ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Иванов Николай Федорович
Белый танец

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  
  
  НИКОЛАЙ ИВАНОВ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  БЕЛЫЙ ТАНЕЦ
  (ВЕРА, НАДЕЖДА, ВОЙНА)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ИВАНОВ Николай Федорович
  934-88-90
  8-906-096-07-80
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
  
  Капитан Штурмин - 30-35 лет
  Бауди - 25-30 лет
  Сержант Олег Урманов - до 25 лет
  Сержант Костя Оришкевич - до 25 лет
  Вера -30 - 35 лет
  Люба - до 23 лет
  Надя - до 25 лет
  Посыльный - до 20 лет
  Майор-усач - до 40 лет
  Соседка Веры - 18 - 19 лет
  Вертолетчик - до 40 лет
  Старший патруля, майор - до 40 лет
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Действие 1.
  Явление первое.
  
   Огни вертолета, шум лопастей. Отзвуки стрельбы. Голоса в радиоэфире, в ходе которых высвечиваются только лица актеров.
  
  РАДИОЗАПИСЬ:
  - "Ноль-ноль четвертый", я - "Орион". Документы и "двухсотый" на борту.
  - Дай старшего. Ему тут медаль пришла, поздравлю.
  - Он остался в ущелье, прикрывает взлет.
  - ...твою мать! Если с ним что случится - сам лопасти тебе оторву.
   - Я бы без него не взлетел. Он сказал, что выйдет.
   - Моли небеса, чтоб вышел. Конец связи".
  
  Явление второе.
  Свет. Зал кафе, заполненный военными людьми. Женщины тоже в "пятнашке".
  За отдельным столиком - капитан Штурмин, Бауди, два сержанта в новой полевой форме - Константин Оришкевич и Олег Урманов.
  Штурмин опускает в стакан медаль. Бауди поднимает стакан для тоста. Но сказать не успевает. В кафе вбегает Вертолетчик-капитан, оглядывает зал. Увидев Штурмина, обнимает.
  
  ВЕРТОЛЕТЧИК:
  - Через две секунды у меня должны быть колеса в воздухе. Но не увидеть и не поздравить не мог.
  
  ШТУРМИН (наполняя рюмку):
  - За нас?
  
  ВЕРТОЛЕТЧИК:
  - Я правда в небо. В другой раз - и сразу литр. Хотя так, как ты треплешь мне нервы, я был бы рад не видеть тебя здесь вообще. Но дай Бог, чтобы с тобой всегда были люди (оглядывает новичков), которые прикроют тебя так же, как ты прикрыл при взлете меня.
  
  ОРИШКЕВИЧ и УРМАНОВ (вставая):
  - А мы?
  
  ВЕРТОЛЕТЧИК:
  - А вы пока - головка от снаряда. Все, я на взлет. Но если надо куда забросить или вытащить - я твой. Мах не глядя?
  
  Снимает часы, подает Штурмину. Тот снимает свои, меняются. Штурмин провожает вертолетчика до двери.
  
  БАУДИ:
  - "Орион". Наше воздушное такси, туда-сюда, движение. Безлимитное.
  
  Увидев возвращающегося командира, снова поднимает рюмку.
  
  БАУДИ:
  - Еще раз - за нашего командира, который...
  
  ГОЛОСА из-за соседнего столика:
  - За наших женщин!
  - Ура-а!
  
  Бауди замирает с поднятым стаканом. Оришкевич и Урманов встают, готовые ввязаться в драку.
  
  УРМАНОВ:
  - Да выпьем мы сегодня когда-нибудь?
  
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Командир, да мы сейчас эту долбанную пехоту, соляру, мобуту несчастную порубаем, как картоху на чипсы...
  
  УРМАНОВ:
  - Несмотря на то, что мы для некоторых только головки от снарядов...
  
  ШТУРМИН:
  - Стоять! Сидеть... Здесь у каждого своя свадьба. Просто у тыловиков - завсегда с бабами. Но тут кто на что учился.
  БАУДИ:
  - Не рви сердце, Тигрыч.
  ШТУРМИН:
  - Не дождешься. Да здравствует и недопустим.
  
  Свет в зале начинает мигать.
  
  ГОЛОС:
  - Закрываемся. Последний, белый танец. Дамы приглашают кавалеров.
  
  Разведчики, кроме Штурмина, начинают прихорашиваться, ожидая приглашения.
  
  ШТУРМИН (усмехаясь):
  - Братцы, разведку если кто и пригласит на белый танец - то только сама война. И самое интересное - погоны не дадут нам права отказаться от этого приглашения. За то, чтобы наша дама оказалась к нам благосклонна.
  
  Из-за соседнего столика поднимается женщина-прапорщик, направляется к столику разведчиков. Все, кроме Штурмина, встают. Прапорщик подходит к капитану. Штурмин беспомощно оглядывается, смущенно отводит глаза от соседей, идет с дамой в круг. Бауди целует кончики пальцев, показывая Штурмину на прапорщика: персик.
  
  ВЕРА (кивнув на Бауди)
  - Он ваш товарищ?
  ШТУРМИН
   - Бауди? Гуляем иногда по горам вместе.
  ВЕРА
  - Но он же чеченец!
  ШТУРМИН
  - Потому я и жив еще, что и такие чеченцы бывают. Иван Петров.
  ВЕРА
  - Слишком просто. Псевдоним для женщин?
  ШТУРМИН
  - Фамилия - да.
  ВЕРА
  - А имя?
  ШТУРМИН
  - Вообще-то друзья прозвали меня Тигрыч. Хотя настоящее отчество вполне мирное - Львович.
  ВЕРА
  - Вера. А вы оправдываете свои отчества: после танца у меня наверняка останутся синяки от ваших нежных прикосновений.
  УРМАНОВ (кивнув на Штурмина):
  - А только что клялся-божился: женщин ни-ни...
  БАУДИ:
  - Ай, зачем верить глупым словам? Женщина - это Бог. А Бог нужен всем.
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Тогда каждый за своего Бога. За любовь. До краев.
  
  Встает, ставит руку под уголок, устраивает стакан на тыльную сторону ладони. Пытается налить в него. Бауди отбирает у него бутылку. Костя вырывает ее обратно, тогда Бауди убирает стаканы.
  
  БАУДИ:
  - Хватит. Даже за Бога. Даже в юбке.
  
  Костя усмехается, берет бумажную салфетку, сворачивает кулек, наливает в него. Встает, отставляет локоток, выпивает.
  
  ОРИШКЕВИЧ:
  - И больше никогда мне ни в чем не мешай, а то ухайдокаю. Понял, Баунти?
  БАУДИ:
  - Я - Бауди.
  ОРИШКЕВИЧ:
  - А хоть Роза Люксембург, хоть "райское наслаждение". Но перед тобой сержант ВДВ...
  БАУДИ:
  - А перед тобой - чеченец! И что теперь?
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Нашел чем гордиться.
  БАУДИ:
  - Но не тем же, что ты - контрактник и пришел из Белоруссии на мою землю зарабатывать деньги...
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Что? Так ты, может, сам из банды? Казачок засра... засра...
  УРМАНОВ:
  - Засланный.
  БАУДИ:
  - Научись сначала по-нашему, по-русски говорить.
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Вот я по-русски тебе и начал говорить, кто ты.
  
  Хватают друг друга за грудки. Урманов пытается их утихомирить, выводит на улицу.
  
  ВЕРА:
  - Молодежь?
  ШТУРМИН:
  - Контрактники. Замена.
  ВЕРА:
  - Замена, замена... Замена пришла... "Капитану - 200"! У него, говорят, опять много "двухсотых". Самые большие потери в группировке.
  ШТУРМИН:
  - А... что еще говорят про него?
  ВЕРА:
  - Н..ничего. Это вы?
  ШТУРМИН:
  - Я - капитан Петров. Готовый ответить за каждого своего погибшего солдата!.. За каждого! Потому что не в тылу здесь...
  ВЕРА:
  - Простите.
  ШТУРМИН (усмехаясь):
  - Было бы за что. А вот белый танец, насколько я понимаю, объявляют для того, чтобы женщины выбрали себе провожатого?
  ВЕРА.
  - Спасибо. Я не одна. У нас компания.
  ШТУРМИН.
  - С компанией - это все равно, что одна.
  ВЕРА.
  - Может быть. Но... но если вас это сильно беспокоит, не дергайтесь: меня провожать не надо (Останавливается посреди зала).
  ШТУРМИН:
  - Это как раз и не беспокоит, потому что мне некогда. А... "Капитану-200" я передам от вас привет. Прощайте.
  
  Кивает головой прапорщику, оставляя ее одну посреди танцующего зала.
  
  ВЕРА:
  - Эй, передайте еще капитану, что про него... про него говорят, будто от него отсюда сбежала жена. С генералом. Наверное, правильно сделала.
  
  Штурмин замирает, стискивает кулаки. Музыка закончилась, но он возвращается, берет Веру, начинает вести ее с ожесточением в вальсе по кругу. Только все усиливающая дробь барабана - как молоточки в голове по нервам. Сбивает попадающиеся на пути стулья, столики.
  Оставив, наконец, Веру, Штурмин подходит к своему столику, ищет стаканы. Льет из бутылки на ладонь, рвет ворот тельняшки, растирает водку по груди, лицу.
  
  ШТУРМИН:
  - "Капитан-200"... Репутация! Вкупе со сбежавшей женой...
  
  Вера смотрит за ним из глубины сцены. Нерешительно возвращается, но увидев ее, Штурмин выхватывает пистолет, стучит им по столу.
  
  ШТУРМИН:
  - Всем стоять! Всем стоять...
  
  Вера тоже открывает кобуру, но вытаскивает оттуда помаду, зеркальце, начинает прихорашиваться. Капитан обмякает.
  
  ШТУРМИН:
  - Всем стоять, а мне надо идти. Не помню, куда, но - надо...
  
  Смотрит на пистолет, прячет его в кобуру, заправляется.
  Оглядывается на Веру. Усмехнувшись, берет бутылку, кладет ее на пол, крутит - так играют в бутылочку. Не дождавшись, когда бутылка остановится и на кого укажет, Штурмин уходит.
  
  Явление второе.
  На переднем плане патруль догоняет убегающих сержантов и Бауди.
  
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ.
  - Приказываю остановиться.
  
  Оришкевич спотыкается, падает. Бауди подхватывает его под руки, но когда с другой стороны показывается еще один патрульный, бросает Костю, исчезает в темноте. Отбежавший Урманов возвращается к упавшему Оришкевичу, где их и задерживает патруль. Начинает проверять документы. Бауди смотрит на ситуацию из темноты.
  К патрульным подходит Штурмин. Сержанты понуро опускают головы. Штурмин подает документы Старшему патруля. Тот смотрит.
  
