ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
"Майор"
Зарисовки об игрушечной войне

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.67*22  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Есть в моей жизни ма-а-а-ленький штришок, не могу назвать его этапом там, или не дай бог (да простят меня истинно верующие) - стезей, так - кусочек жизни, давший что-то для лучшего понимания своего места здесь и сейчас, и всегда... Я не был на войне. Я был рядом с ней и совсем недолго. Потому в моей памяти она отложилась как не совсем настоящая, игрушечная, что ли. Только и исключительно для меня. Специально говорю это для тех, кто хотел в моем повествовании узнать что-то о боевых действиях, подвигах и предательствах; и для тех, кому откровенно не понравилось название.Героем легко стать в экстремальной ситуации. Она располагает к тому, чтобы осознать: вот этот человек - герой, а этот - сопли. Но кроме этих двух категорий было множество просто людей, которые делали (и делают) свою работу, пусть и на войне, и старались делать ее как можно лучше. И об этих людях мой рассказ.Аминь.
  Двушка мне не светила. В военном городке в Подмосковье, получив только-только женатым лейтенантом однокомнатную квартиру, был счастлив и не думал о большем, но прошло восемь лет, ребенок подрос, и потеснела квартирка как-то, не стало простору, и жизнь все чаще стала казаться бессмысленной.... А тут как раз дом в городке сдавался новый и последний, но не светило мне в нем ничего, поскольку по тогдашним совковым законам было у меня лишних 50 квадратных сантиметров! Не положено!
   Зам ЗОРа был хорошим человеком, душевным, к тому же исполнял на тот момент обязанности ЗОРа. Мы чисто случайно встретились в городке на тропе к мусорке, и за 50 метров дороги он смог убедить меня в необходимости командировки. Я, собственно, только отошел от предыдущей, жизнь, как вы уже поняли, была дерьмо, нужно было бороться за 50 см (или против них), а тут - защита Родины на очередных передовых рубежах. Но человек был умен (и дай бог ему здоровья впредь, ныне он директор похоронного бюро, не вру), он ненавязчиво рассказал об испытании новых, очень сложных и безумно дорогих образцов аппаратуры и как бы случайно зацепил самолюбие: "Если не ты, то кто еще сможет?" И вовсе вскользь намекнул: "Да не беспокойся ты об этой квартире, будет она тебе".
  Мог ли я отказаться? Тем более что конечная точка командировки не называлась, но явно и очевидно вырисовывался Ростов-на-Дону.
  Я согласился, конечно. Жена тоже была не против.
  За день до отлета, на приеме у генерала я встретился со всей нашей группой - напарником-инженером Серегой (благо уже были знакомы раньше) и двумя подполами - разработчиками "изделия", которые должны были его запустить на месте и научить нас на нем работать. С живым неподдельным интересом узнал, что пункт назначения - город Грозный: "Вас, конечно, уже проинформировали?" - задал риторический вопрос генерал. Но жене об этом не сказал. А зачем ее зря расстраивать?
  
  Путь туда.
  
  Нам было просто - с нами были двое сопровождающих, которые уже побывали в точке назначения неоднократно.
  ТУ-134, летавший из подмосковного Чкаловского раз в двое суток, считался рейсом заграничным: его пассажиры проходили таможню. Двое таможенников вывели группу отправляющихся с багажом из здания типа аэропорта на ВПП, метрах в 50-ти от самолета построили в шеренгу и начали осмотр вещей. Закончили осмотр, и ушли в здание. Мы за этим наблюдали из-за парапета еще метрах в 30-ти. Пока наш старшой искал разрешения у вышестоящих инстанций, микроавтобус с нашими вещичками выехал на поле и подрулил к самолету. За ним въехала еще одна "таблетка", выплюнула три "шкафа", облегчено вздохнула и укатила. "Шкафы" вели себя непринужденно, на них снаружи висели автомат, пулемет и снайперская винтовка, боезапас, ножи и что-то еще. Личных вещей кроме водки и закуски замечено не было.
  Усаживая нас в салон, командир корабля поинтересовался насчет "изделия", был вежливо послан, пошел, вежливо попросил ребят спрятать оружие в сейф, они не противились, ключ от сейфа получили на руки. Все по-честному.
  Сразу после взлета, командир "шкафов" - натуральный "шкаф 7 на 8", Шварц отдыхает, - достал бутылку водки, помидоры, огурчики и похлопал себя по бокам - Ё-ё-ё-ё! Ножа нет! Сдали в сейф! У нас попросили, мы как раз случайно тем же занимались. На том и познакомились - хорошие ребята, немногословные - сводный отряд, ночные волки, свободные охотники, в глазах - сколько ни выглядывай, ничего не увидишь, только свинец и непонятная полуулыбка.
  Приземлились мы первый раз в Ростове-на-Дону (это промежуточная посадка, сыгравшая в последствии в этой истории свою достойную роль), а потом, оказывается, в Моздоке, а это вовсе не Чечня, а Северная Осетия.
  Старшой наш пошел искать вертолет до Грозного, ибо никто нам его заранее не планировал, и как-то так быстро его нашел, что остановка в Моздоке и не запомнилась вовсе.
  Сводный отряд тоже оказался с нами, только им был путь в Северный, а нам в Ханкалу. А больше никого желающих, вроде, и не было. И полетели мы...
  Ребята сразу открыли дверь, положили штангу и установили пулемет. Снайпер сел с другой стороны двери с винтовкой, а командир с автоматом открыл иллюминатор по другому борту.
  - Чего так, могут обстрелять? - поинтересовались мы.
  - Не-а, привычка просто, - ответили ребята.
  Погода была изумительная, и вертолет летел на минимальной высоте: 5 - 10 метров. При подлете к ЛЭП казалось, что "вот он шандец, сейчас мы ее протараним", но нет - вертолет делал резкий подскок и снова опускался - что-то вроде стипль-чеза. Нам объяснили, что в безоблачную погоду так безопаснее: шум вертолета разносится не очень далеко, и стрелки на земле не успевают подготовиться. И мы, конечно, сразу успокоились...
  Собственно, никаких приключений в полете и не произошло - лететь-то всего минут двадцать. Один раз всего пастух прямо под нами поднял свой посох и что-то кричал вслед, но после того, как на него направили дуло пулемета, сразу успокоился. На подлете к Ханкале увидели полнеба в черном дыму - горели нефтяные скважины, и давно горели. В Ханкале нас выкинули на ВПП, а ребята полетели дальше - в Северный. Одного из них я потом встречал около штаба, но он меня не узнал, или сделал вид, что не узнал.
  Старшой наш пошел в батальон и вернулся на "Урале", куда мы загрузили шмотье и поехали к штабу, где, собственно, нам и предстояло провести следующий месяц. Пока стояли перед штабом и ждали местоопределения, несколько удивило количество совершенно тихих генералов, на которых мало кто обращал внимание - все ж зеленые, и х/з из каких ты войск и из войск ли вообще, - и какой-то совершенно самодовольный вид дамочек в хаки (полагаю, связисточек). Как-то не так они себя вели, как подобает женщине на войне, а может, именно так - откуда мне знать. Такое впечатление, что они и считали себя генералами.
  
