ArtOfWar. Каланчин Андрей Николаевич. Один день из жизни военного наблюдателя. Киншаса. Ночной патруль.

Один день из жизни военного наблюдателя. Киншаса.

Ночной патруль.

Парня в горы тяни - рискни!

Не бросай одного его,

Пусть он в связке в одной с тобой -

Там поймешь, кто такой.

Песня о друге. В. Высоцкий.

Возвращаясь со службы домой, я заметил, что в нашей квартире, которую сообща арендовали военные наблюдатели от России и Украины, были сдвинуты столы и даже расставлены тарелки и столовые приборы. Все ясно. Кто-то уезжает на Родину, насовсем, так сказать "дембель неизбежен", или приезжает из отпуска, или чей-нибудь день рождения, или государственный праздник, какой либо, забытый мною из за постоянной напряжухи и текучки, или может у кого родился ребенок, естественно в России, и многое может. Народу проживало достаточно и за всеми не уследишь. Помимо постоянных жителей апартаменты использовались еще и как транзитный пункт - вновь прибывшие наблюдатели дожидались своей отправки по Тимам, разные командированные обучались на курсах, проводившие всякие расследования и разбирательства ждали утверждения результатов, некоторые просто отдыхали, вместо поездки на сафари в Кению, Занзибар, ЮАР, или куда-нибудь еще, тем самым экономив деньги, и по разным другим поводам. Иной раз набивалось и до 25-30 человек. Всех размещали, а что делать, в гостинице дорого и главное не безопасно. Накрытие столов означало что сегодня, после шумного, пыльного и суетливого рабочего дня, представляется возможность расслабиться, посидеть с товарищами офицерами за одним столом, увидеть приглашенных извне, первый и последний раз командированных и транзитников, поболтать, выпить водочки или вискарика, может текилы, а может и рома, отведать что-нибудь выходящее из рамок ежедневного рациона продуктов, хоть и не шикарного, но все же, и это наверняка будут консервированные оливки, нарезки колбасы и буженины, сыра, салаты, иной раз приготовленные собственноручно виновниками торжества, местные фрукты, газированные напитки опять таки, иной раз немного сладостей. Ритуалы проводов-встреч-торжеств отработаны годами, и никто их менять, а тем более отменять, не осмеливался. Даже зажимистые наблюдатели, из некоторых, приехавшие сюда за квартирами, машинами, мебелью и другой разной хренью и то негласно (а иной раз и гласно) принуждались к процедуре угощения товарищей по поводу случившегося.

Быстро пробравшись в душ (пока не набежала бригада сотоварищей), переодевшись во все чистое, я прибыл для лицезрения гостей и оказания посильной помощи в организации: где-то расставил стулья, что-то перенес, подрезал хлеб, протер рюмки и т.д. Виновники торжества, а это оказался очередной дембель двоих из наших россиян, были предварительно чуточку навеселе, и один из них, зажав меня в углу, напористо приказал "Андрюха, хлопнем немедленно по стопарику!". "Не вопрос. Всегда готов!" также бурно и с нескрываемой радостью ответил я, и выплывшая из морозилки початая бутылка контрафактной польской водки, называемой незаконно "Столичная", начала трансформировать свое содержимое по двум симпатичным рюмочкам с изображением Герба Государства Российского. "Ну, за начало конца, то бишь счастливого возвращения домой!" пролепетал я с ходу, не зная еще, что же на самом деле пожелать. "Еще не вечер, нас ждет стоянка торпедных катеров!" возразил "виновник", что означало, что после торжества планируется отчалить куда-нибудь для реализации дальнейшего сценария, подразумевавшего посещение местного бара или клуба, в котором можно поглазеть на местных столичных конголезских красавец-шоколадок и даже хлопнуть их по одному из постоянного притягивающих, не знаю почему, внимание задних мест.

В то время, как положено по русскому обычаю, выдохнув, и вытянув, уже по офицерскому правилу, локоть на уровень плеча, я принялся подносить рюмку маслянистой от морозилки жидкости ко рту, внезапно прогудел зуммер моей мобилы. "Уж лучше бы я оставил его в комнате под подушкой" промелькнула мысль. Открыв рот, я медленно приступил к доставке содержимого рюмки в тоннель пищевода. Зуммер гудеть не переставал. "Нет, вот, что же это за мурло такое, в такой то исключительно ответственный момент звонит. Да притом так настырно, все настроение испортил почто что гад". Задержавшись на секунду, я стал размышлять. Вот если сейчас выпью, а потом отвечу, это будет больше плюс, чем минус? Важнее конечно для начала усугубить. Сделал дело - гуляй смело. С другой стороны если выпью - то надо закусить, подумал я, уже приметив кусочки нарезки на маленьком блюдечке, оставленном специально на кухне для таких как я, пораньше вернувшихся со службы. А чавкать в трубку не прилично. Скорее минус. А если отвечу, а потом выпью, так сказать с чистой совестью, а потом вырублю мобилу, это скорее плюс, чем минус. Локоть все еще находился на уровне плеча, а глаза уже нашли маленький уголок за СВЧ печкой, куда можно было спрятать не выпитую рюмку, так сказать от чужих глаз. Неровен час, обернешься, а ее уже нет, поди узнай кто и когда. Мелочь, а страшно обидно.

"Hello!" - кричу я в трубу, заховав предварительно стопарик. -"Andrey speaking".

"Андрей, как дела. Это Де Моралес. Чем занимаешься" - прозвучал голос моего начальника, командира тим сайта, в котором я служил.

"Как чем, как всегда, собираюсь пить водку, Сэр!!!" - ответил я, и предчувствие беспокойства прокатилось мурашками по моей коже.

"Андрей, извини, сегодня нам с тобой придется ехать в патруль. Модест не может, сказал что начался приступ малярии, а больше в Тиме никого нет. Ты сам знаешь об этом. Когда за тобой заехать?" - мягко прошепелявил Де Моралес.

"Буду готов через двадцать минут. А сколько машин, на одной что ли?", - произнес я, зная, что вторая машина арендована кем-то из Тима для встречи соотечественника в аэропорту, надеясь что Де Моралес вспомнит правила ООН и на единственной машине мы не поедем.

"Нет, вторая уже в штабе, сначала заедем ее заберем, а потом ты оставишь ее у себя на ночь. Короче спускайся, я жду тебя внизу" - заключил Де Моралес.

