ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Кадыгриб Александр Михайлович
Иолотанский учебный центр

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.57*28  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глава 2, курс молодого бойца в учебной части города Иолотани.
  2. ИОЛОТАНЬСКИЙ УЧЕБНЫЙ ЦЕНТР.
  
  1. В/ч. 51087
  
  Поезд остановился на тихой, провинциальной станции. Ласково пригревало солнышко, приветствуя нас на Туркменской земле. Выходя с вагона, окинул взором небольшие складские сооружения вокруг, несколько подъездных путей. Подумалось, что это действительно забытый Богом уголок и, по-видимому, служба здесь будет "на уровне". На перроне очередная перекличка и проверка личного состава. Вокзал - неуклюжее одноэтажное сооружение, где красовалось, наверное, еще со времен сталинской эпохи, выгоревшее на солнце название - "Иолотань", напоминал скорее большой добротный туалет. Вокруг и, кажется, внутри него никого нет. Построившись, колонна новобранцев прошла мимо строения станции и вышла на одну из городских улиц.
  
  Ценителей архитектуры среди местных жителей, проживающих в данном районе не наблюдалось, никакого восточного изящества. Все строения улицы походили друг на друга, словно единокровные братья: одинаковые большие одноэтажные сооружения за высокими кирпичными заборами. Такая себе крепостная стена с врезанными дверями и окнами. Во дворах неистово лаяли собаки, "передавая" своим хвостатым родственникам далее по улице весть о прибытии очередной партии солдат. Все действие происходило как в хорошо отработанной эстафете: не успевала умолкнуть одна собака, как рядом подхватывала следующая. Улицы городка почти безлюдны. Зато погода была по-осеннему теплой, и это не могло не радовать. Вдоль тротуаров, в канавах и на дороге в изобилии лежали большие зеленые плоды, которые отдаленно напоминали грейпфруты. Некоторые из ребят попробовали их на вкус. Но оказалось, что это совсем не съедобный фрукт. Зато они прекрасно отлетали от солдатских сапог, и вслед за нашей колонной на все стороны летели небольшие зеленые мячики. Немного удивляло полное отсутствие транспорта. Первое впечатление от Иолотани не однозначное. С одной стороны хорошо, что хоть какой-то, но городок, а это - связь, магазины и тому подобное. А с другой стороны - настоящее "средневековье".
  
  Наконец, спустя минут двадцать, колонна остановилась у ворот с красными звездами. Через мгновение они отворились, и мы попали в аккуратный военный городок. Чисто, побеленные бордюры и деревья, почти идеальный порядок везде. Свернув с главной дороги, разместились в летнем кинозале, где уже находились около сотни таких же воинов, прибывших раньше. Скамеек всем не хватало, из-за этого большинство новобранцев приютилось на земле. Нас оставили в покое, и некоторое время каждый занимался, чем хотел. Нигде больше, чем в армии, у человека не бывает столько свободного времени, чтобы вспомнить и проанализировать каждый эпизод, буквально каждую минуту жизни. Я безразлично смотрел на суету вокруг и ожидал решения своей армейской судьбы.
  
  Прибыли офицеры учебной части и коротко рассказали о боевой истории полка, службе в нем и цели нашей подготовки, не вникая при этом в подробности. После чего присутствующих группами начали забирать по разным подразделениям. Ребята, фамилии которых зачитывал офицер, формировали в небольшие колонны и исчезали в направлении казарм, или большими группами шли к припаркованным невдалеке КАМАЗам. Прошел по рядам крепко сбитый офицер, который интересовался спортсменами и физически сильными юношами. Кроме зачитанных им фамилий отобранных раньше призовников, желающих служить в разведроте нашлось достаточно много. Парни столпились вокруг "старлея", подкрепляя свои пожелания перечнем разрядов по различным видам спорта. Я тоже хотел подойти, но подумал, что среди мастеров или перворазрядников по борьбе и боксу, мои достижения - в футболе и лыжах - вряд ли кого заинтересуют, застеснялся. С офицером ушли двое парней, мои первые армейские товарищи (запомнил одного - Игоря, с необычным отчеством Адольфович, больше наши армейские пути никогда не пересекались).
  
   Спустя некоторое время после этого события, в сопровождении низкого роста капитана Еремина, я со своей командой направился к новому месту службы. Мы вышли на громадный плац напротив трех трехэтажных казарм. Две из них были полностью готовыми и обжитыми, а третья находилось в стадии достройки. Офицер сразу внес ясность во все вопросы. Сказал, что нас будут готовить для службы в 40-ой армии, которая в настоящий момент дислоцируется в Демократической республике Афганистан, что все будем служить в артиллерии и много чего другого.
  
  *** Большинство из нас, и я в том числе, в душе надеялись, что война обойдет стороной, и вот теперь все становилось на места. В этот момент, стало неимоверно жалко, своей загубленной молодой жизни. Подумалось, что возможно, больше никогда не сяду за университетскую скамью, не увижу друзей однокашников. Но страшнее всего для меня, любителя футбола и путешествий, человека, профессией которого должна стать работа геолога, была реальная возможность получить увечье, потерять ногу (наиболее распространенное ранение в "Афгане", по словам капитана). Осознание всего услышанного, тяжелой тоской сдавливало сердце, на глаза предательски наворачивались слезы. В жизни каждого бывают минуты, когда в душе оживают инстинкты самосохранения, когда животное начало берет верх над разумом. Коварные слезы выдавали мое состояние, в воображении вырисовывались страшные картины собственной смерти. Но не удивительно, что после некоторой растерянности, вызванной ошеломляющими словами и переживаниями, почувствовал себя спокойнее и увереннее. Я не собирался так легко задаваться на милость проведения, и верил, что все будет хорошо. Был в этом осознании и позитивный момент. Легче жить без планов на будущее - сегодняшним днем и всегда быть готовым к самому худшему. Тогда ты успокаиваешься, появляется спортивный азарт, жажда перебороть судьбу, выжить несмотря ни на что; найти в себе силы противостоять обстоятельствам.
  
  По злой иронии судьбы, я попал в противотанковую "карманную" артиллерию, в третью батарею артдивизиона полка, во взвод наводчиков гранатометов СПГ-9. Такой взвод из 25 парней (пятеро бойцов в нашем взводе были с России, с Пермской области, остальные - выходцы с разных областей Украины), в отличие от других артиллерийских специальностей был один на батарею. Как говорили офицеры, в "Афгане", по статистике погибает или получает ранение каждый пятый. Конечно, быть тем "пятым" никому не хотелось, но у всех были шансы подтвердить их слова. И жизнь не опровергла этих опасений: по тем неполным данным по моему 2 взводу выпуска осени 83 года, что удалось узнать: погибло двое, и было ранено трое ребят, причем двое из них - тяжело. Многое, конечно, зависело от различных обстоятельств, как то: от рода войск (в ДШБ, пехоте и саперов потери были больше); от места службы (попадешь в спокойный Хайратон или "жаркий" Кандагар); от того воюющая или невоюющая часть или подразделение (были и такие). Наконец от личных качеств бойцов (отчаянно смелые, трусы и нерешительные погибали в первую очередь) и наконец - от простой случайности не зависящей от тебя.
  
  Казарма нашей батареи находилась на первом этаже среднего здания. Она состояла из двух частей, слева от входа - стояли кровати, справа - бытовые комнаты и учебные классы. Спальная часть делилась пополам широким проходом в конце, которого на стене, на высоте двух метров возвышался огромный новый цветной телевизор "Электрон". В каждой половинке, в свою очередь, были взводные блоки с меньшими проходами между рядами двухъярусных кроватей. В них стояли табуретки. Расстояния между кроватями в рядах были настолько узкими, что в кубрики (отделения на четырех бойцов) протискивались только боком. В самом кубрике у изголовья основной атрибут казармы и "хранитель" личных вещей бойцов - солдатская тумбочка (ее хватало на всех, так как кроме зубных щеток и пасты, других пустяков, ничего в ней не лежало).
  При распределении кроватей, а оно проводилось повзводно согласно алфавитному порядку фамилий, мне досталась "пальма" (так называли верхнюю койку).
  
