ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Ивлева-Йорк Виктория Марковна
О любви

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.70*22  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    дети-солдаты в Уганде
   Настоящую агонию я видела один раз в жизни, в Руанде, 10 лет назад. Прямо передо мной умирала черная женщина. У ног ее маленький мальчик беспечно грыз тростниковую палочку. Из его носа весело струились две сопливые змейки.
   Платье на женщине задралось, и последним предсмертным движением она все пыталась его одернуть.
   Откуда ни возьмись, подъехали два ужасно клевых американских солдата на грохочущих блестящих супермотоциклах. Они были свежие, веселые и такие даже немножко целлулоидные. На просьбу помочь я получила четкий, исключительно гуманитарный ответ.
   - Э нет, мэм, - сказали американцы. - Мы - миротворцы. И не можем с каждым возиться. Мы ведь здесь для оказания помощи в общем.
   Так и сказали, пупсы: "в общем" - in general!
   Ужасно захотелось взять у мальчика недогрызенную палочку и дать им по пустым белобрысым головам...
   Они укатили.
  
   Тетка все-таки попала в лазарет благодаря проезжавшему мимо американскому полковнику, тоже миротворцу, но менее in general.
   Именно после этого случая для меня лично был окончательно решен вопрос с глобальной любовью ко всему человечеству. Именно с тех пор в ситуациях коллективной помощи мне всегда хотелось найти какую-то мелочь, деталь, которая помогла бы выделить из тысяч - одного, но своего. Это мог быть случайный перекрест глаз, или застенчивая улыбка, или внезапно завязавшийся разговор, который уже невозможно оборвать просто так... Все эти люди селились в моей памяти, а кто-то и в жизни.
   Последний внезапно завязавшийся разговор, который невозможно было оборвать просто так, начался еще в прошлом году в Уганде.
  
   "...Я был дома после школы, играл. Вдруг вошли ужасные люди - в рваных одеждах, со спутанными волосами. Они крикнули маме, чтобы она молчала и не двигалась, а мне на поясе завязали веревку с цепью. Потом они собрали все, что было в доме, и велели мне нести на голове узел с поклажей. На улице меня связали с другими детьми, тех, кто пытался развязаться, убивали на месте..."
   "...Наш дом окружили, родителей не тронули, а меня и еще нескольких детей положили на пол, сверху постелили палатку, на нее поставили какой-то груз, мы едва могли дышать. Так мы провели ночь. Утром нас связали и погнали неизвестно куда. Из нашей семьи взяли только меня, моим младшим братьям было 4 и 5 лет - они еще не были нужны..."
   Таких историй, до одури похожих, даже однообразных по своей сути, вам расскажут великое множество в любой деревушке, в любом лагере для внутренне перемещенных лиц, в любом детском психологическом реабилитационном центре на севере Уганды.
   Началось это довольно давно, когда некто Джозеф Кони объявил о создании Армии Сопротивления Господа (Lord,s Resistance Army- LRA). Себя он назначил главнокомандующим и, по совместительству, мессией.
   Если в начале своей повстанческой деятельности Кони и выдвигал некие туманные требования о смене правительства и замене действующего президента на, естественно, себя самого, то постепенно политические требования размылись и все стало сводиться к банальным грабежам и убийствам.
   Поскольку Кони, как и любой другой мессия, считает, что укреплять дух надо с детства, то этим Святое Войско и занимается: они попросту крадут детей школьного возраста, запугивают их всеми мыслимыми и, в основном, немыслимыми способами, превращая или в трясущихся от страха рабов, или в злобных зверят; через некоторое время "учебки" выдают "калаши" - самое известное здесь оружие - и вперед! Иногда - грабить свою собственную деревню, иногда - тоже популярный у LRA способ использования детей - для измерения глубины брода. Прошлым летом в верховьях Нила выловили около 40 детских трупов - брод оказался слишком глубоким для подростков.
   Всех девочек используют как полевых жен, почти независимо от возраста. Если, не дай бог, одна девочка понравилась сразу двоим - вопрос решается просто: ее расстреливают...
