ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Кадыгриб Александр Михайлович
Иолотанский учебный центр (окончание)

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.19*21  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Окончание 2 главы, служба в г.Иолотани. Путь на постоянное место службы в г.Кандагар
  4. Присяга.
  
  В начале ноября в Иолотань пришла осень. Помню мокрые стекла казармы, влажный утренний воздух и первый туркменский дождь, событие довольно редкостное, но приятное после жарких летних дней. Хотя непогода длилась только до обеда, неприятностей от нее мы испытали предостаточно: вымокли на плацу, замерзли и продрогли. Хорошо, хоть в казарме внизу в подвале были помещения, через которые проходили толстые трубы отопления, там и спасались в свободное время.
  
  В начале ноября полк начал подготовку к торжественному событию в жизни новобранцев - принятию присяги. Чтобы не ударить "лицом в грязь" перед родителями, коих всегда приезжало по этому случаю достаточно много, во всех уголках части солдаты наводили идеальный армейский порядок: все, что можно подметалось и чистилось, ремонтировалось и красилось. Даже туалет сиял чистотой и порядком. Здесь, правда, перестарались. От большого количества хлорки в помещении, мгновенно слезились глаза, и сдавливало дыхание, невозможно было задержаться в нем больше минуты.
  
  Нашему второму взводу в плане общей подготовки к мероприятию поручили весьма приятную и настолько же нелепую работу по "подрезанию" травы на газонах перед казармой до нужной высоты и их уборку от бычков и прочего мелкого мусора. Поскольку ни косы, ни даже граблей в батарее не нашлось (а веник в этом деле не помощник), мы выполняли порученную работу, используя исключительно солдатскую смекалку. Выкручивались, как могли: кто-то подрезал траву лезвием от бритвы, кто-то рвал руками, другие приспосабливались обрывать ее при помощи линейки. Мусор собирали исключительно руками. Хоть на лицо низкая производительность труда, но сам процесс понравился всем без исключения. Когда бы еще можно было так полежать в холодке на траве и при этом быть при исполнении? В конце концов, кто-то из ребят нашел кусок косы и дело закончили довольно качественно, но это случилось значительно позже, когда наступило время идти на обед.
  
  Кроме уборки в помещениях и на территории молодые солдаты стали организованно учить текст присяги. В ленинской комнате под бдительным присмотром сержантов бойцы добросовестно вычитывали и запоминали каждое слово и фразу. От нас требовалось знание текста присяги наизусть, как говориться, без сучка и задоринки.
  
   Пребывающие со всего "Союза" на это важное мероприятие родители зачастую останавливались на частных квартирах, потому что нормальной и вместительной гостиницы в городке не было. Счастливчикам, комбат без проблем подписывал увольнительные и позволил выходить из части на весь день, даже с ночевкой. Во взводах, где хотя бы к нескольким парням приехала родня - пировали. Мы объедались фруктами и сладостями, домашними соленьями и колбасами, даже хлеб в столовой в эти дни оставался на столах!
  
  К нашему стыду и удивлению, оказалось, что парадную форму никто выдавать не собирается. Все только и предвкушали, как наконец-то оденут "настоящую" военную форму с погонами, фуражкой, белыми перчатками и кожаным ремнем. Увы, многие из моих товарищей так никогда ее и не одели.
  
  Чтобы привести свою повседневную одежду в надлежащий вид, кажется, 6 ноября после обеда, в батарее назначили прачечный день. Во многих ребят за месяц службы форма стала грязной. Растянулась на коленях и локтях и совсем потеряла и без того непрезентабельный вид. Не думаю, что и другие парни взвода были в восторге от данной идеи, но мне, как и им, очень бы не хотелось, предстать перед родней и друзьями в грязной гимнастерке. Строем, получив по куску хозяйственного мыла в расчете на несколько человек, мы отправились в направлении бани, законно полагая, что стирать будем в горячей воде в подобающих условиях. Но, не тут-то было, батарея вышла прямиком на пойму реки Мургаб. Здесь, прямо на берегу реки, как наши предки в давние времена, мы терли мылом лежащие на песке гимнастерки и брюки, не жалея сил и моющих средств. Пока одежда, разложенная, на прибрежной траве сушилась, тусовались возле реки в нижнем белье, чем очень демаскировались перед местным населением. Осеннее солнце не очень то и грело, а уж высушить форму за пару вечерних часов было вообще не реально. В часть мы возвращались взбодренные прохладой в еще влажном, но относительно чистом наряде.
  
  В связи с приездом гостей, праздником дня революции и показухи ради, в столовой поставили новую посуду: "нулевые" пластмассовые тарелки и стаканы, блестящие ложки.
  
  *** Однако вся эта красота внезапно исчезла, когда "дни открытых дверей" закончились. Правда, большая часть посуды за этот короткий промежуток времени все-таки успела найти новых хозяев из числа бойцов постоянных подразделений (они в эти дни были в наряде), что вызвало искреннее негодование командира хозяйственного взвода прапорщика Коропа.
  
  Родителям и гостям части понравилось увиденное зрелище: и внешний вид столовой и, даже, блюда. Готовили в те дни исключительно гречку. На столах два дня подряд появлялись конфеты (по паре штук на брата) и сдобные булочки. Мы, по наивности, ждали котлет, потому как, по слухам, их иногда готовили на "большие праздники". Но напрасными были надежды, даже мяса в бачках не стало больше, а о котлетах никто и не вспоминал.
  
  По случаю, случилась почти неправдоподобная для нас ситуация: отдыхая, батарея, по инициативе замполита, попала на местный стадион, где офицеры части играли в футбол. Старшие любезно пригласили выставить против них свою сборную команду. Хотя никто не знал реальных возможностей бойцов батареи, любителей поиграть нашлось немало. Мы с удовольствием приняли вызов лейтенантов и, расставив игроков на позиции, вышли на матч. Не смотря на тяжелые сапоги на ногах, у меня игра "пошла". Бегал с удовольствием, и ничего, что не все получалось, я чувствовал небывалое вдохновение, подобное тому, что чувствует человек, долго отлученный от любимого занятия. Несмотря на все старания солдат, опыт и сыгранность офицеров оказались выше. Мы, кажется, проиграли всухую, но получили огромный заряд бодрости и ... право на реванш на следующий день.
  
  Наступило 8 ноября, день принятия присяги. Торжественность ситуации чувствовалась в парадных мундирах и праздничной суете офицеров, в присутствии на территории части большего количества родителей и приглашенных гостей. Только мы не ощущали особенной радости по этому поводу, потому что находились, словно на собственных похоронах: хотя и считались главными виновниками и участниками праздников, нас они почти не касались. Да и чему радоваться, если в службе ничего не менялось к лучшему. Наоборот, после принятия присяги с нас могли уже спрашивать за дела и поступки по-настоящему, по всей строгости закона.
   Присягу принимает боец 2-го взвода 3 батареи Федорчук Николай []
  Присягу принимает боец 2-го взвода 3 батареи Федорчук Николай
  
  После завтрака на плацу, выстроилась вся часть. Приехали из полигона батальоны мотострелков, отдельными колоннами стояли артиллеристы и зенитчики. Присягу бойцы принимали, естественно, вооружившись личным оружием, которое стало одним и единственным нашим украшением (ни парадной формы, ни погоны на поношенные гимнастерки нам не выдали). В шеренгах стояла зеленая, безликая масса, мало напоминавшая бравых бойцов Советской Армии, а скорее организованных "партизан" (солдат запаса старших возрастов призванных на военные сборы). Перед строем, напротив каждого подразделения поставили столы, за которыми расположились группы офицеров во главе с командирами. В тени деревьев толпились родители, родня и друзья новобранцев, а также и приглашенные гости.
  
  Торжественно прозвучали приветственные слова командира учебной части и увешанных орденами и медалями ветеранов войны. Они говорили о происках империалистов и нашей ответственности перед Родиной, об интернациональной помощи соседнему государству и сравнивали сегодняшнюю армию с бойцами Второй мировой.
  
  ***Большинство из нас как-то не прониклось ответственностью за мир во всем мире и почему его надо защищать с оружием в руках именно в Афганистане, в средневековой стране, ставшей на путь "социалистического развития", где, по сути, шла гражданская война за власть между противоборствующими кланами. Естественно, мы многого не знали и не понимали в той войне, как трудно было, и представить себе, с чем придется столкнуться в будущем. А уж понять логику "Востока", где один и тот же человек мог быть и врагом, и другом одновременно дано было не всем.
  