  Там
  
  Сопровождающими у нас были два отличных парня, два подпола, назовем их условно Саша и Вова. Вова был классическим "яйцеголовым в погонах", в очках, в меру тихим и задумчивым, к тому же не из нашей системы. Он, как оказалось, был основным разработчиком какой-то крутой фигни, которая и делала набор игрушек для взрослых "изделием". Водку пил, но осторожно. Саша производил впечатление умного разгильдяй-парня, шустрого, веселого, компанейского, не дурака выпить и закусить, с этаким пофигистическим взглядом на жизнь. Холостяк, что ли? Не знаю. Таким он и оставался в ближайшие четыре дня, до отъезда, таким и остался в моей памяти. Кроме всего прочего он был программером и вообще временно (до отъезда) старшим всего нашего сомнительного предприятия. Сомнительного потому, что мы вообще не знали, чем будем заниматься (в деталях, конечно), и как эта "конструкция", т.е. "изделие" работает. А подполы наши не знали, будет ли она делать то, что ей было предначертано военной задумкой, и заработает ли она вообще в не лабораторных условиях.
  А условия были еще те - жара за 40, пыль, напряжение скачет, два необученных испуганных майора. "Фигня, - сказал Сашка, - Ща мы вас быстренько научим, а эту хрень подладим, подмажем и подпрограммируем".
  Для работы нам выделили комнатку типа кладовки на втором этаже. Типа, потому что она была завалена всяким хламом, в основном коробками из-под оргтехники. На стене висела карта Чеченской-Ингушской Советской республики, на которой была нанесена боевая обстановка по состоянию на год назад. Окно выходило прямо во двор штаба над пулеметом в предбаннике. Разбирая коробки, в одной из них нашли гранату, рядом заботливо притулился запал - все как положено. На вопрос "куда девать?" был ответ нашего старшого: "оставьте себе или разведчикам отдайте, все равно это дерьмо здесь не считают". Мы воевать не собирались, потому решили заодно и познакомиться с разведчиками, то есть с разведотделом, благо они соседями у нас были через стенку. Ребята отнеслись к гранате спокойно, можно сказать наплевательски. "Брось вон там, в ящик, - сказал капитан, - А нужны будут, там же и возьмете, сколько надо".
  В "кладовке" из пустых коробок соорудили подобие стены, чтобы отгородить основное помещение - от лишних случайных глаз. Бойцы притарабанили нам две железные кровати и что-то вроде письменного стола. На первое время он стал нам банкетным, а потом служил рабочим. Разведчики презентовали два стула. Первый вечер после обустройства был посвящен, естественно, пьянке со знакомствами, представлениями и инструктажем "как правильно жить дальше".
  Пока позволяло сознание, мы узнали много интересного. Например, что мы никому не подчиняемся, кроме нашего генерала и его помощника, а командующему мы не интересны - слоны до муравьев не опускаются. Разве что комендант имеет право сделать замечание, но и у него своих дел полно, чтобы еще с нами заниматься. Кстати, коменданта тут же нашли, пригласили, налили рюмку, представили нас. Особо мы его не заинтересовали, пару добрых советов (если жить хотите долго и счастливо): "за периметр не ходить и вообще, лучше к нему не приближаться" и "ночью по Ханкале только с патрулем и только в самых крайних случаях". Хороший был парень, спокойный, озабоченный своим немалым хозяйством и сохранностью большого числа высших чинов. Жалко, убили его. Буквально через неделю после нашего знакомства. Шел очередной раз по периметру с рядовой проверкой и поймал две пули снайпера, в шею. Еще и войны-то как таковой не было. Странно видеть, как несут мертвого человека, с которым недавно пил водку. Какие-то глупые мысли лезут в голову.
  Генерала нашего в тот первый день мы практически и не увидели - видать, занятой был человек. Сашка зашел к нему, пригласил к столу "на рюмку столичной водочки", он обещал зайти, но не зашел. Зато через пару часов прислал из бани бойца, который истребовал две бутылки водки. Отдали, конечно, но неприятный осадок от "знакомства" остался. Саша со знанием дела пояснил, что местная водка - дерьмо, а в бане они отдыхают со связистками, они у них все по генералам расписаны. Вот, оказывается, откуда они такими гордыми дефилируют. Не знаю - правда ли.
  За последующие дней десять мы с нашим генералом и не сталкивались вовсе. Просто не было его никогда в своем кабинете. Все вопросы решали с его помощником, подполом. А потом он просто уехал - срок его закончился. Отбыл с трудом свои полгода и с гордостью и облегчением свалил. Был он начальником разведки одного из округов, не скажу какого, чтоб не обижать остальных начальников. А фамилии у них у всех - у него, до него и после него - были условными и одинаковыми. Вот условно и назовем их Потемкиными.
  Короче, в тот вечер нас познакомили со всеми людьми, с которыми предстояло работать месяц, или чуть больше. Знакомились до тех пор, пока заявленные запасы московской водки не закончились. Потом пошли спать. И здесь возникла первая проблема: коек было только две, а нас было в два раза больше. Нас с Серегой как самых молодых разбросали по ближним к штабу периферийным машинам батальона связи, а до них еще надо было дойти. Стали вспоминать, что такое пароль и как им пользуются.
  В Ханкале применялась очень простая и эффективная, на мой взгляд, система: вместо редких дурацких слов типа "Калининград - Курск" на один день в качестве пароля назначалась одна цифра от пяти до девяти. Часовому требовалось назвать любую цифру меньше пароля, а в качестве отзыва он должен был услышать такую цифру, чтобы в сумме они и составили пароль. Все просто? Ну, например: пароль - "восемь". Часовой видит меня в зоне своей охраны и кричит: "Стой, пять!". Я останавливаюсь и после некоторых математических вычислений в мозгу кричу ему в ответ: "Стою, три". Если все правильно, то мне говорят: "Проходи". Если у часового возникли сомнения, или у него были нелады с арифметикой в школе, то он стреляет в меня. Разбираться будем утром, кто чего неправильно сказал. Однозначно, что это был я, потому что я уже мертвый. Потому на каждом карауле бойцам на день пароль назначали так: "Ты говоришь "пять", тебе отвечают "три". И никак иначе, правда, на каждом посту эти варианты были разными. Но ночью по разным постам никто кроме патрулей не ходит. Да и те на периферию не суются, потому что там недоверчивые командиры назначают свои, отличные от общего по гарнизону пароли - так-то оно надежнее будет. Рассказывали хохму про чрезмерно умного бойца на посту около входа в штаб. Не знаю, правда ли, но он каждый раз называл разные цифры. Считать любил, сука. Однажды кто-то из генералов, зная, что пароль сегодня "шесть", боец должен спросить "четыре", а он, соответственно, ответить "два", в хорошем расположении духа, после бани, подходит к штабу, и тут происходит такой диалог:
  - Стой, семь!
  - Стою, дв... Подожди, сынок, не стреляй, пожалуйста. Что же я тебе могу ответить, если пароль-то на сегодня "шесть"?
  - Как что, товарищ генерал? Конечно, "минус один"! Вы что, в школе не учились? Проходите, я вас знаю.
  Анекдот, конечно, но мог быть и с грустным концом...
  Пошли спать. Заранее договорились с батальоном, что они положат нас в своих машинах. Нас вывели к воротам штаба и стали ждать патруль. Без него идти дальше нельзя. Ждали минут двадцать, потом нас сдали им на поруки, они довели меня до взвода связи - три кунга на огороженной колючкой площадке - и сдали часовому. Серегу повели дальше. Меня поселили в одну из машин на чью-то койку, и я отошел. Ночевать мне в этой машине пришлось еще два раза, причем каждый раз на разных койках.
  С утра взялись за работу, вернее за развертывание изделия и наше обучение. Первая проблема - где взять антенну? Вот такую "мелочь" предусмотреть забыли. Из стены торчал похожий на телевизионный кабель. Слазили на крышу - антенны не было, куда от нас шел этот самый кабель, тоже было неизвестно. Воткнули в задницу "изделию" - ура, заработало!!! Причем с идеальным качеством. Чудны дела твои, господи! Благослови науку АФУ, которой все равно никто не знает!
  Два дня прошли неинтересно. Водки в гарнизоне не было. В трех торговых точках на территории Ханкалы официально продавали коньяк, легкое вино и пиво. Но водку пили. Где брали? Да там же в этих точках и брали. Как нам объяснили: нет для бойцов, для офицеров есть. "А как продавщица узнает, что я офицер, если я без погон? - спросил я по наивности" "По глазам, - ответили мне".
  Жара не спадала, все покрылось пылью. Деревья стояли пожухшие и серые. Солнце било по башке молотом. В столовке кормили супом с комбижиром, почти кипятком, больше трех ложек съесть было невозможно. Второе можно было поковырять вилкой, компот тоже был горячим. Выходили голодными, абсолютно мокрыми от пота и злыми. Питались в основном теплым пивом и печеньем из торгового вагончика. Пиво было только и исключительно турецкое в банках "Efes" вполне приличного качества. Как-то, выходя из вагончика, я выронил банку с пивом, она упала на маленький, но острый камушек щебенки и за 15 секунд вся изошла пеной как огнетушитель. Не осталось даже капли, а размер дырочки был не больше миллиметра. Народ веселился.
  Второй день заканчивался у нас баней. Подполы наши были ушлыми, все у них было схвачено: баня заказана на нас четверых плюс комбат. Стол с нехитрой снедью от него, бутылочка из заначки от нас. По конструкции баня смотрелась как шедевр военно-инженерной мысли, а, по сути, это был дощатый барак, парильное отделение изнутри обито зеркальной пластиковой (трупной) пленкой. Пар держало отлично, даром, что и снаружи не сильно холодно было. Но главная фишка была не в парилке. Была она в круглой прорезиненной инженерной емкости на шесть кубов. Создавалась она для использования в инженерных войсках, но нашла свое второе и истинное призвание в качестве просто бесподобного банного бассейна. В емкость заливалась почти ледяная вода из скважины, и пока народ парился, сверху ее накрывали той же трупной пленкой, чтоб меньше нагревалась. Четверо в такой емкости чувствовали себя свободно, правда, приходилось сидеть на корточках, вдвоем можно было и ноги вытянуть.
  В первый раз нам не повезло: воду залили утром, и к вечеру она уже была просто теплая, да к тому же еще и грязная после нескольких сеансов. Долго сидеть в ней не хотелось. Разве что окунуться с пылу с жару. После бани пока шли до штаба пропотели и пропылились, только память о бане и осталась. Жара даже вечером не отпускала.
  Ночью я опять пошел спать во взвод. Патруль довел меня до тропинки от центральной дороги, метров 50 я и сам могу, благо другого пути нет. Подхожу к калите - часового нет. Как-то не по себе становится, мысли нехорошие появились: может он залег где-то и наблюдает тихо за мной, а автоматик с предохранителя снял... Прошлый раз-то меня навряд ли запомнили, да и часовой наверняка другой сегодня. Патруль уже свалил давно. Кричу с дрожью в голосе: "Часовой, пароль спроси!" Тишина, сука, в ответ. Еще раз что-то ору, нехорошо мне. Выбегает, сволочь, из кунга, тот же самый, вчерашний, сам испуганный, на ходу ремень типа застегивает одной рукой, в другой руке автомат мешает. Присматривается в темноте и облегченно оправдывается (думал, что проверка, говнюк):
