Колонна растянулась на несколько километров. Между подразделениями возникали разрывы, и определить направление их движения можно было только по огромным клубам пыли, которую поднимала в воздух боевая техника.
Мищенко, сидя сверху на своем командирском БМП, периодически оглядывался назад - все его четыре бэхи, включая собственную, держались рядом. Так что за свою роту лейтенант мог быть спокоен.
За последней машиной, правда, никого не было видно, но это не имело особого значения. Олег точно знал, что за ними идет еще одна рота, технические службы, артиллеристы...
Пыль. Мелкий песок хлестал в лицо, проникал под форму, противно скрипел на зубах. Чтобы спасти лицо, Олег закрыл его зеленой медицинской повязкой, и стал немного похож на ковбоев Дикого Запада.
"Скорее уж, Дикого Юга", - усмехнулся он про себя.
Открытыми оставались только глаза, и их приходилось непрерывно щурить, они слезились от ветра, начинали болеть...
"Эх, сейчас бы искупаться!" - мечтательно подумал Мищенко. - "Да где тут?".
Олег покосился на старшину первого взвода Курбангалеева. Казах сидел невозмутимо, как статуя Будды.
"Ему и щуриться не надо", - злобно подумал Олег. - "У него глаза узкие, и так как щелочки".
Вспомнилась учеба в Казахстане. Никогда у него проблем с казахами не было - ни в школе, ни в училище. В основном - нормальные ребята, спокойные. Имена вот только... Хрен выговоришь. Впрочем, у кого были особенно заковыристые созвучия, выбирали себе какое-нибудь русское имя, так что можно было не париться, а называть их Саша, Сережа, Леша... В чем-то это даже было им и интересно - ведь человек не сам при рождении себе имя выбирает - уж что родителям в голову придет. А тут можно самому себе выбрать. Подумать, прицениться...
Правда, потом, когда нужно было заполнить документы на подчиненных, у Мищенко начинался нервный тик. Знаешь парня, например, как Сергей Ажганов. Нормальное имя и вполне произносимая фамилия. А он - по паспорту - Бауыржан! Вот Олег путался! Сколько раз приходилось подчищать, и переделывать уже написанное!
... Впереди остановилась "шишига". Не доехав до нее метров двадцать, Мищенко крикнул механику-водителю в люк:
- Стой! - и спрыгнул с брони.
Затекли ноги, хотелось походить, размяться, да и можно было подойти к кабине автомобиля, посмотреть - кто там. Перекинуться парой слов. Но сначала - попить.
"Антон" - это было не имя. Это была кличка. Звали сержанта - Андрей. Фамилия - Северцев. Привезли его сюда из Смоленской области, из города Ярцево. Почему его назвали в части "Антоном", Мищенко так и не узнал. Но "Антон" прижился, чем вводил во искушение штабных писарей. Миша Гайворонский раз написал в постовой ведомости - "Антон Северцев" - за что через сутки получил от сержанта табуреткой по заднему месту, и потом еще неделю ночевал в штабе, слезно выпросив это право у начальника штаба батальона...
Сержант притащил кружку воды. Вода была горячей. Пить после этого захотелось еще больше. Но, по крайней мере, удалось прополоскать рот, и избавиться от песка на зубах.
- Черт! Сколько же еще ехать? - сказал Олег вслух. Он направился к "Шишиге". В кузове кто-то явно был, но наружу никто не вылез. Было очень похоже, что там просто спали. Впрочем, рядовой состав Мищенко интересовал мало.
Он обошел машину справа, и распахнул дверцу в кабину. Сверху на него рассеянным взором взглянул молодой замполит Якуценя.
В батальоне уже и так был свой собственный замполит. Потому на какой должности юридически значился лейтенант Якуценя, было непонятно. Что-то типа заместителя замполита, или специалиста по всем вопросам. Как-то так. Единственное, что примиряло Мищенко с существованием этого чуда - так это его кадровое происхождение. Якуценя реально закончил военно-политическое училище.
-Ты что тут делаешь? - изумился Олег. - Это же минометная батарея.
Якуценя заерзал тощим задом:
- Ну и что? Где было свободное место, там и сел. Мы замполиты - вольные птицы.
- Ага, точно... Ну ладно, сиди, вольная птица, язык массируй. Только у тебя там в кузове ящики с минами лежат. Вот выскочат нохчи из закоулочка, как вмажут тебе в бок из гранатомета, и твои берцы будут космонавты на Луне искать... Вот смеху-то будет!... Лет через сто найдут твои ботинки там... Якуценя на Луне! Американский флаг и якуценины ботинки!
- Ладно, ладно. Иди уж в свой гроб на колесиках. Еще неизвестно, в кого раньше попадут!
Мищенко сплюнул в песок, и отправился обратно. Пыль душила, солнце плавило мозги, вода была горячей. Когда же это все закончиться-то сегодня!
Олег с болью подумал о комплекте чистого белья - майке и трусах - которые дожидались своего часа в вещмешке. "А где это ты взял?" - с обидой спросил командир минометки, когда увидел у Мищенко два чистых комплекта из гуманитарной помощи. Ага! Сам прощелкал кое чем, а потом обижается. Надо с папоротниками иметь хорошие отношения. Сплавил своего старшину ближе к штабу, и получает все в последнюю очередь. Еще повезло, что камуфляж получил. Правда, не своего размера, но хоть что-то.
Олег поморщился. Белье-то было, но ведь на грязное тело одевать... А искупаться... Как-то не получилось.
Носками уже можно было бы рубить дрова, а трусы просто стояли колом.
"У тебя еще есть трусы?". Опять в памяти возник минометный комбат. "Да, есть!" - обозлился Мищенко. - "Чему там вас в училище вашем недоделанном учили, блин? Ходишь, как чмо!". Попов обиделся, и несколько дней вообще не разговаривал. Ну и черт с ним! На обиженных воду возят!
Олег вообще терпеть не мог никаких тонкостей и реверансов. Говно есть говно, дерьмо есть дерьмо, а жопа - это именно жопа. Грубо, но точно и правдиво.
"Наберем воды в "каплю" при первой же возможности", - подумал Мищенко. - "И устрою себе баню. Лично для себя. Ну, может Мартышку со Свином позову - если рядом будут. У них точно вшей нет".
"Шишига" дернулась, и поехала. Олег поскрипел суставами, и взлетел на бэшку. Тело, ни смотря ни на что было послушным и легким. Мищенко улыбнулся про себя.
Бэха затарахтела, и двинулась вслед за "шишигой". Слегка покачивало. Пыль снова заволокла дорогу.
- Пыль, проклятая пыль! - забормотал сквозь зубы Олег. - Когда же мы куда-нибудь приедем?
*****
Они с ходу форсировали неглубокую речушку, но не остановились, как надеялся Мищенко, а сразу двинулись дальше.
