ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Кадыгриб Александр Михайлович
Кандагарская бригада

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.16*29  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глава 3, прибытие для прохождения дальнейшей службы в 70 Кандагарскую бригаду.
  Глава 3. Кандагарская бригада.
  
  1. Встреча. (24.12.83г.)
  
  Кандагарский международный аэропорт раскинулся в долине небольшой речушки. Напротив главного здания аэропорта вдалеке виднелась цепь горной гряды, что отделяла его от территории города. Полуразрушенные горы местами заканчивались острыми вершинами, но в большинстве своем они были совершенно гладкими, словно какой-то великан провел рукой и все их выровнял. Горная цепь имела темный серый, стальной цвет и была совершенно лишена растительности. С одной стороны взлетной полосы, ближе к горам и речушке, виднелись лишь столбы заграждения и отдельные сооружения явно военного предназначения. Другая сторона густо усеяна ангарами, ЦРМками (склады и другие строения прямоугольной формы под "ломаной" алюминиевой крышей), всевозможными будками, сарайчиками и прочим имуществом. Здесь же, среди мест дислокации аэродромных служб живописно смотрелись глинобитные поселения афганцев и взводов охраны "шурави" (так называли афганцы наших солдат и офицеров) .
   Международный Кандагарский аэропорт (Ариана). Здание, билетные кассы, залы ожидания. Восьмидесятые годы двадцатого столетия. Из архива Юрия Ганина. []
  Международный Кандагарский аэропорт (Ариана). Здание, билетные кассы, залы ожидания. Восьмидесятые годы двадцатого столетия. Из архива Юрия Ганина.
  
  Аэропорт жил своей обычной "прифронтовой" жизнью. Работали радиолокаторы, поднимались в воздух вертолеты боевого обеспечения, зеленовато-желтые "крокодилы" (так на местном жаргоне называли эти машины за пеструю окраску и форму) - МИ-24...
  
  *** Это было грозное оружие, приносящее "духам" много неприятностей. Правда, и "шурави" от них иногда доставалось. Как убедился позже, на собственном опыте, пилоты могли запросто "перепутать" своих и чужих и "влупить" из НУРСов по взводам, которые находились в зоне боевых действий.
  
  Рядом, на специальных площадках, выложенных металлическими решетками, замерли в ожидании МИ-6 - гигантские вертолеты, в брюхе которых вмещалось до сотни бойцов с вооружением. Военных самолетов, что наших, что афганских, нигде не видно. Лишь вдали, у края взлетно-посадочной полосы, в низких насыпанных холмах угадывались капониры, где они могли находиться. На всем обозримом пространстве ни одного гражданского самолета, за исключением, естественно, нашего, в аэропорту не стояло.
  
  Нас, около 150 человек, их - не больше пятидесяти. Мы выстроились друг против друга. Все на контрасте. Настроение "дембелей", не чета нашему: все в подогнанной по фигуре форме веселые и уверенные в себе. Мы - в мешковатой одежде не по размеру. Внешне, они все вполне здоровые и крепкие; мы - "зашуганые" и неуверенные в себе "дохлики". Некоторые из них что-то пытались выкрикивать, показывали рукой вокруг шеи, но расстояние между нами было большое, не расслышали. Потом догадались, что означают те жесты. "Дембеля" говорили, "вешайтесь" мол, предлагая для этого собственные шнурки. Этот "злой" юмор станет понятным лишь тогда, когда попадем в подразделения, а теперь, мы были пока на равных и в свою очередь не скупились на взаимные уничижения.
  
  Никто из нас не задумывался, почему "дембелей" так мало собрали для отправки домой, ведь кто станет гонять такой самолет ради полсотни солдат? Подумал, что, по-видимому, прибыло сюда их никак не меньше. Безотрадная перспектива!
   На фото автомобиль въезжает к стоянкам самолетов. Такие авто нас везли на территорию части в
  
  На фото автомобиль въезжает к стоянкам самолетов. Такие авто нас везли на территорию части в "торжественной" обстановке.
  
  На автомобилях приехали и несколько солдат явно не дембельского состава. Запомнился один. Воин был одет в "бушлат", по-щегольски подпоясан ремнем, шапка набекрень - он производил впечатление "бывалого" бойца. В наших глазах солдат выглядел таким себе "рейнджером". Он ходил между бойцами, давал всем советы, что нужно спрятать, что лучше отдать сразу. У кого-то из вновь прибывших забрал гитару, пообещав повернуть ее на месте, в части. Парень чувствовал себя хозяином, который не в первый раз встречает пополнение. Мы, гурьбой, сели в грязные, грузовые авто, а "дембеля" все еще ожидали "шмона" ...
  
