Из окна пронзительно дуло. На стекло бросало капли дождя, они медленно стекали вниз, оставляя извилистые дорожки. Маркин бросал на них короткий взгляд, потом снова переводил глаза на унылый урбанистический пейзаж огромного города.
"И это Нью-Йорк!?" - Алексей зябко передёрнул плечами и горько усмехнулся. - "Это столица мира, как здесь любят говорить?".
Да, Америка чувствовалась. Но это были вовсе не небоскребы Манхэттена, которые намертво ассоциируются со Штатами. Со своего седьмого этажа Маркин отлично видел внутренние бэкграунды, (а по русски говоря -- задние дворики), близлежащих коттеджей, темные скелеты мартовских деревьев, и длинные ряды тянущихся вдаль пяти и семиэтажных кондоминиумов одинакового светло-коричневого цвета.
--
Ненавижу март, особенно здесь -- в Нью-Йорке, - прошептал Алексей.
Изнуряющий штормовой ветер терзал город уже около недели. Ближе к земле было потише, но здесь -- на верху -- казалось, окно с трудом выдерживает напор воздуха. Порывы ветра, леденящий сквозняк, низкое темное небо навевали такую тоску, что Маркин скрипел зубами.
"Я живу на Брайтон-Бич! Я люблю капусту стричь! Я живу в Америке!!!".
Конечно, это не Брайтон-Бич... Хотя... Если бы можно было снять квартиру в тех домах, что так красиво смотрятся со стороны пляжа... Хоть бы был вид на море. Пусть шторм, но зато запах йода и легкий привкус соленой морской воды в воздухе...
Не по карману...
Как же ты дошел до жизни такой, старший лейтенант Максимов?
Глава 1.
Однокомнатная квартира на тихой зеленой улице в сонном ростовском районе была обставлена довольно добротно, но не вызывающе.
Стиральная машина -- автомат, газовая колонка, большой двухкамерный холодильник, плазменная панель на стене, музыкальный центр, мягкий раскладной диван и Интернет -- что еще нужно молодому холостому мужчине, который сегодня не знает, где будет жить завтра? Не гостиница, и то уже хорошо.
В последние месяцы Маркин конкретно подсел на компьютерные игры. Очень было жалко, что нельзя купить стационарный компьютер с большим экраном. При переезде пришлось бы бросить. Приходилось обходиться ноутбуками. Но здесь Алексей мог позволить себе не ограничиваться в цене. Он внимательно просматривал все новинки, и если возникало что-то существенно более мощное, чем было у него сейчас, старый ноутбук немедленно сдавался в комиссионку, и приобреталась новая модель.
Увы, но ресурсы, которых требовали новые игрушки постоянно опережали рост возможностей ноутбуков. Это Алексея весьма огорчало.
Последний месяц работы не было совсем, и частично от безделья, а частично от искреннего увлечения, Маркин просиживал за компом ночи напролет, сотнями изводя разную нечисть в катакомбах, заброшенных космических станциях, и прочих труднодоступных местах.
Утром Алексей подолгу лежал в постели, бессмысленно созерцая потолок, иногда переводя взгляд в окно на небо. Погода стояла жаркая, две недели не было ни капли дождя, и ни одно облачко не портило бездонную голубизну.
Часов в одиннадцать Маркин завтракал, разогревая в микроволновке еду, приобретенную в ближайшей кулинарии, а с двенадцати до трёх у него был абонемент в дорогом спортивном комплексе -- терять форму он не имел права. Во-первых, это не понравилось бы начальству, во-вторых, от силы тела прямо зависела его собственная жизнь, потому излишняя лень была непозволительной роскошью.
С четырёх до шести -- стрелковый клуб.
Для всех окружающих Леша Маркин был журналистом -- фрилансером, пишущим на спортивные темы, и масса свободного времени для спортивных увлечений совершенно никого не удивляла. А когда Леша исчезал на несколько дней, всегда мог сказать, что ездил на встречу с перспективным заказчиком материала.
Ну а на то, что его исчезновения почти всегда совпадали с какими-нибудь не рядовыми событиями, попадающими в криминальные сводки и даже не телевидение, вообще ничего не значило: юг России никогда не был особо спокоен, а с начала девяностых просто изобиловал похищениями, грабежами и убийствами. Здесь постоянно случалось что-то криминальное. За всеми не уследишь.
Так что с этой стороны Лёша Маркин и его кураторы были совершенно спокойны.
А вот Лёшина деловая репутация в глазах Владимира Ивановича всё росла и росла.
После той печальной Крымской истории стал Маркин очень -- очень спокойный и хладнокровный. Настолько хладнокровный, что ни испугать, ни смутить его ничем было нельзя. Потому за последний год -- ни одной осечки.
Разработкой заданий сам он больше не занимался. Все, что от него требовалось -- незаметно добраться до огневой позиции, точно выстрелить, быстро и скрытно уйти.