Комбат раздраженно пояснил по рации, что дай Бог добраться до пункта назначения хотя бы к вечеру, а тут постоянно кто-то ломается, и волей- неволей замедляет всю бригаду. Потому что бросать технику на дороге без хорошего огневого прикрытия чрезвычайно опасно. И так его не радует, что разрывы между подразделениями настолько широки.
Мищенко с сожалением подумал, что кто-нибудь мог бы сломаться прямо здесь у реки. Или, хотя бы, сразу за рекой. Они бы все встали, и было бы, наверное, даже немного времени, чтобы искупаться в реке самому, и загнать туда весь личный состав. Кого - волей, а кого надо - то и неволей.
Но река осталась далеко позади. Правда, впереди замаячил какой-то зеленый оазис. Чахлая желтушная трава постепенно меняла свой цвет на ядовито-зеленый. Она густела и наливалась сочностью с каждым очередным пройденным десятком метров. Очевидно, что там была низина, и близко залегали грунтовые воды.
Рядом с оазисом находились руины фермы. Их уже кто-то занял. На крыше лежала пара бойцов с ручными пулеметами, в уголке притаился АГС, а посреди двора одиноко раскорячил ноги 82-миллиметровый миномет. Машины стояли под защитой каменного забора. В проломе стены было видно антенну.
Броуновское движение солдат среди руин не прекращалось. На проходившую колонну никто из них не обращал внимания - да и правда, мало ли кто здесь ездит каждый день. Это вам не в горах. Тут, на равнине, войск было не в пример больше, отдельные части попадались практически на каждом шагу.
Мищенко также равнодушно пробежался глазами по бойцам, технике и оружию, и отвернулся. Еще не хватало, чтобы он спустился и побежал узнавать, кто тут стоит, и нет ли знакомых. Делать ему больше нечего. Ага.
Оазис остался позади, снова пошел песок, пыль, а солнце, казалось, совсем взбесилось. По спине у ротного тек пот, но раздеться он не решался. Если на потное тело налипнет еще и песок... Какая гадость!
"Ну когда же, когда мы доберемся до цели"?
*****
Такое скопление машин в одном месте не могло означать ничего другого, кроме того, что цель достигнута.
Мищенко разглядел в бинокль, что рота Мартышки уже начала окапываться, не дожидаясь подхода всех остальных.
Олег остановил свои бэхи строго параллельно "шишигам" минометки, и отправился к комбату вместе с Поповым. Командир минометки вытирал свою грязную морду еще более грязным полотенцем.
- Закрыли все двери в кабине, и щели законопатили, - пояснял он, хотя его об этом никто и не просил. - А то пылюка лезет черная. Но в кабине - как в бане. Я пропарился весь насквозь. Мокрый, хоть бери и отжимай! ... Ба-а! Да ведь тут река!
Да, судя по ландшафту, Мищенко уже давно сообразил, что здесь должна быть река. Комбат поставил свои штабные машины почти у обрыва. Наверное, хотел наслаждаться шикарными видами прямо с порога кунга. Не отходя от кассы, как говорится.
Река в этом месте текла по небольшой - совсем скромных размеров - долине, и делала петлю.
- Надеюсь, тут можно купаться! - радостно трещал Попов, вызывая у Мищенко что-то вроде головной боли, и желания треснуть его, чтобы заткнулся.
Начальник штаба Магомедов кисло посмотрел на обоих.
- Мищенко! Занимай позиции ориентиром на северо-восток.
- Сколько стоять будем, товарищ майор? ... Я в смысле, БМП стоит зарывать или нет, так обойдемся?
- Да, стоит. Стоять будем несколько дней точно. Так что зарывайтесь по полному профилю.
И Мартышка, и Мищенко, и Свин - он же Сережа Свиньин - почти всегда заставляли своих бойцов окапываться по полному профилю: и окопы, и траншеи, и укрытия для техники. А потом делать настоящие землянки. Но вовсе не потому, что ожидали массированных авианалетов, артиллерийских ударов и наступления противника. Просто шатающийся от безделья солдат приводил их всех, как кадровых офицеров, в ярость.
Полной противоположностью всей троице служил лейтенант Попов. У него личный состав иногда выкапывал окопы под минометы. И то не всегда. Самое странное, что и лейтенант Попов был кадровым офицером. Если бы этот кадр был недотепой - двухгодичником, то, наверное, получил бы от кого-нибудь из упомянутой троицы по шее. Например, от Мартышки. Тот вообще был немного отмороженный, не боялся никого, и мог подраться с любым солдатом, офицером или контрактником.
Он закончил отделение разведки, и, как сам утверждал, еще ходил на дополнительные занятия по карате, где был одним из лучших. Это было очень похоже на правду, так как своих солдат он "построил" на "раз - два".
Но как-то так сложилось, что избить другого кадрового офицера, да еще в боевом походе не поднималась рука. Черт его знает, этого Попова - что у него на уме? Отомстит еще потом...
Тем не менее, разлагающего влияния на своих солдат со стороны охреневших от лени минометчиков Олег не боялся. Он не церемонился со своими, и посторонним подчиненным дать в ухо ему тоже не составило бы труда. Они это знали. Один уже разок получил. Попов приходил - поныл, но Мищенко быстро поставил его на место, и тот в бешенстве ушел. Только бешенство это было бессильное. Олег, строго говоря, думал, что Попов ему просто завидует. У него такой безоговорочной власти в батарее не было. Во всяком случае, солдаты даже имели наглость оговариваться. Попробовал бы кто возразить ротному!
Попов.
Юра Попов, и правда, попал в училище, а потом и в армию, несколько необдуманно.
Нет, конечно, его никто не заставлял, и документы в военное училище он подавал не с пьяных глаз. Все было в твердом уме и трезвой памяти. Просто всю его жизнь переменил один случай... Точнее, случаев было даже несколько, но все они уместились в две июньские недели одного лета.
Прямо скажем, до этого был Юра одним человеком, а стал совсем другим.
В общем, так. Это был военизированный лагерь. Пошла такая мода в то время - загружать каникулы у старшеклассников по полной программе. Видимо, чтобы жизнь медом не казалась. Сначала - летняя трудовая практика. Отвезли несколько классов в колхоз, выделили им там какую летнюю базу, состоящую из нескольких жилых домиков, и возили на автобусе на плантацию - работать.
Ну, это было еще терпимо. Там и девчонки, и мальчишки были вместе, по вечерам - танцы - шманцы - обжиманцы, и все такое, чего, впрочем, Юра оказался не любитель. Да и успехом у противоположного пола его худая нескладная фигура и невыразительное простое лицо не пользовались. Однако и его все оставляли в покое, чему он был весьма рад.