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ.
  - Бегают они у вас от проверки, товарищ капитан. А сами знаете: бегущий по улице военнослужащий в мирное время вызывает смех, а в военное - панику. Наша задача - пресекать и то, и другое...
  ШТУРМИН.
  - Они еще сами не привыкли, что уже контрактники. Это у них с солдатских времен - бежать от патруля. Я сам виноват, что оставил их одних. Извините.
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Извините - извинить не могу. У вас пьянка, а у меня - план. Вас, так и быть, отпускаю, а их - заберу.
  ШТУРМИН:
   - Но вы понимаете, что сломаете им начало службы?
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Это их проблемы. Но... если договориться...
  ШТУРМИН:
  - То есть...(потирает пальцами, изображая купюры).
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Вы получаете боевые, мы - отступные...
  ШТУРМИН:
  - А вот здесь эхо развело руками... Значит, так, майор. Ты их забираешь, но я - для плана! - завтра же перевожу тебя к себе в группу. Только предупреждаю: будешь у меня ходить не по ночному Моздоку с повязкой, а бегать по горам с автоматом. Без гарантий, что вернешься.
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Что? Угрожать? Да я вас всех...
  ШТУРМИН:
  - Да ничего ты! Нас дальше гор посылать некуда. А туда мы ходим сами. Своих бойцов я не продаю и не меняю. Свободны!
  
  Подходит к сержантам, закрывает их. Патрульные достают в ответ свое оружие. Пауза.
  
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Та-ак, заигрались мальчики. Я это запомню.
  ШТУРМИН:
  - Лучше не надо.
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Смотря для кого. Вы у меня еще станете на колени.
  ШТУРМИН:
  - На колени настоящий офицер становится только в трех случаях, майор: попрощаться с Боевым знаменем, испить воды из родника и перед любимой женщиной. Деньги и подобострастие здесь не присутствуют. Прощай.
  
  Отдает честь, уводит, подталкивая, сержантов. Патрульные, оглядываясь, уходят тоже. К разведчикам выныривает из темноты Бауди. Контрактники презрительно отодвигаются от него.
  
  ШТУРМИН:
  - Я что, сюда приехал корочками и подписью начальника Генштаба размахивать перед всеми? Мне больше делать нечего? Зарубить на носу вторую заповедь разведчика: никогда ни при каких обстоятельствах не попадать в нежелательные руки.
  ОРИШКЕВИЧ:
  - У меня шнурок развязался. Ботинки новые...
  БАУДИ (презрительно):
  - Вот и нашелся вояка-засра...
  ШТУРМИН (обрывает):
  - Молчать про тех, с кем завтра в бой. А босиком люди тоже бегают. Почему Бауди...
  УРМАНОВ.
  - Бауди - он да, он бегает хорошо. В одиночку. В бою с таким остаться...
  
  Крестится. Бауди вздыхает, молча уходит в темноту. Штурмин провожает его взглядом, но едва он скрывается, поворачивается к сержантам.
  
  ШТУРМИН.
  - Если бы Бауди сел вместе с вами в КПЗ, его бы в группе уже не было. Он слишком ценный агент, чтобы светиться.
  УРМАНОВ.
  - Все равно он... не наш какой-то. "Туда-сюда, движение"...
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Он же презирает нас. У меня отец в Афгане погиб, а он мне про деньги...
  ШТУРМИН.
  - Значит так! В любом случае Чечня, это не мы с вами, это - Бауди. Таких, как он, бандиты в стены замуровывают, в асфальт закатывают целыми семьями только за то, что они - с нами, за Россию. И сегодня мы, русские солдаты, должны закрывать их своей грудью, потому что завтра уже они остановят пули, летящие в наших матерей... Приказать не могу, но если кому выпадет в бою прикрыть Бауди, тому будут прощены все грехи.
  УРМАНОВ:
  - А кто нас прикроет?
  ШТУРМИН:
  - Никто. На данный исторический момент - никто. Предать, бросить в окружении, сделать крайними и виноватыми - да, могут.
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Вопрос от белоруса: тогда какого черта вы здесь?
  ШТУРМИН:
  - Встречный вопрос: а какого черта здесь ты?
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Ну-у... Россия, Беларусь и Украина - это все же один Змей Горыныч. Просто о трех головах. И если одной голове плохо - мутит и остальных. Спасаться надо всем вместе.
  ШТУРМИН:
  - Зачет. Мы воюем здесь НЕ против Чечни, а ЗА Россию. Разница, которую вы должны зарубить себе на носу. Так что делайте свое солдатское дело - и Отечество, Бог даст, когда-либо спохватится и проставит русскому солдату на Кавказе памятник.
  УРМАНОВ:
  - Мне бы лучше деньгами.
  ШТУРМИН:
  - Извини, памятник поставить дешевле. Все, у меня зуб разболелся. Отбой.
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Ааа... первая заповедь разведчика?
  ШТУРМИН:
  - Первую каждый для себя определяет сам.
  
  Уходит в свой домик. Его встречает Бауди.
  
  БАУДИ:
  - Кто-то обещал отпустить меня хотя бы на одну ночь домой...
  ШТУРМИН:
  - Обещал, но не отпущу.
  БАУДИ:
  - Ай, да кто меня увидит.
  ШТУРМИН.
  - Горы. Деревья. Луна. Для разведчика - уже очень много. Мне твоя голова нужна на плечах, а не на заборе. Будешь жив ты - меньше гробов получит Россия.
  БАУДИ.
  - И ты туда же! Чечня, моя Чечня - это тоже Россия. А вы постоянно твердите - там, у них на Северном Кавказе. Не у них на Кавказе. У нас, в России, на Кавказе! Не отделяй нас. И не делайте из моего имени "райского наслаждения"...
  ШТУРМИН.
  - Извини, брат. И сержантов тоже. И не горячись, ты прав.
  
  Явление третье.
  У левого портала Оришкевич и Урманов на своих раскладушках. Оришкевич под настольной лампой читает книгу.
  
  УРМАНОВ:
  - Что изучаем? "Кама-сутру"?
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Учебник русского. Я тут открыл в вашем языке великую закономерность, которую вы, русские, почему-то не замечаете. Смотри, слово "работа" у вас - женского рода, а "праздник" и "отдых" - мужского.
  УРМАНОВ:
  - Зато слово "война" - тоже женского. А корячимся на ней мы, мужики.
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Да-а, и мы на ней - как блохи на расческе...
  УРМАНОВ.
  - Зато будет, что вспомнить.
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Если будет чем. Слышал, как Штурмина зовут?
  УРМАНОВ.
  - Так разведка, а не хозвзвод. Срочную кем служил?
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Разведка, ВДВ.
  УРМАНОВ:
  - Я - морской спецназ. Так что мы в этом месте и в это время оказались со Штурминым отнюдь не случайно. Он и сказал - кто на что учился. Но вернуться, конечно, желательно.
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Ждут? Ты, я слышал, женат?
  УРМАНОВ:
  - Как тебе сказать... И "да", и "нет". У меня друг был женат, а через год после свадьбы утонул. Пожалел его семью, взял к себе. А потом встретил свою любовь, свою Надежду. И теперь не знаю, что делать.
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Сбежал от проблем на войну?
  УРМАНОВ:
  - Есть такое слово в этой букве. Только пока я решался на что-то, Лена ушла к другому... А ты что на гражданке оставил?
  ОРИШКЕВИЧ:
  - О-о, не поверишь, но... женский пляж.
  
  Явление четвертое.
  Оришкевич откидывается на спину. Начинает звучать шум моря. В лунном свете появляется Люба. Около одной из кабинок Люба останавливается, ждет Оришкевича.
  
  ЛЮБА:
  - Ну зачем, зачем тебе эта Чечня?
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Да не Чечня мне нужна. Я просто хочу учиться в МГУ. А служба по контракту даст мне российское гражданство. Два года Кавказа - и ты у меня в Москве.
  ЛЮБА:
  - Боюсь. В чужой армии...
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Не смеши меня, Любаша. Какая Россия другая страна? У нас даже одно сердце с ней по союзному договору - в Минске. А к нему со временем пришпандорится и все остальное.
  ЛЮБА:
  - Господи, и где ты словечки такие откапываешь? Я знаю, что подарить тебе на день рождения - учебник русского языка. А то никогда не сдашь экзамены в МГУ и не заберешь меня к себе.
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Заберу. И прямо сейчас.
  ЛЮБА:
  - А вот сейчас и не получится, потому что я хочу купаться. "Никто не сможет догадаться, куда идет веселый гном, а он идет купаться!"
  
  Оришкевич пытается приблизиться к девушке, но та выставляет ладонь.
  
  ЛЮБА:
  - А тебе сюда нельзя. Здесь женский пляж.
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Но ведь никого нет.
  ЛЮБА:
  - Нет, нет, нет...Не имеет значения. Тем более, я без купальника...
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Но ведь все равно... когда-нибудь...
  ЛЮБА.
  - Рано. Ой, рано пока, товарищ сержант... Тихо. Стоять! Смирно. Кругом. Шагом - марш.
  
  Оришкевич демонстративно-обиженно выполняет команды, отходит, возвращается к себе на раскладушку у левой кулисы и оттуда смотрит за раздевающейся Любой. Урманов лежит рядом, молчит. Потом легонько и машинально звонит в валдайский колокольчик, прерывая видение.
  
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Подарок, что ль? О чем звонит?
  УРМАНОВ.
  - Сказала, что колокольный звон отгоняет злых духов. А на самом деле это - трезвон. За веру, надежду и за любовь.
  
  Явление пятое.
  Шум вокзала. По перрону, оглядываясь, идет Надя. Навстречу с сумкой - Урманов. Увидев друг друга, останавливаются. Надя в изумлении. Топает ногой.
  
  НАДЯ.
  - Ненавижу.
  
  Урманов пытается сохранить невозмутимость, смотрит равнодушно по сторонам.
  
  НАДЯ.
  - Какая же ты зараза. Убью.
  
  Обвила шею, прильнула, поцеловала.
  
  НАДЯ.
  - Зачем ты меня все время обманываешь? Не стыдно?
  УРМАНОВ.
  - Смешно.
  НАДЯ.
  - Дерзишь? И почему я тебе верю?
  УРМАНОВ.
  - Потому что ты... А еще раз можешь?
  НАДЯ.
  - Что?
  УРМАНОВ.
  - Топнуть ножкой. Помнишь, я просил: если захочешь ко мне - топни ножкой.
  НАДЯ.
  - Не буду (топнула поочередно двумя). Какая я?
  УРМАНОВ.
  - Как крест на церкви - только молиться.
  НАДЯ.
  - Ну и молись. И зачем придумал какого-то Володю, которого я должна встретить у пятого вагона? Все, уходи (вцепилась в куртку, зарылась в нее лицом). Я жду твоего друга с гостинцами от тебя.
  УРМАНОВ.
  - Дай сначала поздороваться .
  
