Проходили дни. Призов стали привлекать для охраны заставы на взводном посту охраны. Помещения поста состояли из двух землянок и нескольких капониров для БТРов. В одной, не оборудованной землянке, находились запасные части для "броников". А во второй, соединенной с первой окопом, личный состав поста. Землянка для бойцов была обшитой досками, имела хорошие широкие деревянные нары с матрасами и подушками, печку и небольшой стол со скамьей. Рядом, в капонирах, стояли исправные "бэтээры" и еще один, номер 307, не так давно подбитый и сожженный.
В охрану заступали четыре бойца (два смены). Одна охраняла с вечера до часа ночи, другая - до рассвета. Из взвода в караул ходили преимущественно "черпаки" и "молодые". Попасть на пост "чижику" среди нас считалось удачей, а вместе с нормальными ребятами, большой удачей. Но, к сожалению, небольшая часть негодяев, портила весь коллектив, влияла на наше отношение к старшим призывам, делала его негативным. Поэтому, получить наряд на охрану вместе с кем-то из них значило, мягко говоря, кучу неприятностей на всю бессонную ночь. В лучшем случае, когда состав охраны удовлетворял, ребята призова пытались сразу же исчезнуть из расположения взвода и отправиться на пост, что не всегда удавалось, потому как "чижиков" по приказу "замка" не спешили отпускать до отбоя.
*** Кроме сетований со стороны однопризовников за "шлангование", можно было нарваться на "воспитание" кем-то из старослужащих по той же причине. Для остававшихся в расположении, отлучения одного или двух бойцов призова на пост означало дополнительные заботы и хлопоты, "не плановые полеты" и увеличения времени ночного дежурства.
Хуже всего если тебе выпадало караулить вместе с кем-то из взводных "придурков". В таком случае, ночью одному приходилось нести службу за двоих. Если, обычно, делили время поровну, или несли службу вместе, то теперь, все шесть часов приходилось одному бороться со сном (у нас не практиковалась смена по два или три часа караула). С холодом еще можно как-то справиться, а вот сон перебороть изученному дневными полетами "чижику" бывало невозможно.
*** Организм не выдерживал нагрузки. Человек засыпал даже во время ходьбы. По опыту знаю, идешь все видишь и контролируешь, а просыпаешься, больно ударившись головой о землю или автомат. Как бы ни старался, все ровно, через определенное время сон коварно закрывал глаза, туманил разум. Ноги подкашивались, хотелось передохнуть. Можно опереться о "броник", но это однозначно означало мгновенное засыпание и могло привести к огромным неприятностям или даже преступлению. Чтобы не задремать, нужно было постоянно стрелять из автомата одиночными выстрелами (нам это разрешалось). Нажал на гашетку, и, словно молотом по голове ударили: в ушах шумит, глаза открываются, начинаешь просыпаться. Этим выстрелом ты не только прогонял сон, но и давал знать своему напарнику, который в это время сидел в землянке, что ты на страже. Умолк автомат - охрана спит. Просто и понятно.
Никто, по-видимому, не смог пройти испытания сном, чтобы не задремать. Не дай Бог, случилось бы нападение на заставу, или душманы стали смелее - не одна из них навеки заснула бы мертвым сном. Даже осознавая всю ответственность задачи, физически мы не могли заставить себя держаться, напрягая последние силы. Когда их не хватало, наступала апатия ко всему, а этого врага никак не перебороть, если не отдохнуть.
Хорошо караулить, в тихие лунные ночи. Тогда все вокруг высвечивалось приятным глазу мягким сиянием, и ты чувствовал себя спокойно. А когда ночи выпадали темными, а видимость становилась нулевой, постепенно в душу заползал страх за себя и товарищей. Он помогал в борьбе со сном, но ненадолго. Иногда, мертвецкую тишину афганской ночи нарушал отчаянный вой шакалов, похожий на плач ребенка. От него становилось жутко, потому что начинались эти концерты всегда внезапно и были настолько неожиданным, что первые разы вздрагивал от страха и пытался скорее послать пару пуль в направлении возни животных. Но, привыкнув к сольным номерам, стал умнее, поскольку уже знал, что шакалы воют только тогда, когда их никто не тревожит. Значит - можно расслабиться. А вот когда воя не было слышно, и ночка выдавалась еще та: холодная, темная и ветреная, страх ставал союзником и надзирателем за твоим состоянием.
*** Звери посещали выгребную яму с мусором за бетонкой, куда из "точки" выбрасывались пустые консервные банки и остатки еды. При лунном сиянии хорошо просматривались их силуэты, слышалась суматоха и рычание, грохотание пустых банок.
С наступлением утра служба "чижиков" на посту заканчивалась. Оставались ребята старшего призыва, а нас отправляли в расположение. Если взвод выезжал в сопровождение, за бурным утром, наступал день относительного отдыха.
Наиболее привилегированным нарядом считался внутренний караул. Заступали в него все подразделения заставы в порядке очередности. В отличие от взводного поста охраны, из караулки никто не имел права забрать солдата просто так, за порядком следил дежурный офицер. Хотя, расслабляться в комнате отдыха "чижикам" наряда днем было рискованно: можно накликать гнев старослужащих, да и свой призыв прибегал с просьбами о помощи. Большинство ребят, невзирая на угрозы и неминуемое наказание потом, не желали идти в расположение взвода, отдавая предпочтение сну и отдыху. Это и не удивительно, ведь, что попасть на "лечебные процедуры" за "шлангование", что получить их в процессе "полетов" разницы не было. Только в случае "большой необходимости" или по отчаянной просьбе лучшего друга приходилось отлучаться в ненавистную казарму, где ничего хорошего тебя не ждало. Только, если взвод выезжал на сопровождение, появлялась небольшая возможность перевести дух. Ночью в этом наряде посты возле склада боеприпасов меняли, как и положено, через 2 часа, а днем караулил кто-то один. После взводного - этот пост казался курортом.
Зима, даже такая мягкая как кандагарская, вступала в свои права. Ночью температура опускалась до нуля, иногда и днем было прохладно. В это время на заставе остро встала проблема дров. Запасы, которые еще летом сделал Андрей Ч., быстро закончились и теперь, приходилось искать все, что горит, везде, где можно и где нет. Первым делом, мы выпрашивали, отрабатывали или просто воровали ящики у артиллеристов и танкистов. Если же раздобыть там не удалось (отсутствие сопровождение или не обломилось) в ход шло все деревянное и "ненужное" с нашей точки зрения. Все беспощадно уничтожалось конкурирующими группировками "чижиков" роты и ПТВ. Даже в общем капитальном туалете до конца зимы остались только колоды, на которых когда-то был настелен деревянный пол. За считанные дни разобрали одну из двух недавно построенных уютных беседок, которая находилась дальше от домов, а свою, у входа, вынужденные были ночами оберегать от "чижиков" 7 роты. До конца января в залах столовой почти не осталось столов и скамеек, а танкисты и артиллеристы ели стоя. "Чижики" из этих взводов всегда имели запас ящиков, которым иногда делились.
После того, как раздобытые запасы древесины на ночь стягивались к дому, решалась проблема, как их измельчить. "Рубить" приходилось молотком или танковым траком. Что не разбивалось (колоды и стволы деревьев), то распиливалось старой заржавевшей пилой из комплекта БТРа. Большие ящики из- под снарядов и мин стали желаемой добычей. Кроме того, что дрова из них горели хорошо, они еще и отлично "рубились".
Вечера в казарме все, как один, проходили за похожим сценарием. Бесконечные "полеты", усталость, унижение и безмерная злоба, на старослужащих. Изредка в расположение на несколько минут заходил взводный, проинспектировать обстановку и обсудить вопросы со старшими. Хотя он пытался облегчить нашу службу, вызывал нас на разговоры, добивался соблюдения старшими призовами уставов. Но это ничего не изменяло в нашей жизни. Система работала без сбоев. Единственной пользой от его приходов стало появление "чижиковской" вахты у входных дверей во время "планирования" в первой комнате. Бывало, стоишь там и безгранично, до трепета души, радуешься от того, что никто, никуда тебя не может ни послать, ни прогнать с этого места, и в то же время ты "при деле" - никто не прицепится, что не увиливаешь от работы.
Ближе к отбою на несколько часов включали свет. Электроэнергию, натужно рыча, вырабатывал маленький двигатель, что надрывно тарахтя на всю заставу, пел жалобную однообразную мелодию. Эта тарахтелка болью отзывалась в моей утомленной службой душе, "рвала" ее на куски. Бывало, идешь из столовой и думаешь, какой мрак ожидает тебя в освещенных комнатах взвода, и так грустно становится, так не хочется идти туда. Подавить в себе эти чувства, переступить страх существование было необходимо каждому из моих друзей, но так же это было трудно!
Работа подразделений, взгляд со стороны.
В отличие от взвода ПТВ, в 7 роте наш призов сразу включился в дело. Встречаясь из однопризовниками, чувствовали, что во многом уже "отстаем" от них. Не терпелось скорее проверить себя, самому почувствовать, какая она - "основная работа" - сопровождение колон автотранспорта.
Заканчивался месяц январь. За календарем - 22 число. Как водилось, в день сопровождения, утром в небе "висели" вертолеты, слышались громкие взрывы артиллерийских снарядов и "хлопки" НУРСов на Нагаханском повороте. Призов занимался своими обычными рутинными делами. Артиллерия на "точке" молчала, потому что она "работала" преимущественно в сторону Кандагара и Кокарана. Между домами, в капонире, разместилась штабная бронемашина с длиннющей антенной. Около нее всегда можно было узнать из разговоров по рации о ходе сопровождения. "Броники" роты и взвода ПТВ уже отправились прикрывать "свой" отрезок пути.