Две недели не сказать, чтобы пролетели, все-таки ковыряться в земле на плантации - удовольствие на любителя, но и вечностью не показались. И только Юра вернулся обратно в школу, чтобы отметить окончание практики, а потом уж заняться собственными делами, как там его огорошили новой напастью - двухнедельные военизированные сборы.
А тем, кто не поедет - по любым причинам - обещали проблемы с аттестатом. Если уж сын третьего секретаря райкома партии поехал, который учился в Юриной школе, то для остальных вообще никаких поблажек и быть не могло.
Да, в общем-то, неприятная ситуация, пропал еще один месяц, считай, но и катастрофы никакой. Это так Юра думал еще до того, как увидел, кто приехал в лагерь. Он почему-то решил, что это опять будут только школьники, а вышло так, что местные власти собрали на эти сборы весь потенциальный призывной контингент - и школьников, и учащихся ПТУ, и нигде не учащихся, и даже так называемых "трудных" подростков. А в наставники - буквально вчера уволившихся и вернувшихся со службы сержантов, которые буквально горели желанием показать всякой наглой мелочи, что такое настоящая армия.
Вот тут-то у Юры сердечко и заныло. Были тут люди, которые его не любили, и у которых к нему были свои счеты - то списать не дал, то денег не "одолжил", то вообще - "ты борзый, и учишься что так хорошо?".
Юра, и правда, учился неплохо, и урокам уделял гораздо больше времени, чем шатанию по улицам, или спорту. Хотя спорт тут мог помочь мало, если, конечно, ты не мастер спорта по боксу или самбо.
Ожидания худшего оправдались, можно сказать, целиком и полностью.
Началось все с физической нагрузки - хотя это то, как раз таки, было еще терпимо. Утром целый час делали зарядку на воздухе - бегали до изнеможения, отжимались, приседали друг с другом на плечах, а потом бегом бежали в столовую.
Юре на зарядке досталось. Попался ему напарник - настоящий "доход". Его-то Юра поднимал, а вот он Юру - уже нет. Здоровый сержант быстро объяснил Попову, что если его "друг" не в состоянии его таскать на себе, то Юра должен делать это за него. Так что пришлось Юре снова тащить на себе это костлявое убожество. Вымотался он здорово. И это было только еще утро.
Зато Попов уяснил для себя первый армейский принцип - "В армии справедливости нет". Или есть - но такая, очень своеобразная справедливость.
Затем в школьной столовой - завтрак. Их "подразделение" строилось перед входом, а потом - справа по одному - "бойцы" бегом направлялись в помещение. По идее, вторая колонна должна была начать движение только после того, как последний боец из предыдущей закончит маневр. Однако некие хитроумные товарищи, (неужели так уж хотели жрать?), из второй и даже третьей колонны - оттуда, сзади, - начали пристраиваться в хвост. Пока это делали "правильные" пацаны, все молчали. На свою беду, некий "неправильный" хлопчик тоже влез в это движение. И тут же получил пендель от "правильного". Потом второй пендель - от другого правильного. Хлопчик понесся быстрее, но от ловко поставленной подножки покатился по земле. А потом на это все обратил свое внимание до этого открыто зевавший "Товарищ Сержант", и заставил еще и отжиматься - за грубое нарушение дисциплины.
Так Юра зарубил себе на носу еще одну заповедь - "Не высовываться"! Некоторым, видимо, можно, а вот ему - нельзя. Он бы тоже схлопотал бы такой пендель, сто пудов. И его бы к тому же запомнили бы. А вот это вообще не нужно.
После завтрака всех отправили в спортивный городок - отжиматься, подтягиваться и опять же - бегать. Там прошло все утро.
Потом собирали и разбирали автоматы, ходили строем, а после обеда наступило время для чтения воинских уставов. Сидели в актовом зале школы, и так хотелось спать, что многие начинали кемарить. Тогда "Товарищ Сержант" выбрал двух самых "авторитетных" бойцов - ("на гражданке" - парни без определенных занятий) - те взяли толстые деревянные указки, больше похожие на кий для бильярда, и им разрешили бить спящих по рукам. Чем те с удовольствием и занялись.
Попов крепился изо всех сил, и пока избежал удара. А вот его сосед - парень из параллельного класса - задремал. И получил по рукам со всей дури. Он потом долго качал ушибленную руку, но, конечно, даже не "дернулся". Впереди ведь еще были почти все две недели.
А ведь это был только первый день!
Впрочем, это, как оказалось, были только цветочки. Первые несколько дней от высокой физической нагрузки к вечеру ни у кого не оставалось сил, и как только звучала команда "Рота, отбой!" все валились в изнеможении на раскладушки, расставленные рядами в спортивном зале старой, уже не работающей, и вообще предназначенной под снос, школы. Валились в изнеможении и засыпали моментально.
Однако вскоре молодые организмы адаптировались к нагрузкам, да и сами нагрузки заметно снизились - сержанты и старшины явно устали, потеряли энтузиазм, и начали потихоньку филонить. Потому у "бойцов" появилось свободное время.
Вот тут Юра прочувствовал третью - одну из самых страшных армейских заповедей - "Солдат от безделья звереет".
Так как силы к вечеру полностью не растрачивались, потихоньку начались разборки. Сначала начали сводить те счеты, которые у разных парней накопились друг к другу еще до приезда в лагерь. Впрочем, между собой они разобрались быстро, и многим пришло в голову, что гораздо интереснее объединиться, и "наехать" на "неправильных" пацанов. Благо, что "неправильные" пацаны объединяться между собой не умеют.
И в этот момент у Юры случился "залет". Так как целыми днями приходилось бегать по песку и пыли в кедах, то весь этот мелкий мусор набивался в обувь, и в результате на ногах появлялись большие болезненные мозоли - как сухие, так и обычные - белые и водянистые.
Вечером Попов понял, что на утро он не сможет сделать ни шагу: ступни при каждом движении болели так, как будто с них живьем снимали кожу. Юра опрометчиво решил, что завтра он не побежит на зарядку, а пойдет в медпункт. При этом доложить по инстанции о своем состоянии ему и в голову не пришло.
Во-первых, потому, что в этот вечер никого из сержантов в расположении не оказалось - все куда-то свалили.
Во-вторых, потому что он подозревал, что получит от сержантов отказ, и обвинение в симуляции. Таких - с больными ногами - бойцов было много. (Да почти все). Начальник лагеря уже начал ругаться, что больных стало больше чем здоровых. Решение нашли быстро - больных было предложено считать симулянтами.
Так вот, утром Юра остался в спортзале вместе с нарядом, так как медпункт открывался только с 9 часов, но до него он так и не добрался. Через час прибежал взмыленный Гоша, и, вращая глазами, заорал Попову:
- Ты чего здесь забыл? Там тебя все сержанты уже ищут!!