  *** Так в бригаде солдаты и офицеры называли проверку вещей перед отлетом - не формальный обыск с ощупыванием всех потайных мест на теле и форме, когда все купленное не в магазинах военторга беспощадно изымалось. А пойманный парнишка, запросто мог не попасть в дембельский самолет. Поэтому и отношение к коменданту и его помощникам (он ее непосредственно и повсеместно проводил) было резко негативным, даже враждебным. Не случайно, в коменданта несколько раз стреляли (вполне серьезно) обиженные офицеры, но ненавистному "шакалу" (иначе за глаза его никто не называл) постоянно везло...
  
  Возле здания аэропорта впервые увидел цивильных афганцев. Народ встречался редко и исключительно мужчины. Все как на подбор стройные, худощавые, с приятным красноватым цветом кожи. Внешним видом они напоминали туркменов или таджиков, но чалма на голове и своеобразный костюм, который состоял из очень широких собранных у складки и похожих на балахон, материи штанов, и современного покроя, но длинной, почти до коленей, рубашки, напоминал, что перед нами представители другого народа. У большинства, поверх рубашки, были одеты инкрустированные кожаные безрукавки - произведение народного искусства. На ногах - добротные ботинки, похожие на босоножки и тоже достаточно стильные...
  
  *** Цвет чалмы зависел от социального положения хозяина: богатые - носили белоснежные, а беднота, по большей части, головные уборы темных оттенков. Как узнал позже, подавляющее большинство встречных афганцев принадлежали к племени белуджей, на исконной территории обитания которых, находился и аэропорт, и воинские части "шурави".
  
  На площади перед аэропортом стояло несколько легковых авто советского производства (Волги-21, и Москвичи-2140). Когда смотрел на окружающую местность из самолета, практически не заметил внушительных размеров лесной массив, который тянулся от аэропорта в направлении части. Среди деревьев в нем преобладали исключительно сосны, а вдоль дороги росли высокие кусты с длинными тонкими стеблями и маленькими листочками. Среди лесопосадки, словно жемчужины в зеленом море, встречались местные архитектурные шедевры - коттеджи, вовсе не похожие на глиняные дома афганцев. Через несколько сотен метров от аэропорта, с правой стороны, за ограждением из колючей проволоки, появились большие и длинные, словно сельхоз фермы, сооружения воинской части. По одежде людей, что прогуливались во дворе, догадался, что это госпиталь.
  
  Дальше, впереди по движению колоны, возвышались два обычных пятиэтажных дома "ненавязчивой" (без излишков) архитектуры, которые во множестве встречались в любом городе необъятного "союза". Как-то, даже непривычно было видеть этот "уголок Родины" среди чужих пейзажей. За ними виднелась желтизна пустыни. Первое, о чем подумал, была догадка о казармах. Но, когда авто подъехали ближе, заметил во дворах много детворы. Среди смуглых ребятишек, повсеместно бегали и светловолосые, европейского типа. По-видимому, помощь "шурави" распространялась не только на военную сферу жизни.
  
  Возле домов дорога неожиданно резко повернула влево. Дальше асфальт закончился и авто поколесили по гравийно-глиняной смеси грунтовой дороги, разбитой в прах тяжелой техникой. Лесополоса закончилась. Обрамлением оазиса служило русло пересохшей реки, которое в то же время было границей воинской части п.п. 71176 и ее запасной дорогой.
  
  2. 70 ОМСБ, 3 МСБ (г), ПТВ.
  
  Первое впечатление от созерцания вида бригады из самолета было сильным и волнующим. Огромная территория, усеянная военной техникой, ровными рядами палаток и ЦРМок, с разбитыми на квадратики участками техпарка и центральной частью с плацем. Но из воздуха все кажется чистым и аккуратным, а внизу проступают недостатки и неуместности. Вот и сейчас, подъезжая к символическим воротам, на которых красовались привычные красные звезды, стала заметна их, мягко говоря, неуместность, потому что забора или сплошного проволочного ограждения вокруг территории части не существовало. Правда дежурный на воротах и небольшое помещение КДП расположилось, как и везде в "союзе", согласно "устава".
  С правой стороны от ворот в стороне от забора разместилась спортплощадка с турниками и брусьями, закопанными скатами...
  