  - Ну что вы так кричите, шли бы себе спать, ведь знаете куда.
  - Я то знаю куда, да вдруг ты опомнишься и застрелить меня решишь. Где был, сволочь?
  - Чайку зашел попить в соседнюю машину. И чего это я буду в своих стрелять. Я ж вас знаю.
  - Ну, спасибо тебе, родной. Я ж не знал, что ты разгильдяй.
  - Комбату не скажете?
  - Не скажу. Жить хочу долго и счастливо.
  По гарнизону гуляли кишечные болезни. Нас сразу предупредили, что никто не спасется, но сырую воду из-под крана лучше не пить. А что пить, блин? Теплое пиво? Горячий компот? Мертвую минералку со вкусом тухлых яиц? Холодильника у нас не было. А из-под крана текла неестественно для такой жары холодная вода. Ей так приятно было мыть лицо и так хотелось напиться, чтоб хоть внутри все замерзло.
  Один из наших подполов, Вовка, был человеком аккуратным и предусмотрительным. Он привез свои ложки (чайную и столовую) и перед каждым походом в столовую протирал их водкой (типа дезинфицировал), рюмашку опрокидывал внутрь - тоже для дезинфекции. Он и заболел первым, правда, легко - сказался иммунитет после предыдущих поездок. Мы вели себя более безалаберно, посуду использовали общую, водку - только по прямому назначению. Тоже переболели, только позже.
  Очередной день прошел под знаком изучения и обкатки "изделия". Ничего интересного, если не считать паренька из батальона, вольнонаемного, которого нам представили как переводчика. Какой-то блаженный он был, не от мира сего, контуженный, что ли? И блажь у него была странная, как нас предупредили: стоит ему выпить водки немного и появляется у него ничем неистребимое желание бросить гранату. Бросит и сразу утихает. В условиях, когда эти гранаты просто лежат в ящиках, и никто их не считает, желание обычно всегда реализуется. Но это в батальоне, который стоит на периферии, там есть окопы и брустверы, там генералы не шастают... Короче, строго настрого запретили его поить даже каплей водки. В помещении штаба это было чревато - от нашей "кладовушки" до кабинета командующего метров 15 от силы. А нам предстояло с ним работать...
  Четвертый день был последним днем нашего обучения и последней возможностью довести "изделие" до ума. Но начали мы его с бани. Решили попасть в первый заход, чтоб и парок посуше, и водичка почище и похолоднее.... Выделили нам аж два часа до первого "блатного" сеанса.
  Водичка действительно была свежая, только что из скважины, нагреться успела градусов до 12. Банки с пивом бросили прямо в "бассейн". После парилки плюхнулся с размаху в емкость, нырнул, вынырнул уже с холодной банкой пива. Лепота! Парились много раз, в воде сидели, пока дрожь не начинала колотить, то есть пару минут. Потом, очищенные душой и телом, таки пошли работать.
  Я, как человек имевший опыт работы на аппаратуре отдаленно сходного назначения, пытался ставить задачи, Саша по мере возможности их или отклонял или пытался реализовывать в программе. Выглядело это так:
  - Саша, хочу этого.
  - Хрен тебе, это технически не возможно, машинка не потянет.
  - А это можно?
  - Это Вовчик не додумал. В следующей штуке, если она будет, попробуем предусмотреть.
  - А чтобы было не так, а вот так?
  - Какие проблемы, пацан? Ща забацаем.
  Было очень жарко, а окно открывать было нельзя. Во-первых - пыль, во-вторых - окошко выходило прямо во двор штаба - много постороннего народу. Нужен был кондиционер, но нам его никто бы не дал. Во всем штабе их было всего два: один у командующего, второй в подвале в вычислительном центре.
  Часов до двух ночи мы работали, перемежая работу дружеским прощанием за "рюмкой чая" - утром в шесть подполы планировали свалить, чтобы как можно раньше отловить вертолет и успеть в Моздок к вылету на Москву. Меня оставили в комнате - Саша спать так и не ложился, доделывая программу под наши запросы. Ночью меня знобило, наверное, после местной водки дико хотелось пить, и пил взахлеб холодную воду из-под крана в умывальной комнате...
  Рано утром Саша сказал: "Все, старик. Все что можно было - поправил. Остальное в следующий раз, если он будет, но лучше, чтоб его не было. Достало меня сюда ездить. Звоните, если что". И они собрали манатки и свалили на вертолетную площадку. Нам торопиться было некуда, тем более что чувствовал я себя как-то не так. Выспались, на завтрак не ходили, заварили чайку покрепче, попили с печенюшками и включили "изделие"...
  Этот выкидыш инженерно-программной мысли на базе совершенно передовой по тем временам техники просто не включался. Вернее, включался, но в рабочий режим не выходил. Попробовали во все режимах - груда бесполезного хлама. Полный абзац. Время - почти двенадцать дня, гуру наши давно должны были улететь. Попробовали обратиться к нашему генералу - не нашли. Помощник позвонил в Моздок на аэродром, чтобы попытались их отловить до самолета - никого не нашли, обещали проверить при регистрации, но надежды на них особой не было: плевать им на наши проблемы, у них и своих достаточно. Я еще позвонил в Москву, пожаловался. Меня восприняли с пониманием, Сашу, если не получится отловить в Моздоке, обещали отправить обратно из Москвы. Жалко человека гонять туда-сюда, тем более что спешил он куда-то, но без этой штуки наше пребывание в Ханкале становилась бессмысленным.
  Делать было нечего, оставалось ждать звонка с аэродрома до отлета самолета, максимум до полпятого. Я еще раз позвонил им, напомнил слезную просьбочку и сел курить у открытого окошка...
  Около двух часов дня, глядя в серые от пыли, прожаренные солнцем дали, замечаю до боли знакомую физиономию, бодрой походкой приближающуюся к штабу. Физиономия приобретает черты Саши, он улыбается и машет мне рукой. Я охренел.
  - Где тебя отловили? - спрашиваю.
  - Да никто меня не отлавливал, я просто за тапочками вернулся, забыл под кроватью. А вертолет только через полчаса.
  За пять минут он исправил программу, назвал себя матерным словом, сказал: "Как я только мог такое пропустить!", проверил во всех основных режимах - вроде работает, и еще более бодрой походкой, почти трусцой, пустился к вертолету.
  Программеры, они везде одинаковые. Боже, если ты есть, храни их.
  И стали мы работать...
  Оказалось, что "изделие" все-таки не работает до конца так, как планировалось, но все же работает. Нужно было просто все время следить за ним. Последняя кнопка всегда была за нами, иначе мимо кассы.
  К вечеру мне стало совсем хреново. Не сказать, что живот болел, просто все съеденное и даже выпитое через пятнадцать минут выходило через задницу. А пить хотелось ужасно. И я пил прохладную воду из-под крана.
  Ночью при жаре в 28 градусов меня бросало то в пот, то в дрожь. Замер температуры утром показал 39 градусов и, промучившись до обеда, я пошел сдаваться в госпиталь. Видимо после бани я схватил простуду, а свежая водичка добавила кайфа.
  В госпитале меня сразу оприходовали и сначала даже не разрешали вернуться в штаб за шмотками, но после сжалились и выделили 15 минут, предупредив, что если не приду, то вышлют за мной патруль. Вечером напичкали таблетками, порассуждали насчет капельницы, но решили не ставить, сделали пару уколов, и я мирно заснул. Проснулся почти здоровым, зав отделением на осмотре сказал:
  - Дней десять полежишь, а там посмотрим.
  - Доктор, мне ж работать надо, у меня задание, меня генерал ждет.
  - Задание твое меня не волнует, и генералы мне не приказ, а дизентерия - вещь серьезная. Здоровье гарнизона важнее, тем более что ты в штабе обитаешь. Минимальный срок - месяц, но ты так сразу не волнуйся: сегодня возьмем анализ, посеем, а через три дня посмотрим, что из него вырастет. Даст бог и не дизентерия, а банальный гастроэнтероколит. Проявления у них совершенно одинаковые, только в первом случае температура выше. Точно как у тебя. Так что терпи - еще трое суток даже не подходи ко мне. За границу госпиталя - ни ногой, и не дай бог тебя в штабе повяжут...
  И стал я болеть, чувствуя себя сначала почти, а на третий день и полностью здоровым. Эпидемия этого дерьма ходила по Ханкале и окрестностям, и отбою в новичках не было. Некоторых переводили к нам в палату прямо из-под капельниц, почти без сознания. Болезнь эта протекает у многих легко и не вызывает опасения - просто все, что принимается в организм сверху, тут же вылетает наружу сзади, не оставляя внутри никакого полезного следа. Происходит быстрое и незаметное обезвоживание организма, человек теряет сознание, может впасть в кому. С одним из моих знакомых чуть позже так и было. С трудом смогли откачать.
  В один день к нам подселили сначала то ли начпрода, то ли начвеща какой-то части, а потом и начфина другой. Интересно было смотреть с какой опаской они возвращаются к жизни в разгильдяйском коллективе, где никто от них не зависит и, честно говоря, всем на них наплевать. К начпроду на следующий день прибыла делегация из родной части с подарками. Гордость его собой была откровенно заметна, но когда народ из палаты мягко отказался от его "подарков" в виде тушенки с колбасой, он как-то притих. Начфин был совсем мертвый и оклемался только еще через день. Только вечером этого дня, когда почти здоровый народ сбегал за водкой, и после столового знакомства оказалось, что все больные из абсолютно разных частей, опасения быть разоблаченными уступили желанию исповедаться и покаяться. Мы узнали много нового. Как распределяются шмотки и куда девается жратва. Как платят, вернее, как не платят простым бойцам деньги. В общем, как некоторые зарабатывают на войне. Лучше не вспоминать этого, гадко. Начфин, молодой и вроде пока еще не испорченный парень, объяснил, что есть особый приказ, ограничивающий ему круг общения только с такими же как он и прямыми начальниками. Полная задница. С утра им стало стыдно за болтливый вечер, и они замкнулись в своем продуктово-финансовом мирке, благо койки их оказались рядом и в углу.
   Как-то вышел с парнем покурить, сели на лавочке - у стены госпиталя в сторону железной дороги - сидим, курим, болтаем, осматриваем окрестности. Вдруг - характерный свист и взрыв метрах в пятистах - мина. Я даже испугаться не успел, а товарищ мой спокойно так (он из боевой части) говорит: "Нормально, тут это бывает. Духи обстреливают с поля, но не добивают они, далековато. И если услышал свист мины, не бойся - она мимо летит. Свою мину ты не успеешь услышать".
  На пятый день в очередной раз отловил зав отделением, узнал, наконец, что мой анализ отрицательный, то есть хороший. Обрадовался, но рано:
  - Понимаешь, одного анализа недостаточно, он может случайно оказаться ошибочным. Надо обязательно второй взять, и вот если и он будет нормальным, то я тебя отпущу.
  - Когда, блин?
  - Сегодня берем, сеем, и через три дня, блин, собираем урожай.
  Серега уже несколько раз ко мне приходил, не жаловался, но я понял, что работы хватает, он не справляется, да и не совсем его это дело - "инженегр" он. Я послал к нему посыльного с запиской, и через полчаса у меня была в руках последняя и бережно хранимая на особый случай бутылка московской водки из заначки. Пошел к зав отделением, и еще через полчаса мужского разговора меня отпустили на работу с условием в течение четырех дней никуда не выходить, даже в столовую. Дурдом.
  - Пи'сать можно в генеральском туалете? - спросил я.