От такой новости Юру пробил холодный пот, и, совершенно забыв о боли, он почти бегом помчался к столовой.
По прибытии он получил затрещину от замкомвзвода, а сержант - командир взвода, отвел его в сторону, расспросил, и заставил отжиматься. Юра отжался где-то раз сорок, а потом силы у него кончились.
Сержант подозвал замкомвзвода - здоровенного, почти двухметрового пэтэушника - и приказал обратить особое внимание на этого "симулянта".
Так как Попов попал на "карандаш". Пэтэушник вообще счел, что теперь у него развязаны руки. Правда, сначала это никак не проявилось. Юре все-таки разрешили сходить в медпункт, где ему обработали раны мазью, налепили пластырь и обмотали бинтом. Но освобождения от "службы" он не получил. Как и всех, его погнали на оборудование ротного опорного пункта. Почва состояла из сплошной, усохшей в сплошной камень глины, и копать полутораметровые окопы и траншеи оказалось сущей каторгой.
Однако Юре было немного легче, хотя бы в моральном плане - он недальновидно решил, что утренний "косяк" исчерпан. Ох, недальновидно. Дело было не в самом "косяке", а в том, что он "высунулся", чем грубо нарушил вторую из недавно открытых для себя армейских заповедей.
Впрочем, до него пока еще дело не дошло. В этот день нашлось немало других "козлов опущения".
Как нетрудно было догадаться, среди такого большого количества подростков, согнанных на сборы из школ, ПТУ и просто с улицы, оказалось немалое количество жирдяев и доходяг. Остроумные сержанты, разухабившись, как будто им и вправду поручили подготовить будущих десантников, извлекли из этих условий немало полезного и познавательного для всех.
Во-первых, был применен принцип круговой поруки - каждый отвечал за всех, и все за каждого. А потому для накачивания пресса на брусья помещались по пять человек, которые брали друг друга за плечи. Поднимались по команде все вместе. Поэтому четверка, или даже тройка "тянущих" тащила за собой одного или двух "бессильных". Ладно, если это был доходяга - он, хотя бы, не весил много. Если же кому-то доставался толстяк, то пиши пропало.
Юриному однокласснику Вите Пуговицину вообще особенно повезло. Им в "пятерку" достались и жирдяй, и доходяга. В результате три раз подняться им таки удалось, но на четвертый раз не только не поднялись, но вообще упали с брусьев. Причем Витя сломал руку.
Впоследствии Юра довольно сильно завидовал Вите белой завистью. Тот отбыл почти неделю, пострадал, но в последующих грязных событиях не участвовал, оставшись "белым и пушистым" со всех сторон.
Во-вторых - бег. Бежать ровным, строгим прямоугольником никак не получалось. Жирдяи и доходяги начинали отставать, ломать строй, задыхаться, и затем в корчах падать на землю.
Таких случаев, как впоследствии в демократической России, когда школьники умирали от бега прямо на уроке физкультуры, в СССР еще не было, (а если и были, то, разумеется, не афишировались), и сержанты отнеслись к таким ситуациям без милосердия. Доходяг сажали на плечи здоровякам, а жирдяев объявляли ранеными, и тащить их приходилось вчетвером, по очереди, но главное - также бегом. И, к тому же, в противогазах.
После пары дней таких упражнений ночью в спортзале начались "разборки" - "правильные пацаны", били, как нетрудно догадаться, жирдяев и доходяг. Потому что пока "правильным" пацанам доставалось так же, как и всем.
Однако тупое месилово скоро надоело его организаторам. Физкультурные упражнения до изнеможения, типа отжиманий и "электрического стула" скоро наскучили. Наконец-то добрались до главного - до издевательств.
Сначала пару жирдяев загнали на пол, и заставили гавкать. Конечно, многие поржали... Но это было не то.
Нашелся эрудированный пэтэушник, и предложил устроить гладиаторские бои. Толпа встретила эту идею с восторгом.
Жирдяи и доходяги были мобилизованы, получили по паре-тройке поощрительных затрещин, поделены на пары, и отправлены на ристалище.
Юра начал догадываться, что дело "пахнет керосином". Как-то он сразу сообразил, что это все пока для жирдяев и доходяг, а потом круг участников начнут расширять. И иммунитета у него нет.
Что делать - сбежать? Это было не в его правилах. Пока он просто стоял в толпе, стараясь затеряться и не попадаться своему замкомвзводу на глаза, и безумными глазами наблюдал за происходящим.
Два жирдяя топтались друг возле друга по площадке, тяжело дыша, и не решаясь начать бой. Толпа загудела. Два "авторитета" вышли с палками на площадку, и "гладиаторы" получили по почкам. Один из них не выдержал, рванулся вперед, и ударил "оппонента" по лицу. Удар был непрофессиональный, слабый и скользящий, как пощечина, но прозвучал он громко. Соперник покраснел, как помидор, а потом с бычьим ревом кинулся на "обидчика". Бой начался. Удары были частые, беспорядочные, но вскоре пошла кровь. Несмотря на это, никто и не подумал останавливать побоище. Наоборот, толстяков подстегивали, и гнали вперед.
В конце - концов, они по-настоящему рассвирепели, и начали бить друг друга так, как будто действительно хотели убить один другого. Наконец, после очередного пропущенного удара толстяк в майке с надписью "Adidas" на груди зарыдал в голос, и упал. Его товарищ по несчастью ударил того ногой в лицо, и адидасовец завалился.
- Мужчина! - захлопали по плечам победителя "правильные" пацаны. - Хоть и жиртрест, но почти мужчина. Иди, расслабься пока.
Самое, наверное, омерзительное, что издевательство было поставлено на спортивную основу. Какой-то любитель наскоро составил список пар, и по итогам каждого "боя" победители должны были идти дальше.
- Пока не останется последний!
Таким образом, толстяки и доходяги, (они же - "глиста в скафандре"), были поставлены перед тяжелым выбором - или биться, чтобы победить, а потом снова драться с еще более сильным соперником, или быть избитыми, но отдохнуть потом. Но не тут-то было!
Во-первых, толпа зрителей не давала никакой возможности филонить, подгоняя противников ударами палок или ног. А, во-вторых, Костя Новосельцев, (вот никогда бы Юра на него не подумал, что он такой окажется - вроде приятный парень был всегда), предложил, "чтобы духи не расслаблялись", устроить для них "утешительные" бои.
Так впервые прозвучало слово "духи", и, видимо, кто-то намотал себе это на ус.
Куда делись все сержанты , старшины и прочие начальники? Да просто уехали в поселок на самогон и сексуальные утехи. Оставили, конечно, своего собственного "козла отпущения", ну а он, в "лучших" традициях советской армии 70-х - 80-х годов, заперся в своей каморке и смотрел телевизор. Происходящее вокруг его не интересовало. А может, он просто боялся связываться - некоторых из "бойцов" он явно знал еще в "гражданской" жизни, и понимал, что выступить против них, да еще и в одиночку, весьма чревато тяжкими физическими последствиями.