  *** Меняться местами (все пытались быть рядом с друзьями) не разрешали, чтобы подчас не подорвать "обороноспособность" армии. Вдруг тревога, а солдаты спят не в установленном порядке! Беспредел! Как любили говорить офицеры: "сегодня у тебя не начищены сапоги, а завтра - Родину продашь!
  
  Помещение казармы имело стойкий специфический запах, впитавший в себя букет от аромата кирзовых сапог, портянок, мастики и человеческого пота. Запах, который невозможно спутать с чем-либо другим, своего рода визитная карточка помещения, как, впрочем, и большинство других в армии, например - столовая. Кроме сотни новобранцев, здесь жили сержанты и солдаты постоянного состава. Сержанты, которые в данное время были назначены командирами и заняты с взводами новобранцев, спали непосредственно вместе со своими подразделениями, а старшина дивизиона и свободные от обязанностей обучения сержанты и солдаты - облюбовали дальний угол казармы (подальше от входа и глаз офицеров).
  
  В правой половине помещения находился вместительный умывальник, туалет, "ленинская" и бытовые комнаты, кладовки для вещей и отгороженная железными решетками оружейная комната. Вдоль стен висели стандартные для таких помещений выписки из уставов, различные наставления и описи. Вообще, условия службы в части, по сравнению с полигоном, где ребята жили в палатках, практически без воды и комфорта, оказались тепличными. Дополнительно к бытовым удобствам, перед казармой, как контраст к окружающей пустыне, росла густая зеленая трава - предмет гордости офицеров батареи. Мы сначала не задумывались, кто за ней ухаживает и откуда она здесь взялась, пока сами не столкнулись с этими вопросами.
  
  Самым неприятным неудобством первых дней службы в части стал порядок перемещения по ее территории. Если в Лубнах, когда выпадало свободное время, каждый мог идти куда угодно, то теперь началось воспитание коллективом. Без разрешения сержанта нельзя никуда было отлучиться, везде ходили только в составе взвода и в первую очередь - в туалет. А это вещь, как известно, сугубо индивидуальная, приказам не подчиняется. Но армия - это, прежде всего дисциплина, и поэтому, когда один из нас хотел - шли все.
  
  *** А чаще всего ходили туда при первой же возможности, потому что радикальное изменение климата и воды, некачественная пища и плохо вымытая посуда в столовой привели к проблемам с желудком у всех без исключения новоприбывших. Туалет, особенно первые дни по приезду, напоминал полигон. Из разных уголков "гремели выстрелы", народ суетился, на смену одним тут же приходили другие, а в очереди с расстегнутыми штанами стоял следующий боец. Кабинок на всех не хватало и, бывало, кое-кто, не дождавшись, бежал за сооружение, но и там почти всегда было занято. Никаких мер (кроме запрета пить сырую воду) командование не проводило, ну а тех, кто уже не мог держаться (заболевал дизентерией), забирали в санчасть.
  
  Туалет находился в 100 м за казармой, а дорога туда проходила по пыльной площадке. Хорошо начищенные сапоги мгновенно становились серые от тонкой, словно мука, пыли. Она растекалась, как вода, под ногами, да и по свойствам более напоминала жидкость, чем твердое вещество. Вслед за первой шеренгой в воздух поднималась серая субстанция, поэтому не только сапоги, но и все тело (как правило, вспотевшее от упражнений и жаркого солнца), с ног до головы укрывалось тонким слоем. Не пылить было невозможно. Конечно, это не могло нравиться, особенно, когда тебе лично в туалет не нужно. Ребята ворчали друг на друга, сердились и нервничали по этой причине. После посещения туалета необходимо было срочно умываться, чистить одежду и обувь. За день получалось никак не меньше десяти раз.
  
  Не менее важной проблемой для всех взводов стали неприятные "запахи" в строю. Когда у большинства бойцов несварение желудка, то, конечно, кто-то не выдерживал и "портил воздух". Со всех сторон сыпались маты и проклятия в адрес виновника, но никто никогда не сознавался, если, конечно, не выдавал себя еще и громким звуком. Бывало, не проходило и несколько минут, как все повторялось снова. Так и ходили, все время в ароматизированной атмосфере.
  
  Первыми, возникли неприятности с водой. Оказалось, что употребление местной воды приводит к заболеванию гепатитом или тифом, в лучшем случае вызывает дизентерию, потому пить ее запретили. Разрешалось употреблять отвар из верблюжьей колючки, что готовился в бочках возле казарм. Каждому бойцу выдали пластиковые полуторалитровые фляги и обязали всегда держать их полными. Утром все спешили набрать варева чтобы не получить нагоняй от сержанта и приготовить напиток, похожий на чай, используя для этого утреннюю пайку сахара.
  
  На третий день по приезду батарея посетила баню. Настроение не испортила ни пыль, которую в изобилии подняли по дороге, ни долгое ожидание и быстрая мойка, ни теснота помещения и грязь. Все познается в сравнении, но для солдата и просто человека, который неделю не мылся, наихудшая баня станет наивысшим наслаждением. Кажется, физически ощущаешь, как вместе с грязью смывается усталость. Даже вездесущая пыль на обратном пути (как ни старались идти аккуратно, серое облако поднялось в воздух мгновенно) не казалась такой гадкой - чистое тело уютно чувствовало себя и в свежем белье.
  
  Как-то под вечер, после тяжелого и знойного дня, в редкую минуту отдыха взвод собрался за недостроенной казармой. Расселись на бетонных плитах и в ожидании сержанта принялись изучать содержимое своих карманов. Денег после приезда почти ни у кого не осталось, а хотелось съесть чего-то качественного и сладкого, не армейского.
  
  *** В солдатском кафе ("чипке") выбор товаров был небольшой: конфеты и печенье, какие-то пирожные, но и их купить было так же трудно, как и достать что-то дефицитное на "гражданке". В обеденное и вечернее время кафе "осаждали" толпы голодных "поплавков" (такое прозвище имели все солдаты, что еще не приняли присяги).
  
  Порывшись в карманах, насобирали медяками около двух рублей. Мизерные деньги на такую группу, но все же. Двое избранных "гонцов" отправились к "чипку", а остальные с нетерпением ожидали их возвращения. Спустя полчаса парни вернулись с небольшим пакетом. Ребята купили самое дешевое, твердое, словно камень, местное печенье. После раздела вышло по полторы штуки на брата. Но и эти крохи не лезли в горло. Разъярив аппетит, с завистью смотрел на тех, кто ел медленнее.
  Новый адрес службы парней уже мчался в родные места, а следом за ним должны были вернуться сюда и письма, и деньги, и посылки.
   Письмо от мамы, такое долгожданное и родное… []
  Письмо от мамы, такое долгожданное и родное...
  
  2. Один день службы.
  
  "Батарея, подъем!" - только тот, кто побывал "в шкуре" молодого бойца, знает, насколько ужасно звучит эта команда, когда на улице только сереет, а за спиной лишь несколько часов крепкого сна. Кажется, ты только закрыл глаза, успокоился и заснул в теплой постели, как нужно вставать. Часы сна пролетают, словно мысли.
  
  Раздалась команда, и еще окончательно не проснувшись, схватываюсь и прыгаю вниз к стулу, где лежит форма, одновременно пытаясь не упасть кому-то на голову. Рядом копошатся товарищи, такие же заторможенные и сердитые. Наскоро наматываю портянки, обуваю сапоги и выбегаю. Наши сержанты Молчанов и Иванов подгоняют и покрикивают, с раздражением поглядывая на часы. На ходу застегиваю гимнастерку и спешу на выход. В казарме стоит невероятный шум от шарканья сапог. Сверху и на лестнице топот - это спускаются вниз личный состав первой и второй батареи. В общем коридоре возникает давка от напирающих сверху бойцов.
  
  На пороге казармы в лицо пахнул прохладный, приятный воздух. Хотя и "туркменская", а все-таки осень. Выстраиваемся по взводам и колонной бежим в направлении основных ворот части. В расположении остаются уборщики из числа травмированных и, так называемые "шланги", которым за счастье помыть полы и навести порядок, а не бегать.
  