Прошло около часа с начала "выставления" прикрытия, прошла одна из колон наливников. В "зеленке" господствовала относительная тишина, что нарушались одиночными выстрелами. Солдаты грелись в теплых лучах солнца. Обманчивую тишину неожиданно разорвали несколько несильных взрывов, поднялась стрельба. Эфир мгновенно заполнили разговоры: рапорта сержантов и приказы командиров. Чаще всего употреблялась цифра 300, которая означала наличие в подразделении раненых. Взволнованный голос командира одного из взводов роты докладывал старшему офицеру, что в результате обстрела бойцов сопровождения есть жертвы. Новость взволновала всех на заставе. Ведь не исключено, что зацепило кого-то из товарищей или друзей. Со стороны позиций 7 роты, в направлении Элеватора на полной скорости рванул БРТ, и в то же время, один из вертолетов круживший над горами, срочно начал снижаться.
*** Раненых и убитых во время сопровождения забирали вертолеты прикрытия - Ми-8. Потерпевших бойцов свозили сюда из участков, начиная с "Черной площади" и до кишлака Сенжерай, который был последней точкой сопровождения перед пустыней. С города и предместье ближе к аэропорту ребят везли на "бэтээрах"" прямо в госпиталь.
Через несколько минут, БТР примчал к приземлившемуся рядом с заставой на бетонке вертолету. Летчик убрал обороты, чтобы не создавать лишней пыли, которой и так было более чем достаточно, пока раненных бойцов переносили в брюхо винтокрылой машины. Несколько минут, и вот, разогнавшись вдоль дороги, вертолет взлетает. Путь раненых ребят лежит в госпиталь.
История оказалась трагической. Пострадало трое бойцов от своей же минометной мины, которая упала на крышу здания, где они вели наблюдение. К счастью (если здесь можно употребить это выражение) никто не погиб. Но ранения оказались ужасными, еще бы, боеприпас разорвался возле ног бойцов.
Одним из потерпевших оказался сержант Виктор Максименко. Осколками парню разворотило лобную кость, сильно повредило глаза (очевидцы говорили, что лицо выше рта напоминает одно кровавое месиво). Еще одного солдата, высокого и симпатичного юношу моего призыва, которого хорошо знал по бригадным посиделкам, серьезно ранило в руку. К сожалению, рана оказалась очень тяжелой: осколком ему раздробило кости руки.
*** Через несколько месяцев в роту пришло письмо, в котором парень сообщал, что его комиссовали, а руку врачам пришлось укоротить на несколько сантиметров, но главное - она работает. Радовался по поводу окончания своей службы. Что же, я его хорошо понимал: главное, что остался живой, и больше не нужно рисковать жизнью в сопровождениях, видеть каждый день "морды" ненавистных дедов, терпеть их издевательства.
Третьего, пострадавшего парня, не знал и какое он получил ранение, не помню.
Первые боевые потери заставы в этом году. Ни один из ребят больше не вернулся в подразделение. Сочувствовали их горю, возмущались преступной халатности неумелого минометчика, судить которого требовали по военным законам. Безгранично было жаль Виктора: недоучившегося студента; альпиниста, так и не ставшего профессионалом; парня, для которого уже не будет большее счастье увидеть ни красот природы, ни - будущих детей. Думал, как к такой перемене в его физическом состоянии отнесется девушка, о которой парень с любовью рассказывал в бригаде. Сколько горя обрушилось на десятки семей, и это только один случай, в одном взводе, в один день! А их здесь, в Афгане, насчитывалось сотнями. Война, к сожалению, не прощала ошибок, и расплачивались за них ребята кровью и увечьями. Хотя на фоне других застав наша считалась относительно спокойной и не такой опасной для жизни и службы.
Из воспоминаний Валерия Михайловина, бойца 8 роты.
Из бригады вместе с пополнением роты попал в пустыню, в расположение батальона. Оттуда нас отправили на заставу Пассаб. "Точка" находилась на расстоянии километра от насыпи дороги и со всех сторон была окружена садами и виноградниками. Застава существовала в кольце душманских фортификационных укреплений из окопов и блиндажей. Их периодически взрывали во время рейдов, минировали, но рейд заканчивался и "духи" возвращались снова и все восстанавливали. Борьба за выживание продолжалась все время. Пребывание на заставе назвать спокойной службой язык не поворачивался, и это мы почувствовали в первый же день по приезду.
Поздно вечером, "духи" устроили вновь прибывшим "торжественную встречу" с салютом и фейерверками. На крепость обрушился шквал минометного, гранатометного и автоматного огня. Такого я не видел даже в кино про войну. Мины десятками взрывались на территории заставы, от попадания гранат рушились толстые стены дувалов, падали убитые и раненные ребята. Бой и обстрел длились больше часа. По его окончании недосчитались многих. Один из приехавших "чижиков" был убит, двоих ранили. Общие потери заставы составили больше пяти бойцов.
26 января начинался большой бригадный рейд по прочесыванию окружающей город Кандагар "зеленки". На операцию отправлялись нескольких бойцов огнеметного отделения взвода.
*** Огнеметы "Рысь" зарекомендовали себя достаточно эффективным оружием при "выкуривании" "духов" из помещений и блиндажей, поэтому без огнеметчиков не обходился ни один рейд, в то время как остальные бойцы подразделения в них участия не принимали. Командовал отделением Пашкин земляк - сержант Володя Береснев. Парень отличался от остальных "дедов" взвода полным безразличием ко всему, что не касалось его лично. Такой себе - подлинный "дед". "Чижиков" не трогал. Искренне сочувствовал и помогал, как мог Пашке. Иногда, под настроение, вечерами они вели неспешные разговоры в беседке у дома. Нормальный парень без всяких крайностей. Но, на беду, захотелось ему поднакопить "бакшиша", ведь через несколько месяцев собирался на дембель. Тех запасов вещей необходимых для "гражданского", что он имел, показалось маловато, вот и попросился в рейд. "Деды" имели "негласное" правило не рисковать жизнью в последние месяцы службы и командиры взводов По-возможности пытались их не брать на операции. Во взводе даже существовала очередь среди огнеметчиков на рейдовые операции, - желающих и без него хватало. Пытались отговорить Володю от этого шага его друзья, но парень настоял на своем решении и с тремя бойцами взвода он усилил огневую мощь 7 роты отправляющейся в рейд.
Прохождение боевой колонны бригады мимо "точки" произвело мощное впечатление. Сотни единиц техники различного назначения около двух часов следовали в направлении Нагахана. Движение бригадной колонны открывал саперный танк. Его громадные противоминные катки грохотали бетонкой. За ним, на некотором расстоянии шел авангард из роты танков и БТРы первого батальона. Потом, напротив заставы покатили БМП десантников, за которыми в окружении танкового взвода, машин охраны из состава разведроты и нескольких "шилок" (зенитных установок) проследовали два штабных "броника" с комбригом во главе.
На фото сержант 3 ПТВ Сергей Чернышев стреляет из огнемета "Рысь".
"Зеленка" возле кишлака Кокаран осень 1983 года.
Все дальше продвигалась голова колонны, а конца ее не было видно. Мимо заставы проезжали новые подразделения, на смену бронетранспортерам и танками появились автомобили ремроти, минометных батарей, артиллерийские тягачи с пушками. Такое огромное количество авто и бронетехники ошеломляло. Бригада вышла в рейд всеми основными силами. В гарнизоне остались лишь отдельные тыловые подразделения и батальон охраны. Последними проходили БТР 2 батальона, что снимая за собой сопровождение, вливались в бригадную колонну. Вся эта шумная рать разместилась в пустыне в 10 километрах напротив заставы, под горами за "зеленкой". Оттуда, в тот же день, подразделения начали прочесывание территории, при поддержке вертолетов боевого обеспечения.
Начало большого рейда означало для призова окончание адаптационного периода. Теперь, колонны на отрезке Кокаран прикрывал только один наш взвод. Мы должны были занимать и соседние участки 7 роты, то есть "закрывать" втрое больше отрезки. Наступало время выхода "на работу", проверки, на что каждый из нас способен.
Мои первые сопровождения.
Утро дня сопровождения, о котором взводный предупреждал вечером при посещении расположения взвода, для "чижиков" начиналось, как обычно. Изменения в распорядке касались только старших призовов.
По окончании уборки в комнатах, которая проходила вдвое быстрее, чем в обычный день, снаряжали свои рюкзаки, заполняя их патронами, гранатами и сигнальными дымами, забивали пустые магазины, если такие еще были. Большинство такой работы делалось вечером, но на утро непременно что-то оставалось, приходилось распределять обязанности. В то время, как взвод только шел к столовой, некоторые из "чижиков", уже позавтракав, спешили в расположение. Нужно было, успеть собраться самому, при этом постоянно отвлекаясь по разным "просьбам" и приказам старших. Для старослужащих отбирались новые бронежилеты по раз меру (если такие еще оставались), приносили недостающие магазины. У каждого старшего бойца был свой собственный "джентльменский" набор магазинов и подогнанная амуниция (пошитые нагрудные подсумки или плавжилеты из комплекта БТР). Иногда, кого-то из ребят призова посылали за "длинными" магазинами, что оценивалось как привод для "воспитания" после операции, потому что найти на заставе магазины из ручного пулемета Калашникова (РПК), которые вмещали 45 патронов вместо 30-ти, как в обычном "рожке", было тяжелее, чем пачку хороших сигарет. Приходилось выпрашивать или похищать их у "молодых", хотя, в любом случае, "неприятности" - обеспечены.