  *** За все время службы в части лишь один раз видел, чтобы там массово занимались физической подготовкой солдаты. Единицы, которые беспокоились за свою физическую форму и отдельные дембеля иногда вечером посещали этот памятник физкультуре...
  
  Наличие спортгородка будто бы свидетельствовало, что перед нами обычная воинская часть, что здесь такая же служба, как и дома. Одним словом - успокаивало. Часть начиналась с громадного плаца, который тянулся метров на двести в длину и метров до пятидесяти в ширину. Асфальтом нигде и не "пахло". Зато, везде лежали небольшие плоские камешки - морская галька, прослойки которой повсеместно встречались в глинистой почве. Ими же были выложены прямоугольные линии на площади. Побелена известковым раствором и отсортированная по размеру галька расчерчивала плац и указывала месторасположения отдельных подразделений бригады. С правой стороны плаца, а ее ограничительной линией, параллельно ограждению расположились длинные ряды ротных палаток. Первые, небольшие и квадратные, огражденные проволокой - для хранения оружия, а за ними по прямой линии выстроились палатки для личного состава подразделений. Возле "оружеек" стояли вкопанные "грибки" под которыми кое-где виднелись солдаты наряда с автоматами за плечами. Бойцы с интересом наблюдали за приездом автомобилей. Удивил нас и внешний вид солдат, что неторопливо и с ленцой прогуливались между палаток: в опорках, без ремней, с расстегнутыми гимнастерками или вообще в одних майках. Сразу подумалось, что эта часть есть пересылочным пунктом, а в "настоящей" части (куда нас скоро отвезут) все будет, как "союзе". Разум отказывался верить в постоянство этих временных сооружений. Казалось, будто здесь, в "Афгане", должны быть настоящие добротные казармы для нормального отдыха людей после тяжелой службы.
  
  Автомобили остановились возле наибольшего здания части. Рядом находился магазин и штабные помещения. Дальше, по правую руку, виднелись ряды похожих на складские сооружения зданий. Всех вновь прибывших завели в помещение. На внешней стороне здания висел плакат с изображением вождя мировой революции, а на входе красовалась надпись - клуб в.ч. 71176. Внутри клуб выглядел как обычный кинозал. Не спеша заняли места среди десятков таких же воинов и затихли, осмысливая свое положение здесь и в ожидании следующих приказов. В открытые двери заглядывали любопытные бойцы, выспрашивали земляков, а также последние новости в "союзе". Через несколько минут пришла группа офицеров и один из них, с погонами подполковника начал рассказ о нашей службе здесь, о задачах части, о быте...
  
  *** В "союзе", в "учебке", нам говорили, что не все части в Афганистане ведут активные боевые действия. Большинство, будто бы стояли гарнизонами вдоль дорог или в провинциях на охране важных народнохозяйственных объектов. Поэтому, чего греха скрывать, хотелось попасть в такую - "спокойную" часть, чтобы служить без особого риска.
  
  Офицер сказал, что бригада принимает участие в боевых операциях вместе с афганскими войсками, что есть потери, но успокаивая, добавлял, что большинство из них - через неосторожность, невыполнение приказов командиров. Говорил, что среди всех подразделений бригады, самые активные действия ведет ДШБ...
  
   *** В составе 70 ОМСБ находились всего около девяти батальонов (охраны, танковый, артдивизион, три мотострелковых), в том числе и третий десантно-штурмовой батальон - один из батальонов Гардезской десантно-штурмовой бригады. От всех мотострелковых он отличался тем, что на вооружении имел БМП, в то время как "пехота" - БТР, да еще ... тельняшками и прочими аксессуарами крылатой пехоты.
  
   На фотографии командир 3ПТВ старший лейтенант Коблов во время рейда в окрестностях Кандагара. Наш новый 307 БТР, впереди рота ДШБ на БМПешках. Осень 84 года была урожайной на гранаты. []
  На фотографии командир 3ПТВ старший лейтенант Коблов во время рейда в окрестностях Кандагара. Наш новый 307 БТР, впереди рота ДШБ на БМПешках. Осень 84 года была урожайной на гранаты.
  
  Со слов офицера, "героический" батальон имел наибольшие потери, но, служить в нем очень почетно и не каждого желающего туда брали. Такое заявление охладило пыль многих, кто хотел попроситься в десант. Моя воинская специальность позволяла служить в этих войсках (противотанковые взвода были во всех подразделениях), но то, что услышал, не вселяло оптимизма. Опять, ощутимо пронял холодным потом страх смерти, опять стало, до ужаса жаль, свою "загубленную жизнь". И, не обнадеживающая, правда, в данной ситуации, выглядела лучше красивой лжи. Поэтому, теперь уже спокойнее, с готовностью "обреченного", воспринимал любую информацию. Назад мне, как и большинству солдат сидящих в зале, дороги не было, а там - как Бог даст.
  