Так Юра намертво запомнил еще один закон - "Каждый за себя - один Бог за всех"!
Битвы "гладиаторов" шли до утра. Никто не спал. Никто и не осмелился бы спать. Это означало выделиться. И если ты не "правильный" пацан, то можно было попасть в "расширенный список" гладиаторов. Это понимали все.
- Шухер! - примчался какой-то пацанчик, поставленный на караул. - Сержанты возвращаются.
Было уже около четырех утра. Светало.
- Все по койкам! - скомандовал Топор - самый "правильный" из всех "правильных". (Он имел кучу приводов в милицию, чудом отвертелся от колонии, но попал на сборы вместе со школьниками - советской власти важна была массовость!). - Если кто дернется или стонать начнет, я потом сам закопаю. Лично!
Толпа рассосалась в мгновение ока. Пять минут, и все лежали так, как будто ночью мирно спали.
Еще два часа - и подъем!
То, что поспать удалось всего два часа, Юра чувствовал очень хорошо. Правда, и всему командованию после не менее бурной, (только гораздо более приятной ночи), было не очень хорошо. Потому на службу они "забили". "Личный состав" разбрелся кто куда. В основном, спали.
Сон этот, как чувствовал Юра, был не к добру. За день "правильные" пацаны набирались сил, чтобы потратить их ночью. А как они собирались их тратить - он уже видел.
Где-то за два дня до окончания сборов, (то ли сами решили, то ли кто убедил), сержанты решили показать всю будущую армейскую жизнь до конца. А именно - самым убедительным образом объяснить, как выглядит "дедовщина", и с чем ее едят. А может, просто решили так пошутить над "духами", да не подумали, чем эта шутка закончится.
Со смехом выбрали они самого дохлого "дохода", объявили его почетным "дедушкой", запретили трогать под страхом расправы.
А затем началось производство "духов" в "черпаки". Для этого принесли табуретку, и сержанты, выбрав замкомвзводов, и некоторых других "правильных пацанов", без особого рвения постучали им по жопе этой табуреткой, и объявили, что теперь они "черпаки". Далее их также быстро произвели в достоинство "дембелей", а затем сержанты, заварившие всю эту кашу, куда-то мирно свалили, предоставив самому личному составу разбираться, кто теперь будет "духом", кто "черпаком", а кто "дембелем".
Юра так потом и не понял, то ли они и правда были наивными чукотскими юношами, что мало похоже на действительность, то ли просто "забили" на все. Последнее скорее соответствовало истине.
Вот тут-то и началось... В "черпаки" принимали далеко не всех.
В рядах "духов" остались все участники "гладиаторских" боев. Но и остальным пришлось туговато. "Дембеля" рассматривали каждую кандидатуру в отдельности, и решали, кто и сколько ударов табуреткой по пятой точке должен получить, чтобы перейти хотя бы в разряд "черпаков".
Впрочем, кто хотел остаться "духом", тот мог ничего и не делать... Но "духом" оставаться не хотел никто.
Дошла очередь и до Юры.
Дембеля скептически осмотрели его, и вдруг один сказал:
- Да это же тот, кто жрать любит! Он из строя сзади выбегал! Еще пендель получил... Э-э-э, чувак... Ты практически "дух".
Сердце у Юры ухнуло вниз. Всего-то раз поддался он стадному чувству, и вот - подставился.
- Тебе надо одиннадцать раз получить, - сказал Паша Молчун. - Или оставайся "духом".
Юра кивнул головой. Молчун взял табуретку, Попов нагнулся, и табуретка с силой ударила его в зад. Ощущение было такое, что позвоночник вылетит наружу через рот.
Юра выдержал только пять таких ударов, а потом отскочил, и закружился на месте от боли.
"Дембеля" заржали. Юра так и не понял, засчитали ему переход в "черпаки" или нет.
Зато как обидно было смотреть, как его одноклассник получил всего один щадящий удар, и с обалденно - обрадованным видом отошел в сторону. Попов подумал, что хотя раньше он почти дружил с этим парнем, теперь между ними пролегла пропасть - он никогда не забудет этой глупой, (а может, и не такой уж глупой), радости на его лице.
Прием окончился. "Дембеля" заменили сержантов, и повели "духов" и "черпаков" на занятия. "Духи" бегали, "черпаки" отжимались и подтягивались. Потом они менялись местами, и все начиналось снова.
Потом занимались строевой подготовкой, проходя парадным маршем перед каждым "дембелем" отдельно.
Это было слегка унизительным, но еще не самым страшным. Самое страшное, как чувствовал Юра, будет вечером и ночью в расположении. Увы, он не ошибся.
Сержанты и все прочее руководство испарилось, - до конца сборов оставалась одна ночь, и они, очевидно, собирались напоследок, как следует оторваться в поселке. Водка, самогон, бабы и прочие прелести. А потом возвращение домой - многим к семьям... И все - с женой не очень-то выпьешь, и к шлюхам не сбегаешь.
А чего? "Дембелей" они назначили, пусть оправдывают доверие, и личный состав в руках держат.
Они и держали.
Было еще светло, когда "первичные дембеля" начали воспроизводить "вторичных". Сами выбирали, кого считали нужным, и "производили". Процедура была простой: один из "первичных" называл фамилию, окосевший от восторга товарищ должен был выйти из строя, встать на табуретку, и громко назвать свои фамилию, имя и отчество. Очень громко - потому что, по правилам, "черпаки" должны были называть "дембелей" только по имени - отчеству. Приказ "дембеля" - закон для "черпака", а "дух" - это даже и не человек.
Тут и началось. Вылетел какой-то окосевший от счастья и наглости "дембель" - казах, позыркал своими узкими глазами по строю, и остановился на Юре.
- Ты! - заорал он, указав на него грязным пальцем. - Ты! Быстро! Принеси мне... (Он забыл, или не мог сообразить, чего хочет). Принеси мне сигареты! Они лежат на моей кровати, под подушкой. Быстро!!!
Неведомая сила подхватила Юру Попова, и бросила выполнять приказ этого тупого, узкоглазого ублюдка, вся сила которого в этот момент был только в том, что он оказался, непонятно по какому праву, частью единой силы, против которой Юра пойти не посмел. Он остро чувствовал, что мир сошел с ума. Что сейчас здесь есть одна сила - это Тьма. И что эти "дембеля" просто слетели с катушек, потеряли вообще представление о реальности, и сейчас любого, кто выступит против, начнут бить, ломать, стирать в порошок, не думая о последствиях, или считая, что могут противостоять всему упорядоченному миру - их же много.