   Вот маленький кусочек из воспоминаний 14-летнего Стивена: "Когда меня украли, мы всю ночь шли пешком. И в эту же ночь нас заставили убить насмерть палками одного мальчика. Я его чуть-чуть знал, и мне не хотелось бить, но мне сказали: если я не буду работать как следует, то его поднимут, а меня положат на его место - и он будет бить меня... Еще они говорили, что если я попробую убежать, то страшный дух будет всюду следовать за мной. Я в это верил и очень боялся..."
   Нельзя сказать, чтобы ситуация никак не волновала мировое сообщество. Были международные доклады на самых разных уровнях, обсуждения, резолюции - а нужен отряд морских пехотинцев на пару месяцев, но на это не хватает политической воли, да, наверное, существуют и какие-то более тонкие политические хитросплетения и интриги...
   В Уганде есть своя действующая регулярная армия, присутствие которой - хотя бы чисто внешнее - чувствуется на всех северных дорогах. Патрулирование этих дорог - основной способ борьбы, хотя повстанца, особенно ребенка, если он без оружия, от местного жителя отличить невозможно. Солдатские посты через каждые 4-5 км. Вместо шлагбаума - ствол засохшего дерева. Около военных лежит горка тяпок на длинных деревянных ручках. Солдаты останавливают все машины подряд, взрослые мужики выходят, разбирают тяпки и минут 5-10-15, в зависимости от настроения армейских, рубят высокую тугую и очень жесткую траву вдоль дороги, расчищая обочины и не давая возможности бандитам выходить на дорогу или устраивать засаду. Потом всех отпускают, солдаты вместе со своей корягой и тяпками перемещаются на несколько метров и ждут следующую машину. Сами они также рубят траву, но уже подальше от дороги, там, где поопаснее. Новая трава вырастает месяца за три. И все начинается сначала... Я не буду это комментировать, ладно?
   Бывают и более активные антикониевские действия - открытые стычки, захваты бандитов и атаки с воздуха. Этих атак дети боятся панически, чуть ли не больше, чем самого Кони. Они бегут врассыпную, и многие гибнут от пулеметных очередей правительственных войск. Но атака в то же время - главная возможность бегства от LRA. Бегут дети и ночью, от полного отчаяния; одного мальчика просто оставили в лесу умирать, пожалев на него пули, а он смог выползти на дорогу и был спасен.
   Абсолютно всех этих детей сразу же направляют в один из психологических реабилитационных центров, где они проводят не менее месяца. Случается, что некоторые попадают к бандитам вторично - таких, как правило, ждет мучительная смерть. Этот круговорот детей в Уганде идет уже 18 лет...
   Ровно год назад в реабилитационном центре благотворительной организации World Vision в городишке Гулу мы познакомились с мальчиком. Мальчик как мальчик, только очень молчаливый, все время смотрящий куда-то вдаль. Он провел семь месяцев в Армии Сопротивления Господа, и это был его первый день на свободе. Мальчик был худ, бос, очень давно не наедался досыта, впрочем, как и все остальные дети. Мы долго разговаривали, а потом он спросил, приедем ли мы еще.
   - Зачем тебе, чтобы мы приезжали еще?
   - Я подумал, - сказал он, поколебавшись, - что, может быть, вы бы согласились заплатить за мою школу, я хочу стать врачом, когда вырасту.
   Стать врачом - после месяцев сплошных унижений, кровавых жестокостей, голода; не сейчас - кусок лепешки, а стать врачом - потом... Мальчик пытался использовать шанс на иное будущее. Имели ли мы право отказаться?.. И мы не просто не отказались, а согласились публично, написав об этом в "Новой газете" ("Война Детей": 1, 2, 3).
   А дальше начались мелкие бюрократические игры; через несколько месяцев выяснилось, что никто не знает, куда мальчик делся, и нужно было расписаться в собственном бессилии и проигрыше под влиянием обстоятельств. Звали мальчика Одонга Боско, и было ему 15 лет.
