ArtOfWar. Яковенко Павел Владимирович. 12 июня

Павел Яковенко

12 июня

12 июня 20** года, вторник.

"Над всей Испанией безоблачное небо...".

Мы веры своей православной достойны

И храмам в России во веки сиять!

И славы Господнего первого воина

У нас никогда никому не отнять!

Славься, Отечество наше свободное!

Россия, Россия превыше всего!

Родина милая, Русь непокорная

В мире прекраснее нет ничего!

Слова гимна заставляют увлажняться мои глаза, по телу бегут мурашки волнения. Я ощущаю себя частью огромной силы. И я чувствую, что не одинок в своем чувстве. На всем пространстве огромного плаца с такими же влажными глазами повторяют слова мои товарищи. Мы стоим на одном колене, прижав левую руку к сердцу.

Родина! Я отдам за тебя жизнь, не задумываясь. Милая моя Россия!

Мне уже приходится сдерживаться, чтобы не заплакать по-настоящему. В глазах появляется туман.

Гимн кончается. Мы поднимаемся с колен.

Полковник торжественно произносит наш девиз: "Слава Богу - мы казаки". И после паузы: " Россия превыше всего!".

Я не слышу собственного голоса. Он мне не нужен. Я сливаюсь в едином реве - пусть лопается, трескается и рассыпается все вокруг: "Слава России!!".

Раннее, раннее летнее утро. Еще даже полоска зари чуть наметилась. Милое русское солнышко!

Перед моим взором горят неоном на фронтоне здания штаба слова: "Дивизия внутренних войск "Тихий Дон"".

Это моя судьба. Вся моя жизнь и смерть в этих словах. Другого у меня нет ничего: Бог, Россия, Президент, дивизия.

И есть еще у моей Родины враги. Много врагов. Я защищаю от них Россию. И горжусь этим.

Сегодня необыкновенный день. Предстоит какая-то важная - особой государственной важности - задача. Последние три месяца чувствовалось, что что-то готовиться. Какое-то напряженное ожидание прямо висело в воздухе.

И вот нас строем ведут в видеозал на моральную подготовку. Я слегка усмехаюсь про себя. Любят у нас, у русских, всякие формальные мероприятия. Но усмешка у меня кривая. Обычно после такой подготовки у меня очень долго стоит темнота в глазах.

Рассаживаемся по команде: справа от меня Рыжий, слева - Иван. Перекидываемся парой шуток, скалим зубы - все же минуты в видеозале - это редкое время отдыха от службы.

Быстро гаснет свет люминисцентных ламп. Начинается фильм.

Качество изображения и звука такое, что можно легко спутать с действительностью. На экране молодая пара - красивые, ясные, улыбчивые. Оксана и Сергей. На таких девчонок, как она, я всегда глазею на улицах, пока могу повернуть шею.

Обычный городок, похож на тот, где я бомжевал в детстве. Молодые, похоже, собираются пожениться. У них хорошие семьи, престижные институты, дорогие дискотеки.

Вот там все и начинается. Сюжет поворачивается так, что шутить и скалиться мне больше не хочется. Улыбка сползает с моего лица.

Оксану насильно сажают "на иглу" - чтоб "пососать" деньги из ее обеспеченных родителей. Она уже сама сажает "на иглу" Сергея. Все происходит быстро и просто. Но у меня уже тихонько звенит в голове.

За наркотой они ходят к цыганам. Огромные дома, здоровенные свирепые псы; многочисленные упитанные цыгане. Сергей в рабстве: за наркоту работает где-то на цыганском свинарнике. Любимец университетских преподавателей копается в дерьме. Оксану пользуют молодые цыганята. Она за дозу готова для них на все, что угодно.

Фильм заканчивается; на экране появляется карта огромного города. Звенящий от напряжения и ненависти голос за кадром сообщает, что это не выдумка - это реальная история, и таких историй масса. Россия потеряла еще двух молодых граждан, будущих детей; морально и материально уничтожены родители. На карте вспыхивают гнойники; их все больше и больше.

Это точки по продаже наркотиков - так говорит невидимый комментатор.

Все увиденное я знал и раньше. Но показано так талантливо, так задевает меня, что я потрясен. Я не испытываю злобы, ярости; просто мое сердце каменеет. В глазах четко стоит картина, как эти мрази пользуются Оксаной. Один - с похотливой харей, весь трясущийся от наслаждения; и другой - с презрительной мордой, даже с ленцой какой-то: типа, эта не первая, ни последняя. Кто мне понравится - все мои будут...

