая "Шилка", за ней бежали ополченцы, я увидел Бендерского телеоператора перебегающего в сторону "Дружбы", между стадионом и парком имени Горького. Я побежал к "Дружбе".
   У "Дружбы" моему взору предстала зияющая дыра в стене кинотеатра со стороны улицы Первомайской, и брошенные окопчики с нетронутой едой, мисками и ложками. Там же, на прилегающей к уинотеатру клумбе, что на перекрестке улиц Первомайской и Коммунистической, в сторону обувной фабрики "Флоаре", были брошены бронежилеты. За "Дружбой" стоял брошенный жёлтый автобус "Икарус"  в котором было много наворованной молдавскими вояками обуви. Напротив автобуса, в чёрном ходе в здание кинотеатра "Дружба" мы нашли украденный где-то телевизор.
   Мы все тогда в разговоре между собой говорили, что "Шилка" "Дружбу" прошила.
   За Шилкой мы долго не шли по пятам. Во-первых опасно, мы же были безоружны, а в условиях города просто мишенями для автомата. Потому побежали дворами, перелазали через заборы где трудно было пройти.
  
   По прошествии лет тяжело вспомнить подробности. Они отпечатались только те, где были яркие эмоции. Это, когда думал: "вот она смерть, над головой". Это всю войну и после неё как наяву чувствовалось.
   Просто не успел испугаться, и от меня зависела ещё одна жизнь - тот казак который был ранен .Потом у "Дружбы" я был рядом с Сашей Карпачёвым. Мы вместе с ним работали на Бендерском шелковом объединении, в одной бригаде РМО, были в хороших отношениях, и он тоже был у "Дружбы". А до этого он был возле СТК. Но к кинотеатру мы попали порознь, и, встретившись, обрадовались. После этого держались вместе.
   Мы с Сашей залегли возле угла забора первого частного дома, прилегающего к территории кинотеатра, и просматривали ул. Коммунистическую в направлении микрорайона Ленинского. Как только вошли в кинотеатр "Дружба", то всё обшарили там внутри, посидели в зрительном зале, примеряя на себя брошенные молдавскими вояками "броники". Но, походив в "бронике", я решил что с ним скорее убьют, чем без него. Сильно неудобный и тяжёлый, мешал быстро двигаться.
   Между частным сектором и "Дружбой" наши ходили спокойно: во-первых здание кинотеатра и частные дома вокруг прикрывали нас, а, во вторых двор, выходящий к улице Коммунистической был чуть ниже остальной местности, что также не давало снайперам противника нас рассмотреть.
   До вечера мы то лежали с Саней на углу, то бесцельно ходили по территории двора кинотеатра, пытаясь, наверное, снять напряженность и что-то узнать. Так я и подслушал, а вернее, стал свидетелем разговора комбата Костенко с Тирасполем.
   Комбат находился в той стороне от "Дружбы", где сейчас Костёл стоит. А тогда там был небольшой пятачок с заездом в него со стороны улицы Первомайской, что-то  типа мини автостоянки. Слева, в стороне, где теперь Костёл, были частные дома и забор ограничивал стоянку. А справа была стена кинотеатра с боковой дверью, в которую людей выпускали после конца киносеанса. Прямо был поломанный забор территории кинотеатра, где я и стоял, желая выудить для себя хоть какую-то информацию о событиях в городе, о том что и как мы будем делать дальше. Меня, да и всех нас это сильно волновало.
  