   Но... Так или иначе, я все время думала о нем. Совесть моя была явно нечиста. Самый большой страх был за его жизнь. Не шла из головы история, рассказанная мне девочкой Дженнифер с бесстрастным голосом и невеселым взглядом: "Я очень хотела убежать, но боялась даже намеком высказать свои мысли хоть кому-нибудь. Вот что они сделали с другой девочкой, которая была не такая осторожная, как я. Они поймали сбежавшего мальчика, отрубили ему голову и заставили ее нести голову в руках. И она была вся в его крови, и ей даже не разрешали вытереться, а заставляли нести голову перед собой на вытянутых руках и не закрывать глаза и смотреть. И нас всех заставляли смотреть".
   Бедная маленькая негритянская Саломея, сколько вас таких еще бредет, спотыкаясь, по красноватым дорогам ...
   Была, кроме страха за жизнь мальчика, и вторая, не менее весомая причина - честное слово. Ведь белому человеку здесь верят абсолютно. То есть это было не просто ленькапантелеевское "честное слово", на котором мы выросли, это было больше - честное слово белого человека черному мальчику.
   В течение года я совершала какие-то вялые и беспорядочные действия, пытаясь найти мальчика через благотворительные организации. Попытки мои никакого результата не давали. Надо было ехать искать самой, но не было денег и не хватало какого-то внутреннего толчка.
   И тут случилось одно событие в моей личной жизни: я влюбилась - и море мне стало по колено.
   С этого момента все стало получаться, идея поездки начала обрастать деньгами. Самую существенную помощь оказал Международный комитет Красного Креста, давно занимающийся проблемами детей-солдат и финансировавший нашу прошлогоднюю поездку, потом - Child Soldiers Coalition и квакеры, в глаза меня никогда не видевшие, но полюбившие русскую пассионарность и знающие цену честному слову.
   Рациональная часть меня сопротивлялась: в Уганде 24,5 млн жителей и, наверное, 15 млн из них - дети. Весь бред затеи был налицо. Но так хотелось хоть чуть-чуть успокоить совесть и в худшем случае сказать: "Ну, я хотя бы попробовала".
  
   В World Vision в Гулу по фотографии его никто не помнил - и немудрено: тысячи детей с покалеченной психикой проходят через центр за год. Мне принесли несколько пухлых папок с детскими анкетами. Кроме имени и фамилии в папках было самое главное - сведения о том, куда ребенок направляется. К каждой анкете была присобачена отксеренная фотка, на которой разобрать что-либо было невозможно. Я листала страницы одну за другой, перекладывала папку за папкой, мелькали детские имена и судьбы - Флоренс Алойо, Деннис Очара, Дэвид Комакеш... Мальчика не было.
   - Вот этот, что ли? - спросил один из сотрудников. С ксерокса смотрело что-то черно-белое и невыразительное, похожее на любое из предыдуших пролистанных лиц.
   Анкетные данные в чем-то совпадали, правда, мальчик вроде говорил, что у него не было родителей, а тут значился как отец или опекун некто Алука Винцент.
   - А может, вот этот, - предложил второй сотрудник и дал мне листочек с таким же черно-белым невыразительным пятном вместо лица, и этого персонажа тоже звали Одонга Боско. Родителей у него не было, но, правда, он был чуть постарше.
   - Спросите еще в Save the Children, - посоветовали мне. - Они хранят всю документацию о детях, отбитых у Кони. Лучше всего спрашивать у Грэйс.
   У Грэйс Ламуну - она была такая классная и в доску своя, что я стала называть ее Ламунчиком, - спрашивать было действительно лучше всего. Молодая, энергичная, не бросающая слов на ветер, Ламунчик ведет очень важную работу - она разъясняет солдатам права детей:
   - Солдаты должны знать, что дети не убивали никого добровольно, их заставляли стрелять, и все дети здесь - жертвы. Мы работаем с армией уже шестой год и добились того, что детей перестали бить, издеваться над ними и содержать под стражей. Мы хотим, чтобы люди не боялись военных, а видели в них защитников. Понимаешь, военные считают, что они твердые, будто сделанные из железа, а мы им говорим, что они такие же, как и все остальные люди. И дети такие же.