Я еще не знаю, какую задачу получит наша часть, но уже догадываюсь.

Опять построение на плацу. Полковой священник - бледный человек с горящими глазами - благославляет нас распятием. Мы читаем молитву. Все. Получение оружия, экипировки и бегом на аэродром. Задачу получим в полете.

Взлетаем. Командир роты объясняет цель: через два часа приземляемся в Городе. Уничтожаем наркоточки: не щадить никого. (Этого он мог бы и не говорить - я этим мразям УЖЕ не завидую). Дома поберечь: их потом получат нормальные русские семьи. Если продажные менты попробуют отстоять своих "дойных коров" - валить и их тоже. Город должен быть очищен от скверны огнем и мечом.

Операция "Аутодафе".

Под ровный гул мотора я засыпаю. Мне снится Оксанка. Но это теперь моя невеста. Я сильно удивляюсь - ведь она наркоманка!? "Нет", - смеется моя красавица, - "я вылечилась". Она целует меня так сладко, сладко, как никто никогда меня в жизни не целовал. И вроде мать где-то рядом, хотя я ни разу в жизни ее не видел: она оставила меня в роддоме...

Спасибо Президенту - если бы не его "Нет абортам!", мать бы меня убила в зародыше...

Оксана говорит мне, что детей у нас быть не должно: могут родиться уроды...

Сон перестает мне нравиться, и я просыпаюсь.

Ротный уже заметно нервничает, значит, скоро высадка. Все. Снижаемся. Впереди работа. Эх! Казацкая доля - шашка, конь, да поле! Пожизненная служба...

Из транспортных самолетов выползают наши микроавтобусы, хорошо замаскированные под "скорую помощь". Будет вам "скорая помощь", гады черномазые! Чуток обождите...

Наш автобусик подкатывает почти к трапу. Быстро рассаживаемся. Едем.

Сначала двигаемся по грунтовке, глотая пыль. Но, наконец-то, перешли на асфальт. Перестало качать, выдуло пыль, летний утренний ветерок приятно холодит лицо. Я глубоко вдыхаю чудесный ветер. Где-то чувствуется река. Смотрю в окно. Окраины. Дома деревянные, изредка кирпичные. Скамейки у ворот, палисадники. Гонят стадо коров. Погонщики - какие-то морщинистые старики; но вот две малолетки вертятся. Городской автобус - грязно-желтый, перекошенный, скрипучий. Номер тринадцать. Мое любимое число.

Ого! Впереди какой-то дворец. Автобусик тормозит. Взводный поворачивается к нам и говорит: "Посмотрите внимательно". Мы смотрим. К дверям особняка - очередь. Молодежь. Но странные; заторможенные какие-то: молчат, редко шевелятся. Наркоманы. С утра пораньше за наркотой пришли.

Я спрашиваю, что делать с ними. В принципе, ведь это уже не люди, а так - роботы. Причем социально опасные. Потенциальные убийцы, воры, насильники; предатели - наконец.

Взводный думает, морща лоб, потом отвечает: "Приказа ликвидировать не было. Но если будут мешать - то не сомневайся".

Я понимающе улыбаюсь. Оглядываю дом.

Забор из камня и красного кирпича - очень красиво: я видел такие-же на Кавказе, очень давно. Три этажа из такого же материала, пластиковые стекла; двери из дорогого дерева...

Звучит команда. Вперед. Мы быстро покидаем машину. Масок на нас нет: нам нечего бояться - нет семьи, детей, родственников; пожизненная служба во внутренних войсках - отомстить нам через кого-то невозможно. В этом наша сила. Я вспоминаю видеофильм и сосредотачиваюсь.

Половина взвода блокирует цыганскую усадьбу сзади, чтобы никто не убежал.

Взводный быстрым шагом приближается к воротам. В толпе наркоманов недоуменное оживление. Господи! Как же их много! Слишком много! Я беру автомат наизготовку и передергиваю затвор. Такие же щелчки слышу за своей спиной.

Истомившиеся от долгой неподвижности мышцы приятно напрягаются.

Мы игнорируем наркош; хорунжий уверенно стучит в ворота. В ответ - громкий, злобный и многочисленный собачий лай. Взводный стучит еще и еще: последние удары он наносит уже ногой.