Неожиданно "дембеля" объявили отбой. Все "черпаки" и "духи" тут же попрыгали на раскладушки, и замерли. А потом... А потом Юре очень захотелось убежать куда-нибудь в ближайший лесок, или в степь, или еще куда... Спрятаться, залечь... И это, наверное, было бы самым правильным. Но он был "дисциплинированным" мальчиком. Он не осмелился это сделать. А зря! Ох, зря...
Потом, уже много позже, он считал, что если его предало государство - в лице командиров, (ведь не он сам их себе выбирал), то он этому государству уже ничего не должен. Плевать на него! Выживать надо самому! Любым способом... А потом, спустя еще какое-то время, все-таки решил, что любым способом нельзя. Нельзя! Потому что есть такие способы, от которых всю оставшуюся жизнь будет стыдно...
Его словно что-то толкнуло. Он открыл глаза, и увидел, как через три раскладушки от него, "дембеля", ухватив "черпака" за руки и ноги, потащили его куда-то к выходу. Тот обреченно молчал, потому что еще два "дембеля" держали в руках по дубинке, и им явно не терпелось пустить их в ход.
Юре крайне захотелось залезть под одеяло с головой, уснуть, проснуться, и чтобы все уже кончилось... Но такое только в сказках бывает.
Не прошло и часа, как подошли два пэтэушника, сдернули одеяло, сказали - "Вставай!" - и потянули Попова за собой. Они были так деловиты, так уверены в себе... Юра встал, чувствуя, как в животе все обрывается, и ухает со страшной силой куда-то вниз, и побрел за ними. В голове билось одно - "Это не со мной! Этого не может быть! За что? За каким чертом? Что я им сделал? Почему?".
Они зашли за угол здания, там уже был еще один парень - высокий, нескладный. Из какой-то другой школы. Юра раньше в городе его не встречал. Здесь только в первый раз и увидел.
- Электрический стул! - сказал один из двоих мучителей.
И Юра, и долговязый прекрасно знали, что это такое. Они подошли к стенке, оперлись на нее спинами, и согнули ноги, как будто и правда, сидели на стуле. Это нехитрое упражнение приводило к тому, что через какое-то время ноги так уставали, что начинали ходить ходуном, словно через них действительно пропускали электрический ток.
Для верности истязатели вручили Юре и второму бедолаге в вытянутые руки по школьному стулу: легкому - из алюминия и фанеры. Но вместе с неудобной позой ног это доставляло дополнительные мучения.
Где-то с другого конца этого же здания слышались гогот, крики, треск. Там тоже царило "веселье" - только народу там было явно больше.
Долговязый не выдержал первым. Он закричал: "Я не могу больше!". Бросил стул, и сполз по стенке. Юра стоял.
На долговязом начали отрабатывать удары. Видимо, парни из ПТУ занимались чем-то вроде каратэ, потому что били они с ноги и в грудь, и в голову, и в живот. Долговязый скоро засипел, и отключился, перестав даже дергаться.
- Э-э... - недовольно протянул один из пэтэушников другому. - Ты чего, дурак, перестарался! Убьешь ведь!
- А-а... Херня это все. Ничего нам не будет! Если что, поймаем его еще раз в городе, и точно на перо посадим.
- Эй, ты, Мурзилка! - Внезапно повернулся "отмороженный" к Юре. - Усек? Молчи обо всем, что здесь было. А то мы тебя найдем, и тебе мало не покажется. Понял!!
Юра кивнул головой, и тут же получил ногой в челюсть. Ощущение было такое, что голова лопнула. О повалился на землю, и уже, наверное, получил бы еще один удар куда-нибудь, но тут появились еще двое "отмороженных".
- Кидайте этого урода! - закричали они. - Там Кашалота вафлят! Просто цирк! Пошли быстрее!
Еще один пинок он все-таки получил, но вскользь. Мучители ушли.
Юра поднялся на ноги, они были как ватные. Челюсть горела огнем.
Как оказалось впоследствии, перелома все-таки не было, но недели две ничего жевать он не мог. А родителям сказал, что сорвался с турника. Отец все порывался пойти разобраться с этими организаторами лагеря, но Юра отговорил, убедив, что одноклассники засмеют.
(Потом, несколько лет спустя, эти два друга - мучителя, которых Юра запомнил на всю оставшуюся жизнь намертво, все-таки влипли. И очень крупно. Они изнасиловали - будучи в состоянии полного алкогольного умата - какую-то первую попавшуюся им по дороге девчонку. Но она оказалась, на их несчастье, дочкой замначальника милиции.
Так как они были в таком состоянии, что могли трахнуть даже дерево, то этот факт, который бедная девчонка до самого конца пыталась довести до их мутного сознания, так и не дошел.
Разъяренный отец сумел добиться, чтобы им дали приличные сроки, и, приложив некоторые усилия, сделал так, что на "зоне" их моментально "опетушили". Девочка долго лечилась у психиатра, а крайне злопамятный отец контролировал, чтобы производством сексуальных утех для партнеров два насильника занимались как можно чаще - почти непрерывно. И добился-таки своего. Оба ублюдка повесились).
Кашалота таки завафлили... Чем он так прогневил судьбу, непонятно, но хуже всех весь этот ужас закончился именно для него.
Мама - уборщица, и отчим - алкоголик, в общем-то, надежд на возмездие не оставляли. По большому счету, мальчику надо было бы попасть в "трудные", но... Чтобы быть "трудным", нужно иметь какой-никакой, а характер. У Кашалота такого не оказалось. Бесхарактерный юноша, да еще попал под такой пресс...
На следующий день приехали автобусы, начальник лагеря объявил всем "юнармейцам" благодарность за хорошее проведение сборов, и отчалили по домам.
Только осадок от всего этого остался навсегда. Что-то пропало в отношениях между одноклассниками. Теперь каждый смотрел друг на друга, а про себя думал - "а что ты делал в лагере"? Те, кто попал в "дембеля", уже не могли нормально общаться с теми, кто остался в "черпаках", не говоря уже о "духах".
Девочки почувствовали это очень быстро. Раньше класс был дружным, атмосфера была теплой, веселой.
В десятом классе повеяло холодом. Нет, и улыбки, и шутки были. И веселье было... Но уже не то. Чувствовалась натянутость, напряженность... Недоверие.
Девчонки пытались выяснить причину, но как на стену натолкнулись. "Черпаки" и "духи" не очень-то хотели, чтобы все знали об их "униженном" положении, а вот "дембеля", на удивление мудро, сообразили, что не всем девочкам понравится их "выдающийся" успех. Женское поведение непредсказуемо... Мало ли...
И самое главное - все до одного помнили, что перед окончанием десятого класса военные сборы для старшеклассников обязательны. Чтобы получить хорошую оценку по НВП, сборы нужно было посетить обязательно. А хорошую оценку хотели все.