  Урманов наклонился к груди, Надя отпрянула.
  
  НАДЯ.
  - Вот так всегда! Всю жизнь они у меня в конкурентках. Ты ко мне приехал или к ним?
  УРМАНОВ:
  - Ну-у... если будешь себя хорошо вести, когда-нибудь очередь дойдет и до тебя.
  НАДЯ:
  - Повезло мне - ты такой ласковый! Сколько нам отмерено на этот раз?
  УРМАНОВ:
  - Наше время уже истекло. (Надя замахивается на него сумочкой). Шучу. Целая неделя, если не закончится война. А подарок я привез. Два. Держи первый.
  
  Вытаскивает букетик ландышей.
  
  НАДЯ:
  - Тебя проклянут юные натуралисты и арестует зеленый патруль.
  УРМАНОВ.
  - А я поклянусь на Библии, Конституции и Боевом уставе, по какому поводу и для кого морским пехотинцем Олегом Урмановым проделан этот благороднейший акт вандализма. И буду прямо в зале суда прощен и категорически оправдан.
  НАДЯ.
  - А мне расскажешь?
  УРМАНОВ.
  - Не-а. Этим ушкам еще рано слушать взрослые слова.
  НАДЯ.
  - А у меня тоже есть для тебя подарок. Один. Но из Валдая (протягивает колокольчик, звонит в него). Пусть этот звон отгоняет всех злых духов и других женщин.
  УРМАНОВ (принимая подарок)
  - Про духов - это хорошо. На Кавказе этих духов...
  НАДЯ (замерев).
  - Погоди. На каком Кавказе? И что ты говорил про войну? (Начинает оседать, нащупывая лавку). Не-ет. Скажи, что нет...
  
  Оришкевич берет колокольчик, звонит трижды.
  
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Сейчас хотя бы одну из них сюда. Хотя нет, сюда не надо, тут все голодные до женского тела. Лучше бы я - к ней...
  
  Переводит взгляд в ту сторону, где исчезла Люба. В лунной дорожке - купающаяся Люба. Сбрасывая на ходу форму, Оришкевич уходит к ней.
  Оришкевич и Урманов танцуют во сне с невестами...
  
  Явление шестое.
  Утро. Штурмин торопливо одевается. У двери стоит посыльный, грызет чипсы.
  
  ШТУРМИН.
  - Что за спешность?
  ПОСЫЛЬНЫЙ.
  - Не сказали.
  ШТУРМИН.
  - Правильно сделали. Меньше знаешь, дольше служишь.
  ПОСЫЛЬНЫЙ.
  - Да мне как-то дольше и не надо. Мне бы наоборот, досрочно...
  ШТУРМИН.
  - В армии, мой дорогой, тогда порядок, когда все происходит вовремя. А не раньше или позже.
  
  Забирает у солдата пакет с чипсами, высыпает остатки себе на ладонь, забрасывает в рот. Торопливо уходит.
  
  Явление седьмое.
  Комната службы радиоэлектронной борьбы. Карта на всю стену с пометками. Аппаратура. К Штурмину подходит майор-усач.
  
  МАЙОР.
  - Вы просили немедленно докладывать о выходе в эфир "Ястреба".
  ШТУРМИН.
  - Что? Появился, значит. Где кружит?
  
  Майор подошел к карте, черным фломастером обозначил точку.
  
  МАЙОР (раскрывает журнал):
  - Расшифровка радиоперехвата. "Бородач - Ястребу". - Сбор 7 августа. Накроем всех сразу. - Не пойду. Со мной не расплатились еще за комендатуру. - Заплатим. Если накроем съезд, кусок в два раза больше. Под мои гарантии. - Под твои - базара нет".
  ШТУРМИН.
  - Седьмое августа... Что там седьмого?
  МАЙОР.
  - Съезд в Дагестане, лозунг - "Кавказ против войны". Около ста человек. Я дал сведения в штаб оперативной группировки. Там планируют отменить мероприятие.
  ШТУРМИН.
  - Никаких отмен! У вас задача - докладывать о "Ястребе" мне лично, а не в группировку.
  МАЙОР.
  - У меня свое начальство есть.
  ШТУРМИН.
  - В ситуации с "Ястребом" и для вас, и для ваших полковников командир здесь я, капитан Петров, представитель Главного разведуправления Генерального штаба. Вопросы?
  МАЙОР:
  - А детишек тоже вы кормить будете?
  ШТУРМИН.
  - Каких детишек?
  МАЙОР.
  - Которые останутся сиротами. Если съезд накроют?
  
  Штурмин прикрывает глаза, потом берется за щеку.
  
  ШТУРМИН:
  - Как же у меня болит зуб.
  
   Захватив донесение, выходит из здания.
  
  Явление восьмое.
   У "бытовок" навстречу вновь попадается посыльный, который, увидев Штурмина, прячет за спину чипсы.
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ.
  - Товарищ капитан...
  ШТУРМИН.
  - Ну?
  ПОСЫЛЬНЫЙ.
  - Товарищ капитан, вас разыскивает старший прапорщик... женщина.
  ШТУРМИН.
  - Так. Мало того, что ты меня разбудил ни свет ни заря, теперь пытаешься еще и возбудить. У меня здесь нет женщин, солдат. Женщин-прапорщиков - тем более.
  ПОСЫЛЬНЫЙ.
  - Она спросила капитана Петрова. Тигрыча. Бауди сказал: по звериной части - это вас искать...
  ШТУРМИН.
  - Я тебя вместе с Бауди...
  БАУДИ (появляется за спиной)
  - Вай-вай, о чем движение? Но если бы меня ждала такая женщина, я бы так долго с солдатом не разговаривал.
  ПОСЫЛЬНЫЙ.
  - Я могу идти?
  ШТУРМИН.
  - Стоять! Руки.
  
  Забирает у солдата пакет с чипсами.
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  - Товарищ капитан, это же халява. Гуманитарка. А она всегда просроченная.
  ШТУРМИН:
  - Господи, пронеси.
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  - Пронесет, пронесет.
  
   Штурмин возвращает пакет, замахнувшись на посыльного.
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ (уходя и доедая чипсы).
  - Пронесло. И ведь верят! И как это они еще воюют со своей доверчивостью?
  
  Штурмин передает донесение Бауди. Тот читает, поднимает глаза на капитана.
  
  ШТУРМИН:
  - Да-да, привет нам от "Ястреба". (Кивнув на "бытовку" лейтенантов): Буди холостежь. И на физзарядку.
  БАУДИ:
  - Так вроде дождь собирается...
  ШТУРМИН:
  - В разведке погоды нет. Есть боевое задание. А я пока...
  БАУДИ:
  - И это правильно. Туда-сюда, движение...
  
   Явление девятое.
  У ограды прохаживается Вера. За ее спиной появляется посыльный, прикладывает руку к головному убору, чтобы доложить ей о прибытии
  Его поднятую руку опускает Штурмин. Останавливается за спиной прапорщика, критически оглядывает ее фигуру, пожимает плечами: что мы в ней нашли вчера хорошего? Посыльный, повторяя капитана, тоже пожимает плечами и показывает капитану - и что тут хорошего? Штурмин дает ему подзатыльник, берет у ограды метлу, вручает ее посыльному.
  
  ШТУРМИН:
  - От меня - и до обеда.
  
  Вера резко оборачивается. Стушевалась.
  
  ВЕРА:
  - Здравствуйте... Разрешите обратиться, товарищ капитан.
  
  Посыльный замирает с метлой, выставляет ухо.
  
  ШТУРМИН (обернувшись, посыльному):
  - До ужина... Слушаю вас, товарищ старший прапорщик.
  ВЕРА:
  - Вы меня помните? Вчера, в кафе...
  ШТУРМИН:
  - Мужчины, к сожалению, всегда лучше запоминают тех женщин, которые отказывают им во внимании.
  ВЕРА:
  - Я в самом деле была в компании... Хочу извиниться за вчерашнее и... могу я с вами поговорить?
  
  Штурмин направился к курилке, подождал, пока присядет Вера. Та сразу достала сигарету, размяла.
  
  ВЕРА:
  - Вера. Имя настоящее.
  ШТУРМИН:
  - Капитан - 200... У вас что-то случилось? Я могу помочь?
  ВЕРА:
  - Да. Возьмите меня в разведку.
  
  Штурмин, не сдержавшись, захохотал, заходил вокруг столба. Вера, поджав губы, выбросила сигарету.
  
  ШТУРМИН:
  - Извините. А с чего вы взяли, что я - разведка?
  ВЕРА:
  - Я служу на узле связи, иногда даже вас соединяла с Москвой... Только вы не думайте... Я все понимаю. В смысле опасности и ответственности...
  ШТУРМИН:
  - Тогда зачем вам это?
  ВЕРА.
  - ...Из-за квартиры.
  
  Штурмин вновь хохотнул, тоскливо огляделся, потрогал щеку, убаюкивая зуб. Посыльный у калитки доедал чипсы.
  
  ШТУРМИН.
  - Но почему в разведку?
  ВЕРА.
  - Когда нас призывали, в военкомате сказали: участников боевых действий поставят в льготную очередь на жилье. А я с дочкой и мамой в одной комнатке в коммуналке...
  ШТУРМИН.
  - Да здесь полно должностей... Вон, все время грызет чипсы (кивнул на посыльного), а приедет домой героем.
  ВЕРА.
  - У нас на боевых должностях только жены, родственницы и любовницы.
  ШТУРМИН.
  - А вы что же?
  ВЕРА.
  - Я - ни то, ни другое, ни третье. (Встала, нервно заходила). Мне эта запись в личном деле - нормальная жизнь человеческая в будущем. Через неделю мой контракт заканчивается. И будет все зря, все зря, если не схожу на боевые...
  ШТУРМИН.
  - Но я, как вы сказали, "Капитан-200". А "двухсотые" - это погибшие...
  ВЕРА:
  - Я знаю. Знаю, что Тигрычем вас прозвали, когда в рукопашной вы вцепились арабу-главарю зубами в горло... Но... У меня нет выхода. Это последняя надежда. Я умею быть признательной. И... смогла бы отблагодарить. Как смогла бы...
  
  Полезла за очередной сигаретой.
  
  ШТУРМИН.
  - Вы что, все здесь такие?
  ВЕРА:
  - Так если с вами, мужчинами, по-человечески не получается...
  ШТУРМИН:
  - А вы пробовали?
  ВЕРА:
  - Да вот пробую. А толку...
  
  Штурмин тоже подхватывается, пытается ходить, но сталкивается с Верой, застывшей на пути.
  