-- Что за б...дь не дает нам спать!? - голос с акцентом. - Иван! Посмотри!

Иван! Значит, самим гребно открыть. Посылают раба? Это вам зачтется дополнительно...

Калитка в воротах приоткрывается. Хорунжий резко просовывает ногу в щель. Я хватаю калитку за ручку и с силой тяну на себя.

-- Чего?.. - начинает раб, но не договаривает: слышен треск зубов от удара, и вой. Я захожу сразу за хорунжим: одного взгляда на обнаженные руки Ивана достаточно, чтобы оценить его как абсолютно конченого человека - этот не жилец; ремонту не подлежит.

Огромный кавказец кидается на нас: длина цепи позволяет. Мои рефлексы срабатывают быстрее, чем я сам успевают сообразить. Автомат дергается в руках, плюется огнем, и кавказец замолкает навсегда - выстрел точен.

Наконец-то зашевелились шторы за стеклами: до черномазых хоть и туго, но доходит, что не все в этой жизни еще идет так, как им хочется.

Но они, скорее всего, считают, что это наезд сошедшего с ума от ломки наркомана. Такое бывает. Вообразить правду цыгане пока не в состоянии. Ах вы хозяева жизни, мать вашу ..!

Выстрел! За моей спиной кто-то падает. Неужели убит? Не может быть! Стреляют из окна, уроды. Хорунжий использует подствольник. Точно в цель! Окно разлетается на куски - слышен истошный вопль. Открывается дверь и вылетает черная жирная женщина с причитаниями и криками; под ногами вертятся штук пять цыганят. Они усердно демонстрируют рыдания. Я оглядываюсь назад: кто же все-таки упал? Но тела нет. Так ничего и не поняв, я принимаю исходное положение.

Цыгане желают применить излюбленную и проверенную тактику - путаться в ногах, бить на жалость к многодетным, попутно качать права; а в это время в доме убирают белую смерть, мужчины задами выносят оружие и деньги... Точно, я угадал. Позади особняка разрывает воздух звук очередей. Черная женщина меняется в лице: до нее доходит провал плана. В ярости она кидается на меня. Может, на старый добрый ОМОН это и действовало, но мы люди другого сорта - я поднимаю свой автомат и с чувством большого наслаждения выпускаю в нее половину рожка.

Меня обтекают с двух сторон, заполняя пространство, братья по взводу. Пять выстрелов и пять цыганят валятся на хорошо заасфальтированный двор. Я улыбаюсь.

В особняк вхожу последним. Но это дает возможность хорошо рассмотреть обстановку. Крыльцо резное, с веселыми фонариками; под ногами разноцветная плиточка, уже покрытая грязью от наших ботинок. Внутри прохладно, и громко говорит телевизор, пока кто-то не догадывается его выключить. Поворачиваю в комнату, откуда по нам стреляли. Он никого не убил: попал в бронежилет. Просто сила была такая, что свалила казака с ног и отбросила за калитку. А цыган остался практически без головы. Я ловлю взгляд хорунжего и поднимаю большой палец вверх. Он доволен, но только слегка улыбается.

Три больших цыгана лежат на заднем дворе - при парнях было шесть стволов, около килограмма дури и спортивная сумка с баксами и рыжьем. В зале сидят ни живы, ни мертвы, три молодые цыганки; у двоих грудные дети. Короткий совет с хорунжим: чтобы не портить мебель и ковры надо их вывести наружу. Наше отделение выталкивает прикладами и пинками этих женщин на задний двор. Они в прострации, молчат. Другое отделение отправляется разгонять оборзевших наркоманов. Эти твари не удрали никуда от стрельбы, но проявляют беспокойство: почему магазин не открывается? Роботы тупорылые...

Ведем цыганок на зады. Я вспоминаю Сергея на свинарнике и спрашиваю: "А свиньи здесь есть?" Никто не знает. Спрашивают, зачем мне? Я объясняю. Все хохочут и начинают искать. Серьезный Николай недоволен. Требует сначала сделать дело. Я успокаивающе хлопаю его по плечу. Подхожу поближе к цыганкам и несколькими скупыми очередями кончаю с ними. В это время находят свиней. Казаки берут трупы за руки, за ноги и перекидывают в хлев. Пускай свинки полакомятся. Младенцы? Летят туда же.

Хорунжий трубит сбор по мобиле. Что-то случилось...