  *** За все время службы в Иолотани только раз попал в их число, и то из-за травмы, хотя часто, после короткой ночи, так не хотелось бежать на зарядку. Но, считал для себя данное занятие унизительным и недостойным здорового солдата. К тому же, убежден, увиливать от физической нагрузки - удел слабых духом.
  
  Тяжелые сапоги гирями висят на ногах, мозолят плохо заправленные портянки, хотя и бежим по асфальту, но от пыли, которую подняли первые батареи, совсем нечем дышать, в додачу к этому и сил бежать, как будто нет. Но главное - настроиться психологически, убедить себя в необходимости выполняемых действий. Бегу на автопилоте. Городок еще спит. Над головой громадный купол черного неба. Атмосфера такая прозрачная, что отчетливо видны сотни звезд различной величины, от легко угадываемых созвездий до совсем неприметных точек. За ориентир служат три звезды в ряд на поясе Ориона, как раз по маршруту движения. Так и бегу, задрав голову и упираясь взором в них, чтобы не смотреть под ноги.
  
  Город закончился. Позади последние дворы и перед глазами, раскинулись поля, изредка перерезанные каналами арыков с неизменными стеблями камыша. Пробежав еще несколько километров, останавливаемся. После паузы вызванной санитарной необходимостью, когда из зарослей кустов вездесущей верблюжьей колючки выходил на дорогу последний боец, начиналась зарядка. Каждый взвод отдельно, по команде сержанта, начинал "выполнять упражнения". Желания что-то делать и даже просто двигаться нет никакого, болят руки и ноги, голова, словно чужая, вся гудит от недосыпания. Лишь при холодной погоде, подгонять никого не нужно. Тем не менее, упражнения на свежем воздухе "творили чудеса" - мы взбадривались и "оживали", набирались сил и оптимизма, которых потом хватало на весь день.
  
  Дорога назад казалась намного короче. Уже нет того романтичного настроения, только "проза жизни". Забегаем толпой в казарму и быстрее к умывальникам. Скорее занять место, скорее помыться, чтобы было время посидеть или пришить свежий воротничок до команды "строится на плацу".
  
  *** После выхода взвода из казармы, в спальном помещении все должно было остаться согласно "уставу". Кровати красиво заправлены, уголки на одеялах набиты, подушки опрятно размещены и имеют соответствующую форму, возле каждой кровати - "выстроенные" в один ряд стулья. Даже в тумбочке зубные щетки и те лежат, как должно быть - на верхней полке с правой стороны, а "тюбики" с пастой - с левой. И если кто-то из офицеров находил непорядок - горе дневальным и хозяевам вещей. Как написано в знаменитом армейском лозунге, - "живи по уставу - завоюешь честь и славу".
  
  Утренняя проверка. Это унизительное зрелище, особенно в начале службы, жестоко "бьет" по самолюбию, делает людей похожими на оловянных солдатиков. Ничего так не оскорбляет в армии, как постоянное пренебрежение человеческим достоинством, и бесцеремонное право старших по званию вмешиваться и проверять все что нужно и не очень. Между рядами выстроенных бойцов проходят сержанты и проверяют содержимое карманов. Скрыть ничего нельзя. Выкладываешь все в пилотку и ожидаешь "его величество", а сам дрожишь, чтобы случайно он чего не забрал. Конечно, каких-то особенных вещей у солдата нет, но носить запрещено почти все, даже самое дорогое - письма из дома или от любимой. Ну кому от того плохо, что солдат хранит письма? Что может пострадать - боеспособность, дисциплина? Или дурость тех, кто придумал такой "порядок"?
  
  *** Самыми дорогими вещами в то время у нас были письма из дома и ... часы сна. Когда спишь, видишь родных, друзей, "возвращаешься" домой, забываешь обо всем плохом, а читая письма, будто разговариваешь с ними. Так одно дополняло другое. Интересно, что сны никогда не касались армии, по большей части снилось общежитие, студенческая жизнь. Сны были в радость еще и потому, что они случались редко, чаще ночь была, как пропасть - без сновидений...
  
  После осмотра и до завтрака, всегда оставалось некоторое время, которое первые недели пребывания в Иолотани посвящалось строевым упражнениям в составе взвода. Лишь спустя месяц, утренний осмотр, как и полагается, заканчивался точно перед завтраком.
  Дорога к столовой занимала минуты три. Утром туда шли с охотой. Если и каша будет плохой или малосъедобной, то хлеб с маслом гарантировался самим Министром обороны, а это очень радовало не избалованный вкусными блюдами желудок.
  
  *** Жизнь в "учебке" тянется от одного посещения столовой до другого. Желудок, будто живое существо, функционирует как бы сам по себе, постоянно требуя еды, и недовольно урчит, если в него вовремя что-то не вкинуть. Хорошие блюда он перерабатывает и забывает очень быстро, даже толком не переварив их, и требует еще. Получив же порцию "баланды" в солдатской столовой, с ним творится что-то непонятное: живот становится, словно оргáн, только вместо звуков по трубам циркулирует пища, а вместо музыки выходит ......... Причем, чем быстрее происходит циркуляция, тем быстрее нужно перемещаться в направлении туалета.
  
  Перед столовой подразделения выстраивались и ожидали своей очереди. Пока на улице было тепло, ожидание проходило спокойно, а вот когда похолодало, и пауза затягивалась, холод начинал донимать не защищенные жировой прослойкой тела бойцов, мерзли до посинения.
  Появление на входе старшины батареи означало спасение, звучала команда, - "снять головные уборы" - и бегом, справа по одному, мы несемся к дверям. А в это время, также бегом, только из столовой, другой взвод, "выскакивал" во двор. На ходу подразделения перемешивались, толкались между собой, всем надо было быстрее миновать злополучные двери. Вход в столовую часто напоминал столпотворение.
  
  Заглянув в зал столовой, сразу окунаешься в атмосферу с сугубо специфическим запахом. Передать его невозможно - это нужно понюхать. Попробуйте представить такую смесь: вездесущий запах кирзы, плохо помытого отвратительно вонючим лизолом пола, забрызганных комбижиром грязных столов и скамеек. Добавьте к этому свежий запах блюд на столах, один вид которых заставляет желудок сжиматься в спазмах, а аромат от них такой, что не каждая "уважающая себя" свинья решится попробовать эти "каши" и "борщи". Воздух был наполнен таким "букетом" запахов, что в голове мутилось от его ароматов. Впечатление будет не полным, если не учесть естественную сырость и полумрак от грязных окон, шум и суету большого количества людей. У цивильного человека, попавшего сюда один раз, думаю, на неделю бы исчез аппетит, а мы посещали это заведение - трижды в день.
  
  Возле каждого из множества накрытых столов выстраивалось по десять человек личного состава батареи. Все пытались попасть вместе со своим взводом, в противном случае - никто не мог дать гарантию, что ему достанется все, что положено. Перечень блюд, попадавших на наш стол, разнообразием не отличался. За счастье, когда на столе стояли бачки с гречневой кашей, потому что она, как бы плохо приготовлена не была, в любом виде имела приятный вкус. Но это редкость (по большей части подавали ее по выходным и праздникам). Зато постоянно - вязкая, словно резина, перловка ("кирзуха"), пшенка, редко - похожие по консистенции на холодец макароны, от одного вида которых под горло подкатывался ком. Мясо в бачках подавали преимущественно в виде хрящей и сухожилий (ни раскусить, ни прожевать). Зачастую вместо мяса накладывали куски вареного сала (когда привыкнешь, то не наихудшее блюдо) с чистенькой 2-3- сантиметровой щетиной, как будто срезанное с живого животного. На первое - суп или борщ без картофеля, с минимумом необходимых компонентов. Хлеб на столы клали двух сортов: "белый" - приятный на вкус и относительно хорошо выпеченный, и "черный" - невыпеченный, только бы "свистульки лепить". Но хлеб, не смотря на качество выпечки, никогда на столах не оставался (любой из нас воспользовался бы возможностью незаметно стащить его у соседей). По утрам, как водится, законные 20 граммовые цилиндрики масла (некоторые бойцы умудрялись размазывать его на три куска хлеба) и отдельно - кусочки сахара. Запивалось вся эта еда "чаем" (вареной водой с привкусом дешевого чая). Вид и запах блюд совсем не аппетитный, ну, а о вкусе и говорить не приходится.
  