И что? Весь тот кошмар, который пришлось пережить в последнюю ночь сборов, будет с самой первой ночи? Все именно так и думали. И именно это отравляло всю школьную атмосферу в течение десятого класса. Словно посреди веселого бала зловещий звон старинных готических часов напоминает всем о неминуемой смерти.
Готовится к сборам начали заранее - кто как мог. Кто начал движения в сторону медицины - как бы получить освобождение. Кто подстраиваться под "правильных" пацанов. Кто-то начал ходить на каратэ - благо таких секций в этот год появилось много.
Юру торкнуло немного по-другому. Он смотрел глубже. Он увидел, что такое "дедовщина". И ему пришло в голову, что недельные сборы - это, конечно, страшно. Но намного страшнее - это два года в армии.
И даже не боль и побои его испугали. Хотя и это было очень, реально очень страшно.
Еще хуже было чувство страшного унижения. Никогда до этого Юра Попов не переживал такого чувства.
Унижение и бессильная ненависть. Чувство собственного ничтожества. Причем ничтожества незаслуженного. Когда какой-то ублюдок, тупее, хуже, гаже тебя, может помыкать тобой, и сделать с тобой все, что придет в его отмороженную голову.
Хуже того - таких ублюдков много, и они очень быстро объединяются.
Противостоять им в одиночку - невозможно. Бежать из армии нельзя - это преступление. Терпеть это - не хватит никаких сил. И можно сойти с ума.
Решение пришло. Юра решил нанести "дедовщине" упреждающий удар - стать военным самому. Поступить в военное училище, и стать выше всего этого. Уж на кадровых офицеров-то "дедовщина" точно не распространяется.
Военрук, заполнявший в выпускном классе анкеты, и имевший соответствующее задание от военкомата, пришел в восторг. Он принес список военных училищ, и предложил Юре определиться заранее, куда он собирается поступать. Из всех училищ Попова заинтересовало Ленинградское артиллерийское. В Ленинграде жили дальние родственники отца, у которых они даже как-то, очень давно, были в гостях. Так что можно было рассчитывать хотя бы на несколько дней гостеприимства - в период поступления.
Родители отнеслись к выбору сына спокойно. "Ну, училище - так училище", - сказал отец. "Может, до генерала дослужишься!" - засмеялась мама. Он намекнул им про ленинградских родственников, и они тоже согласились, что на несколько дней на них вполне можно рассчитывать.
Военрук пообещал всевозможную помощь не только со своей стороны, но и со стороны военкомата.
А вот с каратэ все шло много хуже. Тело оказалось негибким, плохо растягивалось, хотя Юра старался.
"Тебе бы на бокс ходить надо!" - скептически кивал головой тренер. Но Юра не соглашался.
Во-первых, зал для занятий был недалеко от дома. А главное, это то, что большинство Юриных одноклассников ходили именно сюда вместе с ним. Кое-кто отсеялся, не выдержал, но остальные добросовестно терпели, и подсчитывали синяки и шишки. Все готовились к предстоящим сборам, и никто не сомневался, что новые сборы будут еще страшнее предыдущих.
Однако все вышло совсем не так. Все-таки это были школьные сборы - не было никаких пэтэушников, никаких "правильных пацанов" с улицы - только школьники. Это, конечно, ситуацию смягчило, но не так уж и сильно. Прошлогодняя зараза дала свои плоды. И среди десятиклассников были "конкретные дембеля".
Так что побоище случилось в первую же ночь. Многие привезли с собой нунчаки, и не преминули пустить их в ход. В этот раз дрались школа на школу. Юра смутно помнил битву. Почти сразу он получил ногой по голове, а потом уже кого-то бил сам, снова получал удары, затем, в конце - концов, вывалил в сторону от боя, и свалился в кусты, где и пролежал почти до рассвета.
И Бог его знает, чем бы все это закончилось, но произошло непредвиденное. Двум новичкам, которые в прошлом году на сборах отсутствовали, так конкретно объяснили разницу между "духами", "черпаками" и "дембелями", что они чухнули в первую же ночь. И вместо того, чтобы помалкивать, сразу рванули в милицию.
Неожиданно быстро среагировала прокуратура - у одного из парней там были родственники. Не такие близкие, чтобы пойти на крайние меры, но и не такие дальние, чтобы не обратить на это внимание.
Парни заложили тех, кто их бил, приехал прокурор, и имел беседу с так называемыми "дембелями". Он популярно объяснил им, что они уже большие мальчики, и получат немаленький срок за свои деяния. И могут считать, что сломали себе жизнь.
"Доносчиков" на сборы, естественно, не вернули - им зачли сборы "автоматом", а вот "дембеля" резко присмирели, и оставшиеся четыре дня прошли тихо.
Юра получил почетную грамоту за отличное несение службы - это порекомендовал военкомат - а потом начались выпускные экзамены, и, собственно говоря, поступление...
******
Нет, характера Юре все-таки не хватало. Не было армейской жилки. Подчиняться он мог легко, физические нагрузки переносил без особого напряжения, техническая часть трудностей не вызывала.
Но вот командовать кем-то... Нет, на это нужны врожденные способности. Зря говорят, что лидерами не рождаются, а становятся. Неправда это. Именно что рождаются. А если нет врожденных способностей - ничто не поможет...
У лидера всегда есть уверенность. Даже если ошибается... Видят, чувствуют, что ошибается, но... Но все равно верят, надеются и слушают. И прощают. Может еще и потому, что настоящий лидер всегда найдет, на кого свалить свою вину.
А вот если подчиненные чувствуют неуверенность... Слабинку чувствуют... То все - сядут на шею, и ножки свесят.
Полковник Баранов часто говорил Попову:
- Не туда, юноша, ты поступил. Ох, не туда. Тебе бы в службу РАВ надо - с техникой возиться поболее, с личным составом - поменее. Тебя же бойцы с говном живьем сожрут. Я даже не представляю, что ты с ними будешь делать.
- Ну что делать, - нагло отвечал Попов. - Буду служить, как смогу. А там видно будет. Увольняться, во всяком случае, я после училища не собираюсь. Я не для того здесь время трачу.
- Упорный, - не понятно, то ли с уважением, то ли с сарказмом, протягивал полковник, - может, что и получится из тебя. Не боги горшки обжигают...
В общем, не все так уж и плохо получилось. Попал Юра в часть под команду своего же выпускника ЛАУ, только учившегося на два года старше. Причем оба друг друга помнили. Игорь Шлейников как раз таки, в отличие от Юры, техническими знаниями не особо блистал, зато характер имел крайне волевой, и с личным составом проблем не имел. Хотя контингент ему достался еще тот - половина славян, половина лиц кавказской национальности. И если со славянами управляться Шлейникову было легко, то с кавказцами были разборки. В конце - концов, статус-кво удалось установить, а дальше все покатилось по накатанной колее.