  Торжество момента достигло апогея: командиры батальонов и батарей зачитывали фамилии бойцов и вызывали их из строя. К столам, на которых в красных папках лежали тексты присяги, выходили по пять бойцов одновременно. По пять - это потому, что папок было ровно столько же (могли бы вызвать и больше, но уж больно длинной выглядела бы шеренга). Такой поворот дела меня немного озадачил. Почему нельзя присягать поодиночке, куда спешим? Что это за присяга такая, когда рядом бубнят четверо, мероприятие для "галочки"? От приподнятого настроения не осталось и следа. Стало даже смешно от всей этой комедии.
  
  Вызывали и меня в числе очередной группы бойцов. Офицер подал каждому текст присяги и по команде все дружно принялись читать. С внутренним волнением начал зачитывать строки присяги, но через несколько секунд, когда мой голос утонул в гомоне соседей, стало так неприятно, что я замолчал. Зачем все это? Для видимости открывал рот, пока все закончили, а на душе было так, будто в нее наплевали.
  
  *** Зачем сколько разговоров, столько торжеств, когда индивидуально присягнуть и то нельзя? Превратить такое важное дело в простую формальность! Во все времена присяга была, есть и будет священной клятвой на верность Родине, и только в нашей стране она превратилась в обычное мероприятие, о котором нужно отчитываться перед вышестоящими инстанциями.
  
  Уже без всякого энтузиазма поставил подпись на бумаге и принял обыденное поздравление капитана. Хотя он и старался выглядеть искренним, все портила общая поспешность и канцелярская бездушность армейской машины.
  
  После окончания общей церемонии и заключительного слова командира полка состоялся концерт "общественности". Нам дали полную индивидуальную свободу перемещения по плацу и возле него. Многие ребята попали в объятия родных и близких людей, получили увольнительные. Ну, а тем, кому не повезло, ничего не оставалось, как смотреть и слушать концерт.
  
   На импровизированной сцене выступали местные самодеятельные артисты, в том числе и жены офицеров. Они танцевали и пели популярные песни, наводящие тоску на сердце, и трудно сказать чего в этот день было больше, - радости или печали. Здесь впервые услышал таджикскую народную песню "Эйсана", которую потом, в "Афгане", среднеазиатские радиостанции "по просьбе трудящихся" будут транслировать почти ежедневно, а многие бойцы невольно выучат ее наизусть.
   … Торжественно клянусь! в/ч 51087 , г. Иолотань, 8 ноября 1983 г. []
  ... Торжественно клянусь! в/ч 51087 , г.Иолотань, 8 ноября 1983 г.
  
  А затем, к всеобщей радости, состоялся обещанный футбольный матч. Как приз за победу замполит пообещал увольнение и поход в кино. Конечно, проиграть в такой день мы не могли. Гол я не забил и на беду, где-то в середине игры получил травму. Небольшой ушиб, но из игры выбыл. В колонне победителей хромал последним, когда "остатки" батареи веселой поступью отправились в город прямо со стадиона. Приятно, что и говорить, очутиться за пределами части, пройтись тихими провинциальными улочками, заглянуть в "цивильный" гастроном и купить себе сладостей. Нельзя сказать, что мы были очень голодные, но никогда не отказывались поесть впрок, а тем более ощутить почти забытый вкус нормальной еды.
  
  В этом увольнении неожиданно для себя нашли скульптуру местного "Ильича". На центральной площади города, имевшей форму правильного круга или овала (а может это все-таки был парк), его маленькая скульптура стояла в густых зарослях деревьев и даже с десяти метров была еле заметна. Отдали должное местной власти, которая так замечательно решила проблему увековечивания памяти вождя и сохранения местного колорита архитектурного стиля.
  
  Поздно вечером возвращались из увольнения. Хотя фильм был из разряда идейно-патриотических, но он добавил новых красок и впечатлений к прожитому дню, как и пестрые наряды местных девчонок в зрительном зале кинотеатра.
  
  Тихий осенний вечер, тускло горят фонари над дорогой. Все молчат, погрузившись в воображаемый мир грез и переживаний, навеянный ярким калейдоскопом сегодняшних событий. Тишину нарушает ритмичный стук сапог, по привычке идем в ногу. Еще несколько минут марша, и мы снова попадаем в уже привычный армейский мир. Лишь тонкие ворота отделяют его от гражданского, а какая огромная разница здесь и там. Насколько легко зайти сюда полным сил и здоровья, насколько трудно выйти отсюда без моральных и физических потерь. Только теперь, со всей очевидностью, приходит осознание свершившегося факта, - присяга подвела черту под нашей акклиматизацией к армии. Теперь мы уже полноправные солдаты, с которых такой же спрос, как и с бывалых вояк.
  
  *** Если днем раньше, за побег из части или увиливание от воинской службы любой из нас мог отделаться только мерами дисциплинарного воздействия, то теперь добавилось и уголовная ответственность. Накануне принятия присяги один из парней совершил самовольный побег из части. Его поймали через неделю на вокзале в Марах. Конечно, пожурили и попугали перед строем, посадили на гауптвахту, но не более того. Оказалось, не подсуден боец по-закону, потому что не присягнул на верность стране и народу.
  
  5. Становление.
  
  Праздники и выходные в армии, в отличие от гражданской жизни имеют свою скрытую подоплеку, похожую на легкую издевку над здравым смыслом. Как правило, до обеда они действительно напоминали отдых, с лежанием и сном на кроватях в казарме, а вот потом, выходной у нас заканчивался ударным трудом на железнодорожной станции. Перед этим, правда, кому то везло уйти в увольнение, а остальные горбатились до ужина, таская бревна из высоких вагонов. В отличие от обычных дней, где таких "приколов" почти не случалось, выходные мы ждали с твердой уверенностью, что отдохнуть - не получиться. И почти всегда служба подтверждала это правило.
  
   Как-то работая в уютной канцелярской атмосфере над боевым листом в ленинской комнате, меня разыскал старшина и отослал к командиру дивизиона. С одной стороны интерес столь высокого ранга командира к моей скромной персоне придавал уверенности и собственной значимости, с другой - я знал, что все это закончиться нарядом на работы в боксах. Так и вышло. Не знаю, какой бы из меня вышел каменщик на гражданке, но вот в "учебке" я был на хорошем счету. Поощряя к добросовестной работе, командир ремроты обещал "замолвить словечко" чтобы оставить меня тут на постоянное место службы. Тот, кто служил в армии, знает истинную цену таким обещаниям. Поэтому иллюзий относительно будущего места службы я не испытывал, и оказался прав.
  
  После принятия присяги офицеры и сержанты в отношениях с нами стали строже и требовательнее, но месяц пребывания в армии принес свои плоды - большая часть сослуживцев привыкла к службе, втянулась и воспринимала все происходящее без излишнего драматизма.
  
  Наконец-то наладилось мое общение с внешним миром. Блокада в виде отсутствия писем была окончательно ликвидирована. Дело в том, что в нашем взводе я последним из всех получил привет с гражданки, и это притом, что часто отправлял по нескольку писем в день. Я переписывался с десятком абонентов и любил писать. Тем более мне вдвойне обидно было, когда из кипы писем на батарею, ни одного не предназначалось моей скромной персоне. Не скрою, данный факт сильно влиял на мое внутреннее состояние, вызывая порой полное отчаяние и непонимание происходящего. Зато после первых полученных писем в начале ноября поток корреспонденции нарастал с каждым днем. Наконец, где-то в конце месяца я "установил" своеобразный рекорд, получив в один день шесть писем. Такого не помнили даже старожилы части. Внутренний карман моей гимнастерки распух от писем и фотографий, приходилось некоторые письма прятать от сержантов в тайных местах казармы. Уж больно нелегко было расставаться с ними, пахнущими домом и напоминающими о радостях гражданской жизни. На зависть парней по взводу получил несколько фотографий девчонок, с которыми имел приятельские отношения. Трудно было прогнозировать будущее, но к одной из них, испытывал не только товарищеские чувства, а нечто большее (или мне этого хотелось). Когда знаешь, что тебя ждут и помнят служба становиться не то что легче, а значительно комфортнее и спокойнее. Появляется цель и смысл во всем, начинаешь искать и находишь приятные моменты и даже удовольствие в любых ситуациях.
  