  ШТУРМИН:
  - Какой же поганой становится война, когда в нее втягивают женщин... После обеда сможете позвонить мне? Может, что-нибудь придумаю...
  
  Вера, все понимая, покивала головой. Штурмин оставляет ее одну, идет мимо посыльного. Тот метет дорожку, во рту сигарета.
  
  ШТУРМИН (со злостью):
  - Кто разрешал курить на плацу? (Берет стоящую у забора лопату, подает солдату.). Похоронить окурок со всеми почестями. Могила метр на метр. Через час доложить.
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  - А при чем здесь я?
  ШТУРМИН:
  - А я? Не армия, а ЖКХ какой-то... На отпевание позвать меня лично.
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  - Дедовщина...
  ШТУРМИН:
  - А тебе нужна бабовщина? Вон, догоняй (кивает на уходящую Веру). Отблагодарит.
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  - Зря вы так. Она хорошая...
  
  Штурмин выхватывает и рук сержанта метлу, сам начинает мести сцену.
  ШТУРМИН:
  - Зуб, зуб, не болей, дам тебе пять рублей. Зуб, зуб, не болей...
  
  Явление десятое.
  Звон колокольчика. Около "бытовок" Бауди боксирует "с тенью", Оришкевич и Урманов поднимают гантели и штангу - деревяшки с надетыми на края гусеничными траками. Увидев Штурмина с метлой, замирают. Штурмин сбрасывает китель, сам становится в стойку, начинает работать против троих. Подчиненные боксируют против командира с опаской, зато капитан не щадит их, и вскоре Урманов, схватившись за разбитый нос, оседает. Бой закончен, пар выпущен. Подходит к Бауди.
  
  ШТУРМИН.
  - Ты приказал меня искать? Унитазы всего полка - бритвенным лезвием и зубной щеткой. И чтобы как у кота...
  БАУДИ.
  - Какие мы грубые. И это после встречи с женщиной.
  ШТУРМИН.
  - Все плевательницы в курилках - тоже твои.
  БАУДИ.
  - Она попросила чего-то невозможного? Нарушить твою девственность?
  
  Отбегает, отстраняясь от замахнувшегося кулака Штурмина. Капитан уходит в домик, Урманов усаживается на лавочке, запрокидывает голову, чтобы остановить кровь.
  Штурмин выходит из домика с картой, раскладывает ее на столике.
  
  ШТУРМИН:
  - Итак, дорогие мои разведзвери, на шестое число у нас запланирован подвиг. Прошу всех к раздаточному столу. Задача нашей группы - работать наживкой, вытягивать на себя, как на наковальню, банды, и в первую очередь - их главарей.
  БАУДИ (поучительно):
  - Молот опустят другие.
  ШТУРМИН:
  - На горизонте появился "Ястреб" - эмир района, араб, мечтающий перенести войну из Чечни на весь Северный Кавказ, начать террористические операции по всей России. Человек, создающий интернациональный отряд, чтобы показать, что против России воюет весь бывший Советский Союз.
  УРМАНОВ:
  - Тогда белорус Костя - это наш ответ Чемберлену.
  ШТУРМИН:
  - "Зачехлить" "Ястреба" - личный приказ начальник Генерального штаба. На седьмое число планируется удар по Дагестану. Значит, надо сделать так, чтобы накануне, шестого августа, "Ястреб" захотел сплясать свой победный ритуальный зикр еще и на наших косточках. Во время которого его и прихлопнут, с позволения Аллаха. Жду предложений.
  
  Сержанты переглядываются.
  
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Выбросить десант...
  БАУДИ:
  - И потерять его еще в воздухе. Тут думать надо, Чемберлен, туда-сюда, движение.
  
   Оришкевич гневно поворачивается к Бауди, Урманов, который тоже хотел что-то предложить, замыкается. Пауза. Штурмин глядит на подчиненных, что-то соображая...
  
  ШТУРМИН:
  - А по-моему, хорошо. Сбивают... Сбивают. Но не десант, а "вертушку"!
  БАУДИ:
  - Не пойдет. Когда сбивают вертолеты - главари требуют подтверждения, кто стрелял.
  ШТУРМИН:
  - Тогда терпит аварию. Падает в горах, неподалеку от группы "Ястреба".
  БАУДИ:
  - Новость должна идти от журналистов, от их сообщений. Им боевики верят больше всего.
  ШТУРМИН:
  - А их самих за разглашение секретных сведений лишить аккредитации и выслать из района.
  БАУДИ:
  - Я бы вообще их всех выгнал.
  ШТУРМИН:
  - Оставшийся в живых экипаж и очень ценный пассажир, полковник, с какими-то документами, выходят на связь, которая пеленгуется "Ястребом"...
  БАУДИ:
  - Я по-чеченски выхожу в эфир, предлагаю находящимся в районе отрядам совместно захватить их в плен.
  
  Оришкевич и Урманов, до этого вертевшие головой за словесной дуэлью, как за мячиком при игре в пинг-понг, выдвигаются к карте.
  
  УРМАНОВ.
  - Тогда какой-нибудь экипаж нужно на всякий случай спрятать. А "вертушку" перегнать на другой аэродром.
  
  ШТУРМИН (утвердительно показывает на него пальцем):
  - Зачет!
  
  ШТУРМИН.
  - Назначить комиссию по расследованию причин аварии...
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Прислать минчан... э-э, москвичей, это авторитетно. У нас, если что, Батька Лукашенко...
  УРМАНОВ:
  - И запустить "вертушки" над районом поиска...
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Активизировать радиообмен.
  
   Штурмин потирает от удовольствия руки.
  
  ШТУРМИН:
  - Ох, как у меня болит зуб и каких же пиндюлей мы получим, если у "Ястреба" целая сотня. Но надо брать его, брать на нашу наживку и наш крючок. Чтобы не пришлось кому-то кормить детей.
  УРМАНОВ:
  - Каких детей?
  ШТУРМИН:
  - Да это так, к слову. Лишь бы выдержала снасть.
  
  Оглядывает Оришкевича и Урманова. Те переглянулись, впервые осознав, что это относится и к ним. Притихли, втянули головы в плечи.
  
  ШТУРМИН:
  - Так... Это дело надо перекурить. А задачу усложняем: в живых остались только двое - командир вертолета и пассажир с картами. То есть я и Бауди.
  
  Сержанты несогласно встрепенулись.
  
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Вы нам не доверяете?
  ШТУРМИН:
  - Пока нет. Ваши предшественники были поопытнее, да только и это не помогло. А у вас еще, небось, невесты в школу ходят. Вопрос решенный и обжалованию не подлежит. Я - в штаб группировки.
  
  Штурмин уходит. Бауди шутливо отдает честь сержантам.
  
  БАУДИ:
  - Можно разойтись и оправиться, туда-сюда, движение...
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Пошел ты со своим движением!
  
  Отходят в сторону. Присаживаются, забросив руки за голову и глядя в небо. Шум моря. Оришкевич встает, входит в лунную дорожку, забирает в волнах Любу. Несет ее на руках на берег.
  
  ЛЮБА:
  - Обещай, что вернешься. Слышишь? Ты сделаешь все, чтобы остаться в живых и вернуться. (Целует): - Обещай, обещай, обещай. И мы снова придем на женский пляж. И я не прогоню тебя больше...
  УРМАНОВ (позванивая в колокольчик):
  - Опять о русском языке думаем? Я тут вспомнил, что слово "Победа" - тоже женского рода.
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Да хрен с ними, пусть строят из себя Терминаторов дальше. Флаг им в руки, барабан на грудь, таким всем из себя героическим и невозможным. А мы под дождиком будем расти дальше (поднимает руки, ловит капли дождя. Гром). Сейчас ливанет. Бежим.
  УРМАНОВ.
  - Нет. Я посижу.
  
  Темнеет, гром, молния.
  
  Явление одиннадцатое.
  В музей забегают мокрые от дождя Урманов в плащ-накидке и Надя с зонтом. Перед входом в зал стоит статуя Бабы Яги, просящая подаяние.
  
  УРМАНОВ.
  - Господи, сохрани и помилуй. (Достает колокольчик, звонит). Если это выставка современного искусства, то я - пособник американского империализма. Остаемся или идем мокнуть дальше?
  НАДЯ.
  - Всюду один дождь...
  УРМАНОВ ( к Бабе-Яге, заговорщицки):
  - Бабуля, скажи мне, бабуля, что это моя Надя сегодня какая-то не такая?... Не ты ли, старая, черную тоску - морок напустила? А? Что молчишь, красавица? Что молчишь, хорошая?
  НАДЯ.
  - А мне показалось, это ты хотел мне что-то сказать.
  УРМАНОВ (Считает):
  - Энеки - бенеки ели вареники... Все, ты говоришь первая, тебе выпало...А я - следом. Рассказывай.
  НАДЯ.
  - Наверное, не в этот день в этом нужно было признаваться, но раз мы здесь, у Бабы Яги... Я влюбилась!
  УРМАНОВ.
  - Я это знаю.
  НАДЯ.
  - Ты не понял. Я влюбилась в другого мужчину.
  
   Олег застыл от неожиданности в позе Бабы Яги.
  
  НАДЯ:
  - Ты не допускал мысли, что я кому-то могу еще понравиться?
  УРМАНОВ
  - Нет-нет, это я... просто...
  НАДЯ.
  - Тебе все просто. А я хочу по утрам просыпаться на мужском плече. Я люблю стирать мужские рубашки. Я готова бесконечное количество раз подогревать ужин, только мне надо знать, что мой мужчина придет ко мне. Сегодня, завтра, всегда. Каждый день и каждую ночь. Только ко мне.
  УРМАНОВ.
  - Но ведь я...
  НАДЯ.
  - А что ты, Олег? Ты - женат. Ты - вихрь, ураган, но на день, на час, на минуту. Налетел - улетел. И что, кроме постели, ты мне предлагал? Да, мне хорошо с тобой, но это миг, стон, вскрик - и все, и нет его, этого мгновения, больше. А завтра снова одна, снова ожидание и тоска такая, что выть хочется. Все наши свидания с тобой - это многоразовые похороны, похороны любви... Устала я с тобой. И потому - полюбила.
  УРМАНОВ.
  - Могу узнать, кто... он?
  НАДЯ.
  - Он? Тренер. Работает с детьми. И он... он сделал мне предложение.
  УРМАНОВ.
  - Ты его любишь?
  НАДЯ.
  - Да.
  УРМАНОВ.
  - Это все неправильно. Я - против.
  НАДЯ.
  - Против... И я, может быть, против. Но что, кроме постели, ты мне еще
  предлагал?
   УРМАНОВ:
  - Но у меня служба... Я к тебе вырывался на пять-шесть часов...
  НАДЯ:
  - А мне этого мало. И я не могу вот так, как ты, извини за грубость,... кувыркаться на двух простынях сразу. Молчи. Ничего не говори. Ты думаешь, если удовлетворил женщину в постели, то уже осчастливил ее, и ей всего достаточно в этой жизни?
  УРМАНОВ:
  - Но неужели... неужели из наших отношений ты запомнила только постель? Только то, как мы...
  НАДЯ:
  - Я пойду, ладно.
  