В амуницию, кроме рюкзаков с боеприпасами, входили противоосколочные 12 килограммовые бронежилеты и каски, стандартные подсумки для магазинов. Бронежилети нашему призыву выдавались по остаточному принципу, по большей части 54-56 размеров. Громадные, с испорченными застежками-липучками, они болтались на шее, словно ярмо у быков. Единственная возможность как то скомпоновать их это прихватить ремнем, на котором уже гирей висел подсумок или два с полными магазинами. Довершала сей воинственный наряд каска с испорченными "внутренностями", от чего она делалась очень глубокой, такой, что только глаза из-под нее выглядывали. Вид бойцы - "чижики" имели далеко не залихватский. И дело не в размерах, а в том, что воевать в таком снаряжении не просто трудно, а почти невозможно. Сидеть, и не быстро перемещаться по "зеленке" еще можно было, а вот бежать - нельзя! (попробуйте побежать с десятикилограммовой гирей на поясе). Подсумок нестерпимо бил по ноге, бронежилет качался на шее, словно маятник, все время, нарушая равновесие, каска не держалась на голове даже на шапке с привязанным снизу ремешком, и постоянно сползала на глаза, на плечи давил груз полного рюкзака с боеприпасами. Вести прицельный огонь в таких условиях трудно даже для профессионала. Снаряжение, как утопающему камень на шею, вместо спасательного круга. Но выбирать не приходилось. И нацепив на себя все это добро, призов ожидал следующую команду.
Когда приготовления заканчивались, взвод выстраивался около БТРов. Сержанты проверяли нашу готовность, количество боеприпасов в рюкзаках, подгонку амуниции.
*** "Своеобразно" проверялась исправность каски. Один из сержантов брал автомат и бил им по голове. Если каска нормальна (с "внутренностями"), то солдат получал лишь легкое головокружение (как от "маклухи"). А если в шлеме не хватало стальных опор для головы, а таких было большинство и вины здесь нашей никакой, удар выходил без амортизации (все одно что молотком ударить). Среди призова такие проверки считались верхом цинизма и издевательства, потому что отсутствие в каске опор видно как говорят невооруженным глазом, но что мы должны были делать - командир имел право?! Правда, такое бывало не часто.
После этого заслушивали боевой приказ от взводного, занимали места на двух БТРах и ожидали команды на выезд от командира 7 роты (в его отсутствие командовал наш офицер), который отвечал за выставление всех подразделений заставы. Перед выходом пехоты на позиции мощно "работала" артиллерия заставы, танки сопровождения и вертолеты. Воздух был насыщен взрывами, пахло пороховыми газами. Канонада постепенно перерастала в один непрерывный гром. Война поразительно контрастировала с окружающей утренней тишиной природы, когда она только просыпается после ночи, выглядела не уместной и не логичной, как и наше пребывание здесь.
Артподготовка всегда велась интенсивно, что, однако, никогда не влияло на безопасность колон. Первыми, отправлялись на "работу" танкисты с саперами на бортах, за ними - "броники" роты, мы замыкали колонну. В это время, МИ-24 перепахивали НУРСами засеченные в предыдущие дни сопровождений объекты, где существовала вероятность "духовских" засад.
Отдельно надо сказать о саперах. Эти отчаянные ребята играли со смертью в жмурки каждый раз. Ребята были беззащитными, и перед автоматной очередью, и перед миной - сюрпризом, что тогда уже начали появляться у "духов". В случае душманской засады, спасти их от смерти или увечья, мог разве что, счастливый случай. Они шли впереди метров на сто от боевой колоны, протыкая обочину дороги щупами с длинными металлическими штырями на концах. Для прикрытия саперов выделяли сопровождающих бойцов 7 роты или нашего взвода. "Помощники" смотрели за наличием проводов от замаскированных и подложенных под бетонку фугасов, саперы - искали противотанковые противопехотные мины. Наиболее опасными для минирования были ямы в полотне дороги и на обочинах, места, где полностью отсутствовало твердое покрытие.
*** Подрывное ремесло душманов постоянно совершенствовалось. С каждым новым месяцем моей службы у них появлялись технические новинки. О том что "духи" придумали что-то новое, мы узнавали после очередного подрыва сапера. Если зимой, в боевых действиях, наступало относительное затишье, то ближе к лету бои разворачивались с новой силой, и "индикатором" активности "духов" стали потери среди саперов. Трудно понять, как ребятам удавалось настраивать себя на ежедневную службу. Ведь, если в пехотинца какой-то шанс уцелеть еще оставался, то саперы его практически не имели. Очень мало саперов доживали до счастливого дня демобилизации.
На заставе "Элеватор" их было четверо. Лично знал двух. Их судьбы типичные для той войны: один - позже станет законченным наркоманом, состояние которого будут выдавать бездумные глаза и обтянутый кожей скелет. Другой - (Дмитрий) погибнет через полгода (во время летнего рейда парень наступит на мину-сюрприз и умрет от потери крови, струящейся с обрубков оторванных взрывом ног).
Вслед за саперами продвигалась вперед "броня" сопровождения: танковый взвод заставы и БТРы. На определенном, всегда практически одном и том же месте, спешивался взвод, который первым заходил в "зеленку". Возле Кокарана - это был ПТВ.
В память врезались впечатления от самого первого сопровождения на Кокаране.
Сразу за "Голубыми куполами", наш БТР останавливается, спрыгиваем на гладкую бетонку. Немного впереди стоит танк и "работает" по тем местам, куда сейчас предстоит двигаться нам. Равномерно, через короткие промежутки времени, стальное чудовище выбрасывает из своего дула смертоносные всплески огня и дыма. Утренний туман смешивается с пылью, поднятой разрывами снарядов. Взводный распределяет бойцов на двойки: со старослужащим бойцом идет кто-то из "чижиков". Получаем последние инструкции и вперед. Когда взвод, растянувшись цепочкой по бетонке, равняется с первым танком, тот производит выстрел. Звонкий удар, мелкая пыль, словно застыв в воздухе, медленно оседает на броню немного впереди от предыдущей позиции, танк подается всем корпусом назад, как будто приседает. От ошеломляющего и неожиданного удара по барабанным перепонкам невольно опускаешься на согнутые колени, на какое-то мгновение, теряя ощущение реальности. В голове стоит звон от выстрела, ничего не слышишь. Боль в ушах не стихает до конца сопровождения. Пару таких выстрелов производят эффект легкой контузии. Дальше включается автопилот сознания. Все видишь, все понимаешь, но чувствуешь себя словно "под кайфом".
Твердое покрытие дороги, защищающее ноги от "неожиданностей", заканчивается - группа начинает спускаться в "зеленку", на мягкий грунт. Мгновенно, инстинктивное ощущение опасности заставляет мозг работать с удвоенной скоростью. Зрение ловит мельчайшие колебание деревьев вдали, движения в глубине садов. До боли в глазах всматриваешься в землю, боясь неосмотрительно наступить на подозрительный предмет или нарушенную землю (позже, через несколько месяцев, саперы станут заводить бойцов в глубину "зеленки" на места расположения, опасаясь противопехоток). Каждый из нас - концентрированное выражение внимания. Двойки поочередно занимают позиции. Густота расположения постов обуславливается количеством бойцов во взводе, но все точки наблюдения, как правило, обжиты, подготовлены и пристрелянные. Однако, это обстоятельство является основным их недостатком, потому что о них хорошо известно и "хозяевам" земли - душманам. Выбирать каждый раз новые места мы не можем, поскольку отрезок ограничен. Ежемесячно взвод платил за это своеобразную дань: "духи" постоянно выставляли мины и фугасы, на которых подрывались ребята, поэтому каждый раз командир требовал от всех осторожности и внимательности. Любое подозрительное изменение, за время нашего отсутствия, фиксировалось. На всякий случай позволялось такие места простреливать из автомата (что мы регулярно выполняли). Все же безопаснее, чем потерять ногу или жизнь, так бессмысленно и бездарно.
На расстоянии нескольких десятков метров от насыпи, параллельно ей, протекал арык, обозначенный невысокими деревцами и кустами. Перед ним и до дороги, сколько было видно, расположились виноградники. Арык оконтуривал невысокий дувал, местами полностью уничтоженный или сильно поврежденный. Вдоль него мы и размещались. Зимой арык был сухим, потому служил отменным окопом. Прежде, чем сбросить тяжелый рюкзак и устроиться удобнее, один из группы (старослужащий) тщательно осматривал место на предмет духовских сюрпризов, а другой, в это время, вел наблюдение за "зеленкой". Если тебе повезло попасть с нормальным парнем, то впереди ожидало несколько приятных часов общения. В противном случае сопровождение превращалось в каторгу. Кроме постоянного пребывания в напряжении, от ожидания неприятностей и "приколов", приходилось терпеть моральный гнет, и второе было тяжелее.
Двойки бойцов или "точки" как мы их называли, вели наблюдения в определенном секторе и простреливали местность перед собой. С первых сопровождений "чижиков" заставляли стрелять почти непрерывно, что положительно влияло на качество нашей огневой подготовки.