  Дни полетели: работа чередовалась с учебой, однообразная служба в части чередовалась с походами в город или выездами за ее территорию.
  Запомнилась поездка 14 ноября за дерном на один из притоков реки Мургаб. Хотя возле части находилась широкая пойма указанной реки, задернованных участков там не наблюдалось. Живописнейший уголок местной природы не тронутый человеком произвел неизгладимое впечатление на нас всех. Мы не подозревали, что среди унылых пустынных пейзажей с множеством однообразных каналов может соседствовать такое чудо. Юркая речушка несла свои мутные воды среди высоких, стремительно обрывающихся глинистых берегов, местами густо обросших роскошными ивами, а кое-где, в меандрах русла она образовывала чудесные зеленые лужайки. Они то и служили источником восстановления газона перед нашими казармами.
  
  До окончания "учебы" оставался как минимум месяц. Поэтому командования использовало нас на всевозможных работах по полной программе. У моей бригады каменщиков задание было персональное и, как говориться, на весь срок. Торопиться нам было некуда. Пользуясь, случаем, старался повысить свою квалификацию, осваивал новую профессию, получая удовольствие от ровной кладки кирпичей и взирая на дело рук своих - пустой огромный бокс постепенно становился похожим на гараж для техники, где каждая боевая единица обретала собственный бокс. За работой к нам часто наведывался "дембель" из ремроты Генка. От него впервые услышали страшное название санитарного самолета "черный тюльпан", он рассказывал всевозможные "страшилки" про "Афган", про отличие в службе в разных местах страны и подготавливал нашу психику до неизбежного факта. Благодаря этому парню мы узнавали нюансы предстоящей службы и взаимоотношений призовов в постоянных подразделениях.
  
  Перед обедом, пользуясь свободой перемещения без присмотра со стороны сержантов и офицеров, когда наши товарищи еще не возвратились с занятий или работы, мы вчетвером могли посетить солдатское кафе, перекусить цивильными лакомствами. Служба становилась вполне сносной и мы уже не чувствовали себя в части временными гостями, а наоборот с каждым днем убеждались в необходимости стать хозяевами собственной судьбы.
  
  Тем временем в батарее пополнился сержантский состав, на постоянное место службы прибыли братья-близнецы Дегтяревы. В отличие наших "старых" сержантов эти приятно удивили "человеческим" отношением к солдатам, что сразу отразилось на взаимоотношениях во взводе. Мы перестали видеть в них только строгих командиров, как будто мстивших нам за то, что их, когда то беспощадно и немилосердно "дрессировали в Ашхабадской учебке". Нами командовали только старшие более опытные товарищи по оружию. Гораздо легче служить под началом командира, которого есть за что уважать.
  
  Наша служба с середины ноября протекала спокойно по "накатанной колее". Как и раньше, на тактических полевых занятиях в песчаной пойме Мургаба (были и такие), мы таскали на спинах СПГ, не удержав равновесия падали с ними в оврагах, натирали до крови и набивали синяки на плечах и других частях тела. Но теперь упражнения и новые вводные не казались издевательствами сержантов, а наоборот, взрослой игрой с боевым оружием условно приближенной к реальной обстановке. Вместо злости от бессилия и неумения, появилась уверенность в собственных действиях и, самое ценное, небольшой опыт в обращении со штатным оружием. Помню, как во время одного такого занятия по отработке отражения условной атаки мотострелков на наши позиции, один из атакующих в цепи сержантов расстрелял холостыми патронами артиллерийский расчет гранатомета. Мы не знали о том, что автомат заряжен, а звук выстрела что холостыми, что боевыми патронами не отличается, поэтому эффект поражения был полным. Со временем, все научились замечать на автоматах специальные насадки для стрельбы холостыми и видеть специфические разрывы черного цвета на конце ствола оружия характерные для этих боеприпасов. А в первый раз от неожиданности и с перепугу можно и в штаны наложить.
  
  Во взводе, кто искал и хотел, нашли единомышленников и друзей. Конечно, все старались поддерживать нормальные отношения, но со временем отчетливо проявились личные черты и возможности каждого парня, что приводило к образованию устойчивых товарищеских групп. Наша строительная бригада - "Гриня", Николай Ф., Андрей Х. и я - держались по возможности вместе и на занятиях и в расположении. Мы довольно хорошо узнали друг друга и успели подружиться. Из остальных бойцов, больше всех я сблизился с жителем г.Львова - Драганчуком Александром и пермяком Рожневым Санькой. Это были интересные собеседники и надежные друзья. Первый "открыл мне глаза" на деятельность бандеровцев в Украине, заставив усомниться в официальной точке зрения на это движение, второй - располагал к общению необычной искренностью и схожестью с моими взглядами на жизнь и службу. Наши дружеские отношения способствовали интересу к занятиям, а службу - вполне сносной. Рассказы о гражданской жизни сближали нас, помогали в общении. Коллектив взвода (именно коллектив), сформировался окончательно. Те несколько парней, что "не вписались" в него, как говорят, погоды не делали, и сидели себе незаметно в уголке.
   На снимке: стоят (слева направо) Серокуров Игорь (Кривой Рог), мл.сержант Дегтярев (Харьковская область), мл.сержант Иванов, Постригань Александр; внизу я и Виктор Томинец (Львов). В расположении части, ноябрь 1983 года. []
  На снимке: стоят (слева направо) Серокуров Игорь (Кривой Рог), мл.сержант Дегтярев (Харьковская область), мл.сержант Иванов, Постригань Александр; внизу я и Виктор Томинец (Львов). В расположении части, ноябрь 1983 года.
  
  В субботу 19 ноября в клубе местный полковой вокально-инструментальный ансамбль выступал с концертом. Не помню, по какому случаю был устроен это приятный для солдат части сюрприз, но после разгрузки в городе моркови мы неожиданно для себя попали в битком набитый зал. Знакомые мелодии популярных песен на мгновение вернули меня в незабываемую атмосферу студенческих дискотек в общежитии города Харькова, с ее всеохватывающем весельем и танцами до утра. "Вот бы вновь попасть туда! А если бы сейчас еще и потанцевать! Да еще в компании одногрупников!" Мечты, мечты, никуда от вас не деться! Но как здорово, что вы есть!
  
  На следующий день в воскресенье до обеда отдыхали в кроватях, а после него попал с сержантом в "увал". В подразделении практиковались выходы в город, когда старший из группы сержант кроме парней, что шли за посылками на почту, выбирал команду по своему усмотрению. Случай подарил еще один незабываемый осенний вечер в городе. После традиционных посещений магазинов и кафэшек мы долго сидели на скамейке в парке. В воздухе висел запах горелой листвы, стояла теплая и тихая погода. Идти в часть не хотелось, и только страх за опоздание и неминуемое наказание за это возвратил нас из состояния нирваны.
  
  22 ноября напросился в наряд по батарее. Хотелось все попробовать, да и неудобно было перед друзьями, они уже побывали в нем по нескольку раз, а меня не ставили по личному указанию комбата как "ценного" работника. Впечатление, от прожитого дня было не ахти какое. Естественно были в нем и приятные моменты, такие как отдельный стол, в столовке, и возможность не спеша поесть, свободное время в казарме и ощущение причастности к управлению жизнью батареи. Но выявились и "подводные камни" в виде постоянной нервотрепки от офицерских и сержантских проверок. Наш командир взвода - щеголевато одетый молодой лейтенант выпускник училища артиллеристов, которого на занятиях видели довольно редко по причине его постоянных загулов, во время моего наряда крутился в казарме несколько часов подряд, причиняя массу проблем и неудобств. Как назло, часто наведывался в казарму комбат. Он "строил" старшину, проверяя наличие вещевого имущества, которое нам приходилось перелопачивать в каптерке. От этого, постоянный состав батареи метался по казарме, затаптывал полы и мусорил. Наряд тут же получал "по шапке" за состояния помещений и раз за разом занимался уборкой. Только во второй половине дня наступило относительное затишье. Старослужащие включили телевизор и, хотя нам его смотреть было некогда, звуковое сопровождение программ создавало домашний уют и особый фон в казарме. Передача наряда, сулившая много неприятных ситуаций, произошла без проблем: заступали свои ребята из нашего взвода. В дальнейшей службе уже ни похожей на эту казармы ни подобного дежурства у меня не было.
  