Хрен тебя принес, ответил я ему про себя и покосился на стоящую в углу за печью СВЧ рюмку. С мероприятием пролет. Хотя патруль и занимал где-то с пару, тройку часов времени, но в сообществе наблюдателей царил нерушимый и само собой разумеющийся закон - "в большой семье е@лом не щелкай", что означало, что задержка или отчуждение от стола хотя бы на час неминуемо приводило к его опустошению, и опоздавшему почти что ничего не доставалось, если конечно об этом не позаботится один из близких приятелей или друзей. Обычно обид никаких не было, в военных коллективах всегда почти что одно и тоже. Как сказал однажды мой бывший начальник "Мероприятие начинается ровно в 19.00. Пару раз опоздал, уже все выпили. На следующий раз будь уверен, все придут за десять минут до начала и выстроятся у стола". Так и было в те времена, по крайней мере, когда он восседал во главе стола. Ну да ладно. Придется потерпеть, высплюсь опять таки, здоровья немного сэкономлю, не все коту масленица. И военный я все таки в конце то концов. Хоть и придумать можно было что-нибудь во избежание патруля, но форму надо держать, а то расслабление затягивает.

В тот период африканская страна находилась на пороге эпохального периода своего существования - приближались законные выборы Президента ДРК, организованные и принуждаемые к этому огромным в истории ООН контингентом миротворцев, расквартированных по всей, также огромной, стране. Командующим миротворческим контингентом было принято решение на патрулирование Киншасы круглосуточно, в том числе и патрульными группами наблюдателей ООН. Вся столица была разделена по секторам и мы "утюжили" свой сектор с завидной регулярностью, скрупулезностью и упорством, но в исключительно светлое время суток. А как по другому. Без оружия, с огромными буквами UN на бортах, капотах и крышах автомобилей, мы были отличными мишенями для всех, кому не лень, жителей Киншасы. По мере приближения выборов усиливались и репрессии против персонала миссии ООН. Каждый день приходили сводки событий о том, что кого-то из наблюдателей ограбили, где-то сожгли машину UN, и даже служебный ООНовский автобус, регулярно закидывались камнями экипажи патрулей, блокировались улицы всякими разными демонстрантами, оставленные на улице машины UN поджигались и растаскивались ворами, патрульным автомобилям грозили кулаками, плевали в лобовое стекло, стучали по крышам из проходящих мимо облепленных человеческими телами грузовиков и многое другое в том же духе. А куда народу выплеснуть свою энергию. Для них выборы это очередное мероприятие, что бы развлечься, высвободить свою дурь, урвать может что-нибудь на халяву, разбив какой-нибудь офис миротворцев или атаковав ООНовскую машину. А на кого еще больше как не на ООН. Попрешь против полицейских - получи тут же пулю, прямо в харю, никто не посмеет даже заявить о нарушениях каких-то там прав человека, ибо полицейский в этой стране всегда прав и его все боятся. Что касается военных, так те только и ждут беспорядков, что бы поупражняться в стрельбе по движущимся целям, медом не корми, дай только дождаться очередной демонстрации. А ООН все стерпит. Бросит машину для грабежа, подставит вторую щеку после первой, по которой ударили черным кулаком, накормит всех, до этого его атаковавших, пригонит новую технику вместо разграбленной, организует панихиду по жертвам своего персонала, если не дай Бог конечно такое произойдет, и даже по демонстрантам, которые в него кидали камнями и жгли, и опять "Мир во всем мире" возобновит провозглашать. Поэтому население спит и видит, как бы ООН ущипнуть. А если окажешься окруженным в машине, да сумеешь во время забаррикадироваться внутри, то помощи со стороны вооруженного до зубов контингента ООН особо то и не жди. Командир заморского миротворческого батальона может запросто, вопреки Устава ООН, запретить выезд группы усиления и эвакуации на место события, прикрывшись какими то внутренними инструкциями вооруженных сил своего государства. Как сказал один интернациональный высокопоставленный чиновник "Пусть лучше погибнут те трое наблюдателей, которые нарвались на засаду и ждут помощи, чем вся помощь заодно с ними" и принял решение эвакуацию атакованных офицеров-наблюдателей запретить.

Вот в таких условиях, нам, безоружным наблюдателям, предстояло патрулировать Киншасу ночью. А ночь в этой стране постоянно, в любое время года наступала ровно в 18.00. Страна находится почти что на экваторе, и смена дня и ночи здесь происходит регулярно, точно и в срок с момента основания Земли. Впрочем, также как и рассвет, в 06.00 будь уверен, что везде будет светло и даже уже жарко.

Снова переодевшись в полевку и услышав удивленные возгласы и приколы "Куда это ты?", "Не мешайте ему, пошел сверхурочные зарабатывать", "Презервативы дать?" и т.д. я спустился на площадь перед нашей махиной многоэтажкой. Де Моралес уже сидел с закрытыми наглухо окнами, дыша воздухом кондиционера, и опасаясь, что всякий разный может что-нибудь кинуть в окно или вставить не туда кулак.

"Сэр, как дела, почему не отдыхается и не спится" - хрен бы тебя побрал, мать твою, начал приветствие я.

"Да вот, решил подышать свежим воздухом, заодно и тебя пригласить" - ответил Тим лидер.

"Пригласили бы лучше в ресторан или бар, там воздух такой свежий, с запахом женских тел, что сразу начинается кое-что возбуждаться".

"Сейчас возбудимся, подожди немного" - вторил мне Де Моралес.

"А то давайте к нам, сегодня наши дают отходную".

"А кто? Из каких тимов".

"Да Серега и Игорь из ......"

"О! Привет им, знаю отлично, вместе как то раз сняли таких троих кобыл, что потом......."

"Понятно, привет передам" - лучше бы бутылку передал, а не привет, подумал я.

"Андрей, смех смехом, но мне позвонил нач штаба и попросил сегодня обратить особое внимание на военный городок, знаешь, который возле генеральной ассамблеи. Вроде там происходит передислокация сил и средств армейских подразделений в центр города. Посчитать, проследить, доложить, ну как обычно. Патрулировать будем вдвоем, я впереди, ты на второй машине сзади. В общем ничего нового, все как обычно".

"Есть, Сэр" - отрапортовал я, думая, а не пошел ты куда-нибудь вместе с нач штаба, и углубился в рассмотрение вечерней жизни Киншасы проплывавшей медленно за окнами нашей Тойоты Форанер.

Сектор нашего Тима был ключевым и центральным, в смысле расположения в столице. Международный стадион, Генеральная Ассамблея государства (парламент по-нашему), резиденции премьер министров и других лидеров ключевых партий, военный городок гарнизона обеспечения безопасности столицы ДРК, департамент полиции и казарма спецназа государственной службы охраны, католический университет и политехнический институт, две огромных церковных диаспоры протестантов - вот только немногие из основных объектов зоны ответственности нашего Тима. И попробуй что-нибудь упусти. Может служебный нагоняй и не так страшен, а вот чувство вины, что из-за тебя погибли люди, в результате прохлопанного тобою столкновения, будет скрести твою душу всю оставшуюся жизнь. Видел я многих весельчаков, которым все эти судьбы и жертвы были по барабану. Но потом, уже в России, внезапно один из них спился, а второй так вообще удавку на шею чуть не накинул. Так что все мы равны, и несем перед Всевышним одинаковую ответственность.