   Костенко нервно держал рацию в руке. По бокам от него, со стороны забора и стороны кинотеатра стояло две единицы бронетехники. Комбат находился внутри этого небольшого пространства вместе с двумя его то ли охранниками, то ли помощниками. Темнело. После разговора Костенко, мне ещё больше стало не понятно что будет дальше. А как стемнело, Костенко посадил нас на бронетехнику десантом и повёз к СТК.
   Была глубокая ночь. Я попытался узнать что стало с ребятами, которые пошли на полицию, с моими товарищами Желтком Валентином и его другом -"афганцем". Кто-то сказал мне, что их убили, и они лежат во дворе СТК. Я прошёл во двор и увидел: на простынях лежали они оба. Один с отверстием во лбу прямо между бровей а второй в виске - снайпера... Мною овладел ужас. Ещё вчера я с этим человеком разговаривал, пару дней назад мы ездили выписывать котелец на Варницу в "сельхозтехнику". У него жена, дети -крутилось в мозгу.
   Костенко построил нас сразу по прибытии к СТК. Мы, кто в чём, грязные, но организованно, стали спиной к СТК, лицом к улице Советской в одну шеренгу. Комбат произнёс слова обидные и болью отразившиеся во всех нас: "Город сдан!" Помню, как те, кто имел оружие, и успел потерять близких, начали палить в воздух, сдерживая злобу и слёзы. Я тоже с трудом их сдерживал. Кто-то говорил, что надо ехать в Тирасполь на площадь и спросить с руководства, а кто-то молчал, как я.
   Трупы Валентина и второго моего товарища мы загрузили в один автобус, в котором и сами ехали в Тирасполь. Вышли из автобуса с Сашей Карпачевым  и Мальцевым Генадием на Совхозе. У Мальцева там жили родители в частном доме. У него мы и заночевали. Сели, выпили во дворе, тут уж и слёзы мои не заставили себя ждать. Все мы тогда очень подавлены были. Город, в котором мы родились и выросли! Как можно? Как допустили?? Почему??? Помянули товарищей.
   Утром решили возвращаться в город. Там наши семьи, родители, жёны, дети. Нужно было возвращаться любым способом. Когда добрались до моста, то увидели массовое возвращение военных, по дороге узнали, что много людей таки собрались в центре Тирасполя, и спросили почему сдан город с нашего приднестровского руководства. Им ответили, разумеется, что такого приказа оставлять город не было, и обвинили Костенко во всех грехах. Ещё бы, кто везёт, на том и едут. Не дать ничего - сам помрёт. А если он выжил, так спросить его, почему выжил. Он же не просто выжил, но тещё и спросил. Отсюда и убийство Костенко. Истинную причину гибели стольких Приднестровцев, чтоб никто не узнал. О том, что ничего в город на помощь Бендерам Тирасполь не давал. Ждали границы по Днестру и свою жопу прикрывали.
  
   Утром я с Александром Карпачёвым слились с сотнями людей, возвращавшимися в Бендеры через мост на реке Днестр. Нас всех интересовала судьба близких нам людей: жён, матерей, родственников, и судьба самого города. Мы возвращались в свой родной, дорогой нам город, являющийся неотъемлемой частью нашей жизни и души. Мы были полны решимости бороться до конца. И мы вернулись к семьям, чтобы вывезти их из под опасности.
   Я пришёл на Ленинский микрорайон к родителям, рассказал о положении дел в городе и решимости бороться за нашу свободу и жизнь нашего города. Мать, как все женщины, очень боялась и хотела остановить мой порыв, но видя мою решимость, сдалась, при этом отпустив со мной и отца, чтобы он хоть как-то мог позаботится о моей жизни.
   Так мы с отцом, как и раньше на постах РОСМа и в Гагаузии, опять оказались по зову сердца и чести на защите нашего народа и города. Мы пришли с отцом к Исполкому. Войти через главный вход не удалось, тогда мы пошли с обратной стороны здания. Мы хотели попасть в состав организованного подразделения защиты города и получить оружие.
   Подойдя к чёрному ходу мы обнаружили там нескольких вооруженных людей. Объяснив им наши цели, мы получили от них ценный совет, не искать помощи в решении наших вопросов в подвале, где находился так называемый "штаб обороны города", а идти прямо в 200-ый кабинет, где расположилось представительство Черноморского казачьего войска, что мы и сделали.
   Помню, заглянули мы в подвальное помещение "штаба", там в кабинетике сидело несколько человек полностью изолированных от мира сего, пытающихся по телефону что-то узнать для себя. Контролировать по телефону они, понятно, ничего не могли, а к людям выйти не пытались. Какой же это штаб? На наши предложение войти в состав обороны города и просьбы о получении оружия нам ответили, что оружия нет. Создавалось впечатление, что это просто кабинетные крысы, не имеющие ничего общего со штабом обороны города, не владеющие информацией, не пытающиеся ничего создать и никого возглавить, а просто скрывающиеся тут, как в бомбоубежище и ждущие каких-то спасительных сведений из Тирасполя.
   Кабинет же ЧКВ находился прямо над входом в горисполком. Из его окна просматривалась вся площадь и улица Советская в сторону СТК, здания пожарной охраны и школы. Всё было видно оттуда как на ладони. Когда мы вошли в этот кабинет, нас было трое - Карпачёв, тоже вернувшийся с Ленинского, где, как и я, навещал родных, я, и мой отец Анатолий. Коротко объяснив свои намерения, мы получили тут же от атамана Локтионова Александр Ивановича одобрение нашего порыва. Из нас тут же, с нашего согласия сформировали расчёт артиллерийского орудия, стоявшего на клумбе перед входом в исполком.
  