  По команде сержанта, не мешкая ни секунды, расхватывали, первым делом, хлеб и сахар, разбирали миски и ложки, тем временем раздатчик, из числа присутствовавших за столом, раскладывал еду. Кто-то в это время уже успевал вытащить самые аппетитные кусочки мяса из бачка, зазевался - и тебе остается довольствоваться ошметками. Не редко возникали локальные стычки и ссоры, особенно если за один стол попадали бойцы из разных взводов. Больше наглости и решительности, подкрепленные игрой мышц или угрозами, и твоя тарелка заполнена до краев. А дальше, надо все это проглотить, слегка пережевывая, ибо времени не было. В это время в столовой стоял неимоверный шум от скрежетания о тарелки сотен ложек, возни и ерзания солдат за столами.
  
  По команде старшины личный состав батареи резво поднимался, и устремлялась к выходу. Некоторые на ходу дожевывали хлеб и запивали его чаем, кое-кто прятал куски хлеба по карманам. "Парашничество" жестко пресекалось сержантами и беда тому, у кого найдут хоть крошки хлеба в кармане. Но, некоторые из нас рисковали и нарывались на крупные неприятности для себя и взвода одновременно.
  
  После завтрака батареи выстраивались на плацу перед казармой на развод. Мы ожидали, когда появится комбат или командир всего артдивизиона капитан Дубчак. Последний отслужил положенные два года в Афгане, в результате чего его правый глаз и щека постоянно подергивались, особенно, когда офицер начинал нервничать. Сам вид комдива наводил на тревожные мысли и психологически ранил не закаленные души новобранцев.
  
   По настроению командира и составу группы офицеров вместе с ним догадывались, что нас ожидает в этот день: работа или учеба. Если командиры "свои" - значит, будут занятия, если не знакомые - становилось понятно, что чужие пришли за дармовой рабочей силой. Нередко они забирали группы солдат для своих корыстных нужд: на строительство или уборку, для разнообразных "погрузочно-разгрузочных" работ, рытья канав и тому подобное. По большей части работа нам выпадала тяжелая физически или нудная, на которую желающих среди солдат из состава постоянных подразделений не находилось. Нас заставляли делать любое, иногда бессмысленное дело, лишь бы были "при деле", заняты. В армии труд солдата любит.
  
  Иногда бойцов "продавали", как рабов, куда-то в город на работу местным "боссам", которые относились к ребятам, как к немым исполнителям их приказов. Но вместо того, чтобы возмущаться или протестовать против таких "нарядов", все хотели попасть в число тех, кого забирали. Ведь работа везде одинакова, а за частью и накормят вкуснее, и хоть некоторое время проведешь среди цивильных людей "на свободе".
  
  ***Если вспомнить все время пребывания и так званой "учебы" воинским специальностям в части 51087 (около 70 суток), то, наверняка, больше половины из них мы занимались делами совсем далекими от армейской службы. А возможно, я ошибаюсь. Может армия существует для того, чтобы солдаты копали канавы и ямы, равняли холмы по нужной высоте, убирали мусор на улицах, разгружали вагоны, подметали, чистили, носили. По-видимому, "учебка" нужна для прививания бойцу любви к наихудшей работе!!?
  
  Во время развода объявляли план на день, информировали о последних изменениях и нововведениях в части, рассказывали о предстоящих задачах подразделений. Это было время общения старших офицеров с солдатами. Бывало, что кто-то из нас получал наряд за нарушения или попадал на "губу". Все дисциплинарные "разборки" проходили тоже перед строем - воспитательный момент.
  
  Два раза в неделю (вторник и пятница) в батарее проходились политзанятия. Это были одни из наилучших часов службы. Мы на два часа занимали просторную "ленинскую" комнату, и ... отдыхали. Кто хотел - слушал докладчика, кто не хотел - дремал. Изредка записывали в выданные тетради что-то важное из материалов очередного пленума ЦК КПСС, а в большинстве случаев взводный, молодой лейтенант, редко появляющийся в подразделении, проводил беседы на "политические" темы. И он, и мы понимали - эти занятия, как дань системе, в которой живем. Никто всерьез не воспринимал свой "интернациональный долг" и "роль армии в защите апрельской революции". Зато, за полтора часа занятий, многие ребята успевали написать письма домой или друзьям, почитать газету и даже поспать. Борьба со сном длилась все время пребывания в комнате. Редко кто выдерживал, чтобы не прикорнуть. Раз за разом, раздавались возгласы командира, когда кто-то слишком откровенно начинал сладко сопеть, подперев голову рукой. После занятия, когда мы, разморенные отдыхом и сонные, выходили во двор, нас ожидала или работа, или обучение специальности.
  
  В батарее "готовили" специалистов по трем специальностям: наводчиков на гаубицу Д-30 (1 взвод), станковый гранатомет СПГ-9 (2 взвод) и БМ Град (3 взвод). Перед занятием в отличие от других взводов батареи, которые обучались в оружейном парке, мы получали весь комплект вооружения и амуниции в казарме: автоматы, подсумок с магазинами, саперную лопатку, алюминиевые гранаты, противогаз, гранатомет СПГ-9 (один на расчет) и отправлялись за полкилометра от расположения на пойму реки Мургаб. Вес пушки составляет около 50 кило, и обычно переносится она на плечах обслуги. Причем, передняя часть орудия была раза в два легче, чем задняя. Среди бойцов взвода выбирали одинаковых по росту, или первого более низкого, все равно второму нести было значительно тяжелее.
  
  Среди песчано-глинистой поймы заросшей вездесущей верблюжьей колючкой и редкими камышами личный состав под командованием сержантов (изредка присутствовал командир взвода), разделенный на расчеты, изучал ТТХ гранатомета и "играл в войну". Мы учились правильно прицеливаться, выбирать и быстро менять позицию, рыть окопы для орудия и обслуги и маскироваться, отрабатывали навыки ведения стрельбы из данного оружия. Одно удивляло, зачем нужно такое оружие там, в "Афгане", ведь "духи", как известно, танков и бронетехники не имели. Первое, чему быстро научились, стало умение копать окопы. К нашей радости, почва в пойме реки оказалась мягкой и податливой. Эту работу выполняли без особых трудностей. Уместными были и попадающиеся в изобилии окопы наших предшественников, которые мы только углубляли и подправляли. Поэтому, с нормативом, все справлялись отлично.
  
  *** Дорога обратно занимала около 15 минут. Все бетонные заборы вокруг части были густо усыпаны надписями, типа ДМБ 83, 82-84. Наш срок окончания службы 85 год выглядел фантастически далеко от сегодняшнего дня. Проходя мимо надписей, в душе мы завидовали парням, кому скоро домой. Каждый себя спрашивал, а наступит ли его год демобилизации? И будет ли он совпадать с 85 годом?!
  
  Перед обедом, после утренних занятий, взвода направлялись в казарму. Сдавали оружие, умывались и приводили себя в порядок, чистили сапоги и получали почту. Кому то радость - в виде нескольких конвертов, кому то - огорчение при их отсутствии.
  
  ***Как ни банально прозвучит эта фраза, но, на уровне подсознания любому молодому солдату кажется, что время суток в армии имеет совершенно разные величины. Дольше всего время тянется до обеда. Томительные минуты ожидания и проверок, построений и разводов, кажется, никогда не закончиться. Сколько всего выучишь, запомнишь и переосмыслишь, пребывая безвольным винтиком в строю таких же воинов. Зато, после обеда, когда появляется возможность расслабиться, побыть вне строя - время пролетает быстрее. И наконец, наступает самый короткий отрезок суток - ночь. Часы спасительного и восстанавливающего сна пролетают, что одно мгновение. И так, изо дня в день.
   Бравые солдаты -
  Бравые солдаты - "поплавки". Октябрь 84 года. Рядом со мной Коля Чепурный. К сожалению, ничего не знаю о его дальнейшей службе и судьбе.
  