  - Можно, но от какать лучше воздержаться.
  Когда уходил, в приемном отделении доктор осматривал двоих бойцов сильной юго-восточной наружности. У обоих глаза излучали ярко-желтый свет, а лица светились счастьем.
  - Что с ними?
  - Желтуха, Боткина, гепатит - как тебе больше нравится, - В последней стадии.
  - Опасно?
  - Нет, поживут еще, но умрут лет на 10 - 20 раньше, чем им положено было.
  - А чего ж такие счастливые?
  - Домой поедут, война для них кончилась, а на остальное им насрать.... Всё они знают, но специально стараются заболеть - лучше умереть на 20 лет раньше, но потом, чем прямо сейчас.
  Очень многое изменилось у нас за эти дни.
  Во-первых, у нас появился кондиционер! Я не знаю, как Серега это сделал, а может, и Саша помог, но результат был налицо, вернее, в окне: БК, чудо Бакинской техники, хорошо поживший, но все еще живой, скрипящий, гудящий, хрипящий, охающий, но ХОЛОДЯЩИЙ!!! На нашу каморку его было много, но хорошего всегда мало, и мы его любили. Его привезли из Москвы и поставили - видать, изделие и впрямь стоило денег (не думаю, что заботились именно о нас). Самое достойное ему применение определил комбат: он снял верхнюю крышку (откуда холодный воздух выходит), засунул туда две банки пива, закрыл крышкой и сказал: "20 минут на абсолютное охлаждение, две водки тоже влазят". Позже мы модернизировали эту систему: если обмотать банки мокрым полотенцем, то хватает всего 10 минут!
  Во-вторых, у нас появился новый генерал. Старый отбыл срок и уехал, новый тоже был в той же должности, но это, как говорят в Одессе - две большие разницы! Он был работяга, он спал на рабочем месте, он вызывал подчиненных (а их, как оказалось, было много), задавал вопросы и внимательно слушал. Мы докладывали ему каждое утро, вечером и в любое время по необходимости на наше усмотрение. Ни разу он не сказал, что это было лишним. Смотрел умными глазами, в которые врать было трудно. Он никогда никого не пугал, я не слышал, чтобы он повышал голос. Он сначала думал, а потом принимал решение. Он был жестким тогда, когда это было нужно, но сильному человеку это требуется крайне редко. А он был очень сильным человеком. Он был настоящим генералом. Российская армия держится на таких. К нам он заходил просто остыть - у него не было кондиционера. Он садился в уголке каморки и минут 10 просто молчал, закрыв глаза. Потом благодарил и уходил. От пива всегда отказывался, один раз согласился охладить в кондее бутылку минералки. И никогда даже жестом или взглядом он не показал нам с Серегой, что он - Генерал, но, несомненно, он был им. Как-то он рассказал нам историю своей карьеры - "генерал от сохи", если коротко.
  В-третьих, у нас сменился командующий группировкой. Старый ушел в отпуск, поговаривали, что навсегда. На его место пришел зам.
  И, в-четвертых, появилась работа. Серега кое-чего нарыл, я, наконец, окунувшись в это дело, тоже кое-что стал понимать. Работа пошла...
  Коллегой от "соседей" у нас был просто замечательный подпол, нам его представили, познакомили и предписали ничего не скрывать. Таких военных просто не бывает: средний рост, заметно лишний вес, славный пивной животик, бесконечно добрые умные глаза, форма морского пехотинца и фамилия (условная, конечно, но крайне удачная для его окончательно характеристики) - Добросердов. Глупый вопрос:
  - А, что, вы и в правду морской пехотинец?
  - Нет, конечно, просто я всю жизнь об этом мечтал.
  - А фамилия?
  - Сам придумал. Мне нравится, да и почему нельзя, если можно?
  Мы работали в тесном контакте. Он приходил к нам каждое утро, угощал чем-нибудь вкусным и приносил все, что у него было. Мы отдавали все наше, правда, по согласованию с генералом. Он нас никогда не торопил, ничего не требовал, нижайше благодарил. У нас было заметно больше, но случались изредка и обратные ситуации.
  Войны как таковой не было. Что-то где-то воевало, но не у нас, почти ничего серьезного. Очень много торговали людьми. Всю информацию отдавали "соседям", не знаю - в тему ли, мне казалось, что нет.
  Однажды разведчики пригласили нас на опознание неизвестной конструкции: посреди комнаты стоял шкаф с аппаратурой. Серега, даже не приближаясь, сказал:
  - Так это ж блок питания - трансформатор.
  - Для чего?
  - Да, для чего угодно, но вещь очень полезная в горах: вход до 10 000 вольт, выход - какой угодно. Рядом с электролинией нашли?
  - Да. А как вы так сразу определили?
  - Так ведь и так все понятно, да еще и написано обыкновенным английским языком сзади на лэйбле.
  Хорошие люди, простые. Им бы все пленных допрашивать, да вот пленные чаще всего тупые попадаются. Как-то принесли нам кассету магнитофонную, в крови всю:
  - Послушай, может чего полезное там.
  - Где взяли, - спрашиваю, чтоб хоть понять в каком направлении искать полезное.
  - Да, понимаешь, есть такое понятие у нас, разведчиков - "убитый пленный показал". А вообще - сняли с двух духов на сопке - наблюдали за Ханкалой.
  - Чечены были?
  - Не знаю, не успели спросить...
  На кассете оказались записаны суры Корана на арабском, естественно, языке, в исполнении очень талантливого, может быть лучшего в мусульманском мире муллы: они просто завораживали голосом, темпом, тембром, интонациями. Не надо знать арабский, чтобы понять суть той записи - она действовала как легкий наркотик. Я слушал ее полчаса, мне было хорошо, мне было наплевать на все вокруг, я на полчаса ушел из этой жизни... Боевики, в основном, арабы, но и другие тоже клали плеер в карман, наушники - в уши, и через десять минут на все происходящее им было глубоко насрать: Аллах через своего пророка звал их ничего не бояться, ничья жизнь ничего не значила, смерть была вечным отдыхом, всё прочее - пылью. Очень сильное оружие.
  В закутке в комнате разведчиков стояла пирамидка с оружием. Там были такие вещи! Берданка с резным и отполированным руками прикладом и гравированным стволом, вечный шедевр Мосина - трехлинейка, какие-то чуть ли не пищали с сошками и несколько других раритетов. По заявлению разведчиков они всё еще могли стрелять, а недавно именно это и делали.
  С женой мы общались раз в несколько дней по телефону ЗАС. Она у меня тоже временно была военная и ходила на дежурства, а у ее начальника смены тоже был телефон. Так до конца командировки и не узнала, что я не в Ростове, в позывных наших она все равно не ориентировалась. Однажды, уже в самом конце командировки, но еще до начала войны, попросила свежих фруктов привезти. Я для пущей отмазки попытался разведчиков сагитировать (они нас угощали иногда), но не вышло: мне так по-доброму намекнули, чтоб шел я в задницу, но мягче что ли, добрее как-то. Ну не гонять же ради этого в Грозный разведгруппу.
   У "соседского" генерала с тоже довольно звучной (естественно условной) фамилией Грозов был сотовый телефон. Как-то я набрался наглости и попросил позвонить родителям. Он так с интересом на меня посмотрел, потом улыбнулся, сказал: "Добросердов о вас очень хорошо отзывался. Заходи часика в четыре. Устроит?" В четыре я к нему постучался: в кабинете было человек шесть. Я извинился и попытался уйти, но мне не позволили: дали телефон и посадили в угол. Пока пытался дозвониться матери (так и не дозвонился), в кабинете решали вопрос о проведении спецоперации. Было очень не по себе, но степень доверия к коллеге из конкурирующей организации подкупала. Это совсем шапочное знакомство и в последующем сыграло свою достаточно важную роль. На войне все не так как в миру. Проще.
  Как-то познакомились с "соседским" лейтенантом, совсем еще мальчиком. Не знаю, чем он занимался, мы в их дела не лезли, он в наши тоже, но угостил он нас однажды свежим шашлыком из осетрины - обалденная штука, скажу я вам. По их рассказам оказывалось, что в Грозном, вдалеке от Каспия осетрина была основной и чуть ли не самой дешевой на рынке рыбой. Бизнес - он и на войне бизнес.
  Почти после двух недель жары разверзлись, наконец-то, хляби небесные, пришел долгожданный дождь и принес короткое облегчение. Почти как у Маркеса: "Дождь начался в среду и лил три года..." Двое суток выжженная солнцем земля как губка впитывала воду, оставаясь абсолютно сухой, потом стала киснуть. На третий день появились лужи, а потом она раскисла так, что шаг в сторону с асфальта (а его там почти не было) означал неминуемый пуд грязи на кроссовках и брюках. Техника вязла по самое пузо. Зато деревья помылись и снова стали зелеными, травка объявилась, пыль пропала. Как-то повеселело в мире. В это время сдуру напросились в баню, но уже в другую, батальонную. Пока дошли до нее по тропе мимо минного поля - были по уши в грязи. Помылись, почистились и пошли обратно... Лучше бы мы в нее не ходили.
  Много всякого разного народа терлось возле штаба. Репортеры там всякие, какие-то личности непонятные. Постоянно приезжали ОБСЕ-шники, чаще глава миссии Тим Гульдеман. Мне он показался скользким - ни вашим, ни нашим - а позже еще и трусливым. Абсолютно ничего хорошего он в той войне не сделал. Откровенно был против наших и больше крутил задницей перед чеченами. В общем, не нравился он мне. Предыдущий был лучше, но тоже козёл.
  Как-то встретил четырех аксакалов лет под сто. С ними был наш мимолетный знакомый из спецгруппы, снайпер, правда винтовочка у него была новая бесшумная. Не узнал меня конечно, или сделал вид, но скорее первое... Аксакалы сидели на бетонных блоках около входа в штаб, опираясь на свои посохи, в глазах - бесконечное терпение и вера в то, что все пройдет. Мне потом сказали, что это были родственники Яндарбиева, пришли на встречу с командующим, не знаю, по чьей инициативе.
  Новобранцев вольнонаемных близко к штабу не подпускали. Их я как-то встретил в теньке под деревьями недалеко от столовки. Какой это был сброд! Охренеть! Пацаны лет 18 - 20 решили поиграться в войнушку, а заодно и подзаработать. Таких было мало. Натуральные бомжи (таких было много) ушли на войну, чтобы есть, пить и просто где-то жить. Для них везде - война, а тут хоть не надо думать, как прожить следующий день. Думается, и жизнь-то им не совсем интересна была. Какие-то мужичонки с бегающими глазками - ушли, скорее всего, от грозящей им тюрьмы. Деревенские мужики - видимо, в деревне совсем нечего стало делать и пить нечего. Ну и последние - чистые авантюристы-романтики, пришли за острыми ощущениями, наверное.
  Весь этот сброд помыли, переодели, накормили, дали в руки не игрушечные калаши, не холостые патроны и не спортивные гранаты и послали в боевые пехотные части - защищать честь Родины перед угрозой терроризма и сепаратизма. Не знаю как вы, а я после этого верю в бесчинства российских войск в ходе той кампании. Мне понятна ненависть многих простых чеченцев. Я знаю, что большая часть наших солдат - нормальные, вменяемые, настоящие солдаты. Но эти были способны на все. За месяц командировки мне встретились две такие группы человек по сорок в каждой.
   Жили мы в штабе, в нем многие жили, и командующий часто ночевал. Соответственно и ходили мы с ним в один туалет, он же умывальник. Если утром у двери туалета стоит мордоворот размером с три меня в разгрузке и с оружием, то значит там командующий, надо подождать немного. Мне так достаточно вежливо объяснили. Но я все-таки горжусь, что удалось пописать с ним в соседних писсуарах. Просто я зашел в туалет чуть раньше, а меня никто не выгнал. Пожелали друг другу доброго утра, улыбнулись, помылись и разошлись по своим делам Родину защищать. Нормальный мужик.