Почему важны так военные. Да как обычно. Военные это реальная сила. Только она совершенно иная в Киншасе. Это у нас военные вроде как "ничего", а в Африке это "о-го-го!". Как говорил Президент Республики Кот д'Ивуар "Я засыпаю и встаю с мыслью и переполненный счастьем, что армия все еще на моей стороне. Но эта эйфория может внезапно прерваться, и тогда моя гибель неминуема. Черт его знает, что в голове у Министра Обороны, и что он может выкинуть однажды". То есть армия там фактически в подчинении государства, с другой стороны она полностью на самообеспечении, и никто не может позволить себе ею управлять. Отсюда и путчи, хунты всякие, военные перевороты, генералы, ставшие тире президентами, произвол военных и военный бандитизм. Притом такие явления как грабеж населения, рэкет со стороны военных, употребление наркотиков, пьянство, бесконтрольное брожение с оружием по городу, попрошайничество, воровство, являются в армии обычным органичным явлением и не подлежат осуждению, а тем более наказанию. Как сказал мне один африканский военный "А что делать, все так живут", имея в виду и офицеров, и генералитет, и всяких разных других руководителей и лидеров. Поэтому хоть по отношению к нам, военным наблюдателям, местные бойцы и старались поддерживать уважение, о паритете разговора не было, сами понимаете, что сила была на их стороне. Так что ждать от них провокации приходилось ежесекундно. Хоть и в одной шкуре, имеется ввиду форма одежды и профессия, но табачок врозь.

Киншаса в вечернее время представляла собой незабываемое зрелище. Клоака клоакой, в смысле грязи, беспорядка и низкой культуры населения, но все же столица республики, площадью больше Европы (без площади России конечно. Не знаю, в Европе мы или все еще нет). Уставшие после трудового дня люди спешили домой. Повсюду фыркали маршрутки, иной раз с оторванными дверьми, иной раз с висящими вне кузова пассажирами; стайками проходили по тротуарам студентки; с гордо поднятой головой ловили такси секретарши офисов и банков, бизнес-леди, в облегающих изумительные фигуры джинсах, или более того, в коротеньких юбках, от вида которых я сворачивал шею, за что получал одобрительный, с улыбкой, тычок под ребро от Де Моралеса; выплывали на работу ночные бабочки, томно бросающие взгляды по сторонам в том числе и на нашу машину; уличные торговцы сновали по сторонам предлагая грязный и дешевый товар лежащий в лотках поддерживаемых перекинутым через шею ремнем. Кругом орали зазывалы, пытаясь предложить обмен валюты по выгодным, естественно только для них, курсам; в грязных приуличных кафе сидели толстые чернокожие мужчины, имитируя респектабельность, подтверждая свой статус одной единственной бутылкой пива, и этого было достаточно доказать, что ты уже "при делах"; то там то тут зажигались неоновые огни ночных баров, ресторанов и кафе; толкатели повозок и самокатов повсеместно подрезали нам дорогу, шипя нам сквозь зубы "Не видите что ли, человек зарабатывает копейку своим горбом, ну-ка немедленно уступите дорогу и рты закройте" что мы и делали. Никто не обращал внимания на пытающихся регулировать движение полицейских, которые от бессилия, что они не замечаются, свистели постоянно в свисток, и отчаянно грозили кому-то регулировочным жезлом или кулаком; беспечно сидели на парковых лавках солдаты, вооруженные до зубов, в разгрузках, с магазинами в карманах на груди и лентами ПК, извивающимися на асфальте между их ног; малышня всех возрастов усиленно донимала прохожих, попрошайничая у них еду или деньги; повсюду стояли респектабельные джентльмены, держа в своих руках по паре-тройке бутылок элитного, якобы эксклюзивного, а на самом деле поддельного арабскими специалистами виски, или часы Ролекс, которые они готовы были отдать по сказочно низкой цене, потому что им надо срочно куда то ехать, или умер брат, или отдать долг. Сновали грузовики контингента ООН с солдатами под тентами кузовов; проезжали эскорты государственных мужей, иной раз насчитывающие до 15-20 машин разного назначения, но обязательно с сиренами, мигалками, пулеметами ДШК в разбортованных кузовах и с немыслимым количеством торчащим из окон стволов различного автоматического оружия, собранного со всего света. Везде стояла пыль и духота, в воздухе царил смрад от костров, на которых жители готовили пищу, дым от мангалов кафе, предлагавших, почему-то всегда подгоревшую рыбу или мясо непонятного происхождения и соответствия санитарным нормам. В общем все как всегда, если бы было иначе, то я наверно бы решил что свершилась революция, или настал всемирный потоп, или пришел конец света.

Де Моралес тоже был внешне апатичен, крутя баранку одной рукой, похлопывая себя по животу другой. Он что-то мурлыкал себе под нос, наверно из репертуара музыкальных произведений Уругвая. В своей стране он занимал пост начальника штаба бригады, что по нашим понятиям значительно, а по их - я не в курсе. Пытался он мне как-то разъяснить масштабы и структуры их Вооруженных сил, но я не запомнил. В каждой стране есть свои особенности. У них наверняка уклон к ВМС, где-то больше укрепляют авиацию, где-то спецназ, как Президент Чавес, в Венесуэле, где-то вообще существует только лишь флот. К примеру, был у нас командиром тима Алофа, кап 2 ранга из Бенина. Так у них в стране в основном только один флот, и всего 200 офицеров личного состава. На флоте он занимал должность начальника штаба флота государства. Представьте по нашим меркам - вице-адмирал. Показывал фотографию, где он на шлюпке инспектировал какие-то катера. Бывает и такое. Для нас смехотворно, а для них может и достаточно, и даже сверх того. И даже круто, коль пользуются уважением среди соседних государств.

Прибыв наконец-то к штабу, я перегрузился в предусмотрительно оставленную вторую машину Тима, и, обговорив задачи патруля, особо определившись в маршруте и дистанции, проверив радиосвязь, мы чинно вырулили на одну из центральных улиц беспокойной и временами мятежной Киншасы.