  Размышления быстро закончились, когда группу за группой, никого не спрашивая, зачитывая фамилии, начали забирать пополнение представители подразделений. Никто не знал, где ему было бы лучше служить и какая судьба ожидает его там или здесь, поэтому распределение по взводам интересовало лишь в той мере, чтобы попасть вместе с друзьями. Я, с самым близким, на тот момент, приятелем по учебке из Иолотани Пашкой Лавреновым, попал в одно подразделение: 3 ПТВ (противотанковый взвод) третьего МСБ(г). Колону из нескольких десятков новобранцев повели из клуба четыре сержанта во главе с офицером, в направлении батальонных палаток.
  
  *** Третий батальон, в котором мне выпало служить, стоял заставами в "зеленой зоне" - на местном жаргоне - "зеленке". Что это за зона такая, что это за заставы - понятия никто из нас не имел. В голове крутились картинки зеленых оазисов, садов и лесов, даже с тропической растительностью. Только не то, что впоследствии пришлось увидеть. Юношеские розовые мечты рисовали в воображении добротные помещения на этих заставах (как в кино по пограничников), злых и коварных "басмачей", готовых убить каждого, издевательства над пленными, смелые атаки наших бойцов и прочую патриотическую чепуху...
  
  От таких надуманных перспектив не знал радоваться или грустить. Что лучше - ходить в рейды и засады, или сидеть все время на заставах в окружении врагов и охранять какую-то дорогу?
  Остановились перед палаткой. Нас встречали такие же "зеленые" мальчишки, которые прибыли раньше, - вчера и позавчера, а теперь считались едва ли не старожилами, потому что вели себя слишком уверенно. Все вокруг казалось не реальным. Палатки, разбросанный вокруг армейский мусор, патроны, которые лежали прямо под ногами. Сам факт моего пребывания здесь - казался сном. Вот сейчас придет офицер и заберет нас в казарму с асфальтированными дорожками вокруг и убранной сверкающей территорией, где стоит мягкая кровать с белыми простынями...
  
  Первый день на территории "Афгана" подходил к концу. Впереди меня ожидали еще 676 дней войны и мира.
  
  3. Жизнь в бригаде.
  
  Пополнение батальона разместилось в двух палатках. Поскольку роты подразделения пребывали на "временных" заставах, куда вывезли все имущество, палатки батальона оказались почти пустыми (три ряда палаток 3 МСБ занимали свое место в бригаде и служили жилищем лишь каптерщикам, дембелям и временно командированным на ее территорию бойцам батальона). По идее, каждый взвод должен был обеспечить новобранцев кроватями и всем прочим. Но на деле, не из каждой заставы смогли привезти даже матрасы. В "моей" палатке с одной стороны тесно стояли двухъярусные кровати преимущественно с голыми сетками, а на другой - лишь несколько одинарных кроватей. Места для прибывших пока что хватило, но несколько ребят уже размещались на бетонном полу, удовлетворившись лишь видавшими виды затасканными матрасами.
  
  Мы с Пашкой, заняли одну кровать на двоих, зато рядом с печкой. Спали на "голой" сетке, укрывшись шинелями, лежали валетом. В палатке, по прибытии всего пополнения, набралось около пятидесяти бойцов, причем последним не досталось ни матрасов, ни кроватей. В каждой из палаток командовали по два сержанта. В моей - Виктор Максименко (с которым быстро нашел общий язык, потому как он тоже был из студентов) и Александр Попаденко. Во второй - запомнился сержант Кораблев. Его среди всех младших командиров выделял веселый, юмористический настрой (типичный одессит) и мнимая напыщенность, важность собственной персоны, которая больше привлекала, чем отталкивала людей.
  
  *** Следующий год станет для Кораблева последним (он погибнет 6 мая во время рейда в "зеленке" возле города Гиришк), а Виктор, спустя месяц, получит тяжелейшее ранение головы на сопровождении, и после долгих месяцев скитания по госпиталям, многочисленных операций, останется навсегда слепым. Дома, в Киеве, он найдет в себе силы и мужество преподавать в КПИ, получит из рук президента Кучмы награду за мужество и безвременно отойдет в мир иной из-за осложнений от ранения.
  