  На стуле напротив двери в кабинет командующего сидел один из спецназовцев (тот самый мордоворот) - личная охрана, чаще прапорщик. Тоже неплохие ребята были, твердо знающие свое дело, немногословные опять же. Разведпризнак такой: если спецназовец сидит, значит, командующий на месте. Однажды иду в туалет - на стуле никого нет. Ну, нет так нет, часто бывало, но лежит на стуле совершенно неразгаданный кроссворд и ручка шариковая к нему опять же. Ну, люблю я это дело, привычка у меня такая дурацкая за завтраком кроссворды разгадывать, не удержался, соскучился, тем более что и слов то в нем было от силы штук двенадцать. Думал, забыл его парень, срочно за командующим на выезд улетел. Простой был кроссворд, очень простой, типа "Артиллерийское орудие для метания мин, семь букв". Утрирую, конечно, но где-то так, разгадал я его весь без остатка секунд за 30 и пошел дальше в туалет. Оп-па! А охранник то ссать бегал, покинул боевой пост, подлец. Как раз штаны застегивал. На обратном пути наблюдал немую сцену с кроссвордом и открытым от удивления ртом спецназовца. Улыбнуло.
  В Ханкале было тихо, да и вообще уже за месяц до штурма притихло все как-то. Готовились, суки. Генерал наш как-то пришел к нам остыть. Не скажу, что руки у него тряслись, но несколько возбужденным он мне показался. Уже позже рассказал: "Открываю окошко пошире, чуть ниже подоконника вдоль стены по периметру здания проложена водопроводная труба, вдыхаю воздух полной грудью, тут бздынь-бздынь! - пулька попала в трубу и рикошетом ушла в потолок мимо виска. Только известка и посыпалась". Навряд ли шальной была та пуля, выстрела никто не слышал, наверняка снайпер. Далековато, конечно, до крайних в Грозном домов, но видны они, да и промазал он все-таки...
  Ханкалу обстреливали, но редко - раз-два в месяц. Чаще всего ночью ставили миномет на окружающих сопках или даже дальше за ними, бабахали куда попало и быстро-быстро сваливали. Серьезное орудие на руках в гору не донесешь, да и патрулировались подступы постоянно, а из легких мины чаще всего не долетали до цели, разве что до периферии. Серьезных потерь, насколько мне известно, не было. Многих "террористов" снимали еще на пути.
  Связист наш (в смысле всего нашего во главе с генералом хозяйства), Коля, человек был тихий, скромный и скрытный, каким и положено ему быть. Шуршал там в своей каморке с занавешенным одеялом окном по соседству с нашей, никого туда не пускал и сам оттуда вылазил только по нужде - физиологической или служебной. Мы и встречались-то всего пару раз, причем первый - когда нас представляли по приезду. И вот подошел у него срок командировки к концу, сменщик приехал, и решил Коля по такому случаю проставиться, и пошел в вагончик за разными напитками и закусками - честный был парень, правильный. Так вот, идет это Коля по центральной улице чуть ли не первый за все три месяца раз дальше столовки, там и пройти-то всего метров триста в одну сторону... Когда вдруг со стороны ВПП влетает на полном ходу на асфальт БТР с тремя пьяными бойцами на броне, и один из них с криком "А где тут у вас, сук, водку честным солдатам дают!? Ща всех замочим!!!" дает длинную очередь из АКМ... Пули прошли у Коли прямо над головой, упал в грязь, бедолага. Домой вернулся сам не свой, чуть отпоили его. За водкой сами сбегали, но тех уже комендантский взвод повязал, только БТР пустой остался. Разведчики потом доложили, что из "двести пьяной" БТР был, они все знают, им положено. В нашем вагончике по такому случаю "водку не продавали", пришлось бежать в МВД-шный ларек, это дальше. Коля водку пил как воду и больше молчал. Утром уехал.
   Командировка моя месячная прошла свой зенит и тихо клонилась к закату, когда наш переводчик из батальона сообщил о своем переводе куда-то в другое место, поближе к своей подруге. Не велика потеря - ни хрена он не знал того языка, который переводил. У меня не хуже получалось уловить общий смысл. Но дело было вовсе не в этом, а в его блажи, о которой нам рассказали заранее. Очень хотелось проверить байку о гранате. Парень сам по себе был тихий и немногословный, задумчивый какой-то. Девушка у него в госпитале лежала в Моздоке и раз в неделю он к ней мотался. Родители девушки были русскими, до войны проживавшими в Чечне. Убили их, а сама она чуть спаслась. Так говорили. Может оттуда и блажь его. Ненавидел он чеченов лютой ненавистью, всех без разбору. Короче, по случаю его отъезда приобрели мы подпольную бутылку водки и начали ее распивать, осторожно наблюдая за начальными симптомами "блажи". Начиналось все тихо и мирно: разговоры, воспоминания - никаких аномальных отклонений. Когда водка уже закончилась, он как-то задумчиво сник, замолчал, а потом взорвался:
  - Суки! Суки! Убивать всех! Дайте мне гранату!
  Опаньки! Дождались. Дверь на замок, звонок комбату, самого скрутили кое-как, благо щупленьким был. Ибо на слова он никак не реагировал. Минут через пять прибыла бригада "скорой помощи" во главе с комбатом, пацана скрутили и потащили в батальон. Уходя, комбат укоризненно так посмотрел на нас:
  - Я ж вас предупреждал, чтобы ни-ни, говорил ведь не от балды.
  - Очень посмотреть хотелось, как-то не верилось вовсе. Нормальный человек вроде, от пива не дурел.
  - Посмотрели? Убедились? Теперь довольны? Хорошо, хоть вызвали сразу. Пока гранату не бросит, ни за что не успокоится. А бросит - и сразу спать. Привычка у него такая.
  Формально срок командировки заканчивался у нас 6-го августа. С первых чисел месяца настроение уже было чемоданное, но работы резко прибавилось. Сильно наши "друзья" активизировались. Все ближе к городу подползать начали, а иногда и в городе появлялись. Наше начальство относилось к таким данным с интересом и недоверием, представители МВД, которые за это отвечали, напрочь отметали такую возможность, а мы не могли гарантировать 100-процентную достоверность.
  За три или четыре дня до штурма (не помню точно) у нас было несколько обрывочных данных о том, что небольшие группы боевиков проникают в город. Объявились и их лидеры. Не было точной информации, где конкретно. Боёв или даже столкновений на подступах к городу не было. И вот жемчужина в куче дерьма за сутки до штурма: конкретная улица, большие дома в новостройках, в общем дворе - человек 30 с оружием, шумят, жарят на костре прямо перед домами барана, аксакалов подальше посылают, советуют не высовываться. Немедленно несу генералу. У него как раз утреннее совещание, присутствуют представители от других родов войск. Генерал молча читает и передает представителю МВД, полковнику. Тот пробегает глазами и взрывается:
  - Это натуральная деза!!! Этого не может быть никогда! У меня на том направлении два лучших в городе блок-поста. Я знаю этих людей лично. Они не могли их пропустить. Это просто деза.
  Наше дело маленькое. Я пошел работать дальше.
  Ночью небо над Ханкалой взрывалось ракетами и автоматными трассерами. Это была еще не война, это десантники отмечали день ВДВ. А рано утром начался штурм. То, что он начался, мы узнали по выстрелу гаубицы, которая стояла в капонире на периметре штабного забора, метрах в тридцати от штаба. Мы думали, что она там стоит просто так, для порядку. Дело было рано утром, часов в шесть, мы только недавно легли спать. После первого выстрела койки подпрыгнули, стены содрогнулись, стекла в окне как будто выгнулись, а кондиционер жалобно захлебнулся и застонал, с трудом пытаясь выйти в нормальный режим. Сна как не бывало.
  На генерале не было лица. Оказалось, что Грозный полон духами. Бои идут почти во всех частях города. Я слышал, как он орал на МВД-эшного полковника. Я не слышал, что тот отвечал. Да и какое теперь это имело значение? Вначале говорили о 300 - 500 боевиках в городе и полутора тысячах на подступах. Потом сошлись на двух тысячах в городе. Все они просочились незаметно под видом мирных граждан и под видом сельскохозяйственных орудий принесли с собой оружие и боезапас...
  Начались боевые будни. Собственно, для нас они ничем не отличались от добоевых. Разве что стрельбой где-то там, но к ней быстро привыкаешь и перестаешь замечать вовсе. Все это было в городе. Ханкалу никто штурмовать не собирался, нема дураков лезть на рожон. Колонны боевой техники тянулись в город, оттуда в госпиталь стали поступать раненые и погибшие. Вертолет забирал их прямо от госпиталя.
  Наша гаубица ухала раз в примерно пятнадцать минут. На наш вопрос, почему так, объяснили, что такой у нее цикл перезаряда.
  - А куда она лупит-то?
  - Да какая разница, куда. Но, уж не по городу, точно. Скорее по горам, чтоб точно своих не задеть.
  - А зачем?
  - Для острастки и чтоб соваться не вздумали.
  Кондиционер после каждого выстрела жалобно захлебывался, стонал и кашлял как немощный старик. А мы как-то быстро привыкли и просто перестали замечать, даже ночью не просыпались, когда удавалось поспать по очереди несколько часов. Какая все-таки сволочь человеческий организм - ко всему приспосабливается.
  Вертолеты мочили ракетами по городу, не знаю - без разбору или с разбором, но то, что миссии ОБСЕ досталось по самое не могу, знаю точно. Потому что глава ее, Гульдеман, со своей свитой забрался в подвал и оттуда орал на весь мир благим матом, путая датский, английский и русский языки. Одна из ракет разорвалась прямо во дворе миссии, попав в их бронированный джип. По версии Гульдемана это выглядело примерно так:
  - Пришли две вертолетки, они пустили ракеты, и одна из них приехала прямо в наш двор.
  Ему было страшно, и он просил командующего не стрелять по ним. Думаю, что вертолетчикам было глубоко наплевать на его страхи. Но к концу вторых суток штурма их эвакуировали.
  На третий, по-моему, день одна из ракет "приехала" в грозненскую телевышку и все закончилось, стало тихо. Кому это было нужно? Думаю, что особо никому, просто по русскому обычаю так вышло.
   Смена наша задерживалась. По идее, срок командировки - месяц, а заканчивался он именно 6-го августа, то есть как раз в день начала штурма. Сначала мы слабо надеялись, а потом просто перестали звонить и интересоваться. Некогда было. Поэтому когда нам сообщили, что 10 числа наша смена вылетает, никаких особых эмоций у нас это не вызвало. С вечера 9-го поговорили с ребятами, успокоили их, как могли, насчет войны и максимально подробно попытались объяснить, как правильно добраться до Ханкалы. Им это пришлось делать самостоятельно, без сопровождающих и в первый раз. Это я к тому, что история их пути заслуживает отдельного рассказа...
  С утра 10-го мы уточнили факт убытия нашей смены, и пошли готовить документы за командировку. Их нам распечатали разведчики на уже готовых бланках, оставалось только подписать у начальника штаба и поставить печать. Вместе с нами начальника штаба ждали часа полтора еще человек пять вскоре убывающих. Когда пришел, сразу заявил: "Подписывать ваши писульки не буду, сами подписывайте, печать - пожалуйста". После этого проштамповал все, что ему подсунули и свалил. Такая вот "штабная культура".
  