По ходу движения я быстро привел машину в "порядок": отрегулировал громкость УКВ радиостанции, выставил на достаточную мощность кондиционер, вставил кассету с Дедюлей и включил магнитофон, предварительно приглушив громкость любимой мною музыки, приоткрыл немного боковое окно, что бы слышать звук дизеля или хлюпанье пробитой, не дай Бог, шины, да и вообще для прослушивания обстановки за бортом. Де Моралес ехал не спеша, патруль долгий и нам спешить было совершенно некогда, мы были словно игроки на футбольном поле за пять минут до финального свистка. Вроде как и патруль выполнили и на рожон не нарвались. Я держал ведущего на расстоянии в полтора метра - дальше было нельзя, везде наглухо забитые машинами дорожные пробки и если какой нибудь мудила встрянет между нами, то появится шанс потерять своего командира из виду надолго.

Сбоку машины непрекращающимся потоком брели люди. Общественного транспорта в столице не существовало, а частные разбитые маршрутки, уехавшие в один из концов столицы блокировались там намертво, из-за все тех же пробок. Мне было жаль уставших работяг. Кто-то тащил на спине детей, кто-то ручную кладь, забитую продуктами, в основном кукурузой или касавой, кто-то катил телегу, но помочь им я никак не мог. Устав ООН строго настрого запрещал подсаживать в автомобиль людей, не относящихся к персоналу ООН, а тем паче местных жителей. А они, периодически голосовавшие на обочине и недоуменно сопровождавшие вопросительными взглядами наши пустые машины после отказа, вот этого как раз и не знали. Как-то раз во время жуткого ливня я ехал один и остановился на одной из улиц, что бы переждать порыв обрушившейся на меня воды такой силы, что дворники ее смывать были не в состоянии. К машине, несмотря на дождь, приблизилась симпатичная девушка, цивильно одетая, с грудным ребенком на руках и постучалась в окно. Ну что было делать? Сидеть как истукан и объяснять ей через окно что нельзя. Я, предварительно убедившись, что вокруг меня нет поблизости случайно затерявшейся ООНовской машины, экипаж которой мог бы доложить о случившимся, открыл дверь и посадил ее во внутрь. Но ехать с ней после прекращения ливня категорически отказался. Нарушение Устава ООН каралось жестоко.

Не проехав и с километр пути, мы наглухо встали из-за обычных действий дорожных полицейских. Конечно, нет сомнения, что это была "элита" всех сил полиции столицы. А почему элита. А потому что они беспрепятственно собирали дань со всех без исключения транспортных средств, перевозивших людей. К примеру, у тебя есть личный или служебный самосвал, объемом с наш Камаз. Вечером, после работы, ты выруливаешь на центральный проспект и начинаешь на нем "таксовать". Нет, не в кабине пассажиров возить, как вы наверно автоматически подумали, а где же еще, а в кузове, просто в кузове, в котором он за час до этого вез песок или щебень, или мусор, или козлиный помет. Остановившись где-нибудь на остановке, люди атаковали кузов без приглашения. Потом водила останавливался в самом неподходящем, отдаленном от остановок месте, что бы никому не пришло в голову мысль о побеге, и собирал со всех деньги за проезд. Сумму проезда он устанавливал сам, в зависимости от настроения и времени суток. Собрав гроши он подъезжал к регулировщику, который вместо того, что бы отреагировать на то, что люди стоят в кузове, без заднего борта и держатся друг за друга, а иной раз и висят прямо над колесами, что по нашим меркам не мыслимо и является грубейшим нарушением ПДД с лишением прав и штраф-площадкой, начинал требовать у него взятку, просто так, дай гаишнику на пропитание и все тут. Причем регулировщиками в столице били преимущественно женщины. Так вот для того, что бы воспрепятствовать убытию водителя без дани, одна из них становилась перед капотом грузовика, так сказать вроде живого щита, а другая принималась выклянчивать взятку. Водитель долго сопротивляться не мог, сзади начинали дружно все сигналить и орать матом, так что минут через пять деньги преподносились и движение возобновлялось. Бывали случаи, когда студенты захватывали самосвал силой. Я много раз видел, как за очередной жертвой-самосвалом бежали трое-пятеро наиболее подготовленных в спринте студентов, и, догнав его, принуждали водителя менять маршрут, направляя его сначала к огромной группе сокурсников, а потом, после погрузки, по указанному ими адресу, куда-нибудь в студенческие трущобы. Тогда водиле все равно приходилось платить регулировщикам, теперь уже из своего кармана, а что делать, за отказ от доставки студенты могут и настучать по башке, и даже выкинуть водилу из кабины и поехать самостоятельно. Поэтому периодически доводилось наблюдать набирающий скорость самосвал, отчаянно и безнадежно просящий сигналя уступить ему дорогу, и группу студентов, несущихся за потенциальной жертвой с оскаленными и решительными лицами с равной с самосвалом скоростью.

Периодически движение парализовалось вообще и надолго. Машины вдруг начинали сдавать на обочины, если они существовали, а если нет, то сворачивать в подворотни или съезжать в проточные канавы. Все ясно. Опять один из вице-президентов лихо несется куда-нибудь на отдых или в лучшем случае в аэропорт. Я встречался с такими эскортами не раз. Первый раз даже решил не реагировать и продолжил движение. Они крутые, а я еще круче. Но при обгоне меня головной машиной эскорта я услышал удар по крыше своей Тойоты. Этого было достаточно, что бы остановиться. Если в душе я был крутой, то за промятую машину в ООНовской автомастерской крутизну мне эту обломали бы быстро. Обычно эскорт перемещался на открытых машинах, посередине кузова которых находилась длинная лавка, расположенная по ходу движения так, что бойчилы сидели спиной друг к другу и могли вести огонь по всем боковым секторам в движении автомобиля. Один из них и стукнул мне каблуком берца по крыше. На мой возмущенный взгляд и кивок, вроде "в чем дело?" пулеметчик оперативно засунул мне в боковое окно дуло РПК, вследствие чего желание спорить с ними у меня сразу как-то улетучилось. В последствии я понял, что моя крутость в тот момент была каким-то ребячеством и лихачеством. Даже вооруженные до зубов миротворческие автомобили предпочитали не связываться с эскортами охраны. Не то что бы боялись, а просто эти ребята, именуемые охраной, получив немного особых полномочий, считали себя в ранге чуть ли не вершителей судеб проезжавших мимо водителей. А может у них и были права открывать огонь по собственному усмотрению? Но почему-то я уверен, что это будет в основном по мирным жителям и в безопасной ситуации. Были и в истории миссии, и в мое пребывание случаи, когда эскорты разбегались как суслики, бросив и технику и оружие, стоило им только нарваться на вроде как организованную засаду и почувствовать незначительный напор атакующих.