   Ах, Ламунчик, Ламунчик, ну почему ты ведешь эту программу в своей Африке?
   По сведениям Грэйс, мальчиков по имени Одонга Боско было действительно двое, первый вроде бы подходил чуть больше, чем второй, и я решила начать с него. Мальчик этот находился в двадцатидвухтысячном лагере для перемещенных лиц в местечке Лира Палуо, добираться до которого было не так далеко - километров 100, но достаточно опасно и особо не на чем.
   Для начала Дэвид Окиди, продюсер местного радио, предложил дать бесплатное объявление. Вот его полный текст:
   "Информируем Алуку Винцента из Лира Палуо, что его воспитанника Одонгу Боско срочно ждут на радио Мега FM в Гулу для передачи ему важного сообщения. Все дорожные расходы будут оплачены".
   Повторили объявление три раза в основных выпусках, которые здесь слушают все, а особенно люди в лагерях. Но даже если мальчик слышал и если это тот мальчик, то как он доберется и доберется ли...
   - Ты должна ехать сама, - твердо говорит Ламунчик. - Мальчик должен учиться в школе. Пошли искать машину.
   И тут нам фантастически, просто невероятно везет. Выясняется, что прямо сейчас в Падер, что в двадцати минутах езды от Лира Палуо, идет не просто машина, а грузовик с вооруженной охраной - возвращают в семьи детей, прошедших реабилитацию. Такие поездки бывают не чаще раза в месяц.
   Наш грузовик раньше, видимо, использовался для перевозки скота - это был большой загон с высокими бортами, поставленный на колеса. В него набилось человек пятьдесят детей, каждый в подарок получил матрас, муку, бобы и самое главное - весь грузовик по периметру был, как бубенчиками, увешан веселыми желтыми канистрами для воды.
   И вот мы пылим по дороге из красной грязи, солдаты почтительно убирают деревянные шлагбаумы, мы заезжаем в близлежащие деревни, детей и желтых канистр становится все меньше, а грязно-красной пыли на мне - все больше, хочется только одного - вымыться. Увы - нас останавливает местный гаишник при полном параде: со стрелками на брюках и немыслимыми аксельбантами, в надраенных ботинках, а в блестящем козырьке его фуражки я, привстав на цыпочки, вижу свое собственное жуткое грязно-красное лицо с грязно-медными волосами.
   - Где ваша правая фара, а? - заорал он, сделав зверскую рожу. Фары не было. Вместо нее зияла дыра, идущая до самых задних колес. - Когда вы поедете вечером (а время было два часа дня, оставалось нам ехать часа три, и он это знал), вас примут за что? - он прищурил один глаз и сделал еще более зверскую рожу: - За ве-ло-си-пед! И вы - что? - столкнетесь!
   Ясно было - надо платить.
   - Стой тихо и почтительно слушай, - пробормотал водитель. Мы постояли в смиренной позе еще какое-то время. Внезапно полицейский обмяк, улыбнулся и очень дружелюбным голосом сказал:
   - Ну, давайте, ага, поезжайте. Счастливого пути! - и пошел от нас вразвалочку, сняв фуражку и отирая белоснежным платком заливавший лицо пот. Его день был прожит не зря!
   А мы попилили дальше. И вот - Падер! Сюда занести могут только любовь к ближнему, честные слова и жажда великих деяний. Это стоящее место для российских интеллигентов, прошедших горнила студенческих картофельных полей и стройотрядов. Вода - холодная, из фляги, нормально. Комнатка в гостинице - размером с келью для муравья. Но зато - чистейшее белье без чернильного штемпеля какого-нибудь "санатория имени Патриса Лумумбы" или райцентра "Красный Банан"; кровать, между прочим, нормальная деревянная, без панцирной сетки, так что номер "ночной батут" не получится. Одно мешало спокойному сну - был местный праздник, посвященный концу финансового года, и до пяти часов прямо под моей дверью звуки тамтамов сменялись не менее пленительными звуками техно и диско. Утром я сама себе готовлю яичницу из яиц, вымытых в луже, поскольку вода кончилась, а очередь у колонки - на несколько часов. Все удовольствия вместе с ночлегом стоили чуть больше двух долларов.