  И на этом серьезную часть моей командировки можно считать законченной. Все, что происходило дальше - это классика армейского юмора, это цепь нелепостей и несуразностей, в конце концов, приведшая к логическому финалу без каких-либо трагических последствий.
  
  Путь оттуда.
  
  Я специально начинаю эту часть чуть раньше - с момента отправки нашей смены. Оно того стоит.
  Возможно, я был не слишком подробен при описании пути, возможно. Но ведь взрослые же люди, не пацаны, да и военные к тому же! Точно помню, что основные вехи были намечены: Чкаловский - Моздок - вертолет - Ханкала. Из Моздока перед вылетом им следовало позвонить, чтобы мы их встретили прямо на вертолетной площадке в Ханкале. И все!!! Что еще нужно разъяснять взрослым мужчинам, старшим офицерам с аналитическим складом ума? А дальше был сплошной атас. Самолет вылетает из Москвы утром около 10 часов, иногда позже, пару часов лета, ну пусть еще пару в запас, выходило, что в Моздоке ребята будут не позднее двух часов дня. Пускай еще пару часов на поиски вертолета и полет до Грозного, и по всему выходило, что не позднее пяти вечера мы могли приступить к передаче обязанностей. Огурчики - помидорчики для такого случая уже были заготовлены. Водка предполагалась гостевая. Очень все надоело, очень.
  Сначала чистая хронология.
  Около 12 дня к нам в каморку зашел помощник генерала и сообщил, что наши хлопцы отзвонились из Моздока. Он им еще раз объяснил, как и куда искать вертолет. Отлично, подумали мы, только как-то очень быстро они до Моздока добрались. Помнится, мы в Ростове еще минут 20 стояли. Ну, да хрен его знает - может, он без посадки летел.
  Через час к нам зашел уже генерал и сообщил, что один из наших отзвонился из Ростова. Попытки что-то выяснить у генерала ни к чему не привели - ему наши дела были совсем не интересны. Он просто передал то, что ему сказали. И на том огромное спасибо. Когда помощник пришел с обеда, мы устроили ему с генералом очную ставку и выяснили, что оба раза звонили разные люди. Первое предположение - перепились в самолете, один отбился в Ростове, пошел поссать, заблудился и отстал. Самолет таких ждать не будет. Второй с вещами, которые только личные, долетел до Моздока, и скоро будет у нас. Серега твердо заявил, что их коллега не пьет. Я за нашего так бы не поручился, ибо много вина вместе с ним в Грузии на мочу перевел.
  Позвонили в Моздок летчикам в диспетчерскую: самолет действительно уже прилетел, но к ним никто звонить не приходил. А телефон ЗАС стоит только у них! Мистика какая-то! Выгнали посмотреть: не бегают ли по полю два испуганных майора! Нет, никто не бегает, все пассажиры с рейса уже давно разбрелись по своим делам. Генерал рассудил мудро: не пацаны, сами доберутся, не хрен путать людей и мешать им работать. И мы пошли.
  Уже вечером раздался очередной звонок. На этот раз генерал не стал никого слушать и просто позвал к телефону меня.
  - Пацаны, родненькие, вы где? В Моздоке?
  - Какой Моздок! Мы уже в Ханкалу прилетели. Куда дальше идти-то?
  - А где вы есть-то, на какой площадке приземлились-то?
  - Ну, тут здание какое-то и ВПП, вроде, видна...
  - Все понял, будьте там. Сейчас прибегу за вами.
  Вот это по-нашему, по-мужски, решил я, и как-то не подумалось вовсе: а откуда там может взяться здание (что-то я там его не помню) и, особенно, телефон ЗАС? Это пришло чуть позже, когда я с языком на плече обегал, начиная с ВПП все вертолетные площадки Ханкалы, а их было пять, и все в разных концах. Только на одной, МВДэшной, нашел не так давно прибывший вертолет, но на нем вообще никто не прилетел, он пришел за ранеными.
  И вот тогда пришло окончательное решение: больше ничего не предпринимать, на звонки не отвечать, пошли они все в задницу. Взрослые люди.
  В половину одиннадцатого, почти ночью, когда никто никого уже давно не ждал, они пришли. Сами. Они же взрослые люди. Глаза у них запали и в них ничего не светилось. Гаубица по-прежнему бухала, мы ее не замечали, а они - да. Кроме гаубицы были и другие неприятные звуки, к которым мы уже привыкли, а они нет. Мы их сразу огорошили, что завтра утром в шесть часов сваливаем, и у нас есть только ночь, чтобы все передать. Благо передавать стало особо нечего. Изделие как гений инженерной мысли перестало существовать и функционировало почти как тривиальная "Спидола". Оставили записи и попытались рассказать на словах "что надо делать, если вдруг все станет как надо". После третьей рюмки решили просто: будут проблемы - звоните. Чай не в каменном веке живем.
  Да, забыл о главном - как же они все-таки добрались до нас. Впору открывать конкурс на самый оригинальный вариант, но уверен, что действительность победит все самые смелые фантазии...
  Как-то ни у кого из нас, из инструктировавших нашу смену и из просто заинтересованных и знающих людей не возникло даже мысли особо подчеркнуть, что самолет в Моздок следует с промежуточной посадкой в Ростове-на-Дону. Оказалось, что кое-кто мог этого не знать...
  И вот что было с ними на самом деле.
  Самолет из Чкаловского вылетел вовремя. Абсолютно вовремя он и приземлился, но не в Моздоке, естественно, а сначала в Ростове. Как-то не принято на таких рейсах держать стюардов и стюардесс, проверяющих застегнутость ремней, разносящих коктейли и предупреждающих о температуре за бортом.... На таких самолетах летают те, кто точно знает, куда и зачем он летит. Кино про аварийную эвакуацию не показывают, командир экипажа не рассказывает сказки по самолетному радио, и ему не хлопают после посадки. Короче, подавляющая часть пассажиров рейса обычно выходят в Ростове, а в тот раз шла война и вышли все. Вместе со всеми без всяких задних мыслей вышли и наши. Один из них остался с вещами, а второй пошел искать военный телефон, что в почти гражданском аэропорту не так просто. Первый беззаботно курил и осматривал окрестности, пока в его поле зрения не попала непонятная и совершенно неестественная для Моздока надпись на крыше аэровокзала: "Ростов-на-Дону" (что-то здесь не так, догадался Штирлиц). Второй в это время нашел военных и телефон, сумел дозвониться, попал на помощника нашего генерала, сообщил все, что он хотел сообщить, получил ответные инструкции и с чувством исполненного долга пошел искать вертолет до Грозного. Самолет за это время успел улететь. После встречи со вторым и многократного внимательного прочтения надписи, расспросов независимых экспертов, в их планы была внесена некоторая корректировка, и уже второй пошел звонить нам по поводу маленькой нестыковочки, но попал уже на самого генерала.
  Судьба была к ним (и к нам тоже!) благосклонна, ибо через несколько часов в Моздок улетал АН-12 со свежими бойцами, их приняли на борт.
  В Моздоке они не стали никому звонить, поскольку тех же бойцов перебрасывали вертолетами в Грозный, и на один из них им удалось всунуться. После посадки они позвонили мне и сообщили, что прибыли на место, то есть в Ханкалу. Слушавший разговор майор поднял бровь и со сквозящим в голосе сожалением изрек:
  - Старик, это не Ханкала, это - Северный.
  - А это тоже в Грозном?
  - В ём, только до Ханкалы не так, чтобы очень далеко, но на другой конец города и немного за него, а транспорт туда сейчас не ходит: война, а борта только с ранеными.
  - Когда ближайший?
  - Как привезут да загрузят, но для вас навряд ли место останется.
  И все-таки на один из бортов их взяли, сжалились. И все-таки нам повезло - они добрались.
  
  По-моему, прикольно получилось. Но дальше было еще хуже. Дальше улетали мы...
  