  Тишину моей первой "афганской" ночи нарушала одиночная стрельба. Стреляли преимущественно из автоматов, но иногда слышались более громкие звуки. Мы долго не могли уснуть, переполненные впечатлениями и с непривычки к полувоенной обстановке.
  
  *** За несколько дней, проведенных в бригаде, ночная стрельба стала обычным явлением, и наоборот, ее отсутствие только тревожило и настораживало. Это ощущение еще более окрепло на заставе, где тишина на постах вызывала не только обеспокоенность, но и тревогу за свою жизнь.
  
  Едва тлели жалкие угольки в буржуйке (дров хватало, чтобы только немного протопить, пустить дух тепла), палатку окутывал холод. Тонкая шинель не спасала от прохладных зимних ночей. Но сон, тем не менее, брал свое.
  
  *** В бригаде проблема отопления, похоже, вообще никого не волновала: ни дров, ни уголь сюда не завозили и специально не заготовляли, хотя зимой, ночью, температура иногда падала до нескольких градусов мороза. Штабные бараки, с офицерами и гражданскими, отапливали (преимущественно соляркой), а к солдатам в командования "руки не доходили". В ход шла знаменитая солдатская смекалка ... и все деревянное, что могло гореть, начиная с тары для снарядов и заканчивая строениями на территории части.
  
  Эти дни запечатлелись моей в памяти открытием "другой" армии. В первую очередь, что бросалось в глаза и поражало - это огромное количество "потерянных" боеприпасов (преимущественно автоматных патронов), россыпи их валялись везде: на дорожках, возле туалета и в палатках. Их встречалось так много, что за несколько минут ходьбы можно было запросто насобирать полные карманы. На территории части, позже, во время занятий, в руки стали попадать гранаты, неиспользованные пулеметные ленты с патронами от всевозможных систем, минометные мины и даже артиллерийские снаряды. Земля была начинена боеприпасами, словно пирог вишнями. Правда, возле палаток мы находили исключительно 5.45 калибра автоматные патроны, большие "вещи" офицеры все-таки замечали.
  
  Вторым при значимости открытием, стало наличие рядом таинственных соседей - взвода кабульского спецназа. Мало того, что ребята одеты в афганскую военную форму и их рост достигал под два метра, все они по своим физическим данным могли бы конкурировать с киношными наемниками. Командовал взводом молодой лейтенант. Служили в подразделении такие же бойцы срочной службы, только, конечно, соответственно отобранные и подготовленные. Мы, по сравнению с ними, выглядели мальчишками с песочницы. Каждый спецназовец стоил десяти, а могут и больше "обычных" бойцов. Они, по праву, считались настоящими профессионалами, а их ночные выходы в засаду, с огромным количеством боеприпасов и откровенно будничным настроением, поражали своей бесшабашностью. Говорили, что бойцы спецназа, чуть ли не вдесятером "ходили" на банды, которые численно намного превосходили их, и выходили победителями из тяжелых боев, надеясь только на собственные силы. Больше бы было таких солдат, возможно, все бы окончилось раньше и с лучшими последствиями для "шурави".
  
  Третьим, и наиболее неприятным открытием, - было полное и всеобъемлющее отсутствие нормальных бытовых условий и электрического освещения. Особенно шокировало отсутствие электричества. Оно, конечно в бригаде было, только не в наших палатках. Просыпались не столько по привычке, сколько от холода. Никаких проверок, зарядок и других "уставных" мероприятий, сержанты (которые сами были не прочь отдохнуть от службы на заставах) не собирались проводить, что весьма радовало. Утром все расходились в поисках, где бы умыться (первый и второй батальоны имели свои импровизированные умывальники - насаженные на трубы несколько железных бочек, в которых зимой подогревали воду на кострах или используя солярку). Но на "чужих" там явно не рассчитывали. Редко кому удавалось используя момент внезапности помочить руки, не получив при этом по шее. Мы набирали воду исключительно в столовой, где иногда удавалось и умыться. Вечером, после ужина, собирались в палатках возле печек. Нашлись умельцы, которые сделали из пустых консервных банок небольшие тлеющие лампадки. Темнело здесь очень рано, поэтому при их свете лампадок проводили большую часть суток.
  