   Выясняется, что все слышали объявление, и в Лира Палуо тоже, но вот когда будет мальчик, и где он сейчас, и как доберется до Падера - неизвестно. На отрезке Падер - Лира Палуо бандиты ведут себя достаточно активно, и шансы попасться в их лапы достаточно велики. Для мальчика это будет значить одно: в лучшем случае его привяжут к дереву голым и оставят умирать, в худшем - еще одна маленькая Саломея будет брести, не разбирая дороги, неся перед собой кудрявую голову.
   И я мчусь к местным полицейским. За скромную, почти официальную взятку - залить 20 л бензина в машину - они соглашаются отвезти туда и обратно.
   Пришли шестеро солдат, одетых в комбезы и зеленые резиновые сапоги по колено. На одном из них, кроме того, был напялен такой же зеленый прорезиненный, я бы сказала, редингот, а на голове - нечто среднее между резиновой грелкой и тропическим шлемом.
   - Тебе не жарко? - спросила я участливо.
   - В самый раз. Главное - пыль внутрь не попадает.
   Солдаты сели на поставленные в пикап скамейки, передернули "калаши", и мы отправились. Меня трясло. До мальчика оставалось 12 километров. Полицейский Пол, настолько большой, что мне он напоминал лоснящегося дрессированного черного слона, белых женщин еще не возил, поэтому - видимо, от волнения - он все время путал рычаг переключения скоростей с моей коленкой...
  
   Все лагеря в любой точке света - будь то для беженцев, будь то для внутренне перемещенных лиц - похожи до мутящего однообразия прежде всего отсутствием хоть чего-нибудь, что радовало бы глаз: цветов, кошек, собак; похожи они скученностью домиков, хаток, хибарок и отсутствующим выражением глаз у большинства обитателей. Занятий здесь нет никаких, уходить из лагеря далеко и надолго опасно, кормят три раза в день однообразной едой. Вы не думайте, что я критикую, - я просто описываю, прекрасно понимая, что специальная программа ООН World Food Program делает все возможное, чтобы хоть как-то прокормить несчастных. А на севере Уганды сейчас, например, 1,6 миллиона внутренне перемещенных лиц, живущих в лагерях.
   Лагерь Лира Палуо ничем не отличался от других. Разве что часть людей жила в хатках, а часть - в кирпичных бараках, поделенных на отсеки. Семья мальчика жила в одном из таких отсеков.
   Последние пятьдесят шагов я сделала как в полусне, на полусогнутых ватных ногах. Я уже точно знала, что мальчик, которого я сейчас увижу, будет совсем не тот, что я ошиблась, что нужно было сразу выбирать того, второго, мальчика с такими же именем и фамилией; что все нужно будет начинать сначала и опять колесить по красным дорогам до бесконечности... В носу защипало, я почувствовала себя маленькой и несчастной. Гуманитарного подвига во имя любви не получалось. До полного поражения было пять шагов...
   ...Рваная занавесочка в дверном проеме откинулась, и там в застиранной красной футболке стоял наш, нет - МОЙ мальчик, божественно славный, единственный и неповторимый, каких в Африке миллионы.
   - Здравствуй, - прошептала я и заплакала. - Ты меня узнаешь?
   - Я вас ждал, - ответил он просто.
   Дальше все было неинтересно: мы сфотографировались на память с родственниками (Алука Винцент и впрямь оказался обалдевшим от происходящего папой, а мама их давно бросила), мальчик взял свой маленький узелок, положил в карман штанов походную библию, напялил привезенную из Москвы новогазетную футболку, мы сели в полицейскую машину, Пол по-прежнему путал мое колено с переключателем скоростей, но уже не так активно, и все время приговаривал:
   - Значит, вот как, ага, значит, это твой мальчик, ага, значит, ты его нашла, ага.