  Во второй половине дня нас ожидала работа или строевые занятия. Строевые занятия происходили неизменно на плацу возле казармы. Первые недели нашего пребывания здесь, им посвящалось, как правило, почти все время до ужина. Отработка строевого шага, изучение взводной песни и прочие упражнения давали волю от души поиздеваться над нами сержантам и старшине батареи. Плохо намотанные портянки ставали причиной многочисленных потертостей и волдырей, а интенсивное движение и печатание шага катализировали неконтролируемые процессы в ослабленных желудках. Со строя постоянно выбывали бойцы, не мешкая направляющиеся в сторону туалета. Все так же возникали проблемы с "газами". Все это на фоне усталости и полного непонимания личным составом потребностей в изучении данной дисциплины (для войны умение красиво ходить строем было, по меньшей мере, неактуально) вызывало озлобленность и приводило к ссорам.
  
   Физической подготовке в части, по моему мнению, вообще не уделяли надлежащего внимания. Если не считать зарядку и несколько кроссов, да редких послеобеденных занятий на турнике больше ничем мы не занимались. Разговоры о значительных физических нагрузках в "учебке" не соответствовали действительности. И это притом, что в "Афгане" физподготовка решала если не все, то очень многое. Без выносливости и тренированных ног выжить там было трудно, а в "пехоте" просто не возможно. Тогда многие радовались, что мы не занимаемся на турнике, мало бегаем, о рукопашном бое и приемах самозащиты без оружия вообще никогда не слышали, а там расплачивались за это своим здоровьем и даже жизнью.
  
  После ужина нам разрешали заходить в казарму. До отбоя оставалось еще определенное время. Иногда нам позволяли смотреть телевизор и даже расслабиться на кроватях. Но чаще всего бойцы сидели в проходах на стульях, а за лежание на постели сержант мог дать наряд вне очереди. Вечер целиком посвящался быту. Мы подшивали чистые воротнички, стирали, умывались. Многие парни заходили в "ленкомнату" и писали письма. А мне приходилось заниматься еще и общественно полезной работой, взводный назначил меня редактором Боевого листа (бывало, засиживался до отбоя, а иногда и после него). Казарма напоминала шумный улей. Кое-кто, закончив дела, сидя мог и подремать на стульях. Спать хотелось постоянно. Засыпали мгновенно, в любом положении, используя каждую свободную минуту.
  
   Во второй половине октября во взвод начали приходить посылки из дома (их организованно получали во второй половине дня в городской почте и складывали до вечера в кладовке). И вот, перед отбоем, коробки, как правило, выдавали на руки. Перед выдачей посылку под присмотром сержантов или офицера открывали в каптерке и забирали оттуда "не положенные" вещи: подозрительные компоты или бутылки, могли взять носки или что-либо приглянувшееся из содержимого. В расположении взвода открытая посылка (их бывало и по несколько штук за вечер) выставлялась в основном проходе. Сначала хозяин брал все, что касалось его лично (конверты и бумагу, туалетные принадлежности и другие вещи), а друзья и товарищи по взводу ожидали, с интересом всматриваясь в содержимое коробки. "На десерт" родители отправляли сыновьям преимущественно конфеты, печенье, орехи, яблоки, реже варенье или сало. Последние из перечисленных продуктов изымались и выдавались сержантами перед посещением подразделением столовой. Большинство из ребят распределяли подарок сами на весь взвод, раскладывая содержимое, на двадцать пять пайков, другие - просили кого-то из друзей сделать это. За все время службы в "учебке", я не припоминаю случая, чтобы кто-то припрятал свою посылку от товарищей. Правда, отдельные бирюковатые ребята делились только с несколькими друзьями, но таких бойцов во взводе были единицы.
  
  Как сигнал к окончанию учебного дня звучала команда старшины, строится на вечернюю проверку. Долго и не спеша старшина - узбек зачитывал фамилии, ужасно их перекручивая. Кто негромко или не внятно выкрикивал - "я", того он тут же смачно и по-армейски виртуозно, покрывал, при этом практически не повторяясь. Наконец последняя фамилия была зачитана и толпа лавиной бросалась в казарму, ибо прозвучала команда "отбой" и часы старшины начали отсчет секунд. Правда, эта команда не означала, что ты сейчас ляжешь в теплую кровать и на всю ночь забудешь о службе, полетишь во снах домой в "гражданскую" жизнь. У многих была работа и после отбоя. Кто-то провинился, и сержант заставлял его поработать, кто-то не успел подготовиться к завтрашнему дню. Но, так случалось лишь в том случае, если батарея за день ничем не подвела старшину, или взвод не "подставил" сержанта. Поначалу, если не успевали уложиться в нормативы, команда отменялась, и весь личный состав батареи снова выбегал выстраиваться на улицу. Мы называли эти тренировки: взлет - посадка.
  
  Сначала тренировками занимался старшина, добиваясь выполнения норматива. Бывало, занятия возникали по желанию того же старшины ради развлечения, но это случалось редко. Чаще нами занимался "взводный командир" - младший сержант Иванов. Он со злой ухмылкой строил взвод в проходе казармы и "по-дружески" объяснял причину тренировок или называл виновника, который не успел своевременно "упасть" в кровать, говорил после отбоя, чем накликал гнев старшины на подразделение. Будто ошпаренные, проклиная "всех и вся", неслись мы к своим кроватям, спотыкаясь и больно ударяясь о табуретки. Как полагается, команда повторялась несколько раз подряд. Мы старались выполнить все вовремя, но от спешки получалось еще хуже. Кто-то не успевал раздеться, кто-то - правильно сложить форму, кто-то - упав в кровать, некстати начинал "делиться впечатлениями" с соседом. И опять звучала команда - "взвод, подъем". Снова прыгали с верхних кроватей, и с проклятиями в адрес виновника, быстро натягивая форму, бежали строиться в коридоре. Часто, во время таких занятий бойцы падали, ссорились, потому что злые были, как черти, на весь мир. Пожалуй, дай нам тогда в руки оружие, страшнее не было бы "воинов", чем сонные и злые новобранцы. За лишний час сна мы были готовы на все. Наконец сержанту надоедало, или становилось нас жалко, и он больше взвод не поднимал. Только спустя пять минут я убеждался, что на сегодня занятия окончены, и, если не имел никаких срочных дел, проваливался в глубокий сон, пока часы блаженства не прерывал крик дневального.
  
   Месяц в армии. Иолотань ноябрь 1983 года []
  3. Курс молодого бойца.
  Подготовка новобранцев к службе в войсках состояла из усвоения только одного - так называемого "курса молодого бойца", то есть обычной акклиматизации к армейским условиям. Ничего больше этот курс не давал. Невозможно научиться стрелять за два раза (два подхода по пять патронов!). Даже, чтобы привыкнуть к автомату, почувствовать его, нужно длительное время, а что уж говорить об умении хорошо попадать. Из "штатного" СПГ-9 каждый из нас сделал всего (!) по одному выстрелу, правда целиться учились долго, но не на тренажерах, а просто так, конечно, и результат был такой же. Зато трудились мы "на славу". В этом отношении подготовка была проведена просто отличная. Кто от этого выиграл? Не понятно. А вот кто проиграл - известно, и что проиграл - тоже. Жаль, что нельзя спросить за человеческие потери в той войне с офицеров и генералов, которые отвечали за подготовку солдат, составляли планы, отчитывались про их выполнение. Пусть вечным проклятием будет им немой упрек матери, потерявшей сына, а их горькие слезы, раскаленным железом капают в души виновных.
  
  В конце октября артиллерийский дивизион въехал в полном составе на полигон, на место дислокации мотострелковых подразделений. На главном плацу, если можно так назвать выровненную грунтовую площадку, где вместо линий разметки рядами лежали камни, выстроилась вся учебная часть. Командир полка появился в окружении старших офицеров. Торжественно звучали слова рапорта дежурного и приветствия командира. После официального обращения полковника, батальоны и батареи строевым маршем прошли мимо трибуны с командованием и разошлись по учебным местам. Наша многодневная тренировка к строевому смотру принесла свои плоды: командир похвалил выправку артдивизиона.
  