  Бытовые неудобства, по-видимому, поражали бы еще больше, если бы не обстановка царящая вокруг гарнизона и бригады вообще. В небе постоянно "висели" боевые вертолеты, взлетали и приземлялись МИГи и "Грачи", куда-то спешили колонны техники мотострелковых батальонов. И только мы были лишними здесь, в этом отработанном до пустяков механизме, который жил за собственными, не совсем понятными законами военного времени. Мы никуда не спешили, никто из офицеров нами не интересовался и не беспокоился, чем занимаемся молодое пополнение. Такими же отрешенными от мира сего ходили по части и дембеля, ожидающие отправки домой. И мы, и они находились в состоянии неопределенности, ожидания, только дембеля уже вышли из войны, а мы в нее еще не вошли. Жили "цивильные" в "каптерках" (кладовках) собственных рот. По наивности и не осведомленности с законами армейской службы, направляясь в туалет, молодые бойцы проходили мимо их палаток и неожиданно попадали в неприятные ситуации. По большей части "чижиков" "припахивали", звали убраться в помещении или просто пообщаться, послушать рассказы о гражданской жизни, посмотреть на фотографии любимых или знакомых девушек, если такие есть. В соответствии с неписаными армейскими законами, отказаться от "просьб" старших, было практически невозможно (если ты не успевал вовремя смыться). К счастью, "кодекс поведения гражданских" не позволял им трогать "чижиков" физически, и кроме мелкой бытовой работы и преимущественно грубого обращения к себе, других неприятностей не было. Но и такое насилие унижало. Не удивительно, что хотя армия еще не "сломала" волю у большинства новобранцев и теперь, никто из "чижиков" не смог открыто бросить вызов таким "порядкам".
  
  *** Мы уже давно настроились на подчинение старослужащему. Наверное, сыграло роль и то, что люди, видевшие войну и выжившие в ней, казались нам почти героями без недостатков и вредных привычек. А потому, их просьбы выглядели вполне естественными. Возможно, срабатывал инстинкт самосохранения, который предостерегал не лезть с первых дней на рожон. А неприятную работу легко избегали, просто обходя эти палатки другой дорогой, или убегали в ответ на оклик. В армии все учились быстро. Кого по собственной неосмотрительности "припахали" - второй раз на такую уловку уже не попадался.
  
  В столовую, куда предварительно отправлялся выделенный наряд для подготовки и сервировки столов, направлялись строем и, преимущественно, молча. Только под настроение сержантов или под присмотром офицера, рота запевала песню. Впервые тут услышал песню, которая настолько отвечала здешним условиям, что, казалось, была написана специально для нас. А слова: "Россия - любимая моя, родные березы тополя, как дорога ты, для солдата, родная, милая земля" - раздавались в наших сердцах. И пели ее с такой возвышенностью и вдохновением, с таким чувством, как будто слова сами выныривали из глубин человеческих душ. Многие, в том числе и я, вкладывали в эти слова свои переживания: это и страх, и отчаяние, и надежда на возвращение домой.
  
  Столовая находилась в больших металлических помещениях метров 50 длиной и до 15 в ширину. В середине находилось два ряды столов, разделенные широким проходом. В отличие от "учебки" в Иолотани, половина столов всегда была свободна. Лишь за некоторыми, сидели немногочисленные солдаты, и это тоже выглядело местной диковинкой.
  
  Каждый взвод (из постоянного состава) имел своего официанта. В его обязанности входило: получать у поваров еду, накрывал на стол, убирать и мыть горы использованной посуды, а также следить за ее сохранностью. Официант, практически, все время проводил в столовой, а некоторые даже спали там же. На такую работу выбирали по большей части "азиатов" (без обиды представителям узбеков, туркменов и других народов Азии, просто так, исторически, сложилось), или просто толковых "чижиков", не зависимо от цвета кожи. Нелегко было все продукты и блюда, все, что должно стоять на взводном столе, получить в варочном цеху и, самое главное, сохранить пока придут свои. Нещадно разворовывалась посуда, из-за чего у официантов разных подразделений возникали ссоры и, даже, драки. Хотя жили и работали они долгое время рядом, хорошо знали друг друга, но своровать ложку или кружку в отсутствие присмотра, никто не стеснялся. Правильный выбор официанта обеспечивал подразделению быструю и качественную еду, лучшие куски мяса и разные деликатесы. Поскольку повара повсеместно были узбеками, официантов тоже выбирали из земляков, им проще договорится.
  