  Не помню, как мы переночевали, но утром в шесть часов свалили - нам объяснили, что если есть твердое желание улететь, лучше прибыть заблаговременно, хотя самолет из Моздока улетал только на следующий день. В полседьмого были уже на общей ВПП около группы разнокалиберных палаток, которые и обозначали в данном месте и аэровокзал, и регистрацию и таможню, и гостиницу, и все остальное. Вокруг большой шатровой палатки валялись пустые бутылки, консервные банки и пьяные со вчера бойцы. Кое-кто пытался разогреть на костре что-то вроде тушенки. Из вертолетов в ближайшей округе - только МИ-8 метрах в 100 в стороне, около которого копошились пару человек. Зашел в что-то типа штабной палатки и не ошибся: за столиком сидел капитан с грустными глазами, в майке и тапочках. Он выслушал меня, посмотрел наши документы, отнесся с пониманием, насчет ближайшего рейса сказал, что его ждут около 100 человек, некоторые - больше месяца. Если будет "корова" МИ-26, то заберет всех, но очень давно уже не было - все рейсы на раненых отдали. Если МИ-8, то максимум человек 16. Напоследок посоветовал ждать в сторонке, не привлекая к себе внимания, может, что и подвернется.
  Часа через два подтянулась еще группа желающих, человек шесть, среди них - две женщины. Всех нас отвели в сторонку: так, чтобы и от бойцов подальше, и к вертолету не слишком близко. Сказали ждать. Через некоторое время один из вертолетчиков зашел в штабную палатку на пару минут и вновь вернулся к машине. Из палатки вышел человек в камуфляже на голое тело, без знаков различия и в шлепанцах на босу ногу, сладко потянулся и гуляющей походкой, руки в карманах, вразвалочку направился к нам. Подошел и, не вынимая рук из карманов, заявил:
  - Станьте полукругом, пожалуйста, багаж поставьте на землю у ног и откройте. Постарайтесь не привлекать к себе внимания во-о-о-он тех бойцов у палатки.
  - А вы кто будете, уважаемый?
  - Я - Таможня.
  - А что же вы по прилету нас не проверяли?
  - А по прилету вы мне не интересны. У нас избирательная таможня: валюта и наркотики нас не интересуют. Нас интересует, чтобы оружие отсюда на большую землю не вывозили.
  - И что, вывозят?
  - Да каждый день пытаются, правда, чаще контрактники. Гранаты в основном везут, суки. Автомат не спрячешь, а пистолет трудно достать. Вот намедни одного спрашиваю: "Гранаты есть?" А он мне божится: "Боже упаси, откуда у меня такие вещи, я, что, похож на идиота?" Ну, чистый немирович-данченко. Открываю чемодан, а там восемь штук рядком, каждая в газетку завернута. "Что ж ты, сука, божился", - спрашиваю, а он мне: "Подложили, гады, подбросили, суки, не любят они меня, завидуют, что сваливаю".
  - И что ему было за это?
  - Да ничего. Гранаты конфисковали, а его в отстойник: мы таких в самую последнюю очередь отправляем.
   - А что сейчас такая конспирация?
  - Дык, если узнают, что этот вертолет на Моздок пойдет, то трудно вам отбиться будет. Так что летите вы в Хасавюрт, легенда такая.
  И вправду - около большой палатки начиналось подозрительное шевеление и непонятные волнения. "Таможня", не вникая глубоко в сущность, стукнула по каждой сумке ногой в шлепанце, осталась удовлетворенной и "дала добро" на посадку: "А теперь быстро берем свои шмотки, солидно идем к вертолету, садимся и сразу закрываем дверь".
  Молчавший до этого вертолет как-то сразу завелся и пока он раскочегаривался, из большой палатки начали выползать заспанные личности неприятной наружности. Кто-то показывал на нас пальцем, кто-то пытался допрашивать начальство, кто-то бежал, но мы уже подымались...
  Летели высоко, не по максимуму, но выше облаков. Облачность была почти сплошная, и так было наиболее безопасно.
  