Если бы Алексею можно было бы на прикладе делать зарубки, то штук пять -- шесть таких у него уже было бы точно. Но ни зарубок делать, ни дневники вести, ни даже крестики на календарике зачеркивать Владимир Иванович ему настоятельно не советовал.
Хотя что тут такого? Но все равно -- не рекомендовал.
И если бы не виртуальная реальность, то, наверное, сошел бы Леша Маркин, он же -- Олег Максимов, (где-то там, далеко -- в прошлой жизни), от такой безысходности с ума. Если нет надежды на что-то лучшее -- зачем жить?
Что будет после того, как и это увлечение пройдет, он пока не думал.
А зачем? Давайте решать проблемы по мере их возникновения. Хорошо?
Глава 2.
--
Боже, Царя храни!
Звуковой сигнал своего мобильного Алексей услышал сквозь сон. Это было необычно. Никто из редких ростовских знакомых так рано звонить ему не мог. Наверняка, из Конторы. Это было неприятно; это означало новое задание, необходимость что-то решать, напрягаться...
Да, он угадал. Но то, что позвонит сам Владимир Иванович, Маркин никак не ожидал.
- Давно тебя не видел, - весело сообщил до боли знакомый голос из телефона. - Ты, надеюсь, свободен?
Вопрос был, похоже, риторический. Но могло быть и так, что Владимир Иванович действительно не знает -- один Алексей или нет? Вдруг женщину какую завел?
Конечно, о сложных отношениях Маркина с противоположным полом шеф был в курсе, ему, как говорится, по должности положено, но мало ли... Время лечит, возраст у Алексея самый что ни на есть цветущий. Да и естественные потребности никто не отменял, опять же.
--
Свободен, - ответил Алексей.
Всю утреннюю сонливость как рукой сняло. Если приехал куратор, значит, что-то действительно очень серьезное. Напрягаться придётся не по-детски.
--
Я буду у тебя через десять минут.
Собеседник отключился.
Маркин в темпе солдатской побудки поднялся, оделся, убрал кровать, и даже успел почистить зубы, чего обычно по утрам вообще не делал. В домофон позвонили.
Даже не спрашивая, кто там, Алексей нажал на кнопку, разблокировав дверь подъезда, и остался стоять у дверей. Через пару минут звонок проиграл задорную трель. Маркин открыл дверь, и посторонился, пропуская гостя.
--
Привет! - просто сказал Владимир Иванович, пожал руку, и без приглашения прошел в комнату. Алексей двинулся за ним, намереваясь предложить начальству место на диване в зале. Но куратор осмотрелся по сторонам, задержав взгляд на телевизоре, и предложил перейти на кухню.
--
У тебя там, надеюсь, прибрано?
--
А как же, - ответил Алексей, - строгий армейский порядок. У меня все по линеечке.
--
Это хорошо. Это я люблю... Кофейком не угостишь?
--
Разумеется, всегда есть, я знаете ли, кофе очень люблю, даже на ночь. Но только растворимый, у меня кофеварки нет, извините.
--
Брось, я не привередливый.
Кухня все же была не самая большая, и Владимиру Ивановичу пришлось напрячься, протискиваясь за стол, стоявший прямо под окном. Пока Маркин готовил кофе со сливками, куратор рассматривал кухню. Однако, не дожидаясь, когда Алексей закончит готовить кофе, куратор задал вопрос.
--
Как у тебя с английским?
Вопрос можно было, конечно, назвать неожиданным, но Алексей давным-давно привык ничему в этом мире не удивляться. Если спрашивают, значит, нужно, поэтому отвечать следует строго, точно и максимально подробно.
--
Читаю хорошо, могу произнести небольшую речь, особенно если есть какое-то время для подготовки, но на слух речь воспринимаю очень плохо. Много слов не слышу, или не успеваю осознать предложение в целом. Преподаватель говорил, что нужна непрерывная практика, а вы же сами знаете, что на это нет ни времени, ни возможности.
Маркин хотел добавить - "И смысла", но предусмотрительно оборвал себя.
Владимир Иванович молчал. Угадал, что ли? Маркин помедлил, и добавил:
--
Честно говоря, я давно не занимался.
Куратор закивал головой, как будто всё то, что сказал ему подопечный он уже знал, и только что получил подтверждение своей информации.
--
С этого дня, - веско сказал он, - начинай усиленно заниматься. Преподавателя у тебя не будет. Да он тебе и не нужен уже -- ты не маленький.
Он вытащил из кейса небольшую брошюру.
--
Вот тебе инструкция по самостоятельным занятиям. Все, что нужно -- время и упорство. Учти, что с английским тебе придется жить.
--
В смысле?
Владимир Иванович позволил себе тонко улыбнуться.
--
Ты, Алексей, уезжаешь в Штаты... "Белой акации цвет эмиграции", - пропел он последнее предложение.