Юра попал "под крыло" Игоря, и горя не знал. На его долю досталась техническая часть - боеприпасы, вооружения, карты, стрельбы и прочая, а безоговорочное подчинение личного состава обеспечивал командир батареи. Правда, такое безмятежное служебное счастье длилось недолго. Командир бригады решил, спустя год, что такое "санаторное" существование для кадрового офицера, когда в соседнем батальоне загибается под руководством "банды пиджаков" полноценная минометная батарея, недопустимо.
Так, в самое короткое время, недавний новоиспеченный лейтенант стал комбатом - не командиром батальона, конечно, а командиром батареи. Сокращение звучит одинаково...
Попов пришел "на руины". Конечно, подразделение функционировало - караулы и кухню еще никто не отменял, но на счет обучения было глухо. "Пиджаки" сами имели смутное представление о своей боевой специальности - что они могли объяснить личному составу?
Юра вздохнул, и начал анализ обстановки. Что имелось в наличии? С чего нужно было начинать?
Из офицерского состава имелись три "пиджака" - два старших лейтенанта, один - лейтенант. Оба старлея служили последние месяцы своего двухгодичного срока, и уже практически считали дни. Рассчитывать на них было сложно. Правда, один был из местных - а это позволяло в какой-то степени решать вопросы с кавказской частью личного состава, а второй - огромный как шкаф, и пудовыми кулаками. Это неплохо воздействовало на славянскую половину батареи.
Попов обнаружил в оружейке несколько не разобранных 82-мм минометов, ДАК, "сачок", две буссоли, ПУО... Все было новое, почти в смазке - очевидно, что никто к ним не прикладывался.
"Надо проводить занятия", - подумал Юра, - "все под рукой. А потом и на стрельбы, Бог даст, съездим... Плохо, конечно, что "пиджаки" ничего не делали, но, по крайней мере, ничего не испортили!".
Попов с горечью подумал о машинах. "Шишиги" хранились в боксах, в парке, и хотя числились под охраной караула, многие запчасти с них - наиболее ценные - были украдены. Из трех машин едва можно было бы собрать одну, годную для передвижения.
- В общем, принимай технику как есть, - сказал командир батальона, - а с "пиджаками" я поговорю. Им скоро увольняться... Но уволиться им будет нелегко, пока технику не восстановят. Пусть деньги собирают, покупают отсутствующее... А ты запчасти ценные, мой тебе совет, в парке не храни. Держи здесь - в казарме в каптерке у старшины. Старшина у вас хороший - ничего не уйдет отсюда. Лучше пусть водители перед выездом помучаются, поставят все, что надо - заодно и практику пройдут, а у тебя имущество все в порядке будет. В парке там проходной двор - прапоры наши собственные и тырят ценности. Как еще до боеприпасов не добрались, интересно?
"Пиджаки" покряхтели, конечно, но деньги собрали. После длительного разговора с командиром батальона.
Юра взял с собой на авторынок зампотеха, и под его чутким руководством практически сразу купил все, что ему было нужно.
- Наверное, наши же запчасти и покупаем, - грустно пошутил зампотех. - При коммунистах за такие дела у нас полчасти расстреляли бы. А сейчас все можно. Власти нормальной нет, порядка нет, никто государство не боится. Бандитов боятся. Смута, короче. Смутное время.
Старшина, конечно, в восторг не пришел. Попову пришлось проставиться - четыре бутылки водки, и две большие жареные курицы. После этого старшина записал все, что получил, прикрепил к каждой детали маленькую липкую бумагу с номером, и разложил по свободным полкам.
Другой проблемой стала сама канцелярия. Помещение было невероятно задрипанным. Нужно было менять полы, клеить обои, заменить стекло в окнах... Сама казарма была еще в относительно неплохом состоянии - старшина постарался. А вот канцелярию он делать отказался категорически - "Это забота командира батареи" - сказал. "Будет нормальный командир - сделает под себя".
Теперь, действительно, нужно было делать "под себя".
В личном составе оказались и плотник, и отделочник. Единственная, но, пожалуй, основная сложность состояла в том, что ба этих ценнейших кадра пребывали в непрерывной командировке - где-то что-то строили и отделывали. Иногда их отлавливал старшина. Самому Юре увидеть этих двух бойцов не удавалось. Он было рыпнулся к командиру батальона, но был мгновенно осажен.
"Эти в распоряжение комбрига отданы. Бесполезно дергаться. Воспитывай кадры в собственном коллективе", - сказал комбат. - "Главнейшую заповедь помнишь? Не можешь - научим, не хочешь - заставим".
Заставлять надо было еще много. Учебно-материальная база отсутствовала в принципе. "Пиджаки" даже не знали, что это такое. Как, собственно говоря, что такое батарейная документация. Из всего, что было нужно, присутствовала только штатка. Да и та - оформлена кое-как. Хорошо, что хоть у старшины с бумагами было все в ажуре.
Отъевшийся не по-детски каптерщик Салтыков все распоряжения старшины выполнял особо добросовестно, ибо и жизнь каптерная его вполне устраивала, да и бит сильно за провинности был он пару раз, что, видимо, запомнил надолго.
С расписанием занятий было полная "задница". Роль писаря в роте исполнял какой-то бедолага, не освобожденный от исполнения ни одной из остальных своих обязанностей. В результате его тащили, буквально рвали на части все, кому он был нужен. Из столового наряда забирали в канцелярию писать расписание, из каптерки тащили с матюками обратно в столовую...
Эту проблему Попов решил мгновенно. Сходил в штаб, поговорил с начальником, и убедил его, что так дальше жить нельзя. Акимов был сообразительным капитаном - по крайней мере, в том смысле, что прислушивался к голосу разума. Итогом переговоров стала новая система, при которой в штаб добавился еще один боец, и штабные "голованы" начали методично писать расписания для всего батальона. Одному из "пиджаков" требовалось только зайти в штаб и забрать готовое расписание, чтобы повесить его в казарме.
Пользуясь расположением своего бывшего командира батареи, Попов через третьи руки достал два пустых ящика из-под артиллерийских снарядов, и один - из-под мин. Это была основа для учебно-материальной базы. А теперь нужны были флажки, картон и пластик для схем, материал для нарукавных повязок...
Да, честно говоря, все было решаемо. И "пиджаки" не такие уж тупые и ленивые - они и рады были бы соответствовать своим должностям, только не знали - как? И деньги были, чтобы купить обои, ДСП, картон и прочий нужный материал. Не так уж и много денег на это требовалось.
Не было главного - личного состава. Вот это была настоящая проблема. Батарея была и по форме не укомплектована, а уж по сути... Просто плач иерихонский и скрежет зубовный.