Проблемы в "чеченском" районе - активное вооруженное сопротивление, причем вооружены они не просто хорошо - здорово. Вплоть до минометов. У нас потери, довольно много. Я понимаю, что момент серьезный - начинать войну в городе нельзя - это очень опасно и нет времени. Поэтому средства будут применяться самые крутые и эффективные - это точно. Но вот какие?

Едем в нашей "санитарке": хорунжий быстро пересказывает то, что успел перехватить от старших начальников. Нохчи не ждали нас специально - это точно. Но они, видно, давно чувствовали, что пахнет жареным; поэтому готовились основательно. Эти не цыгане. Из окон такой плотный огонь открыли, что первых казаков просто смело. А задача-то была поставлена - имущество не попортить. Вот и заминка вышла - без серьезных средств сволочей не возьмешь, а с серьезными костей не соберешь. Пока район блокировали и ждут. Одна группа нохчей пыталась прорваться, но обломалась - всех перестреляли к чертовой матери!

Я уперся подбородком в ствол и меланхолично смотрю в окно. Город будто вымер. Местные власти попрятались - рыло-то наверняка в пуху; обделались уже; думают, что и по их поганенькие душонки костлявая пришла. Пока нет, но пускай попужаются ужо, а потом и до них доберемся...

Прибыли на место. Становимся во второе кольцо оцепления. Место возвышенное - отсюда хорошо виден весь "чеченский" район. Богато жили, падлы! Теремочки-то трехэтажные, гаражи на два уровня. Попили русской кровушки...

Изредка слышны очереди, но в целом тихо. Что-то надвигается. В принципе, у нас в дивизии есть химики; может быть, сейчас начнут газами нохчей травить? Шепотом говорю свою версию Николаю, тот криво усмехается. От газов вся местность заразится, кто тут потом жить сможет? Да никто. И вообще, ветер сильный, на русские кварталы отраву понесет. Нет, ни в каком виде нельзя! Он прав, я смущенно замолкаю, как я сам сразу-то не додумался, кретин. Показал свою тупость.

Ого! Неторопливо выкатывается тяжелый самоходный огнемет. Все, нохчам хана! Но, видно, домами решили пожертвовать, наши жизни важнее. У меня снова щемит сердце - я люблю свою дивизию до боли, ведь нас никогда не предавали. Сказал полковник - "вы мои дети" - и так оно и есть. По штату огнеметов в "Тихом Доне" двадцать одна штука; надеюсь, этого хватит.

Бух!!! Первый дом словно взрывается изнутри: клянусь, никого живого там больше нет. По нашей цепи команда: на пятьдесят метров вперед. Ага, кольцо блокады сжимается. Бух!!! Валится второй дом. Любо-дорого посмотреть, братцы!

Слышу свист. Сзади разрыв. Ничего себе! Миномет работает. Нохчи агонизируют и огрызаются. Но второй разрыв ближе; нехорошо ближе. Ну да, с их балконов на третьих этажах можно чудно корректировать. Я поворачиваю голову в сторону нашего снайпера. Но я не один такой умный: ему уже шипят - ищи корректировщика. Он старательно водит винтовкой по сторонам; хорунжий работает биноклем.

Черт!! Черт!! Черт!! Третий разрыв поднимает пыльную бурю уже перед нами. Вилка!!! За дымом уже не видно, как валится третий особняк, я определяю это только по яркой вспышке. Дикий свист. Это минометная очередь: похоже на "Василек". Какой же я дурак, что не окопался! Пытаюсь вжаться в землю, превратиться в песчинку. О-о-о-о-о-о-о!!!!

Страшный удар по ушам. Ничего не слышу - но ощущаю: цел. Не ранен. Оглядываюсь. Да, не все такие счастливчики как я. Несколько человек волокут в тыл: убитые или раненые - не поймешь. Да пока и не до этого. Добраться бы до этого минометчика!!