Несмотря на то, что, по идее, Маркин должен был отучиться удивляться, он всё-таки удивился. Лицо его выразило недоумение. Алексей открыл было рот, чтобы сказать что-то умное, но не нашёлся, и промолчал.
Куратор, внимательно наблюдавший за его эмоциями, счел произведенный эффект вполне достаточным.
--
Ты выиграл гринкарту, - сказал он. - Теперь ты для нас потенциальный Штирлиц... Кстати, Штирлиц, вы не забыли про кофе?
Тут Маркин спохватился, и обнаружил, что стоит с чайной ложкой в одной руке, и с сахарницей в другой. Он долил сливки, и поставил тонкие белые чашки на стол.
Куратор взял свою чашечку, вдохнул аромат, зажмурился, и, слегка причмокивая, отпил.
--
Есть ещё одна новость, - сказал он.
Маркин вопросительно приподнял бровь.
--
Сейчас ты узнаешь о себе много нового и интересного.
Даже если это была шутка, ничего особенно хорошего она не предвещала. В их Конторе и шутки зачастую были жестокие и невеселые. Какая жизнь -- такие и шутки.
--
Должен тебя уведомить, - подмигнул Владимир Иванович, - что теперь ты почтенный отец семейства. У тебя есть жена и дочь.
Алексей был готов, конечно, ко многому, но это известие его удивило даже больше, чем новость о предстоящей перемене места жительства. Он засмеялся.
--
Это что ещё за новости?
--
Все очень просто, Лёша, - начал объяснять происходящее Владимир Иванович, - ты выиграл гринкарту совершенно законно. Мы практически на всех наших сотрудников подаем документы на розыгрыш. Хочется, знаешь ли, иметь абсолютно чистый вариант.
--
Есть грязные?
--
Всегда всё есть, но зачем умножать сущности без необходимости? Так вот, в то время, когда мы подавали документы на тебя, Россия не имела права играть.
--
Почему?
--
По американским правилам, если количество выигравших из какой-либо страны превышает определенный лимит, то эта страна из розыгрыша временно исключается. Но есть одна деталь... Лазейка. Играть можно, если у тебя есть супруг или супруга из той страны, которая до розыгрыша допущена. Вот и пришлось тебе найти супругу за рубежом.
Владимир Иванович рассказывал, не забывая прихлебывать кофе, и теперь с видимым сожалением отставил чашку в сторону.
Маркин вопросительно взглянул на него, но куратор отрицательно покачал головой.
--
Выбор был простой -- или Украина, или Белоруссия. Учитывая твои непростые отношения с хохлушками...
На лице Алексея не дернулся ни один мускул. Владимир Иванович удовлетворенно кивнул.
--
Так вот, осталась только Беларусь. Так что твоя "супруга" оттуда.
Куратор поднялся, сходил в коридор за своим кейсом, вернулся, снова присел на стул, и достал небольшую картонную папку голубого цвета с белой полосой.
--
Вот ее фото.
Алексей взял папку в руки, раскрыл. На него с фотографии формата А4 взглянуло сдержанное, слегка напряженное, но приятное лицо довольно молодой женщины.
--
Смотри, смотри -- запоминай, - сказал Владимир Иванович, который уже делал себе кофе самостоятельно.
Темноволосая, губы тонкие, глаза серые. Ровный, аккуратный носик. Румянец. Тонкая шея. Лицо молодое, но взгляд не детский, не доверчивый. Видавший виды взгляд.
--
Её зовут Оля. Ольга Сергеевна Богуцкая. А дочь -- Катя... Ладно. Она сама тебе о себе расскажет то, что сочтет нужным. Как и ты ей. А сейчас некогда. В общем, давай, собирай вещички, и поезжай в Минск.
--
В Минск?
--
Да, знакомиться со своей женой. Оформлять визу будешь в Москве. Но туда вместе будете ездить -- ты, жена и ребёнок. Визу будешь получать лично, на общих основаниях -- всё сам, через ту контору, где ты якобы "играл". Придется тебе напрячься, конечно, но зато нигде не будет ни одной зацепки на нас... Да, в Минск поезжай не через Москву. Вообще, тебе там поменьше нужно околачиваться. Мы вообще хотели сначала тебя через Варшаву прогнать, но там геморроя ещё больше. Пришлось остановится на Москве, как на меньшем из зол... Поедешь через Волгоград. Вечером сядешь на поезд до Волгограда, а потом купишь билет до Минска. Поезд идет почти двое суток, зато контроля там практически никакого. Приедешь в Минск, возьмешь такси, поедешь на улицу Кольцова. Вот адрес. Там есть твоё фото, тебя там будут ждать.
Глава 3.
Волгоградский вокзал впечатления на Алексея не произвел. Хорошо ещё, что не нужно было таскаться по кассам. Все нужные билеты он смог купить в Ростове.