  В отличие от "учебки", блюда в бригаде готовились намного вкуснее и разнообразнее, а утром всегда давали кофе с молоком или молочную кашу. О таких деликатесах в Иолотани мы не слышали. Каждый вечер готовилось картофельное пюре из сушеного продукта - клейстер, который даже нам, не привередливым в еде "чижикам", есть было решительно невозможно, даже при большом желании. Практически несъедобное по вкусу и консистенции блюдо, тем не мене, обильно приправлялось кусочками консервированной рыбы. Она то и была основным продуктом вечернего стола. Особенно радовали нормы выдачи масла. Из больших полутора литровых металлических банок мы накладывали его на тарелки без всяких норм и ели вволю. Но теперь остро не хватало хлеба.
  
  *** Хлеб выпекали на месте, в бригадной пекарне. Его вкус был необычным, домашним. Даже немного не пропеченным он казался самым вкусным. С обеспечением хлебом были большие проблемы, потому как большая его часть еще из пекарни, "обходя" столовую, через знакомых и земляков попадала в подразделения. На всех, всегда не хватало. Поэтому и ценился он значительно выше масла и мяса.
  
  После завтрака, организованной колонной, пополнение батальона выходило на полевые занятия, подальше от расположения в направлении артиллерийских складов на юге бригады. Огороженные отдельным забором арсенал (или одно из подразделений) находился на территории бригады где-то в километре от палаток. На огромной пустынной площади от последних туалетов до колючей изгороди, кроме давнишнего сухого арыка и нескольких окопов для бронетехники ничего не было.
  
  Занятия происходили или возле арыка, или за высокими земляными холмами возле капониров для бронетехники. В обоих случаях мы прятались от посторонних глаз офицеров. На занятия с нами ходили самые младшие за призывом сержанты, прибывшие сюда всего несколько месяцев назад. Сначала, как всегда, просили рассказать сержантов о службе в ротах, о сопровождении колонн, о рейдах, говорили о гражданской жизни и делились первыми впечатлениями. Научиться, чему-либо новому в данной ситуации, кроме как основных правил поведения и выживания во взводах, мы не могли. А из офицеров за пополнение никто не отвечал, чем мы и пользовались...
  
  *** Сержанты тоже не проявляли служебного рвения в проведении работы с подчиненными, потому, по большей части, мы отрабатывали "сон в полевых условиях". Такие упражнения были по нраву всем, потому что в ротах особенно не проспишь в виду небольшого срока службы.
  
  Днем на солнце температура поднималась до комфортных 10-15 градусов тепла. Разморенные бойцы спокойно дремали на бортах арыка, в то время как один или два "добровольца" несли караульную службу. Несколько раз за "занятиями" нас внезапно обнаруживали "чужие" офицеры, которые проезжали рядом по служебным делам, когда охрана засыпала и не успевала предупредить. Но никаких конкретных последствий кроме угроз в сторону нерадивых сержантов, которые больше боялись собственных старослужащих, чем офицеров, мы не ощутили. В подобных случаях подразделение стремительно меняло дислокацию (благо укромных уголков хватало) и продолжало занятия в другом месте.
  
  К югу от части, километрах в двадцати, желтели пески пустыни Регистан, среди которых, словно корабли, возвышались три скалы. Я назвал их: Вера, Надежда и Любовь, как память о прошлом и надеждой на будущее. Каждый, кто служил в бригаде, видел эти скалы и надеялся в последний раз взглянуть на них из борта "дембельского" самолета.
  
  После обеда начиналось условно свободное время, которое тянулось с перерывами до ужина. Сержанты занимались своими делами, а нам приказывали нигде "не светиться" и быть готовыми к построению. Большую часть свободного времени ребята сидели возле палатки и слушали байки о похождениях на "гражданке" наиболее продвинутых своих товарищей. Одним из главных рассказчиков был один таджик, что делился своими любовными похождениями, которые касались преимущественно стада овец его отца. Надо признать, рассказывать он умел, несмотря на свой плохой русский язык. Его "смачные" комментарии и пикантные подробности вызывали взрывы хохота окружавших товарищей.
   На снимке запечатлен последний ряд ротных палаток первого батальона. Вдалеке виднеется расположение хозяйственного взвода, душевые и солдатские прачечные, где-то там находился КПП. Лето 1983 года. []
  На снимке запечатлен последний ряд ротных палаток первого батальона. Вдалеке виднеется расположение хозяйственного взвода, душевые и солдатские прачечные, где-то там находился КПП. Лето 1983 года.
  
  Часть солдат, каждый вечер разбредалась по бригаде в поисках земляков и ... обычных бутылок. В этом деле особенно отличилась группа белорусов.
  