Де Моралес, помигав мне аварийной сигнализацией, что означало "въезжаем в зону наблюдения", вырулил на центральный проспект столицы, вдоль которого находился стадион, и чуть поодаль - Национальная Ассамблея. Действительно, по улицам правительственного квартала перемещались подразделения Национальной армии Конго. Ведущий по радио мне передал, что он попытается проехать вдоль строя и посчитать шеренги шагающих неизвестно куда бойцов. Я, как мы уже практиковали, притормозил на достаточной глубине от последней шеренги. Ехать обеим машинам вместе, вдоль строя голодных, озлобленных и вооруженных до зубов солдат было бы ошибкой. В случае осложнения ситуации ведущий был уверен, что я немедленно доложу об этом в миротворческий батальон и предприму хоть какие то усилия для его эвакуации. Выключив габаритные огни и припарковав машину прямо на проезжей части, я принялся наблюдать за машиной Де Моралеса. Он медленно ехал вдоль колоны человек в 300 бойцов. Поравнявшись с командиром, или просто офицером, шедшим сбоку колонны, ведущий остановился, и принялся, видимо опрашивать последнего о цели и районе продвижения войск через приспущенное боковое стекло. Несколько секунд машина ехала вровень с офицером а затем Де Моралес резко вильнув влево дал газу и свернул в первую попавшиеся на его пути подворотню. Его собеседник пытался догнать машину и даже вставил ей пинка по заднему бамперу. Ряд бойчил решили поддержать своего командира и принялись что-то кричать вслед Де Моралесу и трясти над головами старыми ободранными Калашниковыми.

В этот момент мне стало не по себе. От солдат меня отделяло всего метров в шестьдесят дистанции, а это практически 100 процентное поражение автомобиля при стрельбе стоя. Что делать, завести двигатель и дать полный назад? Я пристально вглядывался в замешкавшихся бойцов. Вот кто-то из них развернулся и посмотрел в направлении моей парковки. Нет. Пронесло. Солдат просто озирался по сторонам, в надежде увидеть выехавшего из переулка ведущего. За моей спиной был освещенный неоном, хоть и хреново, но все же, проспект. Поэтому боец просто не обратил на меня внимание - его глаза переключились на уличные фонари, а сконцентрировать свое внимание на окружающих объектах, в частности на мою патрульную машину, он поленился.

Обговорив место встречи с Де Моралесом по радио, мы через некоторое время нашли друг друга в одном из многочисленных переулков. Естественно, первым делом я принялся расспрашивать, что и как, почему это произошло. Ведущий констатировал, что бойцы сильно возбуждены. Прямо перед "отбоем", т.е. отходом ко сну, им приказали покинуть гарнизон и сосредоточиться где-то на окраине города.

"Где?"- с нетерпением спросил я, надеясь, что задача выполнена, и патруль будет закончен.

"Ответ ты сам видел, где?"- заключил Де Моралес.

Я понимал, что сорвать солдат в преддверии сна, и наверняка голодных, т.к. конголезский народ обычно ужинает поздно, что бы не хотелось завтракать, жрать то, тем более с утра нечего, есть крайне неприятное явление. Скорее всего, уже были раскочегарены костры и печи, солдаты пропустили по кругу косячки с травкой, кто-то залил уже за воротник 30-ти градусной бурды в виде браги из смеси сока сахарного тростника и куриного помета, добавленного для крепости, кто-то уже спал, что-бы менее болезненно пережить голод, а кто-то уже спланировал очередной налет на зажиточного мирного жителя, что бы так сказать последний не забывал, что надо делиться с малоимущими военными, и уже тщательно готовился к реализации вооруженного грабежа.

Де Моралес был возбужден, бормотал что встретился бы ему этот вояка один на один на боевой тропе, где-нибудь в родных уругвайских джунглях, ну и все такое прочее, о чем каждый из нас догадывается - каждый из военных был в такой же ситуации и выкрикивал что-то совершенно схожее. Я все же надеялся в душе, что патруль закончился, и мы поедем домой. Ведущий - к своему термосу с чаем из чего-то такого похожее на табак, который он будет с пару часов сосать с помощью изогнутой нержавеющей трубки, а я в "теплый" коллектив, к уже наверняка повеселевшей компании российских и украинских офицеров. Однако возбужденность Де Моралеса оказала обратный эффект. "Ну я им покажу!"- выкрикнул он и запрыгнул в машину. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Мы кружили по городу с еще долгих полтора часа, что-то пытались найти, кого-то посчитать, о чем-то доложить, но все было тщетно. Я поначалу злился на ведущего, потом просто возмущался на всех подряд, а потом убедившись, что время уже прошло и на вечеринке все подались в ночной клуб успокоился вовсе и стал ко всему апатичен.

Де Моралес куда то выезжал, кому-то сигналил, с кем-то на ходу здоровался, кого-то подрезал, а кому то уступал наоборот дорогу - я не на что не реагировал, ехал просто как прилагаемое к нему, словно прицеп дачника, загруженный каким то барахлом. Он ведущий - пусть и смотрит по сторонам. А я обеспечиваю ему ООНовское присутствие, массовость и прикрытие - размышлял я на ходу.

В полудреме я все же вычислил, что Де Моралес опять выруливает на злополучный проспект. "Вот ведь настырный, мало ему что ли. Надо было для хохмы подсветить его фарами, то место куда он смылся, что бы бойчилы догнали и дали пинка не только по бамперу его машины но и по его широкому заднему месту. Может поумнел бы. Хватит уже, одиннадцатый час на носу а все чего то ищем, спят все поди давно."- ругался я вслух на весь салон. Но твердолобый Де Моралес упорно двигался в предыдущее место. Проехав очередной участок, мы, к моему крайнему неудовлетворению, вновь стали приближаться к проспекту расположения военного городка. По моему мнению, в данный момент это равнялось самоубийству. Вдоль центрального КПП гарнизона был разбит небольшой парк, в котором встречались с родными и знакомыми местные солдаты, там были специально для этого вкопаны лавочки. Проезжать это место не рекомендовалось даже днем, так как солдаты располагались прямо на проезжей части. Местные водители этого строго придерживались, и поэтому объезжали военный квартал далеко за его пределами. Мы же по долгу службы позволяли себе медленно объезжать вытянутые ноги сидящих непосредственно на асфальте: иной раз босые ноги детей, тапочки женщин, туфли проституток, разорванные сланцы друзей-молодежи, а иной раз и берцы бойцов, которые, как я уже упоминал, постоянно находились с оружием.