  Целует Олега в щеку, но когда тот хочет ее остановить, вырывается, отходит на самую дальнюю точку. Оборачивается. "Немой" диалог.
  
  Явление двенадцатое.
  ГОЛОС УРМАНОВА.
  Прощай.
  ГОЛОС НАДИ.
  Прости.
  ГОЛОС УРМАНОВА.
  Мне больно.
  ГОЛОС НАДИ.
  Мне тоже.
  ГОЛОС УРМАНОВА.
  И все равно никогда не стану отрицать, что ты меня влекла и как женщина. А тебя умоляю: больше никогда не попрекай мужчин постелью.
  ГОЛОС НАДИ.
  Я не попрекала. Так получилось. Столько глупостей я тебе наговорила!
  ГОЛОС УРМАНОВА.
  Почему не сказала сразу?
  ГОЛОС НАДИ.
  Что? Я перестаю тебя понимать, ты уже далеко.
  ГОЛОС УРМАНОВА.
  Что у тебя есть другой?
  ГОЛОС НАДИ.
  Я не знаю, о чем ты, но нет у меня никого, кроме тебя. Мне остаться?
  ГОЛОС УРМАНОВА.
  Да, конечно, я не смею тебя задерживать.
  ГОЛОС НАДИ.
  Я ездила к тебе в военный городок. Тайно. И видела твою жену у замерзшей колонки. С сынишкой. И потому должна уйти. И сделать это больно для тебя, так больно, чтобы ты не мог вернуться. Я придумала про тренера, неужели не понимаешь?
  ГОЛОС УРМАНОВА:
  Я поговорил с женой. Она все поняла и... отпустила меня. Я ехал к тебе. Навсегда.
  ГОЛОС НАДИ:
  Я тебя люблю. Люблю так, что сердечко обрывается. Что мне делать?
  ГОЛОС УРМАНОВА.
  Я не понимаю тебя. Скажи что-нибудь. Или останься.
  ГОЛОС НАДИ.
  Я не понимаю, что ты хочешь. Остаться? Скажи?
  
  УРМАНОВ.
   - Не заблудишься?
  НАДЯ.
   - Ты учил, что надо заплакать и подойти к дяде милиционеру.
  УРМАНОВ.
  - А я хотел сказать...
  НАДЯ.
  - Не надо. Ничего не надо говорить. Иначе будет еще больнее. Всем.
  
   Уходит.
  
  УРМАНОВ.
  - А я хотел сказать, что прошу твою руку и сердце.
  
  Достает коробочку с обручальным кольцом, рассматривает его на свет, потом надевает его на палец Бабе Яге и, выбросив коробочку, уходит.
  
  Явление тринадцатое.
  Около курилки ходит Вера. Появляется Штурмин в плащ-накидке. Увидев Веру, непроизвольно отпрянул, но собрался, подошел.
  
  ВЕРА (оправдываясь).
  - Вы просили позвонить, но связь после обеда всегда перегружена...
  
  Штурмин снимает с плеч плащ-накидку, укрывает дрожащую от стылости Веру.
  
  ШТУРМИН:
  - К сожалению...
  ВЕРА:
  - Я понимаю.
  
  Отвернулась, безучастно глядя вдаль. Штурмин не знает, что делать дальше.
  
  ШТУРМИН:
  - Давайте, я вас провожу, что ли.
  
  Вера послушно вышла под дождь, пошла по узкой тропинке вдоль забора. Штурмин вынужден идти следом. В какой-то момент Вера очнулась, оглянулась, приподняла плащ-накидку, приглашая укрыться. Далее шли вместе, тесно прижавшись.
  Около городка связистов остановились. Вера запрыгнула под козырек своей "бытовки", оставив Штурмина под дождем.
  
  ВЕРА:
  - Чаю горячего хотите? Проходите, не бойтесь. У вас же медаль "За отвагу" есть. Тем более ни вы мне ничего не должны, ни я вам. Соседка на смене. Согреетесь, обсохните, и я вас отпущу. (Скрылась в домике).
  ШТУРМИН:
  - Сам уйду.
  
  Сняв грязные ботинки у порога, заходит в домик. Оглядывает убранство. Вера торопливо снимает с веревочек женское белье, прячет в тумбочку. На окнах занавески, которые Вера задернула.
  
  ВЕРА:
  - Если позволите, я... переоденусь. Промокла насквозь.
  
  Штурмин отвернулся, но увидел зеркало. Пристроил его так, чтобы видеть Веру. Та торопливо сбрасывала мокрую одежду. Подняла глаза и увидела капитана с зеркалом.
  
  ВЕРА:
  - Подсматриваете, потому что разведчик?
  ШТУРМИН:
  - Потому что мужчина. А вы красивая. А жена сбежала.
  ВЕРА:
  - И вы теперь мстите всем женщинам?
  ШТУРМИН:
  - Скорее, себе. Извините.
  ВЕРА:
  - У меня есть немного вина, будете?
  ШТУРМИН:
  - А я без гостинцев.
  ВЕРА:
  - Значит, будете должны!
  
  Наполнила стаканы, присела на кровать.
  
  ВЕРА:
  - За то, что вы спасли меня от дождя. Это, оказывается, очень важно и... приятно, когда кто-то укрывает тебя от непогоды.
  
   Выпить не успели - кто-то решительно постучал в дверь. Вера вскинулась, метнулась в коридорчик, закрыв за собой дверь в комнатку. На пороге - майор-усач из РЭБ.
  
  МАЙОР-УСАЧ:
  - Привет... О-о, я не вовремя? (Приподнял ботинки Штурмина, примерил на свою ногу). Человеку, снявшему у порога обувь, легче попасть в постель.
  ВЕРА:
  - Человек промок...
  МАЙОР-УСАЧ:
  - Я, между прочим, тоже. Кто останется?
  
  Вера стала на пути.
  
  МАЙОР:
  - Ох, пожалеешь. Крепко пожалеешь.
  ВЕРА:
  - Не более того, что жалею о наших предыдущих встречах.
  
  Майор резко уходит. Вера вернулась настороженная, села на табурет, взглядом попросила извинения. Штурмин поднял стакан.
  
  ШТУРМИН.
  - За тебя. Но я не возьму тебя с собой.
  ВЕРА.
  - Я это поняла.
  ШТУРМИН.
  - Без обид!
  ВЕРА.
  - Обижусь.
  ШТУРМИН.
  - И все равно я прав (Выпивает).
  
  Встал, чтобы откланяться и уйти. Вера отрешенно смотрела на чайник, - было видно, что она не желает расставаться. Переминался с ноги на ногу в носках за ее спиной и Штурмин.
  
  ШТУРМИН.
  - Там, где я бываю, я всегда хуже татарина, потому как гость незваный и нежелательный.
  
   Вера кивнула.
  ШТУРМИН:
  - Но я придумаю, что можно для тебя сделать. Как-нибудь иначе.
  ВЕРА.
  - Береги себя.
  ШТУРМИН.
  - Конечно. За мной же ответный прием.
  ВЕРА.
  - Когда уходишь? Надолго?
  ШТУРМИН.
  - Завтра. А сроки... как говорят моряки, "полагаю быть" дня через три-четыре. А там - судя по обстановке!
  ВЕРА.
  - А у меня через неделю контракт заканчивается.
  ШТУРМИН.
  - Значит, еще увидимся.
  ВЕРА.
  - Дай Бог. Если хочешь, я оставлю свой адрес. Вдруг окажешься в Брянске.
  ШТУРМИН (полувопросом).
  - Мне пора?
  
  Посмотрели друг на друга, начали медленно приближаться. Штурмин прижал голову Веры к себе. Она легко и устало позволила это сделать, прикрыла глаза. Штурмин в ответ погладил ее волосы.
  В дальнем углу появляется Бауди, за ним с пакетом носится посыльный.
  
  БАУДИ.
  - Сейчас будет, не дергайся.
  ПОСЫЛЬНЫЙ.
  - Так с меня же спросят - когда отдал. Тут срочно.
  БАУДИ.
  - Ай, скажешь: бежал, упал в лужу. Большую. Пока бегал переодеваться - время и прошло... Туда-сюда, движение. Сейчас будет, базара нет.
  ПОСЫЛЬНЫЙ.
  - Майор злой.
  БАУДИ:
  - Ай, а какой капитан злой. Даже дедушка мой в девяносто лет таким злым не был, когда бабушка ему вина утром не давала. Жди.
  
  Вера сидит на табуретке, Штурмин приседает перед ней на корточки, заглянул снизу Вере в глаза. Та вытирает их.
  
  ШТУРМИН.
  - Эй, эй, что я вижу?
  ВЕРА.
  - Это дождь. От дождя всегда тушь течет, а хорошей тут не найти. Погоди...
  ШТУРМИН.
  - Нет-нет, мне приятно сидеть у твоих ног.
  ВЕРА (смущенно, отстраняясь).
  - А у тебя... а у тебя носки мокрые. Простынешь, а я окажусь виновата перед страной, что ее герой сопливит и кашляет...Я сейчас...
  
  Подхватилась, поискала в тумбочке, протянула вязаные цветастые носки. Увидев улыбку Штурмина, насторожилась.
  
  ШТУРМИН.
  - Увидели бы меня "духи" в таких носках - сразу пошли бы сдаваться толпами. А тут... Тут я сам сдался в плен. Признаюсь. И мне не стыдно.
  ВЕРА.
  - Ты смеешься надо мной? (Придержала попытавшегося возмутиться Штурмина). Просто я все время боюсь, что ты подумаешь, будто я...
  ШТУРМИН.
  - Мужчины боятся ровно того же, что и женщины: неискренности в отношениях.
  ВЕРА.
  - Но мы-то видимся всего второй раз в жизни?
  ШТУРМИН.
  - Третий. А Бог именно троицу любит. Да и здесь нам идет день за три.
  ВЕРА.
  - Все равно мало.
  ШТУРМИН.
  - Тогда погоди.
  
  Встал, вышел из комнаты и тут же вернулся обратно. Вера торопливо прикрыла оголившиеся колени носками. Штурмин сел на прежнее место.
  
  ШТУРМИН:
   - Теперь - в четвертый. А еще я чувствую твое тепло.
  
  Попробовал губами сдвинуть носки, но Вера вцепилась в них мертвой хваткой.
  