   Они довезли нас до перекрестка на Гулу, в последний раз Пол сказал "ага", и дальше мы поехали на обычном грузовике уже безо всякой охраны. Мальчик по дороге уморился и заснул. Спавший, он был еще красивее, и щеки его раскраснелись. Не спрашивайте, как черные щеки могут раскраснеться, но они раскраснелись.
   По дороге грузовик несколько раз останавливали солдатские патрули и предлагали мальчику, водителю и мужикам, сидевшим в кузове, выйти, взять в руки тяпки и идти рубить траву.
   - Чука чини - идите вниз, - говорили они на суахили.
   А я в ответ кричала:
   - Ондьока ньюма - идите обратно! - и жалобно просила солдат отпустить нас с миром.
  
   Мы остановились в маленькой гостинице в Гулу. Мальчик первый раз в жизни спал на настоящей кровати.
   Я попросила его написать что-нибудь для читателей "Новой газеты". Он долго сопел над листком бумаги, потом выдал пятнадцать строчек текста на английском, суть которого сводилась к тому, что он так счастлив, так счастлив, что будет опять нормально учиться; и что он выучится и будет доктором в России, а пока он просто всех в России приветствует. И подпись под посланием была "I am by the name Odonga Bosco" - "А зовут меня Одонга Боско".
   - А ты вспоминаешь Кони и то, чем вас заставляли там заниматься?
   Он очень долго молчал, напряженно смотрел вдаль, а потом ответил медленно и даже стал немного заикаться:
   - Н-нет, наверное. Все хорошо. Только я до сих пор не знаю, сколько человек убил: как можно сказать, чей удар палкой был последним... Нам ведь велели бить всей толпой, и каждый раз - до смерти...
   Первыми русскими звуками для мальчика были песни Тимура Шаова (Тимур, гордись!), пиратски записанные моим племянником на последнем концерте (Тимур, прости!). Больше всего ему понравился "Снобизм". Может, он почувствовал некое родство в словах: "Денег нет, в стране бардак, в воде холера", хотя никто ему ничего не переводил.
   На следующий день неутомимая Ламунчик повезла нас в лучшую частную школу города. После этой школы вполне можно поступить в университет в Кампале и стать врачом. Нам был выдан список совершенно необходимых вещей, которые нужно было купить сразу. На глазах мальчик превращался в Гаруна аль-Рашида: мы купили матрас, одеяло, постельное белье, противомоскитную сетку на кровать, мотыгу, тяпку, посуду и много всякой другой нужной фигни. Сначала мальчик выходил из машины за покупками, но потом, наверное, побоявшись, что все может исчезнуть и он проснется, расселся на заднем сиденье, обнимая все свое богачество. Он безмолвствовал и даже перестал слушать Тимура.
   Меня мальчик называл упорно мамой, и на мой удивленный вопрос он сказал очень просто:
   - Ну, ведь у вас есть дети? Значит, вы - МАМА.
   Я перекрестила его на прощание.
  
   Путь обратно был изнуряюще долог, а приехав, я свалилась с тропической малярией, но это совсем уже другая история с другими героями... День моего выхода из больницы совпал с двадцатым днем учебы мальчика в школе.
  
   P.S. Спасибо за помощь первому секретарю Посольства РФ в Уганде О.И. Кравченко, московскому представительству авиакомпании "Emirates Airline", итальянской благотворительной организации AVSI и врачам инфекционной больницы.
  
   Виктория ИВЛЕВА, наш спец. корр.,
   Москва - Дубаи - Кампала - Гулу - Падер -
   Лира Палуо - Гулу - Китгум - Кампала -
   Фуджейра - Дубаи - Франкфурт -
   Москва - инфекционная больница No 2 на Соколиной Горе
   02.08.2004
Оценка: 8.70*22  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023