  Пятница, 24 ноября, запомнилось выездом в город Мары. Из части для выполнения хозяйственных работ на армейских складах отправился бортовой Урал. В число "счастливчиков" попало около двух десятков бойцов из состава нашей батареи. Мы долго ехали через невзрачные населенные пункты, а все больше сквозь пустынные ландшафты: песчаные барханы, местами поросшие верблюжьей колючкой. Вблизи от города переехали знаменитый Каракумский канал, который в действительности оказался достаточно мелководным и узким. Все его величие утонуло в густых зарослях камыша тянувшихся вдоль обоих берегов. По-видимому, многие годы гидросооружение никто его не чистил, от чего оно пришло в полное запустение.
  
  Город Мары не производил впечатления не то, что областного центра, а вообще, более или менее приличного, с точки зрения европейца, города. Такой же тихий и провинциальный, преимущественно одноэтажный, как и Иолотань, но в несколько раз больше. Возможно, мы заезжали не с парадной стороны, но во многих местах город напоминал огромный мусорник. На улицах кучами лежали неубранные бытовые отходы, разнообразный строительный хлам. На дорогах, по которым проезжал автомобиль, даже на центральных улицах, асфальтовое покрытие угадывалось с трудом, зато ямами и рытвинами они были покрыты обильно. Это мы хорошо прочувствовали на собственных боках, когда авто ныряло в очередную яму. Все увиденное: магазины, тротуары, общественные сооружения имели такой вид, словно к ним годами не прикасалась рука человека, а население, выглядело безразличным ко всему. Среди кварталов пятиэтажных типичных блочных домов "ужасного" качества исполнения украшенных местным орнаментом попадались одиночные оригинальные сооружения древней постройки, со своеобразной архитектурой. Но наибольшим украшением города, безусловно, были мечети, эти островки восточного изящества среди серой будничности "советской" архитектуры. Большинство же домов, как и в Иолотани - неприступные родовые крепости: без излишеств и с крепкими стенами.
  
  Складские помещения в Марах были огромной перевалочной базой как для местного гарнизона, дислоцированного в одноименной области, так и для снабжения целой группировки советских войск на западе Афганистана. Отсюда отходила единственная железнодорожная ветка в сторону Кушки, оканчивающаяся на соседней территории в городке Туругунди. От нормальной работы этой дороги зависели и многочисленные гарнизоны в Туркменистане, в том числе и нашей Иолотани.
  
  Любые армейские склады это "не паханое поле" для молодых солдат. Сколько бы не находились бойцы на их территории без работы никто не оставался. Вот и тут, не минуло и десяти минут по приезду, как нас "привлекли". Пока старший офицер уточнял задачу рабочей команде местный прапорщик, такой себе Алибаба, "предложил" размять мышцы и перенести несколько десятков ящиков с маслом из одного помещения в другое. Таскать продукты одно из любимых занятий бойцов, потому что нет таких упаковок, которые не смог бы открыть солдат-первогодок. Отдельные бумажные коробки имели повреждения, из которых привлекательно выглядывали аппетитные куски масла. Даже без хлеба оно имело превосходный вкус, чем грех было не воспользоваться. Моментально, половина содержимого ящика исчезла в наших желудках. Следующий коробок постигла печальная участь, его "случайно" уронили на бетон. Масло потрескалось и распалось на куски. И снова большая его часть была тут же оприходована. Как деликатес, съели ящик свежих яблок, который прапорщик неосмотрительно оставил без присмотра. Причем работа ни на минуту не останавливалась: ели в движении.
  
  После такой разминки и "второго" завтрака, мешки с мукой выгрузка которых стала нашей основной задачей, не выглядели слишком тяжелыми. Часа за два все содержимое товарного вагона (450 мешков), мы перенесли и сложили в помещении. Затем, основательно загрузили выделенными на часть продуктами собственный автомобиль и выехали домой. По дороге мне удалось докопаться до спрятанных на дне авто мешков с изюмом и сушкой. Основательно подкрепившись по дороге деликатесами, на ужин мы не пошли. Вечером в расположении казармы делился с товарищами содержимым карманов, которые удалось под завязку набить сушеными фруктами.
  
  ***Все время пребывания в учебке еда для нас оставалась на первом месте. Не смотря на наличие денег и возможности ежедневного посещения "чипка", получения посылок с гражданки и других легальных и не легальных способов набить желудок, чувство постоянного недоедания и отсутствия достаточного количества калорий в еде нас не покидало.
  
  Приближалось время отправки в войска. По части поползли слухи об их сроках, во взводах зазвучали непривычные названия афганских городов: Кабул, Герат, Кандагар. Для себя решил, если будут спрашивать, попрошусь в ДШБ (десантно-штурмовой батальон), а если нет - то нет. Юношеский максимализм и романтика боевых действий лепила образ героя-десантника, бесстрашного бойца. Особенно четко представлялось возвращение на "гражданку" и зависть друзей и недругов. Все это было бы чудесно, если бы не одно но, увы, никто не мог дать гарантии этого триумфального возвращения. А героически погибнуть или получить увечье как-то не хотелось. Дилемма!
   Страницы дневника.
  29 ноября.
  Занятия в поле. Сколько можно бегать? Снова ныряем в овраг и выскакиваем на пригорок, сметая ногами, кусты колючек и поднимая столб пыли. "Пушка" буквально влиться в песок, выскальзывая с рук, прицел больно бьет по подбородку. Пот уже струиться под гимнастеркой пропитывая ее насквозь. Издержки учений. Занимаем позицию для стрельбы. Рапортуем о готовности к бою. Сержант внимательно следит за секундомером. Кажется, вложились в норматив. Отбой атаке. Через мгновение звучит новая вводная и команда сменить позицию, и снова "летим" в овраг, выскакиваем на соседний холмик, зарываемся, докладываем. И так продолжается, около часа. Уставшие и злые, мы поглядываем на сержанта, не хватит ли? Наконец, тактическое обучение окончено, отдыхаем и отправляемся в часть. После обеда чистка оружия и работа в боксе на кладке стенок. Обычный учебный день.
  
  1 декабря.
  Первый день календарной зимы выдался теплым и солнечным. Никакого намека на зимнюю погоду: на дворе - бабье лето, около двадцати градусов тепла.
  Вот и наступила первая армейская зима. Прошло всего два месяца, как ушел из дома, а сколько пережито за эти дни, сколько всего нового пришло в мою жизнь. Армия еще не стала близкой, моим вторым домом. Все мои мысли там, "на свободе", в тихих стенах университетских аудиторий, шумных дискотеках общежития. Я еще живу прошлым, воспоминаниями о нем. И так все мои товарищи по взводу. Кажется, мы попали во временную дыру и сегодняшняя жизнь - недоразумение, которое скоро закончиться и все вернется на свои места.
  
  Мало времени нам осталось побыть, в "Союзе". Где-то с 15 декабря ожидаем первые отправки. А там, как Бог даст! Кто бы мог подумать, что эта война коснется меня! Что свои девятнадцать буду отмечать за границей. Казалось, другим уготована такая судьба.
  
  Вчера пережил приятные минуты. Получил письмо, которое долго с нетерпением ожидал, - от Галки. Ответ остудил мой пыл. Действительно, между нами ничего не было, я ее себе выдумал, идеализировал. Летняя практика позволила мне по-другому посмотреть на однокурсницу, влюбиться в нее. От осени ожидал дальнейшее развития отношений, и если бы не армия... как знать. Но, только одна мысль о том, что где-то есть любимый человек, что мы обязательно встретимся, является мощным стимулом сделать все от меня зависящее, чтобы эта встреча состоялась.
  
  Начало декабря ознаменовалось ростом числа заболеваний во взводе. Дизентерия, гепатит и брюшной тиф собирали свою дань. Один за другим, шесть бойцов попали в госпитали на длительные термины. Из нашей бригады заболел Андрей Харченко, также я потерял еще одного друга Саньку Рожнева.
  