Приказ на перемещение вперед, на сто пятьдесят метров сразу - это здорово. Спускаюсь по склону вместе с Николаем - жив курилка. Хотя рожа черная. Наверное, я выгляжу не лучше. Усмехаюсь про себя. Огнемет уже не видно за дымом. Новый приказ: цепью вперед. Встаю на ноги и поправляю амуницию. Задача одна, никого не пропустить. Идем спокойно, миномет заткнулся, Слава Богу. Местоположение огнемета определяю только приблизительно, по вспышкам огня. Идем уже долго, не знаю сколько - часы разбились, а спрашивать бесполезно: я все равно плохо слышу сейчас. Хорунжий что-то говорит мне; я молчу и показываю руками на уши. Мотаю головой, ноль эффекта: та вода, которая налилась мне в уши, никак не хочет оттуда выливаться. Командир орет мне прямо в ухо: "Иди назад, к медикам. Это приказ". Я согласно киваю головой. Боль в ушах не проходит, и уже начинает меня беспокоить. Я без лишних уговоров поворачиваюсь и бреду в тыл. Пейзаж весьма унылый: огнемет работает на славу, бреду по завалам мусора, равнодушно наступаю на оторванную кисть, пинаю куклу без головы. Жар от горящих руин ощущается всем телом; местами черный дым застилает мне путь - я глубоко вдыхаю и стараюсь не дышать.

Мое внимание привлекает движение справа. Мгновенно падаю на колено и прицеливаюсь. Но никого нет. Это просто котенок. Как он выжил, маленький? Черно-белый пушистый комочек; он, наверное, жалобно мяукает, но я не слышу.

Подхожу к нему, беру на руки, прижимаю к лицу. Я ощущаю его дрожь. Маленькая испуганная зверюшка. Забираю котенка с собой, хотя абсолютно не знаю, что мне с ним делать.

Вижу впереди наши машины, казаков, медиков, носилки с людьми. Подхожу ближе, показываю на уши. Медик быстро достает ампулу, профессионально разбивает ее и выливает содержимое мне в уши Эффекта пока никакого. Я оглядываюсь - замечаю свободное место на лавочке у палисадника. Сажусь и понимаю: как я устал! Но в руках котенок. Что же с ним делать? Я прохожу дальше в тыл, минуя несколько домов. Наконец, следующий кажется мне подходящим. Громко стучу в калитку. Хозяин выбегает быстро - это хорошо. Он что-то спрашивает, но я не понимаю. Жестом заставляю его заткнуться и говорю сам: "Бери котенка. Если выбросишь, я приеду проверю и...". Выразительно провожу пальцем по горлу. Мужик меняется в лице и замирает. Я настойчиво сую ему мелкую измученную зверюшку, поворачиваюсь и ухожу. Слава Богу, мое место никто не занял! Я просто падаю на скамейку; закрываю глаза и проваливаюсь в сон. Черный, без сновидений...

Меня толкают, открываю глаза. Ого! Уже вечер. Передо мной Николай, грустно смеется. Рад просто меня видеть целым. Я его уже неплохо слышу; это здорово! Не так хорошо, конечно, как до контузии, но все же хорошо. Помогли медики, молодцы. "Идем со мной", - говорит Коля. Я вяло тащусь за ним: ноги как ватные. Хорошо, чудно, что наша машина так близко. Мне помогают протиснуться внутрь. Едем молча: сегодня разговоров нет - погибли ребята, четверо. Потом будет время все обсосать до косточек, но не сегодня, не сейчас. Я только интересуюсь, как операция: успешно или не очень? "Нормально", - говорит хорунжий. - "На черный террор мы ответим белым террором".

Я опять впадаю в сон; в полусне гружусь в транспортник. Темнота прорывается ярким светом, от него болят глаза; я не могу ничем прикрыть их - как жаль. Просыпаюсь. Лампочки выключены. Внутри полумрак: слышу тихий гул от голосов и стонов, но громко никто не говорит. Все покрывается ровным гулом самолета. Опять закрываю глаза: веки словно свинцом налились...

Работа началась! Началась! Мы - новая армия России - выметем грязь и мерзость из нашей любимой Родины. Пусть весь мир воет и улюлюкает. Плевать мы на него хотели. Никуда не денутся. Будут уважать. Сильных всегда уважают. Или бояться. Или уважают и бояться. Не надо нам их уважения. Проживем без него. Пусть лучше боятся...

Работа началась. Работа...

Комментарии: 86, последний от 14/02/2017. © Copyright Яковенко Павел Владимирович (ykovenkopavel@mail.ru) Размещен: 17/09/2004, изменен: 17/02/2009. 20k. Статистика. Рассказ: Проза	Оценка: *4.7985** Ваша оценка:

Яковенко Павел Владимирович 12 июня

Яковенко Павел Владимирович
12 июня