***За несколько недель такого "труда" большинство из нас достаточно хорошо умели попадать в наименьшую мишень. Вскоре, я чувствовал автомат, который как будто стал продолжением меня самого, как часть тела, и мог с уверенностью сказать, куда и как полетит пуля только что выпущенная из него. С опытом пришла высокая точность попадания.
К началу прохода автоколонны велся одиночный беспокоящий огонь по "злачным" местам. Ожидать технику приходилось долго, иногда до обеда. На солнышке, уставшие "чижики", от постоянного пребывания в одной, как правило, горизонтальной позе, начинали дремать. Организм отказывал уму. Едва лишь удобно устроишься, глаза автоматически начинают закрываться. Трудно заставить себя часами пристально всматриваться в руины дувалов, виноградники и сады, млея от покоя и тепла. Иногда только окрик напарника спасал от потери бдительности и следующего неминуемого наказания. Выручал, как всегда, будильник - автомат, что не давал уснуть окончательно. Несколько выстрелов и бодрящий звон в ушах. Старослужащие, не редко, в спокойные дни, от нечего делать, собирались, где нибудь на отрезке взвода, вели разговоры или даже покуривали "план". Тогда становилось тяжелее всего, и не только потому, что в случае обстрела определенное время оставался один, а больше по причине самоконтроля.
Многочисленные колонны КАМАЗов-наливников загруженные 27 тоннами топлива, приходили в Кандагар регулярно. Они доставляли из "Союза" преимущественно керосин для авиации, но и бригада тратила достаточно много. Изредка, везли продукты, боеприпасы и другие, необходимые грузы для нормальной жизнедеятельности огромной группировки "шурави". Изредка проходили маленькие афганские гражданские колонны. Они выделялись разнообразием авто и их раскраской, где рядом с новенькими Мерседесами ползли раздолбанные "бурубухайки" (местное название автомобиля).
Самыми опасными (наряду с бомбовозами) для сопровождения законно считались "наливники". Большой объем топлива, и размеры самой машины делали ее хорошей мишенью. Не трудно попасть в такую с расстояния в две сотни метров, тем более что засады "духов" находились напротив мест с поврежденным полотном дороги, где автомобиль значительно сбавлял скорость. Именно в такие моменты и приходила беда. Во многих случаях обстрела, кроме возможной смерти от пули или осколков гранаты, тебя ожидала не менее "приятная" перспектива сгореть в пламени разлитого топлива, особенно, когда гранаты попадали в бочки с авиационным керосином. Были случаи, когда раненный или уже мертвый водитель подбитой машины оставался в огне, в кабине или на бетонке, если интенсивный обстрел не давал возможности подобраться к нему и помочь. Но больше "наливников" мы боялись колонн с авиационными бомбами. "Духи" хорошо знали, когда их будут проводить (разведка работала не плохо), потому мы тщательнейшим образом готовились к операции. Бойцы взвода рассказывали, что эти автоколонны редко миновали "зеленку" без приключений. Подготовка к их проводке проводилась на высшем уровне. Вечером в "зеленку" высылали засады, ситуацию контролировала авиация, тщательнее обычного работала артиллерия. Возможно поэтому, если такое случалось, "духи" действовали, только наверняка, хорошо подготовившись.
На фото колона КАМАЗов-наливников на улице Кандагара.
Осень 1983 года, отрезок между Черной площадью и ГСМом.
Тактика проведения сопровождения совершенствовалась, ее корректировала сама жизнь. Сначала колонны проходили всем составом в 30-40 авто с интервалами между машинами в десять метров. Но позже, когда во время обстрела в полосу огня попадали по нескольку машин сразу (гранаты поражали первую и третью, например), что исключало возможность их спасения, тактику изменили. Сначала увеличили интервал, а впоследствии стали пропускать по одной авто на весь отрезок, это сразу уменьшило потери, зато увеличило время проведения в несколько раз. Соревнование в изобретательности между нами и "духами" длилось весь период войны.
За день, обычно, "пропускали" от одной до трех автоколонн, как в бригаду, так и оттуда. В некоторые дни их бывало больше. Особенно, во время проведения рейдов, когда подразделения бригады занимались прочесыванием "зеленки", сопровождение длилось, чуть ли не весь день, а колон набиралось до десятка. По их количеству и составу мы легко определяли масштабы будущей операции. То были тяжелые дни для застав.
Когда, наконец, по рации передавали сообщение для нас, что ожидается последняя на сегодня "ленточка", личный состав приводился в наивысшую степень готовности. Снять сопровождение не редко было намного тяжелее, чем его выставить. "Снятие" взводов происходило в обратном к выставлению порядке: сначала снимались те, что последними заходили в "зеленку" и так далее. Вся операция напоминала шар снега, скатывающийся с горы: по мере перемещения величина его увеличивались. Из Кокарана мы выходили последние, когда техника роты уже миновала опасную зону, потому напряжение в этот момент достигало пика. Мы открывали бешеный огонь очередями из автоматов и быстро направлялись к своим БТРам. В случае обстрела прикрытия сзади не оставалось, рассчитывать могли только на собственные силы.
Свежее в памяти бойцов взвода трагическое приключение на этом отрезке дороги произошло в августе 1983 года.
Из рассказа сержанта взвода Юрия Андрейченка.
Взвод "выставился" без происшествий и ожидал прохода колонн. Обстановка не предвещала ничего плохого, все было как обычно. "Духи", если они и находились неподалеку, вели себя спокойно. Когда первые КАМАЗы с топливом выкатились на удобное для обстрела место, громыхнули выстрелы из ручных гранатометов. Но, то ли "духи" не рассчитали, то ли еще что-то им помешало, колона "наливников" несмотря на плотный стрелковый огонь, проскочила отрезок без потерь. Бой затих. Мы думали "духи" ушли. Но когда взвод начал сниматься с точек снова начался интенсивный обстрел.
В одном из трех БТРов (а тогда их было еще три) за командира находился наш земляк, сержант Петя. Душманы в тот день явно не хотели отступать без результата. Только бойцы группы заскочили на броню, как одна из гранат попала в борт БТРа, когда тот трогался. С "броника" всех словно ветром сдуло. Несколько ребят сразу получили мелкие ранения, в салоне вспыхнул огонь. Все кто мог не мешкая, покинули броню. Под обстрелом мы сумели вытянуть из БТРа тяжелораненого Диму Т. (его спас бронежилет, принявший на себя большинство осколков), раненого водителя Андреева Андрея. "Броник" полыхал, словно факел. Пока опомнились, осмотрелись, все ли спаслись, заметили, что не видно Петра (он находился на переднем сидении). Сержант, наверное, был или тяжелораненым или уже мертвым. Подойти к пылающей, машины стало не возможно, как и спасти товарища: начали взрываться боеприпасы.
Парень сгорел вместе с "бэтээром". Мы едва не плакали от бессилия. Я тогда получил ранение и плохо помню, что было дальше. Потом были долгие месяцы лечения в госпитале, не мог поверить, что он погиб.
Помня о том случае, наибольшую бдительность бойцы взвода проявляли во время проводки "ленточки" и, особенно, при снятии сопровождения.
*** Смешные и трагические эпизоды на войне всегда встречалось рядом. Бойцы часто вспоминали случай во время другого сопровождения, когда взяли с собой штатную пушку СПГ-9. На пойманного "ничейного" ишака прицепили установку достаточно надежно. Конструкция пушки позволяла вести огонь прямо из спины животного, не развьючивая его. В тот памятный день случился жестокий обстрел, за ишака на какое-то время забыли, и напуганное стрельбой животное убежало в "зеленку" вместе с пушкой. Три дня застава потратила на прочесывание местности, выставляли засады - безрезультатно. Возможно пушка, оказавшись в руках душманов, потом стреляла и по нам. Гранатомет списали, когда сгорел БТР ?307 во время сопровождения.
На фотографии запечатлены сержанты взвода Андрей (слева) и Петр. Привал во время рейда. За плечами выглядывают огнеметы "Рысь". На ребятах модные среди старослужащих тогда головные уборы, сделанные из панам и плавжилеты с автоматными магазинами. Нагаханский поворот, лето 1983 года.
По возвращении с операции на место дислокации призов "впрягался" в выполнение бытовых "служебных" обязанностей. Первым делом, естественно, стала чистка автоматов от нагара, что толстым слоем образовывался за время сопровождения. На выполнение данной задачи никогда не оставляли всех "чижиков" (кому-то нужно еще заниматься другими делами). Все оружие призова чистили один максимум двое ребят. Вообще, эта работа считалась не наихудшей. Правда, на додачу к восьми автоматам, почти всегда добавлялись другие - некоторые слишком занятые "черпаки" не переутомляли себя " грязной работой". Только "молодые" чистили оружие всегда сами (по сроку службы они не имели права поручать это дело нам). Вообще, отношение человека к личному оружию многое могло рассказать о нем и его характере. Нормальные парни никому не доверяли и не имели такой привычки поручать чистить автомат или пулемет кому либо.
Одного из нас всегда брал на работу "Хахол" вытирать пыль на двигателях, убирать в середине БТРа. Чаще всего он "просил" это сделать Виктора Гладыря. Родом оба были из Черкасской области Украины, но отношения земляков как то сразу не сложилось, по причине трусоватости одного и "безбашенности" другого. Виктор просто дрожал от страха, возвращаясь после сопровождения на заставу. Он знал, уборка его не минует, а она всегда сопровождалась и заканчивалась своеобразной благодарностью: моральным издевательством, незаслуженными обидами и маклухами. "Хахол" получал неизменное удовольствие, унижая и подчиняя себе других, оправдывая свое поведение тем, что в свое время от "летал" больше всех.