  *** Дальнейшие их судьбы слежаться по-разному. Андрей, после возвращения в часть попадет служить к советникам в ряды национальной армии ДРА. Его служба имела совсем другие приоритеты и задачи, чем наша, и целиком подчинялась обеспечению выполнения заданий офицеров-консультантов в войсках афганцев. Он будет получать афганские деньги, и носить их форму, попадать в опасные переделки и рисковать жизнью как боец-одиночка, не имея опоры в виде друзей и сослуживцев.
  
  Совсем другая судьба ожидала Виктора Дудкина. В составе сборного подразделения, сформированного накануне Пандшерской операции, он погибнет в мае 1984 года. Его батальон будет расстрелян в упор душманами в горном ущелье. В том трагическом бою навсегда обретут покой около восьмидесяти бойцов и офицеров первого батальона 682 полка и еще несколько десятков получат ранение.
  О службе Саньки Р. мне ничего неизвестно, но, по-видимому, он остался жив.
  
  Напоследок, перед отправкой, судьба подарила мне пятнадцать минут разговора с родными. 4 декабря во взвод пришла телеграмма с приглашением на переговоры. Такие события у нас происходили постоянно, родители переживали за своих чад, а некоторые, знавшие всю правду, хотели услышать, возможно, в последний раз, голос сына. Увольнительную я получил от самого комбата. Он написал ее прямо на телеграмме. Та самая телеграмма… []
  Та самая телеграмма...
  
  Разговор получился тяжелым. Очень больно было слушать дрожащий от волнения и слез голос мамы, и это она еще не знала самого главного, хотя, может быть, догадывалась. Ее наивные и по большей части ничего не значащие вопросы прикрывали тревогу за меня, которую скрыть было невозможно. Что мог сказать в утешение самому дорогому человеку на свете? Старался быть убедительным и всячески обнадеживал ее, а самого душили предательские слезы. Не смотря на отвратительное качество связи и шум людей в переговорном пункте, отчетливо запомнил ее просьбу беречь себя. Хотя нас разделяло сейчас почти четыре тысячи километров, она была рядом, она всегда была рядом (ее любовь, наверняка, помогла мне выжить, уберегла от множества больших и малых проблем).
  
  В часть шел на автопилоте. На душе легкость и радость от общения с родными, и, в тоже время, сердце сжималось от тоски по дому. Когда я их увижу? Да и увижу ли? Мысленно находился в родном городе, а тело торопилось в часть, до конца увольнительного оставались считанные минуты.
  
  Наше обучение по-специальности наводчика гранатомета входило в завершающую стадию. Впереди ожидал серьезный и самый главный экзамен для любого артиллериста: зачетные выстрелы из штатного оружия по настоящей мишени.
  
  9 декабря артиллерийские подразделения полка всем переменным составом отправились на полигон. Теперь мы, в полной мере, смогли оценить прелести асфальтового покрытия в расположении. Размокшие от дождей, грунтовые дороги превратились в непролазную желтую грязь, в которой то и дело пробуксовывали колеса автомобилей. При перемещении строем по территории полигона мокрая глина громадными кусками липла к сапогам, делала их тяжелыми, словно гири. В который раз посочувствовал пехоте: пыль и песок, трудности снабжения водой и бытовые неудобства, - делали их службу и без того не легкую, еще трудней, а здесь еще такая грязища.
  
  *** Мотострелковые подразделения с самого начала обучения в части прочувствовали вкус "афганской" жизни. Точно такие же палатки и импровизированный плац встретит меня в Кандагаре. И, по аналогии, я подумаю, что это тоже временные сооружения, а настоящие казармы расположены где-то вблизи. Но, увы, реальность окажется жестокой: даже щитовых домиков для личного состава бригады за время моей службы не построят. До 1986 года (моего увольнения в запас) в расположении будут стоять все те же, знакомые, выгоревшие на солнце брезентовые ротные палатки.
  
  Подразделения батареи занимали отведенные им места для стрельб, каждый напротив своего оружия. Минометный взвод - возле батареи ротных 82-мм минометов, артиллеристы - напротив двух гаубиц, ракетчики - кучковались вблизи установки "Град". Наш взвод выстроился около окопа полного профиля с установленным в нем гранатометом СПГ-9.
  
  По команде старшего офицера, сформированные из бойцов взвода орудийные обслуги занимали места в окопе. Для защиты ушей всем выдавали танковые шлемы. Каждый, по очереди, исполнял обязанности наводчика или командира. Рядом, для страховки и контроля, стояли сержанты. Пока один расчет гранатомета не заканчивал стрелять, все свободные бойцы находились на значительном удалении от огневой позиции. Чтобы не оглохнуть в момент выстрела, нам рекомендовали широко открывать рты, однако эффект все равно был ошеломляющим: от удара по барабанным перепонкам и пронзительного воя гранаты на какое-то время теряли возможность слышать. Следующая обслуга, в числе которой находился и я, заняла места. Вот длинная "боевая граната" вставлена в ствол, легко закрываю затвор. Используя приобретенные навыки, ловлю в прицел мишень прицеливаюсь. Кровь стучит в висках, бешено колотится сердце, заметно волнуюсь. Еще бы! Первый выстрел и сразу же экзамен. Нажимаю на пусковую скобу. Резкий звук разрывает тишину. Возникает ощущение легкой контузии. Кажется, на мгновение теряю возможность слышать и ориентироваться. В голове стоит звон, словно по ней сильно ударили тяжелым предметом. Сквозь облако пыли наблюдаю полет гранаты, похожий на разящую огненную стрелу. Секунда, и она зарывается под мишень, слегка ее поколебав. Кажется, немного ошибся в прицеливании, не рассчитав высоту траектории полета гранаты. Воздух наполнен удушливым запахом сгоревшего пороха. Оборачиваюсь назад. За установкой на расстоянии нескольких метров земля, "вспахана" и опалена мощной реактивной струей газов. Не хотел бы я попасть туда во время выстрела. Расчет орудия становиться заложником его выдающихся возможностей: выстрел полностью демаскирует местоположения гранатомета и если быстро не сменить позицию, в реальном бою, жить нам оставались бы считанные минуты.
  
  Некоторое время, события происходят, как в немом кино: офицер подает команду, сменяются номера расчета, сквозь звенящую пелену до сознания долетают лишь отдельные отрывки слов. Опять возникает огненный хвост за пушкой и раскалывающий голову звук. Моему товарищу посчастливилось больше, попал. Мишень "подпрыгивает" и валится на бок, но взрыва не слышать - стреляем "болванками". После четырех выстрелов, наполовину контуженные, мы возвращаемся в строй.
  
  Большинство ребят взвода попадали в цель или близко от нее (оружие настолько непритязательно к прицеливанию, что имея соответствующий опыт можно стрелять, наводя "по стволу"). Хоть и не тщательно нас готовили по профессии, но и этого оказалось достаточно: результат полностью удовлетворил командование батареи.
  
  Рядом "сдавали экзамены" минометчики. Их оружие выглядело вовсе не "эффектным" и по виду, и по выстрелам по сравнению с СПГ-9, чему мы по-настоящему радовались. Детская гордость распирала наши груди, когда очередная граната поражала цель. Не то, что эти "пухкалки", стреляют по квадратам обозначенными на местности флажками. Но зря мы радовались по этому поводу: за внешне неприметными выстрелами минометов скрывалась их необычайная эффективность в боях с душманами, в отличие от нашей "пушки-колотушки".
  
  Также не захватывающе проходили экзамены и у наводчиков установок "Град", а вот стрельба из гаубицы была интереснее. Когда гром артиллерийских выстрелов над полигоном утих, пришло время сдачи зачетов по автоматной стрельбе. Снова те же три пристрелочных и пять контрольных патронов. Ни удовольствия, ни отработки навыков. Наверное, "наверху" решили, что артиллеристам ни к чему учиться стрелять из автоматов (по иронии судьбы, за все время, проведенное в "Афгане", из гранатомета я не стрелял ни разу, а вот с автоматом сроднился, особенно в первый год службы).
  
  После "сдачи экзамена" по стрельбе, в один из следующих дней состоялось что-то похожее на зачет по физподготовке. Это действо происходило на утренних улицах Иолотани, невдалеке от расположения. Взвод бежал тысячу метров по асфальтированной дороге, правда без оружия. Дистанция покорилась мне легко без чрезмерных усилий. Сказались тренировки в той, "цивильной жизни", потому, как, за три месяца армии еще не успел растерять свою физическую форму. Результатом - 3.54 мин., как и первым местом в подразделении, полностью удовлетворился.
  