  ВЕРА.
  - Ты просто замерз. Дожди здесь холодные.
  ШТУРМИН.
  - Дожди нормальные. А тепло... Человека, оказывается, может согреть только человек.
  
  Вера погладила, как маленького, Штурмина по голове.
  
  ВЕРА.
  - И все равно: на рынке в городе есть пуловеры на козьем меху. И носки обязательно посмотри, там полно и без расцветки. Осень-то скоро. И меня не будет.
  ШТУРМИН.
  - Куплю, если не забуду. А пока... мне тепло, очень тепло. Даже жарко.
  ВЕРА.
  - А в кафе сидел такой серьезный.
  ШТУРМИН.
  - Пока не увидел тебя.
  ВЕРА.
  - А я тебя прогнала. Хотела показаться независимой.
  ШТУРМИН.
  - Зря.
  ВЕРА.
  - Зря.
  ШТУРМИН.
  - А сейчас не прогонишь?
  ВЕРА.
  - Прогоню. Сейчас соседка со смены придет.
  ШТУРМИН.
  - А когда вернусь?
  ВЕРА.
  - Возвращайся.
  
  Встают. С колен падают носки. Штурмин наклоняется за ними, обхватывает Веру за бедра. Та задергивает занавеску. Музыка.
  В дальнем углу появляется майор-усач. Посыльный, увидев его, прячется за "бытовку". Вперед выступает Бауди.
  
  Явление четырнадцатое.
  МАЙОР.
  - Я что, должен лично проверять исполнение приказания? Мне больше делать нечего?
  БАУДИ.
  - Вы насчет капитана Петрова? У него срочное задание, туда-сюда, движение. Но скоро будет.
  МАЙОР.
  - Я знаю, какое у него задание. Но если Генштаб требует подтверждения, я сообщу, что капитана невозможно найти в городке.
  
  Бауди видит, как идет счастливый Штурмин. Увидев майора, Штурмин заворачивает за "бытовку". Сталкивается там с прячущимся посыльным. Посыльный, как взятку, дает Штурмину пакет и чипсы - только не говорите, что я здесь.
  
  БАУДИ.
  - Ай, а это вы зря на нашего капитана. Он давно здесь. Товарищ капитан!
  
  Штурмин выходит из-за "бытовки". Майор недоверчиво смотрит на капитана, переводит взгляд на обувь - ее ли он видел у Веры?
  
  ШТУРМИН.
  - Что за суета под дождем?
  
  Посыльный на корточках уползает за ограду.
  
  ШТУРМИН.
  - Документы у меня (вытаскивает пакет из-за пазухи), и когда приму решение, лично проинформирую всех, кого сочту нужным. До свидания.
  
  Майор разворачивается и уходит. Штурмин глядит ему вслед, улыбаясь. Бауди берет с подоконника лимон, протягивает ему. Штурмин очнулся, читает записку в пакете.
  
  ШТУРМИН.
  - Та-ак, "Ястреб" клюнул на нашу "вертушку". Клюнул... Но... но... но...
  БАУДИ.
  - Но деньги вперед? "Пустой карман не любит нохчи, Карман командует вперед".
  ШТУРМИН.
  - ...Но ему на подмогу выдвигаются еще две группы, а это уже три сотни штыков... На двоих многовато, не прокрутимся... Жалко. Будим холостежь?
  
  
  
  
  ДЕЙСТВИЕ 2.
  
  Явление первое.
  Огни вертолета, шум лопастей. Отзвуки стрельбы. Голоса в радиоэфире.
  
  РАДИОЗАПИСЬ:
  - "Ноль-ноль четвертый", я - "Орион". Груз доставлен.
   - Как обстановка?
   - Я бы не хотел оказаться на их месте.
  - Не каркай.
  - Вы спросили - я ответил.
  - Возвращайтесь на базу. Конец связи.
  
  По ущелью бегут боевики. Один из них натыкается на брошенный парашют и окровавленную куртку с полковничьими погонами. Подзывает "Ястреба". Тот осматривает находку. Смотрит карту. Рядом нетерпеливо переминается молодой боевик славянской внешности с рацией за спиной.
  
  ЯСТРЕБ.
  - Вах, не верю, слишком гладко все выходит.
  СВЯЗИСТ:
  - Но если возьмем их, деньги получим? Машину куплю...
  ЯСТРЕБ:
  - Сначала возьми.
  
  Закурив, начинают выдвигаться по ущелью.
  Бауди и Оришкевич лежат в засаде. Оришкевич заметно нервничает.
  
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Ну, где они?
  БАУДИ.
  - Да ты не нервничай, сержант. Рано еще. Здесь как на рыбалке, туда-сюда, движение.. Ждать иногда приходится долго, а потом такой крокодил клюнет, что только успевай поворачиваться. Ползи-ка на ту сторонку высотки.
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Здесь я командую.
  БАУДИ.
  - А я не командую. Прошу... Наше дело спину капитану прикрыть, чтобы не почесали невзначай.
  
  Оришкевич ползет на противоположный скат высотки. Едва выбирает место, как появляются бандиты. Их много, они перемещаются чуть ниже его укрытия. Оришкевич наводит автомат, но боевиков очень много, и он прячется сам. Вздрагивает, когда кто-то приставляет ему в плечо автомат. Это - Бауди.
  
  БАУДИ.
  - Извини, сержант, но на войне не погоны главные, а опыт. Я все же тобой покомандую. Что тут?
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Никого. Пока тихо.
  БАУДИ.
  - Должны уже появиться... А бледный чего?
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Горы. С непривычки. Да и ты сзади, как кошка, блукатишь.
  БАУДИ.
  - Хорошо, что я. А русский язык выучил плохо - нет такого слова у нас - "блукатить". Гляди в оба.
  
  Отползает на свое место.
  
  ОРИШКЕВИЧ:
  - Да я, может, более русский, чем ты. Не нравится ему слово... Да помотался бы ты по гарнизонам, как мы с батей, вообще бы только мяукал.
  
  Оглядывает опушку леса, выкладывает на бруствер "лимонки". Завязывает развязавшийся шнурок на ботинке. Смотрит в одну точку. Она золотится, превращаясь в лунную дорожку на море. В ней купается Люба...
  
  ГОЛОС ЛЮБЫ.
  - Только вернись. Умоляю - вернись.
  
  С другой стороны Штурмин и Урманов тоже оборудуют позицию. Урманов достает колокольчик, звонит в него, зажимает колокольчик в руке. Оглядывается.
  
  ШТУРМИН.
  - Назад можешь не смотреть. Там Бауди.
  
  Неожиданным движением валит Урманова наземь. Звучат выстрелы.
  
  БАУДИ (по рации).
  - Что у вас?
  ШТУРМИН.
  - Они зашли в спину, с твоей стороны.
  БАУДИ.
  - Не может быть. Тут тихо.
  ШТУРМИН.
  - Разберемся потом. Начинаем вытягивать их на наковальню.
  
  Начинает отступать. Когда бежит Урманов, слышен звон колокольчика. Один из боевиков, уловив его, начинает стрелять на этот звук. Игра "в кошки-мышки".
  
  Бауди слушает выстрелы, перекатывается к Оришкевичу, смотрит на него, потом перебегает к месту, где прошли боевики. Находит окурок, трогает пальцем пепел. Отдергивает - он еще горячий. Глядит в сторону Оришкевича. Тот медленно сползает на дно укрытия.
  
  БАУДИ.
  - Сколько их было?
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Много.
  БАУДИ.
  - Будем считать, что ты не в ту сторону смотрел. Но ситуацию спасать надо. Все взять и за мной.
  
   Бауди и Оришкевич бегут по следу боевиков.
  
  Явление второе.
   Штурмин и Урманов ведут бой.
  
  ШТУРМИН.
  - Все, зацепились, вызывай "вертушки" и десант. Пора захлопывать "Ястребка" в клеточке.
  УРМАНОВ (с рацией):
  - "Ноль-ноль четвертый", у нас контакт. Полный контакт. Ждем весточку от "Ориона". Как поняли, прием".
  
  ШТУРМИН (стреляя).
  - Ну, что там.
  УРМАНОВ.
  - Молчат.
  ШТУРМИН.
  - Повтори, если глухие.
  
  Урманов снова берется за рацию.
  
  ШТУРМИН.
  - Ну! Что?
  УРМАНОВ (растерянно).
  - Десант вернуть, "вертушки" на базу. Бой прекратить.
  ШТУРМИН.
  - Что за идиотство?
  УРМАНОВ.
  - Подписано перемирие. Никому не стрелять. Всем вернуться в места постоянной дислокации.
  ШТУРМИН.
  - А кто ж нас теперь отсюда отпустит?
  
  Огонь со стороны боевиков. Шум лопастей и гул вертолетов.
  
  УРМАНОВ (кричит вверх)
  - Куда? Мы здесь!
  
  Звенит, как в школе, им вслед в колокольчик.. Поднимается. Раздается автоматная очередь. Урманов, выронив колокольчик, схватился за ногу. К нему перекатывается Штурмин, перевязывает ногу, оглядываясь.
  ШТУРМИН:
  - Терпи, брат. Все нормально, только подвиг, кажется, отменяется.
  УРМАНОВ.
  - Но что случилось? Они нас так и оставят здесь?
  ШТУРМИН.
  - Похоже, война кончилась, началась политика. А мы в ее жерновах. Не зря у меня зуб болел, не зря...
  УРМАНОВ.
  - А... "Ястреб"?
  ШТУРМИН.
  - А "Ястреб" покружит, еще покружит над Россией. Не дали, не дали захлопнуть клеточку...
  УРМАНОВ.
  - Как же так? А нас... нас... бросили?
  ШТУРМИН.
  - Бросают жен. Или мужей. А солдат - предают. Но мы выйдем, Олежек, выйдем (сбрасывает куртку, оставшись в одной тельняшке, подкладывает одежду под голову Урманову). И найдем у кого спросить: за что? Матом ругаться умеешь?
  УРМАНОВ:
  - Если родина прикажет, слова учить не придется.
  ШТУРМИН:
  - Так вот, пока ругаться рано.
  
  Явление третье.
  
  ГОЛОС ВЕРТОЛЕТЧИКА:
  - Да к вечеру будет поздно...
  
  Выходят Вертолетчик и Майор-усач.
  
  ВЕРТОЛЕТЧИК:
  - Ты только дай мне его координаты, где идет бой.
  
  МАЙОР:
  - Не дам. И вам не дадут команды на взлет.
  
  ВЕРТОЛЕТЧИК:
  - Я сам взлечу. И плевать, дадите ли мне потом место для посадки.
  
  МАЙОР:
  - Я сказал: к вечеру все станет ясно. Прилетят из Москвы...
  
  ВЕРТОЛЕТЧИК:
  - Майор. У меня часы стали. Понимаешь?
  