Почти сразу по приезду, взвод шел в столовую. Но еще раньше, перед этим, двое "чижиков" должны были "улететь" на кухню, получить и рассыпать по тарелкам приготовленные блюда. Возможно, им, между прочим, пришлось еще, и помыть грязную посуду, которая наспех мылась утром. Обедали, как правило, не спеша, и на этом строевая служба на сегодня для старослужащих заканчивалась.
После обеда бойцы работали по плану командира, что значило почти однозначно: для "чижиков" - бытовая работа и "полеты", для остальных призовов свободное время: обслуживание техники и вооружения, отдых и "планирование". Почти ежедневно, в любое время дня и ночи, у "дедов" и "черпаков", неожиданно образовывалась так называемая "яма". После хорошего "косяка" (сигареты с марихуаной), все они имели "замечательный аппетит". Если дрова на заставе были "на вес золота", то этого добра всегда в наличии имелось навалом. Младшие призовы - удовлетворялись консервами, а "дедам" обязательно мы готовили жареный картофель или плов.
*** Картофель на заставу завозился только сушенный в виде "кубиков" или "чешуи". Для приготовления более-менее приличного блюда годился только "кубический" картофель. Его сначала отваривали, а затем поджаривали. Но, прежде чем что-то приготовить, нужно это иметь. "Чижик", получивший "поручение" бежал на кухню и выпрашивал у поваров необходимый продукт. Хорошо, когда тебя посылал известный "авторитетный дед" среди бойцов точки, тогда повара "искали быстро", а если это делал кто-то из "крутых черпаков", могли и не дать. Тогда в ход шли личные отношения. Во всяком случае, вернуться с пустыми руками - себе дороже. Просьбы выполняются тщательнее приказа!
Приготовление еды среди бойцов призова считалось привилегией, особенно вечером, когда в расположении взвода господствовали насилие и террор. А вот когда тебя поднимали из кровати среди ночи, тогда - "облом", "законные" 4-5 часов сна могли укоротиться намного. Плов готовили редко и преимущественно это делал, кто-то из узбеков взвода (у нас их было четверо), на наше счастье таких заданий "чижикам" не доверяли (мы бегали в подсобниках). Кроме жареного картофеля особенным уважением пользовались запеченные в жиру коржики или пончики. Хлеб был достаточно дефицитным на "точке" продуктом, тем более что дрожжи использовались на другие цели. Поэтому, коржики любили все: от "чижиков" до офицеров. Жарили их почти ежедневно везде, где только можно было. Хорошо, что для этого много не нужно: достаточно патронного "цинка", немного комбижира и муки, а также дров. Муку круто замешивали с водой и бросали в кипящий жир. За минуту вынимали готовый вкусный продукт.
Головной болью для призова оставались дрова. Их катастрофически не хватало. На какие только ухищрения мы не шли, обеспечивая тепло в комнатах.
***Кажется, во втором сопровождении на Нагаханском повороте, под прикрытием бойцов старших призовов нам пришлось идти за топливом в глубину кишлака. Если бы нас там ожидали, наверное, "сняли" бы первой очередью. На счастье, "духов" рядом не оказалось. Вылазка закончилась полным успехом. Среди домиков мы "собрали" множество деревянных вещей. Сгибаясь под весом огромных ворот, с нагруженными на них всевозможными деревяшками, шли напрямик через виноградники, каждое мгновенье, имея шанс "поймать" мину. Под ноги посмотреть невозможно, да еще грязно и скользко было в тот день. При этом меньше всего думали о собственной безопасности, лишь бы скорее донести ценный груз к БТРу и обеспечить взвод топливом на несколько ночей.
Тем временем рейд бригады натолкнулся на ожесточенное сопротивление душманов. Хотя у нас проблем не наблюдалось, другие подразделения несли существенные потери в личном составе. 29 января, по возвращении из сопровождения, бойцов взвода ошеломила печальная новость: во время прочесывания "зеленки" в районе Пассаба погиб наш сослуживец Володя Береснев. Кроме него до десятка бойцов ДШБ полегли в том бою.
Старлей построил взвод возле "броников" и приказал отсалютовать. Три коротких залпа разорвали тишину. Хмурый зимний день, под стать ему настроение бойцов. Первая потеря взвода в новом году.
*** Смерть товарища всегда вызывает печальные нотки в службе не зависимо от отношения к этому парню. А гибель дембеля, солдата, которому осталось служить всего ничего, выглядела обидно несправедливой и неуместной. Если бойца отправил в рейд командир своим приказом, выбрал его среди остальных лично, совесть может сыграть с офицером злую шутку. В данном случае парень сам попросился в рейд, но от этого офицеру вряд ли стало легче. На его совести жизни всех солдат взвода и это его тяжелая моральная ноша и громадная ответственность перед родителями парней.
В присутствии большей части бойцов взвода, как и повелось в таких случаях, разбирали вещи погибшего. Командовал всем "замок". Мелочевка, что не имела отношения, к личным вещам погибшего, разбиралась его друзьями. Все остальные вещи, складывались отдельно для передачи родным парня, когда тело повезут домой. Эпизод очень напоминал кадры из фильмов про войну: приглушенные голоса, обрывки воспоминаний и грустные глаза товарищей. Кто следующий?
Личный состав взвода, особенно друзья, тяжело переживали гибель Володи. Даже "традиционный" вечерний "план" проходил в непривычной тишине и только усиливал боль потери, вызывал тревогу за собственную судьбу. Не знаю, о чем думали "деды" и "черпаки", которым оставалось служить не так и много, а мне почему-то стало четко понятно, что дожить до дембеля вряд ли удастся, разве что здорово повезет.
Версия гибели Володи, из рассказа Юрия Андрейченка.
После жестокого короткого боя, во время отхода нашего подразделения из ловушки "духов", на месте остались лежать убитые солдаты. Забрать сразу их тела уцелевшие бойцы не имели возможности.
Перегруппировав силы, командование роты отправило вперед группу опытных бойцов за погибшими. В нее вошел и Володя. Но "духи" не ушли далеко, они продолжали контролировать обстановку вокруг места боя. Вытаскивая погибших Володя немного приподнял голову, чтобы осмотреться. Выстрел снайпера оборвал его жизнь.
*** В тот памятный рейд "шурави" понесли большие потери, а результат операции равнялся нулю: едва лишь войска вышли из "зеленки", как "духи" вернулись назад, потратив немного времени на разминирование дорог и кишлаков. В некоторые населенные пункты, несмотря на большие потери, нас так и не пропустили. Я не мог ничего понять в этой тактике. Если отвоеванная с потерями территория оставалась не подконтрольной, какой смысл проливать за нее кровь? Возникал закономерный вопрос о целесообразности и эффективности таких рейдов.
Непредвиденный отдых.
Конец января и начало февраля запомнился резким изменением погоды. Все чаще исчезало в тучах солнце, становилось холодно. Наступила пора дождей - самая холодная в этой части страны. Температура ночью падала до нуля, а днем поднималась лишь от +10 до +15. От такого резкого перепада температуры мерзли, словно от сильного мороза. В сопровождениях подразделения накрывал надоедливый моросящий "осенний" обложной дождь, не стихающий весь день. Земля быстро раскисала, появлялась грязь, сухих мест, где бы можно было присесть не осталось. Опять же выручали бронежилеты.
В соответствии с погодой - почти у всех ребят взвода грустное настроение, ностальгия за теплом (а какое оно еще может быть, когда за весь день промерзнешь до костей, а согреться негде: ни в броне, ни на заставе). На наше счастье, от ненастья так же страдали и "духи", считавшие за лучшее пересидеть непогоду дома. Поэтому колонны спокойно проходили опасные участки. И если бы не мины, что постоянно и независимо от погоды появлялись на обочинах дороги, в "зеленке", мы могли бы на время "забыть" о войне, расслабиться. В такие дни не редко оставался один на точке наблюдения, когда старший поста бежал в БТР спрятаться от ненастья и согреться. Некоторое время побыть одному, что может быть лучшим подарком для измученного службой "чижика"?
*** Жизнь на заставе все больше напоминала решение какой-то шахматной партии, когда тебе необходимо заранее знать все ходы противника, то есть старослужащих. После месяца пребывания во взводе я инстинктивно чувствовал большинство возможных "ходов" в той или иной ситуации, что очень помогало, по-возможности, уникать неприятных ситуаций.
После очередного сопровождения чистить автоматы призова выпало мне. Отмывали мы их в "цинке" с бензином. Пока вычистишь восемь, а то и больше, автоматов, руки пропитывались топливом. Это не могло закончиться без проблем. То ли от спешки в работе, то ли где то на сопровождении, наверное, где-то на большом пальце левой руки появилась царапина. На следующий день левая кисть напухла.
*** На заставе процветала невероятная антисанитария. Солдаты купались в арыке, если погода позволяла, да еще грели воду ведрами для "дедов". Мало того, что мы умывались не каждый день (если успевали до завтрака), за все время пребывания в "Афгане" никто из "чижиков" взвода еще ни разу не посещал в баню! Ее на "точке" просто не было. И это за полтора месяца! Поэтому не удивительно, что нательное белье мы имели серовато-черного цвета, что у многих появились "БТРы" (вши). Стирать сами не могли: не было ни времени, ни сил, ни возможностей.