Маркин хотел было съездить на Мамаев Курган, но, посмотрев на часы, понял, что не успевает. Максимум, на что хватило времени -- это сходить на волжскую набережную.
Алексей посидел на скамейке около фонтана, попил газированной воды, посмотрел на праздношатающуюся публику, и отправился обратно на вокзал.
Было необыкновенно жарко, газировка выходила потом, и рубашка под мышками стала мокрой. Асфальт обжигал пятки даже через подошвы легких летних туфель.
"Если в вагоне нет кондиционера", - подумал Алексей, - "мне будет туго. Но откуда в этом рядовом поезде быть кондиционеру? А чем в поезде заняться? Да еще двое суток?".
По дороге, к счастью, попался большой книжный магазин. Маркин взглянул на часы, пара десятков минут у него еще оставалась. Не теряя времени, Алексей забежал в магазин, и купил первые две попавшиеся книги, лежавшие на полке с названием "Бестселлеры".
Он торопился, и выбор оказался несколько странным даже для него самого -- Пелевин и Донцова.
Уже нервничая, Алексей почти бегом промчался в автоматическую камеру хранения, вытащил свою большую спортивную сумку, и, не теряя времени, отправился к поезду.
Впрочем, все было проще - состав стоял на первом пути. Так что выйдя из дверей вокзала на перрон, Маркин оказался практически перед своим вагоном. До отправления оставалось еще пять минут.
--
Что же вы так запаздываете? - неожиданно добродушно проворчала дородная проводница с непривычным красно-зеленым бейджиком.
- Виноват, - Маркин улыбнулся в ответ. - Слегка не рассчитал. Город незнакомый.
--
Ясно, - проводница изучила билет. - Семнадцатое место. Нижняя полка. Проходите.
Толкая сумку впереди себя коленом, Алексей побрел к своему купе. Дверь была открыта. Когда он появился в дверях, на него уставились сразу три пары глаз -- мужчины, женщины и маленькой девочки лет четырех-пяти.
Маркин неловко кивнул головой, и поздоровался. Ему нестройно ответили.
--
Извините, - сразу сказал толстяк средних лет в тонких очках без оправы, - у нас много вещей, и все места под нижними полками мы уже заняли...
Было заметно, что они слегка обескуражены. Очевидно, надеялись, что попутчиков не будет.
--
Ничего страшного, - беззлобно ответил Алексей, сам несколько смущенный ими обстоятельствами, - я заброшу свой баул наверх, туда где лежат одеяла.
Маркин освободился от сумки, и присел в уголке, потому что его законное место у окна успела занять маленькая девочка. Не прогонять же ребенка! Воцарилось неловкое молчание. В этот момент поезд со скрежетом дернулся, и медленно поплыл. Путешествие началось.
Воспользовавшись этим моментом, Маркин покинул свой уголок, вышел в коридор и уставился в окно. Семья осталась в купе. Алексей знал, что им нужно некоторое время, чтобы свыкнуться с мыслью о присутствии в одном с ними жизненном пространстве постороннего человека. Причём почти двое суток, а ведь это солидный срок.
Когда за окном потянулись дачные поселки, Маркин услышал за спиной громкий шелест развязываемых пакетов, стук столовой посуды и почувствовал запах мяса. Алексей вернулся в купе.
--
Не желаете? - спросила его женщина.
Это была блондинка, выше среднего роста, с умными серыми глазами и высокой грудью.
- "Симпатичная", - автоматически отметил про себя Алексей. - "Она явно много моложе мужа".
--
Нет, спасибо, - ответил он вслух. - Я не хочу.
--
А зря, - встрял толстячок. - В этом поезде вагона-ресторана нет.
Вот это уже была новость, и новость неприятная. Маркин оторопел, но семья уже не обратила на это внимание, уписывая за обе щеки жареную курицу. Только девочка бросала на попутчика любопытные и лукавые взгляды. Была она беленькая, худенькая и невероятно подвижная. У неё постоянно что-то двигалось.
--
Ну, тогда, может быть это? - толстячок достал откуда-то из-под себя пляжку коньяка с двуглавым орлом. - Путь дальний, всё веселее будет в дороге. Вы как?
Алексей подумал недолго, и махнул рукой:
--
Не откажусь.
Толстячок покопался в пакетах у себя под ногами, достал еще один одноразовый стаканчик, наполнил до половины.
--
Ну, за знакомство.
Представились. Толстячка звали Вадимом, его жену -- Наташей, а девочку -- Леной.
К третьей порции коньяка Маркин в самых общих чертах уже знал, что семейство отдыхало на юге у родственников жены, где-то недалеко от реки Медведицы; Вадим работал в Минске в Приорбанке начальником отдела; супруга -- товароведом в магазине где-то в районе Немиги; Лена, как она сказала - без особого удовольствия, посещала детский сад.
Были они все очень доброжелательные, веселые, но слегка суетливые -- особенно глава семейства -- люди.