  МАЙОР:
  - Купи новые батарейки.
  
  ВЕРТОЛЕТЧИК (устало):
  - Это его часы... Дай координаты. Я их высадил - я их и должен забрать.
  
  МАЙОР:
  - Они выйдут.
  
  ВЕРТОЛЕТЧИК:
  - К кому? К тем, кто их предал?
  
  МАЙОР:
  - Капитан, говорите, да не заговаривайтесь. Лично я никого не предавал. Это решение Москвы - перемирие. Все! Посыльный!
  
  Вбегает Посыльный.
  
  МАЙОР:
  - Проводите капитана. И больше ко мне никого.
  
  Явление четвертое.
  
  Бауди и Оришкевич спешат на выстрелы. Оришкевич оступается, приседает.
  
  БАУДИ.
  - Что там?
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Шнурки.
  БАУДИ.
  - О-о, когда это кончится!
  
  Оришкевич встает, раздается выстрел. Сержант, схватившись за живот, оседает на камень. Бауди оглядывается.
  
  БАУДИ.
  - Что, еще один шнурок? Догоняй, там командир гибнет.
  
  Пробежав несколько шагов, оглядывается, возвращается, поддерживает раненого. Стреляет с одной руки.
  
  БАУДИ.
  - Как не вовремя. Как же не вовремя, сержант.
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Не бросай меня...
  БАУДИ.
  - Базара нет. Тут недалеко расселина должна быть, уйдем.
  
  Пытается приподнять Оришкевича, тот стонет. Наседают боевики, Бауди отстреливается.
  
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Нет. Ничего не получится. Уходи один... Иди к Штурмину. Это я... пропустил.
  БАУДИ.
  - Я сказал - вместе.
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Это я... Я хотел вернуться... А так нельзя... Не получилось.
  БАУДИ.
  - Ай, на свадьбе тамадой у тебя буду, сержант.
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Меня Костей зовут. А ее... Любой. Уходи.
  БАУДИ.
  - Уйдем вместе. Ты продержись здесь пять минут, я проверю расселину. И вернусь. Держи (Подает "лимонку").
  ОРИШКЕВИЧ.
  - Погоди. Я не за деньгами сюда к вам... приехал. Я... учиться хотел.
  
  Изготавливается к бою.
  
  Явление пятое.
  
  Звон колокольчика. Из черноты расселины на простор, к этому звону вырывается Бауди.
  
  БАУДИ.
  - Что с "вертушками"? Почему ушли?
  ШТУРМИН.
  - Связь пропала. Надо выходить самим. Где Костя?
  БАУДИ.
  - Остался прикрывать. Слово какое-то красивое мне сказал, хотел запомнить, но потерял - "блу... блю... катя" какая-то...
  ШТУРМИН:
  - Надо уходить.
  БАУДИ:
  - Расселину нашел, можно попробовать. Я за Костей. Уходим.
  
  Убегает. Там, где он исчез, раздается взрыв.
  
  В лунной морской дорожке вальсирует в белом платье Люба. Протягивает руки. Оришкевич бежит к ней. Под ногами раздается ослепительная вспышка, после которой - темнота. Люба продолжает вальсировать в черном платье...
  
  Явление шестое.
  
  В комнату РЭБ стремительно входит Вера. Ее пытается остановить Посыльный.
  
  МАЙОР:
  - Я же сказал - ко мне ни одного человека.
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  - Так оно вроде - прапорщик... И женщина...
  
  Уходит, пятясь.
  
  МАЙОР:
  - Что у тебя?
  ВЕРА:
  - Что там... у Петрова? Его что - оставили одного?
  
  МАЙОР:
  - Та-а-ак! Вторая серия. Товарищ прапорщик, ваши личные отношения мне до фени.
  
  ВЕРА:
  - А мне ваши военные отношения - не до фени. И если вы, мужики, офицеры, бросаете своих... то я... я сама пойду его искать!
  
  МАЙОР:
  - Что? Стоять! То есть - вон! (Вера уходит). Нет, стой. Тоже мне - Жанна Д Арк, Зоя Космодемьянская, Маnа Хари, Хари Кришна... Все честные до смерти, а я - исчадие ада. Значит, так. Вот ваши документы, и завтра чтобы вас не было в части.
  
  ВЕРА:
  - У меня еще три дня...
  МАЙОР:
  - Нету у вас трех дней. И двух нет (Расписывается на документах). Все. Дату ставлю я, командир.
  ВЕРА:
  - Но еще рассчитаться, сдать дела...
  МАЙОР:
  Это расчет в кассу (подает бумагу), это - что я у вас принял должность и технику (подает второй листок), это...
  ВЕРА (отступая и не желая брать бумаги):
  - Вы заранее... Вы мне мстите... Не-ет... Может, вы из ревности не хотите и его вытаскивать, оставляете его в окружении?
  МАЙОР:
  - Что?! Вы свободны. Посыльный!
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ (заглядывая):
  - Можно?
  
  МАЙОР:
  - Можно за ручку в туалете подержаться, а в армии - разрешите. Чтобы завтра духу ее здесь не было... Глаз с нее не спускать. До самой отправки. До посадки в поезд.
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  - А что, сбежать сможет?
  
  МАЙОР:
  - А ты что, не знаешь, что женщины, в отличие от нас, даже на другую сторону застегиваются? Николай Гастелло, Александр Матросов, Адольф Виссарионович Дудаев...И вертолетчику сюда - ни ногой.
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  - А он мог бы попробовать...
  
  МАЙОР (устало садясь):
  - Ничего он там не сделает. Машину потеряет, экипаж, себя, а толку? А ему на Героя России Указ сегодня подписали. Пусть живет. Пусть не посмертно...
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  - Но Петрова жалко. Хорошие мужики у него...
  
  МАЙОР:
  - Выйдут. Должны выйти. Пусть выходят...
  
  Явление седьмое.
  По предгорью, высматривая открытые места, движутся Штурмин и Бауди, поддерживая волочащего ногу Урманова.
  
  ГОЛОС.
  - Стоять. Не шевелись, я сказал. Оружие на землю.
  
  За спиной разведчиков появляется старший патруля майор с патрульными. Раздается клацание затвора.
  
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ.
  - Оружие на землю, я сказал. Ложись.
  
  Бауди и Урманов опускаются на землю, Штурмин остается стоять. Мелькает фигура, Штурмина сбивают с ног, втыкают ствол пистолета в затылок. К разведчикам подходит старший патруля.
  
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Кто такие?
  ШТУРМИН:
  - Свои. А ты кто такой?
  
  Получает удар кулаком в затылок, втыкается лицом в сцену.
  
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Вопросы задаю я.
  ШТУРМИН:
  - Позови командира.
  ГОЛОС:
  - А может, тебе Ельцина позвать?
  ГОЛОС:
  - Вместе с Дудаевым.
  
  Переворачивают Штурмина, дают подняться. Штурмин и майор пристально смотрят друг на друга.
  
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Вот и свиделись. Кто, куда, откуда, зачем?
  ШТУРМИН:
  - Я ничего не понимаю.
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - А вам и не надо ничего понимать. Совместная российско-чеченская комендатура. Что пялишься, как баран. Мир теперь. А кто не с нами - тот мордой в грязь. Так кто, куда, откуда, зачем?
  ШТУРМИН:
   - А то не знаете. Отошлите всех отсюда.
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - А у нас секретов нет.
  ШТУРМИН:
  - Тогда снимите браслеты. И окажите помощь раненому. Мне еще вам доказывать, что мы - свои?
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Свои давно на базах. Пропавших без вести нет. А вот автобус в Моздоке - взорвали. Приказ - проверять всех. Несмотря на звания, удостоверения и прочие заслуги.
  
  Бауди и Урманова вздергивают за связанные руки. Урманов стонет.
  
  ШТУРМИН.
  - Немедленно доложите в штаб группировки, что у вас находится капитан Петров с группой.
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - А я - майор Сидоров. Осталось найти Иванова. Или снова в тыл меня зашлешь? Так нет тыла. Ни фронта, ни тыла, одни вы, как... конфеты в проруби.
  ШТУРМИН.
  - Смирна-а-а! Значит так, майор, немедленно связь с "Ноль-ноль четвертым" или завтра уйдешь отсюда ефрейтором. Пешком.
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Зря кричим. Ваши покровители в отставке, так что... так что будем действовать строго по инструкции.
  ШТУРМИН:
  - По инструкции вы должны позвонить в штаб группировки.
  
  Майор смотрит на телефонный аппарат, потом набирает номер.
  
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ.
  - Мне "Ноль-ноль четвертого"... Знаю, что высоко... Да не я его жажду, а какой-то подозрительный капитан Петров с чеченцем Ивановым и дебильным Сидоровым...
  
  Подскакивает, вытягивается, бросает трубку. Отталкивает конвоира, снимает наручники. Штурмин потирает кулаки.
  
  ШТУРМИН:
  У тебя зубы не болят?
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Н...нет.
  
  Штурмин резким неожиданным ударом сбивает майора.
  
  ШТУРМИН:
  - Теперь и у меня не болят. Всего-то и надо было - освободить руки.
  
  Охрана вскидывает автоматы, но майор заслоняет Штурмина собой.
  
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ (охранникам).
  - Нет-нет, все нормально... Нормально. Все свободны. Извините, товарищ капитан, в Моздоке в самом деле взорвали автобус, террористов до сих пор ищут. А вы непонятно откуда...
  ШТУРМИН:
  - Мы - понятно откуда. А вот что вы сотворили здесь...
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - В Хасавюрте три дня назад, 22 августа 1996 года, генерал Лебедь подписал мир.
  ШТУРМИН:
  - С "Ястребом"? Ну-ну... Посмотрим потом, за чей счет они такие добрые и миролюбивые.
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Нет, все нормально... Вместе теперь служим...
  ШТУРМИН:
  - Дай Бог. Только ты, майор, побереги людей. Ибо завтра Москва или Грозный могут встать с другой ноги. Оружие!
  
  Капитан машет рукой, подчиненные приносят автоматы, подсумки с гранатами.
  
  ШТУРМИН:
  - Нам нужны носилки и сопровождение.
  СТАРШИЙ ПАТРУЛЯ:
  - Да, конечно. Только вы, товарищ капитан, там... в штабе... про то, что здесь...
  
  Штурмин не отвечает. Солдаты несут Урманова - вновь звенит колокольчик...
  
  ШТУРМИН (майору):
  - А знаешь, майор, хорошо, что война была. Теперь хоть будем знать, кому можно подавать руку, кому - нет.
  
  Явление восьмое.
  Штурмин и Бауди несут носилки с Урмановым. Их замечает Посыльный. Радостно-встревоженно вскидывает руки, помогает нести носилки. Передают их в больничные двери. Посыльный протягивает Штурмину чипсы. Тот не замечает. Садятся у порога. Молчат.
  