Фельдшер роты, к которому обратился через два дня, когда уже не было сил терпеть боль, установил неутешительный диагноз - панариций (заражение крови), что означало необходимость операции и как можно быстрее. Несмотря на здешний сухой климат раны от царапин на руках большинства ребят долго не заживали и гноились, потому моя беда не вызвала удивления. Правда, благословение от "Хахла" за "желание пошланговать", я все же получил. Товарищи однопризовники, что просто мечтали, как угодно вырваться из расположения взвода, предпочитая за лучшее для себя получить ранение, чем так жить, обзавидовались. Но, удача "улыбнулась" мне.
День моего отъезда в бригаду выпал на редкость холодный. Моросил дождь с мокрым снегом. В первый, и в последний раз здесь, видел белое покрывало на кандагарской земле. Сидеть в "бронике" было очень сыро и дискомфортно. Толстый слой металла, казалось, излучал холод. Сквозь бойницы видел промокших солдат прикрытия. Им сейчас еще хуже, ведь скоро я доберусь до какого нибудь помещения, а они без тепла проведут еще не один час, да и на заставе особенно не согреешься.
Улицы города забиты детворой. Кандагар, осень 1983 года
Промелькнули знакомые места Кокарана, оторванная взрывом башня танка, въехали в город. Снежинки, попадая на землю, сразу таяли. Лишь местами снег накапливался в виде небольших островков. Город выглядел по-зимнему пустынно и тихо. Только немногочисленные встречные "бачата" чрезвычайно радовались такому подарку и весело играли в снежки. Из улиц исчезли верткие рикши и повозки, совсем не видать автотранспорта. Колонна мчит без препятствий. Тишина на "Черной площади", молчит и наше оружие.
В бригаде, размокшая от дождя почва превратилась в чавкающую грязь. Проваливаясь по щиколотки в раскисшую землю и обходя большие лужи, я шел от технического парка к взводной "каптерке". Сырость и холод давно забрались под бушлат, а ноги окончательно промокли. Какой дурень придумал эти кирзовые сапоги? Ни тепла тебе от них, ни удобства, ни непромокаемости. Шаги отдавались болью в распухшей руке, хотелось быстрее где-то согреться. В воображении, словно марево, вырисовывалась накаленная буржуйка.
В палатке тоже было холодно. Правда, не так, как на улице, но сухо. Каптерщиком или материально ответственным солдатом от взвода служил низенького роста, пронырливый и шустрый "черпак" белорус Виктор Сурус. Про него во взводе ребята старших призывов говорили как о трусе, который убежал в бригаду, только бы не воевать. И действительно, внешне он выглядел неуверенно, будто всех побаивался. Кроме него, в небольшой комнате внутри огромной палатки находились трое наших парней: Игорь Гуляев, Сергей Чернышев и Тимур Агабаев. Мужики возвращались из рейда, и временно "застряли" в "большом хозяйстве". Я застал их за рассматриванием "трофеев", захваченных во время операции.
*** Во время рейдов в руки наших бойцов "попадало" много всякой "мелочи". При прочесывании кишлаков солдаты с охотой забирали для личного пользования тапочки иранского производства, потому что своих, уставных армейских, не хватало даже для старших призывов, а о качестве обувки и говорить не приходилось. В иранских тапках ходила почти половина бригады, даже офицеры и те отдавали предпочтение этой обуви. Не оставляли без внимания "шурави" и индийские карманные фонарики, керосиновые немецкие лампы. Все это интенсивно использовалось в быту. Кроме того, охотно брали авторучки, как простые шариковые, так и дорогие - китайские с золотым пером, и другие вещи, кому что нравилось, и что позволяла совесть. А она много чего позволяла бойцу после года службы. Особенным уважением, естественно, пользовались деньги. Кишлаки, попадавшие в зону проведения операций, были по большей части бедными, поэтому афгани и более ценные вещи "находили" преимущественно в предместьях Кандагара. Сам город регулярно подвергали прочесыванию, особенно район, прилегающий к "Черной площади". Были среди нас и такие, которые не ленились проверить карманы убитых "духов", обчистить магазины ("контин" или "дукан"). Люди в Афган попадали разные, а бессмысленная и беспощадная война многих делала преступниками. Одно дело, когда трофеи попадали в руки как бы "случайно" во время выполнения боевых заданий, другое - если солдаты сознательно шли грабить или заставляли бойцов младших призовов это делать. Часто ночью, многие контины, находящиеся в районе пребывания наших войск, подвергались "шурави контролу". Ребята брали съестные припасы, одежду, магнитофоны и кассеты, даже бижутерию - одним словом, на всякий товар находился желающий. Нередко к этому процессу были причастны и офицеры. Армия, на какое-то время, превращалась в банду грабителей и воров.
Ребята достали из добротного кожаного дипломата какие-то цепочки, кулончики. Говорили, что купили ее у одного знакомого континщика. Расспросили о новостях во взводе. За рейд разговоров не было. Гибель Володи не поощряла ребят делиться впечатлениями. В общих чертах, операцию они охарактеризовали, как удачную (причем ту ее часть, которая проводилась возле Кандагара, а не на Пассабе). В городе "шурави" имели всего несколько раненых, а вот в "зеленке" пять бойцов погибло и около двух десятков получили ранения.
*** Такие цифры тогда для меня мало что значили, однако то, как об этом было рассказано, поразило: о потерях говорилось, как об обычных вещах, как будто речь шла не о таких же парнях, а об неодушевленных предметах. Позже узнал, что это "нормальные", можно сказать стандартные, цифры потерпевших за бригадную операцию. Что почти каждая крупная операция оборачивалась потерей десятков парней.
Медицинская часть бригады разместилась в двух щитовых домиках. Рядом, в таких же домиках, находилось общежитие для гражданских и старших офицеров, штаб, библиотека и радиоузел. Вообще, эта часть бригады напоминала обычный воинский городок, где нибудь в Средней Азии. Такой себе островок из ушедшей цивильной жизни, Родины, среди чужбины. Возле входа в больничный корпус красовалась новенькая добротная беседка для курения и отдыха больных. Позади корпуса, с левой его стороны, находился пустырь, который недавно начал занимать батальон спецназа.
*** Слухи о прибытии батальона материализовались несколько дней тому назад. Я, в тот день, находился на взводном посту охраны. Вслед за "ленточкой" наливников мимо заставы прошла колонна из семи десятков новых "70-тых бэтээров". Солдаты на броне все как один одеты в светлые десантные комбинезоны. Фигуры крепкие, накачанные. Чувствовалась хорошая выучка и дисциплина, входившего подразделения. Знающие ребята говорили, что это прибыл батальон спецназа из Кавказского военного округа. Из разговоров десантников, приходивших умываться в госпиталь узнал, что большая часть из них готовятся демобилизоваться весной. Удивило, зачем вводить такое большое количество "условных" солдат всего на несколько месяцев. Пока они освоятся, пора будет возвращаться, а замену надо будет готовить "с нуля". Особенной потребности в этом подразделении для гарнизона (как я думал) не чувствовалось: с "духами" бригада не плохо справлялась и собственными силами.
Врач, лет тридцати капитан, осмотрел руку и приказал немедленно делать операцию и ложится в санчасть. Такой поворот дела меня полностью устраивал. Уже через несколько часов я поменял форму на синюю больничную пижаму.
В четвертой палате санчасти оставалась не занятой одна кровать. После ужасных пыточных комнат Элеватора видеть над собой "невероятно" белый потолок, и просто лежать на чистой простыне ни о чем, не думая, и ни за что, не беспокоясь, было фантастически приятно. Ощущал себя счастливчиком, который вытащил выигрышный билет.
Утром следующего дня состоялась операция. Палец разрезали в двух местах. От напряжения он сразу будто треснул: из ран полилась кровь. Операция не была болезненной. Только отдельные прикосновения скальпеля и движения врача вызывали кратковременную вспышку резкой боли. За полчаса я уже "отходил" в палате. Боль стихала. Удовлетворенный, что операция прошла успешно (по словам врача еще бы несколько дней и могла начаться гангрена), что могу лежать "на законных основаниях" и просто смотреть в потолок. Рай для солдата первого года службы. Наслаждение от тишины и покоя не портили даже уколы, которые делала располагающей внешности медсестра каждые четыре часа. Приходилось, не без стыда, опускать штаны перед ее милыми глазенками.
*** Девушки и женщины были наилучшими и самыми эффективными лекарствами в санчасти. Ничего так не радовало глаз и не поднимало настроение, как их присутствие, возможность пообщаться. Вернувшись из "забитой" точки, "голодными" глазами смотрел женскую половину человечества. Не важно, сколько лет женщине, и какая она внешне, какие у нее глаза или волосы, фигура или ноги, главное - она женщина. Медсестры воплощали в себе образы матерей, любимых, сестер, и в то же время ими были. А сколько тем для разговоров с товарищами по палате? Общение приносило новые впечатления, возвращало в страну воспоминаний, в жизнь, наконец. Потому что то, чем мы жили не стоит называть жизнью - это служба, существование белковых тел. Некоторые, более опытные в холостяцких делах ребята, заводили знакомства, добивались благосклонности девушек. Жизнь брала свое. Хотя, большинство из нас, пыталось просто найти землячку для установления более доверительных отношений. Женский состав попадал сюда из разных концов страны, и почти каждый из бойцов, имел шанс познакомиться с человеком, жившим в его родном городе или недалеко от него. А значит, легче завести не только приятельские или деловые отношения.