  6. В канун отправки.
  
  Последние недели пребывания в части истекали. Служба продолжалась спокойно и размеренно. С удивлением, многие из нас обнаружили, что ночью стали высыпаться, что армейские будни вошли в привычку и не вызывали отрицательных эмоций. Наконец-то, научились получать удовольствие в таких ситуациях, где раньше ожидали только приключений на одно место. Заметно потеплели отношения к нам командира батареи и взводных лейтенантов. Офицеры понимали, что нас вскоре ожидает, поэтому закрывали глаза на некоторые нарушения дисциплины и мелкие провинности. А мы стали позволять себе вещи, о которых раньше не могли и подумать, прикрываясь "отмазкой", что дальше "Афгана" не пошлют.
  
  Зачастую, особенно в вечернее время, появлялось желание поесть "гражданской еды". Вместе быстро собирали деньги и посылали "гонцов" в город в самоволку. Некоторые парни так входили во вкус, что бывали за забором чуть ли не ежедневно. Скрывая их отсутствие в расположении от офицеров, научились договариваться с сержантами и солдатами постоянной службы. Так постигалась великая тайна нашей армии - возможность делать все что хочешь, но не попадаться и не подставлять своими "залетами" командиров.
  
   С начала ноября, с большой осторожностью, а теперь почти открыто, в рабочие воскресения, когда взвод регулярно "гоняли" на станцию разгружать вагоны с лесом (такой себе неплохой отдых), покупали в магазинах кроме привычных уже кондитерских изделий, рыбных и мясных консервов местное вино - "Чемен". Если командование не хотело сделать законный выходной, мы делали его сами. Конечно, спиртное выпивалось чисто символически, но сам факт такой возможности, эта ребячья радость от озорной выходки вопреки запретам, способствовала росту нашего самосознания и придавала уверенности. После бутылки вина распитой на десятерых, с горла, под вагоном, в антисанитарных условиях, чувствовали себя, как минимум, настоящими "бывалыми" солдатами.
  
  Занятия по боевой подготовке после сдачи стрельб фактически закончились, а работа в армии никогда не переведется. Но она почти никак не была связана с учебой. За исключением субботних ПХД в парке техники, где хоть что-то из выполняемой работы было связано с обучением или ознакомлением с армейскими боевыми машинами (если можно назвать так старые танки и БТРы что, отслужив положенные сроки частях расположенных в Европе и попав сюда, годами, стояли на деревянных колодках). Бытовые условия службы нас уже вполне устраивали, кроме того, каждый день на почту ходили большие группы солдат получать посылки и денежные переводы.
  
  Зима понемногу вступала в свои права. На смену комфортной туркменской осени приходила отвратительно сырая и холодная зима. Холода, наверное, наихудшие испытания для солдата, потому что от них некуда прятаться, кроме казармы, а там днем находиться не положено. Шинель не грела, мерзли ноги в тонких, второсортных портянках. Счастливчики имели теплые вязаные носки из дома - предмет зависти сослуживцев. От полного "посинения" спасал теплый подвал под казармой, куда мы набивались при первой же возможности.
  
  Как часто случается в жизни, когда кажется все хорошо, происходит неприятная неожиданность. 18 декабря стали известны фамилии парней из нашего взвода, что готовились к первой отправке в войска. Я, в тот момент, как назло, пребывал в очередном, втором по счету, наряде по кухне (из-за многочисленных заболеваний бойцов в нашей батарее некоторым парням приходилось побывать в нарядах или карауле по несколько раз за месяц). Этот наряд был несравним с предыдущим, поэтому мы особо не напрягались, сделали свое дело и отдыхали, не обращая внимания на недовольство поваров и старослужащих. Где-то после обеда прибежал "Гриня". Он застал меня в приятельской атмосфере армейских разговоров в кругу свободных бойцов наряда. Словно приговор прозвучали слова об отъезде сегодня вечером его и Николая Ф., а мы должны были ехать вместе. Трудно передать мое шоковое состояние в тот момент, то разочарование в слове офицера, которое, словно камень, упало на душу. "Обман" командира батареи выбил меня "из колеи".
  
  *** Накануне первых отправок, когда до нас довели приказ на подготовку к отбытию в действующую армию, комбат обещал, что при составлении списков будут учтены личные просьбы. То есть, перед строем он сообщил нам о том, что все желающие служить и ехать вместе, могут рассчитывать на это. Капитану, наверное, было безразлично, кто с кем попадет, но он давал слово офицера! Я записался вместе с моими лучшими друзьями. Естественно, возникали нюансы с количеством отправляемых солдат, некоторые выбывали по тем или иным причинам, так из нашей команды заболел Андрей Х., но мне ничто не мешало ехать в первой отправке!
  
  Мои потуги относительно повторного включения в список первой команды остались без внимания офицеров. Комбат даже слушать не захотел, сказав, что ничего менять не будет. Прощался с ребятами, находясь в глубокой депрессии и разочаровании в людях. В голове роились мысли. Если командир ремроты "замолвил за меня словечко" перед комбатом, то почему мне ничего об этом не сказал и не спросил, хочу ли я этого? Сейчас, даже если и хотели офицеры оставить меня в ремроте, сам бы не согласился. Не буду кривить душой и бить себя в грудь, утверждая, что в какой-то период службы не хотел остаться здесь. Как это было на пересылке в Лубнах, когда позавидовал бойцам на свиноферме. То было отчаяние призывника. Теперь, набравшись опыта и ума, не верил обещаниям людей в погонах, потому что знал, что используют до последней возможности и отправят куда придется. Что ж, за свои корыстные помыслы я понес заслуженное наказание - остался один, без близких армейских друзей.
  
  Вслед за первой, через день ушла вторая команда, а вместе с ней еще один близкий друг Александр Д. , готовилась к отправке третья группа. Ну, а остатки взвода продолжали трудиться на хозяйственных объектах города. В эти дни произошел последний и единственный в своем роде случай неповиновения сержанту. На местной лесопилке мы должны были переносить доски или бревна в большом количестве. Короче, это нам не понравилось, а поскольку служить здесь оставалось несколько дней, мы решили особо не напрягаться. Наш демарш сильно разозлил сержанта Валентину Д., но вместо нормального разговора, как бывало раньше, он начал запугивать и угрожать нам сержантской расправой. Спор для него закончилось плохо, он сцепился с Сергеем Поповым, главным зачинщиком саботажа. Дело дошло до драки, правда, никто из нас не вмешивался. Поединок прошел один на один. Выиграл Сергей, после первой стычки сержант картинно схватился за лицо и словно обиженная дама умчал в расположение жаловаться старшему брату. Вечером в казарме сержантский состав "жаждал крови". Нам открыто угрожали расправой, офицеры провели "разбор полетов" и назначили виновных. Серега на словах получил трое суток гауптвахты (уехал в третьей отправке 20 декабря), а остальных заставили постричься наголо, причем до ужина успели сделать только по одной широкой полоске посреди головы. Весь об инциденте облетела все батареи и на ужине бойцы взвода чувствовали себя, чуть ли не героями. Имея столь оригинальную прическу, мы были легко узнаваемы. Второй взвод мощным гулом приветствовали сослуживцы, которые одобрили наши действия, уж больно всех достали некоторые не в меру ретивые сержанты.
  
  Ночного разбора не получилось. Малочисленный сержантский состав не рискнул принять меры физического воздействия, поскольку в казарме, таких как мы готовых ко всему бойцов, было раз в пять больше, и терять нам было нечего. Так, мы разочаровались в своем любимом сержанте, и, возможно, "в награду" за это получили от командования батареи отправку в "наилучшее место" в соседней стране.
  
  22 декабря на утреннем разводе комбат зачитал приказ и фамилии бойцов очередной команды, которая должна была отправиться в часть, дислоцированную вблизи города Кандагара. Я был в этом списке. Кроме меня из второго взвода в дорогу собирались еще пятеро бойцов: Виктор Гладырь, Сергей Мищенко, Юрий Любченко, Александр Кулибаба и последний из друзей - Паша Лавренов. В строю во взводе оставалось человек шесть.
  