Лена весьма скоро примостилась к Алексею на колени, и начала задавать вопросы.
--
А вы кем работаете? - спросила она, жмурясь.
--
Я?
На доли секунда Алексей растерялся. Он как-то излишне расслабился, и теперь не мог сообразить, что же ему сказать. Потом вспомнил, и мысленно постучал себя по голове.
--
Я свободный журналист.
--
О! - воскликнул Вадим. - А простите, на чем специализируетесь?
--
Криминальные хроники, - соврал Алексей.
Он ответил слегка суховато, надеясь, что это охладит пыл к дальнейшим расспросам. Но ошибся. Наташа, наоборот, уважительно кивнула головой, и сказала:
--
Это, наверное, очень интересно?
--
Да не то чтобы...
--
И, скорее всего, опасно, да?
Алексей выпятил нижнюю губу в раздумье, но приятная доверительная хмельная атмосфера не располагала к подозрительности.
--
Разное бывает. Вот когда, например, я работал в Ростове...
Маркин начал рассказывать, какие мерзавцы водятся на белом свете, и как иногда им приходится отвечать за свои поступки. Причем не в суде, а перед какими-то непонятными и неизвестными никому людьми. И что ни охрана, ни бронированные автомобили, ни дом в виде крепости -- ничто не может спасти негодяя от заслуженного возмездия, если его захотят покарать высшие силы.
Вадим внимательно слушал, но на последнее утверждение ответил скептически:
--
Думаете, Бог их карает? Что-то я сильно сомневаюсь...
--
Может быть, и Бог. А может быть, есть и какие-то другие силы. Я рассказываю только то, что видел и слышал. А трактовка -- это уж кому как.
Разговор как-то сам собой затих. Алексей, расчувствовавшись, предложил им свою нижнюю полку.
--
У меня и вещей-то особо нет, и места много не надо.
Явно обрадованный папаша налил ещё, они снова вздрогнули, но совместно решили пока на этом и остановиться.
Лена отправилась на верхнюю полку раскрашивать книжку, но скоро затихла, толстяк и его жена надумали подремать, а Алексей вышел с книгой в коридор. Начал он с Донцовой. Оказалось, для поезда это как раз то, что надо. Не сильно скучно, можно просто поржать над автором, и после прочтения с легкой душой можно выбросить книгу в в мусорку. Думать всё равно не хотелось, и серьёзную литературу Маркин сейчас не осилил бы.
Спустя час семейство зашевелилось. Сначала глаза распахнула Лена. Она лежала молча, но её ноги уже начали какой-то невероятный танец. Почувствовав это неким шестым чувством, глаза открыла мать и посмотрела на часы.
--
Вадим, вставай. Скоро Саратов.
--
Долго мы будем стоять в Саратове? - спросил Алексей.
--
Минут сорок. Не меньше -- это точно.
Маркин подумал, что в таком случае ему нужно пойти и затариться хоть какой-то приемлемой пищей. Можно, конечно, было бы купить "бомж-пакеты" у проводницы, но на чипсах, шоколадках и одноразовой лапше долго не протянешь. А Алексей должен был заботиться о своем здоровье: его организм, как считало начальство, был рабочей машиной Конторы, и он обязан был поддерживать её в работоспособном состоянии, для чего ему ежемесячно перечисляли вполне достаточные для этого суммы.
Когда поезд остановился, Маркин, не теряя времени, отправился в город. Он прошел по подземному переходу, вышел на привокзальную площадь, и осмотрелся. Торговых точек было много, но особого доверия они почему-то не внушали. Тем не менее, надо было что-то купить: следующая большая остановка, насколько он знал, намечалась не скоро, и к тому же, ночью.
На пару секунд в голове мелькнула мысль углубиться в город, чтобы добраться до обычного магазина, предназначенного для местных, а не для проезжающих, но посмотрев на большие привокзальные часы, Алексей передумал. Выбрав наугад один из павильонов, Маркин купил бутылку кефира, упаковку сока, набор мясной нарезки, и маленький ржаной хлебец. На ужин этого вполне хватало, а утром он рассчитывал затариться на какой-нибудь очередной остановке. Таковых -- судя по расписанию -- была масса. Теперь Маркин хорошо понимал, почему этот чудо-поезд шёл до Минска почти двое суток -- он кланялся любой более -- менее крупной станции, а часть пути вообще двигался в обратную сторону от конечной цели.
Когда Алексей вернулся в купе, в нем почему-то был только один Вадим.
--
А мои пошли погулять, - сказал он, даже не дожидаясь вопроса. - Ещё минут пятнадцать у нас есть.
--
Я тогда поем, с вашего разрешения?
--
Да, конечно!
Вадим торопливо расчистил стол, и Маркин присел около столика. Ел он быстро, не отвлекаясь, и не смакуя. И закончил "приём пищи" буквально за несколько секунд до того, как в купе ворвалась Лена, за которой еле-еле успевала запыхавшаяся мать.