Лечение проходило спокойно. Меня не привлекали даже на уборку палат или мытья полов по причине перевязанной руки. Из неприятных моментов - только перевязки и уколы каждые четыре часа. Кажется, здесь, впервые в "Афгане", начали сниться сны. За несколько дней отвык от ночных дежурств, выспался. Лежал и вспоминал своих друзей на заставе: как им сейчас без меня "летаеться". Эгоизм человека всегда сильнее соучастия. Жалел их, конечно, но радовался, что избежал на некоторое время той ужасной жизни.
Рядом с санчастью, в одном из соседних домов-бараков находилась библиотека. Очень обрадовался, когда попал туда впервые. Книги, много книг и все можно взять. Набрал целую стопку. С наслаждением читал все подряд, "смакуя" сам процесс. Теплая кровать приятно прогибалась под весом моего тела, а небольшое одеяло, довершало комфортность обстановки. Читал часами, прерываясь лишь на еду и уколы. Мое уставшее от тяжелого труда тело и изголодавшийся за информацией мозг быстро восстанавливались, в изобилии получали то, что не мог им дать на заставе.
Рука заживала. Постепенно привык к болезненным перевязкам. Во время одной из них, в перевязочной комнате, на глаза попал интересный плакат (наглядная агитация и информационные листы встречались в изобилии на всей территории бригады). На нем показано количество раненных бойцов части за предыдущие годы. Точные цифры не помню, но несколько отложилось в памяти. Так за 1980 год раненых в госпитале лечилось около 140 человек; за 1981 - 190; за 1982 - 240; за 1983 - 400. Хорошо прослеживалась тенденция роста в последние годы. Хотя, наверное, не все имели ранения от воздействия противника, как я, например. При этом оставались не учтенными бойцы с тяжелыми повреждениями, попадавшими в гарнизонный госпиталь, где их находилось никак не меньше. А если принимать во внимание традиционную военную статистику, согласно которой на трех раненых приходилось, в среднем, по одному погибшему, то картина становилась угрожающей, а перспектива дембеля с учетом численности боевых подразделений - почти не осуществимой мечтой. Успокаивало то, что кто-то же увольняется отсюда, целым и здоровым. Значит, шанс есть!
В санчасти встретил своего однопризовника с батальона Зубкова Николая на прозвище "Зуб". Сам низкорослый, с "кавалерийскими" ногами, парень имел такие же неровные передние зубы, возможно от этого говорил очень неразборчиво и быстро, и полностью соответствовал своему прозвищу. Он служил водителем у комбата и часто разъезжал по нашим заставам. На одной из них попал под минометный обстрел. Пока майор с командиром заставы Пассаб о чем-то совещались в домике, на головы бойцов начали падать мины. Николай побежал БТРу, как рядом разорвалась мина. Несколько мелких осколков попало в руку и самое важное место водителя - задницу. Раны были не глубокими, но перевязки пятой точки, вызывали неприятные эмоции при общении с медсестрами.
***Кроме Николая завел знакомства с солдатами других подразделений своего призова, поскольку все общение происходило почти исключительно в своем кругу. Было что послушать и самому рассказать, "вылить наболевшее". Начало службы выглядело одинаковым везде, с небольшими вариациями. Наиболее жестокое обращение с "чижиками" встречалось в ДШБ и, что удивительно, в бригадной роте связи. Если первые не вылазили с "боевых", то вторые - там почти никогда не бывали. Две крайности: одна от тяжелых условий, другая - от безделья. Диалектика жизни.
Через неделю, "от души" отдохнув, с тревогой стал подумывать о возвращении во взвод. Перед глазами оживали картины "полетов, которые успел подзабыть. На очередном обходе врач сказал, что пора возвращаться в строй. В тот же день мне сняли швы на ране и выписали из медроты. На улице стояла "по-летнему" теплая погода. Ртутный столбик поднимался до 20 градусов тепла. Трудно верилось, что по календарю только 17 февраля.
На несколько дней, в ожидании сопровождения в сторону заставы, попал в "каптерку" взвода. Здесь познакомился с "легендарным" бойцом на прозвище "Десант", о котором много слышал на заставе.
*** Несколько месяцев назад перевели этого воину в наш взвод из ДШБ. Так и осталось за ним это звучное прозвище. Располагался "Десант" почему-то не во внутренней комнатке каптерки, а во внешней - не отапливаемой (палатка делилась на две неравных части: в одной, занимавшей две трети, находились вещи, а в маленькой - жили). Здесь же он и спал на двух рваных матрасах. Напоминал боец скорее загнанного зверя, чем человека. Весь грязный, "зачуханый" - типичный представитель "ЧМО". Чем он здесь занимается, не знал никто кроме "каптерщика", но во взвод категорически не хотел ехать. Прятался по бригаде, когда за ним приезжали. С бойцом никто по-человечески не разговаривал и никогда не принимал во внимание как ровного. Для всех призывов "Десант" считался последним человеком, с которым каждому можно сделать, что заблагорассудится, лишь бы сила была. При Викторе С. парень находился, как батрак при хозяине: выполнял за него всю грязную работу по хозяйству.
Пока ожидал сопровождения, открыл для себя новый армейский мир - "каптерный". Десятки таких же "представителей" подразделений изнемогали от бездеятельности. Они, чуть ли не каждый день, ходили, друг к другу в гости, обменивались и торговали амуницией и вещами, бегали по складам, выбивая нужные запасы для солдат взвода и себя лично. Среди "каптерщиков" не велись разговоры о войне и службе, а только о запасах на дембель, шмотках, товарах, консервах. Парни имели совсем другие потребности и ценности. Война, как и привилегии в "Союзе", для всех "шурави" считалась одинаковой, а служба отличалась - как небо от земли.
На третий день вынужденной задержки, наконец, попал на автомобиль хозяйственного взвода нашего батальона. На кузове загруженного матрасами авто ЗИЛ вместе с группой таких же воинов, которые в силу различных причин возвращались в свои подразделения, устроился достаточно уютно. Без приключений, колонна пересекла город и приблизилась к Элеватору. Но, то ли водитель забыл, а я не успел своевременно предупредить, машина не заехала на заставу. На большой скорости мы проскочили мимо Элеватора. На мой отчаянный стук по кабине, никакой реакции не последовало. Лишь, когда авто въехал на мост через реку Аргандаб услышали, но машина здесь не могла становиться и притормозила только напротив кишлака Сенжерай. Назад дороги уже не было. Случай попутешествовать меня нисколько не огорчил. Днем раньше, днем позже - все равно попаду во взвод, тем более что спешить туда мне было зачем.
"Зеленка" осталась позади. После короткой остановки ЗИЛ съехал с бетонки и вместе с 9 ротой пылил пустыней. Дорога вела в ограниченную далекими горами пустыню. Она состояла из множества колей, разбитых сотнями автомобилей. Почва разбита в порох. От первых машин в небо поднимались хвосты пыли, разносящиеся вокруг на сотни метров несильным ветром. С каждой минутой он становился сильнее и впоследствии перерос в ураган. Задул, так называемый, ветер-афганец. От пыли и песка нельзя было прятаться. Ветер набивал им полные уши и ноздри, проникал под одежду. Дышать становилось трудно.
Автомобиль прокладывал себе дорогу в надежде обойти мины, которых во множестве было разбросано по старым колеям. Вот почему техника каждый раз искала новые дороги или шла по проверенной бронетехникой. Душманские мины "тонули" в разбитых колеях заполненных тонкой пылью по свойствам напоминающей жидкость. Стоит лишь бросить в такую канаву любой предмет, как он исчезал под слоем почвы, словно тонул в воде. Об успехах врагов в минной войне свидетельствовали вдребезги уничтоженные "бурбухайки" и единицы нашей бронетехники, попадавшиеся на пути. Рядом с давними жертвами, ржавыми и разграбленными, встречались и совсем "свежие", что недавно подорвались. Путь напоминал поле боя, из которого не успели убрать уничтоженную технику. Горы скрылись за пылью. Сквозь серую пелену виднелась ровная, как стол пустыня, которую местами пересекали пересохшие русла рек. Их наличие среди мертвых песков и глины вызывало удивление, поскольку даже трава нигде не зеленела. Лишь присутствующие кое-где заросли верблюжьей колючки составляли все "разнообразие" растительного мира. Автомобиль, словно катер, пересекал желтовато серое море разъяренной ветром пустыни. Но вот, на горизонте за невысоким валом, обрамляющим расположение батальона, внезапно, возникли силуэты палаток и бронетехники.
*** Личный состав батальона размещался в палатках, а для офицеров построили несколько глинобитных домиков. Рядом с палатками размещался небольшой парк для техники, а немного вдали - склад боеприпасов и артиллерийские позиции. Вдоль одной стороны "хозяйства" протянулся невысокий земляной вал, прикрывавший часть палаток и площадку для техники. Ограждения в виде рядов колючей проволоки или примитивного забора вокруг расположения не существовало, и можно было прямо из палатки пройти в пустыню. Этот факт очень удивил, потому что все наши "точки" имели не только изгородь, но и минные поля. Вокруг расположения батальона, сколько хватало зрения, тянулась ровная и голая пустыня. Подобраться незамеченным сюда днем было не возможно.