  В Моздоке у нас было поручение, даже два.
  Во-первых, нам дали передачку для отдельного взвода, который был развернут как периферия батальона связи на окраине аэродрома. Там же посоветовали и переночевать, заранее предупредив командира. Во-вторых, нам предстояло встретиться с нашим сослуживцем, Русланом, который ездил в отпуск на родину к родителям, и должен был вернуться вместе с нами. В связи с неожиданно осложнившейся в регионе обстановкой, второе задание было поставлено мне в ультимативной форме: "Без Руслана не возвращаться". Зашли к диспетчерам, рассказали им хохму про нашу смену (это им мы вчера звонили несколько раз) и попросили направить куда надо нашего товарища, если он придет регистрироваться.
  Первое дело мы выполнили легко, и через полчаса после прибытия беззаботно пьянствовали в кунге. Весь взвод составляли две машины, четверо разгильдяйского вида бойцов и старый как смерть старший лейтенант, разжалованный из не менее старых капитанов. Он нам искренне обрадовался, поэтому вечер того дня как-то быстро и навсегда ушел из памяти вместе и с причиной разжалования, и с другими интересными вещами, которые он нам рассказывал, истосковавшись по нормальному общению. Бойцы его называли на "ты", абсолютно не стесняясь нас.
  Второе задание от нас не сильно зависело. Утром мы оклемались и приползли на КТП для регистрации. Ожидая, когда откроется окошко, и нас запишут на рейс, познакомились с милым полковником в отставке. Он летел на большую землю из отпуска с семьей - необъятного размера женой и дочерью-подростком. Хороший человек, славно так побеседовали на философские темы, о войне и мире, о жизни вообще. Он стоял в очереди впереди нас и когда уже отдал документы на регистрацию, подошел Руслан. Радости нашей не было предела - и второе задание практически выполнено. Сопровождали его двое статных мужчин сильно кавказской национальности, то ли братья, то ли дядья, хрен поймешь эти родственные связи Кавказа. Когда мы только подошли к окошку регистрации, вот тут и здрасьте: трое мужчин с оружием, один из которых вежливо попросил наших документов. Милый полковник, сука, внимательно наблюдал из угла. До рейса оставалось около полутора часов.
  Наши командировочные и отпускной Руслана, никаких нареканий у ФСБ (а это были они) не вызвали. Паспорта его родственников их не впечатлили, и они настойчиво предложили им проехаться вместе с ними в комендатуру ФСБ. Руслан заявил, что у них не принято в таких ситуация бросать родственников, мне нельзя было бросать Руслана, и мы предложили проехаться всем вместе. Они не были против.
  Нас представили коменданту - седому грустному полковнику. Я его отлично понимаю, у него и так много проблем было в это время, а тут двое подозрительных личностей на территории военного аэродрома. Он еще раз ознакомился с нашими документами, отдал их нам, сказал, что не видит смысла нас задерживать, а личности двоих товарищей требуют уточнения, это займет, может быть, пару часов. Если все будет в порядке, то их отпустят.
  Но и у меня были свои проблемы: Руслан заявил, что пока все не решится, он никуда не уйдет, а до самолета оставалось всего около часа. Мы без него лететь не имели права. После оценки возможности решения вопроса ситуация мне показалась тупиковой: звонить нашему генералу в Ханкалу бессмысленно - он для ФСБ не начальник и не авторитет; можно позвонить в Москву, но пока там этот вопрос согласуют с ФСБ (если вообще согласуют), пока позвонят (если позвонят), то самолет точно уже улетит. А этого очень не хотелось. Очень не хотелось ждать еще двое суток. И тогда у меня родилась совершенно авантюрная идея:
  - Вам знаком генерал Грозов? - спросил я полковника.
  - Да, знаком.
  - Его слово что-нибудь значит для вас?
  - Да.
  - Могу я от вас позвонить ему по этому вопросу?
  - Я сам его наберу.
  И он позвонил генералу, представился и спросил его: "Знаком ли вам такой-то?", и после паузы: "Он находится у меня и хочет с вами поговорить, могу я дать ему трубку?", после чего передал трубку мне. Я поздоровался и как можно четче попытался изложить ситуацию и все, что нам хотелось бы из этого поиметь. Он слушал меня, не перебивая, после чего сказал: "Дай трубку полковнику". Полковник слушал несколько секунд, потом положил телефон и сказал: "Все свободны". И уже когда мы уходили: "Знаешь, кто вас сдал? Бывший комендант Моздока, пару лет как на пенсии". "Знаю, - ответил я. - Мы с ним очень мило побеседовали перед тем, как он нас сдал".
  Все-таки есть за что уважать военных людей, и не важно какую форму они носят. Мне чаще встречались именно такие, наверное, мне везло по жизни.
  Но удивительные приключения наши только начинались. К аэродрому нас подкинули на машине родственники Руслана - до самолета оставалось еще 40 минут. Мы успели пройти таможню, не сильно отличавшуюся по назойливости от Ханкалинской, и закинуть вещи в самолет. Полчаса до вылета. И тут к нам подошел змей-искуситель - наш старший лейтенант, командир отдельного взвода из четырех человек. Мы уже успели посвятить его в перипетии последнего часа, и его не блещущее оригинальностью предложение показалось нам весьма уместным:
  - Народ, а не отметить ли нам ваше счастливое освобождение и окончание всех проблем? У меня в кунге и бутылочка с закуской уже заготовлены!
  - А мы не опоздаем на самолет?
  - Да тут до кунга пять минут, вещи таскать не надо, как минимум двадцать минут у нас есть. Для настоящих мужчин вполне достаточно, даже много. Да мы по рюмашке только, чисто за отъезд. Да и самолет этот на всей моей памяти, а я тут уже три месяца, ни разу вовремя не улетал.
  Короче, трудно было нас уговорить, но у него, наверное, талант был. У него получилось.
  И вот сидим мы в кунге, выпиваем, на часы посматриваем. Когда до планового времени вылета оставалось минут пять, какой-то неприятно знакомый звук просочился в мое сознание:
  - Парни, по-моему, там что-то пытается взлететь.
  - Да мало ли что, только не ваш самолет, он даже вовремя ни разу не улетал, а тем более, чтоб раньше.
  Несмотря на доводы старлея, мы таки вышли в мир и увидели как наш ТУ-134 аккуратненько выруливает на ВПП.
  Как мы бежали! Но совершенно зря: не удалось нам догнать самолет, он, сволочь, быстрее нас. К тому времени, когда мы только приближались к месту, где он стоял раньше и где мы проходили таможенный досмотр, он натужно взревел на полосе разгона и пошел на взлет. И сделал он это секунда в секунду по плановому времени взлета. Вещички наши, заботливо вышвырнутые летчиками, сиротливо валялись на бетоне. И на этом спасибо.
  Жопа. До следующего рейса двое суток. Полная жопа. А старлей не унывает - ему, суке, дополнительное развлечение в виде трех компаньонов по граненому стакану. А что делать? И пошли мы горевать не бессмысленно, а целенаправленно, то есть пить дальше. Перед этим чисто для успокоения совести я позвонил начальству и честно сказал, что на самолет мы опоздали, правда, соврал по какой причине: все скинул на инцидент с ФСБ. А что, надо было рассказать генералу, что рейс мы пропили? Еще выяснил, что сегодня вечером, ночью и утром никаких бортов не будет, а завтра - будет завтра, до него еще дожить надо. Пятно на совести стало чуть чище, но недостаточно, чтобы спокойно заснуть. Требовалось принять пятновыводителя граммов 300. Но даже и они не помогли.
  Кроме всей прочей мелочи на аэродроме базировалась эскадрилья ТУ-95, бомбардировщиков, штук восемь, не помню точно. С вечера и всю ночь стоял дикий рев - они прогревались, а к утру улетели, наверное, в теплые края. Только тогда и удалось заснуть.
  Ближе к обеду, когда мы очнулись, старлей потребовал продолжения банкета, но я отказался. Я пошел искать борт на Москву. На аэродроме стояли три транспортника - ИЛ-76, два из них не подавали признаков жизни, около одного из них кипела работа по подготовке к вылету. Я спросил командира, мне его показали, и вот такой разговор у нас состоялся:
  - Куда летим?
  - А тебе куда надо?
  - Мне надо в Москву.
  - А нам надо домой на базу в Нижний, мы уже два месяца дома не были, по России болтаемся.
  - Так куда летим все-таки?
  - Да хрен его знает, куда скажут, туда и полечу. Сказали готовиться к вылету, вот и готовимся. Сначала, вроде, в Воронеж.
  - А потом?
  - Потом - куда скажут, хорошо бы все-таки в Нижний.
  - А кто может знать?
  - Да никто еще, наверное, не знает. Хотя, вот только что полковник внутренних войск тем же интересовался, и пошел к диспетчерам. Если кто и знает, так только он, видать, шишка он у них какая-то. Ему тоже в Москву надо было.
  Забрезжила слабая надежда. До диспетчерского домика было с километр. Вдоль всего летного поля стояли СУ-шки, какая-то учебная хрень и МИ-24. Рядом штабелями лежали боевые ракеты и авиабомбы - бери не хочу, если унесешь.
  До диспетчерской я не добрался: на встречу шел по всему тот самый полковник - подтянутый, поджарый с колючим взглядом, при оружии и с документами в планшетке. Мой вопрос (мне сказали, вы можете решить судьбу вот того самолетика, не в Москву ли?) его как-то насторожил. Сначала он посмотрел мои документы, успокоился, выяснил причину желания срочно улететь (пришлось что-то соврать военно-серьезное) и сказал фразу, которая мне очень понравилась:
  - Да, в Москву.
  - А куда конкретно, если не секрет? Очень хочется сообщить, чтобы нас могли встретить.
  - Чкаловский или .... (одна из баз МВД), мне все равно, я этого не решаю, меня из любой точки заберут.
  - А кто решает? И нас возьмете на борт?
  - Спроси у командира экипажа, это его дело.
  Но мне показалось, что он отнесся к нашей судьбе с участием.
  Второй вариант посадки был для нас предпочтительнее километров на 60, если не больше. База располагалась совсем недалеко от нашей части. А я и не знал, что там есть аэродром.
  Командир борта скривился, узнав от меня, что после Воронежа летит в Москву, но отнесся к этому философски, то есть "ну и х... с ним". По поводу пустить нас на борт сказал: "Мне не жалко, места будут - садитесь. Но их может и не быть - под завязку грузимся ранеными. Стойте около самолета, пока не закончим посадку". Попытки выяснить, куда мы все-таки садимся в Подмосковье, не увенчались успехом. Обещано было, что только в Воронеже скажут точно.
  Уже начинало смеркаться, когда погрузку и посадку закончили: грузили "тяжелых лежачих", "легкие" садились сами. Мы тоже помогали, и когда закончили, места хватило всем - и раненым, и нам, и восьмерым спецназовцам МВД, совсем пацанам, следовавшим вместе с полковником. Правда, пришлось сильно потесниться.
  Вылетели уже в темноте. Самолет сел в Воронеже, похоже, на что-то военное, и когда открылась аппарель, мы увидели кавалькаду из не менее 30 машин и автобусов. Руководил какой-то медицинский полковник: подгоняли очередной автобус или машину прямо к аппарели, грузили, отгоняли, подгоняли следующий.
  Я, наконец, выяснил у командира, что борт идет дальше на базу МВД. Ну и отлично, осталось только это как-то сообщить.
  - Где тут КТП какое-нибудь? Мне нужен телефон, и желательно ЗАС.
  - Видишь, огоньки светятся в километрах полутора отсюда? Так это там.
  - Братки, я сбегаю быстренько, только вы без меня не улетайте, пожалуйста. Очень домой хочется.
  - Давай, только не задерживайся, максимум полчаса, иначе улетим.
  И я побежал. Напрямую "на огоньки". Местность, я бы сказал, была сильно пересеченной кустарниковой растительностью, а еще было темно как в ж... (ну вы поняли как). Добежал: дверь закрыта, звонка нет. Стучу сильно, не останавливаясь. Открывает испуганный дежурный майор с пистолетом наголо: "Ты кто такой?" Коротко, но цветасто (как мне казалось) рисую ситуацию, смотрю - глаза у мужиков (был еще помощник) загораются - такое развлечение среди скучного дежурства!
  - ЗАС есть? - спрашиваю. - Очень надо, и очень срочно!
  - Куда звонить?
  - На "Зарю", а дальше я сам.
  - Маня!!! - кричит майор. - Иди сюда.
  Из аппаратной выскакивает заспанная телефонистка средней русской необъятности. Дверь нараспашку - у нас так нельзя.
  - Маня, вот товарищу надо срочно помочь, "Зарю" знаешь?
  Маня роется в своих журналах, потом выходит с круглыми глазищами:
  - Так это ж КП Г....
  - Да, Маня, да, можете?
  - Сей секунд! - гляжу, и мужики как-то подтянулись, разве что честь не отдают.
  - "Заря" на проводе! - кричит Маня из открытой аппаратной с гордостью в голосе.
  Блин, мне хочется стать смирно и отдать честь по всем правилам, но некогда. Звоню, сообщаю дежурному куда садимся, примерное время. Бегу обратно к самолету - мужики и Маня чуть ли не платочками машут, желаю удачи. И им того же, честным добрым людям, которым совершенно случайно повезло вот так развлечься среди скучного ночного дежурства.
  Подбегаю к самолету на последнем издохе: командир нервно курит, аппарель закрыта, ни одной машины уже нет. Шустро справились.
  В салоне, если можно назвать этим словом нутро грузового ИЛ-76, только мы и спецназ ВВ. Всех раненых сдали в госпиталь. Мужики помогали грузить и чуть сами не загремели туда же. Когда последний боец был посажен в автобус, медицинский полковник подтолкнул в спину и наших ребят:
  - Давайте быстренько и поехали.
  - Куда поехали? Мы ж не раненые, мы в Москву летим.
  - В госпитале и разберемся, если не раненые - отпустим с миром.
  И твердо стоял на своем. Только заступничество полковника ВВ и летчиков помогло - поверил таки. Просто грузили всех скопом, а документы на них везли отдельно. Потом бы разобрались, конечно, ведь разные раненые бывают. Кто-то, наверное, сбежать хочет. Несколько человек из "легких" за время полета от Моздока успели перепиться до невменяемости: тянули их вдвоем, у одного вывалилась граната, отдали летчикам.
  Самолет второй раз пошел на посадку, сел, и мы, наконец, вышли в Подмосковье, почти дома. "Поле, русское по-о-о-ле..." вспомнилась песенка: самолет стоял посреди ВПП в черной ночи, до ближайшего огонька - километр.
  "В одну шеренгу с вещами становись!" - раздалась команда, и кто-то с металлодетектором стал методично проверять спецназовцев - одежду и вещи. Полковник за этим внимательно наблюдал. Дошла и наша очередь. Полковник что-то сказал контролеру и тот заявил:
  - Так, ребята, поскольку вы не наши, то проверять вас я не имею права. Дуйте на КТП, там каждый напишите по бумажке, что наркотиков и незаконного оружия не везете, и свободны.
  - Зачем идти за километр и писать что-то? Возьми и проверь - мы ж ничего не скрываем.
  - Не хочу я с вами связываться, а бумажка мне для отмазки. Своих мы трясем по полной, а то что-то часто на Арбате наши соколы стали гранатами торговать...
  Пришлось тащиться и писать отмазки, потом с вещами обратно. Около самолета стоял бортовой ЗИЛ, спецназовцы грузились в него, полковник сидел в кабине.
  - Ребята, далеко хоть до выезда с этого Куликова поля? И в какую сторону?
  - Залазьте, довезем. А если вас не встретят, то поехали к нам в казарму, переночуете, три часа ночи на дворе. Утро вечера мудренее.
  А что? Мы и согласились.
  На выезде с аэродрома стоял ЗИЛ со знакомым номером, а рядом с ним - Саша Коротков (это с ним я говорил из Воронежа) со своим шнауцером. И через полчаса мы были дома. Хорошо, когда все заканчивается хорошо.
  Домой я сразу не пошел, чтоб не беспокоить зря семью. Пошли к Руслану, убили бутылку коньяка, удивляясь странностям судьбы, а уже утром я пришел домой:
  - Жена, привет, я вернулся из Грозного.
  - Как из Грозного??? Там же война!!! Ты же в Ростове должен был быть.
  - Так вышло, но все уже позади. Покорми меня чем-нибудь вкусным и я лягу спать. Очень спать хочется.
  
  Вот, собственно, и вся моя война.
  
  P.S.
  
  Товарища моего, Серегу, наградили орденом. В их части такие поездки считали героизмом. А мне дали двухкомнатную квартиру. Я был доволен как слон.
  
  Я часто думаю: что отличает человека, прошедшего войну, от других людей?
  Сейчас, по прошествии стольких лет, впечатления от той поездки не столь яркие, но зато как-то острее вспоминаются черты военных людей, к которым тогда испытывал уважение. Все-таки там их было достаточно:
  И два неунывающих подпола-разработкика, такие разные и такие умные.
  И спецназовцы - "ночные волки", все-таки тень улыбки иногда проскакивала на их лицах.
  И генералы: наш второй и "соседский", я не заметил в них чванства или даже тени неуважения к подчиненным и просто низшим по званию.
  И "морской пехотинец" Добросердов - с удивительно подходящим для него псевдонимом.
  И даже арестовавший и отпустивший нас комендант ФСБ в Моздоке.
  И летчики с запавшими глазами, которые давно не были дома.
  
  И многие другие, с кем встречался мимолетно, и те, с которыми мне, к сожалению, не повезло встретиться.
  
  Все они просто делали свою работу и старались делать ее как можно лучше. Кто ж виноват, что этой работой была война?
  
  
Оценка: 5.67*22  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023