Девочка надула губки, но Алексей, и правда, слегка осоловел. Саратовский кефир болтался в желудке. Одним легким движением Маркин закинул свое тело на верхнюю полку, но успел заметить восхищенный женский взгляд.
Впрочем, это его совсем не обрадовало. Наоборот, он поставил себя на место Вадима, и подумал о Наташе даже с некоторой неприязнью. Потом он разозлился на самого себя. Сколько не учил его Владимир Иванович навыкам становится практически незаметным, "человеком без лица", выходящим из ниоткуда и уходящим в никуда, всё равно Алексей, сам того не желая, постоянно привлекал к себе внимание.
Вот сейчас он вызвал восхищение у Наташи, но, вполне возможно, возбудил враждебность к себе у её мужа. А ему это совсем не нужно. Это крошечный, но след. А следы оставлять не стоит. Даже там, где их, как кажется, никто не в состоянии найти...
Забравшись на верхнюю полку, Алексей сначала задремал, а потом и по-настоящему уснул. Очнулся он, когда в купе уже было темно, а по потолку прыгали полоски света.
Семейство мирно дремало. И Вадим и Наташа похрапывали, но как-то не раздражающе, а тихо и уютно. Лена смеялась чему-то во сне.
"Странно", - подумал Маркин. - "Скоро у меня самого будет семья. Эрзац, конечно, но все-таки... Папа, мама и дочка".
Потом его мысли плавно перетекли на предстоящую эмиграцию. "Гуд бай, Америка, о-о-о! В которой я не буду никогда... Вот интересно, а когда Бутусов сочинял эту песню, он и правда думал, что никогда в Америке не побывает? Наверняка же сейчас уже побывал. И смотри, даже не один раз. Что он сейчас думает по этому поводу? Стали ли ему малы его тесные джинсы? Или он новые в Штатах прикупил?".
Внезапно спать в одежде показалось глупым и неудобным. Маркин бесшумно покинул купе, сходил в туалет, постоял в тамбуре. Ночь мчалась мимо пролетающими перед глазами далекими огнями. Страшно потянуло домой -- как не вытравливал он в себе это горькое чувство, ничего не получалось.
Он закрыл глаза. Нужно было честно признаться себе -- его тянуло домой не в настоящее; он хотел вернуться в прошлое. Вернуться, например, в десятый класс, не пойти в училище, выбрать гражданский вуз. И не было бы ничего этого. Жил бы обычной жизнью, родителей бы видел, когда пожелает. Ничего и никого не боялся.
Хотел стране послужить, мир посмотреть, себя показать... Послужил? Посмотрел? Показал?
Внезапно Алексей спохватился, и прикусил губу. Что-то он совсем раскис. Надо собраться. В конце -- концов, ничего еще не потеряно. Надо ещё посмотреть, как там оно -- в Штатах-то? Может быть, и с родителями когда-нибудь доведется увидеться? Узнают ли они его -- вот вопрос... А вот если его схватят, или пристрелят, то тогда все. Конец.
Глава 4.
И хотя Маркин проснулся раньше всех, торопиться спускаться с полки он не стал. Просто лежал и смотрел в потолок, ощущая, как попутчики просыпаются, ворчат, беззлобно переругиваются, и занимаются своими обычными утренними делами.
Скоро в купе заглянула добрая проводница.
--
Кому кофе? Или чай?
Вадим громко отказался, и проводница уже было повернулась, но тут Алексей сообразил, что ему-то как раз пить сейчас будет нечего, а промочить горло хотелось.
--
Мне кофе, - торопливо сказал он. - Два стакана.
--
Хорошо, сейчас будет.
Проводница закрыла дверь в купе.
--
Вы уже не спите? - спросила Наташа. - Это мы, наверное, вас разбудили? Извините.
--
Да нет, - ответил Маркин, спускаясь вниз. - Я раньше вас проснулся. Просто вставать было лень. Весь день впереди -- куда торопиться-то?
--
Всё-равно -- это здорово, - включился в разговор отец семейства. - Ещё один день, одна ночь, и мы, наконец-то, будем в Минске!
Он даже закатил глаза, демонстрируя, как он жаждет этого момента.
--
Что, - улыбнулся Алексей, - так не понравилось в Волгограде?
--
Ну, мы-то, собственно говоря, в самом Волгограде были-то всего пару раз за это время. Ничего особенного. Как всегда -- Мамаев Курган, набережная, Панорама. А так всё время отпуска провели в райцентре.
--
Так всё-таки не понравилось? - снова уточнил Маркин.
Вадим посмотрел на Алексея настороженно:
--
А вы как критику воспринимаете?
--
Я? Очень даже нормально воспринимаю. Я же журналист. Мне к критике не привыкать.
--
Это хорошо, - ответил Вадим. - Тогда сами посмотрите.