  В разных уголках полигона находились оборудованные площадки для изучения или ознакомления со всеми видами оружия полка: от пистолетов ПМ до танка Т-62. В программу дневного обучения входило ознакомление с ним, усвоение основных ТТХ его видов. Время от времени, переходя с места на место, мы с интересом рассматривали незнакомые автоматы АКСУ-74 и винтовки СВД, гаубицы Д-30 и минометы "Василек", зенитные ПЗРК "Стрела-2" и много другое. Словно ватага мальчишек подробно осмотрели и ощупали все уголки БТР-70 и БМП. Большим искушением было промчаться на такой технике местными кишлаками.
  
  Потом, для всех новобранцев проводились показательные стрельбы. Гранатомет СПГ-9 поразил своим выстрелом: от попадания гранаты (похожей за полетом на ракету) мишень-БТР перевернулся на бок, а от ее пронзительного "воя" не только заклало уши присутствующим, но осыпалась пыль на палатках. Такое простое на вид и в то же время грозное оружие невольно заставило себя уважать. Стреляли из танка, БТР и БМП, но от них впечатление было не такое сильное. Дали и нам почувствовать себя бойцами. На огневом рубеже каждому выделили по три пристрелочных, и пять зачетных патронов.
  
  Удобно устраиваюсь и ожидаю команды. Внезапно, из земли "вырастают" давно знакомые фигуры "немцев". Давлю на гашетку и от "взрыва" патрона в патроннике мгновенно закладывает уши, а "моя" пуля поражает цель. Стрельба захватывает, и следующие выстрелы уже не воспринимаются слухом - в голове шумит и свистит, зато остается незабываемое удовольствие. С таким же запалом, на следующем рубеже под присмотром сержантов мы, как мальчишки, бросали по мишеням настоящие гранаты РГД, играли в войну, не думая, насколько все серьезно.
  
  По окончании занятий комбат решил довести сегодняшнее обучение до логического завершения, а именно - провести пеший марш-бросок батареи в часть. Автомобили повезли других, и нам ничего не оставалось, как идти по дороге вслед за ними.
  
  Дорога от полигона до города составляла около 12 километров. Пока были силы, шли весело с оптимизмом, под впечатлением от событий дня. По пути обносили плодовые деревья, растущие вдоль дороги, пополняли иссякший витаминный запас в организме, чем вызвали недовольство офицеров. Мы, конечно, не рассчитывали, что весь отрезок пути придется преодолевать пешком и после половины дороги, когда большинство ребят уже успели сбить ноги от неправильно замотанных портянок, колонна растянулась. В натертых местах болели ноги, идти дальше не хотелось. Как чуда ожидали очередного привала. Усталость, из-за неудовольствия, начала выходить на поверхность. Из "ничего" возникали ссоры, словесные столкновения. Кто отставал, ссорился с первыми, а те, в свою очередь, упрекали отстающих за слабость. В коллективе назревал конфликт. Я чувствовал себя хорошо и держался в первых рядах. Как-никак, негоже геологу пасти задних. Радостными возгласами, уже неподалеку от города, встретили автомобили, которые прибыли за нами. Остаток дороги проехали с комфортом.
  
  За этим ярким событием недели потянулись будничные заботы. Однажды, на утреннем разводе, спросили, кто работал "на гражданке" каменщиком. Такая работа мне нравилась (всегда хотел научиться, красиво класть кирпичи), и, невзирая на полное отсутствие опыта, смело вышел из строя. Можно сказать, этот шаг решил проблему "трудоустройства" на все время моего пребывания в части.
  
  Заказчиком оказался прапорщик ремонтной роты, который повел набранную группу каменщиков и их помощников в огромные боксы парка техники. Задача оказалась простой и заключалась в строительстве из кирпича нескольких поперечных перегородок. Ребята, что имели опыт такой работы, помогли мне освоить азы работы каменщика, и достаточно быстро я неплохо овладел специальностью, потому что претензии к качеству здесь были небольшие: стоит, и то хорошо. Работа захватывала полностью и приносила истинное удовлетворение. Я чувствовал себя "творцом", как будто строил не обычные стенки, а шедевры архитектуры. Благодаря этим сооружениям стал "специалистом" и за это же их любил. Они сделали мне относительное облегчение в службе, потому, что рядом не было никого из офицеров и сержантов, а время проходило спокойно; они наполнили жизнь содержанием, так как занимался нужным делом, а не долбил где-то землю или убирал мусор в офицерских кварталах.
  
  За боксами начиналась пойма реки Мургаб. После работы, в минуты отдыха, мы любили посидеть на берегу, погреться на солнышке, насладится природой или окунуться в мир веселых воспоминаний. Первое время на работу с взвода брали меня одного, а помощников, как получиться. Потом договорился с "прапором" за своих друзей - Володю Угринюка, Николая Федорчука и Андрея Харченко. Вместе мы прекрасно проводили время, как работая, так и отдыхая.
  
  ***Как-то после обеда, в свободное время, взялся за написание писем. Под настроение откровенно написал своей хорошей знакомой - одногруппнице Галке. Мне она очень нравилась. Но, я был уверен, что девушка не подозревала о моих чувствах. Красивая и умная, Галка не испытывала отсутствия внимания к себе со стороны представителей сильного пола. Среди них было много более достойных, чем моя скромная персона. Но, имея красивую внешность, Галина умела сохранять дистанцию в отношениях, что многих претендентов останавливало. Зная, что рассчитывать на взаимность нет оснований, и что, вполне может случиться, что уже ее больше не увижу, написал в письме все, что думал и хотел бы сказать Гале при встрече (буду кривить душой, если скажу, что не надеялся получить желаемый для себя ответ).
  
  Страницы дневника. 23 октября.
  
  Дни пролетают незаметно. Больше всего надоедает работа, глупая и бестолковая. Вот и сегодня воскресенье, а мы работаем. А вчера вторую половину дня вывозили мусор из офицерских кварталов. Никогда не думал, что армия - это один большой стройбат.
  
  Утром бегали кросс в составе батареи под руководством замполита. Он был в кроссовках и гимнастерке, а мы в полном "прикиде". Тем не менее, за полчаса без эксцессов преодолели дистанцию в 6 км. Чувствовал себя хорошо. Тренировка до армии не пропала даром, такая нагрузка была вполне по плечу. В мокрых шинелях ходили на завтрак. Пар стеной "валил" от взвода, как от стада коров, которое только что вышло из теплого помещения на холод. Дискомфорт.
  Ожидаю писем из дома и от друзей. Как долго же они идут! И сидишь здесь, позабытый всеми, в этом "проклятом Богом" уголке земли!
   Бригада. Вверху, слева на право, стоят Андрей Х., и Николай Ф., внизу - я и Володя У. Первые армейские товарищи. Иолотань, октябрь 1983 года. []
  Бригада. Вверху, слева на право, стоят Андрей Х., и Николай Ф., внизу - я и Володя У.
  Первые армейские товарищи. Иолотань, октябрь 1983 года.
  
  Кроме учебы и работы, в "курс" по подготовке настоящих бойцов входили наряды дневальными по батарее и в столовую, а также караул по охране складов и техники. В эти дни очередной наряд по кухне выделялся от третьей батареи, и большинство заступающих парней были из моего взвода. Я не избежал этой участи и 28 октября, в четверг, попал в список "счастливчиков". После обеда, когда все остальные товарищи пошли на учебу, мы остались в спальном помещении, готовиться. Как все новое и неизвестное, наряд по столовой стал необходимым шагом в солдатской карьере, который, рано или поздно, но надо сделать. И вот почему. Во-первых, у всех было большое желание наесться "от пуза"; во-вторых, казалось, что в наряде будет больше свободы; и, в-третьих - простое любопытство, интерес посмотреть на весь процесс приготовления пищи изнутри. Надежды на первое оправдались, а вот такого унижения и морального гнета в этот день никто не ожидал.
  