  БАУДИ.
  - Я все понимаю...
  ШТУРМИН.
  - А я - ни хрена!..
  БАУДИ:
  - Не от нас зависит...
  ШТУРМИН:
  - И от нас тоже!.. Дай закурить
  БАУДИ:
  - Ты же не куришь.
  ШТУРМИН:
  - Да? Тогда...
  БАУДИ:
  - Сходи лучше к Вере.
  ШТУРМИН:
  - Ты думаешь, она еще не уехала?
  БАУДИ:
  - А вдруг?
  ШТУРМИН:
  - Спасибо. Вдруг и впрямь оказалось, что она оказалась единственной, к кому захотелось вернуться. К кому можно вернуться после боя. Я быстро.
  БАУДИ:
  - Как получится.
  
   Бауди уходит к себе в домик.
  Штурмин осторожно стучит в дверь Веры. На пороге появилась соседка Веры, совсем еще девочка-подросток в форме.
  
  СОСЕДКА.
  - Вы... вы Иван Петров?
  ШТУРМИН.
  - Я. А... Вера?
  
  Соседка протянула руку, ища опору, но Штурмин застыл от нехорошего предчувствия, а у той не хватило сил устоять - присела прямо на пороге. Спрятала лицо в ладони. Плечики затряслись от плача.
  
  ШТУРМИН.
  - Что? Говори же!
  СОСЕДКА.
  - Она вчера поехала в Моздок. На рынок.
  ШТУРМИН.
  - И что?
  СОСЕДКА.
  - Она была в том автобусе... Что взорвали... Документы нашли... в крови...
  
  Штурмин сел рядом с девочкой. Та по-детски подвинулась к нему, под его защиту.
  
  СОСЕДКА.
  - Я... я боюсь ночевать здесь одна.
  ШТУРМИН (отрешенно)
  - За что? За что? И все сразу...
  СОСЕДКА.
  - Она вас ждала. Столько говорила о вас. А майор не захотел, чтобы она дождалась. Сам документы подписал и не дал ни одного дня.
  ШТУРМИН.
  - Какой майор?
  СОСЕДКА.
  - Усатик. Они раньше... встречались. Сказал - уезжай, и документы принес, что не числится здесь.
  
   Издалека послышалась мелодия из кафе.
  
  СОСЕДКА.
  - А она захотела съездить на рынок, купить вам пуловер и носки. Чтобы не мерзли...А ей теперь запишут в личном деле, что она была на войне?
  
  Явление девятое.
  
  В луче света - Урманов на костылях, нога в аппарате Елизарова.. К нему подходит Бауди. Глядят на часы, оглядываются.
  Появляется Штурмин с походной сумкой и куклой в руке. Обнимаются.
  
  ШТУРМИН (Урманову):
  - Не рано начал бегать?
  УРМАНОВ:
  - Главное - чтобы не поздно.
  
  ШТУРМИН (Бауди).
  - А может, все же поедешь со мной? По Москве покатаю, в Брянск заедем (вертит куклу)... Потом в Беларусь.
  БАУДИ.
  - Дождусь тебя тут.
  ШТУРМИН:
  - Не дождешься. Я написал рапорт на увольнение. Не хочу, чтобы мной, как пешкой...
  БАУДИ:
  - Ты уйдешь, гордый, я уйду, злой, как мой дедушка... И вот тогда оставшиеся точно будут, как пешками, управлять страной. И нами. Зачем тогда все было начинать?
  ШТУРМИН:
  - Не дави. Какой ни есть, а мир.
  БАУДИ:
  - Когда бандиту оставляют оружие, он от этого не становится солдатом. А без таких, как ты, Чечне и России из этого дерьма не выкарабкаться.
  ШТУРМИН:
  - Не знаю. Не знаю.
  БАУДИ:
  - Чечня тебя ждет, капитан.
  
  Вбегает Посыльный с протезом в руках.
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  - Товарищ капитан, к вам авиация.
  
  ШТУРМИН:
  - Это что (кивает на протез)?
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  - Так говорили, что ему... (кивает на Урманова), ногу... того... отрежут. А тут иду по госпиталю - стоит бесхозный. Взял на всякий случай. Халява. Так я пропускаю авиацию-то?
  
  Входит Вертолетчик с Звездой Героя на груди. Здоровается с Бауди и Урмановым. Кивает на Штурмина.
  ВЕРТОЛЕТЧИК:
  - А это кто такой? Что делают гражданские лица в расположении воинской части? Кто такой?
  ШТУРМИН:
  - Будущий капитан запаса Штурмин Иван Львович.
  ВЕРТОЛЕТЧИК,
  - Жаль. Я знаю капитана Петрова. Тигрыча. Но все равно - мах не глядя? (Вырывает у Штурмина куклу, напяливает тому шлемофон).
  ШТУРМИН (вырывая куклу)
  - Для дочки Веры.
  ВЕРТОЛЕТЧИК (оттесняя от остальных):
  - Обойдется. Ты хочешь, чтобы я назвал тебя неким хвостатым существом, которое первым бежит с тонущего корабля?
  ШТУРМИН (хлопая по погонам):
  - Давят, Гриша. Давят, когда служишь политикам, а не Отечеству.
  ВЕРТОЛЕТЧИКУ:
  - А песню про Варяга слышал? Про Варяг поют уже 100 лет, а про крыс - ни одной строчки...
  ШТУРМИН:
  - Да не рви сердце хоть ты...
  ВЕРТОЛЕТЧИК:
  - Буду. А я с кем останусь? Кто прикроет мой взлет и посадку? Она твоя, твоя наполовину (трясет Звездой Героя), и это за Отечество, а не за политиков. Подумай. Прошу. Мы русские офицеры и не должны отдавать никому ни своих погон, ни своей чести, ни любви, ни своего Отечества.
  ШТУРМИН:
  - Вот только не танцует в кафе Надя. И нету Кости Оришкевича... Ты привез тех, кого я просил?
  ВЕРТОЛЕТЧИК:
  - Посыльный!
  
  Посыльный вводит Надю. Урманов стоит к ней спиной, разговаривая с Бауди. Надя, кивая всем, подходит к Урманову, топает ножкой. Урманов замирает, Надя топает вновь. Урманов теряет костыли, резко оборачивается. Теряя равновесие, падает, его поддерживает Надя.
  
  НАДЯ.
  - Ты сам говорил: когда соскучишься - топни ножкой.
  
  Урманов переводит взгляд на свои ноги, берет у Бауди костыли.
  
  НАДЯ:
  - Но это.. это хорошо.
  УРМАНОВ:
  - Что хорошего?
  НАДЯ:
  - Что ногу. Я боялась, что ты по своей бесшабашности голову потеряешь. А нога... Я буду за тебя топать двумя.
  
  Разглаживает грудь Урманову. Смотрит на кольцо от гранаты, которое, как крестик, висит на шее.
  
  УРМАНОВ.
  - Это кольцо от гранаты. Хотел подрываться, когда окружили.
  НАДЯ (надевая на палец).
  - Самое красивое обручальное кольцо на свете.
  УРМАНОВ.
  - Ты, я надеюсь, не одна приехала?
  НАДЯ.
  - А с кем надо было?
  УРМАНОВ.
  - Конкуренток не забыла? Я с ними хочу поздороваться.
  НАДЯ.
  - Какая же ты неисправимая зараза. Обожаю, мучитель мой.
  
  Уединяются с Урмановым. Появляется с протезом Посыльный, молча показывает Вертолетчику им за кулисы. Оттуда выходит Вера. Увидев ее, Штурмин начинает отступать, спотыкается о сумку, садится на нее.
  
  ШТУРМИН.
  - Ты?
  ВЕРА.
  -Я.
  
  Медленно идут навстречу друг другу. Штурмин обнимает Веру, лицом к публике и беззвучно плачет.
  
  ШТУРМИН:
  - А мне сказали...
  ВЕРА:
  - Всем так сказали.
  ШТУРМИН:
  - Это чудо?
  ВЕРА:
  - Воровство. У меня документы на рынке украли. После взрыва автобуса - повальная проверка, меня в комендатуру, до выяснения личности. А на узле связи из списков-то уже исключили...А тут документы в крови - наверное, мой воришка там погиб, царствие ему небесное.
  ШТУРМИН.
  - А я в донесении в Генштаб написал, что ты была в моей группе...
  ВЕРА:
  - А я тебе... вот. Я знала, что ты вернешься. Держи. На память. Не цветные.
  
  Вытаскивает из пакета пуловер и носки.
  
  БАУДИ:
  - Зачем на память. Давай на жизнь, туда-сюда, движение.
  
  Явление десятое.
  
  Штурмин с сумкой идет вдоль снарядных ящиков, которые по ходу пьесы становились то склонами гор, то укрытием, то скамейками. Сейчас они выставлены наподобие надгробных плит над могилами. Около одной из могил останавливается, достает сигарету, выкладывает на ящик.
  Появляется Люба с букетиком цветов. Увидев Штурмина, останавливается, но потом обходит его и кладет цветы на могилу.
  
  ШТУРМИН:
  - Извините, вы - Люба?
  ЛЮБА.
  - Люба, Любовь. Невеста... жена Кости Оришкевича... Он же вернуться хотел. И учиться...
  
  Штурмин достает учебник русского языка, подает Любе. Та отстраняется от него.
  
  ШТУРМИН:
   Держите, это его. Учебник русского языка.
  ЛЮБА:
  - Не верю!!! Он обещал вернуться. Я умоляла!
  ШТУРМИН:
  - Он прикрыл своего друга.
  ЛЮБА:
  - Нет! Он писал про вас, он вас не любил, он не мог вас спасать.
  ШТУРМИН:
  - А вы что, смогли бы полюбить того, кто предает друга? А он жил по первой заповеди разведчика: останавливать пули, летящие в сторону Родину.
  ЛЮБА:
  - Его родина - Беларусь.
  ШТУРМИН:
  - Он это помнил. И говорил о Змее Горыныче о трех головах, но одном сердце. Блуждающем - то в Киеве, то в Новгороде, то в Питере, то в Москве.
  ЛЮБА:
  - Но почему он? Почему в самом конце войны?
  ШТУРМИН:
  - Ее итог, к сожалению, определяется не количеством взятых высот, а количеством невест, не дождавшихся своих мужчин. А из трех сестер, что по свету бродят, всегда больше всех Любви достается. И войны уже тем прокляты, что именно ее чаще всего оставляют сиротой.
  
   Склоняет голову перед Любой. Свет постепенно гаснет, на "могилах" начинают разгораться свечи. И горят в полной темноте - как память о всех погибших...
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023