Они как раз проезжали мимо какого-то богом забытого полустанка. Длинное, бывшее когда-то светло-коричневым, здание с облупленными стенами, и местами обвалившейся штукатуркой, с заросшей лишайником крышей, тусклыми окнами и покосившимся забором производило тягостное впечатление. Однако крышу гордо украшала "триколоровская" спутниковая тарелка.
--
Вот видите, - показал Вадим, - вы не обижайтесь, но лично мне Россия напоминает вот это сооружение. Все прогнило, но сверху прилеплен архисовременный дивайс.
Маркин усмехнулся. Сравнение было довольно остроумным.
--
А что, у вас в Белоруссии лучше?
Толстячок поморщился.
--
Белоруссия -- это слово советское. Неправильное. Наша страна называется Беларусь. И таки да -- мы, в целом, при несопоставимости наших ресурсов с вашими, живем лучше.
--
Хватит тебе, - вмешалась в разговор Наташа, - все лето с родственниками спорил, чуть не поругался, и никак не успокоится.
--
Да нет, отчего же? - возразил Маркин. - Мне лично очень интересно. Тем более, что еду я в Минск первый раз в жизни, да и за разговором время проходит гораздо быстрее. Бывает, берёшь интервью, увлечёшься, смотришь -- а пары часов как ни бывало! Так в чём же выражается это преимущество?
Вадим устроился поудобнее, и сложил руки на груди.
--
Ну, во-первых, - начал он, - у нас не было грабительской приватизации, и олигархи отсутствуют как класс. Заметьте, у нас в республике есть богатые люди. Конечно, есть! Но они не олигархи. Никакого влияния на политику, или законодательство нашей страны они не могут оказать в принципе. А потому их богатство всё-равно, в той или иной мере, идёт на благо всем.
Алексей подумал, что Вадим, похоже, привык много говорить и разъяснять. Речь у него шла свободно, он не запинался, не терял нити рассуждений, и достаточно чётко формулировал свои мысли. Одно слово -- начальник!
--
Соответственно, мы сохранили все отечественные производства советского периода. Да, многие из них убыточны, и живут, честно скажем, на дотации от государства. Уж мне, как банкиру, это известно гораздо лучше, чем многим другим. Но! Это не просто поддержка убыточного производства. Это сохранение рабочих мест! Люди, у которых есть работа, не спиваются, не колются, не идут в криминал. Мы тратим деньги на социальную стабильность, потому что нестабильность обществу обходится гораздо дороже. Из этого, во-вторых, следует, что наше производство, при прочих равных, многократно эффективнее российского. Сохранив кадры, используя даже ещё старое советское оборудование, мы легко конкурируем с вашим производством, пусть даже и более современно оснащенным, но работать на котором остатки российских специалистов толком не умеют, не могут, и не хотят.
--
В смысле?
--
В смысле, что за девяностые из России самые умные сбежали, самые слабые -- спились или умерли, а те кто выжил, просто разучились работать.
Алексея начал забавлять этот самоуверенный и напыщенный человек.
--
По-моему, вы явно преувеличиваете. Кое-что все-таки у нас осталось. Оружием, например, торгуем. Ракеты в космос выводим.
Вадим наморщил лоб.
--
В принципе, да, - снисходительно согласился он. - Я, наверное, слегка преувеличил, если не считать, сколько в последние годы у вас было неудачных космических стартов. Но, с другой стороны, сколько вы могли бы добиться, если бы не было этой разрухи в головах!
--
Это -- да, - тихо ответил Маркин, - это -- да. Но вы представьте себе, сколько можно было бы добиться, если бы был жив СССР? Как бы это все выглядело сейчас?
Банкир нахмурился.
--
Вы жалеете о распаде Союза? - спросил он.
--
Да, - искренне сказал Алексей. - Очень жалею.
--
А я, честно признаться, нет. Не жалею... Я вам одну единственную причину назову, она не самая главная, конечно, зато очень наглядная. У нас, извините, "черных" нет. И не будет. И наш Батька за этим очень чётко следит. Пробовали они тут свои щупальца закинуть. Обрубили щупальца сразу. И больше желающих приезжать не стало.
--
Это хорошо, если так.
--
Так, так. Приедете -- сами убедитесь. И дворники у нас из местных. Нам ни таджиков, ни узбеков и даром не нужно.
Наташа и Лена ушли в соседнее купе в гости к девочке, с которой Лена вот только что успела познакомиться. Маркин поёрзал, разминая затёкший от долгого сидения зад.
--
Я про вашу республику знаю мало, - сказал он, - но слышал по телевизору, что основа вашего экономического благополучия -- это дешёвые нефть и газ, которые вам поставляются из России. Кончатся дешёвые энергоносители, и всё -- конец вашей экономике.
Вадим словно подпрыгнул. Видимо, этот вопрос был для него весьма болезненным.