В расположении находились отдельные взвода 8-й и 9-й роты и некоторые другие подразделения батальона: минометная батарея, взвод АГС и хозяйственный; приданные - артиллеристы, танкисты и саперы. Большая часть личного состава батальона разместилась на нескольких заставах. Всего их, было, кажется, шесть. Большинство "точек" стояли в "зеленке", одна - на горе невдалеке от батальона, еще одна - в местечке Кишкинахуд, около 30 км на запад. Заставы имели разные размеры, количество бойцов и техники, в зависимости от их задач. На мелких "точках" типа Пассаба и Дракона стоял один усиленный мотострелковый взвод, всего около трех-четырех десятков бойцов, несколько БТРов, минометов и крупнокалиберных пулеметов. Ну, а застава Элеватор и собственно "маленькое хозяйство", насчитывали больше полутора сотен солдат. Жизнь и служба сторожевых застав очень отличались: одни - ежедневно вели войну с бандами душманов, другие - лишь изредка ввязывались в перестрелки. Батальон стал форпостом шурави на дальних подступах к бригаде и обеспечивал проведение колонн вплоть до территории самого города Кандагар.
"Афганец" неистовствовал. Небо заволокло тучами. Видимость стала нулевой. Под надзором прапорщика ребята хозвхвода разгружали авто с продуктами и прятали их подземный склад. Я, неожиданно для них, стал гостем взвода и в данный момент помогал и ожидал окончания дела. Хотелось, чтобы прекратился этот безумный ветер. Спрятаться от него негде и невозможно. Все предметы вокруг задуло слоем тонкой пыли. Мелкая субстанция проникала под гимнастерки, набивалась в нос, глаза. Хуже всего было то, что воды на "точке" (а она привозилась водовозками в расположение откуда-то с киризов в пустыни), по словам того же "прапора", сейчас маловато и на умывание всем не хватит.
В палатке взвода ветра не чувствовалось, хотя пыль и здесь стояла столбом, покрывала тонким слоем все вокруг. Служба у местных "чижиков" ничем не отличалась от нашей. Такие же грубые окрики, нелицеприятные обращение, унижения и рукоприкладство. Правда, меня это не касалось, в соответствии с армейским гостеприимством. Статус гостя, согласно сроку службы, позволял чувствовать себя относительно нормально. Немного рассказал о себе, пообщался со старослужащими и на этом интерес к моей персоне угас. Парней моего призова во взводе было два и они не приседали, так что разговаривать особенно было не с кем. Меня накормили и выделили кровать. Вечером сообщили на заставу "Элеватор", что боец ПТВ у них. На следующий день с колонной приехал "Рыжий".
*** Странноватый был парень: говорил он всегда будто откровенно, а никто из старослужащих ему не верил. К тому же "исключительность" собственной персоны, открытое позерство, отталкивало: он терял авторитет, как среди своего призова, так и среди младших. Соответствующим было и отношение солдатского коллектива, от пренебрежения до неприязни и ненависти.
Следующие два дня в ожидании колоны домой мы вместе провели в палатке взвода АГС, где у Андрея нашлось много приятелей. Гранатометчики занимали половину палатки. Вечером, когда "Рыжий" с товарищами проводил время за "планированием" и развлечениями, а я при нем исполнял роль "козачка", приходили соседи из восьмой роты. В деревянной перегородке разделяющей помещение пополам были врезаны двери. Вся она была разрисована кораблями и картинками на морскую тематику. Художественное оформление перегородки приписывали моему старому знакомому сержанту Кораблеву. Присутствовавшие старослужащие его уважали. Вообще, парень выделялся веселым неунывающим нравом. О таких парнях говорят, что они душа коллектива. Его визит заметно оживлял разговор, потому что сержант-одессит знал много смешных случаев и анекдотов и, самое главное, умел их толково и интересно рассказать.
На фото вертолет Ми-8 взлетает из расположения 3 батальона. Вдалеке горы перед "зеленкой".
Пустыня вокруг "хозяйства" разбита колесной техникой. Осень 1983 года.
Пока наши старшие товарищи "отдыхали" от напряженных будней, я со своими новыми приятелями Игорем и Раифом неплохо проводил время в каком-то складе. Наш стол в отличие от их, не ломился от деликатесов, но и голодными не были. Мы знали, что придет время, когда служба станет в радость и в удовольствие и эти мысли согревали душу лучше жадных буржуек. В разговорах делились впечатлениями и опытом, а также рассказами о первых месяцах службы. От Игоря я узнал о трагическом случае, произошедшим с ним. Парня, после прихода во взвод, поставили наводчиком пулеметов во взводном БТР. На одном из сопровождений при выставлении на Нагахане, заряжая пулемет, Игорь случайным выстрелом из ПК нечаянно убил своего солдата из восьмой роты. С одной стороны имел место несчастный случай (о каких я еще не один раз вспомню), он не мог видеть стоящий на обочине "броник" в прицел, а экипаж не предупредили об этом, с другой - о таких вещах надо помнить всегда. К несчастью погибшего, десант покидал машину через верхний люк БТРа. Трагедия парня произошла от неопытности и, наверное, разгильдяйства ответственных сержантов, но бойца не вернуть. Не знаю, что Игорь пережил, но пока длилось следствие, служилось парню тяжело во всех смыслах этого слова. И как помочь товарищу, что посоветовать? Вопрос! Как определить степень вины? Вообще, кто виноват в этой ситуации?
Так, постепенно, я, как и многие мои однопризовники, обзаводился новыми товарищами и друзьями в разных взводах бригады, устанавливал приятельские связи на уровне своего призова.
Весна.
Замечательным "зимним" днем, когда в воздухе уже чувствовался "запах весны", которая по календарю должна была начаться вскоре, а в природе уже который день, как началась, я попал на "родную" заставу "Элеватор". Соответственно погоде и мое настроение. Ожидание встречи с друзьями не портило и будущее, не такое безоблачное, как последние две недели жизни. Первым увидел меня Сергей М.. Мы радостно встретились на посту. Короткая беседа, обмен последними новостями. Спешу в помещение, где меня ожидали письма.
*** Письма. Долгожданные письма от родителей и друзей. Целых три! Сказать, что они принесли радость - это все равно, что ничего не сказать. Они стали бальзамом, на растерзанную душу, волшебными лекарствами, которые поднимают и безнадежного больного. Я ожил. Надежды на будущее выплеснулись из глубин моей души, пытаясь перевоплотиться во что-то реальное, осязаемое. Словно тайфун, прокатывались через меня оттенки чувств, отражающие сложный процесс восприятия и переосмысления информации, происходивший в мозгу, отображаясь мимикой на лице. Письма растревожили, расшевелили прошлое, навеяли ностальгию. От них стало радостно и безмерно тоскливо. Но, как замечательно их получать!
За время моего отсутствия во взводе, произошли значительные перемены. Двух ребят призова перевели в другие подразделения бригады. Не выдержал издевательств Виктор Гладырь., и рассказал обо всех "безобразиях" старослужащих взводному, а также "особисту". На армейском жаргоне это называлось "заложить". Конечно, после такого поступка "нормально" служить во взводе он уже не мог, да и не хотел. Парня перевели в батальон охраны бригады с "блатной" службой.
*** Я не осуждал его. Как говориться, в каждого своя голова на плечах. Но Виктор знал, что за любым солдатом, которого переводят в другое подразделение, "по пятам" следуют сведения о причинах перевода. Но, даже, если слухи не доходят, то все равно отношение к таким бойцам в другом взводе почти однозначное: от надежных и хороших солдат никакой командир не захочет избавиться. Правда, бывают исключения, но это в другом "армейском возрасте". Наверное, Виктор еще больше усугубил свое положение, ведь тех, кто жалуется, не любят нигде. Можно почти с уверенностью было сказать, что в дальнейшем, в другом коллективе, его ожидала судьба "Десанта". Через полгода службы во взводе, он забыл бы об этом нелегком времени, а в новом подразделении, кто знает, как примут, ведь батальон охраны служил последнем прибежищем для подобных кадров.
Сергея Тугая по той же причине "неуставных взаимоотношений" перевели в бригадный клуб (парень хорошо рисовал и имел нужных знакомых). Его, как раз, было не жалко, потому что служба в клубе легкая и безопасная. Это служба для избранных, а оттуда и отношение к таким бойцам соответствующее - пренебрежительное. Отныне, во взводе осталось всего шестеро ребят моего призова. Правда, два дня назад забрали из бригады "Десанта".
*** Человек, от которого "открещивался" свой призов навсегда терял "законные" права и возможность служить как все. Он постоянно пребывал на самой низкой степени иерархии взвода. От того, что парень не имел поддержки от однопризовников, а с нами, "чижиками", не сумел договориться, "Десанту" ничего другого не оставалось, как покориться судьбе. Впервые, мы смогли почувствовать себя старшими по отношению к кому-то, получили неограниченную власть над оступившимся человеком. Таких не жалели. "Шефство" над ним взял Паша Л., очень сердитый на службу. Объемы работ "Десанта" стали неограниченными. Он "летал" на уровне, а то и больше кого-либо из моего призыва.
![На фото колона КАМАЗов-наливников на улице Кандагара. Осень 1983 года, отрезок между Черной площадью и ГСМом. []](/img/k/kadygrib_a_m/text_0050/osnx015.jpg)
![Диагноз []](/img/k/kadygrib_a_m/text_0050/osnx024.jpg)
![Улицы города забиты детворой. Кандагар, осень 1983 года []](/img/k/kadygrib_a_m/text_0050/osnx007.jpg)