  *** К величайшему сожалению советские рубли здесь ничего не стоили, а выбор вещей и сладостей в бригадном магазине - за "высшим классом": все импортное, в ярких упаковках (из отечественного только дефицитное сгущенное молоко и отдельные сорта печенья). От такого искушения "разбегались" глаза, и жалобно урчало в желудке. Но солдатская смекалка всегда подскажет выход. Уже на третий день, группа ребят, поздно вечером, спрятавшись в угол палатки, смачно чавкала сгущенным молоком с печеньем. Оказалось, что бутылки, которые валялись по мусорным кучам, принимали в магазине за чеки, и пока все вновь прибывшие бойцы только мечтали о первой зарплате и исходили слюной, сообразительные бульбаши собрали их по всей части.
  
  Каждый день в клубе показывали художественный фильм. Такой оказии мы пропустить не могли. Организовано группами, а иногда и просто поодиночке, стараясь не попадаться на глаза старослужащим, пробирались к зданию. Клуб служил местом общения солдат бригады, сюда же ходили посмотреть на женщин, которые работали и жили в части, просто убить время, если такое было. Правда, пользоваться привилегией просмотра кино можно было, только если имел за плечами полгода службы. Но это правило распространялось только на постоянный состав (за этим пристально смотрели старослужащие). Новобранцы из второго и первого батальонов давно впряглись в службу, им было не до кино, а мы на полную катушку наслаждались своим подвешенным статусом.
  
  Вечера в палатке запомнились царившим полумраком от каптилок и трудноразрешимыми проблемами заготовки дров. Где только мы их не находили: и на свалках и в арыках, обыскивали всю территорию в поисках "бесхозных" запасов. Иногда не брезговали открытым грабежом у таких, как и мы бесправных "чижиков". Выживали, как могли, но каждый вечер наши буржуйки потрескивали от горящих обломков ящиков, отодранных из соседних палаток досок, упаковок из-под боеприпасов. А иногда нам удавалось раздобыть большую колоду или обломок дерева, которые умудрялись порубить подручными инструментами. Сколько бы мы не заготовили дров, протопить палатку было невозможно, и ночью в ней всегда было прохладно.
  
  Навсегда в память врезался случай издевательства над нашим сержантом Попаденком, старослужащим-земляком одного из бойцов. После отбоя, пьяный "дед" начал учить его уму разуму за какие-то прегрешения перед земляком. На виду у всех, он, нецензурно ругаясь, заставлял сержанта просить прощения у солдата в оскорбительной форме, при этом унижая и избивая его. Мы были шокированы происходящим и не знали как себя вести. Разум подсказывал, что необходимо встать на защиту парня, но непонимания сложных армейских правил субординации, мелкая месть тому же сержанту за его придирки к нам, да и страх вот так же огрести и самому не позволили вмешаться. Как часто, позже, я буду вспоминать этот вечер, при виде подобных издевательствах у себя во взводе, и испытывать презрение к себе за собственную трусость.
  
  Новый 1984 год бригада встречала торжественно и ... громко, наверное, как всегда. Всю ночь напролет - бесконечная пальба. Стреляли одиночными и очередями, из автоматов, пулеметов и даже артиллерия. В небо раз за разом взлетали осветительные ракеты. По части группами и в одиночку бродили выпившие и обкуренные старослужащие, офицеры и прапорщики. Под "грибками", где еженощно постовые стояли с автоматами, солдаты наряда не появлялись длительное время. Рассказывали случай, как в ночь празднования прошлого нового года из пятиэтажек напротив, автоматной очередью был убит дневальный. С того времени наряд ночью стоял с оружием. Только в нашей палатке Новый год встречали спокойно, без особенной радости. После ужина сходили в клуб, дольше обычного разговаривали, не спалось.
  
  *** Второго января в компании Паши и Виктора я отметил девятнадцатилетние. Сержант, узнав о дне рождения, притащил из каптерки банку зеленых огурчиков "Глобус", банку сгущенки и пачку печенья. Праздничный стол был готов. Виктор пожелал мне хорошей легкой службы и возвращения домой, в университет. Тогда об этом можно было только мечтать. Но с легкой руки моего боевого товарища все пожелания сбылись, а ему, увы, повезло меньше...
  
  Так прошло одиннадцать дней. Это были последние беззаботные дни, о которых потом часто и с завистью вспоминал, когда на плечи, словно камень, упал груз первого года службы. Ужасное время, возвращаясь мысленно назад, удивляюсь, как можно было это все перенести, выстоять и не сломаться.
Оценка: 6.16*29  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023