--
Чепуха! - подчеркнуто отделяя слога, вскричал он. - Форменная чепуха! Всё происходит на взаимовыгодных началах. Во-первых, мы состоим в союзном с Россией государстве. И, строго говоря, те нефть и газ, которые продаёт нам Россия, нашими белорусами, в том числе, и были разведаны, и инфраструктура построена. Во-вторых, мы вашу нефть перерабатываем, и не мы виноваты, что у вас за последние годы для глубокой переработки сырья так ничего и не было сделано. У нас -- самые лучшие заводы в СНГ. Вы других просто не найдёте. В-третьих, мы располагаемся на пути ваших трубопроводов. Можно было бы получать газ и нефть и из других источников, и дешевле даже. Но смысл?
--
Это откуда, например?
--
Ну, Туркмения, Азербайджан. Нефть можно было бы танкерами из Венесуэлы возить -- она вообще там копейки стоит. Но смысла нет -- вам выгодно нам продавать, а нам -- у вас покупать. Симбиоз.
Разговор прервался. Вадим, было видно, слегка устал.
--
Побудите у нас в стране, сами всё увидите. Сравните. У нас, конечно, не броско, не Москва и не Питер, зато чисто, аккуратно, и социальная справедливость. И машины дешёвые.
С политики они перешли к обсуждению автомобилей, и тут выяснилось, что у банкира их два. Фольксваген Таурег у самого Вадима, и Тойота RAV 4 -- у супруги. Зарабатывал банкир хорошо, растаможка в Белоруссии была, по российским меркам, чисто символической, и машины пригнали прямо из Германии, минуя всяких посредников, кроме самого перегонщика. А так как перегонщик был близким родственником Наташи, то наценка на транспорт оказалась минимальной.
--
Отчего же вы на машине не поехали в Волгоград? - поинтересовался Алексей.
--
Очень утомительно. И дороги у вас ужасные. За подвеску боюсь. У нас дороги очень хорошие -- обратите, кстати, внимание. Мы, без обид, гораздо ближе к Европе, чем Россия. И если уж на то пошло, то в ЕС легко вошли бы, в отличие от Украины -- маленькие, аккуратные, трудолюбивые. Но вот так случилось, что Лукашенко в другую сторону повернул. Я его не осуждаю, конечно, но так, легкая досада есть.
"Хорошо тебе на такой должности так рассуждать", - лениво подумал Алексей, - "зарплата большая, жизнь прекрасная. Наши банкиры тоже на жизнь почему-то не жалуются. Вот был бы ты простым работягой, интересно, так же рассуждал бы"?
Вернулись Лена, Наташа, в купе сразу стало шумно, разговор прервался, и Маркин потянулся за своей книгой. Лена взобралась на колени к отцу, потребовала нарисовать лошадку, мишку, пингвина... К политике и экономике больше не возвращались, и Алексея это вполне устраивало.
Глава 5.
Вставали рано. Семейство копошилось внизу. Алексей выжидал. До прибытия был еще целый час, а побрился Маркин загодя -- с вечера. Чистить зубы по утрам он не любил в принципе, а ополаскивать рот в туалете в поезде ему откровенно претило. Вполне достаточно было пожевать пару подушечек освежающей жвачки, и всё-равно никто бы уже не смог определить -- чистил ли он зубы вообще или нет.
Так что все его предстоящие сборы сводились к натягиванию верхней одежды, и извлечению багажа из ниши.
Маркин улыбнулся, и подчеркнуто мягко спрыгнул вниз. Он вышел в коридор. Было уже достаточно светло, хотя лес, стремительно уносящийся вдаль, и создавал ощущение сумрака.
В отличие от России, обочины не были забросаны мусором, но никаких других признаков приближения большого города, столицы европейского государства, не имелось. То ли настолько удачно решились все экологические проблемы, то ли просто нечем было мусорить?
Алексей вспомнил, что население столицы Белоруссии не превышает двух миллионов. По сравнению с Москвой, и даже по сравнению с Киевом это было ничтожно мало, конечно, но ведь не это главное, правда?
И все-таки чего-то не хватало. Алексей задумался. Память услужливо подбросила картину первого приближения к Москве... Это была не самая приятная поездка в его жизни, но что-то его поразило...
Внезапно его осенило. Элементарно не хватало света. Москва начиналась задолго до первых её строений появлением ярких огней. "Огни Москвы" - это даже не метафора; это реальность. Яркий электрический свет, постепенное прибавление неона, разноцветье мигающих лампочек уже само по себе создавали ощущение праздника, приближения чего-то значительного и великолепного.
Здесь же ничего не предвещало появления столицы. Чисто, аккуратно, и, увы, очень уж бедненько.
Минск начался внезапно, как-то сразу: из ниоткуда появились многоэтажные дома, автострады, рекламные щиты, и спустя совсем небольшое время -- сам железнодорожный вокзал.
--
У нас отличный вокзал, сами увидите, - сказал на прощание Вадим.