Что мне делать в этой ситуации. Были в моей практики случаи, когда кто-то из членов патруля категорически отказывался ехать в тот или иной район оперирования бандитов. Я поначалу с ними конфликтовал, недолюбливал и презирал, а сейчас думаю что они может быть были и правы. ООН ООНом а семья без кормильца - это трагедия. В системе ООН погиб офицер, и максимум краткое соболезнование от главы миссии и небольшая денежная компенсация. А вот семья может потерю кормильца и не пережить, особенно в бедных африканских странах. Думал об этом в то время и я. Развернуться и отъехать в сторону - пусть считает сам. В это тревожное время даже контингент на бронемашинах и тот все похерил: сидит за высоченным бетонным забором и пьет чай. Но так уж устроен наш мозг, мозг военного, что голова думает, а руки делают все не как говорит голова, а как положено, по-военному. Поэтому я выруливаю вслед за Де Моралесом в самое пекло военного бардака, типичного для всех вооруженных сил африканского континента.

Открывшаяся картина не вызвала удивления - все тот же разгул и посиделки на проезжей части. Только посторонних никого не было - солдаты сидели и болтали сами с собой. Де Моралес медленно подъехал к сидящим. Вот один из солдат, сильно шатаясь, встал и побрел по направлению к КПП. Наверно устал от выпитого и шиши, и обкуренный отправляется на покой, размышлял я про себя. Ведущий притормозил, так как второй боец также пошатываясь, потянулся за первым, таща шестиметровую ленту с патронами для ПК за собой. Де Моралес ждал, пока эта лента не освободит ему дорогу.

Внезапно один из двигающихся полуразвернулся к нам, затем опять пошел, а потом с удивлением, заново развернувшись, посмотрел прямо на нас "О, мать их, а это что еще за инопланетяне!" проорал он на лингала (перевод народный, близко к тексту, смоделированный по обстановке). Все сидящие вокруг замерли и медленно перевели на наши машины с пару десятков глаз. Если бы пьяный боец не обернулся, то все бы пронесло. Хотя мы проезжали и в двух метрах от них, но все они были наверно погружены в наркотическую дремоту и никто из них не реагировал на присутствие ООНовской машины непосредственно напротив их КПП, и даже у их ног - все солдаты сидели уткнувшись головами вниз и что то дружно хором мычали себе под нос.

Что бы разрядить обстановку, по крайней мере по моему мнению, Де Моралес остановился и вышел из машины. Начав с приветствия и тривиальных вопросов "как дела? как служба?" он поначалу завел даже разговор, угостив первых приблизившихся сигаретами. Все шло хорошо. Я по прежнему находился в машине, заблокировав двери и остановившись на соседней справа от ведущего полосе дороги, в десяти метрах от его машины, что бы в случаи непредвиденных обстоятельств иметь свободное для маневра пространство. Двигатель был включен и я чувствовал себя сравнительно в безопасности.

Неожиданно пулеметчик что-то стал кричать на Де Моралеса. Бойцы, находящиеся с ним рядом пытались его блокировать, но разбушевавшийся почти что прорвался к ведущему. Де Моралес не стал развивать ситуацию и, запрыгнув в машину, резко тронулся с места. Видя, что ведущий запрыгивает в салон тронулся и я, заблаговременно набрав скорость что бы быть ближе к нему. К счастью мы проскочили уже начавших группироваться солдат почти что одновременно, борт о борт. Оставаться на месте или сдавать назад показалось для меня опасным, и я принял решение двигаться вместе с командиром.

Гарнизон находился в квадрате Ассамблеи, вернее всего окружал его по двум частям периметра, и если возникали вопросы или разногласия, то мы составом патруля, в дневное время, принимали решение просто обогнуть его заново, двигаясь по квадрату выехать на то же место для уточнения обстановки. В это раз Де Моралес предпринял тот же маневр. Что он собрался делать, подумал я. Потерял что ли мобилу или Моторолу? Хрен с ними, жизнь дороже. Симпатизирующие минуту назад и одаренные сигаретами бойцы уже переагитировались разбушевавшимся пулеметчиком и наверняка ратуют за отмщение неизвестно за что, но то что по нашу душу это точно. Причем аргумент в виде ПК у обиженного бойца был более чем весомым.

Де Моралес все продолжал упорно двигаться к злосчастному КПП. Меня охватило какое-то наваждение. Я мог бы помигать ведущему переключением света фар, посигналить, обогнать его наконец, что бы понять, зачем мы второй раз лезем в пекло, что мы хотим изменить в этой ситуации, кому и чего доказать. Да, он нач. штаба бригады. Эта должность подразумевает точность в докладах, расчетах и оценке ситуации, скрупулезность в изучении боевых документов, умения руководить штабом и требовать от него выполнения поставленных задач и многое другое. Я тоже за порядок - планы, графики, листы учета, планы-календари, расчеты сил и средств, таблицы распределения и многое другое - все это мы проходили и уважаем не менее него. Но столь ли важно это сейчас. В эти минуты я думал о самой сущности миротворчества. Стоит ли его проводить методом силы, или как сейчас модно говорить "принуждением к миру". Ведь веками устоявшиеся культуры не сломать. Были и не такие деятели в истории африканского континента, которые обладали харизмой, имели тот же цвет кожи, были выходцами из своего же народа, имели государственные титулы и высочайшие воинские звания. Кому, как ни им проводить политику примирения между народами. Но не смогли. Не учли, что народ надо готовить к преобразованиям, воспитывать его, обучать, лечить, уважать, в конце концов. А не ставить "раком" силой приказов и давлением. Стоит ли вот так, нам, наехав на конголезцев огромной дезорганизованной военной машиной с буковками UN на бортах, пытаться что-то отвоевать, кого-то наказать, где-то что-то помирить, кого-то разъединить, что-то провозгласить. Ведь много раз я видел собственными глазами, как после раздачи мешков с мукой и рисом люди сжигали свои мотыги, начинали пьянствовать, рушили рыбацкие каркасы и многое другое, но все в том же духе. Зачем им было работать, когда ООН все им привезет, раздаст и даже подтащит к дверям их домов. Я много раз видел, как вся деревня сидела возле домов ни делая ни шагу на пути культивации земель, выращивания скота, строительству и облагораживанию своих жилищ. Все ждали дармовой жратвы. Стоит ли без изменения их сознания и культуры пытаться навести общий порядок, в короткие сроки научить их правильно жить, работать, обучать детей, лечить больных. Необходимо ли было завозить на отдаленный склад тонны муки, в районе расположения которого испокон веков не было электричества, а, следовательно, и ночного освещения, в тот склад, который был тут же разграблен, а охранявший его полицейский с наступлением тьмы немедленно ретировался домой, т.к. ночью в Конго, по его показаниям, "никто и нигде на улицу ночью не выходит". Получается что выходят, коль скоро так разграбили. Было ли так актуально создавать школу для детей из малоимущих семей, а по простому беспризорников, за счет ООН, не имея уверенности что деньги будут поступать регулярно, а не как оказалось на самом деле - эпизодически и только на время пребывания миссии. Стоило ли выделять деньги в местную убогую больницу, тем самым резко усилив приток больных для стационарного лечения, и потом внезапно выделение этих средств прекратить, так как ответственный за программу финансовой поддержки убыл в другую миссию, а новое лицо еще в курс дела не вошел, да и войти обещал лишь спустя полгода. Правильно ли было тренировать полицейских действиям по прекращению беспорядков с использованием спецсредств и экипировки и ничего из такого рода средств не выделить. Разумно ли было посетить местную тюрьму, расспросив всех без исключения заключенных о проблемах, все пообещать и ничего не сделать в ответ. Справедливо ли было посещать пивную, владельцем которой был местный комбриг, зная, что машины бригады он использует исключительно в целях снабжения этой пивной, не удосужившись даже прибыть в штаб за мизерным денежным содержанием своих подчиненных. Я думал о том, как я недолюбливаю этих "сладких мальчиков" из гражданских, прикрытых профессиональным статусом ООН, сидящих в шикарных кабинетах и в широких кожаных креслах, под струями кондиционеров, размышляющих о смысле миротворчества и бравурно докладывая результаты их, якобы успешной деятельности в штаб квартиру ООН в Нью-Йорке. Мне вспоминался один старый полковник из Ганы, который однажды открыто спросил нас, 50-60 офицеров-наблюдателей, о том, что сможет ли кто назвать ему хотя бы одну успешную миссию ООН, существующих или прекративших существование за всю новейшую историю мира. В ответ не было даже мычания - зловещая тишина. Я думал о том, что договоримся ли мы о чем-нибудь, даже в принципе, с голодными солдатами, созерцающими нас через стекла шикарных ООНовских внедорожников, покрытых изнутри легкой испариной от постоянно работающего кондиционера, с валяющимися нержавеющими термосами на заднем сиденье, упаковками Колы или Пепси, или просто бутылками ООНовской холодной воды. Сработает ли у них восприятие на высунувшиеся откормленные морды экипажей ООНовсих патрулей, залитые одеколонами и лосьонами известных брэндов, ответят ли они на рукопожатие ладоней, обрамленных тяжелыми "котлами" типа Сейко, Касио, Ситизен или Роллекс. Я точно знаю, что у меня бы не сработало.