   Командиром нашего подразделения был назначен астраханский казак приехавший в наш город по зову чести - Дмитрий Бирюков. А старшим расчёта, - единственный из нас артиллерист по военному билету - ныне покойный Криштопин Эдуард.
   Эдик тут же принялся изучать орудие и тренировать нас на клумбе, разводить и сводить станины (опоры орудия), для быстрой смены его позиции и линии огня, в случае атаки вражеской бронетехники на исполком. Предыдущий расчёт орудия, как нам сказали погиб.
   Мы усердно старались изучить  орудие и выполняли все команды Эдуарда Криштопина, от этого зависело многое. Мы стояли прямо перед исполкомом, орудие было очень тяжёлым, 100-мм противотанковая пушка "Рапира" .Конечно, мы периодически отдыхали, ходили по площади  в сторону СТК и общались с другими защитниками, которые тут были.
   Возвращаясь со стороны СТК в 200 кабинет ЧКВ, я пересекал площадь, а навстречу мне шёл парень в камуфляже. Зайдя в кабинет я услышал тупой удар, крики и суматоху за окном. Выглянув в окно, я увидел как того самого парня поволокли под руки в сторону СТК. Он волочил ноги, Снайпер! - подумал я, - бьют, сволочи, с крыш и из укрытий!" И спустя несколько минут осознал и в душе ёкнуло: я же с ним разминулся на площади! Это могла быть моя пуля... Значит, не судьба, - подумал я, - Ещё поживу...
   Как оказалось позже, снарядов к орудию практически не было. Мы нашли человека, который мог нам помочь. Им оказался майор Ли. Он как раз ехал в Тирасполь. Мой отец поехал с ним на автобусе, заодно попытать счастья и получить автоматы. Наш расчёт был безоружным, если не считать самого орудия. Из документов у меня были только права. У Саши Карпачёва по моему был паспорт. Мы все втроём я отец и Саша работали до войны в одном цеху ремонтно-мастерского отделения нового жаккардового 5-го цеха шёлкового комбината.
   Когда вечером отец вернулся, радости нашей не было конца! Он привёз три автомата. Рассказ его нас рассмешил. Приехав в Тираспольский городской военкомат, он получил ответ, что автоматов нет, их дают только своим призывникам. Но он стал свидетелем сцены, как на призывной пункт приходили мужчины со своими женами. Одна женщина повисла на муже и кричала, что никуда его не пустит. Короче мужчина отказался от автомата. Отец буквально вырвал этот автомат из рук военкома и сказал: "видите, он сам отказался!", - и сел рядом ожидая следующих отказов. Так он собрал три автомата. Это была большая удача. Мы больше не были гражданскими, - мы стали полноценными вооружёнными защитниками города. Атаман Локтионов где-то раздобыл нам позже летнюю тонкую защитную форму. Отец вернулся на попутке, переживая за оружие, он с опаской сел в машину. За проезд поделился гранатами, которые тоже с собой прихватил.
   Поздно вечером к исполкому подъехал на автобусе майор Ли. И мы разгрузили через окна первого этажа исполкома внутрь здания ящики со снарядами. Тут были и осколочные, и подкалиберные, и ещё какие-то.
   Ящики были тяжелыми - по 2 снаряда в ящике, двое переносили их с трудом. Они весили наверняка больше 50 кг. Тут же в автобусе мы взяли по паре гранат РГД-5 и Ф-1.Теперь нам можно было воевать. Теперь мы чувствовали себя не желторотиками. Хрен возьмёшь нас голыми руками!
   Мне тогда было 22 года - самый младший в расчете был.
  
   Потом мы с пушкой ещё были на Протягайловке, под Гербовецким лесом, и в оранжерее по улице Бендерского Восстания. И по "Дружбе" ночью из пушки помогали старшине гвардейцев, которые находились в общежитии. Приходилось стрелять из нашего орудия и по зданию гвардии, с горы от кладбища, когда мы стояли возле Бендерского опытно-экспериментального ремонтного завода (БОЭРЗ). А потом когда нам запретили стрелять из пушки в городе, наш расчёт влился в коллектив БОЭРЗ и с миномётными расчётами мы выезжали в персиковый сад, в общем, перепрофилировались под миномётный расчёт.
   Короче, много чего ещё было. Конец нашей войны мы встречали в кабинете труда Бендерского лицея, на полу первого этажа, и были свидетелями прибытия колонны техники 14-й армии, арестовавшей Костенко.
    []
  
   Трофейная "Рапира".

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2015