  Сразу после завтрака сформированную команду (а сюда входили бойцы из разных взводов и батарей) начали собирать в дорогу. По приказу командира части весь волосяной покров в интересных местах на наших телах был беспощадно удален бритвами и ножницами. Мы получили новые рюкзаки и сухпаек на трое суток дороги. Личные вещи легко уместились в полупустых мешках. Все, что невозможно было забрать с собой либо уничтожалось, либо дарилось на память, тем, кто еще оставался. Горели пачки полученных писем, ценные блокноты и бумаги отсылались домой. Мы, как бы, сжигали за собой мосты с минувшей службой в Союзе. Впереди каждого ожидала неизвестность, полная опасностей и приключений служба. Опустевшая казарма, ставшая за прошлые месяцы нашим домом, поражала отсутствием шумовых эффектов от привычного шарканья сапог и суеты большого коллектива. Пишем последние из Иолотани письма домой, погружаясь на какие-то полчаса в мир грез и воспоминаний. Спустя некоторое время звучит команда на построение.
  
   После обеда из полигона в часть приехала большая часть команды 2743: мотострелки и разведка. Небольшая кучка артиллеристов растворилась среди массы пехотинцев. Объединенные в одну большую роту мы разместились в клубе в ожидании дальнейших указаний. С этой минуты моя служба во втором взводе третьей батареи воинской части 51087 закончилась.
  
  *** Я пребывал в плену своеобразного раздвоения личности: в мыслях ощущение полного и бесповоротного разрыва с прошлым и в то же время еще ничего, вроде бы, не случилось. Тебе кажется, что можно сейчас вернуться в казарму и все будет по-старому: служба, подъемы, разводы и прочее. А нет. Это все иллюзия, ничего этого уже не может быть никогда. Пусть там остаются некоторые твои друзья и сослуживцы, в самом коллективе, его организации, произошли необратимые качественные изменения. Окружающий армейский мир поле получения утреннего приказа стал другим. И в этом мире уже нет места прежним взводам и ротам.
  
  Перед собравшимися в актовом зале бойцами выступал с концертом полковой ансамбль. Ребята старались во всю, отвлекая нас от тягостного ожидания. Впервые, здесь, услышал песню популярной тогда группы "Земляне" - "Трава в дома", которая на два долгих года стала символом Родины, тайной мечтой каждого солдата, отправляемого "за речку". Заканчивались последние часы моего пребывания в полку. На второй план отошло все плохое, в памяти - только приятные воспоминания о десяти неделях "учебки": о разговорах с "дедом" Генкой, что помог мне правильно сориентироваться в армейском мире; о сержантах и офицерах, "сделавших" из меня солдата; о своих друзьях-побратимах. Мыслями я был уже в дороге, а телом еще оставался на месте.
  
  7. Путешествие Иолотань-Ашхабад-Кандагар.
  
  Поздно вечером, когда концерт для отбывающих в "Афган" бойцов заканчивался, поступила команда на выход. Офицер и сопровождающие нас сержанты проверили и пересчитали личный состав в соответствии со списком, выстроили команду в колонну и отправили в направлении вокзала. В последний раз за нами закрылись ворота учебной части, сюда мы уже не вернемся никогда. По дороге насмехались с наших командиров, часть то была кадрированная, то есть служили преимущественно "кадры", радовались, что заканчивается очередная неопределенность в текущей службе. Все точно знали, что не пройдет и несколько дней, как попадем в подразделения, где будем служить до "дембеля" (некоторые - всю оставшуюся жизнь). Но в то же время, в душу каждого нет- нет, да прокрадывалась печаль по службе "учебке", где уже все известно, до которой привыкли и, по-видимому, немножечко полюбили. Через час мы мирно спали под перестук колес поезда, который мчался к Ашхабаду в непроглядной туркменской ночи.
  
  Столица "братской" республики встретила сонных бойцов прохладным и хмурым днем. Климат здесь, в отличие от Иолотани, был более суров, чувствовалось суровое дыхание стоявших невдалеке горных хребтов с высокими белоснежными шапками на макушках гор. Температура была минусовой и совсем не привычной для жителей южных пустынь, которыми мы невольно стали. Тонкая шинель грела слабо, если не сказать больше. Мы торопливо загрузились в крытые брезентом "КАМАЗы" и колонна из двух машин двинулись в неизвестном направлении. Ужасно хотелось посмотреть на город, хоть одним глазком взглянуть на столицу Туркменской ССР. Но брезент, к нашему огромному сожалению, везде был цел, без повреждений и дырок. Ничто так не утомляет и не раздражает, как езда, в фургоне без окон. Исчезает ощущение времени и пространства, все время теряешь равновесие, потому что невозможно угадать темп движения автомобиля, увидеть или предугадать ухабы и ямы на дороге. А ими местные дороги были усеяны в изобилии, не смотря на статус города.
  
  Через полчаса езды, колонна из двух авто, остановилась возле ворот воинской части в пригороде. На территории городка, среди могучих деревьев, возвышались новые трехэтажные казармы, изредка проходили солдаты, по большей части рядового состава. Это была одна из тех частей, что получили вторую жизнь в связи с событиями в соседней стране.
  
  Нашу команду отвели к старому одноэтажному зданию в глубине части. Как впоследствии выяснилось, помещение изначально строилось и долго служило конюшнями. Местные солдаты с гордостью говорили, что здесь размещались кони кавалерийской части маршала Буденного во время его службы в городе. По внутреннему убранству и полному отсутствию предметов мебели в помещении, их хоть сейчас можно было использовать по прямому назначению. Хорошо хоть пол в комнатах оказался настоящим, деревянным. По приказу старшего команды отлучаться из нового расположения никому не разрешалось, даже в туалет приходилось отпрашиваться и ходить под присмотром сержантов. Но, это были мелочи. Главное, что казарма отапливалась. Мы расположились с комфортом, места хватало, а отсутствие кроватей и стульев, которые могли бы стать предметом споров в случае их недостачи, сделало всех равными. Лучшими по удобству стали места возле стен и окон, а также под массивными деревянными столбами, что когда-то разделяли стойла и поддерживали крышу сооружения, да так и остались стоять. Они были толстыми и прямоугольными, эта их особенность позволяла комфортно опереться спинами сразу нескольким бойцам.
  
  Предоставленные сами себе могли делать, что заблагорассудится. Большинство ребят высыпались, снимая усталость минувших дней. На месте отдых не предвиделся, поэтому старались спать впрок. Некоторые группы парней вели неторопливые беседы, кто-то писал письма. Сухой паек, полученный вчера в части, после надоевших столовских блюд показался нам необычайно вкусным. Одна беда, запивать кашу нечем, воды рядом с помещением не нашли, да и не в чем ее принести. Ну, нам не привыкать, всухомятку, так всухомятку, переживем. Освещения в "конюшне" отсутствовало, как стемнело, все кто еще не дремал, завалились спать, подложив под головы полупустые рюкзаки. Ночью в помещении заметно посвежело, стало прохладно. Изначально устроившись с удобством, мы вынуждены сбиваться в кучу, чтобы согреться.
  
  Лишь только посерело за окнами, прозвучала команда "подъем". Высокая влажность в придачу с несколькими градусами мороза, пробирали так, будто на улице - лютая стужа. Очередная проверка и мы мигом прыгаем в кузова автомобилей. Машины едут в направлении аэропорта. Утреннюю тишину города разрывает гудение мощных авиационных двигателей. Чем ближе мы к месту назначения, тем громче их рев. Напрасно пытаемся согреться в холодном кузове. Все мысли о теплом самолете. Остановились, выгружаемся. Лучи прожекторов гигантскими столпами подпирают серый небосвод и одновременно как бы "режут" его на куски. Из темноты доносится неистовый рев прогревающихся двигателей самолетов, от которого закладывает уши. Туман искажает очертания отдельных зданий и замерших в ожидании полета стальных птиц. К нашей великой радости, вылетаем из центрального гражданского аэропорта Ашхабада, о чем свидетельствует проступающая сквозь туман надпись над главным зданием. Где-то здесь нас ждет Ту-154. Полетим, как люди, в креслах, а не в холодном отделении военно-транспортного самолета.
  