   Вечерняя церемония развода наряда "имела претензии" на торжественность, хотя такие построения совершались ежедневно. На плацу выстраивался караул, наряд на кухню, все батарейные наряды и наряди подразделений постоянной дислокации (стройбата, ремонтной роты и танкового батальона). Как положено, сначала дежурный по части проводил строевой смотр, спрашивал, нет ли больных. Особенно тщательно проверялся караул, внешний вид бойцов и исправность их личного оружия. Потом офицер заученными шаблонными фразами оглашал приказ. Церемония проводилось, конечно, больше "для порядка" согласно букве Устава, но на новобранцев имела позитивное влияние, так как способствовала выработке чувства ответственности и нашей сопричастности к поддержанию боеготовности части, скрашивала серость и однообразие армейской службы.
  
  В столовой, наряд подчинялся непосредственно дежурному прапорщику. Нас, быстро распределили по рабочим местам. Я попал в варочный цех. Помещение размером 6 на 6 метров с несколькими котлами для приготовления блюд, представляло собой проходной двор. Через него постоянно кто-то проходил, потому как, с цеха открывались двери на посудомойку, в громадный зал для приема пищи личным составом и разнообразные подсобные помещения. Помещение было сердцем столовой, его главной и самой важной составляющей. Здесь, благодаря чудесам солдатской смекалки, повара превращали полуфабрикаты и остатки положеных (тех, что не утащили) продуктов в готовые блюда. В мои обязанности входило поддержание чистоты пола помещения и помощь поварам в приготовлении блюд.
  
   После распределения обязанностей на следующий день, наряд, вместе с дежурным по столовой, всем составом отправился за продуктами для утренних блюд. Складские помещения в армии напоминают знаменитую пещеру Али-бабы, потому что доверху заполнены самыми "ценными" солдатскими сокровищами - едой. А уследить за десятком голодных бойцов в полутемном помещении дело безнадежное. Пока одни ребята забирали нужные ящики и коробки, другие - рыскали по складу и без зазрения совести хватали все, что попадалось под руки. Если бы нас обыскали после выхода из кладовой, то, безусловно, нашли бы в карманах или за пазухой у каждого какие-то консервы. Но эти кражи выглядели каплей по сравнению с морем общих недостач, поэтому прапорщик не обращал на них внимания.
  
   Принесенные продукты отсортировали и сложили в разные помещения столовой. Моим старшим стал повар, который завтра должен готовить завтрак. Я помог ему порубить мясо и отнести его в холодильник.
  
  Вечером рабочие помещения столовой напоминали муравейник: кроме сновавших туда-сюда бойцов наряда в помещениях "слонялись" без дела много посторонних солдат и офицеров, заходивших сюда, как домой на кухню - чем нибудь поживиться. Кто нагло, а кто - осторожно, - но все они требовали и забирали часть продуктов. Еще во время разрубки, вместе с одним из прапорщиков, на сторону ушел большой ломоть мяса, килограмм забрал один из работающих поваров, еще столько же мой нынешний начальник-повар взял "на ужин". Старослужащие, приятели поваров, или их гонцы, тащили все: от овощей на суп до бачков с готовым мясом и жареным картофелем, приготовленным специально для "своих". Из продуктов, которые приносил наряд в столовую для кормления личного состава всех подразделений полка, не меньше трети разворовывалось.
  
  В столовой господствовало засилье ребят из Средней Азии ("чурки" или "азиаты", заранее прошу извинение у всех товарищей, знакомых и незнакомых парней которые подпадают под это прозвище, не хочу оскорблять никого, но так было; как, правда и то, что они нас тоже называли "чурками"). Почти все повара и другие солдаты хозяйственной роты части были родом из Узбекистана.
  
  *** Лозунги об отсутствии в армии "национального вопроса", выглядели шуткой, потому что в действительности армия - самый первый рассадник нетерпимости между разными нациями. Если дома человек мог относиться одинаково ровно и дружелюбно ко всем народам, то здесь, увидев пренебрежение, хамство и откровенную насмешку над собой из-за национальной принадлежности, получал душевную рану навсегда и при случае, вымещал ее на парнях, "виной" которых была их национальность.
  
   Традиционной" в армии стала вражда между "славянами" и "азиатами". Не стала исключением и наша столовая. Повара узбеки с удовольствием гоняли молодых украинцев. Но по сравнению с тем, что творилось в других подразделениях полка, это были мелочи.
  
   Кроме учебных подразделений, в полк входили и постоянные: танковый батальон, стройбат, ремонтная рота и другие, которые комплектовались почти исключительно выходцами из среднеазиатских республик. Мы видели, как живется "славянам", которым не повезло попасть служить в них. Когда эти подразделения шли к столовой, то, казалось, движется небольшая орда, в которой некстати, словно пленники, затерлись несколько чужих, более высоких парней. Стройбат же, внешним видом больше напоминал банду, о порядке или дисциплине говорить не приходилось. По внешнему виду "молодых", слухах, которые доходили, и странных больных в медсанбате с травмами, которые никак нельзя назвать бытовыми, создавалось впечатление, что служба в этих подразделениях напоминала тюрьму. Самым странным в этом безобразии выглядело пособничество командиров, которые, наверняка обо всем знали, но ничего не делали.
  
   Сейчас удивляюсь своей наивности, а тогда, чувство собственного бессилия, обреченности на такое же "существование" тяжким грузом висело над всеми нами, надламывало волю и веру в справедливость, в необходимость службы. Многие тогда не догадывались, что армия - лишь копия нашей унизительной жизни в ее наиболее искаженной форме.
  
  В кухонном наряде "азиаты" старались попасть на чистку овощей. Овощерезкой у нас служила полутемная грязная комната, в которой посредине располагалась ванна с водой для чищеного картофеля. В углу стояло несколько поломанных картофелечисток. Говорили, что они никогда толком и не работали, и были поломаны много лет назад. Зато создавали вид механизации труда (для проверяющих офицеров) и служили предметом местного антуража. От тяжелого запаха вечно гниющих овощей и мусора, который никогда тщательным образом не убирался, хотелось надеть противогаз или быстрее выйти отсюда и никогда не заходить снова. Никаких орудий труда (специальных ножей или просто ножей, любых), даже лавок для сидения в комнате не было. Инициатива в оборудовании рабочего места полностью находилась в руках наряда. Огромный простор для фантазии и смекалки. Овощи чистили, кто чем мог: куском заточенного железа, ложкой или бляхой от ремня, - короче, чем угодно, только не ножом, потому что его найти - большая проблема (наиболее сообразительный у земляка выпросил огромный нож для резки хлеба (чистить им картофель так же удобно, как и рубить дрова)). Но по сравнению с другими местами работы наряда овощерезка была одним из наилучших, потому что туда редко заходили офицеры.
  
  Самое грязное и мокрое место в столовой - так называемая "дискотека", посудомойка. В тесной комнатушке стояло несколько больших емкостей для воды, все в толстом слое комбижира, и пара таких же грязных столов. "Дискотека" по праву была первой в рейтинге наихудших мест, туда бойцы наряда шли неохотно, потому, как весь день надо вертится между горами грязной посуды. Да еще, как правило, вода сюда поступала либо в виде кипятка, либо совсем холодная. В первом случае наряд обваривал руки, во втором - по уши вымарывался в жироподобной субстанции. К концу дня отсыревшая одежда пропитывалась отвратительным, ни с чем несравнимым запахом солдатской кухни.
  
  Вечером у наряда большой объем работы был только в уборщиков зала и в посудомойке. Мы вместе убрали все помещения, помыли посуду, но в казарму попали уже после отбоя. Спустя несколько минут я уже спал. Следующий день пролетел, как в "кошмарном сне". Котлы, бачки, лужи воды, грязная посуда, беготня, унизительные окрики прапорщика и поваров, - все закрутилось в дьявольском вихре.
  