Де Моралес отрабатывает маневр, и мы выезжаем опять на улицу, примыкающую к КПП. Мой взор устремлен на площадку, где находятся обкуренные солдаты. К счастью и безграничной моей радости их там уже почти никого не было. Мы спокойно приближаемся к КПП, и вдруг оттуда вываливаются те же двое: пулеметчик и второй, видимо его сподвижник, с Калашниковым наперевес. Пулеметчик стволом пытается преградить путь ведущему - опускает его в виде шлагбаума прямо перед капотом Де Моралеса. В этот раз ведущий принимает единственно правильное решение - придавливает педаль до полика и на "форсаже", с надрывом свиста дизеля вырывается далеко вперед. Пулеметчик, махнув от досады, что не успел зацепить машину командира, левой рукой согнутой в локте вверх, опустил ствол пулемета вниз. Второй боец принялся интенсивно исполнять ритуальный танец конголезских племен - согнувшись в спине принялся мелко притоптывать ногами на асфальте, вроде как бег на месте. Видел я этот танец не раз, означает он "имели мы вас всех" и "еще посмотрим кто кого".

"Молоде....."- начинаю я и вдруг осознаю, что за ведущим, прямо под ствол автомата и пулемета, вне своей воли надвигаюсь я. Руки автоматически начинают выкручивать руль влево, на разворот, но мозг не позволяет оттого делать, начиная анализировать обстановку и я впадаю в какую-то эйфорию. Мне стало как-то все безразличным, я почувствовал страшную усталость во всех уголках моего тела. В голове загудело, как будто я въезжаю в какой-то огромный тусклый подземный тоннель, и света в конце тоннеля пока не видно. Глаза стали видеть все происходящее в каком-то определенном ярко красном спектре. Я страшно удивился, куда это пропала моя близорукость, которая усугублялась с наступлением темноты. Я совершенно четко видел ствол АК бойца, с набитой для крутости на рукоятку затворной рамы гильзой, оборванный, связанный посередине узлом ремень его автомата, сточенный от старости приклад Калашникова, с разбитым отверстием вместо гнезда для пенала. Я видел, что у пулеметчика были оторваны пуговицы на рукаве полевой куртки, и она сползла у него вниз при поднятии левой руки, я заметил, что пулеметчик как-то странно держит ПК, не за ручку ствола и приклад, а за приклад и сведенные сошки ног, наверно тем самым обеспечивая себе просмотр подачи патронов из болтающейся ленты в приемник затвора. Мой мозг совершенно отчетливо просчитал движения бойцов после танца и осознал то, что они поймут, что у них появляется следующая цель, и пропустить ее будет для них позором, унижением и осуждением наблюдавших неподалеку сослуживцев. Я совершенно отчетливо предугадал, что поворачивать машину категорически запрещено, что подставленный в момент разворота борт в разы увеличит площадь и вероятность ее поражения. Я странным, но совершенно точным образом рассчитал время, которое мне потребуется для того, что бы позволить солдатам развернуть оружие в моем направлении, обеспечить их инертное движение в противоположную от меня сторону, и успеть в это время проскочить зону их кинжального огня.

По окончании танца оба бойца, как я и предугадал, с удивлением посмотрев в мою сторону, стали разворачивать стволы оружия на меня. Притормозив на долю секунды и убедившись, что угол между оружием и моей машины приближается к минимуму, я, переключившись на вторую передачу, с неистовой силой вдавил педаль акселератора до предела. К удивлению для себя я пригнулся почти вплотную грудью к рулевой колонке, словно всадник к гриве коня. Я толкал машину всем телом вперед, изгибая спину и живот, словно в меня вбили сзади копье, и успокоился лишь на третьей секунде ее разгона. Я приближался к критической точке аварийной ситуации, может быть одной из серьезнейших в моей жизни. И она неминуема начала свой отсчет.

30 метров до точки соприкосновения. Скорость 40 км в час. Бойцы показывают на меня пальцем и начинают поворот оружия в моем направлении.

20 метров. Скорость 55 км в час. Я ухожу за долю секунды на третью. Спасибо навыкам и опыту, все происходит мгновенно и точно, а главное без нервных срывов и неточных движений. Пулеметчик все-таки перехватывает ПК за рукоятку ствола и как-то неуклюже, шатаясь, на уровне ниже живота, начинает прицеливание в моем направлении.

10 метров. Скорость 70 км в час. Я пытаюсь вписаться между двигающимися поперек дороги бойцами и бордюром. Для этого оцениваю скорость движения бойцов, ширину оставленной ими для меня проезжей части и все нарастающую скорость моего автомобиля. В это же время бойцы пытаются начать разворот своего оружия по вертикальной дуге, что бы успеть открыть огонь по моей машине с тыла.