  Выстраиваемся в несколько шеренг рядом с бетонкой. Снова перекличка и построение в соответствии со списком. Мимо рядов проходит офицер, осматривает каждого бойца и отдает ему на руки военный билет. Процедура тянется мучительно долго. Наконец все формальности закончены, нам указывают направление движения и одиноко стоящий самолет. Возле трапа образуется толчея, каждому не терпится быстрее занять место в теплом салоне. Немолодая симпатичная стюардесса, кажется, чересчур тщательно проверяет документы. Занятие, как и большинство предыдущих проверок, выглядит неуместно: какой дурак по собственной инициативе полетит в такое "замечательное" место? Мистическая, не реальная атмосфера полутеней и недомолвок заполонила все вокруг. Стюардесса смотрит на нас с пониманием, но, словно на обреченных. В ее глазах - мы большие дети, которые с нетерпением толкаются возле интересной игрушки, но она-то знает, куда мы скоро попадем: глаза полные жалости и сочувствия.
  
  Посадка закончилась. Бойцы заняли места в салоне и притихли. Самолет дрожит от нарастающего гула, двигатели постепенно набирают необходимые обороты. Короткие предполетные проверки систем лайнера. Борт выруливает на полосу. Разворот. Вот стальная птица на миг замирает. Еще мгновение, и в стремительном броске вперед колеса отрываются от бетона. Дрожь и вибрация исчезают. Щелкают замки на закрытых шасси. Взлетели!
  
  *** Все, что было до этой минуты - выглядело своего рода легкой проверкой на выносливость перед серьезными испытаниями. А то, что они будут никто, из сидящих в самолете парней не сомневался. В прошлом оставалась, в общем-то, рутинная служба в мирной обстановке, а будущее казалось совершенно непонятным и непредсказуемым. Мы летели в страну, где сейчас, по рассказам очевидцев, продолжалась настоящая война. Как по-будничному просто было переступить границу между миром и войной, но, совершенно невозможно быстро осознать этот факт, привыкнуть к такой резкой смене ценностей. То, что вчера составляло смысл твоего существования, сегодня выглядело абсолютно бесполезным и не нужным. Никто из нас не представлял, что предстоит пережить каждому, и с чем мы столкнемся, и эта неизвестность - пугала. Я понимал, что хочу этого или нет, а два года придется пребывать в военной обстановке, рискуя при этом жизнью и здоровьем. Также я был уверен, что должен, и сумею приспособиться, выжить, не смотря ни на что. Если дома, мне казалось, что жизнь - это дар небесный, что только досадная случайность может лишить меня, ее, то теперь, всем своим существом почувствовал ее ранимость и беззащитность. Пока она была в моих руках, а там, как Бог даст: повезет - выживу, нет - сделаю все, что в моих силах, чтобы обмануть судьбу.
  
  Монотонный гул двигателей вернул от размышлений к действительности. Под крылом проплывали величественные вершины гор, покрытые снежными шапками. На горизонте вставало солнце. Первые его лучи нежно касались вершин, от чего они "вспыхивали", ярким оранжевым пламенем. Но больше всего меня поразило небо. Его цветовая палитра состояла из всевозможных оттенков синего цвета. Для человека никогда не видевшего рассвет из борта самолета и ни разу не летавшей над горной системой, открывалась невероятная красотища. Дух захватывало от увиденного!
  
   На борту самолета царила тишина. По радио совсем буднично объявили о пересечении воздушной границы страны. Мы с интересом припали к иллюминаторам. Какая она, чужая земля, где будем служить? Внизу проплывали такие же заснеженные горы только они стали еще выше. Ни одного ровного участка поверхности. Какие-то страшные катаклизмы в давние времена играючи смяли земную поверхность, превратив ее в хаотическое нагромождение скал. Блестящими змейками параллельно хребтам сверкают зеркальной поверхностью речки, длинными серыми серпантинами тянутся дороги, которыми медленно продвигаются крошечные автомобили. С высоты не видно, чьи они, но, наверняка, наши, так как их много. Редкие горные селения похожи на игрушечные крепости, словно вычурные глиняные городки.
  
  Концы крыльев раскачивались в восходящих потоках так сильно, что поневоле брал страх за их прочность. Самолет, будто корабль, медленно плыл в воздушном океане, над горами и облаками. Солнце уже высоко поднялось над горизонтом и нестерпимо пылало. Небо приобрело необычайно глубокий и яркий цвет сапфира, тучи исчезли. Словно их никогда и не было. Как на ладони стало видно землю и мельчайшие детали внизу. Дальше на юг снежные шапки гор исчезли, изменился и цвет самих горных хребтов. Они стали темно-коричневыми, местами красноватыми, словно выгоревшими на солнце. Нигде на горизонте не видно ни единого деревца, ни крошечного островка зелени, никаких признаков воды, только пересохшие русла некогда полноводных рек и ручьев. Горы стали ниже. Внизу стали встречаться желто-коричневые долины и относительно ровные участки поверхности.
  
  *** Даже не ступив на эту землю, вполне можно было убедиться, что она не приветлива не только для нас, но и для местного населения, всю жизнь проводившего в постоянной борьбе за выживание. Конечно, они здесь выросли, им все знакомо, но горы и пустыни уравнивают шансы противоборствующих сторон и ставят на первое место грамотные тактические приемы ведения боевых действий и снабжение подразделений. Я подумал, что, нашим войскам довольно трудно воевать с мелкими бандами душманов, особенно, если неповоротливая и инерционная военная машина четко придерживается существующих уставов. С высоты семи тысяч метров не имел ни малейшего понятия, что это за война, какая она. Хотя ее результаты - не жилые, оставленные населением кишлаки видно было даже отсюда. Непонятно, как вообще можно вести боевые действия в таких жестких для человека условиях?
  
  Через полтора часа лета самолет начал снижаться. Делал он это непривычно: словно нарезая круги на одном месте. Спускаясь с горки по спирали, мы приближались к земле, уменьшая угол обзора, но увеличивая масштаб изображения. Увы, не получилось рассмотреть Кандагар поподробнее. Город остался в стороне за невысокой грядой гор. Лишь небольшая часть его промелькнула на мгновение в иллюминаторе, но и этого было достаточно, чтобы увидеть благоухающую зеленую долину, обработанные поля и виноградники, вычурные глинобитные домики. С такой высоты он показался под стать изысканной восточной мозаике.
  
  Когда до земли осталось, наверное, меньше километра, смог разглядеть окрестности гарнизона. Здесь и разбросанные по территории, блестящие на солнце дюралевой крышей большие строения; самолеты в капонирах и ряды разнокалиберных вертолетов; гигантская лента бетонки и похожий на цветок с белыми лепестками ряд зданий аэропорта. Несколько в стороне от взлетной полосы аэропорта, за редким в этих местах сосновым лесом, расположилась огромная воинская часть. Ровными рядами стояли палатки, сотни единиц бронетехники и отдельные капитальные здания. На вид - все игрушечное, да и этот полет выглядел такой же игрой.
  Самолет выпустил шасси и пошел на посадку. Промелькнули ряды колючей проволоки, окопы. Еще мгновение и его колеса коснулись бетонной полосы. На всю мощь заработали двигатели, останавливая быстрое движение борта. Он затормозил в конце полосы, а потом медленно развернулся и подрулил на свое место рядом с большими транспортными вертолетами. На полосу приземлились закамуфлированные вертушки прикрытия. Авиалайнер выглядел нелепым гостем среди боевой авиации.
  
  С интересом смотрим в иллюминаторы, на технику и здания, окружающие аэропорт. Лица ребят спокойны и серьезны. За бортом солнечная, по-летнему теплая, погода. На календаре 24 декабря 1983 года, десять часов по местному времени. От необычного и красивого здания аэропорта, к самолету поехали несколько грузовых авто с солдатами. По внешнему виду в них не трудно узнать "дембелей". Стюардессы приглашают на выход. Они прощаются с нами, желают счастливой службы и возвращения домой. А вставать так не хочется! Мягкое кресло не отпускает. В салоне удобно, тепло, уютно, а что ожидает там, за бортом? Неизвестность?!
  Вместо трапа - приставная лестница. Парни, не торопясь спускаются на бетонку. Подходит и моя очередь. В лицо повеял приятный теплый ветерок. Первый вдох на чужой земле.
  Мы прилетели, куда никто нас не звал...
   []
Оценка: 7.19*21  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023