  Еще до общего подъема батареи наряд разбудил дневальный, и полусонные мы ушли в столовую. До завтрака помогал повару. Кроме осточертевшей, практически непрерывной мойки полов в варочном цехе, занимался "творческой" работой: варил чай и следил за котлами. Повар с утра был "славянин", поэтому работали без недоразумений и разногласий.
  
  Неприятности для меня и всех остальных парней наряда начались во время завтрака. Темп нашей работы и перемещения по цехам ускорились в разы. В помещении периодически заходили старшие офицеры, которые подгоняли и покрикивали на наряд даже тогда, когда мы и так "летали" на повышенных скоростях. Кульминацией работы столовой стало появление начальника столовой прапорщика Коропа. Даже повара из постоянного состава сникли при виде этого бравого вояки. На фоне всех офицеров части он выделялся внушительными физическими данными и мастерским владением армейским разговорным жанром. Создавалось впечатление, что прапорщик цензурных слов в школе вообще не учил. Осмотрев все помещения, он, как сторожевой пес выбрал главную диспозицию в варочном цеху и на правах главного командира начал управлять процессом. Короп успевал "уделить внимание" каждому бойцу: кого-то для профилактики только "поприветствует" витиеватой фразой из "смачных" слов, некоторых неумелых или ленивых обложит таким трехэтажным матом, что уши вянут. А особенно неповоротливых (на его взгляд) парней мог и физически ускорить. Но больше всего из всего наряда перепадало "на орехи" мне, потому как, постоянно находился "под рукой" и скрыться куда-либо, как другие не мог. За полчаса я узнал о себе много нового. Каких только армейских перлов не услышал в свой адрес от прапорщика, притом, что мотался по помещению, не приседая. От обиды и унижения все внутри кипело. А ответить адекватно - нельзя (умение, молча "проглатывать" все оскорбления, относиться к словам, как ни к чему не значащим пустым звукам придет позже, с опытом).
  
   Когда "буря" миновала, и завтрак закончился, Короп ушел по своим делам, строить других, все в наряде вздохнули более свободно. Работа кипела только в "дискотеке", где плескалась вода, и стоял звон от падающих в ванны металлических тарелок и бачков. Пока часть наряда "летала" на раздаче блюд, в овощерезке сюжет только закручивался (ребятам необходимо было начистить до обеда две ванны картофеля).
  
  Обед варили другие повара - узбеки. Один занимался только первыми блюдами, другой - всеми остальными. Эти вояки, не обращая внимания на мои старания по поддержанию чистоты в зале, беззаботно мусорили и разливали воду. Помогая им, бегал от одного казана к другому, что-то подносил, держал, забирал. Самый интересный процесс начался непосредственно перед обедом. На стол повара выложили из казана большие куски вареного мяса. С профессиональной быстротой они принялись разрезать их на мелкие кусочки, источавшие такой аппетитный запах, что мой желудок начал сжимался в спазмах в предвкушении праздника. Не в силах оторвать взгляда от сложенного в горки давно невиданного деликатеса, от которого "солдату-поплавку" невозможно отказаться, с нетерпением ждал, когда надо будет раскладывать мясо в бачки и повара позовут меня для помощи. Воздержаться от искушения, как и любой другой боец наряда на моем месте, я не мог - сочные парующие кусочки так и "просились" в рот. Под смешки сытых поваров украдкой съел несколько штук. Потом, увидев, что они были равнодушны к моим действиям, брал еще и еще. Я не догадывался, что смогу не разжевывая, глотать довольно большие куски мяса. Пока носил бачки к раздаче, успевал утащить со стола очередные порции. Никто из знакомых и друзей не остался без подарка. Жажда наесться "от пуза" была такой большой, что остановился лишь тогда, когда больше уже просто не лезло.
  
  Тем временем, из-за усталости ребят разгорелись ссоры в "дискотеке". Часть питалась в несколько смен, поэтому посуда использовалась непрерывно, и наряд из трех человек не разгибаясь, не успевал ее толком ополаскивать, не то, что мыть. Жирные казаны и тарелки, брошенные в горячую воду и быстро оттуда вынутые, снова возвращались на столы, потому что нельзя было опустить руки в ванную с кипятком, а холодная вода из крана в это время вообще не текла. Но никто над такими "пустяками" не задумывался. Если офицеры повышали голос на нас только из-за неповоротливости, а не из-за качества работы, то, что уже говорить о солдатах! Парни из мойки настойчиво просили помощи у временно свободных бойцов наряда, но мало у кого была такая возможность и главное - желание. Выручала дружба. Совсем истощенные темпом труда, мокрые с ног до головы, нервные и обессиленные, они делали свое дело. Не удивительно, что из-за такой спешки и некачественного мытья кухонной посуды, десятки новобранцев части заболевали дизентерией. Но, изменить что-то в этом налаженном механизме, даже при искреннем желании, мы не могли.
  
  Когда последняя тарелка с обеда была помыта, а помещения убраны от отходов и приведены в порядок, практически без перерыва, началось приготовления ужина. И снова закрутился знакомый калейдоскоп приказов, окриков и распоряжений. Очередной, третий и последний за день оборот хозяйственной машины кормления доблестных бойцов "великой и непобедимой".
  Вечером, после отработанного на "последнем дыхании" ужина и сдачи рабочих мест и помещений следующему наряду, изнуренные и усталые, мы, молча, плелись в казарму. Почти у всех парней - несварение желудка от переедания, грязная зловонная одежда, изможденные и почерневшие лица. Настроения - никакого. Полнейшая опустошенность. Наряд закончился. Слава Богу, он был только один такой в моей армейской биографии.
  
  В один из октябрьских дней, после обеда, взвод всем составом забрали на работу в город Мары. Такое случалось и раньше, но так далеко от части мы еще не ездили. Проехав десятки километров диковинными для жителя Европы дорогами и селами Туркмении, машина въехала в город.
  
  Авто остановилось на территории грузовой железнодорожной станции. В стороне от основных путей на глухой колее стояли несколько вагонов. За месяц, проведенный здесь, нам уже не раз приходилось разгружать разнообразные грузы из вагонов на станции Иолотань, по большей части это были бревна. Поэтому обрадовались, когда увидели, что вагон заполнен доверху клубнями картофеля. Он находился на станции уже давно, овощ успел немного испортиться, о чем свидетельствовал тяжелый запах. Казалось, ничего не стоит быстро разгрузить вагон, особенно, когда картофель сначала сам сыпался в прицеп трактора. Но после двух часов разгрузки, когда пришлось вилами и руками вытаскивать клубни из дальних углов, мы уже так не думали. Тяжелее всего пришлось в конце работы. Уже из последних сил в зловонной атмосфере гниения доставали и переносили через весь вагон сильно подпорченный картофель.
  
   Пока мы работали, наш руководитель по гражданской линии, что был родом из Украины, привез небольшой "цивильный" ужин. Уставшие и обессиленные расположились прямо на траве возле вагона. От всех несло гнилым картофелем, но это не могло испортить нам аппетит. Ни о какой гигиене речь конечно не шла. После тотального "уничтожения" нескольких банок рыбных и мясных консервов с большим наслаждением съели штуки три толстокожих и необычайно вкусных туркменских арбузов. Тем временем на улице заметно похолодало. Худощавые тела совсем не держали тепло и быстро охлаждались. Разогретые во время работы, сейчас все почувствовали "собачий холод".
  
  Ночное путешествие в расположение в открытом автомобиле было ужасно. Желающих сидеть на сидениях после первых километров дороги не нашлось. Прячась от холода, все потихоньку начали сползать и ложиться на дно кузова, прислонившись, друг к другу. Постепенно образовалась куча из нескольких слоев тел. Горе тем, кто остался на верху, ветер пронизывал их до костей. Не смотря на усталость и позднее время, никто не смог даже задремать.
  Когда, наконец, около двух часов ночи автомобиль заехал в часть, мы едва слезли с него. От холода и усталости, казалось, потеряли возможность говорить и ориентироваться в обстановке. Скорее бы в тепло, в койку. Охотно поверили офицеру, который обещал не беспокоить нас до обеда, но, увы, грош цена таким обещаниям - подняли всех уже в восемь утра.
Оценка: 5.57*28  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023