5 метров. Скорость 85 км в час. Бойцы дальше не идут, боясь попасть под колеса моей "Тойоты". Пулеметчик резко докручивает ПК переводя его из вертикального в горизонтальное положение. Второй, пытается снять Калашников с плеча, и перекинуть его движением руки в противоположном направлении.

0 метров. Скорость 95 км в час. Пик. Ground zero. Выстрел, второй. Касание. Щелкающий тройной звук ударов по обшивке машины. Неужели зацепили? По звуку автоматически фиксирую, что это не ПК. Увожу pуль чуть влево, пытаясь юзом подготовить машину для поворота направо, резко срываю pучник и кручу pуль вправо. Поворачиваю, сцепление уже выжал, вторую воткнул - правая pука на pучнике. Поворот почти закончен - отпускаю pучник, возвpащаю pуль на место - бpосаю сцепление. Готовлюсь нажать на тоpмоза - т.к. меня может понести боком: может не быть синхpонизации pуля с pучником, не так pезко повеpнул, лысая pезина и так далее...

Через пару секунд осознаю, что дорога заканчивается, и я рискую на такой скорости боком улететь в огород, размещенный в конце ребра квадрата периметра сектора и принадлежащего какому-то частному жилому владению. Давлю газ в пол. На долю секунды в зеркало заднего обзора замечаю, что бойцы опустили оружие и разочарованно разводят руками. Все. Проскочил!!!

Я почти что в миллиметры вписываюсь в радиус поворота по внешней траектории и с визгом шин заканчиваю маневр. Теперь я вне зоны досягаемости оружия конголезских бойцов. Притормаживая, выруливаю на освещенный проспект стадиона Киншасы. Машина Де Моралеса стоит уже припаркованной и сам ведущий мирно курит сигарету.

"Андрей, вроде где-то стреляли, ты не слышал?"- спокойно спросил меня командир.

"Да нет. Музыка громко работала, да и кондюк что-то сегодня загудел, барахлит что ли? По-моему все спокойно"- ответил я незаметно принявшись осматривать то место, где с минуту назад раздался звук тройного удара. На левом переднем крыле я увидел чуть заметные следы царапин на фоне пыли машины. Вероятно это была лента пулеметчика, чиркнувшая о мой борт. Уж очень он лихо ее пытался развернуть. Вот она как кнут пастуха и стукнула с лету о мое крыло. В том что пули не задели мою "Тойоту" я был уверен почти что на сто процентов. Стук пуль совсем в этом случаи иной, и я его отлично знаю и могу распознать.

"Ну что Андрей! Все о'кей. О том, что было в колонне ты уж не распространяйся. Все бывает".

"Да нет Сэр, могила. Да и не было ничего серьезного"- вторил я Де Моралесу.

"Ну что ж. Я думаю все было не напряжно. Спокойной ночи и приятных снов"- попрощался Де Моралес и запрыгнув в машину дал газу, помигав мне на прощание всеми сигналами аварийной остановки.

"Прощай, прощай, Сэр, и тебе приятных снов. А все таки на хрена ты меня потащил на второй круг да при этом еще и смотался, подставив меня под стволы одурманенных наркотиками бойцов?"- вопрошал я про себя. "Ну да ладно. Не в первой. Прорвемся. Победа не у того у кого сила, а у того у кого правда, как говорил Суворов!"- успокоил я себя и, превозмогая внезапно появившуюся боль в локтевых суставах, скорее всего от мертвой хватки за руль, имевшей место всего несколько минут назад, я тронулся в путь к себе домой.

Припарковав машину в подземном гараже я поднялся на лифте и, открыв, почему-то незапертую дверь апартаментов, пронаблюдал на столе сабантуя полный погром. Все было съедено, выпито до последней капли и перевернуто вверх дном. Было очевидно, что сотоварищи убыли на "стоянку торпедных катеров".

Я был удручен, смертельно уставшим и голодным. Сняв с себя куртку, я завалился прямо в берцах на кровать. Немного отдохнув, я почувствовал, что меня гложет какая-то навязчивая мысль. О! Понял! Возникла необходимость проверить наличие стопарика. Вдруг он все еще цел. Я тотчас бодро подскочил и прыжками прибыл на кухню. В укромном месте все также стоял стопарик, исключительно приветливо смотря на меня. Конечно он был не такой запотевший и даже уже теплым, но я ему был бесконечно рад. Вытащив его из укрытия, и рассмотрев его вокруг, я с великим наслаждением вдохнул его содержимое, поцокал губами и исключительно медленно влил его во внутрь. Какой я ощутил вкус. Это был недостижимый доселе моему сознанию аромат паленой вонючей подделанной польской водки "Столичная" за который я, что бы продолжить, не задумываясь, отдал бы денег в эквиваленте паре бутылок дорогостоящего французского коньяка. Через мгновенье мне стало легче, затем вообще хорошо, а потом стали преследовать мысли, а не податься ли мне на поиски соотечественников. Удивительно, что 50 грамм спиртного сделали свое дело. Обычно эффект наступал после 150-200 грамм. Все таки не легок был сегодняшний патруль, ой не легок. Поэтому и водка так быстро сделала свое дело - организм просто уже был не в силах сопротивляться чему-либо. Отказавшись от варианта убытия по следам соотечественников, я, умывшись убыл спать и, засыпая даже подумал: "А все таки хорошо что Де Моралес мне позвонил. Не было бы патруля - не распознал бы вкуса отвратительной поддельной водки".

Вот так и жили. Сегодня ты миротворишь с надутыми от важности щеками, периодически после работы отдыхаешь в бассейне, ужинаешь в дорогом китайском ресторане, или беседуешь с местными девушками в баре, а завтра ты ноль, ты ничто перед неграмотным грязным и голодным бойцом местной армии, который запросто подравнял твои шансы на жизнь, и даже не подравнял, а лишил их всех разом и за какой-то миг времени. Как сказал великий философ Хайям "твой приход и уход не имеют значения, просто муха в окно залетела на миг". И в этом есть доля истины.

Комментарии: 8, последний от 05/09/2010. © Copyright Каланчин Андрей Николаевич (akalanch@hotmail.com) Размещен: 11/05/2008, изменен: 19/11/2012. 90k. Статистика. Рассказ: Африка Годы событий: 2005	Оценка: *6.1025** Ваша оценка:
Аннотация: События в Киншасе.

Каланчин Андрей Николаевич Один день из жизни военного наблюдателя. Киншаса. Ночной патруль.

Каланчин Андрей Николаевич
Один день из жизни военного наблюдателя. Киншаса. Ночной патруль.